Танцы на быках (СИ)

Глава III

Проснувшись, Бранвен некоторое время нежилась в постели, наслаждаясь теплом и покоем. Потом открыла глаза и увидела солнечный луч. Он всегда проникал в щелку ставня и устраивался на подушке. Только в зимние дни предпочитал сидеть на каминной полке. Когда Бранвен была маленькая, она думала, что луч подбирается ближе к камину, чтобы согреться, ведь ему приходилось бежать от солнца до спальни по морозу. В луче плясали пылинки — маленькие, меньше просяного зернышка, золотистые, как угри, и такие же юркие. Бранвен попыталась вспомнить, что ей снилось, но почему-то в голове вертелись лишь танцующая Мол-Меха и крылатый народец. Проснулась Ллинет и на цыпочках начала убирать матрас, скатывая его валиком, натянула платье и заплела косы, упрятав их под чепец.

— Уже пробудились, миледи? — спросила она, заметив, что глаза у Бранвен открыты. — Подать вам ночную вазу?

Воспоминания о сновидениях растаяли, спать больше не хотелось, и Бранвен откинула одеяло, потягиваясь и позевывая.

Ллинет принесла изящный фарфоровый горшочек, крышку которого украшали два милующихся лебедя, и поставила у кровати.

— Погода сегодня — как в мае, — сказала она, снимая ставень. — Посмотрите, миледи, солнце прямо играет!

— Ну и к чему было совершать такую подлость? — раздался вдруг недовольный мужской голос, и Бранвен, пискнув, юркнула обратно под одеяло.

На лавке ворочался вчерашний кошмар — голый черноволосый человек. Нет, не человек — сид! Эфриэл. Перед мысленным взором Бранвен мгновенно пронеслись события минувшего дня, и даже коленки задрожали, хотя она вовсе не стояла на ногах.

Солнечный свет, хлынувший в окно, потревожил сида. Он недовольно морщил нос и тер переносицу, сдерживаясь, чтобы не чихнуть. И ворчал, ворчал, как столетний старик:

— Мало того, что эта нелепая великанша топает, будто гренадер, так еще и окна нараспашку! Эй, маленькая леди, скажи, чтобы она убралась и дала поспать!

— Не сделаю ничего подобного, — отрезала Бранвен. — Мне надо умыться и одеться.

— Что, миледи? — Ллинет оторвалась от созерцания прекрасного утра. — Вы хотите одеться сейчас?

Бранвен прикусила язык.

— Нет, оденусь позже, — сказала она. — Подай халат и согрей воду.

Служанка достала из комода шелковый зеленый халат и помогла Бранвен его надеть, расправляя складки на изумрудной ткани. Потом наступила очередь домашних туфель, сшитых из мягкой кожи, и опушенных мехом вокруг щиколотки. Потом Ллинет перевязала волосы Бранвен лентой пониже затылка, чтобы не мешали во время утреннего туалета, и отправилась в кухню за горячей водой для умывания.

— Судя по хмурому личику, ты все еще не готова отправить меня домой, — заметил Эфриэл, зевая и почесывая шею.

Он был не в лучшем настроении. Ночью он предпринял пару попыток забраться к несговорчивой леди в постель, но был с позором изгнан. Впервые за всю его долгую жизнь женщина поворачивалась к нему спиной и просила оставить ее в покое, обидно зевая при этом. К счастью для его самолюбия, упрямая девица напрочь позабыла о ночных посягательствах, иначе было бы совсем противно.

— Отправить домой? Тем способом, что ты предлагаешь — точно нет, — заявила Бранвен, желая прекратить бесполезный спор. — Но я знаю, что предпринять.

Она села за стол, на котором стояли письменные принадлежности — чернильница и стакан с гусиными перьями, здесь же были нож для очинки и деревянная палочка для исправления ошибок. Достав пергамент, Бранвен приколола его к столешнице и открыла чернильницу.

— Я тоже знаю, что предпринять, — сид поднялся с лавки и потянулся всем телом, хрустнув суставами. — Прежде всего, надо прогуляться до нужника.

— Что?! — Бранвен вскинула голову и тотчас ахнула, спрятав лицо в ладонях.

Сид недоуменно воззрился на девушку, не понимая ее поведения.

— Эй, — позвал он, — что случилось? Я думал, ты еще вчера привыкла к моей неземной красоте.

— Почему ты… почему ты всегда… Всегда такой?! — чуть раздвинув пальцы, Бранвен указала на его поднявшийся член.

Наслаждаясь ее смятением, Эфриэл прошелся мимо стола туда-сюда, не скрывая природных достоинств.

— Только в окно не прыгай с перепугу, — сказал он насмешливо. — И не приписывай все на свой счет. Ты хоть и красотка, но сейчас моего младшего брата заботят вовсе не постельные забавы с тобой. Хоть я и принадлежу к другому народу, потребности у меня человеческие. Поэтому веди к нужнику и не затягивай, я долго терпеть не намерен.

Тут ему на глаза попалась ночная ваза с лебедями.

— Клянусь холмами Дананы! Ты и мне предлагаешь справляться сюда? Как же надо исхитриться, чтобы в него попасть? Нет, мне больше нравится вот этот сосуд, а не тот наперсток, — и он шагнул по направлению к высокой напольной вазе, расписанной оранжевыми фигурами по черному лаковому фону.

— Не смей! — взвилась Бранвен, мигом отняв руки от лица. — Ей сотни лет! Пятерых таких, как ты, не хватит, чтобы оплатить ее стоимость!

— Тогда веди, — сид учтиво указал на дверь.

— А сам сходить ты не в силах? Спускаешься на первый этаж, там маленькая дверь под лестницей…

— Далеко? — деловито осведомился сид.

— Нет, если одолеешь шагов пятнадцать!

— Тогда в силах, — кивнул он.

Насвистывая, он вышел из спальни, и некоторое время Бранвен слышала, как он шлепает босыми ступнями по каменному полу. Она тут же заперла дверь на засов изнутри. Вот и все, пусть сидит в коридоре, несносное привидение! Там ему самое место.

Она с ненавистью посмотрела на фарфоровый горшочек и задвинула его поскорее под кровать. Потом снова села за стол и решительно принялась затачивать гусиное перо. От этого занятия ее отвлекло знакомое насвистывание. Дверная ручка пару раз дернулась, а потом сид преспокойно прошел сквозь двери.

— От кого заперлась, красотка? — полюбопытствовал он. — Не от меня ли?

— Зачем же ты выходил через дверь, если мог пройти сквозь нее! — от досады Бранвен едва не полоснула ножом по пальцу.

— Терпеть не могу проходить сквозь двери. И сквозь стены, — Эфриэл уселся на лавке, лениво посматривая на девушку. — Тебе бы тоже не понравилось. Чувство такое, словно тебя протаскивают в щелку за волосы. И с людьми то же самое, так что не устраивай больше пакостей, используя свою толстозадую служанку.

Бранвен не ответила, обмакивая перо в чернила.

— Что это ты там придумала?

— Я напишу старшей сестре. Она просвещена в вопросах колдовства и поможет найти способ отослать тебя из нашего мира.

— И что же напишешь?

— Чистую правду. О том, что я прочитала непонятное заклинание, и появился ты.

— Глупая выдумка. На редкость глупая. На месте твоей сестры, я бы написал ответ твоей матушке… чтобы она определила тебя в монастырь, где держат умалишенных.

— Придержи язык! — Бранвен так и вспыхнула, но перо отложила.

Несколько минут она сосредоточенно изучала чистый пергаментный лист, а потом вздохнула:

— Пожалуй, ты прав. Я не стану посвящать ее во всю историю. Напишу, что нужна помощь…

Прикусив от усердия язык, она старательно вывела имя сестры и приветствие. Эфриэл не мешал, но выражение лица у него было такое, будто он наблюдал за бестолковыми играми детишек.

Бранвен решила не обращать на сида внимания. Пусть изображает из себя кого ему угодно. Написать Айфе — хорошая задумка, что бы ни говорило некое противное существо.

«Айфа! Привет из Роренброка посылает тебе Бранвен, — писала она. — Сегодня, в двадцатый день августа я отправляю тебе письмо с просьбой о помощи. Не волнуйся, ничего страшного не произошло, и все в Роренброке живы и здоровы. Но кое-что беспокоит лично меня, и сама я не в силах преодолеть затруднения. Памятуя, что ты знаешь много древних заклинаний и всегда интересовалась колдовским искусством, прошу тебя приехать как можно скорее. Моя свадьба с лордом Освальдом назначена на девятый месяц, и мне хотелось бы разрешить все вопросы до того, как я отправлюсь в Аллемаду, в дом мужа. Искренне преданная и любящая тебя сестра — Бранвен Роренброк».

Перечитав послание, Бранвен осталась довольна. Написание писем никогда не являлось ее сильной стороной, но в этом письме удалось все — и слог, и грамотность. Дождавшись, пока чернила высохнут, она свернула письмо трубочкой и перевязала витым шнурком, но запечатывать не стала.

Эфриэл скучающим взором следил, как муха ползает по квадратным пяльцам с незаконченной вышивкой.

— Мне надо отнести письмо. Я хочу, чтобы его отправили сегодня же, — Бранвен мимоходом взглянула в зеркало, пригладив волосы и запахнув халат на груди. — Прошу, веди себя тихо и не приставай к моей служанке, если она вернется раньше меня.

Развернувшись на пятках, она вышла из спальни и направилась по коридору в южное крыло, где располагались покои графини Роренброк и ее слуг. Дверь спальни немедленно скрипнула, и за спиной раздались шаги. Вернее, шлепанье босых ступней. Бранвен оглянулась: сид непонятно зачем потащился за ней, позевывая и не утруждая себя прикрывать рот.

Заметив ее взгляд, он вдруг заозирался по сторонам и сказал:

— Что за отвратительное место? Вот это кладка! Так две тысячи лет назад строили свинарники. А это разве окна? Узкие, без стекол. Ну и свищет тут зимой ветер, наверное! Ни ковров, ни разноцветных витражей… А это что? Вы пользуетесь факелами, а не лампами? Пещерные люди!

Бранвен призвала себя к спокойствию. Отвечать на хамство она опасалась — здесь всюду шныряли слуги, и гневные речи с пустым местом стали бы достоянием всего замка. И вправду, не оказаться бы в монастыре Сен-Вейр, куда отправляют душевнобольных.

Постучав в покои матери, Бранвен дождалась, когда появилась горничная и передала письмо:

— Алейна скажи матушке, что я хотела бы отправить письмо сегодня же. Дело не срочное, но для меня это очень важно.

— Почему бы тогда не отправить письмо самой? — высунулся из-за ее плеча сид. — К чему все эти передачи и просьбы? А, постой, постой… Я догадался. Любезная мамочка следит за вами почище любого шпиона? Вот так дела!

И всю дорогу обратно он на разные лады насмехался над тем, что взрослые девицы таскают любую записку родительнице:

— Это же надо, куда меня занесло! Маменькина дочка не смеет шагу ступить без разрешения, куда уж ей полюбить мужчину. Тут нужна смелость, а ты — трусливее таракана, удирающего в щель.

«Тут нужна распущенность, которой у тебя хоть отбавляй», — мысленно огрызнулась Бранвен, одновременно улыбаясь даме Клотильде, которая в сопровождении помощниц направлялась к леди Роренброк, чтобы помочь той одеться к завтраку.

Вернувшись в спальню, Бранвен захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной.

— Послушай ты, — начала она, буравя Эфриэла взглядом, — ты — самое противное и мерзкое существо, которое мне доводилось встречать. И я не потерплю, чтобы ты оскорблял моих родных, мой дом и… — она осеклась, потому что сид тут же пристроился рядом, уперевшись локтем в косяк, и принялся заглядывать ей в глаза, зазывно улыбаясь.

— Твой дом и… Продолжай, продолжай, малышка, — участливо подсказал он. — Что же ты замолчала? Я весь во внимании. Когда ты сердишься, то становишься соблазнительной и желанной, как горячая булочка. Знаешь, такая маленькая, румяная и весьма мягонькая в некоторых местах…

Тут он положил руку Бранвен на грудь и поцеловал в шею.

— Что творишь?! — Бранвен оттолкнула его и убежала под сомнительную защиту спинки кресла, сердце бешено колотилось.

— Тебе что-то не нравится? — хитро спросил он.

— Мне все не нравится!

— Тогда надо побыстрее избавиться от меня. Как ты думаешь? — он кивнул в сторону кровати. — Зачем омрачать твою прекрасную предсвадебную жизнь?

— Ты опять за свое! — Бранвен молитвенно подняла руки. — Как ты не понимаешь. У меня есть жених и я не испытываю никакого желания отдавать тебе то, что уже пообещала ему.

— Неужели, он красивее меня? — в голосе сида зазвучали опасные чарующие нотки.

Бранвен поспешила прикоснуться к мощам святой Голейдухи, чтобы избавиться от искушения.

— Нет, не красивее, — признала она. — Но разве в красоте дело?

— А в чем же? Скажи еще, что тебя возбуждают тощие книжные черви, и я в лицо назову тебя лгуньей, — фыркнул Эфриэл.

— Не страстью жив человек, — покачала Бранвен головой.

В спальню протиснулась Ллинет, таща свежее полотенце, серебряный таз для умывания и кувшин горячей воды.

— Готово, миледи, — радостно оповестила она, — сейчас мы вас умоем и причешем. Я замешкалась, вы уж простите, но повариха готовит такой сырный пирог, что не смогла уйти, пока его не вытащили из печи! — она засмеялась громко и заливисто.

— Чудесно-расчудесно, — проворчал Эфриэл, удаляясь в угол с таким кислым видом, словно выпил уксус.

На лице Бранвен тоже не было ни тени улыбки. Она умылась, надела при помощи служанки утреннее платье, уже не слишком заботясь прятаться от духа, и села на стульчик перед зеркалом, чтобы Ллинет могла расчесать и подобрать ей волосы.

— Говорят, ночью прилетел голубь из столицы, — сказала Ллинет, расчесывая пушистые русые пряди.

— Письмо от лорда Освальда! — воскликнула Бранвен, хватаясь за сердце.

— Да, от вашего жениха, миледи! — Ллинет так и сияла, довольная, что первой выложила госпоже такую потрясающую новость.

— Это значит… значит, что не сегодня-завтра он будет здесь, — Бранвен посмотрела в зеркало и встретилась взглядом с Эфриэлом. Нет, Айфа никак не успеет прибыть раньше орда Освальда. Она едва не застонала от отчаяния.

— Ты как будто не рада? — сид сразу же заметил ее смятение. — А вот я с удовольствием посмотрю на твоего жениха. Наверное, он старый, лысый и мучается подагрой. Пара как раз по тебе.

Бранвен поджала губы. Какой разительный контраст с тем, каким он был вчера. Скорее всего, притворялся, чтобы затуманить ей разум и вернуться в свой мир без промедления. А сегодня показал истинное лицо. И его настоящая физиономия была не из приятных.

— Если сказать нечего, значит, я угадал, — Эфриэл понял ее молчание по-своему. — Когда там утренняя трапеза? Я голоден и мечтаю подкрепиться. Вчерашняя еда была для кроликов, а не для волков.

И он даже подмигнул ей. Бранвен зарделась и дала слово не разговаривать с ним ни при каких обстоятельствах.

К завтраку она явилась первая, чего раньше почти никогда не случалось. Она сидела, как на иголках, потому что Эфриэл без раздумий пристроился на подлокотнике ее кресла, и Бранвен пришлось нарушить обязательство молчания.

— Мне неприятно, что ты здесь сидишь, — сказала она, стараясь не коситься на мускулистое бедро, которое находилось на расстоянии двух пядей от ее лица. — Не мог бы ты встать сзади?

— Еще чего! — воспользовавшись тем, что слуги вышли, Эфриэл мигом проверил содержимое всех мисок и тарелок на столе. — Что тут у нас? Креветки… вареные яйца… груши в меду… Что за гадость, клянусь всем вороньем этой паршивой страны? А где мясо? Сочное, жареное мясо? Где лепешки? Разве можно наесться этими штучками? — он подозрительно принюхался к гренкам, зарумяненным на огне до золотистой хрустящей корочки. — Да через них читать можно!

И не успела Бранвен ахнуть, как он сжевал четыре гренки, заел их нежнейшими креветками в горчичном соусе и отхлебнул сладкого грушевого напитка прямо из общего кувшина.

— Еда — дрянь, и питье не очень, — заявил он, деловито работая челюстями. — Триста лет назад с кормом у людей было гораздо лучше. Или вы благородные, но бедные?

— Немедленно прекрати! — зашипела Бранвен, отирая салфеткой край кувшина и закрывая крышками блюда. — Соблюдай хотя бы видимость приличия!

— Кажется, ты недовольна? — осведомился сид, снова прикладываясь к кувшину.

Бранвен принялась отбирать у него кувшин, и именно за этим занятием ее застали близнецы.

— Ты что это делаешь, Бранвен? — удивилась Тигриша, расправляя юбку и усаживаясь слева от сестры, на скромный деревянный стул без спинки. — Вот увидит матушка, что кушаешь без разрешения… — она коснулась колена Эфриэла и передернула плечами. — Холод-то какой. Вот и осень близится.

Киарана посмотрела подозрительно, потому что в трапезном зале жарко пылал камин, и даже сквозняки от окон и дверей не долетали до стола. Но не в правилах Киараны было говорить без причины. Поэтому она промолчала и заняла место справа от Бранвен, придвинув такой же простой стул, что у Тигриши. За столом в креслах полагалось сидеть лишь самой леди Дерборгиль и почтенным леди и лордам из числа гостей, а с недавних пор кресло полагалось и Бранвен — как невесте. Все остальные не смели даже подложить на стул подушку.

Эфриэл внезапно отпустил кувшин, и Бранвен, не рассчитав силы, едва не выронила его, расплескав часть напитка на стол.

— Какая же я неловкая, — покаялась она перед сестрами, спеша уничтожить следы преступления.

— Ля-ля-ля! — передразнил ее тонким голоском Эфриэл. — Так мы и кушать боимся без строгой мамочки? Хорошо хоть до отхожего места ты ходишь без ее разрешения.

Бранвен смотрела в тарелку прямо перед собой, чувствуя, как предательская краска заливает не только щеки, но и уши.

— Ах да, как же я забыл… у миледи для этих целей есть фарфоровый горшочек с птичками.

Бранвен не выдержала и стукнула ладонью по столу. Тигриша и Киарана, разговаривавшие о предстоящем девичнике, немедленно замолчали.

— Ты тоже думаешь, что не надо звать Мод? — спросила Тигриша. — Я всякий раз, когда вижу ее, хохочу, как сумасшедшая. Пусть сидит дома, еще гостей испугает.

— Не говори так, — строго одернула ее Бранвен. — Пусть Мод не очень хороша собой, но она добрая и веселая. Я обязательно позову ее. Без нее и праздник не будет праздником.

Тигриша закатила глаза, но спорить с сестрой не стала.

Прибежал Найси, а за ним спустилась и леди Дерборгиль, наряженная, словно к трапезе ожидали короля. Дети приветствовали мать поклонами и чинно уселись, сложив ладони и приготовившись к молитве.

— Киарана, сегодня твоя очередь читать, — изрекла леди Дерборгиль, передавая младшей дочери молитвослов.

Киарана открыла нужную страницу и начала благодарственную молитву. Голос у нее был звучный, сильный, и слова она произносила размеренно, нараспев, еще лучше, чем клирики в столичном соборе. Леди Дерборгиль кивала в такт стихам, но когда Киарана закончила, сделала замечание:

— Не прожевывай последнюю фразу. Неужели ты так голодна, что не можешь должным образом дочитать святые слова? Замечу, что в Эстландии сотни бедняков, которым в день достается всего по корке сухого хлеба, а иногда они не получают и этого, но их набожность вошла в поговорку. Ибо говорят, что только бедняк и верит. Запомни это и не позорь нашу фамилию недостойной поспешностью. Ибо где поспешность, там и жадность.

— Да, мама, — униженно склонила голову Киарана.

Бранвен под столом нашла ее руку и пожала, чтобы приободрить сестру. Пальцы Киараны были холодны, как снег, и на рукопожатие она ответила вяло.

Леди Дерборгиль тем временем взяла тончайшую гренку, намазала ее сладким коровьим маслом и положила сверху ложечку ежевичного джема. Когда он откусила и прожевала первый кусочек, дети тоже потянулись к еде. Найси требовал всего и помногу. Он баловался, но леди Дерборгиль смотрела на его шалости снисходительно. Впрочем, лорда Роренброка любили и баловали все в замке. Найси был наследником, последним из детей, долгожданным сыном, и почти совсем не помнил отца. Бранвен тоже жалела его и теперь, когда ей предстояло навсегда покинуть Роренброк, была с братом особенно предупредительна.

— Какой противный мальчишка, — заметил Эфриэл, когда Найси опрокинул молочник и швырнул хлебным катышком в служанку, поставившую на стол сырный пирог с яичными желтками.

Бранвен кашлянула, надеясь, что сид поймет неуместность своего замечания, но он не унимался:

— Хороший подзатыльник мигом улучшил бы его воспитание, а пинок сделал наполовину шелковым, наполовину золотым. Но чего ждать от курятника? Орлы среди куриц не вырастают.

Не сдержавшись, Бранвен ущипнула его, благо он продолжал сидеть на подлокотнике ее кресла. Сид засмеялся, потирая пострадавшее место.

— Могу я расценить этот жест, как заигрывание с вашей стороны, миледи? — спросил он. — Валяй, щиплись дальше. Это так мило, будто меня перышком щекочут.

В этот раз Бранвен не могла проглотить ни кусочка, и не потому, что несносный Эфриэл перепробовал ото всех блюд. Она все время ждала, что мать заговорит о письме от лорда Освольда, но леди Дерборгиль не сказал об этом ни полслова. Она справилась у дочерей, как те провели ночь, заметила, что Бранвен слишком бледна, Тигриша слишком неопрятна, а Киарана мрачная, как фамильное привидение.

Упоминание о привидении заставило Бранвен вздрогнуть, она неловко дернула рукой, и кубок зазвенел о тарелку.

— Ах, какая ты растяпа! — сделала замечание леди Дерборгиль. — Сделай одолжение, моя милая, не слишком витай в облаках, когда появится твой жених. Мечтательность хороша в женщине, если видна только в глазах. В остальном же она будет помехой.

— Я запомню, мама, — пробормотала Бранвен.

— Какая разница между ведьмой и твоей матушкой? — спросил Эфриэл и сам же ответил: — Только одна — ведьмы не носят генин.

Еле дождавшись окончания трапезы, Бранвен быстро поцеловала мать и убежала к себе. Эфриэлу тоже пришлось пробежаться, и он был недоволен.

— Вообще-то, я не бегаю после того, как поел, — заметил он. — Даже если еда была вроде тюремной баланды.

— Вообще-то, следует вести себя прилично, — Бранвен ткнула пальцем ему в грудь. — Даже если ты — призрак, это не дает тебе права так бесчестить мою семью!

Сравнение с призраком сиду не понравилось, он так и вскинулся, и Бранвен втайне порадовалась, что смогла его уязвить. Порадовалась и ужаснулась одновременно. Только вчера это наказание свалилось на ее голову, и вот уже она кричит, язвит и радуется, что смогла кого-то обидеть. Ведет себя недостойно благородной леди. А недостойное поведение — путь в бездну.

Она долго молилась, читая шепотом священные стихи, а Эфриэл изнывал от безделья, валяясь на лавке. Пытаясь помешать Бранвен, он начал петь песни весьма неприличного содержания. Это подействовало, и Бранвен захлопнула молитвослов.

— Сыграем в шатрандж? — предложила она. — Если выигрываю я, ты молчишь до вечера.

— Что это такое? Покажи, — потребовал сид.

Она тут же достала доску, расчерченную на темные и светлые квадраты, и коробку с фигурками — от пеших солдат до всадников, короля и боевых башен. Сид быстро уяснил правила, и они принялись за игру.

Бранвен была раздражена и проиграла ему три первых партии, осыпаемая насмешками и шутками по поводу женского умения. Но игра привела в порядок мысли, и три следующие партии она выиграла. Причем, одну — всего за шесть ходов. Вопреки ее ожиданиям, Эфриэла это не разозлило. Она даже прочитала в его взгляде что-то вроде уважения.

— Когда услышала, что твой жених задержится в пути, почему обрадовалась? — спросил Эфриэл словно бы между делом, расставляя фигурки на доске для новой игры.

Вопрос застал Бранвен врасплох, и она выронила короля, которого собиралась поставить на темную клетку.

— Плохой знак, — не преминул позубоскалить сид. — Проиграешь. Так почему?

— Потому что хочу, чтобы Айфа успела приехать до лорда Освальда, — сказала Бранвен. — Она поможет разрушить заклятие, что я прочитала, чтобы ничего не омрачало свадьбы.

— Разумно, — похвалил Эфриэл. — Мне тоже не хочется тащиться в Аллемаду.

— Даже если… даже если Айфа не приедет вовремя, ты со мной не поедешь! — возмутилась Бранвен. — Здесь у меня еще получится тебя прятать, но когда выйду замуж — не могу и не хочу иметь подобные тайны от мужа! Ты останешься здесь. Я откроюсь Тильде, или Тигрише, чтобы они позаботились о тебе до приезда Айфы.

— Значит, ты отправишься с муженьком в Аллемаду, а меня перепихнешь на руки няньке? — развеселился Эфриэл. — Хитра, леди Рорен, ничего не скажешь.

— Фамилия моего рода — Роренброк, — напомнила Бранвен.

— Если честно, не хочу засорять голову человеческими именами, — заявил Эфриэл, делая первый ход. Только ты зря думаешь, что избавишься от меня. Один из пунктов заклятья (и надо сказать, очень удобный для меня) — то, что я не могу отойти от тебя дальше, чем на тридцать локтей.

— Тридцать локтей? — на этот раз Бранвен уронила советника. Фигурка покатилась по доске, упала на пол и благополучно закатилась под кровать.

— И ни локтем больше, — с уморительной серьезностью подытожил Эфриэл.

Поиски советника дали Бранвен время обдумать новый «подарок» призывающего заклинания. И чем больше она раздумывала, тем страшнее становилось. Если так, получается, что она и сид привязаны невидимыми узами, пока он находится в этом мире. И избавиться от него не удастся, пока за дело не возьмется Айфа.

— Вот ведь огорчение, — сказала она, возвращая советника на место. — Я хожу конем. Угроза твоему королю.

— Это все? Все, что ты можешь сказать? — Эфриэл передвинул короля, угрожая уже коню. — Смотри, сейчас поймаю твою лошадку, и ты проиграешь.

Бранвен вывела на срединные клетки боевую крепость, и Эфриэлу пришлось ретироваться и строить новые планы относительно нападения на черного коня.

— Между прочим, что с твоими царапинами? — Бранвен указала на правую щеку. — Еще утром они были видны, а теперь остались только два шрама, да и те исчезают на глазах. Это одно из свойств сидов? Быстро заживлять раны? Как же вы тогда проиграли людям в войне? Такие могучие, умные и сильные.

Эфриэл ответил не сразу. Казалось, он внимательно изучал положение фигур на доске. Потом взял в плен пешего солдата.

— Не всегда побеждают сильнейшие, — сказал он. — Предупреждаю, возьму твоего короля через два хода.

Но отыграться он не успел — явился посыльный от леди Дерборгиль. Приехала портниха, и Бранвен просили придти.

— Веди себя прилично, — попросила она сида, не надеясь, что он прислушается.

Большой зал весь был заставлен шкатулками с лентами, всюду валялись разноцветные отрезы шелка, бархата и камки, и среди этого великолепия в высоком кресле, как на троне, восседала леди Дерборгиль. Она велела портнихам раздеть девушку до нижней рубашки и приступать к примерке.

— Забыла сказать, моя дорогая, — сказала вдовствующая графиня, внимательно изучая ткань, которую ей поднесли, — печальные вести пришли из столицы. Умерла троюродная бабушка нашего короля. Лорду Освальду пришлось задержаться. Он будет участвовать в траурном шествии, да и король нуждается в утешении и поддержке. Лорд Освальд просит прощения и обещает приехать только через две недели. Придется отложить свадьбу. Ах, какое разорение! Что делать с перепелами — ума не приложу. Придется коптить, как ты считаешь?..

Но Бранвен облегченно вздохнула, услышав, что жениха задержали обстоятельства. Только бы Айфа успела приехать до его появления!

Портниха и ее помощницы суетились вокруг невесты, набрасывая ей на плечи ткани голубого цвета разных оттенков. Так повелось в Эстландии, что невеста должна предстать перед алтарем в голубом платье. Леди Дерборгиль велела распахнуть окна, чтобы было достаточно света, и придирчиво разглядывала каждый лоскут.

— Нет-нет, Сорша, этот слишком темный. А у того — зеленоватый оттенок, моя девочка сразу стала похожей на моль.

— Так ты отправишь меня обратно? — спросил Эфриэл, становясь рядом с Бранвен.

— А вот этот оттенок подходит идеально, — сказала леди Дерборгиль, когда на Бранвен набросили отрез ткани цвета майского неба.

Лазурные волны скрыли девичью фигурку от плеч до пяток. Портниха носилась вокруг, делая защипы на ткани.

— А без него было бы лучше. Без платья, — мурлыкал на ухо девушке Эфриэл.

— Диадему украсим топазами, — продолжала графиня. — Дитя мое, почему ты все время краснеешь? Ты нездорова? Тогда отложим примерку. Иначе я опасаюсь, что мы не подберем цвет верно.

— Нет-нет, матушка, — поспешно ответила Бранвен. — Здесь просто очень душно.

— Душно? — графиня окинула взглядом открытые окна и велела слугам: — Принесите родниковой воды и обрызгайте пол.

— Может, признаешься честно, что это я тебя так распаляю? — продолжал нашептывать Эфриэл.

Не глядя на него, Бранвен еле заметно покачала головой.

— Лгунья!

Она улыбнулась.

— Посмотрим, как сейчас заговоришь… — Эфриэл взял Бранвен за руку.

Девушка попыталась освободиться, но хватка у духа была железная. Бранвен пришлось сдаться, чтобы матушка не заметила, как она судорожно дергает рукой из стороны в сторону. Воспользовавшись этим, Эфриэл тут же положил ее руку на свой член и сжал пальцы поверх руки Бранвен, заставляя ее скользить по его мужскому орудию от навершия до основания и обратно. Плоть его тут же запульсировала, налилась кровью и отвердела.

Бранвен задышала коротко и часто, замерев, точно цыпленок перед коршуном. Продолжая эту сладостную пытку, Эфриэл не знал, кого он мучит больше — ее или себя. Он не сдержал стона, потому что нежная ручка могла довести до экстаза любого, даже Мак Ога, бога любви.

— О, прекрати! Сейчас я сойду с ума! — вскричала Бранвен.

Графиня удивленно воззрилась на дочь.

— Нет, мама, это не тебе! Я… задумалась.

— По-моему, ты и вправду нездорова, — сказала графиня. — Не будем тебя утомлять. Прекращаем примерку, благо, время терпит. Отправляйся к себе и отдохни.

— Я хорошо себя чувствую…

— Иди и отдохни, — повторила леди Дерборгиль ласково, потрепав Бранвен по щеке. — Когда приедет лорд Освальд, ты должна сиять! Я прослежу, чтобы ты сегодня не вставала с постели.

— Не беспокойтесь, матушка, я за этим прослежу лучше вас, — пробормотал Эфриэл, наконец-то выпуская руку девушки.

— Этне, проводи миледи в ее комнату, — велела графиня и поцеловала дочь. — Зайду вечером, проведаю тебя.

В сопровождении служанки, Бранвен покорно поднялась в спальню и долго мыла руки, раз за разом натирая их мыльным корнем и споласкивая ароматической водой. Служанка заплела ей косы, уложила в постель и оставила одну. Только тогда Бранвен дала волю гневу:

— Ты что себе позволяешь?! Как смеешь так обращаться со мной? Я из Роренброков и не потерплю…

— Давай избавимся от меня — и делу конец, — подсказал Эфриэл, располагаясь в кресле.

— Мы уже говорили об этом. Нет.

— Что ж, тогда не надо мешать мне развлекаться.

— Развлекаться?! По-твоему, это называется — развлекаться? Мне до сих пор кажется, что на ладонях грязь. Фу! — она демонстративно вытерла руки об одеяло.

— Не такой брезгливой ты была там, внизу, — поддразнил Эфриэл. — Кстати, если я здесь надолго, то есть две проблемы.

— Только две? — с иронией отозвалась Бранвен.

— Пока — да. Первая. Хоть я и дух в твоем понимании, но, как ты заметила, нуждаюсь в еде. А воровать с ваших столов — это не в моих правилах. Голодно и утомительно. Поэтому придется тебе заказывать трапезу сюда, в спальню. Имей в виду, я не ем все эти ваши дамские стряпушки с кремом. Мясо, хлеб, горячая похлебка и вино — вот что меня устроит.

Бранвен сложила руки на груди, пораженная подобной наглостью.

— Вторая проблема. Когда я в нужнике, мне вовсе не хочется, чтобы кто-то залез туда и сел мне на колени. Поэтому будешь стоять перед дверями и караулить.

— Ты предлагаешь мне стоять возле… — Бранвен не верила ушам. — Пока ты там… Да как ты смеешь!

— Значит, придется пойти на крайние меры. Очень жаль.

— Что ты намерен сделать? — встревожилась Бранвен, глядя, как Эфриэл подходит к ее столу с письменными принадлежностями и выбирает перо.

Сид с преувеличенным старанием заточил перо и достал из ящика пергамент.

— Что я сделаю? — он уселся за стол и разгладил пергамент ладонью. — Я напишу письмо твоему жениху, что ты так скучала в его отсутствие, что вызвала духа для удовлетворения плотских желаний. Думаю, чтение его позабавит.

— С ума сошел! — Бранвен подскочила и выхватила у Эфриэла перо. — Конечно же, ты не сделаешь ничего подобного!

— Кто же мне запретит? — спросил сид с опасным спокойствием.

— Я не позволю!

— Значит, можно рассчитывать на мясо за обедом и спокойствие во время нужды.

— Ты наглый, мерзкий…

— Ты же не хочешь, чтобы я написал письмо любезному лорду Освальду? — небрежно спросил Эфриэл.

— Не хочу, — вынуждена была признать Бранвен. — Но и караулить тебя не стану!

— Значит, я пишу письмо.

— Нет!..

После яростных споров было решено привязывать на ручку снаружи ленточку, о чем были оповещены все обитатели замка. Ленточка означала, что домик уединения (именно так деликатно в Роренброке называли отхожее место) занят леди Бранвен, и беспокоить ее никто не осмеливался.

Что же касается обильных завтраков, обедов и ужинов в спальне, Бранвен объяснила это страшным волнением перед свадьбой. Дескать, она так переживает, что постоянно голодна. Эту ложь она выдала, не моргнув глазом, но вечером долго каялась перед алтарем в фамильной церкви и сделала сто поклонов, чем вызвала приступ безудержного веселья у сида. Вот его-то никакие правила приличия не волновали. В ответ на просьбу Бранвен носить хотя бы набедренную повязку, хотя бы в спальне, когда они остаются наедине, он ответил грубостью и разразился потоком таких ругательств, что бедная девушка не помышляла и заикнуться об этом.

Такая уступчивость сподвигла сида и на другой шантаж — он попытался принудить Бранвен отправить его домой под угрозой письма лорду Освальду, но не преуспел. Бранвен побледнела, задрожала, но осталась тверда — она хранит верность жениху, а если ей придется быть опозоренной, то предпочтет окончить дни в монастыре, не нарушив девства.

Сид обозвал ее полоумной монашкой, но о письме жениху больше не заговаривал.

Новым испытанием стало принятие ванны перед сном.

Бранвен привыкла принимать ванну три раза в неделю, а перед церковной службой, накануне вечером, топили мыльню. С появлением нового жильца в спальне, все усложнилось. От мыльни придется отказаться, это Бранвен поняла сразу, и страшно нервничала, ожидая вечернего омовения.

После ужина закрыли ставни, принесли деревянную ванну и наполнили ее горячей водой, добавив несколько капель ароматической эссенции. Зеркало запотело, запахло весенними цветами. Это был любимый запах Бранвен — так пахли синие цветы, растущие на склонах. Весной их сушили впрок, а потом добавляли в ароматические мешочки, в нюхательную соль или изготовляли настойку.

Эфриэл, наблюдая за приготовлениями лежа на лавке, не сделал даже попытки прикрыть глаза.

— Не мог бы ты отвернуться, пока я моюсь? — шепотом попросила Бранвен.

— Отвернуться? И пропустить все самое интересное? Ну нет, — Эфриэл насмешливо улыбался.

— Недостойно подглядывать за женщиной…

— Вы что-то сказали, миледи? — спросила служанка, заворачивая в простынь разогретые камни.

— Да, сказала. Я буду купаться в рубашке! — объявила Бранвен.

Эфриэл зашелся от смеха, а лицо служанки вытянулось.

Обычно Бранвен любила полежать в ванне в свое удовольствие, но в этот раз купание было особенно коротким. Слушать, как язвительный дух сыпет шуточками по поводу ее исключительного целомудрия, было невозможно. Стащив с себя мокрую рубашку, которая немилосердно прилипала к телу, Бранвен быстро завернулась в простыню.

Засыпая, она глотала слезы, ругая и жалея себя. Чем прогневила она яркое пламя, если ей была уготована такая западня? Мысленно она взывала к Айфе, умоляя ее поскорее приехать. Айфа придумает что-нибудь и избавит ее от духа, который оказался страшнее, чем проклятье Роренброков. У Эфриэла на этот счет было другое мнение, но Бранвен не желала его слушать. Если не надеяться на помощь Айфы, то проще сразу выбрить макушку и отправляться в монастырь, забыв о свадьбе, Аллемаде и лорде Освальде.