Танцы на быках (СИ)

Глава V

Прошло еще два дня, и гости разъехались. Бранвен стояла на стене замка и махала вслед отъезжающим каретам платком. Из окошек карет ей так же махали на прощанье. Праздник удался, довольные гости отбывали по домам, а не менее довольные хозяева вздохнули с облегчением. Бранвен грустила — ведь веселье закончилось так быстро, но и радовалась наступившему спокойствию. Вскоре гости приедут снова — на свадьбу, и эти предсвадебные дни невесте хотелось провести с родными. Был еще и Эфриэл, но Бранвен поклялась, что ни за что не позволит ему нарушить ее душевное спокойствие. Жаль, Айфа до сих пор не прислала ответа, и это не могло не посеять тревогу в сердце, но лорд Освальд отложил приезд, и время на изгнание демонов еще было.

«Изгнание демонов!» — Бранвен не удержалась и хихикнула, лежа грудью на замковой стене и глядя вниз. Высота такая, что голова кружилась, но девушке нравилось это чувство. Под ложечкой будто покалывают тончайшие ледяные иголки, и кажется, что для тебя нет ничего невозможного — еще чуть-чуть и полетишь.

Эфриэла подобные щекотания нервов не забавляли. Он стоял рядом с Бранвен, повернувшись спиной к уезжающим гостям и скрестив на груди руки, и рассуждал, как легко дышится, когда курятник опустел и некому поднимать пыль.

Его злословие уже не ранило Бранвен. Она не знала, в чем тут была причина — или сид истощил собственное остроязычие, или же она привыкла не принимать близко к сердцу его колкости.

Девушка украдкой посматривала на своего спутника. Он не пожелал накинуть плед, хотя ветры так и вихрились над замком, и странно было видеть голого мужчину на фоне пожелтевшего леса. Профиль у сида был резкий, точно высеченный из мрамора толстым резцом. Будь лорд Освальд таким хотя бы вполовину, она полюбила бы его в три раза сильнее. Вздохнув, Бранвен перевела взгляд на дорогу. Последняя карета давно исчезла за поворотом, но девушка не торопилась спускаться. Ветер растрепал ее волосы, и она ощущала его холодное дыхание даже через шерстяной плащ. Сегодня ветер пах снегом. Значит, на высокогорье уже наступила зима. Скоро она доберется и до Роренброка, но пока здесь царила осень во всем великолепии багрянца, пурпура и золота.

— Обязательно ли свешиваться со стены? — ворчливо спросил Эфриэл. — Твои ноги не достают пола. Того и гляди свалишься, и кто отправит меня обратно?

— Что я, кукла что ли? — Бранвен даже посмеяться захотелось, так ей было хорошо. — Держусь вот за скобу.

Сид бросил взгляд на девушку и снова уставился под ноги.

— Замечательно, — пробормотал он. — Но все же лучше тебе отойти.

Бранвен замерла, пораженная внезапной догадкой:

— Ты боишься высоты?! — и она расхохоталась до слез.

— Не боюсь, — огрызнулся Эфриэл, — просто не люблю. И что тут такого смешного?

— Прости, — Бранвен вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Но это и вправду очень нелепо — призрак, который боится высоты…

— Я не призрак. Сколько повторять?

— Ладно, ладно, не злись. Я пошутила, — Бранвен склонила голову к плечу. — Кто бы мог подумать, что и у вас, прекрасных сидов, есть слабости. А мне не страшно! Смотри!

Оперевшись о парапет, девушка легко запрыгнула на стену и уселась непринужденно, как в кресле у себя в спальне, да еще принялась размахивать руками, показывая, насколько она смелая.

— Совсем спятила! — Эфриэл побледнел и мигом стащил Бранвен вниз.

Она опять расхохоталась, обрадованная его испугом, и спросила:

— Боишься за меня?

Ее смеющееся лицо было совсем рядом, и ветер тут же обмотал длинные русые волосы вокруг шеи сида. Можно было отпустить девчонку, но он этого не сделал и продолжал держать ее на руках. Она была вовсе не тяжела, и Эфриэл легко донес ее до лестницы. А Бранвен болтала ногами и допрашивала его: ты за меня боишься? боишься, да? Ребячество, да и только.

— Я боюсь навсегда застрять в свинарнике, который ты зовешь замком, — проворчал сид, чтобы уменьшить ее веселье.

— Не думаю, что только в этом причина, — помотала она головой. — Даже если бы от меня ничего не зависело, ты не позволил бы мне упасть. У тебя доброе сердце, зря пытаешься показаться равнодушным.

Эфриэл нахмурился, подозревая насмешку, но безмятежно-счастливая улыбка Бранвен убедила его, что девушка искренне верит тому, что говорит.

А ведь теперь она и вправду в это верила. Чем больше Бранвен узнавала сида, тем больше убеждалась, что никакой он не демон, а обыкновенный человек… Странно называть человеком выходца из иного мира, но по-другому сказать не получалось. Так вот, он, этот сид из иномирья — он обыкновенный. А его грубость — это от отчаяния. И у него есть свои страхи, хотя он никогда в этом не признается. Так же, как и Найси, который утверждает, что не боится темноты, но спит, засунув под подушку игрушечный меч.

— У тебя доброе сердце, Эфриэл из страны сидов, — повторила она.

— Ошибаешься.

— Я чувствую это и… — договорить ей не удалось, потому что сид разжал руки, и Бранвен упала на каменный пол, больно ударившись мягким местом и ушибив локоть. Возмутиться ей тоже не удалось, потому что рядом оказалась Киарана. Она встревожено заглядывала Бранвен в лицо и обнимала за плечи.

— Какая ты неловкая, Бранвен, — попеняла она сестре. — Чуть не расшиблась! Я слышала твой смех, а потом увидела, как ты падаешь. Матушка правильно говорит, тебе надо перестать витать в облаках. Наверное, замечталась и не заметила ступеней?

— Замечталась, — подтвердила Бранвен, поднимаясь с ахами и вздохами. — Я ужасно неуклюжая и невнимательная…

Поддерживаемая под локоть сестрой, она спустилась на жилые этажи. Киарана настаивала проводить ее и до кровати, но Бранвен отказалась.

— Все в порядке, — заверила она. — Твоя старшая сестрица еще не настолько стара, чтобы развалиться при падении. Спасибо за помощь, дальше я сама.

Доковыляв до спальни, Бранвен бросилась ничком на постель и закрыла глаза.

— Жива? — равнодушно спросил Эфриэл, устраиваясь за столом. Зашуршал пергамент, и стукнула крышка чернильницы — сид снова принялся за излюбленное занятие. Он ждал упреков и жалоб, а еще возмущения по поводу очередных непристойных рисунков, но Бранвен произнесла нечто другое.

— Хорошо, что ты вовремя заметил Киарану. Я даже не услышала ее шагов. Ах, если синяк не пройдет до свадьбы, не знаю, как я объясню его лорду Освальду…

— Не показывай тыл, и обойдется, — посоветовал Эфриэл.

Совет был лишен деликатности, но Бранвен не хотела споров и на оскорбление не ответила. Обманутый в ожиданиях сид бросил перо и потребовал плотного перекуса. Девушке пришлось подниматься и хлопотать о трапезе.

Прием гостей утомил всех, и леди Дерборгиль устроила слугам праздник, освободив на день от работы в замке. Этот знак неслыханной щедрости был воспринят прислугой с молитвами и радостью. Обед подали холодным, а ужин не предполагался вовсе. Кто проголодается — всегда может взять в кладовой жареную курицу и хлеб, или подкрепиться фруктами.

Именно так и поступила Бранвен, нагрузив поднос до отказа. Когда она притащила еду, тарелки и кубки к себе в комнату, у нее кроме всего прочего заболели еще и руки. Эфриэл не соизволил донести даже ложку, и не считал себя обязанным извиняться за отсутствие куртуазности.

— Твои манеры оставляют желать лучшего, — не удержалась Бранвен, накрывая на стол. — Сиды все такие невоспитанные? Надеюсь, пребывание в нашем мире изменит тебя к лучшему.

— Это как пить дать. Твоими стараниями, нянюшка, я уже отвык плевать на пол, — съязвил Эфриэл.

— Ешь и не болтай глупостей, — сказала Бранвен, подавая ему хлеб.

Замок Роренброк затих и опустел, слышалось только воркование голубей, и изредка где-то за конюшней лаяла собака. Графиня затворилась в своих покоях вместе с камеристками, Тигриша умчалась гонять коней по Маг-Риг, Киарана забрала к себе Найси, чтобы мальчишка не скучал, а Бранвен играла в шатрандж с Эфриэлом.

Они устроились на постели, поджав ноги и склонившись над игровой доской. Сид не на шутку увлекся игрой и делал огромные успехи. Пытаясь разгадать его хитроумные атаки, Бранвен не могла думать ни о чем, кроме игры, и за это тоже была благодарна нечаянному знакомому. Все-таки, отсутствие мыслей — тоже благо, что бы там ни говорили мудрецы. Нет мыслей — нет волнений.

Противники как раз размышляли над особо захватывающей баталией, когда дверь без стука распахнулась, и появилась леди Дерборгиль.

— Мама! — Бранвен испуганно вскочила, уронив фигуры с доски, и поклонилась.

— Привезли подарок от лорда Освальда, солнце мое, — сказала леди Дерборгиль. — Щедрый, поистине королевский подарок! Не хотела тебя беспокоить, но не могла не порадовать. Вносите!

Двое слуг, побагровев от натуги и ступая короткими шажками, занесли великолепную арфу красного дерева. Высотой она была почти с Бранвен, а внешняя сторона рамы вызолочена.

— Какая красота! — голос Бранвен дрогнул от восхищения.

— И письмо, — леди Дерборгиль протянула дочери письмо со сломанной печатью. — Лорд Освальд извиняется, что ему пришлось задержаться в столице, и просит помнить, когда будешь играть на этой арфе. Он хотел преподнести ее свадебным подарком, но счел правильным сделать подарок сейчас.

Сама графиня даже не подумала извиниться за вскрытое письмо. В Роренброке считалось обыкновенным, что леди Дерборгиль читает переписку дочерей. Никогда раньше Бранвен это не волновало, но сегодня она испытала что-то похожее на недовольство. Матушка могла бы проявить больше такта — ведь это послание жениха невесте. Она пробежала глазами ровные строчки и вздохнула, успокоенная и разочарованная одновременно. Лорд Освальд остался верен своей манере и написал очень короткое письмо без любовных излияний. Бранвен положила его на стол и занялась инструментом. Едва касаясь кончиками пальцев лакированного дерева и струн, она обошла арфу несколько раз, любуясь ее лебединым изгибом и изяществом.

— Мы оставим тебя, наслаждайся подарком, — миледи графиня ласково ущипнув Бранвен за подбородок. — А вечером обязательно придем с девочками послушать твою игру.

— Она чудесна, верно? — воскликнула Бранвен, когда леди Дерборгиль изволила оставить дочь одну. Или думала, что оставляет одну.

Эфриэл проверил струны и кивнул:

— Хорошее звучание.

Он подошел к столу и взял письмо. Письмо интересовало его больше, чем сам подарок.

— Это написано не тебе! — вскинулась Бранвен. — Немедленно отдай!

Но выхватить письмо у сида не получилось. Он отдернул руку и подняв письмо над головой прочел от начала до конца, легонько придерживая Бранвен за плечо, чтобы не мешала.

— Дурацкое письмо, — сказал он с усмешкой. — Забирай.

— Низкий поступок! — возмутилась Бранвен, получив назад женихово послание и пряча его в ящик стола.

— Что же ты не попеняла об этом мамочке? Уверен, твое письмо уже прочитали все в замке. Все, кто умеет читать.

— Неправда! Матушка никому не отдала бы его.

— Угу, — сид смотрел на нее почти с жалостью.

Чтобы не видеть этого взгляда, Бранвен подтащила скамеечку и уселась за арфу. Ей не терпелось опробовать инструмент. Любая благородная девица должна уметь играть на лютне и на арфе. Бранвен умела и то, и другое, но больше любила арфу. Она положила пальцы на струны, мысленно задала счет и начала старинную песню «Сны Мойры Вентур». Деревенская девушка уснула под боярышником и попала в царство волшебников, пляшущих под луной диковинные танцы. Проснувшись, она так тосковала по тому миру, что зачахла и умерла. Печальная, красивая баллада. Закончив играть, Бранвен посмотрела на Эфриэла, ожидая похвалы. Но сид ее игрой не впечатлился.

— Так у нас играет последняя кухарка, — сказал он, не щадя самолюбия Бранвен.

— А ты играешь лучше? — спросила Бранвен, хмуря брови.

— Да уж всяко лучше тебя, маленькая гусыня.

Она указала на арфу, поднимаясь со скамьи. Что бы сейчас не исполнил этот противный призрак, она не похвалит его ни полсловом. Вряд ли он сможет отличиться чем-то, кроме хвастовства.

Сид лениво подошел к арфе, с противным хрустом размял пальцы (Бранвен только поморщилась от такой невоспитанности), потом долго крутил колки, настраивая инструмент, и наконец устроился на скамейку, поставив арфу между колен. Подумал, взял с подлокотника кресла головной платок, отороченный кружевами, и положил пониже живота.

— Чтобы не холодило, — пояснил он Бранвен, которая онемела от такой наглости. — Это у вас, женщин, там всегда горячо.

— Потом выкини платок. Я его никогда не надену.

Эфриэл только пожал плечами, а Бранвен увидела, что арфа и он встретились, как давние друзья. Плечи их соединились, и струны, казалось, сами задрожали от нетерпения, едва музыкант поднес к ним пальцы. Бранвен ощутила что-то сродни уколу ревности — пожалуй, и ее Эфриэл никогда не обнимал с такой страстью, как сейчас арфу. А потом он начал играть, и окружающий мир перестал существовать. Вернее, его существования стало неважным. Каскад серебристых звуков заполнил комнату и вышел за ее пределы, достигнув дальних Мерсий, о которых Бранвен читала в книгах. Дыхание ее занялось, и в груди стало тесно от нахлынувшего томления и светлой печали, которая охватывает всякого, кто соприкасается с прекрасным.

Эфриэл же словно забыл о ней. Бранвен глядела на его смуглое лицо, полузакрытые глаза и понимала, что он захвачен игрой еще больше, чем она. Она любовалась им так же, как наслаждалась мелодией. Руки его летали по струнам, подобно птицам. Бранвен уже знала, какими ласковыми они могут быть. И требовательными. И сильными. Но такими — воздушными и волшебными — она их еще не видела и не чувствовала.

Странное дело — она смотрела на играющего сида, но одновременно видела реку, бегущую через зеленые заросли ивовых деревьев и ракит Солнечные блики играют на воде, и лососи жадно бросаются на них, принимая за добычу. Время растворилось, Роренброк и его обитатели исчезли.

Музыка закончилась, и Бранвен будто пробудилась ото сна. Эфриэл еще не убрал рук со струн, и щека его была прижата к раме арфы. Глаза сида блестели от набежавших слез, и он поспешил это скрыть. Поднялся и стал бродить по комнате, весело насвистывая какую-то песню.

— Это волшебно… — сказала Бранвен и замолчала, потому что не могла подобрать слов для неземной музыки.

— Арфа — душа моего народа, — сказал Эфриэл.

На пороге бесшумно возникла Киарана.

— Как удивительно прекрасно ты сейчас играла, сестра, — сказала она. — Ты одна? Почему ты плачешь?

— Слишком разволновалась и обрадовалась, только и всего, — успокоила ее Бранвен, стараясь выглядеть непринужденно, хотя внутри все оборвалось от страха. А если бы Киарана вошла в комнату чуть раньше? Никто не поверит, что лорд Освальд подарил невесте самоиграющую арфу.

Киарана немного поболтала с сестрой, постояла у окна и видя, что Бранвен тяготится ее компанией, удалилась.

Эфриэл во время разговора сестер лежал на лавке с отсутствующим видом, и это было странно и не похоже на него. Бранвен решила, что музыка напомнила ему о доме, и он затосковал по родным и близким. Совесть тут же запустила коготки в ее нежное сердце.

— Партию в шатрандж? — решила развлечь она сида любимой игрой.

Но он отказался, и Бранвен поняла, что дело совсем плохо. По себе она знала, что тоска менее мучительна, если отвлечься разговором. Вот и теперь девушка пристроилась на скамеечке у лавки, взяла пяльцы и начала разговор о прошлом, свидетелем которому был Эфриэл, если верить его рассказам. Тем более что эта тема интересовала ее необычайно.

— Ты, наверное, знаешь очень много, — спросила она. — Ты говоришь, что был в нашем мире еще до того, как появилась Эстландия…

Взгляд сида обратился к западу, где солнце уже касалось краем макушек деревьев.

— Да, — задумчиво, словно припоминая, отозвался Эфриэл. — Я бывал здесь задолго до Эстландии, и задолго до племени Кожаных Мешков, и даже задолго до того, как твои предки прибыли из Аллемады. Правда, тогда она носила другое название.

— Роренброки пришли из Аллемады! Невероятно! Ты говорил, что мое имя означает… ты помнишь, наверное? На каком это языке?

— Ты не знаешь этого языка.

— Но ты-то знаешь? Какой народ говорил на нем?

— Они называли себя деметы, — Эфриэл, всегда вспоминавший дела минувшие с удовольствием, вдруг заговорил, словно мучился зубной болью.

Бранвен поняла его нежелание, но остановиться уже не могла:

— Они не нравились тебе, поэтому ты не хочешь о них рассказывать? Наверное, это было дикое племя. Дикое, необразованное и развратное. Иначе как бы они могли выдумать подобное имя? Представляю, что за женщины могли называться… Благостным… — она смущенно замолчала.

— Верно, деметы были не слишком-то образованы, — сказал Эфриэл, — но в остальном ты ошибаешься. А та, которую много столетий назад звали Бранвен — она была самой красивой женщиной на земле. Ты — точно не чета ей, тощая гусыня.

Бранвен насупилась, собираясь обидеться, но передумала и снова начала приставать к сиду.

— Расскажи о ней, Эфриэл? Она тоже вызвала тебя заклинанием?

— Только так я и появляюсь в вашем мире, — заметил он.

— Она была колдуньей, эта женщина Бранвен?

— Нет, она была королевской дочерью и замужем за королем. Это был брак в залог мира, и муж не любил ее. Она вызывала меня каждую ночь, а ее муж пытался поймать любовника, чтобы обвинить жену в неверности. Иногда он врывался в ее спальню, никого не находил и бранился. Ты же знаешь, что меня видит только та, которая читает заклинание. Он бранился, а Бранвен смеялась. А потом она перестала меня вызывать. Мне хотелось бы думать, что брат приехал за ней и забрал ее домой. Она мечтала об этом. Или, может, она завела настоящего любовника, который оказался лучше меня. Или просто я ей надоел. Когда я попал в ваш мир в следующий раз, то пытался узнать, что произошло с королевой Бранвен, но никто и не слышал о такой. Она была, она исчезла, и не осталось ничего, кроме моей памяти. Это издержки вечной жизни — проходит не одна сотня лет, пока понимаешь, что ни к чему нельзя привязываться, потому что все приходит и уходит, а ты остаешься, как скалы Северного моря.

Бранвен смотрела на него с состраданием. Эфриэл заметил ее взгляд и фыркнул:

— Эй, только не смей жалеть меня, маленькая гусыня! Моя жизнь в сто, в тысячу раз лучше и интересней твоей!

— Да, конечно, — согласилась Бранвен. — Но это так печально — хранить память о призраках.

— У каждого из нас свои призраки. Просто у некоторых их больше.

Вечер они провели вместе и поужинали при свечах в комнате Бранвен, неспешно разговаривая о том и сем, не тревожа себя воспоминаниями о прошлом и мечтами о будущем. Приходили дамы Роренброк, и Бранвен сыграла им на новой арфе две или три песенки, после чего отговорилась усталостью, пожелав остаться одна.

После того, как Бранвен заснула, Эфриэл долго сидел у окна, сняв ставень — благо, ночь была не по-осеннему теплая. Он смотрел в звездное небо, вдыхал полной грудью терпкий воздух — холодный, словно глоток ледяного грюйта.[2] Здесь все было иначе, не так как в Тир-нан-Бео. Раньше Эфриэла не слишком занимали красоты потерянного мира. Попав сюда, он спешил вернуться, и женщины, призывающие его для определенных целей, с готовностью предоставляли такую возможность. Но благодаря барышне Роренброк он застрял в человеческом мире надолго. Ему приходилось встречать смертных, которых даже краткое пребывание в Тир-нан-Бео меняло до неузнаваемости. Не внешне — внутри. Но он никогда не слышал, чтобы сиды, посетив срединную землю, менялись, подобно непостоянным смертным. А ведь именно это сейчас с ним и происходило.

Эфриэл пытался и не мог разобраться в своих чувствах. Он и ненавидел барышню Роренброк, и восхищался ею. Ненавидел за непонятное упрямство и верность принципам, из-за которых она так яростно оберегала свое тело. А восхищался… да, восхищался тоже из-за этого. В его мире не слишком помнили о чести. Дети древних богов, племя сидов наслаждалось плотскими утехами наравне со вкусной едой, горячительным питьем и бешеными скачками на колесницах. Сиды женились и выходили замуж бессчетное количество раз, руководствуясь лишь собственным желанием, и не считали это зазорным.

Как отличалась от них Бранвен. Она была совсем другая.

От нее веяло чистотой и свежестью, как вот от этого ночного воздуха, как от родника, спрятанного в чаще леса, как от первого снега, который иногда снился Эфриэлу. И еще он не мог забыть, как она рассуждала о поцелуях. Он был уверен, что говорила она о его поцелуях, и никакой лорд Освальд тут ни при чем. В его мире, славящемся искусными бардами, никто и никогда не говорил о поцелуях так поэтично.

Для самого Эфриэла поцелуи никогда не являлись чем-то важным. Обыкновенная закуска перед основным блюдом, путь к телу женщины. Он срывал с их губ эти смешные, бесполезные поцелуи (потому, что так было заведено — целовать женщину в знак того, что она нравится и желанна), и спешил перейти к прочему. Ничего возвышенного.

Но каким светом сияло лицо Бранвен, когда она рассказывала о солнечном луче и глотке души. У сидов нет души. Им не понять этого чувства.

И вдруг сердце его захолодило так же, как воздух остужал горевшее лицо. А вдруг он заблуждался, думая, что целует барышню Роренброк, чтобы разжечь в ней страсть, но на самом деле хотел напиться ее чистоты и свежести? Или ему хотелось утолить жажду ее человеческой душой?

Он взъерошил волосы и помотал головой, усмехаясь. Сид, мечтающий о человеческой душе? Разве бывает что-то глупее? Кому нужна никчемная человеческая душа вкупе с их никчемным, немощным телом?

Эфриэл решительно закрыл окно и улегся на лавке, по привычке разглядывая изголовье кровати Бранвен. Ему была видна белая щека и пряди разметавшихся волос. Служанок отослали, и никто не заплел барышне косы на ночь. Опасное, опасное соседство. Надо избавляться от него как можно скорее. Сейчас он начал тосковать по звездочкам и поцелуям смертных дев, а завтра пойдет в церковь, молить яркий огонь даровать ему человеческую сущность. Но закрыть глаза оказалось труднее, чем прыгнуть со скалы. Подчиняясь неожиданному порыву, Эфриэл поднялся и подошел к кровати, встав у изголовья на колени.

Сначала он считал Бранвен слишком глупой, слишком покорной, слишком безвольной и податливой — хлебный мякиш, который легко мнется в пальцах и принимает любую форму. Но в этой девице мягкость соединялась с невиданным упорством и выдержкой. Она оберегала свое девство, как драгоценное сокровище. Не поддалась, когда он хотел довести ее до бешенства дерзкими выходками. Смогла сохранить достоинство и даже расположила его к себе разговорами и шатранджем. Она вовсе не глупа, барышня Роренброк. И очень красива, хотя и не считает себя такой.

Стараясь не потревожить сон девушки, Эфриэл осторожно коснулся ее руки с трогательно подогнутым под висок мизинным пальчиком, и вдруг задумался, как он будет жить, когда ее не станет. С кем будет играть в шатрандж, над кем посмеиваться, вгоняя в краску? Кто согреет его сердце? Он совсем запутался. Получается, что Бранвен одновременно и согревала его, и одаривала свежестью и прохладой. Разве такое возможно?

Он припомнил, что нечто подобное испытывал очень давно, в далекой-далекой юности. Тогда каждая новая женщина казалась заманчивой. Влекла таинственной неизведанностью, как новая земля. Но стоило провести с ней ночь, и очарование пропадало. Нет, дело было не в женщинах — красивых, умных, смелых. Просто встреча с ними означала не больше, чем столкновение двух льдин во время ледохода. Льдины сталкивались и расходились в разные стороны, и никогда не бывало, чтобы они срослись в одну.

Укорив себя за минутную слабость, Эфриэл отошел от постели, улегся и отвернулся к стене. Все это закончится, когда девица Бранвен станет женщиной. Не будет больше ни чистоты, ни прохлады, ни свежести первого снега. И не будет больше глупых размышлений о человеческой душе. А значит, надо распалить эту упрямицу, разбудить страсти, которые дремлют в ней так же, как и в любой женщине, совратить, соблазнить и взять. И сделать это как можно скорее.

Он решил претворить свои планы в действие на следующий же день, но не брать приступом, а сыграть на жалости. Бранвен — мягкосердечная до неприличия, это он уже уяснил. Вот пусть ее мягкосердечие и сослужит ему хорошую службу.