Танец богов

Глава 20

Покинув Сан-Тропе, Александр и Мередит направились вдоль берега на запад, к Марселю, затем свернули на север и двинулись вдоль Роны. Миновав сначала Арль, а затем Авиньон, они остановились на несколько дней в особняке Киракисов, в пятнадцати километрах к северо-востоку от Авиньона.

— Знаешь, пока мы были вдвоем, я все время пыталась представить тебя здесь за тяжелой физической работой, — сказала Мередит, когда они с Александром прогуливались по виноградникам. — Так вот, вынуждена признаться: мне это так и не удалось. — Возведя на него глаза, она лукаво улыбнулась. — Разве что — в спальне.

— Ах, распутница! — засмеялся Александр, обнимая её за талию. — А известно тебе, какая разница между работой и удовольствием?

— Пожалуй, да, — ответила Мередит. — Ведь я уже давно тебя знаю.

Из особняка молодожены выбрались, твердо намереваясь ехать без остановок до самого Лиона, где Александр заранее забронировал номер в отеле «Рояль» на площади Белькур, однако планы их развеял внезапно налетевший мистраль — холодный, сухой и чрезвычайно сильный ветер, который время от времени проносится над долиной Роны. Порой его порывы были настолько сильными, что Александру приходилось призывать на помощь все свое умение, чтобы удержать лимузин в повиновении. В конце концов он сам решил, что продолжать бороться с ураганным ветром дальше небезопасно для жизни.

— Мы остановимся в Монтельмаре и переждем, пока мистраль утихнет, — сказал Александр, когда они проезжали по авеню д'Эгю. — На площади Макса Дормуа находится изумительный отель, «Убежище императора». В нем всего сорок номером и очень уютно — тебе понравится.

— И часто здесь такое случается? — спросила Мередит, до сих пор не оправившаяся от потрясения — некоторые порывы едва не сбрасывали их машину с шоссе.

— Чаще, чем хотелось бы местным уроженцам, — криво усмехнулся

Александр. — Здесь есть даже поговорка: когда мистраль веселится, жители долины Роны плачут.

Мередит уже давно не удивляла легкость, с которой Александру удавалось заполучить лучший номер во всех лучших отелях, где бы они ни останавливались. Однако её до сих пор впечатляла его подкупающая манера общаться с кем бы то ни было, умение мгновенно находить общий язык. И вот сейчас Александр настолько беззаботно беседовал на безукоризненном французском с мсье Роже Латри, владельцем отеля, и его очаровательной супругой, словно они были давними и закадычными друзьями.

— Я в прошлом уже не раз останавливался здесь, — пояснил Александр, видя недоумение Мередит, когда их сопровождали в их номер. — Мсье Латри обладает редким качеством располагать к себе людей. У него все постояльцы чувствуют себя как дома. Сейчас, как и в прежние времена, мне предоставили пятнадцатый номер. По-моему, дочка мсье Латри — та прелестная женщина, которую ты видела внизу за стойкой — убеждена, что я всегда останавливаюсь в одном и том же номере из чистого суеверия.

В номере Мередит с любопытством остановилась перед окном, разглядывая витраж с вензелем Наполеона.

— Все здесь напоминает о Наполеоне, — заметила она. — Вензель, гербы, картины, старинная утварь…

Александр расхохотался.

— Название отеля — «Убежище императора», — напомнил он. — Это как раз Наполеон и есть. — Говорят, он останавливался здесь целых четыре раза, причем именно в нашем номере. Между прочим, — он игриво подмигнул, — всякий раз — с разными любовницами.

— А ты? — осведомилась Мередит, желая его поддразнить. — Скольких любовниц привозил сюда ты?

— Ты, matia mou, первая, — серьезно ответил Александр, обнимая её. — Прежде, за исключением одного-единственного раза, я всегда останавливался здесь один.

— А кто был с тобой в тот раз?

— Моя мама, — с улыбкой ответил Александр. — Это было во время моей первой поездки во Францию. Тогда мне было всего четырнадцать.

— Держу пари, что ты уже тогда очаровывал всех встречных мадмуазель, — с улыбкой сказала Мередит и игриво чмокнул его в кончик носа.

— Если хочешь знать, — возразил Александр, — я был тогда робким и неуклюжим подростком.

Мередит поцеловала его снова, теперь уже в губы.

— В это трудно поверить, — прошептала она.

— Да, похоже, моя репутация даже хуже, чем я предполагал, — промолвил Александр, прижимая Мередит к себе. В глазах его заплясали огоньки.

— Так почему бы тебе тогда не вести себя соответствующим образом? — спросила Мередит, уже трепеща от желания.

Александр сатанински оскалился.

— А в самом деле — почему бы и нет? — спросил он, расстегивая пуговицы на её блузке.

Мистраль свирепствовал целых три дня, причем последние двое суток сопровождались грозовыми дождями. Александр и Мередит пережидали разгул стихии в отеле, причем за все три дня ни разу не покинули своего номера. Проголодавшись, а это случалось нечасто, они заказывали еду прямо в номер. Утром четвертого дня ливень прекратился, да и ветер заметно поутих. Когда Мередит проснулась и открыла глаза, Александр, уже выбритый и одетый, стоял у окна и любовался восходом солнца.

— Ну что, стих ветер? — спросила Мередит, присаживаясь в постели и натягивая простыню повыше, чтобы прикрыть обнаженную грудь. Она потрясла головой, смахивая с лица волосы.

Александр обернулся и кивнул.

— Давай выедем пораньше, — предложил он. — До Парижа ещё далеко.

Мередит улыбнулась и протянула к нему руки.

— Ты разочарован?

Александр подошел к ней и присел на край кровати.

— Я бы нисколько не возражал, продлись мистраль ещё несколько суток, — признался он, целуя её. — Не знаю, как тебе, я мне наша вынужденная зимовка очень даже понравилась.

— Мне тоже, — прошептала Мередит, глядя на него влюбленными глазами. — Увы, мы не можем здесь больше оставаться. Нас обоих уже давно заждались. Меня ждут моя программа и взбешенный продюсер — слава Богу, я хоть успела закончить съемки, когда ты похитил меня из Парижа. А тебе пора наконец подумать о корпорации.

Александр вымученно улыбнулся.

— Ты права, matia mou, — сказал он со вздохом. — Хотя, признаться, мне от этого не легче. Трудно расстаться с нашей идиллической жизнью.

— Пока мы вместе, наша жизнь всегда будет идиллической, — пообещала Мередит. — К тому же нам ничто не мешает время от времени повторять этот фокус — улучить минутку и улизнуть. Верно, любимый?

— В первый раз я побывал здесь двенадцати лет от роду, — сказал Александр, когда они в наступивших сумерках прогуливались с Мередит по набережной Сены. — Мама моя была больна. В течение почти всей жизни она считалась почти инвалидом, поэтому ей никогда не разрешалось путешествовать в одиночку. Поэтому всякий раз, когда ей хотелось куда-нибудь поехать, её сопровождал мой отец. Позже, когда я повзрослел, а он бывал слишком занят, я начал подменять его. — Они остановились перед изумительным мостом имени Александра Третьего, пожалуй, самым величавым и в то же время замысловатым из всех мостов через Сену, и залюбовались его коваными фонарными столбами. Затем внимание Мередит привлек великолепный дворцовый ансамбль напротив отеля Инвалидов.

— Господи, какая красота! — восхитилась Мередит.

— Мама тоже обожала Францию, — продолжил Александр. — И она передала эту любовь мне. Из всех крупных городов мира, в которых я побывал, я больше всех люблю Париж. — Он вынул из кармана какую-то монетку и бросил её в реку. Мередит вопросительно посмотрела на него, но говорить ничего не стала.

— Трудно ломать старые привычки, — с улыбкой сказал Александр. — Мы с мамой всякий раз поступали так, когда приезжали в Париж. Так же как туристы в Риме, которые бросают на счастье монеты в знаменитый фонтан ди Треви. Когда мне было двенадцать, мама сказала, что если я брошу в Сену монетку и загадаю желание, то оно непременно исполнится. Я ни разу не говорил, что не верю этому, но всегда поступал так, как она хотела. И до сих пор поступаю так по привычке. А, может, и не только по привычке, — добавил он, чуть помолчав. — Наверное, мне ещё кажется, что, бросив монетку, я становлюсь хоть немного ближе к маме. В духовном смысле.

— Какая она была, Александр? — спросила Мередит, почувствовав, что ему хочется продолжить этот разговор.

— Во многом она была похожа на тебя, — ответил он с печальной улыбкой. — Сильная, решительная, одухотворенная женщина. Удивительно светлая была личность — прекрасная, женственная и вместе с тем поразительно отважная и крепкая духом. Ей никогда не доводилось самой зарабатывать на хлеб — Боже упаси, чтобы дочь старинной аристократической фамилии марала руки! Но с другой стороны, когда отец, уйдя служить в военном флоте во время войны, оставил её одну в Нью-Йорке, мама сама руководила корпорацией, в одиночку принимая важнейшие решения. Героическое достижение для женщины, которая никогда в жизни тесно не сталкивалась с миром бизнеса.

— Понимаю, — кивнула Мередит. — Твоя мама была дочкой богатых родителей, которая вышла замуж за паренька без гроша за душой, и с тех пор обрела свое счастье. Они ведь с твоим папой жили душа в душу, верно?

Александр кивнул, задумчиво глядя на серые воды Сены. Затем продолжил:

— Поначалу родственники с обеих сторон казались выходцами с различных планет. Родители мамы были, по-моему, породнены со всеми королевскими семьями Европы. В её жилах тоже текла голубая кровь. За мамой всегда ухаживала целая армия служанок, которые, при желании, даже одевали её. Отец же мой, напротив, родился в семье портового грузчика, в Пирее. Он был младшим из тринадцати детей. У них не то что денег — хлеба на столе подчас не доставало. Все их существование сводилось к постоянной борьбе за выживание. Когда детишкам приходится драться между собой ради корочки хлеба, с ними что-то происходит. Человек в таких условиях либо ломается и смиряется с неизбежным, либо напротив — закаляется и привыкает биться. Отец мой закалился — он привык сражаться. Ему всегда хотелось большего, и он умел этого добиваться, не щадя себя.

— Как и ты, — заключила Мередит.

Александр посмотрел на неё и улыбнулся.

— Битвы, в которых приходилось участвовать мне, носили совсем другой характер, — сказал он. — Мне никогда не доводилось драться за выживание, хотя порой мне и казалось, что бой идет не на жизнь, а на смерть.

Мередит обняла его и поцеловала.

— Отныне, любимый мой, тебе никогда больше не придется биться в одиночку, — промурлыкала она. — Я всегда буду рядом с тобой, готовая в любую минуту прийти на помощь.

Александр с нежностью поцеловал её.

— Ты именно то, чего мне всегда недоставало в жизни, — сказал он. — И даже больше.

— И мы всегда будем вместе, — прошептала Мередит.

К тому времени, как личный Боинг — 747 Корпорации Киракиса приземлился в аэропорту Кеннеди, в прессу уже давно просочились слухи о внезапном бракосочетании Александра Киракиса с Мередит Кортни. В зале прилета собралась несметная толпа фотографов и репортеров, жаждавших первыми заснять на пленку или взять интервью у возвращающихся после медового месяца молодоженов. Александр, у которого на папарацци давно уже выработалось какое-то необъяснимое чутье, почувствовал их присутствие уже, выбираясь из самолета.

— Ты готова отдаться на растерзание этим шакалам? — спросил он Мередит, когда они спускались по трапу.

— На растерзание? — засмеялась Мередит. — Между прочим, я ведь тоже одна из них.

— Только не сегодня, любовь моя, — напомнил Александр. — Сегодня ты жертва.

— Возможно, но, проведя столько времени у другого конца микрофона, я знаю, как справляться с этой братией, — уверенно заявила Мередит.

У подножия трапа их встретил растерянный представитель администрации аэропорта, который, рассыпавшись в извинениях, предупредил о готовящейся встрече. Он провел их через служебные коридоры, откуда, после улаживания таможенных формальностей, взвод вооруженных охранников сопроводил Александра и Мередит к поджидавшему лимузину. Они уже забрались в автомобиль, когда, невесть каким образом пронюхавшие об их бегстве папарацци гурьбой высыпали на улицу и окружили машину. Яркие вспышки ослепили Мередит. Лимузин медленно, дюйм за дюймом, прокладывал путь сквозь толпу, а репортеры наперебой вопили, выкрикивали их имена, требовали и умоляли дать хоть несколько слов для всевозможных газет и журналов. Не на шутку напуганная этим приемом Мередит прильнула к Александру, который заботливо обнял её, загораживая от вспышек, а свободной рукой отмахивался от самых назойливых репортеров.

— Как, черт побери, они пронюхали, что мы прилетаем? — досадливо спросил Александр, когда лимузин наконец вырвался на свободу. — Лишь двое людей было посвящено в наши планы — и оба поклялись хранить тайну. Если, конечно, твой вредоносный продюсер не проболтался…

Мередит устало улыбнулась.

— Нет, Гарв умеет держать язык за зубами, — сказала она. — Но ты не поверишь, на какие ухищрения готов пойти репортер ради того, чтобы раздобыть нужную информацию. — Она опустила голову на плечо Александра. — Служащие отелей, официанты, которые могли подслушать наш разговор за столом, продавцы — всем людям нужны деньги…

— Или — старая цыганка-гадалка из Сан-Тропе, — припомнил

Александр.

— Или — старая цыганка-гадалка из Сан-Тропе, — эхом откликнулась Мередит.

Стояло холодное и серое декабрьское утро, и видимость из застекленного кабинета Александра в Мировом Торговом Центре равнялась почти нулю, однако сам Александр этого не замечал. Даже теперь, по прошествии трех месяцев после возвращения из свадебного путешествия, он, с утра до ночи не разгибая спины, до сих пор так и не разобрался со всеми бумагами. Каждый день он встречался с Джорджем, обсуждая с ним все отчеты, контракты, прогнозы и всевозможные деловые предложения, сулящие принести корпорации прибыль. Александр остался доволен работой, которую Джордж проделал в его отсутствие.

— В будущем мы с тобой должны работать в ещё более тесном контакте, чем прежде, — сказал Александр Джорджу. — Приятно знать, что можно оставить корпорацию на столь продолжительное время, зная, что она находится в надежных руках. Между прочим, я и в дальнейшем планирую, что время от времени мы с Мередит будем вырываться на свободу, оставляя все дела на твое попечение.

Джордж ухмыльнулся.

— Но только в следующий раз предупреди меня заранее, — попросил он. — Признаться, после твоего бегства у меня ещё долго все поджилки тряслись. Если как следует присмотришься, то увидишь, что в золоте появилось серебряные нити. — И он провел рукой по золотистой шевелюре.

Александр расхохотался.

— Даю слово — больше ни одной срочной свадьбы! — пообещал он.

Джордж достал сигареты и закурил.

— Мередит, кажется, уехала в командировку? — спросил он, затянувшись.

— Да, на несколько дней, — кивнул Александр, машинально вращая платиновое обручальное кольцо на пальце. — Это уже вторая её поездка со времени нашего возвращения. — Он встал, обогнул стол, подошел к окну и, впервые заметив густой туман, нахмурился. — Черт, ну и погодка! Кстати, Джордж, ты видел последний выпуск журнала «Пипл»?

Лицо Джорджа просветлело.

— Ты имеешь в виду эту огромную статью про молодоженов? — Он усмехнулся. — Блеск просто! Мередит постаралась на славу. Ты, наверное, и сам не ждал, что ей удастся настолько радикально изменить твой общественный имидж?

Александр улыбнулся.

— Когда я делал ей предложение, имидж не значил для меня ровным счетом ничего, — произнес он, с любовью глядя на фотографию Мередит в серебряной рамочке, стоящую в углу стола.

— И тем не менее ей удалось совершить настоящее чудо, — не унимался Джордж. — «Королевская чета Манхэттена», так вас теперь называют. Император и его прелестная супруга. Шесть ведущих журналов посвятили вам многостраничные материалы. И ведь публика все это проглотила! Забыла все твои прошлые грехи. Народ обожает любовные романы, а вы с Мередит подарили ему такую историю любви, равной которой во всем двадцатом веке не было. Современную волшебную сказочку.

Александр, продолжая улыбаться, покачал головой.

— Наверное, мне стоило назначить тебя вице-президентом и директором по связям с общественностью, — промолвил он.

— Ты все шутишь, Александр, но для нас твоя жена это просто клад, — сказал Джордж. — Бесценное сокровище. — И ты должен воспользоваться этим.

— Должен? — изумился Александр. — Мне казалось, что именно этим я и занимался все это время!

— Ты понимаешь, что я имею в виду, — настаивал Джордж. — Почаще появляйтесь вдвоем на публике. Посещайте благотворительные мероприятия, которые ты так старательно избегал в прошлом. Мелькайте где только можно.

Александр расхохотался.

— Я, безусловно, не против того, чтобы Мередит появлялась в свете почаще, — сказал он, — но мой собственный имидж, как ты только что выразился, уже исправился. Зачем тогда взваливать на себя такое бремя…

— Потому что ключевые фигуры мирового бизнеса по-прежнему видят в тебе ненадежного, взбалмошного и крайне опасного шалопая, — жестко сказал Джордж. — Они боятся иметь с тобой дело.

Александр повернулся и посмотрел Джорджу в глаза. Он по-прежнему улыбался.

— Отлично, — сказал он, явно довольный услышанным. — Пусть и впредь боятся.

Рим.

Карло Манетти был вне себя от беспокойства. Фортуна, всегда столь благосклонная к нему, вдруг повернулась к нему спиной. Деловые сделки застопорились; более того, бизнес попросту встал. Продажи некогда популярных спортивных моделей снизились едва ли не до нуля. Один журналист безжалостно написал в «Оджи», что Манетти утратил «дар Мидаса» — способность одним прикосновением превращать все в золото. Но самое главное, что и сам Манетти, в целом не обративший внимания на обидный выпад репортера, постепенно в это уверовал.

Ему пришлось пойти на резкие шаги. Манетти закрыл сборочные заводы в Вероне, Флоренции и Неаполе, лишив тысячи людей рабочих мест. На оставшихся заводах — в Риме и Милане — он пошел на урезание производства и персонала. Произвел перестановки и сокращения в руководстве компании. Однако время шло, а положение не только не улучшалось, но напротив — усугублялось. Карло Манетти начал чувствовать себя как смертник, ожидающий приведения приговора в исполнение. Но тем не менее внешне он продолжал держаться. С банкирами, и без того колоссальный долг которым возрастал с каждым днем, он встречался с улыбкой на устах, прекрасно понимая, насколько важно для будущего компании источать оптимизм и уверенность. Общаясь с репортерами, Манетти заверял их, что все трудности яйца выеденного не стоят и носят лишь временный характер. Оставаясь один, он уходил в себя и непривычно много пил. От недосыпания и тревоги Манетти обрюзг и постарел лет на десять. Сделался ворчлив и раздражителен. Его дочь, которая знала отца лучше, чем кто бы то ни было, была всерьез обеспокоена переменами, однако Манетти решительно пресекал любые её попытки поговорить по душам.

Последняя его поездка в Милан вдохнула некоторую надежду на экономическое возрождение «Манетти Моторс». Его инженеры-конструкторы, равных которых в Европе не было, разработали принципиально новую спортивную машину, которая по всем прогнозам должна была по всем статьям перещеголять знаменитый «риннегато». Манетти был уверен в успехе, однако вслух жаловался, что автомобиль получается слишком дорогой и стоимость его будет необычно высокой.

— Вы правы, синьор Манетти, — говорил ему один из ведущих конструкторов, — но это элитарная машина. Вполне сравнимая с «феррари» или «роллс-ройсом». После проведения надлежащей рекламной компании любой уважающий себя человек захочет приобрести её.

— Будем надеяться, — задумчиво произнес Карло Манетти. — Однако, судя по всему, и капиталовложения на это потребуются колоссальные, не так ли?

— Да, синьор, но ведь иначе и быть не может, когда речь идет о том, чтобы наладить выпуск машины такого калибра, — резонно заметил инженер. — Но мы уверены — овчинка выделки стоит. Любые вложения вернутся с лихвой.

— Хорошо, я подумаю, — пообещал Манетти. — Сейчас, как вам известно, времена не лучшие, но я подумаю.

— Напротив, синьор, время сейчас идеальное, — заулыбался инженер. — Если вы испытываете финансовые затруднения, то массовый выпуск и продажа этой модели на рынке мигом окупят все затраты.

Манетти насупился. «Финансовые затруднения» это было мягко сказано.

— Хорошо, я подумаю, — повторил он. — И через неделю приеду снова.

Хотя Карло Манетти никогда бы в этом вслух не признался, в глубине души он и сам был уверен: выживание и процветание его компании целиком и полностью зависело сейчас от выпуска нового спортивного автомобиля.

Если бы ему только удалось привлечь столь необходимые капиталовложения…

Нью-Йорк.

Нежась в теплой воде огромного мраморного бассейна, Мередит потягивала холодное шампанское «Дом Периньон». Кожу её приятно щекотали вспенивающиеся пузырьки, а голова покоилась на плече Александра. Полнейшие отдых и безмятежность после напряженного трудового дня. Мередит поднесла свой бокал к губам мужа.

— Еще шампанского, милый? — спросила она.

Александр покачал головой.

— Нет, спасибо, на сегодня с меня достаточно, — спокойно ответил он.

— На сегодня с тебя достаточно, — повторила Мередит. — Но я не уверена, что именно шампанского. — Ее прекрасные синие глаза были обеспокоены. — Может, поговорим?

— У меня был трудный день, matia mou, — сказал Александр. — Трудный и на редкость утомительный. Мало у меня было своих забот, так под вечер позвонили из Рима — по поводу Карло Манетти. Над его компанией нависла угроза банкротства, и итальянская пресса во всю мощь обрушилась на меня, считая, что это я все подстроил. Они считают, что я развязал против него войну, чтобы прибрать компанию к своим рукам. — Он устало улыбнулся. — Какая-то гримаса судьбы. Да, по большому счету, мы с Карло всегда были соперниками. Ну и, конечно, было время, когда я готов был предпринять какие-то довольно резкие шаги, чтобы завладеть его компанией. Однако нынешний кризис… Сегодня я впервые о нем услышал.

— Карло Манетти, — медленно повторила Мередит. — Богатый итальянский автомобильный магнат с сексуальной дочкой-подростком, которая по тебе сохнет.

Александр глухо рассмеялся.

— Можешь мне поверить, милая, никаких чувств, кроме ненависти, Донна Манетти ко мне не питает. Никогда не забуду её лица после той сцены в ресторане, когда она поняла, что я правда собираюсь отвезти её домой. Да она была готова убить меня на месте. На куски растерзать. Играла коварную обольстительницу, а я обошелся с ней как с ребенком.

— Но это вовсе не значит, любовь моя, что она по тебе не сохнет, — с улыбкой сказала Мередит. — Я тоже готова была убить тебя, когда увидела вашу фотографию, где вы миловались, как два голубка, но при этом ни на минуту не переставала желать тебя.

— А сейчас? — поинтересовался Александр.

Их взгляды встретились.

— Сейчас я хочу тебя ещё больше, — ответила Мередит.

Взяв у неё бокал, Александр отставил его на край бассейна и обняв Мередит принялся покрывать жадными поцелуями её шею и плечи. Чувствуя, как по чреслам разливается знакомое тепло, Мередит негромко застонала. И вот их тела сомкнулись, воспламененные бушующей страстью. Глядя сверху вниз на лицо своей жены без малейшего следа косметики, на мокрые, прилипшие ко лбу волосы, Александр вдруг ощутил небывалое волнение.

Даже сейчас Мередит казалась самой прекрасной и обольстительной женщиной, которую он когда-либо видел.

Хотя Мередит и до брака с Александром считалась в своем кругу знаменитостью, она очень скоро почувствовала, насколько изменилась её жизнь с тех пор, как она стала миссис Александр Киракис. Да, верно, её и прежде обслуживали в лучших магазинах Манхэттена как важную персону. И лучшие столики в лучших нью-йоркских ресторанах она тоже получала — но только при условии, что бронировала их заранее. И модные костюмы от лучших модельеров доставались Мередит бесплатно, если она надевала их, когда вела свою программу. Теперь же люди сами приходили к ней. Ведущие кутюрье Нью-Йорка, Рима и Парижа были на седьмом небе от счастья, стоило ей только проявить интерес к их моделям. Они устраивали для неё специальные демонстрации с примерками. Некоторые готовили платья и костюмы специально под Мередит. Когда у неё возникало желание приобрести что-нибудь в любом из самых престижных магазинов Манхэттена, её секретарше было достаточно лишь позвонить туда, и этот предмет тут же доставляли в Олимпик-тауэр, чтобы Мередит могла без помех осмотреть его. Во время служебных командировок ей больше не приходилось пользоваться услугами коммерческих авиакомпаний — Александр неизменно предоставлял ей свои личные самолеты. Он, казалось, и сам наслаждался тем, что может побаловать красавицу-жену. Не реже раза в месяц к ним в апартаменты приходил представитель одной из крупнейших ювелирных фирм и приносил с собой богатую коллекцию колец, браслетов, ожерелий, сережек и прочих украшений, и Мередит достаточно было восхититься любым из них, чтобы Александр тут же покупал его. От драгоценностей шкатулки в её спальне уже ломились, а мехов, одежды и обуви было столько, что они с трудом умещались в стенном шкафу размером со спальню в той квартире, что Мередит снимала прежде чем вышла замуж за Александра.

Однако, как когда-то сказал ей сам Александр, за всякое удовольствие приходилось расплачиваться. За год, прошедший со дня их свадьбы, Мередит уже неоднократно приходилось отстаивать своего супруга от всевозможных нападок. Особенно грешили ими в международных деловых кругах, где за Александром давно утвердилась недобрая слава. Мередит приходилось также проявлять всю свою изворотливость и дипломатичность, выгораживая Александра по поводу истории с Карло Манетти. В ответ на все критические стрелы в адрес Александра, она неизменно отвечала, что политика управления корпорацией — его личное дело, которое никого больше не касается. Александр не вмешивался в её манеру вести телевизионные программы, а она не учила его, как вершить дела корпорации.

Странно только, думала Мередит, сидя за туалетным столиком в спальне, что до сих пор никто не сплетничал ей насчет его старых любовниц. Да и Александру никто не напоминал про её былую связь с Ником Холлидеем. Отложив в сторону щетку для волос, Мередит задумчиво посмотрела на портрет Элизабет с Дэвидом, который теперь висел на стене спальни. Она уже не раз подумывала о том, чтобы перевесить его снова — на сей раз в одну из гостиных, куда Александр захаживал не так часто. Когда он видел портрет, ему явно становилось не по себе. Поначалу Мередит это удивляло, но потом начало тревожить. Может Элизабет смутно напоминала ему какую-то не слишком приятную женщину из его прошлого? Мередит со вздохом попыталась отогнать эти мысль прочь. Все равно она никогда не узнает правды. Александр наотрез отказывался говорить на эту тему.

Цюрих.

Широкомасштабное расширение деятельности Корпорации Киракис в Швейцарии заставило Александра искать финансовую поддержку со стороны. С этой целью, он организовал встречу с шестью представителями швейцарского банковского консорциума, намереваясь обсудить с ними свои планы и, как он надеялся, заручиться необходимой поддержкой с их стороны. Хотя встреча была запланирована задолго до назначенного числа и Мередит хотела лететь в Швейцарию вместе с мужем, внезапные изменения в её программе заставили её в самый последний миг отказаться от своего намерения. Александру пришлось лететь в Цюрих одному. Он надеялся получить заем и быстро вернуться в Нью-Йорк, однако поездка прошла не так гладко, как он рассчитывал.

Хотя встреча была назначена в его офисах на Рамиштрассе, Александр на неё опоздал. Намеренно. Он вспомнил, как в свое время отец сказал ему: «Никогда не выказывай при них нетерпения. Они ведь как пираньи — у них особый нюх на твою кровь. Они чуют твой страх за милю». Александр решил, что десятиминутное опоздание позволит ему скрыть нетерпение, поэтому специально задержался на это время. Да, эти люди были ему необходимы, думал Александр, поднимаясь в лифте. Но вот только ни в коем случае нельзя было им это показать.

Войдя в конференц-зал, Александр приостановился, обводя глазами собравшихся. От его внимания не ускользнуло, что из шестерых банкиров, членов консорциума, на встрече присутствуют лишь пятеро, причем все они явно недовольны тем, что их заставили ждать. Он поспешил извиниться.

— Простите, господа, у меня был крайне важный разговор со Стамбулом, — пояснил он. — Вы ведь, несомненно, знаете, что мы разрабатываем шельф в Яванском море?

Все пятеро дружно закивали.

— Чем вызвано ваше желание встретиться с нами, герр Киракис? — спросил седовласый толстячок, выражая тем самым любопытство всей группы.

Александр лучезарно улыбнулся.

— Мне казалось, для вас это должно быть очевидно.

— Надеюсь, вы не рассчитываете попросить нас о займе? — осведомился банкир, изогнув брови.

— Нет, господа, именно на это я и рассчитываю, — непринужденно ответил Александр. — А что, неужели могут возникнуть какие-то сложности?

— Нет, что вы! — поспешно ответил банкир. — Просто в прошлом «Корпорация Киракиса» неизменно финансировала свои операции сама, вот мы…

— Небольшая поправка, — перебил его Александр. — «Корпорация Киракиса» предпочтительно финансировала свои операции сама. Исключением служили случаи, когда мы планировали особо крупные расширения деловых операций, а именно так обстоит дело сейчас.

— Понятно.

Александр обвел собравшихся внимательным взглядом.

— Многие из вас были знакомы с моим отцом, не так ли? — спросил он. — Возможно, даже участвовали в совместных сделках.

Трое из пяти банкиров кивнули.

— Не мне говорить вам, что он был блистательным бизнесменом, — продолжил Александр. — Благодаря ему компания «Афина Шиппинг Компани» стала обладательницей крупнейшего торгового флота в Восточном полушарии — нет, даже в мире. И вы отлично знаете, что «Корпорация Киракис» появилась на свет благодаря ошеломляющему успеху «Афины», зародившись в её чреве. Нефть, алмазные копи, автомобили, самолеты…

— Мы знаем вас, герр Киракис, — нетерпеливо прервал его один из собравшихся. Рыжеволосый, в очках с золотой оправе. — И готовы с интересом выслушать ваши предложения. Что именно вы имеете в виду?

— Расширение производства. Рост. Беспрецедентный рост. — Александр медленно, как бы оценивающе переводил взгляд с одного финансиста на другого. — Господа, когда в 1979 году я унаследовал пост председателя Совета директоров у своего отца, суммарные активы корпорации в Европе, Северной и Южной Америке, Азии и Африке насчитывали примерно девятьсот миллионов швейцарских франков. Сегодня же эта цифра приближается к полутора миллиардам.

— Мы осведомлены о состоянии ваших дел, герр Киракис, — снова нетерпеливо перебил его рыжеволосый. — И мы помним, что вы всегда были способны сами финансировать любые свои начинания, — добавил он.

— В прошлом мы действительно старались действовать именно так, — согласился Александр. Глаза его заблестели, словно два отполированных оникса. — Однако финансирование операции, которую я замыслил сейчас, потребует нескольких весьма крупных займов. И, разумеется, любой банк, который выступит в качестве заемщика, сможет рассчитывать на то, чтобы и в дальнейшем обслуживать любые нужды «Корпорации Киракиса».

Банкиры зашушукались, затем дружно, как по команде, закивали.

Теперь эти денежные мешки были в его руках! Александр печенкой чувствовал их возбуждение. Они вели себя, как гончие, учуявшие добычу.

— Я хочу расширять производство, — продолжил он. — Причем не только в Швейцарии, но и во всей Европе. По той же схеме, которая принесла мне успех в Соединенных Штатах. И действовать я буду разнообразно, вкладываясь в новые отрасли. В том числе такие, которыми прежде не занимался мой отец.

— Например? — спросил один из банкиров.

— Я имею в виду то, чем я в последнее время занимаюсь в Штатах, — ответил Александр. — Строительство, недвижимость. Я хочу строить и покупать отели, кондоминиумы, курорты. — Чуть помолчав, он продолжил: — Кроме того, меня привлекает область ядерной энергии. Наши новейшие разработки в Америке выглядят чрезвычайно многообещающими. Мы также рассматриваем перспективность вложения в разработку проблемы извлечения солнечной энергии. Уверен, вы и сами прекрасно понимаете, что новые источники энергии — одна из важнейших глобальных проблем, стоящих перед человечеством на пороге двадцать первого века. Никуда от этой проблемы не деться — волей-неволей придется её решать.

И снова — дружные кивки.

— Но все это требуют дополнительных изысканий — и, соответственно, капиталовложений. — Завидев в глазах слушателей охотничий азарт, Александр решил, что настала пора выложить на стол козырную карту. — Наконец — ядерное оружие, — произнес он с пафосом.

— Бомба? — быстро спросил рыжеволосый.

— Колоссальный доход, — поправил его Александр. — Невероятный. Доктор Барри Марчвуд, руководитель моего ядерного проекта в Америке, является одним из крупнейших в мире специалистов по ядерным вооружениям. Под его руководством «Корпорация Киракиса» в скором времени превратится в крупнейший на Земле частный центр ядерных исследований.

Банкиры переглянулись, а Александр, словно не замечая их волнения, продолжил:

— За три года, господа, доходы «Корпорации Киракиса» должны, по моим расчетам, утроиться. Мы будем расти, расширяться, и, разумеется, продолжать сотрудничать со своими доверенными банками.

— Разумеется, — подтвердили банкиры.

— Да, в таком случае займы вам потребуются весьма крупные, — высказался один из них.

— Вот именно, — согласился Александр. — Однако в свете того, что я вам сказал, я не считаю это несбыточным.

— Мы обсудим ваше предложение и дадим вам знать о своем решении, — сказал седовласый финансист.

— Только не думайте слишком долго, — предупредил Александр, идя на блеф. — Мне бы не хотелось занимать эти деньги в Соединенных Штатах.

Седовласый вздрогнул, точно ужаленный, и поежился.

— Дайте нам срок двадцать четыре часа, — попросил он.

— Хорошо, — кивнул Александр. А сам подумал, что дело решится куда быстрее.

Седовласый банкир пристально посмотрел на Александра. Он был знаком с Константином Киракисом более тридцати лет и неоднократно выступал его деловым партнером. Старший Киракис был хватким и мудрым бизнесменом. Сын же его был сделан совсем из другого теста. Александр Киракис казался не по годам рассудительным и фантастически самоуверенным. Рядом с ним банкир вдруг ощутил себя неопытным учеником. Молодой человек источал не только поразительную энергию, но и непоколебимую уверенность в своих силах.

Александр попрощался за руку с каждым из пятерых.

— Извините, что не прошу вас остаться, — сказал он. — Но вечером у меня важная встреча в Париже, и я должен немедленно вылететь туда.

И он вышел из зала, провожаемый уважительными взглядами цюрихских гномов.

Юлиус Хауптман сидел в задумчивости в прекрасном, обшитом дубом кабинете своей великолепной виллы в тридцати километрах к северо-западу от Цюриха. Прислуга получила строжайшее указание не беспокоить его ни по какому поводу. Он сидел в полной темноте и обдумывал то, что происходило сейчас за закрытыми дверями конференц-зала швейцарского филиала «Корпорации Киракиса». Александр Киракис не знал — и не должен был узнать! — что именно он, Юлиус Хауптман, был шестым членом этого банковского консорциума. Теневым членом. Хауптман прекрасно понимал, что должен быть предельно осторожным. Он не мог позволить себе ошибиться и недооценить Александра. Да, Киракис был молод, но необыкновенно умен и изворотлив как змея. От его внимания не ускользала ни одна мелочь. И противник он был бы крайне опасный. Хауптман отдавал себе отчет, что любой свой шаг должен просчитать на сто ходов вперед. Стоит ему только пробудить у Александра малейшее подозрение, и тот будет все время держаться настороже. И тогда — прощай все его планы!

Хауптман зажег старинный бронзовый светильник, стоявший возле антикварного английского бюро восемнадцатого века, и вынул из верхнего ящика роскошный альбом в толстом кожаном переплете. Положил альбом на стол и начал медленно листать, пристально изучая каждую газетную вырезку, словно видел её впервые. На самом деле он видел их так часто, что давно выучил содержание каждой наизусть. Весь альбом был заполнен заметками и статьями, посвященными одному человеку — Александру Киракису. Каждую из них герр Хауптман знал назубок. Не проходило дня, чтобы он не думал про Александра Киракиса, про то, как он уничтожит этого человека, который когда-то уничтожил то, что было всего дороже для него самого.

Открыв альбом сзади, он вынул маленькую, пожелтевшую от времени и потрепанную вырезку из женевской газеты, датированной 16 февраля 1980 года. Эта маленькая заметка не удостоилась чести быть напечатанной на первой полосе, в отличие от любых сообщений про похождения Александра Киракиса, но для Юлиуса Хауптмана она была дороже всего на свете. Все его поступки, все мысли за последние пять лет, были так или иначе продиктованы тем, что содержалось в этом клочке газетной бумаги. Даже теперь, когда он взял вырезку, пальцы его задрожали, а на глаза навернулись слезы. В заметке кратко упоминалось самоубийство юной студентки из Невшателя, которая повесилась в гостиничном номере университетского городка Женевы. Никаких подробностей не сообщалось, но Хауптман и без того прекрасно знал, как это случилось. До последнего вздоха он не забудет то утро, когда полицейские отвезли его туда, чтобы он опознал труп своей дочери. Он и сейчас словно воочию видел её тело, свешивающееся с батареи в крохотной ванной. Дословно помнил содержание посмертной записки. Боль и ненависть, раздиравшие Хауптмана, были настолько сильны, что грозили уничтожить его самого. Но он понимал, что не может умереть, пока не отомстит за смерть дочери. Отомстит по-своему.

Александр Киракис дорого заплатит за то, что сотворил с его единственной и горячо любимой Марианной.