Часть I ТАНКОВЫЕ БОИ НА ВАЖНЕЙШИХ НАПРАВЛЕНИЯХ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА В 1943–1944 ГОДАХ
Танки в боях между Харьковом и Днепропетровском
Танковый корпус СС Хауссера в зимних боях
Мы впервые встретились в судьбоносные дни января 1943 года. Каких-то несколько часов назад мы и знать не знали друг о друге, а теперь стали танковым экипажем, боевой единицей, в которой жизнь и смерть каждого зависит от общей слаженности действий. Пятеро мужчин… Вернее сказать, пятеро мальчишек, но почти все из нас были отмечены печатью войны. Наводчику было девятнадцать, но он провел год на фронте на танках Pz-IV. Восемнадцатилетний радист почти целый год воевал на Pz-III на Востоке. Младшему из нас, заряжающему, было семнадцать с половиной. Он только что прибыл из дома, пошел добровольцем и теперь с нетерпением ждал первого боя. Двадцатитрехлетний командир, три года служивший в пехоте, уже прошел через Польшу и Францию и получил несколько ранений. По наградам даже издалека в нем можно было признать пехотинца. Участвуя в боях с самого начала войны, он провел уже две кампании на Востоке, поэтому рядом с ним мы были полны надежды и уверенности.
Мы должны были получить «тигр»! Этой машиной, одной из первых на Восточном фронте, мы гордились. С самого начала она значила для нас больше чем просто оружие. Для нас она была не холодным, безжизненным куском железа — она была живым существом! Мы холили и лелеяли ее, зная, как много будет от нее зависеть в предстоящих боях. Мы спали, ели и веселились в танке. Мы тряслись над ним и проявляли почти материнскую заботу. Ругали его, стоило двигателю заглохнуть, но хвалили и гладили после каждого очередного успеха. Мы стали единым целым — пять человек и «тигр»!
Хотя на фронте был важен каждый танк, наше вступление в бой было отложено на несколько дней из-за отсутствия деталей (шипов для гусениц), необходимых для зимней кампании. С приближением линии фронта к Харькову нам пришлось покинуть квартиры у западного пункта снабжения. Три наших «тигра» прикрывали отступление, а остальные машины отправились в Полтаву, где наши ремонтники должны были подготовить их к зимним боям.
От вида бесконечной равнины, покрытой грязно-белой толщей снега, захватывало дух. Повсюду были разбросаны деревеньки, над которыми, словно саван, простиралось облачное небо.
Перед нами лежал Донец — река, которая из-за толстого слоя льда перестала быть препятствием для пехотных частей. День заднем, ночь за ночью мы играли роль пожарной команды. Мы наносили контрудар, потом следовал сигнал тревоги из соседнего сектора, где русским удалось прорваться. Отражение танковых атак, разведка боем и новые и новые арьергардные бои для прикрытия медленно, но верно отступающих пехотных частей. Сплошной линии фронта больше не было. Русские гнали наши части перед собой с невиданной силой. Немало хлопот доставила нам итальянская 8-я армия. Полностью деморализованные итальянцы безостановочно отступали, бросая все! И вот однажды нам пришлось оставить Харьков, чтобы не остаться в одиночестве посреди красного прилива, накатившего из степей.
Мы дважды отбивали танковые атаки на город, хотя противник уже обошел нас с севера и юга, и лишь в последнюю минуту мы оставили город. Перед глазами разворачивались незабываемые картины. Среди гражданского населения города, куда вот-вот должны были войти русские, царили паника и мародерство.
10 февраля 1943 года мы сосредоточились в районе Мерефы. Туда же прибыли и остальные «тигры», которые прошли подготовку в Полтаве. Мы наносили локальные контрудары, пытаясь восстановить линию фронта. Положение, сложившееся в эти февральские дни, было очень запутанным. Несколько разведывательных рейдов к деревням, занятым русскими, позволили составить общую картину. Картина эта не давала поводов для оптимизма. На наших коммуникациях хозяйничал противник, и мы были отрезаны от баз снабжения на западе. Среди множества погибших при попытках открыть дорогу у Мерефинского моста был и наш ротный. Снова несколько «тигров» и бронетранспортеров с пехотой шли вперед по бескрайней равнине. Мы молча мерзли в своих танках. Никто не знал, что происходит. Целью атаки была деревня прямо перед нами. Никто не знал ее названия, да и не придавал этому значения. Мы остановились в пределах видимости от деревни. В это время нам сообщили, что одновременно с нами с другой стороны деревню будет атаковать танковая рота. Разведчики выяснили, что деревня занята небольшой советской частью с танками.
Мы хотели закончить дело, и наконец-то время пришло. Рота Pz-IV и штурмовые орудия двинулись вперед, и завязался бой. Наступил наш черед. Деревня была окружена, и противнику некуда было отступать. Однако русские не сдавались. Наступила ночь. Мы обстреляли дома на краю деревни, чтобы контролировать местность при свете пожаров и предотвратить попытки прорыва.
Русские не сдавались, а продолжали сражаться с отчаянной смелостью. Они стреляли по нам из танковых орудий, противотанковых пушек, минометов и пулеметов. Наша пехота укрывалась под танками — промерзшая, твердая как камень земля не позволяла окапываться. Потери были неизбежны, и некоторые танки были обездвижены попаданиями из противотанковых орудий по гусеницам. Прорваться в хорошо укрепленную деревню ночью было просто невозможно! Без прикрытия наши танки были хорошо заметны на местности, а русские были хорошо укрыты. Пришлось дожидаться рассвета. Ночь выдалась беспокойной. Впереди горели дома, слышался свист сигнальных ракет и непрерывный рокот и лязг окруженных советских танков. Они постоянно ездили туда-сюда, видимо, пытаясь найти участок для прорыва. И вот наступило утро, положившее всему конец. Под сосредоточенным огнем наших танков сопротивление противника постепенно слабело. Мы медленно двигались вперед, давя противотанковые пушки. Их расчеты лежали тут же, перебитые нашими осколочными снарядами. Т-34, которых осталось всего восемь, продолжали вести огонь, пока не были уничтожены нашими 88-мм снарядами. Русские бились до последнего человека. Пулеметы нашей пехоты собрали обильную кровавую жатву, но противник не сдавался. Их потери были невероятно высоки. Позднее в своих беседах мы называли эту деревню не иначе как «деревня смерти». Теперь наши части завершили переход и пополнили запасы топлива и боеприпасов. Можно было начинать атаку против русских войск, прорвавшихся южнее Харькова! Постоянными контрударами и атаками мы не давали противнику передышки, и это сбило русских с толку, скрыв от них хорошо подготовленный и спланированный удар на окружение.
В эти зимние дни танки Pz-III, вооруженные 50-мм орудиями, также не давали прорвавшемуся противнику вздохнуть свободно.
Рассказ Эрнста Баркманна, 2-й танковый полк СС
Ранним утром 4 февраля командиры танков 2-й роты 2-го танкового полка СС в ожидании приказа выстроились перед командиром батальона гауптштурмфюрером Лоренцем, только что вернувшимся из штаба батальона. Среди них был молодой ротенфюрер Баркманн, командир танка № 221.
— Роте приказано всеми силами атаковать передовые части противника в районе Ольховатки и занять деревню. После этого мы должны продолжать наступление на следующий населенный пункт. 221-й идет на левом фланге роты, остальные — обычным порядком. По машинам!
Баркманн по внутренней связи передал приказ своему экипажу. «Будем наступать на Ольховатку, укрываясь за складками местности. Танк, вперед!»
Танки двинулись в атаку. 221-й спустился в ложбинку и двинулся вдоль нее, а потом резко развернулся в сторону деревни, откуда первое противотанковое орудие уже открыло огонь по танкам роты, наступавшим на деревню, в лоб. По 221-му начал стрелять пулемет «Максим». Наводчик подавил его первым же выстрелом. Танк на полной скорости устремился к деревне. «Осторожно! Коктейль Молотова!» О лобовую броню танка разбилось несколько бутылок. Заструился горящий бензин. Заряжающий, высунувшись из люка, попытался смахнуть старой курткой осколки битого стекла и горючую жидкость, но частые винтовочные выстрелы не давали ему вылезти наружу. Потом командир увидел вспышку выстрела и заметил противотанковую пушку за углом дома. Командир расчета пушки тоже заметил танк, приблизившийся метров до тридцати. Он приказал развернуть орудие и уничтожить танк. Баркманн увидел перед собой черное кольцо ствола. Оставалось еще метров десять. «Дави их!» Взревел двигатель. Выстрел рявкнул в тот самый миг, когда танк протаранил орудие, подмяв под себя его ствол. Расчет орудия опоздал всего на пару секунд! Снаряд безобидно ударил в землю под днищем танка. Но опасность еще не миновала. Загремели базуки, и их снаряды застучали по броне. Донесся рев двигателей танков, ворвавшихся в Ольховатку, и звуки выстрелов их орудий эхом разносились по улицам.
Поступил приказ командира роты: «Занять оборону в деревне». По радио Баркманн услышал, что многие танки подбиты. О готовности доложили только три машины, и среди них танк № 221. Три неповрежденные машины вернулись на исходные позиции, чтобы заправиться и отбуксировать подбитые танки.
Несмотря на непрерывный обстрел, танки добрались до исходных позиций и погрузили канистры. Молодого ротенфюрера в башне сменил опытный обершарфюрер, а Баркманн перебрался на место наводчика. В середине ночи три танка снова двинулись вперед по глубокому снегу. Началась сильная метель, и видимость упала метров до двадцати. И тут обершарфюрер вдруг понял, что он потерял из виду остальные танки. Вскоре они застряли в снегу посреди вражеской территории. Попытки вытащить 221-й успеха не принесли. На рассвете командир и заряжающий пешком отправились в тыл за помощью. Баркманн вместе с двумя членами экипажа остался на месте. Едва рассвело, атакующие «Раты»[1] начали осыпать танк осколочными бомбами и пулеметным огнем, но не сумели причинить ему вреда.
В довершение всех бед по заснеженной равнине двинулась в наступление русская пехота. Баркманн открыл огонь из обоих танковых пулеметов, и наступающая пехота остановилась. Подошло подкрепление в виде нескольких немецких противотанковых пушек на конной тяге, которые начали артиллерийскую дуэль с советскими 76-мм пушками. Радист сообщил по радио, что 221-му требуется тягач. В ответ была обещана помощь. Тем временем были подбиты три немецких противотанковых орудия. Четвертая пушка взорвалась со всем боекомплектом. Наводчик сообщил, что осталось всего десять снарядов. Наконец подошли два 18-тонных гусеничных тягача. Первый тягач был остановлен попаданием снаряда в лобовую часть. Вспышка выстрела выдала позицию подбившей его противотанковой пушки возле стога сена. По пушке сразу же был открыт огонь. Сено запылало, поплыл густой дым. Под его прикрытием расчету противотанковой пушки удалось попасть в корму 221-го. Яркая вспышка осветила танк изнутри, и экипаж поспешно выскочил наружу, отступая перед русскими. Вскоре их подобрали танки 5-й роты, посланные на помощь командиром батальона, штурмбаннфюрером бароном фон Райценштайном. Но танки 5-й роты уже не могли спасти пылавший 221-й.
Через несколько дней, когда Харьков уже был оставлен (14 февраля) и танковая дивизия СС «Дас Райх» отошла за реку, 1-й батальон танкового полка «Дас Райх» передал оставшиеся машины 2-му батальону и был выведен на территорию Германии для переучивания на «пантеры». Между немецкими войсками и Харьковом стояли восьмикратно превосходящие силы противника. Красный прилив захлестнул район Харькова яростными волнами, перерезая коммуникации и пути снабжения, которые вели на запад, и на следующий день ворвался в город с юго-востока и северо-запада там, где это не удалось сделать накануне. Все немецкие войска, стянутые для обороны, были практически полностью окружены. Даже последняя нить, связывавшая нас с тылом, — дорога через Мерефу на Красноград — была перерезана, и нужно было исправить положение.
Удержать Харьков было невозможно. Войска, основным назначением и главной сильной стороной которых было ведение подвижных боевых действий, были лишены всякой возможности вернуть себе инициативу. С невероятной силой противник продолжал продвигаться на юг в сторону Днепропетровска. Никогда еще обстановка не складывалась так благоприятно для противника. Ему нужно было любой ценой добиться решающего успеха. В сопровождении множества танков, на санях и воловьих упряжках, не обращая внимания на дороги и тропы, по открытому полю советские войска двигались мощными клиньями в направлении Павлограда и Новомосковска. Противник вырвался бы на оперативный простор, как это произошло после прорыва позиций под Сталинградом, если бы ему не помешали совместные усилия недавно присоединившихся к нам моторизованной дивизии «Тотенкопф» и другой дивизии нашего танкового корпуса — моторизованной дивизии «Дас Райх». Пока «ЛAT» («Лейбштандарт Адольф Гитлер») всеми силами наступал из района Краснограда на восток и северо-восток, раз за разом оказываясь в расположении вражеских войск и отбирая у противника инициативу, другие моторизованные дивизии, пройдя по широкой дуге севернее Новомосковска и Перещепино, молниеносно замкнули окружение.
И снова по полям и холмам потянулись вереницы телег, лошадей и волов, прикрываемых с флангов танками Т-34, но теперь уже отступая в обратном направлении. И где бы они ни появились, на них тут же обрушивались атаки немецких танков, бронетранспортеров и штурмовых орудий.
Таким образом, противник — основные силы двух советских армий, намного превосходившие немцев в людях и танках, — пал жертвой одного-единственного танкового корпуса СС, фланги которого умело прикрывали части вермахта. Этот танковый корпус сумел во время второго броска на север связать боем значительные силы противника, атаковавшие к югу от Харькова, окружить их и почти полностью уничтожить. В окружении под Парасковеей встретили свой конец два танковых корпуса и три стрелковые дивизии советских войск.
Рывок к Днепру завершился, но вокруг Харькова и в самом городе оставался противник. Сюда отступили остатки разбитых армий, но к ним уже подтянулись сильные резервы. Начался второй этап операции — окружение Харькова. «Лейбштандарт» атаковал город на своем участке с запада и северо-запада, а остальные дивизии продолжали давить с юга. Новое наступление шло севернее Харькова, через Красноград, Валки, Ольшаны и Дергачи, перерезая дорогу на Белгород, а затем поворачивало на юго-восток, лишая противника последнего пути к отступлению — через реку Донец. Харьков еще упорно оборонялся, а немецкие части уже окапывались в тылу противника, перекрывая шоссе на Чугуев.
Рассказ оберштурмфюрера Изеке адъютанта 1-го батальона танкового полка «Лейбштандарт Адольф Гитлер», о подготовке к штурму Харькова в начале марта
Наша боевая группа располагалась на левом фланге дивизии. Впервые для нашей поддержки была выделена рота «тигров». Незадолго до выхода на исходные позиции командир привел ко мне военного корреспондента по фамилии Фернау.
— Возьмите его с собой в танк. Он хочет поучаствовать в атаке.
Только вот куда его посадить? Потренировавшись вместе с экипажем, мы выяснили, что лучшее место — внизу, сбоку от пушки.
Под прикрытием сосредоточенного артиллерийского огня мы двинулись вперед. Прорыв удался. Из-за глубокого снега пехоте обеих рот пришлось залезать на танки. Легкая бронетехника разведывательного батальона едва поспевала за нами. Амфибии пришлось тащить на буксире. Штурмбаннфюрер Майер командовал наступлением из машины оберштурмфюрера Бека (командира 2-й роты танкового полка). Штурмбаннфюрер Вюнше двигался в центре. На правом фланге наступала 3-я рота танкового полка «Лейбштандарт» (гауптштурмфюрера Ламбрехта), а 1-я рота (гауптштурмфюрера Юргенсена) шла в 500 метрах позади. Два «тигра» следовали за штурмбаннфюрером Вюнше. Остальные вышли из строя в основном из-за поломок деталей и креплений внутри танков, в результате чего несколько танкистов получили ранения.
Сзади и чуть левее, со стороны позиций 320-й пехотной дивизии, донесся шум боя. Широким строем мы наступали по заснеженной равнине. Справа от нас на горизонте показались крыши домов. Это был Снежков Кут. Во время короткой остановки штурмбаннфюрер Вюнше приказал 1-й роте свернуть вправо, атаковать деревню с востока и присоединиться к нам. Мы должны были продолжать наступление в прежнем направлении. Перед деревней, чуть слева от нее, виднелся пологий склон, на котором то и дело мелькали вспышки.
Мы продолжали путь. Наш гость Фернау сказал, что скрип в наушниках сбивает его с толку, и в танке ему тесновато, но ощущения были захватывающими. Тем временем мы подошли к позициям на пригорке на расстояние двух километров. Время от времени спереди или сбоку от нас взметался султан снега и раздавался булькающий звук. Танков по-прежнему было восемнадцать. Оба «тигра» следовали за нами. Пехота все так же сидела на танках, укрываясь за башнями.
Стоп! На пригорке и перед ним широкой полосой мелькали вспышки. Проклятие! Похоже, мы выехали прямо на рубеж противотанковой обороны. Командир приказал обеим ротам: «Быстрее! Прибавить скорость! Вперед!» Слева от нас встал танк Бека. Что с штурмбаннфюрером Майером? Танк не горел. За ним я различил какое-то движение. Беглый огонь наших танков не мог пройти бесследно для защитников высоты. Ближайшие танки отстали на 800 метров. Слева и справа от нас пылали два танка. Настал критический момент, когда наши танки были нужнее всего. Но ни один из танков не двигался с места. Как раз перед этим Юргенсен (командир 1-й роты) сообщил по радио: «Орион — Меркурию, — раскатисто выговаривая букву «р», сказал он. — Деревня в двух километрах. Сопротивление отсутствует». Командир ответил: «Набирайте скорость!» Потом тут же продолжил: «Командир — всем машинам: следовать за мной!» Будучи его адъютантом и находясь в пятидесяти метрах сбоку и чуть позади командирского танка, несшегося сквозь метель, я приказал экипажу: «Полный ход! Не отставать!» Я напряженно вглядывался в смотровые щели.
Мы вырвались вперед уже на 150 метров, когда я заметил, что танк командира направляется к сараю справа от нас, чтобы из-за него можно было спокойно изучить обстановку.
Через доли секунды я сообразил, что вокруг нас кипит бой. На четко видимых высотах тревожно мелькали вспышки. Казалось, у сарая нам удалось найти просвет в поле огня. Теперь двинулись и остальные танки.
Въехав на пригорок, командир преодолел последние 100 метров до сарая. В двухстах-трехстах метрах я увидел дома. Тут же в окне ближайшего дома блеснула вспышка выстрела, и мы получили попадание. В отблесках огня я крикнул: «Задний ход!» Вскоре в нашу машину попали еще раз. Я крикнул: «Покинуть машину!», и мы оказались на снегу рядом с танком. На шеях у нас болтались провода наушников. Нас обдал обжигающий жар пламени. Инстинктивно мы зарылись головами в снег. Потом мы все вшестером (к счастью, Фернау все еще был с нами) отползли от танка. Как это ни странно, огонь, охвативший танк, тут же погас.
Танк откатился на одной гусенице метров на 20 назад. Позднее мы установили, что в ближайшем доме стоял в засаде Т-34. Первым попаданием он разбил нам ведущее колесо, а потом мы, дав задний ход, налетели на мину. Времени на размышления у нас практически не было — частые винтовочные выстрелы показывали, что противник все еще оставался на своей позиции.
Іде же остальные танки? Шум выстрелов и взрывов говорил о том, что сражение между танками и противотанковыми пушками было в самом разгаре. Различить командирский танк мы не могли. Потом к нам приблизился «тигр». Мы хотели обратить внимание его экипажа на Т-34, но нас, конечно же, не заметили. Дальнейшие события попеременно вселяли в нас то радость, то печаль. Зачарованные, мы наблюдали за боем слева от нас сквозь слипающиеся веки, позабыв про боль от ожогов. Едва «тигр» достиг вершины, как раздался грохот, блеснула вспышка, и вокруг нас засвистели осколки. Подняв головы, мы увидели на башне «тигра» черное квадратное пятно размером где-то метр на метр. В этот момент 88-мм орудие танка, словно перст указующий, развернулось в сторону цели. Вспышка! Мы поднялись на колени, чтобы посмотреть, что же произошло. Внутри полуразрушенного дома был отчетливо виден пылающий танк с сорванной башней. От радости мы бросились обниматься друг с другом. Далее события развивались с молниеносной быстротой. На краю деревни из засады выехало не меньше двух дюжин Т-34.
Тем временем подошел второй «тигр» унтерштурмфюрера Вендорфа (первым командовал оберштурмфюрер Пецдойшек). У Снежкова Кута были подбиты восемь вражеских танков. Проходя через деревню, наши танки уничтожили еще четыре машины, а остальные скрылись в направлении на Валки. Тем временем штурмбаннфюрер Вюнше руководил действиями танков на рубеже противотанковой обороны. После боя там насчитали пятьдесят шесть противотанковых пушек. Вместе с командиром разведывательного батальона Вюнше организовал зачистку деревни. Получив медицинскую помощь, я с перевязанной головой вернулся в строй.
В 7.30 утра 8 марта 1943 года наша боевая группа изготовилась к новому наступлению на север.
Разумеется, нам очень хотелось бы знать, как добраться до Циркунов. Судя по карте, местность к северу от Харькова была лесистой и болотистой. Что ж, ну и ночка выдалась! Мы пересекли путь остальных наступающих частей, преследовавших врага, и вышли к лесам и болотам между Черкасским и Циркунами. Впереди шел разведывательный батальон. Штурмбаннфюрер Вюнше отдал приказ: «Я пойду вперед с теми танками, которые сумеют пробраться. Вы соберете все силы, чтобы вытащить и вернуть в строй застрявшие в болоте и подбитые машины. Задачу вы знаете. Если забудете, двигайтесь по нашим следам!» Мы приступили к работе, которая длилась всю ночь и навсегда осталась в памяти всех ее участников.
Самые топкие места посреди леса, засыпанного глубоким снегом, машинам приходилось преодолевать по одному. Нередко их приходилось тянуть на длинном тросе сразу двумя танками. Мы даже и не предполагали, что внезапная атака разведывательного батальона с тремя Pz-IV, которые удалось протащить штурмбаннфюреру Вюнше, увенчалась успехом. Такой же неожиданностью стал успех боев, открывших путь в Харьков с северо-востока. Оставалось еще 8 километров до перекрестка на шоссе Харьков — Чугуев, имевшего для обороны Харькова огромное значение.
Танковый корпус СС Хауссера в зимних боях
Мы впервые встретились в судьбоносные дни января 1943 года. Каких-то несколько часов назад мы и знать не знали друг о друге, а теперь стали танковым экипажем, боевой единицей, в которой жизнь и смерть каждого зависит от общей слаженности действий. Пятеро мужчин… Вернее сказать, пятеро мальчишек, но почти все из нас были отмечены печатью войны. Наводчику было девятнадцать, но он провел год на фронте на танках Pz-IV. Восемнадцатилетний радист почти целый год воевал на Pz-III на Востоке. Младшему из нас, заряжающему, было семнадцать с половиной. Он только что прибыл из дома, пошел добровольцем и теперь с нетерпением ждал первого боя. Двадцатитрехлетний командир, три года служивший в пехоте, уже прошел через Польшу и Францию и получил несколько ранений. По наградам даже издалека в нем можно было признать пехотинца. Участвуя в боях с самого начала войны, он провел уже две кампании на Востоке, поэтому рядом с ним мы были полны надежды и уверенности.
Мы должны были получить «тигр»! Этой машиной, одной из первых на Восточном фронте, мы гордились. С самого начала она значила для нас больше чем просто оружие. Для нас она была не холодным, безжизненным куском железа — она была живым существом! Мы холили и лелеяли ее, зная, как много будет от нее зависеть в предстоящих боях. Мы спали, ели и веселились в танке. Мы тряслись над ним и проявляли почти материнскую заботу. Ругали его, стоило двигателю заглохнуть, но хвалили и гладили после каждого очередного успеха. Мы стали единым целым — пять человек и «тигр»!
Хотя на фронте был важен каждый танк, наше вступление в бой было отложено на несколько дней из-за отсутствия деталей (шипов для гусениц), необходимых для зимней кампании. С приближением линии фронта к Харькову нам пришлось покинуть квартиры у западного пункта снабжения. Три наших «тигра» прикрывали отступление, а остальные машины отправились в Полтаву, где наши ремонтники должны были подготовить их к зимним боям.
От вида бесконечной равнины, покрытой грязно-белой толщей снега, захватывало дух. Повсюду были разбросаны деревеньки, над которыми, словно саван, простиралось облачное небо.
Перед нами лежал Донец — река, которая из-за толстого слоя льда перестала быть препятствием для пехотных частей. День заднем, ночь за ночью мы играли роль пожарной команды. Мы наносили контрудар, потом следовал сигнал тревоги из соседнего сектора, где русским удалось прорваться. Отражение танковых атак, разведка боем и новые и новые арьергардные бои для прикрытия медленно, но верно отступающих пехотных частей. Сплошной линии фронта больше не было. Русские гнали наши части перед собой с невиданной силой. Немало хлопот доставила нам итальянская 8-я армия. Полностью деморализованные итальянцы безостановочно отступали, бросая все! И вот однажды нам пришлось оставить Харьков, чтобы не остаться в одиночестве посреди красного прилива, накатившего из степей.
Мы дважды отбивали танковые атаки на город, хотя противник уже обошел нас с севера и юга, и лишь в последнюю минуту мы оставили город. Перед глазами разворачивались незабываемые картины. Среди гражданского населения города, куда вот-вот должны были войти русские, царили паника и мародерство.
10 февраля 1943 года мы сосредоточились в районе Мерефы. Туда же прибыли и остальные «тигры», которые прошли подготовку в Полтаве. Мы наносили локальные контрудары, пытаясь восстановить линию фронта. Положение, сложившееся в эти февральские дни, было очень запутанным. Несколько разведывательных рейдов к деревням, занятым русскими, позволили составить общую картину. Картина эта не давала поводов для оптимизма. На наших коммуникациях хозяйничал противник, и мы были отрезаны от баз снабжения на западе. Среди множества погибших при попытках открыть дорогу у Мерефинского моста был и наш ротный. Снова несколько «тигров» и бронетранспортеров с пехотой шли вперед по бескрайней равнине. Мы молча мерзли в своих танках. Никто не знал, что происходит. Целью атаки была деревня прямо перед нами. Никто не знал ее названия, да и не придавал этому значения. Мы остановились в пределах видимости от деревни. В это время нам сообщили, что одновременно с нами с другой стороны деревню будет атаковать танковая рота. Разведчики выяснили, что деревня занята небольшой советской частью с танками.
Мы хотели закончить дело, и наконец-то время пришло. Рота Pz-IV и штурмовые орудия двинулись вперед, и завязался бой. Наступил наш черед. Деревня была окружена, и противнику некуда было отступать. Однако русские не сдавались. Наступила ночь. Мы обстреляли дома на краю деревни, чтобы контролировать местность при свете пожаров и предотвратить попытки прорыва.
Русские не сдавались, а продолжали сражаться с отчаянной смелостью. Они стреляли по нам из танковых орудий, противотанковых пушек, минометов и пулеметов. Наша пехота укрывалась под танками — промерзшая, твердая как камень земля не позволяла окапываться. Потери были неизбежны, и некоторые танки были обездвижены попаданиями из противотанковых орудий по гусеницам. Прорваться в хорошо укрепленную деревню ночью было просто невозможно! Без прикрытия наши танки были хорошо заметны на местности, а русские были хорошо укрыты. Пришлось дожидаться рассвета. Ночь выдалась беспокойной. Впереди горели дома, слышался свист сигнальных ракет и непрерывный рокот и лязг окруженных советских танков. Они постоянно ездили туда-сюда, видимо, пытаясь найти участок для прорыва. И вот наступило утро, положившее всему конец. Под сосредоточенным огнем наших танков сопротивление противника постепенно слабело. Мы медленно двигались вперед, давя противотанковые пушки. Их расчеты лежали тут же, перебитые нашими осколочными снарядами. Т-34, которых осталось всего восемь, продолжали вести огонь, пока не были уничтожены нашими 88-мм снарядами. Русские бились до последнего человека. Пулеметы нашей пехоты собрали обильную кровавую жатву, но противник не сдавался. Их потери были невероятно высоки. Позднее в своих беседах мы называли эту деревню не иначе как «деревня смерти». Теперь наши части завершили переход и пополнили запасы топлива и боеприпасов. Можно было начинать атаку против русских войск, прорвавшихся южнее Харькова! Постоянными контрударами и атаками мы не давали противнику передышки, и это сбило русских с толку, скрыв от них хорошо подготовленный и спланированный удар на окружение.
В эти зимние дни танки Pz-III, вооруженные 50-мм орудиями, также не давали прорвавшемуся противнику вздохнуть свободно.
Рассказ Эрнста Баркманна, 2-й танковый полк СС
Ранним утром 4 февраля командиры танков 2-й роты 2-го танкового полка СС в ожидании приказа выстроились перед командиром батальона гауптштурмфюрером Лоренцем, только что вернувшимся из штаба батальона. Среди них был молодой ротенфюрер Баркманн, командир танка № 221.
— Роте приказано всеми силами атаковать передовые части противника в районе Ольховатки и занять деревню. После этого мы должны продолжать наступление на следующий населенный пункт. 221-й идет на левом фланге роты, остальные — обычным порядком. По машинам!
Баркманн по внутренней связи передал приказ своему экипажу. «Будем наступать на Ольховатку, укрываясь за складками местности. Танк, вперед!»
Танки двинулись в атаку. 221-й спустился в ложбинку и двинулся вдоль нее, а потом резко развернулся в сторону деревни, откуда первое противотанковое орудие уже открыло огонь по танкам роты, наступавшим на деревню, в лоб. По 221-му начал стрелять пулемет «Максим». Наводчик подавил его первым же выстрелом. Танк на полной скорости устремился к деревне. «Осторожно! Коктейль Молотова!» О лобовую броню танка разбилось несколько бутылок. Заструился горящий бензин. Заряжающий, высунувшись из люка, попытался смахнуть старой курткой осколки битого стекла и горючую жидкость, но частые винтовочные выстрелы не давали ему вылезти наружу. Потом командир увидел вспышку выстрела и заметил противотанковую пушку за углом дома. Командир расчета пушки тоже заметил танк, приблизившийся метров до тридцати. Он приказал развернуть орудие и уничтожить танк. Баркманн увидел перед собой черное кольцо ствола. Оставалось еще метров десять. «Дави их!» Взревел двигатель. Выстрел рявкнул в тот самый миг, когда танк протаранил орудие, подмяв под себя его ствол. Расчет орудия опоздал всего на пару секунд! Снаряд безобидно ударил в землю под днищем танка. Но опасность еще не миновала. Загремели базуки, и их снаряды застучали по броне. Донесся рев двигателей танков, ворвавшихся в Ольховатку, и звуки выстрелов их орудий эхом разносились по улицам.
Поступил приказ командира роты: «Занять оборону в деревне». По радио Баркманн услышал, что многие танки подбиты. О готовности доложили только три машины, и среди них танк № 221. Три неповрежденные машины вернулись на исходные позиции, чтобы заправиться и отбуксировать подбитые танки.
Несмотря на непрерывный обстрел, танки добрались до исходных позиций и погрузили канистры. Молодого ротенфюрера в башне сменил опытный обершарфюрер, а Баркманн перебрался на место наводчика. В середине ночи три танка снова двинулись вперед по глубокому снегу. Началась сильная метель, и видимость упала метров до двадцати. И тут обершарфюрер вдруг понял, что он потерял из виду остальные танки. Вскоре они застряли в снегу посреди вражеской территории. Попытки вытащить 221-й успеха не принесли. На рассвете командир и заряжающий пешком отправились в тыл за помощью. Баркманн вместе с двумя членами экипажа остался на месте. Едва рассвело, атакующие «Раты»[1] начали осыпать танк осколочными бомбами и пулеметным огнем, но не сумели причинить ему вреда.
В довершение всех бед по заснеженной равнине двинулась в наступление русская пехота. Баркманн открыл огонь из обоих танковых пулеметов, и наступающая пехота остановилась. Подошло подкрепление в виде нескольких немецких противотанковых пушек на конной тяге, которые начали артиллерийскую дуэль с советскими 76-мм пушками. Радист сообщил по радио, что 221-му требуется тягач. В ответ была обещана помощь. Тем временем были подбиты три немецких противотанковых орудия. Четвертая пушка взорвалась со всем боекомплектом. Наводчик сообщил, что осталось всего десять снарядов. Наконец подошли два 18-тонных гусеничных тягача. Первый тягач был остановлен попаданием снаряда в лобовую часть. Вспышка выстрела выдала позицию подбившей его противотанковой пушки возле стога сена. По пушке сразу же был открыт огонь. Сено запылало, поплыл густой дым. Под его прикрытием расчету противотанковой пушки удалось попасть в корму 221-го. Яркая вспышка осветила танк изнутри, и экипаж поспешно выскочил наружу, отступая перед русскими. Вскоре их подобрали танки 5-й роты, посланные на помощь командиром батальона, штурмбаннфюрером бароном фон Райценштайном. Но танки 5-й роты уже не могли спасти пылавший 221-й.
Через несколько дней, когда Харьков уже был оставлен (14 февраля) и танковая дивизия СС «Дас Райх» отошла за реку, 1-й батальон танкового полка «Дас Райх» передал оставшиеся машины 2-му батальону и был выведен на территорию Германии для переучивания на «пантеры». Между немецкими войсками и Харьковом стояли восьмикратно превосходящие силы противника. Красный прилив захлестнул район Харькова яростными волнами, перерезая коммуникации и пути снабжения, которые вели на запад, и на следующий день ворвался в город с юго-востока и северо-запада там, где это не удалось сделать накануне. Все немецкие войска, стянутые для обороны, были практически полностью окружены. Даже последняя нить, связывавшая нас с тылом, — дорога через Мерефу на Красноград — была перерезана, и нужно было исправить положение.
Удержать Харьков было невозможно. Войска, основным назначением и главной сильной стороной которых было ведение подвижных боевых действий, были лишены всякой возможности вернуть себе инициативу. С невероятной силой противник продолжал продвигаться на юг в сторону Днепропетровска. Никогда еще обстановка не складывалась так благоприятно для противника. Ему нужно было любой ценой добиться решающего успеха. В сопровождении множества танков, на санях и воловьих упряжках, не обращая внимания на дороги и тропы, по открытому полю советские войска двигались мощными клиньями в направлении Павлограда и Новомосковска. Противник вырвался бы на оперативный простор, как это произошло после прорыва позиций под Сталинградом, если бы ему не помешали совместные усилия недавно присоединившихся к нам моторизованной дивизии «Тотенкопф» и другой дивизии нашего танкового корпуса — моторизованной дивизии «Дас Райх». Пока «ЛAT» («Лейбштандарт Адольф Гитлер») всеми силами наступал из района Краснограда на восток и северо-восток, раз за разом оказываясь в расположении вражеских войск и отбирая у противника инициативу, другие моторизованные дивизии, пройдя по широкой дуге севернее Новомосковска и Перещепино, молниеносно замкнули окружение.
И снова по полям и холмам потянулись вереницы телег, лошадей и волов, прикрываемых с флангов танками Т-34, но теперь уже отступая в обратном направлении. И где бы они ни появились, на них тут же обрушивались атаки немецких танков, бронетранспортеров и штурмовых орудий.
Таким образом, противник — основные силы двух советских армий, намного превосходившие немцев в людях и танках, — пал жертвой одного-единственного танкового корпуса СС, фланги которого умело прикрывали части вермахта. Этот танковый корпус сумел во время второго броска на север связать боем значительные силы противника, атаковавшие к югу от Харькова, окружить их и почти полностью уничтожить. В окружении под Парасковеей встретили свой конец два танковых корпуса и три стрелковые дивизии советских войск.
Рывок к Днепру завершился, но вокруг Харькова и в самом городе оставался противник. Сюда отступили остатки разбитых армий, но к ним уже подтянулись сильные резервы. Начался второй этап операции — окружение Харькова. «Лейбштандарт» атаковал город на своем участке с запада и северо-запада, а остальные дивизии продолжали давить с юга. Новое наступление шло севернее Харькова, через Красноград, Валки, Ольшаны и Дергачи, перерезая дорогу на Белгород, а затем поворачивало на юго-восток, лишая противника последнего пути к отступлению — через реку Донец. Харьков еще упорно оборонялся, а немецкие части уже окапывались в тылу противника, перекрывая шоссе на Чугуев.
Рассказ оберштурмфюрера Изеке адъютанта 1-го батальона танкового полка «Лейбштандарт Адольф Гитлер», о подготовке к штурму Харькова в начале марта
Наша боевая группа располагалась на левом фланге дивизии. Впервые для нашей поддержки была выделена рота «тигров». Незадолго до выхода на исходные позиции командир привел ко мне военного корреспондента по фамилии Фернау.
— Возьмите его с собой в танк. Он хочет поучаствовать в атаке.
Только вот куда его посадить? Потренировавшись вместе с экипажем, мы выяснили, что лучшее место — внизу, сбоку от пушки.
Под прикрытием сосредоточенного артиллерийского огня мы двинулись вперед. Прорыв удался. Из-за глубокого снега пехоте обеих рот пришлось залезать на танки. Легкая бронетехника разведывательного батальона едва поспевала за нами. Амфибии пришлось тащить на буксире. Штурмбаннфюрер Майер командовал наступлением из машины оберштурмфюрера Бека (командира 2-й роты танкового полка). Штурмбаннфюрер Вюнше двигался в центре. На правом фланге наступала 3-я рота танкового полка «Лейбштандарт» (гауптштурмфюрера Ламбрехта), а 1-я рота (гауптштурмфюрера Юргенсена) шла в 500 метрах позади. Два «тигра» следовали за штурмбаннфюрером Вюнше. Остальные вышли из строя в основном из-за поломок деталей и креплений внутри танков, в результате чего несколько танкистов получили ранения.
Сзади и чуть левее, со стороны позиций 320-й пехотной дивизии, донесся шум боя. Широким строем мы наступали по заснеженной равнине. Справа от нас на горизонте показались крыши домов. Это был Снежков Кут. Во время короткой остановки штурмбаннфюрер Вюнше приказал 1-й роте свернуть вправо, атаковать деревню с востока и присоединиться к нам. Мы должны были продолжать наступление в прежнем направлении. Перед деревней, чуть слева от нее, виднелся пологий склон, на котором то и дело мелькали вспышки.
Мы продолжали путь. Наш гость Фернау сказал, что скрип в наушниках сбивает его с толку, и в танке ему тесновато, но ощущения были захватывающими. Тем временем мы подошли к позициям на пригорке на расстояние двух километров. Время от времени спереди или сбоку от нас взметался султан снега и раздавался булькающий звук. Танков по-прежнему было восемнадцать. Оба «тигра» следовали за нами. Пехота все так же сидела на танках, укрываясь за башнями.
Стоп! На пригорке и перед ним широкой полосой мелькали вспышки. Проклятие! Похоже, мы выехали прямо на рубеж противотанковой обороны. Командир приказал обеим ротам: «Быстрее! Прибавить скорость! Вперед!» Слева от нас встал танк Бека. Что с штурмбаннфюрером Майером? Танк не горел. За ним я различил какое-то движение. Беглый огонь наших танков не мог пройти бесследно для защитников высоты. Ближайшие танки отстали на 800 метров. Слева и справа от нас пылали два танка. Настал критический момент, когда наши танки были нужнее всего. Но ни один из танков не двигался с места. Как раз перед этим Юргенсен (командир 1-й роты) сообщил по радио: «Орион — Меркурию, — раскатисто выговаривая букву «р», сказал он. — Деревня в двух километрах. Сопротивление отсутствует». Командир ответил: «Набирайте скорость!» Потом тут же продолжил: «Командир — всем машинам: следовать за мной!» Будучи его адъютантом и находясь в пятидесяти метрах сбоку и чуть позади командирского танка, несшегося сквозь метель, я приказал экипажу: «Полный ход! Не отставать!» Я напряженно вглядывался в смотровые щели.
Мы вырвались вперед уже на 150 метров, когда я заметил, что танк командира направляется к сараю справа от нас, чтобы из-за него можно было спокойно изучить обстановку.
Через доли секунды я сообразил, что вокруг нас кипит бой. На четко видимых высотах тревожно мелькали вспышки. Казалось, у сарая нам удалось найти просвет в поле огня. Теперь двинулись и остальные танки.
Въехав на пригорок, командир преодолел последние 100 метров до сарая. В двухстах-трехстах метрах я увидел дома. Тут же в окне ближайшего дома блеснула вспышка выстрела, и мы получили попадание. В отблесках огня я крикнул: «Задний ход!» Вскоре в нашу машину попали еще раз. Я крикнул: «Покинуть машину!», и мы оказались на снегу рядом с танком. На шеях у нас болтались провода наушников. Нас обдал обжигающий жар пламени. Инстинктивно мы зарылись головами в снег. Потом мы все вшестером (к счастью, Фернау все еще был с нами) отползли от танка. Как это ни странно, огонь, охвативший танк, тут же погас.
Танк откатился на одной гусенице метров на 20 назад. Позднее мы установили, что в ближайшем доме стоял в засаде Т-34. Первым попаданием он разбил нам ведущее колесо, а потом мы, дав задний ход, налетели на мину. Времени на размышления у нас практически не было — частые винтовочные выстрелы показывали, что противник все еще оставался на своей позиции.
Іде же остальные танки? Шум выстрелов и взрывов говорил о том, что сражение между танками и противотанковыми пушками было в самом разгаре. Различить командирский танк мы не могли. Потом к нам приблизился «тигр». Мы хотели обратить внимание его экипажа на Т-34, но нас, конечно же, не заметили. Дальнейшие события попеременно вселяли в нас то радость, то печаль. Зачарованные, мы наблюдали за боем слева от нас сквозь слипающиеся веки, позабыв про боль от ожогов. Едва «тигр» достиг вершины, как раздался грохот, блеснула вспышка, и вокруг нас засвистели осколки. Подняв головы, мы увидели на башне «тигра» черное квадратное пятно размером где-то метр на метр. В этот момент 88-мм орудие танка, словно перст указующий, развернулось в сторону цели. Вспышка! Мы поднялись на колени, чтобы посмотреть, что же произошло. Внутри полуразрушенного дома был отчетливо виден пылающий танк с сорванной башней. От радости мы бросились обниматься друг с другом. Далее события развивались с молниеносной быстротой. На краю деревни из засады выехало не меньше двух дюжин Т-34.
Тем временем подошел второй «тигр» унтерштурмфюрера Вендорфа (первым командовал оберштурмфюрер Пецдойшек). У Снежкова Кута были подбиты восемь вражеских танков. Проходя через деревню, наши танки уничтожили еще четыре машины, а остальные скрылись в направлении на Валки. Тем временем штурмбаннфюрер Вюнше руководил действиями танков на рубеже противотанковой обороны. После боя там насчитали пятьдесят шесть противотанковых пушек. Вместе с командиром разведывательного батальона Вюнше организовал зачистку деревни. Получив медицинскую помощь, я с перевязанной головой вернулся в строй.
В 7.30 утра 8 марта 1943 года наша боевая группа изготовилась к новому наступлению на север.
Разумеется, нам очень хотелось бы знать, как добраться до Циркунов. Судя по карте, местность к северу от Харькова была лесистой и болотистой. Что ж, ну и ночка выдалась! Мы пересекли путь остальных наступающих частей, преследовавших врага, и вышли к лесам и болотам между Черкасским и Циркунами. Впереди шел разведывательный батальон. Штурмбаннфюрер Вюнше отдал приказ: «Я пойду вперед с теми танками, которые сумеют пробраться. Вы соберете все силы, чтобы вытащить и вернуть в строй застрявшие в болоте и подбитые машины. Задачу вы знаете. Если забудете, двигайтесь по нашим следам!» Мы приступили к работе, которая длилась всю ночь и навсегда осталась в памяти всех ее участников.
Самые топкие места посреди леса, засыпанного глубоким снегом, машинам приходилось преодолевать по одному. Нередко их приходилось тянуть на длинном тросе сразу двумя танками. Мы даже и не предполагали, что внезапная атака разведывательного батальона с тремя Pz-IV, которые удалось протащить штурмбаннфюреру Вюнше, увенчалась успехом. Такой же неожиданностью стал успех боев, открывших путь в Харьков с северо-востока. Оставалось еще 8 километров до перекрестка на шоссе Харьков — Чугуев, имевшего для обороны Харькова огромное значение.
Бои за Харьков в марте 1943 года
В первые дни марта мы двигались в строю танковой боевой группы в направлении Харькова для нанесения контрудара. Приказом штаба дивизии нашей боевой группе была поставлена задача быстрым броском за наступающим противником от Валков через Ольшаны и Дергачи выйти на окраины Харькова и перерезать пути отступления в направлении Харьков — Белгород. Это задание пришлось нам по душе! Мы шли вперед на большой скорости. Сопротивление было слабым, и мы легко преодолевали его энергичными атаками.
Первой двигалась рота на Pz-IV, за ней — наши «тигры». Позади нас шли бронетранспортеры и бронемашины разведывательного батальона, которые должны были устремиться вперед, как только мы пробьем брешь в обороне противника.
Перед нами была деревня. Стояла тишина. Люки были закрыты, и мы поддерживали связь по радио. До деревни всего 600 метров, но еще не сделано ни единого выстрела. Наши Pz-IV развернулись для атаки. Как только первые танки приблизились к темным домам, начался фейерверк. Головной танк получил прямое попадание в башню. Еще два или три танка задымились. Одна машина закрутилась на месте с перебитой гусеницей! Между тем врага все еще не было видно. Он был хорошо укрыт за домами и заборами. Ободренные первым успехом, русские усилили огонь, и легкие танки нашей головной роты остановились. Они стреляли с максимальной скоростью, но не могли точно определить позиции противотанковых орудий и танков. Так продолжаться не могло. Pz-IV здесь было не пройти. По радио поступил приказ: «Выйти из боя. Собраться в овраге!» Всего одна рота потеряла сразу восемь машин. Хотя бы из трех танков экипажам удалось выбраться, но остальные получили прямые попадания.
Мы изменили план. Теперь два наших «тигра» должны были идти впереди, а остальные танки — следовать за нами на некотором расстоянии. Машины разведывательного батальона должны были ждать в овраге приказа по радио. Мы выехали на открытую местность. При виде горящих немецких танков нас охватила тревога. Обороняющиеся тут же сосредоточили огонь на нас, но на таком расстоянии это было бесполезно. Врага по-прежнему не было видно. Вдруг от домов отделились три Т-34, видимо, пытаясь подойти к нам с фланга. Мы быстро навели орудия на цель, развернув башни влево. Мы остановились, и первые снаряды вылетели из стволов орудий. Звуки удара и взрыва раздались почти одновременно! Наводчик уже поймал в прицел следующий вражеский танк. Огонь! — и машину буквально разорвало на куски. Похоже, снаряд попал прямо в топливный бак. Третий вражеский танк, видимо, попытался развернуться. Он повернулся к нам кормой и тут же был подбит. Только тогда мы стали замечать стук снарядов по броне. Эти три Т-34 отвлекли на себя наше внимание. Теперь со стороны невысоких деревенских домов по нам, судя по всему, стреляло противотанковое орудие.
Один за другим мы обстреляли дома осколочно-фугасными снарядами и хотя бы на время получили передышку. Мы хотели подобраться к домам поближе. Прикрывая друг друга, мы по широкой дороге вломились в деревню. Остальные танки следовали за нами с большими интервалами, а бронетранспортеры разведывательного батальона устремились к окраине деревни, высадили пехоту и вышли вперед, прикрывая наши «тигры» с флангов. Противника выкуривали из домов ручными гранатами и пулеметным огнем. Теперь мы поняли, откуда по нам велся огонь. Русские вкатили 47-мм противотанковые пушки в дома с противоположной стороны, поэтому мы и не могли их заметить.
Наши «тигры» пересекли широкую площадь и обнаружили еще несколько Т-34, пытавшихся незаметно покинуть деревню. Молниеносным ударом два наших «тигра» быстро уничтожили еще восемь танков. Вскоре мы поняли, почему в этой деревне скопилось столько войск: в нескольких сотнях метров за ней был мост, по которому должны были перейти через реку наши танки.
Мы энергично преследовали противника. Прямо перед мостом нас встретили еще два вражеских танка. Вероятно, их оставили прикрывать подготовку моста к взрыву. Это был их смертный приговор! Потом мы захватили переправу и доложили по радио командиру боевой группы. Pz-IV переправились на другой берег, а пехота разведывательного батальона зачистила деревню. Ночью мы вышли к шоссе Харьков — Белгород и лишили русских, окруженных в Харькове, возможности для прорыва. Но думать об отдыхе было еще рано. Нам снова предстояло участвовать в контратаке на этот город, ставший ареной отчаянной борьбы. Пришлось довольствоваться несколькими часами сна. Мы лихорадочно проводили техобслуживание: сменили масло, подтянули траки. Прочистив вентиляционную систему, мы стали ждать назначенного часа.
Ночью И марта 1943 года мы выдвинулись на исходные позиции. На рассвете мы увидели как на ладони цель наступления. Мы ясно видели высотные здания Красной площади, через которую проезжали всего несколько дней… или недель тому назад. Тогда мы фотографировали разительный контраст между этими зданиями и городскими трущобами, не забывая запечатлеть и друг друга. Наверное, пленки все еще не были проявлены, оставаясь в фотоаппаратах. Многих наших товарищей, радостно позировавших с русскими девушками на память о Харькове, уже не было в живых.
Рассказ Мартина Штайгера командира танка 1-й роты танкового полка «Тотенкопф», о танковых боях в районе Харькова
Дивизии «Дас Райх» и «Лейбштандарт» уже вели бои. Хотя удар «Лейбштандарта» от Краснограда на юг сокрушил передовые вражеские части, наступавшие на запад, к востоку от прежнего направления наступления еще оставались крупные силы противника. Чтобы уничтожить этого врага и установить связь с «Лейбштандартом» к северо-западу от Краснограда, нужны были новые силы.
Эта задача была поставлена перед только что переброшенной дивизией СС «Тотенкопф», входившей в состав танкового корпуса СС и сосредоточенной в районе Перещепино.
Три дня мы неустанно работали. Танки были выкрашены в белый цвет, а вооружение и оборудование прошли последнюю проверку перед боем. На четвертую ночь подтянулись последние подразделения, и на следующее утро мы двинулись на фронт.
Полк прибыл в район сосредоточения. 1-й батальон под командованием штурмбаннфюрера Майердресса, а за ним 1-я, 2-я, 3-я и 4-я роты прошли через Полтаву, проезжая мимо отступавших итальянцев и венгров и немецких солдат и железнодорожников, отбившихся от своих частей или искавших убежища в тылу. Колонна из семи с лишним десятков танков, быстро исчезавшая в снежной пелене, производила внушительное впечатление.
На рассвете 20 февраля мы начали подготовку. Днем начало теплеть, но когда мы начали грузить скромные пожитки в машины и танки, вдруг повалил снег и поднялся сильный западный ветер. Мы двинулись в непроглядную тьму. Мы едва могли разглядеть, что творится даже в метре перед машинами. Танкисты сидели на крыльях машин и давали указания водителю. Броня танков и комбинезоны танкистов были покрыты сантиметровым слоем снега. По спинам людей бежала талая вода. Иногда мы замечали отблески выхлопа впереди идущей машины — единственный ориентир, указывавший нам направление. Колонна уже давно рассыпалась. Одиночные танки и машины снабжения катили сквозь призрачную ночь навстречу новому утру. Перед самым рассветом снегопад закончился. Мы были в Карловке — большой деревне на шоссе Полтава — Красноград.
Прошло несколько часов, прежде чем рота смогла разбить лагерь в полном составе. Часть танков вышла из строя и требовала внимания механиков или буксировки, если повреждения были значительными. Вечером мы снова двинулись в путь. Ночь была звездная и морозная. Командиры уверенно стояли в башенных люках. На обледеневших дорогах танки начали скользить. Около полуночи мы достигли Краснограда, и тут произошла авария, задержавшая движение. Несколько танков соскользнули по льду в низину на выезде из Краснограда и столкнулись. Танки командира Майердресса и его адъютанта и танки Рифкогеля и Зибенкопфа столкнулись на наклонном участке дороги и получили серьезные повреждения. Пришлось их отбуксировать. Возобновить движение мы смогли только с рассветом. Потом мы долго ползли по однообразным русским степям, укрытым глубоким слоем снега. Если бы не телеграфные столбы по правую руку, мы, наверное, даже и не поняли бы, что едем по дороге.
Противник приближался к дороге справа, угрожая ударить нам во фланг.
Первая рота получила приказ атаковать. «К бою! Танки — вперед!» Мы обошли крайние дома Перещепино и развернулись в линию. Нам встретилась русская пехота, с которой мы стали сражаться на ходу. Несколько противотанковых ружей открыли огонь, но мы быстро уничтожили их сосредоточенным огнем. Заговорила артиллерия. Взрывы не причиняли нам вреда, и обстрел резко прекратился. К вечеру мы выполнили задачу. Около полуночи, после нескольких часов бесцельных блужданий из-за того, что шедший в голове ротной колонны Рифкогель сбился с дороги, мы заночевали в деревне. 4 утра: тревога!
Весь 3-й танковый полк изготовился к бою южнее Перещепино и атаковал противника между Орелькой и рекой Самарой. Наступило 22 февраля.
Двумя волнами, сначала 1-м, а потом 2-м батальоном, мы атаковали на юго-восток через граду холмов в направлении на село Вербки, находившееся в 50 километрах от нас.
Тем временем дивизия «Дас Райх» повернула на север, при мощной поддержке пикирующих бомбардировщиков форсировала Самару у Павлограда и заняла Вербки. Здесь произошло соединение ударных групп дивизий «Тотенкопф» и «Дас Райх». Между тем колонна, наступавшая на левом фланге нашей дивизии, заняла Орельку, прикрывая обнаженный фланг дивизии с севера. Советская 1-я гвардейская армия продолжала наступление.
Части советской группы Попова уже были отрезаны силами армии, наступавшей правее нас, однако пять вражеских танковых корпусов продолжали двигаться на юго-запад перед фронтом армии Гота.
Ударная группа дивизии «Дас Райх» ворвалась на южную окраину Лозовой. Правофланговая колонна вошла в Веселое. Наш танковый полк наступал западнее. Другие части рвались от Орельки на восток и северо-восток. На оборону Лозовой противник бросил крупные силы. Здесь нашему полку пришлось выдержать ожесточенный бой. 2-й батальон прорвался в Панютино, создавая возможность для развития атаки.
27 февраля фронт противника рухнул. Танковый корпус СС вышел к железнодорожной линии Лозовая — Орелька. Преследование противника 28 февраля позволило продвинуться дальше на север. Первая задача была выполнена — ударная группировка Попова потерпела поражение. Основная ее часть была уничтожена нашей дивизией при поддержке частей «Дас Райха» и «Лейбштандарта» в ходе трехдневных боев под Еремеевкой. Отдельные части противника, которым удалось прорваться, еще несколько дней беспокоили наши тылы, прежде чем были уничтожены. Тело командира советского 15-го гвардейского корпуса было обнаружено неподалеку от командного пункта танкового корпуса СС.
4 марта мы соединились с остальными частями. На следующий день дивизия СС «Тотенкопф» завершила разгром окруженного противника, одержав тем самым важную победу.
Наступление продолжилось 6 марта. Состояние дорог ухудшилось. Толстый снежный покров замедлял движение, особенно когда мы готовились наступать дальше на север. Валки были заняты. Ольшаны стали легкой добычей для «Тотенкопфа». Вот уже в третий раз в этой войне начиналась битва за Харьков. Мы занимали позиции к северо-западу от города на рубеже Дергачи — Ольшаны.
11 марта дивизия «Лейбштандарт» внезапной атакой сумела ворваться в город. Противник ответил контратаками с северо-востока на участке нашей дивизии. Наш фронт растянулся до реки Харьков. Части нашей дивизии выдвинулись в направлении Чугуева и Рогани, чтобы перерезать шоссе, ведущее на юго-восток.
15 марта после успешного танкового боя к северу от Рогани наша дивизия вышла к дефиле в районе Чугуева и перекрыла его.
После этого успеха 3-й танковый полк продолжил наступление на север почти до самого Белгорода.
18 марта наша рота получила приказ занять последний город, удерживаемый противником на этом берегу Донца, и начать финальный этап наступления. На рассвете наши танки стояли на высоте, господствующей над Ивановкой. Вдруг по радио поступило сообщение, что в своем «тифе» погиб гауптштурмфюрер Моослехнер. Прямо в танке сработал взрыватель одного из снарядов. Через несколько сот метров наше наступление остановило советское минное поле. Первым подорвался танк обершарфюрера Вунша. Саперы расчистили минное поле. Наступление продолжилось, и через несколько часов Ивановка была в наших руках. В роте осталось всего несколько боеготовых танков. Несколько командиров получили тяжелые ранения. Рифкогель не покинул роту, несмотря на то, что его рука была распорота осколком гранаты. Контрудар, нанесенный во время крупного зимнего наступления советских войск, стал последним успехом немецких войск. Мы заняли Белгород. Танковая дивизия СС «Тотенкопф» была отведена для отдыха и ремонта. Наша рота расположилась на квартирах в Микояновке.
Овладение Харьковом
Основную ударную силу в этой операции составляли боевая группа 3-го (танкового) батальона 2-го полка Йохена Пайпера, известная умением атаковать противника внезапно, и танковый полк «Лейбштандарт».
12 марта боевая группа Пайпера, установив контакт с командиром 1-го батальона 1-го танкового полка Витгом, двинулась по шоссе, соединилась со 2-м батальоном 1-го танкового полка под командованием Ханзена и заняла небольшой плацдарм на Старомосковской улице. Двумя или тремя бронемашинами Пайпер установил контакт с боевой группой Майера у развилки на Чугуев. Боевая группа Майера, миновав несколько городских кварталов, заняла важный перекресток, к которому сходились дороги Харьков — Чугуев и Харьков — Волчанск, и отбивала ожесточенные атаки со всех направлений.
Контратаку нескольких танков, позволившую уничтожить прорвавшиеся советские штурмовые группы, возглавил штурмбаннфюрер Вюнше.
13 марта боевая группа Пайпера расширила плацдарм на реке Харьков и в половине первого дня смогла начать наступление по Старомосковской улице.
14 марта дивизия «Лейбштандарт» продолжала продвигаться вперед, ведя упорные уличные бои и очищая от противника квартал за кварталом.
В 16.45 штаб танкового корпуса СС получил донесение, что наши войска заняли весь центр города и закрепились там.
Таким образом, Харьков снова был взят!
Наступление на Белгород 16–18 марта 1943 года
Взятием Харькова увенчалась операция, которая позволила залатать трехсоткилометровую брешь, пробитую в ходе Сталинградской битвы и последующих сражений. Для этого три дивизии танкового корпуса СС были развернуты на соседних участках для наступления на северо-восток и север.
На правом фланге дивизия СС «Тотенкопф» должна была выйти к Донцу, в центре наступала дивизия СС «Дас Райх», а на левом фланге дивизия СС «Лейбштандарт» наступала на Белгород.
В точном соответствии с планом 16 марта два батальона при поддержке танков 5-й роты танкового полка «Лейбштандарт» и пикирующих бомбардировщиков двинулись в наступление на хорошо укрепленные позиции. Быстрый рывок по глубокому снегу позволил выполнить задачу к 18.30.
Для «Лейбштандарта» приказ на 17 марта оставался неизменным. «Тотенкопф» и «Дас Райх» были нацелены на Белгород.
Боевая группа Пайпера атаковала в 12.30 и натолкнулась на противотанковый рубеж, который батальону Пайпера, поддержанному 7-й ротой танкового полка «Лейбштандарт» под командованием оберштурмфюрера фон Риббентропа, удалось прорвать лишь с наступлением темноты.
В 4.15 утра 18 марта усиленная боевая группа Пайпера провела разведку боем. Ровно в 7 утра советский оборонительный рубеж атаковали пикирующие бомбардировщики. Спустя десять минут батальон Пайпера доложил, что ему удалось прорвать линию обороны и развить наступление на высоты у Отрадного. В 10.00 батальон Пайпера вышел к Красному. По собственной инициативе штурмбаннфюрер Пайпер приказал продолжить наступление. В 11 утра Пайпер доложил: «Передовые части вышли на шоссе в 8 км к юго-западу от Белгорода. Русские отступают на запад. Два танка подбиты. Командир 3-го батальона 2-го полка».
В 12.10 боевая группа Пайпера отразила танковую контратаку на Белгород с северо-запада, подбив несколько танков. Был получен приказ за ночь занять западную часть Белгорода, в том числе северные подступы к городу.
Дивизия «Дас Райх» вместе с полком «Дойчланд» наступала на Белгород с юга.
К вечеру 18 марта танковый корпус занял оборону на линии от высот к западу от Мурома через Нечаевку, Бочковку, Бродок и Таврово до оборонительных позиций вокруг Белгорода и перерезал железную дорогу, шедшую к Харькову с запада.
В течение ночи противник постоянно атаковал позиции в северной части Белгорода. Рано утром 19 марта на рубеже обороны боевую группу Пайпера сменил 2-й батальон 2-го полка.
В 13.15 боевая группа Пайпера, усиленная танками 7-й роты танкового полка «Лейбштандарт» и двумя «тиграми», двинулась в наступление. В 15.35 от нее поступило сообщение о сражении с советскими танками в районе Стрелецкого. Там было подбито семь советских танков. Среди немецких танкистов потерь не было, но один из бронетранспортеров получил прямое попадание. Мост в Стрелецком был уничтожен противником, и батальон вернулся в восточную часть села. По приказу Пайпера оберштурмфюрер фон Риббентроп снова отправился к подбитому бронетранспортеру, чтобы выяснить, остались ли выжившие пехотинцы. Тот смог лишь собрать солдатские книжки и кое-какие вещи. Уцелевших не было. 19 марта дивизии «Тотенкопф» и «Дас Райх» вышли к Донцу и заняли все деревни в районе наступления.
В первые дни марта мы двигались в строю танковой боевой группы в направлении Харькова для нанесения контрудара. Приказом штаба дивизии нашей боевой группе была поставлена задача быстрым броском за наступающим противником от Валков через Ольшаны и Дергачи выйти на окраины Харькова и перерезать пути отступления в направлении Харьков — Белгород. Это задание пришлось нам по душе! Мы шли вперед на большой скорости. Сопротивление было слабым, и мы легко преодолевали его энергичными атаками.
Первой двигалась рота на Pz-IV, за ней — наши «тигры». Позади нас шли бронетранспортеры и бронемашины разведывательного батальона, которые должны были устремиться вперед, как только мы пробьем брешь в обороне противника.
Перед нами была деревня. Стояла тишина. Люки были закрыты, и мы поддерживали связь по радио. До деревни всего 600 метров, но еще не сделано ни единого выстрела. Наши Pz-IV развернулись для атаки. Как только первые танки приблизились к темным домам, начался фейерверк. Головной танк получил прямое попадание в башню. Еще два или три танка задымились. Одна машина закрутилась на месте с перебитой гусеницей! Между тем врага все еще не было видно. Он был хорошо укрыт за домами и заборами. Ободренные первым успехом, русские усилили огонь, и легкие танки нашей головной роты остановились. Они стреляли с максимальной скоростью, но не могли точно определить позиции противотанковых орудий и танков. Так продолжаться не могло. Pz-IV здесь было не пройти. По радио поступил приказ: «Выйти из боя. Собраться в овраге!» Всего одна рота потеряла сразу восемь машин. Хотя бы из трех танков экипажам удалось выбраться, но остальные получили прямые попадания.
Мы изменили план. Теперь два наших «тигра» должны были идти впереди, а остальные танки — следовать за нами на некотором расстоянии. Машины разведывательного батальона должны были ждать в овраге приказа по радио. Мы выехали на открытую местность. При виде горящих немецких танков нас охватила тревога. Обороняющиеся тут же сосредоточили огонь на нас, но на таком расстоянии это было бесполезно. Врага по-прежнему не было видно. Вдруг от домов отделились три Т-34, видимо, пытаясь подойти к нам с фланга. Мы быстро навели орудия на цель, развернув башни влево. Мы остановились, и первые снаряды вылетели из стволов орудий. Звуки удара и взрыва раздались почти одновременно! Наводчик уже поймал в прицел следующий вражеский танк. Огонь! — и машину буквально разорвало на куски. Похоже, снаряд попал прямо в топливный бак. Третий вражеский танк, видимо, попытался развернуться. Он повернулся к нам кормой и тут же был подбит. Только тогда мы стали замечать стук снарядов по броне. Эти три Т-34 отвлекли на себя наше внимание. Теперь со стороны невысоких деревенских домов по нам, судя по всему, стреляло противотанковое орудие.
Один за другим мы обстреляли дома осколочно-фугасными снарядами и хотя бы на время получили передышку. Мы хотели подобраться к домам поближе. Прикрывая друг друга, мы по широкой дороге вломились в деревню. Остальные танки следовали за нами с большими интервалами, а бронетранспортеры разведывательного батальона устремились к окраине деревни, высадили пехоту и вышли вперед, прикрывая наши «тигры» с флангов. Противника выкуривали из домов ручными гранатами и пулеметным огнем. Теперь мы поняли, откуда по нам велся огонь. Русские вкатили 47-мм противотанковые пушки в дома с противоположной стороны, поэтому мы и не могли их заметить.
Наши «тигры» пересекли широкую площадь и обнаружили еще несколько Т-34, пытавшихся незаметно покинуть деревню. Молниеносным ударом два наших «тигра» быстро уничтожили еще восемь танков. Вскоре мы поняли, почему в этой деревне скопилось столько войск: в нескольких сотнях метров за ней был мост, по которому должны были перейти через реку наши танки.
Мы энергично преследовали противника. Прямо перед мостом нас встретили еще два вражеских танка. Вероятно, их оставили прикрывать подготовку моста к взрыву. Это был их смертный приговор! Потом мы захватили переправу и доложили по радио командиру боевой группы. Pz-IV переправились на другой берег, а пехота разведывательного батальона зачистила деревню. Ночью мы вышли к шоссе Харьков — Белгород и лишили русских, окруженных в Харькове, возможности для прорыва. Но думать об отдыхе было еще рано. Нам снова предстояло участвовать в контратаке на этот город, ставший ареной отчаянной борьбы. Пришлось довольствоваться несколькими часами сна. Мы лихорадочно проводили техобслуживание: сменили масло, подтянули траки. Прочистив вентиляционную систему, мы стали ждать назначенного часа.
Ночью И марта 1943 года мы выдвинулись на исходные позиции. На рассвете мы увидели как на ладони цель наступления. Мы ясно видели высотные здания Красной площади, через которую проезжали всего несколько дней… или недель тому назад. Тогда мы фотографировали разительный контраст между этими зданиями и городскими трущобами, не забывая запечатлеть и друг друга. Наверное, пленки все еще не были проявлены, оставаясь в фотоаппаратах. Многих наших товарищей, радостно позировавших с русскими девушками на память о Харькове, уже не было в живых.
Рассказ Мартина Штайгера командира танка 1-й роты танкового полка «Тотенкопф», о танковых боях в районе Харькова
Дивизии «Дас Райх» и «Лейбштандарт» уже вели бои. Хотя удар «Лейбштандарта» от Краснограда на юг сокрушил передовые вражеские части, наступавшие на запад, к востоку от прежнего направления наступления еще оставались крупные силы противника. Чтобы уничтожить этого врага и установить связь с «Лейбштандартом» к северо-западу от Краснограда, нужны были новые силы.
Эта задача была поставлена перед только что переброшенной дивизией СС «Тотенкопф», входившей в состав танкового корпуса СС и сосредоточенной в районе Перещепино.
Три дня мы неустанно работали. Танки были выкрашены в белый цвет, а вооружение и оборудование прошли последнюю проверку перед боем. На четвертую ночь подтянулись последние подразделения, и на следующее утро мы двинулись на фронт.
Полк прибыл в район сосредоточения. 1-й батальон под командованием штурмбаннфюрера Майердресса, а за ним 1-я, 2-я, 3-я и 4-я роты прошли через Полтаву, проезжая мимо отступавших итальянцев и венгров и немецких солдат и железнодорожников, отбившихся от своих частей или искавших убежища в тылу. Колонна из семи с лишним десятков танков, быстро исчезавшая в снежной пелене, производила внушительное впечатление.
На рассвете 20 февраля мы начали подготовку. Днем начало теплеть, но когда мы начали грузить скромные пожитки в машины и танки, вдруг повалил снег и поднялся сильный западный ветер. Мы двинулись в непроглядную тьму. Мы едва могли разглядеть, что творится даже в метре перед машинами. Танкисты сидели на крыльях машин и давали указания водителю. Броня танков и комбинезоны танкистов были покрыты сантиметровым слоем снега. По спинам людей бежала талая вода. Иногда мы замечали отблески выхлопа впереди идущей машины — единственный ориентир, указывавший нам направление. Колонна уже давно рассыпалась. Одиночные танки и машины снабжения катили сквозь призрачную ночь навстречу новому утру. Перед самым рассветом снегопад закончился. Мы были в Карловке — большой деревне на шоссе Полтава — Красноград.
Прошло несколько часов, прежде чем рота смогла разбить лагерь в полном составе. Часть танков вышла из строя и требовала внимания механиков или буксировки, если повреждения были значительными. Вечером мы снова двинулись в путь. Ночь была звездная и морозная. Командиры уверенно стояли в башенных люках. На обледеневших дорогах танки начали скользить. Около полуночи мы достигли Краснограда, и тут произошла авария, задержавшая движение. Несколько танков соскользнули по льду в низину на выезде из Краснограда и столкнулись. Танки командира Майердресса и его адъютанта и танки Рифкогеля и Зибенкопфа столкнулись на наклонном участке дороги и получили серьезные повреждения. Пришлось их отбуксировать. Возобновить движение мы смогли только с рассветом. Потом мы долго ползли по однообразным русским степям, укрытым глубоким слоем снега. Если бы не телеграфные столбы по правую руку, мы, наверное, даже и не поняли бы, что едем по дороге.
Противник приближался к дороге справа, угрожая ударить нам во фланг.
Первая рота получила приказ атаковать. «К бою! Танки — вперед!» Мы обошли крайние дома Перещепино и развернулись в линию. Нам встретилась русская пехота, с которой мы стали сражаться на ходу. Несколько противотанковых ружей открыли огонь, но мы быстро уничтожили их сосредоточенным огнем. Заговорила артиллерия. Взрывы не причиняли нам вреда, и обстрел резко прекратился. К вечеру мы выполнили задачу. Около полуночи, после нескольких часов бесцельных блужданий из-за того, что шедший в голове ротной колонны Рифкогель сбился с дороги, мы заночевали в деревне. 4 утра: тревога!
Весь 3-й танковый полк изготовился к бою южнее Перещепино и атаковал противника между Орелькой и рекой Самарой. Наступило 22 февраля.
Двумя волнами, сначала 1-м, а потом 2-м батальоном, мы атаковали на юго-восток через граду холмов в направлении на село Вербки, находившееся в 50 километрах от нас.
Тем временем дивизия «Дас Райх» повернула на север, при мощной поддержке пикирующих бомбардировщиков форсировала Самару у Павлограда и заняла Вербки. Здесь произошло соединение ударных групп дивизий «Тотенкопф» и «Дас Райх». Между тем колонна, наступавшая на левом фланге нашей дивизии, заняла Орельку, прикрывая обнаженный фланг дивизии с севера. Советская 1-я гвардейская армия продолжала наступление.
Части советской группы Попова уже были отрезаны силами армии, наступавшей правее нас, однако пять вражеских танковых корпусов продолжали двигаться на юго-запад перед фронтом армии Гота.
Ударная группа дивизии «Дас Райх» ворвалась на южную окраину Лозовой. Правофланговая колонна вошла в Веселое. Наш танковый полк наступал западнее. Другие части рвались от Орельки на восток и северо-восток. На оборону Лозовой противник бросил крупные силы. Здесь нашему полку пришлось выдержать ожесточенный бой. 2-й батальон прорвался в Панютино, создавая возможность для развития атаки.
27 февраля фронт противника рухнул. Танковый корпус СС вышел к железнодорожной линии Лозовая — Орелька. Преследование противника 28 февраля позволило продвинуться дальше на север. Первая задача была выполнена — ударная группировка Попова потерпела поражение. Основная ее часть была уничтожена нашей дивизией при поддержке частей «Дас Райха» и «Лейбштандарта» в ходе трехдневных боев под Еремеевкой. Отдельные части противника, которым удалось прорваться, еще несколько дней беспокоили наши тылы, прежде чем были уничтожены. Тело командира советского 15-го гвардейского корпуса было обнаружено неподалеку от командного пункта танкового корпуса СС.
4 марта мы соединились с остальными частями. На следующий день дивизия СС «Тотенкопф» завершила разгром окруженного противника, одержав тем самым важную победу.
Наступление продолжилось 6 марта. Состояние дорог ухудшилось. Толстый снежный покров замедлял движение, особенно когда мы готовились наступать дальше на север. Валки были заняты. Ольшаны стали легкой добычей для «Тотенкопфа». Вот уже в третий раз в этой войне начиналась битва за Харьков. Мы занимали позиции к северо-западу от города на рубеже Дергачи — Ольшаны.
11 марта дивизия «Лейбштандарт» внезапной атакой сумела ворваться в город. Противник ответил контратаками с северо-востока на участке нашей дивизии. Наш фронт растянулся до реки Харьков. Части нашей дивизии выдвинулись в направлении Чугуева и Рогани, чтобы перерезать шоссе, ведущее на юго-восток.
15 марта после успешного танкового боя к северу от Рогани наша дивизия вышла к дефиле в районе Чугуева и перекрыла его.
После этого успеха 3-й танковый полк продолжил наступление на север почти до самого Белгорода.
18 марта наша рота получила приказ занять последний город, удерживаемый противником на этом берегу Донца, и начать финальный этап наступления. На рассвете наши танки стояли на высоте, господствующей над Ивановкой. Вдруг по радио поступило сообщение, что в своем «тифе» погиб гауптштурмфюрер Моослехнер. Прямо в танке сработал взрыватель одного из снарядов. Через несколько сот метров наше наступление остановило советское минное поле. Первым подорвался танк обершарфюрера Вунша. Саперы расчистили минное поле. Наступление продолжилось, и через несколько часов Ивановка была в наших руках. В роте осталось всего несколько боеготовых танков. Несколько командиров получили тяжелые ранения. Рифкогель не покинул роту, несмотря на то, что его рука была распорота осколком гранаты. Контрудар, нанесенный во время крупного зимнего наступления советских войск, стал последним успехом немецких войск. Мы заняли Белгород. Танковая дивизия СС «Тотенкопф» была отведена для отдыха и ремонта. Наша рота расположилась на квартирах в Микояновке.
Овладение Харьковом
Основную ударную силу в этой операции составляли боевая группа 3-го (танкового) батальона 2-го полка Йохена Пайпера, известная умением атаковать противника внезапно, и танковый полк «Лейбштандарт».
12 марта боевая группа Пайпера, установив контакт с командиром 1-го батальона 1-го танкового полка Витгом, двинулась по шоссе, соединилась со 2-м батальоном 1-го танкового полка под командованием Ханзена и заняла небольшой плацдарм на Старомосковской улице. Двумя или тремя бронемашинами Пайпер установил контакт с боевой группой Майера у развилки на Чугуев. Боевая группа Майера, миновав несколько городских кварталов, заняла важный перекресток, к которому сходились дороги Харьков — Чугуев и Харьков — Волчанск, и отбивала ожесточенные атаки со всех направлений.
Контратаку нескольких танков, позволившую уничтожить прорвавшиеся советские штурмовые группы, возглавил штурмбаннфюрер Вюнше.
13 марта боевая группа Пайпера расширила плацдарм на реке Харьков и в половине первого дня смогла начать наступление по Старомосковской улице.
14 марта дивизия «Лейбштандарт» продолжала продвигаться вперед, ведя упорные уличные бои и очищая от противника квартал за кварталом.
В 16.45 штаб танкового корпуса СС получил донесение, что наши войска заняли весь центр города и закрепились там.
Таким образом, Харьков снова был взят!
Наступление на Белгород 16–18 марта 1943 года
Взятием Харькова увенчалась операция, которая позволила залатать трехсоткилометровую брешь, пробитую в ходе Сталинградской битвы и последующих сражений. Для этого три дивизии танкового корпуса СС были развернуты на соседних участках для наступления на северо-восток и север.
На правом фланге дивизия СС «Тотенкопф» должна была выйти к Донцу, в центре наступала дивизия СС «Дас Райх», а на левом фланге дивизия СС «Лейбштандарт» наступала на Белгород.
В точном соответствии с планом 16 марта два батальона при поддержке танков 5-й роты танкового полка «Лейбштандарт» и пикирующих бомбардировщиков двинулись в наступление на хорошо укрепленные позиции. Быстрый рывок по глубокому снегу позволил выполнить задачу к 18.30.
Для «Лейбштандарта» приказ на 17 марта оставался неизменным. «Тотенкопф» и «Дас Райх» были нацелены на Белгород.
Боевая группа Пайпера атаковала в 12.30 и натолкнулась на противотанковый рубеж, который батальону Пайпера, поддержанному 7-й ротой танкового полка «Лейбштандарт» под командованием оберштурмфюрера фон Риббентропа, удалось прорвать лишь с наступлением темноты.
В 4.15 утра 18 марта усиленная боевая группа Пайпера провела разведку боем. Ровно в 7 утра советский оборонительный рубеж атаковали пикирующие бомбардировщики. Спустя десять минут батальон Пайпера доложил, что ему удалось прорвать линию обороны и развить наступление на высоты у Отрадного. В 10.00 батальон Пайпера вышел к Красному. По собственной инициативе штурмбаннфюрер Пайпер приказал продолжить наступление. В 11 утра Пайпер доложил: «Передовые части вышли на шоссе в 8 км к юго-западу от Белгорода. Русские отступают на запад. Два танка подбиты. Командир 3-го батальона 2-го полка».
В 12.10 боевая группа Пайпера отразила танковую контратаку на Белгород с северо-запада, подбив несколько танков. Был получен приказ за ночь занять западную часть Белгорода, в том числе северные подступы к городу.
Дивизия «Дас Райх» вместе с полком «Дойчланд» наступала на Белгород с юга.
К вечеру 18 марта танковый корпус занял оборону на линии от высот к западу от Мурома через Нечаевку, Бочковку, Бродок и Таврово до оборонительных позиций вокруг Белгорода и перерезал железную дорогу, шедшую к Харькову с запада.
В течение ночи противник постоянно атаковал позиции в северной части Белгорода. Рано утром 19 марта на рубеже обороны боевую группу Пайпера сменил 2-й батальон 2-го полка.
В 13.15 боевая группа Пайпера, усиленная танками 7-й роты танкового полка «Лейбштандарт» и двумя «тиграми», двинулась в наступление. В 15.35 от нее поступило сообщение о сражении с советскими танками в районе Стрелецкого. Там было подбито семь советских танков. Среди немецких танкистов потерь не было, но один из бронетранспортеров получил прямое попадание. Мост в Стрелецком был уничтожен противником, и батальон вернулся в восточную часть села. По приказу Пайпера оберштурмфюрер фон Риббентроп снова отправился к подбитому бронетранспортеру, чтобы выяснить, остались ли выжившие пехотинцы. Тот смог лишь собрать солдатские книжки и кое-какие вещи. Уцелевших не было. 19 марта дивизии «Тотенкопф» и «Дас Райх» вышли к Донцу и заняли все деревни в районе наступления.
Танковое сражение под Курском — Операция «Цитадель», июль 1943 года
2-й танковый полк СС «Дас Райх» в боях во время операции «Цитадель»
Планом этой операции предполагалось срезать выступ советского фронта в районе Курска. Это позволило бы сократить линию фронта и уничтожить значительные силы советских войск, не позволив им начать крупное наступление в течение лета 1943 года.
3 июля 1943 года «тигры» находились в районе сосредоточения в 20 км к западу от Томаровки. На следующий день командир полка зачитал приказ фюрера: «тигры» должны были идти на острие наступления. В 3 часа утра 5 июля немецкая артиллерия начала битву под Белгородом. Начавшаяся канонада была, наверное, самой интенсивной за всю предшествующую историю войн. Грохот выстрелов и разрывов слился в единый гул. Гремели орудия, им вторили реактивные минометы. Смертоносные стальные снаряды тысячами обрушивались на позиции противника. В 3.45 небо наполнилось ревом. Эскадрильи немецких бомбардировщиков нескончаемым потоком потянулись в сторону врага. Согласно официальным отчетам, только за это утро было израсходовано больше снарядов, чем за Польскую и Французскую кампании вместе взятые.
В 4 часа утра взревели моторы танков, и «тигры» двинулись в атаку. Мы были в самой гуще боя, пробиваясь сквозь позиции советской пехоты и уничтожая артиллерийские и противотанковые орудия. Затем последовал шестичасовой танковый бой, в ходе которого наша полурота «тигров» при поддержке средних и легких танков, по официальным данным, подбила двадцать три больших американских танка и Т-34 численно превосходящих сил противника и отбросила остальных. Драматический ход сражения, потребовавшего от экипажей максимального напряжения сил в течение шести часов и ставшего типичным примером современного танкового боя, заслуживает отдельного описания.
С раннего утра пехота при массированной поддержке пикирующих бомбардировщиков и истребителей-бомбардировщиков штурмовала ближайшие укрепленные позиции советских войск в ближнем тылу противника. Эти позиции на некоторое время задержали наше наступление после прорыва первой линии обороны. Холмистое пространство к северо-западу от нас изобиловало вражескими дотами и траншеями. На обратных скатах высот были оборудованы советские батареи, осыпавшие наши наступающие части градом снарядов. Пикирующие бомбардировщики непрерывно обрушивали свой смертоносный груз на рубеж обороны. Батареи смолкали одна за другой. В поле позади наших танков развернулась артиллерийская часть, пропахивавшая позиции противника. Наша пехота медленно продвигалась вперед. Редкими цепями, укрываясь в высокой степной траве, группы наших солдат подползали все ближе. Около 10.30 утра они ворвались в окопы большевиков.
Пробил час танков. Незаметно для противника мы сосредоточились на дне ложбины. «Тигров» с флангов прикрывали средние и легкие танки. В полевые бинокли мы разглядывали горизонт, стараясь разобрать что-нибудь в дыму боя, окутавшем укрепленные высоты траурной вуалью. Командир нашей полуроты «тигров», оберштурмфюрер родом из Рейнской области, спокойствие которого передавалось и нам всем, приказал атаковать. Взревели моторы. Мы зарядили орудия, и тяжелые танки медленно двинулись в бой. Метров через двести раздался первый выстрел вражеского противотанкового орудия. Мы смели его с лица земли первым же выстрелом. На время вновь стало тихо. Мы ехали через брошенные вражеские траншеи и махали из люков руками нашим отважным пехотинцам. Те наслаждались недолгим отдыхом на захваченных высотах. Потом мы двинулись в следующую ложбину.
Вражеские пехотинцы бежали по полям, стараясь избежать встречи с нами и добраться до деревни в следующей ложбине. Наш пулемет прижал их к земле. Стрекот обоих наших бортовых пулеметов сопровождался одобрительными криками экипажа после каждой удачной очереди. В лесочке справа мы заметили тяжелый грузовик, пытавшийся скрыться от нас за деревьями. Трассирующие снаряды тут же пронзили деревянный борт грузовика, и машина вспыхнула.
На горизонте показалась белая церковь с пятью маленькими куполами, напоминавшими по форме луковицы. Показались и первые деревенские дома. Советские стрелки бежали через сады и пытались найти укрытие в домах. Мы открыли по ним огонь фугасными снарядами. Взрывы оставляли от мазанок развалины, пылавшие слабыми факелами, казавшимися совсем неяркими в лучах летнего солнца.
Стоял полдень, и солнце палило нещадно. Мы открыли люки и наблюдали за местностью перед нами. Через час нас обстреляли. На господствующей высоте к северу стояли в засаде несколько Т-34. Первые снаряды упали рядом, потом мы получили попадание в лобовую броню. Заряжай… целься… огонь! Попадание! Мы двинулись вперед. Первый Т-34 был объят пламенем. Соседний танк поджег своим огнем второй Т-34. Остальные отошли за холм. Пройдя вперед еще 500 метров, мы заметили на горизонте двадцать… тридцать… сорок вражеских танков. Они проезжали мимо двух пылающих остовов, останавливались, стреляли, двигались дальше и снова стреляли, не переставая. Снаряды колотили по лобовой броне и башне, но не причиняли вреда. Мы прошли еще немного вперед, чтобы занять более выгодную позицию, и открыли огонь.
Началось танковое сражение. На противостоящих склонах, примерно в километре друг от друга, противники выстроились, словно фигуры на шахматной доске, пытаясь ход за ходом склонить судьбу в свою пользу. Все «тигры» вели огонь. Рев танковых двигателей достиг предельной силы. Людям, управлявшим машинами, нужно было сохранять спокойствие… предельное спокойствие. Они быстро целились, быстро заряжали, быстро отдавали приказы. Они двигались вперед несколько метров, поворачивали вправо, влево, маневрировали, чтобы вырваться из перекрестья вражеского прицела и обрушить на врага свои снаряды.
Мы считали факелы вражеских танков, которые никогда больше не откроют огонь по немецким солдатам. Через час боя пылали двенадцать Т-34.
Остальные тридцать ездили из стороны в сторону, ведя огонь с такой скорострельностью, какую только могли обеспечить их орудия. Они стреляли метко, но наша броня была крепка. Мы больше не вздрагивали, когда очередной стальной палец стучал в борт. Утерев с лиц хлопья осыпавшейся краски, мы продолжали заряжать, целиться и стрелять. Так продолжалось четыре часа.
Потом наступил момент, когда мы могли поздравить друг друга. Последний вражеский танк скрылся из виду! Перед нами стояли двадцать три пылающих стальных гиганта. Мы вылезли, закурили и удивились, как это мы умудрились обойтись без потерь. Оба наших пулемета были уничтожены. Если не считать этого, наш танк отделался минимальным ущербом. К тому же, у нас не осталось ни единого снаряда. Зато мы были живы. Двигатели гудели, катки вращались, и мы были готовы через несколько часов начать преследование. Первый этап танкового сражения, которого мы ожидали после прорыва двойной линии обороны, завершился нашей победой.
Уже около полуночи мы залезли в окоп, вырытый под днищем верного «тигра». Там мы тихо устроились поспать. Наш командир нежно погладил днище танка. Мы пожелали стальному товарищу спокойной ночи. Наконец, мы уснули. Досмотреть сны нам не хватило времени. В 2.30 утра нас разбудил часовой. Мы должны были выступить до рассвета.
Каждый член нашего экипажа привычно выполнил свою обычную работу. Механик-водитель запустил двигатель — вибрация мощного 720-сильного мотора успокаивала нас. Радист включил рацию на прием. Командир по внутренней связи поговорил с механиком-водителем и вызвал наводчика. Радист отправил командиру роты доклад: «Готов!» Мы ждали приказа «Танки — вперед!». Каждый из нас погрузился в собственные мысли. Перед каждой новой атакой — как много их уже было! — в воздухе витало особое напряжение, но возбуждение и чувство ожидающей впереди неизвестности покидали нас, как только в наушниках сквозь треск раздавался голос радиста «Танки — вперед!». Порядок движения, направление и цель были определены командиром заранее. Пехотинцы повылезали из окопов, махая нам руками, и приготовились к атаке. Их первой задачей было выйти к железнодорожной линии, проходившей в километре от нас.
Стрельба началась внезапно. Мы вдруг оказались в самой гуще боя.
Поединок с тремя танками противника потребовал от нас полной собранности. Вскоре все они уже горели. Мы заметили еще три или четыре горящих Т-34. Потом раздался взрыв, и у нас не осталось времени на раздумья. Мы быстро выскочили через люк, скатились по броне за танк и прижались к гусеницам. Длинные стволы орудий вражеского танкового взвода всаживали в нашу искалеченную машину снаряд за снарядом, но она никак не хотела гореть.
Что же нам делать? Командир, по-прежнему совершенноспокойный, махнул рукой в сторону деревьев справа от нас, вскочил на ноги, пробежал три шага, бросился на землю, снова вскочил, а потом пополз дальше. Следом за ним вскочил наводчик. Противник, удерживавший высоты вдоль железнодорожной линии Белгород — Курск, располагал более чем сорока танками, бронепоездом, вооруженным тяжелой артиллерией, и пулеметными точками. Бегущих обнаружили и обстреляли сосредоточенным огнем. Последними рывок совершили механик-водитель и радист.
Мы мчались что есть сил. Эти 150 метров казались бесконечным адом. Откуда нам знать, не скрывается ли в лесу противник? Ведя разведку, мы оторвались от основных ударных сил на три километра. Отступила ли вражеская пехота или она все еще отсиживалась в лесных дотах? Хотя эти вопросы и были логичны, мы ни на секунду не задумывались о таких вещах. Наши нервы были напряжены, колени подгибались. Но свист снарядов и фонтанчики пыли, вздымаемые пулеметными очередями, придавали нам сил. Секунд через двадцать или тридцать мы нырнули в брошенные вражеские окопы на южной кромке зеленой лесополосы. Там, куда мы прибежали, лес кончался, переходя в зеленые степные просторы.
Прижавшись разгоряченными лицами к прохладной земле, мы несколько минут пытались отдышаться. Потом командир приказал наблюдать за тем, что творится к северу от нас, а сам отполз на опушку леса, чтобы взглянуть на наш танк, по-прежнему стоявший под градом гранат. Между деревьями изредка свистели шальные пули. Нам повезло, что последние отступавшие советские солдаты не знали, как мы слабы. На пятерых у нас был всего один пистолет, но мы были твердо намерены прорваться!
Но в безопасности ли мы? Мы приподнялись в окопах на опушке леса, вглядываясь в железнодорожную насыпь.
Со стороны деревни эхом доносился гул танкового сражения. Русские подбили около десятка наших танков и смертельно ранили командира роты. Остатки его экипажа (механик-водитель был тяжело ранен шестью осколками гранаты) ползком добрались до своих. Последние два танка начали отступать. Они развернули башни, выпустили последние снаряды и на полной скорости вернулись в низину.
Мы чувствовали себя брошенными, но не стали дожидаться, пока вражеская пехота начнет на нас охоту. Следом за командиром мы бегом бросились через открытую степь к передовым позициям нашей пехоты, до которых было добрых три километра. Мы снова бежали наперегонки со смертью. Мы падали, ползли, снова вскакивали… Преодолев метров пятьсот, мы увидели два танка. Это было наше спасение! Когда первая машина остановилась, мы вскочили на броню и спрятались за башней. Наши сердца бешено колотились. Мы вздрагивали всякий раз, когда осколки вражеских снарядов стучали по башне и корпусу. Еще километр… Еще 500 метров… Наконец мы достигли склона и спустились в низину. Здесь артиллерия больше не могла нас достать.
Четыре танка выстроились между деревенскими домами. Уцелевшие танкисты стояли рядом. Они не думали о собственном спасении. Мыслями они были вместе с павшими, с погибшим командиром роты, заплатившим жизнью за свою храбрость.
Известие о том, что ремонтная часть прибудет всего через час, обрадовало нас. Чтобы снова привести танки в боеспособное состояние, нужен был один день. Мы хотели как можно скорее вернуться в бой, чтобы смыть свой позор. Но это время не было потеряно напрасно. В небе появились пикирующие бомбардировщики. Они направились на север и атаковали танки на дороге, железнодорожные пути и бронепоезд, которому удалось подбить наши «тигры», но так и не суждено было вернуться на станцию. Мы, танкисты, были не одиноки. Вместе с нами шла пехота, двигались артиллерийские батареи, летели пикирующие и тяжелые бомбардировщики. На следующий день мы, закованные в броню, снова должны были идти на острие атаки. Быть может, на этот раз Госпожа Удача будет к нам благосклоннее!
Танковый полк СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» в боях во время операции «Цитадель»
Механизированная группа дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и танковая группа дивизии «Дас Райх» сосредоточились у железной дороги Тетеревино — Прохо-ровка в 6 часов утра, после налета пикирующих бомбардировщиков.
В 7.10 танковую группу атаковали с севера и северо-запада более двадцати Т-34. Последовавший танковый бой, в котором приняла участие и танковая группа дивизии «Дас Райх», продлился до полудня. Противник отступил в северном направлении.
Рольф Эрхардт, механик-водитель экипажа командира взвода 7-й роты танкового полка «Лейбштандарт», наблюдал за этим боем сквозь смотровые щели своей машины:
«Растянувшись по широкому фронту, 7-я рота (вернее, та ее часть, которая осталась боеспособной после катастрофы на минном поле 6 июля), сосредоточилась на холме. Где-то там лежал хутор Тетеревино. Позади остались дымящиеся обломки первой волны русских танков. Впереди стояла непроницаемая стена из десятков Т-34 основной волны, которые нам предстояло уничтожить в упорном и кровопролитном бою. Стена стали и огня. А между нами — пехота: наша пехота в обороне и русские, ехавшие на броне Т-34 или бежавшие в атаку между танками. Накануне в мой танк пересел командир взвода унтерштурмфюрер Вайзер — его собственная машина осталась в ремонтной мастерской. Он недавно женился и только что вернулся из отпуска, поэтому не успел сменить парадный мундир на полевую форму. Мы рассматривали фотографии с его свадьбы, стараясь наладить отношения. Весь мой опыт механика-водителя за несколько дней после 5 июля состоял из оглушительного грохота, когда 6 июля я наехал на мину, и нескольких бессмысленных заданий. За предыдущий день ничего важного не произошло. Мы потратили немало времени на рытье траншеи для танка, и, когда наступил вечер, мы с радостью уступили обязанности ночного караула пехотинцам из 3-го батальона 2-го моторизованного полка, расположившегося рядом с нашими позициями. Мы отошли на обратный скат высоты и провели ночь в обычных окопах под танками, наслаждаясь ощущением безопасности, которое дарила нам 24-тонная стальная машина. Нас ничуть не беспокоило, что одну тонну из этих двадцати четырех составляли взрывчатые вещества.
За ранним пробуждением последовали крики, распоряжения, приказы: «Запустить двигатели!.. По машинам!.. К бою!..» Мы еще не успели уложить одеяла, как со стороны командного пункта подбежал унтерштурмфюрер Вайзер, крича: «Пошевеливайтесь! Танки!» Потом мы услышали взрыв, и первый Т-34, охваченный пламенем, застыл менее чем в 200 метрах от нас.
Его подбил из длинноствольной 50-мм пушки штабной танк. Долгие приказы были не нужны. Мы двинулись вперед и уже через несколько минут подбили четыре Т-34, причем некоторые из них — практически в упор. Не менее удачливы были и другие машины 7-й роты. Постепенно положение стало приходить в норму. По радио вновь начали поступать обычные приказы. Пока что, насколько мы видели, ситуация была полностью под нашим контролем. Но что будет дальше?
Монотонный поток приказов о смене позиций вдруг прервался. Мы услышали: «Георг вызывает Ирен». Позывной «Георг» принадлежал командиру 1-го взвода обер-штурмфюреру Хоффману, а «Ирен» — командиру 7-й роты гауптштурмфюреру Тиманну. После короткого обмена сообщениями мы узнали: посланный к нам пехотинец сообщил, что штурмбаннфюрер Пайпер, командир 3-го батальона 2-го полка, был ранен в самой гуще схватки, и нужна наша помощь, чтобы отправить его в тыл. Каждый, кто это слышал, знал, что нужно делать. Граница между своими и чужими представляла собой сплошную стену огня и дыма. Мы контролировали каждое движение. Ни один Т-34 не мог проехать и 50 метров, чтобы его не превратили в решето. Но насколько глубока была эта дымовая завеса? Удастся ли под ее прикрытием подобраться к КП Пайпера? Каждый из нас задавался этими вопросами. Что чувствовал гауптштурмфюрер Тиманн, когда перед ним встал выбор, кому поручить это задание? Мы все понимали, что нужно попытаться. Потом поступило сообщение: «Ирен вызывает Вальтера», — это мы. — «У вас лучшая позиция. Принимайте проводника в командирский танк и попытайтесь вытащить Пайпера. Двигайтесь так, будто за вами черти гонятся! Это ваш единственный шанс!»
Услышав про «чертей», я осознал серьезность положения. Это слово было не из обычного лексикона нашего командира, а значит, он был сильно взволнован. Унтерштурмфюрер Вайзер подтвердил получение приказа, отдал соответствующие распоряжения танкам нашего взвода и принял проводника от пехотинцев. «Вперед!» — приказал он мне. Через несколько секунд нас окружила пелена дыма. Чтобы не наткнуться на что-нибудь, пришлось сбавить скорость. Словно в немом кино, перед моими смотровыми щелями возникали картины: обломки, языки пламени, смутные фигуры в советских касках. Взрывы гремели один за другим. Вдруг раздался мощный взрыв. И как мне найти в этом хаосе командный пункт? Проводник никак не мог сориентироваться, сидя в закрытой башне.
Вайзер постоянно говорил по радио, просил усилить огневую поддержку и приказывал остальным танкам группы держаться позади. Он доложил о попаданиях и о том, что дальше идет только командирская машина. Потом последнее донесение: «Получаю попадания винтовочных гранат и легких противотанковых орудий… Ориентироваться невозможно… Продолжаю движение…» В этой суматохе никто из нас даже не обратил внимания, что мы не получаем ни подтверждений, ни приказов. Когда сломалась антенна? С нами не было связи; мы не получали приказов. Может быть, стоило отказаться от бессмысленных поисков?
Все это заняло, наверное, меньше времени, чем вам понадобилось, чтобы об этом прочитать. Внутренняя связь еще работала. Мы продолжали двигаться в направлении врага. Точнее, в окружении врага. Это немецкий бронетранспортер? Немецкие каски? Сзади! Снова русские! Вдруг — резкий приказ: «Т-34! Право 60! Бронебойный! — Огонь!» «Башню заклинило», — доложил наводчик. Вот теперь дела и в самом деле плохи. Новый приказ: «Механик-водитель, наводить корпусом! Вправо!» Я вел машину вперед на третьей передаче и знал, что передачу нужно переключить, но времени на это не было. Я развернул танк. Вдруг раздался удар — и тишина. Быстрый взгляд на тахометр — двигатель остановился. Заглох или разбит? Зажигание! Двигатель заработал. Я спросил: «Что дальше?» Тут радист сорвал с меня наушники и прокричал: «Наводчик убит! Внутренняя связь сдохла!» Я крикнул в ответ: «Спроси через заряжающего, что делать!» Ответ: «Командир тоже убит». «Ну, теперь все зависит от тебя», — подумал я. Спустя несколько секунд после попадания со стороны наводчика, я увидел русских, устремившихся к нашему танку. Я двинул машину вперед и вдруг увидел врага, Т-34, не более чем в 100 метрах. Орудие движется? Я повернул танк на 90 градусов. Прогремел выстрел. Похоже, я опередил его всего на доли секунды, Шестое чувство подсказало мне укрыться за разбитым танком. Еще один поворот на 90 градусов — я чувствовал, что свои где-то там. Проводник покинул машину где-то посреди вражеских солдат; заряжающий был ранен. Мы еще не были в безопасности. Я вывел танк из дыма и увидел машину командира полувзвода унтершарфюрера Харальда Штайна. От вражеских попаданий пуленепробиваемое стекло моей смотровой щели помутнело. Я высунул голову из люка, и Штайн стал сигналить мне руками. Гауптштурмфюрер Тиманн приказал мне возвращаться к своим позициям, пока Штайн прикрывает наш тыл.
У противотанкового рва радист вылез из танка вместе с раненым заряжающим. Я остался один. Потом кто-то подсчитал попадания на моем танке. Кусок пуленепробиваемого стекла передавали из рук в руки. На нем мои товарищи насчитали семнадцать попаданий пехотного оружия и три — противотанкового».
Рассказ командира танка 1-й роты Мартина Штайгера о действиях 3-й танковой дивизии СС «Тотенкопф»
Ночи были теплые и звездные. Почти всегда в одно и то же время прилетала русская «швейная машинка», она же «дежурный унтер» — так наши солдаты называли их самолет-разведчик.
Наши ночные разведчики вдруг тоже стали проявлять активность, все чаще летая на участке фронта между Курском и Белгородом.
Линия фронта постоянно была под прицелом фотоаппаратов. Позиции артиллерии, районы сосредоточения танков, каждая траншея вместе с занимавшими ее солдатами — все это фиксировалось на пленку, которая затем проявлялась и увеличивалась в разведотделах армии. По этим фотографиям наши роты получали приказы. Артиллерия знала, какие сектора нужно обстреливать. Пикирующие бомбардировщики получали целеуказание, а танки разворачивались на тех направлениях, где у противника были сосредоточены свои танки и пехота. Так приводился в действие огромный план, проработанный в мельчайших деталях. Вот-вот должен был пробить час, когда содрогнется вся линия фронта. Мы ждали этого часа. Поэтому мы и переместились ближе к фронту и расположились лагерем в лесу.
Наступил вечер 4 июля 1943 года. На небе мерцали первые звезды, над пыльной землей стелилась тонкая пелена тумана. Движение на дороге усиливалось с каждой минутой.
Двигатели танков мерно гудели — мы направлялись на фронт. Основные ударные части русских были сосредоточены на выступе в районе Курска. Немецкое командование решило нанести контрудар с целью разгромить сосредоточенные войска и устранить главную угрозу весенней кампании еще до того, как противник завершит развертывание.
Тем временем русские оборудовали две мощные линии обороны к западу от Донца с противотанковыми рвами, позициями противотанковой артиллерии и неподвижно установленными танками. Атака была назначена на 5 июля. Задача: прорвать линию обороны противника по обоим берегам Ворсклы и занять высоты в районе Прохоровки вдоль железнодорожной линии, которая позволяла собрать танковые войска в один кулак. Наступающие части были усилены тяжелой артиллерией и минометной бригадой.
Дивизии вводились в бой поочередно: сначала «Тотенкопф», за ней — «Дас Райх» и далее — «Лейбштандарт». Атаку поддерживали пикирующие бомбардировщики.
На исходные позиции мы вышли где-то около полуночи. Мы легли спать под танками в ожидании утра.
В 3.10 забрезжил рассвет, первые лучи солнца потянулись над холмами. Становилось все светлее, и перед нами открылась впечатляющая картина: все танки полка выстроились клином в количестве, которого мы уже давно не видели.
3.15 утра. Шорох, шипение, свисток! Столбы дыма взметнулись в небо, словно гигантские органные трубы.
Артиллерия и минометы открыли огонь. Через несколько минут утреннее солнце заволокла плотная завеса дыма от разрывов снарядов.
Бомбардировщики шли непрерывным потоком: двадцать семь… восемьдесят один… Мы сбились со счета. «Штуки», тяжелые бомбардировщики, истребители, дальние разведчики… Казалось, будто звенит и поет сам воздух.
Наконец, пришел приказ: «Танки — марш!»
Наступление началось!
Несущиеся вперед танки… Пикирующие «штуки»… Горящие советские истребители… Столбы дыма от реактивных минометов, тянущиеся в небо… Тяжелые самоходки… Подбитые советские танки… Растерянные лица пленных… И снова и снова — черные грибы разрывов многочисленных снарядов. Так выглядело наступление к северу от Белгорода. Сражение продолжалось шесть часов. На широком степном склоне танки, словно рыцари, бьющиеся в конном строю, упорно рвались вперед. Десятки раз вокруг гигантов бушевали молнии, громы и облака дыма. Они продвигались вперед метров на десять, поворачивали вправо или влево и снова ревели двигателями. Командиры вглядывались в сторону противника через смотровые щели; радисты отправляли и принимали сообщения и приказы; заряжающие в секунды передышки вытирали заляпанные маслом руки, отбрасывали со лба пряди волос и подавали снаряд за снарядом в огромное орудие.
Подбитые вражеские танки пылали факелами посреди цветущего луга. Некоторые из наших танков тоже были подбиты и пылали, получив попадания снарядов. Противотанковые рвы у Березова казались почти непреодолимым препятствием. Артиллерия молотила по окопам, готовясь к нашему наступлению. Потом мы пересекли линию траншей. Русские сопротивлялись упорно. Противотанковые орудия вели огонь с замаскированных позиций, вокруг танков свистели пули противотанковых ружей. Но все же, несмотря на плотный огонь обороняющихся, наша атака продолжалась. Через пять дней боев мы впервые услышали название «Прохоровка». Пять дней мы с боями проходили одну линию обороны за другой, сравнивая их с землей и уничтожая противника. Мы прорвали хорошо укрепленный рубеж советской обороны, нанеся врагу огромные потери. И вот мы оказались перед Прохоровкой.
Впереди были «Долина смерти», деревня Прохоровка и река Псел. Никому из нас не забыть той атаки. Кошмар «Долины смерти», прозванной так из-за тяжелейших потерь, навсегда врезался в нашу память. Экипаж унтершарфюрера Пренцля стал жертвой прямого попадания снаряда, находясь вне танка. Едва мы переправились через реку Псел и взобрались на ее крутые берега, едва мы снова заняли позиции над долиной, как советские танки пошли в контратаку.
Они наступали батальонами и полками. Они шли целыми бригадами и дивизиями. Они целыми батареями подтягивали к нашему плацдарму орудия, залп за залпом обстреливавшие берег реки и занимаемые нами высоты. Танки рвались к нашим позициям в количествах, с которыми нам еще не приходилось сталкиваться на таком клочке земли за все время боев на Востоке. Прохоровка стала не только бастионом к северу от Белгорода, не только стальной преградой на пути потока советских танков. Прохоровка стала могилой для многих храбрецов. Она стала символом обороны до последнего.
2-й танковый полк СС «Дас Райх» в боях во время операции «Цитадель»
Планом этой операции предполагалось срезать выступ советского фронта в районе Курска. Это позволило бы сократить линию фронта и уничтожить значительные силы советских войск, не позволив им начать крупное наступление в течение лета 1943 года.
3 июля 1943 года «тигры» находились в районе сосредоточения в 20 км к западу от Томаровки. На следующий день командир полка зачитал приказ фюрера: «тигры» должны были идти на острие наступления. В 3 часа утра 5 июля немецкая артиллерия начала битву под Белгородом. Начавшаяся канонада была, наверное, самой интенсивной за всю предшествующую историю войн. Грохот выстрелов и разрывов слился в единый гул. Гремели орудия, им вторили реактивные минометы. Смертоносные стальные снаряды тысячами обрушивались на позиции противника. В 3.45 небо наполнилось ревом. Эскадрильи немецких бомбардировщиков нескончаемым потоком потянулись в сторону врага. Согласно официальным отчетам, только за это утро было израсходовано больше снарядов, чем за Польскую и Французскую кампании вместе взятые.
В 4 часа утра взревели моторы танков, и «тигры» двинулись в атаку. Мы были в самой гуще боя, пробиваясь сквозь позиции советской пехоты и уничтожая артиллерийские и противотанковые орудия. Затем последовал шестичасовой танковый бой, в ходе которого наша полурота «тигров» при поддержке средних и легких танков, по официальным данным, подбила двадцать три больших американских танка и Т-34 численно превосходящих сил противника и отбросила остальных. Драматический ход сражения, потребовавшего от экипажей максимального напряжения сил в течение шести часов и ставшего типичным примером современного танкового боя, заслуживает отдельного описания.
С раннего утра пехота при массированной поддержке пикирующих бомбардировщиков и истребителей-бомбардировщиков штурмовала ближайшие укрепленные позиции советских войск в ближнем тылу противника. Эти позиции на некоторое время задержали наше наступление после прорыва первой линии обороны. Холмистое пространство к северо-западу от нас изобиловало вражескими дотами и траншеями. На обратных скатах высот были оборудованы советские батареи, осыпавшие наши наступающие части градом снарядов. Пикирующие бомбардировщики непрерывно обрушивали свой смертоносный груз на рубеж обороны. Батареи смолкали одна за другой. В поле позади наших танков развернулась артиллерийская часть, пропахивавшая позиции противника. Наша пехота медленно продвигалась вперед. Редкими цепями, укрываясь в высокой степной траве, группы наших солдат подползали все ближе. Около 10.30 утра они ворвались в окопы большевиков.
Пробил час танков. Незаметно для противника мы сосредоточились на дне ложбины. «Тигров» с флангов прикрывали средние и легкие танки. В полевые бинокли мы разглядывали горизонт, стараясь разобрать что-нибудь в дыму боя, окутавшем укрепленные высоты траурной вуалью. Командир нашей полуроты «тигров», оберштурмфюрер родом из Рейнской области, спокойствие которого передавалось и нам всем, приказал атаковать. Взревели моторы. Мы зарядили орудия, и тяжелые танки медленно двинулись в бой. Метров через двести раздался первый выстрел вражеского противотанкового орудия. Мы смели его с лица земли первым же выстрелом. На время вновь стало тихо. Мы ехали через брошенные вражеские траншеи и махали из люков руками нашим отважным пехотинцам. Те наслаждались недолгим отдыхом на захваченных высотах. Потом мы двинулись в следующую ложбину.
Вражеские пехотинцы бежали по полям, стараясь избежать встречи с нами и добраться до деревни в следующей ложбине. Наш пулемет прижал их к земле. Стрекот обоих наших бортовых пулеметов сопровождался одобрительными криками экипажа после каждой удачной очереди. В лесочке справа мы заметили тяжелый грузовик, пытавшийся скрыться от нас за деревьями. Трассирующие снаряды тут же пронзили деревянный борт грузовика, и машина вспыхнула.
На горизонте показалась белая церковь с пятью маленькими куполами, напоминавшими по форме луковицы. Показались и первые деревенские дома. Советские стрелки бежали через сады и пытались найти укрытие в домах. Мы открыли по ним огонь фугасными снарядами. Взрывы оставляли от мазанок развалины, пылавшие слабыми факелами, казавшимися совсем неяркими в лучах летнего солнца.
Стоял полдень, и солнце палило нещадно. Мы открыли люки и наблюдали за местностью перед нами. Через час нас обстреляли. На господствующей высоте к северу стояли в засаде несколько Т-34. Первые снаряды упали рядом, потом мы получили попадание в лобовую броню. Заряжай… целься… огонь! Попадание! Мы двинулись вперед. Первый Т-34 был объят пламенем. Соседний танк поджег своим огнем второй Т-34. Остальные отошли за холм. Пройдя вперед еще 500 метров, мы заметили на горизонте двадцать… тридцать… сорок вражеских танков. Они проезжали мимо двух пылающих остовов, останавливались, стреляли, двигались дальше и снова стреляли, не переставая. Снаряды колотили по лобовой броне и башне, но не причиняли вреда. Мы прошли еще немного вперед, чтобы занять более выгодную позицию, и открыли огонь.
Началось танковое сражение. На противостоящих склонах, примерно в километре друг от друга, противники выстроились, словно фигуры на шахматной доске, пытаясь ход за ходом склонить судьбу в свою пользу. Все «тигры» вели огонь. Рев танковых двигателей достиг предельной силы. Людям, управлявшим машинами, нужно было сохранять спокойствие… предельное спокойствие. Они быстро целились, быстро заряжали, быстро отдавали приказы. Они двигались вперед несколько метров, поворачивали вправо, влево, маневрировали, чтобы вырваться из перекрестья вражеского прицела и обрушить на врага свои снаряды.
Мы считали факелы вражеских танков, которые никогда больше не откроют огонь по немецким солдатам. Через час боя пылали двенадцать Т-34.
Остальные тридцать ездили из стороны в сторону, ведя огонь с такой скорострельностью, какую только могли обеспечить их орудия. Они стреляли метко, но наша броня была крепка. Мы больше не вздрагивали, когда очередной стальной палец стучал в борт. Утерев с лиц хлопья осыпавшейся краски, мы продолжали заряжать, целиться и стрелять. Так продолжалось четыре часа.
Потом наступил момент, когда мы могли поздравить друг друга. Последний вражеский танк скрылся из виду! Перед нами стояли двадцать три пылающих стальных гиганта. Мы вылезли, закурили и удивились, как это мы умудрились обойтись без потерь. Оба наших пулемета были уничтожены. Если не считать этого, наш танк отделался минимальным ущербом. К тому же, у нас не осталось ни единого снаряда. Зато мы были живы. Двигатели гудели, катки вращались, и мы были готовы через несколько часов начать преследование. Первый этап танкового сражения, которого мы ожидали после прорыва двойной линии обороны, завершился нашей победой.
Уже около полуночи мы залезли в окоп, вырытый под днищем верного «тигра». Там мы тихо устроились поспать. Наш командир нежно погладил днище танка. Мы пожелали стальному товарищу спокойной ночи. Наконец, мы уснули. Досмотреть сны нам не хватило времени. В 2.30 утра нас разбудил часовой. Мы должны были выступить до рассвета.
Каждый член нашего экипажа привычно выполнил свою обычную работу. Механик-водитель запустил двигатель — вибрация мощного 720-сильного мотора успокаивала нас. Радист включил рацию на прием. Командир по внутренней связи поговорил с механиком-водителем и вызвал наводчика. Радист отправил командиру роты доклад: «Готов!» Мы ждали приказа «Танки — вперед!». Каждый из нас погрузился в собственные мысли. Перед каждой новой атакой — как много их уже было! — в воздухе витало особое напряжение, но возбуждение и чувство ожидающей впереди неизвестности покидали нас, как только в наушниках сквозь треск раздавался голос радиста «Танки — вперед!». Порядок движения, направление и цель были определены командиром заранее. Пехотинцы повылезали из окопов, махая нам руками, и приготовились к атаке. Их первой задачей было выйти к железнодорожной линии, проходившей в километре от нас.
Стрельба началась внезапно. Мы вдруг оказались в самой гуще боя.
Поединок с тремя танками противника потребовал от нас полной собранности. Вскоре все они уже горели. Мы заметили еще три или четыре горящих Т-34. Потом раздался взрыв, и у нас не осталось времени на раздумья. Мы быстро выскочили через люк, скатились по броне за танк и прижались к гусеницам. Длинные стволы орудий вражеского танкового взвода всаживали в нашу искалеченную машину снаряд за снарядом, но она никак не хотела гореть.
Что же нам делать? Командир, по-прежнему совершенноспокойный, махнул рукой в сторону деревьев справа от нас, вскочил на ноги, пробежал три шага, бросился на землю, снова вскочил, а потом пополз дальше. Следом за ним вскочил наводчик. Противник, удерживавший высоты вдоль железнодорожной линии Белгород — Курск, располагал более чем сорока танками, бронепоездом, вооруженным тяжелой артиллерией, и пулеметными точками. Бегущих обнаружили и обстреляли сосредоточенным огнем. Последними рывок совершили механик-водитель и радист.
Мы мчались что есть сил. Эти 150 метров казались бесконечным адом. Откуда нам знать, не скрывается ли в лесу противник? Ведя разведку, мы оторвались от основных ударных сил на три километра. Отступила ли вражеская пехота или она все еще отсиживалась в лесных дотах? Хотя эти вопросы и были логичны, мы ни на секунду не задумывались о таких вещах. Наши нервы были напряжены, колени подгибались. Но свист снарядов и фонтанчики пыли, вздымаемые пулеметными очередями, придавали нам сил. Секунд через двадцать или тридцать мы нырнули в брошенные вражеские окопы на южной кромке зеленой лесополосы. Там, куда мы прибежали, лес кончался, переходя в зеленые степные просторы.
Прижавшись разгоряченными лицами к прохладной земле, мы несколько минут пытались отдышаться. Потом командир приказал наблюдать за тем, что творится к северу от нас, а сам отполз на опушку леса, чтобы взглянуть на наш танк, по-прежнему стоявший под градом гранат. Между деревьями изредка свистели шальные пули. Нам повезло, что последние отступавшие советские солдаты не знали, как мы слабы. На пятерых у нас был всего один пистолет, но мы были твердо намерены прорваться!
Но в безопасности ли мы? Мы приподнялись в окопах на опушке леса, вглядываясь в железнодорожную насыпь.
Со стороны деревни эхом доносился гул танкового сражения. Русские подбили около десятка наших танков и смертельно ранили командира роты. Остатки его экипажа (механик-водитель был тяжело ранен шестью осколками гранаты) ползком добрались до своих. Последние два танка начали отступать. Они развернули башни, выпустили последние снаряды и на полной скорости вернулись в низину.
Мы чувствовали себя брошенными, но не стали дожидаться, пока вражеская пехота начнет на нас охоту. Следом за командиром мы бегом бросились через открытую степь к передовым позициям нашей пехоты, до которых было добрых три километра. Мы снова бежали наперегонки со смертью. Мы падали, ползли, снова вскакивали… Преодолев метров пятьсот, мы увидели два танка. Это было наше спасение! Когда первая машина остановилась, мы вскочили на броню и спрятались за башней. Наши сердца бешено колотились. Мы вздрагивали всякий раз, когда осколки вражеских снарядов стучали по башне и корпусу. Еще километр… Еще 500 метров… Наконец мы достигли склона и спустились в низину. Здесь артиллерия больше не могла нас достать.
Четыре танка выстроились между деревенскими домами. Уцелевшие танкисты стояли рядом. Они не думали о собственном спасении. Мыслями они были вместе с павшими, с погибшим командиром роты, заплатившим жизнью за свою храбрость.
Известие о том, что ремонтная часть прибудет всего через час, обрадовало нас. Чтобы снова привести танки в боеспособное состояние, нужен был один день. Мы хотели как можно скорее вернуться в бой, чтобы смыть свой позор. Но это время не было потеряно напрасно. В небе появились пикирующие бомбардировщики. Они направились на север и атаковали танки на дороге, железнодорожные пути и бронепоезд, которому удалось подбить наши «тигры», но так и не суждено было вернуться на станцию. Мы, танкисты, были не одиноки. Вместе с нами шла пехота, двигались артиллерийские батареи, летели пикирующие и тяжелые бомбардировщики. На следующий день мы, закованные в броню, снова должны были идти на острие атаки. Быть может, на этот раз Госпожа Удача будет к нам благосклоннее!
Танковый полк СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» в боях во время операции «Цитадель»
Механизированная группа дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и танковая группа дивизии «Дас Райх» сосредоточились у железной дороги Тетеревино — Прохо-ровка в 6 часов утра, после налета пикирующих бомбардировщиков.
В 7.10 танковую группу атаковали с севера и северо-запада более двадцати Т-34. Последовавший танковый бой, в котором приняла участие и танковая группа дивизии «Дас Райх», продлился до полудня. Противник отступил в северном направлении.
Рольф Эрхардт, механик-водитель экипажа командира взвода 7-й роты танкового полка «Лейбштандарт», наблюдал за этим боем сквозь смотровые щели своей машины:
«Растянувшись по широкому фронту, 7-я рота (вернее, та ее часть, которая осталась боеспособной после катастрофы на минном поле 6 июля), сосредоточилась на холме. Где-то там лежал хутор Тетеревино. Позади остались дымящиеся обломки первой волны русских танков. Впереди стояла непроницаемая стена из десятков Т-34 основной волны, которые нам предстояло уничтожить в упорном и кровопролитном бою. Стена стали и огня. А между нами — пехота: наша пехота в обороне и русские, ехавшие на броне Т-34 или бежавшие в атаку между танками. Накануне в мой танк пересел командир взвода унтерштурмфюрер Вайзер — его собственная машина осталась в ремонтной мастерской. Он недавно женился и только что вернулся из отпуска, поэтому не успел сменить парадный мундир на полевую форму. Мы рассматривали фотографии с его свадьбы, стараясь наладить отношения. Весь мой опыт механика-водителя за несколько дней после 5 июля состоял из оглушительного грохота, когда 6 июля я наехал на мину, и нескольких бессмысленных заданий. За предыдущий день ничего важного не произошло. Мы потратили немало времени на рытье траншеи для танка, и, когда наступил вечер, мы с радостью уступили обязанности ночного караула пехотинцам из 3-го батальона 2-го моторизованного полка, расположившегося рядом с нашими позициями. Мы отошли на обратный скат высоты и провели ночь в обычных окопах под танками, наслаждаясь ощущением безопасности, которое дарила нам 24-тонная стальная машина. Нас ничуть не беспокоило, что одну тонну из этих двадцати четырех составляли взрывчатые вещества.
За ранним пробуждением последовали крики, распоряжения, приказы: «Запустить двигатели!.. По машинам!.. К бою!..» Мы еще не успели уложить одеяла, как со стороны командного пункта подбежал унтерштурмфюрер Вайзер, крича: «Пошевеливайтесь! Танки!» Потом мы услышали взрыв, и первый Т-34, охваченный пламенем, застыл менее чем в 200 метрах от нас.
Его подбил из длинноствольной 50-мм пушки штабной танк. Долгие приказы были не нужны. Мы двинулись вперед и уже через несколько минут подбили четыре Т-34, причем некоторые из них — практически в упор. Не менее удачливы были и другие машины 7-й роты. Постепенно положение стало приходить в норму. По радио вновь начали поступать обычные приказы. Пока что, насколько мы видели, ситуация была полностью под нашим контролем. Но что будет дальше?
Монотонный поток приказов о смене позиций вдруг прервался. Мы услышали: «Георг вызывает Ирен». Позывной «Георг» принадлежал командиру 1-го взвода обер-штурмфюреру Хоффману, а «Ирен» — командиру 7-й роты гауптштурмфюреру Тиманну. После короткого обмена сообщениями мы узнали: посланный к нам пехотинец сообщил, что штурмбаннфюрер Пайпер, командир 3-го батальона 2-го полка, был ранен в самой гуще схватки, и нужна наша помощь, чтобы отправить его в тыл. Каждый, кто это слышал, знал, что нужно делать. Граница между своими и чужими представляла собой сплошную стену огня и дыма. Мы контролировали каждое движение. Ни один Т-34 не мог проехать и 50 метров, чтобы его не превратили в решето. Но насколько глубока была эта дымовая завеса? Удастся ли под ее прикрытием подобраться к КП Пайпера? Каждый из нас задавался этими вопросами. Что чувствовал гауптштурмфюрер Тиманн, когда перед ним встал выбор, кому поручить это задание? Мы все понимали, что нужно попытаться. Потом поступило сообщение: «Ирен вызывает Вальтера», — это мы. — «У вас лучшая позиция. Принимайте проводника в командирский танк и попытайтесь вытащить Пайпера. Двигайтесь так, будто за вами черти гонятся! Это ваш единственный шанс!»
Услышав про «чертей», я осознал серьезность положения. Это слово было не из обычного лексикона нашего командира, а значит, он был сильно взволнован. Унтерштурмфюрер Вайзер подтвердил получение приказа, отдал соответствующие распоряжения танкам нашего взвода и принял проводника от пехотинцев. «Вперед!» — приказал он мне. Через несколько секунд нас окружила пелена дыма. Чтобы не наткнуться на что-нибудь, пришлось сбавить скорость. Словно в немом кино, перед моими смотровыми щелями возникали картины: обломки, языки пламени, смутные фигуры в советских касках. Взрывы гремели один за другим. Вдруг раздался мощный взрыв. И как мне найти в этом хаосе командный пункт? Проводник никак не мог сориентироваться, сидя в закрытой башне.
Вайзер постоянно говорил по радио, просил усилить огневую поддержку и приказывал остальным танкам группы держаться позади. Он доложил о попаданиях и о том, что дальше идет только командирская машина. Потом последнее донесение: «Получаю попадания винтовочных гранат и легких противотанковых орудий… Ориентироваться невозможно… Продолжаю движение…» В этой суматохе никто из нас даже не обратил внимания, что мы не получаем ни подтверждений, ни приказов. Когда сломалась антенна? С нами не было связи; мы не получали приказов. Может быть, стоило отказаться от бессмысленных поисков?
Все это заняло, наверное, меньше времени, чем вам понадобилось, чтобы об этом прочитать. Внутренняя связь еще работала. Мы продолжали двигаться в направлении врага. Точнее, в окружении врага. Это немецкий бронетранспортер? Немецкие каски? Сзади! Снова русские! Вдруг — резкий приказ: «Т-34! Право 60! Бронебойный! — Огонь!» «Башню заклинило», — доложил наводчик. Вот теперь дела и в самом деле плохи. Новый приказ: «Механик-водитель, наводить корпусом! Вправо!» Я вел машину вперед на третьей передаче и знал, что передачу нужно переключить, но времени на это не было. Я развернул танк. Вдруг раздался удар — и тишина. Быстрый взгляд на тахометр — двигатель остановился. Заглох или разбит? Зажигание! Двигатель заработал. Я спросил: «Что дальше?» Тут радист сорвал с меня наушники и прокричал: «Наводчик убит! Внутренняя связь сдохла!» Я крикнул в ответ: «Спроси через заряжающего, что делать!» Ответ: «Командир тоже убит». «Ну, теперь все зависит от тебя», — подумал я. Спустя несколько секунд после попадания со стороны наводчика, я увидел русских, устремившихся к нашему танку. Я двинул машину вперед и вдруг увидел врага, Т-34, не более чем в 100 метрах. Орудие движется? Я повернул танк на 90 градусов. Прогремел выстрел. Похоже, я опередил его всего на доли секунды, Шестое чувство подсказало мне укрыться за разбитым танком. Еще один поворот на 90 градусов — я чувствовал, что свои где-то там. Проводник покинул машину где-то посреди вражеских солдат; заряжающий был ранен. Мы еще не были в безопасности. Я вывел танк из дыма и увидел машину командира полувзвода унтершарфюрера Харальда Штайна. От вражеских попаданий пуленепробиваемое стекло моей смотровой щели помутнело. Я высунул голову из люка, и Штайн стал сигналить мне руками. Гауптштурмфюрер Тиманн приказал мне возвращаться к своим позициям, пока Штайн прикрывает наш тыл.
У противотанкового рва радист вылез из танка вместе с раненым заряжающим. Я остался один. Потом кто-то подсчитал попадания на моем танке. Кусок пуленепробиваемого стекла передавали из рук в руки. На нем мои товарищи насчитали семнадцать попаданий пехотного оружия и три — противотанкового».
Рассказ командира танка 1-й роты Мартина Штайгера о действиях 3-й танковой дивизии СС «Тотенкопф»
Ночи были теплые и звездные. Почти всегда в одно и то же время прилетала русская «швейная машинка», она же «дежурный унтер» — так наши солдаты называли их самолет-разведчик.
Наши ночные разведчики вдруг тоже стали проявлять активность, все чаще летая на участке фронта между Курском и Белгородом.
Линия фронта постоянно была под прицелом фотоаппаратов. Позиции артиллерии, районы сосредоточения танков, каждая траншея вместе с занимавшими ее солдатами — все это фиксировалось на пленку, которая затем проявлялась и увеличивалась в разведотделах армии. По этим фотографиям наши роты получали приказы. Артиллерия знала, какие сектора нужно обстреливать. Пикирующие бомбардировщики получали целеуказание, а танки разворачивались на тех направлениях, где у противника были сосредоточены свои танки и пехота. Так приводился в действие огромный план, проработанный в мельчайших деталях. Вот-вот должен был пробить час, когда содрогнется вся линия фронта. Мы ждали этого часа. Поэтому мы и переместились ближе к фронту и расположились лагерем в лесу.
Наступил вечер 4 июля 1943 года. На небе мерцали первые звезды, над пыльной землей стелилась тонкая пелена тумана. Движение на дороге усиливалось с каждой минутой.
Двигатели танков мерно гудели — мы направлялись на фронт. Основные ударные части русских были сосредоточены на выступе в районе Курска. Немецкое командование решило нанести контрудар с целью разгромить сосредоточенные войска и устранить главную угрозу весенней кампании еще до того, как противник завершит развертывание.
Тем временем русские оборудовали две мощные линии обороны к западу от Донца с противотанковыми рвами, позициями противотанковой артиллерии и неподвижно установленными танками. Атака была назначена на 5 июля. Задача: прорвать линию обороны противника по обоим берегам Ворсклы и занять высоты в районе Прохоровки вдоль железнодорожной линии, которая позволяла собрать танковые войска в один кулак. Наступающие части были усилены тяжелой артиллерией и минометной бригадой.
Дивизии вводились в бой поочередно: сначала «Тотенкопф», за ней — «Дас Райх» и далее — «Лейбштандарт». Атаку поддерживали пикирующие бомбардировщики.
На исходные позиции мы вышли где-то около полуночи. Мы легли спать под танками в ожидании утра.
В 3.10 забрезжил рассвет, первые лучи солнца потянулись над холмами. Становилось все светлее, и перед нами открылась впечатляющая картина: все танки полка выстроились клином в количестве, которого мы уже давно не видели.
3.15 утра. Шорох, шипение, свисток! Столбы дыма взметнулись в небо, словно гигантские органные трубы.
Артиллерия и минометы открыли огонь. Через несколько минут утреннее солнце заволокла плотная завеса дыма от разрывов снарядов.
Бомбардировщики шли непрерывным потоком: двадцать семь… восемьдесят один… Мы сбились со счета. «Штуки», тяжелые бомбардировщики, истребители, дальние разведчики… Казалось, будто звенит и поет сам воздух.
Наконец, пришел приказ: «Танки — марш!»
Наступление началось!
Несущиеся вперед танки… Пикирующие «штуки»… Горящие советские истребители… Столбы дыма от реактивных минометов, тянущиеся в небо… Тяжелые самоходки… Подбитые советские танки… Растерянные лица пленных… И снова и снова — черные грибы разрывов многочисленных снарядов. Так выглядело наступление к северу от Белгорода. Сражение продолжалось шесть часов. На широком степном склоне танки, словно рыцари, бьющиеся в конном строю, упорно рвались вперед. Десятки раз вокруг гигантов бушевали молнии, громы и облака дыма. Они продвигались вперед метров на десять, поворачивали вправо или влево и снова ревели двигателями. Командиры вглядывались в сторону противника через смотровые щели; радисты отправляли и принимали сообщения и приказы; заряжающие в секунды передышки вытирали заляпанные маслом руки, отбрасывали со лба пряди волос и подавали снаряд за снарядом в огромное орудие.
Подбитые вражеские танки пылали факелами посреди цветущего луга. Некоторые из наших танков тоже были подбиты и пылали, получив попадания снарядов. Противотанковые рвы у Березова казались почти непреодолимым препятствием. Артиллерия молотила по окопам, готовясь к нашему наступлению. Потом мы пересекли линию траншей. Русские сопротивлялись упорно. Противотанковые орудия вели огонь с замаскированных позиций, вокруг танков свистели пули противотанковых ружей. Но все же, несмотря на плотный огонь обороняющихся, наша атака продолжалась. Через пять дней боев мы впервые услышали название «Прохоровка». Пять дней мы с боями проходили одну линию обороны за другой, сравнивая их с землей и уничтожая противника. Мы прорвали хорошо укрепленный рубеж советской обороны, нанеся врагу огромные потери. И вот мы оказались перед Прохоровкой.
Впереди были «Долина смерти», деревня Прохоровка и река Псел. Никому из нас не забыть той атаки. Кошмар «Долины смерти», прозванной так из-за тяжелейших потерь, навсегда врезался в нашу память. Экипаж унтершарфюрера Пренцля стал жертвой прямого попадания снаряда, находясь вне танка. Едва мы переправились через реку Псел и взобрались на ее крутые берега, едва мы снова заняли позиции над долиной, как советские танки пошли в контратаку.
Они наступали батальонами и полками. Они шли целыми бригадами и дивизиями. Они целыми батареями подтягивали к нашему плацдарму орудия, залп за залпом обстреливавшие берег реки и занимаемые нами высоты. Танки рвались к нашим позициям в количествах, с которыми нам еще не приходилось сталкиваться на таком клочке земли за все время боев на Востоке. Прохоровка стала не только бастионом к северу от Белгорода, не только стальной преградой на пути потока советских танков. Прохоровка стала могилой для многих храбрецов. Она стала символом обороны до последнего.
Танковые бои между Миусом и Днепром, осень 1943 года
Пожар на Миусе!
Северо-западнее Куйбышево восемнадцать советских гвардейских дивизий при поддержке двух танковых бригад, моторизованных и механизированных частей, примерно семидесяти артиллерийских батарей и многочисленной авиации прорвали фронт и заняли плацдарм на немецком берегу Миуса.
По планам Сталина захват этого плацдарма должен был открыть летнее наступление Красной Армии, став первым шагом на пути к победе. «Украина должна быть нашей! На. запад!»
Танковый корпус СС устремился от Белгорода к Миусу, пройдя за четыре дня более 400 километров.
Что это значило?
Тысячи колесных машин шли своим ходом. Гусеничные машины нужно было перевозить. Железнодорожникам приходилось работать без передышки. Для переброски требовалось огромное количество топлива. Нужно было укрепить мосты. И вновь операция была обязана своим успехом немецким организационным талантам. Мы прибыли в новый район действий 27 июля, а 30 июля вышли на исходные позиции.
Мы укрылись в подсолнуховом поле, дожидаясь рассвета. Впереди была высота 213,9. Мы обязательно должны были ее взять.
Наконец настал наш час.
В 8.10 германские пикирующие бомбардировщики обрушились на передний край вражеской обороны, а пять минут спустя двинулись и наши танки. Не успели мы пройти и нескольких метров, как угодили под огонь противотанковых орудий спереди и с обоих флангов. Наши стальные гиганты продолжили движение, но уже медленнее, осторожнее.
Пехотинцы начали карабкаться на броню, но тут головные машины начали взрываться. Мины! Мины! Унтершарфюрер фон Хорстен погиб в объятом пламенем танке вместе со всем экипажем.
Когда стемнело, нам удалось, наконец, занять два холма, лежавших перед основной целью — высотой 213,9. Одновременно мы заняли важную развилку дорог, но понесли при этом большие потери. Унтерштурмфюрер Моосбрюкер погиб; Кваренги и еще несколько командиров и членов экипажей были тяжело ранены.
Настала ночь, а с ней — короткая передышка. На рассвете мы продолжили наступление при поддержке пикировщиков. За каждый метр шла ожесточенная борьба. Мы подобрались к позициям русских на расстояние броска гранаты, но от вершины высоты 213,9 нас еще отделяли 500 метров. Наступила вторая ночь. Наши передовые подразделения приготовились отражать атаку противника. Рота понесла тяжелые потери. В строю осталось всего два боеспособных танка — остальные или были подбиты, или вышли из строя из-за полученных в бою повреждений. С горьким чувством мы видели, как один за другим уходят от нас друзья. Взвод остался без командира. Унтерштурмфюрер Гренцауэр пропал без вести под Белгородом. Рифкогель был ранен там же.
Над оврагами занимался рассвет третьего утра. Исключительно упорная атака русских была отбита. Около полудня пришло время вступить в бой. Дивизия двинулась в решительное наступление. Танки, «штуки» и пехота нанесли удар одновременно. Нам удалось прорвать позиции русских и занять часть ближнего склона высоты 213,9. Путь для пехоты был открыт.
Не успели мы выбраться из этого ада, не успели проститься с павшими товарищами, не успели насладиться короткой передышкой, как снова пришлось грузиться в эшелон. Так в первых числах августа мы оказались вновь в районе Харькова, который покинули полугодом ранее.
Советская Армия нанесла опасный удар, прорвав парализованный фронт под Валками в направлении на Полтаву. Сложилась угрожающая ситуация. Если бы противнику удалось перерезать шоссе Харьков — Полтава, в окружении могли бы оказаться сразу несколько немецких дивизий.
Нам нужно было добраться до Харькова как можно скорее.
Когда мы прибыли в Харьков и выгрузились, уже наступил вечер. Той же ночью мы выступили в направлении на Валки. Поспав несколько часов прямо в танках и машинах, мы снова двинулись в путь. Около полудня показалось село Ковяги. Однако взять его удалось только 2-й боевой группе. Во время боя в командирской башенке своего танка погиб командир группы оберштурмфюрер Бургшульте — ему оторвало голову прямым попаданием снаряда. Наша дивизия собралась в Ковягах и была разделена на несколько боевых групп. Рот больше не существовало. Уцелевшие машины 1-й и 2-й рот были сведены в 1-ю боевую группу. Оставшиеся танки 3-й и 4-й рот составили 2-ю группу. Мы были вне себя от радости, когда из госпиталя вернулся оберштурмфюрер Рифкогель, Принявший командование 1-й группой. Когда группа Рифкогеля получила приказ очистить от противника район вокруг села Ковяги, у нас снова было четыре танка: головным шел Рифкогель, за ним — Нитшке и Штайгер, а замыкающим — Баумайстер. Ганс Эггерт и Гельмут Кестер были ранены в последний день боев на Миусе. Через полчаса мы натолкнулись на противотанковую батарею из пяти орудий. Им удалось поджечь танк обершарфюрера Нитшке, но остальные танки их уничтожили. Мы вернулись в Ковяги.
Через два часа Рифкогель был ранен в седьмой раз. Свои же истребители по ошибке обстреляли наши танки из пушек, и Рифкогелю осколками оцарапало лоб и пробило ногу. В это время на позиции прибыли командир полка штурмбаннфюрер Бохманн и командир батальона Майердресс. Перед строем танкистов они вручили Рифкогелю награду — Рыцарский крест. Потом награжденного отвезли на перевязочный пункт. Наша группа снова осталась без командира. Новая перемена произошла, когда командир 2-й боевой группы оберштурмфюрер Альтемюллер был убит во время разведки. Он был последним ротным в 1-м танковом батальоне. После этого обе группы были сведены в одну, в командование которой вступил бывший дежурный офицер оберштурмфюрер Хербатшек, родом из Вены. Два русских танка решились на необыкновенно смелый маневр. Пока наши танки стояли в Ковягах между домами в ожидании приказов, два Т-34 с лязгом пронеслись по главной улице деревни на полной скорости. Прежде чем мы успели добежать до своих машин, чтобы броситься в погоню, оба противника скрылисьв-клубах пыли. Ночью мы выдвинулись для обороны деревни и заняли позиции в 500 метрах к востоку от нее.
Следующий день выдался жарким. На 13.00 было назначено крупное наступление. Планировалось молниеносным танковым ударом при поддержке авиации окружить и разгромить советский корпус, постоянно давивший на наш фланг.
Мы наступали без поддержки пехоты. Уже через несколько километров показался враг. В огромном подсолнуховом поле укрывалась советская пехота, вооруженная легким противотанковым оружием. Водить танки через подсолнуховые поля всегда было делом непростым — видимость была ограничена, и охотникам за танками часто улыбалась удача.
Противник начал отступать после сосредоточенного артиллерийского налета. Потом наше наступление попытались остановить русские танки. В это время впереди несколько пикирующих бомбардировщиков атаковали танки противника и уничтожили три из них прямыми попаданиями. Еще четыре танка подбили мы. Основные силы противника были сломлены. Мы опрокинули русскую пехоту и атаковали Коломак. Здесь мы впервые сошлись в бою с советским женским батальоном.
У Коломака сопротивление усилилось. После долгого обстрела из 75-мм орудий и атаки нашей пехоты, подоспевшей на бронетранспортерах, деревня пала.
Не встречая больше сопротивления, к вечеру мы вышли к Чутово, замкнув кольцо окружения.
После этого мы атаковали на Коломак и по дуге вернулись к Чутово, где соединились с остальными частями нашей дивизии.
Расстояние до цели составляло около 40 километров.
На следующий день окруженный противник был полностью разгромлен.
Этот бой на окружение позволил восстановить линию фронта. Мы расположились на постой в Константиновке, рассчитывая на несколько дней отдыха. Передышка продлилась пять дней. За это время боевая группа была усилена несколькими танками, прибывшими из ремонта. Потом мы подготовились к ночному маршу. На зубах скрипел мелкий песок. На следующее утро, когда мы остановились на окраине Колонтаева, броня танков была покрыта миллиметровым слоем пыли. Колонтаев все еще был в руках русских.
Головной взвод при поддержке пехоты взял Колонтаев около полудня. В этом бою нашему командиру, штурмбаннфюреру Майердрессу, прострелили легкое. В 15.00 мы снова получили приказ атаковать.
С восьмью танками под командованием Хербатшека мы начали наступление на высоту и внезапно наткнулись на непробиваемый противотанковый рубеж. Танки унтершарфюрера Флейтера и Штайгера были подбиты. Экипажам, за исключением двух человек, удалось спастись. Атаку пришлось прекратить в основном из-за наступившей темноты. Среди тяжелораненых был унтершарфюрер Веринг, потерявший руку, а уже вечером мы лишились командира группы, оберштурмфюрера Хербатшека — осколок ручной гранаты лишил его зрения. Командование группой принял оберштурмфюрер Штробль, бывший до того адъютантом Майердресса.
У могильного кургана
Рассказ командира роты оберштурмфюрера Вилли Хайна о боях 5-го танкового полка «Викинг» к западу от Харькова в августе 1943 года.
«4-я рота 5-го танкового батальона поступает в распоряжение полка «Германия» в качестве подвижного резерва и выступает немедленно».
Приказ поступил уже через час после того, как в ночь на 31 августа я принял роту штурмовых орудий после ранения оберштурмфюрера Йессена. Четыре самоходки, требовавших серьезного ремонта, были лишь условно готовы к бою. Несмотря на все технические неполадки (особенно туго было с радиостанциями), мы прибыли в указанный район, доложили о прибытии командиру и прилегли вздремнуть.
Едва рассеялся утренний туман, как пришли дурные вести: советские танки прорвались на участке между нами и соседней дивизией. Направление атаки — железная дорога Харьков — Полтава. Нужно было действовать без промедления. Наших войск вдоль железной дороги видно не было. Мы заняли позиции возле поросшего невысокими деревьями холма, похожего на могильный курган. Впереди в предрассветном полумраке маячили холмы.
Двигатели были выключены, поэтому мы услышали шум приближающихся Т-34. Через несколько минут мы увидели, как из-за холмов появились примерно 35 машин, увешанных гроздьями пехоты. «Орудие прямо… Дистанция — 1000… Бронебойный… Огонь!» Командиры и экипажи реагировали молниеносно. Четыре выстрела — четыре попадания — четыре пылающих вражеских танка. Красноармейцы в панике попрыгали на землю. Так повторилось несколько раз.
Было выиграно бесценное время — противник утратил порыв. Одиннадцать горящих Т-34 и еще четыре подбитых машины загораживали путь наступавшим. Задним ходом они быстро вернулись за холмы.
Наши танкисты повылезали из башен, радуясь новому успеху, но понимая, что следующей атаки нужно ждать из низин по обе стороны от гряды холмов. Вскоре показались новые цели. Из-за отсутствия радиосвязи сигналы подавались руками. Противник снова устремился в атаку, стараясь охватить нас с флангов. Мы действовали четко, словно на учениях, и противник снова отступил. Два танка пылали, еще два стояли неподвижно. Мимо нас на полной скорости пронесся 52-тонный КВ-2. «Кругом!» — навожу ему вслед орудие. Дистанция 250 метров; выстрел — попадание — рикошет. И так четыре раза. Потом… Ура! Русские выскочили из танка! Но КВ-2 все еще нас беспокоил. Мы подошли поближе… Русские вернулись в танк. Башня развернулась назад, но мы были готовы. Механик-водитель разворачивал машину слишком медленно, и перед нами оказался борт. Один выстрел, и вражеский танк загорелся. Мы вернулись на позиции напротив холмов, озабоченно размышляя, известно ли русским, сколько у нас осталось снарядов.
Без радиосвязи, расстреляв все снаряды, мы как зайцы убегали от двух десятков вражеских танков. Было 11 часов утра. Мы без потерь укрылись за железнодорожной насыпью, а подошедшая 3-я рота приняла бой с преследовавшим нас противником. Мы доложили обо всем командиру и быстро приступили к ремонту машин. В первую очередь привели в порядок радиостанции. Потом, уже вечером, мы заняли новые позиции на поле в двух километрах к югу от места вчерашнего боя.
Немного вздремнув в хорошо замаскированных машинах, с первыми лучами солнца мы засекли в стереотрубу вражеские танки, замаскированные под стога сена на наших прежних позициях. Мы доложили об этом по радио в штаб и запросили подкрепления. Мы ждали приказа — с этим противником надо было разобраться. Мы ждали, ждали… От нетерпения нам казалось, будто земля под ногами горит. Ко мне подошел раненый командир батареи самоходок из дивизии «Дас Райх», и мы с ним начали планировать атаку. Вместе с командирами всех девяти орудий мы залезли на башенку железнодорожного вокзала.
Цели были легко обнаружены и распределены между семью командирами. Две самоходки остались в резерве. Артиллерийский наблюдатель пообещал нам дымовую завесу, и ровно в 11 утра 1 сентября атака началась.
Под прикрытием дымовой завесы мы вышли на огневую позицию примерно в 400 метрах от противника.
Девять танков были подожжены сразу же. Четыре Т-34 развернулись к нам кормой и также были подбиты. Русские были уничтожены, и только бронемашина зигзагами пыталась укрыться за холмом. Не ушла и она.
Мы развернулись и расчистили советские передовые траншеи, открывая путь для крупного контрнаступления полка «Дер Фюрер» дивизии «Дас Райх».
С запада прибыл вновь сформированный 1-й батальон 2-го танкового полка «Дас Райх» на «пантерах». В марте 1943 года, после взятия Харькова, эта часть была переброшена в Германию. После того как экипажи Pz-IV прошли переобучение и получили «пантеры», их направили в район боев к северу от Харькова.
Рассказ радиста 3-й роты 2-го танкового полка Хорста Летцнера о танковых боях под Коломаком
День 12 сентября 1943 года выдался дождливым. Мы все с головы до ног были облеплены размокшей глиной. Нигде не было видно ни единого движения. Но все же мы время от времени напоминали друг другу, что нужно быть начеку. Не сообщали ничего и по радио.
Вдруг около часа дня унтершарфюрер Бек, сидевший на башне, взволнованно крикнул: «Идут! Русские танки!» Так началось танковое сражение за Коломак.
Не медля ни секунды, механик-водитель и командир заняли свои места. Радист и заряжающий бросились вручную заводить двигатель с помощью пусковой рукоятки. Наводчик вытащил из-под танка наши вещи. С третьей попытки двигатель наконец-то завелся. Все поспешили занять свои места. Радио было включено на прием. Оружие было заряжено и проверено. Примерно в трех километрах от нас один за другим появлялись русские танки. По радио поступил приказ: «Подпустить русские танки на километр! Без приказа не стрелять! Не двигаться!»
Тем временем по радио нам сообщили, что русские наступают целой танковой бригадой примерно в восемьдесят танков. (У нас было четырнадцать машин, причем у двух из них вышли из строя двигатели.) Русские наступали осторожно, рассеяв широким фронтом свои Т-34 и несколько КВ-1 и КВ-2. Позднее выяснилось, что у противника было восемьдесят шесть танков. С левого фланга Людвиг сообщил, что ему не удалось завести двигатель. Два вражеских танка были уже метрах в шестистах от его позиции. Части пехотной дивизии, развернутые справа от нас, уже начали отступать. Лейтенант, проходивший мимо нас с остатками своей роты, сказал, что удержать позиции против танковой армады русских невозможно. От просьбы Шэфера подпустить русских поближе и устроить горячий прием их пехоте, которая наверняка последует за танками, он просто отмахнулся. Он больше не мог удерживать своих людей в окопах. После сообщения по радио разведывательный батальон, усиленный 15-й ротой полка «Дас Фюрер», попытался заткнуть дыру на покинутом участке на правом фланге, хотя ему и так предстояло обороняться на достаточно широком фронте. Эти парни, старые товарищи, прошедшие с нами не один бой, растянулись еще дальше вправо, и атака русской танковой бригады захлестнула их по всему участку фронта.
Хуберт Людвиг снова вышел в эфир. Два Т-34 приблизились к его неподвижной машине уже на 400 метров. Он получил разрешение открыть огонь и за минуту подбил оба Т-34. Русские быстро почувствовали неладное на своем левом фланге и увеличили скорость. Дождь прекратился. Большинство Т-34 приняли немного влево, поскольку пока они засекли только Людвига. При этом они подставили нам левый борт, и мы легко могли их разглядеть. Даже самые дальние из них можно было легко обнаружить по характерным серым клубам выхлопных газов дизельного двигателя.
Потом по радио поступил приказ открыть огонь. Русские немного замешкались и не сразу нас обнаружили. Их стрельба не отличалась меткостью. Наш заряжающий Эрнст Цитгла поглаживал каждый подаваемый снаряд, желая ему попасть в цель. Наводчик Хайнц Шредер, как всегда, сохранял спокойствие, и, пока наш командир Эммерлинг волновался в башне, они не спеша целились и стреляли.
Уже после второго выстрела первый из наступавших Т-34 охватило пламя. Началась яростная перестрелка. Потом мы попытались вывести танки из окопов. Однако после двухдневных проливных дождей это оказалось очень непросто. Одна только мысль о том, что наша старая жестянка не выберется из ямы, заставила нашего механика-водителя Бека изрядно понервничать. Несколько раз он выпускал из рук рычаг сцепления, и двигатель глох, но после нескольких попыток мы все же выкарабкались. Потом с правого фланга нас вызвал по радио Виммер. Ему нужен был буксир и новый топливный насос.
Все больше и больше русских танков останавливались, объятые пламенем. Каждому из наших экипажей было что записать на свой счет. Хуберт Людвиг с левого фланга доложил о новых успехах. После боя перед нашими позициями насчитали двадцать три подбитых вражеских машины.
Мы подъехали к окопу правофлангового танка Виммера, экипаж которого уже подцепил буксирный трос и лебедку. После многочисленных неудачных попыток, не переставая вести огонь, мы вытащили танк из ямы. Отбуксировать его дальше не получилось — сломался блок, и лопнули оба буксирных троса.
В довершение всего у нас кончались боеприпасы. Потом мы получили попадание в левый верхний угол внешней задней стенки моторного отделения. Снаряд угодил в один из пяти топливных баков, расположенных за стенкой. К счастью, этот бак был уже пуст, и взрыва не произошло. Вскоре мы получили еще одно попадание — в четвертый левый каток. Снова пришлось менять позицию.
Потом мы получили разрешение вернуться к командному пункту батальона. Назад марш! Мы двинулись в тыл через низину и быстро оказались у КП. Мы спешно залили топливо и пополнили боекомплект. С собой мы также взяли блоки и буксирные тросы, а заодно и быстро отыскавшийся топливный насос. Потом мы на полной скорости рванули туда, где начиналась возвышенность. Подъезжая к склону, мы обнаружили примерно в 100 метрах от себя Т-34, приближавшийся слева сзади. Конечно же, мы не ожидали встретить его так глубоко в тылу. Через несколько страшных мгновений, за которые расстояние сократилось еще больше, командир Лоренц Эммерлинг приказал: «На таран!»
Тут Т-34 остановился и повернул башню вправо, прямо на нас. Хайнц Шредер завопил: «Сто-о-о-ой!» и снарядом, который всегда находился в стволе на всякий случай, попал русскому танку прямо в погон башни. Через пару секунд — мы еще не успели выстрелить снова — из башни русского танка взметнулось пламя. Из люка высунулся командир машины к упал вперед.
Снова благодаря прекрасному оружию, богатому опыту, отваге и упорству мы сумели одержать верх над «товарищами с другим номером полевой почты». Мы помянули их в час затишья. Результат вполне мог бы оказаться и противоположным. Однако времени на такие размышления не было — нужно было поспешить на помощь неподвижной машине Макса Виммера. Он все еще был там и получил только легкие повреждения.
Кульминационный момент битвы уже давно миновал. Почти все вражеские танки были подбиты. Механик-водитель Эмиль Энгель схватил привезенный нами топливный насос и с рекордной скоростью заменил его под редким огнем противника.
Еще приближаясь к переднему краю, мы сделали пару выстрелов, чтобы отвлечь внимание от Макса Виммера. Впереди мы видели русскую пехоту. Т-34 приблизился к нам на 2400 метров. Ганс Шредер, уже зарядивший фугасный снаряд, выстрелил и обездвижил русский танк.
Вскоре наступили сумерки. Шум боя затих. Русские потушили те танки, которые еще не догорели, и начали оттаскивать в тыл машины, оставшиеся недалеко от их передовой. После того как стемнело, со стороны русских еще долго доносился шум двигателей.
Рыцарский крест для механика-водителя
О немецких механиках-водителях во время войны говорили немного. Они послушно водили танки, подчиняясь приказам командиров. Однако и они могли сыграть решающую роль в бою, как показали действия унтершарфюрера Ганса Талера, получившего Рыцарский крест за выдающуюся отвагу.
Три средних танка 6-й роты 2-го танкового полка «Дер Фюрер» пересекли открытое пространство, поднялись на холм и внезапно были атакованы пятнадцатью русскими танками. За несколько минут танк, который вел Ганс Талер, подбил три Т-34.
Вдруг танк содрогнулся от мощного удара по броне. Попаданием тяжелого снаряда был разбит рулевой механизм и сорвана коробка передач. Командир оценил положение и крикнул по внутренней связи: «Конец!»
Но Ганс Талер так не думал. С помощью нескольких кусков проволоки, работая изо всех сил, он сумел вернуть ход танку и запустить двигатель. Меньше чем за полчаса этот танк подбил еще семь вражеских машин. Всеми этими успехами экипаж был обязан исключительно смелым и умелым действиям Ганса Талера.
Тем не менее Талер остался спокойным и скромным человеком и носил эту награду от имени всех механиков-водителей, тихо выполнявших свою работу. Он погиб смертью солдата 7 апреля 1945 года, командуя танком в боях за Вену.
Пожар на Миусе!
Северо-западнее Куйбышево восемнадцать советских гвардейских дивизий при поддержке двух танковых бригад, моторизованных и механизированных частей, примерно семидесяти артиллерийских батарей и многочисленной авиации прорвали фронт и заняли плацдарм на немецком берегу Миуса.
По планам Сталина захват этого плацдарма должен был открыть летнее наступление Красной Армии, став первым шагом на пути к победе. «Украина должна быть нашей! На. запад!»
Танковый корпус СС устремился от Белгорода к Миусу, пройдя за четыре дня более 400 километров.
Что это значило?
Тысячи колесных машин шли своим ходом. Гусеничные машины нужно было перевозить. Железнодорожникам приходилось работать без передышки. Для переброски требовалось огромное количество топлива. Нужно было укрепить мосты. И вновь операция была обязана своим успехом немецким организационным талантам. Мы прибыли в новый район действий 27 июля, а 30 июля вышли на исходные позиции.
Мы укрылись в подсолнуховом поле, дожидаясь рассвета. Впереди была высота 213,9. Мы обязательно должны были ее взять.
Наконец настал наш час.
В 8.10 германские пикирующие бомбардировщики обрушились на передний край вражеской обороны, а пять минут спустя двинулись и наши танки. Не успели мы пройти и нескольких метров, как угодили под огонь противотанковых орудий спереди и с обоих флангов. Наши стальные гиганты продолжили движение, но уже медленнее, осторожнее.
Пехотинцы начали карабкаться на броню, но тут головные машины начали взрываться. Мины! Мины! Унтершарфюрер фон Хорстен погиб в объятом пламенем танке вместе со всем экипажем.
Когда стемнело, нам удалось, наконец, занять два холма, лежавших перед основной целью — высотой 213,9. Одновременно мы заняли важную развилку дорог, но понесли при этом большие потери. Унтерштурмфюрер Моосбрюкер погиб; Кваренги и еще несколько командиров и членов экипажей были тяжело ранены.
Настала ночь, а с ней — короткая передышка. На рассвете мы продолжили наступление при поддержке пикировщиков. За каждый метр шла ожесточенная борьба. Мы подобрались к позициям русских на расстояние броска гранаты, но от вершины высоты 213,9 нас еще отделяли 500 метров. Наступила вторая ночь. Наши передовые подразделения приготовились отражать атаку противника. Рота понесла тяжелые потери. В строю осталось всего два боеспособных танка — остальные или были подбиты, или вышли из строя из-за полученных в бою повреждений. С горьким чувством мы видели, как один за другим уходят от нас друзья. Взвод остался без командира. Унтерштурмфюрер Гренцауэр пропал без вести под Белгородом. Рифкогель был ранен там же.
Над оврагами занимался рассвет третьего утра. Исключительно упорная атака русских была отбита. Около полудня пришло время вступить в бой. Дивизия двинулась в решительное наступление. Танки, «штуки» и пехота нанесли удар одновременно. Нам удалось прорвать позиции русских и занять часть ближнего склона высоты 213,9. Путь для пехоты был открыт.
Не успели мы выбраться из этого ада, не успели проститься с павшими товарищами, не успели насладиться короткой передышкой, как снова пришлось грузиться в эшелон. Так в первых числах августа мы оказались вновь в районе Харькова, который покинули полугодом ранее.
Советская Армия нанесла опасный удар, прорвав парализованный фронт под Валками в направлении на Полтаву. Сложилась угрожающая ситуация. Если бы противнику удалось перерезать шоссе Харьков — Полтава, в окружении могли бы оказаться сразу несколько немецких дивизий.
Нам нужно было добраться до Харькова как можно скорее.
Когда мы прибыли в Харьков и выгрузились, уже наступил вечер. Той же ночью мы выступили в направлении на Валки. Поспав несколько часов прямо в танках и машинах, мы снова двинулись в путь. Около полудня показалось село Ковяги. Однако взять его удалось только 2-й боевой группе. Во время боя в командирской башенке своего танка погиб командир группы оберштурмфюрер Бургшульте — ему оторвало голову прямым попаданием снаряда. Наша дивизия собралась в Ковягах и была разделена на несколько боевых групп. Рот больше не существовало. Уцелевшие машины 1-й и 2-й рот были сведены в 1-ю боевую группу. Оставшиеся танки 3-й и 4-й рот составили 2-ю группу. Мы были вне себя от радости, когда из госпиталя вернулся оберштурмфюрер Рифкогель, Принявший командование 1-й группой. Когда группа Рифкогеля получила приказ очистить от противника район вокруг села Ковяги, у нас снова было четыре танка: головным шел Рифкогель, за ним — Нитшке и Штайгер, а замыкающим — Баумайстер. Ганс Эггерт и Гельмут Кестер были ранены в последний день боев на Миусе. Через полчаса мы натолкнулись на противотанковую батарею из пяти орудий. Им удалось поджечь танк обершарфюрера Нитшке, но остальные танки их уничтожили. Мы вернулись в Ковяги.
Через два часа Рифкогель был ранен в седьмой раз. Свои же истребители по ошибке обстреляли наши танки из пушек, и Рифкогелю осколками оцарапало лоб и пробило ногу. В это время на позиции прибыли командир полка штурмбаннфюрер Бохманн и командир батальона Майердресс. Перед строем танкистов они вручили Рифкогелю награду — Рыцарский крест. Потом награжденного отвезли на перевязочный пункт. Наша группа снова осталась без командира. Новая перемена произошла, когда командир 2-й боевой группы оберштурмфюрер Альтемюллер был убит во время разведки. Он был последним ротным в 1-м танковом батальоне. После этого обе группы были сведены в одну, в командование которой вступил бывший дежурный офицер оберштурмфюрер Хербатшек, родом из Вены. Два русских танка решились на необыкновенно смелый маневр. Пока наши танки стояли в Ковягах между домами в ожидании приказов, два Т-34 с лязгом пронеслись по главной улице деревни на полной скорости. Прежде чем мы успели добежать до своих машин, чтобы броситься в погоню, оба противника скрылисьв-клубах пыли. Ночью мы выдвинулись для обороны деревни и заняли позиции в 500 метрах к востоку от нее.
Следующий день выдался жарким. На 13.00 было назначено крупное наступление. Планировалось молниеносным танковым ударом при поддержке авиации окружить и разгромить советский корпус, постоянно давивший на наш фланг.
Мы наступали без поддержки пехоты. Уже через несколько километров показался враг. В огромном подсолнуховом поле укрывалась советская пехота, вооруженная легким противотанковым оружием. Водить танки через подсолнуховые поля всегда было делом непростым — видимость была ограничена, и охотникам за танками часто улыбалась удача.
Противник начал отступать после сосредоточенного артиллерийского налета. Потом наше наступление попытались остановить русские танки. В это время впереди несколько пикирующих бомбардировщиков атаковали танки противника и уничтожили три из них прямыми попаданиями. Еще четыре танка подбили мы. Основные силы противника были сломлены. Мы опрокинули русскую пехоту и атаковали Коломак. Здесь мы впервые сошлись в бою с советским женским батальоном.
У Коломака сопротивление усилилось. После долгого обстрела из 75-мм орудий и атаки нашей пехоты, подоспевшей на бронетранспортерах, деревня пала.
Не встречая больше сопротивления, к вечеру мы вышли к Чутово, замкнув кольцо окружения.
После этого мы атаковали на Коломак и по дуге вернулись к Чутово, где соединились с остальными частями нашей дивизии.
Расстояние до цели составляло около 40 километров.
На следующий день окруженный противник был полностью разгромлен.
Этот бой на окружение позволил восстановить линию фронта. Мы расположились на постой в Константиновке, рассчитывая на несколько дней отдыха. Передышка продлилась пять дней. За это время боевая группа была усилена несколькими танками, прибывшими из ремонта. Потом мы подготовились к ночному маршу. На зубах скрипел мелкий песок. На следующее утро, когда мы остановились на окраине Колонтаева, броня танков была покрыта миллиметровым слоем пыли. Колонтаев все еще был в руках русских.
Головной взвод при поддержке пехоты взял Колонтаев около полудня. В этом бою нашему командиру, штурмбаннфюреру Майердрессу, прострелили легкое. В 15.00 мы снова получили приказ атаковать.
С восьмью танками под командованием Хербатшека мы начали наступление на высоту и внезапно наткнулись на непробиваемый противотанковый рубеж. Танки унтершарфюрера Флейтера и Штайгера были подбиты. Экипажам, за исключением двух человек, удалось спастись. Атаку пришлось прекратить в основном из-за наступившей темноты. Среди тяжелораненых был унтершарфюрер Веринг, потерявший руку, а уже вечером мы лишились командира группы, оберштурмфюрера Хербатшека — осколок ручной гранаты лишил его зрения. Командование группой принял оберштурмфюрер Штробль, бывший до того адъютантом Майердресса.
У могильного кургана
«4-я рота 5-го танкового батальона поступает в распоряжение полка «Германия» в качестве подвижного резерва и выступает немедленно».
Приказ поступил уже через час после того, как в ночь на 31 августа я принял роту штурмовых орудий после ранения оберштурмфюрера Йессена. Четыре самоходки, требовавших серьезного ремонта, были лишь условно готовы к бою. Несмотря на все технические неполадки (особенно туго было с радиостанциями), мы прибыли в указанный район, доложили о прибытии командиру и прилегли вздремнуть.
Едва рассеялся утренний туман, как пришли дурные вести: советские танки прорвались на участке между нами и соседней дивизией. Направление атаки — железная дорога Харьков — Полтава. Нужно было действовать без промедления. Наших войск вдоль железной дороги видно не было. Мы заняли позиции возле поросшего невысокими деревьями холма, похожего на могильный курган. Впереди в предрассветном полумраке маячили холмы.
Двигатели были выключены, поэтому мы услышали шум приближающихся Т-34. Через несколько минут мы увидели, как из-за холмов появились примерно 35 машин, увешанных гроздьями пехоты. «Орудие прямо… Дистанция — 1000… Бронебойный… Огонь!» Командиры и экипажи реагировали молниеносно. Четыре выстрела — четыре попадания — четыре пылающих вражеских танка. Красноармейцы в панике попрыгали на землю. Так повторилось несколько раз.
Было выиграно бесценное время — противник утратил порыв. Одиннадцать горящих Т-34 и еще четыре подбитых машины загораживали путь наступавшим. Задним ходом они быстро вернулись за холмы.
Наши танкисты повылезали из башен, радуясь новому успеху, но понимая, что следующей атаки нужно ждать из низин по обе стороны от гряды холмов. Вскоре показались новые цели. Из-за отсутствия радиосвязи сигналы подавались руками. Противник снова устремился в атаку, стараясь охватить нас с флангов. Мы действовали четко, словно на учениях, и противник снова отступил. Два танка пылали, еще два стояли неподвижно. Мимо нас на полной скорости пронесся 52-тонный КВ-2. «Кругом!» — навожу ему вслед орудие. Дистанция 250 метров; выстрел — попадание — рикошет. И так четыре раза. Потом… Ура! Русские выскочили из танка! Но КВ-2 все еще нас беспокоил. Мы подошли поближе… Русские вернулись в танк. Башня развернулась назад, но мы были готовы. Механик-водитель разворачивал машину слишком медленно, и перед нами оказался борт. Один выстрел, и вражеский танк загорелся. Мы вернулись на позиции напротив холмов, озабоченно размышляя, известно ли русским, сколько у нас осталось снарядов.
Без радиосвязи, расстреляв все снаряды, мы как зайцы убегали от двух десятков вражеских танков. Было 11 часов утра. Мы без потерь укрылись за железнодорожной насыпью, а подошедшая 3-я рота приняла бой с преследовавшим нас противником. Мы доложили обо всем командиру и быстро приступили к ремонту машин. В первую очередь привели в порядок радиостанции. Потом, уже вечером, мы заняли новые позиции на поле в двух километрах к югу от места вчерашнего боя.
Немного вздремнув в хорошо замаскированных машинах, с первыми лучами солнца мы засекли в стереотрубу вражеские танки, замаскированные под стога сена на наших прежних позициях. Мы доложили об этом по радио в штаб и запросили подкрепления. Мы ждали приказа — с этим противником надо было разобраться. Мы ждали, ждали… От нетерпения нам казалось, будто земля под ногами горит. Ко мне подошел раненый командир батареи самоходок из дивизии «Дас Райх», и мы с ним начали планировать атаку. Вместе с командирами всех девяти орудий мы залезли на башенку железнодорожного вокзала.
Цели были легко обнаружены и распределены между семью командирами. Две самоходки остались в резерве. Артиллерийский наблюдатель пообещал нам дымовую завесу, и ровно в 11 утра 1 сентября атака началась.
Под прикрытием дымовой завесы мы вышли на огневую позицию примерно в 400 метрах от противника.
Девять танков были подожжены сразу же. Четыре Т-34 развернулись к нам кормой и также были подбиты. Русские были уничтожены, и только бронемашина зигзагами пыталась укрыться за холмом. Не ушла и она.
Мы развернулись и расчистили советские передовые траншеи, открывая путь для крупного контрнаступления полка «Дер Фюрер» дивизии «Дас Райх».
С запада прибыл вновь сформированный 1-й батальон 2-го танкового полка «Дас Райх» на «пантерах». В марте 1943 года, после взятия Харькова, эта часть была переброшена в Германию. После того как экипажи Pz-IV прошли переобучение и получили «пантеры», их направили в район боев к северу от Харькова.
Рассказ радиста 3-й роты 2-го танкового полка Хорста Летцнера о танковых боях под Коломаком
День 12 сентября 1943 года выдался дождливым. Мы все с головы до ног были облеплены размокшей глиной. Нигде не было видно ни единого движения. Но все же мы время от времени напоминали друг другу, что нужно быть начеку. Не сообщали ничего и по радио.
Вдруг около часа дня унтершарфюрер Бек, сидевший на башне, взволнованно крикнул: «Идут! Русские танки!» Так началось танковое сражение за Коломак.
Не медля ни секунды, механик-водитель и командир заняли свои места. Радист и заряжающий бросились вручную заводить двигатель с помощью пусковой рукоятки. Наводчик вытащил из-под танка наши вещи. С третьей попытки двигатель наконец-то завелся. Все поспешили занять свои места. Радио было включено на прием. Оружие было заряжено и проверено. Примерно в трех километрах от нас один за другим появлялись русские танки. По радио поступил приказ: «Подпустить русские танки на километр! Без приказа не стрелять! Не двигаться!»
Тем временем по радио нам сообщили, что русские наступают целой танковой бригадой примерно в восемьдесят танков. (У нас было четырнадцать машин, причем у двух из них вышли из строя двигатели.) Русские наступали осторожно, рассеяв широким фронтом свои Т-34 и несколько КВ-1 и КВ-2. Позднее выяснилось, что у противника было восемьдесят шесть танков. С левого фланга Людвиг сообщил, что ему не удалось завести двигатель. Два вражеских танка были уже метрах в шестистах от его позиции. Части пехотной дивизии, развернутые справа от нас, уже начали отступать. Лейтенант, проходивший мимо нас с остатками своей роты, сказал, что удержать позиции против танковой армады русских невозможно. От просьбы Шэфера подпустить русских поближе и устроить горячий прием их пехоте, которая наверняка последует за танками, он просто отмахнулся. Он больше не мог удерживать своих людей в окопах. После сообщения по радио разведывательный батальон, усиленный 15-й ротой полка «Дас Фюрер», попытался заткнуть дыру на покинутом участке на правом фланге, хотя ему и так предстояло обороняться на достаточно широком фронте. Эти парни, старые товарищи, прошедшие с нами не один бой, растянулись еще дальше вправо, и атака русской танковой бригады захлестнула их по всему участку фронта.
Хуберт Людвиг снова вышел в эфир. Два Т-34 приблизились к его неподвижной машине уже на 400 метров. Он получил разрешение открыть огонь и за минуту подбил оба Т-34. Русские быстро почувствовали неладное на своем левом фланге и увеличили скорость. Дождь прекратился. Большинство Т-34 приняли немного влево, поскольку пока они засекли только Людвига. При этом они подставили нам левый борт, и мы легко могли их разглядеть. Даже самые дальние из них можно было легко обнаружить по характерным серым клубам выхлопных газов дизельного двигателя.
Потом по радио поступил приказ открыть огонь. Русские немного замешкались и не сразу нас обнаружили. Их стрельба не отличалась меткостью. Наш заряжающий Эрнст Цитгла поглаживал каждый подаваемый снаряд, желая ему попасть в цель. Наводчик Хайнц Шредер, как всегда, сохранял спокойствие, и, пока наш командир Эммерлинг волновался в башне, они не спеша целились и стреляли.
Уже после второго выстрела первый из наступавших Т-34 охватило пламя. Началась яростная перестрелка. Потом мы попытались вывести танки из окопов. Однако после двухдневных проливных дождей это оказалось очень непросто. Одна только мысль о том, что наша старая жестянка не выберется из ямы, заставила нашего механика-водителя Бека изрядно понервничать. Несколько раз он выпускал из рук рычаг сцепления, и двигатель глох, но после нескольких попыток мы все же выкарабкались. Потом с правого фланга нас вызвал по радио Виммер. Ему нужен был буксир и новый топливный насос.
Все больше и больше русских танков останавливались, объятые пламенем. Каждому из наших экипажей было что записать на свой счет. Хуберт Людвиг с левого фланга доложил о новых успехах. После боя перед нашими позициями насчитали двадцать три подбитых вражеских машины.
Мы подъехали к окопу правофлангового танка Виммера, экипаж которого уже подцепил буксирный трос и лебедку. После многочисленных неудачных попыток, не переставая вести огонь, мы вытащили танк из ямы. Отбуксировать его дальше не получилось — сломался блок, и лопнули оба буксирных троса.
В довершение всего у нас кончались боеприпасы. Потом мы получили попадание в левый верхний угол внешней задней стенки моторного отделения. Снаряд угодил в один из пяти топливных баков, расположенных за стенкой. К счастью, этот бак был уже пуст, и взрыва не произошло. Вскоре мы получили еще одно попадание — в четвертый левый каток. Снова пришлось менять позицию.
Потом мы получили разрешение вернуться к командному пункту батальона. Назад марш! Мы двинулись в тыл через низину и быстро оказались у КП. Мы спешно залили топливо и пополнили боекомплект. С собой мы также взяли блоки и буксирные тросы, а заодно и быстро отыскавшийся топливный насос. Потом мы на полной скорости рванули туда, где начиналась возвышенность. Подъезжая к склону, мы обнаружили примерно в 100 метрах от себя Т-34, приближавшийся слева сзади. Конечно же, мы не ожидали встретить его так глубоко в тылу. Через несколько страшных мгновений, за которые расстояние сократилось еще больше, командир Лоренц Эммерлинг приказал: «На таран!»
Тут Т-34 остановился и повернул башню вправо, прямо на нас. Хайнц Шредер завопил: «Сто-о-о-ой!» и снарядом, который всегда находился в стволе на всякий случай, попал русскому танку прямо в погон башни. Через пару секунд — мы еще не успели выстрелить снова — из башни русского танка взметнулось пламя. Из люка высунулся командир машины к упал вперед.
Снова благодаря прекрасному оружию, богатому опыту, отваге и упорству мы сумели одержать верх над «товарищами с другим номером полевой почты». Мы помянули их в час затишья. Результат вполне мог бы оказаться и противоположным. Однако времени на такие размышления не было — нужно было поспешить на помощь неподвижной машине Макса Виммера. Он все еще был там и получил только легкие повреждения.
Кульминационный момент битвы уже давно миновал. Почти все вражеские танки были подбиты. Механик-водитель Эмиль Энгель схватил привезенный нами топливный насос и с рекордной скоростью заменил его под редким огнем противника.
Еще приближаясь к переднему краю, мы сделали пару выстрелов, чтобы отвлечь внимание от Макса Виммера. Впереди мы видели русскую пехоту. Т-34 приблизился к нам на 2400 метров. Ганс Шредер, уже зарядивший фугасный снаряд, выстрелил и обездвижил русский танк.
Вскоре наступили сумерки. Шум боя затих. Русские потушили те танки, которые еще не догорели, и начали оттаскивать в тыл машины, оставшиеся недалеко от их передовой. После того как стемнело, со стороны русских еще долго доносился шум двигателей.
Рыцарский крест для механика-водителя
О немецких механиках-водителях во время войны говорили немного. Они послушно водили танки, подчиняясь приказам командиров. Однако и они могли сыграть решающую роль в бою, как показали действия унтершарфюрера Ганса Талера, получившего Рыцарский крест за выдающуюся отвагу.
Три средних танка 6-й роты 2-го танкового полка «Дер Фюрер» пересекли открытое пространство, поднялись на холм и внезапно были атакованы пятнадцатью русскими танками. За несколько минут танк, который вел Ганс Талер, подбил три Т-34.
Вдруг танк содрогнулся от мощного удара по броне. Попаданием тяжелого снаряда был разбит рулевой механизм и сорвана коробка передач. Командир оценил положение и крикнул по внутренней связи: «Конец!»
Но Ганс Талер так не думал. С помощью нескольких кусков проволоки, работая изо всех сил, он сумел вернуть ход танку и запустить двигатель. Меньше чем за полчаса этот танк подбил еще семь вражеских машин. Всеми этими успехами экипаж был обязан исключительно смелым и умелым действиям Ганса Талера.
Тем не менее Талер остался спокойным и скромным человеком и носил эту награду от имени всех механиков-водителей, тихо выполнявших свою работу. Он погиб смертью солдата 7 апреля 1945 года, командуя танком в боях за Вену.
Бои в районе Киева и Житомира, зима 1943/44 гг
Из дневника командира танка 2-го танкового полка «Дас Райх» Эрнста Штренга
Бои за Белую Церковь.
После того как между 3 и И ноября 1943 года Красная Армия прорвала немецкий фронт в районе Киева, колонны лучших советских танковых и пехотных соединений потянулись в направлении Житомира. Огромные массы войск двигались на юг, угрожая тылам группы армий «Юг». И снова германским войскам пришлось снимать с фронта механизированные и танковые части и молниеносно перебрасывать их, чтобы остановить эту волну.
Дивизия «Дас Райх» была приведена в готовность 5 ноября. В тот же вечер танковый полк «Дас Райх», включая роту «тигров», был первым направлен на погрузку на станцию в Бобруйске. Холодным туманным утром 6 ноября на улице вместе с нашими танками в ожидании погрузки выстроились бронетранспортеры моторизованного батальона нашей дивизии.
Мы преодолели 150 км по железной дороге через Владиславу и Ракитное до Белой Церкви — важного узла шоссейных и железных дорог. Мы прибыли в город в восемь вечера в полной темноте и сразу же начали выгружать танки.
Весь город готовился к эвакуации. Эшелоны один за другим отходили от станции. На улицах пылали целые горы бумаг. Все немецкие штабы и учреждения покидали город. Через час ожидался выход к городу русских танков. Люди в панике метались по улицам. Повсюду царили грабеж и разрушения.
Организовать сопротивление и прекратить беспорядки было просто некому!
Вот в такой обстановке мы выгрузились и заняли позиции на северной окраине города. Тем временем наш разведывательный взвод установил контакт с немецкими частями… или противником?., к северу от города. Пока войска нашей дивизии ночью разгружались на станции, танки разведывательного взвода уже вели бой в восьми километрах к северу от города. Поначалу мы были озадачены тем, как русским удавалось обеспечить снабжение войск в таком объеме по «выжженной земле», где были уничтожены все мосты, автомобильные и железные дороги. Лишь со временем данные разведки помогли ответить на этот вопрос. Оказалось, что русские доставляли припасы через Днепр по подводным мостам, построенным на 20 сантиметров ниже уровня воды. Немецкой авиаразведке долго не удавалось их обнаружить!
В тылу, к востоку от Днепра, к снабжению войск были привлечены немецкие военнопленные и местное население. Бочки с топливом не везли на грузовиках, а просто катили по дороге. Боеприпасы несли на руках или везли на телегах, и каждая деревня отвечала за доставку припасов до следующей деревни.
Рано утром 7 ноября крупными хлопьями повалил снег, и над равнинами засвистел холодный северный ветер. Лужи и придорожные канавы покрылись белой коркой льда. Наша рота «тигров» под командованием Кальса, заменившего раненого Тетша, вышла в район сосредоточения. После короткой остановки рота двинулась в бой навстречу советским танкам, шедшим с севера со стороны Фастова и Ксаверовки. По дороге к фронту в одном из «тигров» вспыхнуло топливо и остатки масла. Пожар сопровождался несколькими мощными взрывами, и машина выгорела полностью.
Силой взрыва экипаж выбросило из люков, но, как это ни странно, никто не был ранен.
На киевской дороге, километрах в пяти к северу от Гребенков, наши передовые танки встретились с противником и сожгли шесть Т-34. Примерно часа через три им пришлось оставить населенный пункт, атакованный превосходящими силами вражеской пехоты. Они взорвали за собой мост и заняли оборону южнее.
По дороге мы подобрали восьмерых пехотинцев из строительной части — других немецких войск в этом районе не осталось. Многочисленные русские танки не оставили им никаких шансов. Около полудня снег сменился дождем. Холодную и сухую погоду сменили непрекращающиеся ливни. Пока наши отважные пехотинцы, подкрепившись нашими пайками, окапывались по обе стороны от дороги на Гребенки, на высотах перед нами стали рваться первые снаряды, взметая в серое небо столбы дыма. Не имея никакого другого прикрытия, наши танки и машины стояли на обратных склонах высот. Мы держали под прицелом шоссе на Киев, на котором в любой момент можно было ожидать появления русских танков.
Когда во второй половине дня три русских танка вышли из деревни и пересекли ничейную полосу, мы открыли огонь с дистанции около 1000 метров. Не прошло и пары минут, как под сосредоточенным огнем шести «тигров» они были окутаны огнем и дымом. Четвертый русский танк двинулся на запад от дороги в направлении Славя часом позже и разделил участь предшественников. Он получил попадание с 800 метров. В небо взвился огненный шар, и корпус танка разломился. После этой неудачной попытки русские сосредоточили свои атаки километрах в восьми к западу и всеми силами навалились на Славя, стремясь прорвать наш укрепляющийся фронт. Несколько дней русские орудия и танки вели огонь по Славя, и положение там было критическим.
Недавно сформированная 25-я танковая дивизия, прибывшая из Франции, была спешно брошена в бой. Учитывая критическое положение на нашем участке, отдельные подразделения дивизии шли в бой сразу после выгрузки, не дожидаясь сосредоточения. 25-й танковой дивизии было приказано занять Фастов, оставленный 8 ноября. Части дивизии вступали в бой, не имея боевого опыта и не зная обстановки. Случалось и так, что колонны на марше ночью натыкались на русские танки, и результатом становились «большие потери в людях и технике».
Тем временем другие части дивизии, в основном на гусеничных машинах, выступили от Белой Церкви через Гребенки и Славя на Фастов. 9 ноября был занят Фастовец, расположенный восточнее Фастова.
9 и 10 ноября из-за повреждения гусениц мы провели в ремонтной роте, расположившейся в огромном заводском цеху на северной окраине Белой Церкви. Обстановка в городе совершенно изменилась. Вернулись спокойствие и уверенность! По улицам в сторону фронта двигались войска и машины. Солдатский клуб был открыт, и в нем отбоя не было от посетителей. В городе расположился штаб танкового корпуса.
Тем временем части вернувшейся из Италии танковой дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер» разгружались на станции и выступали на фронт через Гребенки, Славя и Фастов. Кризис под Белой Церковью миновал. Фронт начал стабилизироваться. Хотя упорные сражения не затихали ни днем, ни ночью, мы с большей уверенностью смотрели на перспективу дальнейших боев.
Вечером 11 ноября мы двинулись в бой в районе Славя. Здесь прорвались русские танки. На краю деревни, среди взрывов снарядов, в небо поднимались столбы пламени над горящими домами и вражескими танками. Мы слышали шум круживших поблизости русских танков. Адъютант коротко передал нам приказания. Мы выступили из Славя, вышли из прикрывавшего нас кустарника и вдруг в дыму увидели черное, массивное брюхо вражеского танка метрах в двухстах от нас. Быстро прицелившись, мы выстрелили, и из ствола орудия вырвался длинный сноп огня. Тут же мы увидели беловато-желтое облако взрыва. Вверх поднялось грибовидное облако дыма и пламени, скрывшее от нас картину разрушения.
Метрах в двухстах восточнее Славя мы подбили второй русский танк, уже прорвавшийся через наши позиции. Судя по всему, он застрял или потерял гусеницу и был практически беспомощен. Около 8 часов вечера огонь вражеской артиллерии начал стихать, а затем и вовсе прекратился. Пехотинцы «Лейбштандарта» стали вылезать из полуразрушенных окопов и греться за кормой нашего танка, у раскаленных выхлопных труб и двигателя.
Вечером, пока мы плясали от холода вокруг танка, несколько солдат подобрались к подбитой русской машине и обнаружили, что ее борта все еще раскалены. Даже находясь на приличном расстоянии, мы чувствовали запах горелого человеческого мяса. Похоже, башню вместе с орудием сорвало с погона; все люки болтались на гнутых петлях. Мы осторожно заглянули внутрь — беспорядочная масса металлических планок и кусков железа. На полу и на водительском сиденье мы разглядели ссохшуюся, обугленную массу. Похоже было, что тела механика-водителя и экипажа усохли до размеров ребенка!
Вскоре после полуночи пришел приказ приготовиться. Мощной ударной группировке было поручено наступать из района Славя. Мы должны были двинуться на восток и выйти к железной дороге на Фастов. Там снова нужно было заткнуть брешь. Задание было не из приятных. Ночью в пути мы ориентировались по бледным огням и громкому гулу боя. В юго-восточной части поселка Гребенки, на другой стороне озера и рядом с большим сахарным заводом, пылали огромные костры. Сверкали выстрелы, и эхо разносило шум битвы. Никто не знал, как далеко в поселок вошли русские танки, где они и где обороняются наши собственные войска. Когда мы наконец подготовились к бою среди горящих домов, бледный рассвет нового дня осветил затянутые дымом улицы. Зеленые и красные огоньки трассеров пролетали над озером и хлестали по домам. Откуда-то доносились короткие и резкие звуки выстрелов танковых орудий. Как тут разобрать, где свои, а где чужие? По мере того как становилось светлее, стало легче разглядеть местность. Мы медленно двинулись в сторону озера. Снова резкий грохот выстрела танковой пушки! Все вздрогнули, увидев, как вспышка осветила небо. Проклятие! Откуда стреляют? Возле озера, у самого моста, мы увидели пылающий русский танк. Вокруг него лежали убитые и раненые солдаты. Потом мы наконец встретили свои танки. Командир разведывательного взвода доложил обстановку. Мы объехали озеро, медленно двигаясь вверх по пологому склону к окраине поселка, а затем по неглубокому оврагу между домами выехали на огневую позицию. Тут показались три русских танка. Не более чем в ста метрах от нас. на свету показался силуэт первой машины.
Мы резко повернули влево. Танк развернулся на месте и подъехал поближе к оврагу. Орудие развернулось, блеснул выстрел, и первый 88-мм снаряд, с ревом вырвавшись из ствола, вонзился в массивный черный корпус танка. Сквозь дымку выстрела мы разглядели попадание. Из всех люков в небо взметнулись языки пламени. Вдруг чуть дальше показался второй танк. Второй выстрел — попадание! Но танк не загорелся. Третий выстрел. Наконец в туманное утреннее небо над крышами домов поднялся огненный гриб. Мы были возбуждены; хриплые голоса экипажа заглушали гудение и треск переговорных устройств. Вытяжной вентилятор с гудением высасывал из танка пороховой дым. Потом из низины прямо перед нами появился еще один русский танк. Быстрое наведение; новый снаряд в ствол! Выстрел — попадание! То, что еще секунду назад было черным гигантом, превратилось в яркое огненное облако, увенчанное маслянистой шапкой черного дыма, окутавшего вскоре весь танк.
Короткая остановка, чтобы оглядеться. Потом — вперед! «Тигр» перевалился через насыпь, наклонился вперед и, дробя в щепки заборы, деревья и кусты, начал прокладывать себе путь к окраине поселка. Только тогда русские стали вылезать из канав и из-за изгородей с поднятыми руками. Они побросали оружие на землю и сдались. Чуть позднее справа от нас атаковали танки нашей 5-й роты, завершившие зачистку прорвавшихся русских войск. Те, кто не сложил оружие и пытался бежать на север по открытой местности, были срезаны трассирующими пулеметными очередями. При свете дня прорывы русских казались менее опасными, чем во время упорного ночного боя. Подъехал наш командир и поздравил нас с успехом. «Пожарная команда» на бронетранспортерах заняла позиции для атаки. Но они уже могли спокойно возвращаться — дело было сделано. По утреннему небу неслись облака. Снаружи стоял ужасный холод, и ветер вышибал из глаз слезу.
На расположенном неподалеку сахарном заводе началось изъятие запасов сахара. Все проходящие моторизованные части старались закинуть в грузовики, тягачи, бронемашины, передвижные радиостанции и легковушки как можно больше стокилограммовых мешков с сахаром. Машины подъезжали на погрузку со всех сторон быстрее, чем по сигналу тревоги. Слух распространился по прилегающим участкам фронта с невероятной скоростью. Но это никого не волновало. Рано или поздно русские окопаются на этом заводе или он просто сгорит. О вывозе таких огромных запасов в тыл не могло быть и речи, не говоря уже об эвакуации по железной дороге.
Во второй половине ноября было принято решение нанести контрудар из района Бердичева, чтобы снова занять Киев и старые позиции на Днепре. Советское наступление из района Киева пока буксовало. Неустойчивое положение фронта давало шанс на успех в случае, если удастся организовать необходимое снабжение немецких танковых и механизированных частей. В сводке ОКВ от 6 ноября говорилось: «Между Кременчугом и Киевом наши войска выбили советские части с ряда островов на Днепре и продолжают отражать непрерывные атаки противника в излучине Днепра к юго-востоку от Киева. В этих боях моторизованная дивизия «Дас Райх» уничтожила свой 2000-й танк с начала года». Эта 2000-я победа была записана на счет наших «тигров».
Житомир
Немецкое контрнаступление, начатое из района Бердичева при нехватке техники и людей против численно и материально превосходящих сил Красной Армии, уже в самом начале привело к занятию Житомира. Примерно в шестидесяти километрах к востоку от линии Коростень — Радомышль, встретив упорное сопротивление русских, наступление замедлилось и наконец остановилось, словно скованное леденящим холодом декабря.
Эта атака силами танковой дивизии «Гроссдойчланд», 1-й и 7-й танковых дивизий и дивизий СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и «Дас Райх» была обречена на неудачу, но, по крайней мере, с ее помощью удалось остановить прорыв Красной Армии в сердце Украины и на время стабилизировать фронт.
Сразу же после взятия Житомира 2-й батальон был переброшен в район Корнин — Скочище к западу от Фастова, к железной дороге.
В 3 часа утра танки были погружены на поджидавший эшелон, путь которого лежал на Житомир по местам, кишащим партизанами и отбившимися от своих бойцами Красной Армии. Танки были готовы к бою. В 11 утра из дымки показались большие дома, склады, заводы и сараи. Это был Житомир, вторично занятый нашими войсками три дня назад.
Мы быстро разгрузили эшелон и расположились на постой напротив железнодорожной станции, ожидая прибытия остальных частей. Часть гражданского населения уже вернулась в город. Работа железной дороги быстро была налажена, дороги для подвоза припасов были приведены в порядок, и большой город вернулся к нормальной жизни.
Утром 24 ноября полк собрался в ангарах на аэродроме у северной окраины города. Мы получили пайки и около полудня выступили по шоссе в направлении на Коростень и Радомышль.
Пройдя примерно 70 км, мы вышли на участок 7-й танковой дивизии и дивизии «Дас Райх». Найти постой в переполненных городах удалось лишь к ночи. Утром 25 ноября «тигры» построились для марша в сторону фронта. Нам приходилось объезжать огромные минные поля; из-за взорванных мостов возникали задержки. Вдоль дороги стояло множество выгоревших советских танков. Просто удивительно каким количеством танков оперировали русские!
Вблизи линии фронта по обе стороны от дороги занимала позиции артиллерия. Телефонные провода вились по серовато-бурой земле и исчезали в домах или окопах. Вокруг сновали посыльные на мотоциклах, санитарные фургоны и легковые машины. Здесь впервые вступили в бой реактивные минометы, минометы и огнеметы, установленные на бронетранспортерах. Над всем этим висело затянутое низкими тучами небо, придававшее прифронтовой полосе мрачный вид. Вскоре «тигры» свернули с дороги налево и сосредоточились у деревни в километре от линии фронта, где тут же были произведены все необходимые приготовления. Потом пришел приказ танкам идти в атаку.
Не сдерживаемые больше ничем, танки проламывались сквозь препятствия, круша все, что попадало под их гусеницы, и двигались в направлении цели, делая короткие остановки для стрельбы. Наш танк вышел из строя. «Отказ двигателя!» — крикнул механик-водитель. Термометр показывал температуру 120 градусов. По радио пришел приказ от Кальса: «Оставить строй и вернуться на исходные позиции».
Мы на время остановились, чтобы подождать, пока остынет двигатель «тигра», но и после этого удавалось передвигаться лишь короткими отрезками — вышел из строя вал вентилятора. Мы медленно ехали вдоль своих позиций.
Наступила ночь. Линию фронта освещали вспышки выстрелов, пожары и взмывавшие в небо белые и красные сигнальные ракеты. Около 11 часов вечера что-то произошло. Русские танки открыли огонь, и из низины на ничейной полосе эхо доносило гул разрывов. Темноту разрывали строчки трассирующих пуль.
Вдруг двигатели русских танков взревели у самых наших позиций, и началось светопреставление. Всего в 200 метрах, среди свежих пожаров — яркие вспышки выстрелов танковых орудий. Ночная атака русских!
Ночью стало почти так же светло, как днем, и весь участок фронта озарился тусклым светом пламени. Этот свет выхватывал черные тени, призраками проносившиеся мимо. Сначала было замечено три танка, потом — пять, шесть… Они выходили на огневую позицию. Еще одна победа. Танк взорвался, выплюнув в небо высоченный столб огня. Никто не знал, где были наши танки, а где русские. Различить их можно было только по шуму двигателя. Однако точное их местоположение определить было невозможно — ужасная ситуация для нашего танка. Не имея возможности сразу вступить в бой, мы вынуждены были ждать.
Было уже далеко за полночь, почти 3 часа утра, когда четвертый русский танк превратился в яркий факел перед немецкими позициями, среди пожаров, дыма и взрывов. Потом шум боя стих.
По всему полю в ночной темноте пылали пожары. Ночная атака русских провалилась. Вражеской пехоте не удалось занять даже наши передовые окопы. Все вражеские танки были уничтожены ротой на Pz-IV. Когда наш поврежденный «тигр» утром 26 ноября полз в тыл, к штабу роты, нам встретился командир полка «Дер Фюрер». Он попросил, чтобы мы, несмотря на поврежденный двигатель, остались и помогли хотя бы укрепить оборону на участке полка. «Тигр» медленно вернулся назад и занял огневую позицию на обратном склоне высоты. Постепенно туман, скрывавший лощину, в которой, как мы подозревали, занимала позиции русская пехота, начал редеть.
Когда туман и дымка наконец рассеялись, наш «тигр» внезапно оказался лицом к лицу с двумя Т-34. Первый, судя по всему, потерял ход, и второй пытался оттащить его на буксире. Экипаж немедленно занял места в танке. Мы выехали на огневую позицию и с 800 метров открыли огонь по легкой, на первый взгляд, цели. Но первый выстрел дал перелет. Второй снаряд также просвистел выше цели, а третий зарылся в землю, не долетев. Проклятие! Что происходит? Потом из деревни выехал третий Т-34, видимо, намереваясь прикрыть буксировку подбитого танка. Четвертый и пятый снаряды пошли в нужном направлении, но дали перелет и недолет. Все было бесполезно, и мы готовы были расплакаться от бессилия! Три вражеских танка как на ладони — и ни единого попадания. Наконец выяснилось, в чем проблема. Разболтался прицел, и эту неисправность нельзя было быстро устранить. Под яростными взглядами экипажа «тигра», преследуемые совсем не благими пожеланиями, русские танки скрылись в дальней деревне.
Ночью прибыл оружейный мастер и привел в порядок прицел, используя в качестве цели точку примерно в километре от позиций. Мы снова вернулись в дело! Однако вражеские танки больше не показывались. Поволноваться заставила только атака русской пехоты ранним утром 27 ноября, захлебнувшаяся под плотным огнем пулеметов и огненным ливнем фугасных снарядов.
В течение ночи 28 ноября несколько человек серьезно пострадали от огня вражеской артиллерии. Их уложили на ротном КП, крытом брезентом и освещенном тусклыми масляными лампами. Вывезти раненых можно было только утром, если они доживут до этого времени. Слышать их стоны было невыносимо тяжело. Снаружи в ночи двигались часовые и разведчики. Время от времени тишину нарушали короткие, а иногда и довольно продолжительные артиллерийские налеты. В такие моменты нужно было вовремя пригнуть голову. Каждый напряженно вслушивался в звуки разрывов и вой снарядов. Куда они попадут? На третью ночь нас сменили другие танки. «Тигры» вернулись в тыловой штаб роты для ремонта и пополнения боезапаса.
Наконец в начале декабря наступили долгожданные морозы, положившие конец дождям и распутице. Линия фронта оттянулась назад, к окраинам населенных пунктов, ища укрытия от ледяного ветра за домами и заборами. Особенно холодны были ночи. Командный пункт роты перенесли в более крупную деревню, откуда было легче попасть к линии фронта.
В полдень 2 декабря была объявлена тревога. Поступили сведения, что русские прорвались на левом фланге полка. Уже через 30 минут резерв сосредоточился на обратном скате высоты на угрожаемом участке рядом с минометными батареями. Резерв состоял из нашего «тигра», роты разведывательных автомобилей, зенитного пулемета и горстки саперов. Нам коротко объяснили ситуацию, полагая, что остальное мы поймем уже на месте. Обойдя высоту слева, наш небольшой отряд устремился с запада к небольшой деревушке в 8–9 дворов, которую, по донесениям, занимали русские. Атака была проведена без артподготовки. Опыт показывал, что в таких ситуациях единственную надежду на успех дают скорость и решительность натиска. Мы подъехали почти к самому краю деревни без единого выстрела. Странно. Вдруг из дома справа от нас выскочили несколько человек в замызганной форме. Застрочил башенный пулемет. И только тут, едва не опоздав, мы поняли, что это немецкие солдаты, сопротивлявшиеся до последнего. В коричневой камуфляжной форме их было трудно отличить от русских, особенно если учесть, что нам было сказано, что немецких солдат в деревне не осталось. Двое были ранены, а третий вовремя успел броситься на землю.
Потом наш «тигр» вошел в деревню, повернул направо в ее центре и, проламываясь сквозь заборы и сады, выехал на открытое место. Перед нами открылся поразительный вид. По всему полю, до самых русских окопов у деревни в километре от нас, при виде прорвавшегося немецкого отряда начали вскакивать люди в бурых шинелях. Наш «тигр» врезался в эту массу, не давая им опомниться, и начал кружиться посреди общей суматохи. Бронетранспортеры вышли на огневую позицию — застрочили пулеметы. Возник невероятный хаос!
Толпы советских пехотинцев вскакивали, носились из стороны в сторону, бежали назад, вперед, потом снова назад. Они бежали во все стороны, не раздумывая, бросались на землю и попадали под гусеницы «тигра», безжалостно давившие их. Мелькали лица, словно призраки, с вмороженными гримасами страха и ярости. После нескольких очередей оба пулемета заклинило. Наш «тигр» открыл огонь фугасными снарядами, но вдруг огонь прекратился. От него просто не было толку. «Тигр» гнал русских большими толпами к немецким позициям, где уже образовывались группы пленных.
Вдруг «тигр» очутился в каких-то 200 метрах от окраины деревни и глубоко в тылу русских. В левую сторону корпуса ударил металл. Боевое Отделение осветила резкая вспышка. Противотанковая пушка… почти в упор!
Дело обретало опасный оборот. Укрываясь в канаве, русские откуда-то подтащили на огневую позицию противотанковое орудие. А может быть, они просто встали к одному из брошенных орудий. Мы влепили еще несколько фугасных снарядов в беспорядочную толпу на окраине занимаемой противником деревни. Запылали еще несколько домов, а «тигр» без повреждений задним ходом вернулся к немецким позициям.
Рассказ унтершарфюрера Зигфрида Мелинката, 2-я рота 5-го танкового полка СС
5-й танковый полк СС «Викинг», 17 ноября 1943 года — атака на Свидовок на Днепре в качестве наводчика в экипаже Pz-IV командира боевой группы Йессена.
На рассвете танки Pz-IV и Pz-III и штурмовые орудия готовились к атаке. Позднее к ним присоединились армейские 105-мм самоходные гаубицы. Орудие танка командира боевой группы оберштурмфюрера Йессена вышло из строя почти с самого начала, он пересел в наш Pz-IV, и мы двинулись к окраине Свидовка. Пехота полка «Вестланд» наступала по обе стороны от просеки. Русские поспешно отступили и заняли позиции на окраине городка. Вдруг оттуда открыла огонь 45-мм противотанковая пушка. Первый снаряд пришелся в жалюзи смотровой щели механика-водителя. Еще одно попадание вывело из строя блок предохранителей, и произошло замыкание. В моторном отделении возник пожар, но его быстро потушили. Я выпустил несколько фугасных снарядов, но дым от горящих домов мешал целиться. Механик-водитель был ранен в голову и ничего не видел. Радист и заряжающий оттащили его в тыл.
Мы с Йессеном остались возле танка, по которому не переставали стрелять противотанковые орудия. Потом русские атаковали и отбросили нашу пехоту. Нам пришлось бежать вместе с пехотинцами, чтобы не попасть в руки противника. На опушке леса Йессен собрал рассеявшихся солдат, чтобы организовать ответный удар. С «вальтером» в руках он ободрял пехоту. Я схватил МГ-34 с ленточным питанием. С криками «ура!» мы выскочили из леса, и русские бросились обратно. Я видел бегущих впереди русских и стрелял из пулемета от бедра. Вскоре мы вернулись к своему Pz-IV. Йессен хотел, чтобы штурмовое орудие отбуксировало его в тыл. Для этого мне нужно было залезть на место механика-водителя и поработать тормозами бортовых фрикционов. Я выглядывал из-за угла дома, считая время между разрывами снарядов противотанковой пушки: восемь или девять секунд. За это время я должен был занять место механика-водителя. Вперед! Выстрел — взрыв. Одним прыжком я вскочил на корпус танка и нырнул в люк над водительским сиденьем. Тут же последовало новое попадание — в маску пушки. Тем временем Йессен привел штурмовое орудие. Но не успело оно развернуться, чтобы буксировать нас, противотанковая пушка попала ей в борт, тяжело ранив унтершарфюрера Понтера Плоэна.
Только второй самоходке удалось сделать дело. Она пересекла открытое место и заняла место перед нашим танком под прикрытием дома. Потом она потащила наш Pz-IV по широкой дуге в обход деревни, прямо через скопление русских, готовившихся к новой атаке. Все мое внимание было поглощено буксировкой и фрикционами. Противотанковая пушка вела ожесточенный огонь по танку, неизбежно подставлявшему ей борт. Попадание в корпус, попадание в башню, попадание в двигатель… Взрывы гремели вокруг меня. По лбу струился пот. В любой момент танк мог вспыхнуть и взорваться. Оторванный кусок смотрового прибора командирской башенки с лязгом свалился вниз и ударил меня по плечу. Проклятие, вот это боль!.. Я захлопнул крышку люка над местом механика-водителя, чтобы в него больше ничего не падало. Потом подо мной, со стороны радиста, раздался грохот. Танк подскочил, и я собственной головой попробовал на прочность крышку люка.
Перед глазами поплыли звезды. Штурмовое орудие затащило наш танк на мину. Гусеница была сорвана, двух катков — как не бывало. Вот и все! В довершение всех бед русские обошли нас и атаковали с фланга. Теперь оставался только один выход — наружу. Я схватил в охапку шифровальные документы и электрическое запальное устройство, так как времени взрывать танк не было. Русская пехота, атаковавшая с криками «ура!», была уже метрах в шестидесяти. Две самоходные гаубицы остановились и открыли огонь по массе пехоты фугасными снарядами. Я бежал, чтобы не оказаться отрезанным, спасая свою жизнь, и вдруг услышал взрыв за спиной.
Оглянувшись, я увидел, что наш танк охвачен огнем. Одна из гаубиц выстрелила по нему, чтобы он не достался противнику. Я едва не закричал от ярости. Столько бед навалилось сразу! Все усилия пропали даром, и впереди ждали лишь новые потери. Я молча побежал в тыл, чтобы доложить о потере танка. Солдатская удача была не всегда на нашей стороне!
Действия «тигров» 1-го танкового полка СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» на востоке
Танковая дивизия СС «Лейбштандарт» была поднята по тревоге 5 ноября и переброшена по железной дороге на восток. Прибыв к месту назначения 11 ноября, на следующее утро она была направлена в распоряжение XXXXVII танкового корпуса, который должен был наступать двумя ударными группами в направлении шоссе Киев — Житомир. В дивизии была всего одна рота «тигров» — 13-я тяжелая танковая рота 1-го танкового полка СС, и эти «тигры» были брошены в бой 13 ноября. Около полудня они достигли реки Каменка, и оберштурмбаннфюрер СС Шебергер, командир танкового полка СС, приказал переправить их через реку восточнее села Почуйки. К югу от речки Унава танки впервые столкнулись с массами вражеских танков. Сначала в бой был брошен батальон «пантер», который оказался прямо на пути вражеского танкового удара. Когда рота «тигров» под командованием гауптштурмфюрера Клинга двинулась вперед, противник уже пришел в движение. Целью атаки был назначен Брусилов — там противник сосредоточил 1-й, 5-й и 8-й гвардейские танковые корпуса.
В последовавшем бою отчаянно сражались два взвода под командованием унтерштурмфюреров Вендорфа и Витманна.
К полудню один только экипаж Витманна, в котором 88-мм орудие наводил Бальтазар Волль, подбил десять Т-34 и восемь противотанковых орудий. Далее Витманн двинулся на разведку и обнаружил еще одну пушку и несколько Т-34, которые он атаковал вместе со своим взводом. Взвод Вендорфа также принял участие в бою, в результате которого были подбиты все одиннадцать танков и противотанковых орудий.
К вечеру на счету экипажа Витманна значилось еще десять Т-34 и семь противотанковых пушек. Только после нескольких дней боев, 24 ноября, 1-й танковой дивизии СС удалось взять Брусилов. Дивизии немецкой 4-й танковой армии перегруппировались. 1-я и 7-я танковые дивизии и 1-я танковая дивизия СС «Лейбштандарт» должны были нанести удар во фланг советской 60-й армии из района Каменка — Федоровка. «Тигры» атаковали 6 декабря. Противотанковый рубеж в районе села Стырты был прорван. При этом было уничтожено много противотанковых орудий. Затем экипаж Витманна подбил советскую самоходку, и вскоре село Стырты было взято. Нагнав длинную колонну отступающего противника, «тигры» разгромили ее фугасными снарядами. Танки продолжили движение на Головино. Когда русские танки начали стрелять, «тигры» открыли ответный огонь и сровняли противника с землей. Михаэль Витманн, подбивший в эти дни свой 66-й танк на востоке и примерно такое же количество противотанковых орудий, любил говорить: «Каждый танк имеет значение, но каждая противотанковая пушка — вдвойне». С ним согласился бы любой танкист. Хорошо замаскированное противотанковое орудие трудно обнаружить. Высокий темп стрельбы, при котором командир танка не успевал его заметить, делал противотанковую пушку одним из самых опасных врагов танка.
Когда противник прорвал позиции немецкой 4-й танковой армии в районе Бердичева, три танковые дивизии, включая и «Лейбштандарт», были брошены на юг, чтобы снова заткнуть брешь. На Рождество танковая дивизия СС «Лейбштандарт» заняла позиции на северной окраине Бердичева. «Тигры» дивизии «Лейбштандарт» получили поддержку со стороны 1-й танковой дивизии, и русские танковые части, наступавшие с севера, были остановлены и уничтожены.
Ранним утром 9 января Витманн отправился на разведку вместе с двумя командирами — Лецшем и Вармбрунном. Следуя указаниям пехотинцев, три «тигра» съехали в неглубокий овраг. Когда на противоположном склоне показались танки противника, все три «тигра» одновременно открыли огонь. Лецш и Вармбрунн подбили по два Т-34, а Витманн — шесть. 13 января Михаэль Витманн получил Дубовые листья к Рыцарскому кресту за 88 подбитых танков.
Рота «тигров» снова была поднята по тревоге уже вечером, когда русские танки прорвали оборону. Когда «тигры» прибыли в район боев, два полка Красной Армии уже двинулись в наступление следом за Т-34. «Тигры» вступили в бой с танками, выдвинувшимися дальше всех, и в наступающей темноте завязалась схватка.
Противник был остановлен, и наступило короткое затишье.
На следующее утро немецкие войска нанесли удар силами всего танкового полка и пехоты. Бой длился несколько часов. В этом сражении командир 13-й роты гауптштурмфюрер Клинг подбил свои 37-й и 38-й танки.
Однако наиболее удачливыми в этих боях, несомненно, стали Витманн и его надежный наводчик Волль. На их счет было записано не менее шестнадцати побед. Около полудня второго дня Витманн доложил об уничтожении еще трех танков и трех самоходных орудий.
15 января 1944 года, на следующий день после того, как дивизия СС «Лейбштандарт», уничтожившая более 100 танков и самоходок, удостоилась упоминания во фронтовой сводке, наводчик из экипажа Витманна получил Рыцарский крест из рук командира дивизии Теодора Виша в знак признания его вклада в 88 побед.
Когда замкнулось кольцо окружения под Черкассами, в котором оказался целый армейский корпус, дивизия «Лейбштандарт» покинула район Житомир — Бердичев и отправилась на помощь окруженным дивизиям. Вместе с ней отправилась и 13-я рота со своими «тиграми».
На совещании командиров ранним утром 6 февраля в качестве первой задачи был указан выход на рубеж реки Гнилой Тикич. Через полчаса «тигры» 13-й роты уже тащились по грязи. Во главе тяжелой роты с двумя взводами двигался гауптштурмфюрер Клинг. Унтерштурмфюрер Вендорф шел на левом фланге, оберштурмфюрер Витманн с пятью «тиграми» — на правом. Они встретили танки советского 5-го гвардейского танкового корпуса, и в последовавшем бою Витманн со своим экипажем подбил девять вражеских машин.
Одерживали победы и другие командиры танков. Атака продолжалась и на следующий день. Два «тигра», выведенные из строя вражеским огнем, были отбуксированы в тыл и отремонтированы в течение ночи. К вечеру 8 февраля дивизия «Лейбштандарт Адольф Гитлер» пробилась к реке Гнилой Тикич. Спустя два дня произошло ожесточенное сражение, в котором приняли участие танковая группа Бэке и 503-й тяжелый танковый батальон из состава вермахта. 17 февраля внутри кольца окружения были сформированы три группы, готовившиеся к прорыву. Деблокирующим частям в одиночку прорвать кольцо было не по силам, и они ударили всеми танками навстречу прорывающимся. В этой атаке приняла участие и 13-я рота, командир которой гауптштурмфюрер Клинг получил ранение. Михаэль Витманн принял командование ротой и продолжал руководить ее действиями в течение нескольких недель после того, как из окружения были спасены 35 000 солдат. В боях под Черкассами было потеряно семь «тигров».
Когда немецкая 1-я танковая армия попала в «котел» под Каменец-Подольским, рота «тигров» пробила себе путь из окружения. Истощенная до предела дивизия «Лейбштандарт» была выведена для пополнения и переброшена в Бельгию. Там рота «тигров» составила ядро формируемого 101-го батальона «тигров» корпусного подчинения в составе I танкового корпуса СС.
Михаэль Витманн был вызван в Ставку фюрера для получения Дубовых листьев к Рыцарскому кресту. Его новым назначением стала должность командира 2-й роты 101-го тяжелого танкового батальона СС. В это же время был сформирован 102-й батальон «тигров» корпусного подчинения в составе II танкового корпуса СС. Его основу составила тяжелая 8-я рота 2-го танкового полка «Дас Райх».
Переход к обороне на участке танкового полка «Дас Райх»
В том, что русские накапливали силы, не было никаких сомнений. Пока они подтягивали войска, перегруппировывались и пополнялись, нам приходилось оттягивать в тыл боеспособные танковые дивизии, чтобы бросить их в бой на угрожаемых участках фронта. В многочисленных листовках, разбрасываемых с самолетов над фронтом, русские открыто говорили о ближайших планах. Они говорили о том, как будут поить коней из Буга, Вислы и Одера!
Тем временем земля подмерзла, и даже если в начале декабря столбик термометра и не опускался до минус 40, холод все же сильно осложнял жизнь немецким войскам.
Ветер волнами гнал снег по зимним равнинам и оврагам. Снежинки белым покрывалом ложились на перепаханные гусеницами поля, разрушенные дома и разбитые дороги. Холодными темными ночами вдали, в тылу мерцали огоньки деревень и домов. К северу и к востоку от нашей стоянки расположились реактивные минометы, позиции артиллерии, тяжелые и легкие зенитные орудия. Они сливались со склонами и оврагами вокруг деревень. Дым от печек, установленных в землянках, весело поднимался в небо и кружился на ветру. Долгие дни линия фронта оставалась тихой и спокойной, зарываясь в землю.
В один из дней, когда над сияющими снежными полями раскинулась безоблачная синь декабрьского неба, все утро и весь день раздавался рев приближающихся советских самолетов. Не один раз — раз пять или шесть — советские самолеты налетали на деревню. Были погибшие и раненые, разрушенные дома, горящие машины. Опасность воздушных налетов стала неприятным сюрпризом. Экипажи сидели по домам и не могли вовремя укрыться под танками. Разумеется, русские бомбардировщики обнаружили танки, стоящие возле домов, и сосредоточили атаку на них.
Строчки очередей тяжелых пулеметов ложились на землю, словно жемчужные ожерелья, среди разрывов бомб, сброшенных на дома и машины. В ясное зимнее небо поднималось пламя, столбы огня и дыма тянулись вверх. Часто речь шла о жизни и смерти. Полуодетые танкисты умывались в домах, когда услышали стук очередей и рев пикирующих и выходящих из пике самолетов. Вскоре вокруг танков началась свистопляска ракетных разрывов. В такие минуты, когда смерть приближалась с таким гулом, что, казалось, можно было услышать, как она насвистывает на ходу, а то и увидеть ее лицом к лицу, каждый безмолвно молился, чтобы смерть обошла его стороной — хотя бы еще раз. Между тем приближалось Рождество 1943 года. Солдаты писали письма, мысленно оставаясь рядом с далекими любимыми. В основном боевой дух был на высоте. Вскоре дивизию должны были вывезти на переформирование на полигоны в Штаблаке и Оржише в Восточной Пруссии.
На ночь 5 декабря — раннее утро 6 декабря была назначена танковая атака на участке полка «Дер Фюрер».
Когда в 6 часов утра все боеспособные «тигры» дивизии выстроились на обратных склонах холмов за немецкими позициями, приказ об атаке был внезапно отменен. Ровно на 6.30 была намечена массированная артподготовка, которая должна была обрушиться на танки и артиллерию на русских позициях. Однако до этого момента на фронте царила тишина, и все постоянно поглядывали на часы. Отдельные роты, получившие указания о секторах для наступления, ждали приказа атаковать. Потом раздался рев всех орудий; снаряды вылетали из ствола с яркими вспышками. Сквозь прицел орудия открывалась ужасная, даже на взгляд нашего пехотинца, картина сражения. Все вражеские позиции были накрыты плотным артиллерийским огнем. Куда ни глянь, мелькали яркие вспышки взрывов и виднелись серые, желтые или белые столбы дыма и грязи высотой в дом. Залп за залпом с ревом проносился над головами и зарывался среди домов. В промежутках между ними слышался глухой рев, все усиливавшийся и пугающий, огненными струями обрушиваясь на вражеские позиции — это вели огонь реактивные минометы. Много позже, когда «тигры» уже вернулись на прежние позиции, противник нерешительно открыл огонь. Похоже, русские получили свое на несколько дней вперед!
Было запланировано наступление на Радомышль, город в верхнем течении реки Тетерев километрах в двадцати к северу от шоссе Житомир — Киев. Части парашютной дивизии, переброшенные из Германии, при поддержке танкового полка «Дас Райх» должны были принять участие в локальных контрударах с целью спрямления линии фронта.
В 17.00 9 декабря началось выдвижение на исходные позиции. Ударную силу целой группы составляли пять «тигров» и рота Pz-IV, которые должны были поддерживать атаку парашютистов. Потом «тигры» двинулись вперед, и мы увидели зимний мир с точки зрения танкиста — через люки стальной движущейся крепости.
В предутренней мгле трудно было найти путь. Приближаясь к ручью по опасной болотистой местности, первый «тигр» на несколько метров промахнулся мимо дороги и увяз в топком грунте вместе с двумя следовавшими за ним танками. Головной танк проломил корочку промерзшего грунта и, обеими гусеницами подняв на поверхность черную грязь, с трудом выбрался на твердую землю, ревя двигателем на полной мощности. Второй танк остановился и увяз намного глубже в мокрых колеях, взрытых гусеницами первой машины.
Третий танк также остановился, попытался развернуться влево и глубоко увяз кормой в болоте. Половина его гусениц была покрыта грязью. Все наружу! С каждой минутой танк уходил в топь на несколько сантиметров. Вспыхнули фонари. Лихорадочными движениями люди откапывали лопатами гусеницы, крепили буксировочные канаты, и уже через десять минут вытащили первый танк. Несмотря на леденящий утренний холод, их рубашки липли к потным телам. Танки были вытащены и, несмотря на часовую задержку, вовремя прибыли на исходную позицию.
Ровно в 7.30 вместе с ротой парашютистов начали наступление на русские позиции в лесу. Боем руководил командир роты. Из дыма и пламени леса вынесли первого раненого. Сломанные стволы деревьев, убитые русские и шум сражения отмечали путь «тигров», вырвавшихся вперед и вступивших в бой. Была налажена радиосвязь и получены приказы. Впереди, среди заснеженных темно-зеленых елей, первые танки двигались, раскачиваясь, словно доисторические животные. Над землянками поднимался огонь; среди деревьев плавали облака дыма и пороховых газов. Повсюду носились хромающие лошади, а в переплетениях корней вывернутых из земли деревьев лежали убитые и раненые русские. Трассирующие пули свистели все ближе, впиваясь в стволы деревьев. Царил ни с чем не сравнимый хаос, в котором трудно было найти дорогу. Бой в лесу — совершенно особенное дело. Приходится все время быть настороже, если хочешь выбраться невредимым. Под прикрытием огненных змей, вырывавшихся из стволов 88-мм орудий, вслед за голубоватыми дымками разрывов своих ручных гранат вперед рвались штурмовые группы парашютистов. Черт возьми! Вот они — отборные войска! Они продолжали наступать, несмотря на большие потери в лесной схватке и упорное сопротивление врага. Подминая деревья лобовой броней и гусеницами, «тигры» проламывали проход среди высоких деревьев. Чтобы не повредить танки, танкистам приходилось следить за гусеницами и стволами орудий внимательнее, чем за русскими. Мы вышли из танковой колонны вправо, поднялись по склону и оказались перед заросшей лесом лощиной. На ее краю оказался набитый солдатами окоп. Наши пулеметы застучали одновременно, вгрызаясь в дзоты, над которыми вскоре показались пламя и дым. Мы видели, как в нескольких метрах от нас русские выскочили из окопа и скрылись в густом подлеске.
Два фугасных снаряда разнесли дзоты, отшвырнув доски и бревна в лощину. Русские попытались напасть на нас под прикрытием подлеска, окружавшего «тигр». Мы бросили в кусты несколько гранат, надеясь, что это даст желаемый результат. И все же ситуация, когда мы не могли ничего разглядеть, была довольно неприятной.
Вдруг мы заметили на противоположной стороне лощины русского, бежавшего по тропинке с противотанковым ружьем в правой руке. Это была не отвага — это было безумие! В тридцати метрах от танка он нырнул в окоп и начал медленно поднимать над его краем ствол противотанкового ружья. Нам казалось, что это воображение играет злую шутку! Мы медленно опустили ствол орудия и надавили на кнопку выстрела: тяжелый шлепок — и сразу же взрыв. Сквозь завесу огня и дыма мы увидели взрыв перед окопом. Солдат взлетел в воздух вместе с комьями грязи и упал. С удивлением мы наблюдали, как он уползает по лесной тропе. Мы еще раз прошлись из пулеметов вдоль окопов и лощины, срубая ветки деревьев среди дыма и пламени, а затем отправились назад. Повернув налево, мы быстро соединились с остальной ротой, которая сумела пробиться к противоположному краю леса, но понесла значительные потери. Здесь она тоже остановилась перед «нашей» лощиной, проходившей поперек всего участка атаки вдоль опушки леса. Первый «тигр» спустился вниз по песчаному склону оврага, чтобы выйти на равнину и открыть путь для наступления на Радомышль, но вскоре он застрял. Атака остановилась. Русские удерживались по обе стороны от захваченных нами окопов и начали наносить сильные контрудары по флангам нашей ударной группы.
Наверное, был уже полдень, когда мы получили приказ по радио отправиться на левый фланг наступления. Мы прошли между высокими деревьями и краем лощины, развернулись на 90 градусов на узком пятачке песчаного грунта и сдали назад на несколько метров. Орудие нашего танка нависало над самым краем лощины. Глубоко зарывшись в песок, гусеница натянулась и сорвала левое ведущее колесо. Мы стали вторым неподвижным танком! Нас переполняла ярость, и сердца отчаянно колотились.
Лишенные хода, мы стояли посреди наступающих русских. Они могли взорвать нас или взять в плен, что могло оказаться равносильным смерти! На расстоянии броска камня мы увидели русских в бурых шинелях, переползавших под прикрытием елей и подлеска, — их была целая орда! Все еще осторожничая, они скрылись в лощине и заняли бункер в лесу. Хотя мы и могли вращать башню, но сектор обстрела был практически никаким.
По радио поступил приказ Кальса подготовить «тигр» к взрыву, чтобы он ни в коем случае не достался врагу. На другой стороне поля мы видели колонну вражеских танков и автомашин, проходившую через деревню, но и в ту сторону мы стрелять не могли. Потом мы увидели новые резервы, подходящие через затянутую дымкой равнину, над которой словно блуждающие огоньки вспыхивали разрывы артиллерийских снарядов. В танке мы держали совет о том, как вытащить наш «тигр». Должна быть возможность сбросить и укоротить гусеницу! Обычно ее резали автогеном или взрывом, но в нашем положении ни тот способ, ни другой не подходили. Поэтому, выбравшись наружу, радист и механик-водитель попытались преодолеть натяжение гусеницы. Они старались изо всех сил и неожиданно сумели сбросить часть гусеницы. Теперь предстояла новая сложная задача: ослабить и стащить ведущее колесо. Тем временем русские стали обращать на нас внимание. Стук молотков возле танка заставил их прислушаться. По левому борту машины застучали пули! Когда открыли огонь пулеметы, мы бросились в песок. Ничего не получится. Они перебьют нас по одному. Они уже начали кидать гранаты! Мы запрыгнули обратно в «тигр» с другой стороны, выпустили, не целясь, несколько фугасных снарядов по верхушкам деревьев, дали очередь из пулемета и снова вылезли наружу. Но через несколько минут все повторилось. Как только мы начали работать молотками, над головами засвистели пули. Удивительно, но никто из нас даже не был ранен. Обратно в танк. Из-за характера местности мы мало что могли сделать. Русские изобретательно использовали ее складки для укрытия. Значит, нам нужна поддержка пехоты. Вскоре появился наш командир Кальс с взводом парашютистов под командованием мирового рекордсмена Харбига.[2] Они отбросили русских обратно в глубь леса. Тем временем наш командир понял, что отчаянная схватка в лесу может привести к тяжелым потерям в роте и к ее окружению. Поэтому днем было решено с наступлением темноты вывести боевую группу из района наступления и отвести на прежние позиции.
После нескольких часов упорного труда мы привели танк в порядок. Хотя сумерки и вечерний туман скрыли от нас равнину, превратив ее в великолепную пляску теней и дыма пожаров и взрывов, смешивавшегося с туманом на опушке леса, шум лесного боя не утихал и после наступления темноты. Наконец ведущее колесо было снято; гусеница была укорочена и сращена. Мы успели закончить работу в последний момент!
Вся боевая группа ждала только сигнала о нашей готовности; чтобы выбраться из этого невозможного положения. В довершение всего с минуты на минуту ожидалась контратака превосходящих русских сил.
Настала ночь, и наша машина с помощью другого «тигра» выбралась со склона и присоединилась к остальным танкам в центре поля боя. Все убитые и раненые были погружены на танки. В это время все части получили приказ медленно отступать к танкам. Мы надеялись, что все получится! Наконец, все было готово. Был дан приказ выступать. Взревели моторы. Длинная колонна танков вырвалась из леса и двинулась обратно по пути наступления. Бледные красные пятна пожаров на поле боя скрывались за темными стволами деревьев. Раненые на нашем танке курили торопливыми затяжками и болтали с товарищами, чтобы отвлечься от произошедшего и сбросить страх и напряжение предыдущих часов.
Когда до наших позиций было, наверное, рукой подать, колонна вдруг остановилась. Что случилось? Где-то впереди вышел из строя «тигр». Его экипаж должен остаться с танком в лесу на всю ночь, чтобы на следующее утро его можно было отбуксировать. При свете фар мы перегрузили раненых и убитых на санитарные машины и грузовики. Взводы и роты построились на лесной тропинке и отправились к своим прежним позициям.
Экипаж оставленного «тигра» провел беспокойную ночь. Молча сидя в танке, они слышали, как русские подошли к танку поближе и обошли вокруг него, несколько раз подтянулись на стволе орудия, разговаривая хриплыми гортанными голосами. Только с рассветом гусеничный тягач отбуксировал их в тыл. Эту ночь им не забыть никогда.
На другой стороне, на присыпанных снегом просеках в восьмидесяти метрах от дороги, росло число свежих земляных холмиков. Все больше и больше радов березовых крестов — могил павших немецких солдат. Наконец, 15 декабря 1943 года дивизия была снята с фронта. Все боеспособные танки были сведены в боевую группу под командованием Эндеманна, здоровенного, светловолосого уроженца Рейнской области. Люди, техника и запасные части 16 декабря отправились в Житомир для погрузки в эшелон. Те солдаты, кто за год ни разу не побывал в отпуске, 19 декабря получили отпускные предписания с приказом вернуться в Штаблак (Восточная Пруссия). Какое счастье — встретить Рождество и Новый год дома!
В сводке вермахта от 24 декабря говорилось, что началось ожидавшееся крупное наступление русских войск в районе западнее Киева. Отпускники из тяжелой роты «тигров» были отозваны в часть телеграммами.
Но где им искать свою часть? Житомир уже давно был занят русскими, неутомимо рвавшимися вперед. За линией фронта царил неописуемый хаос! Все дороги были забиты откатывающимися назад тыловыми частями, ранеными и беженцами. Военные объекты были взорваны. Некоторые из отпускников получили из фронтовых штабов предписание явиться в Штаблак. Тяжелая рота потеряла все танки. Отдельная команда была направлена в Германию для получения новых «тигров».
Наступление советских войск весной 1944 года
После быстрого ремонта машин танковая боевая группа дивизии «Дас Райх» была снова готова к бою.
Рассказывает Эрнст Штренг, командир «тигра»:
— Наконец, 10 февраля 1944 года Тегтхофф привел в Проскуров[3] пять «тигров» и десять Pz-IV. Вместе с ротой «пантер» это была вся техника боевой группы Эндеманна и дивизии «Дас Райх». Эти остатки были развернуты юго-западнее Шепетовки.
Несмотря на численное превосходство, советские войска не могли добиться значительного успеха. В ближайшие месяцы изменений также не предвиделось. На севере наши войска удерживали рубеж по реке Нарве.
На центральных участках фронта русские безуспешно пытались форсировать Березину и Припять. Таким образом, удар Красной Армии на центральную Польшу тоже был маловероятен. На южном участке противник начал операцию на окружение против немецких войск, вклинившихся западнее Черкасс. 30 января началось наступление против немецких войск восточнее Кривого Рога. Благодаря численному превосходству в людях и танках оба наступления русских войск увенчались успехом.
Только во второй половине февраля на южном участке фронта наступило некоторое затишье. Фронт начал стабилизироваться. Крым по-прежнему оставался в немецких руках, несмотря на не прекращавшиеся двенадцать недель атаки русских под Керчью.
Около середины февраля погода начала меняться день ото дня. В один день пути снабжения, шедшие к фронту, превращались в бездонное месиво, непроходимое для машин. На следующий день долины и холмы сверкали на солнце свежим снегом, а свежий ветер затягивал все вокруг волнистой белой вуалью. Северный ветер срывался с холмов в долину, с воем проносясь среди наших убогих домиков и швыряя снег на стоявшие снаружи танки. Тихими украинскими ночами по небу проносились громады туч. Печи в домах топились постоянно. Лишь изредка в просвете между тучами мерцали звезды. Воздушная и наземная разведка ежедневно доносила об усилении русских войск. К фронту подтягивались сильные танковые и пехотные соединения. Каждый раз, посещая тяжелую роту, командир дивизии Хассо фон Мантейфель объяснял, что скоро следует ждать наступления русских.
1 марта «тигры» выдвинулись в район сосредоточения к востоку от села Жемелинцы. Гражданское население уже покинуло этот район, но на лугах продолжал пастись скот, а между деревнями резво скакали табуны лошадей. О них некому было позаботиться. На следующую ночь была произведена разведка на обширной территории, так как большинство путей к линии фронта не подходили для «тигров» из-за болотистой местности.
Атака всеми силами подразделения началась 2 марта. В ее начале в небе над полем боя появились больше трех десятков «штук», с характерным воем атаковавших противника с пикирования. От разрывов сброшенных ими бомб земля задрожала на многие километры вокруг.
Голубые облака дыма от взрывов плыли за горизонт. Началась интенсивная артиллерийская дуэль, сквозь гул которой пробивались слабые, отдававшиеся эхом хлопки выстрелов танковых пушек.
Когда спустились по-зимнему ранние сумерки, немецкие танки, застрявшие перед позициями пехоты и противотанковой артиллерии, вынуждены были отойти с большими потерями. Два «тигра» и три «пантеры» были выведены из строя огнем противника и отправлены в ремонтную роту. Ночью из штаба дивизии пришел приказ повторить атаку 3 марта.
Утром 3 марта всех терзало беспокойство. Связано ли это с предстоящей массированной атакой, которая, как мы знали, не обойдется без потерь? Или виной всему показания пленных, взятых накануне, о сосредоточении мощной группировки вражеской пехоты и танков? Русские дезертиры, вышедшие к немецким позициям незадолго до полуночи, подтвердили, что к линии фронта стянута мощная группировка советских войск. Они утверждали, что ожидаемая массированная атака намечена на утро. До этого момента подобным сообщениям у нас мало доверяли. Запланированный немецкий контрудар должен был состояться при любых обстоятельствах. Но к какой же трагической неразберихе это привело! Даже в докладе Верховного командования вермахта за предыдущий день было спокойно указано, что на южном участке Восточного фронта немецкие войска активных действий не вели, а авиация успешно атаковала скопления вражеских войск в районе Полонного и Шепетовки. К этому времени уже несколько дней шли ожесточенные бои против численно превосходящего противника под Невелем, Витебском и Псковом.
Было 6.15 уфа. Впереди неровными зигзагами по мерзлой дороге к району сосредоточения двинулись первые слабобронированные Pz-IV. Мы все дрожали от холода. По деревне, окружавшей нас, разносились эхом рев двигателей и лязг гусениц.
Остальное произошло чертовски быстро. Мы еще указывали механику-водителю путь среди деревенских мазанок, как вдруг на вытянувшуюся вдоль дороги деревню обрушился беспокоящий огонь русской артиллерии. Снаряды с утробным воем проносились над нами. Где-то между домами поднялся гриб огня и дыма. Он быстро опал, уступив место новому разрыву. Русская артиллерия переносила огонь в глубь деревни. Неудивительно, что шум вдоль линии фронта не прекращался все утро.
Потом вперед двинулся Эндеманн на своем командирском танке, за которым последовала машина командира роты Pz-IV Клосковски, обладателя Дубовых листьев. Мы все тронулись в путь, надев наушники и микрофоны. Со страшным шумом наша колонна пронеслась через покинутую жителями деревню по узкому деревянному мосту, мимо пруда и дальше к северному выезду из деревни. Последовала еще одна короткая остановка. В наушниках раздалось слабое гудение и потрескивание. Экипаж получил указания о цели атаки. Через несколько минут, когда в предрассветных сумерках еще было сложно что-либо разобрать, наши бронированные гиганты вырвались с окраины деревни на мерзлый грунт равнины. С каждым переключением передач выхлопные трубы танков выбрасывали метровые языки пламени, ослепляя шедших сзади. Огонь русской артиллерии довольно точно накрыл наш участок атаки и неуклонно приближался к линии фронта. Утренний холод пробирался сквозь щели и через открытый командирский люк, через который мы пытались с помощью полевого бинокля разглядеть атакующих. Впереди легкие танки образовали огневой рубеж. Один из танков съехал в канаву и застрял. Если бы мы хоть что-то могли увидеть! Вдруг массированный артиллерийский огонь обрушился на танки. Противник заметил нас, а мы никак не могли обнаружить его позиции. Русские открыли огонь из всех стволов всех калибров по наступавшим немецким танкам. Рокочущие взрывы швыряли высоко в воздух и о борт «тигра» грязь, осколки и комья земли. Постепенно рассвело, и видимость улучшилась. Слава Богу, мы хотя бы могли сориентироваться и определить, где находятся позиции противника. Наша легкая рота уже вела тяжелый бой. Ее орудия стреляли без остановки.
Мы уже идем! Но командир нас остановил. Только теперь из полученных им по радио сообщений стало ясно, что русские начали крупное наступление! Массы советской пехоты, которые мы видели невооруженным глазом, захлестнули равнину справа от нас. Повсюду, насколько хватало глаз, двигались бурые точки. Они шли тысячами и тысячами. Немецкие пехотинцы — капли в море — бросились в тыл, спасая свою жизнь.
Сквозь гул, свист и ритмичное «та-та-та» пулеметов послышалось шипение сигнальных ракет. По радио дурные вести шли одна за другой. На равнине рассеялись последние клочья тумана. Утро 3 марта принесло призрачный серый свет — такой же день, как и любой другой. Но для многих этот день станет последним. Потом пришел приказ «тиграм» вступить в бой по обе стороны от железнодорожной станции. Безнадежными усилиями командир пытался спасти хотя бы что-то перед лицом численно превосходившего врага. Горькая ирония заключалась в том, что этот же приказ был смертным приговором для танкового подразделения.
Кругом — марш! Через 300 метров мы повернули прямо к станции. Вид разбомбленных домов и сараев ничуть нас не утешал. Немецкая пехота ушла. Воронки, обломки, куски каменной кладки — все это заставляло нас держаться подальше от развалин ничуть не меньше страха перед ближним боем.
Потом мы выехали к насыпи и увидели, как через широкую, голую равнину надвигается катастрофа. Тысячи и тысячи русских солдат! От самого горизонта шла вперед русская пехота. Среди солдат двигались на конной тяге противотанковые и зенитные орудия. Как же страшен был вид этой массы! Но вот рухнули балки, осыпались стены, взметнулись комья снега, и гусеницы тяжелых танков начали стирать землю в пыль. Наши танки вскарабкались на груду обломков и двинулись в развалины, чтобы занять огневые позиции. Немедленно застучали пулеметы. Очереди трассирующих пуль хлестали по бурым цепям, остановившимся в замешательстве и бросившимся на землю под огнем 88-мм фугасных снарядов. С каждым выстрелом над насыпью поднималось облако дыма, закрывавшее нам обзор. Тихо гудела вентиляционная система. Ящики с боеприпасами опустошались один за другим; гильзы выбрасывались через люки. Танк содрогался и вибрировал. Мы наблюдали за опустошением на другой стороне. Охотничий азарт овладел нами и заставил позабыть об опасности и о том, что происходит вокруг. Любые замеченные русские солдаты безжалостно уничтожались. Но они поднимались снова и снова, оставаясь фанатичными и упорными бойцами, несмотря на опасность и смерть! Мы не знали, длится этот бой час или два. Сотни пуль стучали по стальным бортам нашей машины. Один раз красноармейцы попытались подобраться к нашему танку под прикрытием развалин и полуобрушившихся стен, чтобы подбить нас в ближнем бою, но их ряды были сметены нашими снарядами, и план был сорван.
Благодаря нашим трем «тиграм» эту волну русских удалось прижать к земле и остановить, пусть только на время.
В тот самый момент, когда бой стих, по радио поступил приказ немедленно вступить в бой с вражескими танками перед огневым рубежом роты Pz-IV. Теперь наше оборонительное сражение превратилось в бег наперегонки со смертью. На полной скорости мы выскочили из развалин и двинулись по равнине налево.
Атака русских танков! Это не каких-нибудь три-четыре Т-34. Их темные корпуса выползали из-за горизонта десятками. Дистанция 1400 метров! Ближайшие вражеские танки ярко вспыхнули. Рядом с нами, чуть позади, огромными факелами пылали наши танки. Вид раскаленных добела корпусов на фоне огненного, дымного, кроваво-красного неба выбивал меня из колеи. Повсюду вокруг — туман, клубы дыма, облака пороховых газов, оглушительные взрывы, гром выстрелов и попаданий, рев двигателей и крики раненых и горящих…
Таким было утро 3 марта 1944 года. Мы стояли на огневой позиции рядом с подбитыми и все еще ведущими бой немецкими танками. Снаряд за снарядом вылетали из ствола и вгрызались в тела вражеских танков. На той стороне вертикально вверх поднимался маслянистый дым факелов. Десять… двенадцать… все больше новых Т-34 разлеталось на куски. Это была атака русских танков! Потом она стала заметно буксовать. По-видимому, такого сопротивления они не ожидали. Тогда мы еще толком не знали, сколько потеряно немецких танков. Шесть исправных танков отошли за огневой рубеж «тигров». Горящих русских танков оказалось два-три десятка. Потом русские поняли, что здесь прорваться не получится. Казалось, танковое сражение окончено, и победа у нас в руках.
Однако в полевые бинокли мы наблюдали иную картину, предвещавшую скорое начало драмы. Мы, да и все остальные видели, как длинные танковые колонны противника обходят немецкую танковую группу, поворачивают вправо и под прикрытием голых холмов уходят на фланг и далеко за линию фронта. Не подвергаясь ни малейшей опасности, советские танки скрывались в оврагах позади нас. Мы видели, как их черные корпуса, казавшиеся с такого расстояния миниатюрными, выныривали из-за горизонта и снова скрывались. Там было, наверное, не меньше сотни танков. Не в силах этому помешать, мы чувствовали, что наступает конец!
В этот самый момент командир находился в деревне. Русские применяли знакомую тактику, которой мы и сами пользовались несколько лет назад: прорваться на участке слабого сопротивления, окружить и уничтожить. С запозданием командир обнаружил угрозу и приказал всем танкам отойти на прежние позиции. Не зная, что время уже упущено, мы еще считали, что можем вырваться. Напрасно. От Теггхофа пришел приказ: «Прикрывать отход!»
Повернув влево, мы въехали вверх по склону на огневую позицию. Вдруг мы заметили несущиеся через холмы русские танки. Быстрое решение и приказ: «Противотанковым — 800 метров — огонь!» Облако пороховых газов снаружи и внутри танка на несколько секунд закрыло обзор, а потом мы увидели попадание снаряда в борт вражеского танка. Белая вспышка — и в небо пополз гигантский гриб черного дыма. Страшной силы взрыв разорвал танк на части.
Наконец поступил приказ отходить. Двигаясь широкими зигзагами, мы на полной скорости приблизились к нашим горящим танкам, чтобы спасти все, что можно, вопреки здравому инстинкту самосохранения и безнадежности ситуации. Среди рева и свиста снарядов слышалось стаккато русских пулеметов. Мы остановили машину и погрузили на нее всех окровавленных, искалеченных и стонущих раненых, кто еще мог двигаться и сумел добраться до танка. Эти несчастные быстро облепили корпус и башню, и пришло время уходить. «Полный ход — марш! Вперед!» Раненые, оставшиеся на земле, громко кричали и махали нам руками: «Друзья, помогите! Заберите нас!» Это было бесполезно и безнадежно. Было уже слишком поздно не только для них, но, наверное, и для всех нас. Каждую минуту речь шла о жизни или смерти. Это был конец для них. Возможно, конец для всех нас. Лишь немногие понимали, что путь назад отрезан обошедшими нас вражескими танками и что судьба немецкой танковой группы предрешена.
На полной скорости мы неслись по оврагам, прорываясь через окопы и подпрыгивая, словно лодка на волнах, на поле кровавой битвы, чтобы не отстать от идущих впереди танков.
По радио мы получили известие, что наши исходные позиции и квартиры в Жемелинцах, где находились мосты, по которым можно было переправиться через извилистую, с высокими берегами Горынь, уже заняты врагом. Мы обошли деревню, держа ее в 500 метрах по правому борту. Край деревни был скрыт за склоном. Сквозь дымку в серое небо поднимались языки пламени и столбы дыма.
Сотни вражеских танков вспороли хрупкую немецкую оборону за счет десяти-, а то и двадцатикратного численного превосходства и, не встречая сопротивления, устремились на Тернополь. Противопоставить этим массам было нечего! Повернув на восток, наша колонна прорвалась сквозь атакующую русскую пехоту, чтобы выйти к более пологому берегу и найти брод. Слева и справа среди толп удивленных и растерянных русских пехотинцев рвались наши ручные гранаты. Автоматы и пулеметы начали поливать их огнем, прежде чем они подумали об укрытии. Выскочив к берегу Горыни, мы были растеряны не меньше противника. Болото на севере не позволяло «тиграм» двигаться следом за прорвавшимися в тыл вражескими танками. Все это время русские пехотинцы, окружавшие нас, не решались открыть огонь. Наш командир быстро воспользовался этим, выскочил из машины и подбежал к Тегтхофу, который советовался с Клосковски. Никто не знал, что делать дальше. Наконец было решено силой проложить себе путь через Жемелинцы, а Клосковски со своими легкими танками должен был следовать вниз по течению вдоль берега реки. Вскоре он безнадежно увяз в болоте. Тем временем мы получили разрешение командира на попытку прорыва «тиграми». Чем быстрее, тем лучше! Помочь нам могли только скорость и элемент внезапности. Разворачиваясь, танк фон Айнбека увяз в болоте по самое брюхо и с каждым оборотом гусениц лишь все глубже погружался в грязную жижу. Время стремительно утекало. Пришел приказ: «Экипажу — покинуть машину! Взорвать танк!»
Всем ходячим раненым было приказано переправиться через реку самостоятельно, пересечь высоту на том берегу и попытаться выйти к немецким позициям на юге. Поспешно, как того требовал наш план, мы развернули орудия и расстреляли «тигр» фон Айнбека в упор двумя снарядами.
Наши двигатели иногда бывали способны на чудеса! Мы двигались на восьмой передаче.
Машина Тегтхофа двигалась первой, несясь обратно по той же дороге и не обращая внимания на врагов, спешивших убраться с ее пути. Гусеницы взметали в воздух комья промерзшей земли и несли нас по равнине. Вскоре Тегтхоф повернул влево, проскочил канаву и устремился вверх по склону в сторону Жемелинцев прямо через конные упряжки артиллерийской батареи. Орудийные расчеты и пехотинцы в панике бросились врассыпную и стали бросаться на землю. Нечасто нам доводилось видеть в глазах людей такой ужас и мольбу, словно за ними гнался сам дьявол. В зеркале мы видели, как они подпрыгивают, словно тени, и падают. Потом нам пришлось пережить несколько захватывающих минут. Обороты двигателя вдруг начали падать. Финк переключал с передачи на передачу, но скорость продолжала падать, а дистанция до Тегтхофа — увеличиваться. У нас явно возникли проблемы с двигателем. Финк сообщил, что он не может понять, в чем дело. И это в момент, когда мы шли на прорыв посреди вражеской колонны! Наверное, наши лица побледнели и вытянулись не хуже лиц наших врагов за несколько минут до того. Я инстинктивно крикнул радисту: «Передай Тегтхофу, пусть остановится! У нас мотор глохнет!» Мы дважды отправляли сигнал о помощи. В это время, не отвечая нам, Тегтхоф выехал на высоту перед Жемелинцами. Его машина стала прекрасной мишенью для поджидавших вражеских танков… Прямое попадание! Сразу же еще одно! Взрывы и дым, разлетающиеся ошметки человеческих тел, куски траков, детали!.. Мы увидели, как они распахнули люки, и часть экипажа выбралась наружу. Тегтхоф, его заряжающий и наводчик выпрыгнули, а механик-водитель и радист погибли, вылезая из танка. Раненые, лежавшие на броне, погибли или получили новые ранения.
Финк получил приказ: «Резко вправо и разворот!» Нам удалось избежать попаданий. Остановившись на несколько секунд, чтобы подобрать Тегтхофа, мы на полной скорости двинулись обратно вниз по склону, а люди, остававшиеся снаружи спереди и сзади, цеплялись за броню нашего танка. Тут русские воспользовались возможностью и открыли огонь из-за баррикады из перевернутых и перепутанных конных упряжек.
Тегтхоф лежал поперек люка механика-водителя и махал нам руками. К сожалению, часть его куртки свисала на смотровую щель механика-водителя, и тот не видел дороги. Мы слышали ругань и жалобы Финка в переговорном устройстве. Плохо дело.
Мы снова увидели, что Тегтхоф сигналит: он хотел, чтобы мы прибавили ходу. Тогда мы его и видели в последний раз. В эти секунды, пока механик-водитель ехал зслепую по указаниям, радист и наводчик получили соответствующий приказ. Все, кто еще мог найти себе место, забрались в танк через люк заряжающего. Они стонали. Из-под их мундиров струилась кровь. Некоторые были полуголые — одежду с них сорвало взрывами. У других были окровавлены лица, а тех, кто не был ранен, гнал вперед непреодолимый ужас. В эти несколько секунд с последним нашим танком случилось несчастье, которого нам прежде испытывать не доводилось!
Все вражеские танки и противотанковые орудия сосредоточили огонь на нашем «тигре». Мы слышали звон лобовых и кормовых броневых плит, видели вспышки взрывов! Попадания в борта, в лоб, в корму. Со всех сторон были видны вспышки выстрелов, но мы не могли точно определить их местоположение. Попадание снаряда в лобовую броню подбросило тело Тегтхофа в воздух и швырнуло его на маску пушки. С его гибелью механик-водитель вновь получил нормальный обзор! Во второй раз мы въехали в заболоченную местность на берегу Горыни. Сколько еще выдержит двигатель? Вдруг от попадания снаряда двигатель вспыхнул, и языки пламени ворвались в боевое отделение через противопожарную перегородку! Мы закричали механику-водителю и заряжающему, чтобы они включили автоматические огнетушители. Слава Богу! Огонь был потушен, а двигатель продолжал работать. Чем дальше мы уходили на восток, тем реже, казалось, попадали в нас снаряды. Но вдруг мы почувствовали, что конец наступил: снаряд сорвал крышку люка заряжающего, осветил яркой вспышкой боевое отделение и разнес в клочья предплечье Матейки, оторвав ему руку. Охнув от боли, он показал нам обрубок руки. Еще один человек рухнул рядом с орудием; у третьего была окровавлена голова. Среди пороховой гари, дыма и криков жалости и боли мы перевязали раны.
Во второй раз стояли мы на берегу Горыни и не могли двинуться дальше. Все пути к отступлению были отрезаны рекой и болотом. Танк был потерян, но командир хотел спасти как можно больше людей. Когда пламя во второй и в третий раз прорвалось из моторного отсека в боевое отделение, командир приказал покинуть танк.
Нам оставался только один путь: переправиться через реку и двигаться в направлении отступающих германских частей, уже успевших откатиться достаточно далеко. Мы быстро выскочили наружу и ползком постарались укрыться у правого борта танка, противоположного от противника. Мы подождали, пока все раненые вылезут из танка, а потом бросились бежать вниз по склону, на юг.
На бегу мы заметили головы русских солдат, наблюдавших за нами с расстояния около 140 метров с промерзшего болота. Первый раненый добрался до того берега, а мы, безоружные, все еще бежали под прикрытием танка. Скользнув по льду, мы оказались по колено в ледяной воде. На другой стороне мы помогли сильно хромавшему фон Айнбеку выбраться на берег. Наконец-то мы переправились! Вокруг нас стояла тишина, казавшаяся совершенно нереальной после страшного грохота взрывов и гула двигателя. Следующие несколько секунд должны были решить, удастся ли нам перебраться через холм. Русские это прекрасно понимали и видели, в каком мы состоянии. Они могли перестрелять нас, как зайцев. Тяжело дыша, мы начали взбираться на холм, таща за собой стонущего фон Айнбека. Шумело в ушах; мы жадно хватали ртом воздух. Остальные бежали уже довольно далеко впереди. Почему русские не стреляли? Только бы добраться до вершины! Намокшее зимнее обмундирование тяжело липло к ногам. Ни ремней, ни головных уборов, ни оружия! Вдруг нас осенила леденящая душу мысль. Мы обернулись и поняли, почему не стреляли русские. Они были уже всего в тридцати метрах позади нас. Они хотели взять нас в плен! Тут фон Айнбек понял, что с его ранением ему не уйти. Его губы постоянно шептали: «Не бросайте меня. Возьмите с собой!» Вот и вершина. По ту сторону — небольшая, лишенная леса долина шириной километра в два, в которой мирно паслись коровы. Немецких солдат нигде не было видно. Мы услышали крики русских уже метрах в двадцати. Фон Айнбека, который еле держался на ногах, пришлось оставить. На кону были наши собственные жизни. Ужас холодом сдавил сердце и придал нам невероятные силы. Мы опрометью бросились в долину прямо к коровьему стаду. Позднее мы даже не могли вспомнить, что за шум раздавался у нас в ушах — свист пуль или гул крови в висках!
Мы упали на землю среди пасущихся коров, судорожно глотая воздух. Оглянувшись, мы увидели, как русские окружили место, где упал фон Айнбек. Мы услышали пистолетные выстрелы. Наверное, его застрелили. Мы снова встали. Укрываясь за коровами, мы продолжили бег сквозь стадо, зигзагами передвигаясь по долине. Над головами отвратительно чирикали винтовочные пули. Еле дыша, пошатываясь от изнеможения, мы падали, снова вскакивали и продолжали бег через долину. Вспоминая об этом, мы были благодарны упорной физической подготовке, придавшей нашим телам выносливость и подвижность, которые спасли нам жизнь. Если противник не продвинулся еще дальше, мы в безопасности!
Через два километра мы нагнали одного из раненых, который сильно отстал от остальных. Мы по очереди тащили раненого и в поисках своих поднялись на второй холм.
Только на окраине Жемелинцев, на дороге из Изяслава в Ямполь мы встретили немецкие резервы. Здесь же мы нашли машину командира и доложили о прибытии. Мы доложили об уничтожении тридцати одного вражеского танка, за которые пришлось заплатить потерей двенадцати собственных машин.
Русские вели весеннее наступление в полную силу и с неукротимой энергией. Остановить русский паровой каток было невозможно. Поэтому немецкое командование приняло решение отвести войска за Днестр. Погода изменилась, и леденящие холода миновали. Пал Староконстантинов. Немецкие войска готовились к обороне на окраинах Проскурова. На дороге от Староконстантинова пришлось взорвать тысячи немецких машин. Остатки тяжелой роты разместились в Проскурове. Повсюду задавались одни и те же вопросы: что с нами будет? нас вернут домой или пришлют новое пополнение? К северу от города осталось всего несколько боеспособных «пантер» и два «тигра». Наконец в ночь с 15 на 16 марта пришел приказ: отвести подразделения, не принимающие участия в боях, на юг. После безостановочной поездки под командованием Клосковски по коварной местности, 21 марта мы по хорошей дороге въехали в Коломыю, которую занимали венгерские войска.
Танкисты из роты «тигров» с удивлением наблюдали мирную жизнь города. Венгерские офицеры в парадной форме, при саблях и перчатках, прогуливались под ручку с венгерскими медсестрами и местными девушками. Казалось, что стремительно приближающейся войны для них не существует. Мы на время разместились в Станиславе.[4] После долгого пребывания в холоде и грязи солдатам вновь представилась возможность вспомнить о благах цивилизации.
Они ходили в солдатские клубы, кинотеатры, фронтовые театры, кафе и рестораны. Танкисты тяжелой роты начали радоваться жизни. Но вскоре прошел слух, что русские танковые колонны уже прорвались на юг от Днестра, и город находится под угрозой. Началась эвакуация Станислава, и это нас очень тревожило.
В соответствии с приказом по батальону весь его личный состав, кроме незаменимых мотоциклистов и водителей грузовиков, должен был отправиться в отпуск, а затем явиться в штаб в Париже. Все без исключения были рады такому приказу. Мы были счастливы вырваться из ада Восточного фронта. Даже поездку до Пшемысля в товарном вагоне мы сочли всего лишь досадной мелочью. Колеса стучали без передышки, но на этот раз они несли нас на запад, домой. Впереди был отпуск!
Пока мы ехали поездом, увозившим отпускников подальше от фронта, мы встретили немало товарищей из нашей дивизии. Среди них нашлись и очевидцы, рассказавшие, что выдающийся спортсмен Харбиг погиб смертью солдата.
1-й батальон 5-го танкового полка «Викинг» на плацдарме у Новой Буды — рассказ о боях 13–14 февраля 1944 года
Чтобы части, окруженные под Черкассами, смогли соединиться с деблокирующими силами, наступавшими из района Лысянки, в результате ночной атаки из района Стеблева была занята деревня Новая Буда. Позднее это позволило вывести из окружения корпус, окруженный в районе Шендеровки.
Закрепиться на вновь образовавшемся десятикилометровом участке фронта было невозможно — в наличии было совсем мало сил. Это дало противнику возможность по разу атаковать Новую Буду с запада и с востока.
13 февраля русские атаковали юго-восточную часть Новой Буды силами двух батальонов. Местами им удалось прорвать наши наспех оборудованные позиции.
Когда Шумахер начал контратаку двумя танками и выбил русских из восточной части деревни, противник атаковал юго-западную часть Новой Буды пятнадцатью танками.
Унтерштурмфюрер Шумахер решил предотвратить прорыв танков силами своих двух машин и уничтожить противника, уже ворвавшегося в деревню с восемью Т-34. После того, как вражеские танки были заперты в деревне, Шумахер смог добраться до юго-восточного выезда из Новой Буды и подбить там еще два танка противника.
На следующий день русские атаковали одиннадцатью танками. Шумахер решил на двух танках ворваться в занятую противником южную часть деревни, чтобы атаковать врага с фланга. Пушка второго танка была повреждена снарядом противотанкового орудия. Таким образом, машина Шумахера осталась единственным боеспособным танком. После того, как он подбил семь танков, в боекомплекте осталось только семь фугасных снарядов. С их помощью он заставил экипажи еще трех танков покинуть машины.
К тому времени на помощь Шумахеру удалось послать второй танк. Все три вражеских танка были сожжены, а еще один, зашедший с юга в тыл Шумахеру, был подбит.
Действия Шумахера позволили нам удержать плацдарм у Новой Буды и помогли вывести из окружения части корпуса, попавшие в «котел» в районе между Шендеровкой и Корсунь-Шевченковским. Решение Шумахера остановить прорыв противника силами всего лишь двух танков позволило предотвратить дальнейшее наступление русских через Новую Буду на Шендеровку. В этих боях на долю Шумахера приходится значительная часть из тридцати двух подбитых Т-34.
Остальные танки были подбиты экипажами Pz-III и Pz-IV.
Из дневника командира танка 2-го танкового полка «Дас Райх» Эрнста Штренга
После того как между 3 и И ноября 1943 года Красная Армия прорвала немецкий фронт в районе Киева, колонны лучших советских танковых и пехотных соединений потянулись в направлении Житомира. Огромные массы войск двигались на юг, угрожая тылам группы армий «Юг». И снова германским войскам пришлось снимать с фронта механизированные и танковые части и молниеносно перебрасывать их, чтобы остановить эту волну.
Дивизия «Дас Райх» была приведена в готовность 5 ноября. В тот же вечер танковый полк «Дас Райх», включая роту «тигров», был первым направлен на погрузку на станцию в Бобруйске. Холодным туманным утром 6 ноября на улице вместе с нашими танками в ожидании погрузки выстроились бронетранспортеры моторизованного батальона нашей дивизии.
Мы преодолели 150 км по железной дороге через Владиславу и Ракитное до Белой Церкви — важного узла шоссейных и железных дорог. Мы прибыли в город в восемь вечера в полной темноте и сразу же начали выгружать танки.
Весь город готовился к эвакуации. Эшелоны один за другим отходили от станции. На улицах пылали целые горы бумаг. Все немецкие штабы и учреждения покидали город. Через час ожидался выход к городу русских танков. Люди в панике метались по улицам. Повсюду царили грабеж и разрушения.
Организовать сопротивление и прекратить беспорядки было просто некому!
Вот в такой обстановке мы выгрузились и заняли позиции на северной окраине города. Тем временем наш разведывательный взвод установил контакт с немецкими частями… или противником?., к северу от города. Пока войска нашей дивизии ночью разгружались на станции, танки разведывательного взвода уже вели бой в восьми километрах к северу от города. Поначалу мы были озадачены тем, как русским удавалось обеспечить снабжение войск в таком объеме по «выжженной земле», где были уничтожены все мосты, автомобильные и железные дороги. Лишь со временем данные разведки помогли ответить на этот вопрос. Оказалось, что русские доставляли припасы через Днепр по подводным мостам, построенным на 20 сантиметров ниже уровня воды. Немецкой авиаразведке долго не удавалось их обнаружить!
В тылу, к востоку от Днепра, к снабжению войск были привлечены немецкие военнопленные и местное население. Бочки с топливом не везли на грузовиках, а просто катили по дороге. Боеприпасы несли на руках или везли на телегах, и каждая деревня отвечала за доставку припасов до следующей деревни.
Рано утром 7 ноября крупными хлопьями повалил снег, и над равнинами засвистел холодный северный ветер. Лужи и придорожные канавы покрылись белой коркой льда. Наша рота «тигров» под командованием Кальса, заменившего раненого Тетша, вышла в район сосредоточения. После короткой остановки рота двинулась в бой навстречу советским танкам, шедшим с севера со стороны Фастова и Ксаверовки. По дороге к фронту в одном из «тигров» вспыхнуло топливо и остатки масла. Пожар сопровождался несколькими мощными взрывами, и машина выгорела полностью.
Силой взрыва экипаж выбросило из люков, но, как это ни странно, никто не был ранен.
На киевской дороге, километрах в пяти к северу от Гребенков, наши передовые танки встретились с противником и сожгли шесть Т-34. Примерно часа через три им пришлось оставить населенный пункт, атакованный превосходящими силами вражеской пехоты. Они взорвали за собой мост и заняли оборону южнее.
По дороге мы подобрали восьмерых пехотинцев из строительной части — других немецких войск в этом районе не осталось. Многочисленные русские танки не оставили им никаких шансов. Около полудня снег сменился дождем. Холодную и сухую погоду сменили непрекращающиеся ливни. Пока наши отважные пехотинцы, подкрепившись нашими пайками, окапывались по обе стороны от дороги на Гребенки, на высотах перед нами стали рваться первые снаряды, взметая в серое небо столбы дыма. Не имея никакого другого прикрытия, наши танки и машины стояли на обратных склонах высот. Мы держали под прицелом шоссе на Киев, на котором в любой момент можно было ожидать появления русских танков.
Когда во второй половине дня три русских танка вышли из деревни и пересекли ничейную полосу, мы открыли огонь с дистанции около 1000 метров. Не прошло и пары минут, как под сосредоточенным огнем шести «тигров» они были окутаны огнем и дымом. Четвертый русский танк двинулся на запад от дороги в направлении Славя часом позже и разделил участь предшественников. Он получил попадание с 800 метров. В небо взвился огненный шар, и корпус танка разломился. После этой неудачной попытки русские сосредоточили свои атаки километрах в восьми к западу и всеми силами навалились на Славя, стремясь прорвать наш укрепляющийся фронт. Несколько дней русские орудия и танки вели огонь по Славя, и положение там было критическим.
Недавно сформированная 25-я танковая дивизия, прибывшая из Франции, была спешно брошена в бой. Учитывая критическое положение на нашем участке, отдельные подразделения дивизии шли в бой сразу после выгрузки, не дожидаясь сосредоточения. 25-й танковой дивизии было приказано занять Фастов, оставленный 8 ноября. Части дивизии вступали в бой, не имея боевого опыта и не зная обстановки. Случалось и так, что колонны на марше ночью натыкались на русские танки, и результатом становились «большие потери в людях и технике».
Тем временем другие части дивизии, в основном на гусеничных машинах, выступили от Белой Церкви через Гребенки и Славя на Фастов. 9 ноября был занят Фастовец, расположенный восточнее Фастова.
9 и 10 ноября из-за повреждения гусениц мы провели в ремонтной роте, расположившейся в огромном заводском цеху на северной окраине Белой Церкви. Обстановка в городе совершенно изменилась. Вернулись спокойствие и уверенность! По улицам в сторону фронта двигались войска и машины. Солдатский клуб был открыт, и в нем отбоя не было от посетителей. В городе расположился штаб танкового корпуса.
Тем временем части вернувшейся из Италии танковой дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер» разгружались на станции и выступали на фронт через Гребенки, Славя и Фастов. Кризис под Белой Церковью миновал. Фронт начал стабилизироваться. Хотя упорные сражения не затихали ни днем, ни ночью, мы с большей уверенностью смотрели на перспективу дальнейших боев.
Вечером 11 ноября мы двинулись в бой в районе Славя. Здесь прорвались русские танки. На краю деревни, среди взрывов снарядов, в небо поднимались столбы пламени над горящими домами и вражескими танками. Мы слышали шум круживших поблизости русских танков. Адъютант коротко передал нам приказания. Мы выступили из Славя, вышли из прикрывавшего нас кустарника и вдруг в дыму увидели черное, массивное брюхо вражеского танка метрах в двухстах от нас. Быстро прицелившись, мы выстрелили, и из ствола орудия вырвался длинный сноп огня. Тут же мы увидели беловато-желтое облако взрыва. Вверх поднялось грибовидное облако дыма и пламени, скрывшее от нас картину разрушения.
Метрах в двухстах восточнее Славя мы подбили второй русский танк, уже прорвавшийся через наши позиции. Судя по всему, он застрял или потерял гусеницу и был практически беспомощен. Около 8 часов вечера огонь вражеской артиллерии начал стихать, а затем и вовсе прекратился. Пехотинцы «Лейбштандарта» стали вылезать из полуразрушенных окопов и греться за кормой нашего танка, у раскаленных выхлопных труб и двигателя.
Вечером, пока мы плясали от холода вокруг танка, несколько солдат подобрались к подбитой русской машине и обнаружили, что ее борта все еще раскалены. Даже находясь на приличном расстоянии, мы чувствовали запах горелого человеческого мяса. Похоже, башню вместе с орудием сорвало с погона; все люки болтались на гнутых петлях. Мы осторожно заглянули внутрь — беспорядочная масса металлических планок и кусков железа. На полу и на водительском сиденье мы разглядели ссохшуюся, обугленную массу. Похоже было, что тела механика-водителя и экипажа усохли до размеров ребенка!
Вскоре после полуночи пришел приказ приготовиться. Мощной ударной группировке было поручено наступать из района Славя. Мы должны были двинуться на восток и выйти к железной дороге на Фастов. Там снова нужно было заткнуть брешь. Задание было не из приятных. Ночью в пути мы ориентировались по бледным огням и громкому гулу боя. В юго-восточной части поселка Гребенки, на другой стороне озера и рядом с большим сахарным заводом, пылали огромные костры. Сверкали выстрелы, и эхо разносило шум битвы. Никто не знал, как далеко в поселок вошли русские танки, где они и где обороняются наши собственные войска. Когда мы наконец подготовились к бою среди горящих домов, бледный рассвет нового дня осветил затянутые дымом улицы. Зеленые и красные огоньки трассеров пролетали над озером и хлестали по домам. Откуда-то доносились короткие и резкие звуки выстрелов танковых орудий. Как тут разобрать, где свои, а где чужие? По мере того как становилось светлее, стало легче разглядеть местность. Мы медленно двинулись в сторону озера. Снова резкий грохот выстрела танковой пушки! Все вздрогнули, увидев, как вспышка осветила небо. Проклятие! Откуда стреляют? Возле озера, у самого моста, мы увидели пылающий русский танк. Вокруг него лежали убитые и раненые солдаты. Потом мы наконец встретили свои танки. Командир разведывательного взвода доложил обстановку. Мы объехали озеро, медленно двигаясь вверх по пологому склону к окраине поселка, а затем по неглубокому оврагу между домами выехали на огневую позицию. Тут показались три русских танка. Не более чем в ста метрах от нас. на свету показался силуэт первой машины.
Мы резко повернули влево. Танк развернулся на месте и подъехал поближе к оврагу. Орудие развернулось, блеснул выстрел, и первый 88-мм снаряд, с ревом вырвавшись из ствола, вонзился в массивный черный корпус танка. Сквозь дымку выстрела мы разглядели попадание. Из всех люков в небо взметнулись языки пламени. Вдруг чуть дальше показался второй танк. Второй выстрел — попадание! Но танк не загорелся. Третий выстрел. Наконец в туманное утреннее небо над крышами домов поднялся огненный гриб. Мы были возбуждены; хриплые голоса экипажа заглушали гудение и треск переговорных устройств. Вытяжной вентилятор с гудением высасывал из танка пороховой дым. Потом из низины прямо перед нами появился еще один русский танк. Быстрое наведение; новый снаряд в ствол! Выстрел — попадание! То, что еще секунду назад было черным гигантом, превратилось в яркое огненное облако, увенчанное маслянистой шапкой черного дыма, окутавшего вскоре весь танк.
Короткая остановка, чтобы оглядеться. Потом — вперед! «Тигр» перевалился через насыпь, наклонился вперед и, дробя в щепки заборы, деревья и кусты, начал прокладывать себе путь к окраине поселка. Только тогда русские стали вылезать из канав и из-за изгородей с поднятыми руками. Они побросали оружие на землю и сдались. Чуть позднее справа от нас атаковали танки нашей 5-й роты, завершившие зачистку прорвавшихся русских войск. Те, кто не сложил оружие и пытался бежать на север по открытой местности, были срезаны трассирующими пулеметными очередями. При свете дня прорывы русских казались менее опасными, чем во время упорного ночного боя. Подъехал наш командир и поздравил нас с успехом. «Пожарная команда» на бронетранспортерах заняла позиции для атаки. Но они уже могли спокойно возвращаться — дело было сделано. По утреннему небу неслись облака. Снаружи стоял ужасный холод, и ветер вышибал из глаз слезу.
На расположенном неподалеку сахарном заводе началось изъятие запасов сахара. Все проходящие моторизованные части старались закинуть в грузовики, тягачи, бронемашины, передвижные радиостанции и легковушки как можно больше стокилограммовых мешков с сахаром. Машины подъезжали на погрузку со всех сторон быстрее, чем по сигналу тревоги. Слух распространился по прилегающим участкам фронта с невероятной скоростью. Но это никого не волновало. Рано или поздно русские окопаются на этом заводе или он просто сгорит. О вывозе таких огромных запасов в тыл не могло быть и речи, не говоря уже об эвакуации по железной дороге.
Во второй половине ноября было принято решение нанести контрудар из района Бердичева, чтобы снова занять Киев и старые позиции на Днепре. Советское наступление из района Киева пока буксовало. Неустойчивое положение фронта давало шанс на успех в случае, если удастся организовать необходимое снабжение немецких танковых и механизированных частей. В сводке ОКВ от 6 ноября говорилось: «Между Кременчугом и Киевом наши войска выбили советские части с ряда островов на Днепре и продолжают отражать непрерывные атаки противника в излучине Днепра к юго-востоку от Киева. В этих боях моторизованная дивизия «Дас Райх» уничтожила свой 2000-й танк с начала года». Эта 2000-я победа была записана на счет наших «тигров».
Житомир
Немецкое контрнаступление, начатое из района Бердичева при нехватке техники и людей против численно и материально превосходящих сил Красной Армии, уже в самом начале привело к занятию Житомира. Примерно в шестидесяти километрах к востоку от линии Коростень — Радомышль, встретив упорное сопротивление русских, наступление замедлилось и наконец остановилось, словно скованное леденящим холодом декабря.
Эта атака силами танковой дивизии «Гроссдойчланд», 1-й и 7-й танковых дивизий и дивизий СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и «Дас Райх» была обречена на неудачу, но, по крайней мере, с ее помощью удалось остановить прорыв Красной Армии в сердце Украины и на время стабилизировать фронт.
Сразу же после взятия Житомира 2-й батальон был переброшен в район Корнин — Скочище к западу от Фастова, к железной дороге.
В 3 часа утра танки были погружены на поджидавший эшелон, путь которого лежал на Житомир по местам, кишащим партизанами и отбившимися от своих бойцами Красной Армии. Танки были готовы к бою. В 11 утра из дымки показались большие дома, склады, заводы и сараи. Это был Житомир, вторично занятый нашими войсками три дня назад.
Мы быстро разгрузили эшелон и расположились на постой напротив железнодорожной станции, ожидая прибытия остальных частей. Часть гражданского населения уже вернулась в город. Работа железной дороги быстро была налажена, дороги для подвоза припасов были приведены в порядок, и большой город вернулся к нормальной жизни.
Утром 24 ноября полк собрался в ангарах на аэродроме у северной окраины города. Мы получили пайки и около полудня выступили по шоссе в направлении на Коростень и Радомышль.
Пройдя примерно 70 км, мы вышли на участок 7-й танковой дивизии и дивизии «Дас Райх». Найти постой в переполненных городах удалось лишь к ночи. Утром 25 ноября «тигры» построились для марша в сторону фронта. Нам приходилось объезжать огромные минные поля; из-за взорванных мостов возникали задержки. Вдоль дороги стояло множество выгоревших советских танков. Просто удивительно каким количеством танков оперировали русские!
Вблизи линии фронта по обе стороны от дороги занимала позиции артиллерия. Телефонные провода вились по серовато-бурой земле и исчезали в домах или окопах. Вокруг сновали посыльные на мотоциклах, санитарные фургоны и легковые машины. Здесь впервые вступили в бой реактивные минометы, минометы и огнеметы, установленные на бронетранспортерах. Над всем этим висело затянутое низкими тучами небо, придававшее прифронтовой полосе мрачный вид. Вскоре «тигры» свернули с дороги налево и сосредоточились у деревни в километре от линии фронта, где тут же были произведены все необходимые приготовления. Потом пришел приказ танкам идти в атаку.
Не сдерживаемые больше ничем, танки проламывались сквозь препятствия, круша все, что попадало под их гусеницы, и двигались в направлении цели, делая короткие остановки для стрельбы. Наш танк вышел из строя. «Отказ двигателя!» — крикнул механик-водитель. Термометр показывал температуру 120 градусов. По радио пришел приказ от Кальса: «Оставить строй и вернуться на исходные позиции».
Мы на время остановились, чтобы подождать, пока остынет двигатель «тигра», но и после этого удавалось передвигаться лишь короткими отрезками — вышел из строя вал вентилятора. Мы медленно ехали вдоль своих позиций.
Наступила ночь. Линию фронта освещали вспышки выстрелов, пожары и взмывавшие в небо белые и красные сигнальные ракеты. Около 11 часов вечера что-то произошло. Русские танки открыли огонь, и из низины на ничейной полосе эхо доносило гул разрывов. Темноту разрывали строчки трассирующих пуль.
Вдруг двигатели русских танков взревели у самых наших позиций, и началось светопреставление. Всего в 200 метрах, среди свежих пожаров — яркие вспышки выстрелов танковых орудий. Ночная атака русских!
Ночью стало почти так же светло, как днем, и весь участок фронта озарился тусклым светом пламени. Этот свет выхватывал черные тени, призраками проносившиеся мимо. Сначала было замечено три танка, потом — пять, шесть… Они выходили на огневую позицию. Еще одна победа. Танк взорвался, выплюнув в небо высоченный столб огня. Никто не знал, где были наши танки, а где русские. Различить их можно было только по шуму двигателя. Однако точное их местоположение определить было невозможно — ужасная ситуация для нашего танка. Не имея возможности сразу вступить в бой, мы вынуждены были ждать.
Было уже далеко за полночь, почти 3 часа утра, когда четвертый русский танк превратился в яркий факел перед немецкими позициями, среди пожаров, дыма и взрывов. Потом шум боя стих.
По всему полю в ночной темноте пылали пожары. Ночная атака русских провалилась. Вражеской пехоте не удалось занять даже наши передовые окопы. Все вражеские танки были уничтожены ротой на Pz-IV. Когда наш поврежденный «тигр» утром 26 ноября полз в тыл, к штабу роты, нам встретился командир полка «Дер Фюрер». Он попросил, чтобы мы, несмотря на поврежденный двигатель, остались и помогли хотя бы укрепить оборону на участке полка. «Тигр» медленно вернулся назад и занял огневую позицию на обратном склоне высоты. Постепенно туман, скрывавший лощину, в которой, как мы подозревали, занимала позиции русская пехота, начал редеть.
Когда туман и дымка наконец рассеялись, наш «тигр» внезапно оказался лицом к лицу с двумя Т-34. Первый, судя по всему, потерял ход, и второй пытался оттащить его на буксире. Экипаж немедленно занял места в танке. Мы выехали на огневую позицию и с 800 метров открыли огонь по легкой, на первый взгляд, цели. Но первый выстрел дал перелет. Второй снаряд также просвистел выше цели, а третий зарылся в землю, не долетев. Проклятие! Что происходит? Потом из деревни выехал третий Т-34, видимо, намереваясь прикрыть буксировку подбитого танка. Четвертый и пятый снаряды пошли в нужном направлении, но дали перелет и недолет. Все было бесполезно, и мы готовы были расплакаться от бессилия! Три вражеских танка как на ладони — и ни единого попадания. Наконец выяснилось, в чем проблема. Разболтался прицел, и эту неисправность нельзя было быстро устранить. Под яростными взглядами экипажа «тигра», преследуемые совсем не благими пожеланиями, русские танки скрылись в дальней деревне.
Ночью прибыл оружейный мастер и привел в порядок прицел, используя в качестве цели точку примерно в километре от позиций. Мы снова вернулись в дело! Однако вражеские танки больше не показывались. Поволноваться заставила только атака русской пехоты ранним утром 27 ноября, захлебнувшаяся под плотным огнем пулеметов и огненным ливнем фугасных снарядов.
В течение ночи 28 ноября несколько человек серьезно пострадали от огня вражеской артиллерии. Их уложили на ротном КП, крытом брезентом и освещенном тусклыми масляными лампами. Вывезти раненых можно было только утром, если они доживут до этого времени. Слышать их стоны было невыносимо тяжело. Снаружи в ночи двигались часовые и разведчики. Время от времени тишину нарушали короткие, а иногда и довольно продолжительные артиллерийские налеты. В такие моменты нужно было вовремя пригнуть голову. Каждый напряженно вслушивался в звуки разрывов и вой снарядов. Куда они попадут? На третью ночь нас сменили другие танки. «Тигры» вернулись в тыловой штаб роты для ремонта и пополнения боезапаса.
Наконец в начале декабря наступили долгожданные морозы, положившие конец дождям и распутице. Линия фронта оттянулась назад, к окраинам населенных пунктов, ища укрытия от ледяного ветра за домами и заборами. Особенно холодны были ночи. Командный пункт роты перенесли в более крупную деревню, откуда было легче попасть к линии фронта.
В полдень 2 декабря была объявлена тревога. Поступили сведения, что русские прорвались на левом фланге полка. Уже через 30 минут резерв сосредоточился на обратном скате высоты на угрожаемом участке рядом с минометными батареями. Резерв состоял из нашего «тигра», роты разведывательных автомобилей, зенитного пулемета и горстки саперов. Нам коротко объяснили ситуацию, полагая, что остальное мы поймем уже на месте. Обойдя высоту слева, наш небольшой отряд устремился с запада к небольшой деревушке в 8–9 дворов, которую, по донесениям, занимали русские. Атака была проведена без артподготовки. Опыт показывал, что в таких ситуациях единственную надежду на успех дают скорость и решительность натиска. Мы подъехали почти к самому краю деревни без единого выстрела. Странно. Вдруг из дома справа от нас выскочили несколько человек в замызганной форме. Застрочил башенный пулемет. И только тут, едва не опоздав, мы поняли, что это немецкие солдаты, сопротивлявшиеся до последнего. В коричневой камуфляжной форме их было трудно отличить от русских, особенно если учесть, что нам было сказано, что немецких солдат в деревне не осталось. Двое были ранены, а третий вовремя успел броситься на землю.
Потом наш «тигр» вошел в деревню, повернул направо в ее центре и, проламываясь сквозь заборы и сады, выехал на открытое место. Перед нами открылся поразительный вид. По всему полю, до самых русских окопов у деревни в километре от нас, при виде прорвавшегося немецкого отряда начали вскакивать люди в бурых шинелях. Наш «тигр» врезался в эту массу, не давая им опомниться, и начал кружиться посреди общей суматохи. Бронетранспортеры вышли на огневую позицию — застрочили пулеметы. Возник невероятный хаос!
Толпы советских пехотинцев вскакивали, носились из стороны в сторону, бежали назад, вперед, потом снова назад. Они бежали во все стороны, не раздумывая, бросались на землю и попадали под гусеницы «тигра», безжалостно давившие их. Мелькали лица, словно призраки, с вмороженными гримасами страха и ярости. После нескольких очередей оба пулемета заклинило. Наш «тигр» открыл огонь фугасными снарядами, но вдруг огонь прекратился. От него просто не было толку. «Тигр» гнал русских большими толпами к немецким позициям, где уже образовывались группы пленных.
Вдруг «тигр» очутился в каких-то 200 метрах от окраины деревни и глубоко в тылу русских. В левую сторону корпуса ударил металл. Боевое Отделение осветила резкая вспышка. Противотанковая пушка… почти в упор!
Дело обретало опасный оборот. Укрываясь в канаве, русские откуда-то подтащили на огневую позицию противотанковое орудие. А может быть, они просто встали к одному из брошенных орудий. Мы влепили еще несколько фугасных снарядов в беспорядочную толпу на окраине занимаемой противником деревни. Запылали еще несколько домов, а «тигр» без повреждений задним ходом вернулся к немецким позициям.
Рассказ унтершарфюрера Зигфрида Мелинката, 2-я рота 5-го танкового полка СС
5-й танковый полк СС «Викинг», 17 ноября 1943 года — атака на Свидовок на Днепре в качестве наводчика в экипаже Pz-IV командира боевой группы Йессена.
На рассвете танки Pz-IV и Pz-III и штурмовые орудия готовились к атаке. Позднее к ним присоединились армейские 105-мм самоходные гаубицы. Орудие танка командира боевой группы оберштурмфюрера Йессена вышло из строя почти с самого начала, он пересел в наш Pz-IV, и мы двинулись к окраине Свидовка. Пехота полка «Вестланд» наступала по обе стороны от просеки. Русские поспешно отступили и заняли позиции на окраине городка. Вдруг оттуда открыла огонь 45-мм противотанковая пушка. Первый снаряд пришелся в жалюзи смотровой щели механика-водителя. Еще одно попадание вывело из строя блок предохранителей, и произошло замыкание. В моторном отделении возник пожар, но его быстро потушили. Я выпустил несколько фугасных снарядов, но дым от горящих домов мешал целиться. Механик-водитель был ранен в голову и ничего не видел. Радист и заряжающий оттащили его в тыл.
Мы с Йессеном остались возле танка, по которому не переставали стрелять противотанковые орудия. Потом русские атаковали и отбросили нашу пехоту. Нам пришлось бежать вместе с пехотинцами, чтобы не попасть в руки противника. На опушке леса Йессен собрал рассеявшихся солдат, чтобы организовать ответный удар. С «вальтером» в руках он ободрял пехоту. Я схватил МГ-34 с ленточным питанием. С криками «ура!» мы выскочили из леса, и русские бросились обратно. Я видел бегущих впереди русских и стрелял из пулемета от бедра. Вскоре мы вернулись к своему Pz-IV. Йессен хотел, чтобы штурмовое орудие отбуксировало его в тыл. Для этого мне нужно было залезть на место механика-водителя и поработать тормозами бортовых фрикционов. Я выглядывал из-за угла дома, считая время между разрывами снарядов противотанковой пушки: восемь или девять секунд. За это время я должен был занять место механика-водителя. Вперед! Выстрел — взрыв. Одним прыжком я вскочил на корпус танка и нырнул в люк над водительским сиденьем. Тут же последовало новое попадание — в маску пушки. Тем временем Йессен привел штурмовое орудие. Но не успело оно развернуться, чтобы буксировать нас, противотанковая пушка попала ей в борт, тяжело ранив унтершарфюрера Понтера Плоэна.
Только второй самоходке удалось сделать дело. Она пересекла открытое место и заняла место перед нашим танком под прикрытием дома. Потом она потащила наш Pz-IV по широкой дуге в обход деревни, прямо через скопление русских, готовившихся к новой атаке. Все мое внимание было поглощено буксировкой и фрикционами. Противотанковая пушка вела ожесточенный огонь по танку, неизбежно подставлявшему ей борт. Попадание в корпус, попадание в башню, попадание в двигатель… Взрывы гремели вокруг меня. По лбу струился пот. В любой момент танк мог вспыхнуть и взорваться. Оторванный кусок смотрового прибора командирской башенки с лязгом свалился вниз и ударил меня по плечу. Проклятие, вот это боль!.. Я захлопнул крышку люка над местом механика-водителя, чтобы в него больше ничего не падало. Потом подо мной, со стороны радиста, раздался грохот. Танк подскочил, и я собственной головой попробовал на прочность крышку люка.
Перед глазами поплыли звезды. Штурмовое орудие затащило наш танк на мину. Гусеница была сорвана, двух катков — как не бывало. Вот и все! В довершение всех бед русские обошли нас и атаковали с фланга. Теперь оставался только один выход — наружу. Я схватил в охапку шифровальные документы и электрическое запальное устройство, так как времени взрывать танк не было. Русская пехота, атаковавшая с криками «ура!», была уже метрах в шестидесяти. Две самоходные гаубицы остановились и открыли огонь по массе пехоты фугасными снарядами. Я бежал, чтобы не оказаться отрезанным, спасая свою жизнь, и вдруг услышал взрыв за спиной.
Оглянувшись, я увидел, что наш танк охвачен огнем. Одна из гаубиц выстрелила по нему, чтобы он не достался противнику. Я едва не закричал от ярости. Столько бед навалилось сразу! Все усилия пропали даром, и впереди ждали лишь новые потери. Я молча побежал в тыл, чтобы доложить о потере танка. Солдатская удача была не всегда на нашей стороне!
Действия «тигров» 1-го танкового полка СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» на востоке
Танковая дивизия СС «Лейбштандарт» была поднята по тревоге 5 ноября и переброшена по железной дороге на восток. Прибыв к месту назначения 11 ноября, на следующее утро она была направлена в распоряжение XXXXVII танкового корпуса, который должен был наступать двумя ударными группами в направлении шоссе Киев — Житомир. В дивизии была всего одна рота «тигров» — 13-я тяжелая танковая рота 1-го танкового полка СС, и эти «тигры» были брошены в бой 13 ноября. Около полудня они достигли реки Каменка, и оберштурмбаннфюрер СС Шебергер, командир танкового полка СС, приказал переправить их через реку восточнее села Почуйки. К югу от речки Унава танки впервые столкнулись с массами вражеских танков. Сначала в бой был брошен батальон «пантер», который оказался прямо на пути вражеского танкового удара. Когда рота «тигров» под командованием гауптштурмфюрера Клинга двинулась вперед, противник уже пришел в движение. Целью атаки был назначен Брусилов — там противник сосредоточил 1-й, 5-й и 8-й гвардейские танковые корпуса.
В последовавшем бою отчаянно сражались два взвода под командованием унтерштурмфюреров Вендорфа и Витманна.
К полудню один только экипаж Витманна, в котором 88-мм орудие наводил Бальтазар Волль, подбил десять Т-34 и восемь противотанковых орудий. Далее Витманн двинулся на разведку и обнаружил еще одну пушку и несколько Т-34, которые он атаковал вместе со своим взводом. Взвод Вендорфа также принял участие в бою, в результате которого были подбиты все одиннадцать танков и противотанковых орудий.
К вечеру на счету экипажа Витманна значилось еще десять Т-34 и семь противотанковых пушек. Только после нескольких дней боев, 24 ноября, 1-й танковой дивизии СС удалось взять Брусилов. Дивизии немецкой 4-й танковой армии перегруппировались. 1-я и 7-я танковые дивизии и 1-я танковая дивизия СС «Лейбштандарт» должны были нанести удар во фланг советской 60-й армии из района Каменка — Федоровка. «Тигры» атаковали 6 декабря. Противотанковый рубеж в районе села Стырты был прорван. При этом было уничтожено много противотанковых орудий. Затем экипаж Витманна подбил советскую самоходку, и вскоре село Стырты было взято. Нагнав длинную колонну отступающего противника, «тигры» разгромили ее фугасными снарядами. Танки продолжили движение на Головино. Когда русские танки начали стрелять, «тигры» открыли ответный огонь и сровняли противника с землей. Михаэль Витманн, подбивший в эти дни свой 66-й танк на востоке и примерно такое же количество противотанковых орудий, любил говорить: «Каждый танк имеет значение, но каждая противотанковая пушка — вдвойне». С ним согласился бы любой танкист. Хорошо замаскированное противотанковое орудие трудно обнаружить. Высокий темп стрельбы, при котором командир танка не успевал его заметить, делал противотанковую пушку одним из самых опасных врагов танка.
Когда противник прорвал позиции немецкой 4-й танковой армии в районе Бердичева, три танковые дивизии, включая и «Лейбштандарт», были брошены на юг, чтобы снова заткнуть брешь. На Рождество танковая дивизия СС «Лейбштандарт» заняла позиции на северной окраине Бердичева. «Тигры» дивизии «Лейбштандарт» получили поддержку со стороны 1-й танковой дивизии, и русские танковые части, наступавшие с севера, были остановлены и уничтожены.
Ранним утром 9 января Витманн отправился на разведку вместе с двумя командирами — Лецшем и Вармбрунном. Следуя указаниям пехотинцев, три «тигра» съехали в неглубокий овраг. Когда на противоположном склоне показались танки противника, все три «тигра» одновременно открыли огонь. Лецш и Вармбрунн подбили по два Т-34, а Витманн — шесть. 13 января Михаэль Витманн получил Дубовые листья к Рыцарскому кресту за 88 подбитых танков.
Рота «тигров» снова была поднята по тревоге уже вечером, когда русские танки прорвали оборону. Когда «тигры» прибыли в район боев, два полка Красной Армии уже двинулись в наступление следом за Т-34. «Тигры» вступили в бой с танками, выдвинувшимися дальше всех, и в наступающей темноте завязалась схватка.
Противник был остановлен, и наступило короткое затишье.
На следующее утро немецкие войска нанесли удар силами всего танкового полка и пехоты. Бой длился несколько часов. В этом сражении командир 13-й роты гауптштурмфюрер Клинг подбил свои 37-й и 38-й танки.
Однако наиболее удачливыми в этих боях, несомненно, стали Витманн и его надежный наводчик Волль. На их счет было записано не менее шестнадцати побед. Около полудня второго дня Витманн доложил об уничтожении еще трех танков и трех самоходных орудий.
15 января 1944 года, на следующий день после того, как дивизия СС «Лейбштандарт», уничтожившая более 100 танков и самоходок, удостоилась упоминания во фронтовой сводке, наводчик из экипажа Витманна получил Рыцарский крест из рук командира дивизии Теодора Виша в знак признания его вклада в 88 побед.
Когда замкнулось кольцо окружения под Черкассами, в котором оказался целый армейский корпус, дивизия «Лейбштандарт» покинула район Житомир — Бердичев и отправилась на помощь окруженным дивизиям. Вместе с ней отправилась и 13-я рота со своими «тиграми».
На совещании командиров ранним утром 6 февраля в качестве первой задачи был указан выход на рубеж реки Гнилой Тикич. Через полчаса «тигры» 13-й роты уже тащились по грязи. Во главе тяжелой роты с двумя взводами двигался гауптштурмфюрер Клинг. Унтерштурмфюрер Вендорф шел на левом фланге, оберштурмфюрер Витманн с пятью «тиграми» — на правом. Они встретили танки советского 5-го гвардейского танкового корпуса, и в последовавшем бою Витманн со своим экипажем подбил девять вражеских машин.
Одерживали победы и другие командиры танков. Атака продолжалась и на следующий день. Два «тигра», выведенные из строя вражеским огнем, были отбуксированы в тыл и отремонтированы в течение ночи. К вечеру 8 февраля дивизия «Лейбштандарт Адольф Гитлер» пробилась к реке Гнилой Тикич. Спустя два дня произошло ожесточенное сражение, в котором приняли участие танковая группа Бэке и 503-й тяжелый танковый батальон из состава вермахта. 17 февраля внутри кольца окружения были сформированы три группы, готовившиеся к прорыву. Деблокирующим частям в одиночку прорвать кольцо было не по силам, и они ударили всеми танками навстречу прорывающимся. В этой атаке приняла участие и 13-я рота, командир которой гауптштурмфюрер Клинг получил ранение. Михаэль Витманн принял командование ротой и продолжал руководить ее действиями в течение нескольких недель после того, как из окружения были спасены 35 000 солдат. В боях под Черкассами было потеряно семь «тигров».
Когда немецкая 1-я танковая армия попала в «котел» под Каменец-Подольским, рота «тигров» пробила себе путь из окружения. Истощенная до предела дивизия «Лейбштандарт» была выведена для пополнения и переброшена в Бельгию. Там рота «тигров» составила ядро формируемого 101-го батальона «тигров» корпусного подчинения в составе I танкового корпуса СС.
Михаэль Витманн был вызван в Ставку фюрера для получения Дубовых листьев к Рыцарскому кресту. Его новым назначением стала должность командира 2-й роты 101-го тяжелого танкового батальона СС. В это же время был сформирован 102-й батальон «тигров» корпусного подчинения в составе II танкового корпуса СС. Его основу составила тяжелая 8-я рота 2-го танкового полка «Дас Райх».
Переход к обороне на участке танкового полка «Дас Райх»
В том, что русские накапливали силы, не было никаких сомнений. Пока они подтягивали войска, перегруппировывались и пополнялись, нам приходилось оттягивать в тыл боеспособные танковые дивизии, чтобы бросить их в бой на угрожаемых участках фронта. В многочисленных листовках, разбрасываемых с самолетов над фронтом, русские открыто говорили о ближайших планах. Они говорили о том, как будут поить коней из Буга, Вислы и Одера!
Тем временем земля подмерзла, и даже если в начале декабря столбик термометра и не опускался до минус 40, холод все же сильно осложнял жизнь немецким войскам.
Ветер волнами гнал снег по зимним равнинам и оврагам. Снежинки белым покрывалом ложились на перепаханные гусеницами поля, разрушенные дома и разбитые дороги. Холодными темными ночами вдали, в тылу мерцали огоньки деревень и домов. К северу и к востоку от нашей стоянки расположились реактивные минометы, позиции артиллерии, тяжелые и легкие зенитные орудия. Они сливались со склонами и оврагами вокруг деревень. Дым от печек, установленных в землянках, весело поднимался в небо и кружился на ветру. Долгие дни линия фронта оставалась тихой и спокойной, зарываясь в землю.
В один из дней, когда над сияющими снежными полями раскинулась безоблачная синь декабрьского неба, все утро и весь день раздавался рев приближающихся советских самолетов. Не один раз — раз пять или шесть — советские самолеты налетали на деревню. Были погибшие и раненые, разрушенные дома, горящие машины. Опасность воздушных налетов стала неприятным сюрпризом. Экипажи сидели по домам и не могли вовремя укрыться под танками. Разумеется, русские бомбардировщики обнаружили танки, стоящие возле домов, и сосредоточили атаку на них.
Строчки очередей тяжелых пулеметов ложились на землю, словно жемчужные ожерелья, среди разрывов бомб, сброшенных на дома и машины. В ясное зимнее небо поднималось пламя, столбы огня и дыма тянулись вверх. Часто речь шла о жизни и смерти. Полуодетые танкисты умывались в домах, когда услышали стук очередей и рев пикирующих и выходящих из пике самолетов. Вскоре вокруг танков началась свистопляска ракетных разрывов. В такие минуты, когда смерть приближалась с таким гулом, что, казалось, можно было услышать, как она насвистывает на ходу, а то и увидеть ее лицом к лицу, каждый безмолвно молился, чтобы смерть обошла его стороной — хотя бы еще раз. Между тем приближалось Рождество 1943 года. Солдаты писали письма, мысленно оставаясь рядом с далекими любимыми. В основном боевой дух был на высоте. Вскоре дивизию должны были вывезти на переформирование на полигоны в Штаблаке и Оржише в Восточной Пруссии.
На ночь 5 декабря — раннее утро 6 декабря была назначена танковая атака на участке полка «Дер Фюрер».
Когда в 6 часов утра все боеспособные «тигры» дивизии выстроились на обратных склонах холмов за немецкими позициями, приказ об атаке был внезапно отменен. Ровно на 6.30 была намечена массированная артподготовка, которая должна была обрушиться на танки и артиллерию на русских позициях. Однако до этого момента на фронте царила тишина, и все постоянно поглядывали на часы. Отдельные роты, получившие указания о секторах для наступления, ждали приказа атаковать. Потом раздался рев всех орудий; снаряды вылетали из ствола с яркими вспышками. Сквозь прицел орудия открывалась ужасная, даже на взгляд нашего пехотинца, картина сражения. Все вражеские позиции были накрыты плотным артиллерийским огнем. Куда ни глянь, мелькали яркие вспышки взрывов и виднелись серые, желтые или белые столбы дыма и грязи высотой в дом. Залп за залпом с ревом проносился над головами и зарывался среди домов. В промежутках между ними слышался глухой рев, все усиливавшийся и пугающий, огненными струями обрушиваясь на вражеские позиции — это вели огонь реактивные минометы. Много позже, когда «тигры» уже вернулись на прежние позиции, противник нерешительно открыл огонь. Похоже, русские получили свое на несколько дней вперед!
Было запланировано наступление на Радомышль, город в верхнем течении реки Тетерев километрах в двадцати к северу от шоссе Житомир — Киев. Части парашютной дивизии, переброшенные из Германии, при поддержке танкового полка «Дас Райх» должны были принять участие в локальных контрударах с целью спрямления линии фронта.
В 17.00 9 декабря началось выдвижение на исходные позиции. Ударную силу целой группы составляли пять «тигров» и рота Pz-IV, которые должны были поддерживать атаку парашютистов. Потом «тигры» двинулись вперед, и мы увидели зимний мир с точки зрения танкиста — через люки стальной движущейся крепости.
В предутренней мгле трудно было найти путь. Приближаясь к ручью по опасной болотистой местности, первый «тигр» на несколько метров промахнулся мимо дороги и увяз в топком грунте вместе с двумя следовавшими за ним танками. Головной танк проломил корочку промерзшего грунта и, обеими гусеницами подняв на поверхность черную грязь, с трудом выбрался на твердую землю, ревя двигателем на полной мощности. Второй танк остановился и увяз намного глубже в мокрых колеях, взрытых гусеницами первой машины.
Третий танк также остановился, попытался развернуться влево и глубоко увяз кормой в болоте. Половина его гусениц была покрыта грязью. Все наружу! С каждой минутой танк уходил в топь на несколько сантиметров. Вспыхнули фонари. Лихорадочными движениями люди откапывали лопатами гусеницы, крепили буксировочные канаты, и уже через десять минут вытащили первый танк. Несмотря на леденящий утренний холод, их рубашки липли к потным телам. Танки были вытащены и, несмотря на часовую задержку, вовремя прибыли на исходную позицию.
Ровно в 7.30 вместе с ротой парашютистов начали наступление на русские позиции в лесу. Боем руководил командир роты. Из дыма и пламени леса вынесли первого раненого. Сломанные стволы деревьев, убитые русские и шум сражения отмечали путь «тигров», вырвавшихся вперед и вступивших в бой. Была налажена радиосвязь и получены приказы. Впереди, среди заснеженных темно-зеленых елей, первые танки двигались, раскачиваясь, словно доисторические животные. Над землянками поднимался огонь; среди деревьев плавали облака дыма и пороховых газов. Повсюду носились хромающие лошади, а в переплетениях корней вывернутых из земли деревьев лежали убитые и раненые русские. Трассирующие пули свистели все ближе, впиваясь в стволы деревьев. Царил ни с чем не сравнимый хаос, в котором трудно было найти дорогу. Бой в лесу — совершенно особенное дело. Приходится все время быть настороже, если хочешь выбраться невредимым. Под прикрытием огненных змей, вырывавшихся из стволов 88-мм орудий, вслед за голубоватыми дымками разрывов своих ручных гранат вперед рвались штурмовые группы парашютистов. Черт возьми! Вот они — отборные войска! Они продолжали наступать, несмотря на большие потери в лесной схватке и упорное сопротивление врага. Подминая деревья лобовой броней и гусеницами, «тигры» проламывали проход среди высоких деревьев. Чтобы не повредить танки, танкистам приходилось следить за гусеницами и стволами орудий внимательнее, чем за русскими. Мы вышли из танковой колонны вправо, поднялись по склону и оказались перед заросшей лесом лощиной. На ее краю оказался набитый солдатами окоп. Наши пулеметы застучали одновременно, вгрызаясь в дзоты, над которыми вскоре показались пламя и дым. Мы видели, как в нескольких метрах от нас русские выскочили из окопа и скрылись в густом подлеске.
Два фугасных снаряда разнесли дзоты, отшвырнув доски и бревна в лощину. Русские попытались напасть на нас под прикрытием подлеска, окружавшего «тигр». Мы бросили в кусты несколько гранат, надеясь, что это даст желаемый результат. И все же ситуация, когда мы не могли ничего разглядеть, была довольно неприятной.
Вдруг мы заметили на противоположной стороне лощины русского, бежавшего по тропинке с противотанковым ружьем в правой руке. Это была не отвага — это было безумие! В тридцати метрах от танка он нырнул в окоп и начал медленно поднимать над его краем ствол противотанкового ружья. Нам казалось, что это воображение играет злую шутку! Мы медленно опустили ствол орудия и надавили на кнопку выстрела: тяжелый шлепок — и сразу же взрыв. Сквозь завесу огня и дыма мы увидели взрыв перед окопом. Солдат взлетел в воздух вместе с комьями грязи и упал. С удивлением мы наблюдали, как он уползает по лесной тропе. Мы еще раз прошлись из пулеметов вдоль окопов и лощины, срубая ветки деревьев среди дыма и пламени, а затем отправились назад. Повернув налево, мы быстро соединились с остальной ротой, которая сумела пробиться к противоположному краю леса, но понесла значительные потери. Здесь она тоже остановилась перед «нашей» лощиной, проходившей поперек всего участка атаки вдоль опушки леса. Первый «тигр» спустился вниз по песчаному склону оврага, чтобы выйти на равнину и открыть путь для наступления на Радомышль, но вскоре он застрял. Атака остановилась. Русские удерживались по обе стороны от захваченных нами окопов и начали наносить сильные контрудары по флангам нашей ударной группы.
Наверное, был уже полдень, когда мы получили приказ по радио отправиться на левый фланг наступления. Мы прошли между высокими деревьями и краем лощины, развернулись на 90 градусов на узком пятачке песчаного грунта и сдали назад на несколько метров. Орудие нашего танка нависало над самым краем лощины. Глубоко зарывшись в песок, гусеница натянулась и сорвала левое ведущее колесо. Мы стали вторым неподвижным танком! Нас переполняла ярость, и сердца отчаянно колотились.
Лишенные хода, мы стояли посреди наступающих русских. Они могли взорвать нас или взять в плен, что могло оказаться равносильным смерти! На расстоянии броска камня мы увидели русских в бурых шинелях, переползавших под прикрытием елей и подлеска, — их была целая орда! Все еще осторожничая, они скрылись в лощине и заняли бункер в лесу. Хотя мы и могли вращать башню, но сектор обстрела был практически никаким.
По радио поступил приказ Кальса подготовить «тигр» к взрыву, чтобы он ни в коем случае не достался врагу. На другой стороне поля мы видели колонну вражеских танков и автомашин, проходившую через деревню, но и в ту сторону мы стрелять не могли. Потом мы увидели новые резервы, подходящие через затянутую дымкой равнину, над которой словно блуждающие огоньки вспыхивали разрывы артиллерийских снарядов. В танке мы держали совет о том, как вытащить наш «тигр». Должна быть возможность сбросить и укоротить гусеницу! Обычно ее резали автогеном или взрывом, но в нашем положении ни тот способ, ни другой не подходили. Поэтому, выбравшись наружу, радист и механик-водитель попытались преодолеть натяжение гусеницы. Они старались изо всех сил и неожиданно сумели сбросить часть гусеницы. Теперь предстояла новая сложная задача: ослабить и стащить ведущее колесо. Тем временем русские стали обращать на нас внимание. Стук молотков возле танка заставил их прислушаться. По левому борту машины застучали пули! Когда открыли огонь пулеметы, мы бросились в песок. Ничего не получится. Они перебьют нас по одному. Они уже начали кидать гранаты! Мы запрыгнули обратно в «тигр» с другой стороны, выпустили, не целясь, несколько фугасных снарядов по верхушкам деревьев, дали очередь из пулемета и снова вылезли наружу. Но через несколько минут все повторилось. Как только мы начали работать молотками, над головами засвистели пули. Удивительно, но никто из нас даже не был ранен. Обратно в танк. Из-за характера местности мы мало что могли сделать. Русские изобретательно использовали ее складки для укрытия. Значит, нам нужна поддержка пехоты. Вскоре появился наш командир Кальс с взводом парашютистов под командованием мирового рекордсмена Харбига.[2] Они отбросили русских обратно в глубь леса. Тем временем наш командир понял, что отчаянная схватка в лесу может привести к тяжелым потерям в роте и к ее окружению. Поэтому днем было решено с наступлением темноты вывести боевую группу из района наступления и отвести на прежние позиции.
После нескольких часов упорного труда мы привели танк в порядок. Хотя сумерки и вечерний туман скрыли от нас равнину, превратив ее в великолепную пляску теней и дыма пожаров и взрывов, смешивавшегося с туманом на опушке леса, шум лесного боя не утихал и после наступления темноты. Наконец ведущее колесо было снято; гусеница была укорочена и сращена. Мы успели закончить работу в последний момент!
Вся боевая группа ждала только сигнала о нашей готовности; чтобы выбраться из этого невозможного положения. В довершение всего с минуты на минуту ожидалась контратака превосходящих русских сил.
Настала ночь, и наша машина с помощью другого «тигра» выбралась со склона и присоединилась к остальным танкам в центре поля боя. Все убитые и раненые были погружены на танки. В это время все части получили приказ медленно отступать к танкам. Мы надеялись, что все получится! Наконец, все было готово. Был дан приказ выступать. Взревели моторы. Длинная колонна танков вырвалась из леса и двинулась обратно по пути наступления. Бледные красные пятна пожаров на поле боя скрывались за темными стволами деревьев. Раненые на нашем танке курили торопливыми затяжками и болтали с товарищами, чтобы отвлечься от произошедшего и сбросить страх и напряжение предыдущих часов.
Когда до наших позиций было, наверное, рукой подать, колонна вдруг остановилась. Что случилось? Где-то впереди вышел из строя «тигр». Его экипаж должен остаться с танком в лесу на всю ночь, чтобы на следующее утро его можно было отбуксировать. При свете фар мы перегрузили раненых и убитых на санитарные машины и грузовики. Взводы и роты построились на лесной тропинке и отправились к своим прежним позициям.
Экипаж оставленного «тигра» провел беспокойную ночь. Молча сидя в танке, они слышали, как русские подошли к танку поближе и обошли вокруг него, несколько раз подтянулись на стволе орудия, разговаривая хриплыми гортанными голосами. Только с рассветом гусеничный тягач отбуксировал их в тыл. Эту ночь им не забыть никогда.
На другой стороне, на присыпанных снегом просеках в восьмидесяти метрах от дороги, росло число свежих земляных холмиков. Все больше и больше радов березовых крестов — могил павших немецких солдат. Наконец, 15 декабря 1943 года дивизия была снята с фронта. Все боеспособные танки были сведены в боевую группу под командованием Эндеманна, здоровенного, светловолосого уроженца Рейнской области. Люди, техника и запасные части 16 декабря отправились в Житомир для погрузки в эшелон. Те солдаты, кто за год ни разу не побывал в отпуске, 19 декабря получили отпускные предписания с приказом вернуться в Штаблак (Восточная Пруссия). Какое счастье — встретить Рождество и Новый год дома!
В сводке вермахта от 24 декабря говорилось, что началось ожидавшееся крупное наступление русских войск в районе западнее Киева. Отпускники из тяжелой роты «тигров» были отозваны в часть телеграммами.
Но где им искать свою часть? Житомир уже давно был занят русскими, неутомимо рвавшимися вперед. За линией фронта царил неописуемый хаос! Все дороги были забиты откатывающимися назад тыловыми частями, ранеными и беженцами. Военные объекты были взорваны. Некоторые из отпускников получили из фронтовых штабов предписание явиться в Штаблак. Тяжелая рота потеряла все танки. Отдельная команда была направлена в Германию для получения новых «тигров».
Наступление советских войск весной 1944 года
После быстрого ремонта машин танковая боевая группа дивизии «Дас Райх» была снова готова к бою.
Рассказывает Эрнст Штренг, командир «тигра»:
— Наконец, 10 февраля 1944 года Тегтхофф привел в Проскуров[3] пять «тигров» и десять Pz-IV. Вместе с ротой «пантер» это была вся техника боевой группы Эндеманна и дивизии «Дас Райх». Эти остатки были развернуты юго-западнее Шепетовки.
Несмотря на численное превосходство, советские войска не могли добиться значительного успеха. В ближайшие месяцы изменений также не предвиделось. На севере наши войска удерживали рубеж по реке Нарве.
На центральных участках фронта русские безуспешно пытались форсировать Березину и Припять. Таким образом, удар Красной Армии на центральную Польшу тоже был маловероятен. На южном участке противник начал операцию на окружение против немецких войск, вклинившихся западнее Черкасс. 30 января началось наступление против немецких войск восточнее Кривого Рога. Благодаря численному превосходству в людях и танках оба наступления русских войск увенчались успехом.
Только во второй половине февраля на южном участке фронта наступило некоторое затишье. Фронт начал стабилизироваться. Крым по-прежнему оставался в немецких руках, несмотря на не прекращавшиеся двенадцать недель атаки русских под Керчью.
Около середины февраля погода начала меняться день ото дня. В один день пути снабжения, шедшие к фронту, превращались в бездонное месиво, непроходимое для машин. На следующий день долины и холмы сверкали на солнце свежим снегом, а свежий ветер затягивал все вокруг волнистой белой вуалью. Северный ветер срывался с холмов в долину, с воем проносясь среди наших убогих домиков и швыряя снег на стоявшие снаружи танки. Тихими украинскими ночами по небу проносились громады туч. Печи в домах топились постоянно. Лишь изредка в просвете между тучами мерцали звезды. Воздушная и наземная разведка ежедневно доносила об усилении русских войск. К фронту подтягивались сильные танковые и пехотные соединения. Каждый раз, посещая тяжелую роту, командир дивизии Хассо фон Мантейфель объяснял, что скоро следует ждать наступления русских.
1 марта «тигры» выдвинулись в район сосредоточения к востоку от села Жемелинцы. Гражданское население уже покинуло этот район, но на лугах продолжал пастись скот, а между деревнями резво скакали табуны лошадей. О них некому было позаботиться. На следующую ночь была произведена разведка на обширной территории, так как большинство путей к линии фронта не подходили для «тигров» из-за болотистой местности.
Атака всеми силами подразделения началась 2 марта. В ее начале в небе над полем боя появились больше трех десятков «штук», с характерным воем атаковавших противника с пикирования. От разрывов сброшенных ими бомб земля задрожала на многие километры вокруг.
Голубые облака дыма от взрывов плыли за горизонт. Началась интенсивная артиллерийская дуэль, сквозь гул которой пробивались слабые, отдававшиеся эхом хлопки выстрелов танковых пушек.
Когда спустились по-зимнему ранние сумерки, немецкие танки, застрявшие перед позициями пехоты и противотанковой артиллерии, вынуждены были отойти с большими потерями. Два «тигра» и три «пантеры» были выведены из строя огнем противника и отправлены в ремонтную роту. Ночью из штаба дивизии пришел приказ повторить атаку 3 марта.
Утром 3 марта всех терзало беспокойство. Связано ли это с предстоящей массированной атакой, которая, как мы знали, не обойдется без потерь? Или виной всему показания пленных, взятых накануне, о сосредоточении мощной группировки вражеской пехоты и танков? Русские дезертиры, вышедшие к немецким позициям незадолго до полуночи, подтвердили, что к линии фронта стянута мощная группировка советских войск. Они утверждали, что ожидаемая массированная атака намечена на утро. До этого момента подобным сообщениям у нас мало доверяли. Запланированный немецкий контрудар должен был состояться при любых обстоятельствах. Но к какой же трагической неразберихе это привело! Даже в докладе Верховного командования вермахта за предыдущий день было спокойно указано, что на южном участке Восточного фронта немецкие войска активных действий не вели, а авиация успешно атаковала скопления вражеских войск в районе Полонного и Шепетовки. К этому времени уже несколько дней шли ожесточенные бои против численно превосходящего противника под Невелем, Витебском и Псковом.
Было 6.15 уфа. Впереди неровными зигзагами по мерзлой дороге к району сосредоточения двинулись первые слабобронированные Pz-IV. Мы все дрожали от холода. По деревне, окружавшей нас, разносились эхом рев двигателей и лязг гусениц.
Остальное произошло чертовски быстро. Мы еще указывали механику-водителю путь среди деревенских мазанок, как вдруг на вытянувшуюся вдоль дороги деревню обрушился беспокоящий огонь русской артиллерии. Снаряды с утробным воем проносились над нами. Где-то между домами поднялся гриб огня и дыма. Он быстро опал, уступив место новому разрыву. Русская артиллерия переносила огонь в глубь деревни. Неудивительно, что шум вдоль линии фронта не прекращался все утро.
Потом вперед двинулся Эндеманн на своем командирском танке, за которым последовала машина командира роты Pz-IV Клосковски, обладателя Дубовых листьев. Мы все тронулись в путь, надев наушники и микрофоны. Со страшным шумом наша колонна пронеслась через покинутую жителями деревню по узкому деревянному мосту, мимо пруда и дальше к северному выезду из деревни. Последовала еще одна короткая остановка. В наушниках раздалось слабое гудение и потрескивание. Экипаж получил указания о цели атаки. Через несколько минут, когда в предрассветных сумерках еще было сложно что-либо разобрать, наши бронированные гиганты вырвались с окраины деревни на мерзлый грунт равнины. С каждым переключением передач выхлопные трубы танков выбрасывали метровые языки пламени, ослепляя шедших сзади. Огонь русской артиллерии довольно точно накрыл наш участок атаки и неуклонно приближался к линии фронта. Утренний холод пробирался сквозь щели и через открытый командирский люк, через который мы пытались с помощью полевого бинокля разглядеть атакующих. Впереди легкие танки образовали огневой рубеж. Один из танков съехал в канаву и застрял. Если бы мы хоть что-то могли увидеть! Вдруг массированный артиллерийский огонь обрушился на танки. Противник заметил нас, а мы никак не могли обнаружить его позиции. Русские открыли огонь из всех стволов всех калибров по наступавшим немецким танкам. Рокочущие взрывы швыряли высоко в воздух и о борт «тигра» грязь, осколки и комья земли. Постепенно рассвело, и видимость улучшилась. Слава Богу, мы хотя бы могли сориентироваться и определить, где находятся позиции противника. Наша легкая рота уже вела тяжелый бой. Ее орудия стреляли без остановки.
Мы уже идем! Но командир нас остановил. Только теперь из полученных им по радио сообщений стало ясно, что русские начали крупное наступление! Массы советской пехоты, которые мы видели невооруженным глазом, захлестнули равнину справа от нас. Повсюду, насколько хватало глаз, двигались бурые точки. Они шли тысячами и тысячами. Немецкие пехотинцы — капли в море — бросились в тыл, спасая свою жизнь.
Сквозь гул, свист и ритмичное «та-та-та» пулеметов послышалось шипение сигнальных ракет. По радио дурные вести шли одна за другой. На равнине рассеялись последние клочья тумана. Утро 3 марта принесло призрачный серый свет — такой же день, как и любой другой. Но для многих этот день станет последним. Потом пришел приказ «тиграм» вступить в бой по обе стороны от железнодорожной станции. Безнадежными усилиями командир пытался спасти хотя бы что-то перед лицом численно превосходившего врага. Горькая ирония заключалась в том, что этот же приказ был смертным приговором для танкового подразделения.
Кругом — марш! Через 300 метров мы повернули прямо к станции. Вид разбомбленных домов и сараев ничуть нас не утешал. Немецкая пехота ушла. Воронки, обломки, куски каменной кладки — все это заставляло нас держаться подальше от развалин ничуть не меньше страха перед ближним боем.
Потом мы выехали к насыпи и увидели, как через широкую, голую равнину надвигается катастрофа. Тысячи и тысячи русских солдат! От самого горизонта шла вперед русская пехота. Среди солдат двигались на конной тяге противотанковые и зенитные орудия. Как же страшен был вид этой массы! Но вот рухнули балки, осыпались стены, взметнулись комья снега, и гусеницы тяжелых танков начали стирать землю в пыль. Наши танки вскарабкались на груду обломков и двинулись в развалины, чтобы занять огневые позиции. Немедленно застучали пулеметы. Очереди трассирующих пуль хлестали по бурым цепям, остановившимся в замешательстве и бросившимся на землю под огнем 88-мм фугасных снарядов. С каждым выстрелом над насыпью поднималось облако дыма, закрывавшее нам обзор. Тихо гудела вентиляционная система. Ящики с боеприпасами опустошались один за другим; гильзы выбрасывались через люки. Танк содрогался и вибрировал. Мы наблюдали за опустошением на другой стороне. Охотничий азарт овладел нами и заставил позабыть об опасности и о том, что происходит вокруг. Любые замеченные русские солдаты безжалостно уничтожались. Но они поднимались снова и снова, оставаясь фанатичными и упорными бойцами, несмотря на опасность и смерть! Мы не знали, длится этот бой час или два. Сотни пуль стучали по стальным бортам нашей машины. Один раз красноармейцы попытались подобраться к нашему танку под прикрытием развалин и полуобрушившихся стен, чтобы подбить нас в ближнем бою, но их ряды были сметены нашими снарядами, и план был сорван.
Благодаря нашим трем «тиграм» эту волну русских удалось прижать к земле и остановить, пусть только на время.
В тот самый момент, когда бой стих, по радио поступил приказ немедленно вступить в бой с вражескими танками перед огневым рубежом роты Pz-IV. Теперь наше оборонительное сражение превратилось в бег наперегонки со смертью. На полной скорости мы выскочили из развалин и двинулись по равнине налево.
Атака русских танков! Это не каких-нибудь три-четыре Т-34. Их темные корпуса выползали из-за горизонта десятками. Дистанция 1400 метров! Ближайшие вражеские танки ярко вспыхнули. Рядом с нами, чуть позади, огромными факелами пылали наши танки. Вид раскаленных добела корпусов на фоне огненного, дымного, кроваво-красного неба выбивал меня из колеи. Повсюду вокруг — туман, клубы дыма, облака пороховых газов, оглушительные взрывы, гром выстрелов и попаданий, рев двигателей и крики раненых и горящих…
Таким было утро 3 марта 1944 года. Мы стояли на огневой позиции рядом с подбитыми и все еще ведущими бой немецкими танками. Снаряд за снарядом вылетали из ствола и вгрызались в тела вражеских танков. На той стороне вертикально вверх поднимался маслянистый дым факелов. Десять… двенадцать… все больше новых Т-34 разлеталось на куски. Это была атака русских танков! Потом она стала заметно буксовать. По-видимому, такого сопротивления они не ожидали. Тогда мы еще толком не знали, сколько потеряно немецких танков. Шесть исправных танков отошли за огневой рубеж «тигров». Горящих русских танков оказалось два-три десятка. Потом русские поняли, что здесь прорваться не получится. Казалось, танковое сражение окончено, и победа у нас в руках.
Однако в полевые бинокли мы наблюдали иную картину, предвещавшую скорое начало драмы. Мы, да и все остальные видели, как длинные танковые колонны противника обходят немецкую танковую группу, поворачивают вправо и под прикрытием голых холмов уходят на фланг и далеко за линию фронта. Не подвергаясь ни малейшей опасности, советские танки скрывались в оврагах позади нас. Мы видели, как их черные корпуса, казавшиеся с такого расстояния миниатюрными, выныривали из-за горизонта и снова скрывались. Там было, наверное, не меньше сотни танков. Не в силах этому помешать, мы чувствовали, что наступает конец!
В этот самый момент командир находился в деревне. Русские применяли знакомую тактику, которой мы и сами пользовались несколько лет назад: прорваться на участке слабого сопротивления, окружить и уничтожить. С запозданием командир обнаружил угрозу и приказал всем танкам отойти на прежние позиции. Не зная, что время уже упущено, мы еще считали, что можем вырваться. Напрасно. От Теггхофа пришел приказ: «Прикрывать отход!»
Повернув влево, мы въехали вверх по склону на огневую позицию. Вдруг мы заметили несущиеся через холмы русские танки. Быстрое решение и приказ: «Противотанковым — 800 метров — огонь!» Облако пороховых газов снаружи и внутри танка на несколько секунд закрыло обзор, а потом мы увидели попадание снаряда в борт вражеского танка. Белая вспышка — и в небо пополз гигантский гриб черного дыма. Страшной силы взрыв разорвал танк на части.
Наконец поступил приказ отходить. Двигаясь широкими зигзагами, мы на полной скорости приблизились к нашим горящим танкам, чтобы спасти все, что можно, вопреки здравому инстинкту самосохранения и безнадежности ситуации. Среди рева и свиста снарядов слышалось стаккато русских пулеметов. Мы остановили машину и погрузили на нее всех окровавленных, искалеченных и стонущих раненых, кто еще мог двигаться и сумел добраться до танка. Эти несчастные быстро облепили корпус и башню, и пришло время уходить. «Полный ход — марш! Вперед!» Раненые, оставшиеся на земле, громко кричали и махали нам руками: «Друзья, помогите! Заберите нас!» Это было бесполезно и безнадежно. Было уже слишком поздно не только для них, но, наверное, и для всех нас. Каждую минуту речь шла о жизни или смерти. Это был конец для них. Возможно, конец для всех нас. Лишь немногие понимали, что путь назад отрезан обошедшими нас вражескими танками и что судьба немецкой танковой группы предрешена.
На полной скорости мы неслись по оврагам, прорываясь через окопы и подпрыгивая, словно лодка на волнах, на поле кровавой битвы, чтобы не отстать от идущих впереди танков.
По радио мы получили известие, что наши исходные позиции и квартиры в Жемелинцах, где находились мосты, по которым можно было переправиться через извилистую, с высокими берегами Горынь, уже заняты врагом. Мы обошли деревню, держа ее в 500 метрах по правому борту. Край деревни был скрыт за склоном. Сквозь дымку в серое небо поднимались языки пламени и столбы дыма.
Сотни вражеских танков вспороли хрупкую немецкую оборону за счет десяти-, а то и двадцатикратного численного превосходства и, не встречая сопротивления, устремились на Тернополь. Противопоставить этим массам было нечего! Повернув на восток, наша колонна прорвалась сквозь атакующую русскую пехоту, чтобы выйти к более пологому берегу и найти брод. Слева и справа среди толп удивленных и растерянных русских пехотинцев рвались наши ручные гранаты. Автоматы и пулеметы начали поливать их огнем, прежде чем они подумали об укрытии. Выскочив к берегу Горыни, мы были растеряны не меньше противника. Болото на севере не позволяло «тиграм» двигаться следом за прорвавшимися в тыл вражескими танками. Все это время русские пехотинцы, окружавшие нас, не решались открыть огонь. Наш командир быстро воспользовался этим, выскочил из машины и подбежал к Тегтхофу, который советовался с Клосковски. Никто не знал, что делать дальше. Наконец было решено силой проложить себе путь через Жемелинцы, а Клосковски со своими легкими танками должен был следовать вниз по течению вдоль берега реки. Вскоре он безнадежно увяз в болоте. Тем временем мы получили разрешение командира на попытку прорыва «тиграми». Чем быстрее, тем лучше! Помочь нам могли только скорость и элемент внезапности. Разворачиваясь, танк фон Айнбека увяз в болоте по самое брюхо и с каждым оборотом гусениц лишь все глубже погружался в грязную жижу. Время стремительно утекало. Пришел приказ: «Экипажу — покинуть машину! Взорвать танк!»
Всем ходячим раненым было приказано переправиться через реку самостоятельно, пересечь высоту на том берегу и попытаться выйти к немецким позициям на юге. Поспешно, как того требовал наш план, мы развернули орудия и расстреляли «тигр» фон Айнбека в упор двумя снарядами.
Наши двигатели иногда бывали способны на чудеса! Мы двигались на восьмой передаче.
Машина Тегтхофа двигалась первой, несясь обратно по той же дороге и не обращая внимания на врагов, спешивших убраться с ее пути. Гусеницы взметали в воздух комья промерзшей земли и несли нас по равнине. Вскоре Тегтхоф повернул влево, проскочил канаву и устремился вверх по склону в сторону Жемелинцев прямо через конные упряжки артиллерийской батареи. Орудийные расчеты и пехотинцы в панике бросились врассыпную и стали бросаться на землю. Нечасто нам доводилось видеть в глазах людей такой ужас и мольбу, словно за ними гнался сам дьявол. В зеркале мы видели, как они подпрыгивают, словно тени, и падают. Потом нам пришлось пережить несколько захватывающих минут. Обороты двигателя вдруг начали падать. Финк переключал с передачи на передачу, но скорость продолжала падать, а дистанция до Тегтхофа — увеличиваться. У нас явно возникли проблемы с двигателем. Финк сообщил, что он не может понять, в чем дело. И это в момент, когда мы шли на прорыв посреди вражеской колонны! Наверное, наши лица побледнели и вытянулись не хуже лиц наших врагов за несколько минут до того. Я инстинктивно крикнул радисту: «Передай Тегтхофу, пусть остановится! У нас мотор глохнет!» Мы дважды отправляли сигнал о помощи. В это время, не отвечая нам, Тегтхоф выехал на высоту перед Жемелинцами. Его машина стала прекрасной мишенью для поджидавших вражеских танков… Прямое попадание! Сразу же еще одно! Взрывы и дым, разлетающиеся ошметки человеческих тел, куски траков, детали!.. Мы увидели, как они распахнули люки, и часть экипажа выбралась наружу. Тегтхоф, его заряжающий и наводчик выпрыгнули, а механик-водитель и радист погибли, вылезая из танка. Раненые, лежавшие на броне, погибли или получили новые ранения.
Финк получил приказ: «Резко вправо и разворот!» Нам удалось избежать попаданий. Остановившись на несколько секунд, чтобы подобрать Тегтхофа, мы на полной скорости двинулись обратно вниз по склону, а люди, остававшиеся снаружи спереди и сзади, цеплялись за броню нашего танка. Тут русские воспользовались возможностью и открыли огонь из-за баррикады из перевернутых и перепутанных конных упряжек.
Тегтхоф лежал поперек люка механика-водителя и махал нам руками. К сожалению, часть его куртки свисала на смотровую щель механика-водителя, и тот не видел дороги. Мы слышали ругань и жалобы Финка в переговорном устройстве. Плохо дело.
Мы снова увидели, что Тегтхоф сигналит: он хотел, чтобы мы прибавили ходу. Тогда мы его и видели в последний раз. В эти секунды, пока механик-водитель ехал зслепую по указаниям, радист и наводчик получили соответствующий приказ. Все, кто еще мог найти себе место, забрались в танк через люк заряжающего. Они стонали. Из-под их мундиров струилась кровь. Некоторые были полуголые — одежду с них сорвало взрывами. У других были окровавлены лица, а тех, кто не был ранен, гнал вперед непреодолимый ужас. В эти несколько секунд с последним нашим танком случилось несчастье, которого нам прежде испытывать не доводилось!
Все вражеские танки и противотанковые орудия сосредоточили огонь на нашем «тигре». Мы слышали звон лобовых и кормовых броневых плит, видели вспышки взрывов! Попадания в борта, в лоб, в корму. Со всех сторон были видны вспышки выстрелов, но мы не могли точно определить их местоположение. Попадание снаряда в лобовую броню подбросило тело Тегтхофа в воздух и швырнуло его на маску пушки. С его гибелью механик-водитель вновь получил нормальный обзор! Во второй раз мы въехали в заболоченную местность на берегу Горыни. Сколько еще выдержит двигатель? Вдруг от попадания снаряда двигатель вспыхнул, и языки пламени ворвались в боевое отделение через противопожарную перегородку! Мы закричали механику-водителю и заряжающему, чтобы они включили автоматические огнетушители. Слава Богу! Огонь был потушен, а двигатель продолжал работать. Чем дальше мы уходили на восток, тем реже, казалось, попадали в нас снаряды. Но вдруг мы почувствовали, что конец наступил: снаряд сорвал крышку люка заряжающего, осветил яркой вспышкой боевое отделение и разнес в клочья предплечье Матейки, оторвав ему руку. Охнув от боли, он показал нам обрубок руки. Еще один человек рухнул рядом с орудием; у третьего была окровавлена голова. Среди пороховой гари, дыма и криков жалости и боли мы перевязали раны.
Во второй раз стояли мы на берегу Горыни и не могли двинуться дальше. Все пути к отступлению были отрезаны рекой и болотом. Танк был потерян, но командир хотел спасти как можно больше людей. Когда пламя во второй и в третий раз прорвалось из моторного отсека в боевое отделение, командир приказал покинуть танк.
Нам оставался только один путь: переправиться через реку и двигаться в направлении отступающих германских частей, уже успевших откатиться достаточно далеко. Мы быстро выскочили наружу и ползком постарались укрыться у правого борта танка, противоположного от противника. Мы подождали, пока все раненые вылезут из танка, а потом бросились бежать вниз по склону, на юг.
На бегу мы заметили головы русских солдат, наблюдавших за нами с расстояния около 140 метров с промерзшего болота. Первый раненый добрался до того берега, а мы, безоружные, все еще бежали под прикрытием танка. Скользнув по льду, мы оказались по колено в ледяной воде. На другой стороне мы помогли сильно хромавшему фон Айнбеку выбраться на берег. Наконец-то мы переправились! Вокруг нас стояла тишина, казавшаяся совершенно нереальной после страшного грохота взрывов и гула двигателя. Следующие несколько секунд должны были решить, удастся ли нам перебраться через холм. Русские это прекрасно понимали и видели, в каком мы состоянии. Они могли перестрелять нас, как зайцев. Тяжело дыша, мы начали взбираться на холм, таща за собой стонущего фон Айнбека. Шумело в ушах; мы жадно хватали ртом воздух. Остальные бежали уже довольно далеко впереди. Почему русские не стреляли? Только бы добраться до вершины! Намокшее зимнее обмундирование тяжело липло к ногам. Ни ремней, ни головных уборов, ни оружия! Вдруг нас осенила леденящая душу мысль. Мы обернулись и поняли, почему не стреляли русские. Они были уже всего в тридцати метрах позади нас. Они хотели взять нас в плен! Тут фон Айнбек понял, что с его ранением ему не уйти. Его губы постоянно шептали: «Не бросайте меня. Возьмите с собой!» Вот и вершина. По ту сторону — небольшая, лишенная леса долина шириной километра в два, в которой мирно паслись коровы. Немецких солдат нигде не было видно. Мы услышали крики русских уже метрах в двадцати. Фон Айнбека, который еле держался на ногах, пришлось оставить. На кону были наши собственные жизни. Ужас холодом сдавил сердце и придал нам невероятные силы. Мы опрометью бросились в долину прямо к коровьему стаду. Позднее мы даже не могли вспомнить, что за шум раздавался у нас в ушах — свист пуль или гул крови в висках!
Мы упали на землю среди пасущихся коров, судорожно глотая воздух. Оглянувшись, мы увидели, как русские окружили место, где упал фон Айнбек. Мы услышали пистолетные выстрелы. Наверное, его застрелили. Мы снова встали. Укрываясь за коровами, мы продолжили бег сквозь стадо, зигзагами передвигаясь по долине. Над головами отвратительно чирикали винтовочные пули. Еле дыша, пошатываясь от изнеможения, мы падали, снова вскакивали и продолжали бег через долину. Вспоминая об этом, мы были благодарны упорной физической подготовке, придавшей нашим телам выносливость и подвижность, которые спасли нам жизнь. Если противник не продвинулся еще дальше, мы в безопасности!
Через два километра мы нагнали одного из раненых, который сильно отстал от остальных. Мы по очереди тащили раненого и в поисках своих поднялись на второй холм.
Только на окраине Жемелинцев, на дороге из Изяслава в Ямполь мы встретили немецкие резервы. Здесь же мы нашли машину командира и доложили о прибытии. Мы доложили об уничтожении тридцати одного вражеского танка, за которые пришлось заплатить потерей двенадцати собственных машин.
Русские вели весеннее наступление в полную силу и с неукротимой энергией. Остановить русский паровой каток было невозможно. Поэтому немецкое командование приняло решение отвести войска за Днестр. Погода изменилась, и леденящие холода миновали. Пал Староконстантинов. Немецкие войска готовились к обороне на окраинах Проскурова. На дороге от Староконстантинова пришлось взорвать тысячи немецких машин. Остатки тяжелой роты разместились в Проскурове. Повсюду задавались одни и те же вопросы: что с нами будет? нас вернут домой или пришлют новое пополнение? К северу от города осталось всего несколько боеспособных «пантер» и два «тигра». Наконец в ночь с 15 на 16 марта пришел приказ: отвести подразделения, не принимающие участия в боях, на юг. После безостановочной поездки под командованием Клосковски по коварной местности, 21 марта мы по хорошей дороге въехали в Коломыю, которую занимали венгерские войска.
Танкисты из роты «тигров» с удивлением наблюдали мирную жизнь города. Венгерские офицеры в парадной форме, при саблях и перчатках, прогуливались под ручку с венгерскими медсестрами и местными девушками. Казалось, что стремительно приближающейся войны для них не существует. Мы на время разместились в Станиславе.[4] После долгого пребывания в холоде и грязи солдатам вновь представилась возможность вспомнить о благах цивилизации.
Они ходили в солдатские клубы, кинотеатры, фронтовые театры, кафе и рестораны. Танкисты тяжелой роты начали радоваться жизни. Но вскоре прошел слух, что русские танковые колонны уже прорвались на юг от Днестра, и город находится под угрозой. Началась эвакуация Станислава, и это нас очень тревожило.
В соответствии с приказом по батальону весь его личный состав, кроме незаменимых мотоциклистов и водителей грузовиков, должен был отправиться в отпуск, а затем явиться в штаб в Париже. Все без исключения были рады такому приказу. Мы были счастливы вырваться из ада Восточного фронта. Даже поездку до Пшемысля в товарном вагоне мы сочли всего лишь досадной мелочью. Колеса стучали без передышки, но на этот раз они несли нас на запад, домой. Впереди был отпуск!
Пока мы ехали поездом, увозившим отпускников подальше от фронта, мы встретили немало товарищей из нашей дивизии. Среди них нашлись и очевидцы, рассказавшие, что выдающийся спортсмен Харбиг погиб смертью солдата.
1-й батальон 5-го танкового полка «Викинг» на плацдарме у Новой Буды — рассказ о боях 13–14 февраля 1944 года
Чтобы части, окруженные под Черкассами, смогли соединиться с деблокирующими силами, наступавшими из района Лысянки, в результате ночной атаки из района Стеблева была занята деревня Новая Буда. Позднее это позволило вывести из окружения корпус, окруженный в районе Шендеровки.
Закрепиться на вновь образовавшемся десятикилометровом участке фронта было невозможно — в наличии было совсем мало сил. Это дало противнику возможность по разу атаковать Новую Буду с запада и с востока.
13 февраля русские атаковали юго-восточную часть Новой Буды силами двух батальонов. Местами им удалось прорвать наши наспех оборудованные позиции.
Когда Шумахер начал контратаку двумя танками и выбил русских из восточной части деревни, противник атаковал юго-западную часть Новой Буды пятнадцатью танками.
Унтерштурмфюрер Шумахер решил предотвратить прорыв танков силами своих двух машин и уничтожить противника, уже ворвавшегося в деревню с восемью Т-34. После того, как вражеские танки были заперты в деревне, Шумахер смог добраться до юго-восточного выезда из Новой Буды и подбить там еще два танка противника.
На следующий день русские атаковали одиннадцатью танками. Шумахер решил на двух танках ворваться в занятую противником южную часть деревни, чтобы атаковать врага с фланга. Пушка второго танка была повреждена снарядом противотанкового орудия. Таким образом, машина Шумахера осталась единственным боеспособным танком. После того, как он подбил семь танков, в боекомплекте осталось только семь фугасных снарядов. С их помощью он заставил экипажи еще трех танков покинуть машины.
К тому времени на помощь Шумахеру удалось послать второй танк. Все три вражеских танка были сожжены, а еще один, зашедший с юга в тыл Шумахеру, был подбит.
Действия Шумахера позволили нам удержать плацдарм у Новой Буды и помогли вывести из окружения части корпуса, попавшие в «котел» в районе между Шендеровкой и Корсунь-Шевченковским. Решение Шумахера остановить прорыв противника силами всего лишь двух танков позволило предотвратить дальнейшее наступление русских через Новую Буду на Шендеровку. В этих боях на долю Шумахера приходится значительная часть из тридцати двух подбитых Т-34.
Остальные танки были подбиты экипажами Pz-III и Pz-IV.
Сражение в окружении под Ковелем
Рапорт оберштурмфюрера Николусси-Лека о прорыве 8-й роты 5-го танкового полка СС к Ковелю 27–30 марта 1944 года
1. В период с 17 марта по 5 апреля 1944 года противник силами четырех стрелковых дивизий при поддержке примерно двадцати танков окружил Ковель вместе с оборонявшей его боевой группой Гилле. Противник держал оборону против частей 131-й пехотной дивизии, наносившей удар с запада вдоль линии от лесистой местности в 2 км северо-восточнее Новых Кошар до участка в 1 км восточнее Старых Кошар на западную окраину Калиновки и высоту западнее Клевецка. Позиции были усилены противотанковыми средствами, артиллерией и зенитными орудиями, особенно в лесу в 3 км юго-восточнее Старых Кошар и на высотах западнее Черкасс.
131-я пехотная дивизия с приданным 3-м батальоном механизированного полка СС «Германия» и дивизионом САУ наступала с запада в восточном направлении до рубежа Новые Кошары — Старые Кошары. Здесь наступление остановилось ввиду усилившегося сопротивления противника. Повторные атаки успеха не имели.
27 марта я был направлен по железной дороге вместе с 8-й ротой 5-го танкового полка СС и придан 131-й пехотной дивизии для дальнейшего наступления на Ковель. Численный состав роты — семнадцать Pz-V («пантер»), одна «пантера»-эвакуатор и десять полугусеничных грузовиков.
2. После отвлекающей атаки на Торговище, последовавшей за выгрузкой в Мацееве 27 марта, я вместе с вверенной мне ротой направился в Тупаль.
29 марта в 08.30 рота была внезапно поднята по тревоге. В это же время командир 434-го гренадерского полка полковник Набер на своем КП отдал мне боевой приказ. Я должен был подготовиться и в 11.00 из района Старых Кошар атаковать на Мощеную через Черкассы с десантом штурмовых групп из добровольцев в составе тридцати человек.
Одновременно передовые части должны были нанести лобовой удар. Также планировалась огневая поддержка силами артиллерийского дивизиона из леса к востоку и юго-востоку от Кошар по Черкассам и Мощеной.
Я немедленно отправился на КП 3-го батальона дивизии СС «Германия» и получил у штурмбаннфюрера Хака указания относительно местности.
Местность по обе стороны от железной дороги сильно заболочена. Я согласился с предложением штурмбаннфюрера Хака атаковать сначала высоты и лес в 1 км восточнее Старых Кошар. Уничтожив рубеж ПТО, я должен был всеми танками при поддержке всего батальона Хака наступать через лес вдоль дороги и выйти к Ковелю. Штурмбаннфюрер Дерр и командир САУ также согласились с этим планом.
После прибытия оберштурмбаннфюрера Мюленкампа на КП Хака в 10.30 было принято окончательное решение. Я должен был сначала атаковать Черкассы вдоль железной дороги, а затем, разведав местность, развивать наступление через Мощеную на Ковель.
На правом фланге батальон Хака вместе с САУ должны были занять высоты и лес. На левом фланге батальон Больма должен был поддержать наступление танковой роты, усиленной семью САУ, и обеспечить прикрытие с этого направления.
Учитывая характер местности, я решил сосредоточить силы у перекрестка на юго-восточной окраине Старых Кошар и сначала ударом на восток прорвать переднюю линию обороны противника. Затем, повернув на север, я должен был достичь железной дороги по единственному незаболоченному участку местности и атаковать позиции противника западнее Черкасс справа от железнодорожной линии.
3. Я выступил в полдень с шестнадцатью Pz-V («пантерами») и тридцатью добровольцами из штурмовых отрядов в качестве десанта, прорвал передний край обороны противника под сильным огнем артиллерии, противотанковых орудий и минометов и достиг железнодорожной линии со всеми танками согласно плану. Та часть вражеской пехоты, которая не была уничтожена, покинула позиции и отступила в направлении леса.
При дальнейшем движении вдоль железнодорожной линии пять танков застряли в болоте. Им было приказано обеспечить прикрытие нашего правого фланга, направив орудия в сторону леса, так как нашей пехоты там пока не наблюдалось. Остальными танками я атаковал хорошо укрепленные позиции противника в 600 м. западнее Черкасс, усиленные десятью-двенадцатью противотанковыми пушками. Огнем противника выведены из строя три танка. Запланированная артиллерийская поддержка нам оказана не была, так как сопровождавший нас артиллерист-наблюдатель не смог установить радиосвязь.
Уничтожив все вражеские орудия, в 14.30 я занял высоту и с помощью штурмовых групп очистил позиции противника от оставшейся пехоты.
Ввиду сильной метели и ограниченной видимости я оставался на высоте около сорока пяти минут. В 15.30 я продолжил наступление на Черкассы с намерением обойти населенный пункт справа. Поскольку еще три танка застряли в болоте, я пересек железнодорожную линию чуть севернее Черкасс и обошел город слева.
После короткой перестрелки орудия противника перестали отвечать. Дома на западной окраине загорелись от попаданий наших снарядов. Вражеская пехота, числом около тысячи человек, покинула населенный пункт в северном и восточном направлении. Далее была предпринята разведка боем в направлении на Мощеную, в ходе которой было уничтожено пять противотанковых орудий и еще два танка застряли в болоте. Около 16.00 пехота батальона Больма вышла на позиции моих передовых подразделений и запросила огневую под держку для очистки населенного пункта от противника. Занятие и зачистка населенного пункта были завершены в 17.30 без существенного сопротивления со стороны противника.
Около 18.00 я получил по радио следующее сообщение: «Роте оставаться в Черкассах и занять оборону лицом на север, восток и юго-восток». Я приказал сохранившим подвижность машинам занять оборону на севере и востоке, а застрявшим справа от железной дороги — обеспечить защиту с юга. С наступлением сумерек я приказал вытащить застрявшие танки на буксире. В населенном пункте нами были захвачены два брошенных зенитных орудия и четыре 76,2-мм пехотных пушки, а также значительное число минометов, противотанковых ружей и конных подвод. Судя по сигнальным ракетам, пехота к югу от железной дороги стояла намного западнее.
4. Около 19.00 наступило затишье. В это время я оценивал ситуацию следующим образом:
Цель атаки — Черкассы — достигнута, как следует из последнего приказания командира полка, полученного по радио. На этот момент в моем распоряжении было шесть полностью боеготовых танков. Еще три или четыре машины можно было вытащить из болота в течение ближайших трех-четырех часов. Из-за болота я не мог рассчитывать на подвоз топлива и боеприпасов полугусеничными грузовиками. Наша пехота вышла к высотам слева и заняла Черкассы. На правом фланге, судя по сигнальным ракетам, между нами и нашей пехотой образовался разрыв.
Разведка, проведенная мной лично в направлении на Мощеную, показала, что дальнейшее наступление на Ковель здесь практически невозможно ввиду: 1) наличия болота, 2) нехватки топлива и 3) сильного сопротивления, которое нарастало в этом районе и указывало на то, что противник ожидает нашего наступления отсюда.
Местность к востоку также была совершенно непроходима. То же и южнее железной дороги до самой опушки леса. После уничтожения трех линий обороны с шестнадцатью противотанковыми орудиями западнее Черкасс противник, судя по всему, не организовал новых рубежей противотанковой обороны к югу и востоку от нас. Несмотря на удобную дистанцию для открытия огня, по моим застрявшим танкам не было сделано ни одного выстрела.
Буксировка противотанковых орудий в ночное время для блокирования железнодорожной насыпи казалась маловероятной, учитывая сложный характер местности. Кроме того, наличие противника в этом районе не ожидается, поскольку разведка показала, что из Черкасс он отступил на Мощеную.
Таким образом, железнодорожная насыпь была единственным проходимым и наименее защищенным путем на Ковель, но только в том случае, если ею воспользоваться незамедлительно. О положении в Ковеле меня известили по радио. Ситуация складывалась настолько мрачно, что доставка тяжелых вооружений стала первоочередной задачей.
Я выступлю около 22.00 и начну движение по железнодорожной насыпи в направлении Ковеля. Действуя таким образом, я нарушу последний полученный мной приказ об обороне Черкасс. Однако мои действия будут направлены на выполнение первоначального замысла атаки, заключавшегося в выходе к Ковелю.
Около 19.45 со мной связался гауптман Больм и сообщил, что он выслал дозоры в направлении леса к востоку от Черкасс. Пока донесений о контакте с противником не поступало. Гауптман Больм осведомился о моих намерениях и сообщил, что готов высгупить вместе со мной вдоль насыпи около 22.00.
Примерно в 22.00 штаб полка прекратил поддерживать с нами радиосвязь. Контакт предполагалось возобновить 30 марта. В тот же день мы должны были приготовиться к выдвижению. Одновременно мне сообщили, что 30 марта бросать нашу роту в бой не планируется.
Поскольку буксировка застрявших танков слишком затянулась, я сообщил пехотинцам гауптмана Больма, что смогу выступить только в 4 часа следующего утра.
В 03.00 30 марта в моей роте на ходу было 9 танков. Я построил их в колонну и в 04.00 двинулся вдоль насыпи.
Пехота гауптмана Больма двигалась слева от насыпи и разворачивалась в направлении леса, оставшегося позади. В 2 км восточнее Черкасс мы были обстреляны двумя танками из леса справа от насыпи. Уничтожив их, в ходе дальнейшего наступления мы потеряли два танка на минах. Пехота, державшаяся позади во время танковой дуэли, вышла вперед, организуя охрану железнодорожной станции, леса к востоку от нее и склада боеприпасов справа от насыпи. Сопротивление противника было минимальным.
Минное заграждение было расчищено в 06.00 штурмовой группой саперов. Гауптман Больм сообщил, что у него есть приказ не продвигаться дальше этого рубежа. Я объяснил ему, что не могу здесь остановиться, и продолжил путь, посадив на броню штурмовые группы. Я приказал двум танкам, подорвавшимся на мине, начать подготовку к ремонту под командованием обершарфюрера Фаса, обеспечивая при этом оборону станции. Таким образом мы могли держать насыпь открытой для движения следующих за нами танков. Гауптман Больм дал мне пехоту для защиты танков в ближнем бою.
Когда мои головные танки были уже в 2 км от Ковеля, я получил по радио сообщение: «Приказ командира батальона: остановить танки». Этот приказ прокричал командиру замыкающей машины гонец, посланный гауптманом Больмом, а потом его передали мне по радио. Мои головные танки к этому моменту уже вступили в бой с пехотой противника, усиленной противотанковыми ружьями, которая перекрывала путь в город с северо-запада. Вскоре после этого завязалась ожесточенная дуэль с десятью-двенадцатью зенитными и артиллерийскими орудиями, занимавшими линию Ковель — Мощеная. Поэтому я не мог остановиться и проигнорировал сообщение гауптмана Больма. К тому же он не был моим командиром.
Угроза нашему левому флангу была временно нейтрализована сильной метелью. В это же время были уничтожены вражеские позиции, закрывавшие путь передовым подразделениям Штрекера. Вновь великолепно проявили себя штурмовые группы.
Контакт с пехотой гауптмана Больма был потерян.
Около 07.30 мы вышли к обгонному пути железной дороги и встретили гауптмана Штрекера. Согласившись выполнить ряд просьб, касавшихся поддержки в боях с обороняющимся противником в северо-западной части города, я прибыл на командный пункт Гилле и в 08.15 доложил о своем прибытии генерал-лейтенанту, командовавшему группой.
Днем 4 апреля я был вызван к командиру батальона обер-штурмфюреру Пэтшу и получил приказ присоединиться к наступлению с двумя «пантерами» разведывательного взвода, так как остальные танки моего взвода еще не прибыли. Мне предстояло исполнять обязанности адъютанта, так как оберштурмфюрер Ферстер внезапно заболел. Мы выступили в 16.35 вслед за 6-й и 7-й ротами и на большой скорости вышли к Мощеной, откуда предстояло начать атаку.
Сначала двум ротам удалось преодолеть слабое сопротивление противника и вместе со штабом батальона вечером выйти к Мощеной. Здесь мы заняли позиции и началиподготовку к прорыву в Ковель. Я получил разрешение командира батальона присоединиться к ударной группе 6-й роты под командованием гауптштурмфюрера Райхерта, которую составлял взвод Гроссрока. Предполагалось, что мое знание местности позволит найти наилучший маршрут выдвижения южной танковой группировки к северной окраине Ковеля. Командиру полка даже в ночное время удалось прорваться в северо-западную часть Ковеля с двумя командирскими машинами, так и не встретив противника. Однако танк командира получил повреждения на минах, и его пришлось взять под охрану. На рассвете мы пошли вперед и, двигаясь по грунтовой дороге Мощеная — Ковель, попытались занять местность к юго-востоку и востоку в направлении Ковеля.
«Орел! — Орел! — Прием… Ястреб идет головным вместе с Перепелятником!» С этим сообщением по радио я присоединился к атаке 6-й роты.
Вдали чуть виднелись очертания домов Ковеля. С севера на юг через город, лежащий на болотистой равнине, протекает река Турья. Многочисленные притоки реки образуют вокруг Ковеля болото, окруженное лесами.
В широких полосах леса между болотами было практически невозможно развернуть крупное танковое наступление.
Ковель был одним из важнейших железнодорожных узлов в Белоруссии и имел огромное стратегическое значение. Железнодорожная линия Люблин — Ковель с высокой насыпью, проходившая к северу и северо-западу от города, образовывала естественный оборонительный вал. В то же время она представляла собой твердое покрытие, по которому могли двигаться танки. В утренней дымке с трудом можно было различить казармы в северной частц города, выделявшиеся на фоне других зданий и образовывавшие естественный рубеж обороны. Высота в северо-восточной части города господствовала над северными и частично над западными подступами к Ковелю.
Мой экипаж, сидя в танке, напряженно наблюдал за полем боя и дорогой. Радиосвязь между подразделениями полка была отличной, и наступление танковой группировки на Ковель шло как по учебнику, не встречая сопротивления. Тем временем я занял место в центре строя роты, чтобы иметь возможность как можно быстрее добраться до нужной точки. Местность не позволяла развивать скорость больше 20–30 км/ч, тем более что механики-водители вели машины с предельной осторожностью, стараясь двигаться по светлым и сухим участкам почвы, казавшимся более надежными. К счастью для нас (и к несчастью для русских), земля все еще оставалась мерзлой и местами была покрыта снегом.
«Канюк — Ястребу!..»
«Что еще стряслось?» — подумал я. Гауптштурмфюрер Райхерт послал по радио сигнал бедствия. Он застрял в болоте. Танки, шедшие впереди меня, не остановились, продолжая осторожно двигаться на первой передаче через болотистый участок. Их командир застрял справа от дороги и не мог выбраться без посторонней помощи. Наводчик Барманн и еще кто-то из экипажа побежали вокруг танка с буксирным тросом. Я остановился на безопасном расстоянии от них на сухом пятачке земли и приказал механику-водителю медленно сдать назад, чтобы вытащить Райхерта. Наш 700-сильный двигатель бешено взревел, но, к сожалению, слишком громко, и мы начали движение под огнем противника.
Буксирный конец лопнул с громким хлопком, и сорокачетырехтонная машина Райхерта съехала обратно в черное месиво. Нам повезло. Мой расторопный механик-водитель успел дать полный газ, и мы рывком выскочили из топи. Наши русские «друзья» продолжали стрелять по нам с северной окраины города. Я по радио приказал еще двум танкам подойти поближе, а потом Барманн, еще двое членов экипажа и я поползли на брюхе, чтобы притащить два буксирных троса. Пока мы ползли, экипаж одного из танков взвода Гроссрока бросил нам новый трос. Ребята сработали очень быстро и умудрились закрепить тросы. До сих пор мы не имели потерь, несмотря на усиливающийся огонь. Нам повезло. Местность шла под уклон и частично перекрывала противнику обзор, поэтому в основном его огонь уходил в небо. Со второй попытки с помощью трех буксирных тросов, под аккомпанемент насмешек Барманна, который, несмотря на опасность, наблюдал за всем из башенного люка, мы все же добились успеха. Во всяком случае, командирроты вернулся в строй. Местность немного улучшилась. Я нагнал Гроссрока, который через несколько сот метров занял позицию головной машины. Гроссрок заметил, что что-то не так, и сбавил ход. В нескольких словах мы обсудили дальнейшие действия. Выстроившись в шахматном порядке и прикрывая друг друга огнем, мы двигались к Ковелю на средней скорости, поддерживая высокие обороты и осторожно преодолевая сложные участки местности. Я на своем «цепном псе» шел впереди пяти машин взвода Гроссрока. Уже совсем рассвело, и орудия не замолкали ни на минуту. Русские разгадали наше намерение и, похоже, перебросили к северной окраине Ковеля все имевшиеся у них силы. Ведя огонь из всех видов оружия, они пытались избежать уничтожения. Среди зданий в Дубовом, у дороги Ковель — Брест-Литовск, были оборудованы позиции для множества противотанковых орудий. Оттуда мы подвергались постоянному обстрелу. Эти здания были главным рубежом обороны русских на северной окраине города. Судя по всему, здесь они развернули несколько линий противотанковой обороны, стараясь остановить наш прорыв. Огонь их пушек был довольно метким.
Во время следующего рывка вперед мы получили попадание снаряда, который, к счастью, только лязгнул по броне. Мой наводчик действовал молниеносно. Хлопнув его по плечу правой рукой, я указал точное местонахождение цели. По команде: «Фугасными! — 800 метров! — Группа зданий, позиции ПТП перед ними! — Огонь!» мы вступили в перестрелку. Первый же выстрел попал точно в цель. Огромное облако пыли, смешанное со щепками дерева и обломками строительного материала, взметнулось в небо. Будучи головным, я направлял по радио огонь роты. Гроссрок последовал примеру моего наводчика и открыл огонь всеми пятью танками. Через несколько минут огонь противотанковых пушек и танков противника прекратился. Позднее выяснилось, что мы уничтожили несколько танков, около десятка противотанковых орудий и множество ручных и станковых пулеметов.
Я был неудержим. «Перепелятник! Перепелятник! — Прием!.. Прошу огневой поддержки для удара на северную часть казарм за шоссе Ковель — Брест-Литовск!» Гроссрок ответил согласием и тут же поддержал огнем моего «цепного пса». Я попытался на полной скорости первым перескочить через опасную дорогу. Но батареи русских еще не были подавлены. Несколько снарядов зарылись в землю где-то перед моей машиной. 6-я рота открыла огонь обычными и дымовыми снарядами из всех стволов. Вдруг раздался страшный взрыв, и над северной окраиной Ковеля поднялось огромное облако дыма — взорвался склад топлива и боеприпасов. Воспользовавшись ситуацией, мы рванули вперед еще быстрее. Перед самой насыпью дороги мы получили новое попадание. И этот снаряд наша броня выдержала. Другого выбора не оставалось — пришлось вступить в бой. На это моему наводчику особого приказа не требовалось. Он точно обнаружил позиции вражеского противотанкового орудия. Через несколько секунд противник, находившийся от нас в 400 метрах, был уничтожен с первого выстрела. Чтобы пересечь дорогу, не подвергаясь обстрелу, мы поставили дымовую завесу. Нам удалось перевалить через дорожную насыпь и занять позицию на другой стороне. Русские отступали. Их пехота пыталась отойти на восток. Теперь Гроссрок под прикрытием огня остальных танков рискнул перескочить через дорогу. В течение 15 минут к востоку от дороги мы подбили шесть вражеских танков.
Еще через полчаса сопротивление остатков советских войск по всей северной окраине Ковеля было сломлено. Мы смогли развернуться, заняв северо-восточную часть города к северу от казарм. С этой превосходной позиции мы довольно долго могли обстреливать противника, бежавшего в леса севернее Ковеля, и добились при этом неплохих результатов.
Рота получила приказ оставаться на месте до подхода 7-й роты. Вдруг на дороге показалась разведывательная бронемашина. В ее кузове была установлена какая-то странная конструкция. Наш передовой танк прицелился по ней с 500 метров. Тут же в небо взвились наши сигнальные ракеты. Оказалось, что это был подполковник Хоффманн из 4-й танковой дивизии с репортером кинохроники. Он направлялся в Ковель на командный пункт Гилле. К вечеру мы втянулись в Ковель, где нас радостно приветствовал деблокированный гарнизон.
Оборонительные бои к востоку от Варшавы, 1944 год
Рассказывает командир танка 1-й роты 3-го танкового полка СС Мартин Штайгер
Наш эшелон прибыл в Варшаву без затруднений. Уже в полночь мы приступили к выгрузке. За ночь прибыла остальная часть батальона и также влилась в состав дивизии «Тотенкопф». Дивизия не выходила из боев уже целый год, поэтому там с нетерпением ждали свежий батальон «пантер». На следующий вечер ближе к полуночи батальон получил боевой приказ.
Нам предписывалось как можно скорее прибыть в Седльце. Там мощный удар русских грозил прорвать немецкие позиции, выдававшиеся немного на восток.
От Варшавы до Седльце было около восьмидесяти километров. Мы выехали сразу после полудня, несмотря на палящий зной, и около 15.00 прибыли на окраину Седльце. Картины, которые мы наблюдали по дороге к фронту, описывают положение лучше любого рапорта. Шоссе было переполнено бегущими солдатами, женщинами-связистками, гражданскими рабочими из «организации Тодта» и железнодорожниками. Некоторые выкрики из толпы, хлынувшей в тыл, хлестали не хуже ударов бича: «Вояки! — Мы идем по домам! — С нас довольно!» Другие, напротив, подбадривали нас: «Прогоните этих русских обратно…» Когда мы проходили через центр города, нас приветствовал мощный огонь русской артиллерии. Судя по всему, немецкие солдаты уже оставили город. Появились сообщения о вражеских танках.
Мы остановились в центре города, и командиры взводов были вызваны к ротному. Был получен приказ:
«В Брест-Литовске противником окружен штаб немецкой армии, и наша задача вывести его из окружения. Батальон, имея головной 1-ю роту, нанесет удар в направлении на юго-восток в 20.00. Командовать головным взводом будет оберштурмфюрер Шрам; в головной машине пойдет обершарфюрер Обер. Противник обороняется большими силами за железной дорогой».
Едва мы на закате пересекли железнодорожную линию, как на нас с близкого расстояния обрушился ураганный огонь. Головной танк был подбит, но у дороги остались и два горящих Т-34. Наступил хаос. В ярком свете пылающих танков мы представляли превосходную мишень. Командир 2-го взвода унтерштурмфюрер фон Ренненкампф был тяжело ранен, когда покидал свою машину. Та же участь постигла и многих командиров и членов экипажей. Атака сорвалась. Нам пришлось вернуться в Седльце. Прорваться удалось только на следующий день через Морды и Лосице и с тяжелыми потерями. Экипаж обершарфюрера Кесслера пропал без вести. Унтершарфюрер Массарей и штурмман Козер погибли. Штурмман Робель был убит под своим танком осколком снаряда еще в Седльце.
Когда через три дня мы снова соединились с ротой, дежурному унтер-офицеру выпала печальная доля списать значительную часть роты убитыми, пропавшими без вести и ранеными. 28 июля наш командир был назначен командующим танковой обороной почти уже потерянного Седльце. Во второй половине того же дня мы получили печальное известие о том, что Рифкогель был тяжело ранен осколком гранаты и через несколько часов скончался на перевязочном пункте. Старший унтер-офицер, еще заставший его там живым, передал роте его последние слова:
«Передавайте привет моей отважной роте. Теперь оберштурмфюрер Грамм поведет вас в бой, как это делал я».
Седльце был занят русскими 29 июля. Русские продолжали давить большими силами, и ожесточенные бои развернулись в районе города Станиславув. Сосредоточенный удар дивизий «Викинг» и «Тотенкопф» в районе Станиславува, Окунева и Радзымина позволил уничтожить противника.
10 августа «Викинг» и «Тотенкопф» были переданы в распоряжение командующего только что сформированным IV танковым корпусом СС Гилле.
Корпус держал оборону восточнее Варшавы. Артиллерия противника обрабатывала позиции несколько дней, пока русские атака за атакой накатывались на ослабленную оборону. Численное превосходство противника было подавляющим.
Разрывы в линии фронта все росли. Нередко на одного пехотинца приходился участок в 100–200 метров.
В очередной раз на Востоке нам была уготована роль «пожарной команды».
Мы жили от атаки до атаки, от одного сокращения фронта до другого. Отступления на несколько километров сменялись контрударами для помощи соседям.
Мы стояли восточнее Варшавы и отражали огромные силы русских, имея всего несколько танков.
Вражеские танки, множась, словно мухи, прорывались сквозь линию фронта, уничтожали тыловые части и продолжали сражаться далеко за нашими спинами. Мы бросались на них, подбивали их и тем временем теряли все новые и новые танки. Снова возвращаясь туда, где еще накануне была наша линия обороны, мы обнаруживали, что она занята русскими. Так было почти каждый день. Потери в людях и технике были ошеломляющие.
А на КП батальона нас ждал новый приказ.
Атака вдоль шоссе Варшава — Белосток
Мы смотрели друг на друга, едва сдерживая проклятия. Во время этой контратаки Шрамм был ранен в голову, но смог продолжить бой, командуя ротой.
И все же в ту же ночь мы выдвинулись для обороны лесистого участка у развилки дороги Радзымин — Воля. На следующий день нас атаковали русские танки. Все они были подбиты нами с дистанции около 200 метров. Потом командующий Майердресс отозвал нас обратно в Радзымин, чтобы мы на два дня взяли на себя охрану тыла. Но с фронта поступил сигнал о новой танковой атаке.
Русские танки готовились к атаке на Гузоватку. Мы двинулись вперед и прибыли к городу около 15.00, не встретив ни единого вражеского танка. Вместо этого нас встретил плотный оборонительный огонь, в результате которого осколком снаряда был убит наш товарищ Ганс Баумайстер. К вечеру линию фронта удалось восстановить. В ночь с 25 на 26 августа погиб оберштурмбаннфюрер Зэуменихт, командовавший батальоном на протяжении последнего года. Потери других рот тоже были высоки. Во 2-й роте осталось всего пять командиров, в 3-й — шесть, а в 4-й — только три. Оберштурмфюрер Лумитш, командир 4-й роты, был тяжело ранен.
В 1-й роте командиров оставалось трое: Шрамм, Лицьевски и Шэфер.
Два дня мы перекрывали выезд из Радзымина. Потом пришел сигнал тревоги от соседей слева — дивизии «Викинг».
Противник прорвался на их участке.
Ночью мы были переброшены на участок обороны «Викинга».
По сосредоточившимся танкам ударило несколько залпов «сталинских органов» («катюш»).
Танк Цайтлера пришлось вернуть в ремонтную роту. Из-за этого 1-я рота была разделена на две боевых группы: одной командовал Шрамм, другой — Хербатшек. Рота несколько дней сражалась в районе Надмы, пока оберштурмбаннфюрер Лахманн снова не объединил ее через неделю.
Форсированный марш на сорок километров привел нас в район Сероцка на Буге. Русские снова прорвали позиции «Викинга».
В колонне вместе с грузовиками мы ночью выступили в путь. На марше мы потеряли еще один танк. Машина унтершарфюрера Кестера полностью выгорела из-за повреждения топливопровода. На рассвете мы двинулись в атаку в районе, занятом противником. К вечеру фронт снова был спрямлен. Рота уничтожила несколько вражеских танков и отбила тягачи, захваченные русскими. Недолгие ночные часы мы провели в небольшом лесу. Новый форсированный марш на восемьдесят километров к воротам Варшавы был назначен на 4 часа утра.
Противник занял пригороды Варшавы. Мы снова отправились на юг.
По асфальтированной дороге мы прошли через Яблонну, затем через несколько мелких городишек с труднопроизносимыми названиями, и в конце концов во второй половине дня прибыли в Зомбки.
Мы снова поспешно заправились и приняли продовольствие. Едва грузовики отъехали, как русские начали обстрел. Майердресс, командир батальона, приказал 1-й роте войти в варшавский пригород Прагу и занять важную развилку. Здесь нас ожидало несколько часов настоящего ада. По перекрестку молотила самая тяжелая артиллерия русских. Мы получили строжайший приказ удерживать позиции. Фронт снова откатывался назад. Поток немецких войск двигался по транспортной артерии, а русские преследовали его силами полка при поддержке нескольких танков. Из-за ограниченной видимости мы могли по ним стрелять только с очень близкого расстояния.
Из-за палящего зноя пребывание в танке превратилось в настоящую пытку, пока над городом не пронеслась гроза. Вскоре наступила кромешная тьма, и несколько русских самоходок СУ-85 решились пойти на прорыв. С расстояния всего в 30 м. первая из них была подбита, и вторая немедленно развернулась обратно. Около 3 часов утра мы получили по радио приказ возвращаться в Зомбки. Русские прорвали там оборону, угрожая нашему флангу. Танки требовались повсюду, но их оставалось слишком мало. Батальон растащили на части. Он действовал поротно и повзводно на разных участках фронта, и никто не знал, где сейчас остальные. Полную картину знал только командир батальона штурмбаннфюрер Майердресс.
Радиочастоты приходилось менять почти каждый день. Русские мешали переговорам и часто отдавали по радио ложные приказы и указания.
Мы нанесли контрудар у Зомбков, снова спрямили фронт и подбили несколько танков. Там мы обнаружили, что на фронте появились танки нового типа — ИС-1. Они создали нам немало проблем.
Гауптштурмфюрер Ганс Флюгель рассказывает о боях 5-го танкового полка СС «Викинг» восточнее Варшавы в августе 1944 года
Отступив через Станиславув, в середине августа 1944 года мы вышли в район восточнее Варшавы. Наш танковый батальон разместился в промежутке между позициями дивизий «Тотенкопф» и «Викинг».
16 августа русские обстреливали из орудий и минометов весь участок батальона. Наша позиция была исключительно неблагоприятной. За спиной у нас была река, которая сама по себе представляла серьезное препятствие для танков. Противнику удалось обойти нас и прорваться на позиции «Тотенкопфа».
Батальон был растянут. 7-я рота вместе со штабом батальона располагалась в лесу. Остальные роты занимали позиции на открытой местности, чтобы обеспечить защиту сектора обороны дивизии за рекой. Отсюда они должны были предпринимать индивидуальные атакующие и оборонительные действия против наступающего противника.
Давление со стороны противника все усиливалось. Мы заметили, что после отступления соседей обойдены с фланга. Артиллерия, стоявшая за нами, также отошла. Натиск противника стал настолько силен, что мы больше уже не могли выйти из боя.
Все командиры рот были вызваны на КП батальона для получения важных приказов. Кроме меня, были Николусси-Лек, Гроссрок, Шнайдер и Олин, а также врач батальона доктор Кальбскопф. Совещание началось до обстрела русскими нашего участка.
Мой танк получил повреждение приводов заднего хода и стоял без действия в ремонтной мастерской. Времени на прощание на совещании не было. Внезапное начало вражеского обстрела не позволило мне как следует все организовать. Командир 8-й роты получил осколок в правое бедро, выбыл из строя, и его отнесли в мой танк. Мартин, командир 6-й роты, погиб в результате действий противника. Он на бронемашине доставлял пленных на КП для идентификации, когда один из пленных взорвал ручную гранату. В результате взрыва Мартин получил смертельное ранение. Командование ротой принял Гроссрок.
Посреди всего этого хаоса я смог только сказать Кальбскопфу: «Доктор, проследите за отходом штаба. Постарайтесь переправиться через реку по мосту».
Батальон немедленно начал контратаку против наступающего врага.
Русские самолеты совершали налет за налетом. Они разбрасывали с воздуха противотанковые мины, которые серьезно повредили трансмиссию нескольким танкам. Мы несли потери и в отсутствие пехотного прикрытия были предоставлены самим себе.
Пехота и танки противника атаковали через высоту 99. 7-я рота под командованием Шнайдера и Олина получила приказ удерживать позицию столько, сколько понадобится, чтобы выяснить, что происходит справа и слева.
Слава Богу, за несколько дней до этого мы разведали местность и подготовились к разным сюрпризам. Мы не планировали отступать через реку, непроходимую для танков.
Русская пехота ворвалась в леса за нашей спиной после того, как противник захватил плацдарм на другом берегу реки, который должны были удерживать наши соседи из «Тотенкопф». Противник подобрался к нам на пистолетный выстрел, и мы могли двигаться только на очень небольшие расстояния. О крупных атаках или деблокирующих действиях не могло быть и речи.
К счастью, радиосвязь с полком и дивизией оставалась устойчивой. Мне удалось точно описать им наше положение. Штаб полка и артиллеристы обещали поддержку, но все было безуспешно.
К середине дня мы уже были почти в руках русских. Я приказал:
«Никому не выходить из танков. Никто не вылезает из танков».
Танкисты прекратили вести всякую разведку. Нашей единственной целью в тот момент было защищать друг друга.
Около 14.00 со стороны моего неподвижного танка донесся взрыв. Мы немедленно отправились на двух танках, чтобы выяснить, что случилось. Оказалось, что экипаж, расстреляв все снаряды, взорвал себя вместе с танком.
Все это время мы старались не уходить с огневых позиций и держать оборону. На остатках заряда батарей радиостанции мы успели договориться с командованием дивизии, что вечером, около семи часов, мы начнем отход. Мы должны были попытаться соединиться с полком и основными силами дивизии, окопавшимися в 15 км позади нас.
Время тянулось крайне медленно. Боеприпасы быстро подходили к концу; иссякал и запас топлива. Мы договорились не открывать огонь без особой необходимости.
Русские колонны шли мимо нас по железнодорожной насыпи. Маршировавшие по насыпи солдаты то и дело бросали в нас ручные гранаты или стреляли из автоматов. Нашим экипажам приходилось мириться с этим и просто смотреть. Открывать ответный огонь разрешалось только в крайнем случае.
Около 19.00 спустились сумерки. Штаб дивизии обещал внезапно открыть сосредоточенный огонь по высоте 99 и по целям перед ней и за ней, чтобы поддержать нашу первую попытку прорыва в направлении на Тлущ. Я решил, что единственным выходом для нас было бы следовать параллельно наступающим русским танкам в направлении позиций нашей дивизии.
Мы двинулись через проезд в насыпи слева от нас. Взводный Гроссрок приказал паре танков проскочить под полотном железной дороги и подбить несколько русских танков, чтобы наши танки могли прорваться. После этого по его плану мы должны были развернуться и двинуться в сторону наших позиций вместе с русскими.
Стемнело. В голове колонны, как этого и можно было ожидать, шел сам Гроссрок. Едва он выехал из тоннеля под железной дорогой, как танк был подбит прямым попаданием. Мне показалось, что это был фугасный снаряд большой пробивной силы. Танк раскалился почти добела. Сильно обожженный Гроссрок сумел выбраться из машины. Остальной экипаж тоже спасся и был подобран другими танками.
Попытка прорыва потерпела неудачу. Остатки моего батальона стояли танк к танку, обсуждая по радио планы новой попытки. Мы были хорошо замаскированы, и торопиться не было смысла. Все равно никто не мог нам помочь. Обещанная внезапная огневая поддержка так и не состоялась. Как выяснилось позднее, артиллерии снова пришлось менять позиции.
Вторая попытка прорыва была направлена в сторону нашего бывшего соседа — дивизии «Тотенкопф», к мосту. Русские танки уже переправились по мосту и были у нас в тылу, за рекой. Я подумал: «Что удалось им, может выйти и у нас!»
Шикер, мой адъютант, занял место в голове колонны. Я шел вплотную за ним. Не успел Шикер пройти и ста метров, как его танк провалился в огромную воронку. Башню заклинило. При этом Шикеру зажало руку, и он получил тяжелое ранение. Вытащить танк оказалось невозможно. Машину пришлось взорвать, а Шикер перебрался на мой танк. На машине становилось тесновато: здесь уже сидели Гроссрок, Шнайдер и их экипажи.
Эта попытка прорыва также не удалась. Другого выхода не было — нужно было двигаться через реку на Тлущ, чтобы выйти к своим. Радиосвязь прервалась.
Решение о последней попытке прорыва было принято около двух часов ночи и подверглось подробному обсуждению. Наши танки по бортам были снабжены броневыми экранами, защищавшими гусеницы. Этим экранам при прорыве отводилась особая роль. Мы договорились утопить их в реке, чтобы гусеницы танков двигались по твердой поверхности. Переправу через реку должны были прикрывать две счетверенные зенитки.
В течение ночи поблизости активно действовали вражеские танки. Русские пускали над нами разноцветные сигнальные ракеты, и мы очень обрадовались, когда нас накрыл пришедший с реки туман. Под его прикрытием удалось немного разведать местность. Разведку, естественно, пришлось проводить на своих двоих. Мы осторожно пробрались через русские позиции, чтобы найти на реке место, где наши танки могли бы перейти вброд. К реке я отправился вместе с несколькими взводными и ротными командирами, чтобы определить точное место для переправы. Далеко уйти нам не удалось. На другом берегу реки расположился лагерем русский батальон. Он готовился следовать за ударной группировкой русских, которая в это время, как выяснилось позднее, уже штурмовала Тлущ.
Счетверенные зенитки установили у переправы вплотную друг к другу. Потом мы утопили в реке часть броневых экранов. В стане противника возникло замешательство. Русские не знали, где свои, а где чужие. По согласованному сигналу ракетами зенитки открыли огонь, чтобы очистить переправу от противника. Элемент внезапности и паника среди русских помогли нам переправить на тот берег первые танки, которые тянули на буксире остальные машины.
Когда первые танки добрались до другого берега, они сначала очистили местность от противника, а затем перетянули через реку остальные танки. У нас оставалось девять машин. Мы ненадолго остановились, а потом решили пересечь железнодорожную насыпь, вдоль которой шла хорошая дорога на Тлущ.
На разведку на другую сторону насыпи был отправлен танк Ферстера. Все делалось медленно и осторожно — до рассвета было еще далеко. Когда через 300 метров Ферстер выехал к насыпи в поисках дороги на Тлущ, его машина вдруг с оглушительным грохотом взорвалась. Машина подлетела в воздух и свалилась с насыпи, под которой и замерла неподвижно. Не задумываясь, что может произойти дальше, мы двинулись вперед и прикрыли машину Ферстера. Танк выглядел ужасно. В него бросили несколько подрывных зарядов, и машина потеряла гусеницы. Ферстеру оторвало ноги. Он сказал мне:
«Гауптштурмфюрер, я готов… Отвоевался…»
С оставшимися восемью танками нам пришлось разведывать путь на Тлущ. Командир приказал проверить грузоподъемность небольшого моста через ближайшую реку. С первыми лучами солнца танк 7-й роты двинулся вперед. Когда он подъехал к мосту, из кустов неожиданно выскочили русские и с помощью подрывного заряда обездвижили машину. Под прикрытием других танков экипаж покинул машину и вернулся к нам. Боеприпасы кончались. У меня оставалось лишь несколько сигнальных ракет. Со своей позиции мы видели, как несколько русских танков с пехотой на броне наступают на Тлущ. У нас не оставалось другого выбора, как ехать по местности, покрытой кустарником и невысокими деревьями, в том же направлении, чтобы снова выйти к своим. Последнюю сигнальную ракету я приберег, чтобы показать товарищам, что приближаются свои танки, а не русские. Оставшиеся семь танков были битком набиты ранеными и «безлошадными» экипажами. Я решил на высокой скорости двигаться к нашим позициям в том же направлении, что и русские.
Уже двинувшись вперед, мы заметили, что километрах в двух от нас идет бой.
Я немедленно приказал поднять сигнальный флаг. К счастью, пехота нас сразу же опознала, и мы вышли к своим, не понеся новых потерь. Мы понесли ужасные потери в технике. Все ротные командиры выбыли из строя убитыми или ранеными. К счастью, всех убитых и раненых мы привезли с собой.
Уже через два часа я двинулся в путь с новым приказом. 5-я рота Карла-Хайнца Лихте испытывала сильное давление противника. Мой собственный танк пришлось оставить в ремонтной роте, поэтому я взял танк штаба полка и помог расчистить путь для отступления наших войск на новые позиции.
Гибель танков на реке Нарев
Рассказ о боях 6 сентября 1944 года в «сыром треугольнике» к северу от Сероцка в ходе обороны Варшавы:
Оберштурмфюрер СС Ола Олин, финский доброволец, изготовился к бою в районе Гуты Мале с тремя «пантерами»: его собственной (№ 711), № 714 Ганса Вольфа и № 734 Вили Бюкле.
После коллапса группы армий «Центр» советские танковые части всей своей мощью рвались к Варшаве и Висле. Давление на фронт по реке Нарев возрастало с каждым днем. На этом направлении постоянно пытались уйти в глубокий прорыв сильные танковые части. За два предшествовавших дня в упорных боях, сопровождавшихся массированными налетами штурмовиков, было уничтожено 240 вражеских танков и штурмовых орудий. На крутых берегах Нарева и ниже по течению, где русские пытались форсировать реку и захватить плацдарм, разыгрывались драматические сцены оборонительных и наступательных действий. Пехотинцы, вооруженные «панцерфаустами» и противотанковыми минами, выжидали в окопах и раз за разом наносили противнику тяжелые потери. Поля и леса вдоль Нарева были усыпаны остовами Т-34, американских «шерманов» и новых ИСов. Некоторые из них еще дымились, постепенно выгорая изнутри. Эти остовы образовывали стальной фронт, за которым пехотинцы всегда могли укрыться от огня вражеской артиллерии. Но советские части продолжали атаки, подтягивая все новые танки.
Советские танки прорвали немецкую оборону в деревне перед нами и стали сосредотачиваться в лесу, из которого они могли угрожать нашим путям снабжения и батареям тяжелой артиллерии. В этот момент наши три танка получили приказ контратаковать. Мы насчитали пятнадцать вражеских танков, двигавшихся по полю в нашем направлении. Когда последний советский танк покинул лес, настало время «пантер» дивизии «Викинг».
75-мм орудия выплевывали снаряд за снарядом, и вскоре перед нами стояли уже шесть охваченных пламенем танков. Русских охватила паника. Двигатели их танков громко ревели. Они хотели спасти оставшиеся танки от уничтожения. Они успели отступить лишь на несколько метров, и в поле задымился еще один танк. Подбитые машины закрывали сектор обстрела, поэтому пришлось покинуть позицию. «Полный ход — марш!» Еще три танка подбиты нашими «пантерами», а три других пали жертвами противотанковых мин отважных пехотинцев, ударивших во фланг. Два русских танка застряли и были брошены экипажами. Мы захватили их.
Результат боя 6 сентября к северу от Сероцка на Нареве: тремя «пантерами» 7-й роты 5-го танкового полка «Викинг» подбито 10 Т-34 и захвачено еще два.
Рассказывает командир танка 1-й роты 3-го танкового полка СС Мартин Штайгер
Наш эшелон прибыл в Варшаву без затруднений. Уже в полночь мы приступили к выгрузке. За ночь прибыла остальная часть батальона и также влилась в состав дивизии «Тотенкопф». Дивизия не выходила из боев уже целый год, поэтому там с нетерпением ждали свежий батальон «пантер». На следующий вечер ближе к полуночи батальон получил боевой приказ.
Нам предписывалось как можно скорее прибыть в Седльце. Там мощный удар русских грозил прорвать немецкие позиции, выдававшиеся немного на восток.
От Варшавы до Седльце было около восьмидесяти километров. Мы выехали сразу после полудня, несмотря на палящий зной, и около 15.00 прибыли на окраину Седльце. Картины, которые мы наблюдали по дороге к фронту, описывают положение лучше любого рапорта. Шоссе было переполнено бегущими солдатами, женщинами-связистками, гражданскими рабочими из «организации Тодта» и железнодорожниками. Некоторые выкрики из толпы, хлынувшей в тыл, хлестали не хуже ударов бича: «Вояки! — Мы идем по домам! — С нас довольно!» Другие, напротив, подбадривали нас: «Прогоните этих русских обратно…» Когда мы проходили через центр города, нас приветствовал мощный огонь русской артиллерии. Судя по всему, немецкие солдаты уже оставили город. Появились сообщения о вражеских танках.
Мы остановились в центре города, и командиры взводов были вызваны к ротному. Был получен приказ:
«В Брест-Литовске противником окружен штаб немецкой армии, и наша задача вывести его из окружения. Батальон, имея головной 1-ю роту, нанесет удар в направлении на юго-восток в 20.00. Командовать головным взводом будет оберштурмфюрер Шрам; в головной машине пойдет обершарфюрер Обер. Противник обороняется большими силами за железной дорогой».
Едва мы на закате пересекли железнодорожную линию, как на нас с близкого расстояния обрушился ураганный огонь. Головной танк был подбит, но у дороги остались и два горящих Т-34. Наступил хаос. В ярком свете пылающих танков мы представляли превосходную мишень. Командир 2-го взвода унтерштурмфюрер фон Ренненкампф был тяжело ранен, когда покидал свою машину. Та же участь постигла и многих командиров и членов экипажей. Атака сорвалась. Нам пришлось вернуться в Седльце. Прорваться удалось только на следующий день через Морды и Лосице и с тяжелыми потерями. Экипаж обершарфюрера Кесслера пропал без вести. Унтершарфюрер Массарей и штурмман Козер погибли. Штурмман Робель был убит под своим танком осколком снаряда еще в Седльце.
Когда через три дня мы снова соединились с ротой, дежурному унтер-офицеру выпала печальная доля списать значительную часть роты убитыми, пропавшими без вести и ранеными. 28 июля наш командир был назначен командующим танковой обороной почти уже потерянного Седльце. Во второй половине того же дня мы получили печальное известие о том, что Рифкогель был тяжело ранен осколком гранаты и через несколько часов скончался на перевязочном пункте. Старший унтер-офицер, еще заставший его там живым, передал роте его последние слова:
«Передавайте привет моей отважной роте. Теперь оберштурмфюрер Грамм поведет вас в бой, как это делал я».
Седльце был занят русскими 29 июля. Русские продолжали давить большими силами, и ожесточенные бои развернулись в районе города Станиславув. Сосредоточенный удар дивизий «Викинг» и «Тотенкопф» в районе Станиславува, Окунева и Радзымина позволил уничтожить противника.
10 августа «Викинг» и «Тотенкопф» были переданы в распоряжение командующего только что сформированным IV танковым корпусом СС Гилле.
Корпус держал оборону восточнее Варшавы. Артиллерия противника обрабатывала позиции несколько дней, пока русские атака за атакой накатывались на ослабленную оборону. Численное превосходство противника было подавляющим.
Разрывы в линии фронта все росли. Нередко на одного пехотинца приходился участок в 100–200 метров.
В очередной раз на Востоке нам была уготована роль «пожарной команды».
Мы жили от атаки до атаки, от одного сокращения фронта до другого. Отступления на несколько километров сменялись контрударами для помощи соседям.
Мы стояли восточнее Варшавы и отражали огромные силы русских, имея всего несколько танков.
Вражеские танки, множась, словно мухи, прорывались сквозь линию фронта, уничтожали тыловые части и продолжали сражаться далеко за нашими спинами. Мы бросались на них, подбивали их и тем временем теряли все новые и новые танки. Снова возвращаясь туда, где еще накануне была наша линия обороны, мы обнаруживали, что она занята русскими. Так было почти каждый день. Потери в людях и технике были ошеломляющие.
А на КП батальона нас ждал новый приказ.
Атака вдоль шоссе Варшава — Белосток
Мы смотрели друг на друга, едва сдерживая проклятия. Во время этой контратаки Шрамм был ранен в голову, но смог продолжить бой, командуя ротой.
И все же в ту же ночь мы выдвинулись для обороны лесистого участка у развилки дороги Радзымин — Воля. На следующий день нас атаковали русские танки. Все они были подбиты нами с дистанции около 200 метров. Потом командующий Майердресс отозвал нас обратно в Радзымин, чтобы мы на два дня взяли на себя охрану тыла. Но с фронта поступил сигнал о новой танковой атаке.
Русские танки готовились к атаке на Гузоватку. Мы двинулись вперед и прибыли к городу около 15.00, не встретив ни единого вражеского танка. Вместо этого нас встретил плотный оборонительный огонь, в результате которого осколком снаряда был убит наш товарищ Ганс Баумайстер. К вечеру линию фронта удалось восстановить. В ночь с 25 на 26 августа погиб оберштурмбаннфюрер Зэуменихт, командовавший батальоном на протяжении последнего года. Потери других рот тоже были высоки. Во 2-й роте осталось всего пять командиров, в 3-й — шесть, а в 4-й — только три. Оберштурмфюрер Лумитш, командир 4-й роты, был тяжело ранен.
В 1-й роте командиров оставалось трое: Шрамм, Лицьевски и Шэфер.
Два дня мы перекрывали выезд из Радзымина. Потом пришел сигнал тревоги от соседей слева — дивизии «Викинг».
Противник прорвался на их участке.
Ночью мы были переброшены на участок обороны «Викинга».
По сосредоточившимся танкам ударило несколько залпов «сталинских органов» («катюш»).
Танк Цайтлера пришлось вернуть в ремонтную роту. Из-за этого 1-я рота была разделена на две боевых группы: одной командовал Шрамм, другой — Хербатшек. Рота несколько дней сражалась в районе Надмы, пока оберштурмбаннфюрер Лахманн снова не объединил ее через неделю.
Форсированный марш на сорок километров привел нас в район Сероцка на Буге. Русские снова прорвали позиции «Викинга».
В колонне вместе с грузовиками мы ночью выступили в путь. На марше мы потеряли еще один танк. Машина унтершарфюрера Кестера полностью выгорела из-за повреждения топливопровода. На рассвете мы двинулись в атаку в районе, занятом противником. К вечеру фронт снова был спрямлен. Рота уничтожила несколько вражеских танков и отбила тягачи, захваченные русскими. Недолгие ночные часы мы провели в небольшом лесу. Новый форсированный марш на восемьдесят километров к воротам Варшавы был назначен на 4 часа утра.
Противник занял пригороды Варшавы. Мы снова отправились на юг.
По асфальтированной дороге мы прошли через Яблонну, затем через несколько мелких городишек с труднопроизносимыми названиями, и в конце концов во второй половине дня прибыли в Зомбки.
Мы снова поспешно заправились и приняли продовольствие. Едва грузовики отъехали, как русские начали обстрел. Майердресс, командир батальона, приказал 1-й роте войти в варшавский пригород Прагу и занять важную развилку. Здесь нас ожидало несколько часов настоящего ада. По перекрестку молотила самая тяжелая артиллерия русских. Мы получили строжайший приказ удерживать позиции. Фронт снова откатывался назад. Поток немецких войск двигался по транспортной артерии, а русские преследовали его силами полка при поддержке нескольких танков. Из-за ограниченной видимости мы могли по ним стрелять только с очень близкого расстояния.
Из-за палящего зноя пребывание в танке превратилось в настоящую пытку, пока над городом не пронеслась гроза. Вскоре наступила кромешная тьма, и несколько русских самоходок СУ-85 решились пойти на прорыв. С расстояния всего в 30 м. первая из них была подбита, и вторая немедленно развернулась обратно. Около 3 часов утра мы получили по радио приказ возвращаться в Зомбки. Русские прорвали там оборону, угрожая нашему флангу. Танки требовались повсюду, но их оставалось слишком мало. Батальон растащили на части. Он действовал поротно и повзводно на разных участках фронта, и никто не знал, где сейчас остальные. Полную картину знал только командир батальона штурмбаннфюрер Майердресс.
Радиочастоты приходилось менять почти каждый день. Русские мешали переговорам и часто отдавали по радио ложные приказы и указания.
Мы нанесли контрудар у Зомбков, снова спрямили фронт и подбили несколько танков. Там мы обнаружили, что на фронте появились танки нового типа — ИС-1. Они создали нам немало проблем.
Гауптштурмфюрер Ганс Флюгель рассказывает о боях 5-го танкового полка СС «Викинг» восточнее Варшавы в августе 1944 года
Отступив через Станиславув, в середине августа 1944 года мы вышли в район восточнее Варшавы. Наш танковый батальон разместился в промежутке между позициями дивизий «Тотенкопф» и «Викинг».
16 августа русские обстреливали из орудий и минометов весь участок батальона. Наша позиция была исключительно неблагоприятной. За спиной у нас была река, которая сама по себе представляла серьезное препятствие для танков. Противнику удалось обойти нас и прорваться на позиции «Тотенкопфа».
Батальон был растянут. 7-я рота вместе со штабом батальона располагалась в лесу. Остальные роты занимали позиции на открытой местности, чтобы обеспечить защиту сектора обороны дивизии за рекой. Отсюда они должны были предпринимать индивидуальные атакующие и оборонительные действия против наступающего противника.
Давление со стороны противника все усиливалось. Мы заметили, что после отступления соседей обойдены с фланга. Артиллерия, стоявшая за нами, также отошла. Натиск противника стал настолько силен, что мы больше уже не могли выйти из боя.
Все командиры рот были вызваны на КП батальона для получения важных приказов. Кроме меня, были Николусси-Лек, Гроссрок, Шнайдер и Олин, а также врач батальона доктор Кальбскопф. Совещание началось до обстрела русскими нашего участка.
Мой танк получил повреждение приводов заднего хода и стоял без действия в ремонтной мастерской. Времени на прощание на совещании не было. Внезапное начало вражеского обстрела не позволило мне как следует все организовать. Командир 8-й роты получил осколок в правое бедро, выбыл из строя, и его отнесли в мой танк. Мартин, командир 6-й роты, погиб в результате действий противника. Он на бронемашине доставлял пленных на КП для идентификации, когда один из пленных взорвал ручную гранату. В результате взрыва Мартин получил смертельное ранение. Командование ротой принял Гроссрок.
Посреди всего этого хаоса я смог только сказать Кальбскопфу: «Доктор, проследите за отходом штаба. Постарайтесь переправиться через реку по мосту».
Батальон немедленно начал контратаку против наступающего врага.
Русские самолеты совершали налет за налетом. Они разбрасывали с воздуха противотанковые мины, которые серьезно повредили трансмиссию нескольким танкам. Мы несли потери и в отсутствие пехотного прикрытия были предоставлены самим себе.
Пехота и танки противника атаковали через высоту 99. 7-я рота под командованием Шнайдера и Олина получила приказ удерживать позицию столько, сколько понадобится, чтобы выяснить, что происходит справа и слева.
Слава Богу, за несколько дней до этого мы разведали местность и подготовились к разным сюрпризам. Мы не планировали отступать через реку, непроходимую для танков.
Русская пехота ворвалась в леса за нашей спиной после того, как противник захватил плацдарм на другом берегу реки, который должны были удерживать наши соседи из «Тотенкопф». Противник подобрался к нам на пистолетный выстрел, и мы могли двигаться только на очень небольшие расстояния. О крупных атаках или деблокирующих действиях не могло быть и речи.
К счастью, радиосвязь с полком и дивизией оставалась устойчивой. Мне удалось точно описать им наше положение. Штаб полка и артиллеристы обещали поддержку, но все было безуспешно.
К середине дня мы уже были почти в руках русских. Я приказал:
«Никому не выходить из танков. Никто не вылезает из танков».
Танкисты прекратили вести всякую разведку. Нашей единственной целью в тот момент было защищать друг друга.
Около 14.00 со стороны моего неподвижного танка донесся взрыв. Мы немедленно отправились на двух танках, чтобы выяснить, что случилось. Оказалось, что экипаж, расстреляв все снаряды, взорвал себя вместе с танком.
Все это время мы старались не уходить с огневых позиций и держать оборону. На остатках заряда батарей радиостанции мы успели договориться с командованием дивизии, что вечером, около семи часов, мы начнем отход. Мы должны были попытаться соединиться с полком и основными силами дивизии, окопавшимися в 15 км позади нас.
Время тянулось крайне медленно. Боеприпасы быстро подходили к концу; иссякал и запас топлива. Мы договорились не открывать огонь без особой необходимости.
Русские колонны шли мимо нас по железнодорожной насыпи. Маршировавшие по насыпи солдаты то и дело бросали в нас ручные гранаты или стреляли из автоматов. Нашим экипажам приходилось мириться с этим и просто смотреть. Открывать ответный огонь разрешалось только в крайнем случае.
Около 19.00 спустились сумерки. Штаб дивизии обещал внезапно открыть сосредоточенный огонь по высоте 99 и по целям перед ней и за ней, чтобы поддержать нашу первую попытку прорыва в направлении на Тлущ. Я решил, что единственным выходом для нас было бы следовать параллельно наступающим русским танкам в направлении позиций нашей дивизии.
Мы двинулись через проезд в насыпи слева от нас. Взводный Гроссрок приказал паре танков проскочить под полотном железной дороги и подбить несколько русских танков, чтобы наши танки могли прорваться. После этого по его плану мы должны были развернуться и двинуться в сторону наших позиций вместе с русскими.
Стемнело. В голове колонны, как этого и можно было ожидать, шел сам Гроссрок. Едва он выехал из тоннеля под железной дорогой, как танк был подбит прямым попаданием. Мне показалось, что это был фугасный снаряд большой пробивной силы. Танк раскалился почти добела. Сильно обожженный Гроссрок сумел выбраться из машины. Остальной экипаж тоже спасся и был подобран другими танками.
Попытка прорыва потерпела неудачу. Остатки моего батальона стояли танк к танку, обсуждая по радио планы новой попытки. Мы были хорошо замаскированы, и торопиться не было смысла. Все равно никто не мог нам помочь. Обещанная внезапная огневая поддержка так и не состоялась. Как выяснилось позднее, артиллерии снова пришлось менять позиции.
Вторая попытка прорыва была направлена в сторону нашего бывшего соседа — дивизии «Тотенкопф», к мосту. Русские танки уже переправились по мосту и были у нас в тылу, за рекой. Я подумал: «Что удалось им, может выйти и у нас!»
Шикер, мой адъютант, занял место в голове колонны. Я шел вплотную за ним. Не успел Шикер пройти и ста метров, как его танк провалился в огромную воронку. Башню заклинило. При этом Шикеру зажало руку, и он получил тяжелое ранение. Вытащить танк оказалось невозможно. Машину пришлось взорвать, а Шикер перебрался на мой танк. На машине становилось тесновато: здесь уже сидели Гроссрок, Шнайдер и их экипажи.
Эта попытка прорыва также не удалась. Другого выхода не было — нужно было двигаться через реку на Тлущ, чтобы выйти к своим. Радиосвязь прервалась.
Решение о последней попытке прорыва было принято около двух часов ночи и подверглось подробному обсуждению. Наши танки по бортам были снабжены броневыми экранами, защищавшими гусеницы. Этим экранам при прорыве отводилась особая роль. Мы договорились утопить их в реке, чтобы гусеницы танков двигались по твердой поверхности. Переправу через реку должны были прикрывать две счетверенные зенитки.
В течение ночи поблизости активно действовали вражеские танки. Русские пускали над нами разноцветные сигнальные ракеты, и мы очень обрадовались, когда нас накрыл пришедший с реки туман. Под его прикрытием удалось немного разведать местность. Разведку, естественно, пришлось проводить на своих двоих. Мы осторожно пробрались через русские позиции, чтобы найти на реке место, где наши танки могли бы перейти вброд. К реке я отправился вместе с несколькими взводными и ротными командирами, чтобы определить точное место для переправы. Далеко уйти нам не удалось. На другом берегу реки расположился лагерем русский батальон. Он готовился следовать за ударной группировкой русских, которая в это время, как выяснилось позднее, уже штурмовала Тлущ.
Счетверенные зенитки установили у переправы вплотную друг к другу. Потом мы утопили в реке часть броневых экранов. В стане противника возникло замешательство. Русские не знали, где свои, а где чужие. По согласованному сигналу ракетами зенитки открыли огонь, чтобы очистить переправу от противника. Элемент внезапности и паника среди русских помогли нам переправить на тот берег первые танки, которые тянули на буксире остальные машины.
Когда первые танки добрались до другого берега, они сначала очистили местность от противника, а затем перетянули через реку остальные танки. У нас оставалось девять машин. Мы ненадолго остановились, а потом решили пересечь железнодорожную насыпь, вдоль которой шла хорошая дорога на Тлущ.
На разведку на другую сторону насыпи был отправлен танк Ферстера. Все делалось медленно и осторожно — до рассвета было еще далеко. Когда через 300 метров Ферстер выехал к насыпи в поисках дороги на Тлущ, его машина вдруг с оглушительным грохотом взорвалась. Машина подлетела в воздух и свалилась с насыпи, под которой и замерла неподвижно. Не задумываясь, что может произойти дальше, мы двинулись вперед и прикрыли машину Ферстера. Танк выглядел ужасно. В него бросили несколько подрывных зарядов, и машина потеряла гусеницы. Ферстеру оторвало ноги. Он сказал мне:
«Гауптштурмфюрер, я готов… Отвоевался…»
С оставшимися восемью танками нам пришлось разведывать путь на Тлущ. Командир приказал проверить грузоподъемность небольшого моста через ближайшую реку. С первыми лучами солнца танк 7-й роты двинулся вперед. Когда он подъехал к мосту, из кустов неожиданно выскочили русские и с помощью подрывного заряда обездвижили машину. Под прикрытием других танков экипаж покинул машину и вернулся к нам. Боеприпасы кончались. У меня оставалось лишь несколько сигнальных ракет. Со своей позиции мы видели, как несколько русских танков с пехотой на броне наступают на Тлущ. У нас не оставалось другого выбора, как ехать по местности, покрытой кустарником и невысокими деревьями, в том же направлении, чтобы снова выйти к своим. Последнюю сигнальную ракету я приберег, чтобы показать товарищам, что приближаются свои танки, а не русские. Оставшиеся семь танков были битком набиты ранеными и «безлошадными» экипажами. Я решил на высокой скорости двигаться к нашим позициям в том же направлении, что и русские.
Уже двинувшись вперед, мы заметили, что километрах в двух от нас идет бой.
Я немедленно приказал поднять сигнальный флаг. К счастью, пехота нас сразу же опознала, и мы вышли к своим, не понеся новых потерь. Мы понесли ужасные потери в технике. Все ротные командиры выбыли из строя убитыми или ранеными. К счастью, всех убитых и раненых мы привезли с собой.
Уже через два часа я двинулся в путь с новым приказом. 5-я рота Карла-Хайнца Лихте испытывала сильное давление противника. Мой собственный танк пришлось оставить в ремонтной роте, поэтому я взял танк штаба полка и помог расчистить путь для отступления наших войск на новые позиции.
Гибель танков на реке Нарев
Рассказ о боях 6 сентября 1944 года в «сыром треугольнике» к северу от Сероцка в ходе обороны Варшавы:
Оберштурмфюрер СС Ола Олин, финский доброволец, изготовился к бою в районе Гуты Мале с тремя «пантерами»: его собственной (№ 711), № 714 Ганса Вольфа и № 734 Вили Бюкле.
После коллапса группы армий «Центр» советские танковые части всей своей мощью рвались к Варшаве и Висле. Давление на фронт по реке Нарев возрастало с каждым днем. На этом направлении постоянно пытались уйти в глубокий прорыв сильные танковые части. За два предшествовавших дня в упорных боях, сопровождавшихся массированными налетами штурмовиков, было уничтожено 240 вражеских танков и штурмовых орудий. На крутых берегах Нарева и ниже по течению, где русские пытались форсировать реку и захватить плацдарм, разыгрывались драматические сцены оборонительных и наступательных действий. Пехотинцы, вооруженные «панцерфаустами» и противотанковыми минами, выжидали в окопах и раз за разом наносили противнику тяжелые потери. Поля и леса вдоль Нарева были усыпаны остовами Т-34, американских «шерманов» и новых ИСов. Некоторые из них еще дымились, постепенно выгорая изнутри. Эти остовы образовывали стальной фронт, за которым пехотинцы всегда могли укрыться от огня вражеской артиллерии. Но советские части продолжали атаки, подтягивая все новые танки.
Советские танки прорвали немецкую оборону в деревне перед нами и стали сосредотачиваться в лесу, из которого они могли угрожать нашим путям снабжения и батареям тяжелой артиллерии. В этот момент наши три танка получили приказ контратаковать. Мы насчитали пятнадцать вражеских танков, двигавшихся по полю в нашем направлении. Когда последний советский танк покинул лес, настало время «пантер» дивизии «Викинг».
75-мм орудия выплевывали снаряд за снарядом, и вскоре перед нами стояли уже шесть охваченных пламенем танков. Русских охватила паника. Двигатели их танков громко ревели. Они хотели спасти оставшиеся танки от уничтожения. Они успели отступить лишь на несколько метров, и в поле задымился еще один танк. Подбитые машины закрывали сектор обстрела, поэтому пришлось покинуть позицию. «Полный ход — марш!» Еще три танка подбиты нашими «пантерами», а три других пали жертвами противотанковых мин отважных пехотинцев, ударивших во фланг. Два русских танка застряли и были брошены экипажами. Мы захватили их.
Результат боя 6 сентября к северу от Сероцка на Нареве: тремя «пантерами» 7-й роты 5-го танкового полка «Викинг» подбито 10 Т-34 и захвачено еще два.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги