Таракашка в моей голове

Глава 16

Домой вернулись, как и рассчитывали, после двух. Сережка привычно тихо открыл квартиру. Лешка не спал. Лежал с выключенным светом, ждал их. Слышал, как Тайка шипела, снимая кроссовки.

– Ай… Ноги гудят.

– Завтра никуда не ходи, – хохотнул Серый.

Открылась дверь в Серегину комнату.

– Разбирай диван, там как раз твое постельное, – скрипнула ручка на двери ванной комнаты.

– А ты где спать будешь?

Леха выдохнул. Раз такие вопросы, значит, точно не трахаются.

– На полу. Достань из дивана второе одеяло.

Лешка не выдержал, встал, вышел в коридор, растирая лицо:

– Не надо на полу, – включил свет, пожал Серому руку. – Здорово. Мне сейчас уходить, пусть Тайка ко мне идет.

– Лешка! – Тая восторженно бросилась ему на шею.

– Сорян, что разбудили, – смутился Серый.

– Не, норм, у меня будильник сработал, – соврал Леха, снимая с шеи Тайку. – Ну что, – посмотрел ей в глаза, – понравилось?

– Ой, ты не представляешь, как!!! Там такая архитектура, Эрмитаж, Васильевский остров, соборы… Так все красиво! – и с совершенно детским восторгом добавила: – И вкусно!

Сережка хохотнул:

– Это было самое главное.

Тая обернулась к нему с обезоруживающей улыбкой, а Леха посмотрел на друга и понял, что тот больше двух суток не спал. Вот ради кого он, Леха, сможет двое суток не спать? Внутри опять завертелся червячок сомнения.

– Ну ладно, – отмахнулся он. – Давайте вы по койкам, а я себе кофе сделаю.

– Добро! – кивнул Серый.

– Ага, – Тайка уже нырнула в его комнату и повалилась на еще теплый диван, стягивая джинсы.

Сережка достал подушку и вспомнил, что не сменил постельное утром. Сейчас совершенно не было сил. Да и к черту. Рухнул на диван, вдыхая Тайкин аромат. Тот же самый, что приятно щекотал ему нос сегодня во дворе Эрмитажа. Вдохнул глубже, улыбнулся… Тая… Утомленное тело не дало ничего осознать. Сережка почти сразу уснул.

***

– Юра! – бабушка строго смотрела на него. – Ты должен серьезнее относиться к ребенку! Ты же его отец! Он уже личность! Или когда ты его воспитывать будешь? Когда выше тебя станет?

Александра Васильевна хмурилась. Ее строгий взгляд отчаянно контрастировал с мягкими калошами и платком в цветочек. Зажатый в морщинистом кулачке букет из опавших листьев тоже не вписывался в образ строгой учительницы.

– Конечно, – Сережка кивнул. В такие дни он к ней никак не обращался. Если звал ее бабушкой, она возмущалась и расстраивалась, а называть ее мамой язык не поворачивался. – Я займусь!

– На вот! – бабушка впихнула ему в руки свой яркий букет. – Сделай с ребенком гербарий, расскажи, какой лист к какому дереву, – она наклонилась, выбрала мелкий кленовый. – Вот аппликацию можно, – разгладила листик. – Птичку! Особенно с пластилином хорошо будет.

– Я сделаю, обязательно, – стиснул зубы, снова послушно кивнул.

Он помнил этих птичек. Особенно с пластилином. Бабушка их много с ним сделала.

– Сделай, будь добр, – старушка поостыла. – А то у тебя одна рыбалка на уме. Сколько можно на эту твою речку мотаться? Это тебя до добра не доведет!

«Ах, бабушка, как же ты права! – Серега закрыл глаза, сглотнул комок в горле. – Хорошо, что ты сейчас этого не понимаешь».

В полдень отвел бабушку на обед, сидел рядом, кормил с ложечки, утирая ей подбородок салфеткой. Она все вспоминала, что Сереженька очень умный, аккуратный, ложку держит сам и ест без слюнявчика.

Потом старикам полагался послеобеденный сон. Привыкшая к режиму интерната бабушка клевала носом. Сережка приобнял ее за плечи, отвел в комнату. Светлая, достаточно просторная. С тонкими струящимися тюлями и репродукциями на стенах. Вдоль стен две кровати, телевизора в спальне не было, но стоял круглый стол с красивым искусственным цветком посередине. Старушки часто за ним чаевничали. Сначала Серый платил за индивидуальный номер, но потом персонал намекнул ему, что бабушке одной скучно. Удивительно заботливые люди. Номер на двоих стоил ощутимо дешевле.

Сейчас бабушка делила комнату с очень хрупкой, веселой Зинаидой Степановной. Очень пожилая, с абсоютно ясным сознанием, только вот ноги отказали. Ей требовался санитарный уход и курс поддерживающих сосудистых препаратов раз в месяц, а единственная дочь давно жила за рубежом. Звонила часто по видеосвязи. Сережка это видел много раз.

Он уложил бабушку, укрыл ее дневным пледом, как младенца. Соседка по палате подняла взгляд:

– Ой, милая ты моя! – оторвалась от вязания. – Ты устала? – повернулась к Сереге. – Сереженька, вывези меня, я спать не буду, чтобы не мешать ей….

– Это Юра! – спохватилась бабуля. – Мой сын!

– Да, да, моя хорошая, – лучезарно улыбнулась Зинаида Степановна. – Хороший у тебя сын! И внук замечательный.

Сережка поцеловал бабушку в лоб, еще раз поправил одеяло, взялся за ручки инвалидного кресла.

– Совсем редко она в себе, – вздохнула ее соседка. – Осталась там, где ей лет сорок-пятьдесят. Сын еще жив, да ты только родился.

– Главное, что осталась, – улыбнулся Сережка, устраивая бабушкину соседку на веранде. Подал ей теплую кофту, помог надеть – воздух был уже прохладным, особенно для стариков.

– Хороший ты мальчик, – Зинаида Степановна пожала ему руку. – Счастья тебе. Иди, милый!

Сережка попрощался и вышел. От бабушкиного пансионата до электрички можно было добраться на автобусе или через лес пешком. Он выбрал второе. Любил раннюю хрустальную осень. Брел в тишине, думал о мелочах, когда звякнул телефон. Новое сообщение.

Тая: Привет! Как дела?