Восьмое марта в нашей стране – это вам не двадцать третье февраля. Праздник чтится почти как Новый год или Пасха у православных. Гуляют дамы со вкусом, с размахом. В общем, Серый еле дождался, пока Леха вернется с заказов. В первое же спокойное утро заварил на двоих кофе, позвал его на кухню.
– Лех, – Серый хмурился, это было очень необычно для него. – А как насчет того, чтобы с одним пацаном поговорить? – начал без долгих вступлений.
– Да не вопрос, – Леха, довольно откинулся на спинку стула, поиграл бицепсом. – У тебя проблемы?
– Не у меня, – Серый покатал между пальцами сигарету. – У Тайки.
– Че? – Леха чуть не снес крохотный обеденный стол. – Че за перец?
– Да какой-то мудак со скульптурного…
– И че?
– Ну… Он пытался к ней подкатить, а Тайка отказала, – Сережка помолчал, думая, что и как подать. – Так он прямо при ней других баб кадрит, а ее посмешищем выставляет.
– Бля, – Леха ошарашенно выдохнул, а потом нахмурился: – А откуда ты это знаешь?
– Леха, твою мать! – Серый не выдержал и заорал: – Она иногда открывает рот и что-то мне рассказывает. А я слушаю, и даже иногда что-то спрашиваю. Тоже, блять, словами через рот. Это называется общение! Заебал уже!
– Бля… – Леха смущенно помялся, вернулся мыслями к тому козлу, о котором рассказывал Серый. – Со скульптурного? Пидор! Мы его просто размажем!
– Не надо его размазывать, Лех… – у Сережки в глазах промелькнул недобрый огонек.
– А что прикажешь с ним делать? – Леха нахмурился.
– Его надо унизить, хлеще, чем он ее унижает, – дернул подбородком Серый. – Перед всей компанией…
Леха хмурился и смотрел на товарища. Понимал, что тот прав, но не представлял, как...
– И что ты предлагаешь?
***
Мужики стояли в сквере и тихонько переговаривались.
– Ну а че б ему просто забрало не начистить? – со свойственной ему легкостью предложил Рыжий.
– Уебу суку, – стиснув зубы, процедил Андрей.
– Мужики, – Серый выпустил струю дыма, – если вы его покалечите, он завтра на весь институт будет героем, а Тайка стервой, – оглядел требовательным взглядом друзей. – Он ничтожество! Это и надо проявить…
Андрей как-то странно посмотрел на Серого. С уважением, что ли. Но тот этого взгляда не заметил, был сконцентрирован на стайке молодых ребят, тусующейся около памятника:
– Вот он, – показал на только что подошедших пацанов. – В красной куртке.
Андрей повел шеей, хлопнул Леху по плечу:
– Пошли, мужики, – Рыжий двинулся следом, а Серый остался стоять на месте.
Курил, кажется, уже седьмую сигарету подряд. Ах, с каким удовольствием он сам вмазал бы этому скоту! И по морде, и по яйцам, и руки суке сломать, чтобы не тянул куда не надо. Серый выдохнул, стиснул зубы. Парни отозвали козла в сторону, просто поговорить. От общей компании отвели буквально на два шага, сами держались на пионерской дистанции. Но подонок нервничал, постоянно озирался на своих, переминался с ноги на ногу.
Хорошо. Пора.
– Эй, мужики! – он подошел, хлопнул Леху по плечу с наигранной легкостью. – Это тот самый Тайкин прынц, с которым вы поговорить хотели?
Ребята молча на него уставились. Все было обговорено заранее.
– Погодите, погодите, – Серый сдал назад, – дайте я уйду, а то меня тошнит от вида крови.
С козлом в красной куртке случилась истерика. У него подогнулись колени, он затравленно заметался между Рыжим и Лехой:
– Да не трону я вашу Тайку! Не трону!
– Что значит, не тронешь? – Леха сам еле сдерживал истерику, правда, совсем другого рода. – Она в тебя влюбилась!
– Трону! Трону! – парень чуть не упал на колени, а Рыжий не выдержал и заржал. Просто со смеху покатился.
Скот, обидевший их девочку, вырвался из круга, метнулся к своим, но те… Те все видели… И слышали… На него смотрели странно и неодобрительно… Парень постоял секунду и, ни с кем не прощаясь, умотал в сторону метро. Три амбала стояли и ржали, а Серый молча курил. Из-за этой суки Тайка к нему пришла. Черт, какой это было ошибкой! Какой сладкой ошибкой!
***
Весна вступала в свои права. К апрелю снега в Москве не осталось – его попросту весь вычистили и вывезли. Благодаря яркому солнцу всем казалось, что лето близко и жизнь прекрасна. У художников начались пленэры. Тащиться куда-то на целый день с этюдником под мышкой, чтобы поймать правильный свет, увидеть естественный трепет листвы на ветру и взъерошенного от капели воробья… О чем еще могут мечтать десятки молодых живописцев, бредущих нестройной толпой, например, по Ботаническому саду? Разве что о нормальном этюднике.
– Вот, значит, ей на ретрит поехать денег надо, – Тая чуть не плакала от возмущения. – Она нервы успокаивает! А мне? У подольского этюдника ножки гнутся, весь качается! Понятно, он копейки стоит! – чуть не плакала. – Тая, мы небогаты! – девушка передразнила мать. – Попробуй обойтись малым!
Шмыгнула носом, нахмурилась. Сережка, который нес на плече ее сумку и тот самый злополучный этюдник, достал сигареты, подумал.
– Тай, – спокойно закурил, – а какая цена вопроса?
Она округлила глаза:
– Ты же не предлагаешь мне брать деньги у тебя? – спросила почти обиженно.
– А почему нет? – пожал плечами. – Ты же берешь у парней?
– Это другое! – в глазах праведное возмущение.
– Почему? – спросил, хотя уже знал ответ.
Нет, Тая, нет! Черт, покраснела. Ладно, сейчас осадим немного романтику.
Затянулся, прищурившись, выпустил дым в сторону:
– Так сколько нормальный этюдник стоит?
– Почти двадцатку, – пробормотала, надув губки.
– Тай, – дернул подбородком. – При хорошем раскладе это меньше, чем мне платят за час, – посмотрел ей прямо в глаза.