Ульвхедин переехал в Гростенсхольм уже на следующий день. Он взгромоздился на воз своих пожитков и сидел на нем с прямой как никогда спиной и с таким блеском в глазах, который у него не видели целую вечность.
— Счастливо, дедушка, — крикнула Элизабет и помахала ему рукой. Старик улыбнулся.
— Счастливо тебе самой, Элизабет! Береги себя! И спасибо тебе! — загадочно прошептал он. Дедушка Ульвхедин так много всегда знал.
— И запомни, Элизабет: за пределами спокойной Гростенсхольмской волости мир полон волков. На двух ногах. Которые поедают на завтрак маленьких девчушек!
— Я знаю. Я буду осмотрительной. Они убедятся, что этот завтрак не так уж легко переварить.
Эти слова вызвали улыбку Ульвхедина.
— Я знаю. Ведь не зря же ты моя правнучка.
— Мне не по душе, что ты переезжаешь к Ингрид, дедушка, — сказала подошедшая Тура. — Вы вдвоем одни в большом доме — это не дело!
— Ах вот как! — воскликнул Ульвхедин. — Мы не какие-нибудь молокососы. И, между прочим, народу не должно быть дела до того, что мы делаем и чего мы не делаем. Если они будут подглядывать, мы на них напустим дьяволят!
Дедушка к этому времени уже взобрался наверх.
Тура отвернулась и ушла в дом. Многие годы она все решала по-своему. Теперь она умывала руки.
Итак, однажды подали шикарный экипаж, на котором уехала Элизабет. Она взяла с собой все самое необходимое. Ей было так мало известно о будущем.
Материнские предостережения все еще доносились издали.
— Не упусти свой шанс, Элизабет, и не будь такой своенравной, как обычно. Помни, что тебя не заставляют с самого начала полюбить своего мужа. У него могут быть хорошие качества, которые тебе еще неизвестны. И я знаю, что он привлекательный. Непохожий ни в малейшей степени на своего брата, который здесь был. Сделай все возможное для больной родственницы, а также постарайся составить хорошее впечатление о себе у своих будущих свекра и свекрови. Передай им сердечный привет от меня и скажи им, что они будут желанными гостями в Элистранде, когда они того захотят. У нас не такой большой и красивый дом, как у них, но у нас есть… — И ее последние слова унес ветер…
Элизабет вздохнула с облегчением и грустью одновременно. Она обернулась, чтобы посмотреть на свой любимый Элистранд. Ей хотелось знать, какое будущее ей уготовано. Отец уже работал на реке, она попрощалась с ним утром. На дороге теперь виднелась маленькая и одинокая фигурка матери, растерянно машущей рукой вслед исчезающему экипажу. Элизабет почувствовала нежность к матери. Мать всегда была доброй и заботливой и, хотя не понимала, что порой слишком много брюзжит, желала всем только добра.
В этот момент Элизабет стало немного больно.
Родители настаивали на том, чтобы сопровождать ее, но она знала, насколько заняты они были именно сейчас, да и разве не была она одной из самых самостоятельных в роду? Она отнеслась к поездке как к приключению.
Однако, не слишком ли она отважна? Она подумала об этом, когда Элистранд исчез за холмами. Сейчас было бы неплохо, если бы родители были рядом. А, чепуха! Ингрид никогда не попросила бы о поддержке в подобной ситуации. А Ингрид была для Элизабет кумиром и образцом для подражания.
Но об этом, разумеется, не должна знать мама!
Кучер вез ее в Кристианию. Был погожий, немного прохладный день. Коляска, имевшая много рессор, резво продвигалась вперед, хотя дождь на прошлой неделе разбил дорогу так, что во многих местах виднелись камни.
На полпути ее встретил ехавший верхом Вемунд Тарк. Взглянув на него, она еще раз убедилась, насколько мужественным он был. Как и Элизабет, он явно не питал интереса ко всем этим парикам и напудренным волосам. Его волосы были собраны на затылке и перевязаны бархатным бантом, и он был более изыскано одет, чем во время их последней встречи. Он выглядел как дворянин. Однако он оставлял впечатление довольно дикого человека, и именно такое сочетание глубоко запало в душу Элизабет.
Верхом на лошади он был красивее, чем раньше.
Он пересел к ней в коляску, лошадь сама следовала за экипажем.
— Я прошу прощения за то, что не смог приехать за вами в Элистранд, — сказал он. — У меня совсем не было времени.
— Ничего, — прошептала Элизабет, как обычно краснея в его присутствии. — Мать просила меня предупредить вас, что я не выношу пудру. А то вы еще подумаете, что я скверная женщина — раз не надеваю парик.
— Из-за этого беспокоиться не стоит, — сказал он сухо. — У меня, например, сейчас сложилось впечатление, что никто не сможет утонуть в пудре больше, чем скверные женщины. К тому же мы с вами похожи, мне тоже не нравится эта дурацкая мода.
— Вот именно, сто лет тому назад вовсе не было позорным ходить с непокрытой головой. Но у меня с собой всегда был парик на всякий случай. Я имею в виду, что, когда действительно было нужно, я выглядела вполне прилично.
— Спасибо, что вы пожелали приехать, — сказал он. — С моей родственницей сейчас действительно плохо. Я торопился, чтобы встретить вас и рассказать, как вам действовать.
— Это здорово, потому что мне приходится ориентироваться в ситуации на ощупь.
— Я понимаю. Могу я звать вас Элизабет?
— Естественно, пожалуйста, — сказала она, раздраженная своим постоянным смущением от общения с этим мужчиной.
— Благодарю. Что касается Лиллебрура, то вы будете общаться с ним время от времени у меня дома. В первый раз завтра вечером. Он как раз придет в гости, и я бы хотел, чтобы ты появилась одновременно.
Это прозвучало не как приглашение, а как приказ. «Не допусти, чтобы он командовал тобой, Элизабет!» Ну уж нет, она-то будет настороже!
— И он наверняка пригласит тебя поехать домой в Лекенес, — продолжил Вемунд Тарк.
— А знает ли он, что?..
— Я разговаривал с ним вчера. Согласно твоему желанию я пока не упоминал о том, что я сватался к тебе от его имени. Я сказал ему только, что повстречался с молодой девушкой, которая переехала в Кристианию, и что она ему, несомненно, понравится. Он, разумеется, заинтересовался этим. Я, однако, не сказал ему, что ты будешь ухаживать за Карин.
— Так твою родственницу зовут Карин?
— Да. И сейчас я должен тебе кое-что объяснить. Мы должны быть очень осторожными…
Она взглянула на его ноги, обтянутые бархатными брюками темно-сливового цвета. Под тканью угадывались мощные бедра. Одно колено распухло, как будто он сильно ушибся. Да, с его тягой к тяжелому физическому труду в лесу и в поле вовсе не удивительно подчас получать травмы.
Это колено и тугие мускулы бедер делали его таким человечным, таким живым и ощутимым. Она быстро отвела взгляд.
Она негромко произнесла:
— Я поняла так, что ее болезнь, в основном, не физическая?
— Я знал, что ты умница, — прошептал он. — Именно поэтому я тебя и выбрал. И потому, что ты дочь моего друга Ульфа. Ты очень похожа на него по характеру, а он один из немногих людей на свете, на которых я могу положиться.
— Ты хорошо сказал о моем отце, которого я очень люблю, — сказала растроганная Элизабет.
— Я сказал хорошо и о тебе, но ты этого не услышала, — проворчал он.
— Нет, я слышала. — На ее лице появилась мягкая, насмешливая улыбка. — Но ведь позволительно немножко притвориться скромницей? Но продолжай!
— Ты верно сказала, что она страдает психическими отклонениями и погружена в свой собственный мир.
— Но я правильно понимаю, она совершенно неопасна?
— Конечно, нет! Она прелестное маленькое создание. А самое важное, чтобы она продолжала жить в своем мире грез. Пробуждение в ней разума равнозначно ее убийству.
— Я понимаю. Она сбежала в другой мир? От реальности?
— Совершенно верно! Поэтому ее следует беречь. Я бываю у нее, но весьма редко. Она даже не знает, кто я такой, и ей не следует этого знать. Она называет меня «славный мальчуган».
— Значит, она пожилая дама?
— Ей сорок пять лет. Она знает, что меня зовут Вемунд, но не больше.
— Я чего-то не понимаю.
Вемунду было тяжело говорить.
— Ты понимаешь, она такой стала из-за меня!
— Что?
— Да, это правда. Это из-за меня она так сильно страдает. Я не могу и не хочу рассказывать, как это случилось, но я постарался обеспечить ей наилучший уход. Сначала ее поместили в омерзительный дом для умалишенных, но я вытащил ее оттуда и дал ей дом. А теперь на очереди самое сложное: она знает — то есть, если у нее восстановится нормальная способность понимать, — что именно Тарк разрушил ее жизнь. Но она не знает, что это был я или что меня зовут Тарк. Поэтому, что бы ты ни делала, Элизабет, никогда не произноси имени Тарка в ее присутствии. Это твое первое и самое важное правило!
Несмотря на некоторое замешательство она кивнула.
— Я обещаю.
Вемунд, похоже, успокоился.
— По этой же причине никто, кроме меня, не знает, что я о ней забочусь. Никто в Лекенесе, даже мой брат, ничего не знает, и тебе не следует упоминать о ней. Говори лишь, что ты составляешь компанию пожилой даме в Кристиании! Если они что-то разузнают, то тут же объявятся, потому что она и их родственница, и тогда все пропало.
— У Карин фамилия тоже Тарк?
— Нет, ее фамилия Ульриксбю.
Элизабет улыбнулась.
— Знаешь, когда ты упомянул о ней первый раз, то перед словом «родственница» ты сделал небольшую паузу. Поэтому у меня сложилось впечатление, что она твоя любовница.
— Боже упаси! — проворчал он, отвернувшись.
Экипаж катился дальше, приближаясь к Кристиании. Внутри этого обитого плюшем экипажа непроизвольно воцарилась интимная атмосфера, однако Элизабет хорошо осознавала дистанцию между ними.
Вдруг он резко повернулся к ней.
— Но Лиллебрур думает, что у меня есть содержанка. И пусть он и далее так думает.
Элизабет поинтересовалась:
— Очевидно, и я не должна упоминать при Карин Ульриксбю о семействе в Лекенесе?
— Ни при каких обстоятельствах! Это была бы катастрофа, потому что их всех зовут Тарк. Я не осмеливаюсь даже произносить их имен, так как мне неизвестно, насколько хорошо она могла их знать до того, как… стала такой.
— Она, судя во всему, перенесла нервное потрясение?
— Конечно! И неизлечимое!
— Это произошло по твоей вине?
— Да, я был причиной.
— Но ты отнюдь не похож на человека, который способен навредить, — с неожиданной благожелательностью констатировала она.
— Это случилось совершенно непроизвольно, могу тебя в этом уверить! А вон и Лекенес.
Элизабет машинально начала надевать перчатки.
— Нет, мы здесь не выходим. Я сюда никогда не езжу, — сказал он.
Она отложила перчатки.
— Я слышала, что ты живешь отдельно?
— Да.
Большего узнать ей не удалось.
Они проехали мимо величественной усадьбы. Это было настоящее поместье, самое помпезное из всех, которые Элизабет когда-либо видела. Каждая линия дома, каждое дерево или куст напоминали о французском стиле времен «короля-солнца» — Людовика XIV.
Они свернули с главной дороги на Кристианию и доехали до небольшой возвышенности над городом. Коляска въехала в большие ворота, но не направилась по аллее, которая вела к дому. Они свернули по направлению к парку, миновали большой, добротно построенный амбар и поехали по узкой дорожке через поля и луга к лесу.
— Все это однажды станет твоим, не правда ли?
— Да, к сожалению. Я надеялся, что это достанется Лиллебруру, но вышло иначе! Ладно, я, возможно, устрою все иначе, и у него все устроится после того, как он на тебе женится.
— Рано считать это делом решенным! Может быть, он еще не захочет.
— Он захочет, — весело ответил Вемунд.
— А почему ты этого не хочешь?
— Это не в моем стиле. Я не люблю получать что-либо бесплатно.
— Ах, вот оно что. Ты любишь бороться. Я понимаю тебя, потому что сама это люблю.
— А знаешь ли ты, откуда все это взялось? — взволнованно спросил он, величественным движением руки указав на поместье. — Это все создано непосильным трудом в лесу мелких арендаторов, эксплуатацией крестьян, получавших незначительную часть древесины за свой тяжкий труд. Лекенес был построен не семьей Тарков, но мы продолжаем начатое дело. Сам я пытаюсь обеспечить тем, кто работает на нас, немного более достойные жизненные условия. Но ты думаешь, это популярно? Другие деловые люди из-за этого вне себя от ярости!
— Знаешь что? — сказала Элизабет и посмотрела на него, немного наклонив голову. — Кажется, ты начинаешь мне нравиться!
От этих слов он почти впал в бешенство.
— Будет лучше, если я тебе разонравлюсь, — сказал он твердым тоном. — Я хочу быть возмутителем спокойствия и держать всех на дистанции. Тебе понятно?
Она холодно отозвалась:
— Я не сказала, что начала любить тебя, Боже упаси! Я лишь сказала, что нашла в тебе редко встречаемого единомышленника. А буянить ты можешь сколько твоей душе угодно — меня это не касается.
Он уставился на нее, как будто хотел выяснить, откуда выискалась эта необычная девчонка, но, хмыкнув, отвернулся от нее.
— Вемунд, — обратилась к нему Элизабет, немного склонив голову. — Я кое-что заметила.
— Что именно?
— Ты никогда не рассказываешь о своих родителях, а говоришь лишь о родителях Лиллебрура. Или прибегаешь к куче странных уверток.
— Иногда ты бываешь слишком умной, — прошипел он.
Они проезжали через красивый лес, держась гребня холма. И, наконец, выехали из леса, и перед ними открылся вид на Кристианию с ее церквями и Акерсхюсом. Они остановились у дома на опушке леса.
По сравнению с Лекенесом это был неприглядный дом. Здесь жил Вемунд Тарк.
— Мне сдается, что тебе здесь нравится, — сказала Элизабет, взглянув по сторонам.
— Да. Здесь мне спокойно. Я принесу сейчас вещи и распрягу лошадь, и мы сразу отправимся в дом Карин.
«Дело становится запутанным, — подумала Элизабет. — Как мне справиться с этой завесой секретности? К тому же он мог бы пригласить меня в дом».
Она взглянула на свою красивую юбку. Она терпеть не могла современную моду на парики, но обожала красивые платья с плотно облегающими лифами, глубокими вырезами и широкими, развевающимися юбками. Все было таким изящным, таким женственным, это была оргия цветов, красивых тканей и изысканных кружев. Конечно, ее непослушные волосы не соответствовали моде, но ей это было безразлично.
Мать Тура сказала как-то, что в Лекенесе живут «замечательные люди». Она надеялась на это. Но Вемунда к ним не причисляла.
Да, замечательным он был едва ли.
В эту минуту он открыл дверь экипажа, размышляя о том, как бы от нее избавиться.
Элизабет вышла из экипажа как можно грациознее. Он не подал ей руки, чтобы поддержать ее, но она не придала этому значения и, сгорая от любопытства, последовала за ним в дом.
В окне виднелась застывшая фигура пожилой женщины с худым каменным лицом и скрещенными на животе руками. Она сделала реверанс, не проявляя особого интереса к Элизабет.
— Это госпожа Окерстрем, она помогает мне по дому, — пояснил Вемунд. — Она живет в городе и приходит каждый день лишь на час. Кроме того, она готовит пищу и убирает у моей родственницы Карин, так что об этой стороне дела ты можешь даже не думать. В твою задачу входит ухаживать за Карин в любое время суток, составлять ей компанию, помогать ей — и присматривать за ней. Понятно?
— Да.
— Я высоко ценю госпожу Окерстрем. Она самый надежный человек из всех, кого я знаю. То, что происходит в доме Карин, никогда не выносится наружу. Она, однако, не желает иметь чего-либо общего с Карин в человеческом плане. Госпожа Окерстрем — человек глубоко религиозный, и ей не нравится шум и переполох.
— Я понимаю, — сказала Элизабет, повернувшись к женщине. — Я обещаю ни в коем случае не мешать. Я бы хотела, чтобы мы дружно работали вместе, пока я здесь. Насколько я поняла, господин Тарк нанял меня на время. Пока он не найдет женщину на постоянную работу.
Оба кивнули головой.
Если Элизабет рассчитывала, что Вемунд покажет ей весь дом, то она ошибалась. Ей удалось посмотреть только эту комнату, и это многого ей не открыло. Умелой рукой госпожи Окерстрем поддерживался безупречный порядок, мебель, очевидно, вытащили с чердака усадьбы Лекенес. Все казалось безличным, обычным, типичным для мужчины, которому нравится жизнь вне стен дома и которому, в общем-то, наплевать, какова обстановка дома.
Эта неожиданная мысль вызвала у Элизабет некоторое сочувствие. На самом же деле Вемунд Тарк не был мужчиной, вызывающим нежные чувства.
— Ладно! Пора расходиться, — коротко сказал он. — У меня больше нет времени на разговоры.
«Спасибо за дружескую заботу», — с иронией подумала про себя Элизабет и последовала за ним в экипаж.
Экипаж тронулся в путь. На одной из ближайших улиц они остановились.
— Итак, мы на месте, — сказал Вемунд. — Я оставляю тебя здесь…
— А разве ты не проводишь меня до дома? — спросила она в легкой панике.
— Нет, — сказал он строго. — Женщина, которая присматривала за Карин, все тебе расскажет. Будут трудности, найди меня! И в любом случае приходи ко мне завтра вечером.
— В каком часу? — успела она выпалить, прежде чем он сел в экипаж.
Явно раздраженный, он повернулся.
— Не знаю. Ну пусть будет в семь часов. Я пошлю госпожу Окерстрем тебе на замену, чтобы Карин не оставалась одна.
Он закрыл дверь и был таков.
Элизабет осталась стоять на узкой улочке, чувствуя, что ее из ворот оглядывает какой-то ребенок.
Она посмотрела на двухэтажный особняк, который на время должен был стать ее домом. Он был небольшим, но красивым и имел со вкусом разукрашенную дверь. Она вздохнула, решительно подняла свой багаж, оставленный кучером, и постучала в дверь.
Никто не отвечал.
После нескольких новых тщетных попыток она осторожно взялась за дверную ручку.
Дверь легко открылась, и она вошла в очень маленькую прихожую, выкрашенную в светлые, изысканные цвета.
— Есть тут кто? — осторожно поинтересовалась она.
В ответ не последовало ни звука. Спустя некоторое время она услышала, что кто-то шевелится в соседней комнате, и с опаской пошла туда.
Спиной к входу в комнату стояла женщина и чистила серебряную посуду. Элизабет кашлянула. Никакой реакции. Она подошла поближе так, чтобы та ее увидела.
Женщина вздрогнула и уронила соусницу, которая с грохотом упала на стол.
— Добрый день, — сказала Элизабет, приседая в книксене.
— А, это ты, — промолвила женщина невнятным голосом, типичным для глухих людей. Она внимательно посмотрела на Элизабет. — Вот и хорошо, теперь я смогу уйти из этого сумасшедшего дома. Да, я надеюсь, что ты знаешь, что тебе предстоит? Я же не желаю ни на секунду задерживаться в доме с этой ненормальной… дурой!