Авторизованный перевод Б. Залесской и Г. Герасимова.
Й о к у б а с Б у д р и с — богатый крестьянин.
Б у д р е н е — его жена.
К а р о л и с — их сын.
М а т ь Б у д р и с а.
Я н у л и с — садовник Будриса.
Г е н е — дочь Янулиса.
К и б а р т а с — малоземельный крестьянин.
С у д ь я.
Ю к н а — адвокат.
Н а р б у т е н е — адвокат.
А н т а н а й т и т е — свидетельница.
С у д е б н ы й п р и с т а в.
Н о т а р и у с.
П у б л и к а в з а л е с у д а.
Действие происходит в 1936 году.
Просторная комната богатого крестьянского дома. Дубовая мебель, в углу — пианино. Видна часть открытой двери. На веранде — скамья. Конец апреля. Вечереет. Б у д р е н е вешает на стену портрет сына. Счастливая, что-то напевает.
М а т ь Б у д р и с а (крупная, прихрамывающая старуха лет 80. Входит, опираясь на палку. Останавливается и рассматривает занавески на окнах). Новые?
Б у д р е н е. Новые.
М а т ь Б у д р и с а (недовольно). Так-так… (Указывает палкой на портрет.) Вроде еще не ослепла. Уж не он ли?
Б у д р е н е. Он, матушка.
М а т ь Б у д р и с а. Так-так… Далеко от земли не убежит. Можешь быть спокойна.
Б у д р е н е. Нынче-то уж точно кончатся мои мучения. Часок еще, а может, всего лишь короткая минутка…
М а т ь Б у д р и с а. Что ты там бормочешь, сноха?
Б у д р е н е. Ничего, матушка.
М а т ь Б у д р и с а. А земля за садом уже подсохла. Комок в пальцах крошится.
Б у д р е н е (вынимает из шкафа мужской костюм, ласково поглаживает, осматривает, осторожно чистит какое-то пятнышко). Три года висит. Почти новый.
М а т ь Б у д р и с а. Комок, говорю, в пальцах крошится. С утра бы надо было плуг в борозду ставить…
Б у д р е н е. Да разве можно вам в поля ходить, матушка?! И так нога не заживает.
М а т ь Б у д р и с а. Не заживает… Палец отрезали. Сердце, дескать, кровь туда не гонит. Чушь! То же самое сердце, та же самая кровь.
Б у д р е н е (занимаясь чисткой пятна). Случается… Ничего не поделаешь.
М а т ь Б у д р и с а. Что случается?
Б у д р е н е (громко). Да хотя бы с этим самым сердцем… Случается.
М а т ь Б у д р и с а. А я говорю: слишком все умные нынче стали. Мудрят, мудрят. Мозги у людей от этого мудрования свернулись. Когда всякий начинает невесть что придумывать — добра не жди.
Б у д р е н е. Пуговица оторвалась… (Ищет в шкафу пуговицу, берет нитки.)
Входит Я н у л и с с корзиной в руках.
Я н у л и с. А вот и я со своим трехгрошовым. Ты только взгляни, хозяйка. Груши! Бере зимняя Мичурина. Даю голову на отсечение, что у вас ни одной не осталось.
Б у д р е н е (заглянула в корзину). Ого! У нас и простых-то яблок уже нету.
Я н у л и с. Вот я и говорю! (С упреком.) Только бы продать. Только бы деньги. А я? Под стеклом хранил. (Поднимает грушу.) С одного боку — мрамор, с другого — настоящее золото.
Б у д р е н е. Хорошо вылежались, хорошо.
Я н у л и с. Каждый год берегу. До поздней весны… Приедет же, думаю, когда-нибудь Каролюкас, так я ему самые отборные.
Б у д р е н е. Ему, значит?
Я н у л и с. Вот именно.
Б у д р е н е. Спасибо тебе, Янулис.
Я н у л и с. Кто ж, кроме него, оценит, что в нашем саду краше всего…
Б у д р е н е. Не думала, что и ты так Каролиса ждешь.
Я н у л и с. Разве я его на руках не носил?! И когда вырос, все, бывало, ко мне да ко мне. А мне только того и надобно. Молвит словечко, и я уж знаю — никто другой такого не придумает. Потому что он, как бы это сказать, каждого человека любил… А мне только того и надобно. Справедливый был юноша. Истинно справедливый. Не покривит…
Б у д р е н е. Ох, оттого, видать, все его беды-несчастья…
Я н у л и с. А может, счастье?.. Ну, до свидания. Пойду я.
Б у д р е н е. Постой, Янулис, погоди, куда торопишься?
Я н у л и с. Так ведь, хозяйка, дочка у меня приехала. Тоже кое-что Каролису готовит… Цветы!
Б у д р е н е. Ишь ты! Смотри, Янулис…
Я н у л и с. Ничего. Цветы-то небось сам я растил. (Уходит.)
М а т ь Б у д р и с а (иронически). Так-так. Вот ведь мудрец: «Только бы продать! Только бы деньги!» А как же иначе? Юргису, мужу моему покойному, всего тридцать десятин в наследство досталось. Умел человек деньги считать. Соседям под проценты одалживал. Луга-то заливные — не за долги ли взял? А какие луга? Да и Йокубасу, сыну моему, не за красивые глаза наделы этих новоселов перешли… Дома строил, сады завел — разве мало денег надо было? Так-то. За клок собачьей шерсти земли не купишь. Будрисы знают, что делают…
Г о л о с Б у д р и с а. Янулис! Скажи, чтобы распрягали. Только пусть не поят сразу. Лошади-то в поту все.
Г о л о с Я н у л и с а. Ладно, хозяин.
Входит Б у д р и с.
М а т ь Б у д р и с а. Получилось?
Б у д р и с (с гордостью). А когда у Будриса не получалось?
Б у д р е н е. Небось проголодался в дороге? Я сейчас, я мигом тепленького чего-нибудь…
Б у д р и с. Да нет, перекусили, и к водочке приложились. Не еда у меня теперь на уме.
М а т ь Б у д р и с а. Значит, выцарапал у него из лап?
Б у д р и с. Когтями выдрал, мать.
М а т ь Б у д р и с а. Слава тебе, господи!
Б у д р и с. Не хотел выпускать, как ястреб вцепился. Торги были нынче, ну и… Кончено. Моя земля! Слышишь, мать! Слышишь, жена! Десять гектаров земли! Последний новосел. Дольше всех держался. Вот она где, его землица! (Сжал кулаки.) Добился я своего. Теперь вздохну спокойно.
Б у д р е н е. А я все думаю, Йокубас, и зачем тебе лишние тяготы на душу брать?
Б у д р и с. Тяготы? Помолчала бы лучше.
М а т ь Б у д р и с а (подсчитывая про себя). Сто… двадцать два гектара… Встал бы из могилы отец…
Б у д р и с. Да, уж он-то порадовался бы на своего сыночка…
М а т ь Б у д р и с а. Еще как!
Б у д р и с. Нет, мать, рано. Повремени годик-другой… Ну пусть все десять лет! Я эту никудышную землицу тучной сделаю, как вся моя земля родить будет. Пшеница в человеческий рост вымахает, рожь стеной встанет. Пятерых батраков держать буду. Да-да, мать! Самоновейший дом поставлю. Закрома от зерна ломиться будут, в хлевах — полно скотины, в садах яблок-груш — не вывезешь… Погреба мясом набью, карманы — деньгами… Вот тогда пусть отец воскреснет, пусть придет и посмотрит, полюбуется!..
М а т ь Б у д р и с а. Да благословит тебя господь.
Б у д р е н е. А я все думаю… не слишком ли ты Кибартаса обидел? Ведь у него ничего не осталось.
Б у д р и с (будто его кольнули). Что?
Б у д р е н е (не желая сердить его). Ничего, говорю, не осталось у него.
Б у д р и с. Избу ему верну, сарай, хлев.
М а т ь Б у д р и с а. Что ты сказал?
Б у д р и с (громко). Отдам Кибартасу избу.
М а т ь Б у д р и с а. Ты что?.. Одну только землю купил?
Б у д р и с. Торги были объявлены на землю со всеми строениями… И я все купил.
М а т ь Б у д р и с а. Вот те и на! Купил и отдаешь.
Б у д р и с. Отдаю. Пусть себе живет.
М а т ь Б у д р и с а. А ты бы и продать мог.
Б у д р и с (нервно). Помолчи лучше, мать, коли не понимаешь. У меня тут свой расчет.
М а т ь Б у д р и с а (раздраженно). А я тебе говорю: грех. С чего бы это своим добром бросаться? Жизнь прожила — такого не видела. (Прихрамывая, идет прочь. В дверях останавливается, ударяет палкой в пол.) Земля мягкосердых не терпит! (Уходит.)
Б у д р и с (про себя). Земля мягкосердых не терпит…
Б у д р е н е (успокаивая его). Не волнуйся. Мне так хочется, чтобы ты был сегодня веселым и добрым. Я должна кое-что рассказать тебе.
Б у д р и с. Что еще?
Б у д р е н е (показывая на фотографию сына). Видишь?
Б у д р и с. Каролис? Что это значит?
Б у д р е н е. Я подумала: сегодня у тебя будет хорошее настроение… землю купил.
Б у д р и с. Говори наконец, в чем дело!
Б у д р е н е. Приедет он сегодня.
Б у д р и с. Приедет?
Б у д р е н е (мягко). Йокубас, будь человеком, помирись. Сегодня же. Ведь ты отец. А он у нас — единственный.
Б у д р и с. Только не сегодня.
Б у д р е н е. Но он в любую минуту может быть здесь. Я лошадей на станцию послала.
Б у д р и с. Пригласила? Без моего ведома?
Б у д р е н е. Да, Йокубас. Никогда не перечила я тебе, сам знаешь. Но на сей раз иначе не могла… Ведь сколько времени прошло, а ты ни в какую.
Б у д р и с. А он? Забыл, что ли, как все кончилось? Хочет без моего разрешения вернуться? Неужели сам он?.. Нет! Я думал, сын Будриса… каким бы он там ни был… имеет хоть капельку гордости.
Б у д р е н е. Я написала, что и ты его зовешь.
Б у д р и с. Письмо ему написала?
Б у д р е н е. Да.
Б у д р и с. Вот те и раз!
Б у д р е н е. Слушай, Йокубас. Когда ты его выгнал… Когда он ушел… Это было… Остановился сынок в дверях, замер, потом так медленно пошел по дороге. И уже три года… Я и сама не знаю, что творилось со мной все это время… Не можешь ты понять этого, Йокубас…
Б у д р и с. А он? Вспоминал ли он о доме? Хоть какую-то весточку прислал? Плевать ему и на отца и на дом.
Б у д р е н е. Нет, Йокубас, не так это. Я все время с ним переписывалась.
Б у д р и с. Ты? Переписывалась?
Б у д р е н е. Да. Тайком.
Б у д р и с. Так-так… Наседка.
Б у д р е н е. Вот тут у меня его письма. (Вынимает из шкафа шкатулку.) Как он пишет! Как соскучился… Вот послушай. (Читает.) «Милая мамочка! Так хотелось бы заглянуть в твои глаза. (Утирает слезы.) Посидеть рядом с тобой осенним вечером. Не разучилась ли ты петь, мама?» (Кладет письмо.) Не могу.
Б у д р и с (уныло). Об отце-то и не вспоминает…
Б у д р е н е. Что мне оставалось? Вот и пригласила. И про тебя малость соврала.
Б у д р и с. Может, я и сам когда-нибудь… когда время бы пришло…
Входит Я н у л и с с чемоданом в руках.
Я н у л и с. Вот и наш гость!
Б у д р и с. Как снег на голову. (Уходит в другую дверь.)
Б у д р е н е (вслед уходящему Будрису). Йокубас! (Янулису.) Уже? Боже мой… Неужели?..
Я н у л и с. В поле встретил.
Входит К а р о л и с.
К а р о л и с. Мама!
Б у д р е н е. Сынок!
К а р о л и с (обнимает мать). Милая моя!
Я н у л и с (сам себе). Наконец-то дождалась. (Уходит.)
Б у д р е н е. Снова ты дома… Боже мой… Снова ты дома.
К а р о л и с. Как ты переменилась!
Б у д р е н е (утирает слезы). А я уж… (Снова обнимает сына.)
К а р о л и с. Теперь все будет хорошо, мама.
Б у д р е н е. Ты приехал — больше мне ничего не надо.
К а р о л и с. Да вот… Приехал наконец…
Б у д р е н е. Я и говорю… Боже мой, только бы тебе хорошо тут было.
К а р о л и с. Надеюсь… Одиночество и все прочее — это нелегко.
Б у д р е н е. Что и говорить… Без близких, без своих.
К а р о л и с. Да, милая мама. О чем бы ни думал — всегда хочется, чтобы кто-то, кто тебя понимает, рядом был. Так уж устроен человек, мама. Как ни странствуй, а приходит пора возвращаться…
Б у д р е н е. Странник ты мой. Куда ж тебе возвращаться, если не ко мне.
К а р о л и с. Очень ты добрая, мама… (Взволнованный, отворачивается, оглядывает комнату.) Та же самая комната. Ничего не переменилось. Кажется, только вчера был я здесь… (Подходит к окну.) Зазеленеют деревья, и не увидишь отсюда реки… Правда?
Б у д р е н е (счастливая). Не увидишь.
К а р о л и с. А вот и пианино мое! Твой подарок, милая мама.
Б у д р е н е. Помнишь? Совсем еще маленьким был. А про пианино даже во сне мечтал.
К а р о л и с. И ты, мама, несколько лет копила…
Б у д р е н е. Нет, это не было так уж трудно. Но вот сохранить его здесь до сих пор — тут уж пришлось повертеться…
К а р о л и с. Знаешь что, мама?
Б у д р е н е. Что, сынок?
К а р о л и с. Поживу-ка я тут до осени.
Б у д р е н е. И думать не смей «до осени»! Не отпущу и осенью.
К а р о л и с. Это уж слишком… (Садится к пианино и минуту играет. Внезапно аккорды обрываются.) А где отец?
Б у д р е н е (заволновалась). Он… в своей комнате.
К а р о л и с. Он что, не знает, что я приехал?
Б у д р е н е. Знает…
К а р о л и с (озабоченно). Так в чем же дело?
Б у д р е н е. Ни в чем… Ты же его знаешь… Я ему скажу, он и придет… Только ты первый попроси у него прощения.
К а р о л и с (удивленно смотрит на мать). Прощения просить?..
Б у д р е н е. Ну, пойми, старый он уже, свои у него представления, пусть чудные. Понимаешь?
К а р о л и с. Прекрасно понимаю… Но в том, что произошло, я, пожалуй, виновен меньше всех.
Б у д р е н е. Стоит ли искать виноватых?
К а р о л и с. Я прекрасно понимаю тебя, мама. Но коль скоро он просил меня вернуться, я мог думать, что… Хотя ради такого случая можно все забыть.
Б у д р е н е. Неужели тебе трудно сделать так, чтобы все было хорошо?
К а р о л и с. Я постараюсь, мамочка. Не волнуйся. Но я должен услышать хотя бы одно слово, я хочу понять, почувствовать, что он… Тогда можно все забыть…
Б у д р е н е. Если он первый увидит, что ты все равно остался ему сыном… несмотря ни на что… тогда и он…
К а р о л и с. Пойми меня. Ведь все это… Этот наш разрыв, мой уход… Все это не прошло бесследно. И как довелось мне эти годы бороться за свое существование… Нет, это трудно понять, мама.
Б у д р е н е. Мальчик мой, если бы ты хоть словом намекнул, может, отец помог бы тебе… Я бы и сама посылала, сколько могла. Но ты только одно писал: «Ничего не посылай, ничего не надо».
К а р о л и с. Не думаю, чтобы он пошел на это. Да и принял ли бы я его помощь? Нет! Человек сам должен обеспечивать свою жизнь.
Б у д р е н е. И зачем только выбрал ты эту музыку?
К а р о л и с. Не маленький. Имею право сам выбирать себе занятие.
Б у д р е н е. Я тебя понимаю, сынок, но постарайся и отца понять. Ведь как он мечтал выучить тебя на агронома! С самого твоего первого класса мечтал.
К а р о л и с. Что же я должен был делать? Ведь и я с первого класса только и мечтал о музыке.
Б у д р е н е. Ты все слишком близко к сердцу принимаешь.
К а р о л и с. А потом эти его сомнительные махинации с хозяйствами новоселов… Нет, мама! Здесь мне словно какой-то тяжкий груз на плечи давил.
Б у д р е н е. Ну что уж там, сынок… Всюду у нас то же самое.
К а р о л и с. Да, много на свете несправедливости, мама, много. На каждом шагу лгут, обманывают, козни строят…
Б у д р е н е. Боже милосердный!.. Ну хоть к дому-то родному, сыночек, по-другому относись.
К а р о л и с. Ах, мама, не могу я по-другому смотреть на жизнь. Очень многое в ней заставляет меня страдать. Я вижу, что и другие страдают. Может, еще больше, чем я. Почему же вы хотите отнять у меня право делать так, как велит мне совесть?
Б у д р е н е. Бог все видит…
К а р о л и с. Да не скоро скажет… Не будем лучше об этом. Я хотел бы встретиться с отцом, извиниться.
Б у д р е н е. Ну вот и хорошо… Я пойду к нему. (Уходит.)
Входит Г е н е.
Г е н е (не видя Каролиса, думая, что никого нет в комнате, делает реверанс). Приветствую тебя, о Каролис…
К а р о л и с. Гене…
Г е н е (почувствовав неловкость). Каролис…
К а р о л и с. Геке… Милая Гене… Как ты выросла… Какая ты…
Г е н е. Вы тоже изменились.
К а р о л и с. Три года.
Г е н е. Да. Ну, с приездом…
К а р о л и с. Я рад, что нашел тебя здесь.
Г е н е. Я тут лишь гостья.
К а р о л и с. Не может быть? Убежала из дома, как и я? Не окончив учительской семинарии?
Г е н е. Не убежала. Еще учусь. В городе, в вашем доме, живу.
К а р о л и с. То есть в доме моего отца?
Г е н е. Ну да.
К а р о л и с. А цветы эти кому?
Г е н е. Вам. (Смущенно.) Мы оба… Я… Отец шлет…
К а р о л и с. А я думал — от тебя. Забыла ты меня, Гене.
Г е н е. Я не забыла вас, господин Каролис.
К а р о л и с. Почему вдруг «вы» и «господин Каролис»?
Г е н е. Прости. Не забыла, Каролис! (Переводит разговор.) Ну, а как родные места после разлуки показались?
К а р о л и с. Очень волнуют. И удивляют. Ивы-то на берегу как разрослись! Чудо.
Г е н е. Нет. Прежней красоты уже нет. Господин Будрис плотину поставил… Но зато купание отличное!
К а р о л и с. О! Теперь ты живешь!
Г е н е. Конечно. А вы, простите, ты — все еще боишься воды?
К а р о л и с. Уже нет.
Г е н е. Помнишь последнее лето: река, ива треснула?
К а р о л и с. Еще бы… Забралась на самую верхушку склонившейся над водой ивы, она затрещала — и ты бултых в воду!
Г е н е. А ты, хоть не ахти какой пловец, бросился меня спасать!
К а р о л и с. Чуть не захлебнулись оба.
Г е н е. Не оба, а ты один.
К а р о л и с. Да, да, один… Почему ты мне на письма не отвечала? Я так ждал.
Г е н е. Я же написала.
К а р о л и с. Только одно письмо. И о какой это непреодолимой стене, выросшей между нами, ты писала?
Г е н е. Не будем об этом…
К а р о л и с. Но все-таки…
Г е н е. Красивые цветы?..
К а р о л и с (уступает). Красивые. Так, говоришь, Янулис прислал?
Г е н е. Нет. Это от меня.
Входит Я н у л и с.
Я н у л и с. Пропала дочка. Ищу, ищу, а она вон где.
К а р о л и с. Старые времена вспоминаем.
Я н у л и с. А я в саду молодого хозяина поджидаю. Не захочет ли, думаю, посмотреть, что нового в моем царстве?
К а р о л и с. Непременно.
Я н у л и с. Все тропинки тебя ждут. Да, самое главное! В теплице персик зацвел. Первый раз цветет в нашем саду. Красиво!
К а р о л и с. Ты все такой же счастливый, старый мой друг.
Я н у л и с. Точно. Старый дятел… (Вспоминает песенку, которую певал Каролису.)
Что за дятел — ой-ой-ой!
Он и пестрый и рябой.
Что за пестрота,
Что за рябота…
К а р о л и с. Эту твою песню я часто вспоминал.
Я н у л и с. Голос уже не звучит, а попеть еще иногда охота.
К а р о л и с. А как твоя скрипка?
Я н у л и с. Э, пальцы не те — огрубели… Не слушаются. Чтоб скрипка пела, нужны гибкие пальцы, такие, как у тебя.
К а р о л и с. Душа нужна, как у тебя! Очень я благодарен тебе, Янулис, что научил ты меня музыку любить. Ты — мой первый учитель.
Я н у л и с. Ну, ты уж скажешь… Зайди ко мне, ждать буду. (Гене.) Пойдем, дочка, поможешь управиться.
Г е н е. Хорошо, папа. (Каролису.) До свидания.
К а р о л и с. Убегаешь?
Г е н е. Думаю, встретимся.
Я н у л и с. Пойдешь — оденься. Вечерами еще прихватывает. Прохладно.
Янулис и Гене уходят.
Входит Б у д р е н е.
Б у д р е н е. Отец сейчас придет. Будь с ним поласковее, Каролис. Ты должен его понять. Я уверена, — ты постараешься сделать все, чтобы в нашем доме снова был мир.
К а р о л и с. Хорошо, мама.
Б у д р е н е. Я пойду. (Уходит.)
Входит Б у д р и с.
Б у д р и с (долго молчит, глядя на сына). Приехал?
К а р о л и с. Приехал.
Б у д р и с (пытаясь за суховатым высокомерием скрыть любовь к сыну). Совсем исхудал… На чужих хлебах не раздобреешь.
К а р о л и с (быстро подходит к нему). Простите меня, отец.
Б у д р и с. Ну, будет… будет. (Обнимает сына.) Вот видишь… (Еще раз обнимает.) Э, да мы с тобой ровно бабы. (Смотрит, отступив.) Будто выше стал… Три года… Слух был — за границу ездил?
К а р о л и с. Да, выезжал.
Б у д р и с. Ишь ты. Пошатался по свету. Так-так. Ну, теперь все будет хорошо.
К а р о л и с. Верно, отец.
Б у д р и с. Значит, пообмяла тебя жизнь. Наверно, кое-что по-другому понимать стал.
К а р о л и с. Что именно?
Б у д р и с. Да все. Я знал: мой сын может шататься где угодно, но все равно настанет время, войдет в возраст, поймет, кто он такой.
К а р о л и с. Да, отец. За эти три года я многое понял, может быть, не совсем так, как вам хотелось бы, но тут уж ничего не поделаешь…
Б у д р и с. Не надо поминать того, что было, и это уже будет хорошим началом.
К а р о л и с. И я так думаю, отец.
Б у д р и с. Так-так… А где деньги достал?
К а р о л и с. На дорогу?
Б у д р и с. Вот-вот… Это ж не дешево — за границу?..
К а р о л и с. Музыкальное общество послало.
Б у д р и с. Ах, вот как! И долго там был?
К а р о л и с. Год.
Б у д р и с. Что ж такой невеселый?
К а р о л и с. Наоборот. Я очень рад.
Б у д р и с. Ну, смотри. У нас всего вдоволь. Сам знаешь, что господь не жалеет мне… Живи да радуйся.
Входит Б у д р е н е.
Б у д р е н е (обнимает мужа и сына). Ну вот. И снова мы все вместе. Чего же еще желать? Милостив к нам господь.
Б у д р и с (высвобождаясь). Что ты, мать?
Б у д р е н е (полушутя). Ох, отец, любишь ты скрытничать. Вхожу, сидит, на фотографию сына уставился. А вот встретился и, глядишь, еще усы топорщит.
Б у д р и с (почувствовав неловкость). Э… Помолчала бы лучше.
Б у д р е н е. А мне от этого как-то еще веселее стало…
К а р о л и с. Какая же ты милая, мама!
Б у д р е н е. А с бабушкой ты поздоровался? Она у себя.
К а р о л и с. И правда. (Уходит.)
Б у д р е н е. Будь с ним поласковее, Йокубас… Когда я вошла, очень вы мне угрюмыми показались.
Б у д р и с. Отведал чужого хлебушка, узнал, почем фунт лиха, теперь, думаю, не будет ершиться.
Б у д р е н е. Он так настрадался.
Б у д р и с. Я тоже не каменный.
Б у д р е н е. Конечно. Знаю. Ну, теперь-то вы помирились. Господи, радость-то какая!
Б у д р и с. Все бы хорошо, да в свое бы время.
Б у д р е н е. А что такое?
Б у д р и с. У Кибартаса только и разговоров, что о Каролисе.
Б у д р е н е. О Каролисе?
Б у д р и с. Вот именно.
Б у д р е н е. Не брать бы тебе тогда с Кибартаса двойных векселей.
Б у д р и с. Так надо было.
Б у д р е н е. Хоть бы Каролиса в свои дела не впутывал.
Б у д р и с. И это тоже надо было.
Б у д р е н е. Не стану с тобой спорить, Йокубас… Но тут что-то не так…
Б у д р и с. Ну, будет. Ничего такого, что не следовало, я не делал.
Б у д р е н е. Не сердись, Йокубас… Но… Я тут с Каролисом говорила, и он все еще…
Б у д р и с. Что? Неужели Каролис считает, будто мне чужие деньги требуются? Не думаю. Ни единого цента не нужно мне от Кибартаса. Это ясно. Я бы мог ему и на пять тысяч больше дать, если бы он захотел. Так не взял… А чтобы его хозяйство пошло с молотка, нужна определенная сумма долга… Вот я и удвоил. Должна его земля в мое хозяйство влиться, как ручеек в большую реку.
Б у д р е н е. Я понимаю, Йокубас, но все-таки…
Б у д р и с. И не хочу я обижать Кибартаса. Все по справедливости сделаю: чтобы не обидеть, верну дом и все строения. Пусть живет в своем доме и работает у меня. Я велел ему нынче же прийти и принести планы землеустройства… Так что, не суйся больше в эти дела.
Б у д р е н е. Ладно, Йокубас… Это очень хорошо, что возвращаешь… А я… сын приехал, мне теперь забот хватит…
Стучат в дверь.
Б у д р и с. Войдите!
Входит К и б а р т а с.
К и б а р т а с. Вот принес. (Подает Будрису бумаги.)
Будрене выходит.
Б у д р и с (просматривая бумаги). Порядок… Вот видишь, а не хотел давать. И что попусту упрямился?
К и б а р т а с. Бог тебе этого не простит.
Б у д р и с (укоризненно). Кибартас!
К и б а р т а с. Точно, не простит.
Б у д р и с. Зачем так говоришь? Ты же все надворные постройки и дом назад получишь… Сам видишь — я хочу, чтобы мы это дело по справедливости решили, честно рассчитались.
К и б а р т а с. Не поминал бы ты лучше, сосед, о справедливом расчете. Знаю я твою честность…
Б у д р и с. Пусть будет нечестно, если тебе так нравится.
К и б а р т а с (очень огорченно). Был бы тут твой сын, не случилось бы этого.
Б у д р и с (нервно). Гм… Будешь человеком — сможешь жить на своей усадьбе, а у меня работу получишь.
К и б а р т а с. Так дай бумагу, что возвращаешь дом.
Б у д р и с (подумав). Ладно, дам, напишу. (Уходит.)
Возвращается К а р о л и с, чтобы взять пальто.
К и б а р т а с (удивленно). Уж не Каролис ли?
К а р о л и с. Он самый. Здравствуйте, Кибартас! (Протягивает руку.)
К и б а р т а с. Здравствуйте. Как же это? Слух был, что вы за границей живете.
К а р о л и с. Ездил.
К и б а р т а с. И вернулись? К отцу?
К а р о л и с. Вернулся.
К и б а р т а с. А со мной тут такое приключилось…
К а р о л и с. Что?
К и б а р т а с. Не знаете?
К а р о л и с. Нет.
К и б а р т а с. Помните, вы тогда заверили меня, что я не останусь в обиде?
К а р о л и с. А что случилось?
К и б а р т а с. Я не торопился, все думал, как-нибудь утрясется… только смотрю, векселя уже опротестованы. И пошло все с молотка.
К а р о л и с. А… эти так называемые гарантии?
К и б а р т а с. Все… Потерял я свою землицу.
К а р о л и с. Вот оно что!
К и б а р т а с. А я вам верил.
К а р о л и с. Да, да. Тут что-то нечисто…
К и б а р т а с. Где там чисто, когда у человека обманом последний кусок хлеба отнимают.
К а р о л и с. Нет, Кибартас, это надо поломать. Справедливость должна быть восстановлена.
К и б а р т а с (обрадованно). Говорите, будет восстановлена?
К а р о л и с. Я все сделаю, Кибартас. Должна быть восстановлена.
К и б а р т а с. Я так и думал, что вы сдержите слово!
К а р о л и с. Будьте спокойны, Кибартас. Так этого не оставлю.
Г о л о с Г е н е. Каролис!
К а р о л и с. Простите, сосед, меня ждут. (Надевает пальто.)
К и б а р т а с. А я и там, и тут помощи…
К а р о л и с. Тут дело не в помощи, а в справедливости. (Уходит.)
К и б а р т а с (один). Вернулся… Теперь все по справедливости.
Входит Б у д р и с.
Б у д р и с. Можешь жить, как дома. (Протянул Кибартасу бумагу.) Почему не берешь?
К и б а р т а с. Погоди, сосед. Ты действительно возвращаешь мне строения?
Б у д р и с. Видишь ведь, бумагу даю.
К и б а р т а с. И я, ежели захочу, и сломать их могу?
Б у д р и с. Нет, только жить можешь.
К и б а р т а с. И быть твоим батраком?
Б у д р и с. Захочешь — можешь работать. Кусок хлеба я тебе гарантирую.
К и б а р т а с. Так, значит… Сам себе и батрацкую построил… Тебе и тратиться не пришлось. Хитер ты, сосед, ох и хитер! Нет, Будрис, ты лучше мне землю верни.
Б у д р и с. Что?
К и б а р т а с. Землю, говорю, верни, мой собственный кусок хлеба.
Б у д р и с. Отправляйся туда, к судейскому столу, где сегодня торги были, и шути там.
К и б а р т а с. Я не шучу, сосед. Неужто забыл, что обещал, за что твой сын поручился?
Б у д р и с. Ах, так…
К и б а р т а с. Вернулся он на мое счастье.
Б у д р и с. Оставь его в покое.
К и б а р т а с. Ты же сам его тогда позвал.
Б у д р и с. Берешь бумагу или нет?
К и б а р т а с. Нет.
Б у д р и с (рвет бумагу и бросает к ногам Кибартаса). Не хочешь — ничего не получишь. (Указывает на дверь.) Убирайся.
К и б а р т а с. Ну, мы еще поговорим. (Уходит.)
З а н а в е с.
Г е н е и К а р о л и с возвращаются с прогулки. Садятся на веранде на скамейку.
Г е н е. Хорошо погуляли, правда?
К а р о л и с. Очень. Везде побывали, где ребятами бегали. Какая же у нас тут красота — озеро, река, лес!..
Г е н е. И фиалок нарвали. Я их на твое пианино поставлю. Глянешь на ноты… увидишь весну.
К а р о л и с. Спасибо тебе, Генуте!
Доносятся трели жаворонка.
Слышишь? Жаворонки с поля вслед за нами прилетели.
Пауза.
Да… Какое утро… Незабываемое.
Г е н е. Тебе здесь хорошо работаться будет, Каролис. Самая подходящая обстановка для творчества!
К а р о л и с. Сомневаюсь, смогу ли тут что-нибудь делать.
Г е н е. Почему?
К а р о л и с (неохотно). Ехал сюда — надеялся на одно, а нашел другое.
Г е н е. О чем ты?..
К а р о л и с. Боюсь, Гене, что снова с отцом…
Г е н е. Все еще попрекает тебя музыкой?
К а р о л и с. Ты же его знаешь…
Г е н е. Я не уверена, нужно ли было тебе тогда, три года назад, уходить. Ведь отец остается отцом, дом — домом. Смотри, как тут красиво, какой сад.
К а р о л и с. Жизнь куда больше, чем отцовский сад, чем все его имение…
Г е н е (мечтательно). Ты мужчина, у тебя возможности шире…
Б у д р и с (проходя мимо). А, вот вы где. Видел, как уходили, видел, как вернулись. Рано поднимаетесь. Похвально. (Уходит.)
Г е н е. Так я пойду.
К а р о л и с. Нет, посидим еще. Или вот что — сбегаем в лесок, который твой отец посадил.
Г е н е. А что твой отец скажет?
К а р о л и с. Разве мы должны перед кем-то отчитываться?
Г е н е. Я должна, Каролис. Думаю, что и ты…
К а р о л и с. Перед кем же?
Г е н е. Перед отцом.
К а р о л и с. Но Янулис понимает меня и тебя… Он любит нас обоих.
Г е н е. Что с того, что любит? Надо смотреть правде в глаза, Каролис. Ты — хозяйский сын, я — дочь рабочего. Может ли между нами…
К а р о л и с. Гене!..
Г е н е. Нет, нет, Каролис. Разве ты не чувствуешь, что твой отец недоволен? Ему ведь не безразлично, с кем проводит время его единственный наследник.
К а р о л и с. «Наследник»! И не стыдно тебе такие слова говорить? А с кем мне дружить, решать не отцу. Он мне тут не указ.
Г е н е. Тебе не указ, а мне может указать. Ты уедешь, а мы останемся. Будрис все может, а мой отец — ничего. У нас даже крыши своей над головой нет. Вот она — та стена, о которой я тебе писала.
К а р о л и с. Неверно ты думаешь.
Г е н е. Я думаю так, как есть.
Снова появляется Б у д р и с.
Б у д р и с (Гене). Не ждет ли тебя отец?
Г е н е. Простите. (Уходит.)
Б у д р и с (Каролису). Зайдем-ка в дом. Хочу поговорить с тобой.
К а р о л и с. Хорошо, отец. Я тоже хотел с вами поговорить.
Оба входят в комнату.
Б у д р и с. Что же ты собирался сказать?
К а р о л и с. Может быть, я должен сначала вас выслушать?
Б у д р и с (с легкой иронией). А вдруг ты мне что-нибудь новое сообщишь?
К а р о л и с. Я тут говорил с Кибартасом…
Б у д р и с. Знаю, но мы не с этого начнем, сынок. Ты вернулся, и я очень рад. Соскучился по дому? Ты же писал матери.
К а р о л и с. Да, отец.
Б у д р и с. Так-так. Старею я. А хозяйство — сам видишь. Таких не много.
К а р о л и с. Это верно.
Б у д р и с. Я полагаю, прежде чем вернуться, ты все обдумал, так сказать, пересмотрел свою жизнь. Если начинаешь заново — надо и какие-нибудь новые планы иметь. Вот мне и хотелось бы узнать, что ты намерен делать дальше.
К а р о л и с. Мне не легко ответить, отец. Может быть, я не до конца понимаю вас?
Б у д р и с. Что ж тут понимать?.. Я еще не потерял надежду видеть тебя рядом с собой.
К а р о л и с. Я никогда не бегал от вас, отец.
Б у д р и с (почувствовав неловкость). Так-так. Не бегал…
К а р о л и с. Не бегал.
Б у д р и с. Но этого мне мало, сынок. Ты же знаешь, чего я хочу. Придется тебе когда-нибудь взять у меня из рук вожжи. Кому их брать, если не тебе?
К а р о л и с. Я не хотел бы теперь обсуждать этот вопрос.
Б у д р и с. Нет, сынок, прежде всего я должен услышать твой ответ.
К а р о л и с. Вы ведь знаете, отец: землевладельцем я не буду.
Б у д р и с. Это окончательно?
К а р о л и с. Да, отец.
Б у д р и с. Ты как следует обдумал свой ответ?
К а р о л и с. Много раз.
Б у д р и с (с горечью). Так вот, значит, чего я дождался. Значит, от земли отказываешься и остаешься с этой своей музыкой?
К а р о л и с. Угу. Остаюсь с этой своей музыкой.
Б у д р и с. Всю жизнь будешь не на себя, а на других работать.
К а р о л и с. Возможно.
Б у д р и с. Чем отличается батрак с белыми руками от батрака с мозолистыми и черными? Хозяин и у того и у другого на шее сидит. Не ты играть будешь — другие, а ты — под их дудку плясать. Ты хоть понимаешь это? Неужто не чувствуешь, какой это позор для сына Будриса? Для будущего хозяина такого поместья?
К а р о л и с. Позор? Позор потому, что не желаю я сидеть на чьей-то шее? А я считаю так: позор сидеть на шее у других! И ни на кого я батрачить не собираюсь, отец. Та деятельность, которую я избрал, не зависит от каких-либо хозяев или собственников. Я выбрал творчество, музыку. Песни я буду писать, отец, песни, если вы не понимаете, что такое творчество! А песни нужны каждому человеку.
Б у д р и с (после долгого молчания, задумчиво). Не понимаю я тебя. Ты не мой сын.
Стук в дверь.
Войдите.
Входит К и б а р т а с.
К и б а р т а с. Здравствуйте… Стало быть… Хорошо, что я вас вместе застал — наверно, теперь все и уладим?.. Господин Каролис, наверно, знает, зачем я пришел?
К а р о л и с. По поводу земли?..
К и б а р т а с. Так и есть. Думаю, теперь договоримся.
Б у д р и с. Послушай, Кибартас, ты что — малый ребенок или прикидываешься дитятей?
К и б а р т а с. То есть как? Нет, сосед, дело-то у нас достаточно серьезное, важное дело. Вот вы, господин Каролис, и ты, сосед, решайте сами: честно, по справедливости со мной поступили?
Б у д р и с. У меня своя справедливость, а ты можешь иметь свою… Никто тебе не запрещает. Только не лезь мне на глаза.
К и б а р т а с. Погоди, сосед. Что ты мне тогда сказал: «Сын будет свидетелем против меня, если не сдержу слова». Разве ты не так сказал? И Каролис со своей стороны подтвердил, что меня не обманут. Разве не так?
К а р о л и с. Так.
Б у д р и с (Кибартасу). Сын — свидетель против отца? Ты что, Кибартас, шуток не понимаешь?
К и б а р т а с. Какие уж там шутки! А что получилось? Сами видите.
Б у д р и с. Я еще раз тебя спрашиваю: чего ты от меня хочешь?
К и б а р т а с. Откажись от своей покупки и верни мне землю. А я верну столько, сколь взаймы брал.
К а р о л и с. Так… Ну, отец?
Б у д р и с. Не горячись, сынок.
К а р о л и с. Но, отец, все это…
Б у д р и с. Постой! (Кибартасу.) Земля куплена. Деньги заплачены. Ничем тут не поможешь. Должен же ты в конце концов это понять? А что до этих векселей… я же собирался вернуть тебе дом, а ты отказался, бумагу не взял — кто виноват? Ничего не поделаешь, придется теперь выселять тебя. Кто-нибудь другой придет туда жить. Должен же я начинать там хозяйственные работы. Вот. И больше никаких дел у меня с тобой нету.
К и б а р т а с. Ох, сосед, еще можно по-хорошему договориться!
К а р о л и с. Отец!..
Б у д р и с. Я уже все сказал.
К и б а р т а с. Значит, я теперь должен уйти из дома? Лишиться хлеба, лишиться крова с малыми детьми? А ведь я тоже хочу жить… И никому я ничего плохого не сделал. В долги залез? В чем же тут моя вина? Ведь у нас маленького человека все прижимают. А вас, крупных хозяев, — поддерживают: и власти, и банк, и всякие там Сельскохозяйственные палаты. Разве ты не сам, сосед, тогда деньги предложил? Мол, такая беда — жена болела, столько денег докторам переплатил, бери, столкуемся… Говорил? А что получилось? И есть человек, который знает правду, знает, что ты сделал. Неужели все теперь прахом пойдет только потому, что он — твой сын?.. Добром хочу, миром. Но если не вернешь мне землю, если захочешь выгнать меня — в суд подам!
Б у д р и с. Вот ты как!
К и б а р т а с. А что мне остается? Молчать? Спустить? В батраки к тебе идти? Знаю я, как твои батраки живут! Ты у меня землю отобрал, хлеба лишил, хочешь, чтобы я теперь хребет на тебя ломал, пока есть еще сила? А потом выгонишь. Нет, Будрис, твоим батраком я не буду. Поищу правду. (Каролису.) А вы свое слово сдержите?
Б у д р и с (встав между ним и сыном). Говорю тебе, оставь его в покое.
К и б а р т а с. Ну ладно. Теперь вы знаете, чего я хочу. Буду на этом стоять — не уступлю.
Б у д р и с. Уступай — не уступай. Мне все едино.
К и б а р т а с. Встретимся в суде. (Уходит.)
Б у д р и с. Так-так. (С иронией.) Ишь, как ему легко: отменил, возвратил… (Твердо.) Продано и аминь.
Входит м а т ь Б у д р и с а.
М а т ь Б у д р и с а. Разума у людей нет. Запряг жеребчика, да кнутом его! Ну, не дурак парень? Работник… Он скотину кнутом, а я его палкой.
Б у д р и с. Все поля объехала? Хороший кусок отхватили, а, мать?
М а т ь Б у д р и с а. Удачно купил. Эта низинка у дороги — самая пшеничная земля. Только руки к ней приложить.
Б у д р и с. Я так и наметил.
Входит Б у д р е н е.
К а р о л и с. Вот все и в сборе. Я хочу, чтобы мы кое-что обсудили.
Б у д р е н е. Что же именно, сынок?
К а р о л и с. А разве вы не знаете?.. Трудно мне говорить об этом, особенно когда я вижу, что кое-кто с моим мнением не согласен. Но откладывать нельзя.
М а т ь Б у д р и с а. О чем это ты, Каролис?
Б у д р е н е. Должны же мы понять друг друга.
К а р о л и с. Да, мама. Это касается всех нас.
Б у д р и с. Семейный суд хочешь устроить?
К а р о л и с. Чтобы избежать другого суда.
Б у д р и с. Не торопись. У меня тоже есть к тебе претензии.
К а р о л и с. Готов выслушать.
Б у д р и с. Пусть уж все слушают.
Б у д р е н е. Что это вы! Ради господа нашего Иисуса…
Б у д р и с. Вы знаете, сколько я за свою жизнь потрудился. И не только руками, кое-когда и головой работал. (Сжимает кулак.) Так-то. Ясное дело, не для чужих выкладывался. Разве не вправе я гордиться плодами дел своих? Не хочу говорить, что имею право на благодарность. Не на сочувствие сына могу рассчитывать? А видите, какая мне от него помощь? Легко мне это или нет — другой вопрос. Мой сын — моя беда, сам и терпеть должен. Я требую только одного — чтобы с этого дня Каролис никоим образом не касался моих дел. Никоим образом! Слышишь, Каролис? Слышишь, мать? Слышишь, жена? Я этого требую.
М а т ь Б у д р и с а. Ты понимаешь, чего отец от тебя требует?
К а р о л и с. Понимаю.
М а т ь Б у д р и с а. А понимаешь — должен уважить.
К а р о л и с. Что ж, раз отец требует, я вынужден подчиниться. Но дела складываются так, что со своей стороны и я теперь имею, — простите, что осмеливаюсь так говорить, — требования.
Б у д р и с. Ты? Какие же это у тебя требования?
К а р о л и с. Прежде всего я хочу, чтобы меня не считали здесь преступником только за то, что я стал музыкантом. Мне трудно было выносить это в течение трех прошедших лет. Теперь, когда я вернулся, — еще труднее.
Б у д р и с. Хочешь, значит, чтобы я примирился с твоей музыкой?
К а р о л и с. Да, отец.
Б у д р и с. Нет. На это я никогда не соглашусь.
М а т ь Б у д р и с а. Уж не хочешь ли, внук, получать деньги на эту свою блажь?
Б у д р е н е. Мы бы должны помочь ему учиться, матушка.
Б у д р и с. Денег на занятия музыкой у меня нет.
К а р о л и с. Я и не прошу денег, отец.
Б у д р и с. Чего же тебе надо?
К а р о л и с. Я только прошу тебя: будь мне отцом.
Б у д р и с. Так-так… И это все твои требования?
К а р о л и с. Нет.
Б у д р и с. Что же еще?
К а р о л и с. Надо восстановить справедливость в этом деле с Кибартасом.
М а т ь Б у д р и с а. Какую такую «справедливость»?
К а р о л и с. Вернуть Кибартасу землю.
М а т ь Б у д р и с а. Что ты сказал?
К а р о л и с. Землю вернуть.
Б у д р и с. Землю я не отдам. И требую, чтоб об этом больше не было разговоров.
К а р о л и с. Тогда, отец, если что… Я не смогу отказаться от ваших и своих обещаний.
Б у д р и с. Ты думаешь — там… в суде?
Б у д р е н е. Каролис, сынок, что ты?
К а р о л и с. Пойми меня, мама. Три года назад я заверил этого человека за отца и за себя, что его не обманут. Пока я отсутствовал, вышло наоборот. У него все отняли. Что же я должен делать? Оставаться в стороне я не могу.
Б у д р е н е. О каком суде вы говорите?
М а т ь Б у д р и с а (подняв свою палку). Отними-ка у меня эту палку! Скажи суду, чтобы отняли! Моя палка! Никто у меня ее не отнимет!
Б у д р и с. Надеюсь все-таки, что ты не выступишь против меня?
Каролис молчит.
Отвечай. Я хочу знать. Осмелишься или нет?
К а р о л и с. Сначала ответьте мне: зачем вы отнимаете землю у этих людей? Зачем добивались, чтобы пошла она с молотка, зачем покупали ее?
Б у д р и с. А что я должен был делать, если они не вылезают из долгов? Не мне, так другим досталась бы.
К а р о л и с. Боюсь, что корни тут глубже, чем я думал.
Б у д р и с. Я сделал то, что я должен был сделать. И ты выбрось из головы эти свои проклятые мысли, не гневи господа и порядочных людей! Не может сын свидетельствовать против отца.
Тягостное молчание.
Б у д р е н е. Сыночек, ты что-то нехорошее задумал…
К а р о л и с (горячо). Почему нехорошее, мама? Мой отец творит такую несправедливость, а я должен соглашаться? Если бы я сделал это, кем бы я после этого стал? Разве мог бы я прямо смотреть тебе и людям в глаза? Пойми меня, мама.
Б у д р е н е. Я понимаю тебя, сынок… Но ведь суд?.. Неужто вы и впрямь дойдете до суда?!
К а р о л и с. Ах, мама…
Молчание.
Б у д р и с. Теперь я знаю, что надо делать.
Б у д р е н е. Что?
Б у д р и с. Потребовать у судебного пристава, чтобы он как можно скорее выселил Кибартаса. Пока этот тип рядом, покоя не жди — он все время будет подзуживать Каролиса.
К а р о л и с. Не делайте этого, отец!
Б у д р е н е. Бога ради, Йокубас, не торопись. Ведь и ты не чувствуешь себя безгрешным.
Б у д р и с. Я знаю, что делаю.
К а р о л и с. Нет, не знаете!
Б у д р и с. Хватит! Я уже по горло сыт твоими советами. Твоя мудрость слишком велика для меня.
К а р о л и с. Никакой особой мудрости у меня нет. Я только прошу вас быть справедливым.
Б у д р и с. Я просил у тебя еще меньше. Ты ответил: нет. Поэтому оставь меня в покое. А я уж поступлю так, как сочту нужным.
К а р о л и с. Что вы делаете, отец! Опять выгоняете меня?! (Взволнованный, уходит.)
Б у д р е н е. Ох, Йокубас, опять у вас что-то не так!
Б у д р и с. И это мой сын…
Б у д р е н е. Не так, не так все должно быть, Йокубас… И с Кибартасом не так… А Каролис?.. Разве он виноват? Разве ты старался понять его как отец сына?
Б у д р и с. Молчи, жена. Сердце у меня разрывается, глядя на него.
Б у д р е н е. Мучаете друг друга, убиваете… В могилу загоняете. Разве не можешь ты хоть чем-нибудь поступиться ради сына?
Б у д р и с (колеблясь). Земля, земля Кибартаса. Я так долго дожидался ее. Так много делал, чтобы добыть ее. Теперь она моя.
Б у д р е н е. Одно твое слово, Йокубас… возвращаю. И между всеми нами будет мир.
Б у д р и с (словно сам себе). Одно мое слово: возвращаю… Одно мое слово… И сын тогда… Что он тогда?
М а т ь Б у д р и с а (вставая). Я еще жива, Йокубас!
Будрис, словно очнувшись, смотрит на мать.
Я тебя вырастила. А кто тебя сделал богатым и сильным? Кто сделал тебя Будрисом? Земля, Йокубас. Земля — плоть Будрисов! Землю ты взял, и пока я тут, ты ее не отдашь.
Б у д р и с (внутренне восставая против матери). Молчи, мать. Как скажу, так и будет. Одно мое слово и…
М а т ь Б у д р и с а. Да отсохнет твой язык, если ты это слово скажешь!
Б у д р и с. Мать!
М а т ь Б у д р и с а (направляясь к сыну, с угрозой). Да, я мать. Но если ты отдашь землю — я запрещу тебе называть меня так. Понимаешь, что я тебе говорю?
Б у д р и с. Вот ты как…
М а т ь Б у д р и с а. Да, так, Йокубас.
Б у д р и с. Хорошо. Землю я не отдам. Будь что будет.
М а т ь Б у д р и с а. Ты настоящий Будрис, сын Юргиса Будриса.
Б у д р и с. Но, матушка, что же будет, если Каролис пойдет в суде против отца?
М а т ь Б у д р и с а. Не посмеет он это сделать! Он тоже сын Будриса.
Б у д р и с. Ах, матушка…
М а т ь Б у д р и с а (заговорщицки, словно что-то внушая Будрису). У твоего отца тоже было судебное дело… из-за лугов, которые взял он за долги. И что? Нашел хороших свидетелей, и Луга остались за ним. Помнишь, Йокубас?
Б у д р и с (о чем-то глубоко задумавшись). Помню, мать.
М а т ь Б у д р и с а. Хвала всевышнему. (Идет, прихрамывая.) Помоги, сноха. (Поддерживаемая Будрене, уходит.)
Б у д р и с. Вот оно как… (Задумывается. Кричит в окно.) Янулис!
Я н у л и с (за сценой). Что?
Б у д р и с. Иди сюда.
Я н у л и с. Иду. (Входит.)
Б у д р и с (дружественно). Хочу поговорить с тобой, Янулис. Ты мне как свой.
Я н у л и с. Какие же у вас ко мне дела?
Б у д р и с. Так, пустяки. Но, может быть, ты мне понадобишься… Так-так… Сдается мне, ты как-то видел, что я давал Кибартасу деньги и никаких векселей с него не взял.
Я н у л и с. Было дело… Вроде бы видел.
Б у д р и с. Так-так… Видел. Я это хорошо помню.
Я н у л и с. А зачем это вам надо?
Б у д р и с. Пока ни за чем. Но если потребуется, ты, конечно, подтвердишь, что видел.
Я н у л и с. Кому это я должен буду подтвердить?
Б у д р и с. Ну, хотя бы в суде.
Я н у л и с. В суде?
Б у д р и с. Ты же видел.
Я н у л и с. Видеть-то я видел… Только деньги эти даны были за…
Б у д р и с. Ничего ты больше не знаешь. Видел, что я деньги давал, а векселей не взял. И все. Понял?
Я н у л и с. Я… я не смогу.
Б у д р и с (с намеком). А я думал, что сможешь.
Я н у л и с. Нет…
Б у д р и с. Ты же неглупый человек, Янулис, знаешь, что означал бы твой отказ.
Я н у л и с. Не сердитесь.
Б у д р и с. Ой, Янулис, не заставляй долго себя просить. Не думаю, чтобы тебя не заботила судьба родной дочери.
Я н у л и с (взволнованно). Что это вы?!
Б у д р и с. Я не шучу, Янулис.
Я н у л и с. Это очень трудно… То, что вы требуете от меня…
Б у д р и с. Может быть, твоей Гене надоело учиться? Или моя помощь больше не требуется?
Я н у л и с. Я столько лет на вас работаю. Из жалованья за помощь вычитаете. И она каждое лето без дела не сидит, тоже работает у вас.
Б у д р и с. Баб — сено ворошить — у меня предостаточно, и ни одну из них не посылаю я учиться. А твоя дочь учится. Вычитаю… А ну-ка попробуй из своих доходов садовника заплатить за ее учебу, комнату снять в городе, книги купить. Не надолго духу-то хватит.
Я н у л и с. Я это знаю, хозяин, но во всем этом что-то не так.
Б у д р и с. Что не так?
Я н у л и с. А разве справедливы ваши упреки? Ну, подумайте сами — я своими руками вырастил этот сад, вы из него каждую осень телегами яблоки в город вывозите. А какой питомник я завел? Всем в округе черенки да саженцы продаете. Я не считаю, хозяин, сколько тут моего пота. Если надо, могу еще больше… Но не требуйте, чтобы я против своей совести шел. Я тоже человек… Не требуйте.
Б у д р и с (дружески потрепав Янулиса по плечу). Ну, будет, Янулис. Ни к чему эти твои причитания, никто здесь не считает тебя батраком. Ты же член нашей семьи, все здесь тебя любят. Да и Гене твоя хорошая девочка. Она как дочь мне. Сам видишь, не повезло мне с сыном, а своей дочери нету. Ты должен знать, Янулис, что я для дочки твоей могу сделать даже больше, чем ты думаешь.
Я н у л и с. Да… конечно… мы за это очень вам благодарны.
Б у д р и с. Не похоже…
Я н у л и с. Но то, что вы…
Б у д р и с. Подумай, Янулис. Я тебя не неволю.
Я н у л и с. Ох, не знаю…
Б у д р и с. Скажешь только о том, что видел. И ни полсловечка больше. И, конечно, только в том случае, если надо будет. А может, и вообще ничего не потребуется.
Я н у л и с (удрученно). Ну что ж…
Б у д р и с. Я так и думал. Седая-то голова умнее молодой…
Возвращается К а р о л и с. Янулис выходит, опустив голову, садится на скамейку на веранде.
Б у д р и с (долго смотрит на сына; с горечью). Так вот, сын мой. Если уж твоя совесть так тебя мучает, можешь выполнять все свои обещания.
К а р о л и с. Не думал я, что придется нам говорить об этом, отец.
Б у д р и с. Ты уже взрослый человек, поступай по своему разумению. (Уходит.)
К а р о л и с (хочет задержать его). Отец…
Проходит Г е н е, видит на скамейке своего отца. Присела рядом.
Г е н е. Что с тобой, папа? Устал?
Я н у л и с (уходя от прямого ответа). Нет, доченька. Побегу-ка я за корзиной для цветов. (Уходит.)
К а р о л и с (услышал их голоса за окном). Гене! Подожди! (Выходит к Гене.)
Г е н е. Что с ним? Почему он такой?.. (Смотрит вслед удаляющемуся Янулису.)
К а р о л и с (садится на скамейку). Хоть чистым воздухом подышать. Все легче.
Г е н е. Что случилось? И папа такой странный.
К а р о л и с. Расскажи что-нибудь, Гене.
Г е н е. И ты чем-то обеспокоен… Что же все-таки здесь произошло?
К а р о л и с. Знаешь про Кибартаса? Ну, про торги на его землю?
Г е н е. Слышала.
К а р о л и с. Я дал Кибартасу слово, что его не обидят. И отец обещал то же самое.
Г е н е. Раз обещал, значит, выполнит.
К а р о л и с. Но ведь он разорил Кибартаса и землю его на аукционе купил. И тут обман! Отец опротестовал его векселя, а они двойные. Долг-то вдвое меньше! Кибартас дело возбуждает… И мне придется быть его свидетелем.
Г е н е. Свидетелем против отца?!
К а р о л и с. А разве я могу отказаться? Разве могу я остаться в стороне? Что ты об этом думаешь? Как посоветуешь мне поступить, Гене?
Г е н е. Не знаю, Каролис. В таком деле нельзя советовать.
К а р о л и с. А я хочу знать твое мнение. Хочу, чтобы ты поняла меня.
Г е н е. Я понимаю тебя, Каролис. И мне очень жалко Кибартаса. Живет он бедно, и семья у него большая… Но поможет ли ему твое свидетельство? Прислушается ли к нему кто-нибудь? У нас часто бывают торги. Идут наделы с молотка, и никто до сих пор не мог помочь… А с отцом вконец поссоришься. И все будут пальцем тыкать — мол, в суде против отца выступал… Нет, Каролис, здесь что-то…
К а р о л и с (задумавшись). Стало быть, ты думаешь…
Входит Я н у л и с.
Я н у л и с (Гене). Бери-ка корзинку и ступай цветы резать.
Г е н е. Но, папа… Ты такой…
Я н у л и с. Иди, иди. Потом потолкуем.
Г е н е. Хорошо. (Убегает с корзинкой.)
К а р о л и с. Это ты, Янулис?
Я н у л и с. Я.
К а р о л и с. Послушай. Если бы тебе пришлось говорить… Нет, если бы тебе надо было выбирать одно из двух, ну, скажем, так: солгать — и сохранить близкого тебе человека или сказать правду — и потерять его… что бы ты выбрал?
Я н у л и с (удивленно). Правду или близкого человека?
К а р о л и с. Да.
Я н у л и с. Очень близкого?
К а р о л и с. Очень.
Я н у л и с. Нет, нет… Я ничего не понимаю.
К а р о л и с. Я тебя спрашиваю: если бы тебе пришлось выбирать, как бы ты поступил? Как бы ты, Янулис, старый, умный человек, поступил?
Я н у л и с. Не понимаю… Где, кого выбирать?
К а р о л и с. Скажем… в суде.
Я н у л и с (испуганно). В суде? Почему ты об этом спрашиваешь? (Хочет уйти.)
К а р о л и с. Погоди, не убегай. Ты должен мне ответить. Кто, как не ты, может это знать?
Я н у л и с. Не могу я, Каролис.
К а р о л и с. Не хочешь… А мне, быть может, придется ответить.
Я н у л и с (успокаиваясь). Тебе?
К а р о л и с. Да. (Настойчиво.) Как ты думаешь? Как мне поступить?
Я н у л и с. Ты изберешь правду, Каролис.
К а р о л и с. А если бы довелось тебе? Ты поступил бы так же?
Я н у л и с. Я… нет.
К а р о л и с. Как так? Ты… я? Значит, правда обязательна не для всех?
Я н у л и с. Бывает, что и не для всех.
К а р о л и с. А я думал, что ты ответишь: правда — как хлеб.
Я н у л и с. Но… но случается иногда, что отец отказывается и от хлеба, только бы его дитя было счастливо.
К а р о л и с (задумчиво). Да, конечно, отец… Ах, милый мой Янулис, не знаешь ты, что мне делать. (Словно извиняясь.) Не обращай внимания. Ерунду я тут всякую говорю. Очень трудно одному.
Я н у л и с. Не ерунду, Каролис… Если тебе доведется выбирать, если тебе придется… Нет, нет, нет. (Внезапно отворачивается и закрывает лицо руками.)
К а р о л и с. Что с тобой?
Входит Б у д р и с.
Б у д р и с. Янулис, придется тебе сегодня ехать в город.
Янулис молчит, словно не понял.
Я говорю, в город поехать надо.
Я н у л и с. Слушаюсь.
Б у д р и с. Знаешь, где судебный пристав пребывает?
Я н у л и с. Найду.
Б у д р и с. Вот адрес. Свезешь это письмо и отдашь ему в руки.
К а р о л и с. Что это за письмо, отец?
Б у д р и с (подает Янулису конверт). Только не задерживайся.
К а р о л и с. Подожди, Янулис. (Отцу.) Ты хочешь выселить Кибартаса?
Б у д р и с. Он должен уйти.
К а р о л и с. Не делай этого, отец!
Б у д р и с (Янулису). Ну, чего ты ждешь?
Я н у л и с. Но, хозяин… Я не знаю… Вот Каролис…
Б у д р и с. Янулис!
Янулис уходит с письмом.
К а р о л и с. Задержи его, верни, пока не поздно.
Б у д р и с. Не будь смешным. Все кончено. Кибартас бы еще жил и жил здесь, если бы не ты. Один из вас должен уйти. Лучше уж он, чем ты.
К а р о л и с. Но ты же знаешь, отец, что ему теперь остается только судиться.
Б у д р и с. Ну и пусть. Я на половине дороги не остановлюсь.
К а р о л и с. Что ж, я сделал все, что мог. Ты знаешь, на какой путь толкаешь меня.
Б у д р и с. Ты что, угрожаешь?
К а р о л и с. Не угрожаю, но…
Б у д р и с. Я от своего отца ни за какие блага мира не отрекся бы. А ты, мой сын, осмелишься на такой поступок?
Каролис садится, сжимает ладонями лоб.
Я тебя спрашиваю: посмеешь ли ты опозорить седую голову своего отца? Нет, ты не сделаешь этого, пока я твой отец, а ты мой сын.
Каролис решительно поднимает голову, встает.
З а н а в е с.
Зал заседаний участкового суда. Длинный стол, покрытый зеленым сукном. Справа перед ним — место для истца, слева — для ответчика. В зале большие скамейки, на которых сидят с т о р о н ы, с в и д е т е л и и п у б л и к а. Когда поднимается занавес — в зале разговоры, гул.
К а р о л и с (тихо Будрису). Отец! Верни Кибартасу землю! Последний раз прошу — верни землю!
Б у д р и с. Ты не посмеешь свидетельствовать против меня.
Ю к н а (входя). Господин Будрис, прошу! (Указывает Будрису место.)
П р и с т а в. Встать! Суд идет!
Все встают. Входит с у д ь я с папками в руках.
С у д ь я (садясь). Заседание суда объявляю открытым.
Все садятся.
Слушается дело по обвинению Йокубаса Будриса в мошенничестве. (Вызывает, заглядывая в бумаги.) Обвиняемый — Йокубас Будрис, потерпевший — Йонас Кибартас, свидетели — Стасе Антанайтите, Каролис Будрис, Юозас Янулис! Свидетелей прошу покинуть зал.
К и б а р т а с занимает место справа, рядом с ним адвокат Н а р б у т е н е. Будрис — слева, рядом с ним адвокат Юкна.
Свидетели выходят.
С у д ь я (Кибартасу). Настаиваете ли вы на своей жалобе?
К и б а р т а с. Да, господин судья. А как же?.. Должен ведь я вернуть свою землю, которую…
Н а р б у т е н е (перебивая его). Настаиваем, господин судья.
С у д ь я (Будрису). Обвиняемый, признаете ли вы справедливость выдвинутого против вас обвинения?
Б у д р и с. Нет.
С у д ь я. Хотите дать какие-либо разъяснения?
Б у д р и с. Нет.
С у д ь я. Пристав, пригласите свидетелей.
Пристав вводит с в и д е т е л е й, которые встают перед судьей.
С у д ь я. Не состоите ли вы в родственных отношениях со сторонами?
К а р о л и с. Йокубас Будрис — мой отец.
С у д ь я. Обвиняемый?
К а р о л и с. Да.
С у д ь я. Вы имеете право отказаться от свидетельских показаний.
К а р о л и с. Я не намерен воспользоваться этим правом.
С у д ь я. По закону я освобождаю вас от присяги. Остальные не родственники?
А н т а н а й т и т е. Нет, господин судья.
Янулис отрицательно качает головой.
С у д ь я. Ваше вероисповедание? Католики?
Я н у л и с. Католики.
С у д ь я. Не приговаривались ли к каторжным работам?
А н т а н а й т и т е. Что касается меня, господин судья, так я не приговаривалась.
С у д ь я. Подойдите ближе для принятия присяги.
Каролис отходит в сторону.
Прошу свидетелей поднять правую руку и повторять за мной.
Я н у л и с (он побледнел, сильно взволнован, поднимает руку, но тут же опускает ее и отступает от судейского стола). Зачем это?
С у д ь я (Янулису). Прошу вас поднять руку.
Я н у л и с (подходит и снова поднимает руку). Ну уж, если так надо…
С у д ь я (зачитывает слова присяги, Янулис и Антанайтите повторяют вслед за ним). «Клянусь всемогущим богом, что по этому делу буду говорить правду и только правду, ничего не утаивая, не скрывая, без домыслов и искажений. Да поможет мне в этом господь бог и его святое евангелие, которого касаюсь рукой своей. Аминь». Положите руку на евангелие.
Янулис и Антанайтите по очереди касаются евангелия.
Предупреждаю вас, что, согласно закону, после принятия присяги свидетелю за дачу ложных показаний грозит тюремное заключение или осуждение на каторжные работы сроком до шести лет. Свидетельница Антанайтите, останьтесь. Других свидетелей прошу пока покинуть зал. (Антанайтите.) Ваша фамилия?
А н т а н а й т и т е. Антанайтите, господин судья.
С у д ь я. Имя?
А н т а н а й т и т е. Стасе, господин судья.
С у д ь я. Сколько лет?
А н т а н а й т и т е. Это мне, что ли?
С у д ь я. Вам, вам.
А н т а н а й т и т е (неохотно). Я… это… родилась… в одна тысяча девятьсот, значит… кажется, втором.
С у д ь я. Я спрашиваю, сколько вам лет?
А н т а н а й т и т е. Да, пожалуй, уже это… тридцать, а то, может, и тридцать один.
С у д ь я. Что имеете сообщить по этому делу?
А н т а н а й т и т е. В стряпухах я служила у господина Будриса, господин судья, в кухарках, и комнаты убирала…
С у д ь я (перебивая ее). Видели ли вы, сколько давал Будрис Кибартасу денег и на какую сумму взял у него векселя?
А н т а н а й т и т е. Не видела я этого, господин судья.
С у д ь я (Кибартасу и его адвокату). Имеете ли вопросы к свидетельнице?
Н а р б у т е н е. А не приходилось ли вам видеть, что Кибартас приходил к Будрису просить денег?
А н т а н а й т и т е. Это видела.
Н а р б у т е н е. И слышали, о чем они говорили?
А н т а н а й т и т е. Слышала. Про деньги и говорили.
Н а р б у т е н е. О какой сумме шла речь?
А н т а н а й т и т е. Этого я не могу сказать, не слыхала… Потому как хозяин увидел меня и говорит: «Чего ты тут болтаешься?» Я и ушла.
Н а р б у т е н е. Какой хозяин?
А н т а н а й т и т е. Будрис.
Н а р б у т е н е. Прошу отметить это, господин судья.
Ю к н а. Да это же пустяки, коллега!
Н а р б у т е н е (Антанайтите). Не ссорились ли между собой Будрис и его сын после ухода Кибартаса?
А н т а н а й т и т е. Еще как ругались. Очень даже ругались. Старший хозяин очень крепко сердился.
С у д ь я (Нарбутене). Зачем суду знать об этом?
Н а р б у т е н е. Я полагаю, господин судья, что в ходе рассмотрения дела это понадобится…
С у д ь я (уступая). Ага. Ну, ладно.
Н а р б у т е н е. О чем они говорили, когда ссорились?
А н т а н а й т и т е. Да обо всем…
Н а р б у т е н е. Не ссорились ли они из-за того, что Каролис Будрис заступался за Кибартаса?
А н т а н а й т и т е. Это точно! Заступался. Молодой хозяин очень за него заступался.
Н а р б у т е н е. Больше вопросов не имею.
С у д ь я (Будрису и его адвокату). У вас есть вопросы к свидетельнице? Пожалуйста.
Ю к н а (Антанайтите). А где вы находились, когда они ссорились? В той же комнате?
А н т а н а й т и т е. Нет.
Ю к н а. Где же вы были?
А н т а н а й т и т е. Соседнюю комнату подметала.
Ю к н а. Все время стояли у дверей и подслушивали?
А н т а н а й т и т е. Не мое дело подслушивать! Чего уж вы… Я убирала — и все… У дверей!
Ю к н а. Значит, ничего особенного вы не слышали. Больше вопросов не имею.
С у д ь я (Антанайтите). Прошу садиться. Каролис Будрис!
Пристав вводит К а р о л и с а.
Ваша фамилия?
К а р о л и с (он очень удручен происходящим). Будрис.
С у д ь я. Имя?
К а р о л и с. Каролис.
С у д ь я. Сколько вам лет?
К а р о л и с. Двадцать шесть.
С у д ь я. Что вы можете сообщить по этому делу?
К а р о л и с. Я слишком близкий человек… Мне, пожалуй, трудно рассказывать все по порядку. Хотелось бы знать главное, что от меня требуется.
С у д ь я. Не доводилось ли вам видеть, сколько денег дал Йокубас Будрис Йонасу Кибартасу и на какую сумму взял с него векселя?
К а р о л и с. Довелось.
С у д ь я. Сколько же он дал денег?
К а р о л и с. Тысячу пятьсот литов.
С у д ь я. А на какую сумму Кибартас подписал векселя?
К а р о л и с. На три тысячи.
Будрис впивается глазами в сына.
Сын и отец минуту смотрят друг на друга.
Да, именно это я видел.
С у д ь я. Почему Будрис потребовал тогда двойные векселя?
К а р о л и с. Сказал — для гарантии.
С у д ь я. Для какой гарантии?
К а р о л и с. Чтобы не пропали деньги, если Кибартас влезет в долги к другим и другие подадут его векселя к взысканию.
С у д ь я. А вам известно, что Будрис опротестовал векселя на три тысячи?
К а р о л и с. Да, известно.
С у д ь я. Выходит, вы были соучастником?
К а р о л и с. Я был свидетелем.
С у д ь я. Чьим свидетелем?
К а р о л и с. Обоих.
С у д ь я (думает). Ага… Обоих.
Н а р б у т е н е. Господин судья, разрешите мне задать вопрос свидетелю? (Каролису.) Правда ли, что, взяв двойные векселя, ваш отец сказал Кибартасу: «Если я опротестую эти гарантийные векселя, мой сын сможет выступить против меня свидетелем»?
К а р о л и с. Правда. Именно так он и сказал.
К и б а р т а с. И вы меня тогда же заверили, что меня не обидят. Ведь так?
К а р о л и с. Так.
Н а р б у т е н е. Когда вам стало известно, что все эти векселя опротестованы?
К а р о л и с. Только теперь. Недавно.
Н а р б у т е н е. Что вы предприняли, узнав, что векселя опротестованы?
К а р о л и с. На этот вопрос я не хотел бы отвечать.
С у д ь я. Вы обязаны ответить.
К а р о л и с. Я же сказал: на этот вопрос отвечать не буду.
С у д ь я. Ага…
Ю к н а (язвительно). А не кажется ли вам, что ваши показания вызваны плохими отношениями, сложившимися между вами и вашим отцом?
К а р о л и с (оставив без внимания вопрос Юкны, судье). Я могу сесть?
С у д ь я. Пожалуйста.
Ю к н а. Прошу отметить, господин судья, это обстоятельство.
С у д ь я. Янулис.
Впускают Я н у л и с а.
Ваша фамилия?
Я н у л и с (ему явно не по себе). Янулис.
С у д ь я. Имя?
Я н у л и с. Юозас.
С у д ь я. Сколько вам лет?
Я н у л и с. Пятьдесят восемь.
С у д ь я. Что вы можете сообщить по этому делу?
Я н у л и с (молча посмотрев на судью). Ничего.
С у д ь я. Сколько денег одолжил Йокубас Будрис Йонасу Кибартасу?
Я н у л и с. Не знаю.
Б у д р и с. Ты же видел, как я однажды Кибартасу деньги давал?
Янулис кивает головой.
Ю к н а. Прошу сказать словами — видел или нет?
Я н у л и с. Видел.
Б у д р и с. Брал я тогда у него векселя?
Я н у л и с. Нет.
Б у д р и с. Вот так!
С у д ь я. Вы что же, не все три тысячи отдали Кибартасу, когда векселя брали?
Б у д р и с. Ну да. Я тогда только полторы дал. Остальные — позже. Вот и свидетель подтверждает… Возвели тут на меня напраслину.
С у д ь я. Но вы требовали у потерпевшего двойные гарантийные векселя?
Б у д р и с. Когда?
С у д ь я. Когда в первый раз одалживали Кибартасу деньги.
Б у д р и с. Не требовал я никаких гарантийных векселей.
С у д ь я. Почему же вы взяли векселя сразу на три тысячи, а дали только полторы?
Б у д р и с. У меня тогда при себе больше не было.
С у д ь я. Ага…
Н а р б у т е н е (Янулису). Сколько денег дал Будрис Кибартасу в тот раз, когда вы при этом присутствовали?
Я н у л и с (выкручиваясь). Не знаю.
Н а р б у т е н е. Было ли там полторы тысячи?
Я н у л и с. Нет.
Ю к н а (поспешно). Это же совсем не важно, коллега, может быть, Будрис передавал деньги в несколько приемов. Важно одно — есть свидетельское показание, что ответчик давал истцу деньги не под вексель.
К и б а р т а с (Янулису). Зачем ты врешь, старый человек? Ведь ты же знаешь, что я тогда получил у Будриса деньги за сено. Я ж ему в тот год продал весь свой луг.
Я н у л и с (все больше волнуясь). Я… ничего не говорю.
Н а р б у т е н е (стараясь воспользоваться замешательством Янулиса). За что Будрис отдавал тогда Кибартасу деньги?
Я н у л и с. Не… не знаю.
Н а р б у т е н е (так же). За ложные показания закон грозит каторжной тюрьмой сроком до шести лет.
С у д ь я. Свидетель уже предупрежден об этом.
Н а р б у т е н е (Янулису). Отвечайте честно: за что были уплачены Будрисом деньги в тот раз?
Я н у л и с (отступая). Не… не могу… Моя дочь… Я ничего не знаю… Довольно, не спрашивайте меня больше.
Н а р б у т е н е (продолжая допрос в том же духе). При чем здесь дочь? Вы упомянули о дочери.
Я н у л и с (чуть не кричит). Я ничего не знаю… Нет, нет!
Н а р б у т е н е. Нет, вы знаете! Не губите себя, господин Янулис!
Я н у л и с (словно обезумел). За луга, за луга давал! Я правду говорю. За луга дал Деньги.
Б у д р и с. Сдурел?!
Н а р б у т е н е (мягко). Не угрожал ли вам до суда обвиняемый?
Янулис молчит.
Почему вы упомянули о дочери?
К и б а р т а с. Так ведь Будрис посылает ее учиться.
Н а р б у т е н е. Значит, угрожал, что лишит помощи, если не скажете на суде так, как ему нужно? Отвечайте же!
Г е н е (стараясь ободрить Янулиса). Папа!..
Я н у л и с. Теперь-то уж точно не станет помогать… Точно. Господи!.. Что я натворил…
Г е н е. Папа, дорогой… Он тебе угрожал… Угрожал…
Н а р б у т е н е. Угрозы свидетелю! Прошу это отметить, господин судья.
С у д ь я (Янулису, резко). Садитесь!
Н а р б у т е н е (энергично, с пафосом, эмоционально). Господин судья! Состав преступления ясен и, я бы сказала, характерен. Богатый хозяин, почти помещик, пользуясь всеобщим экономическим кризисом и бедственным положением своего малоземельного соседа-новосела, одалживает ему деньги, но берет двойные векселя лишь для того, чтобы в один прекрасный день опротестовать их и пустить хозяйство соседа с молотка. И самому же купить его землю. Это уже не первый случай в его практике. Подобным образом обвиняемый Будрис прибрал к рукам наделы всех своих соседей-новоселов.
Г о л о с и з п у б л и к и. Точно. Меня Будрис тоже на двойные векселя поймал. Пусть не прикидывается!
Н а р б у т е н е. Все поместье снова вернулось в одни руки, а люди, получившие от государства наделы, столько труда и пота вложившие в землю, — выгнаны из своих домов, обречены на нищенство. Ну не комедия ли вся эта наша земельная реформа?!
С у д ь я (строго). Прошу выбирать выражения! Вы адвокат и не можете не знать, что земельная реформа проведена в соответствии с законом.
Н а р б у т е н е. Простите, господин судья… Выходит, что новоселы разорены тоже по закону?.. Еще раз прошу прощения. Так вот с каким изощренным преступлением имеем мы дело! Чтобы заверить своего несчастного соседа в том, что он не будет обманут, обвиняемый призвал в свидетели собственного сына. Зачем же сына? А затем, чтобы не было вообще никаких свидетелей, когда он опротестует двойные векселя! Но на этом он и споткнулся! Оказалось, что сын не согласен поддерживать мошенничество отца. Совесть честного человека не позволила ему участвовать в махинациях. Почуяв опасность, обвиняемый пытался угрозами заставить работающего у него Янулиса свидетельствовать в свою пользу. Но и у этого бедного человека чувство справедливости победило страх. Быть может, он разрушил будущее своей дочери, но лгать суду не стал. Уже только тем, что пытался угрозами воздействовать на свидетеля, обвиняемый доказал склонность своей натуры к преступным деяниям. В его преступлении есть и отягчающие вину обстоятельства: оно наносит ущерб закону, человечности и воспитанию молодого поколения. Закону — потому, что совершено мошенничество; человечности — потому, что, воспользовавшись бедственным положением соседа, Будрис лишил его единственного источника существования; воспитанию молодого поколения — потому, что обвиняемый хотел собственного сына против его воли втянуть в преступные махинации. Вот что открылось суду при расследовании этого дела. Я поддерживаю иск своего доверителя: прошу взыскать с обвиняемого в пользу Кибартаса полторы тысячи литов, а обвиняемого Йокубаса Будриса наказать за уголовное преступление — мошенничество.
Г о л о с а и з п у б л и к и:
— Точно, Будрис виноват!
— Будрис!
— Будрис — мошенник!
— Наказать!
— В тюрьму!
— В тюрьму такого!
С у д ь я. Пристав!
П р и с т а в (публике). Тихо! Прошу успокоиться и соблюдать порядок!
Ю к н а (говорит хладнокровно, подчеркивая отдельные слова). Господин судья! Моя коллега апеллировала преимущественно к чувствам и даже прибегла к политическим обвинениям. Я ее понимаю. Что ж еще остается делать, когда не имеется веских и прямых доказательств? А истина какой была, такой и остается: Кибартасу были даны в долг все три тысячи. Не сразу, а частями. Пусть те деньги, при передаче которых присутствовал свидетель Янулис, были уплачены за сено. Но мой доверитель мог давать деньги Кибартасу и в другое время, когда Янулис не видел! И он их давал! Главный свидетель того, что деньги были даны, — векселя. То, что векселя двойные, это еще надо доказать. А кто доказал это? Никто! Начнем с так называемых «угроз свидетелю». О чем свидетельствует такая выдумка? Если даже предположить, что подобные обстоятельства имели место, это всего лишь попытка повлиять на показания свидетеля. А векселя — совсем другое дело. Они — факт. Человек может иметь склонность поговорить перед судом со свидетелями, возможно, и предупредить их кое о чем, но это еще абсолютно не доказывает, что он мошенничает с векселями, а тем более что затеял на этот раз какую-то аферу. Показания свидетельницы Антанайтите ничего не прояснили. Остаются лишь показания Каролиса Будриса. Но ведь он — сын обвиняемого! Суд не должен принимать во внимание его свидетельство. Оно не имеет значения. Никакого! Сын против отца! Каждому ясно — за этим что-то кроется. А это «что-то» — семейная драма. (Повернувшись к Будрису, проникновенно.) Прости меня, друг мой, за то, что я намереваюсь сказать. Три года назад мой подзащитный выгнал сына. Порядочного, достойного сына никто из дома не выгонит. Даже не вполне достойных не гонят. Многие ли юноши свободны от недостатков? Но живут себе дома. А Будрис вынужден был пойти на эту крайнюю меру. Значит, его сын был неисправим. Прошло три года. Разве кто-нибудь направлял в это время Каролиса Будриса на путь истинный? Никто! Если не испортил еще больше. А что это действительно так — вы могли убедиться сегодня сами. Вернувшись, блудный сын решил мстить отцу. Да, господин судья, мы имеем дело просто с элементарным сведением счетов. У отца неприятности, а сынок старается подлить масла в огонь. Никаких других соображений у него нет. В связи с вышеизложенным, прошу выдвинутое против моего подзащитного обвинение считать недоказанным, а иск о взыскании с него полуторы тысячи литов — отклонить.
К и б а р т а с. Господин судья, его сын и тогда уже за меня заступался. За это его и выгнали.
Б у д р и с. Это мое дело.
К и б а р т а с. Ты ж просто хотел землю у меня оттягать, и все!
С у д ь я (Кибартасу). Прошу успокоиться.
Н а р б у т е н е. Господин судья, свидетельница Антанайтите показала, что сын Будриса заступался за Кибартаса. Я сказала, что этот момент ее показаний может нам понадобиться. Прошу еще раз допросить Антанайтите.
С у д ь я. Антанайтите!
Антанайтите подходит к судейскому столу.
С у д ь я. Вы говорили, что служили у Будриса?
А н т а н а й т и т е. Точно, господин судья, служила. Только Будрис, как подходил срок жалованье платить, всегда старался, как бы это сказать, ну, недодать, что ли, то за одно удержит, то за другое… Горшок там разбился или еще что… Понимаете, господин судья?..
С у д ь я. Отвечайте только на мои вопросы. Вы знаете, из-за чего Будрис прогнал сына?
А н т а н а й т и т е. Как не знать. Не хотел господин Каролис учиться на этого, как его там… на агронома. (Словно сообщает судье некий секрет.) У него, господин судья, как бы это сказать, стремление, ну, призвание, — во! — призвание к этой своей музыке!
Н а р б у т е н е. А такие стремления обвиняемому не по душе! Это тоже характеризует Йокубаса Будриса!
Ю к н а. Ну, это дело вкуса, коллега.
Н а р б у т е н е (Антанайтите). Вы тут уже говорили, что Каролис Будрис заступался за Кибартаса. Может, припомните, что он тогда, заступаясь, говорил? Слово в слово.
А н т а н а й т и т е. Это молодой хозяин-то?
Н а р б у т е н е. Да.
А н т а н а й т и т е (думает). Слово в слово… Не помню… Об этих векселях говорил…
Н а р б у т е н е. А что говорил Будрис?
А н т а н а й т и т е. Будрис? А тоже о векселях.
Н а р б у т е н е. Упоминали они гарантийные векселя?
А н т а н а й т и т е. Во-во… гарантийные.
Н а р б у т е н е. Не припомните ли — слово в слово, — что говорил Будрис?
А н т а н а й т и т е. Погодите… Вроде так: «Будь спокоен, за эти… гарантейные векселя я ничего не возьму». Наверно, хотел даром их отдать.
С у д ь я. Будрис так сказал?
А н т а н а й т и т е. Во-во, Будрис.
Ю к н а (Антанайтите). Может, он тогда векселя какого-нибудь там Казлаускаса поминал?
А н т а н а й т и т е. Может…
С у д ь я. О чьих векселях говорил Будрис, когда сказал: «За эти векселя я ничего не возьму»?
А н т а н а й т и т е. Не знаю.
Н а р б у т е н е. Но ведь тогда, когда упоминались гарантийные векселя, у них разговор о Кибартасе был?
А н т а н а й т и т е. О Кибартасе.
Н а р б у т е н е. И никакой другой фамилии они не называли? Только Кибартаса?
А н т а н а й т и т е. Только.
Ю к н а. А где вы находились, когда они разговаривали?
А н т а н а й т и т е. А я те большие розовые кусты под окнами веревочками подвязывала.
Ю к н а. Окна были закрыты.
А н т а н а й т и т е. Открыты!
С у д ь я (Антанайтите). Прошу сесть.
А н т а н а й т и т е. Открыты, господин судья! (Садится.)
Н а р б у т е н е. Господин судья! Обвиняемый утверждает, что не брал у Кибартаса никаких гарантийных векселей. А вот только что свидетельница показала, что он говорил с сыном именно о гарантийных векселях. Это новое, неожиданное, прямое доказательство.
Доводы моего коллеги полностью отпадают, так как показания сына обвиняемого подтверждаются совершенно посторонним человеком. Хотя и так ясно, что показания сына ни в коей мере не являются местью отцу, как пытается представить это мой коллега.
Преступление следует считать доказанным. Обвиняемый стал жертвой собственной алчности, пошел из корыстных побуждений на преступление. Интересы общества и государства требуют принятия строгих мер, дабы преградить путь подобным преступлениям. Всецело поддерживаю обвинение, прошу осудить обвиняемого, а по гражданскому иску взыскать с него полторы тысячи литов.
К и б а р т а с. И вернуть мою землю.
Ю к н а. Господин судья! Насколько я понимаю, свидетельство Антанайтите не имеет юридической ценности. Видимо, память у нее не выше умственных способностей. И это еще вопрос, имеет ли она вообще право давать какие-либо показания. Шаталась, видите ли, под окнами и краем уха слышала какой-то разговор о векселях… О чьих векселях? «Не знаю». Разве у моего подзащитного не могло быть других векселей, выданных ему другими людьми? Я уверен, что так оно и было в действительности: он мог в разговоре с сыном поминать о векселях десятка посторонних лиц. Предположим даже, что он действительно говорил о каких-то неизвестных векселях, но разве доказано, что речь шла именно о векселях Кибартаса? Что, именно манипулируя его векселями, совершил он преступное деяние? Мы не имеем права утверждать это. У нас нет доказательств. У нас есть лишь предположения, догадки, сомнения… А раз так, то прямыми доказательствами являются только слова сына. Неужели суд, вынося свой приговор, будет опираться на показания сына против отца? Что означал бы такой прецедент? Смею утверждать, господин судья, что это значило бы натравливать детей на родителей. Какое влияние оказало бы это на воспитание общества, на крепость семьи? Ясное дело — негативное. Это было бы каплей яда для нас всех.
Наконец, кто может поверить, если это не подтверждено неопровержимыми доказательствами, в то, что этот немолодой уже, живущий в достатке, уважаемый гражданин, не совершивший за всю свою жизнь ни единого противозаконного деяния, взял бы теперь и опозорил свои седины из-за каких-то там векселей?! Нет. Я не могу этому поверить. И думаю, никто из нас не поверит. Моему подзащитному, старому и уважаемому человеку, можно только посочувствовать: какое несчастье иметь подобного сына! Сына, который не постеснялся явиться сюда, в суд, чтобы свести счеты с отцом. Если этот юноша — честный и достойный человек, он должен признаться нам, что заставило его давать показания против отца… С разрешения господина судьи, я еще раз задаю ему этот вопрос. (Повернувшись к Каролису.) Господин Каролис Будрис, что заставило вас свидетельствовать против отца?
К а р о л и с (выходит к судейскому столу). Господин адвокат! Не мстить отцу явился я сюда, не сводить счеты. Я пришел защитить права человека, у которого отнимают последний кусок хлеба!
Вы утверждаете, что мои показания несовместимы с уважением и любовью к отцу. А как бы расценили вы мое молчание? Разве оно было бы совместимо с уважением и любовью к обманутому и несправедливо обиженному человеку? И ведь этот человек тоже отец, глава большой семьи. Он не совершил ничего предосудительного, а его выбрасывают из дома, обрекают на нищенство! Какой отец сегодня больше нуждается в защите? Какой заслуживает большего сочувствия? Вот спросите людей — пусть они ответят!
П у б л и к а:
— Кибартас!
— Кибартас!
— Верните землю Кибартасу!
— Кибартасу землю!
— Наказать Будриса!
П р и с т а в. Молчать! Призываю к порядку!
П у б л и к а:
— Вернуть Кибартасу землю!
— Землю вернуть!
— Хватит с нас этих аукционов!
— Хватит!
— Вернуть землю!
— Хватит выбрасывать людей из домов!
— Верни ему деньги!
С у д ь я. Пристав! Пристав! Я буду вынужден вызвать полицию, если не будет тишины.
К а р о л и с (когда публика несколько затихла). Кто же прав, господин адвокат? Эти люди или вы?
И з п у б л и к и. Я у этого адвоката в имении батрачил. Хорошо его знаю. Знакомы!
Публика начинает смеяться над адвокатом, лицо которого становится жалким.
П р и с т а в. Замолчать! Призываю к порядку!
К а р о л и с. Позвольте осведомиться, господин Юкна, зачем вы сюда пожаловали? Кому служат ваши юридические знания? Справедливости или наживе?
Ю к н а (судье). Я попросил бы…
С у д ь я (Каролису). Прошу не забывать, что тут суд!
К а р о л и с. Я знаю, в суде не принято так говорить. И преступления близких не принято осуждать открыто. И истинную справедливость защищать не принято. Однако, несмотря на все это, я явился свидетельствовать в ее пользу. Кибартас тоже пришел сюда в жажде справедливости. А если он ее тут не найдет? Что же такое тогда этот суд? Что такое законы? Ответьте, если можете! (Возвращается на свое место.)
С у д ь я (Будрису). Вам принадлежит последнее слово.
Б у д р и с (взволнованно, глухим голосом). Мне нечего сказать. Этот суд — мой суд с сыном… Как бы дело ни было решено — сына мне теперь никто не вернет…
С у д ь я. Объявляю решение суда.
П р и с т а в. Прошу встать!
С у д ь я. «Именем Литовской республики, 10 мая 1936 года.
Суд участка Юдрайчай, рассмотрев в открытом заседании уголовное дело по обвинению Йокубаса Будриса в мошенничестве, постановил: первое — признать Йокубаса Будриса виновным на основании статьи 611 пункт 3 Уголовного статута и осудить его за совершенное им преступление на пять суток домашнего ареста. Второе — удовлетворить иск потерпевшего и присудить в пользу Йонаса Кибартаса одну тысячу пятьсот литов и по шесть процентов годовых, со дня опротестования векселя, возложить выплату этой суммы на Йокубаса Будриса.
Стороны, не согласные с этим решением, могут в течение семи дней обжаловать его в Окружном суде».
К и б а р т а с (с места). А моя земля? Я хочу получить обратно свою землю.
С у д ь я (взглянув на Кибартаса). Следующим слушается дело Казимераса Петрайтиса.
К и б а р т а с (уходя). Вот суд! Второй раз меня ограбили!
З а н а в е с.
Декорации первого действия. К а р о л и с сидит за столом, накрытым к завтраку. Отпивает глоток кофе, подпирает руками голову, задумывается.
Входит Б у д р е н е с кофейником в руках.
Б у д р е н е. Принесла погорячей.
К а р о л и с (вставая). Спасибо, мама, больше не хочу…
Б у д р е н е. Ах, детка… Надо поесть.
К а р о л и с. Всю ночь глаз не сомкнул…
Б у д р е н е. С отцом после того не виделся?
К а р о л и с. Нет.
Б у д р е н е. Врозь поехали, врозь вернулись.
К а р о л и с. Так уж получилось.
Б у д р е н е. И он, как вернулся — молчит. Ни словечка не обронил… Все равно отцовское сердце — ничего не поделаешь.
К а р о л и с. Совсем по-другому представлял я это себе.
Б у д р е н е. Что, сынок? Суд? Не понимаю, как же все это вышло?
К а р о л и с. Ах, мама! Что-то не хочется мне говорить об этом.
Б у д р е н е. Будриса наказали, а земли Кибартасу не вернули?
К а р о л и с. Ну как тебе объяснить? Отца наказали за так называемое «мошенничество при даче денег в долг». А покупку земли на торгах суд признал законной. Такую покупку наши законы разрешают.
Б у д р е н е. Значит, обоим вышло плохо. Господи, господи… А Янулис, значит, свидетельствовал в пользу отца?..
К а р о л и с. Нет, он этого не сделал. Янулис честный человек.
Б у д р е н е. Господи, случится же такому: сын свидетельствует против отца… По ты ведь ничего не ел.
К а р о л и с. Не могу.
Входит Б у д р и с.
Б у д р и с. Оставь нас вдвоем.
Будрене уходит. Будрис долго молча смотрит на сына.
К а р о л и с. Если я могу…
Б у д р и с. Помолчи! (С холодным спокойствием.) Знаешь, сколько мой отец, умирая, оставил мне? Не очень много. Я хотел своему сыну оставить больше. Оставить поместье. Не стал ты агрономом — не надо. Не хотел заниматься хозяйством — ладно. Где бы ни витал ты в мечтах — все равно здесь твой родной дом, здесь твоя родина, Я хотел сделать так, чтобы она была у тебя большой и красивой.
Каролис делает шаг к отцу. Хочет что-то сказать.
Не подходи! (Снова спокойно.) Меня обвинили в мошенничестве. Но только ты, больше никто и не думает, что мне нужны были его гроши. Кто знает меня, тот понимает, что мне нужно. Земля! От тебя я требовал лишь одного: будь мне сыном. А ты? Ты не пожелал им быть. Ты выдал меня на позор и поношение. Ты, мой сын, предал меня. Ты, кого я до сего дня называл сыном.
К а р о л и с. Но, отец…
Б у д р и с. Молчи. Ты уже все сказал.
Пауза.
Я думал, у меня есть сын, на чью руку я смогу опереться, если силы мои станут иссякать, если я споткнусь. Я думал, у меня есть сын, который когда-нибудь скажет мне, что моя седая голова ему всего на свете дороже. Обман! Ложь! Нет у меня больше сына!..
К а р о л и с. Да, больше нет. И у меня нет больше отца. Я не сердился на вас, когда вы прогнали меня из дома… Постарался все забыть, потому что любил вас. Старался понять и оправдать, мне жаль было отцовских седин. Да, отец, жаль. А вам ничего не было жалко. Вы ничего не видели, ничего не понимали. И не хотели понимать. Вам бы только побольше земли, денег, богатства… Всеми правдами и неправдами приобретали вы наделы новоселов, сгоняли их с земли, лишали домов, захватывали их жалкое имущество, обрекали людей на нищету и бесправие. А сегодня вы говорите, что мечтали оставить мне большую и красивую родину?! Не могу я жить на земле, орошенной человеческими слезами. Вам она кажется прекрасной, а мне — отвратительна, страшна!
Б у д р и с. Так зачем же ты вернулся? Счеты со мной сводить?
К а р о л и с. Вернулся, потому что любил вас и мать. Но любил я и тех, кого вы так жестоко угнетаете, кого хотели заставить продать вам даже свою совесть. Правда, возвращаясь, я думал, что все у нас не так плохо, мне казалось, что я смогу найти какой-то выход, какой-то компромисс, что как-то искуплю вашу вину перед этими людьми. Теперь я убедился, что поправить ничего нельзя, что ни на какие компромиссы вы не согласитесь. А так жить нельзя. Вчера не только вы судились со мной, но и я с вами. И я понял, что отца мне никто не вернет. Я ухожу. (Уходит.)
Будрис неподвижно смотрит, как закрывается дверь, потом взгляд его начинает блуждать, останавливается на плаще и шляпе сына, которые висят на видном месте.
Входит Б у д р е н е.
Б у д р и с (указывая пальцем на одежду сына). Убери это!
Б у д р е н е (удивленно и обеспокоенно). Йокубас, что ты затеваешь?
Б у д р и с (зло). Унеси, говорю!
Б у д р е н е. Господи! Господи!
Входит Я н у л и с. Будрене забирает одежду сына, уходит.
Я н у л и с. Здравствуйте…
Б у д р и с. Что ты хочешь сказать мне?
Я н у л и с. Видите ли, я после этого… Сами знаете, что так уж получилось…
Б у д р и с. Хватит. Помолчи лучше.
Я н у л и с. Не мог я… по-другому… И потому сам должен теперь…
Б у д р и с. Янулис!
Я н у л и с. Вчера в городе моя дочь ушла из вашего дома.
Б у д р и с. Если человек сам обрекает свое дитя на нищету, наверно, у него есть причина…
Я н у л и с. Ушла дочь.
Б у д р и с. А ты хотел бы остаться тут и теперь?
Я н у л и с. Нет. Я ухожу. Ищите себе другого садовника.
Б у д р и с (совершенно не ожидавший этого). Что?!
Я н у л и с. Ухожу, говорю.
Б у д р и с. Ну, иди. Только потом не проси, чтобы я взял тебя обратно.
Я н у л и с. Уж можете быть спокойны. Не стану докучать вам своими просьбами… Получу в городе работу, отправлю дочку учиться дальше…
Б у д р и с. В безработные запишешься?
Я н у л и с. Что ж, с горемыкой может всякое случиться.
Из сада доносится песня Гене.
(Глядя в окно.) Красивый сад… цвет набирает… Жить бы только да радоваться… (Расстроенный, опирается на подоконник.)
Входит Б у д р е н е.
Б у д р е н е (Будрису). Пришел тот секретарь. Говорит, велел ты ему вчера прийти. И еще двое с ним… какие-то «свидетели».
Б у д р и с. Где они?
Б у д р е н е (указывая на дверь). Ждут.
Б у д р и с (Янулису). Ну что ж, уходи… все уходите… (Уходит.)
Б у д р е н е. Так у меня на душе неспокойно… (Собирает со стола посуду.)
Я н у л и с (себе). Двадцать пять лет… Все здесь делал, всем тут был… Сколько пота пролито! И вот награда!..
Б у д р е н е. Что ты там, Янулис?
Я н у л и с. Ухожу.
Б у д р е н е. Уходишь? В самом деле?
Я н у л и с. Не всегда только радости дарит нам жизнь.
Б у д р е н е. А сад, и все… как они без тебя?
Я н у л и с. Обойдутся… обойдутся… Только персик поливайте! Первую весну он так красиво цветет.
Возвращается Б у д р и с, искоса, зло поглядывает на Янулиса, тот быстро уходит.
Б у д р и с (ищет в шкафчике писчую бумагу; замечает портрет сына, взволнованный, какое-то время смотрит на него). Унеси это. Смотрит со стены глазами предателя… Душа кипит.
Б у д р е н е. Господи! Портрет Каролиса? Нет, Йокубас, нет.
Б у д р и с. Не спорь со мной сегодня, жена.
Б у д р е н е. Разве я когда с тобой спорила, Йокубас? Но на этот раз послушайся меня… Тут что-то не так, нехорошо… Если что-нибудь задумал, остановись, пока не поздно.
Б у д р и с. Ты поняла, что я тебе сказал?
Входит К и б а р т а с. Будрене, сняв портрет сына, уходит.
К и б а р т а с. Может, рассчитаемся, сосед?
Будрис молчит.
Может, так или иначе, раз навсегда покончим?
Б у д р и с. Напрасно мой порог топчешь, Кибартас.
К и б а р т а с. Не напрасно, Будрис. За деньгами я пришел!
Б у д р и с. За какими такими деньгами?
К и б а р т а с. А за какими я еще мог прийти? За теми, что ты мне по векселям недодал. Может, отдашь хоть с опозданием?
Б у д р и с. Не очень-то ершись, парень.
К и б а р т а с. Я не за милостыней к тебе явился. Хочу получить то, в чем даже суд не посмел мне отказать, хоть и потакал тебе.
Б у д р и с. Потакал или нет — это другой вопрос, но за землю твою я заплатил дороже, чем она того стоит. Во сто крат дороже, Кибартас!
К и б а р т а с. Я в этом не виноват, Будрис. Отдай, что постановил суд, — ноги моей больше тут не будет.
Б у д р и с. Мой адвокат подал апелляционную жалобу. Решение участкового суда будет пересмотрено.
К и б а р т а с. Не могу я ждать, Будрис. Приходил пристав с полицией, чтобы выселить меня, — три дня сроку дали.
Б у д р и с. Не прикидывайся несмышленым, сосед. Где это видано, чтобы денежки по первому требованию отдавались? Если пристав тебя выселяет, значит, у него есть исполнительный лист. Предъяви мне такое постановление, тогда я и выложу тебе эти полторы тысячи.
К и б а р т а с. Когда гоните меня из моего же собственного дома, когда отнимаете землю — исполнительный лист есть. А когда мне следует получить мошеннически отнятые у меня деньги — никакого листа нет. Вот оно как получается! И суд, и пристав, и полиция — все служат вам. Грабителям!
Б у д р и с. Вон!
К и б а р т а с. Знаешь, где твое место? Вот где! (Показывает пальцами решетку.)
Б у д р и с (взбешен). Я тебя раздавлю! Как червя раздавлю! А не я, так другие! Будешь черствую корку клянчить! Будешь!
К и б а р т а с. Не плюй в колодец, Будрис! Может, пить придется! (Уходит.)
Входит Б у д р е н е.
Б у д р и с. Вели запрячь лошадей.
Б у д р е н е (предчувствуя недоброе). Кто поедет?
Б у д р и с. Сама знаешь, кто поедет.
Б у д р е н е. Йокубас, ради всего святого!
Б у д р и с (с горькой иронией). Пусть запрягут в бричку пару вороных. Не нищий едет. Пусть до самой станции довезут, со всем почетом.
Б у д р е н е. Нет, нет! Йокубас, нет!
Б у д р и с. Это его последняя дорога из дома.
Б у д р е н е. Что с тобой, Йокубас? Уж не начинается ли у тебя… Ты же отец, господи, так не губи свою кровь!
Б у д р и с (неподвижен, словно окаменел, только лицо его еще больше побледнело). Отец? Что ж, перед отъездом я еще вручу ему отцовский подарок. И посмотрю, как он ему обрадуется. (Идет прочь. Останавливается.) Мы с ним еще увидимся. Это за все меня вознаградит.
Б у д р е н е. Всю ночь я молилась за тебя, Йокубас.
Б у д р и с. Помолись за него. (Уходит.)
Будрене падает на колени перед портретом сына и тихо плачет.
Входит К а р о л и с.
К а р о л и с. Мама!
Будрене обнимает сына.
Не надо плакать, мама.
Б у д р е н е. Единственный мой. Неужели все рушится?
К а р о л и с. Иначе нельзя.
Б у д р е н е. Нет, нет. Вы должны помириться… Неужели это невозможно?
К а р о л и с. Нет!
Б у д р е н е. Я еще буду просить его… умолять.
К а р о л и с. Не делай этого, мама.
Б у д р е н е. Каким страшным может быть иногда сердце отца… Пойду к нему и скажу: ради господа бога нашего забудьте все, примиритесь…
К а р о л и с. Мама, не ходи!
Будрене уходит. Входит Г е н е.
Гене! Хорошо, что ты зашла.
Г е н е. Я хочу сказать тебе…
К а р о л и с. Что я предал отца?..
Г е н е. Почему, Каролис?! Теперь ты можешь смело смотреть людям в глаза. И я должна извиниться перед тобой: я тогда не знала, а может, боялась или не имела мужества поддержать тебя.
К а р о л и с. А что посоветовала бы ты теперь? Как я должен был поступить?
Г е н е. Только так, как ты поступил.
К а р о л и с. Этого я и ждал от тебя. Все, что случилось, еще больше сблизило нас. Так?
Г е н е. Да.
К а р о л и с. И нету больше стены?..
Г е н е. Больше нет. Но… мы уезжаем.
К а р о л и с. Я тоже. Поедем вместе.
Г е н е. И мне не хотелось бы разлучаться с тобой.
Входит Б у д р е н е.
Б у д р е н е. Каролис, отец хочет еще что-то сказать тебе.
К а р о л и с. Хорошо. Подожду.
Г е н е (целует Будрене). Мама… (Быстро выходит.)
Б у д р е н е. Все уезжают…
К а р о л и с (задумавшись, несколько раз ударяет пальцем по клавишам пианино). Да…
Б у д р е н е. Боже мой! Все уезжают. (Садится, подпирает голову, закрывает руками лицо.)
К а р о л и с. Мама! Как бы мне ни жилось, тебе у меня всегда найдется место. Приезжай, оставь этот дом. (Становится на колени перед матерью.) Мы будем ждать тебя, будем любить тебя… Тебе будет хорошо с нами… Оставь этот дом…
Б у д р е н е (с большой душевной силой). Нет, сын. Мое место рядом с твоим отцом.
Входят Б у д р и с и н о т а р и у с, который несет чернильницу, ручку и стопку бумаги.
Б у д р и с. А где мать? Она должна быть тут. Жена, позови!
Будрене, предчувствуя недоброе, вопросительно смотрит на Будриса.
Позови мать. Должны собраться все.
Будрене уходит. Тягостное молчание.
Н о т а р и у с (ощущая некоторую неловкость). День, как видно, будет хорошим.
Б у д р и с (Каролису). Кажется, ты все время говорил о справедливости? Теперь ты почувствуешь эту справедливость.
Входят м а т ь Б у д р и с а и Б у д р е н е.
Б у д р и с (приглушенным голосом). Все? (Нотариусу.) Читай!
Н о т а р и у с. Мне очень неловко… Мне еще не приходилось вот так читать завещание живого человека.
Б у д р е н е. Завещание?
Б у д р и с. Читай!
Н о т а р и у с (читает).
11 мая 1936 года
Я, Йокубас Будрис, зная, что когда-нибудь придется умереть, объявляю свою последнюю волю: имущество свое — хутор Памушис — 120 гектаров земли с домом и другими строениями и всю недвижимость, что будет принадлежать мне ко дню моей смерти, оставляю в полную собственность женскому монастырю Юдрайчай, с условием, что он предоставит пожизненное содержание моей жене и моей матери. Если они не пожелают жить при монастыре, то мой наследователь обязан выдавать им полное содержание натурой или деньгами, по тысяче пятьсот литов ежегодно.
Мы, нижеподписавшиеся, свидетельствуем, что завещатель в момент написания сего документа находился в здравом уме и твердой памяти.
Настоящее завещание, по просьбе завещателя, с его слов записал Пятрас Нарутис». Ну вот, прочел. Теперь остается только поставить подпись. (Обмакивает перо.)
М а т ь Б у д р и с а. Что ты делаешь, Йокубас?
Б у д р е н е (подбежав к Будрису). Ради бога! Ты же муж и отец!.. Ради бога!..
Б у д р и с. Отойди!
К а р о л и с. Мама, не мешай! Пусть подписывает.
Будрис идет к столу.
М а т ь Б у д р и с а. Остановись, Йокубас! Ты поднимаешь руку на кровь Будрисов!
Б у д р и с (показывая на сына). Он… Это он поднял руку на кровь Будрисов.
М а т ь Б у д р и с а. Накажи его, говорю тебе, но оставь ему землю. Детям его детей оставь землю. Вымрут Будрисы без земли. Нищета ждет тебя и твой род, если отдашь землю в чужие руки.
Б у д р и с. Никто меня уже не удержит. (Берет перо, оно падает, нотариус снова подает его.)
М а т ь Б у д р и с а. Хочешь дождаться моего проклятия?
Б у д р и с. Мне теперь все равно!
М а т ь Б у д р и с а. Ты никому не посмеешь отдать землю, пока я здесь! Никому! Земля — судьба Будрисов! Земля — плоть Будрисов! Вымрут Будрисы без земли!
Б у д р и с. Посторонись, мать! (Подписывает завещание.) Все, подписал.
М а т ь Б у д р и с а. Землю! Землю отдал! (Протягивает высохшую руку, хочет схватить завещание.) Будь же ты проклят! (Падает и умирает.)
Б у д р и с. Мать! Мать!
З а н а в е с.