4


После тёплых и солнечных дней однажды наступило дождливое и ветреное утро. Ребёнок был накормлен, посуда со стола убрана, а тётя Элми ушла по делам. Нестор сидел на руках у мамы и жевал резиновую игрушку.

«Нестор опять мокрый, пойду сменю ему подгузник, — сказала мама. — А ты, Рита, иди к себе наверх, почитай, или порисуй, или попиши, как тебе захочется. Пусть сегодня у тебя будет настоящий выходной». И мама расплылась в знакомой хитрой улыбке.

Но Рита в ответ не улыбнулась. «Тоже мне выходной», — обиженно думала Рита, поднимаясь по лестнице. Мансарда была тесной. У Риты не было никакого личного пространства в доме, а идти на улицу в дождь и ветер не особенно хотелось. Каролина и Эдвард заняли единственный в комнате стол, разложив на нём бумагу и цветные карандаши. Каролина, неожиданно научившаяся читать по слогам и осваивающая теперь письмо, старательно выводила буквы в синей тетради. Эдвард с головой погрузился в творческий процесс, раскрашивая на рисунке корабль в розовый цвет. Никто из них на Риту даже не взглянул. Теперь, когда у неё наконец-то появилась возможность дочитать «Эмили из Нью-Мун», ей почему-то совсем не хотелось. Да и вообще ничего не хотелось. Дождь печально барабанил по стеклу, и она в раздражении, как заведённая, ходила взад-вперёд по комнате.

Спустя какое-то время Рита остановилась за спиной у Эдварда и спросила насмешливым тоном, видел ли он когда-нибудь розовый фрегат. Мальчик не ответил, а только прильнул к столу и накрыл собой рисунок, загораживая его от глаз старшей сестры. Лишь когда Рита перешла ближе к Каролине, он поднялся и продолжил работу. Каролина кряхтела над своим сочинением, не обращая на сестру никакого внимания. Это ещё больше рассердило Риту, и она спросила всё тем же насмешливым тоном, что означают слова «ират ф кукы». Каролина посмотрела на старшую сестру сначала растерянно, но потом решительно выпрямила спину, как она обычно делала, взяла себя в руки и продолжила писать.

Слёзы гнева затуманили Рите глаза. Она резко повернулась, выскочила из комнаты, сбежала вниз по лестнице. Тётя Элми, как раз входившая в дом, с осуждением посмотрела на Риту и уже готова была что-то сказать, но Рита не стала слушать, а схватила с вешалки дождевик и бросилась на улицу. Мама сидела, закрыв глаза, в плетёном кресле на веранде. Она монотонно покачивала коляску Нестора и не заметила её бегства. Рита выскочила на дорогу. В этом доме, где её никто не слушает и не понимает, в этом треклятом доме, где с ней обходятся, как с рабыней, где её недооценивают и только ругают, в этом доме ноги её больше не будет!

Рита печально побрела вперёд. На плечи давило тяжёлое чувство несправедливости, от которого она уже не раз страдала в своей жизни. И чаще всего для этого не было абсолютно никакой причины. Чаще всего, но не всегда… Воспоминание о позорной сцене с близнецами неотступно преследовало её, тащилось за ней, словно омерзительное склизкое создание, и всё казалось мрачным и чёрным, как внутри неё, так и вокруг.

А потом из-за туч выглянуло солнце. Капли росы заблестели в придорожной траве, и вот уже всё вокруг купалось в солнечных лучах. Особенный свет, какой бывает только после дождя, влажные тёплые запахи, золотая дымка над лугами, полями и обочинами дорог, свежий воздух — перед всем этим невозможно было устоять.

Перед Ритой открылась чудесная таинственная дорожка. По ней когда-то скакали рыцари на конях, а однажды даже самый настоящий король, и наверняка эта дорога вела к заколдованному замку. Или, по крайней мере, к тому светлому, похожему на усадьбу дому, который виднелся за одним из поворотов дороги, ведущей в деревню. Как только Рита подумала о нём, настроение у неё сразу стало лучше. Даже птицы вокруг радостно запели. Подмаренники источали вокруг себя сладковатый запах, вскоре к ним присоединились цветы таволги, чей пьянящий аромат подсказывал, что река уже совсем рядом.

На берегу Рита увидела художника, который в тот момент как раз писал пейзаж.

Художников нельзя беспокоить, это Рита знала, они легко могут потерять необходимое вдохновение, если встать к ним слишком близко или начать задавать дурацкие вопросы. Незаконченную работу посторонние тоже не должны видеть, но никто не запрещает глядеть на самого художника. И вот Рита села на берегу в своей самой красивой позе русалки и тайком стала смотреть на него. У художника были

довольно длинные,

стянутые в хвост резинкой

волосы, хотя, наверное,

именно такими они

и должны быть.

Бархатного халата или накидки, как на некоторых автопортретах, не было, широкополой шляпы или берета тоже, на нём были только джинсы, футболка и сапоги.

Да и сам он был

совсем не старым,

очень даже молодым. Он был похож на старшеклассника, который вызывает восхищение у всех девочек в школьном дворе, когда он проходит мимо них, беспечно разговаривая и смеясь. Рита предположила, что ему, должно быть, лет шестнадцать или семнадцать. За десять минут она внимательно изучила все детали его внешности.

Сам художник был поглощён процессом рисования и даже не взглянул на Риту. Время от времени он посматривал на реку, которая теперь переливалась и искрилась, шумя и струясь, словно увлекаемая некой подводной музыкой. Потом юноша снова смотрел на холст и продолжал работать.

Через некоторое время он сказал, всё ещё не глядя в сторону Риты:

— Дождь кончился, погода просто чудесная. Самое время для прогулок. Далёко ли путь держишь?

Рита вздрогнула, словно её выдернули из полудрёмы. Она не ожидала, что юноша такого возраста, почти взрослый, обратит на неё внимание и тем более задаст какой-то вопрос. Возможно, он увидел её краем глаза, говорят, художники так умеют. Прошло несколько секунд, прежде чем Рита осмелилась ответить.

— Я только на берег,

дальше не собиралась,

— сказала она.

— Я тоже, — ответил юноша. — Река такая красивая. Полноводная, с множеством лагун, по крайней мере в это время года. В такие дни нужны особые краски, чтобы запечатлеть дыхание ветра над рекой. Хотя я, конечно, готов писать в любую погоду. Здесь всегда красиво, даже в ноябрьские сумерки. И может быть, именно тогда как-то по-особому.

Юноша замолчал и продолжил писать, Рита тоже сидела тихо. Время шло, а они вдвоём всё продолжали сидеть на берегу, довольно близко друг от друга, но при этом нисколько не мешая друг другу. Это был знак того, что им уютно и хорошо вместе.

Почему-то Рита

больше не ощущала

неловкости и скованности.

— Красивый берег, но и здесь порой с людьми обращаются как кому вздумается,

произнесла

она с горечью в голосе. — Я просто хочу жить и давать жить другим.

Юноша взглянул на Риту, которая сидела, нахмурив брови, и смотрела на реку.

— Когда смотришь на воду, это успокаивает, — сказал он. — На душе становится гораздо легче, если смотреть на реку.

— Угу, — согласилась Рита. — Я люблю приходить сюда. И купаться тоже, недаром я по гороскопу рыба.

Юноша улыбнулся:

— Да, интересный знак. Если я правильно помню, то рыбы…

— Чувствительные и творческие натуры, — быстро закончила Рита.

Юноша снова взглянул на неё:

— А я рак.

Водные знаки.

И тот, и другой

После этого он замолчал и вернулся к своей акварели. Рита краем глаза следила за его работой. Молодой человек казался немного

трогательным,

но одновременно целеустремлённым. У него были пшеничного цвета волосы, а серые глаза смотрели внимательно, время от времени словно

насторожённо.

Если бы они встретились, например, на школьном дворе, Рита не решилась бы даже толком посмотреть на такого взрослого юношу. Да и он вряд ли бы даже заметил её в толпе таких же, как она, детей. И уж конечно, ни о каких гороскопах, рыбах и раках не могло быть и речи.

Через некоторое время юноша сказал, не отрываясь от работы:

— Меня, кстати, зовут Каури. А тебя как зовут? Я имею в виду здесь, на суше, среди людей?

Юноша всё больше и больше нравился Рите. Наконец-то она встретила человека, который понимал её. Не дразнил, но и не пытался подлизываться с помощью глупых детских шуточек. И у которого было удивительно красивое имя — Каури.

— Здесь меня зовут Рита.

Юноша присвистнул:

— Ого, Маргарита. Одно из красивейших имён на свете. В честь кого тебя так назвали?

— Мою бабушку звали Маргарита. Это имя как-то связано с жемчужиной.

— Точно, — сказал юноша и кивнул, — Margaritifera. Несущая жемчужину. Это имя напрямую связано с подводным миром. Ты ведь наверняка знаешь, что раньше в этой реке жили жемчугоносные моллюски — жемчужницы.

— Знаю, папа мне рассказывал. Папа хотел бы, чтобы русло и дельту этой реки взяли под охрану и вернули туда жемчужниц. Но так, чтобы их нельзя было ловить. Правда, об этом никому нельзя рассказывать, ты ведь не расскажешь? Это тайна, которую папа доверил пока только мне.

— Не расскажу, обещаю, — сказал Каури. — Я, в свою очередь, поделюсь с тобой своей тайной, которую тоже нельзя никому раскрывать.

Каури прервал работу и стал рассказывать удивительную историю об острове, который в давние времена высился среди реки. На острове жил маленький-маленький народ, который обошёл на своих лодках много-много рек и выбрал этот остров за удивительную красоту его окрестностей. Они искали прибежища на время войны, чтобы прясть удивительные нитки, делать из них ткани, выращивать домашних животных, рассказывать сказки и слагать песни о великой правительнице, которую они называли Хозяйкой вод. Хозяйка вод одарила их за это благородным речным жемчугом, который они хранили в самой главной комнате своего храма. Этими жемчужинами украшали самые ценные и самые красивые полотна.

Народ жил на этом острове, скрывшись от мира, словно в раковине моллюска. Повсюду бушевала война, горели деревни, гибли люди. Какой-то генерал однажды прослышал об острове и деревне, где изготавливали удивительные ткани и украшали их драгоценными жемчужинами. Он решил захватить эту деревню.

Предатель

открыл ему тайную тропу в Жемчужную деревню, и вскоре отряд солдат прибыл на берег реки. Они увидели шпиль храма и на конях кинулись в воду, желая напасть на деревню. К их удивлению, жители деревни вовсе не бросились давать отпор, а упали на колени и запели. Неожиданно из реки поднялись высокие струи воды, словно гигантские фонтаны. Атакующим пришлось остановиться и отступить обратно на берег, откуда они и увидели, как весь остров опустился под воду. Самым последним под воду уходил, блестя на солнце, высокий шпиль храма. Потом пропал и он. Через некоторое время волны улеглись, и поверхность реки снова стала зеркально-спокойной.

— Говорят, что иногда тихими вечерами из-под воды можно услышать звон колоколов, — сказал Каури. — А время от времени попадаются даже жемчужины. И я уверен, что ты обязательно найдёшь свою, недаром твоё имя означает «несущая жемчужину». Правда, она может оказаться очень невзрачной, так что сразу и не заметишь.

Проговорив это, Каури повернулся к Рите, улыбнулся и подмигнул.

От Ритиной утренней досады не осталось и следа, и она улыбнулась ему в ответ.

— Я уверена, что в какой-то вечер обязательно услышу звон колоколов под водой, — сказала Рита. — Тогда я буду знать, что деревня спасена.

Каури кивнул и стал собирать свои вещи, сложил мольберт и убрал краски с кисточками в сумку.

Рите было жаль, что он уходит. Она спешно пыталась придумать повод, чтобы он остался.

— Ты… ты здесь на каникулах?

— Я здесь в творческом лагере, — сказал Каури. — Мы живём в большом белом доме, который виден с дороги, ведущей в деревню. Я всю зиму откладывал деньги на этот лагерь, работал по субботам в одном кафе. Ладно, Маргарита…

— Я хочу доверить тебе ещё одну тайну, Каури, — перебила Рита, стараясь задержать его ещё на некоторое время. — На самом деле, я — русалка.

— Верю, — ответил Каури. — Мы наверняка ещё встретимся здесь, на берегу.

С лёгкой грустью Рита смотрела вслед уходящему юноше. «Родственная душа», — подумала она и, пожалуй, впервые по-настоящему поняла значение этого выражения. У неё было такое чувство, что они с Каури встретятся ещё не раз.

Рита вернулась домой в прекрасном расположении духа, печальное утро было совсем забыто. Эдвард и Каролина радостно прыгали на залитом солнцем дворе, а мама сидела в саду с Нестором на руках.

Загрузка...