Тайна горы Муг

Опасность близка

ОНЕЦ, посланный афшином в Мерв, привез дурные вести. Наместник халифа в Мерве, Саид ал-Хараши, обозлился, услышав о непокорности Диваштича.

— Как ты узнал об этом; — поинтересовался Диваштич.

— Я сделал все так, как мне было велено. Я нашел самаркандского купца, который принял мусульманство, но остался верен памяти предков. Он согласился побывать во дворце наместника и пообещал невзначай заговорить о Панче.

— И что же? — Афшин нервно перебирал коралловые четки.

— Не успел купец произнести слово «Панч», как наместника передернуло от злобы.

— Что же он сказал? Все ли ты запомнил?

— Ведь я уплатил купцу, и он все записал потом, чтобы каждое слово злодея было известно моему господину.

Гонец развернул кусочек мягкой желтой кожи и стал читать:

— «Саид ал-Хараши сказал: „Аллах избрал нас для великой цели — распространять его веру. Во всем мире восторжествует вера Аллаха…“».

— Зачем остановился, не медли! — потребовал афшин.

— «Для этого он избрал Мухаммада, его пророка. Нам предначертано — огнем и мечом утвердить веру Аллаха, никого не щадя среди иноверцев…»

Гонец умолк, притворяясь, будто разбирает непонятные слова.

— Не хитри, читай все! — приказал афшин.

— А далее написано: «Рядом с наместником сидел арабский военачальник, он спросил: „Почему ваши воины пренебрегли Панчем? Ведь в коране написано, что имущество и жены иноверцев должны принадлежать нам“. Наместник ответил: „Пока люди Панча не примут мусульманства, их имущество, дочери и жены существуют для нас!“ — „А разве они могут принять веру Аллаха без нас? — спросил военачальник. — Как они поймут истину, если мы не поможем им?“ Тут я посчитал нужным вмешаться в беседу. Но я старался показать, будто верен арабскому халифу. Я сказал: „Настанет день, досточтимый Саид ал-Хараши, и ваши воины помогут людям Панча понять все величие мусульманской веры“. И он ответил мне: „Скоро люди Панча поймут, что всего превыше вера Аллаха. Об этом мы позаботимся“».

— Сейчас же призвать ко мне моего советника! — приказал афшин.

Советник афшина, горбун с умными и хитрыми глазами, тотчас же явился.

— Готовы ли к встрече с врагом мои воины? — спросил Диваштич. — И все ли сделано для ухода в горы?

— Все готово, — отвечал горбун, — но разве твои воины могут устоять против грозною войска Саида ал-Хараши?

— Если мы встретим врагов вблизи горы Магов, в местах им неизвестных, то неожиданным нападением можем выиграть битву, — сказал Диваштич. — Наши воины должны дожидаться в селении Кум. Пусть идут туда тайно.

Афшин умолк и долго думал о чем-то.

— Не знаешь ли ты, — спросил он горбуна, — почему так всполошились тюрки? Зачем преследуют меня своим упрямством? Каждый день приходит кто-либо из тюркских дихкан и всячески старается откупить у меня гору Магов. Они запугивают меня дивами, хоть и знают, что я их не боюсь и отлично справлюсь с ними при встрече. Они подослали ко мне жреца, и тот предсказал мор всему живому вокруг горы Магов. Что им угодно?

— Я думаю, что тюрки усердствуют для иноверцев, — отвечал горбун. — Они и прежде старались выйти из повиновения, а теперь, когда опасность близка, они вовсе отвернулись от твоей милости. Боюсь, что они продались наместнику халифа в Самарканде.

— Вокруг нас сжимается кольцо врага! Нам нельзя медлить. Мы должны быть готовы к неожиданностям! — говорил афшин, и глаза его пылали гневом и ненавистью. — Меня хотят перехитрить! Пытаются сломить мою волю, а когда видят, что я не боюсь угроз, просят уступить, хотят лаской и обещаниями завладеть моим сердцем. Но кто же поверит теперь в добрые отношения Саида ал-Хараши! Кто согласится довериться ему? Нет, нет, нет! Мы уйдем в горы, уведем туда людей Панча, чтобы ни один злодей не смог воспользоваться трудами согдийцев из Панча. Здесь я хозяин! Я больше не стану ждать своих знатных соотечественников. Голос разума не услышан ими. Пусть они остаются в своих владениях, а мы уйдем.

Афшин умолк и долго писал что-то на китайской шелковой бумаге.

— Вот мое послание Саиду ал-Хараши! — Диваштич протянул письмо горбуну. — Это последнее письмо.

Горбун молча принял письмо. Затем сказал:

— Ты прав, мой господин! Тебе не следует дожидаться своих соотечественников. Знатные господа Панча не ведают опасности и беспечно сидят в своих домах.

— Пусть остаются здесь, — отвечал Диваштич, — я больше не хочу думать о них! Им обо всем сказано. А если они считают, что мое беспокойство лишено основания, то пусть сами потом расхлебывают все беды.

— Когда же мы уйдем отсюда? — спросил горбун. — Тревожно стало на землях Панча.

— Сегодня я закажу звездочету гороскоп. Посмотрим, какой выпадет день. А простолюдины уже уходят потихоньку. Я велел им уходить неприметно, по ночам. Мы соберемся вблизи горы Магов, оттуда пойдем дальше, в самые отдаленные селения пастухов. Мы заберем с собой припасы: зерно, масло и плоды, а мяса достаточно в любом из подвластных мне селений. Тысячные стада пасутся в горах. Там можно прожить несколько лет, не зная нужды. Мой замысел таков: переждать там трудное время. Сначала посмотрим, что будут делать без нас воины Саида ал-Хараши, а позднее, когда они посчитают себя хозяевами этой земли и будут беспечно пожирать персики в наших садах, мы настигнем их и всех перебьем. Но для этого нам следует хорошо вооружить своих воинов и дать мечи в руки простолюдинов.

— Я должен сообщить афшину добрую весть, — сказал горбун: — из Самарканда получены мечи и стрелы. Оружейникам удалось соблюсти тайну, люди Саида ал-Хараши не видели их, оружие пришло к нам в сохранности.

— Поистине добрая весть! — улыбнулся Диваштич. — Самаркандское оружие поможет нам. Сейчас пришло оружие, а потом, когда мы свяжемся с нашими людьми в Самарканде, к нам прибудут и сами оружейники. Я надеюсь, что мы там, в горах, добудем мечи и стрелы для каждого согдийца, который верен своей земле.

— Вот так мы обретем силу несокрушимую! — согласился советник.

— На это я и рассчитываю, — признался афшин. — А сейчас не будем медлить. Надо вызвать звездочета, пусть скорее составит гороскоп.

Зварасп тотчас же явился по зову афшина. Он так низко кланялся, так много говорил о могуществе афшина, так угодливо предсказывал удачный исход задуманного дела, что афшин снова заподозрил: не лицемерит ли старик. Но отказаться от гороскопа и самому, произвольно выбрать день, который принесет удачу людям Панча, — на это он не мог решиться.

«Всегда так было, — думал афшин. — Мои деды и прадеды ничего не предпринимали без звездочета. Всякий верил в удачу лишь тогда, когда ему было обещано покровительство небес. Что мне от того, хорош ли Зварасп, умен или смышлен? Важно то, что он умеет читать по звездам. Он сумеет предсказать счастливый день. Этот день принесет освобождение людям Панча».

Все знали, что опасность близка и что арабский наместник в Мерве может в любой момент прислать в Панч своих разведчиков. И все же, когда в Панче появился отряд арабских воинов, люди Панча восприняли это как величайшее бедствие.

Эти «вестники зла», как их назвали местные жители, прибыли с письмом к афшину Диваштичу. То было предложение арабского наместника Саида ал-Хараши подчиниться воле халифа и заставить людей Панча принять ислам. Саид ал-Хараши требовал покорности и полного подчинения, а в противном случае… на многих страницах весьма пространно были изложены все те бедствия, которые постигнут непокорных согдийцев.

Диваштич видел непрошеных гостей с террасы своего дворца. Он сожалел о том, что не успел уйти в горы с людьми Панча. Если бы они были сейчас под его началом, хорошо вооруженные… Впрочем, не в том главное, чтобы уничтожить кучку разведчиков — это просто, а что будет потом. Надо иметь сильное войско, чтобы смело вступить в битву с воинами Саида ал-Хараши. А если его пока нет? Сейчас надо перехитрить иноверцев — нельзя показывать им своего недовольства. Пусть лучше думают, что Диваштич рад их приходу. Он прикроется личиной лицемерия.

На следующий день, когда посланцы Саида ал-Хараши прибыли во дворец Диваштича с письмом наместника, афшин принял их так, словно давно уже ждал.

— Во имя Аллаха милостивого, все будет по-вашему, — обещал Диваштич, принимая послание Саида ал-Хараши. — Земли согдийские полны слухов о славе Мухаммада! Люди Панча готовы принять его веру. Они сделают это, как только поймут все величие пророка.

Посланцы наместника были озадачены таким приемом. Они давно уже убедились в том, что люди, стоящие у власти, куда меньше заботятся о святости своей веры, чем люди земли и ремесел. Но все же они не ждали того, что сам афшин Панча с такой готовностью примет ислам.

«Зачем же посылать сюда войско? — спрашивал гонец, посланный Саидом ал-Хараши, когда писал донесение о том, как принял их Диваштич. — Я думаю, что здесь может быть оставлен небольшой отряд, а войско пригодится в тех городах, где есть много непокорных».

Но и маленький отряд, прибывший в Панч для разведки, сумел за несколько дней показать себя.

Артаван пострадал меньше других, а роптал больше всех. Он чуть не каждый день ходил жаловаться к старосте общины. И когда тот увещевал его, рассказывая о бедах других общинников, он не уставал доказывать ему, что недостойно согдийскому земледельцу трудиться на иноземцев. Соседи Артавана были такого же мнения. Когда до них дошли слухи о том, что в других селениях люди покидают свои дома и уходят в горы, жители Сактара также призадумались.

— Я знаю, как нам перехитрить иноверцев, — говорил Артаван. — Мы должны покинуть наши дома. Нам следует уйти в горы. Когда наше селение опустеет и нечего будет брать, посланцы халифа сами уйдут отсюда, и мы вернемся в свои дома.

— Тогда надо всем вместе идти, — говорили люди. — Надо сговориться, нужно унести с собой все припасы, запрятать свое добро, чтобы ничего не досталось чужеземцам.

— Не можем же мы сговариваться об этом на своем базаре? — возмущался Артаван. — Услышит один ябедник и сразу нас выдаст. Надо поговорить в укромном месте.

Так было решено собраться в пещере Сактар.

— Вы поможете мне, дети, — сказал Артаван дочерям. — Обойдите все дома нашего селения и напомните людям о дне и часе встречи.

— А мы попросим Рустама пойти с нами, — предложила Махзая.

— В самом деле, — обрадовался Артаван. — Попросите Рустама. Да пусть приведет с собой людей своего селения. Всем хватит места в горах. Если они пожелают уйти вместе с нами, тем лучше будет.

Но Махзае не пришлось просить Рустама о помощи, он сам пришел к ней уговаривать уйти в горы.

— Вы уходите в горы? Сейчас? Не дожидаясь нас? Ты уйдешь без меня? — Голос Махзаи дрожал. Она с трудом сдерживала слезы.

— Как ты можешь так думать. Разве я могу уйти без тебя? Я пришел за тем, чтобы позвать тебя вместе с нами. Я готов даже завтра устроить нашу свадьбу, но сама видишь — настали тяжелые дни. Как же быть? Может быть, твои отец пожелает уйти вместе с нами? Может быть, мы объединим наши семьи и вместе уйдем? Как ты думаешь?

— Все будет хорошо, Рустам. Ведь отец мой ведет сговор с людьми, чтобы всем вместе уйти в горы. Иди скорее к отцу. Он обо всем тебе расскажет.

— Иди, Рустам, домой, зови людей своего селения на сговор, — говорил ему Артаван. — Всякий, кто согласен, пусть приходит в нашу пещеру в день Луны под вечер.

— Все сделаю, — пообещал Рустам. — Мы все вместе уйдем отсюда.

Рустам не решился сказать Артавану о самом главном для него. Он не сказал, что они с Махзаей хотели бы отпраздновать свадьбу. Он знал, как скуп и расчетлив Артаван, и понимал, что без достойных подарков ему никогда не получить согласия на женитьбу.

Махзая пошла в самый тенистый угол виноградника и там тихонько запела гимны Анахите. Все ее надежды в этой молитве. Может быть, добрая богиня отведет от них руку врага и поможет ей обрести свое счастье.

— Добрая, могучая Анахита, — шептала девушка, — такой милости прошу я от тебя: чтобы я, будучи любимой, удостоилась жить там, где много варят пищи, получают большие куски, где фыркают кони, скрипят колеса, где взмахивают плетью, где много жуют, где припрятаны яства, где в кладовых по желанию хранят в обилии все, что надо для хорошей жизни…

Девушка повторяет слова своей любимой молитвы, и слезы катятся по ее лицу. Она смотрит на заходящее солнце и мысленно просит его о спасении. С тех пор как пришли арабы, никто в Сактаре не осмелился зайти в храм предков. Никто не посещает храмы огня, каждый молится тайно.

— Эй, Махзая! — послышался голос отца. — Иди скорее ко мне!

Артаван сидел у гранатового дерева и, горестно покачиваясь, что-то шептал про себя.

— Беги к Навимаху! — приказал он дочери. — Ступай скорее, чтобы брат знал, когда привести своих людей в пещеру. Скажи ему обо всем, что знаешь от Рустама, и не забудь напомнить, пусть приведет с собой каждого, кто может держать мотыгу и нож.

Махзая обрадовалась. Отец пойдет вместе с Рустамом. Богиня услышала ее горячие молитвы. Девушка поспешила в город. Чем больше людей соберется в пещере, тем больше надежды на спасение. Махзая понимает, что день ее свадьбы зависит от того, как скоро они уйдут от арабов. Она уверена в том, что им все удастся, раз за это дело взялся Рустам. Он слишком молод, чтобы повести за собой людей Панча и всех окрестностей, но у него светлая голова. Ведь это он придумал всех собрать воедино и с этим пришел к ее отцу.

Было уже темно, когда Махзая подошла к дому Навимаха. Во дворе было тихо и пусто. С тех пор как пришли чужие воины, никто в доме не работал по вечерам. Скрипнула калитка. Махзая тихонько пошла к дому.

— Кто-то идет к нам, — забеспокоилась Чатиса. — Посмотри, Кушанча, кто это там!

— Никого нет! — вздохнула Кушанча и снова стала смотреть в черное небо, усеянное бесчисленными звездами.

Она лежала на крыше легкой пристройки, где раньше спал Аспанзат. С тех пор как юноша покинул дом, это было любимым местом Кушанчи. Здесь она вспоминала свое детство и Аспанзата. Теперь она уже знала его тайну. На груди у нее было спрятано его письмо, которое было ей дороже всего на свете.

Но еще прежде, чем пришло это письмо, Чатиса поведала дочери истину. Она рассказала, как отец на руках принес чужого мальчика и как Аспанзат рос у них в семье. Рассказывая о детстве Аспанзата, Чатиса то и дело смахивала слезы. Ей казалось, что теперь уж Аспанзат никогда не вернется. Как может он вернуться, когда всюду рыщут проклятые разбойники! Зачем Навимах послал его?..

— Кушанча!

— Махзая!

Сестры обнялись.

— Что привело тебя в такой поздний час?

— Добрые вести.

Они обошли дом и очутились под маленьким навесом, укрытым листвой старого чинара. Навимах и Чатиса всполошились: что случилось, какая еще беда стряслась?

Махзая рассказала Навимаху о том, что Артаван собирается привести в пещеру Сактар мужчин своей общины.

— Отец и Рустам хотят увести людей в горы, — шепотом сообщила Махзая.

— Со мной пойдут люди нашей окраины, — сказал Навимах, — а пойдут ли другие, я не знаю. Однако ты заночуешь у нас, а я поспешу к соседям. Поговорим обо всем… — И он скрылся в темноте.

Чатиса и девочки с нетерпением ждали возвращения Навимаха,

— Хочешь ли ты уйти с нами в горы? — спрашивал Навимах медника.

— Давно собираюсь! Разве ты не видишь, как мы живем? В своем доме боишься слово сказать.

Они сидели в маленькой каморке, которая служила зимой меднику мастерской, а теперь была единственным жилищем для всей семьи.

К ткачам они пошли вместе. А когда договорились о встрече в пещере, то каждый взялся привести еще двоих. Навимах обошел еще много дворов на окраине Панча. В каждом доме он встречал сочувствие. Среди ремесленников не было таких, кто не рассказал бы ему горестную историю, связанную с приходом врагов…

С доброй вестью вернулась домой Махзая. Навимах сказал, что на сговор придут все ремесленники Панча, все, кто живет за городской стеной.

С нетерпением ждала Махзая дня Анахиты. Она тоже пойдет в пещеру, она будет участвовать в сговоре и сделает все так, как скажет ей Рустам. Разве добрая Анахита прислала ей Рустама для того, чтобы она его потеряла? Нет, богиня послала его для счастья! Если замысел Рустама осуществится, если все люди Панча уйдут в горы и спасутся от врагов, тогда счастье придет в их дом, настанет день свадьбы. Бедная Кушанча тоже будет ждать светлых дней. Пока не будет освобождения, и ей не будет счастья. Какое же это счастье, когда Аспанзат уехал в дальние земли и неизвестно, скоро ли вернется! Кушанча призналась Махзае, что дни и ночи молит Анахиту, чтобы она сохранила жизнь Аспанзата. Подумать только, она не знала, что он может быть женихом ей! Только теперь, когда он прислал ей письмо, достойное самой знатной невесты, Кушанча поняла, что всегда любила Аспанзата и дороже его нет для нее человека на свете.

Утром, в день Анахиты, Навимах решил пойти к Махою. Ему хотелось спросить совета у мудрого писца. От Аспанзата Навимах слыхал, что старик ненавидит иноверцев и юношу учил никогда не отрекаться от веры Ахурамазды. Артаван тоже говорил, что надо спросить совета у мудреца. Только он хотел пойти к магу, а Навимах решил, что старый Махой скорее поможет добрым советом.

Когда Навимах постучался в дом Махоя, старик, как всегда, сидел за работой. Ом переписывал свои любимые притчи.

— Тебя ли я вижу, Навимах! — воскликнул радостно старик. — Может быть, ты принес мне добрую весть от Аспанзата?

— Рад бы прийти к тебе с такой вестью, только нет у меня вестей от сына. Не затем я пришел к тебе. За добрым советом пришел. Дело к тебе большое. Многим нужен твои совет.

— Говори, Навимах! Мое сердце открыто для тебя. Я знаю, что без дела ты не придешь.

— Прежде чем сказать, хотел бы я узнать: есть ли в этом доме уши?

— Нет ушей, — ответил Махой. — Я откупился двойной джизьеи. Они оставили меня в покое.

— Мы люди простые, — начал Навимах. — Мудрость и знания недоступны нам. Мы ничем не владеем, а разум подсказывает нам, что недостойно отвергнуть веру отцов и продаться тем, кто нас ненавидит. Мы хотим уйти в горы. Сегодня, после заката, у нас будет сговор в пещере Сактар.

— Само небо прислало тебя ко мне! — воскликнул Махой. — Ты прочел мои мысли, добрый человек. То, что вы задумали, есть самое справедливое дело. Если хочешь знать, так о том же думает афшин. Ваш сговор весьма придется ему по душе.

— Сам афшин? — удивился Навимах. — Разве он не принял веру Мухаммада?

— Он не принял веру Мухаммада, а прикрылся ею, чтобы спасти свои владения и всех людей Панча. Ты пришел ко мне со словами справедливости, и я скажу тебе истинное слово. Господин Панча весьма озабочен приходом разведчиков. Он не хочет пойти под власть халифа и готов взять под свое начало каждого, кто покинет Панч и уйдет с ним в горы. Потом, когда все утихнет, когда воины халифа уйдут отсюда, он намерен вернуться сюда.

— И нас он возьмет с собой? — спросил Навимах. — Афшин позаботится о простолюдинах?

— Так он задумал, — отвечал Махой. — Перед лицом смерти нет бедных и богатых. Если Панч станет владением наместника, то и афшину здесь будет плохо. Не лучше ли помочь своим людям избежать несчастья!

— Что же нам делать? — спросил Навимах, обрадованный неожиданной новостью. Он понимал, что если сам афшин возьмет их под свое начало, то замысел их скорее осуществится.

Старик не торопился с ответом.

— Я тебе точно не скажу сейчас, что делать. Я пойду к афшину и узнаю, не пошлет ли он к вам на сговор своего человека. Пусть он скажет вам, когда свершится то, что задумано, в какую ночь люди Панча покинут свои дома и уйдут в горы.

— А тот человек не сделает нам худого?

— Зачем ты говоришь дурные речи? — спросил старик сердито. — Если афшин с вами, он не может быть против вас. А то, что он с вами, мне это подлинно известно.

Махой велел Навимаху зайти к нему позднее, перед тем как идти на сговор, а сам поспешил во дворец к афшину.

— Ждешь ли ты добрых вестей, мой господин? — спросил Диваштича Махой.

— Я хочу добрых вестей, но не жду их, — ответил афшин. — Им неоткуда прийти ко мне.

— Сегодня я буду добрым вестником, — сказал старик. — То, к чему ты стремился, идет тебе навстречу. Люди Панча хотят вместе с тобой уйти в горы. Они ведут сговор.

— И тебе известно это? Ты думаешь, что есть люди, которые хотят поднять свои мечи? Я хотел бы их видеть. Мой советник не нашел таких людей и не выполнил моего приказания. Я велел ему сговориться с простолюдинами, которые согласятся покинуть дома и уйти в горы. Всем, кто решится на это, я обещал свое покровительство. Они должны ждать меня в селениях, вблизи горы Магов, но пока их мало, да и веры в них нет.

— Я отвечу тебе старой притчей, — сказал Махой. — Это притча о трех рыбах. Был большой пруд, а в нем жили три рыбы. Первая рыба была однодумная, вторая рыба была стодумная, а третья рыба была тысячедумная. Все три рыбы попались в сеть. Но пока их еще не вытащили на берег, можно было спастись. Что же сделали рыбы? Тысячедумная стала придумывать тысячу способов спасения, а на это нужно было много времени. Стодумная рыба стала измышлять сто способов спасения, на что нужно было тоже немало времени. А глупая однодумка, лишенная мудрости, не стала размышлять — она выскочила из сетей и спаслась. В тот день рыбаку посчастливилось. Он поймал в сети громадных многодумных рыб.

— Не хочешь ли ты сказать, что мы уже в сетях? — спросил Диваштич.

— Зачем так говорить! Мы еще не в сетях, но сети расставлены. И вот люди, не имеющие золотых поясов, не стали строить тысячи планов спасения, они ведут сговор против врага. А мы строим столько планов спасения, что настанет день, когда сети унесут нас далеко от родного очага и от храмов огня. И будем мы поклоняться чужим богам и чужим идолам.

— Этого не будет! — воскликнул гневно афшин. — Я готовлю оружие. На горе Магов уже много всякого снаряжения. Туда завезены припасы и всякое добро из моих дворцов. Если ты знаешь, где будут договариваться землепашцы и ремесленники, скажи мне. Я пошлю туда верного человека. И все те люди будут приведены в мою крепость Абаргар.

— Когда же ты думаешь увести людей Панча? — спросил Махой.

— Я жду ответа от Звараспа. Гороскоп укажет мне счастливый день. К тому же это надо делать тайно, а для того чтобы враги не разгадали нашего замысла, мы должны незаметно увести людей в горы. Это самое верное средство для спасения.

— Пусть мысль о спасении, не оставит нас… — сказал Махой на прощанье. — Вели твоему человеку прибыть в мой дом к часу заката. Я поведу его на створ с просто подинами.

В сумерках Махой повел одного из советников афшина в пещеру Сактар. Призывая людей на сговор, Артаван сообщил им условное приветствие.

«В добрый час», — говорил каждый стоявшему у входа в пещеру Рустаму.

Уже стемнело, когда пещера наполнилась гулом голосов. Крошечное пламя светильника, подвешенного на уступе, освещало лишь кусок стены и тех немногих, кто стоял поблизости. Вся остальная часть пещеры тонула во мраке. Артаван различал людей лишь по голосам. Стараясь перекричать спорщиков, он пытался объяснить людям, зачем их позвали сюда.

— Всякий, кто не хочет покориться иноземцам, покинет Панч, — повторял Навимах слова Махоя.

— Если кто желает сказать разумное слово, говорите, — предложил Артаван.

— Я желаю сказать!

— Пусти-ка, я скажу!

— Ты еще молод, подождешь! — слышалось со всех сторон.

— Я пойду куда угодно! Мне нечего здесь терять. Зачем нам ждать прихода врагов? Если небольшой отряд разведчиков натворил кучу бед, что же нас ждет, когда придет целое войско?

Перебивая друг друга, люди говорили о том, что наболело у них на душе.

— Если будет тихо, я скажу слово. — Махой стал рядом со светильником.

И люди узнали почтенного писца. Стало так тихо, что всем был слышен слабый голос старика.

— Братья, настал тяжелый час! Мы покинем наши жилища, но зато мы сохраним своих детей!. Мы сохраним свою веру, свой язык и обычаи наших предков. Боги помогут нам в час испытаний. Не оставим друг друга без поддержки…

Старик умолк, и сразу все заговорили. Стали уславливаться, когда уходить. Всем ли вместе или отдельными семьями, в каких местах можно встретиться и какую поклажу взять с собой.

Иные спрашивали, скоро ли удастся вернуться к родным очагам.

Среди собравшихся было много стариков. Рустам смотрел на них с жалостью: «Куда они пойдут?»

Труднее всего было выбрать день ухода. Решили подождать Диваштича. Все верили, что день, выбранный звездочетом, будет счастливым днем.