Тайна горы Муг

Потомки узнают истину

ОЧЬ опустилась на землю. Темнота скрыла развалины крепости. Лишь колеблющееся пламя освещает часть крепостной степы и юношу, сидящего у костра с охапкой хвороста в руках. Он подбрасывает хворост в огонь и протягивает к нему руки. Мысли уносят его к дням далекого детства. Вот он сидит у черного котла, подбрасывает хворост и ждет, когда закипит вода. Сейчас он позовет отца, и они вместе начнут запарку коконов. Тогда так же пахло дымом, трещали сучья, но на душе было легко и беззаботно, а сейчас камень лежит на сердце. Аспанзат, не думай об этом! Ночь темная и холодная, вокруг ни души. Пусть тебя согреет огонек, пусть он напомнит тебе дни светлого детства. Забудь о темной холодной ночи, забудь о смерти…

Вот ты еще совсем маленький, в короткой рубашке, босой, взобрался на абрикосовое дерево и оттуда бросаешь Кушанче сочные, сладкие плоды. Абрикосы так нежны, так мягки, что, падая в руки Кушанчи, разбиваются. Но она весело смеется. Неожиданно приходит Чатиса, она сердится. Сколько раз детям говорили, что нельзя лазить на дерево! Можно обломать хрупкие ветви. К тому же бесполезно бросать оттуда абрикосы — они ведь портятся. Она выносит одеяло и велит держать его за края, чтобы оно повисло в воздухе. Затем она начинает трясти дерево сильными руками. Плоды падают на одеяло и не разбиваются. Каждый абрикос остается целым, хотя он так сочен и мягок, что кажется, будто это лепестки цветов наполнены соком. Потом Чатиса берет на руки Кушанчу и помогает ей взобраться на крышу дома. Вслед за девочкой она подсаживает и тебя и велит обоим раскладывать абрикосы на солнце. Так весело и радостно! Мать доверила такое важное дело…

А вот и Сактар. Махзая и Марьяма весело встречают тебя с Кушанчой и зовут на реку купаться. Все бегут к реке, бросаются в воду и плывут, перегоняя друг друга. Ты впереди всех. Кушанче хочется тебя перегнать — она старательно загребает своими тонкими ручонками. Но разве можно тебя догнать! Ты видишь усердие Кушанчи. Ты останавливаешься и притворяешься, будто устал, а затем совсем медленно плывешь вперед. Кушанча догоняет, ее свежее, румяное личико сияет счастьем. Махзая и Марьяма не умеют так хорошо плавать. Они плещутся у самого берега и зовут к себе.

Сегодня праздник урожая. Артаван зарезал барана, тетушка Пурзенча приготовила много вкусного угощенья. В гости пришли Чатиса и Навимах. Надо скорее торопиться к маленькому бассейну под тутовником. Там уже сидят все взрослые. Дети бегут к ним, и капельки воды поблескивают на смуглых лицах…

Хохот безумного старика прерывает мысли Аспанзата. В темноте едва видны обломки стен и развалины башни. Снова перед ним все ужасы и страдания последних дней.

Почему так много зла на земле?

И снова в памяти оживает образ старого учителя. Он говорит: «Я подобен разбитому сосуду, из которого по каплям вытекает драгоценная влага, надо ее сохранить…». Мудрый старик передал ему частицу своих знаний. Разве справедливо будет унести их с собой?

«Напиши! Сохрани!..» — шепчет Аспанзат.

Долго сидит он в раздумье. Давно догорел костер, юноша продрог от холодного ветра… Когда небо посветлело, он встал и начал медленно пробираться среди обломков обгоревшего и рухнувшего свода. В одной из комнат крепости жил Махой. Может быть, удастся найти среди обломков свитки пергамента. Все, что он найдет, он возьмет с собой в горы.

Аспанзат долго копался среди обугленных, обвалившихся стен, прежде чем добрался до обломков жилища старого Махоя. Здесь должны быть свитки с письменами. Вот обрывки кожи, кусочки пергамента и драгоценной китайской бумаги, которую старик еще не успел исписать. Дрожащими руками развертывал Аспанзат скрученные в трубочки свитки… Не попадутся ли страницы летописи?..

— О, счастье! Вот они, эти строки, исписанные рукой старого Махоя!

«…и сказал Бейдеба, индийский философ, глава брахманов: „…четыре вещи отличают человека среди всех животных, вмещая в себе все, что существует в мире, — это мудрость, воздержанность, ум и справедливость. Ученость, образование и обдуманность входит в область мудрости. Благоразумие, терпеливость, учтивость и почтительность относятся к уму. Стыдливость, благородство, сдержанность и сознание своего достоинства входит в область воздержания. Правдивость, соблюдение обязательства, творение хороших дел и добронравие — к справедливости. Эти качества прекрасны, а противоположные им — дурны…“».

И дальше читал Аспанзат:

«Мудрость, — сокровище, не исчерпывающееся от трат, и запас, который не поразит нужда. Оно — платье, которого новизна не изнашивается… Собрались некогда цари стран: Китая, Индии, Персии и Рума — и сказали:

„Нам следует сказать каждому по слову, которое сохранилось бы на вечные времена“.

Царь Китая сказал:

„Я более властен вернуть то, что не сказал, чем то, что сказал“.

Царь Индии сказал:

„Я дивлюсь на того, кто говорит слово, которое, будучи сказано за него, оказывается бесполезным, а будучи против него, приводит к гибели“.

Царь Персии сказал:

„Раз я высказал слово — оно владеет мной, а если я не произнес его — я владею им“.

Царь Рума сказал:

„Я не раскаивался никогда в том, чего не сказал, но раскаивался часто в том, что говорил. Молчание царей лучше пустой болтовни, которая не ведет к пользе. Больше всего заблуждается человек по вине своего- языка…“».

— О мудрый учитель! — воскликнул Аспанзат. — Как бережно ты собирал драгоценные жемчужины ума! Как горько мне, что нет тебя в живых и что погибли твои труды! Все, что осталось здесь, я сохраню вместе со своими записями. Все соберу… Спасибо тебе, мой добрый учитель, что ты оставил мне эти строки. Они помогут мне воскресить в памяти все, что я когда-либо слыхал, что видел, что читал. Только теперь я вижу, как велик был твой ум.

На других свитках нашел Аспанзат записи мудрецов Китая, Персии и древнего Рума. Здесь были предания индийские и парфянские. Чего только не знал Махой! Юноша бережно перебирал все, что смог вытащить из-под обломков. К счастью, в маленькой тростниковой корзинке сохранилась черная тушь в стеклянном сосуде и заботливо отточенные перышки. Аспанзат узнал эту корзинку с черными пятнами. Сколько раз он наливал тушь в маленький глиняный сосуд!

Теперь можно приниматься за дело. Но что ты будешь есть, Аспанзат? Где ты будешь жить? И что ты наденешь в осеннюю стужу? Юноша переходил из комнаты в комнату дворца, он искал оружие, чтобы охотой добыть себе пищу. Ему посчастливилось. Он нашел хороший лук и несколько колчанов со стрелами. Ему попался совсем целый халат афшина, рядом с ним лежал меч. И вдруг юноше приходит в голову мысль: поискать среди развалин кладовую крепости. Не может быть, чтобы там не осталось немножко зерна, каких-либо припасов. Он долго трудился, прежде чем проник в нижнее помещение. Он перебрал горы камней, но ничего не нашел. Аспанзат принес себе немного воды из реки и, голодный, улегся, завернувшись в обрывки войлочной кошмы.

Два дня трудился Аспанзат, но все же добыл себе корчагу с зерном и несколько кувшинов с хлопковым маслом. Теперь можно было уйти в горы и начать свою летопись.

Несколько раз возвращался Аспанзат к развалинам крепости. Он не смог сразу унести все то, что ему удалось добыть. И каждый раз, когда ему приходилось подниматься по горной тропе, ведущей к воротам Абаргара, перед его глазами вставали картины страшного утра битвы.

В горах, среди скалистых ущелий, где редко можно было встретить человека и где протекал ручей, Аспанзат нашел небольшую пещеру. В ней можно было укрыться от дождей и стужи. Сюда перенес он свои припасы. Вход в пещеру был обращен к востоку. И Аспанзат был рад, что ему всегда было видно восходящее солнце. Он притащил сюда большой плоский камень, который заменил ему жертвенник, и, складывая на нем душистые дикие травы, воздавал жертвы Митре, богу солнца. На этом же камне Аспанзат писал свою летопись.

От зари до заката юноша не оставлял своего тростникового пера. Он писал и писал, торопясь высказать все, что знал и слышал.

«Я выполняю волю моего благородного учителя Махоя, — писал он на первой странице своей летописи, выбрав для нее самый лучший обрывок китайской шелковой бумаги. — Я пишу для вас, люди, которые будут жить на этой земле спустя много лет, когда забудутся наши имена. Не будьте взыскательны — ведь я не мудрец. Я бедный юноша, получивший от мудрого человека крупицу знаний. Я выполню свое слово, я оставлю для вас память о моем Панче, о людях Согда. И я не скрою, что жизнь моя столь ужасна и мучительна в этом уединении, что смерть кажется мне светлой мечтой. Я совсем один среди угрюмых гор. Я не слышу человеческих голосов и не вижу приветливых глаз. Вокруг меня нет жизни, только эти пестрые птицы напоминают мне веселые цветы в доме Навимаха и яркие шелка в руках моей любимой матери. Они так же одиноки и несчастны, как я. Они лишены веселой листвы, и гнезда их пробиты в толще скал. Но они весело щебечут, и, глядя на них, я стараюсь не думать о своих несчастьях. Я живу воспоминаниями прошлого и дарю вам эти воспоминания…

Я хочу, чтобы вы полюбили мою страну и людей Согда. Я напомню вам наши песни и наши сказания. Я расскажу вам о наших храмах и о наших богах. Пусть и у вас всегда ярко горит священный огонь на жертвеннике и пусть весенние цветы миндаля будут лучшим украшением нового года…».

Аспанзат писал о былом величии Самарканда и вспоминал свое путешествие в Бухару. Он рассказывал о том, что видел, и о том, что слышал от других. С любовью и нежностью вспоминал он о своей семье, о мудром учителе Махое, о благородном страннике Варзаке.

«Я вспоминаю Варзака, — писал он, — хотя видел его всего лишь один раз. Он памятен мне своим благородным подвигом. Я вижу его изможденное лицо и горящие гневом глаза. Он голоден и наг, но душа его богата. Он живет для доброго дела. И я потружусь для доброй памяти».

С гневом и ненавистью писал Аспанзат о нашествии иноземцев.

Горько и тяжко было вспоминать об этом, и нередко бывало, что слезы застилали глаза. Тогда Аспанзат откладывал в сторону перо. Он садился на камень у пещеры и, глядя на заходящее солнце, вспоминал радостные дни, любимые сказки и притчи.

«Запомни их, — говорил ему, бывало, учитель, — и ты, как в зеркале, увидишь в них мудрость согдийцев».

Но настал день, когда иссякли все запасы пищи. Не осталось и зернышка в корчаге, давно уже не было масла. Пришлось Аспанзату взять свой лук со стрелами и пойти на охоту. Нелегко досталась ему первая добыча. Он долго гонялся за дикой козулей, чуть не угодил в пропасть. Но когда стрела все же настигла ее, он с гордостью положил козулю у подножия своего жертвенника.

Не раз ходил Аспанзат на охоту. Бывало и так, что в течение многих дней он бродил среди гор, вдали от своей пещеры, но как только ему удавалось убить кабана или поймать немного рыбы в горной реке, он тотчас же возвращался к своей пещере и принимался за летопись.

Завернувшись в обрывки кошмы и в грубые шкуры животных, он трудился в любую погоду. В дни осенних дождей и холодных ветров Аспанзат забирался в пещеру, и там, сидя у крошечного светильника, сделанного из черепка разбитого кувшина, он писал и писал.

Много страниц своей летописи Аспанзат посвятил описанию мастерства искусных ремесленников Согда. Он рассказал, какие шелка и ковры ткали в Панче, какое оружие ковали в Самарканде, как умели украшать дома.

«Я знал юношу, прекрасного собой, — вспоминал Аспанзат. — Он был еще совсем юным, но как удивительно он владел кистью! Какие дивные росписи делал! И недаром его ценил лучший живописец Согда, старый Хватамсач… Рустамом звали юношу. Он мог бы создать славу своему племени, если бы очутился в другой стране. Его нет. Но не должно случиться, чтобы вместе с ним была забыта живопись Панча. Я верю, и в горах Согда живут умелые люди. Их не тронули враги, они продолжат свой род и сохранят для потомства свое мастерство. А я сохраню память о тех, кто прославил Панч».

Рустам был жив. Если бы Аспанзат не прятался в горах, не ушел так далеко от горных селении, раскинутых вдоль реки, он бы встретил Рустама и Махзаю. Махзаю? Значит, она уцелела? Да, она была спасена Рустамом. И вот как это случилось.

Когда Рустам покинул осажденный Панч и бежал к горе Магов, на пути к крепости Абаргар он спустился к реке, чтобы передохнуть и умыться. Недалеко от тропинки, ведущей в горы, у самой реки, он увидел пастухов; они о чем-то громко спорили. Рустам подошел к ним; двое искалеченных людей лежали на берегу и стонали. То были пожилой мужчина и молодая девушка. Рустам спросил пастухов, откуда эти люди. Ему сказали, что их выбросило на берег и они не в состоянии подняться. Рустам подошел поближе, и крик ужаса вырвался у него из груди. Перед ним лежали Махзая и рядом с ней Артаван.

— Принесите скорее одеяла и палки! — попросил Рустам, — мы перенесем их на носилках, а потом позовем костоправа и знахаря. Нужно спасти их!

Из ближайшего селения принесли палки и одеяла. Рустам смастерил носилки и попросил пастухов помочь ему доставить несчастных в ближайшее жилье. Он рассказал о том, что это Махзая, его невеста, и отец ее, Артаван. Сердобольный гончар предложил свой дом, и Артаван с Махзаей вскоре получили питье из диких трав, которое должно было поставить их на ноги. Костоправ проверил все кости и сказал, что есть только небольшое повреждение на правом плече девушки. Он сделал повязку, произнося при этом заклинания, и сказал, что девушка вскоре поправится.

Махзая и Артаван поправлялись. Они рассказали Рустаму о своих несчастьях, о том, как погибла в реке Марьяма, как осталась у арабов тетушка Пурзенча и как они, почти безжизненные, были выброшены на берег реки.

Долго они оплакивали погибших. Но надо было приниматься за работу. Рустам нанялся в пастухи и стал налаживать хозяйство. Он сделал небольшой домик из глины, сам посадил вокруг него тутовые деревья и абрикосы, а Махзая стала разводить коконы, чтобы ткать шелка. Артаван, как и прежде, занялся виноградником. Их селение было далеко от горы Магов. Им не хотелось видеть эту мрачную гору, которая напоминала о стольких несчастьях. Они никогда не ходили в Панч, который был разрушен и покинут людьми. Они довольствовались тем, что имели, и постепенно стали забывать свои горести.

Настал день, когда Рустам смог отпраздновать свадьбу. К этому дню он расписал все стены своего убогого жилища.

Он изобразил Махзаю такой, какой она была в комнате молитв. На другой стене он сделал изображение Махзаи, играющей на самодельной арфе. Когда соседи увидели, как искусен Рустам, они стали его просить сделать для них росписи, а также украсить храм огня, недавно построенный в этом маленьком селении. Люди жили здесь свободно, следуя обычаям своих предков.

…Прошло несколько лет; у Махзаи и Рустама уже подрастали два сына. Один из них, названный Аспанзатом, постоянно напоминал всей семье о сыне Навимаха, которого они считали погибшим.

Случилось как-то: по крутым, горным тропам, вблизи пещеры, где жил Аспанзат, проходил караван. Люди обратили внимание на странного человека, одетого в обрывки звериных шкур. Он шел по тропе с луком за плечом, но, как только увидел караван, скрылся среди скал. Едущие в караване люди долго кричали и звали странного отшельника, но так и не увидели его больше.

Время шло. В городах Согда уже прочно установилась власть халифа. Ислам стал религией многих согдийцев, и о том страшном времени, когда сжигались храмы огня и уничтожались дворцы согдийской знати, стали постепенно забывать. Но об этом не забыл Аспанзат. Он по-прежнему жил в своей пещере и вел свою летопись. Но теперь эта летопись была начертана на множестве сухих белых палок. Аспанзат одичал, оброс длинной седеющей бородой. Он был так черен и худ, что походил на дервиша. Никто бы никогда не мог подумать, что этот худой изможденный человек с темными горящими глазами совсем еще молод. Он изводил себя тяжким трудом, к тому же нелегко было прокормиться в этих диких горах. А еще труднее было добыть все необходимое, чтобы продолжать свою летопись.

И все же настал день, когда летопись была закончена. В этот день Аспанзат долго сшивал грубой кривой иглой твердые, как дерево, шкуры горных баранов, чтобы сделать крепкий мешок. Он сложил туда все свои записи на бумаге, на коже, на пергаменте и палках и всю эту драгоценною поклажу потащил на гору Магов.

Там, среди развалин крепости, был жертвенник. Он поднял его каменные плиты и сложил под ними свою летопись. Потом зажег на жертвеннике дикие ароматные травы, помолился на уходящее за горы солнце и пошел без всякой цели, без всяких желаний.

Он не знал, куда идет. Все, что он должен был сделать, он сделал. И теперь его окружала пустота. Аспанзат давно не видел людей и боялся их. Иногда он сам с собой разговаривал, и эхо в горах отвечало ему своим стоголосым языком. Но как только до него доносились звуки, ему становилось страшно, он убегал и скрывался в глубоком, сыром ущелье. И теперь, поняв, что ему нечего делать на земле, он пошел к тому сырому и холодному ущелью, где не раз прятался от эха. Здесь не ходили люди и потому не было ни одной тропинки. Аспанзат шел, цепляясь за скалы, и прислушивался, как камни, срываясь под его ногами, с шумом летели в бурный поток. Он был слаб… У него дрожали руки, пальцы были непослушны, а скалы так круты…

С тех пор в горах уже никто никогда не встречал больше странного отшельника.