Тайна короля Якова

52

Через полчаса с небольшим Тимон и Марбери поспешно прошли в трапезную деканата. Ее ярко освещало утреннее солнце, свечи зажигать не пришлось. Помещение было втрое теснее Большого зала и могло принять не более двадцати человек. Деревянные панели на стенах выглядели новыми, хотя трапезной было не менее двухсот лет. Длинные столы в беспорядке заставлены тарелками и кувшинами, засыпаны крошками, залиты элем. Кое-где валялись упавшие с тарелки колбаски.

Все едоки недовольно ворчали. Здесь явно только что шел жаркий спор.

— Джентльмены! — объявил Марбери. — Мы должны действовать быстро. В опасности все ваши труды, да и убийца еще где-то рядом.

Встал Чедертон.

— Мы обсуждали, возможно ли, что этот человек, якобы посланный королем, был самозванцем.

— Невозможно! — взорвался Сполдинг. — У него королевская печать. Мы обязаны повиноваться воле короля. Приведите его сюда. Спросим его самого.

— Увы, — Марбери обращался со словами, как с хрупким стеклом. — Он мертв.

— О, — заметил Ричардсон, утирая рот. — Тогда я должен извиниться. Я не хотел его убивать.

— Мертв так мертв, — без малейшего сожаления кивнул Сполдинг. — Однако печать на приказах…

— Должен сказать, декан Марбери, — с улыбкой продолжал Ричардсон, — что я отказался от прежних подозрений. Я больше не считаю вас убийцей. Появление этого Дибли показывает, что творятся дьявольские дела. Моя новая теория…

— Я решил, — пробился сквозь гладкую речь Ричардсона визгливый голос Сполдинга, — что мы должны повиноваться приказам короля! Королевская печать неоспорима, и мы обязаны вернуть…

— Нет! — выкрикнул Тимон. — Если вы исполните этот так называемый королевский приказ, истинная Библия никогда не увидит света. Вся история религии зависит сейчас от вас.

Его страстность удивила всех.

— Вы стоите на краю обрыва, — продолжал Тимон, с трудом подбирая слова. — У начала нового мира. Прыгайте и надейтесь, что Господь даст вам крылья. Пришел час почтить отца духа и истины. Бог есть дух, но атомы его — частицы великой истины, и этой власти вы обязаны служить — не квасным хлебом ненависти и злобы, но опресноком искренности и правды. Примите истину — и тайны сердца Господня откроются. Должно не извращать Слова Божьего, но явить истину, положившись каждому на свою совесть под взором Господа. Проявим себя словом истины, силой Божьей, в броне праведности…

Молчание длилось недолго.

— Вы смеете этой театральной речью… — начал Сполдинг.

— Брат Тимон обратился к нам словами Послания к коринфянам, доктор Сполдинг, — мягко поправил Чедертон. — Он не дерзит.

— Да хоть бы и словами из гроба! — огрызнулся Сполдинг. — Среди нас убийцы, и я продолжаю настаивать, что преступник — он.

— Здесь и впрямь есть бесы, — прошипел Тимон, — и убийца здесь творит свои злодеяния, потому что не может вынести правды; потому что правды нет в нем.

— Что это он твердит о правде? — обратился Сполдинг к сидевшему справа от него Ричардсону.

Тот, единственный из всех не забывший о завтраке, отвечал с полным ртом:

— Разве не ясно? Он предлагает игнорировать послание, доставленное грубияном-гонцом. — И Ричардсон потянулся за новым куском хлеба. — Вы, Сполдинг, кажется, работаете сейчас над особенно важным отрывком? «Слово Господа — чистое слово, подобно серебру, испытанному в горнилах земли, очищенному семикратно».

— Не забывайте этих слов псалмопевца, — вступила Энн, в упор глядя на ученого. — Как станете вы продолжать свой труд, если не очистите всего, что делаете?

— Госпожа, вы не способны постичь… — начал Сполдинг, не скрывая пренебрежения.

— Прошу вас, джентльмены, мы забываем о более насущном вопросе, — подняв обе руки, остановил спор Марбери. — Мы с братом Тимоном обдумали план, который требует общего участия. Вся надежда для нас — в скорости. Силы… великие силы стремятся переломить хребет нашим трудам. Мы не можем этого допустить.

— Короче, — продолжал Тимон, утративший обычно свойственное ему терпение, — вы должны сделать идеальный перевод Библии, ничего не выпуская, исправив все ошибки, добавив все подлинные писания, чтобы слово Божье открылось человечеству во всей полноте. Мне же остается поймать убийцу. Я это сделаю. И, с Божьей помощью, нынче же ночью.

Тимон видел, как на лицах понемногу проступает понимание. Непробиваемым оказался один Сполдинг, но и тот смолчал, что уже хорошо.

Тимон заглянул каждому из ученых в глаза и только потом продолжал:

— Ваша задача требует всех ваших знаний. И вам следует молить Бога даровать вам мудрость. Моя же не требует ничего, кроме безрассудства и упрямства, которое наживает человек к моему возрасту.

— Убийца проник в Большой зал через тайный ход, — выпалил Марбери.

Тимон вздохнул и искоса глянул на декана.

— Я буду ждать у этого хода…

Ричардсон расхохотался.

— Тайный ход! Честно? Уж не попали ли мы в пьесу изобретательного драматурга? Где же этот ход?

— За овощными ящиками в погребе под этим залом, — просто ответил Тимон.

— Да вы не о подземном ли коридоре из деканата в зал? — оглянулся на него Ричардсон.

Тимон уставился на него:

— Вы пользовались этим ходом?

Ричардсон глотнул эля и ответил:

— Все пользовались.

Остальные молча закивали.

— Но я, когда пытался пройти по нему, — медленно проговорил Тимон, — наткнулся на глухую стену.

— Разве декан не показал вам рычаг? — удивился Ричардсон.

— Я не знал даже о существовании тоннеля, — начал Марбери.

— Мне показал его покойный Гаррисон, мир его душе, — сказал Ричардсон.

— Он всем показывал, — сердито вставил Сполдинг. — Все знали.

Марбери взглянул на Чедертона.

— Мне не показывал, — быстро отозвался тот.

Марбери понурил голову.

— Как же вышло, что я не знал?

— Я тоже удивлен. — Тимон не сумел скрыть подозрения. — Так долго прожив здесь…

— Но я занимаю здание всего несколько месяцев, — поспешно возразил Марбери.

— Да ведь вы декан…

— Я декан колледжа Крайст-Черч, — объяснил Марбери. — Сюда я перебрался, только когда его величество назначил меня… как бы сказать? — опекуном переводчиков. Признаться, я оказался совершенно непригоден для этой должности.

— Значит, вы прожили в своем нынешнем доме всего несколько месяцев? — Тимон покачал головой. — Как же я этого не знал?

— Мы оба повинны в невнимательности.

— Да.

— Но тоннель, — настаивала Энн.

— По нему от нас скрылся убийца, — без задержки объяснил Тимон. — Я должен его осмотреть.

— Конечно, — сразу согласился Ричардсон и, проглотив последний кусок, направился к кухонной двери.

Только теперь Тимон вспомнил, в каком виде они с Марбери оставили кухню. Повсюду рассыпаны листы тайных писаний. Он бросился за Ричардсоном, на ходу готовя объяснение. Ричардсон уже скрылся за дверью. Догнав его, Тимон с удивлением обнаружил, что порядок восстановлен. Пачка бумаг в белой обертке с невинным видом лежала на кухонном столе, ничем не выдавая своего священного содержания.

Энн неторопливо вплыла следом за Тимоном, и одна ее улыбка объяснила все. Тимон благодарно кивнул ей.

Ричардсон прошел к дальней стене.

— Обратите внимание, — заговорил он, наслаждаясь выпавшей ему ролью, — как красива тайна. Куда я хочу попасть? В овощной погреб под Большим залом. А что вырезано на панели этой стены? Пучок моркови.

Он стукнул по барельефу, потом повернул его по часовой стрелке, и панель откинулась внутрь, открыв узкий темный проход. Тимон заглянул в темноту, проверяя, не затаился ли там кто.

Ричардсон радостно рассмеялся.

— До зала меньше ста шагов. Гаррисон, мир его праху, говорил, что Большой зал прежде был часовней стоявшего на этом месте монастыря. А в деканате спали монахи. В дурную погоду им не приходилось месить грязь или снег, чтобы попасть на службу. А с другой стороны, там, где вы уткнулись в тупик, видите тот выступающий камень?

Тимон всмотрелся. Один камень в маленькой пещерке действительно выдавался над другими.

— Если пошарить под ним, — говорил Ричардсон, — нащупаете рычаг. Один щелчок, и вы попадаете в кухню. Так что ход действительно есть, но, как видите, едва ли тайный.

— Благодарю вас, доктор Ричардсон, — сказал Марбери, главным образом желая прекратить его словоизлияния.

— А теперь, джентльмены, — прошептал Тимон, — пожалуйста, подойдите.

Все медленно обступили Тимона. Сполдинг сдвинулся всего на несколько шагов.

— Вот моя роль на ближайшее время, — тихо продолжал Тимон. — Я поставлю ловушку для крысы. Сегодня я оденусь, как один из вас, и буду ждать в Большом зале. Когда явится убийца, я его задержу. Теперь, когда я все знаю об этом ходе, он не перехитрит меня, снова сбежав этим путем.

— Я тоже должен быть в зале, — быстро сказал Марбери. — Недавний опыт Энн доказывает, что в темном углу вполне можно спрятаться.

— Вдвоем мы представим этого человека на суд еще до рассвета. — Тимон говорил с такой уверенностью, что несколько человек невольно закивали.

— Для этой цели, — продолжал Марбери с легким лукавством, — не уделит ли доктор Сполдинг мантию и плащ, которые сочтет подходящими для такого маскарада?

— Я? — ахнул Сполдинг.

— Вы известили каждого человека, собаку и червя в Кембридже, что теперь возглавляете переводчиков, — вздохнул доктор Диллингем. — Так что можно не сомневаться — следующей жертвой убийца изберет вас.

Сполдинг озирался, словно впервые видел знакомую кухню, и заглядывал в глаза каждому, ища спасения.

— Я… — воробышком пискнул он.

— Вчера на вас был темный плащ без украшений, — напомнил Тимон, — и простая круглая шапочка темного золота, без девиза и герба. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Я… да, — выдавил ошарашенный Сполдинг.

— Они прекрасно подойдут, — сказал Тимон, — если я постараюсь не поворачиваться к свету. И — ведь ваш стол повернут к погребу, не так ли?

Энн постучала по столу, как стучат в запертую дверь.

— Так вот ваш план? Сидеть в темном зале и ждать, пока кто-то придет убивать вас? И молиться, чтобы ему это не удалось? Только эту нелепость и породила совместная мудрость моего отца и наставника?

— Если ты немного понизишь голос, — одернул ее Марбери, — возможно, убийца не услышит тебя и на нашей стороне будет элемент внезапности.

— Да будь на вашей стороне все элементы в природе, — бушевала Энн, — все равно это неудачный план! Тимон задумал превратить себя в жертвенного агнца. Разве ты не видишь? Он винит себя, что уснул прошлой ночью. Думает, что мог бы спасти Эндрюса. Это его искупление.

На минуту в кухне стало тихо. Мужчины уставились на раскрасневшуюся, сверкающую глазами Энн. Один Тимон разглядывал пылинки, кружившие в солнечном луче.

— Я прожил больше пятидесяти лет, — тихо вздохнул он. — За это время немало людей пытались так или иначе лишить меня жизни. Никому это не удалось. Наша кончина, Энн, определена провидением, как бы ни трудились над ней мы сами. Вы согласны со мной? Никто не сможет убить меня, пока не пришел мой срок. Ничто во вселенной не может отнять жизнь против воли Бога. И, конечно, никто не в силах спасти меня, если Он назначил мне умереть сегодня.