Тайна кровавой руки. Приключения Фрица Стагарта

Тайна «Кровавой руки»

В течение нескольких лет вся Америка была объята ужасом вследствие целого ряда преступлений. Несмотря на самые усердные розыски, ни разу не удалось обнаружить виновника их.

Сначала полицейским властям отдельных городов, в которых совершались эти преступления, удавалось выследить одного или нескольких преступников. Там и здесь удавалось захватить их, но скоро выяснилось, что в ряде совершенных преступлений царило несомненное единообразие.

Убийство, совершенное сегодня в Нью-Йорке, совершалось почти в то же самое время и при совершенно одинаковых обстоятельствах в Филадельфии и завтра в С.-Луи или в Чикаго.

Совершались самые дерзкие грабежи, какие только знала уголовная история всех времен: среди белого дня взламывались денежные шкафы, самые крепкие, с самыми верными секретами.

Людей убивали почти на глазах толпы, самые крепкие здания не защищали от нападений или насильственных похищений.

Ужас объял жителей Америки. Полицейские чины развивали лихорадочную деятельность и, тем не менее, не достигали никаких ощутительных результатов.

Самое замечательное было то, что преступления совершались не только против высших и состоятельных классов, нет, даже ковбой в своей хижине не мог считать себя в безопасности.

Если у богатых похищали деньги, если неосторожных людей лишали жизни, то у фермеров похищали их дочерей.

Все эти преступления совершались с беспримерной отвагой и, вместе с тем, утонченностью, которая граничила с невероятным.

Наконец, нельзя было не признать, что существует какой-то преступник-распорядитель, который стоял во главе всех преступников, которые, в отдельности или целыми шайками, убивали, грабили и похищали.

Всего хуже обстояло дело в Чикаго.

Но хотя самые выдающиеся сыщики употребляли все усилия, чтобы напасть на следы истинного виновника, они наталкивались на то обстоятельство, что каждый пойманный отдельный преступник, принадлежавший к какой-нибудь шайке, не мог назвать членов шайки, в которой он принимал участие.

Если удавалось захватить какую-нибудь шайку из десяти-двенадцати лиц в Нью-Йорке, можно было быть уверенным, что уже на следующий день подобная же шайка совершит подобное же преступление в С.-Луи. Если же спрашивали членов захваченной нью-йоркской шайки, каким образом могло быть совершено такое же преступление в С.-Луи, они только пожимали плечами. И все-таки было ясно, что между двенадцатью преступниками должен был бы оказаться хоть один предатель.

Поэтому пришлось прийти к заключению, что члены одной шайки не знали ничего о другой шайке.

Но было с несомненностью установлено, что всеми преступлениями руководит какое-то одно лицо.

Было очень трудно при современных правовых взглядах заставить пойманных преступников выдать своих товарищей.

Однажды этого удалось достигнуть нью-йоркскому судебному следователю, но он почти ничего не узнал. Преступник, главарь шайки, сознался только, что он всегда получал приказания напасть на того-то, или совершить такое-то убийство, через посредство неизвестных ему лиц, которые каждый раз менялись. Один и тот же посредник никогда не являлся два раза.

Очень скоро после этого сознания удалось даже захватить такого посланца. Но выяснилось, что и он получал приказания, которые он передавал дальше, от неизвестного ему лица.

В конце концов, судебные власти совершенно сбились с толку и уже не знали, что в этом грандиозном предприятии являлось вымыслом и что было правдой.

Публика была охвачена ужасом. К этому присоединилась еще страсть прессы к сенсации, которая своими неосторожными статьями как бы поддерживала преступников, давая им те или другие указания. Кроме того, арестованные преувеличивали действительность и старались окутать свои деяния таинственным мраком.

Хотя между отдельными полицейскими учреждениями всей Америки совершался непрерывный обмен телеграммами и извещениями, хотя судебные следователи и сыщики отдельных штатов взаимно поддерживали друг друга, тем не менее, власти терпели неудачу за неудачей.

В конце концов, преступления приняли самые опасные размеры.

Казалось, что страсть к преступлению стала манией, каким-то родом безумия, которое охватывало людей, до тех пор совершенно безупречных.

Женщины исчезали и затем возвращались, чтобы совершить преступление, о котором они раньше бы, наверное, и не подумали; даже чиновники, занимавшие высокое положение и находившиеся вне всяких подозрений, внезапно превращались в преступников.

Это было самое загадочное в этом ряду темных и таинственных деяний и самое верное доказательство, что здесь не могла быть простая случайность, а что здесь скрывается какая-то неразрешимая загадка.

Эта загадка была раскрыта моим другом, графом Стагартом, и мною самым замечательным и невероятным путем.

Преступления эти внезапно стали повторяться реже и перестали страшить население в той мере, как прежде. Казалось, что больше не было прежнего их руководителя. Никто не узнал, каким образом это было достигнуто, и как был сокрушен и уничтожен повелитель этого преступного царства.

Тайные документы полицейских управлений американских штатов заключают в себе краткие указания на эти преступления, но никогда ни один низший полицейский чин не узнал подробностей этого. Необъяснимый страх удержал власти от опубликования подробностей. Одни боялись, что публика не поверит в правдивость этих ужасных преступлений, другие полагали, что разоблачение всей этой истории наведет панику на легко возбудимое население.

Несомненно, глупо было скрывать от публики истину, так как самым лучшим орудием против преступлений и является ознакомление населения со всеми их подробностями.

В этом случае, человек необыкновенного ума, громадной энергии и выдающихся способностей воспользовался величайшим приобретением 19-го столетия и притом как раз в то время, когда никто еще не думал делать из него самостоятельного применения.

Это был

Гипноз.

В продолжение нескольких лет этому человеку, соединявшему гений Наполеона с фантастическим умом Фауста, удавалось объединять под своей железной волей самые опасные элементы Европы и Америки и подчинять себе даже, по-видимому, сильные характеры.

Если бы не удалось разоблачить деяния этого человека, то человечество, может быть, постигло бы тяжелое испытание, так как этот человек был узурпатором порока, какого мир еще никогда не видал.

Можно себе представить, что ряд преступлений, возбудивших отвращение и ужас всех людей, побудит моего друга отдаться всецело делу их расследования.

Но казалось, что его счастье, его энергия разбивалась о какую-то темную силу, которая в тот момент, когда он считал себя близким к победе, становилась на его пути и разбивала все его усилия.

Граф Стагарт уже много лет оказывал громадные услуги правосудию, но насколько поразительны были его прежние успехи, настолько же велики были его неудачи в то время.

К нему стали относиться с недоверием и сомневаться в его способностях. Я, бывший свидетелем его неустанной деятельности, его часто поразительно быстрых успехов, должен был явиться свидетелем его бессильных попыток проникнуть в тайну ужасных преступлений.

Если удавалось напасть на нить преступления, то мы могли быть уверены, что эта нить оборвется в любой момент, и после нескольких месяцев упорной и тяжелой работы, требовавшей напряжения всех сил, перед нами снова вставала неразрешимая загадка.

Между тем, таинственные преступления, где бы они ни совершались, отмечались одним и тем же знаком. На стене всегда находили отпечаток кровавой руки. На трупах убитых вырезался отпечаток этой руки. Ужас перед этой кровавой рукой овладевал мало-помалу всеми, даже наиболее отважными людьми.

Теперь уже никто не мог сомневаться, что все эти преступления совершаются обширной, хорошо организованной шайкой, так как если, например, сегодня обнаруживался необыкновенно дерзкий грабеж в Филадельфии, то в тот же день совершалось какое-нибудь ужасное преступление в Сан-Франциско и в обоих случаях преступниками оставлялись отпечатки «кровавой руки».

Можно было, пожалуй, предположить, что история «кровавой руки» была только фантастической сказкой, что преступники, не знавшие ничего друг о друге, пользовались этим, чтобы сбить с толку своих преследователей.

Но и возможность этого должна была быть исключена, так как, где только ни появлялась «кровавая рука», замечалась необыкновенная согласованность действий преступников.

Наконец, граф Стагарт напал на след, который привел его к успеху и положил конец неслыханным дотоле преступлениям.

Однажды нас вызвали к мистрис Чемберлен в Нью-Йорк. Эта дама была очень хорошей знакомой Стагарта, который знал ее еще с того времени, как он впервые появился по ту сторону океана. Мы находились тогда в Сан-Франциско. В письме мистрис Чемберлен так настоятельно просила Стагарта приехать, что он, не медля ни минуты, решил отправиться на приглашение.

Когда нас приняла мистрис Чемберлен, я мог заметить, что лицо ее носило на себе отпечаток мучений и ужаса.

— Все еще можно исправить, — сказала она моему другу. — Дайте мне надежду, что на этот раз усилия ваши увенчаются успехом; ведь в противном случае, мне и всей моей семье грозит разорение.

— Как так? — спросил Стагарт. — Мне не нужно вас уверять, что я приложу все старания, чтобы оказать вам помощь, но ведь вы мне еще не сообщили, какая опасность грозит вам и вашей семье.

Мистрис Чемберлен подошла к своему письменному столу, стоявшему в углу комнаты, открыла потайной ящик и вынула несколько писем.

Каждое из этих писем было написано другой рукой. Почерки были так различны, что это сразу бросалось в глаза. С другой стороны, они были так естественны, что казалось невероятным, чтобы они могли быть написаны измененным почерком. Все эти письма были посланы из разных городов.

Одно было послано из Канзас-Сити, другое из Сан-Франциско, третье из С.-Луи, четвертое из Филадельфии. На каждом из этих писем на заголовке почтовой бумаги находилось изображение маленькой кровавой руки.

Вот содержание первого письма:

«Мистрис Чемберлен

в Нью-Йорке.

Союз „Кровавой руки“ сообщает вам, что вы присуждены к уплате союзу суммы в полмиллиона долларов.

Мы знаем, что вы храните ваше состояние в германских банках, в противном случае мы бы уже давно явились к вам с визитом.

Мы обращаем ваше внимание на то, что вы должны доставить нам деньги в течение четырех недель и притом следующим образом:

Вы поручите кому-нибудь одному явиться с деньгами через четыре недели в Центральный парк, по ту сторону бассейна, где его будешь ждать посланный.

Предупреждаем вас, чтобы вы не думали захватить этого человека хитростью или силой. Это вызвало бы погибель всей вашей семьи.

Если вы уклонитесь от наложенного на вас взыскания, то мы наложим на вас штраф в размере миллиона долларов.

Кровавая рука».

Стагарт положил в сторону это письмо и посмотрел вопросительно на мистрис Чемберлен.

— Что вы сделали, получив это письмо?

— Я уведомила полицию, — ответила та. — Все мое состояние равняется полутора миллионам долларов, таким образом, полмиллиона составляют третью часть моего состояния. Но, кроме того, как американка, я, конечно, возмущена подобным террористическим актом.

— А полиция, — перебил ее Стагарт, — наверное, сделала какую-нибудь глупость и, вероятно, задумала арестовать посланного?

— Да, — ответила мистрис Чемберлен. — Центральный парк был оцеплен в назначенный день целой армией сыщиков.

— Ну… и?..

— Никто не пришел. Полиция удалилась и упрекнула меня в том, что я напрасно ее потревожила. Но уже через два дня после этого я получила вот это письмо из С.-Луи. Прочитайте его.

Мой друг взял письмо. Оно гласило:

«Мистрис Чемберлен в Нью-Йорке.

Вы не только не исполнили нашего приказания, но даже оказали нам сопротивление. У вас прелестная семнадцатилетняя дочь.

Через три месяца ваша дочь станет самой ужасной преступницей. Через год вы будете молиться за упокоение ее души на кладбище.

Это будет вам наказанием за то, что вы осмелились не повиноваться нам.

Кровавая рука».

Следующее письмо было написано в стиле телеграммы:

«Через две недели вашу дочь обвинят в воровстве.

Кровавая рука».

Последнее письмо, написанное четыре недели спустя, гласило:

«Через три месяца ваша дочь будет обвинена в убийстве…

Кровавая рука».

Стагарт сложил письма и положил их в боковой карман своего сюртука.

— Вы понимаете, — сказала напуганная мистрис Чемберлен, — что я потеряла голову. Первое письмо рассердило меня, второе уже испугало. Но я быстро овладела собой.

Я подумала, что здесь дело идет только о пустых угрозах. Но таинственность трех писем расстроила мои нервы. После четвертого письма покой мой был окончательно нарушен. Я знала, что вы находитесь в Сан-Франциско и поэтому решила обратиться к вам и отдать свою судьбу в ваши руки, так как лучшего защитника я не могу найти.

— Я целых четыре года не видел мисс Эллен, — проговорил Стагарт. — Мне было бы очень приятно возобновить с нею знакомство.

— Бедная девочка ничего не знает о всей этой истории.

— Совершенно напрасно, — возразил мой друг. — Я держусь того мнения, что она должна быть в курсе всего дела. «Кровавая рука» является силой, против которой даже я не могу бороться обычными средствами. Мы должны предвидеть, что вашей дочери не придется, быть может, рассчитывать исключительно на мою защиту, а что ей придется защищаться самой. И, таким образом, будет возможно разрушить гнусные планы «общества кровавой руки».

— И вы действительно думаете, — спросила мистрис Чемберлен, — что эти люди осмелятся привести в исполнение свои гнусные угрозы? Даже если они узнают, что вы, величайший сыщик всего мира, охраняете мой дом?

На лице Стагарта показалась горькая усмешка.

— Напротив, мистрис Чемберлен, примиритесь с мыслью, что вы подвергаетесь теперь гораздо большей опасности.

В этот момент вошла прелестная молодая девушка с золотистыми волосами и голубыми глазами.

Она не сразу узнала моего друга, но затем бросилась к нему.

— А! — воскликнула она, — как мило с вашей стороны, что вы нас навестили! Четыре года мы с вами не виделись! Я часто думала о вас! Но я никак не предполагала, что вы приедете так внезапно, без всякого предупреждения!

— Не правда ли? — ответил мой друг. — Такие люди, как я, всегда отличаются невежливостью. Ты видишь, как я невежлив: я тебе говорю «ты», как говорил раньше, когда ты носила коротенькие юбки. Впрочем, я позволяю тебе ответить таким же образом на мою невежливость.

Я рассчитываю пробыть здесь довольно долгое время и всецело посвящу себя твоему обществу.

Позволь тебе представить моего друга, Макса Ладенбурга.

— Ах, да, — воскликнула Эллен, — я очень много слышала о вас. Мне очень приятно познакомиться с другом и спутником нашего дорогого графа.

Мы отправились ужинать в столовую.

Разговор вскоре принял самый сердечный характер.

В тот самый момент, когда Стагарт оживленно болтал с Эллен, прислуживавший у стола лакей наклонился с левой стороны к моему другу с блюдом в руках. Он стоял между мною и моим другом, так что голова его приходилась в уровень с головой Стагарта.

Налево была стеклянная дверь, выходившая на веранду. Против нас было несколько окон, справа дубовая дверь в соседнюю комнату.

В тот момент, когда лакей, как я только что говорил, наклонился с блюдом, оно выпало из его рук и упало на пол. Он схватился левой рукой за голову и, не издав ни единого звука, упал.

Дамы вскочили с криком ужаса. Стагарт же, перешагнув через лежащего лакея, бросился одним прыжком к двери и выбежал в сад.

Мы услыхали три выстрела один за другим, и я снова опустил на пол голову лакея, которую я приподнял, чтобы исследовать, что с ним случилось, и выбежал вслед за Стагартом.

Но он уже вернулся.

Он был очень бледен, когда взял меня под руку и тихо проговорил:

— Война между мною и «кровавой рукой» окончательно объявлена. Наш приезд в Нью-Йорк уже стал известным.

— Ты не попал в негодяя? — спросил я.

Он покачал головой.

— Это было невозможно. Я видел только, что какая-то фигура перелезала через стену, но темнота мешала мне прицелиться в нее.

Я хотел преследовать убежавшего, так как, осветив дорожку сада своим электрическим фонарем, я увидел на земле ясные кровавые следы.

Но Стагарт меня остановил.

— Бога ради, ни шагу дальше, ведь тебя ждет верная смерть. Я никак не думал, что «кровавая рука» располагает такой блестяще организованной разведочной частью. Нам не остается ничего другого, как в интересах этого дома и моего успеха исчезнуть как можно скорее.

— Как! — воскликнул я, — ты хочешь очистить позицию?

— Так может показаться, — ответил Стагарт, — но на самом деле я буду бороться на жизнь и смерть.

Мы увидели, как мимо нас пробежали два лакея с фонарями за доктором.

Мы поспешно вошли в столовую.

Дамы убежали в свои комнаты и там заперлись.

Лакей лежал недвижимо посреди комнаты на полу.

Стагарт приподнял его голову. Никакой раны не было видно.

Всякий другой мог бы предполагать, что его поразил удар.

Но Стагарт указал на маленькую, величиной с горошек, рану на левом виске.

— Он убит, — прошептал он. — Он пал жертвой страшной случайности. Благодаря этой случайности я спасен. Я вижу в этом указание судьбы на необходимость бороться с этими бандитами всеми имеющимися в моем распоряжении средствами. Если бы лакей не нагнулся в тот момент, я бы теперь лежал мертвый на его месте.

— Я не понимаю, что это за маленькая рана, — заметил я. — Я вижу, что в череп проникла пуля величиной едва с горошек. Но каким образом могла она пробить с такой силой черепную кость, раз мы даже не слышали выстрела?

— Преступник стрелял из духового ружья.

С этими словами он подошел к стеклянной двери и указал на маленькое круглое отверстие.

Убийца, очевидно, стоял за дверью и, воспользовавшись моментом, когда никто не смотрел на веранду, прицелился и выстрелил.

Несколько минут спустя явился доктор и констатировал смерть. Через час явилась полиция, и ей только оставалось удостоверить факт убийства.

— Вы не подозреваете, — спросил комиссар Стагарта, — кто бы мог совершить это преступление?

Стагарт взял под руку комиссара и повел его на веранду.

На каменном полу мы увидели отчетливое изображение кровавой руки.

Полицейский побледнел и не произнес ни слова. Он быстро составил протокол и распростился с нами.

Стагарт пригласил меня следовать за ним в его комнату.

На лестнице мы встретились с бледной как полотно мистрис Чемберлен.

— Какая ужасная ночь! — воскликнула она, — одно несчастье за другим. Только что пришла телеграмма из Чикаго от камеристки моей сестры. Она сообщает, что сестра находится при смерти и требует к себе Эллен, которую она видела только маленькой девочкой. Не остается ничего другого, как послать Эллен завтра в Чикаго с первым поездом.

Вы можете себе представить, как я этого боюсь!

Не можете ли вы сопровождать ее? Я сама тоже с нею поеду.

— Оставайтесь здесь, — ответил Стагарт. — Я и мой друг, мы будем сопровождать вашу дочь. Но ничему не удивляйтесь, ни о чем не спрашивайте, но поступайте согласно моим указаниям; только таким образом удастся окончательно освободить вашу дочь из сетей, которыми ее хотят опутать.

Мистрис Чемберлен молча посмотрела на моего друга и затем кивнула головой.

— Я питаю к вам величайшее доверие и вполне подчинюсь вашим приказаниям.

— Поезд в Чикаго, — заявил мой друг, — идет завтра в двенадцать часов. Завтра утром мне нужно будет переговорить с вами несколько минут.

С этими словами он поцеловал ей руку, и мы поднялись в наши комнаты.

— Что-то будет! — вырвалось у меня. — Не скрываю, что я сильно опасаюсь за твою жизнь.

— Я тебе сейчас все объясню. Во-первых, мы должны исчезнуть отсюда, чтобы снова появиться под совершенно другой внешностью. Вынь-ка старого Стагарта из сундука. Он снова окажет нам маленькую услугу.

Я тотчас же понял план Стагарта. В большом сундуке, в котором находился наш так называемый маскарадный гардероб и который мы всегда и всюду с собой возили, находилась кроме целой массы платьев всякого рода, привязных бород и т. п. вылитая из гипса голова моего друга, раскрашенная с таким искусством, что она не раз уж вводила в заблуждение преступников. Рядом с этой головой лежала и моя.

Я вынул обе головы, и мы поспешно прикрепили их к длинным широким палкам, к которым снизу с правой и с левой стороны были опять-таки прикреплены палки, изображавшие ноги, тогда как с боков были привязаны на шнурках вылитые из гипса руки.

Мы одели оба эти аппарата в наше платье, которое было на нас в этот вечер. И через несколько минут мы, я и мой друг, в новом, дополненном издании сидели в креслах. Обе эти фигуры так были схожи со своими оригиналами, что можно было принять их за живых людей.

Кроме того, благодаря остроумному часовому механизму, приделанному к палке, на которой помещалась голова, каждая фигура могла двигаться взад и вперед.

Испробовав, правильно ли действует механизм, мы отправились спать.

На следующий день уже рано утром мой друг посвятил мистрис Чемберлен в наш план. Затем он вернулся от нее и сказал:

— Я устрою так, чтобы Эллен уехала в Чикаго только с сегодняшним ночным поездом. Ты же отправишься с сегодняшним дневным поездом и, не узнанный никем, приедешь в Чикаго раньше нас. Там ты будешь нас ждать в одежде носильщика. Я сам наряжусь лакеем и надеюсь, что таким образом нам удастся провести преступников.

— Хорошо, — ответил я.

Я переоделся и, совершенно изменив свою наружность, вышел по черной лестнице.

Я лично не был свидетелем последовавших затем событий, и передаю их так, как мне рассказал мой друг.

Стагарт перенес обе фигуры в одну из комнат второго этажа, поставив мое изображение у окна, так что с улицы можно было подумать, что у меня в руках книга, и я читаю ее.

Фигуру же, изображавшую его, он завел, так что она ходила взад и вперед по комнате.

Все это было устроено так, что никто из прислуги ничего не знал.

Один из лакеев имел некоторое сходство со Стагартом, но только носил бакенбарды. Стагарт позвал его к себе и посвятил, насколько было нужно, в наш план.

Затем они обменялись костюмом. Стагарт наклеил себе совершенно такие же бакенбарды как у этого лакея и появился в качестве его в столовой, тогда когда сам лакей был заперт в одной из комнат верхнего этажа и притом так, что он даже при желании не мог выбраться оттуда.

Затем Стагарт прошел двором в сад и залег за кустом против окна, в котором видны были наши фигуры.

Он сидел в своей засаде до сумерек, как вдруг он увидал какого-то человека, который осторожно, ползком, пробирался между кустами, пока не очутился против окна.

Он спрятался за кустом и долго смотрел наверх, на окно.

Обман был полный.

Казалось, что Стагарт, погруженный в глубокие размышления, медленно ходит по комнате, тогда как я сижу у окна, погруженный в чтение.

Преступник вытащил ружье весьма странной формы, прицелился и выстрелил.

В тот же момент мое изображение в окне упало.

Довольная улыбка показалась на лице преступника.

Затем он снова прицелился, причем целился долго, очевидно, не желая дать промаха, и маленькая пуля бесшумно вылетела из его ружья. Фигура Стагарта покачнулась и затем упала на пол.

На этот раз лицо преступника осветилось злорадным торжеством.

Он начал тихо отползать тем же путем, каким явился, и исчез.

Обождав некоторое время, Стагарт вышел из своей засады и спокойно вошел в дом.

Час спустя он поехал с Эллен на вокзал.

Она сама заняла спальное купе, тогда как Стагарт сел во второй класс. Он был убежден, что по дороге в Чикаго ничего не случится, точно так же как мы были убеждены, что телеграмма от имени сестры мистрис Чемберлен была подделана и что «общество кровавой руки» выбрало Чикаго местом выполнения своей мести.

Я уже был на вокзале, когда прибыли Стагарт вместе с мисс Эллен.

Не говоря ни слова, я схватил часть багажа и последовал за ними к выходу.

К нам подошел лакей, вежливо снял шляпу и проговорил:

— Я имею честь говорить с мисс Чемберлен?

Эллен отлично играла свою роль. Она имела вид совершенно наивной барышни, хотя мы знали, что она должна была находиться в немалом страхе, так как ей Стагарт объяснил все положение вещей.

— Меня прислала мистрис Моррис, — сказал лакей. — Экипаж стоит у главного входа. Мистрис Моррис очень больна и ждала вас сегодня утром.

Между тем, мы вышли из вокзала. Мисс Эллен ждал очень элегантный экипаж, запряженный двумя великолепными рысаками.

Лакей распахнул дверцы и вскочил на козлы, придвинувшись вплотную к кучеру, так что оставалось место для моего друга.

Эллен села в карету и дала мне за труды.

Стагарт в свою очередь вскочил на козлы и лошади помчались.

Я стоял, не зная, что мне предпринять.

Очевидно, Стагарт не был подготовлен к тому, что за Эллен приедет экипаж, и поэтому не мог мне дать никаких инструкций.

Я решился действовать на собственный страх, позвал извозчика, дал ему пять долларов и велел ему следовать за экипажем.

Кучер был, очевидно, удивлен, что простой носильщик берет извозчика, да еще платит так щедро, но вероятно думал, что я переодетый сыщик, так как он обошелся со мною очень вежливо и поехал вслед за мчавшимся впереди нас экипажем. Между тем, я переменил свою верхнюю одежду, насколько это было возможно. Под синей блузой у меня был пиджак. Старую шляпу я заменил новой и снял привязную бороду.

Внешность свою я таким образом совершенно изменил.

Впрочем, теперь не требовалось больше соблюдать необыкновенную осторожность, так как преступники в Чикаго, наверное, уже получили извещение из Нью-Йорка, что Стагарт и я окончательно убраны с их пути.

Я знал, что тетка Эллен жила около набережной Мичиганского озера в 47-й улице.

Поэтому я был очень удивлен, когда экипаж, в котором сидела Эллен, направился в совершенно другую сторону и остановился перед каким-то уединенно расположенным домом.

Я велел кучеру обогнать карету и запомнил дом, в котором исчезли Эллен, Стагарт и лакей.

Пять минут спустя я велел кучеру остановиться, вышел из экипажа и медленными шагами, как бы прогуливаясь, направился обратно к дому, в котором исчезла Эллен.

Дом был закрыт; в третьем этаже виден был свет и вскоре весь этот этаж осветился.

Все уже другие этажи находились в полной темноте. По ту сторону улицы была маленькая аллея, вдоль которой шла канава.

Я залег в эту канаву и ждал дальнейшего хода событий. Ничего другого я пока не мог предпринять.

Я увидел, как лакей и Стагарт проходили мимо одного окна. Затем у открытого окна третьего этажа появился Стагарт и, вынув из кармана белый носовой платок, чихнул.

Я осторожно приподнялся в канаве и взмахнул своим носовым платком.

Затем я снова исчез.

Стагарт, очевидно, меня заметил, так как я ясно видел, что он кивнул головой и затем отошел от окна.

Мало-помалу в доме погасили огни, и он погрузился в темноту.

Я лежал в канаве уже часа три, и между тем не произошло ничего необыкновенного.

Но кто опишет мое удивление и мой ужас, когда я вдруг увидал, что на улице показались погребальные дроги в сопровождении нескольких одетых в черное факельщиков и остановились перед этим домом.

Хотя я уже не раз бывал в более неприятных положениях, все же это неожиданное явление, для которого я не находил объяснения, произвело на меня крайне удручающее впечатление.

Но мне не оставалось ничего другого, как смирно лежать в своей засаде.

Факельщики имели при себе факелы, свет от которых доходил до середины улицы. Поэтому я находился в полном мраке.

Через две минуты после появления у дома дрог, открылись широкие ворота дома. Туда вошли четверо факельщиков и через несколько минут вынесли гроб.

Они распахнули дверцы дрог, втолкнули туда гроб и снова закрыли дверцы.

Медленно повернули обратно дроги и поехали той же дорогой, которой приехали, сопровождаемые факельщиками.

Несколько прохожих обнажили набожно головы, с удивлением посмотрели вслед погребальной процессии и затем продолжали свой путь.

Очевидно было, что эти таинственные дроги имели какое-то особенное значение.

Самые ужасные мысли мелькнули в моей голове.

Что если Эллен убита и теперь тайком ее труп отвозят на кладбище? Но это противоречило бы содержанию угрожающих писем, полученных мистрис Чемберлен.

Быстро решившись я пошел медленно вдоль канавы, оставаясь все в темноте, за дрогами. Один из факельщиков отстал немного от других. У него развязались тесемки на сапогах, и он наклонился на краю канавы, чтобы завязать сапоги.

В этот момент у меня зародился безумно-смелый план.

С быстротой молнии я выскочил из канавы, схватил этого человека за горло и втащил его в канаву. Как железными тисками сдавил я ему горло.

Для меня не было другого исхода, я по необходимости должен был решиться на это.

Мой противник был в первый момент так поражен, что он и не думал защищаться.

Когда он собрался защищаться, было уже слишком поздно.

После короткой борьбы руки его повисли, как плети.

Я его задушил.

С быстротой молнии я стащил с него одежду и надел ее на себя. Затем я нахлобучил на глаза его шляпу, вскочил и побежал за дрогами, которые уже были на другом конце улицы.

На южном конце Чикаго, в одной миле от Равенсвута, расположено католическое кладбище. Туда, очевидно, и направлялись дроги.

Едва только они проехали за границу городской черты, как свернули налево, переехали через железнодорожный путь и наконец остановились в поле перед каким-то большим зданием.

Я все время держался на почтительном расстоянии от трех факельщиков.

Теперь все остановились и оглянулись на меня. Я подбежал и вместе с ними снял с дрог гроб. Было еще темно и никому не пришло в голову заглянуть мне под шляпу.

Мы снесли гроб во второй этаж. Снаружи дом выглядел очень простым зданием, но, когда как я удивился, внутри он оказался настоящим дворцом, обставленным с утонченной роскошью. Лестница была покрыта дорогими персидскими коврами, на стенах висели дорогое оружие и украшения.

Во втором этаже нам открыл дверь лакей, и мы внесли гроб в большую, обшитую черной кожей комнату, похожую на могильный склеп. В комнате царил мрак, только маленькая лампа бросала вокруг себя дрожащий, мутный свет.

Темнота, царившая здесь, была мне как нельзя более на руку. Никто из факельщиков не произнес ни слова, и никто не заметил меня. Я между тем боялся, что услышат биение моего сердца, в таком сильном я был волнении.

Гроб стоял посреди комнаты на катафалке. Все двери были за мной закрыты.

Передо мною была неразрешимая загадка, и я должен был опасаться каждую минуту быть узнанным и испытать на себе страшную месть моих врагов.

Вдруг в глубине раскрылась дверь, и вошел высокий стройный человек во фраке.

Сверху вдруг показался свет и осветил его и гроб. Теперь я мог рассмотреть его лицо. Оно было очень бледно, но носило на себе отпечаток необыкновенно сильной воли и железной энергии. Взгляд его имел в себе что-то демоническое. Он подошел к гробу и нажал пружину. Крышка гроба поднялась, и я с ужасом увидал, что в нем лежала недвижимо бледная, как смерть, Эллен.

Незнакомец вынул платок и слегка провел им по лицу молодой девушки.

Я видел, как она расправила свои члены, как открылись глаза, как она схватилась руками за гроб и осмотрелась вокруг себя испуганным и блуждающим взором.

Незнакомец устремил свой мрачный, пронизывающий взгляд на молодую девушку.

Под влиянием этого взгляда она медленно встала и пошла по освещенному этим магическим светом сверху пространству.

Никогда я не видел более захватывающего и ужасного зрелища. В длинном пеньюаре, с распущенными волосами, Эллен, как испуганная птичка, не сводила своего бессмысленного стеклянного испуганного взора с лица этого демонического человека.

Тот провел несколько раз рукой около лица Эллен и сказал:

— С сегодняшнего дня ты член «общества кровавой руки». Ты не знаешь ничего о сцене, разыгравшейся сегодня ночью. Ты никогда и ни при каких условиях, ни отцу, ни матери, ни возлюбленному, ни мужу не сообщишь о своих страданиях.

Ты будешь исполнять всякое приказание, которое тебе передаст «общество кровавой руки» слепо, ничего не спрашивая, ничего не зная.

Ты подчинишься вполне моей воле и никогда не осмелишься ослушаться моих приказаний или когда-нибудь выдать меня или себя.

Ты все ясно и точно поняла?

Эллен, не отводившая ни на минуту от него своего безжизненного — так как она была в состоянии гипноза — взора, кивнула головой и еле слышно сказала:

— Да.

— Ладно, — ответил этот дьявол в образе человека, — уведите ее.

С этими словами он вынул из кармана другой носовой платок и снова слегка провел им по лицу Эллен.

Моментально глаза ее закрылись, и она упала бы на пол, если бы незнакомец не поддержал ее и не провел к гробу, куда он ее и уложил.

Он нажал пружину, крышка опустилась, магический свет, озарявший комнату сверху, погас и он сам исчез в едва видимые двери.

Я последовал примеру моих товарищей, быстро поднял гроб, и мы вынесли его на улицу.

Уже рассветало, когда мы остановились у уединенного дома. На этот раз гроб был покрыт большим ковром и был внесен в дом скорее, чем раньше вынесен.

Я отправился обратно к таинственному дому.

Вдруг двери дома распахнулись, и я увидел, что из дома вышел Стагарт и пошел медленными шагами, не бросив на меня ни одного взгляда, вдоль по улице.

Очевидно, он что-то обдумывал.

Я последовал за ним на некотором отдалении.

Так шли мы около полчаса, пока не очутились в другой части города.

Наконец Стагарт остановился, и я подошел к нему.

— Я сегодня ночью, — проговорил он, — потерпел полное поражение. Я знаю, что что-то случилось за то время, как я лежал в своей камере, усыпленный каким-то средством.

Я видел сегодня утром Эллен и услуживал ей. Она совершенно изменилась. Она как бы совершенно забыла все прошлое.

Я вышел под предлогом купить кое-что, но на самом деле для того, чтобы наметить план действий.

Эти преступники располагают какой-то сверхъестественной силой, которая ускользает от моего понимания.

Тогда я рассказал моему другу события этой ночи.

В первый раз за продолжительное время мой друг похвалил меня, и мне было чрезвычайно приятно слышать похвалу из его уст.

Действительно, если бы я в эту ночь, рискуя собственной жизнью, не последовал за дрогами, то мы, вероятно, никогда не разгадали страшной тайны и оба, наверное, поплатились бы жизнью.

Теперь нужно было быстро и энергично действовать.

Было еще раннее утро.

Стагарт тотчас же отправился в управление сыскной полиции.

Дом у Равенсвута был окружен полицейскими, слуги были арестованы, и вместе с тем была арестована женщина, которая должна была играть роль тетки Эллен.

Все это было исполнено с такой быстротой и осторожностью — что преступники никак не могли узнать о произведенных арестах.

Несмотря на это, Стагарт и я тотчас же отправились к зданию, местоположение которого я отлично помнил.

Мы помчались в сопровождении двух высших полицейских чинов в южную часть Чикаго.

По телефону туда уже было послано человек двенадцать сыщиков, которые окружили дом со всех сторон.

Когда мы прибыли, ворота дома оказались закрытыми.

Стагарт подошел и позвонил.

Но никто не отворял, дом казался как бы вымершим.

Мы снова позвонили и сильно постучались в ворота.

Вдруг раскрылось окно и в нем показалось злое лицо старого, гладко выбритого слуги.

— Мне нужно поговорить с барином, — сказал Стагарт. — Меня посылает «кровавая рука».

Слуга недоверчиво посмотрел на нас и сказал:

— Пароль?

Стагарт запнулся на одно мгновение, и это выдало его.

Окно захлопнулось, и в тот же момент мимо нас просвистела пуля.

Теперь нельзя было больше медлить.

Свистком были созваны все сыщики, которые были расставлены вокруг дома на расстоянии десяти метров один от другого.

Пять человек всей своей тяжестью надавили на входную дверь, которая разлетелась вдребезги.

Я бросился впереди всех, указывая дорогу, за мной Стагарт и остальные. Я узнал лестницу и залу, дверь которой была открыта. Там царил такой мрак, что я остановился на мгновение, но электрические фонари, которые имели при себе все сыщики, тотчас же ярко осветили залу.

Я нашел дверь в глубине и, ни слова не говоря, бросился к ней.

Но только после некоторых усилий нам удалось ее выбить. Я и Стагарт упали по инерции на пол, тогда как три сыщика бросились вперед, перескочив через нас. Это маленькое происшествие спасло нам жизнь, так как тотчас же раздались несколько выстрелов и находившиеся впереди сыщики упали, пораженные пулями.

Мы, между тем, вскочили на ноги.

Мы увидели, что вдоль по простиравшемуся перед нами коридору бежал человек во фраке.

Мы побежали за ним изо всех сил.

Он, очевидно, не мог больше стрелять, так как он ни на одну секунду не приостановился.

Мы бежали за ним вверх и вниз по лестницам.

Только теперь я заметил, как велик был дом.

Он был выстроен как бы лабиринтом.

Как Стагарт, так и я тотчас же поняли всю грозившую нам опасность.

Если бы беглецу удалось хотя бы на мгновение исчезнуть из виду, то мы могли быть уверены, что ему удастся окончательно скрыться от нас ввиду особенной системы постройки дома с громадным количеством коридоров и потайных ходов.

Мы следовали за ним по пятам, но не настолько близко, чтобы иметь возможность схватить его.

Эта погоня продолжалась около минуты.

Вот беглец взбежал по какой-то высокой лестнице.

Лестница выходила в какую-то маленькую комнату, окна которой были растворены.

Мы находились в пятом этаже.

Окно выходило на двор.

Беглецу оставалось или сдаться, или выпрыгнуть из окна на двор.

Здесь мы явились свидетелями зрелища, которое, несомненно, было единственным в своем роде.

Преступник схватил длинную палку, стоявшую в углу, опустил ее за окно, сам перевесился за окно, сел на палку верхом и, прижав ее с колоссальной силой к гладкой стене, соскользнул на палке вниз по стене.

Это произошло в одну минуту и преступнику удалось таким образом достигнуть земли.

Таким образом он изощрился без всякого вреда для своей жизни выскочить из пятого этажа.

Мы не могли рисковать проделать то же самое.

Сыщики, очевидно, не приняли во внимание этот двор, так как, несмотря на наши пронзительные свистки, никто не появлялся.

Между тем, беглец несся по двору.

Стагарт, не долго думая, перевесился за окно, схватился за громоотвод и быстро спустился вниз.

Я последовал его примеру.

Мы очутились на дворе.

Платье наше было изорвано, руки изрезаны и все в крови.

Запыхавшись, бросились мы за преступником, который между тем был уже далеко от нас.

Двор отделялся от поля стеной вышиной в человеческий рост.

Сильным прыжком перескочил беглец через стену. Стагарт последовал его примеру. Я прыгнул неудачно, упал и ударился головой об стену, так что из раны показалась кровь.

Несмотря на это, я продолжал преследование.

Так мы бежали по Линкольн-авеню и по другим улицам Чикаго.

Вот вдали блеснула река, которая должна была положить конец бегству преступника.

Я находился на расстоянии нескольких метров от моего друга.

Преступник, видимо, был в нерешительности, что ему делать, и благодаря этому Стагарту удалось подбежать к нему.

В следующий же момент оба они схватились, и я с ужасом увидал, как они оба упали в реку.

Я побежал вдоль по течению реки, так как я не знал, каким образом я мог бы прийти на помощь моему другу.

Я держал в руках наготове револьвер.

Вдруг над водой на несколько секунд показались две головы.

Я видел, что преступник крепко обхватил правой рукой шею моего друга.

Глаза Стагарта были закрыты.

Мне оставалась какая-нибудь секунда для того, чтобы прицелиться, и я спустил курок. С простреленной головой преступник опустился в бурные волны реки.

Я тотчас же прыгнул в воду и вытащил моего друга.

Он был без сознания и, наверно, погиб бы через несколько минут, если бы я не пришел к нему на помощь.

После некоторых усилий мне удалось привести его в сознание.

Преступник был сильнее его, но ему не удалось нанести Стагарту раны во время борьбы в реке.

Мы могли теперь вернуться обратно.

По дороге мы встретились с бежавшими за нами сыщиками.

Они отправились по нашему указанию к реке, чтобы посмотреть, не выплывет ли труп разбойника.

Тело его нашли через четверть часа.

Мы вернулись в Чикаго.

Эллен в тот же день была отвезена к знаменитому американскому врачу по нервным болезням, д-ру Вильсону, который старался внушением исцелить ее и уничтожить силу внушения преступника.

После нескольких недель лечения Эллен вполне поправилась и вернулась в Нью-Йорк.

С этого дня прекратило свое существование «общество кровавой руки».

Правда, и теперь еще в Америке существуют отдельные шайки, которые совершают страшные преступления, прикрываясь этим внушавшим столь долгое время страх именем. Но между этими шайками нет никакой связи, так как человека, который объединил благодаря своей магической силе преступников Америки, уже нет на свете и созданное им преступное сообщество распалось.

Полицейские власти Америки тщетно старались установить личность этого человека.

Следы его вели в маленькое балканское княжество, но затем терялись во мраке.

Так и не удалось узнать, кто был этот необыкновенный преступник, который, казалось, был призван содействовать победе преступления над человеческим обществом.