Они очутились в маленькой, плохо освещенной комнате. Здесь не было ничего, кроме нескольких упаковочных ящиков, сложенных штабелем возле двери. Нэнси и мистер Сун спрятались за ними. Открытая дверь вела отсюда в более просторную и лучше освещенную комнату. У одной из ее стен стоял широкий рабочий стол, на котором лежали тюбики краски и стояли банки со скипидаром — в них отмокали кисти.
Вдоль края стола двумя аккуратными рядами выстроились фарфоровые чаши, вазы, кувшины и кувшинчики, покрытые глазурью и украшенные прекрасными рисунками в восточном стиле. На стене над ними висели шкафчики с закрытыми дверцами.
Энь Мой и его дочь Лей расположились за рабочим столом, спиной к двери. Они взяли тонкие кисточки для рисования и принялись расписывать два фарфоровых сосуда изысканной формы.
— Посмотрите на вазу, которую Энь Мой только что достал из шкафчика! — шепнула ему Нэнси.
— Так это же моя! — возбужденно прошептал Сун. — Ваза, которую украли из лавки Милтона!
— Вот именно, — подтвердила Нэнси. — И если вы внимательно присмотритесь, вам станет понятно, зачем она понадобилась Маннингу-Карру. Энь Мой копирует ее — вероятно, он сделал и ту копию, которую Маннинг-Карр продал в Нью-Йорке.
В этот момент через дверь, расположенную в дальнем конце большой комнаты, вошла та самая лавандовая сестра, которая несколько дней тому назад велела Нэнси держаться подальше от огороженного участка. Бросив неприязненный взгляд на Эней, она наклонилась и принялась придирчиво рассматривать их работу. Вдруг она ткнула пальцем в кувшинчик и раздраженно заговорила по-китайски.
Быстро шагнув к Лей, она — прежде чем успел вмешаться отец — залепила девушке пощечину. Затем, резко повернувшись, монахиня вышла через ту же дверь, в которую вошла.
Нэнси успела мельком разглядеть в следующей комнате знакомое ей оборудование гончарной мастерской.
Когда дверь закрылась, Нэнси услышала сдавленные всхлипывания. Энь Мой снова принялся утешать дочь, но его утешения не смягчили ее горя.
Мистер Сун, слушая их китайскую речь, переводил Нэнси то, что они говорили.
— Отец, я не могу больше выносить эту жизнь! — всхлипывала Лей. — Лучше бы мне никогда не родиться на свет!
— Ты не должна так говорить, дитя мое, — ласково увещевал ее Энь Мой. — Ты слишком молода, чтобы отказываться от надежды.
— Надежда! — с горечью ответила девушка. — Изо дня в день, из года в год я жила этим словом! Надеждой на спасение! Надеждой на арест и наказание людей, которые держат нас здесь. Надеждой снова увидеть Китай и наш дом! Поверь, отец, надеяться не на что! Для нас надежда — пустое слово. Я больше не хочу его слышать!
Энь Мой отвернул в сторону лицо, искаженное страданием.
— Но что мы можем поделать? — проговорил он.
— У нас, отец, остался единственный выход, — прошептала Лей. — Лучше разом положить конец всем страданиям, чем влачить эту безысходную жизнь. Это наше единственное избавление.
— Нет! Только не это! — воскликнул по-китайски мистер Сун.
Он вышел из-за штабеля ящиков и быстрым шагом направился к Эням. Нэнси последовала за ним. Лей вытаращила от удивления глаза и испуганно попятилась.
Сун бросился к Энь Мою и обнял его.
— Дружище! Мой старый дружище! — вымолвил он.
Энь Мой отступил на шаг и пристально вгляделся в лицо старого господина. Затем, постепенно узнавая его, но все еще не уверенный окончательно, он прошептал:
— Сун!
Он ошарашенно мигал, словно все еще не веря собственным глазам. Затем с радостным возгласом Энь Мой шагнул вперед и заключил своего друга в объятия.
Мистер Сун представил Эням Нэнси и, с гордой улыбкой поглядывая на нее, быстро-быстро заговорил по-китайски. Когда он закончил, отец и дочь повернулись к Нэнси с выражением признательности и надежды на лицах.
Энь Мой взял руки Нэнси в свои и, запинаясь, обратился к ней по-китайски, а Лей улыбкой выражала согласие с его словами.
Несмотря на языковой барьер — Эни не говорили и не понимали по-английски, — Нэнси и отец с дочерью сразу же подружились.
— Что они говорят? — спросила Нэнси.
— Они благодарят вас за то, что вы привели меня сюда, — ответил мистер Сун.
— У нас будет достаточно времени для этого, когда мы окажемся в безопасности, по ту сторону забора, — сказала Нэнси. — Нам нужно поскорей уходить, пока нас не схватили.
Нэнси попросила Суна объяснить Эням ее план, согласно которому они все четверо должны были перелезть через забор с помощью спрятанной веревочной лестницы. Эни энергично закивали, показывая Нэнси, что они все поняли и согласны.
Нэнси первой подошла к двери, чуть приоткрыла ее и осторожно выглянула наружу. То, что она увидела, заставило ее затаить дыхание.
К старому кирпичному зданию направлялся мужчина с черными как смоль волосами и смуглой кожей. Но больше всего поражали в его внешности глаза: похожие на два блестящих черных стеклянных шарика, они, казалось, насквозь пронизывали человека. Хотя Нэнси никогда не видела его лица, она была уверена, что узнала его.
Ответ Эней на вопрос мистера Суна подтвердил ее подозрения. Это был Дэвид Карр! Нэнси быстро закрыла дверь.
— Скажите Эням, что они должны нас спрятать! — сказала она.
Энь Мой и Энь Лей были ошеломлены таким поворотом событий.
— Давайте рискнем и пройдем через ту комнату, — предложила Нэнси.
Энь Мой вызвался заглянуть в соседнюю комнату и посмотреть, есть ли там кто-нибудь. Вернувшись, он сообщил, что там работают две женщины.
Нэнси посмотрела в окно. Карр остановился, что-то рассматривая у себя под ногами. Они получили несколько дополнительных секунд.
— Мистер Сун, спросите у Эней, не могут ли они дать нам старую рабочую одежду, — распорядилась она. — Мы попробуем пройти мимо тех женщин.
Китаец быстро перевел ее слова. Лей поспешила к ряду торчащих из стены крючков и принесла вымазанный глиной фартук для Нэнси и такой же замызганный халат для Суна.
— Поторопитесь! — бросила ему Нэнси. — Карр может войти в любой момент!
Они быстро натянули на себя рабочую одежду, а Нэнси повязала косынкой голову, чтобы не так бросались в глаза ее золотисто-каштановые волосы.
— Будем надеяться, что нас не разоблачат, — шепнула она мистеру Суну и открыла дверь в мастерскую. Затем, глубоко вздохнув, она шагнула через порог и двинулась в полумраке вдоль стены в противоположный конец комнаты, где была еще одна дверь.
Нэнси шла, стараясь держаться как можно более непринужденно и слегка отвернув лицо в сторону от женщин, которые стояли за столами и мяли глину. Мгновение спустя она с признательностью отметила, что Лей, догнав ее, пошла рядом, прикрывая ее от подозрительных взоров. За ними следовали Энь Мой и Сун.
Два-три раза работницы с любопытством оглядывались на них, но, судя по их виду, не заподозрили ничего неладного. Наконец четверка беглецов добралась до двери в противоположном конце мастерской.
Попав в короткий коридор, Нэнси увидела большую железную дверь. Эни что-то пояснили шепотом, а мистер Сун перевел их слова Нэнси:
— За дверью находится кладовая, где хранятся подлинные старинные китайские изделия из фарфора, все до одного краденые. Только у Карра и его брата есть ключи от этого хранилища, и они как зеницу ока берегут свои сокровища.
Нэнси ощутила прилив радостного возбуждения. Наконец-то загадка начала разъясняться. К тому же слова Эней были первым реальным свидетельством того, что на пару с мошенником Карром работает его брат.
Беглецы остановились, на какой-то миг почувствовав себя в безопасности. Но затем сердца их наполнились ужасом: за стеной, у которой они стояли, громко залаял страшный мастифф.
Неужели кто-то поднял тревогу?