Тайна, покрытая глазурью

— Ну… кое-что они делают хорошо, другое похуже.

— Каждый должен заниматься своим делом, — сказал Данилов недовольно, и я всё-таки взглянула на него, с прищуром, не сомневаясь, что он имеет в виду. Гадость какая.

Я чашку на стол поставила.

— В пять у меня дегустация, — сказала я деловым тоном. — К этому времени я должна быть в кондитерской. — Родион смотрел на меня и улыбался, мне же сплюнуть захотелось. — Задавайте вопросы, Родион Константинович, обещаю, что отвечу. Мне скрывать нечего.

— Андрюх, ты слышал? Константинович!

Данилов тоже голову в мою сторону повернул, но он довольным совсем не выглядел.

— Надоело дурака валять? — спросил меня Зудин.

Я не спеша и очень аккуратно складывала льняную салфетку, уголок к уголку.

— Каждый ведёт свои дела по-своему. До вчерашнего дня мой способ никому не мешал. Я никому дорогу не переходила.

— Не считая мелкого бизнеса своей округи, — подсказал Родион. — Вы богатая женщина, Лиля Германовна. И умная.

— Спасибо.

— Это не комплимент.

— Что ж… — Я салфетку отложила и на Родиона посмотрела. — Вам нужен Есин или завод?

— А если я скажу, что и то и другое?

— Это будет наглостью, но я сделаю вид, что задумалась.

— Интересно. — Он поднялся, шуганул «розовую», и та поторопилась от стола отскочить. — Вы беспечны, Лиля. Вы за себя не боитесь?

Я обдумала его слова.

— Мне следует бояться вас?

— Нет, я в принципе о вашей жизни. Вы живёте в маленькой квартирке, без охраны, вы возвращаетесь вечерами домой одна, иногда пешком. Андрей рассказывал. Вы всерьёз полагали, что ваша тайна так тайной и останется?

Пришлось признавать его правоту.

— Я считала, что моя тайна никого не интересует. Людей интересуют деньги и способы их заработать. Я не предоставляю им эти способы, я просто говорю, что делать.

— Говорите… — Он подтолкнул меня взглядом к продолжению. Я кивнула, не собираясь скрывать дальше.

— Олегу.

— И мэру.

— Он мне кое-чем обязан, — сказала я наконец. Андрей рядом недовольно пыхтел, и это немного раздражало. Но и удовольствие доставляло. Такое извращённое, замешанное на злорадстве, удовольствие.

Родион остановился, ко мне повернулся, поглядывал на меня с усмешкой.

— Вы опять притворяетесь, Лиля.

— Нет.

— Вы очень хорошо знаете, что происходит в вашем городе. Вы контролируете бизнес, не говорите мне, что это не так. Это будет ложью. Другое дело, что вы делаете это не особо напрягаясь. Но у вас везде свои люди, я прав? Которые работают именно на вас, а не на Аштаева. Думаю, он и половину из этих людей не знает. Как и Горин. Это и есть механизм вашего бизнеса — знать всё и про всех. Я больше, чем уверен, что даже мэру от пригляда не укрыться.

Я улыбнулась.

— Вы любите фильмы про шпионов?

— А вы? — совершенно серьёзно переспросил он.

Я улыбаться перестала.

— Давайте не будем лезть в мой, — я выделила это слово, — бизнес. Я же в ваш не лезу. У нас есть определённая проблема, и вам нужны ответы. Я, правда, их не знаю, но обещаю сделать всё возможное, чтобы вы их получили. Так вас устроит?

— Ты на самом деле не понимаешь, что происходит или придуриваешься?

Этот вопрос был произнесён резким тоном, и я невольно нахмурилась. Но смотреть на Данилова, который сверлил меня взглядом, не собиралась. Как и отвечать ему. Он это понял и сам придвинулся, попытался мне в лицо заглянуть.

— Есин пропал в вашем городе. И это связано с продажей завода.

— Никакой продажи нет, и не было.

— Может быть. Но это связано. И то, что ты об этом ни слухом, ни духом, это твоя большая проблема, сладкая. Что-то ты упустила.

Я смотрела на Зудина, а не на него. Родион стоял, сунул руки в карманы брюк, и не улыбался. Пришлось признавать своё поражение и соглашаться.

— Я же обещала, что всё выясню.

Данилов от меня отодвинулся.

— Выяснит она, — пробормотал он насмешливо. — Интересно, как ты наказываешь своих протеже? По заднице шлёпаешь? То-то ваш мэр…

Я решительно поднялась из-за стола.

— Может, хватит? Не твоё дело, как и кого я наказываю. — Я постаралась справиться с эмоциями и вдохнуть. На Зудина посмотрела. — Я выясню, что случилось. А сейчас я хотела бы уехать. И скажите вашему гиббону, который меня посреди улицы хватал, чтобы вернул мой телефон. Там больше половины моих контактов.

Из гостиной я вышла, на Данилова не взглянув. Была бы нормальная дверь, я бы ею от души хлопнула, но двойные стеклянные двери для этой затеи никак не подходили, и мне пришлось довольствоваться тем, как возмущённо, и, надеюсь, грозно, стучали мои каблуки, когда я поднималась по широкой деревянной лестнице.

Через полчаса я уже сидела в машине, меня снова сопровождал Стас, но на этот раз всё больше молчал. Только телефон мне через плечо протянул. Никакой почтительности и манер, честное слово. Телефон я у него выхватила, и не сдержалась от язвительной благодарности:

— Благодарю.

Он не ответил, только кашлянул в сторонку. А я набрала номер Администрации, совершенно не желая в данную минуту общаться с самим Гориным.

— Приёмная мэра, — ответил мне милый голос его секретарши.

— Яна, — сказала я, забыв поздороваться. — Передай Алексею Дмитричу, чтобы он через час был у Аштаевых дома. Это важно, пусть приедет.

— Хорошо, Лиля Германовна, передам. — Голос секретарши звучал всё также деловито и профессионально, ни тени любопытства или смятения после моего требования не мелькнуло.

Пришлось и Лизе позвонить. С сестрой я была ещё более лаконична: попросила дождаться меня дома, и попросить Олега немедленно вернуться. Всё остальное, когда я приеду.

Меня душил гнев. Не на ситуацию, нет, а на Данилова. На его поведение, на то, что ему удалось втянуть меня в это, и на то, как легко ему удалось меня к себе расположить. Хотелось выйти из машины в лес, заорать, что есть силы, и затопать ногами. Возможно, тогда бы полегчало. Но моя врождённая стеснительность сделать этого не позволила бы.

К тому же, снова закралась предательская тоскливая мысль: а увижу ли я Андрея снова? Работу он свою выполнил, может, с чистой совестью, которой у него в помине нет, вернуться в Москву, к своим обычным делам. Даже себе трудно признаться, что я начинаю паниковать при мысли, что он уедет навсегда. Вот как я сейчас: не попрощавшись, сядет в машину, и вернётся в свою жизнь.

Но об этом ли мне сейчас думать?

Привезли меня обратно к дверям кондитерской, откуда, так сказать, и взяли. Я сама настояла, чтобы меня привезли сюда, появляться у дома сестры в сопровождении ребят Зудина, мне показалось излишним. Они, конечно, наверняка знали, где живут Аштаевы, знали мой домашний адрес, Данилов поделился с ними всем, чем счёл нужным, но проверять их осведомлённость я не желала. Стас вышел из машины, чтобы дверь мне открыть, даже руку подал, как заправский лакей, но я её проигнорировала, что его совершенно не расстроило. Сел в машину, забыв попрощаться, и автомобиль тут же тронулся, а я осталась стоять посреди дороги, будто оглушённая. Я бываю в таком состоянии перед тем, как найти решение серьёзной проблемы. Хожу, как сомнамбула, и думаю, думаю…

На крыльце кондитерской появился Жорик, в фартуке и колпаке, но выглядел не на шутку обеспокоенным. Кажется, он-то меня хватился, единственный, и теперь с тревогой наблюдает, как я иду к нему, отмеряя каждый шаг, как ступеньку в будущее.

— Ты где была? Я звонил, звонил… Поставщики… заказы… — Я поравнялась с ним, поднялась на пару ступенек, мы глазами встретились, и Жорик нервно сглотнул. — Что случилось?

На улыбку меня не хватило. Я была серьёзна и неразговорчива, только наклонилась к нему и в щёку поцеловала.

— Я всё исправлю, не переживай, — пообещала я.

Он окончательно расстроился и опустил руки, в которых держал кухонное полотенце, поплелся следом за мной в кондитерскую. Следующие полчаса я, как робот, раздавала указания. Жорик озвучивал заказы, передавал пожелания поставщиков, и быстро-быстро за мной записывал. Я не была настроена заниматься такими мелочами, как закупкой муки и сливочного масла, тем более меня не интересовал порой копеечный разброс цен, но это нужно было решить и срочно. Если нужно, значит решаем. Потом я прошла на кухню и там раздала всем поручения. Через два часа дегустация тортов, будет полный зал невест, и прелесть общения с ними я оставляла на Жорика, который ходил за мной хвостом, несчастный и постоянно вздыхал. Я предпочла сделать вид, что не замечаю его состояния. Жора был личностью впечатлительной, любил похандрить и пожалеть себя, и иногда лучше было этого не заметить, так он быстрее в себя приходил. Вот и сегодня я приказала ему встряхнуться.

— Занимайся всем, ты справишься, я знаю.

Он кивнул, но абсолютно расстроено и, как оказалось, не по делу.

— Всё плохо, — заявил он.

Мне пришлось возмутиться.

— С ума сошёл? Я же сказала, что всё исправлю. Я когда-нибудь тебя обманывала?

— Лили, — произнёс он на французский манер, и я поспешила потрепать его по обычно румяной, а сейчас бледной, щеке.

— Я же у тебя умная.

— Ты самая умная.

— Вот видишь. И удачливая, ты сам это говорил.

— Я не говорил, я наколдовал. Помнишь, я ходил к старцу Афанасию? Так вот, он всё сделал, как надо: травки собрал, помолился, всё это святой водой окропил, а я потом в полночь закопал. Всё на твою удачу!

— Боже мой, Жора, — искренне поразилась я. — Ты мне раньше этого не говорил.

— И не должен был. Афанасий сказал: время придёт, и ты ей расскажешь, ей это удачу принесёт. Вот я тебе и рассказываю!

— Что, время пришло? — Я печально улыбнулась.

— У тебя лицо обеспокоенное, и глаза красные. Плакала?

— Спала плохо. — Я порывисто его обняла, опасаясь, что он опять вспомнит о своём колдовстве и этот глупый разговор никогда не закончится. — Поеду. Позвоню позже, ты мне обстановку доложишь.

— Вот зря ты тот кулон с пером не носишь, — вдруг посетовал он. — Он очень сильный.

Я глаза закатила, в щёку помощника поцеловала и поторопилась выйти за дверь. Дай Жоре волю, он меня всю амулетами и крестами обвесит, он безумно суеверный.

Когда я к дому сестры подъехала и охрана открыла передо мной ворота, сразу увидела «мерседес» мэра. Явный признак того, что он один — без охраны и водителя, его личный автомобиль. Что ж, так даже лучше. Рядом с его машиной «джип» Олега и машина Лизы. Все в сборе. Интересно, они, вообще, заметили, что меня не было?

— Лиля!

Я обернулась на крыльце, улыбнулась Дениске, который бежал ко мне через сад, поймала того и к себе прижала. Потрепала по вихрастой голове. Он преувеличенно тяжело дышал, взял меня за руку и принялся объяснять, откуда он бежит и что делал в дальней части сада.

— У меня там будет шалаш! Мне папа разрешил, мне дядя Витя, охранник, поможет построить. Правда, здорово?

— Конечно, здорово, — похвалила я. — Ты сам придумал?

— Сам, — важно кивнул Дениска и взял меня за руку. Мы вместе вошли в дом, голоса в гостиной, как только я появилась, стихли, но это было лишь секундное замешательство. Лёшка с дивана поднялся, ко мне направился, улыбнулся, точно так же, как и Лиза, что смотрела на нас едва ли не с умилением. Правда, я руки Горина оттолкнула, а посмотрела не на него, а на племянника.

— Денис, иди к себе.

— Ну! — тут же занял он, но я была неумолима.

— Иди, — настаивала я. Очень кстати появилась его няня, и мальчика увела, хотя он выглядел очень расстроенным.

Горин, видимо, решил, что я из-за ребёнка его к себе не подпустила, предпринял вторую попытку, но я её снова пресекла. Прошла к столу, положила сумку, выдерживая необходимую мне паузу и собираясь с мыслями. Заметила Халеменчука, который появился со стороны открытой веранды, и жестом предложила ему присоединиться.

— Лиль, ты чего какая? — забеспокоилась Лизка. Поднялась и ко мне направилась. А я, наконец, повернулась к ним, посмотрела на Олега, потом на Алексея Дмитрича, и спросила:

— Где Есин?

Они быстро переглянулись. Лиза остановилась, оценив мой серьёзный тон, на мужа обернулась. Судя по её лицу, она понятия не имела, кто такой Есин.

Олег кашлянул, на кресле откинулся и снова посмотрел на дружка, который пребывал в глубокой задумчивости, явно не понимая, что это на меня нашло. Даже поинтересовался:

— Ты из-за этого меня вызвала? Сорвала с совещания…

— Пошёл ты на хрен со своим совещанием, — перебила я его, намеренно сорвавшись на грубость. — Я вас спрашиваю: где тот тип, который приезжал к нам с предложением выкупить завод. Где он?

— Лиля, успокойся.

— Замолчи, — попросила я сестру. Повернулась к Халеменчуку. — Я хочу знать.

Тот напряжённо соображал.

— Мы наблюдали за ним, пока он в городе был. Глаз не спускали.

Я кивнула, не собираясь с ним спорить.

— Хорошо. Потом он куда делся?

— Уехал.

— Аркадий Николаевич, ты лично его проводил до границы области?

Халеменчук занервничал, одёрнул пиджак.

— Лиля, он в Москву поехал. Через всю область. Мы проводили его до областного центра…

— Понятно. — Я невесело усмехнулась. — Значит, просрали.

Я заметила, как Лёшка поморщился. Он терпеть не мог, когда я ругалась, тем более матом, а матом я ругаться умела, поверьте, это то немногое, что мне Толя о себе на память оставил. Правда, пользовалась умением я крайне редко, и всегда намеренно, стараясь либо впечатление произвести, либо вывести кое-кого из родственников или знакомых из себя.

— Лиля, что случилось? Зачем тебе этот Есин?

Я повернулась к зятю.

— Мне? Видала я его, в гробу и белых тапочках. Он больше интересует людей, у которых я сегодняшнюю ночь провела. Не будем говорить, что это было с моего согласия, и я получила хоть какое-то удовольствие от присутствия в их доме.

Тут уже переглянулись все. Олег выпрямился, с беспокойством глянул на Горина, тот меня взглядом ощупал, а Лиза застыла с бокалом виски в руке, вытаращившись на меня. Халеменчук же напоминал пса бойцовской породы, тут же в стойку встал.

— Кто, когда? — выдохнул он. — Почему я не знаю?

— Не знаю, почему ты не знаешь! — в сердцах воскликнула я. — Вообще, чёрт знает что происходит! Меня увезли прямо от дверей кондитерской, вчера ночью. Сунули в машину, как мешок соломы, и увезли в другую область. Ловко, правда? Никто ничего не видел и не слышал.

— Лиля, с тобой всё нормально? — Лиза подошла и попыталась схватить меня за подбородок, хотела как следует разглядеть моё лицо. Я её руку оттолкнула, даже разозлилась.

— Баб у них и без меня было предостаточно, не волнуйся. Их другое интересовало.

— Есин?

Я выдохнула.

— И Есин тоже, — проговорила я тише.

— А что ещё?

— Я! Я их интересовала. — Я посмотрела на всех по очереди. — Что-то ещё объяснять надо?

Горин выругался. Отвернулся и потёр лицо ладонью. Я же на сестру посмотрела, Лиза заметно побледнела.

— Как они узнали?

Я не ответила, имя Андрея словно прилипло к языку, и слетать с него не спешило, мне даже сплюнуть с досады захотелось. Я прошла к барной стойке, села на высокий табурет и налила себе немного сока в стакан. В комнате висело напряжённое молчание, а я покосилась на Аркадия Николаевича, который оказался рядом, навалился на стойку и раздумывал. Потом на меня покосился, и пока никто не слышал, тихо проговорил:

— Мне Димка рассказал, я по своим связям пробил… — Его взгляд стал вопросительным, а я кивнула. Он не удивился, не возмутился, снова призадумался.

— И что теперь делать? — заволновалась Лиза. — Чего они хотят?

— Есина.

— Завод, — сказали хором Олег и Горин, и недовольно друг на друга посмотрели.

Я тоже на них смотрела.

— Олег, о чём вы говорили с ним на встрече?

Аштаев поднялся, руки в кулаки сжал, я видела, как он нервно шевелит пальцами. Плечами пожал.

— Как обычно, Лиль. У него было определённое предложение, но ты сказала «нет»…

— Я сказала «нет», — подтвердила я. — А ты что сказал?

Он возмущённо вытаращился на меня.

— Ты с ума сошла? Ты о чём меня спрашиваешь?

— Лиля, действительно. — Лиза залпом виски допила, нервно взмахнула рукой. — С чего они взяли, что он где-то у нас пропал? Он уехал! Аркадий Николаевич, скажите ей!

Халеменчук на меня посмотрел и промолчал. Я знала, о чём он думает, я думала о том же. А ещё мне активно не нравились переглядывания между Олегом и Алексеем Дмитричем.

Я головой качнула.

— Какие вы идиоты.

— Прекрати! — рыкнул на меня Горин. — Мы ничего о Есине не знаем. Он выехал из города, остальное — не наша печаль.

— Конечно, — отозвалась я возмущённо. — Не твоя. Ты же у нас святой, к тебе никаких вопросов!

— А ты испугалась, что к тебе появятся? Наконец-то!

Я устремила на него тяжёлый взгляд.

— А у тебя деньги теперь сами по себе размножаются? Почкованием, — съязвила я. — Что ж ты раньше-то не сказал? Я бы плюнула давно на этот завод и на все ваши царские замашки, и жила бы в своё удовольствие. — Я оттолкнула пустой стакан, из которого сок пила, и тот немного проскользил по полированной поверхности барной стойки. Я проследила за ним взглядом, потёрла друг о дружку кончики пальцев, которые странно покалывало.

— Что значит — в своё удовольствие? — с вызовом поинтересовалась Лиза.

— Это значит, что меня не похищали бы среди улицы бритые уголовники, а потом не устраивали мне допрос. Потому что кое-кто решил инициативу проявить. Я правильно понимаю, мальчики?

Горин подошёл и стукнул кулаком по стойке. Прямо у меня под носом. Совершенно глупо вышло, между прочим, но тон его звучал весьма разгневанно.

— Прекрати немедленно. Строишь тут из себя…

— Кого? — с готовностью переспросила я. — Кого я из себя строю?

— Надо было не выпендриваться, а ездить с охраной, — нашёлся он после секундного замешательства.

— Правильно! — согласилась я. — Как любовнице мэра!

— Я тебе не об этом говорю!

— А я об этом! И прекрати на меня орать! — Я с табурета спрыгнула, от Лёшки отошла, поправила манжет блузки. — Значит так, мои дорогие, ситуация такая: я ваши задницы прикрывать не буду. Мне хватило вчерашнего, поверьте. И если я узнаю, что вы причастны к исчезновению этого самого Есина, не к ночи он будет помянут, все вопросы от московских товарищей будут к вам. Если у вас нет мозгов или атрофировался слух, то это ваши проблемы. Я не нанималась исправлять ваши косяки.

— Как интересно, — зло усмехнулась Лиза.

Я повернулась к ней.

— Правда? Тебе интересно? Ты бы этот самый интерес проявляла прежде, чем задницей крутить!

Сестра ко мне подошла и с вызовом посмотрела.

— Ты никак не успокоишься, как посмотрю.

Я руки в бока упёрла.

— Ты специально меня злишь?

Она усмехнулась. Мы смотрели друг другу в глаза, но потом Лиза всё-таки отступила. Я видела, что она захмелела, и поэтому связываться с ней мне хотелось, но я тоже была на взводе, и не была уверена, что смогу молча развернуться и уйти.

— Лёшка, ты во всём виноват, — выдала она. — Держал бы бабу в постели, и всё было бы нормально, её бы на сторону не потянуло. А ты всё сюсю-мусю. Вот тебе и результат!

Горин откровенно поморщился, глядя на неё.

— Ты бы хоть заткнулась.

— А что вы мне все рот затыкаете? Я не права? Никак она мне простить не может… свои попранные чувства.

Олег кинул на меня быстрый взгляд, видимо, он был отлично осведомлён о корне нашего с Лизкой недавнего конфликта. А если он, то и Горин.

Как, оказывается, у нас всё ловко закручено. Только Данилова не хватало для полноты картины, чтобы он в сторонке стоял и смеялся надо мной.

— Кстати, о чувствах, — сказала я, наблюдая за тем, как сестра устраивается в кресле и закидывает ногу на ногу, — Андрей просил тебе передать его пламенный привет. Ты весьма облегчила ему задачу. Ты настолько дура, что ему даже спать с тобой не пришлось, ты и так ему наглядно продемонстрировала, как у нас дела обстоят.

Лиза замерла с бокалом у губ, на меня смотрела, а я наконец почувствовала удовлетворение, пусть и похожее больше на злорадство. Кивнула, подтверждая свои слова.

— Он прав: дурища.

Я из гостиной вышла, дверь за мной захлопнулась и тут же снова открылась, за спиной послышались быстрые шаги. Я даже оборачиваться не стала.

— Найди мне Есина, — сказала я. — Хоть из-под земли достань.

— Найду, — с готовностью отозвался Халеменчук. И тут же взял меня за локоть. — Лиля, подожди.

Я шаг замедлила, и не стала спорить, когда он вывел меня на веранду. Я устало опустилась в ближайшее кресло и посмотрела на свои руки, а не на Аркадия Николаевича. Тот присел передо мной на корточки. — Расскажи мне всё.

— Про ночь? — Он кивнул. — Нечего рассказывать, мне ничего не сделали, пальцем не тронули. Не переживай. — Я знала, что этот инцидент он станет переживать, как собственный промах, огромную недоработку. А недоработки Аркадий Николаевич не уважал. — Их интересовал Есин.

— А ты?

— Я? — Я нервно улыбнулась. — Я больше интересовала Данилова.

Халеменчук чертыхнулся.

— Он мне сразу не понравился.

Я усмехнулась.

— Он всем сразу не понравился. Кроме меня. Я тоже дура?

Халеменчук поднялся, прошёлся мимо меня туда-сюда.

— Ты не дура. Просто ты… — У него даже слов не находилось, и я подсказала:

— Влюбилась. Что ж, и на старуху бывает проруха.

— Хочешь, я его найду?

— Чего его искать-то? Я и без того знаю, где он.

— Ты не поняла…

— Я всё поняла. Не надо. Он свою роль сыграл, и сыграл на отлично. В чём его винить? Разве это не наша любимая присказка: каждый зарабатывает тем, что умеет. Он умеет именно это.

— Баб соблазнять?

Я помолчала, тёрла пальцами плетёные подлокотники кресла.

— Нет, Аркадий Николаевич, забираться человеку в голову и узнавать всё. Димка говорит, он гений.

Халеменчук долго на меня смотрел.

— Что значит, всё?

Я широко улыбнулась, не сводя глаз с обвитой диким виноградом балюстрады.

— То и значит. — Рывком с кресла поднялась, но прежде, чем уйти, добавила: — Думаю, он знает, кто ты. Имя следователя в том деле тоже частенько фигурировало, так что… Ты сам знаешь, как себя вести, я даже не предостерегаю, лишь сообщаю. И найди мне Есина, — снова попросила я, в глаза ему наконец посмотрела. — Нам нужно хоть что-то. И за умниками этими присмотри.

— А ты куда?

— Домой, — удивилась я.

— Не думаю, что это хорошая идея. Останься здесь, хоть на пару дней. Как раз за умниками и присмотришь, — добавил он негромко, проходя мимо меня. Я взглядом его проводила, но он уже вышел, не сказав мне больше ни слова.

В доме воцарилось неприятное напряжение и тишина. Все спрятались по углам, не желая общаться, или боялись проболтаться, кто знает, у каждого свои скелеты в шкафу. Только Денискин голос и слышался то в одной комнате, то в другой. Из-за племянника я по большей части и осталась. Пекла с ним кексы с брусникой, слушала его истории, о том, что с ним случилось на этой неделе в детском саду, разрешила смотреть мультфильмы в своей комнате. Мы валялись на кровати, Дениска яблоко жевал и таращился в экран, а я рядом с ним лежала, смотрела в потолок и пыталась понять, где же я промахнулась. Где? Или не могла не промахнуться, доверившись в какой-то момент родным, как казалось, людям. Так хотелось избавиться хоть от части ответственности, и я была уверена, что Олег-то не подведёт, он всегда казался мне самым разумным и осторожным. Даже не Горин, к которому я питала определённые чувства, я Олегу больше доверяла. Но он хоть и продолжал отнекиваться, но я была уверена, что он в истории с исчезновением Есина замешан. Потому что по-другому никак не получалось. Я раз за разом раскладывала в уме возможные варианты событий, но обойти Олега никак не получалось. Он единственный, кто с пропавшим общался; он единственный, кого можно было соблазнить и что-то ему посулить; единственный, кто мог пострадать от действий Есина. Конечно, он не стал бы рисковать один, он точно втянул в это Лёшку, но теперь оба упорно отмалчиваются. А что это значит? Значит, что всё плохо. Скорее всего, Есина в живых нет. Захотелось застонать в голос от чужой непроходимой глупости, но я из-за Дениски сдержалась.

Что могло произойти между Есиным и моим зятем? Ответ напрашивался сам собой: москвич предложил Олегу что-то существенное, отчего отказаться было трудно. Больше денег? Ему одному, за поддержку, за фиктивную продажу, подделку документов? Что?

— Скажи мне сейчас, — попросила я Олега вечером. Мы вдвоём оказались на кухне, Олег выглядел взбудораженным, видимо, активные поиски Есина его напрягали. — Скажи мне сейчас, и я обещаю…

— Что? Что ты опять обещаешь?

Я отодвинулась от него. Секунду назад наклонилась, уверенная, что он проникнется, он всегда ко мне хорошо относился, но в последние сутки Олег был сам не свой, и злился он на меня. Из-за того, что я поддаюсь москвичам, что не защищаю, по его разумению, семью. Что отступила. И он знает почему. Точнее, из-за кого. Они все так считали.

Я огляделась, удостоверилась, что рядом никого, и тогда к Олегу подсела.

— Давай поговорим начистоту. Что тебе предложил Есин?

— Ты сама знаешь.

— Ты врёшь мне Олег, и я не понимаю, почему.

Он в руках бокал с виски повертел.

— Халеменчук что-то узнал?

— Он узнает.

— Значит, не узнал? — Олег ухмыльнулся, поднёс бокал к губам и сделал глоток. — Но ты всё равно уверена, что это мы с Лёшкой…

— Я чувствую.

— Ах, ты чувствуешь.

— Разве я не права? Ты хотел продать завод, ты раз за разом об этом со мной заговаривал. И Горин был с тобой согласен.

— Это ничего не значит.

— Может быть. Но ты злился на меня. Ты злился на меня все эти месяцы, за мой отказ. Думаешь, я не замечала? Какие-то десять процентов…

— Мы вполне могли обойтись без него!

— Дело не в заводе, ты знаешь!

— Ну да, дело в территориальной целостности!

— А ты всерьёз хочешь подпустить москвичей так близко? Разве нам не хватает этого в других районах? Ты не справишься с ними, Олег!

Он был со мной не согласен, я видела это по его лицу. Он был переполнен честолюбивыми планами, считал, что он прав, но противостоять мне не мог. А всё из-за такой мелочи, как десять процентов перевеса в мою сторону. Он мог распоряжаться долей Лизы и Дениса, даже убедить Горина встать на его сторону, но этого всё равно было мало, и это злило. А я почему-то долгое время отказывалась замечать, как сильно это его злит.

— Ты даже попробовать не хочешь!

— Ты попробовал, — негромко проговорила я. — И начал очень хорошо.

Он со стуком поставил бокал.

— Я к этому не имею никакого отношения. Пусть хоть твой верный пёс каждую пядь земли в этой области носом перероет — я к этому отношения не имею!

Теперь уже мой верный пёс. Вчера ещё Халеменчук был начальником охраны Аштаева, и тот этим фактом был весьма доволен. А теперь Аркадий Николаевич только мой пёс. Что ж, пусть будет так.

— Очень надеюсь, что не имеешь.

— Не понимаю, почему ты их так боишься. Сама же говоришь, что они чужаки! Как приехали, так и уедут. Как твой Данилов. — Олег ухмыльнулся, поднялся и заходил по комнате.

— Правда? Ты возомнил себя мафиози? — Я даже подбородок рукой подпёрла, заинтересовавшись его смелыми размышлениями.

— Причём здесь мафия? Сейчас дела делаются по-другому. — Он остановился передо мной. — У меня тоже много друзей, Лиля, приятелей, знакомых, с определённым весом в криминальном мире. И такие есть, — заверил меня Олег. — Я видный бизнесмен, и уж точно не уступлю после парочки угроз.

— Ты всерьёз думаешь, что они будут с тобой воевать? — со снисходительной улыбкой поинтересовалась я.

Олег остановился.

— Купить нас у них денег не хватит.

— Я бы не была так уверена. Нужно лишь знать, куда ударить, — размышляла я, хотя знала, что мои слова вряд ли Олега в чувство приведут, он был переполнен чувством праведного гнева и решимостью дать отпор недругам. Он просто не понимал. — А искать слабые места они умеют… — Я сбилась на полуслове, но заставила себя продолжить: — Данилов точно умеет. Наше положение не так уж надёжно, Олег. Если придётся затыкать дыры, то большой вопрос, как мы станем это делать. Ты же знаешь, как мы делим доходы. Куда быстрее, чем их получаем. Одна предвыборная кампания нас выматывает. — Я на зятя посмотрела. — Ты свои деньги вложишь в спасение бизнеса? Если будет такая необходимость, ты станешь спасать бизнес?

Он молчал дольше, чем следовало бы. И я печально кивнула.

— Я так и думала.

— А ты? Ты станешь? — Олег встал у меня на пути, не выпуская из комнаты.

— Бизнес? Нет. Семью — да.

Вопрос только: что осталось от моей семьи? И останется ли вообще что-то, когда всё закончится.

Когда Дениска засыпал, и я оставалась одна, становилось совсем тоскливо. Я бродила по дому, стараясь не попадаться на глаза сестре и зятю, сидела то у одного окна, то у другого, и чувствовала себя предательницей. Все знали, что я жду новостей от Халеменчука, жду, чтобы в открытую кого-то обвинить в совершённой ошибке. Это ведь я, никогда и ни в чём не ошибающаяся. Та, которая пустила в свою постель шпиона.

С Димкой Калашниковым мы встретились в кондитерской. Он редко приезжал сюда, никогда не появлялся у меня дома, стараясь не привлекать внимания к нашей близкой дружбе, и ещё совсем недавно мне казалось это правильным. Ни одному из нас не нужны были проблемы. Для всех мы были бывшими одноклассниками, которые если и пересекались как-то помимо встреч выпускников, то это было случайно, либо по возникающим у меня мелким проблемам. Он ведь работник прокуратуры, к нему все знакомые со своими бедами шли, и я не была исключением. Не должна была быть, не должна была выделяться на общем фоне. Димка даже жену свою с ребёнком в мою кондитерскую никогда не приводил, и его сегодняшний визит говорил о том, что происходит что-то из ряда вон выходящее. И ему это тоже не нравилось.

Он ко мне в кабинет поднялся, на стул сел и на меня уставился.

— Ну что?

— Меня похищали, ты слышал?

— Да, Николаич меня уже задрал твоим похищением.

Я мило улыбнулась.

— Спасибо за твоё сочувствие.

— А оно тебе нужно?

Я ручку между пальцев крутила и молчала. Димка за мной наблюдал.

— Тебя на самом деле беспокоит этот Есин?

— Нет, — призналась я.

— Я так и думал.

— Но найти его надо, Дима.

— Найдём, куда ему деться?

— А если он мёртвый?

— И такое может быть.

— Его могли похоронить четыре месяца назад. Или не похоронить… — Я поморщилась, только представив. — Кто бы знал, как мне надоело думать об этом.

— Признайся, ты просто тянешь время.

Я из-за стола поднялась, подошла к окну и отдёрнула штору, выглянула на улицу, на которой не происходило ничего интересного.

— Я не могу идти на открытый конфликт. Я не знаю, чего именно добивается Зудин. — Я усмехнулась. — Он такой обходительный, чуть ли руки мне не целовал. Но он слишком много знает, понимаешь?

— Благодаря одному известному нам субъекту.

Что я могла сказать на это? Сплошные вздохи и раскаяние.

— Сейчас всё сложно, — призналась я Калашникову. — Я на виду у Зудина, и он этим воспользуется, без всякого сомнения. А мне нечем защищаться. — Я к столу вернулась, села и негромко сказала: — Дома всё плохо, Дима. Это уже давно зреет, но я надеялась, что всё как-то само собой утрясётся. Но последние события только хуже сделали. Олег меня не слушает, думаю, он сам решит с Зудиным договариваться, за моей спиной. Я не смогу ему помешать.

Димка выглядел обескураженным. Тоже на край стула сдвинулся, чтобы ко мне ближе быть, и также шёпотом, проговорил:

— Он что, с ума сошёл? — Головой помотал. — Отстань, Лиль, он не посмеет.

— Посмеет. Он не будет спасать бизнес, он будет спасать себя.

— А что с бизнесом? — окончательно обалдел Калашников.

— Он мой, — просто ответила я. — И это большая проблема. Я давно поняла, что Олег хочет отойти в сторону, и я даже мешать ему не стала. В конце концов, это его право. Я не встревала, но мы столкнулись лбами из-за завода, и это стало последней каплей. Я не могу надеяться на него, понимаешь?

— Что он, по-твоему, может сделать?

— Если объединится с Зудиным? — Я невесело усмехнулась. — Многое.

— Приехали, — пробормотал Димка и на стуле откинулся.

— Меня не беспокоят москвичи, я бы справилась. Они не мстить приехали, они преследуют другие цели. То есть, всегда можно договориться. Но договариваться можно, имея за спиной надёжный тыл. У меня его нет. У меня только ты и Николаич. И, конечно, Жорик.

— Да, от Жорика много толка, — фыркнул Димка, но скорее в надежде разрядить напряженную атмосферу.

— Я говорю тебе всё это, чтобы ты знал и был готов. Я не буду воевать или бороться. Если обстоятельства сложатся так, что здесь оставаться будет опасно, ты должен будешь уехать и увезти семью. Сразу. Тебе труднее всего будет подняться с места. Так что готовься, потихоньку, не привлекая внимания.

— Вот ведь чёрт. Лиль…

— Я знаю, Дима. Я всё знаю.

— А Лиза?

Это был трудный вопрос. Но я и на него ответила, пусть и не сразу.

— У Лизы есть семья, муж и ребёнок.

— А у тебя Жорик. Замечательно. И это вся благодарность за годы твоих трудов.

Я откинулась на спинку своего кресла, покачнулась, глаза закрыла.

— Дим, я на самом деле такая властная стерва? Которая всех поучает и не даёт дышать.

— Дура ты, — отозвался он с печалью. — И я тебе это давно говорил. Надо было вовремя их на место ставить. Забыли… кто есть кто.

Я улыбнулась, так и не открыв глаз. Услышала, как тихо прикрылась дверь. Димка ушёл, а я осталась наедине со своими невесёлыми мыслями. Мыслями о том, что всё рушится.

— Я бы хотела поехать домой, — сказала я, садясь на заднее сидение поджидавшего меня автомобиля.

— Не стоит, — ответил Халеменчук, обернувшись ко мне. И кивнул в сторону. — Видишь, что творится?

Я видела, второй день уже замечала незнакомую машину, что целый день простаивала напротив кондитерской. Но в реальную опасность не верила.

— Что они могут мне сделать?

— Не знаю. Хочешь выяснить?

Я лишь рукой на него махнула.

— Прекрати меня запугивать.

— Я и забыл, ты же чертовски смелая. Вот только когда ты кричала о том, что тебя тащили в машину, как мешок с опилками, ты такой смелой не выглядела.

— С соломой.

— Что?

— Я сказала, мешок с соломой.

— И какая разница?

— Не знаю, но опилки мне не нравятся.

Аркадий Николаевич ко мне повернулся.

— Я могу сказать по-другому, хочешь?

— Нет.

Халеменчук продолжал на меня смотреть. Я ответила ему вопросительным взглядом.

— Есть новости?

— Про Есина? Пока нет. Но могу рассказать тебе о другом.

Я помрачнела.

— Что ещё случилось?

— Лишь то, о чём ты говорила. Олег встречается с Зудиным.

— Когда?

— Думаю, сейчас.

— Ты уверен?

— Практически. Ты же знаешь, я вернулся только пару часов назад, и от меня тут же постарались отделаться. Олег заверил, что этим вечером он без меня обойдётся. Но я точно знаю, что у него назначена встреча, с кем — никому доподлинно неизвестно.

Я усмехнулась.

— Но вариантов у нас немного, да?

— Я тоже так подумал.

— Значит, дома его нет?

— Он в «Аристотеле», ребята проводили его машину до ресторана.

«Аристотель» был любимым заведением моего зятя и господина мэра. Для них всегда был забронирован отдельный кабинет, для их удобства и спокойствия. И если вдуматься, не такое уж плохое место для встречи с московскими гостями. Можно даже попробовать пыль в глаза пустить, сие заведение стандартами столичному мало в чём уступит.

— Времени Олег терять не стал, — пробормотала я, глядя в окно.

— Интересно, в курсе ли Лизавета.

У меня вырвался печальный вздох. Этот вопрос мне хотелось оставить без ответа. Мне, но не Аркадию Николаевичу, который мою сестру всегда недолюбливал.

— Ты же должна понимать, что происходит, — сказал он, не выдержав и минутной тишины. — Если Олегу удастся договорится с московскими, Лиза даже не задумается, на чью сторону встать. Ты у неё, как кость в горле.

— Прекрати драматизировать.

Он хмыкнул.

— Конечно, я драматизирую!.. Она та ещё, змеюка.

Про сестру, её моральные качества и важность родственных отношений, я сейчас думать не хотела. В конце концов, она моя сестра, кому как не мне знать все её недостатки? В данный момент меня больше занимал поступок Олега. Если, конечно, он на самом деле встречается с Зудиным.

— Узнай точно, — попросила я Халеменчука, и тот без всяких лишних вопросов, достал из кармана телефон и принялся кому-то звонить. Уже через минуту ко мне повернулся и кивнул.

— Две машины с московскими номерами на стоянке.

Я тронула водителя за плечо.

— Серёжа, останови машину. — Автомобиль плавно съехал на обочину, и мы ненадолго замерли в тишине. Я обдумывала ситуацию. Решение было принять нелегко, но просто оставить всё так, как есть, я не могла. — Не люблю «Аристотель», — сказала я наконец. — У меня всегда такое чувство, что за закрытыми дверями их кабинетов какие-то гадости происходят.

— Они и происходят, — мрачно отозвался Халеменчук. — Причём, именно сейчас.

— Неуютное заведение, правда?

— Я слышал, там в покер играют, — вдруг сообщил нам водитель.

— Правда? — ахнула я.

— Не знаю, меня не приглашали. Но слухи ходят.

— Как интересно. А милиция в курсе?

— Да разве туда менты сунутся? — пренебрежительно проговорил Сергей, а Аркадий Николаевич снова ко мне с переднего сидения обернулся, мы глазами встретились, и он, наконец, улыбнулся.

Я под его взглядом достала из сумки телефон и набрала номер Калашникова.

— Дима, чем ты занят? Ужинаешь? Как ты можешь ужинать, когда в городе такое творится? — Я с полминуты слушала Калашникова, как он с набитым ртом возмущался, что ему абсолютно по фиг, что и где творится, должно же быть у него время банально пожрать. Я, конечно, его поправила: не пожрать, а поесть, и тут же продолжила: — Говорят, в «Аристотеле» в покер играют. А это незаконно.

Калашников помолчал, видимо, прожевал, потому что заговорил уже нормально.

— Откуда ты знаешь?

— Я не знаю, я хочу, чтобы милиция выяснила. Прямо сейчас. Позвони Филимонову.

Пауза, странное кряхтение, потом короткое:

— Понял.

— Понаблюдаем? — спросил Халеменчук, загадочно сверкая глазами.

Я удивилась.

— Конечно.

Всё случилось не так быстро, как в кино. Подъехав к ресторану и припарковавшись на главной площади, нам пришлось минут двадцать ждать начала представления. Но я была терпелива, смотрела в окно, на неоновые вывески, и жестом попросила Аркадия Николаевича помолчать. Я не настроена была разговаривать. Оживилась только, когда перед рестораном с визгом остановился микроавтобус, следом за которым подъехал чёрный джип «шевроле», из которого и вышел полковник Филимонов, начальник ОБЭПа нашего города. Надо же, я не ожидала, что он лично приедет, да ещё так быстро.

Следующие полчаса также прошли безынтересно, в пустом ожидании и созерцании фасада ресторана. Но внутри, явно, что-то происходило. Группа бравых молодцев в форме и с автоматами наперевес, беспрепятственно вошла в ресторан, и там наметилась паника, заметная даже снаружи. Слышно было ругань, возмущённые голоса, громко отдавались команды, а уж когда подъехали следователи и деловито направились внутрь, Аркадий Николаевич весело хохотнул.

— Негостеприимный у нас городок, — проговорил он.

Я не ответила, вышла из машины. Видела на стоянке охрану Зудина: ребята выглядели нервными и взбудораженными, явно, не знали, как действовать и что предпринять, ведь оставили хозяина внутри, как выяснилось, объясняться с нагрянувшей ни с того, ни с сего полицией. Кому-то звонили, кажется, между собой переругивались. Потом из ресторана появился спецназ, кого-то вывели, держа под руки. Появились следователи, Филимонов вышел и закурил, бесконечно с кем-то по телефону говорил. Зудин вышел беспрепятственно, тронуть его никто не посмел, на что я и не рассчитывала. Меня больше занимало поведение Олега, который выскочил следом, взъерошенный и злой, принялся одёргивать пиджак костюма, видно, его обыскивали.

— Какое милое зрелище, — проговорил Халеменчук, стоя за моим плечом. — Так бы смотрел и смотрел.

— Всегда подозревала вас в чрезмерном злорадстве, Аркадий Николаевич.

— Ничего, ему полезно. Чтобы не забывался. Павлин херов, хвост распушил. Я ему все перья при необходимости повыдёргиваю.

Я всё-таки улыбнулась. А заинтересовал меня Данилов. Его вывел спецназовец, не в пример Зудину, и бесцеремонно подтолкнул вперёд. Андрей остановился посреди тротуара, руки поднял, и его принялись ощупывать. Я наблюдала эту картину со смешанными чувствами, в первый момент не зная, как реагировать. Почему-то я не ожидала, что Данилов будет присутствовать на встрече, я была уверена, что он уехал. Или вот-вот уедет, не заинтересованный в здешних проблемах. Но он был здесь, особо обеспокоенным обыском не выглядел, напротив, он через пару секунд безошибочно определил виновника происходящего, голову повернул и посмотрел в мою сторону. Между нами было метров пятьдесят, я стояла на противоположной стороне дороги, держала руки в карманах свободного покроя брюк, и делала вид, что тоже наслаждаюсь увиденным, как и Аркадий Николаевич. И, к огромной своей радости, от взгляда Данилова не дрогнула и не поспешила сбежать. Стояла и наблюдала, как и задумывалось.

Меня заметил не только Данилов. Олег напрягся, увидев меня, замер, и будто ростом ниже стал. Зудин, заметив его странную реакцию, глазами поискал причину, а увидев меня, в первый момент удивился, я даже с такого расстояния это заметила, а после улыбнулся. Ещё бы воздушный поцелуй послал, олух. Я никак не отреагировала, кинула последний взгляд на Данилова, карманы которого к тому моменту уже закончили обшаривать, и отвернулась.

— Поехали.

Халеменчук открыл передо мной дверь машины.

— Определённо полегчало, — сказал он негромко, поспешил сесть на переднее сидение, и машина тут же тронулась с места.

— Петренко, — сказала я, имея в виду владельца ресторана, — мне никогда этого не простит.

— Хрен бы с ним, ты его всегда терпеть не могла. Олег с ним дружбу водит, вот пусть и объясняется.

Думается мне, что Олег домой на всех парах летел, потому что появился уже через четверть часа после нашего приезда. Я только успела поздороваться с сестрой и племянником и сесть за стол, задать несколько вопросов о том, как прошёл их день, как в столовую ворвался Олег, и так на меня посмотрел, что впору было подавиться. Я, правда, подобного ждала, и, услышав его шаги в гостиной, поостереглась брать что-то в рот.

— Ты ополоумела совсем? — заорал он с порога, и уставился на меня, как лютый зверь.

Лиза изумлённо вытаращилась на него, а Дениска на стуле съёжился.

— Что ты кричишь? — задала я вопрос. — Ребёнка напугал.

Аштаев постарался справиться с гневом, но думаю, не из-за сына, просто набирался решимости меня придушить. Стянул с плеч пиджак, дёрнул галстук, потом указал на дверь.

— Денис, иди к себе, поужинаешь в комнате.

Дениска моргнул, потом на меня посмотрел. Я кивнула, что Олега окончательно из себя вывело, и он заорал:

— Где няня?!

Няня прибежала, спотыкаясь, испуганная криками и требованиями, и ребёнка из столовой забрала. А Олег подошёл и шарахнул по столу кулаком. Понравилось им, видно, кулаками у меня перед носом стучать.

— Ты чокнутая, ополоумевшая стерва, — выдал он, причём такой злости я никогда в нём не замечала.

— Что случилось? — спросила Лиза, переводя растерянный взгляд с мужа на меня и обратно.

Я плечами пожала.

— Понятия не имею. У твоего мужа, кажется, неприятности, и он хочет обвинить в них меня.

— Обвинить? Ты стояла там и смотрела! Ты думаешь, я не знаю, что это твоих рук дело? — Я не хотела ему отвечать, и он повернулся к жене, зло ухмыльнулся. — Она напустила на меня спецназ!

Лиза только глазами хлопала.

— Что?

Я на сестру посмотрела и кивнула, поддерживая её в её изумлении и непонимании.

— Он сам не понимает, что говорит.

— Прекрати мне врать! Нас вытащили из-за стола и едва ли по стене не размазали!

— И ты хочешь сказать, что это я им приказала? — я недоверчиво смотрела на него.

Олег от стола отступил, разглядывал меня.

— Ты чего добиваешься? Избавиться от меня хочешь?

Я встретила его взгляд.

— А ты от меня?

— Лиля, ты это сделала?

На неё уже никто не обращал внимания. Мы с Олегом взглядами столкнулись, и он воинственно выдвинул подбородок.

— Ты стояла и наблюдала, — обвинил он меня.

Я улыбнулась, не собираясь ни признавать, ни отрицать произошедшее. Пусть понервничает.

— Я ехала мимо. И вдруг такая интересная картина: ты и Зудин. О чём говорили?

— Не твоё дело!

— Почему-то мне кажется, что именно моё. Ты рассказал ему про Есина? Где тот, бедолажный, сгинул? Или Родиона Константиновича это уже не столь сильно интересует?

Олег нагло, но всё-таки нервно, усмехнулся.

— Ты из-за этого всё устроила? Испугалась, что мы договоримся?

— Бог с тобой, Олег. О чём ты с ним договориться можешь?

Он очень старался выглядеть решительно, но я почему-то была уверена, что мне это удаётся чуть лучше. Наверное, потому, что Олег никогда не мог точно сказать, что у меня на уме, а его, как открытую книгу читала.

— Ты испугалась.

— А ты меня запугиваешь?

— Вы оба охренели, что ли? — Лиза из-за стола вскочила и встала между нами. А обратилась, в итоге, почему-то ко мне. — Лиля, прекрати.

Я удивилась.

— Я ничего не делаю. Это твой муж решил продать меня Зудину. Что ты ему сказал, Олег? Что ты знать ничего не знал, а исчезновение Есина — моя вина?

— Ты так обо мне думаешь? — Он хоть и смотрел мне в глаза, но я видела, что недалека от истины. Олег нервничал и злился всё больше. Его рука сжалась в кулак, а верхняя губа едва заметно подёргивалась.

— Я думаю, что ты давно ищешь повод меня потеснить.

— У тебя паранойя, Лиля. И знаешь в чём дело? Ты не можешь жить спокойно. Когда ничего не происходит, ты начинаешь думать, что все за твоей спиной против тебя сговариваются.

— Скажи, что это не так.

— Да иди ты к чёрту!

Я услышала, что зазвонил телефон, отвернулась от сестры и от Олега, решив, что отвлечься совсем не помешает. Внутри меня что-то колотилось, то ли страх, то ли чувство опасности, пульсировало и билось, пытаясь найти выход, а я всеми силами старалась это в себе удержать.

— Я слушаю.

— Это было неприятно.

Я кинула на Олега взгляд через плечо, из-за стола поднялась и отошла к окну, давала зятю понять, что не считаю наш с ним разговор чем-то для себя важным.

— Что именно? Когда тебя обыскивали? Ничего страшного.

— Ты так считаешь? — Андрей хохотнул. — А ты стояла и смотрела. У меня такое чувство, что я что-то упустил в твоих сексуальных пристрастиях.

— Ты позвонил, чтобы сказать мне это?

— Нет. Хотел сказать, что это был не такой уж глупый поступок. Показать Родиону, кто на самом деле хозяин.

Я за окно посмотрела, услышав шум шин по гравию. У крыльца остановился «мерседес» Горина. Только его не хватало.

— Ты тоже думаешь, что это я? — решила я не отступать так быстро от своей игры.

Правда, Данилов вроде бы и не услышал моих слов.

— Родион впечатлён.

— Кухней или быстротой работы спецназа?

— Тобой.

— Я польщена. Но передай ему, что он ещё ничего не видел.

— Лиля, не спеши.

— Я никогда не спешу, Андрюш. Я очень осторожна, — заверила я и отключилась. За спиной уже слышался Лёшкин голос, он пытался Олега вразумить и успокоить, а когда я повернулась, на меня взглянул укоризненно.

— Что ты творишь? — спросил он меня, будто я была пятилетним ребёнком и только что разрисовала обои в гостиной.

— Ты сердцем почувствовал или тебя скоренько вызвали в надежде меня образумить? — поинтересовалась я. В самом деле, было интересно.

Лиза недовольно хмыкнула.

— Ты всё шутишь? — И потребовала ответа: — Кто звонил?

— Считаешь, что я отвечу?

— Я слышала.

— Тем более.

— Вы затеяли какую-то игру, да? — Олег снова вышел вперёд и на меня взглянул, как на опростоволосившуюся Мату Хари. — Ты и Данилов. Спелись.

Я поморщилась.

— И как ты догадался…

Горин прищурился, глядя на меня, понял, что я говорю несерьёзно, и друга схватил за локоть, отводя в сторонку.

— Хватит вам. — Ко мне подошёл. — Лиля, давай сядем и разберёмся. Без криков и ругани. — Господин мэр на дружка оглянулся и попытался его образумить. — Нам сейчас надо, как стена стоять, а вы разборки затеяли. Выдавим москвичей, вот тогда и выясняйте отношения.

Лиза закурила и разогнала рукой дым.

— Вот именно. Нашли время территорию делить.

Я посмотрела на неё, потом на Олега. Головой покачала.

— Я ничего делить не собираюсь. С моей территорией всё в порядке. Или тебя, Олежа, жаба задавила?

Он ухмыльнулся, резко взмахнул рукой.

— Давай, скажи это! Скажи всем нам: где бы мы были без тебя? — Олег угрожающе двинулся на меня. — А где бы ты без нас была? Всё забыла?

— Я никогда ничего не забываю, — заверила я.

— Серьёзно?

— А ты решил выставить мне счёт? Давай. Я умею считать, ты знаешь. Я всё сосчитаю, по годам и копейкам. Посмотрим, кто кому должен.

— Ты только это и умеешь — считать!

Я сделала осторожный вдох. Спорить не стала.

— Каждому своё.

— Лиля, хватит!

Я к сестре повернулась, взглянула с недоумением.

— А что ты на меня кричишь?

Ответить Лиза не успела, хотя, хотела, я это по её лицу видела. Но тут меня Лёшка в охапку схватил и к себе прижал, а остальных взглядом обжёг.

— Заткнитесь все, — попросил он. Погладил меня по спине. Я не спорила, стояла, прижавшись щекой к его груди и ждала, что дальше будет.

— Да, обними её, — негромко, но от этого ещё более язвительно, сказал Олег. — Она с Даниловым трахается, а ты про запас. Вдруг снова прижмёт?

Я замерла, в ожидании Лешкиной реакции, и она не заставила себя долго ждать. Горин рявкнул на дружка:

— Закрой рот! — и тот обиженно примолк.

А я от груди Горина оторвалась, и, не глядя ни на кого, поспешила из гостиной выйти. Дело было не в обиде и не в расстройстве, просто я боялась, что если мы с Олегом продолжим выяснять отношения, то это лишь осложнит и без того непростую ситуацию. Мы много сегодня друг другу наговорили. Слишком много.

Я думала, что увещевать меня придет Лиза, она всегда пыталась сгладить острые углы. Не из любви к семье, просто так ей было проще жить и делать вид, что она все контролирует. Хотя, до сегодняшнего дня мы с Олегом так крупно отношения ни разу не выясняли. Обычно наши ссоры и недопонимания носили чисто деловой характер, а вот сегодня на личности перешли, и я, признаться, узнала много нового. Что он про меня думал, но предпочитал помалкивать.

Так вот, я ждала сестру, но в моей комнате появился Горин. Вошел без стука, будто имел все права, на меня взглянул с сожалением. У него на щеках играл нервный румянец, видимо, после моего ухода он еще поговорил с Олегом, и перевозбудился. Я даже пожалела, что не притормозила за дверью на минутку-другую. Вдруг бы услышала, как кто-то мою честь защищает?

Лешка вошел, дверь за собой закрыл и вздохнул. Потом посоветовал:

— Не переживай. Обычный семейный скандал.

— Я ему что, жена, чтобы он мне скандалы устраивал?

— Лиля, ты же знаешь Олега давно. Он всегда так реагирует, когда ему кажется, что его всерьез не воспринимают.

Я зло рассмеялась.

— Я воспринимаю его всерьез! Можешь мне поверить.

Алексей Дмитрич сел на кровать рядом со мной, посверлил меня взглядом.

— Что там с москвичами?

— Не знаю. А Олег мешает мне выяснить. — Я к Лешке повернулась. — Что ты знаешь про Есина?

Горин откровенно поморщился.

— Неприятный тип, вот что я знаю. Как и его дружок, судя по всему.

— Ты про Зудина?

— Про него, родимого. Слышал я про него. — Леша за руку меня взял, принялся перебирать мои пальцы. — Лиля, не связывайся с ним.

Я глаза на него вытаращила.

— Ты мне это говоришь?

— Да, пусть Олег сам…

— Олег только и может, что орать, причем на меня. — Я руку из его пальцев решительно освободила. — Если бы не его делишки с Есиным, ничего бы и не было, я больше, чем уверена! А мне приходится расхлебывать!..

Горин ко мне подался, обхватил ладонями мое лицо и поцеловал.

— Успокойся, — проговорил он мне в губы. — Все скоро закончится.

— Откуда ты знаешь?

Он слабо улыбнулся.

— Я так думаю.

Он что-то недоговаривал, мне так показалось, но признаваться не спешил. Я по глазам его это видела. То ли у них с Олегом был уговор, то ли у Горина свои мысли по поводу всего происходящего имелись, пока не ясно. И чтобы увести меня от ненужных подозрений, снова меня поцеловал, на этот раз проявив больше решительности и страсти, даже на кровать меня повалил. Он хотел утвердить свою позицию, а я не сразу решила, как мне реагировать. На поцелуй ответила, но быстро поняла, что играть в любовь сейчас не в настроении, даже если момент благоприятный, Горин искренне готов мне посочувствовать и проникнуться моими проблемами, особенно, в свете его недавних обещаний развестись. Но я как-то не горела желанием ни в постель свою его возвращать, ни думать о нашем возможном воссоединении. По крайней мере, не сейчас. И поэтому, вернув ему парочку поцелуев, попыталась его пыл остудить.

— Леша, перестань. Не сейчас.

Он посмотрел с осуждением, но спорить не стал, откатился в сторонку и лег рядом.

— Я только это и слышу: Леша, не сейчас!

— Потому что не время. Мне как-то не до секса.

— Не до секса со мной?

Я через плечо на него посмотрела.

— Зачем ты его слушаешь?

— Да я не слушаю, Лиля. Я и сам прекрасно все вижу. Ты до сих пор о нем думаешь. Не говорю, что встречаешься, но…

— Вот и не говори, — довольно резко перебила я его. — Поезжай домой.

Он на самом деле поднялся, волосы пригладил, напоминал Дениску, когда того сладкого на два дня лишают.

— Он уедет, а ты останешься со мной. Я подожду.

Я напряженно смотрела ему в затылок, и только когда дверь за Гориным закрылась, позволила себе нервно сглотнуть. Даже не знаю, что так сильно меня в его словах задело, но горько стало неимоверно. И из-за событий сегодняшнего дня, и из-за ссоры с Олегом, которого, не смотря ни на что, считала неотъемлемой частью своей семьи, и из-за того, что мне все-таки не до секса с Гориным, и я будто приговора жду новости о том, что Андрей все же уехал, раз и навсегда исчез из моей жизни. Тогда можно будет принимать какое-то решение, зная, что отныне все будет так, а не иначе. Я думала об этом, прежде чем уснуть, лежала в темноте, в тишине, которая отчего-то казалась тревожной, и чувствовала себя тоскливее некуда. Мне хотелось поцелуя, понимания и быть нужной, но не просто кому-то, даже не Горину. Я думала об Андрее, вспоминала наше знакомство, и печалилась о том, что все так нелепо в итоге получилось. И, наверное, потому, что я думала о нем перед сном, совсем не испугалась, даже не встрпенулась, когда проснулась ночью от четкого приказа:

— Просыпайся.

Я глаза открыла, почувствовала чужое дыхание на своем лице, точнее, поняла, что это не сон, но не вскочила и не заорала. Только глаза открыла и уставилась на темное лицо.

— Просыпайся, сладкая. Надо ехать.

Я сонно вздохнула, не в силах сообразить, который час и куда ехать надо, а Данилов уже поднялся и отошел к шкафу-купе. Дверца почти бесшумно отъехала в сторону, а Андрей принялся искать что-то на полках.

— У тебя джинсы здесь есть? — шепотом спросил он.

У меня даже сил не хватило ответить. Я чувствовала себя безумно уставшей, очень хотелось спать. Зевнула и глаза потерла. Андрей на меня оглянулся.

— Вставай, Лиля. Поспишь в машине, — успокоил он меня. Вернулся к кровати, положил на одеяло мою одежду, за руку меня взял и потянул наверх, заставляя подняться. — Надо торопиться, малыш, пока охрана не поняла, что у них три камеры не работают.

— Ты опять меня похищаешь?

Он деловито угукнул и снял с меня через голову ночную рубашку. Очень быстро и ловко надел футболку. Я только руку подняла, чтобы растрепавшиеся волосы пригладить. Кое-как влезла в джинсы, снова на кровать плюхнулась, не удержавшись, а Андрей присел на корточки и принялся натягивать на мою ногу носок, потом кроссовку. У него это выходило куда ловчее и быстрее, чем у меня бы получилось спросонья.

— Опять к Зудину? — беспомощно осведомилась я.

Андрей, кажется, усмехнулся, головой покачал.

— Нет, краду тебя только для себя. Я эгоист.

Когда он завязал шнурки, я поднялась, сунула руки в рукава пиджачка, что Данилов мне предложил, не особо мудрствуя. Сам покидал с прикроватной тумбочки в мою сумку всякие мелочи, ключи и телефон. И нетерпеливо подтолкнул меня к двери. Но я остановилась, как вкопанная, прижав руку к груди и немного смущенная недостатком в своем наряде.

— Что? — прошипел Данилов в досаде.

— Мне нужен… — Я ткнула пальцем в шкаф, который Андрей спиной загораживал. Секунду Данилов размышлял, чего же я хочу, потом ругнулся.

— Лиля…

Я стукнула его по руке.

— Ты обалдел?

Он выругался вторично, позаковыристее, но лично сунулся в шкаф, достал первый попавшийся под руку лифчик и мне продемонстрировал.

— Вот, успокойся. — Сунул его в мою сумку.

Я, конечно, ничего не сказала, но, согласитесь, это нахальство, красть девушку среди ночи, да еще возмущаться, что она не желает убегать в неизвестность без нижнего белья.

По дому мы шли крадучись, и именно из-за меня, я все время боялась обо что-нибудь споткнуться. Я волновалась, в крови бурлил адреналин и неконтролируемое возбуждение. Я держалась за руку Андрея, в душе млея от того, что он рядом, и даже не подумала задать ни себе, ни ему один простой насущный вопрос: а что, вообще, происходит?

Мы спустились на первый этаж, я заметила приоткрытое окно в гостиной, из него нещадно дуло, и к нему-то меня Данилов и повел, но я указала на более разумный выход — дверь. Зачем в окно лезть, когда дверь рядом?

Андрей разозлился, за руку меня дернул, а я покрутила пальцем у виска и пошла к двери. Замок отперла и спокойненько так вышла. Данилов вышел следом, и мне показалось, что едва сдерживается, чтобы не садануть дверью об косяк, так злился.

— Упрямая, — услышала я его бормотание.

— Но ведь я права?

Он только зубами скрипнул, за руку меня взял, и мы торопливо направились через сад, в сторону соседского, пустовавшего уже пару месяцев, дома. Забор здесь был не такой высокий и не глухой. Данилов меня подсадил, я на руках подтянулась и с минуту сидела наверху, ожидая, когда Андрей рядом окажется. Наблюдала за ним, покосилась на замеревший красный глазок камеры, закрепленной совсем рядом. Огонек не мигал, значит камера не работала.

— Вор он, — вспомнились мне слова Димки Калашникова, произнесенные уверенным тоном, и я вздохнула в расстройстве. Не везет мне на порядочных мужчин. И вот тому доказательство: я сижу ночью на заборе, мотаю ногами, а к очередному плохому парню в своей жизни, приглядываюсь с большим воодушевлением.

— Лиля.

Я опомнилась, осторожно развернулась и с забора полезла, держась за руку Андрея. Когда спрыгнула, не удержалась и повалилась на спину. Футболка задралась, и я едва ли не взвилась, в последний момент сдержав крик. Повалилась я прямо в молодую жгучую крапиву. Принялась потирать спину, которую сильно защипало, и смотрела наверх, на Данилова, который что-то там с камерами делал. А когда спрыгнул вниз, приземлился на ноги, даже не покачнувшись.

— Ударилась?

— Тут крапива! — громким возмущенным шепотом проговорила я.

— Я потом тебя поцелую. Где больно?

Я прищурилась, решив, что он издевается.

— Зачем ты меня украл?

— Я не крал, ты сама пошла со мной.

Справедливо, хотя и малоприятно.

— Но ты ведь пробрался в дом.

— Если честно, я не совсем понимаю, что ты делаешь в этом доме. Уже пять дней.

Он снова взял меня за руку, и мы пошли по давно не стриженому газону, уже не боясь, что нас кто-нибудь заметит.

— Аркадий Николаевич переживал, что в моей квартире меня могут потревожить незванные гости, — не скрывая иронии, проговорила я.

— А, в этом смысле.

Мы дошли до калитки, и та свободно открылась, только чуть слышно скрипнула.

— А здесь тебя никто не тревожил?

— В смысле?

— Ну, например, незваные чиновники.

Я кинула на Данилова быстрый, обеспокоенный взгляд.

— Куда мы поедем? — спросила я, быстренько поменяв тему.

— Туда, где я живо отучу тебя врать мне, — проворчал он.

Это было угрозой и прозвучало, как угроза, а я, дура влюбленная, разулыбалась в темноте, услышав в этих словах непонятное для меня обещание общего будущего. Как, что и возможно ли вообще — не знаю, но на душе стало легко и радостно.

Села в машину, стараясь громко не хлопать, закрыла дверь, а Андрей когда со своей стороны дверь открыл, в салоне вспыхнул свет, и я, наконец, увидела его лицо. Всего на секунду, но он посмотрел на меня, и я поняла, что даже утром вряд ли в своем бегстве раскаюсь. Данилов сел, взял с приборной доски жвачку, в рот одну подушечку кинул, и тут же за сигаретами потянулся. Прикурил, вдруг опомнился и чертыхнулся.

— Ты курить бросаешь? — догадалась я.

— С тобой бросишь…

— Бросишь, — заверила я. Дождалась, пока он сигарету в окно выбросит, и за футболку притянула его к себе. Не смотря на то, что совсем недавно мы провели ночь вместе, тогда мне целовать его не хотелось. А сейчас даже затрясло. От ощущения его рук на своём теле, от его дыхания на моих щеках и прикосновения тёплых губ. Данилов на сидение меня повалил, закрывая собой весь мир, и закрыл мне рот поцелуем. Ладонь накрыла мою грудь, совершенно нахально, и сжала. Сосок под тонкой тканью футболки тут же встал, Андрей чуть сдавил его между пальцами, а я крепче обняла его за шею.

— Скучала по мне?

— Это будет признание под пытками, — шепнула я в ответ, и Данилов понимающе улыбнулся. Я успела ещё раз поцеловать его, прежде чем он отодвинулся. — Если будешь целовать меня каждый раз, как захочется курить, то бросишь.

Он повернулся к рулю, завёл двигатель, а сам усмехнулся в ответ на мои слова.

— Тогда мне придётся держать тебя при себе постоянно.

Будто я против. Вслух я этого, конечно, не произнесла, села поудобнее, и запахнула пиджак, прикрывая грудь.

— Куда мы едем? — всё-таки спросила я.

Андрей бросил на меня короткий взгляд.

— Увидишь. Ехать минут сорок, поспи.

— Я уже не хочу… — отмахнулась я, и снова стала его разглядывать.

Вскоре мы выехали на шоссе, и я поневоле забеспокоилась.

— Мы на базу едем?

— Нет.

— Ты безумно откровенен, — пробормотала я в небольшой обиде.

Данилов усмехнулся, руку на моё колено положил и погладил.

— А ты так любишь задавать вопросы.

На другую сторону реки мы так и не перебрались. Проехали мимо моста, на приличной скорости ехали по тёмному шоссе, вокруг только сосны и ни единого фонаря, только дорожные знаки мелькали в свете фар. Не люблю ездить ночью, но Андрею я ничего говорить не стала. Проявляла терпение, благоразумие, молчала и ждала окончания поездки. Потом автомобиль свернул на просёлочную дорогу и скорость заметно сбавил. За окно было смотреть бесполезно, ни зги не видно. Я поёжилась, то ли от оттого, что чувствовала себя неуютно, то ли всё-таки ночная прохлада до меня добралась.

За лесом оказалась деревня. Наверное, днём вполне обитаемая и даже шумная, но ночью казавшаяся заброшенной. Тишина такая, будто ни одной живой души поблизости. Я видела только тёмные очертания домов и заборов по обеим сторонам дороги. Шум автомобильного двигателя казался совершенно неуместным здесь в такой час, мы, наверняка, половину жителей перебудили, проехав по деревенской улице. Андрей остановил машину совершенно неожиданно, приткнул её под каким-то забором, заглушил двигатель, а после ко мне повернулся:

— Приехали.

— Что за дыра?

— Лиля, — осуждающе проговорил он. — Днём здесь очень даже мило. Увидишь, тебе понравится.

— Кто здесь живёт? — осторожно поинтересовалась я.

— Никто, этот дом сдаётся.

— И ты не нашёл ничего получше, чтобы снять, — пробормотала я, не уверенная, что Данилов меня ещё слышит. Он первым из машины вышел, что-то достал с заднего сидения, какую-то сумку, и мне рукой махнул. Я дверь открыла и с некоторой неохотой вылезла. Поёжилась от ночного ветерка, посмотрела на тёмную, негостеприимную улочку. Где-то недалеко завыла собака, что настроения мне не добавило. Очень милая деревушка, точно подмечено.

В темноте дом мне показался немного кособоким. Я стояла на дорожке перед крыльцом, пока Андрей замок отпирал, и, задрав голову, смотрела на вертушок на крыше. Он как-то странно кренился. Да и сама крыша казалась съехавшей вправо, как у переросшего гриба.

— Входи, — позвал меня Андрей, когда сумел открыть дверь. — Замёрзла?

— Немного.

— Не разувайся.

Я успела сделать несколько шагов по тёмному коридору, прежде чем вспыхнул свет. Я зажмурилась от неожиданности, а когда глаза привыкли, разглядела под потолком старомодный плафон из мутного стекла в виде колокольчика. Принялась оглядываться. Совсем рядом с дверью прибитая к стене вешалка, рядом потёртое от времени трюмо, такое у моей бабушки было, полированное, с большим трёхстворчатым зеркалом. На полу домотканые половики, стены оклеены весёлыми обоями с вьюнком.

Андрей прошёл вперёд меня, свернул куда-то и там тоже свет включился. Я следом прошла и оказалась на маленькой деревенской кухне. Никакого тебе гарнитура и техники, всё скромно и даже по старинке, но довольно чистенько. На окошках даже накрахмаленные занавески-задергушки с ручной вышивкой.

— Боже мой, Андрюша.

Он оглянулся на меня, улыбнулся.

— Что, ты в шоке?

— В небольшом. Зачем ты снял этот дом?

— Чтобы отдохнуть ото всех. Разве тебе этого не хочется?

— Так ты взял меня с собой, чтобы отдыхать было комфортно?

— По-моему, тебе не мешает отвлечься. Или ты вся такая занятая?

Я поняла, что он имеет в виду. Что ответить — не знала, присела на табуретку у стола, которая подо мной неприятно покачнулась.

— К чёрту эти дела, — приняла я решение. — Может, без меня как раз что-нибудь и решится?… Меня беспокоит другое, — сказала я, наблюдая за Андреем. Он открыл дверцу буфета, если высокий шкаф без стёкол можно было так назвать, оглядел его содержимое и достал тарелки и чашки.

— Есть хочу, — проговорил он негромко, словно объясняясь. Потом на меня посмотрел: — Что беспокоит?

— Почему ты позволил мне взять только лифчик. Раз мы здесь не на один день.

Данилов ухмыльнулся.

— Я не знаю, и он-то тебе зачем.

Я отломила от мягкого батона маленький кусочек и кинула в него.

— Нахал.

— Хочешь есть?

— В половине третьего ночи? Ещё бы.

Данилов подал мне нож.

— Тогда режь хлеб.

Из пакета, что он привёз с собой, было вынуто немало продуктов, а следом и бутылка водки.

— Ты любишь водку, я заметила, — сказала я, когда Андрей за стол сел и ловко свернул крышку.

— Уж лучше, чем виски. — Он налил немного прямо в чашку, а я подумала и придвинула к нему свою. Данилов удивлённо вздёрнул брови. — Ты будешь пить водку?

— Думаешь, я никогда водку не пила?

Он хмыкнул.

— Не думаю… — Налил совсем немного.

— За что будем пить? — деловито поинтересовалась я, поднимая импровизированный бокал.

— За что пьют с женщиной?

— Неужто за любовь?

Данилов намёк оценил и усмехнулся.

— Провоцируешь?

— Немножко, — созналась я. — Так что, выпьем?

Мы чокнулись, Данилов сразу выпил, а я для начала сделала глубокий вдох, потом проглотила водку одним глотком. И всё равно передёрнулась.

— Гадость.

Андрей улыбался, глядя на меня.

— Зато согреешься сразу.

Мы помолчали, я украдкой наблюдала за тем, как он ест, и мне казалось, что думает о чём-то. Не обо мне.

— Почему ты не уехал, Андрюш?

Он от мыслей своих отвлёкся, на меня посмотрел, моргнул непонимающе.

— Куда?

— Ты остался, — коротко пояснила я. И смотрела на него во все глаза.

Данилов налил себе ещё водки, в чашку заглянул.

— А ты без меня справишься?

Я бутерброд, от которого только пару раз откусила, на тарелку положила. Смотрела в стол.

— Не знаю, — честно призналась я. — Пока ещё не знаю.

— Размышляешь? — подсказал Данилов.

Я толкнула его ногой под столом.

— Хватит издеваться!

— Да я даже не думал.

Алкоголь начал действовать, и меня кинуло в жар. Я пиджак сняла, потянулась за стаканом сока, и вдруг поняла, что Данилов на меня смотрит. Точнее, на мою грудь. Когда одевал меня, не смотрел, ему не до этого было, его камеры беспокоили, а теперь пробрало. Я сделала вид, что не замечаю, глотнула сока и невинно поинтересовалась:

— Ты всё это время жил в том весёлом доме?

— В каком весёлом доме?

— У Родиона Константиновича.

— А-а.

Я глянула на него исподлобья.

— Что «а»?

Этот поганец хитро улыбнулся.

— А что у Родиона?

Я со стуком поставила стакан на стол.

— У него целый дом придворных шлюх. Скажи, что ты не заметил. Они ведь такие незаметные… почти раздетые.

— Лиль, ты ревнуешь?

— Нет. — Я решительно покачала головой. — Я пытаюсь устроить скандал. Получается?

— Какой смысл в скандале, если ты не ревнуешь?

Я нахмурилась, причём всерьёз.

— Андрей, в этот раз я кину в тебя стаканом.

Он улыбнулся, без всякой насмешки или иронии, милая такая улыбка. Потом руку протянул.

— Иди ко мне.

Со всей душевной слабостью я пересела к нему на колени. Не замешкалась, не задумалась, не засомневалась. Устроилась у него на коленях и обняла за шею. Прижалась щекой к его волосам. А Данилов меня по заду погладил. На моих губах появилась беспомощная и глупая улыбка. Андрей поцеловал меня в машине, спросил, скучала ли я по нему, спросил особым тоном, от которого у меня мурашки предвкушения по позвоночнику побежали, но на этом романтика и закончилась. Свою норму Данилов на сегодня выполнил.

Мы сидели на маленькой кухне старого деревянного дома, на стенах выцветшие обои и облезлые шкафы, на столе выщербленная посуда, от Андрея пахло водкой и колбасой, и всё равно он был самым лучшим на свете мужчиной. И то, что я чувствовала, когда обнимала его, было ни с чем несравнимо. Казалось, что я могу так вечность сидеть, лишь бы он рядом был, лишь бы обнимал вот так и принадлежал только мне. Хотя, я совсем не уверена, что он мне принадлежит, и что у него есть вообще такое желание — принадлежать мне, принадлежать одной женщине. Его жизнь, как мне думается, насыщена и интересна, без меня. Он голову повернул, и я поцеловала его в губы.

— Спать пойдём? — спросил Данилов негромко.

Я кивнула. Надеюсь, получилось не слишком обрадовано. А то стыдно немножко за себя, за своё девичье нетерпение. Но прежде чем радоваться, не мешало бы увидеть, в каких условиях мне предлагают ночевать. Кухня-то впечатления не производит. Но все оказалось не так плохо. В небольшой комнате с минимумом мебели вполне добротная дубовая кровать у окна, застеленная чистым постельным бельем, и что самое удивительное, подушки выглядели пышными и привлекательными. Так и хотелось прилечь. Сразу вспомнилось, который час и как я совсем недавно лезла через забор в саду сестры. Насыщенный день.

Данилов щелкнул допотопным выключателем с рычажком, и свет в комнате погас. Ко мне подошел, положил руки мне на плечи, а у меня дыхание сбилось. А Андрей наклонился к моему уху и проговорил:

— Ты сегодня так смотрела на меня, разве я мог удержаться? И не проучить тебя?

Я нервно рассмеялась.

— Ты учить меня собрался?

— Да. — Его ответ был лаконичен и решителен, что лишь распаляло воображение. Данилов целовал мою шею, прижимался к моей спине, а руки уже забрались под мою футболку и гладили живот. У меня сбилось дыхание, и мысли путались. Темнота, чужой дом, непривычная атмосфера деревенской романтики и любимый мужчина рядом. Любимый, которого не следовало бы так запросто подпускать к своему телу, неплохо было бы вспомнить о его неприглядных поступках и ещё более изощрённых замыслах, в которых я пока не могла разобраться. Но я таяла в его руках, не в силах противиться его, да и своему желанию.

— Андрюша…

— Урок номер один, — проговорил он мне на ухо, не позволив мне повернуться к нему лицом, хотя я собиралась его поцеловать, прямо горела от желания его поцеловать. — Никогда мне не ври.

Интересно, как он себе это представляет? Странные всё-таки мужчины существа…

Я глаза закрыла, голову на его плечо откинула и ждала, что ещё он скажет и потребует. Кстати, в данный момент я на всё согласна.

— Лиля, ты слышишь меня?

Я кивнула.

— Хорошо. Урок номер два: никогда не говори мне, что мне что-то показалось. Мне никогда ничего не кажется. Особенно, если это касается всяких мэров, и, вообще, чужих мужиков рядом с тобой.

Тоже странное утверждение. Если уж смотреть на ситуацию с такого угла, то это как раз Данилов в роли «чужого», я его всего несколько недель знаю, а Лёшку десять лет. Но я опять же промолчала, когда Андрей меня целовал: он был главным и важным, а не то и не тот, кто был в моей жизни совсем недавно и занимал определённое место.

— Три, — выдохнул он мне на ухо, и у меня без всякого преувеличения мурашки по коже побежали, огромные, просто затрясло. — Решения всегда принимаю я, просто потому что я мужчина. Я не потерплю твоих тайных замыслов, даже для общего блага. Ясно?

У меня вырвался судорожный вздох, признак моего не то чтобы несогласия, но попытки объясниться.

— Андрюш…

— Ты меня поняла?

К чему он, вообще, всё это говорит? Больше похоже на пункты брачного договора.

У меня не было и минуты на обдумывание ответа, пришлось снова кивнуть. Я понимала, что другого варианта у меня нет. Даже если я против, даже если я не согласна и хочу настоять на своём, он не даст мне этого сделать. Я ладони на его руки, которые неспешно гуляли по моему телу, положила и поняла, что ни в чём возражать не стану. Даже если и хочу, то… не хочу. Странное ощущение.

Я снова сделала попытку повернуться к нему, решив, что на этом требования закончились, но куда там! Меня удержали в этом положении, хотя я уже прекрасно чувствовала, что кое-кто не на шутку возбуждён, но мужское упрямство и гордыня не позволяли просто схватить меня и повалить на постель. Необходимо было проявить себя до конца, и показать мне насколько нелегко мне придётся в будущем с таким упрямцем.

Серьёзно? В будущем?!

— Четыре, — выдохнул он мне прямо в ухо, и я почувствовала, как его губы раздвинулись в улыбке. — Научись говорить мне «да».

— Тебе это быстро надоест.

— Это зависит от того, какие вопросы я тебе буду задавать. И что предлагать.

Его руки, наконец, ослабли, я смогла повернуться и поцеловала его. Потом шепнула между поцелуями, поддразнивая:

— Да. Да.

Кровать оказалась мягче, чем я ожидала. Данилов повалил меня на неё, и я просто утонула в пуховой перине. И почувствовала настоящее блаженство. Забыла, что это чужой дом, забыла, что меня совсем недавно заставили лезть через забор и прыгать в крапиву, важнее было, что всего пару минут назад мне пообещали счастливое будущее. А я не понимала своей беспочвенной радости по этому поводу. Любовь с первого взгляда, в существование и долговечность которой я никогда не верила; мужчина, к которому следовало бы присмотреться повнимательнее, а не верить слепо каждому его слову, и уж тем более доверять ему свою жизнь — как всё это вошло в мою жизнь, и почему я готова поверить? Сама себя не узнаю.

Данилов целовал меня пьяными глубокими поцелуями, после которых реально верилось, что он скучал. Он не медлил, не выжидал, он налетел меня, как ураган, видимо, утомлённый собственными уроками, и переполненный нетерпением, пытаясь доказать мне, что на всё, о чём говорил и просил меня, имеет право. Я и не спорила, а все мои внутренние противоречия и сомнения, были моим личным делом, и мне предстояло разобраться в этом самой, потом. Потому что сейчас важнее был он. Я, мы. Я отдавалась ему всей душой и телом, как всегда впрочем. Это было особенностью секса с ним. Если с другими я порой забывала о чувствах и искренности, выдвигая вперёд меркантильный интерес, то с Андреем притворяться не получалось. У меня внутри всё дрожало от возбуждения, когда я прикасалась к нему. Целовала, ласкала, когда чувствовала его пальцы, которые судорожно сжимались, забирая мои волосы в кулак; его ладонь на своём затылке, которая уверено направляла меня и задавала темп. Собственные стоны порой смущали, но сдержать их было невозможно. Я целовала, царапалась, кусалась, что-то шептала ему, а иногда он сам начинал задавать вопросы, ненужные и не вовремя, как мне казалось, но я что-то говорила в ответ, и иногда даже замечала улыбку на лице Данилова: то ли он был доволен моим ответом, то ли радовался, что я совершенно собой не владею, и это, без сомнения, его заслуга. Но это пьянящее чувство подчинения и довольства этим, когда тобой владеет мужчина, и ты доверяешь ему себя, понимая, что в тебе нет сил на сопротивление, да и желания противиться нет. Ты отдаёшь ему себя всю, без остатка, не зависимо от того, что он попросит, ты на всё согласна.

Да я бы убила Лизку, если бы она получила хоть толику этого, не имея на это никакого права!

Кажется, я опять ору. Пальцы судорожно сжимают спинку кровати, в голове гул, низ живота скручен уже не проходящей судорогой, мне жарко, и я уже мало, что соображаю. И это кажется лучшим моментом в жизни. За окном первые предрассветные сумерки, я иногда пытаюсь сфокусировать взгляд на крыше соседнего дома, но мне, честно, не до чего. Сзади стонет Данилов и двигается так быстро, что у меня от наступившего оргазма в глазах темно. Через минуту мы вместе валимся на старенькую кровать, которая для нашего активного времяпрепровождения явно не предназначена, и пытаемся отдышаться. За окном светает. Я беру любимого за руку, прижимаю её к своей груди, и так мы засыпаем — обессилившие, но довольные друг другом.

Проснулась я оттого, что где-то совсем рядом корова мычала. Это показалось таким странным, что я глаза открыла и тупо уставилась на потолок, обитый белёной фанерой. Вырвалась из сна за секунду, и теперь приходила в себя, не совсем понимая, где я и что делаю. Только когда голову повернула и увидела Андрея, успокоилась. Он спал, закинув одну руку за голову, и выглядел безумно привлекательно. Тёмные волосы упали на лоб, и я лишь в последний момент руку отдёрнула, побоявшись его разбудить неосторожным прикосновением. Поискала глазами часы, потом голову назад закинула, чтобы глянуть за окно. Солнце уже было высоко, я слышала, как шумят деревья в саду, и снова замычала корова. Я в деревне. С ума сойти. Сто лет не была в настоящей деревне, уже привыкла, что загород — это дом сестры в охраняемом посёлке в десяти километрах от города.

Осознав, что больше не усну, осторожно села и спустила ноги на пол. С удовольствием потянулась, чувствуя, как ноют мышцы, даже со смехом подумала, что ноги не удержат, и я рухну на пол, как только попытаюсь встать. Казалось, что каждая мышца болит, будто я ночью сорок километров пробежала. Встав, пришлось на месте покрутиться, в попытке найти свою одежду. Всё валялось в разных углах комнаты, будто мы ночью не раздевались, а целенаправленно метали детали своей одежды то на комод, то в кресло, то под стол. Я подобрала трусики, свою футболку, и на цыпочках из комнаты вышла, отправилась искать ванную с туалетом. Правда, в дверях оглянулась, на Андрея посмотрела. Полюбовалась, и сама себе, признаться, позавидовала.

Старый будильник на кухне показывал половину первого. Это не удивило, но заставило в задумчивости хмыкнуть. Я допила сок в стакане, заглянула в допотопный холодильник, который странно хрюкал всякий раз, как включался, а потом выключив в маленькой холодной ванной свет, открыла дверь на улицу и вышла на крыльцо. Улыбнулась новому дню и солнцу. И зелени кругом, поющим птичкам и летающим бабочкам, лёгкому ветерку. Даже корове, которая всё мычала где-то за забором. Я руки за голову закинула, потягиваясь, а в следующий момент поспешила убрать с лица идиотскую улыбку и натянуть на бёдра и без того коротенькую футболку, когда заметила на дороге мужчину и женщину. Они шли мимо по своим делам, но увидев меня с любопытством вытаращились. Мне тут же припомнились собственные стоны и завывания этой ночью, подумалось, какая слышимость ночью в деревне, и в пору было покраснеть от стыда. Слава богу, им не пришло в голову остановиться, они быстро прошли мимо, скрылись за деревьями, и я вздохнула с облегчением. С крыльца спустилась и босиком, по траве, прошлась по небольшому участку. Ногам было невероятно приятно, я сто лет босиком не ходила. Дошла до вишнёвых зарослей у забора и сорвала несколько тёмных ягод, сунула их в рот. Можно испечь Андрюше пирожков с вишней, и я даже не против повозиться подольше, чтобы вытащить все косточки. Вот так-то.

Когда я в спальню вернулась, Данилов уже проснулся. Потягивался и тёр глаза. А меня увидел и хитро прищурился.

— Где была?

— В сад ходила. — Я на постель села, и он тут же обнял меня рукой, повалил на себя, а я его поцеловала. Потом ещё раз, и ещё. Улыбнулась, глядя в его сонное лицо. — Ты был прав, вполне премиленькая деревня.

— Я же говорил.

— Я принесла тебе вишни, хочешь? — Я сунула ему в рот пару ягод, и Андрей принялся их лениво жевать. Вздохнул спросонья, а я пристроила голову на его плече и мечтательно посмотрела за окно. Данилов выкинул косточки от вишни в открытое окно, а руку на мою грудь положил. Я посмотрела на широкую ладонь, но возражать и не подумала, прижалась щекой к его колючему подбородку, чувствуя себя по-настоящему счастливой. — Уже первый час.

— Серьёзно?

Я кивнула. Потом фыркнула от смеха.

— Я перепугала местных жителей своим видом. Вышла в футболке…

— Бесстыдница, — подтвердил Данилов.

Я улыбнулась, развернулась в его руках, в глаза ему посмотрела, потом осторожно поцеловала в губы.

— Я тебя люблю.

Он прикусил зубами мою нижнюю губу, а когда отпустил, ухмыльнулся.

— Ещё бы. После того, что я ночью сделал и сколько раз.

— Я серьёзно, Андрюш.

— И я серьёзно, — отозвался он, вроде бы шутливо, но взгляд уже был пристальный. Данилов заправил мне за ухо волосы, потом потёрся носом о мой нос, и вздохнул.

— Ты моя девочка, — проговорил он негромко.

— И когда ты это понял? — шёпотом спросила я. Мне, конечно, хотелось, чтобы он сказал: с первого взгляда, но у Данилова не тот характер, чтобы потакать чужим прихотям, и его ответ показался мне куда более честным.

— Когда узнал, кто ты. Я ещё не встречал женщину, которая сумела бы меня так озадачить.

Я отвернулась, расслабилась в его руках, и как бы между прочим заметила:

— А кто-то говорил, что раскусил меня на раз.

— Я и раскусил. Я сейчас раскушу, хочешь? — Данилов впился губами в мою шею, потом зубами чуть кожу прижал. Я захохотала, но затем взмолилась:

— Перестань, синяк же останется!

— Моё, — нахально заявил он, обнимая меня. — Всё моё. Что хочу, то и делаю.

Я хоть и смеялась, но в душе ощущала трепет. Любимого поцеловала, но быстро отстранилась и даже отодвинулась от него. Потребовала:

— Вставай, хватит спать. Обед скоро. — За ногу его потрясла, весьма решительно. Подняла с пола свои джинсы и посмотрела на них в тоске. На улице жара, а у меня кроме них надеть нечего. — Ножницы есть?

— Не знаю, надо поискать.

Данилов с постели поднялся, а я загородила спиной окошко. Мимо дома снова кто-то шёл, в окна с любопытством заглядывали, и я почему-то была уверена, что вид голого мужика деревенских старушек не порадует. Решат, что на их мирное поселение городские распущенные типы теперь облаву устроят, мы и так своим приездом ночью наверняка полдеревни перебудили.

— Обрезать хочешь?

— Жарко. А ты меня вытащил из дома, даже не дав собраться.

— Собраться? — Данилов кинул на меня язвительный взгляд. — Это в смысле, чемодан? Как бы ты его через забор тащила?

— Не ёрничай, — попросила я. — Вот в чём мне ходить? — Кроме лифчика в сумке, ни одной подходящей вещи.

Ножницы я всё-таки нашла, в ящике комода, старые, чуть заржавевшие, зато большие, для кройки. Окинула тоскливым взглядом новые фирменные джинсы, разложенные на столе, прикинула оптимальную длину, и решила: была не была. Пока Андрей умывался, я уже обзавелась новыми джинсовыми шортиками, даже махнушек по краям понаделала. Надела обновку, перед зеркалом покрутилась, и решила, что весьма довольна своим изобретением. С футболкой смотрелось очень даже ничего.

Данилов шлёпнул меня по заду, когда мимо проходил.

— Хорошо смотрится.

— Ещё бы, — вроде бы возмутилась я его замечанию. — Мне вообще джинсы идут. Ты заметил?

— Конечно.

Я посмотрела на него через плечо.

— Спортзал трижды в неделю, так что не смейся!

Он притворно ахнул.

— Серьёзно?

Я немного смутилась.

— Ну… В последний год мне было некогда, но как-то я взялась за себя всерьёз.

— И надолго тебя хватило?

Я прищурилась, недовольная его таким откровенным недоверием.

— Тебе не нравится моя задница?

— Очень нравится. Даже без спортзала трижды в неделю. Если бы это было правдой, я бы, наверное, попросту ослеп.

Я постаралась не смеяться, благосклонно кивнула.

— То-то же.

Позавтракали мы опять бутербродами. И если Данилов ел их с непонятным для меня аппетитом, то я никогда не считала это полноценной едой, откусила пару раз и выпила большую чашку кофе. А заодно призадумалась о хлебе насущном.

— Сходим в магазин? — предложила я.

— За чемоданом?

Я взглянула с укором, а Андрей рассмеялся. Я решила близко к сердцу его ехидство не принимать, и продолжила:

— За мукой, маслом и молоком. Пирогов напеку. — Притворно вздохнула. — Буду тебя кормить.

Он улыбнулся, но ничего не сказал. А я руку протянула и коснулась его небритой щеки.

— Бритву не взял?

— Взял, но не хочу.

Я поднялась, в эту же щёку его поцеловала, потом отнесла кружку в раковину. Помедлила и сказала:

— Мне нужно позвонить. А то Лиза меня хватится.

Мне показалось, что Данилов молчал на секунду дольше, чем было необходимо. Словно, задумался о необходимости этого звонка. Но после кивнул, чересчур безразлично.

— Позвони. И пойдём?

Я радостно улыбнулась, воодушевлённая его покладистостью.

Вышла в сад, присела на лавочку у дома, уже нагретую солнцем, и всё-таки ощущая внутренне сопротивление, набрала номер сестры. Хотя, не слишком чётко представляла, что скажу ей. Интуиция подсказывала, что говорить правду — не слишком хорошая идея. Если Лиза и не сумеет меня уколоть каким-нибудь своим замечанием, то настроение испортить вполне может. Поэтому я решила ограничиться тем, что сообщила о своём желании побыть в тишине и покое, обдумать сложившуюся ситуацию.

— И когда к тебе пришло это желание? — ядовито поинтересовалась сестра. — В пять утра?

— Какая разница? — попыталась отвязаться я от её расспросов. — Захотела и уехала.

— Нашла время, — проворчала Лиза, и по возникшей паузе я поняла, что она затягивается сигаретой. — Олег на взводе. Злой, как чёрт, после того, что ты вчера устроила.

— Лиза, ты лезешь в то, в чём ни черта не понимаешь, — перебила я её, растеряв остатки наигранного самообладания.

— Не понимаю? — Лизка тоже взвилась с пол оборота, и её голос заледенел. — Я понимаю, куда больше, чем ты думаешь. Я не дура.

Я глаза закатила, но решила ей не отвечать, не желая откровенно хамить.

— Хорошо, пусть ты всё понимаешь. Тогда должна понимать, что если мы с Олегом несколько дней не увидимся, то это пойдёт нам всем на пользу. Я не хочу с ним ругаться.

— А ты не думала, что он может быть прав, Лиля?

— Прав?

— Да, представь себе! — Кажется, Лиза не на шутку разошлась. — Ты никогда никого не слушаешь. А если бы подумала…

— Я всегда думаю, — снова перебила я её, также холодно. — Это нас с тобой с детства и отличает. Забыла?

— Не льсти себе.

Я зажмурилась на секунду, пытаясь смирить злость. Всё-таки испортила мне настроение! Да ещё Андрей вышел на крылечко, я заметила краем глаза. Остановился, присев на перила, и закурил.

— Давай обсудим это, когда я вернусь. Через пару дней, — сказала я сестре, сдержанным тоном.

— Делай, что хочешь, — выдохнула Лиза недовольно. — Хотя, ты так всегда и поступаешь.

Я зло нажала на кнопку, обрывая разговор. Осторожно выдохнула и постаралась выглядеть невозмутимо, на случай, если Андрей за мной наблюдает. А я была уверена, что наблюдает. И прислушивается. Но всё равно набрала номер Халеменчука. Аркадий Николаевич тоже натура беспокойная. Иногда как начнёт беспокоиться, так нигде от него не скроешься.

— Со мной всё в порядке, — заверила я его торопливо. — Буду в городе через день или два, и сразу позвоню.

— Чем ты занимаешься? — поинтересовался он с живым интересом.

— Своим душевным здоровьем, — честно ответила я. — А вы, — я понизила голос до предела, — Аркадий Николаевич, займитесь поисками Есина. Димку подключите, хватит ему прохлаждаться.

Когда я разговор закончила и подошла к крыльцу, Данилов хитро на меня поглядывал.

— Всем указания раздала?

Я нос наморщила, не зная, стоит ли отвечать. Поднялась по ступенькам крыльца, их всего три было, кстати, и сигарету у Андрея забрала, прямо из губ вынула.

— Ты же бросаешь.

— Ага.

— Ага, — передразнила я. — В магазин пойдём? Идти далеко?

— Откуда я знаю?

— Значит, узнаем.

Данилов продолжал посмеиваться надо мной. Не в открытую, и не спрашивал ни о чём, но я чувствовала, подмечала хитринку в его глазах, и едва заметную усмешку, кривившую губы. Вспомнила про уроки, которые он вчера мне озвучивал, и вдруг ощутила некоторое, незнакомое мне прежде, смятение, даже смущение. И чтобы как-то избавиться от этого чувства, да и к Данилову подлизаться, взяла его за руку, как только мы вышли за калитку. Он по привычке к машине направился, а я его в сторону потянула. Андрей удивлённо вздёрнул брови, а я решительно заявила:

— Гулять. Пешком, по свежему воздуху. Это полезно.

— Ты с ума сошла, — с лёгким стоном отозвался он, но я решила на его стенания внимания не обращать. Мы шли по деревенской улице, взявшись за руки, я щурилась на ярком солнце, да и просто от счастья, по сторонам поглядывала, на цветы в палисаднике и фруктовые деревья за деревянными заборами. Встретили женщин у колодца и спросили, где магазин находится. Нас порадовали тем, что магазин, небольшая палатка, находится совсем рядом, у остановки, правда, уже два дня, как не работает, потому что продавщица, Ленка, в город уехала, к дочке на свадьбу. Второй раз уже замуж выходит, первый-то муж к другой ушёл, оставил её с ребёнком…

Данилов поскрёб небритый подбородок, явно необрадованный таким потоком еенужной инфррмации, и переспросил:

— Где магазин?

Я попыталась спрятать улыбку, смотрела на женщин честными понимающими глазами.

— Через поле вам надо, в Гореевку. Недалеко, километра два. Там у них большой магазин, всё есть.

— Два километра до магазина, — проворчал Данилов. — Пойдём за машиной, — предпринял он попытку достучаться до меня.

Я снова его за руку потянула.

— Гулять.

Что может быть лучше летнего тёплого дня на природе? Когда идёшь через берёзовую рощу, листва приятно шумит над головой, солнечные лучи, проникая через сочную зелень, весело скачут по траве, по белым стволам деревьев, а потом выходишь на поле, будто пёстрым ковром застланное. На поле жарко, ароматно и даже душно. Летают бабочки и жужжат пчёлы, это жужжание ни на минуту не смолкает. Я руку Андрея отпустила и забрала волосы в хвост.

— Жарко?

Я кивнула. Улыбнулась, почувствовав его руку на своей шее.

— Ты очень красивая.

Я улыбнулась.

— В футболке и шортах собственного изобретения?

— Да. — Он усмехнулся. — Интересно, какой ты была в семнадцать.

Я обогнала его на пару шагов, минуту шла молча, а потом повернулась к нему. И меня даже не удивило спокойное выражение его лица. Данилов шагал рядом со мной, странно потемневший от двухдневной щетины, по сторонам поглядывал без особого интереса и восторга. И, кажется, к своим словам всерьёз не отнёсся.

— Я была глупее и наивнее.

Он глянул с любопытством, но ничего не сказал, лишь неопределённо дёрнул плечом. Его нежелание прокомментировать мои слова, меня неожиданно насторожили. Я шла, глядя себе под ноги, и наше молчание меня тяготило. И только когда Данилов взял меня за локоть и притянул ближе к себе, мне стало легче. К его боку прижалась, и заставила себя проглотить неуверенность и болезненные воспоминания.

В свою деревеньку, если можно уже назвать её нашей, мы вернулись через пару часов. К тому моменту, я уже точно знала, что буду готовить. Если честно, чувствовала нешуточное предвкушение, это было так интересно — приготовить деревенский обед. Отправив Данилова с пакетом продуктов, купленных в магазине, в дом, я сама постучалась к соседке, чья корова мычанием разбудила меня этим утром. Соседка не отказала, наоборот, обрадовалась моему желанию купить у неё молоко, творог и сметану. Даже овощей с огорода предложила. Я всё взяла с удовольствием и щедро расплатилась.

— Вы приходите ещё, если останетесь у нас. Молоко у меня всегда есть, — заверила женщина, провожая меня до калитки.

Я улыбалась и кивала, улыбалась и кивала. И поторопилась на свой участок, где с облегчением передала свою ношу Данилову. Тот только глаза вытаращил.

— Ты где взяла это?

— Места надо знать, — загадочно проговорила я, улыбаясь. Налила ему в кружку молока. — Пей.

— Я как на курорте, — ухмыльнулся Андрей, поднося стакан к губам.

— Что странно. Это ведь ты меня украл, и должен был обо мне заботиться.

— Я забочусь, — заверил он меня. Рот тыльной стороной ладони вытер, ко мне придвинулся, обнял и прижался губами к моей щеке. — Ты чувствуешь, как я забочусь?

— Я чувствую, — глупо усмехнулась я. На самом деле чувствовала, особенно, когда Данилов теснее меня к себе прижал. Но все его поползновения в мою сторону решительно пресекла. Мне не терпелось взяться за готовку. И обижаться и ворчать глупо, о чём я ему и сказала. Для кого я всё это, в конце концов, делаю? Для него — любимого.

— Вкусно? — спросила я за обедом. Данилов ел окрошку, сидя за деревянным столом в саду, и на меня поглядывал со значением.

— Вкусно. Как понимаю, ты решила поразить моё воображение?

Я удивлённо вскинула брови.

— Я думала, я уже давно это сделала.

Андрей рассмеялся. А я напомнила:

— Ты сам говорил.

— Говорил. И что примечательно — не врал.

— А ты часто врёшь?

Данилов глянул на меня исподлобья.

— Бывает. А ты?

— Бывает, — в тон ему ответила я.

Мы замолчали, я водила ложкой в тарелке с окрошкой. А потом он вдруг спросил:

— Что ты задумала?

Я моргнула в некоторой растерянности. Постаралась сбросить с себя отрешённость, а сказала то же, что обычно говорю Жорику или Аркадию Николаевичу:

— Я всё решу.

Данилов криво ухмыльнулся.

— Конечно.

— Андрей, ну… — Я недовольно поморщилась. — Я пока не готова об этом говорить.

— Я хочу помочь. — Я молчала, и Данилов недовольно вздохнул. — Лиля, я, правда, хочу помочь.

— Я верю.

— Тогда что?

Я посмотрела на него.

— Это ты мне скажи — что.

Андрей тарелку от себя отодвинул, на стол облокотился.

— Зудин — человек серьёзный. Он не привык долго ждать и терпеть не может нерешительных людей.

— Серьёзно? А с Олегом общий язык нашёл.

— Видал он твоего Олега знаешь где?

— Догадываюсь, — без особого энтузиазма отозвалась я. Ложку, наконец, отложила, смотрела в сторону. — Я всё понимаю, Андрюш, куда лучше, чем ты думаешь. Есин был первой ласточкой. — Я почти равнодушно — почти! — пожала плечами. — Я знала, что так будет.

Данилов глядел на меня с мрачным одобрением.

— Ты заигралась, детка.

Я с ним не согласилась.

— Нет, просто всё пришло к своему логическому завершению. Моя мама… мачеха, всегда говорила, что если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сама. У меня не было такой возможности, а вокруг, ты сам знаешь, сплошь идиоты.

Андрей усмехнулся.

— Есть такое дело.

— Олег вот тоже… Я ему верила, как себе, а ему мало стало.

— Скорее уж, тесно.

Я глазами на любимого стрельнула.

— Что он говорил на той встрече?

— Много чего. Пытался пустить Родиону пыль в глаза. И, знаешь, если бы я не знал правды, даже поверил бы. Хотя, конечно, он тот ещё жук, улыбается, а глазки воровато бегают. И он не глуп. Но решительности ему не достаёт. Смелости решения принимать. Поэтому он всегда на тебя смотрит. Думаю, если бы ты отошла в сторону, он бы бизнес за год развалил.

— Бизнес, — я не удержалась и пренебрежительно фыркнула. На Андрея в упор посмотрела. — Как ты правильно заметил, несколько лет назад для Олега установка двух десятков пластиковых окон и было бизнесом.

— А Горин?

— А что — Горин?

— Малыш, со мной-то не играй.

Мы друг другу в глаза смотрели, и я, признаться, первой отвернулась.

— Все хотят жить хорошо, Андрюш.

— Я бы выразился по-другому: господин мэр жаден до безобразия.

— Не говори того, о чём не знаешь.

— Ну, почему же не знаю? Я знаю. И о счетах за границей, и о недавней покупке квартиры в Москве, и о доме в Испании, записанном на сестру. Заметь: на сестру, а не на жену. Жене он не доверяет. — Данилов потянулся ко мне через стол и взял за руку. — Но почему-то, по непонятной для меня причине, он всё ещё доверяет тебе.

Я нахмурилась и руку свою от его пальцев освободила.

— Тебя это на самом деле удивляет? Что он мне верит?

Андрей досадливо поморщился.

— Я не то имел в виду.

— Именно то. Не оправдывайся.

— Хорошо, не буду. Но согласись, он ведь не идиот, он должен понимать, что надоел тебе хуже горькой редьки.

Я, недовольная поворотом, который получил наш разговор, поднялась, забрала грязные тарелки.

— Ты опять говоришь о том, о чём не знаешь. Моя душа, знаешь ли, не компьютер, в который ты можешь влезть. — Я направилась к дому, а Данилов ухмыльнулся мне вслед.

— Вот так значит, да?

Я плечом дёрнула, оборачиваться не стала. Поднялась на крыльцо, прошла на кухню, тарелки в раковину положила, и напряглась, услышав за спиной шаги. Андрей остановился в дверях, смотрел на меня. Я дожидаться дальнейших рассуждений о моих прошлых отношениях не стала, и выдала свою правду:

— Ты ведь вор, Андрюша.

— Кто сказал?

— Милиция, — порадовала я.

Он не на шутку заинтересовался.

— Прямо так и сказали? Надо же, раньше они подобными обвинениями не разбрасывались. Без доказательств-то.

— Я же не суд, — вздохнула я, — мне доказательства не нужны. Как сказал один мой хороший знакомый: даже если ты грабишь людей по-умному, ты всё равно вор.

Данилов хмыкнул, подбородок потёр и осведомился:

— Это твой дружок, что ли, с подходящей для мента фамилией Калашников?

Я глянула на него через плечо, недовольно поджала губы. А Данилов ухмыльнулся шире, довольный моей реакцией и своей осведомлённостью. Он откровенно надо мной издевался.

— Не люблю, когда ты такой.

Я отвернулась от него, и совсем не удивилась, когда Андрей подошёл ко мне и обнял. Уткнулся носом в мою шею.

— Ладно, не злись.

— Не трогай Димку, — попросила я. — У него семья.

Данилов удивился.

— А я при чём? Семья — и хорошо.

— Ты понял.

У него вырвался нетерпеливый вздох.

— Сладкая, не делай из меня злодея.

Я молчала, споласкивала тарелки, стараясь не обращать на Андрея никакого внимания. Он меня в конце концов затеребил.

— Лиля. Ты мне веришь?

— Не знаю.

— Что значит — не знаю? — Он, кажется, всерьёз удивился.

Я вытерла руки полотенцем, к Данилову повернулась и подняла на него глаза. Очень постаралась, чтобы они к этому моменту наполнились неподдельной тоской.

— Подумай сам, как я могу тебе верить? Ты же постоянно мне врёшь.

В его взгляде промелькнула смешинка, но Андрей моргнул, торопясь от неё избавиться, набираясь серьёзности.

— Это неправда.

— Правда. Я даже не удивлюсь, если узнаю, что вся эта ерунда с деревней не что иное, как попытка разузнать о моих планах.

Он вытаращил на меня глаза.

— А у тебя много планов? Точнее, много вариантов?

— Не скажу!

Я попыталась выскользнуть из кольца его рук, протиснулась, намеренно прижавшись к нему грудью на какое-то мгновение, и из кухни выскочила.

— А как же любовь? — всерьёз заинтересовался Андрей, направляясь следом.

— Любовь не при чём.

— Здрасьте.

Я плечами пожала. Присела на постель и невинно на Данилова взглянула.

— Любить я могу, кого угодно. А семья — есть семья.

— Понятно. А бизнес — дело семейное, так?

— Точно.

— Трудная у тебя жизнь, сладкая.

— Не спорю.

Я ногу на ногу положила, хотя взгляд Андрея и так не отрывался от моих коленей, и нахально поднимался всё выше. Данилов усмехнулся, головой качнул, потом футболку снял и кинул её на старенький комод.

— Ты ведь понимаешь, что нам всё равно придётся серьёзно поговорить? — уточнил он, направляясь ко мне.

— Что значит — серьёзно?

— Без увёрток, без вранья… Ты просто мне всё расскажешь, — закончил он, подойдя и схватив меня за подбородок.

— Только после тебя, — шепнула я и упала на подушки. Смотрела в его улыбающееся лицо, и, честно, хотелось проклясть всё на свете. Ведь знаю, что верить ему нельзя, и что характер у него не сахар, а уж про манеру вести дела и вовсе говорить не приходится, но от его близости у меня сердце сладко сжималось. Уже и не знаю, Бог ли свёл нас. Скорее уж дьявол.

— Занавески, — опомнилась я через несколько минут. Указала рукой на окно. К этому времени одежда уже вся валялась на полу, а Данилов распалился не на шутку. Пришлось толкнуть его в грудь, чтобы он на локте приподнялся и задёрнул ситцевые шторки. И снова ко мне вернулся, губы скользнули по моей щеке и накрыли мой рот. А я подумала о том, что отдала бы всё на свете, всё, что заработала и накопила, за его любовь. Любовь искреннюю, любовь, которую он захотел бы мне отдать. Но он вряд ли осознаёт, что может получить взамен.

Торопиться нам было некуда, и секс вышел неторопливым и сладким. Я медленно двигалась и чертила ногтями красные полоски у Данилова на груди. А он глаз с моего лица не сводил. Ладони крепко держали меня за бёдра, иногда направляли, а иногда поднимались к груди, а вот взгляд у Андрея внимательный и даже придирчивый, но греющий душу. Я наклонилась к нему и поцеловала.

— Сладкая моя, — шепнул мне Андрей, обнимая и прижимая к себе. Я повалилась на его грудь, лбом в подушку уткнулась, и глаза закрыла. Потом застонала в голос, когда Данилов сам задвигался, видимо, устав сдерживаться.

Потом мы долго лежали, обнявшись, молчали, Данилов гладил меня по спине и порой зарывался носом в мои волосы. А потом вдруг сказал:

— Так у тебя ничего не получится, малыш.

— Что?

— Ты. Твоя жизнь, твоя собственная семья. — Андрей поводил пальцем по моей пояснице. Потом проговорил мне прямо на ухо: — Ты неправильно расставляешь приоритеты. — Я молчала, и он вскоре снова заговорил. Негромко, без эмоций, как дурацкий психолог, которому платят слишком мало для искренней заинтересованности. — Ты придумала себе семью, у тебя все родственники, — Данилов едва различимо хохотнул. — Муж сестры, друг детства, помощник. Но разве это так? Подумай, кого ты можешь привести в эту семью? Разве Лиза примет кого-то, кто её не устраивает? Она будет против, она будет показывать это тебе всеми доступными ей способами, и ты будешь страдать. У тебя, действительно, один выход — выйти замуж за Горина. Человека, который в курсе и от которого не придётся таиться и всё скрывать. Ты такой жизни хочешь?

Я голову от его плеча подняла, потом осторожно села. Повернулась к нему спиной и невесело усмехнулась.

— Говоришь так, будто тебе есть, что мне предложить.

— Не я должен предлагать, Лиля. Ты должна понять…

— Понять что? — Я посмотрела на него. — Что мне пора оторваться от семьи? У меня больше ничего нет, кроме семьи, и никогда не было. И я не знаю, как ты, но я не могу жить только для себя. Если бы не семья, не было бы ничего. Как ты не понимаешь?

— Я понимаю. Но ты сама сказала: всё приходит к своему логическому завершению.

Я подняла с пола футболку и надела на себя. Андрей тоже сел, потянулся за шортами, а сам исподтишка за мной наблюдал.

— Ты дала своему зятю слишком много воли. Я ведь прав? Он хотел больше власти, и ты не посмела отказать, ты отошла в сторону, и, наверное, уверяла себя, что он справится. Тебя все в этом уверяли: и сестра, и любовник. Они все повзрослели и поумнели рядом с тобой, стали уверенными в себе, знающими. Они требовали свою долю ответственности, и, возможно, стали кое-что из твоих слов пропускать мимо ушей. А тебе так хотелось верить в эту семью, и ты потеряла контроль. Ненадолго, но этого хватило, чтобы ты стала им мешать. Когда это случилось? Когда ты сосредоточилась на делах кондитерской? На своём любимом деле.

— Психолог фигов, — пробормотала я себе под нос, а Андрей хмыкнул.

— У меня мама психолог.

Я позволила себе проявить заинтересованность.

— Серьёзно? Ты говоришь мне о своей маме?

Я хотела с кровати встать, но Андрей схватил меня за руку и притянул обратно, вновь взял за подбородок, заглядывая в глаза.

— Не злись на меня. Я ведь прав.

— И какая, к чёрту, разница, прав ты или нет?

— Я просто очень хочу понять, как ты позволила себя во всё это втянуть. Не верю, что ты не понимала. Никто из них тебе в подмётки не годится.

— Меня никто не втягивал, Андрюш. Это моя семья, и когда я попала в беду, они мне помогли. Они не спрашивали и не ставили условий.

— Ты о той истории? Ты до сих пор об этом думаешь? — Он, вроде бы, не поверил.

А я плечами пожала и встала. Потом не удержалась от попытки объясниться.

— Эта история, как ты называешь, меня уже десять лет преследует. Мне пришлось сменить фамилию, пришлось долго притворяться той, кем я не являлась. Учась в институте, я была самой прилежной студенткой, потому что до смерти боялась, что правда откроется. Что у меня за спиной снова будут шептаться. Когда Толю судили, об этом все газеты области писали. И обо мне писали, называли меня подружкой киллера, говорили, что я образчик отсутствия всякой морали нынешней молодёжи. А мне было всего семнадцать!.. Ещё повезло, что фотографии в газетах были не чёткими, иначе хоть беги. Ты не знаешь, чего мне стоило это пережить, и я помню и знаю, кто мне помог. И поэтому не надо говорить, что я им ничем не обязана!

— По-моему, ты свои долги с лихвой отдала.

Я потёрла виски и болезненно поморщилась. В голове застучало, от волнения, а это весьма неприятное ощущение. Влезла в шорты, зло смахнула волосы с лица и из комнаты вышла, а потом и из дома. По ступенькам крыльца спустилась, медленно, будто через силу, и села на лавочку. Привалилась к стене дома. Чувствовала странную усталость, воспоминания о прошлом всегда вызывали во мне подобные ощущения. Я не впадала в отчаяние, не корила себя, не жалела, но меня каждый раз накрывало необъяснимой волной усталости, я сама себе казалась измотанной и выжатой, как лимон. Наверное, это была своеобразная защита организма, он, как мог, отгораживался от воспоминаний, которые меня угнетали. Даже если приходилось вспоминать, я так быстро уставала от этих мыслей, что с лёгкостью их снова задвигала в дальний уголок сознания. И уж тем более я не обсуждала это ни с кем, даже с сестрой. После того дня, когда Толю осудили, я начала новую жизнь, как он и просил. Жила и не вспоминала. По крайней мере, старалась.

— Хочешь покурить?

Андрей сел рядом и протянул мне пачку сигарет. Я посмотрела на неё и усмехнулась. Потом сигарету достала и покрутила её между пальцами, осторожно помяла.

— Меня курить Толя научил, — вдруг вырвалось у меня.

— А водку пить?

— Тоже он. — Я покаянно кивнула. — Всему плохому, что я знаю и умею, научил меня он.

— Плохой парень.

— Он не был плохим. Его жизнь была плохой. Ему так казалось.

— Ты его любила?

Я зажигалку у него отобрала и сама закурила. Правда, тут же поморщилась, ощутив привкус табака на языке. В последний раз курила года два назад, да и то с Лизкой за компанию. И сейчас не очень хотелось, но нужно было на что-то отвлечься, хотя бы на неприятный привкус во рту.

— Мне едва исполнилось шестнадцать, когда мы познакомились. Тогда мне, конечно, казалось, что я его люблю. Он был светом в окне для меня. Дома всё было сложно, после смерти матери всё пошло не так, а тут… первая любовь. — Я невольно усмехнулась. — Он не был плохим. Просто он не знал, как жить правильно. В армии отслужил, а вернулся всё к тем же проблемам: мать пьёт, работы нет. А вокруг дружки такие же. Да и времена были… покруче. Отголоски девяностых, по телевизору только и говорили о том, что кого-то застрелили или взорвали.

Я вздохнула и замолчала, вспоминая наше знакомство с Толей. Я шла из магазина, с полной сумкой продуктов, а из-за угла он, в компании дружков. Взрослый, нахальный, и как мне казалось, уверенный в себе и самый смелый на свете. Тогда во дворе только о нём и говорили, называли бандитом, и были уверены, что он в банде. Его побаивались, а он лишь ухмылялся в ответ на все косые взгляды. Я была совсем девчонкой, и была уверена, что Толя Джокер способен абсолютно на всё. Я не была в него влюблена, нет, просто все вокруг так говорили, правда, шёпотом, уверенные, что делишки мутного соседа страшны и незаконны. И поэтому когда у меня оторвалась ручка у пакета, и он подошёл помочь, я мысленно посоветовала себе превратиться в тень и незаметно исчезнуть с его глаз. А он снова ухмылялся и кидал на меня весёлые взгляды. Я ему малявкой казалась, краснела от его внимания, и его это веселило.

— Он меня любил, я это знаю, — сказала я Андрею. — Ему больше некого было любить. Над ним друзья смеялись: столько девок вокруг, а он ко мне, малолетке, привязался, да ещё слушал, что я ему говорю. Это не сразу началось, я совершенно не собиралась вникать в его дела. Он, действительно, был связан с криминалом, но это было настолько мелко, что, мне кажется, ему самому порой неудобно было. А люди говорили, им же многого не надо. Если милиция интересуется — значит, бандит.