Тайна, покрытая глазурью

— Он был грабителем, Лиля. У него даже условный срок был.

— Я знаю, что ты мне рассказываешь?

— А твой отец знал?

Я смотрела на тлеющую сигарету, не спеша подносить её к губам.

— Ему было не до меня, он… пытался справиться с горем.

— Ясно. А Лиза, надо думать, занималась тем же. Искала утешения, бегая по мужикам.

— Ты говоришь гадости о моей сестре, — заметила я.

— Но я ведь прав?

— Нет, она меня предупреждала. Говорила, что Толя мне не пара. — Данилов посмотрел на меня, и я подтвердила его догадки. — Да, говорила, что мне стоит подыскать более подходящий вариант. Раз уж я созрела, — добавила я, усмехнувшись.

— Надо думать, что предупреждала как раз до того момента, пока у Джокера денежки не завелись?

Я мрачно кивнула.

— После ограбления инкассаторов. Всё получилось как-то само собой, — будто оправдываясь или не понимая, как такое могло произойти в моей жизни, проговорила я. — Они задумали это дело, абсолютно не понимая, как рискуют. Сплошная бравада, гогот и самомнение. Толя мне рассказал, с такой гордостью, а у меня от ужаса волосы дыбом встали. Я знала, что он не прав, понимаешь? Что он ошибается, что всё непродуманно, и ничем хорошим не закончится. И что мне оставалось делать? Молча ждать, когда его там убьют, или схватят и посадят? — Я снова помолчала, вспоминая собственные чувства и ожидания, что владели мною в то время. — Я жила им. Была уверена, что если с ним что-то случится, мне и жить не стоит. А Толя он… максималистом был. Он хотел всего и желательно побыстрее. Мы пожениться хотели, как только мне восемнадцать исполнится. Он обещал, что к этому времени заработает денег, и я ни в чём не буду нуждаться. А я ни в чём и не нуждалась тогда, — тише добавила я. — Я просто не могла понять, что такое «обеспеченное будущее, денег вдоволь и исполнение любого моего каприза», как он любил говорить. У меня и так всё было, у меня он был, и чтобы его не потерять, я начала думать за него.

— Никто не знал?

Я отчаянно замотала головой.

— Нет, никто. Я продумывала всё — каждую вылазку, каждое дело. По мелочам они с ребятами быстро работать перестали. Стало ясно, что лучше реже, но лучше. И больше. Я будто уравнения решала, я ходила к местам будущих грабежей, осматривалась, приглядывалась, время засекала… как в кино. А потом с Толей всё дотошно обсуждала. Андрюш, я не понимала, что я делаю. Я знала, что это плохо, что это преступление, но другой жизни не было. У него, по крайней мере. Я понимала только одно: если я ему не помогу, он всё равно сделает то, что задумал. Но кончится всё плохо. У него такой характер был — упрямый и взрывной. Он слушал меня только когда я ему помогала, отговорить никогда не получалось. Особенно когда ему стало везти. Появились деньги, пришла уверенность, что ему море по колено, да и я… угрызениями совести не мучилась. Толя был доволен, а я ещё больше. Через год мы уже жили вместе, в новой квартире, и у меня, как он и обещал, было всё, что можно пожелать. Он так быстро превратился из дворового пацана в преуспевающего человека, что никто ахнуть не успел. Купил себе квартиру, машину, а друзья превратились в подчинённых. Это не всех устраивало. Но у него к тому времени завелись серьёзные знакомства… успешная преступная деятельность без внимания не остаётся, сам понимаешь. Он злил ментов, ускользая каждый раз, и этим создавал себе определённую репутацию. К нему начали прислушиваться, его начали уважать. А потом он купил казино.

— Сбылась мечта? — догадался Данилов.

Я спорить не стала, кивнула, а Андрей поддакнул.

— Да, для дворового пацана — это серьёзный взлёт.

— Мне тогда казалось, что ничего не изменится. Что нам везёт, и что так будет всегда. Пока мы вместе — будет так. А, я была уверена, что мы всегда будем вместе. Я с Лизой тогда почти не виделась. Она искала себе мужа с положением, и несовершеннолетняя сестра, живущая с бандитом, ей была ни к чему. Наши дороги разошлись, и ни одну из нас это тогда не тревожило. Я только что школу закончила, я была влюблена, строила планы на будущее… У меня была жизнь. А потом её не стало.

Андрей сидел рядом, опираясь локтями на колени, и смотрел на заросли вишни неподалёку.

— Но он ведь тебя не сдал.

Я голову повернула, удивлённая его словами.

— Он меня любил! — Я даже разозлилась из-за того, что он заставил меня объяснять и даже доказывать. — Он знал, что он не выйдет из тюрьмы. Знал, что… всё плохо. Он хотел, чтобы я жила дальше.

Если бы Толя только знал, чего мне стоило это решение — жить дальше, без него. Я была так напугана, уверена, что жизнь кончилась, ведь без него я жизни не представляла. А тут на меня всё обрушилось — и дурная слава, и жестокая реальность. Все вокруг называли его грабителем и убийцей, и он таким и был. А я потерялась во всех этих разговорах, не понимая, почему раньше ему не сказала, не удержала, не вцепилась в него, в попытке удержать от дурных и ненужных поступков. Но он был уверен в своих действиях, и мне усомниться не давал. Это стало моей жизнью почти на два года, грабежи и разбой стали способом выжить и заработать деньги. Прошло десять лет, а я до сих пор с содроганием вспоминаю, что я делала и зачем. Я вспоминаю, как в ужасе сжимала кулаки в тот день, когда он отправился в областной центр, чтобы получить свою порцию славы. До этого я пыталась кричать, ругаться, умолять, но он меня не слушал. Сейчас мне уже кажется, что я предчувствовала, что он не вернётся. У него не было шанса. Я надеялась, ждала чуда, которое так и не произошло. И себя винила. Так же, как Данилов обвинил меня при первом откровенном разговоре, что это я отправила Толю Джокера на смерть; как Лиза обвиняла, уверенная, что я требовала от Толи всё большего, а он не мог отказать, потому что, по рассуждениям опять же моей сестры, мне никто не может отказать. Я ведь ведьма, которая не умеет любить мужчин, а умеет лишь руководить ими, порой окончательно подавляя их волю. Но, Бог свидетель, сколько раз, наверное, тысячи раз, я сама кляла себя за то, что не легла поперёк порога, что отпустила, что не помешала Толе совершить глупость, разрушившую его жизнь. За те два года, что мы были вместе, он прожил целую жизнь. Так, как любил — получил всё и в одночасье. Взлетел и разбился, упав. Оставив меня одну.

Нам удалось увидеться лишь раз, и то — спасибо Аркадию Николаевичу. Он вёл дело, и, кстати, верить в мою непричастность не спешил. При первых встречах смотрел с прищуром, чем меня ужасно пугал. Я ведь не была умной и прожжённой преступницей, как про меня писали, я впервые оказалась на допросе у следователя, меня допрашивали в течение нескольких часов, и я путалась в показаниях, я плакала, не понимая, что мне говорить и как пережить эту ужасную ночь. Я хотела домой, хотела позвонить папе, но больше всего хотела, чтобы Толя что-нибудь сделал, и мы бы уехали вместе… из этого города, подальше, к чертям, на край земли. Тогда я ещё не верила, что это действительно конец, и его не отпустят. Знала, что так и будет, но не верила.

— Он убил пять человек. Застрелил в упор. Ты слышишь меня, девочка? Для него всё кончено, но себя ты можешь спасти. Говори, что знаешь.

Со мной говорили вкрадчиво, потом зло, потом стучали кулаками по столу и даже пытались угрожать. Думаю, если бы я не пребывала в шоковом состоянии, могла бы испугаться, но в тот момент я думала не о себе. Я задыхалась, представляя Толю в камере. Задыхалась, думая о том, что ему не выйти на волю.

— С ней бесполезно говорить, — услышала я разговор следователей за дверью. — Она ничего не скажет, будет прикрывать его до конца.

— Может, и не знает ничего?

Я медленно расправила плечи, спина затекла от долгого сидения на стуле, и разомкнула судорожно стиснутые руки. Голову не повернула, но чувствовала чужие взгляды, за мной наблюдали. Меня била нервная дрожь, которую никак не получалось сдержать, а ещё ужасно хотелось пить.

— Знает, — произнёс глубокий голос. Это был голос Халеменчука, и я ещё понятия не имела, что этот человек на долгие месяцы станет моим проклятием. Уж не знаю, что его во мне так заинтересовало, я бы даже сказала, задело за живое, что он стал моей совестью и тенью. Даже после того, как Толю осудили, Аркадий Николаевич продолжал за мной приглядывать. А тогда, в обход всех правил, устроил мне встречу с Джокером. Короткую, но такую важную и необходимую для меня. Хотя, я знала, что он преследует собственные интересы. Дело вышло громкое, и Халеменчук горел желанием разобраться в нём до конца, и посадить всех причастных, даже если это будет несовершеннолетняя девочка. Все остальные, при взгляде на меня, видели лишь огромные несчастные глаза, в которых стояли слёзы, хрупкую фигурку и нервно сжатые руки, а Халеменчук всегда видел во мне большее. Тогда мне казалось, что страшное, сам же он теперь уверяет, что важное.

На том единственном свидании я только ревела. Рыдала, жалась к Толе, почти не понимая, что он мне на ухо лихорадочно шепчет. Халеменчук стоял в пяти метрах от нас, всё видел и понимал, но доказать не мог. А Толя встряхнул меня, поцеловал на прощание, а потом улыбнулся. Улыбнулся лёгкой, задорной улыбкой, которую я и запомнила навсегда. Ему было всего двадцать пять.

Он взял всё на себя, понимая, что у него выхода нет, а мне жить. А я словно очнулась. Вдруг осознала, что же мы — я! — наделали. А ведь с этим предстояло как-то жить.

Меня не оставляли в покое долго, таскали по допросам, очным ставкам, задавали вопросы по другим делам, грабежам, и мне всё тяжелее было делать вид, что я не в курсе. Отец попытался вмешаться, в праведном гневе требовал, чтобы его дочь оставили в покое, потому что она не может быть замешана в какие-то сомнительные делишки, мне кажется, он на самом деле верил в мою непричастность. Благодаря ему давление уменьшилось, и суд прошёл в глухой обороне для меня. Я говорила: нет, нет, нет! На все вопросы говорила: нет.

— Вы знали, чем занимается ваш жених?

— Нет.

— Вы знали, как он зарабатывает деньги?

— Нет.

— Вы участвовали в его преступной деятельности? Помогали хоть чем-то?

— Нет.

— Он рассказывал вам о совершённых им грабежах?

— Нет.

— Вы знали, что он собирается совершить убийство?

— Нет.

— Вы знали, кто заплатил ему за убийство?

— Нет!

Они задавали одни и те же вопросы, раз за разом. Мне с трудом удавалось их отслеживать, не путаться в показаниях, но труднее всего было не смотреть на Толю в той страшной железной клетке. Знала, что если встречусь с ним взглядом — сойду с ума, закричу, умру… не знаю.

Потом умер папа. Вскоре после суда, и мы с Лизой долго не могли прийти в себя от потрясения. Тогда и начали снова общаться. Во время следствия она предпочитала держаться от меня подальше, не желая связывать со мной своё имя, а когда мы остались с ней одни, вдруг стало ясно, что наша родственная связь, куда крепче, чем мы предполагали, по крайней мере, в это хотелось верить. Я пропустила год, не поступила в институт, просто не знала, какое заведение рискнёт меня принять, с моим известным на всю область именем. Я не жила, а пряталась в родительской квартире — и от чужой молвы, и от въедливого Халеменчука, который кружил вокруг, как сокол. К тому времени я уже знала, что он разведённый холостяк без детей, и решила, что ему, помимо меня, не на чем заострить своё внимание, хотя мог бы и работой заняться. Что у нас, мало криминала в городе? Ко мне он не приближался, но я всегда знала, что он в курсе всего, что происходит в моей жизни. Это, честно говоря, напрягало. Я его боялась, не понимая, почему он никак не хочет от меня отвязаться.

К моменту знакомства с Гориным, я уже знала, что жить прежней жизнью, с прежним именем не получится. Надо было что-то менять, и Лёшка оказался очень кстати. И я даже могу с уверенностью сказать, что он влюбился в меня с первого взгляда. Мой потерянный вид тогда к этому очень располагал. Я была несчастна, и Алексею Дмитричу, как истинному рыцарю, захотелось меня спасти. Мне даже особо уговаривать его не пришлось. Он, как близкий друг моей сестры, был осведомлён о приключившемся в моей жизни несчастье, но не думаю, что тогда всерьёз задумался о моей причастности к преступлениям Толи Джокера. Лёша мне сочувствовал, он смотрел на меня проникновенно, и боялся даже за руку взять. Я же ни о какой любви тогда не помышляла, я всё ещё ждала какого-то чуда, искренне верила, что Толя в любой день, в любой час появится на моём пороге, но в то же время от прошлого постаралась убежать. Я стала Лилей Бергер, далеко не сразу привыкнув к новой фамилии. Уехала на несколько месяцев из города, к тётке в соседнюю область, а когда вернулась, официально подала документы для поступления в институт. Даже экзамены сдала, довольно легко, кстати. И никто ничего не заподозрил, чего я, признаться, ждала со страхом. Ждала, что кто-то узнает, ткнёт в меня пальцем и крикнет:

— Это она, она, любовница убийцы.

Смирить этот жуткий страх смогла только через год. Перестала трястись и оглядываться, поверила, что нормальная жизнь ещё возможна. Только нужно жить правильно, тихо, никому не переходя дорогу. Да и Толя к тому моменту писать почти перестал. В каждом письме он просил меня не ждать, жить, за нас двоих жить, и ни о чём не жалеть. Это ведь был его выбор, а я его предупреждала… Я всегда была умной девочкой. Он меня любит и в меня верит. Я столько слёз над его письмами пролила. Уже встречалась с Гориным, практически жила с ним, потому что действительно нужно было дальше жить, и любила его по-своему, но был Толя, по которому я плакала и тосковала, даже в своей новой нормальной жизни с новым чистым именем. Я прятала его письма, и порой, оставаясь одна, попросту выла от тоски, не понимая, почему всё закончилось так.

— Он тебе пишет? — спросил меня Аркадий Николаевич как-то присев рядом со мной на скамейку в парке. Мы до этого не разговаривали полтора года, я лишь иногда замечала его на улице, но всегда гордо отворачивалась и спешила уйти, а тут он впервые решил заговорить со мной. И по этому поводу я не испытала никакого восторга. Покосилась недовольно, подумала отмолчаться, но не удержалась и огрызнулась:

— Вам-то что?

— Любопытно. Такая любовь… — Он, кажется, усмехнулся, а я разозлилась.

— Толи Джокера больше нет, разве не вы мне сказали это перед судом?

— Я. И я прав. Удивительно, что он до сих пор жив, но не думаю, что это надолго.

Мне с трудом удалось перевести дыхание, понадобилась минута, а потом я всё-таки повернулась к нему и спросила:

— Послушайте, что вам от меня надо? У вас острый психоз, а я ваш раздражитель?

Он усмехнулся, смотрел не на меня, а вдаль.

— Я просто за тобой приглядываю.

— Думаете, я замышляю переворот?

— А ты замышляешь? — Халеменчук на меня посмотрел и знакомо прищурился. Его взгляд в меня, как стрела в грудь вошёл.

Сказать мне было нечего, я лишь головой качнула, встала и пошла прочь. Думала, что после того, как он рискнул со мной заговорить, удовлетворил своё любопытство и теперь оставит меня в покое, но Аркадий Николаевич с завидным упорством продолжал появляться в поле моего зрения, вреда от его присутствия не было, и спустя какое-то время я поймала себя на мысли, что привыкла к его вниманию. А уж когда бизнес Олега пошёл в гору, я поняла, что смогу обмануть всех, кроме Халеменчука, моего безмолвного надзирателя. А он, кажется, только и ждал, когда я приду и скажу ему всё, как есть.

— Я знал.

— Я рада, — отозвалась я без всякого энтузиазма. — Так что? — Меня интересовал ответ на мой вопрос, а не его домыслы по поводу давнего дела.

Аркадий Николаевич прошёлся мимо парковой скамейки, той самой, на которой мы впервые заговорили год назад, туда-сюда, руки за спину заложил и молчал. Молчал долго, несколько минут, я вся извелась, пока наблюдала за тем, как проходит его мыслительный процесс. В конце концов, его взгляд остановился на мне, прошёлся оценивающе.

— Ты ведь винишь себя, — вдруг сказал он.

Я на секунду прикрыла глаза.

— Вас это так волнует?

Он головой покачал, после чего добавил:

— Ты не виновата. Таких, как он, ничто спасти не может.

— Когда-то вы были уверены, что я такая же.

— Я никогда так не думал, Лиля. Но за твоими испуганными глазками было что-то ещё, я никак не мог понять что же.

— Поняли?

— Кажется, да. И поэтому соглашусь. — Он улыбнулся, но не естественно, просто широко раздвинул губы. — Я к тебе привык.

Во мне радости и воодушевления было немного.

— Теперь вы сможете приглядывать за мной на законном основании.

— Когда-нибудь тебе это пригодится, девочка. С твоими-то амбициями.

Он лишь однажды позволил себе назвать меня «девочкой», даже когда я рыдала у него на плече после известия о смерти Толи, которое он мне и принёс, не повторился. Но иногда мне кажется, что Аркадий Николаевич знает меня лучше, чем другие, даже лучше, чем Лиза. Он не один год наблюдал за мной, изучал меня, присматривал за мной в самые тяжёлые моменты моей жизни. О чём-то он мне рассказал, но я уверена, что о ещё большем умолчал. Не знаю, почему он так ко мне привязался, но порой его отношение больше напоминало отеческое, даже позволял себе отчитать меня за беспечность или необдуманные шаги, и, как он и говорил, я уже не представляю своей жизни, не чувствуя его за своей спиной. И Аркадий Николаевич единственный, кто связывает меня с Толей, каждый день напоминает мне о нём, его слова, что нужно жить, за нас двоих. Добиваться, мечтать, любить за двоих.

Толя, наверняка бы, решил, что я спятила, найдя себе отдушину в лице бывшего следователя, который когда-то всеми силами старался меня усадить на скамью подсудимых рядом с ним, но я искренне привязана к Аркадию Николаевичу, знаю, что он сделает всё, что бы я ни попросила. Пути господни, поистине, неисповедимы.

Сигарета дотлела, я затянулась всего раз, так сосредоточилась на воспоминаниях. Я бросила её в траву, и лицо руками закрыла. На минутку, просто не видеть никого и ничего, справиться с эмоциями, как я это умею, и заставить прошлое убраться в тот закоулок моей души, который ему отведён. Самый дальний, самый тёмный. Я уже много лет повторяла себе: я не такая. Кто бы что обо мне не помнил и в чём бы не уличал, я верила, что я не такая.

Данилов меня за плечи обнял, к себе прижал, и я повалилась ему на руки. А он принялся меня укачивать, как маленькую. По волосам погладил и прошептал:

— Поплачь.

Будто мне нужно было его разрешение! Я и так рыдала вовсю.

В город мы вернулись на следующий день. Я к этому времени, конечно, успокоилась, и даже досаду на себя чувствовала за то, что так глупо разревелась перед Даниловым, да и вообще позволила втянуть себя в разговор о прошлом, обычно я этой темы всеми силами избегаю. А тут и погрустила, и поплакала, и на себя позлилась. О каком дальнейшем отдыхе могла идти речь? Остаток дня мы с Андреем провели в тишине, почти не разговаривали. Он ел мои пирожки с вишней, пил молоко и о чём-то думал, время от времени кидая на меня долгие взгляды. Взгляды эти меня не радовали: никому ведь не хочется предстать перед любимым человеком слезливой девушкой с тёмным прошлым, правда?

Перед сном мы немного прогулялись, держались за руки, но я всё равно чувствовала странную пустоту и отчуждённость внутри. Мне всё время казалось, что Андрей в любую минуту повернётся ко мне и скажет, что всё это слишком. Что он не готов… И, возможно, будет прав. В конце концов, мы знакомы всего ничего, и клятв друг другу никаких не давали, и кому знать, как не мне, какое сильное впечатление на людей производят факты из моего прошлого. Если они ненароком всплывают, я замечаю, как меняются лица и выражение глаз, да и само отношение ко мне новых знакомых. Поэтому не удивительно, что я десять лет жила, притворяясь ни в чём неповинной мышкой, боясь даже тень отбросить. А Андрей всё это вытащил наружу, буквально заставил меня каяться, пытаясь разобраться и добраться до сокровенных уголков моей души, вот только я ещё до конца не поняла, зачем ему моя душа, да и нужна ли она ему вообще. Этот вопрос меня сильно интересовал. И я томилась, мучилась, держалась за его руку, но молчала. Даже когда лежали на траве, на краю огромного поля, заросшего луговыми цветами и клевером, я молчала, до рези в глазах вглядываясь в темнеющее небо.

— О чём ты думаешь?

Я моргнула, вздохнула, не в силах справиться с расстройством, а смотрела в сторону. А потом меня посетила странная мысль о том, что именно может Данилова беспокоить. Я голову повернула и посмотрела на него. Андрей лежал рядом, подперев голову рукой, и на меня смотрел, очень внимательно.

— Я думаю о тебе, — сказала я. Не о нём, добавила я мысленно, будто надеясь, что Андрей это как-то услышит или поймёт без слов.

Он криво усмехнулся.

— И что думаешь?

На этот вопрос я не была готова отвечать. Плечом дёрнула, отвела от лица травинку. А Данилов наклонился ко мне и сказал:

— Я люблю тебя.

Дурацкие слёзы, которым не было ни конца ни края, снова на глаза навернулись, и я почувствовала себя ужасно глупой и чувствительной барышней. Хотя, в такие моменты растрогаться можно себе позволить, всё-таки мне в любви признаются. Но нервы не на шутку расшатались.

Андрей улыбнулся.

— Чего опять ревёшь?

Я слёзы вытерла и носом шмыгнула.

— Сегодня день такой. Поплачу, а завтра перестану.

Он лёг и рукой меня обнял. Подул лёгкий ветерок, и я к Данилову придвинулась, тоже обняла и голову ему на плечо положила. А он успокаивающе погладил меня по спине.

— Я тебе помогу, все решу, не переживай.

Я, минуту назад прикрывшая глаза, внутренне встрепенулась, насторожилась, но говорить что-то поостереглась. Его стремление что-то за меня решить льстила, но одновременно могла спутать некоторые мои планы. Это следовало обдумать, не торопясь, и постараться не вызвать у Андрея ненужных подозрений. Он ведь меня любит (захотелось улыбнуться), и я его люблю, а если это любовь, то Данилова стоило поберечь… не злить раньше времени и не лишать его иллюзий. Да и себе оставить свободу действий.

Что там с заповедями, которые он мне вчера озвучивал? Не ври, не ослушайся, не укради… Что ещё?

Я повалила Андрея на спину и поцеловала, со всей страстью. После чего заверила:

— Я не переживаю.

Город встретил нас поистине тропическим зноем. За городом такой удушающей жары не чувствовалось, а тут, казалось, асфальт готов расплавиться. А я в кроссовках. Мы ехали по центральной улице, когда я, заметив вывеску любимого обувного магазинчика, потребовала:

— Останови! — Хотя, это было даже не требование, я вдруг на сидении подскочила, ткнула пальцем в витрину и воскликнула: — Останови!

Данилов дико глянул на меня, на обочину резко съехал, а на лице серьёзное беспокойство.

— Ты что?

Мне стало немного стыдно, я поторопилась улыбнуться, стараясь сгладить впечатление от своего истеричного выкрика.

— Мне нужно… — Я снова на магазин указала. — Очень. Мне необходим антидепрессант, повесомее.

Данилов на вывеску посмотрел, глаза выразительно закатил, но спорить не стал, заглушил двигатель. А я, ощущая невероятный душевный подъём, заспешила в магазин. Я здесь была постоянной покупательницей, меня отлично знали все — и девушки-продавцы, и управляющая, даже с владельцем пару раз сталкивалась, — но я впервые появилась в магазине в простой футболке, шортах и кроссовках. Но мне в данный момент было наплевать, кто и что обо мне подумает. Мне нужны были туфли, и чем дороже, тем лучше.

При виде меня продавщицы немного растерялись, но быстро взяли себя в руки и заулыбались привычными вежливыми улыбками, которые стали вполне искренними, когда следом за мной в магазине Данилов появился. Девушки быстро смекнули, что мы вместе, окинули его любопытными взглядами, а потом кинулись за мной в соседний зал, так как я уверенно направилась к стеллажу с итальянской обувью, уже зная, что хочу. Я к этим туфлям давно присматривалась, они мне безумно нравились, но я знала, что ничего подходящего из одежды к ним не подберу, так как туфли были яркого лилового оттенка. Высокий наборный каблук, яркий цвет и маленькая золотая лилия для украшения. И стоили баснословных денег, на эту сумму можно было билет на самолёт до Милана купить, честное слово. Но сейчас мне было наплевать на все доводы разума, я хотела туфли. А уж после кроссовок, они мне показались сказочно прекрасными. Я перед зеркалом покрутилась, оценила длину своих ног в коротких шортах и на десятисантиметровом каблуке, и решила, что это без сомнения выгодная покупка. На любимого оглянулась, который тосковал у прилавка, и даже улыбчивые молодые девушки в шёлковых полупрозрачных форменных блузках его не веселили. Он на меня смотрел и чуть заметно усмехался. Я на пару секунд даже о туфлях позабыла, захотелось подойти и поцеловать его, за его такой собственнический терпеливый и пусть чуть насмешливый взгляд.

Я опустила глаза на носа лиловых туфлей и как мантру произнесла:

— Они мне нужны.

— Лиля Германовна, возьмёте? Очень хорошо смотрятся.

Я кивнула, и в порыве душевного подъёма даже решила не переобуваться снова в кроссовки, вообще про них позабыла. Ещё раз прошлась по залу, кидая в зеркала вокруг быстрые оценивающие взгляды, а краем глаза заметила, что Данилов подал кассирше банковскую карту.

— Тебе лучше? — спросил он, когда мы вышли из магазина.

Я серьёзно кивнула.

— Определённо.

— Замечательно.

И всю дорогу до моего дома щупал меня за коленку. Хотя, не только за коленку, наглости-то не занимать, за что в итоге и схлопотал по наглой руке, поднявшейся неприлично высоко. Но зато я улыбнулась, наконец-то, и на самом деле почувствовала себя лучше, свободнее и чуточку, но счастливее.

В квартире было душно. Я открыла настежь все окна, прослушала автоответчик, правда, прежде дождалась, когда Андрей пойдёт в душ, затем в холодильник заглянула, совершенно не помня, какие продукты у меня есть и, раздумывая, чем я любимого сегодня кормить буду.

— В кондитерскую поедешь? — спросил Данилов.

Я на часы посмотрела, прикинула, после чего головой покачала.

— Я Жоре позвонила, он без меня справляется. Поеду завтра.

— Бедный Жорик, — протянул Андрей с ноткой ехидства, но без намёка на моё такое явное безразличие к любимому делу.

Может, и стоило бы возмутиться по поводу его вредности, но я вместо этого поцеловала его в щёку, наконец-то, гладко выбритую. Поставила перед ним тарелку макарон с сыром — всё, что успела приготовить на скорую руку — и подала вилку. Данилов вздохнул уж как-то по-особому довольно, чем меня, признаться, насмешил.

Испортила идиллию Лиза. Хотя идиллия, о которой я говорю, и была несколько надумана и притворна, потому что к вечеру мы с Даниловым призадумались каждый о своих делах и способах решить имеющиеся проблемы, и лишь порой переглядывались, принимаясь старательно улыбаться друг дружке, в попытке скрыть свои мысли и даже некоторые подозрения. Это мне нравилось, щекотало нервы. Доверять друг другу полностью мы ещё не научились, мешало столкновение интересов, которое нам необходимо было преодолеть, и тогда, я уверена, всё встанет на свои места и молчать нужды не будет. Поэтому я не напрягалась и не переживала по этому поводу, была занята своими мыслями, в попытках решить головоломку, в которую в последнее время превратилась моя такая спокойная и ничем не примечательная, как казалось всем вокруг, жизнь. И надо сказать, решение у меня уже было. Но знать о нём Данилову, который, судя по некоторым моим наблюдениям, решил меня спасать, как истинный влюбленный, пока не стоило. Ни к чему его заранее волновать, право слово.

И вот в тот момент, когда мы уже никого не ждали, так как день клонился к закату, Лизка и появилась. Требовательно позвонила в дверь, я уже только от этого резкого звука напряглась, а уж увидев сестру на пороге, и вовсе не обрадовалась.

— Ты вернулась, — проворчала она, входя в квартиру. Обвинила в открытую: — И даже не позвонила.

— Я бы позвонила завтра.

— Завтра? — Лиза подозрительно прищурилась, глядя на меня. Окинула быстрым взглядом. — Что с тобой происходит? Раньше ты никогда не говорила — завтра. Раньше ты уснуть не могла, пока…

— Пока что?

— Пока тебя что-то не устраивало.

Я лишь плечами пожала. Потом спросила, не ожидая ни от сестры, ни от жизни ничего хорошего:

— Что-то случилось?

— Меня беспокоит Олег.

— Что он ещё натворил?

— Я думала, что ты в курсе. Ты ведь всё всегда знаешь.

— Лиза, не преувеличивай. Я же не Гудини, чтобы всё знать. Такому фокусу я не обучена. — Я как бы случайно встала у неё на пути, когда сестра хотела направиться в комнату, она непонимающе посмотрела, но потом всё же пошла на кухню, тяжело опустилась на стул у окна.

— Где ты была?

— Мне нужно было подумать.

Лизка сверлила меня подозрительным взглядом. Я её недоверию решила удивиться.

— Что? Я не имею права уехать? Я должна вас всех за руку держать постоянно?

— Лиля, скажи мне правду.

— Это какую?

— Насколько всё плохо?

Я подумала над ответом. Потом кивнула и коротко ответила:

— Всё плохо. Такой ответ тебя устраивает?

Лиза криво усмехнулась, обвела взглядом мою небольшую кухню.

— И что мне делать? — спросила она.

— Это ты должна решить сама. У тебя ребёнок… муж.

Она громко и неуважительно хмыкнула.

— Замечательно! Вы разобраться между собой не можете, а я должна решение принимать!

— А чего ты хочешь от меня? — удивилась я. — Лиза, твой муж не хочет работать со мной, ему нужно больше свободы… власти. Я в эту схему никак не вписываюсь. А уж как вписываешься ты — решай сама.

— А этот Зудин? — Лиза знакомо хищно прищурилась. Над её наивностью оставалось лишь посмеяться. И сказать, что привычным для неё способом решать проблемы, связанные с мужчинами, ей вряд ли придётся воспользоваться, но я опять же промолчала. Сама не знала почему так поступаю, но на такую Лизу — жадную и глупую, мне смотреть всегда было неприятно.

— Я о нём наслышана, но это всё, — соврала я. Я смотрела, как Лиза нервно ёрзает на стуле, явный признак активного мыслительного процесса у моей сестры. Она и на меня посматривала, и одновременно схитрить пыталась, не зная, как лучше поступить, чтобы непременно выиграть. Точнее, не слишком много проиграть. На чью сторону встать? И, наверное, искренне считала, что ей удаётся скрывать свои чувства и мысли.

Я даже во вкус вошла, мне интересно было, сколько это продлится и к какому выводу Лиза в конечном счёте придёт. В душе тоска и одновременно некоторое злорадное удовлетворение. Я ведь знала, всегда знала, чего следует ждать, если удача отвернётся и ситуация обострится до предела. И дело даже не в пресловутом Зудине, на его месте мог быть кто угодно другой, а то и вовсе могли обойтись без третьих лиц, но деньги, проклятые деньги делают людей жадными, они смывают грань между добром и злом, заставляют забыть о благодарности и родственных узах, и наши обострившиеся отношения с Олегом пришли к закономерному финалу, горькому и обидному. Я много раз думала о том, чью сторону примет Лиза. Сейчас мне что-то подсказывало, что это буду не я, но и не Олег. Это будет тот, кто даст и пообещает больше.

В комнате послышались шаги, потом Данилов кашлянул и снова затих. А Лиза, как охотничья собака, голову вскинула, прислушиваясь, а на меня нацелила цепкий взгляд.

— Ты что, не одна?

Я промолчала. И снова встала у неё на пути, когда Лиза вскочила, догадавшись, кто именно в другой комнате. Данилов без сомнения слышал её голос, да и попросту не мог упустить её появление из виду, но на кухне не показывался. То ли давал нам возможность поговорить без свидетелей, но скорее всего не счёл визит Лизы достойным своего внимания.

Сестра тем временем с обвинением уставилась в моё лицо и громким шёпотом поинтересовалась:

— Это Данилов? Ты с ним… ездила подумать?

Она выглядела такой решительной и разозлённой, что я поостереглась дальше стоять у неё на пути, посторонилась, и Лиза прошла мимо меня, решительно направившись в комнату. Я следом пошла. Стерпела, когда она, пройдя через комнату, рывком открыла дверь в спальню. Замерла в дверях, глядя на Андрея, устроившегося на постели с ноутбуком на коленях. Глаза на вошедшую поднял, на меня посмотрел, после чего заинтересованно вздёрнул брови.

— Что происходит?

— Я бы тоже хотела знать, — прошипела Лиза, кидая на меня убийственный взгляд, — что происходит.

По-моему, вопрос ответа не требовал. Данилов в моей постели — в шортах, домашней майке и босой — сам собой всё объяснял. Но я всё же сочла уместным изобразить некоторое смятение, и сообщил сестре:

— Кажется, я замуж выхожу.

Краем глаза заметила, что Андрей рот приоткрыл и так замер, слава Богу ненадолго, быстро смекнул что к чему, и напустил на себя серьёзный и проникновенный вид. Лиза на Данилова глянула, а потом дверь захлопнула, вновь оставшись со мной с глазу на глаз. Уставилась на меня с обвинением и шикнула:

— Сдурела?

— Я не буду с тобой это обсуждать, — отказалась я.

— А с кем, если не со мной, тебе это обсуждать? Я твоя сестра!

— Тише.

— Что — тише? Пусть слышит! Ты не можешь всерьёз заявлять мне…

— Я могу делать всё, что захочу. Я достаточно взрослая девочка.

Лиза неуверенно, но достаточно зло усмехнулась.

— Тебе поэтому на всё наплевать? Ты махнула рукой на всё из-за этого… типа? Что он тебе пообещал?

— Что будет любить меня всю жизнь, — не скрывая лёгкой иронии, сказала я.

— Не сомневаюсь! Что ещё ему остаётся? Лиля, ты же не дура, ты должна понимать!..

— Хватит! — я перебила её достаточно резко, в глаза сестре посмотрела, надеясь, что она поймёт степень моей серьёзности. — Что ты хочешь от меня услышать? Как тебе действовать? Как спасти себя? Самый лучший выход, Лиза, ни во что не вмешиваться. Я говорю тебе это, как сестра. У тебя есть своя доля, её никто не отнимет. Только мой тебе совет: не отдавай её Олегу, как бы он не просил и что бы тебе ни обещал. Даже если рухнет бизнес, останется недвижимость и предприятия, у тебя будет стабильный доход. — Я слабо улыбнулась. — У тебя самая выгодная позиция: сиди и смотри, как мы дерёмся. Мне ты сестра, ему жена и мать его сына. Тебе нечего терять. Но в жизнь мою не лезь.

— Ты идиотка, — выдохнула она, видимо, не на шутку потрясённая моей речью. — Из-за мужика…

Я смотрела на неё, что скрывать, с сожалением, давая ей понять, что не собираюсь менять своего решения. И я не идиотка, я просто женщина, а это много значит. И Лиза сильно постаралась в своё время, чтобы я об этом позабыла.

Она губы поджала, глянула на меня волком, и ринулась в прихожую. Дверью, уходя, хлопнула так, что я невольно вздрогнула. А из спальни Андрей появился. Дверь открыл и замер, привалившись плечом к косяку. Мы помолчали, после чего он сказал:

— Она успокоится.

Я сделала осторожный вдох, после чего кивнула, как можно спокойнее. Даже улыбнуться постаралась. Потом вспомнила про то, что замуж собралась, и решила изобразить смущение, хоть небольшое.

— А ты как? Дышишь?

— В смысле?

Я руками развела.

— Ну… в свете изменившихся жизненных обстоятельств.

Данилов моргнул.

— А-а. — Глянул на меня достаточно весело. — Я решил, что ты пошутила.

— Зря. Я подумала и решила, что хочу замуж. А ты мне подходишь.

Он вроде бы ахнул.

— Серьёзно?

— Да. Я тебя люблю. — Подумала и добавила, подзадориваемая ехидным взглядом любимого: — Ты хорош собой, в меру азартен, талантлив, не глуп… у тебя неплохие связи.

— Спасибо. — Данилов предпринял попытку поклониться за оказанную ему честь признания его достоинств. Я же нахмурилась, не разделяя его веселья и несерьёзности. В конце концов, мы наше будущее обсуждаем.

— Ты издеваешься?

— Нет. — Он вздохнул, шагнул ко мне и обнял. — Я не издеваюсь. Точнее, больше не буду.

Вот это ближе к истине. Я его обняла, решив, что злиться и возмущаться глупо, расстроено ткнулась носом в его плечо, снова подумав о ссоре с сестрой, а Андрей погладил меня по спине. В лоб поцеловал и тихо спросил:

— Переживаешь?

Я кивнула. А потом вдруг сказала:

— Увези меня отсюда.

Данилов голову поднял, в лицо мне посмотрел, не на шутку удивившись.

— Ты серьёзно?

А я кивнула с неожиданной решимостью.

— Да. Я сама не смогу, я побоюсь. Я буду думать… — Я неуверенно усмехнулась, спустя минуту уже не представляя, как я могу уехать из города, в котором родилась и провела всю жизнь. Желание уехать от проблем было молниеносным, обжигающим, и оно подарило ощущение свободы, пусть оно меня и напугало. Я всегда была привязана к этому городу, к семье, к своему любимому делу. Я совру, если скажу, что никогда не думала сбежать, особенно после истории с Толей, но меня всегда останавливал страх остаться одной. А если я буду не одна? Если я буду с Андреем?

Я голову закинула, чтобы Данилову в лицо посмотреть, встретилась с ним взглядом. Решение уехать должно быть совместным, мы оба должны быть в нём уверены. Андрей голову опустил и прижался лбом к моему лбу, в глаза мне смотрел, а я дышала тяжело, будто меня в данный момент пытали, и каждая секунда — это боль, боль принятого решения.

— Знаешь, чего я боюсь? — отчего-то шёпотом спросил он. Я не переспросила, просто смотрела на него, ожидая продолжения, и Андрей сказал: — Что ты пожалеешь. Я увезу от всего знакомого, важного для тебя…

— Ты мне важен. Почему ты сомневаешься?

Его губы сложились в подобие улыбки.

— Я не сомневаюсь. — Он ладонь к моей щеке прижал. — Но у тебя столько всего в голове. Меня это удивляет.

— Раньше ты предпочитал дур? — невинно поинтересовалась я, а Данилов закрыл мне рот крепким поцелуем.

— Не задавай мне больше таких вопросов, — попросил он. — Я не знаю, что тебе отвечать.

Я руками его обхватила, ощущая долгожданное успокоение. В моей жизни снова появилась определённость и даже цель впереди замаячила, к которой следовало идти и даже торопиться. Ведь всем известно, что мужчины — существа странные и непостоянные, и раз уж я выбрала себе супруга по вкусу, то не стоит медлить и давать ему преимущество и время на то, чтобы опомниться.

— Я люблю тебя, — проговорила я в пылу чувств.

Данилов в ответ что-то невнятно угукнул, за что схлопотал кулаком промеж лопаток. Хохотнул и заверил:

— И я тебя люблю, сладкая.

Получив ответное признание, кстати, произнесённое вполне искренне, я прильнула к его широкой груди.

Следующим утром я встала пораньше, чтобы наконец почтить своим присутствием кондитерскую. Даже скажу, что я успела соскучиться и ощущала нетерпение. Расцеловала Жорика при встрече, запретила ему сокрушаться и горевать, поднялась в свой кабинет и занялась насущными делами. Правда, в памяти то и дело всплывал образ любимого мужчины, которого я оставила в своей постели отсыпаться. И даже признаюсь, что прежде чем уйти из дома, минутку постояла на пороге спальни, разглядывая сильное загорелое тело на постели, прикрытое лишь тонким одеялом. Окинула долгим взором, спрятала плотоядную улыбку, устыдившись даже её тени на своих губах, поторопилась откинуть нескромные мысли, и ушла, послав спящему Данилову воздушный поцелуй. Но мысль о том, что я выхожу замуж, то и дело возвращалась и будоражила меня. Замуж? Правда, замуж?

Не знаю, какое у меня будет платье, но торт, без сомнения, поразит воображение всех гостей. Я уже знаю, что именно хочу — сливочную помадку, белую глазурь и большие маки на длинных стеблях в виде украшения.

Я водила ручкой по листу бумаги, делая набросок самого важного в моей жизни торта, но делала это несколько рассеянно, не отвлекаясь от важного телефонного разговора. К тому же он был не слишком приятным, я никогда не любила оправдываться, а тут польский пан по имени Янек докопался до меня, настолько, что я в какой-то момент злиться начала. Даже его английский с сильным польским акцентом, который раньше меня смешил, раздражать начал. Повесив трубку, я настоящее облегчение испытала. Глянула на Жорика, который уже минут пять сидел напротив меня, разглаживал белоснежный фартук на своих коленях и вздыхал. Вздыхал так печально, что я хмуриться начала.

— Что с тобой? — цыкнула я на него, закончив разговор.

Он окинул выразительным взглядом мой кабинет.

— Мне жаль, Лили, — заявил он немного не в тему.

Я брови вздёрнула, хотя прекрасно поняла, что он имеет в виду. Потом притворно отмахнулась.

— Не жалей. У нас будет другая кондитерская. — И напомнила ему с преувеличенным оптимизмом: — Ты же хотел перебраться в Москву.

— А мы едем в Москву?

— Не знаю, — честно призналась я. И, улыбнувшись, процитировала любимую литературную героиню Жорика: — Я подумаю об этом завтра.

— С одной стороны, всё правильно. Нужно развиваться, идти дальше…

— Вот и я о том же.

Жора присмотрелся ко мне повнимательнее.

— Ты не боишься?

Я в кресле откинулась, на секунду губу прикусила, не справившись с эмоциями. Но затем смело качнула головой, опровергая его предположения.

— С ним мне ничего не страшно. Да и ты со мной будешь, — ободряюще улыбнулась я. Потянулась к нему через стол и за руку взяла. — Жорка, мы с тобой вместе — это страшная сила. Ты помнишь, с чего мы начинали? Вдвоём ночами пончики пекли, а потом продавали за копейки, клиентов привлекая. Ты помнишь?

Он всё-таки улыбнулся, кивнул.

— Помню.

— Мы нигде не пропадём, — то ли пообещала, то ли заверила я его. Но не забыла предупредить: — Но пока никто не должен знать. Это очень важно.

Жорик поторопился кивнуть с важным видом. Эта важность придавала ему достаточно комический вид. Но, кажется, мне всё-таки удалось его успокоить. Из кабинета он вышел пружинистой походкой, не напоминая больше серую печальную тучку. Заодно прихватил с собой мой набросок, пообещав подумать о маках, которые, без сомнения, станут самым сложным элементом моего свадебного торта.

Боже, я выхожу замуж.

Мне даже пришлось пару раз зажмуриться и качнуть головой, избавляясь от мыслей, которые мешали мне думать о проблемах и делах насущных. Но я замуж выхожу!

О перспективе близкого замужества я вспомнила и в тот момент, когда увидела недалеко от дверей кондитерской машину Горина. Стёкла были тонированные, но я знала, что он за рулём. Я, собравшаяся пройтись до бухгалтерской конторы, услугами которой пользовалась, притормозила, не зная, стоит ли мне с Алексеем Дмитричем встречаться, да ещё с глазу на глаз. Поддалась слабости и направилась в противоположную сторону, надеясь притвориться, что попросту его машины не заметила, но когда «мерседес» на незначительной скорости двинулся следом, в душе приуныла. Не избежать мне объяснений. Да и Лёшка вряд ли станет долго ждать, когда я сама захочу с ним пооткровенничать. И поэтому, когда машина притормозила рядом, а дверь со стороны пассажирского сидения впереди призывно открылась, я, мысленно попрощавшись со своим хорошим настроением, села в автомобиль. Посмотрела на господина мэра.

— Привет.

Он кивнул, приглядывался ко мне недовольно и даже придирчиво, ответить не потрудился, зато вздохнул. Вздохнул так, будто я испытывала его терпение или даже всерьёз мучила. Заглушил двигатель и сложил руки на руле. А я на сидении откинулась, смотреть стала в сторону.

— Тебе Лиза рассказала?

Лёшка глянул на меня искоса.

— Она ведь несерьёзно?

Я выдержала небольшую паузу.

— Серьёзно, Лёша.

Он ухмыльнулся, головой качнул, потом дёрнул узел галстука.

— Замечательно. Ты совсем сошла с ума.

— Почему? — Меня на самом деле интересовал ответ на этот вопрос. Лиза тоже считала, что я не в своём уме, раз всерьёз отношусь к роману с Даниловым. Они не хотели верить, не хотели думать о том, что в моей жизни появится кто-то важный, помимо них.

— Он чужой, Лиля.

— Мне надоело это слышать, — разозлилась я. — Любой, кто появится в моей жизни, будет чужим. Для вас, по крайней мере.

Алексей Дмитрич резко развернулся на сидении, чтобы смотреть мне в лицо, и взгляд его был осуждающим.

— А я? Как же я?

У меня, признаться, комок в горле встал, пришлось кашлянуть, чтобы голос вернулся.

— Лёша, так не может продолжаться. Мы уже об этом говорили. У меня кончились нервы, у меня кончилось терпение, и…

— Я же обещал, что разведусь!

Я только головой покачала.

— Это ничего не решит. Грянет скандал, а я буду в эпицентре всего этого. Ты же знаешь свою жену, я гореть буду — она в мою сторону не плюнет. Она же совершенно неадекватна бывает. К тому же, у тебя дети…

— Ты просто не хочешь, — обвинил он меня. Буравил меня взглядом, и у меня от его взгляда мурашки по спине бегали. Мне было безумно жаль… ни себя, ни его, а последних десяти лет. Я не скажу, что любила Горина так, как любила когда-то Толю… Наверное, я могла бы любить его сильнее, более страстно, если бы тоска по Толе меня не отвлекала, не путала мои чувства и мысли, если бы печаль не выжгла огромную рану в сердце. В каком-то смысле, это несправедливо, ведь Лёшка не виноват, он всегда относился ко мне с большим чувством и заботой, а для меня он стал опорой, человеком, который поддержал и помог начать жизнь сначала. Я любила его, научилась любить, со временем, но это была любовь, рождённая из благодарности, а не данная свыше, не свалившаяся на голову, как с Даниловым, не путавшая мои мысли и не подталкивающая к безумствам. Если бы это было так, я бы плюнула на всё и вышла за него замуж, не смотря на свою молодость, не смотря на обязательства, которые накладывал брак с человеком из политических кругов. К тому моменту, когда Горин сделал мне предложение, мы были знакомы уже больше двух лет, а я всё равно не решилась. Андрея же я знаю считанные недели, но в своём решении почему-то уверена, смотрю на Данилова и этой уверенностью заряжаюсь, готовая и к трудностям и к свершениям. И глядя сейчас на Лёшку, всё-таки любимого и родного Лёшку, я чувствую вину. И, наверное, это заметно, потому что он смотрит на меня и на его лицо набегает тень, даже глаза стали злыми и не прощающими.

— Я устала, — призналась я абсолютно честно. — Не от тебя, а от этой жизни. Постоянно оглядываюсь, постоянно чего-то боюсь, вспоминаю, что всем должна. Прости меня, но я… Он появился, и мне захотелось жить. Я раньше думала, что такое только в кино бывает. Когда незнакомый человек даёт тебе такой заряд энергии, что ты даже не сразу понимаешь, как с этим справиться.

Лёшка отвернулся от меня, вцепился в руль, стал смотреть перед собой, от напряжения даже морщась.

— Значит, ты его любишь…

Я не сразу, но ответила.

— Да.

— Ты его не знаешь, он тебя не знает, он тип с сомнительной репутацией и профессией, а ты его любишь.

— Просто в моей жизни никогда ничего не складывалось.

— Ты понимаешь, чем рискуешь?

— Понимаю.

— Да ни хрена ты не понимаешь! — выкрикнул он. — Ты просто упёрлась, ты… всё делаешь назло. Он же жулик. Лиля, ты сама это знаешь. Ты понимаешь, кто он!..

— Замолчи, пожалуйста!

— Как мне тебе объяснить?

— Да не надо мне ничего объяснять! — Я тоже психанула и повысила голос. — Я просто банально хочу замуж, понимаешь? Чтобы вы все оставили меня в покое, и дали пожить для себя! Я ребёнка хочу, в конце концов! Не прятаться по машинам и чужим квартирам, не заниматься сексом второпях, никому ничего не объяснять! — Я выдохлась и замолчала, глядя в лицо Горина. Головой покачала. — И не надо говорить, что я сама виновата. Не надо говорить, что если бы не я, у нас всё было бы по-другому. Всему своё время, Лёша, и свой человек. Я тебя не предавала, ты сам сделал свой выбор. Ты хотел карьеру… — Я выдержала многозначительную паузу, сглотнула от волнения. — Я сделала всё, что могла для тебя. Считай, что это моё извинение за то, что не оправдала надежд. Но обвинять меня в своём браке, удачном или не удачном, это уже не мне решать, ты не в праве. Я тебе с женой жить не мешала, и детей вам рожать не мешала. Ты сам ко мне приходил. А если я в чём и виновата, так в том, что позволяла тебе это.

— Ты меня любишь? — Его голос прозвучал требовательно, и я сжала кулаки. Судя по тону, Алексей Дмитрич уже готов бросить к моим ногам и семью, и карьеру, но я почему-то уверена, что это не от большой любви, а из собственнического инстинкта, он не желал отдавать другому то, что считал своим. Да, любил, я верила в его чувства, но в данный момент важнее было доказать противнику своё превосходство и заставить меня усомниться в скором браке и моём избраннике.

— Не мучай меня, Лёша, — попросила я, теряя последние силы.

— Ответь!

— Что? Сказать: люблю? Так ты не так меня поймёшь. Сказать: нет? — Я вздохнула. — Значит, соврать и обидеть. Я скажу, что люблю его. Правда, люблю. И понятия не имею, как у нас всё сложится, но я, если понадобится, отдам всё, чтобы у нас с Андреем всё получилось.

Горин головой качал, меня слушая, всё ещё не веря моим словам. Затем усмехнулся.

— Он продаст тебя Зудину. Я…

— Всё, хватит, — одёрнула я его. Взялась за ручку и открыла дверь. — Позволь мне самой сделать выбор. Даже если я ошибусь, я буду знать, что я жила, а не пряталась снова за твою спину. — Но прежде чем уйти, всё же сказала, хоть и через силу, ненавидя себя за то, что испытываю жалость: — Прости.

Как-то сложно стало в этом городе. За каждым углом обиженный или недовольный мною человек.

Андрей заметил мою нервозность. Вечером мы выбрались поужинать в ресторан, я не особо была настроена на появление на публике, но когда Данилов это предложил, не нашла причин для отказа. Да и к новым туфлям я днём очень удачно приобрела платье. Если так пойдёт и дальше, то я, живя в постоянном напряжении, на обновки состояние спущу. Но это лучше, чем запивать неприятные новости и разговоры шампанским или мартини, как Лиза делает. Мне нужна светлая голова, впереди великие дела, а у великих дел всегда с собой масса неожиданностей, нельзя бдительности терять.

И вот мы с Андреем ужинаем в «Аристотеле», я чувствую себя привлекательной и яркой, как никогда, Данилов посмеивается и не упускает возможности показать мне, что доволен, и меня даже взгляды Петренко, который, по всей видимости, ещё не простил нашей семье возникших проблем с ОБЭПом, нисколько не беспокоят. Я всё-таки пью шампанское, ем салат с крабами, и наслаждаюсь обществом любимого мужчины, на которого смотрят все женщины в зале. Вот этим как раз наслаждаться не слишком получалось, я время от времени кидала на окружающих красноречивые взгляды.

— Все нас разглядывают, — пожаловалась я вполголоса.

— Пусть.

Я не отрывала взгляда от тарелки.

— Пусть, конечно, — не стала я спорить, — но это не слишком приятно.

— Все знают, кто ты, и всем интересно, кто я. Надо было купить кольцо и устроить полноценное представление.

— Не надо, — поспешно отозвалась я.

Данилов брови вздёрнул и откровенно ухмыльнулся.

— Не хочешь?

Я взглянула с укором.

— Что ты смеёшься надо мной?

— Я не смеюсь, — попробовал Андрей меня убедить, а я устремила на него подозрительный взгляд. Знала, что он никакой критики не выдерживает, да и Данилов лишь рассмеялся, потом через стол потянулся и взял меня за руку. — Не злись. Шампанское хорошее?

Я кивнула, не спеша убирать руку, с удовольствием чувствуя, как Андрей водит большим пальцем по моей открытой ладони.

— Ты больше не говорила с сестрой?

Я едва заметно поморщилась.

— Не порти вечер.

— Злишься на неё?

— У меня есть для этого некоторые основания, ты не находишь?

— Я-то нахожу. Удивляюсь, что ты так упорствуешь. Обычно ты куда лояльнее к её выходкам.

— Это неправда, Андрюш. Я знаю о её дурном нраве, но она моя сестра. Просто сейчас…

— Сейчас она пытается убедить тебя в том, что ты собралась замуж за вора.

Мы глазами с ним встретились, и я позволила себе мило улыбнуться, рискуя за следующие слова быть убитой на месте.

— Я тебя перевоспитаю.

Данилов притворно нахмурился.

— Кто ещё кого перевоспитает. Ты хоть помнишь, что мне обещала?

Я моргнула, изображая невинность.

— Когда?

— Тогда, — твёрдо проговорил он с явным намёком. — Лиля, я хочу знать всё, что приходит тебе в голову. Более-менее серьёзное.

Я чуть слышно фыркнула, вновь потянувшись за бокалом.

— Андрюша, ты сойдёшь с ума, если я буду рассказывать тебе всё.

Он обречённо кивнул.

— Чего-то подобного я и опасался. Думала бы ты поменьше, душа моя, всё в твоей жизни было бы куда проще.

Пришлось признать правдивость его слов, правда, вряд ли они что-то способны изменить.

— Что делать, такая уж я.

— Хорошо, давай решать проблемы постепенно, — сказал он, когда горячее принесли. Вслед официанту глянул, встряхнул льняную салфетку и на колени себе положил. Окинул взглядом зал. — На данный момент я прошу тебя об одном: позволь мне помочь. Иначе мы никогда не уедем. Ты опять запутаешься в родне, и мы застрянем в этом городишке.

Я замялась, обдумывая ответ. Снова стало беспокойно на душе при мысли, что придётся покинуть родной город, возможно, навсегда. Но я ведь решила? Отступать некуда.

— И как ты собираешься помогать?

— Я поговорю с Родионом. Думаю, он заинтересуется развалом… империи.

Я невольно усмехнулась.

— Ещё бы.

Данилов кинул на меня быстрый взгляд исподлобья.

— Что? Ты уже передумала?

Я тут головой покачала, стараясь выглядеть уверенной в своих решениях.

— Нет, конечно. Но, думаю, тебя не должно удивлять, что твоему Родиону я не доверяю.

— Тебе и не надо ему доверять, — вроде бы успокоил, а на самом деле лишь раззадорил меня Андрей. — Я же сказал, я сам всё сделаю.

Ох уж эти мужчины. Я, конечно, промолчала, принялась за дораду, которая просто таяла во рту, но никакого удовольствия от вкуса я, к сожалению, не ощущала, а всему виной любимый и дорогой, что сидел напротив. Я украдкой Данилова разглядывала, а думала о том, что его въедливость и серьёзность в отношении бизнеса, своего и чужого, несколько некстати. Конечно потом, когда дело будет касаться финансовой составляющей нашей семьи — ради Бога, но со своим прошлым я должна распрощаться сама, без вмешательства третьих лиц. Андрей на пару с Зудиным только проблем добавят. Но что-то мне подсказывает, что убедить в этом Данилова будет невозможно. Я улыбнулась, когда он поднял на меня глаза, его взгляд был цепким, а я могла поклясться, что у Андрея уже план есть. Как мою — мою! — ситуацию разруливать. Конечно, это его работа, он мастер находить выход из щекотливых ситуаций, но что делать, если я тоже знаю, как лучше? По крайней мере, для меня.

И будто нарочно, словно чёрт из табакерки, в зале Родион показался. Меня заметно перекосило, я сверкнула на Данилова глазами, но тот лишь плечами пожал. А вот Зудину приветливо улыбнулся и даже привстал, когда тот к нашему столику приблизился. Вот кого нам не хватало на вечере в честь помолвки, так это его! Я на приветствие Родиона Константиновича ответила без особого энтузиазма, и с кислым видом наблюдала за тем, как он присаживается. Улыбается, как кот Матроскин: вроде и душевно, но уж больно хитро. Впрочем, он всегда так улыбался, и ещё глазами тебя ел, ел… Поневоле ёрзать начинаешь.

— Какое совпадение, — проговорил Зудин, приглядываясь ко мне с особым вниманием. — Прекрасно выглядите, Лиля.

— Спасибо.

— Присоединишься? — вежливо предложил Андрей, но Родион отрицательно качнул головой.

— Нет, я уже поужинал. В кабинете.

Я шампанского глотнула, и не удержалась, заметила:

— Опять с кем-то шептались.

Данилов кинул на меня предостерегающий взгляд, который я предпочла проигнорировать.

— Ни с кем не шептался, — заверил меня Зудин. — Просто не люблю, когда меня разглядывают. Это плохо действует на моё пищеварение. — Посмотрел на бутылку дорого шампанского в ведёрке. — А вы что-то празднуете?

Пока Андрей с мыслями собирался, я со всей серьёзностью дорогого гостя оповестила:

— Да. Мы решили пожениться.

Данилов на секунду, но замешкался, жевать перестал, но встретив мой взгляд, поторопился улыбнуться. А Зудин выглядел не на шутку удивлённым. Я ещё присмотрелась к нему, но никакого негатива в его глазах не заметила, лишь искреннее удивление.

— Серьёзно? — На Данилова посмотрел. — Андрюх, серьёзно?

Тот кивнул, со смешанным чувством смущения и некой обречённости, с каким большинство мужчин, наверное, в загс и идут.

Зудин хохотнул, на меня посмотрел, потом качнул головой.

— Что ж, поздравляю… Его, — тут же заметил он. — Он сделал хороший выбор, а вот насчёт вас, Лиля, совсем не уверен. — Тут Родион откровенно рассмеялся, а я улыбнулась, как и полагается невесте.

После такого известия просто встать и уйти Зудин, конечно, не мог, заказали ещё шампанского, будто мне бутылки мало было, дорогущего виски, выпили, а я мысленно подивилась иронии судьбы. С кем — с кем бы мне свою помолвку праздновать, но только не с тем человеком, который, при необходимости, костьми ляжет лишь бы разорить меня. Последнюю рубашку снимет. Причём судя по взглядам Родиона Константиновича на меня в этот вечер, рубашку, особенно последнюю, он с меня снять как раз не прочь, и мнимая дружба с Даниловым этому вряд ли помеха.

— Да, любовь такая штука, — произнёс наш гость многозначительно, — ничто и никто ей не помеха. Вот даже Данилыч свою женщину нашёл. Себе под стать, кстати.

Вот на это я отреагировала вполне искренне:

— Спасибо.

— На свадьбу позовёте?

— Мы ещё не определились, — с ленцой ответил Андрей. Посмотрел на меня.

— С меня подарок, царский. Всё-таки благодаря мне познакомились. — Зудин от этой мысли даже рассмеялся.

Нашёл, что вспомнить, ей-богу!

Родион остановил взгляд на моей груди, быстро опомнился и в лицо мне посмотрел.

— Здесь остаться собираетесь? Жить, в смысле?

— А Андрюша здесь сможет? Сомневаюсь.

— Правильно! — Зудин даже пальцем в меня ткнул. — Вот что значит мудрая женщина. Уезжать вам надо.

Это было бы смешно, если бы не было так грустно, честное слово.

Я бокал на стол поставила.

— А вы, Родион Константинович, уезжать собираетесь? Смотрю, вы прямо прижились в нашем маленьком городке.

Он на стуле развалился, виски прихлёбывал.

— Так я всё ещё результатов жду. Вы мне и обещали, Лиля.

Я сдержанно кивнула.

— Обещала. Есина ищут.

— Ещё скажите, что найдут.

— Конечно, найдут. Аркадий Николаевич меня заверил…

— Это ваш бывший мент? Эх, не доверяю я нашим органам… Прямо, как своей печени.

— Он найдёт. В конце концов, прошла всего неделя.

— Целая неделя. Очень долго.

— А вы хотите меня уверить, что вас так сильно беспокоит пропажа этого человека? Думаю, вас держит здесь что-то другое.

— Что же?

— Лиля намекает на твой меркантильный интерес, — подсказал Данилов. Он всё это время ел, делая вид, что наш разговор его нисколько не интересует.

Родион хмыкнул.

— Я с ним родился, с этим меркантильным интересом. Так что, советую не удивляться. — Он посмотрел на меня, указал на моего новоиспечённого жениха. — Вот он знает. Мы с ним столько лет знакомы. Данилыч, сколько?

Тот плечами пожал.

— Лет шесть.

— Вот. А это показатель.

— Чего? — заинтересовалась я.

— Нашего взаимопонимания.

Я заметила, как Данилов ухмыльнулся в бокал.

Зудин посмотрел на него, потом на меня, и заявил:

— А вы красивая пара. Я, кстати, тоже блондинок люблю.

Я глаза закатила от такой сомнительной похвалы, а Родион пальцами щёлкнул, и официант снова наполнил мой бокал.

— Давайте выпьем. За успех… нашего совместного предприятия. Вам детишек побольше, а мне всего остального. — И он снова засмеялся, довольный своим тонким юмором.

— Он опасен? — спросила я Андрея, когда мы покинули ресторан. Хорошее настроение и волна пожеланий, которых мы от Родиона за последний час наслушались, обмануть меня не смогли.

— Когда хочет того.

— Обалдеть, как нам со свидетелем повезло, — проворчала я себе под нос, устраиваясь на сидении автомобиля.

Ноги от новых туфлей всё-таки устали. Оказавшись дома, я поспешила пройти в комнату, рухнула в кресло и, наконец, сбросила это мучение со своих ног, стараясь не думать о том, сколько они стоили. Андрей вошёл следом, пиджак снял, улыбнулся, наблюдая за мной. Опустился передо мной на корточки, взял одну мою ногу и поставил себе на плечо. Пальцы прошлись от лодыжки до самой резинки чулка. А я вздохнула и пожаловалась:

— Я перепила шампанского.

— Тебе можно, ты невеста.

Я легонько толкнула его пяткой в плечо.

— Ты перестанешь ли надо мной издеваться?

Он усмехнулся и губами к моей коленке прижался.

— А, знаешь, я хочу на тебе жениться.

Я приоткрыла один глаз, глянула с интересом.

— То есть, вчера я тебя заставила?

— Нет. — Данилов ещё шире улыбнулся. — Просто вчера я был немного… ошарашен.

— Ты мерзавец, — уличила я его.

— Есть немного, — рассмеялся он. Ногу мою отпустил и поднялся, протянул мне руку. — Пойдём, я тебя спать уложу. Пора привыкать заботиться о своей второй половине.

Я, не скрываясь, зевнула, протянула ему обе руки, позволила себя из кресла вытянуть. За шею его обняла и повисла, позволив приподнять себя от пола и отнести в спальню. Андрей меня на постель уложил, окинул долгим взглядом, потом его руки пробрались к молнии на платье на моём боку, осторожно расстегнули её, после чего он принялся стягивать его с моих плеч. Лиф оказался на моём животе, а Данилов немного отвлёкся, наклонился и поцеловал меня. Я была слегка пьяна, и без того чувствовала лёгкое головокружение и бурление в крови, а уж после поцелуя про сон и вовсе позабыла, к себе любимого притянула и сама впилась в его губы страстным поцелуем.

— Сладкая моя, — прошептал мне Андрей.

Я по щеке его погладила и попросила в темноте спальни:

— Скажи ещё раз, что хочешь на мне жениться.

— Хочу. На самой удивительной женщине на свете. — Он навалился на меня, забыв снять с меня платье, волосы мои к подушке локтём прижал, мне пришлось голову закинуть, и Андрей принялся меня целовать быстрыми, короткими поцелуями. — Которую мне предстоит каким-то образом отучить проделывать за моей спиной сомнительные делишки.

Я улыбнулась в темноте, задыхаясь от его поцелуев и дыхания, которое щекотало мою шею и грудь.

— Не будет никаких делишек, — клятвенно пообещала я. — Я буду самой лучшей женой.

Как только получу штамп в паспорт…

Весь следующий день я была румяна и улыбчива, как любая нормальная счастливая невеста. И уже не скрывала сего факта, тем более, что Данилов соизволил купить мне кольцо. Мы утром вместе съездили в ювелирный салон и выбрали приличного размера сапфир, в обрамлении мелких бриллиантов. Мне кольцо безумно нравилось, и я без конца на него смотрела, вытягивая руку. После двадцатого раза это стало почти неприличным, и я принялась себя одёргивать, стараясь вернуть себе хоть немного серьёзности. Я почти порхала по залу кондитерской, улыбалась гостям, к одним даже за столик присела, и довольно долго обсуждала с ними интересующую их тему. Я, как хозяйка, угощала их выпечкой, и отвечала на вопросы о своём небольшом бизнесе. И, признаться, совсем не ожидала появления Андрея. Он отправился к Зудину, как сам сказал, решать вопросы, которые ко мне никакого отношения не имели, у них помимо имелись совместные проекты, хотя после громкого слова «проекты», я мысленно скривилась. Но с любимым спорить не стала, поцеловала на прощание, ещё раз в присутствии Данилова полюбовалась на подаренное полчаса назад кольцо, намеренно насмешив его этим, и из машины выпорхнула, прямо у дверей кондитерской. И не ждала с ним встречи до самого вечера, а тут он входит в зал, и я в первый момент здорово растерялась. Из-за стола вскочила и направилась к нему. Вспомнила про улыбку, и разулыбалась совершенно счастливо.

— Андрюша, я тебя не ждала так рано!

— Я по Родиону как-то не скучаю, — сказал он, окидывая зал кондитерской безобидным, как мне показалось, взглядом. На меня посмотрел, и его глаза сверкнули. — А вот по тебе скучаю. Ты занята?

Я моргнула. Затем поторопилась кивнуть.

— Да, полный зал. И у меня ещё заказ на торт на сегодня.

— Опять допоздна?

— Постараюсь побыстрее закончить. Заберёшь меня?

— Конечно. — Данилов схватил с тарелки пончик, облитый сливочной помадкой, огляделся, его взгляд ненадолго остановился на людях, за чьим столом я провела последние полчаса. Он прислушался, сдвинул брови. — Поляки?

Я тоже на них посмотрела.

— Да. Туристы. Ко мне уже экскурсии водят, — похвастала я.

Польские гости пробовали шоколадный торт и яблочный штрудель, делились мнениями и заметно радовались. Андрей ещё минуту прислушивался к их разговору на непонятном языке, от пончика откусил, а когда опустил глаза к моему лицу, я руку подняла и стёрла с его нижней губы след от помадки. Счастливо улыбнулась.

— Вкусно?

Он угукнул.

— Домой принесёшь?

— Штрудель принесу, Жора испёк. Пальчики оближешь.

Андрей быстро поцеловал меня сладкими губами, я после свои облизала, а любимого к двери ненавязчиво подтолкнула. Рукой ему через стекло махнула, и только в тот момент, когда он отвернулся и направился к своему автомобилю, поняла, насколько напряжена. Сердце почти не бьётся, его будто в тиски зажали. Я заставила себя выдохнуть, расслабиться, и тогда уже вернулась к своим гостям.

И уж точно не ждала визита Олега. Точнее, это даже не было похоже на визит, я не знала, чего он хотел: ворваться в кондитерскую и крушить всё, что под руку попадётся, или удовлетворился бы тем, что выстрелил в меня из окна своего автомобиля. Он так был зол на меня, что я не удивилась бы любому решению. Конечно, это всё преувеличение, но взгляды, которые Олег кидал на меня при каждой встрече, были поистине убийственные. И сегодня, дождавшись, когда я выйду из кондитерской, он опустил стекло в машине, наблюдая за мной. Я остановилась, не скрываясь на него посмотрела, даже бровь заинтересованно вскинула, как бы спрашивая, что ему от меня надо. Андрей ждал меня у своей машины, тоже на чёрное «вольво» оглянулся, и по его лицу нельзя было сказать, что он насторожился или забеспокоился, не смотря на внушительного вида «джип» с охраной позади «вольво». Я тоже на «джип» посмотрела, усмехнулась, не скрываясь. Потом подошла ближе, показывая, что бояться мне нечего. В отличие от некоторых.

— Что с тобой, Олежа? Спать плохо по ночам стал, везде убийцы мерещатся?

Аштаев и не подумал из машины выйти, сидел, откинувшись на сидении и на меня в открытое окно поглядывал.

— Можно подумать, тебе спокойно спится, — сказал он с лёгким пренебрежением. Я заметила, как его взгляд метнулся за мою спину, на Данилова. — Личного телохранителя завела.

Я показательно вздохнула.

— Это не охрана, Олег. Это любовь, — поведала я ему со всей искренностью. И тут же улыбаться перестала. — Что ты хочешь?

— Лиза где?

Я призадумалась.

— Почему ты спрашиваешь меня?

Олег саркастически усмехнулся.

— А что, она тебе уже не сестра? Правильно, у тебя любовь!..

— Прекрати ехидничать, — попросила я, ощутив непонятную, но достаточно ясную тревогу. — Как давно её нет?

Олег недовольно поджал губы.

— Няня сказала, что утром, как уехала куда-то, так и нет. Телефон не отвечает. Я думал, она у тебя… Клянчит чего-нибудь.

Мы глазами встретились, и стало понятно, что беспокойные мысли нас одолевают, одни на двоих. Я попыталась навскидку предположить, что моя сестрица со злости натворить может. Ничего хорошего, это точно.

— А Денис?

— С няней. — Он смерил меня взглядом. — Вы с Лизкой опять сцепились, да? Из-за этого? — Олег кивнул на Андрея. Ухмыльнулся. — Не поделили.

— Ты бы лучше жену искал, а не в чужие постели нос свой совал, — посоветовала я, не особо с ним церемонясь.

— А я и ищу. А где искать, как не у любимой сестрёнки, которая вечно за всеми приглядывает. Много наприглядывала-то, Лиля?

— Не твоё дело.

Олег хмыкнул в сторону, изо всех сил демонстрировал мне тяжесть своей жизненной ноши.

— Я тебе говорил, с самого начала говорил, что не нужно было упрямиться. И вот к чему твоя гордыня привела.

Мне оставалось лишь удивиться.

— А по-моему, моя гордыня, Олежа, тут не при чём. Только твоя глупость виновата. Если бы ты не сунулся со своей инициативой, не отправил бы Есина на тот свет, всё было бы иначе. А теперь ты изо всех сил хвостом перед Зудиным метёшь и в глаза ему заглядываешь, и ещё смеешь говорить о своём уме и самостоятельности. Ты даже жену приструнить не можешь, — бросила я ему, не сдержавшись. Ответа ждать не стала, развернулась и пошла к машине Данилова. Тот дождался, пока я сяду, всё это время не спуская глаз с автомобиля Аштаева, потом сел, дверью хлопнул и тут же завёл двигатель.

— Что он хотел?

— Лизу искал.

Андрей усмехнулся.

— Загуляла?

Я на него посмотрела, с нескрываемым укором, но Данилову все мои взгляды, как слону дробина. Я же такой твердолобостью не отличалась, и чувствовала, как мне казалось, вполне обоснованное беспокойство.

— Это не похоже на Лизу.

— Серьёзно?

— Андрей!.. — не удержалась я от того, чтобы его не одёрнуть. Телефон из сумки достала и набрала номер сестры. Отозваться она не пожелала, даже гудков не было, лишь тусклый голос извещал о том, что абонент вне зоны доступа. Я секунд пять слушала, потом снова к Данилову принялась приставать, изливая на него свою тревогу. — Она уехала из дома утром и пропала.

— Лиля, ну что с ней случится?

— Может и ничего! — разозлилась я. — А вот что может случится по её вине — большой вопрос.

Данилов помолчал, обдумывая.

— Думаешь, пакость какую затеяла? — Я плечами пожала, а Андрей мрачно кивнул. — Точно. Пакость, на которую много ума не надо.

Я телефон в руке повертела, потом нажала на кнопку быстрого набора. И даже выругалась, когда и Халеменчук не ответил.

— Да что же это.

Данилов бросил на меня быстрый взгляд, потом по коленке меня погладил.

— Успокойся.

Хорошо ему говорить, не его же сестра пропала.

— Ты обратила внимание, насколько Аштаев уверенно себя держит?

Я отвлеклась от своих мыслей, на Андрея посмотрела, потом кивнула.

— По крайней мере, старается, — продолжал Данилов рассуждать.

— Видно, наш дорогой свидетель на предстоящей свадьбе, его хорошо задобрил.

Данилов еле слышно хмыкнул, помолчал, не сводя глаз с дороги, потом в затылке почесал.

— Что тебе сказать, милая: я, в свете последних событий, в доверенные лица Родиона не гожусь.

— Перестал доверять? — негромко подивилась я.

— А ты как думаешь?

— Правильно, — отозвалась я с лёгким, невинным вздохом. — Всё в семью, всё в семью.

— Вот зараза, — весело посетовал Данилов, а я улыбнулась. Просто потому, что захотелось улыбнуться. Потом, правда, вернулась к интересующему меня разговору.

— Что такого Олег мог пообещать Зудину, что тот забыл о Есине? Всё-таки друг… ну, или партнёр. Тоже не кот чихнул, кстати.

— А с чего ты взяла, что он забыл? Сейчас выдоит твоего родственничка, а потом ещё и счёт предъявит. — Андрей кинул на меня многозначительный взгляд. Я решила притвориться непонимающей:

— Что?

— Что, что, Лиля! Родион спит и видит, когда вы один на один останетесь. И вот тогда он покажет себя во всей красе, начнёт выдавливать тебя по капле. А он это умеет, поверь.

Я руку вытянула и посмотрела на обручальное кольцо.

— Очень ему приглянулся мой кусочек пирога, — проговорила я.

Андрей улыбнулся.

— Крупный у тебя кусочек.

— Это не от жадности, Андрюш, это от хитрости. А ведь хорошо, что времена потише стали, да? А то бы пристрелил меня твой Родион, и не поморщился.

Данилов смотрел на дорогу, но я заметила, как его губы сложились в саркастическую усмешку.

— Сейчас тебя стрелять рано, сладкая. А вот когда вы лоб в лоб столкнётесь.

— Не столкнёмся, — успокоила я его. Андрей кинул на меня быстрый взгляд, а я постаралась спокойно улыбнуться. — Мы ведь собираемся уехать, разве нет? Ты ведь знаешь, что делать. — Я в любимом не сомневалась, честно. И очень надеялась, что гордость за него прозвучала в моём голосе.

— Конечно, знаю. Не переживай.

Вот об этом я точно не переживаю, отпереживалась уже. Других проблем полно.

Куда же Лизка делась? Я весь вечер об этом думала. Андрею улыбалась, ужин ему готовила, старалась разговор поддерживать, даже когда он снова о Есине заговорил, поддакивала, а сама украдкой раз за разом номер сестры набирала. Её телефон по-прежнему был отключён, и я, в конце концов, позвонила Олегу. Разговор у нас вышел короткий и невразумительный, он сообщил, что Лиза не появлялась, пролаял, что уже давно ничего путного от жены не ждёт. Впрочем, от всей нашей семейки. Я молча выслушала, в принципе, спорить с ним не собираясь, нервы на него тратить, но всё же не удержалась и едко заметила, что когда ему выгодно было, он от нашей «семейки» очень многого ожидал и ни от чего не отказывался. И первой отключилась, не желая слышать то, что он мне ответит.

А среди ночи приехал Аркадий Николаевич. Звонок в дверь поднял нас с постели, я-то точно подскочила, перепугавшись до смерти, не с первой попытки сумела включить ночную лампу, и заморгала, не понимая, который час и что, вообще, происходит. Андрей тоже на постели сел, но понимал, по всей видимости, больше меня, потому что сразу поднялся и пошёл в прихожую. А я глаза потёрла и на часы посмотрела. Половина третьего.

Если это Лизка, убью на фиг.

Я почему-то была уверена, что это сестра. Возможно, пьяная, наверняка злая, и скорее всего Олег, разозлённый до нельзя, не пустил её домой. Вот она ко мне и явилась. К кому ещё ей, по сути, идти? Она всегда ко мне приходит, даже если мы и в ссоре.

Но это оказалась не Лиза, в квартиру вошёл Халеменчук, я услышала его голос, больше похожий на раздосадованный бубнёж, и поспешила подняться и накинуть на себя халат. Из спальни вышла, посмотрела на Аркадия Николаевича, потом на заспанное лицо Данилова.

— Что случилось?

Халеменчук досадливо морщился, и такое чувство, что делал он это давно, успел привыкнуть к такому выражению лица. Вздыхал и морщился, вздыхал и морщился. Сразу понятно, что новости плохие.

— Что-то с Лизой? — спросила я. Меня это безумно беспокоило, а вот мужчин удивило.

— С Лизой? — переспросил Аркадий Николаевич. — Почему с Лизой? Что с этой оторвой ещё стряслось?

Данилов лишь рукой безнадёжно махнул, присел на мягкий подлокотник дивана, и косился то на меня, то на Халеменчука. Я халат на груди запахнула, нахмурилась.

— Тогда что? Ночь глубокая…

Халеменчук снова поморщился, а потом кинул выразительный взгляд на Андрея, явно сомневаясь, стоит ли при нём говорить. Я сказала:

— Рассказывай.

— Я Есина нашёл.

Вот этого я, признаться, никак не ожидала. Я на Есина давно рукой махнула, уверенная, что он вряд ли где объявится, если только всплывёт, но на мне и моих делах это вряд ли как-то отразится, в конце концов, я к его пропаже, кто бы что ни думал, никакого отношения не имею. А тут на те, пожалуйста, нашёлся. Я на любимого посмотрела, который был удивлён не меньше меня.

— Живой? — спросил Данилов.

— Более-менее. Я бы сказал, что менее.

— Как это?

— В больнице лежит. В Мелехове.

Мелехово — небольшой районный городок почти на границе с московской областью. От нас больше двухсот километров. Вот! И попробуйте теперь придраться, господин Зудин. Я к этой истории никакого отношения не имею! Прямо камень с души.

Вот только Халеменчук на меня так смотрит, словно готовится мне гадость сказать.

— Врачи говорят выкарабкается, но нужны условия, нужен дорогостоящий курс лечения.

— Что с ним? — Голос Данилова прозвучал отрывисто, я кинула на него взгляд украдкой.

— Официально: дорожно-транспортное происшествие. Его нашли на дороге, патруль нашёл. Без сознания, с переохлаждением. Тупая травма головы, переломы, нарушение речи. Говорят, он несколько недель в коме пролежал, документов при нём не было. По сводкам, конечно, прошёл, но что толку. Весь грязный, полутруп, когда нашли, собирались труповозку вызывать, потом уже поняли, что жив.

— Ужас какой, — пробормотала я. — А сейчас он как, в памяти? — И отчего меня это беспокоит?

— С памятью и речью у него проблемы небольшие, врач сказал, что после комы, и что у него большие шансы восстановиться. Меня, по крайней мере, узнал. — Халеменчук на кресло присел, устало отдуваясь, локтями в колени упёрся. — А вот я его, признаться, не с первого взгляда. Истощал, бритый, весь какой-то синий.

— Он что-нибудь помнит?

Аркадий Николаевич снова на меня глянул, коротко и выразительно. Мне застонать захотелось в голос. Но что я могла? При Андрее запретить ему говорить? Да и Данилов закипать начал, взглядом меня буравил. Пришлось торопливо кивнуть, будто я и не думала сомневаться и информацию от него утаивать.

— Говори, Аркадий Николаевич. Что уж теперь…

— Действительно, — съязвил Андрей.

— Выпить хоть налейте, что ли. Изверги.

— Ночь же, — попыталась я его образумить, а вот Андрей без лишних слов поднялся и на кухню пошёл. Я слышала, как хлопнула дверца холодильника, звякнули рюмки, и через пару минут он вернулся с бутылкой водки под мышкой, тарелкой с бутербродами и поставил на журнальный столик рюмки. Халеменчук бутылку взял, пробку свернул и налил, выпил залпом.

— Что-то мне всё это не нравится, — пробормотала я, присаживаясь на диван. Мне всё не нравилось: и полночный визит начальника охраны, и его мрачное настроение, и Данилов в трусах, распивающий с ним водку, а больше всего то, что предстояло услышать.

— История скверная, Лиля. И сейчас нужно по-умному, опередить.

— Кого? — перепугалась я.

— Олега. Он не знает, что я его нашёл. Но как долго это получится скрывать — не знаю.

— Значит, всё-таки Олег…

— Но ты же не сомневалась.

Я вздохнула.

— Одно дело не сомневаться, а другое знать.

— Тоже верно.

— Рассказывай, — поторопил его Данилов.

— Есин помнит Олега. Помнит, как договаривался с ним о встрече за пределами города. Что уж они обсуждали — мне неведомо.

Я невесело усмехнулась.

— Мне ведомо, — проговорила я мрачно. — Как меня кинуть.

Халеменчук рот тыльной стороной ладони вытер, плечами пожал.

— Это уж тебе виднее, Лиля, не мне. Факт в том, что явно что-то не поделили. Основная проблема не в этом. — Аркадий Николаевич на спинку дивана откинулся, на меня исподлобья глянул и вздохнул, да так красноречиво, поморщился к тому же, что я не на шутку забеспокоилась. — Знаешь, кого он на это дело подписал? Ваську Клюва.

Я моргнула, не в силах справиться с растерянностью, на Андрея посмотрела, тот непонимающе хмурился.

— Кто это?

Вместо ответа я зажмурилась и в бессилии сжала кулаки. Сжала крепко, до боли, но это никак не могло помочь.

— Вот… гад.

— Гад. Подставил тебя по всем статьям. — Халеменчук на Данилова посмотрел и пояснил: — Васька Клюев дружок Джокера, об этом все знают. И ведь не докажешь, что ты, — он снова ко мне обратился, — с ним никаких дел уже много лет не имеешь. Совершенно безголовый тип, ему убить, что мне стакан водки выпить.

Плохо, всё на самом деле было плохо. С Васькой Клювом я за последние года четыре и не встретилась ни разу. Конечно, знала, чем он промышляет, что держит оптовый рынок на окраине города, но я никогда к нему не лезла, даже радовалась, что наши интересы никак не пересекаются. Клюв был абсолютно безголовым, как сказал Аркадий Николаевич, типом, без тормозов. И, кажется, до сих пор считал, что я ему что-то должна и чем-то обязана. В открытую мы никогда не враждовали и ничего не делили, но он был уверен, что я Толю ментам сдала, оказалась слабой, как и все женщины, и на показ всерьёз меня не принимал. Между прочим, с самого начала. Я прекрасно знаю, что он Толе, на правах лучшего дружка, не раз советовал послать меня куда подальше. Покоя ему не давало то, что Джокер меня слушал. Конечно, Клюв не знал, до какой степени Толя ко мне прислушивался, но, видимо, подозревал что-то, потому что мы никогда не ладили, Васька всегда меня подозревал и обвинял во всех проблемах и неудачах. После того, как Джокера посадили, нам бы разойтись в разные стороны, но Клюв, всё-таки не лишённый зачатков интеллекта, из зоны своего внимания меня не выпустил, а уж когда бизнес в гору пошёл и вовсе попытался в друзья набиться, явно смекнув, что к чему. Правда, я это пресекла на корню, но обиду он затаил, я это доподлинно знаю. И вот как отомстил. Хотя, думаю, месть тут была вторична, скорее всего Клюв на деньги позарился, которые Олег ему посулил. Как только Аштаев вспомнил о нём! Олега всегда пугали мои старые знакомства, а тут их видимо свело вместе взаимное желание мне нагадить.

— Как только всё это дойдёт до москвичей, обвинят тебя. Связать Олега и Клюва будет очень трудно.

— А ты как узнал?

— Да есть один человечек, который видел их вместе. — Аркадий Николаевич с сожалением хмыкнул. — Но больше она никому этого не скажет, побоится.

— Она… — повторила я в расстройстве. — Если «она», то точно не скажет.

— Если я всё правильно понимаю, то Есин с Олегом встретились за пределами города. О чём именно договаривались, он не помнит, но, явно, что-то не поделили. Олег в город вернулся, а за Есиным Клюва послал. Тот и догнал его… почти на границе области. Что правильно — подальше от нас. Машина Есина исчезла, а сам он в канаве оказался, с пробитой головой. Они, наверняка, решили, что он мёртв. К тому же зима, мороз… то, что он выжил попросту удивительное дело. Его обнаружили только часов через семь, представляешь? Ни у кого и мысли не возникло, что это нападение, решили, что ДТП. Водитель скрылся, такое часто бывает, тем более в тех краях. Скоростная московская трасса, бесполезное дело кого-то искать. Кстати, уголовное дело по факту наезда возбудили, но висяк есть висяк. И опять же Есину повезло! — Халеменчук ухмыльнулся. — Олег, если и проверял, то вряд ли искал сведения о ДТП в том районе, их знаешь сколько за неделю происходит? Он труп должен был искать. — Аркадий Николаевич руками развёл. — А трупа нет.

— Исчез Есин, — проговорил Андрей себе под нос и потёр подбородок. На меня исподлобья глянул, а мне отчего-то неловко стало, будто я и правда имела ко всему этому какое-то отношение.

— Да, исчез. Если бы застрелили, нашли бы сразу, но это шумиха, это расследование, а так нашли в канаве неопознанного мужика, чёрт знает, что с ним случилось, пока в коме лежал про него вообще думать забыли… Да и сейчас желанием выяснять что к чему не горят, лишняя морока.

— Хорошо, что мы его нашли, — всё-таки решила я порадоваться за Есина.

— Ему, конечно, хорошо. Бабки есть — вылечат. Но что нам делать?

Андрей так и держал в руке рюмку водки, разглядывал её, потом выпил залпом и сказал:

— Валить. — Халеменчук глянул на него в смятении, а Данилов подтвердил: — Валить. Не хрен разбираться во всей этой каше. Если Родион начнёт выяснять, только щепки во все стороны полетят. Пусть с Аштаевым выясняет кто, кого и почему.

Халеменчук на меня посмотрел.

— Решили?

Я всего секунду помедлила, потом кивнула. Аркадий Николаевич носом выразительно шмыгнул, снова потянулся за бутылкой.

— Ну что, дело хозяйское. Хотя я давно говорил, что Олега надо на место ставить.

— Его Родион Константинович на место поставит, — я позволила себе скупо улыбнуться, при этом не спуская с Данилова глаз. Тот снова небритую щёку поскрёб, на часы посмотрел, которые показывали второй час ночи, кивнул каким-то своим мыслям, и поднялся.

— Да… Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро, — проговорил он негромко и без особого воодушевления.

Он ушёл в спальню, а я ещё немного посомневалась, потом, оставив Халеменчука закусывать, за любимым поспешила. Данилов джинсы натягивал и выглядел не на шутку призадумавшимся.

— Андрюш, а если он не поверит?

— Поверит.

Я к стене привалилась, руки на груди сложила.

— Что ты ему предложишь?

Меня не столько интересовало, что Андрей Зудину скажет, сколько то, что предложит. Маленькая, но существенная разница.

Данилов выдернул из шкафа футболку, голову в ворот сунул, а сам молчал, то ли раздумывал, то ли время тянул.

— Мы с тобой об этом уже говорили.

Я в пол смотрела.

— Я переживаю.

Он подошёл, взял меня за подборок и посмотрел в глаза.

— Ты должна мне верить. Понимаешь? Иначе всё зря.

Мне дышать стало трудно, я руки в кулаки сжала, потом кивнула. Андрей ещё секунду меня разглядывал, потом наклонился и поцеловал. Лбом к моему лбу прижался, да так сильно, что даже больно стало. Я слабо улыбнулась.

— Я верю. И надеюсь, что ты будешь осторожен.

— Я несу ему благую весть. И всерьёз надеюсь на награду.

Да уж, награда. Награда — это позволить нам спокойно уехать, оставив Родиону Константиновичу львиную долю моего имущества? У него нигде не слипнется?

Конечно, вслух я этого не сказала. Проводила любимого до двери, даже улыбнулась, Халеменчука шёпотом поблагодарила, а когда закрыла за ними дверь, замерла в тишине квартиры. Потом и свет выключила, так и стояла в тишине и темноте, достаточно долго. Невольно представляла разговор Андрея с Зудиным, его слова и реакцию Родиона, потом принялась об Олеге думать. О том, чем для него всё это закончиться может. Мне даже жаль его стало, он явно не рассчитывает на такую подлянку от судьбы. Но что делать, он сделал свой выбор, когда решился убить Есина. Но, кажется, всерьёз рассчитывал, что это сойдёт ему с рук.

Под утро я всё-таки уснула. Андрей не вернулся и не звонил, и я, открыв глаза, неожиданно почувствовала беспокойство. На часы взгляд кинула, потом за окно посмотрела, и поняла, что меня переполняет плохое предчувствие. Кажется, оно ещё во сне присутствовало, и я проснулась с неприятно колотящимся сердцем. За окном мрак, дождь моросит, и я подумала о том, что Андрей ухал в одной футболке. Вот об этом ли мне сейчас думать? Кто-то за высоким забором сейчас мою судьбу решает, а я думаю о том, как бы любимый не простыл.

Халеменчук позвонил ещё когда я в постели лежала. Никак не могла себя заставить встать.

— Не появился? — коротко поинтересовался он вместо приветствия.

— Нет.

— Беспокоишься?

— Конечно.

— Конечно, — передразнил он меня. Потом помолчал и уже серьёзным тоном осведомился: — Лиля, ты уверена? Насчёт него?

— Да, Аркадий Николаевич, уверена.

— Что ж, в одном он прав: надо валить. Хотя, жалко. Столько трудов…

— Ты Димке позвони, — попросила я. — У меня сейчас голова другим занята.

— Позвоню. — А когда я уже хотела повесить трубку, позвал: — Лиля.

Я трубку к уху вернула.

— Что?

— У тебя есть план?

Почему, почему меня все об этом спрашивают?

Я глаза закрыла, собралась с духом и соврала:

— У меня всегда есть план.

Но в этот раз Халеменчук кажется не спешил мне верить, судя по недоверчивому хмыканью.

— Будем надеяться.

Данилов появился через час. Я варила кофе, пытаясь чем-то себя занять, жарила блины, а он в квартиру вошёл, глянул на меня странно, прошёл к холодильнику и достал бутылку минеральной воды. И снова на меня посмотрел, с досадой. Я нахмурилась, почувствовав неладное. Плохое предчувствие начинает сбываться, сомневаться уже не приходится.

— Что? Он не поверил?

Андрей опустил взгляд к бутылке минералки, уж не знаю, что занятного он в ней нашёл.

— Да поверил, куда он денется. Тут другое, сладкая… И новости у меня, прямо скажем, тебе по нраву не придутся. Ты сядь.

— Сесть? — После подобного предложения я натуральным образом с трудом на ногах удержалась. Потом всё-таки на стул опустилась. — Андрей, в чём дело? Хватит тянуть, говори.

— Это о твоей сестре. Я, конечно, сказал тебе тогда, что готов к тому, что она сделает пакость, но, признаться, верил, что пакость будет безобидная, при таком скудном умишке-то…

— Андрей!

Он рукой после моего окрика взмахнул, и немного воды из бутылки вылилось на пол.

— Она переписала свою долю в бизнесе на Родиона.

Я рот открыла. Вот правда, впервые в жизни я открыла рот от удивления и так застыла. Пыталась осмыслить услышанное, представить, как… кто и когда Лизку надоумил… и не могла. Медленно поднялась, но поняла, что не знаю, что делать. Бестолково покрутилась на месте, повернулась к плите, потом к столу развернулась и уставилась на стопку румяных блинчиков на тарелке.

— Лиля. — Андрей бутылку на стол поставил, кажется, ни одного глотка так и не сделал, ко мне приблизился и положил руки мне на плечи. Помолчал, раздумывая, а затем просто сказал: — Мне жаль.

— Она сделала это мне назло, — проговорила я. Смотрела на эти злосчастные блины и пыталась дышать. — Она настолько на меня разозлилась, что…

— Продала всё Родиону, — закончил за меня Данилов. Поцеловал меня в затылок и осторожно убрал руки с моих плеч, видимо, успокоился, решив, что замертво падать от предательства сестры я не стану. Сел за стол, посмотрел на меня снизу, даже прищурился, пытаясь расценить степень моего потрясения. Я, кстати, до сих пор стояла и сверлила взглядом тарелку, сердце в груди билось тяжело и гулко. — В принципе, — снова заговорил Данилов подозрительно вкрадчивым тоном, — это не глупый поступок, в свете последних событий. Согласись. — Я молчала. — Просто удивляюсь её прозорливости. Хотя, это не интуиция, и не ум, это банальная зависть и злость. Но ведь ткнула пальцем в небо и попала в точку. Повезло.

— Андрюш, замолчи, — попросила я, не в силах слушать его.

Он спорить не стал, поторопился кивнуть, правда, перед этим не забыл кинуть на меня ещё один изучающий взгляд. Я говорить и обсуждать поступок сестры ещё не была способна, и поэтому Данилов аккуратно свернул верхний блин и откусил от него. Тоже выглядел не слишком весёлым.

— А Родион, — поинтересовалась я наконец, — что он говорит?

— А что он скажет! — тут же повысил голос Андрей. Поторопился прожевать и продолжил: — Он доволен. Его слово уже что-то значит, и он может ставить условия. По крайней мере, попытаться. А уж когда про Есина узнал…

Я опустилась на стул.

— Как всё не вовремя.

— Да уж, это единственный минус.

— Лиза у него?

Данилов откровенно скривился, затем даже вздохнул для затравки. Снова на меня посмотрел, с сожалением.

— Лиля, она уехала. Ещё вчера. Документы подписала, деньги получила и уехала.

— Из города? — не поверила я.

— По всей видимости. Может, твоей реакции испугалась?

Я лицо руками закрыла. Что я должна была сказать? Что простила бы её? Что махнула бы рукой на её поступок, попыталась всё исправить или по крайней мере понять? Я не могла этого сказать. Как можно простить такое, да ещё в момент, когда мы должны были поддерживать друг друга, а получилось так, что разошлись в разные стороны, но, по моему мнению, откровенного предательства я всё-таки не заслуживала. К тому же, меня волновало ещё кое-что. Один существенный факт, который все как-то упустили из вида…

— Андрей, подожди, она не могла уехать. А Денис? Ладно Олег, чёрт с ним, а Денис?!

— Лиля, я не знаю, что тебе сказать. Но я сам лично видел документы, видел распечатку банковского счёта на её имя. Ты же знаешь, я бы не стал говорить тебе этого, не проверив. Но я уверен, что в городе её нет. Деньги переведены на счёт московского банка.

— Боже мой, она с ума сошла…

Я вскочила и в комнату ушла. Не могла на месте усидеть, принялась мерить комнату шагами, а когда Андрей в дверях появился, даже не подумала остановиться.

— Лиля, а если они договорились с Олегом? Если она оставила с ним ребёнком, не сомневаясь, что вскоре он привезёт Дениса в Москву?

Я остановилась, но спокойно осмыслить его слова никак не получалось, я слишком нервничала. Но логику уловила, и даже готова была согласиться, и, не смотря на то, что это было бы направлено против меня, для Дениса это было бы лучшим вариантом, и я от души понадеялась, что Лиза так и поступила. Пусть против меня, но не против сына.

— Мне нужно с ним поговорить.

— С Олегом?

Я кивнула. Данилов, правда, не обрадовался моему желанию.

— Не слишком удачная идея. Тебе сейчас не стоит с ним встречаться. Я рассказал Родиону про Есина, обрадовал, так сказать, и он сейчас планы мести строит. Он этот процесс весьма уважает. И появляться сейчас рядом с Аштаевым я бы никому не посоветовал.

— Я хочу узнать, что с моим племянником! Господи, Андрей, а если Олег не в курсе? Что с Денисом будет?

— В конце концов, у него есть отец!

Я отвернулась от него и невесело кивнула.

— Ага, есть. Отец, на голову которого Зудин готов обрушить весь свой гнев.

Переубедить меня Андрей не смог. Не прошло и получаса, как я уже вышла из дома и направилась к своей машине. Данилов следом за мной вышел, был далеко не в восторге от моего решения, но, в конце концов, заявил, что сам меня отвезёт, и слушать возражения не захотел. Я села в его автомобиль, и почти всю дорогу молчала. Даже не представляла, что меня ожидает в доме сестры. Всё думала о её отъезде или бегстве, не в силах избавиться от мысли о том, до чего же всё не вовремя.

Олег встретил меня хмурым взглядом. Выглядел нервным и взбудораженным, хотя отчаянно пытался это скрыть. При виде меня, входящей в дом через открытые двери веранды, недовольно скривился, сел в кресло и поднёс к губам бокал с виски.

— Я никого не жду, — оповестил он меня, глядя в сторону.

Я кинула взгляд на Данилова за своей спиной, потом бегло оглядела гостиную. Вроде бы всё на своих местах, но в то же время что-то не так. Нет игрушек, кухня в идеальном порядке, будто домработница только что всё начистила до неестественного блеска, но зато на журнальном столике пустая бутылка из-под коньяка и пепельница с окурками. На пепельнице я свой взгляд задержала, окурки были разные — тонкие коричневые сигареты, которые иногда покуривал Олег, и что-то ещё, более дешёвое.

— Ты про Лизу знаешь?

Аштаев на меня всё-таки посмотрел, попытался изобразить непонимание, но судя по пренебрежению, проскользнувшему в его взгляде, я поняла, что его ответ меня не порадует.

— А что с Лизой?

Андрей за моей спиной нетерпеливо проговорил:

— Хватит придуриваться. Думаешь, у нас времени вагон?

Я хотела на любимого цыкнуть, но вовремя сдержалась. Не спускала с Олега внимательного взгляда, пытаясь разгадать его мысли. Понять — врёт он мне или всё на самом деле плохо.

— Олег, где Денис?

Он с усталым вздохом поднялся, потянулся за бутылкой, а я вдруг заметила насколько мятая у него рубашка. Видимо, он с вечера пил, даже не подумал переодеться. И я с большей тревогой спросила:

— Где Денис?

— У Шлыковых.

— Ты его отвёз?

— А что ему здесь делать? Или ты сама собиралась объяснить ему, что его мамочка срулила с моими деньгами?

Андрей хмыкнул.

— С твоими деньгами?

— Да, с моими! — рыкнул Олег, и глянул на меня весьма недобро. — Совместно нажитое имущество, слышали про такое? И это не считая того, что она забрала из сейфа пятьдесят тысяч баксов. — Аштаев неприятно ухмыльнулся. — Хороша семейка, нечего сказать. С папой-то, профессором.

— Заткнись, а, — попросила я его. — Сам хорош.

Олег зло рассмеялся.

— Конечно, я во всём виноват. Ты-то выкрутишься, я не сомневаюсь. У тебя же талант к этому. Не удивлюсь, если и с Зудиным договоришься. — Он кивнул на Андрея. — Думаю, всё уже улажено, не так ли?

— Олег, прекрати. Ты сам во всём виноват.

— Это точно. — Данилов на барную стойку облокотился, а на Аштаева поглядывал с явной насмешкой. — Так захотелось власти, что просто край. Да?

Олег повернулся к нему, выглядел немного жалко в мятой рубашке на выпуск и с небритой помятой физиономией.

— А ты зря радуешься, — сказал он Андрею. — Посмотрим, на сколько тебя хватит. Это не слишком приятно, знаешь ли, когда тобой баба руководит.

— Не могу её за это винить, — отозвался Данилов с явным намёком. — Разгребать то, что вы с господином мэром наворотили, сами, от большого ума, надо думать, приходится ей.

— Андрей, — попыталась я Данилова урезонить, но он будто и не услышал. Смотрел на Олега и хищно ухмылялся, со стороны даже могло показаться, что он наслаждается его слабостью. Чтобы как-то сменить тон, что принял наш разговор, я задала интересующий меня вопрос: — Как ты узнал про отъезд Лизы?

— Как откуда? Мне Родион сообщил! С явным удовольствием! Гнида… — Олег пустой бокал на стол поставил, а руку в кулак сжал. И мне, на самом деле, стало его жаль. Он явно не ожидал подобной подставы, тем более от Лизы. Олег её тоже умной никогда не считал, а тут она его обставила, и не предала, Аштаев преданным не выглядел, скорее уж Лиза его кинула, и это Олега больше всего и злило. — Сбежала, как тварь последняя, ни о ком не подумала. Захотелось ей богатой свободной жизни. Она всегда этого хотела. Ты знала?

— Она вернётся за Денисом, — сказала я, правда, уверенности моему голосу явно не хватало. И Олег, уловив моё сомнение, кивнул, не скрывая широкой недоверчивой ухмылки.

— Конечно. Вернётся. Интересно, к чему вернётся. К разбитому корыту? Кому знать, как не тебе, что твою сестру на развалины никогда не тянуло. — Он в досаде махнул рукой. — Сука жадная.

Андрей не спускал с него насмешливых глаз.

— Муж и жена — одна сатана. Сколько ты от родной жены припрятал?

Олег упёр в него тяжёлый взгляд, я заметила, как шевельнулась его нижняя челюсть. Он явственно скрипнул зубами.

— А ты всюду залез, да? — Он вдруг хохотнул, посмотрел на меня, а на Данилова рукой указал. — Слушай, а вы точно нашли друг друга.

Я промолчала, зато на Андрея быстрый взгляд кинула. Тот, словно оправдываясь, развёл руками.

— Я просто проверял, Лиля. Это моя работа. И, кстати, о счетах господина Аштаева в парочке европейских банков Родиону известно давно. А ты знала?

Я молчала. Знала ли я? Нет, я не знала. Точнее, я не хотела знать, но была уверена, что Олег, да и Горин, подстраховались на случай проблем. Сделали это за моей спиной, а я в своё время просто притворилась, что меня это не беспокоит и что это ничего не значит. Наверное, Аркадий Николаевич прав, я слишком долго делала вид, что всё с моей семьёй в порядке. А теперь оказывается, что семьи уже давно нет. У всех свои причины и поводы, счета в заграничных банках и страшные секреты.

Я поднялась. Делать здесь было больше нечего, но я медлила, прежде чем уйти. Обвела взглядом гостиную, которую так любила. Этот дом я долго, много лет, считала своим. Почти своим.

— Что ты будешь делать? — спросила я Аштаева.

Он повернулся ко мне.

— А ты?

Андрей подошёл и взял меня под локоть, повёл к выходу.

— Пойдём. Он ничего тебе не скажет, — добавил он тише, когда мы из гостиной вышел. Я ещё обернулась через плечо. Олег стоял, засунув руки в карманы брюк, и смотрел мне вслед. На лице была странная усмешка, никакого превосходства или злорадства, он был крайне обеспокоен, можно сказать, что в панике, и знал, что я ему отныне не помощник.

— Он знает про Есина, — проговорила я тихо.

Андрей молча кивнул.

А я вцепилась в его руку.

— Откуда?

— Это так важно? Сейчас гораздо важнее, что он будет делать.

Мы вышли на улицу, и я приостановилась, чувствуя прохладу и мелкие капли дождя на лице.

— А что он может сделать? Сбежать?

— Он не настолько ловок.

Я глаза открыла.

— За ним следят? — Данилов молча шёл вперёд, кажется, ему не терпелось уехать, я же шла, поотстав на пару шагов, и рассуждала вслух. — Следят, — сказала я негромко. — Родион вцепился, как бультерьер.

Мы к машине подошли, Андрей открыл мне дверь, а я принялась головой вертеть, оглядываясь. Данилов наблюдал за мной с заметным непониманием.

— Что ты делаешь?

— Осматриваюсь, — пояснила я и сделала страшные глаза.

Андрей буквально засунул меня в автомобиль, и я услышала его ворчание:

— Лиля, ради Бога. Не смеши людей.

Никаких людей вокруг не было, но Данилов вёл себя странно, что ещё больше убедило меня в том, что кругом соглядатаи Зудина. Мне только мании преследования под конец этого лета не достаёт, честное слово. Пока Андрей машину обходил, я на часы посмотрела, мысленно прикинула свои шансы на успех. В том смысле, удастся ли мне выкрутиться с минимальными потерями, и желательно живой и без видимых повреждений. Господин Зудин противник серьёзный, а мой любимый Данилов всерьёз предлагает мне подставить шею Олега, чтобы от себя удар отвести. Конечно, Аштаев заслужил, тут не поспоришь: и киллеров-то он нанимать научился, и судьбы людей вершить ради своей выгоды, и счета-то у него в заграничных банках, от меня, по всей видимости, скрыть пытался левые доходы. Но у меня, наверное, совести больше, раз мне его всё равно жалко и плохого (уж совсем плохого, чего-то неисправимого) я ему не желаю. Но своя рубашка, как известно, ближе к телу, и пришла пора спасать себя и тех, кто на самом деле мне предан и кого я люблю. И упиралось всё во время. Мне нужно было ещё совсем немного времени, и если бы не выходка Лизы, оно бы у меня было. А теперь что? Я нервно потёрла пальцы. Дёрнулась, когда почувствовала прикосновение Андрея к своему плечу. Голову повернула, поспешила улыбнуться, правда, эта улыбка Данилова не обманула, и он всё-таки спросил:

— Сильно расстроилась?

— Странный вопрос. Мне есть из-за чего расстраиваться.

— Это да. — Он повернул ключ в замке зажигания, и выехал за ворота. Пришлось притормозить, отъехать в сторону, чтобы не столкнуться с «мерседесом». Андрей глухо хмыкнул, глядя через открытое окно на водителя. — Господин мэр пожаловал, — оповестил он меня, будто я сама не видела. — Паника нарастает.

— Поехали, — попросила я обрывисто. Всё-таки умудрилась встретиться с Лёшкой взглядом, хоть и мельком, и на душе сразу стало муторно.

— Тебе нужно встретиться с Родионом, — заявил Андрей, после нескольких минут молчания. Мы направлялись по скоростной трассе в сторону города, мимо нас проносились автомобили, а я пустым взглядом смотрела за окно.

— Встречусь, — отозвалась я, как и задумывалось, без должного энтузиазма.

Данилов, кажется, разозлился, в руль вцепился, а меня взглядом посверлил.

— Лиля, послушай меня. Послушай и сделай, как я тебе говорю. Я, в конце концов, первый, который хочет — даже мечтает! — чтобы ты выбралась из этой истории без последствий.

Я едва заметно усмехнулась.

— Что ты хочешь этим сказать? Чтобы я, не споря, согласилась на всё, что предложит Родион?

— А у тебя есть выбор? Ты понятия не имеешь, на что он способен.

— А ты? — спросила я спокойно. Слишком спокойно, и Данилова это взбесило.

— А я знаю! И поэтому говорю тебе: отдай ему этот треклятый завод. — Дыхание перевёл, и совсем другим тоном продолжил: — Ты же знаешь, я сделаю всё, что в моих силах… — Он взял меня за руку, сжал, а я стала смотреть на наши переплетённые пальцы. — Сладкая, ну зачем тебе это? Пусть они с Олегом разбираются: кто, кому и за что должен. Спасать бизнес ты не собираешься, так ради чего головой рисковать?

Я большим пальцем поводила по его запястью, в конце концов, кивнула.

— Я всё понимаю, Андрюш. И всё сделаю, как ты говоришь. — Улыбнулась ему ободряюще. — Мы ведь решили?

— Ну, конечно, решили! — Кажется, он испытывал серьёзное облегчение из-за моей покладистости. — Значит, я договорюсь с Родионом?

— Конечно. Но только давай завтра я с ним встречусь. Я сегодня не могу. — У меня заметно дрогнул голос. Я была расстроена.

Он снова отвлёкся от дороги, кинул на меня быстрый взгляд.

— Конечно, малыш. — Андрей поднёс мою руку к губам, поцеловал. — Ты переживаешь.

Я кивнула, не споря. Поглядела за окно, мы как раз въезжали в город, и я поторопилась указать на нужный мне поворот.

— Тут рынок недалеко, давай заедем? У нас пустой холодильник.

Данилов, не говоря ни слова, перестроился в другой ряд и остановился на светофоре. Снова на меня посмотрел, его глаза сузились, он ко мне присматривался, а я взяла его под локоть и прижалась щекой к его плечу. Всего минута, и вот он уже целует меня в лоб и говорит, что любит. Прежде чем отстраниться, я ладонью по его груди провела, кинула взгляд украдкой на его лицо, мне не показалось, что Данилов напряжён или насторожен, но радоваться не спешила, только время подгоняла.

На рынке, как всегда, было многолюдно. И пахло чем-то несвежим. Это странно, но на рынках всегда пахло чем-то несвежим. Стараясь не зацикливаться на этом запахе, я ходила по рядам, дотошно выбирала овощи и фрукты, разговаривала с продавцами, а сама по сторонам поглядывала, а когда глазами с Даниловым встречалась, не забывала улыбаться. Правда, особо усердствовать было нельзя, я же страдаю и переживаю, и переубеждать в этом любимого было пока рано.

— Андрюш, давай купим яблок? Я шарлотку испеку. На кефире. Тебе понравится, — заверила я его, будто Данилову хоть что-то из выпечки, тем более из моих рук, могло не понравиться. — И мясо. Нам нужен кусок вырезки.

Андрей краснобокое яблоко о футболку потёр, хотел откусить, но я по руке его стукнула.

— Оно же немытое. Не ешь.

Он выразительно скривился, а я подсказала:

— Там ларёк есть, купи минералки. А я на улице подожду, хорошо? Душно.

— Только не уходи никуда.

— Я постою на улице, — терпеливо повторила я. — Кстати, ты можешь сумку в машину отнести.

Он посверлил меня взглядом, потом будто нехотя кивнул и пошёл к противоположному выходу. А я вышла в другую дверь. Не оглядываясь, направилась к восточной харчевне. С той стороны неслась музыка, удушливо пахло готовящейся едой, надо думать, что готовящейся в антисанитарийных условиях, не преминула съязвить я мысленно. Самое место для обитания таких личностей, как Вася Клюв. Не скажу, что мне хотелось его увидеть, но зная Васькину пакостную натуру, я переживала, что он, в желании мне досадить, пойдёт дальше и влезет в самый неподходящий момент. Поэтому его следовало предупредить. Васька парень хоть и мутный, но не глупый, своей шкурой дорожит, вот и надо ему популярно объяснить, во что он, по дурости, а точнее из-за жадности своей, которая вперёд него наверняка родилась, влез.

Стоило мне войти в эту харчевню или столовую (назвать сие заведение «кафе» язык не поворачивался), захотелось нос зажать, настолько отвратительно пахло. Но, возможно, это только мне так казалось, потому что посетителей за столиками хватало, люди сидели и ели, и даже раздосадованным качеством еды никто не выглядел. Я же постаралась дышать неглубоко, а у парня за прилавком попросила в оды. Только обязательно в бутылке, никаких стаканов. Расплачиваясь, буднично поинтересовалась:

— Клюв здесь?

Парень, кавказец, тёмный и заросший, устремил на меня хищный ощупывающий взгляд, затем лениво поинтересовался:

— А ты кто такая?

— А ты кто такой, чтобы мне тыкать? Васю позови. Скажи, что его подруга его буйной юности ищет. А я пока за столиком у окна посижу. — И всё-таки не утерпела и подивилась: — Как вы здесь дышите? Отвратительно пахнет.

На это мне ответа никакого не дали, я прошла к столику, села и из-за жалюзи осторожно выглянула на улицу. Увидела Данилова, который оглядывался, меня высматривая, и даже с расстояния в пятьдесят метров выглядел не на шутку разозлённым. Правда, к моей удаче на вывеску харчевни не взглянул — не заметил или не догадался (пока!), и направился в старое здание городского рынка, туда, где располагались мясные ряды. Я жалюзи отпустила, попробовала крышку на бутылке свернуть, но силы не хватило, и я чертыхнулась. И тут Вася появился, помянула, так сказать. Кстати, выглядел совсем неплохо. Мы не виделись года четыре, и за это время он, надо думать, избавился от своей любви к спортивным костюмам, пошитым трудолюбивыми китайцами. Сейчас на нём были тёмные джинсы, чёрная же рубашка и кожаный пиджак, причём, весьма неплохой, по виду, фирменный. Я даже не удержалась и похвалила:

— Прилично выглядишь. Женился, что ли?

— Это всё-таки ты, — недовольно пробубнил Клюв. Кстати, у него была такая манера разговаривать — буробить что-то себе под нос. Людям, особенно с непривычки, приходилось всё время прислушиваться, и это раздражало.

— А ты на кого подумал? — Я намеренно очаровательно улыбнулась. За рукав его потеребила, когда он присел напротив. — Признайся, ты сразу подумал на меня.

— Чё те надо?

Я улыбаться перестала.

— Боже мой, Вася, — посмотрела укоризненно, словно его манеры, точнее, их полное отсутствие, меня всерьёз заботили. Я чувствовала, что парень за прилавком меня разглядывает, но старалась внимания не обращать. Протянула Васе бутылку с водой. — Открой, пожалуйста.

Я наблюдала за тем, как он с лёгкостью сворачивает пробку, на какое-то короткое мгновение мне показалось, что вместе с горлышком свернёт, но обошлось. Но широкая, сильная ладонь, больше похожая на лопату, кого угодно могла обеспокоить одним своим видом. Да и взгляд у Клюва пустой и мрачный, такому субъекту точно ничего не стоит человека убить. Силы хватит на то, чтобы сделать это голыми руками. И угрызения совести Васю точно мучить не станут, совести у него, как и жалости к кому-либо, отродясь не было. Но всё же я старалась быть вежливой. По крайней мере, это должно его раздражать.

— Спасибо, — сказала я, когда он бутылку передо мной поставил.

Смотрел он на меня с тоской и скукой.

— Лиля, какого хера тебе надо?

Очередную грубость я решила проигнорировать.

— Ты знаешь, Вася, зачем я пришла. Точнее, почему.

Клюв нахально усмехнулся, головой покачал.

— Не знаю. И мне по фиг.

— Не по фиг. Не притворяйся тупым деградантом. Олег тебя подставил, и последствия этой подставы только набирают обороты. Ты не можешь не знать, что в городе происходит.

— Я знаю. Москвичи тебя подмяли. — Вот тут на его губах мелькнула довольная усмешка.

— Не понимаю, чему ты радуешься. Может, мы с тобой и не друзья-приятели, но никогда ничего не делили, и палки в колёса друг другу не вставляли, а что дальше будет неизвестно. Особенно, в свете последних событий. Ты увяз по уши, Вася.

— Что ты несёшь?

— Хватит придуриваться, — посоветовала я ему тише и без намёка на веселье. — Олег нанял тебя, чтобы ты убрал Есина.

Клюв на секунду дольше, чем это было нужно, в лицо моё вглядывался, затем хмыкнул.

— Есин — это кто?

— Это тот, чьим именем ты забыл поинтересоваться видимо, когда машиной его давил. Или это была не машина? Может, битой били? Повреждения-то весьма красноречивые — переломы, ушибы, проломленный череп. Человек несколько месяцев в коме пролежал, Вася.