— Укачало меня в этом автобусе, — пожаловался Львенок, открывая дверь номера.
— Это потому, что болтал без умолку, — усмехнулся Костя.
Львенок распахнул дверь и замер на пороге.
— Что это? — почему-то шепотом спросил он.
Костя запихнул Львенка в комнату и быстро закрыл дверь. Все в номере было вверх дном. Шкаф перерыт, тумбочка открыта, из Костиной сумки вытряхнуты все вещи, даже матрасы перевернуты.
— Это ограбление? — растерянно спросил Львенок.
— Это обыск, — ответил Костя. — Сосед вернулся.
Ребята испуганно прислушались, но в соседнем номере, за стенкой была тишина.
— Давай-ка я отнесу сумку с контейнерами девчонкам. Пусть у них побудет.
— Ты думаешь, он еще раз придет?
Костя пожал плечами, взял сумку и осторожно выскользнул из номера. Главное — не столкнуться сейчас с соседом!
Но Косте повезло. Он без всяких приключений добрался до номера девчонок и сунул сумку Ире.
— Пускай у вас побудет, — коротко сказал он.
— Что случилось?
— Потом объясню. Завтра.
— Сосед появился? — догадалась Ира.
Костя посмотрел на нее с нескрываемым уважением. Вот логика у девчонки работает! Сразу выбрала правильное объяснение.
— Да, — кивнул он. — Вы с Зинкой сегодня к нам не приходите. Не нужно, чтобы он видел вас с нами.
— Хорошо. Тогда до завтра?
— Да, до завтра.
И Костя вышел в коридор. Он облегченно вздохнул. Ну, теперь пусть приходит кто угодно!
С соседом он столкнулся, подходя к своему номеру.
— Здравствуйте, — пролепетал он и постарался улыбнуться.
Сосед хмуро кивнул, внимательно посмотрел Косте в лицо, но ничего не сказал. Костя поторопился нырнуть в свой номер и запоздало подумал, что, наверное, надо было спросить соседа о здоровье, чтобы отвести от себя всякие подозрения.
Львенок сидел посреди разгрома.
— Чего сидишь? — спросил Костя. — Убирать надо.
— Убирать?! — задохнулся Львенок. — Надо вызывать милицию и понятых! Какое он имел право обыскивать наш номер?
— А какое право имел ты врываться в его номер и хватать из чемодана контейнеры? Если вызывать милицию, то придется объяснять и про твою выходку тоже.
— Но мы можем сказать, что не брали никаких контейнеров! Сумки-то у нас нет!
— А вот это уже ложные показания!
Львенку нечего было возразить.
— Давай убирать, — повторил Костя, закрывая тумбочку.
— Как же он так быстро догадался, что это мы взяли контейнеры? — недоумевал Львенок.
— Может, он видел, как ты заходил в его номер?
— Нет. Он был без сознания.
— Значит, вычислил. Да и что тут сложного? Кому, кроме нас, могли понадобиться эти контейнеры? Вряд ли они заинтересовали бы вахтершу или Евгению Кирилловну?
— Но как он попал в наш номер?
— А вот этого я не знаю. Может, у него есть отмычки.
— Отмычки бывают у воров.
— А откуда ты знаешь, кто он на самом деле?
Львенок замолчал, раздумывая. Не похож сосед на вора с отмычками. Как-то он даже крикнул ребятам, что он — научный сотрудник, но какой научный сотрудник будет врываться в чужой номер и обыскивать его?
— Я понял, кто он! — воскликнул Львенок. — Он — шпион! А в том железном контейнере — секретные донесения!
— Зачем же секретные донесения герметически запаивать? — усомнился Костя.
— А вдруг они случайно попадут в воду?
Костя пожал плечами. Возможно, Львенок прав. С секретными донесениями не шутят. Правда, он никогда не слышал, чтобы донесения хранили в железных контейнерах. Их обычно делают очень маленькими и прячут не в чемоданах. Хотя… Это могут быть какие-нибудь секретные чертежи. А чертежей может быть много. Вот тогда железный герметичный контейнер может понадобиться.
— А бобины для чего? — вслух спросил он.
— На них тоже секретные донесения, — заявил Львенок.
Костя рассмеялся:
— Этим бобинам лет тридцать, не меньше!
— Ну и что? Мы же не можем их прослушать, а там, наверное, очень важные сведения. Допустим, про испытания секретного оружия.
Костя не ответил. Странный, конечно, способ хранения информации об испытаниях секретного оружия, но кто знает…
Комната потихоньку приобретала нормальный вид.
— Львенок, вынеси мусор, — попросил Костя, — а я пока заправлю кровати.
Львенок завернул мусор в газету и пошел выбрасывать. Даже капельки страха не было в его душе. Ему казалось, что, избавившись от сумки с контейнерами, он избавился и от всех подозрений. Так считал Львенок. Но сосед считал совсем по-другому.
— А ну, постой, парень! — прошипел он сзади и больно схватил Львенка за плечо.
Львенок извернулся, вырвался и крикнул:
— Чего вам надо?
— Верни мои вещи.
— Какие вещи?
— Сам знаешь какие!
— Ничего я не знаю!
Сосед смотрел на Львенка с нескрываемой злобой:
— Врешь, поганец!
— Не орите на меня! Я не знаю ничего! Может, вы знаете, кто был в нашем номере сегодня днем?
Сосед усмехнулся:
— Может, и знаю. Гляди, парень, опасную игру затеял! Лучше мирно разойтись. Я ведь умею создавать неприятности.
— Я тоже! — нагло заявил Львенок.
— Берегись, поганец! — прорычал сосед и пошел к своему номеру.
Львенок, напрочь забыв о мусоре, вернулся в комнату.
— В туалете мусорки нет? — кивнул Костя на газетный сверток в руках друга.
— Да погоди ты! Я встретился с соседом!
— Ну и что? Я тоже его видел.
— Что он у тебя спрашивал?
— Ничего.
— Значит, тебя он не подозревает.
— Я ничего не понимаю. Объясни толком.
Львенок рассказал о своей перепалке с соседом.
— Н-да, — вздохнул Костя. — Нехорошее положение. Практически идет игра в открытую.
— Вот и он все про игру долдонил.
— Дурак ты, Львенок! Ты же дал ему понять, что контейнеры у нас! Что мы знаем, кто побывал в нашем номере и из-за чего? Еще и угрожать вздумал!
— А что же мне, молчать, когда он угрожает? — возмутился Львенок. — Чтобы он решил, что может меня запугать?
— Ладно, не геройствуй хоть сейчас. Лучше объясни, что будем делать дальше?
— Ты имеешь в виду сумку с контейнерами?
— Ну, не одеяло с матрасом же, правда? — разозлился Костя. — Куда теперь девать эту сумку? Днем оставлять в номере девчонок опасно: он может и про них догадаться. Наш номер сам собой отпадает.
— Будем таскать сумку с собой на экскурсии.
— Как ты себе это представляешь? Завтра экскурсия в музей Казанского собора. Ты думаешь, нас пустят туда с таким чемоданом?
— А что?
— Ничего! Никогда не бывал в музеях? Все вещи сдают в камеру хранения.
— В камеру хранения? — опешил Львенок. — Но мы не можем сдать в камеру. Мы ни на секунду не можем выпустить эту сумку из рук.
— Правильно. Потому что он будет за нами следить. Так какой же выход?
— А выход такой! — воскликнул Львенок. — Будем хитрить и заметать следы!
— Каким образом?
— Пока что он подозревает только меня. Наверное, он помнит, что ты побежал за помощью, а я оставался возле него. Так?
— Так. Ну и что?
— Значит, он будет следить пока только за мной.
— Это понятно. Но мы же вместе.
— Ты тугодум, Костя! Сумка будет у тебя!
— Послушай! — рассердился Костя. — Может, я и тугодум, но это ты никак въехать не можешь: с сумкой в музей не пустят! Никого! Ни тебя, ни меня!
— А ты и не пойдешь в музей, — спокойно ответил Львенок.
Костя так и сел.
— Я не пойду в музей?
— Ну да. Ты будешь охранять сумку.
— Отлично придумано. А если я хочу в музей? Мне интересно побывать в Казанском соборе!
— Чем-то придется жертвовать, — отрезал Львенок. — Сам понимаешь, девчонок подставлять опасно. Я для него — враг номер один. А ты — херувим, мальчик, вызывающий "Скорую помощь". Такие мальчики не забирают из чемодана контейнеры с секретными донесениями. Сообразил?
Костя удрученно кивнул. Другого выхода действительно не было.
— Но я боюсь сидеть весь день в гостинице, — сказал он. — Вдруг сосед еще разок обыск устроит?
— Зачем же сидеть в гостинице? Это вызовет лишние подозрения. Ты выходишь вместе с группой, а у самого Казанского собора исчезаешь в толпе. Вместе с сумкой, которую я тебе быстро передам. Сосед будет видеть сумку в моих руках и подумает, что я сдал ее в камеру хранения.
— Он может заметить, как ты передашь ее мне.
— Не переживай! Не заметит! В этом деле я специалист!
Костя сомневался. Он примерно представлял себе, какой Львенок специалист в секретных делах. Удастся ли им эта операция по передаче сумки?
— Ты вынесешь мусор, в конец концов? — спросил он у Львенка.
— Завтра. Вдруг он в коридоре меня караулит.
— Делать ему больше нечего.
Но настаивать Костя не стал. Он уткнулся в книгу и замолчал. Молчал и Львенок. Он смотрел в одну точку и думал. Потом предложил:
— Может, посидим пока у девчонок?
Костя посмотрел на него как на сумасшедшего:
— Сам же сказал: девчонок впутывать не надо.
— Ну да, — вздохнул Львенок и опасливо повел плечами. — Просто как-то неприятно знать, что этот тип сидит там, за стенкой. А если он попробует ворваться?
— Зачем? Вечером он так рисковать не будет. Люди кругом.
— А ночью?
— Ладно тебе, — отмахнулся Костя. — Не делай из него агента ФБР.
— При чем тут агент? У него есть отмычка. Мы будем спать, он откроет дверь и захватит нас спящих.
— Зачем ему захватывать нас спящих?
— Чтобы выведать, где контейнеры. Неизвестно, какими новейшими технологиями он вооружен. Видал, как в фильмах вкалывают людям какую-то дрянь, и они выбалтывают все на свете?
Костя рассмеялся. Это уже казалось бредом из области фантастики.
— Ты еще предложи спать по очереди!
— А что? — ухватился за эту мысль Львенок. — Сначала ты, потом я!
— Ну уж нет! Хватит с меня того, что я завтра буду неизвестно где болтаться с сумкой! Я хочу спать ночью! И буду спать! Мне плевать на все новейшие технологии!
— Ты — легкомысленный человек, — покачал головой Львенок. — Хорошо, не хочешь дежурить по очереди, давай соорудим баррикаду.
— Какую еще баррикаду? — поморщился Костя.
— Обыкновенную. Перед дверью. Придвинем шкаф, тумбочку, стол.
— Зачем?
— Если он откроет дверь, то наткнется на баррикаду и наделает столько шума, сам не рад будет, что полез.
Костя не отличался такой буйной фантазией, как у Львенка. Он смотрел на вещи гораздо реальнее, но чтобы успокоить друга, согласился соорудить баррикаду. В конце концов, кому от этой баррикады хуже? Девчонки сегодня не придут, а спать с баррикадой все-таки спокойнее, чем без нее.
Шкаф передвинуть оказалось нелегко. Он был старомодный, тяжелый.
— Надорвемся только с твоей баррикадой, — ворчал Костя, изо всех сил толкая вперед шкаф.
Шкаф скрипел, визжал, грохотал по полу. Костя рассмеялся:
— Ну, теперь-то уж точно сосед ночью с отмычкой к нам не полезет!
— Почему?
— Потому что мы так грохочем! Даже самый тупой сообразит, что это сооружается баррикада у дверей.
— Ты думаешь? — Львенок не был настроен шутить. — Вот и хорошо. Тащи тумбочку, а я придвину стол. Для надежности.
Баррикада была готова.
— Доволен?
— Да. Теперь гораздо спокойнее.
— Как мы ее утром разбирать будем?
— Разберем как-нибудь. Главное, ночь провести в безопасности.
— Ну и трус же ты, Львенок!
— Я не трус, я очень осторожный человек.
— Теперь ты дашь мне спокойно почитать?
— Давай лучше поболтаем. Или порешаем кроссворд.
— Знаешь, Львенок, я от тебя сегодня очень устал, — признался Костя. — Ты не обижайся, но у меня нет больше сил болтать о чем-то. А кроссворды я не люблю. Решай сам.
Львенок все-таки обиделся. Что значит устал? Это в таких вот экстремальных условиях? Когда необходимо быть вместе? Нет, Костя все-таки страшный единоличник. А все этот микроскоп! Костя привык целыми днями сидеть один, вот и устает теперь от лучшего друга, тем более когда этому самому лучшему другу требуется его поддержка. Ну и пожалуйста! Устал — отдыхай!
Львенок уткнулся в кроссворд, но кроссворд оказался какой-то слишком заумный. Удалось разгадать только одно слово. В общем, к кроссворду Львенок очень быстро потерял интерес. Он попробовал почитать газету, но там так скучно было написано о политике, что захотелось спать. Львенок читал в газетах только раздел криминальной хроники. Просто, ясно и захватывающе. Но в этой газете криминальной хроники не было. Интересно, а что читает Костя? Может, какой-нибудь детектив? Тогда можно почитать вслух.
Львенок изловчился и заглянул на обложку книги. "Тайны мира насекомых". О боже! Он вообще может думать о чем-нибудь, кроме этих насекомых?
Львенок хотел задать этот вопрос Косте, но вспомнил, что тот просил помолчать. Чудак этот Костя! Наверное, из таких чудаков и получаются потом ученые. Надо же так увлечься! Ничего, кроме насекомых! Скучно, наверное, всю жизнь увлекаться одним и тем же. Скучно всю жизнь смотреть в микроскоп. Скучно писать диссертации. Хотя кто-то должен двигать вперед науку. Может, Костя станет гениальным исследователем насекомых?
"Гениальный исследователь насекомых" в этот момент отложил книжку и сказал:
— У меня есть другая версия. Помнишь рассказ Леонида Матвеевича? О том, как искали "Адама" и "Еву"?
— Помню. Ну и что?
— Ведь их нашли случайно.
— И тоннель нашли случайно.
— Правильно! А ведь что-то могли и не найти!
— К чему ты клонишь?
— К тому, что сосед вполне может разыскивать пропавшие в войну музейные экспонаты. В его руки могли попасть какие-нибудь документы. А может… Может, он — родственник кого-нибудь из тех, кто принимал участие в эвакуации Петергофа?
— Ну да! И какая-нибудь бабка, умирая, поведала ему тайну сокровищ!
— А что?
— Ничего. "Двенадцать стульев"!
— Но согласись, странно, что он копается в одном и том же месте!
— Допустим. Но при чем тут контейнеры?
— Про металлический контейнер объяснить не могу. Не знаю, что там. Нужно подумать. А вот на бобинах может быть записан рассказ бабки!
Львенок присвистнул:
— Ну, ты даешь! Тебе бы детективы сочинять!
— Ну, Леонид Матвеевич детективы и не сочиняет. Просто рассказывает. Это же на самом деле было.
Долго не могли найти статуи "Адама" и "Евы". Они были куплены еще при Петре Первом в Венеции.
Я по молодости лет не представлял себе всей ценности этих скульптур и не очень сокрушался, что их не могут найти.
— Дурень! — с досадой говорил мне Павел Родионович.
— Я заметил, что после того, как мы нашли тоннель, он изменил ко мне свое отношение. Стал по-отечески ласков и сам стеснялся этого. Потому и выходило иногда грубовато. Я не обижался. В те годы мальчишки умели ценить отцовское внимание: большинство отцов не вернулись с фронта.
— Дурень! "Адам" и "Ева" считаются лучшими мраморными статуями восемнадцатого века из всех, установленных в наших парках. Вспомнил бы ты, где их спрятали, а?
По документам выходило, что "Адам" находится вдалеке от фонтанов, возле незначительных парковых построек. Но от тех построек не осталось ничего. Я не мог указать даже приблизительно и, сколько ни пытался, так и не вспомнил место этого тайника.
В поисках "Адама" перекопали сотни кубометров земли, но безрезультатно.
Павел Родионович склонялся к тому, что скульптуру обнаружили фашисты. Однажды он стоял над одной из глубоких ям и делился со мной этими мыслями.
— Незаметно, чтобы здесь до нас копали, — сказал я. — И воронок от взрывов нет. Скульптура тут.
— Хочешь сказать, что мы неглубоко копаем?
— Может быть.
— Ленчик! Ну, вы же не могли закопать ее слишком глубоко!
— Вы же сказали, что они очень старинная и ценная. Наверное, нарочно поглубже прятали.
— Уговорил! Будем копать глубже!
Ямы перерыли заново. Я оказался прав. "Адама" нашли в одной из ям, только глубже, чем предполагали.
С "Евой" получилось гораздо сложнее и драматичнее. Вся территория вокруг фонтана была так обезображена немецкими землянками, что здесь, казалось, ничего не могло сохраниться.
На этот раз уже не только Павел Родионович, но и все остальные были уверены в гибели "Евы".
— Давайте еще раз осмотрим большой блиндаж, — предложил кто-то из сотрудников. — Там деревянный настил. Надо его поднять.
Настил подняли. Под ним и была спрятана скульптура. Фашисты докопались даже до досок, которыми был прикрыт тайник, но под доски не заглянули. Только это и спасло "Еву" от уничтожения.
"Еву" нашли, но пострадала она сильно. Скульптуру извлекали из земли по кусочкам.
— Осторожнее! — умолял Павел Родионович. — Ради бога, осторожнее!
— Голова отдельно, — сообщали со дня ямы.
— Руки целы!
— Ног нет!
— Как это нет? — кричал Павел Родионович. — Ищите ноги! Умоляю вас, хоть осколками!
Фигуру извлекли. Нашли и ноги, но зрелище было плачевное. Казалось, реставрировать статую невозможно.
Павел Родионович сутками совещался с реставраторами. В конце концов, за восстановление взялись молодые скульпторы Захаров и Соколов. Павел Родионович на них нарадоваться не мог.
— Руки золотые! А головы! Изобретательности не занимать!
Захаров и Соколов, словно математики, день и ночь сидели над точными расчетами. Перепробовали сотни вариантов и остановились на единственно возможном.
Они сделали металлическую конструкцию, которая не нарушала силуэта скульптуры и накрепко соединяла все ее части. Кроме того, она принимала на себя всю тяжесть мрамора.
— Через пень, на который опирается "Ева", — рассказывал мне Павел Родионович, — будет проходить скрытый кронштейн. Одна часть кронштейна дойдет почти до середины скульптуры по торсу. А другая пройдет поверх пня в спину статуи.
— Заметно же будет, — недоверчиво отвечал я.
— Эх ты! Это же мастера! Ничего не заметишь! Кронштейн прикроют куском мрамора, который будет казаться продолжением пня.
— Тогда скульптура будет называться не "Ева", а "Пень", — хитро улыбался я.
— С тобой нельзя серьезно разговаривать! — сердился Павел Родионович. — Сам ты пень! Пень составляет часть композиции. И увеличится он ненамного. Силуэт-то фигуры не изменится, голова садовая!
Когда "Ева" заняла свое прежнее место в восьмиугольнике фонтана, я был поражен. Я приглядывался со всех сторон, надеясь найти следы хитрого кронштейна, но так ничего и не нашел. Реставрация была сделана великолепно, и, если бы я своими глазами не видел разрушенной фигуры, то ни за что бы не поверил, что она вообще когда-то разбивалась.