— Эх вы! — воскликнул Львенок. — Упустили этого бандюгу! Вот если бы я там был…
— Ты в этом время рассматривал жирафа в клетке, — напомнил Костя.
— Не в клетке, а в вольере!
— Разницы нету.
— Есть разница!
— Нашли время спорить о клетках и вольерах, — урезонила их Зина. — Значит, старичок Домовой сказал, что версия о петровских сокровищах отпадает окончательно?
— Да, — ответила Ира. — Он очень убедительно это доказал.
— Отлично. И других версий ни у Леонида Матвеевича, ни у нас нет. Послушайте! И чего мы привязались к этому типу из тридцать третьего номера? Почему мы решили, что он бандит? Он, может, обыкновенный турист? Такой же, как и мы?
— В любом случае, он — шизик! — постановил Львенок. — Нормальный турист не будет разговаривать сам с собою и твердить одно и то же, как попугай. Нормальный турист будет осматривать парки и музеи, а не ковырять дерн носком ботинка. Нормальный турист не будет обвязывать стволы деревьев леской. Так какой же он нормальный турист?
— Но и то, что он бандит, мы сказать не можем, — заметила Ира. — Человек со странностями, только и всего.
— Выход один, — сказал Костя. — Или убедиться в том, что он просто сумасшедший, или доказать, что он бандит.
— Лучше второе, — решила Зина. — А то как-то жить по соседству с сумасшедшим — веселого мало.
— А с бандитом — весело! — хмыкнула Ира.
— Ну, и как мы собираемся все это доказывать? — усмехнулся Львенок.
— А чего ты усмехаешься? Придумывай как.
Львенок озадаченно умолк. Вообще-то ему нравилось читать детективы, распутывать вместе со знаменитыми сыщиками хитроумные преступления. Но читать — это же не распутывать их самому! Он усиленно соображал, что бы в таком случае сделали герои его любимых книжек, но ситуация как-то не подходила ни под один детективный рассказ. Он никак не мог припомнить, чтобы кто-нибудь на страницах детективов обвязывал деревья леской и разговаривал сам с собой.
— А почему сам с собой?! — воскликнул он так, будто преступление уже было раскрыто.
— Все! И этот спятил! — сказала Зина. — Эпидемия какая-то! Скоро во всей гостинице поговорить не с кем будет, все только сами с собой общаться станут.
— Да наоборот! — горячо убеждал друзей Львенок. — Наоборот! Никто сам с собой не разговаривает! И сосед тоже! У него в номере кто-то есть!
— Кто? — насмешливо спросила Зина. — Умственно отсталый брат-близнец, которого он учит говорить?
— В номере больше никого нет, — сказал Костя. — Он живет один. Я помню, что он просил администратора поселить его в отдельный номер.
— А может, он это сделал специально! Чтобы держать второго в номере тайком!
— Как его можно держать тайком, если каждый день приходит уборщица мыть полы? Куда этот второй прячется? В шкаф?
Львенок растерянно почесал в затылке. Уборщицу он как-то не учел. Но расстраиваться не стоило. Львенку понравилось строить версии, и он сыпал ими направо и налево:
— Тогда у него может быть попугай! Говорящий!
— И он учит его всякой ерунде, — смеясь, подхватила Ира. — Про Петергоф и про решающий день!
— Я что-то не заметил в его багаже клетку, — сказал Костя.
Львенок рассердился:
— А ты что, такой внимательный? Все замечаешь? И как он с администратором говорит, и какой у него багаж?
— Да. Этот тип мне не понравился, и я к нему пригляделся.
Возразить было нечего. Конечно, клетку с попугаем в чемодане или в спортивной сумке обычного размера не спрячешь. Тем более что по говору попугай — не волнистый, а большой. Может быть, какаду.
— Хорошо, — согласился Львенок. — Оставим в покое попугая. Есть еще один вариант. Он привез робота.
— Кого? — хором спросили Ира, Зина и Костя.
— Робота. И теперь учит его говорить.
— А Петергоф тут при чем?
— Возможно, в Петергофе подходящее место для испытаний. Тогда понятно, почему он говорил о решающем дне.
Львенок смотрел победителем. На этот раз никто над ним не смеялся. Вот это версия так версия! Все сходится! И повторяющиеся разговоры, и подготовка площадки для испытаний в Петергофе.
Но если Ира и Костя приняли эту версию восторженно, то Зина увлеклась ею только в первые две минуты. А потом спросила:
— И как ты это докажешь?
Львенок опешил. Что, собственно, он должен доказывать?
— Как ты докажешь, что у него в номере робот? — наседала на него Зинка.
Львенок разозлился не на шутку. Он всегда подозревал, что Зинка — язва и зануда. Но не до такой же степени! Как он докажет? А как он может доказать?
— Львенок не может этого доказать, — вступилась за него Ира, и Львенок посмотрел на нее с нескрываемой благодарностью. Но Ира добавила: — Он никак не докажет, пока не проберется в номер.
Львенок снова задохнулся от несправедливости. Эх, Ирка! А он-то надеялся на ее поддержку! Что она предлагает? Это просто неосуществимо! Даже под страхом смертной казни Львенок больше в номер к соседу не сунется!
— Ерунду вы говорите, — сказал Костя. — В номер к соседу не пробраться. Он нас в гости не звал. Можно, конечно, попробовать заглянуть к нему через окно.
— Как это? — испугалась Ира.
А Костя, обрадованный ее испугом, продолжал храбриться:
— Жалко, балкона нет. Но окна-то все равно по соседству. Можно зеркало к палке привязать. Львенок меня за ноги подержит, а я зеркало как надо направлю. Все, что в комнате делается, увидим.
— Это опасно!
— Без риска мы ничего не узнаем, — заметил Костя. — Львенок, удержишь меня?
Львенок пожал плечами:
— Удержу, если ты трепыхаться не будешь.
Костя и Львенок очень быстро разыскали в шкафу какую-то палку, кажется, обломок от вешалки, и накрепко прикрутили к ней зеркальце, которое, конечно, нашлось у девчонок.
— Мальчики! Это же третий этаж!
Но Костя уже настежь распахивал раму. Когда он глянул вниз, ему тут же захотелось захлопнуть окно. Внизу шумел проспект. И казалось, что это не третий этаж, а пятьдесят третий, потому что и с третьего с таким же успехом можно было полететь вниз.
Костя оглянулся, увидел комнату и подумал, что очень поспешил со своим предложением, но отступать было уже нельзя. Если он отступит, то как потом посмотрит в глаза Ире?
— Держи за ноги, — приказал он Львенку.
Приказал от безысходности, но получилось очень внушительно и сурово. Львенок тоже глянул вниз и покачал головой.
— А если не удержу?
— Если не удержишь — убью, — коротко ответил Костя, не сообразив, что убьется гораздо раньше, если Львенок отпустит его ноги.
Костя забрался на подоконник. Окно было старинное, высокое, оно позволяло распрямиться во весь рост и только тогда коснуться головой верхней перекладины рамы. Ноги предательски задрожали. И что-то внутри стало подрагивать мелкой, неприятной дрожью. Костя прикинул, за что можно схватиться в самом крайнем случае, зажмурился на секунду, снова открыл глаза и мертвой хваткой вцепился в оконный переплет.
— Держи! — закричал он Львенку.
— Держу! — так же отчаянно проорал Львенок, ухватив Костю за ноги.
Первый страх прошел. Костя немного расслабил мускулы и начал двигать палку с зеркалом. В зеркале отражались серые стены дома. Наконец Косте удалось поймать отражение соседнего окна.
— Тьфу! Черт! — выругался он. — Там шторы!
Ничего из рискованной затеи с окном не вышло, но Костя по праву считался героем. В конце концов, не он же зашторил окна в соседней комнате! А если бы окно было открыто, то он наверняка увидел бы робота!
— Нужно придумывать какой-то другой способ, — сказала Ира.
Костя молчал. Он не мог признаться друзьям, что все еще не отошел от пережитого ужаса. Ему мерещились проспект внизу, оконный переплет над головой, а ноги продолжали дрожать, и голова немного кружилась, как после карусели. Ребята обсуждали другие способы проникновения в чужой номер. Косте хотелось только лечь, закрыть глаза и унять дрожь в ногах.
— Я предлагаю подослать кого-нибудь! — говорил в это время Львенок.
— Кого подослать? — смеялась Зина. — Другого робота?
— Не робота, а тебя! — разозлился Львенок. — Ты с ролью робота справишься превосходно! Ты же великая актриса!
— Я не собираюсь играть роль робота! — обиделась Зина.
— Ну, не робота, конечно, а… — Львенок задумался. — А продавщицу пирожков!
— Пирожков? — изумились девчонки.
— А что тут такого? Дети сейчас часто подрабатывают разносчиками. Продают газеты, булочки, пирожки. Постучишь к нему в номер и спросишь: вам пирожки не нужны? Он откроет дверь, и, пока будет размышлять и отвечать, ты успеешь осмотреть комнату.
— Неплохая идея, — согласилась Ира.
Зине, понятное дело, эта идея совсем не казалась неплохой. Хорошо рассуждать и придумывать, сидя в безопасности. А как быть тому, кто идет в логово врага? Да еще не просто так, а с пирожками?
— Пирожки сами печь будем? — насмешливо поинтересовалась она.
— Зачем? Внизу лоток есть. Сходим и купим.
— Не нужны ему пирожки. Он и дверь не откроет.
— Тогда давайте принесем газеты. Все любят читать газеты, — сказал Львенок.
— Я не люблю, — возразила Зина.
— Актеры должны помалкивать, когда режиссеры планируют спектакль, — напомнил Львенок.
— Тоже мне, режиссер выискался! Я такого режиссера слушаться не желаю!
— Бунт на корабле!
— Между прочим, насчет газет придумано хорошо, — наконец подал голос Костя. — Если он откроет дверь и будет выбирать газету, то получится дольше, чем продажа пирожков. Только нужно закупить разные газеты. Чтобы выбор побольше был.
— А газетный киоск еще не закрыт? — забеспокоилась Ира.
— Надо поторопиться!
Киоск работал, и пожилая тетенька, ничуть не удивившись, выдала друзьям десять наименований газет. Газеты ребята выбирали, конечно, подешевле — ни у кого миллионов в карманах не было. Но выбор получился неплохой.
Костя, Ира и Львенок спрятались за дверью своего номера, а Зина робко постучалась к соседу.
— Кто? — послышался недовольный голос.
— Газеты не желаете? — тихим, придушенным голосом спросила Зина.
Куда девалась вся ее храбрость?
— Чего? — проорал из-за двери сосед.
Зина откашлялась и сказала погромче:
— Газеты не желаете?
Соседская дверь распахнулась:
— Какие газеты?
— Вот, пожалуйста, большой выбор, — бормотала Зина, а сама в это время быстро обшаривала глазами номер.
Сосед даже не взглянул на предложенную пачку. Он с подозрением посмотрел на Зину, рявкнул:
— Ничего мне не надо! — и захлопнул дверь.
Зина вернулась к ребятам, бросила газеты на стол и тяжело задышала. Она, кажется, готова была расплакаться, но ребята тормошили ее с трех сторон:
— Ну, что?
— Ты что-нибудь разглядела?
— Есть там робот?
— Отстаньте вы от меня! Я больше никуда не пойду! — кричала Зинка.
— Успокойся! И не надо никуда идти. Что ты увидела?
— Ничего!
— Как это — ничего? — изумились ребята.
— А так это! — злорадно ответила Зина. — Ничего там нет! Никакого попугая! Никакого робота! Обыкновенный гостиничный номер. И все!
— Вот это фокус! — протянул Костя.
Он почему-то был уверен, что в номере все-таки таится что-то необычное. Ира тоже расстроилась. Один Львенок не терял оптимизма:
— Правильно! — сказал он. — А что вы хотели там увидеть? Робота, как в старых фильмах? Такую большую ржавую консервную банку с железной головой? Это давно отошло в прошлое. Сейчас роботы компьютерные, виртуальные. Ты компьютер у него не разглядела?
— Нет.
— Это тоже не беда! Компьютеры есть совсем крохотные.
— Так как же нам его увидеть? — спросил Костя.
— Надо придумать что-то еще. Такое, чтобы наверняка. Надо заставить его выйти из номера хотя бы на пять минут. Тогда я проскользну в его комнату и все обшарю. От меня даже самый маленький компьютер не скроется!
— Все очень просто! — усмехнулся Костя. — Дело за малым! Выманить этого типа на пять минут, и Львенок решит все задачки!
— Вот именно!
— Вот и придумывай, как его выманить, а нас оставь в покое!
Зина полностью поддержала Костю. Она больше никого не будет выманивать, даже если за это ей предложат играть в каком-нибудь голливудском фильме. Нет, конечно, если в голливудском, тогда… Тогда можно подумать.
— Давайте скажем, что кто-нибудь заболел, потерял сознание. Срочно нужна медицинская помощь, — предложила Ира.
— Он же не доктор, — возразил Костя.
— Но «Скорую помощь» он же может вызвать!
— Скажет, сами вызывайте!
— Кто же поверит детям? Подумают, что ложный вызов, и не приедут.
— Для этого у нас есть руководитель группы Евгения Кирилловна.
— Она живет на другом этаже, а времени нельзя терять ни секунды, — Ира загорелась своей идеей. — Я сама постучу к нему и все объясню.
— А кто будет терять сознание? — спросил Львенок.
— Конечно, ты, — Костя хлопнул его по плечу. — А то только выдумывать горазд. Я тебя стукну доской по голове, и ты потеряешь сознание.
— А без доски никак нельзя? — проворчал Львенок. — Я и так притвориться сумею. Знаешь, как я больным прикидываюсь? Когда на контрольную идти не хочу? Закачаешься! Мама верит, не то что какой-то сосед!
— Уговорил, — согласился Костя. — Доской бить не буду. Ложись на кровать и притворяйся. А ты, Ира, действуй!
Ира глубоко вдохнула и с отчаянным визгом побежала в коридор. Через секунду уже слышался грохот. Это он стучала кулаками в соседнюю дверь:
— Откройте! Помогите! Мальчику плохо! Срочно «Скорую»! Откройте!
Ее крик услышал не только сосед. По коридору раздавался топот бегущих ног. На мгновение Зине, Косте и Львенку стало страшно: такую толпу обмануть будет труднее, чем одного человека. И чего Ирка так разоралась? Кто ее просил?
— Оставьте меня в покое! — не открывая двери, прорычал сосед. — Я — научный сотрудник! Я занимаюсь серьезными исследованиями! Мне надоели эти детские выходки! Я буду жаловаться!
— Но мальчику плохо! — вопила Ира.
— Плевать мне на мальчика! Телефон у вахтерши! Вызывайте «Скорую»!
— Кому плохо? Ирочка, что случилось? — это уже подбежали все остальные. Тут были и ребята из группы, и Евгения Кирилловна, и вахтерша, и даже администратор.
— Кому плохо? — теребили они Иру.
Ира растерянно обвела их глазами и пролепетала:
— Львенку плохо.
В следующее мгновение дверь к ребятам распахнулась, и толпа ворвалась в номер.
— Лева! — гремела Евгения Кирилловна. — Лева, отвечай, что с тобой? Ты можешь говорить?
— Могу, — приподнялся Львенок.
Вид у него был больной и изможденный.
— Что с тобой произошло?
— Голова сильно закружилась, — слабым голосом ответил Львенок и провел рукой по лбу. — Ничего. Уже легче.
— Может, «Скорую» вызвать?
— Нет. Сейчас пройдет. У меня это часто бывает. От духоты.
— От духоты? — всполошилась Евгения Кирилловна. — Костя! Открой сейчас же окно!
Если бы все не были так напуганы и возбуждены происшедшим, то они не могли бы не заметить, что в комнате не только не душно, а даже прохладно, ведь совсем недавно Костя балансировал на подоконнике.
Суета продолжалась еще минут пятнадцать. Львенка без конца спрашивали о его самочувствии, и он все увереннее отвечал, что ему гораздо лучше. Сосед так и не вышел. А ведь наверняка слышал весь переполох за стеной.
— Вот гад! — сказал Львенок, когда в номере наконец-то остались только они четверо. — Совсем бесчувственный! Тут хоть помри человек — не поинтересуется!
— А может, он заподозрил подвох? — спросила Зина.
— Какой там подвох? Все было очень натурально. Весь этаж поверил, а он нет? Слушай, Костя, закрой окно, а! Меня уже знобит!
— Прошла духота? — рассмеялся Костя.
— И не начиналась.
— Будем еще что-то придумывать, — спросила Зина. — Или уже оставим его на сегодня в покое?
— А что мы еще можем придумать?
— Не знаю. Например, пожар. Пожар в соседней комнате. Хочешь не хочешь, а реагировать придется, иначе сам сгорит.
— Погоди! — воскликнула Ира. — Ты что, предлагаешь поджечь гостиницу? Это уже не такая невинная шуточка, как с газетами или со «Скорой помощью». Гостиница ведь и вправду сгореть может.
— Да не надо гостиницу поджигать, — сказал Львенок. — Можно сделать гораздо проще. Поджечь какой-нибудь провод. Вот, допустим, от ночника. Вонять будет! Скажем, что проводка горит.
— И опять соберется вся гостиница, — вздохнула Ира. — И что мы тогда скажем? Что от духоты у тебя помутился рассудок, и ты начал поджигать провод от ночника?
— Гиблое дело, — махнул рукой Костя. — Он все равно не выйдет. Подождет, пока вызовут пожарных. А нам за ночник так достанется, что страшно представить. Давайте лучше не будем пока привлекать к себе его внимание. Все нужно делать неназойливо, а не так — и газеты, и «Скорая», и пожарные в один вечер. Тут уж он сразу поймет, что за ним охотятся. Давайте подождем какого-нибудь другого удобного случая.
Львенок вздохнул:
— А жалко все-таки расставаться с версией о петровских сокровищах.
— Леонид Матвеевич знал бы о них. А он рассказывал только о послевоенных поисках тайников.
— Что же он вам рассказал?
Однажды утром ко мне подошел Павел Родионович и протянул какие-то бумаги.
— Посмотри-ка, Леонид. Нашли в архиве.
В бумаге значилось: «17 бронзовых скульптур и 11 ваз Большого каскада укрыты в тоннеле, что западнее Большого грота, в откосе против галереи, соединяющей Большой дворец с „Корпусом под гербом“.
— Ты что-нибудь знаешь об этом?
— Да, — ответил я. — В шутку этот тоннель называли „убежищем богов“.
— Почему? — не понял Павел Родионович.
До него вообще плохо доходили шутки. Я вздохнул и пояснил:
— Спрятанные скульптуры были сняты с Большого каскада и изображали античных богов.
— Ах, вот в чем дело. Ну, и что?
— Ничего.
— Что значит ничего?! — рассердился Павел Родионович. — Я тебя конкретно спросил про тоннель. Как он был обнаружен? Или прорыт?
— Этого я не знаю.
— Что же ты тогда знаешь?
— Знаю, как заполняли тоннель.
— Слушай! Из тебя слова клещами не вытянешь! Все выспрашивать надо! Неужели не ясно, что мне нужно знать все подробно?
— Ясно, — невозмутимо ответил я и отрапортовал: — Фигуры были уложены на доски, а выход из тоннеля мы несколько дней заделывали бревнами, засыпали землей, обкладывали дерном.
— Ты можешь показать точное место?
Мы подошли к откосу, о котором говорилось в бумаге, и я понял, что ничего сделать не в силах. Дерн, уложенный в сорок первом, давным-давно сравнялся с остальной травой. Никаких отличительных признаков не было. А самое страшное — откос был огромен. Он вытянулся на многие метры в длину и высоту. В каком месте откоса находился тоннель? В бумаге не было более точных ориентиров.
Я честно сказал Павлу Родионовичу:
— Место точно указать не могу.
— Эх ты! — укоризненно воскликнул Павел Родионович.
Он никогда не делал скидок на то, что мне всего пятнадцать, а в начале войны было двенадцать. Он не понимал, что двенадцатилетний пацан не может запомнить все на свете. В двенадцать лет совсем другие вещи и события кажутся главными. Я помнил, что было „убежище богов“, и все.
— Ладно, — вздохнул Павел Родионович. — Подождем, пока саперы полностью пройдут откос, а там будем распахивать целиком.
Но целиком распахивать откос не пришлось.
Я очень хорошо помню этот день. Мы сидели на траве, разложив на газете скудный обед, и слушали репродуктор.
Тайник открыли саперы.
— Здесь что-то есть! — негромко сказал один из них. — Щуп приподнял пласт дерна. За ним видны доски.
— Это „убежище богов“! — заорал я.
Наша бригада ринулась вперед, но саперы остановили нас резким окриком:
— Всем стоять на месте! Под досками могут быть мины!
Доски осторожно убрали. Мин не было.
— Эй, пацан! — крикнул мне сапер. — Ты, кажется, прав! Доски закрывают вход в какое-то убежище!
Знаете, даже Павел Родионович заулыбался! Он хлопнул меня по плечу, потом неловко притянул к себе и поцеловал куда-то в макушку:
— Ленчик! Дорогой ты мой! Тоннель нашелся! Ну, теперь вперед! — воскликнул он, рванулся к тоннелю и тут же остановился.
У входа в тайник лежал труп красноармейца, одного из защитников Петергофа. Он погиб здесь в сорок первом и был кем-то наспех похоронен рядом с „убежищем богов“.
Мы стояли в полном молчании, сняв шапки, не решаясь двинуться дальше.
А потом в течение нескольких дней из тоннеля извлекали статуи и вазы. Нашей бригады для такого грандиозного дела оказалось мало. Павел Родионович отрядил к нам на помощь солдат.
Солдаты, выносившие статуи, удивлялись, как же смогла небольшая группа музейных работников, без необходимых подъемных приспособлений и устройств, под артиллерийским обстрелом снять со своих мест и затащить в тоннель тяжелые бронзовые фигуры.
Я тоже удивлялся. Потому что без этих самых подъемных средств работали не просто сотрудники музея, а женщины, три старика и мальчишка.