Тайна старого замка

Глава вторая

За ужином Шаротка получил постоянное место на той стороне стола, которую называли «палатой лордов». «Палатой общин» прозвали ту его часть, которую занимала молодежь.

В нынешней смене в «палате лордов» председательствовала Вечорек, восседавшая на почетном месте хозяйки стола. Главарем «палаты общин» являлась Иоланта, объединяя вокруг себя Процу, Веленя, Сосина и Кушара. Трое последних знали друг друга еще по Вроцлаву, вместе приехали сюда и держались преимущественно вместе. Иоланта, с которой они познакомились уже в пансионате, сразу вошла в их среду и благодаря своей общительности, некоторой агрессивности, а главным образом своему хорошенькому личику и стройной фигурке начала командовать этой группой, что, впрочем, не вызвало сопротивления со стороны молодых мужчин.

Когда Шаротка, закончив ужин, направился к лестнице, к нему подошел Хемпель. В зубах у него была короткая трубка. Он вынул ее и обратился к Шаротке:

— Вам отвели тринадцатую комнату, я слышал?

— Увы, да... А почему вы спрашиваете?

— Да потому, что мы с вами соседи. Я живу в двенадцатой. Дальше комнаты занимают: одиннадцатую — Сосин, десятую — Кушар и Велень, потом Проца и в конце коридора — Болеша.

— А остальные?

— Пани Вечорек и Иоланта живут в одной комнате в левом крыле. Там же расположены и комнаты администрации.

— Значит, не все места заняты? Такой интересный дом, такие красивые окрестности...

— Да, несколько человек не использовали путевки.

— Мне тут очень нравится. Отличное место для отдыха, — заключил пан Анзельм с энтузиазмом. Они распрощались перед дверями комнаты Хемпеля, и Шаротка направился к себе.

Когда он открывал дверь, то увидел Иоланту, Сосина и Веленя, стоявших над холлом у перил, предохранявших открытую часть коридора. Войдя в комнату, он услышал смех Иоланты, зазвучавший в ушах пана Анзельма переливчатым серебряным звоном.

Он зажег свет и начал распаковывать свои вещи. Внимательно осмотрел свой выходной костюм и решил носить его постоянно. Причиной такого решения были два отдельных впечатления, пережитых им недавно: чувство смущения, когда он очутился в гостиной среди незнакомых людей в своем потрепанном костюме и, во-вторых, очарование стройной фигурки Иоланты.

Ибо следует сказать, что пан Анзельм, несмотря на свои почти шестьдесят лет и положение старого холостяка, не был лишен романтических склонностей.

«Ну завтра они меня увидят», — подумал он, причем это «они» скорее относилось к одной особе, что, впрочем, он и сам не сознавал достаточно ясно.

Гроза уже прошла, хотя дождь еще продолжался. Ветер стих, и при монотонном шуме дождя в комнате казалось еще тише.

Шаротка надел пижаму, зажег ночник и хотел уже укладываться спать, когда внезапно его внимание привлек странный звук — не то скрип, не то какое-то царапанье. Пан Анзельм посмотрел на окно, откуда доносились эти звуки. Он подумал, что это кот крадется по подоконнику, и ожидал увидеть его — мокрого, ищущего убежища от дождя.

За окнами, однако, была ночная тьма. Спустя некоторое время звук повторился.

Шаротка не спускал глаз с темных стекол. И вот он увидел, как за окном появилась человеческая рука, ползущая вдоль парапета. Она была белая с искривленными пальцами.

Шаротка замер в ужасе. Его зрачки, расширенные от страха, уставились на ползущую руку, он чувствовал, как судорога сдавливает горло.

Потом вслед за рукой в окне показалась голова. Мокрые волосы падали на лоб, под густыми черными бровями сверкали вытаращенные глаза, пылавшие на бледно-восковом лице. Это лицо со сплющенным носом находилось тут же, за стеклом, а неподвижные зрачки всматривались в пана Анзельма.

Тот застыл без движения, не в состоянии ни кричать, ни двигаться. Только спустя минуту из его горла вырвался испуганный писк. Шаротка бросился к двери. Выбежал в коридор и без стука влетел в комнату Хемпеля.

Журналист уже лежал в постели. Ночная лампа горела на столике, Хемпель читал книгу.

При виде пана Анзельма и ужаса на его лице он одним прыжком соскочил с кровати.

— Что случилось?! Вы выглядите, как человек, встретившийся со смертью!

— Не... не знаю, — простонал, заикаясь, пан Анзельм, — может быть...

— Ну что произошло? Говорите!

— У меня в комнате... человек за окном... страшное лицо...

— Идемте быстрее!

В коридоре никого не было. В доме все спали и стояла полнейшая тишина.

Они вошли в комнату Шаротки. Ночник горел около кровати, комната была пуста, а за окном никого не было.

— Вам случайно не померещилось?

Шаротка уже успел прийти в себя и, несмотря на дрожь в голосе, решительно запротестовал:

— Ну как же?! Я видел это лицо так, как вас сейчас! Это было ужасно!

— Как оно выглядело?

— Густые черные брови, большой рот, лицо белое со сверкающими глазами. Отвратительная маска!

Хемпель подошел к окну и, немного повозившись со шпингалетами, открыл его. В комнату хлынула волна холодного воздуха. Не обращая внимания на дождь, журналист выглянул наружу. В тусклом свете, падавшем из комнаты, он увидел перед собой кусок карниза шириной со стопу. Дальше все было погружено во мрак.

Он закрыл окно.

— Темно и мокро, ничего не видно. Если даже действительно кто-нибудь там был, то все равно следы смоет дождь.

— Что нам делать? — озабоченно спросил Шаротка. — Может, разбудить этих молодых людей?

— Зачем? Чтобы завтра они вас высмеивали? Единственное, что осталось, это пойти спать. Если вы не подверглись галлюцинации, то, может быть, завтрашний день принесет разгадку.

— Пойти спать! — воскликнул возмущенный пан Анзельм. — Я никогда не засну после такого!

— Это так вам только кажется. Завтра вместе будем смеяться над нашими видениями, — весело сказал Хемпель, желая подбодрить взволнованного соседа.

Шаротка молча покрутил головой, а когда журналист ушел, заглянул в камин, в шкаф, проверил, заперты ли окна, и начал баррикадировать двери.

Хемпель вышел в коридор. Все рассказанное Шароткой он считал плодом воображения, хотя и не знал, каких историй наслушался тот перед ужином.

Открыл двери своей комнаты и уже собирался переступить порог, когда в полосе света, падавшей из комнаты, заметил в глубине коридора что-то белое.

Заинтересовавшись, он пошел по направлению к нему.

Пройдя несколько шагов, он сообразил, что одно из окон коридора было открыто и порывы ветра колыхали занавеску.

Хемпель подошел к раскрытому окну. Оно почти доставало до пола. Одна из рам была приоткрыта, а на низком подоконнике и около него были видны темные влажные пятна, какие оставляет мокрая обувь. Следы эти исчезали на ковровой дорожке, застилавшей коридор.

Хемпель подумал, что он очень быстро получил подтверждение сообщению Шаротки. Нет, тому не померещилось. В дом кто-то проник через окно. Обеспокоенный журналист вернулся к себе.

Утро было солнечным и теплым. Шаротка, который всю ночь провел в кресле, чувствовал себя отвратительно: он не выспался, кости у него болели. Поэтому он с наслаждением вдыхал теперь свежий воздух и, распрямив худую грудь, грозно хмурил брови.

В тот момент он был полон воодушевления и отваги. Новый костюм (он это чувствовал) был ему к лицу, а ночной эпизод казался совершенно нереальным, как будто это был дурной сон.

К сожалению, это не было дурным сном, и коварная судьба уже готовила для пана Анзельма новые загадки.

В данную минуту, однако, жизнь улыбалась Шаротке. Хорошее настроение стало еще лучше, когда послышались легкие шаги и спустя несколько секунд показалась Иоланта.

— Добрый день, — она протянула руку.

Пан Анзельм вежливо поклонился.

— Как вам спалось? — весело спросила девушка. В ее голосе чувствовалась искренность и сердечность. Пан Анзельм растаял от удовольствия.

— Великолепно! — В эту минуту Шаротка, который все утро размышлял, рассказывать или не рассказывать о своем ночном приключении, твердо решил никому ничего не говорить. Где-то в глубине души он понимал, что его поведение в этом деле, мягко говоря, было не слишком геройским. И кто знает, не станет ли он предметом всеобщих насмешек?

— Очень хорошо мне спалось, — продолжал Шаротка, — и наверняка спалось бы еще лучше, если бы не ваш образ, который присутствовал в моих снах, — закончил он галантно.

Лицо Иоланты на какую-то долю секунды застыло. Высоко подняв брови, она уставилась на пана Анзельма. А затем звонко рассмеялась.

— Правда? Это для меня было бы слишком большой честью, — ее смех рассыпался серебром.

Пан Анзельм приложил руки к сердцу.

— Ведь и пожилые люди могут переживать минуты волнения по такому поводу.

— Я знаю, что это шутка, — девушка перестала смеяться, — но мне нравится ваш юмор.

— В каждой шутке есть доля правды...

— Одним словом вы мной очарованы, да? — Иоланта лукаво усмехнулась.

— Полностью, что не мешает, однако, быть мне немного голодным.

— Ну, я думаю, нам сейчас дадут завтрак. А вот и Сосин!

Действительно на террасе появился Сосин, старательно выбритый и причесанный. Свежая рубашка была расстегнута, а брюки тщательно выглажены.

— Приветствую вас! — Он поздоровался с Иолантой, а затем, пожимая руку пану Анзельму, повторил вопрос девушки:

— Ну как вам спалось в вашей халупе? Ведь, кажется, сны, увиденные впервые на новом месте, сбываются? — В вежливых словах звучала ироническая нота, которую Шаротка отчетливо почувствовал. И поскольку пан Анзельм не испытывал симпатии к этому молодому человеку после вчерашней стычки с ним, он ответил с холодной любезностью:

— Благодарю, очень хорошо. — А затем закончил ледяным, как ему казалось, тоном: — А что касается снов, то вы правы, но мне, увы, ничего не снилось.

— Жаль, — коротко бросил Сосин и, повернувшись, пошел в глубь дома. Поскольку все уже шли на завтрак, Иоланта и Шаротка двинулись вслед за ним.

Среди собравшихся пан Анзельм увидел Хемпеля. Извинившись перед Иолантой, он подошел к нему и тихонько отозвал в сторону.

— Очень вас прошу, — прошептал он на ухо журналисту, — никому ничего не говорить о сегодняшней ночи. Чтобы меня не поняли плохо, — добавил он, объясняя свое решение, — и чтобы никого не беспокоить, особенно женщин... В конце концов ничего чрезвычайного не произошло. Наверняка это какой-нибудь местный парень... А?.. Как вы думаете?

— Это событие обязательно выяснится со временем. А в целом я с вами совершенно согласен — надо об этом промолчать... Если, конечно, не произойдет ничего, что бы имело связь с вашим ночным гостем...

При воспоминании о ночном видении пан Анзельм слегка вздрогнул.

После завтрака было решено отправиться на прогулку. Пошли все, кроме Хемпеля, который заявил, что ему лень таскаться по проселкам. Он остался на террасе в шезлонге с книжкой в руках.

Тем временем все общество двинулось в сторону сада. Впереди шествовала молодежь, окружая цветное платье Иоланты. Сзади шла пани Вечорек, сопровождаемая Шароткой и Болешей.

— Куда пойдем? — спросила Иоланта. — Я предлагаю по тропинке до старой мельницы, а потом по проселку.

— Старая мельница и старый замок, — оживился пан Анзельм, — как это романтично!

— Ну, мельница не так стара, как замок, но и она тоже преклонного возраста. Собственно говоря, это уже развалина, — объяснил Болеша. — Впрочем, вы сами увидите, когда будем проходить мимо. Она стоит в исключительно красивом месте...

— И вдобавок там привидения бывают... — бросил Кушар, услышав слова Болеши.

— Привидения?.. Правда? — пана Анзельма вновь охватили неприятные воспоминания о минувшей ночи.

— Да ну, глупости, — сказал Болеша. — Как всегда, вокруг таких старых, заброшенных мест кружат различные слухи. Наверняка кто-то из окрестных жителей в шутку придумал несколько басен. Другой добавил к этому что-то от себя, но уже «всерьез», «под присягой», что «собственными глазами», и пошло. И вот уже готова легенда с мельчайшими подробностями, но без малейшего зерна истины.

Дорога вела вдоль фруктового сада и парников, которые лежали за низким плетнем. Среди стеклянных крыш теплиц они увидели фигуру в соломенной шляпе, которая приветливо помахала им рукой. Это был садовник Брона.

Вечорек также в ответ подняла руку.

— Мне очень нравится Брона, — сказала она. — Такой серьезный и выдержанный мужчина.

— Да. Он производит очень симпатичное впечатление, — согласился Болеша. — Я пару раз с ним разговаривал. Его интеллигентность и быстрота ума для простого садовника необычайны.

— А что же тут удивительного? — живо проговорила Вечорек. — Ведь он не только садовник-практик. Насколько я знаю, он имеет высшее образование по своей специальности.

Тропинка, сначала довольно крутая, теперь становилась все более пологой и вывела, наконец, на большой луг, усыпанный цветами.

Это был действительно очаровательный уголок. Речка в этом месте широко разливалась, образуя пруд. На другой стороне стояли старые ветвистые ивы и стройные тополя, отражавшиеся в неподвижном зеркале воды. Немного дальше на поверхности, словно на доске из зеленого мрамора, застыли белые чашечки лилий.

С левой стороны кусты, покрывавшие склоны небольшого оврага, свешивались до самой воды, а с правой среди нескольких огромных деревьев стояла покосившаяся старая мельница с наполовину уже развалившимся колесом, выступавшим поверх шлюза, который перегораживал русло речки и образовывал пруд.

Мельница была очень старая и запущенная. Высокая трава окружала стены, а одно из окон было совершенно закрыто побегами плюща. Вековые деревья, росшие вокруг здания, раскинули над ним свои кроны, словно укрывая его заботливыми руками. На фоне окружающей буйной природы неподвижное мельничное колесо усиливало впечатление заброшенности и безжизненности.

Мельница осталась позади, и теперь все пошли по проселочной дороге среди широких полей, на которых хлеба были уже скошены.

Иоланта и Кушар вырвались вперед. В одно из мгновений Шаротка, отличавшийся дальнозоркостью, увидел, как рука девушки легла на плечо инженера и некоторое время оставалась в таком положении. Этот ласковый жест, в котором сквозило нечто большее, чем простое дружеское расположение, решительно не понравился пану Анзельму.

— Великолепная природа и замечательный воздух! — сказал Сосин, шедший немного сзади с Веленем и Процей, вздохнув полной грудью.

— Да, здесь действительно здорово! — отозвался Велень. — Ты молодец, что уговорил нас приехать сюда.

— Вот видишь! А Кушар должен быть мне еще больше благодарен, — Сосин показал жестом на молодую пару.

Велень рассмеялся:

— По крайней мере в настоящее время!

— Я не удивляюсь, что вы полюбили это место, — вступил в разговор Проца. — Мне самому все больше нравится здесь.

— Правда? Прекрасная природа, а замок, по крайней мере для меня, добавляет еще и очарование романтики.

— А вы здесь, значит, уже были, раз уговаривали поехать Веленя?

— Да, во время первой половины отпуска, весной.

— Не понимаю. Ведь это дом отдыха. Как же вам удалось достать путевки сюда дважды в один год?

— А! — Сосин рассмеялся. — Я сейчас здесь вместо одного знакомого, который в последнюю минуту, уже оплатив путевку, отказался от поездки. А поскольку у меня оставалось еще две недели отпуска, я и очутился здесь второй раз.

— С формальной точки зрения... — начал Проца, но, не докончив своей мысли, бросил: — Впрочем, это не мое дело...

— Вот именно, — язвительно заметил Велень.

Когда, уже порядочно устав, все вернулись в пансионат, на террасе их встретил администратор Станек. У него был озабоченный вид:

— Случаем никто из вас не видел моей рулетки? Такая стальная лента в эбонитовом футляре. Она лежала на камине в гостиной. Если кто-нибудь взял, то я очень прошу вернуть.

Никто, однако, не признался. И вообще жалоба Станека была воспринята весьма легкомысленно. Просто все пропустили ее мимо ушей.

Хемпель, довольный тем, что остался один, вынес шезлонг в парк. Найдя тенистый уголок между двумя старыми вязами, уселся поудобнее с блокнотом на коленях. Было тепло и тихо. Хемпель потянулся, раскрыл блокнот и, немного подумав, начал писать, продолжая заметки, начатые в прошедшие дни.

«Я как раз стоял у окна, когда увидел приближавшуюся повозку. Из нее вышла комичная, худая, высокая фигура, неуклюже вытягивая чемодан. Под перекосившейся шляпой длинный нос, морщинистая кожа лица и густые брови. Наверное, так должен был выглядеть Дон Кихот. Я представил себе прибывшего в старых доспехах с плоским железным шлемом на голове, и мне на самом деле показалось, что это рыцарь из Ламанча в страхе перед волшебниками надел на себя летний плащ, купленный в универмаге, и сменил Россинанта на повозку.

Мы познакомились во время полдника. Его зовут немного смешно — Анзельм Шаротка, и надо сказать, что это имя отлично подходит к его особе. Эта личность является странным контрастом как по отношению к собравшемуся здесь обществу, так и по отношению к архитектурному окружению.

Старый замок, бывшая усадьба какого-то феодала, средневековое строение с толстыми каменными стенами, полными укрытых ниш и тайников, с обширными подвалами, которые когда-то наверняка служили местом казни и заключения, — и на этом фоне изысканно вежливый, робкий, немного испуганный старичок...

И это заставляет задуматься, только ли стечение обстоятельств привело к тому ночному приключению. Во-вторых, кто это был? Ну и, в-третьих, чего он хотел?

Главными являются два последних вопроса. Когда я увидел раскрытое окно, для меня стало ясно, что этот ночной гость не был совершенно чужим, по крайней мере для кого-то из жителей дома. Ибо окно могло быть открыто только изнутри...

Впрочем, причина этого визита могла быть совершенно банальной: может, этим путем неизвестный поклонник одной из наших милых горничных навещал объект своих мечтаний? Будущее, возможно, принесет решение этой загадки.

Несмотря на столь прозаичные предположения, стоит шире раскрыть глаза, ведь кто знает, какое шило таится в этом мешке. Я явно чувствую, что мой журналистский нюх начинает обостряться...»

Однако в этот момент Хемпель почувствовал, что больше всего ему хочется закрыть глаза. Блокнот был отложен, а спустя минуту тепло и сонная тишина сделали свое дело.

После обеда Иоланта заняла шезлонг. Около нее на каменной балюстраде сидели Кушар и Велень. Проца разместился неподалеку. Перед ними стоял Сосин, держа одну руку в кармане и крутя ключ на пальце другой.

Хемпель, разговаривая о каких-то пустяках со Станеком, наблюдал одновременно за группой молодежи.

Говорил Сосин:

— Ночь была великолепной, лунной, одним словом специально для влюбленных вздохов. Я приоткрываю окно и, думаете, кого вижу внизу? Присутствующего здесь Процу собственной персоной и вдобавок с гитарой под мышкой... Как? А? Откуда он ее взял? Право, не знаю...

В эту минуту слышу, как где-то открывается окно. Вы знаете, что окна спальни Иоланты находятся против моих. Я незаметно высовываюсь и вижу — есть! В красивом цветастом халате, очень идущем ей не только к лицу, но, я бы сказал, и к фигуре.

— Замолчи, насмешник! — крикнула Иоланта, изображая негодование.

— Говори, говори, Янек! — подзадоривал Велень. — Что там было дальше?

— Что было дальше? А дальше было примерно так. Проца на гитаре: Трень-брень... Иоланта вздыхает: — Ах!.. Ох!.. Проца на гитаре: — Трень-брень...

Пани Вечорек: — Что ты там торчишь в окне? Насморк схватишь! Иоланта молчит и только: — Ох!.. Ах!.. Проца непрерывно: — Трень-брень... Пани Вечорек: — Закрой же, наконец, окно — дует! Тогда Иоланта кидает гитаристу «розы цветок» и так вздыхает, что окно захлопывается само собой. А Проца, нежно прижимая цветок к груди, уходит в синюю даль.

Раздался взрыв хохота. Затем Велень сказал что-то, чего Хемпель не расслышал. Тогда Иоланта обратилась к Проце торжественным тоном:

— Не поддавайся, Ежи! Пусть эти отвратительные насмешники знают, какие мы верные. Позволь я тебе поправлю галстук, — она наклонилась и подтянула узел галстука Процы. — Ситуация требует, чтобы ты свидетельствовал своим видом, что без меня жить не можешь...

Снова раздался смех. Хемпель наблюдал за лицами присутствовавших.

Иоланта и Велень беззаботно смеялись. Сосин более сдержанно и с ноткой иронии. С лица Процы не сходила добродушная усмешка. Зато искривленные губы Кушара были мало похожи на улыбку. На лбу у него выступили капельки пота. Видно было, что этот человек страдает.

Однако в женщинах есть беззаботная жестокость детей. Иоланта сорвалась с места и повернулась к Проце:

— Пойдем, покинем этот мир людей, которые издеваются над нами, убежим в синюю даль. Ты ведь, кажется, знаешь туда дорогу?

Она взяла Процу за руку. Вместе они сбежали с террасы и исчезли среди деревьев парка.

Кушар спрыгнул с балюстрады, стремясь кинуться за ними вслед. Но Велень незаметным движением остановил его. Сосин смотрел на Кушара, и насмешливая улыбка не сходила с его губ.

Неизвестно, повлияло ли настроение молодежи на остальных, но послеобеденное время и ужин прошли в напряженной обстановке. Поэтому все облегченно вздохнули, когда наступило время вставать из-за стола. Иоланта обменялась многозначительными взглядами с Сосином и Веленем и вскоре исчезла. Кушар, хоть и с некоторым колебанием, тоже вышел следом.

Два человека проводили их взглядами. Это были Проца и Хемпель.

Пани Вечорек, пожелав всем спокойной ночи, отправилась к себе. Станек и Брона также удалились. Проца и Болеша расставили в гостиной шахматы и, склонившись над доской, занялись исследованием боевых возможностей своих сил.

Шаротка и Хемпель остались в столовой одни.

— Надеюсь, что сегодняшняя ночь пройдет без приключений, — начал разговор журналист.

— Дай бог, — ответил Шаротка. — Такого рода переживания не доставляют удовольствия, хотя после некоторого размышления я пришел к выводу, что не стоит придавать большого значения этому происшествию.

— Вы так думаете? Во всяком случае, как мы договорились, я ничего никому не говорил. Не надо забывать, что у нас в доме есть две хорошенькие девушки — Франя и Марыся. Может быть, одна из них открыла окно своему возлюбленному.

— Действительно! Это мне не пришло в голову. Он попросту мог ошибиться окном и заглянул ко мне в комнату.

— Вот именно! И поэтому, думаю, ничто не омрачит нам покоя сегодня ночью. Я бы лично очень этого желал, потому что чувствую себя уставшим. Хотелось бы как следует выспаться...

Говоря это, Хемпель не предполагал, что его слова будут иметь значение для ближайших событий.

— Ну что же, пошли? — Журналист дружеским жестом взял под руку Шаротку, и оба они направились к лестнице. Выходя из столовой, они услышали голос Процы:

— Сдаюсь! Сегодня уже поздно, но завтра я попрошу о реванше.

Одновременно до них долетел стук ссыпаемых в коробку фигур.

Как и в предыдущий вечер, Хемпель поднялся вместе с паном Анзельмом наверх и попрощался с ним перед дверями своей комнаты.