Тайна Вильгельма Шторица

Глава XVI

«Мира исчезла!…»

Когда в доме раздался этот крик, то в первую минуту смысл его не дошел до сознания. Исчезла?… Да это просто невероятно!

За какие-нибудь полчаса до того мадам Родерих и Марк были еще в комнате. Мира лежала на постели, переодетая в дорожный костюм. Дыхание ее было спокойным и ровным, она казалась спящей. Марк ее покормил, после чего сам спустился к столу. После трапезы вместе с доктором он поднялся к больной, чтобы перенести ее в карету.

Тогда их и поразил громом жестокий факт — комната пуста, доселе неподвижная обессиленная девушка — исчезла!

Обезумевший Марк пытается распахнуть окно. Увы! Оно плотно закрыто. Похищение, если это похищение, произошло иным образом. Но как?

Прибежавшие на крики мадам Родерих и Харалан отчаянно зовут пропавшую. Их растерянные горестные возгласы разносятся по всему дому.

То, что Мира не отзывается, это понятно, какого ответа ждать от нее?! Но почему ее нет в комнате? Трудно поверить, чтобы она самостоятельно встала, прошла через материнскую комнату и незамеченной спустилась по лестнице.

Я укладывал мелкий багаж, когда началась вся эта суматоха. Доктор и Марк, сорвав голоса, кричали дорогое имя, метались как угорелые.

Мадам Родерих, потерявшую сознание, пришлось уложить в постель. Капитан Харалан с перекошенным от ярости и бессилия лицом подбежал ко мне и буквально прошипел:

— Это он! Опять он!

Я попытался рассуждать логически: с учетом предпринятых нами мер осторожности трудно предположить, что Вильгельм Шториц проник в особняк. Конечно, ему хватило бы дерзости воспользоваться беспорядком, неизбежным при отъезде, но для этого следовало быть постоянно настороже и действовать с молниеносной быстротой. Но как он мог незаметно похитить девушку? Я ни на миг не отходил от двери галереи, перед которой стояла карета. И Мира не могла незаметно для меня пересечь порог, чтобы выйти к садовой калитке. Ладно, Вильгельм Шториц — невидимка! Но Мира?!

Я снова вошел в галерею и позвал слугу. Мы вдвоем проверили садовую калитку, выходившую на бульвар Текей. Она была заперта на два оборота! А ключ от нее лежал у меня в кармане! Затем я тщательнейшим образом обследовал все закоулки дома, от погреба до крыши, все пристройки, весь сад, не оставив без внимания ни одного уголка. Тщетно!

Я вернулся к Марку. Мой бедный браг плакал горючими слезами, буквально захлебываясь от рыданий. Чем я мог ему помочь?…

Надо было известить начальника полиции. Я предложил Харалану поехать в городскую ратушу вместе.

Карета была наготове. Лошади пустились вскачь, и через несколько минут мы очутились на площади Куршт.

Несмотря на поздний час, месье Штепарк находился еще в своем кабинете. Я рассказал ему о свежих событиях. Обычно невозмутимый, на этот раз он не сумел скрыть изумления и некоторого страха.

— Как, мадемуазель Родерих исчезла?!

— Да,— подтвердил я.— Это невероятно, но факт! Убежала она, или ее похитили, не знаю… Только там ее больше нет!

— Ну, это дело рук Шторица,— растерянно пробормотал детектив.— Несомненно, это его коронный номер![173]

Месье Штепарк был прав. Ведь негодяй, в некотором смысле, сам предупредил нас там, в саду на острове Швендор, что затевает какую-то гнусность. А мы — ослы! — не позаботились об усиленной защите.

— Господа! — предложил детектив.— Не желаете ли вы проследовать со мною в особняк?

Он вызвал младшего сержанта и приказал немедленно отправить к Родерихам наряд полиции для круглосуточного дежурства. Затем вполголоса долго советовался со своим заместителем, после чего наша карета доставила всех троих в особняк.

Повторный обыск не дал результатов. Только в комнате Миры месье Штепарк, принюхавшись, спросил:

— Месье Видаль, не чувствуете ли вы странный запах? Он кажется мне знакомым…

Я потянул носом. Действительно, в воздухе витал легчайший, едва уловимый, очень специфический аромат. Меня осенило:

— Так это же запах жидкости из разбитого синего флакона! Помните, месье Штепарк, во время обыска в лаборатории вы даже не успели дотронуться до пузырька, как он разлетелся вдребезги?

— Вот именно, месье Видаль! О чем это говорит? Если эта жидкость, как я предполагаю, делает человека невидимым, то, возможно, Вильгельм Шториц заставил Миру выпить несколько глотков, а затем легко вынес девушку из дома, ведь она стала невидимкой! Поэтому вы ничего и не заметили.

Безусловно, сыщик прав. Только теперь до меня дошло, что во время обыска Вильгельм Шториц находился в лаборатории и сам разбил флакон, к которому потянулась рука полицейского, чтобы дьявольское вещество не попало к нам. Никакого сомнения: в комнате Миры остался тот же, ни с чем не сравнимый, характерный запах. Все ясно! Воспользовавшись предотъездной суетой, мерзавец пробрался в комнату больной и похитил девушку.

Мы провели тяжкую ночь. Доктор Родерих не отходил от безутешной жены, я дежурил возле обессилевшего от слез дорогого брата. С нетерпением мы ожидали рассвета, как будто новый день принесет избавление от мук неизвестности. Но что солнечный свет для нашего мучителя? Он-то всегда умел окружить себя непроницаемой ночью.

Месье Штепарк оставил нас лишь на рассвете. Перед уходом он отвел меня в сторонку и произнес загадочные слова, особенно загадочные ввиду сложившихся обстоятельств:

— Не теряйте мужества, месье Видаль! Или я очень сильно ошибаюсь, или ваши злоключения скоро закончатся!

Я не понял, что сыщик имеет в виду, и тупо уставился на него. Я был подавлен, силы мои были на исходе, и я больше ни на что не годился…

К восьми часам приехал губернатор и заверил почтенного доктора Родериха, что сделает все возможное для розыска его дочери. Мы лишь горько улыбнулись. Что мог сделать губернатор в сложившихся обстоятельствах?

Новость о похищении уже обежала весь город и вызвала взрыв возмущения.

Около девяти утра в особняк явился лейтенант Армгард и предложил свои услуги. Что толку в его услугах, Господи! Помочь нам не могли ни Бог, ни черт!

Но капитан Харалан, по-видимому, не счел лишней эту дружескую жертву. Он коротко поблагодарил товарища. Облачившись в военный мундир и затягивая пояс с подвешенной саблей, он почти приказал:

— Идем!

У меня возникло неодолимое желание последовать за двумя офицерами, которые направились к двери. Я предложил брату присоединиться ко мне. Он, казалось, даже не понял, во всяком случае, не ответил.

Когда я вышел из дому, офицеры были уже на набережной. Редкие прохожие поглядывали на особняк со смешанным чувством любопытства и страха. Я догнал лейтенанта Армгарда и капитана Харалана, последний взглянул на меня без удивления, как бы не придавая никакого значения моему присутствию.

— Вы пойдете с нами, месье Видаль? — поинтересовался лейтенант.

— Да. Куда вы идете?

Армгард неопределенно махнул рукой. Не была ли случайность для нас лучшим поводырем?

Через несколько шагов Харалан внезапно остановился, спросил отрывисто:

— Который час?

— Четверть десятого,— ответил его товарищ, взглянув на часы.

Мы молча, неверными шагами продолжили путь. Пересекли Мадьярскую площадь, поднялись по улице Князя Милоша, обошли площадь Сент-Михай. Иногда капитан Харалан резко останавливался как вкопанный и снова осведомлялся о времени. «Девять двадцать пять», «половина десятого», «без двадцати десять»,— последовательно сообщал его приятель. Свернув влево, мы миновали заднюю часть алтарного нефа кафедрального собора. После некоторого колебания Харалан углубился в улицу Бихар.

Этот аристократический квартал Рагза словно вымер. Попадались лишь редкие торопливые прохожие. У большинства особняков окна были закрыты, как в день траура.

В конце улицы начинался бульвар Текей, пустынный, точнее, опустошенный… После пожара в доме Шторица люди старались обходить бульвар стороной.

Куда же свернет капитан Харалан? К верхней части города, в сторону замка? Или на набережную Баттиани, к Дунаю?

И снова он замер на месте:

— Который час, Армгард?

— Без десяти десять.

— В самый раз,— кивнул Харалан и быстрым шагом стал подниматься по бульвару.

Мы спешно прошли перед оградой дома Шторица. Капитан, не сбавляя скорости, обогнул участок и остановился, лишь выйдя на кольцевую дорогу, от которой сад был отделен глухой стеной в два с половиной метра высотой.

— Помогите мне,— попросил он, указывая на гребень стены. Я понял цель несчастного молодого человека.

Именно на десять часов назначал Вильгельм Шториц встречу с Германом на пепелище. Разве не сам я рассказал Харалану о подслушанной на острове Швендор беседе невидимых наших врагов? Да, в этот самый миг они находятся там, расчищая вход в тайник, где спрятаны запасы дьявольской жидкости. Грех не воспользоваться уникальной[174] возможностью застать негодяев за работой!

Помогая друг другу, мы за несколько минут перелезли через стену и спрыгнули на узкую аллейку в густую зелень. Ни Шториц, ни кто другой не могли заметить нас.

— Оставайтесь тут,— скомандовал капитан. Крадучись вдоль ограды по направлению к развалинам, он вскоре скрылся из виду.

Какое-то время мы с Армгардом сидели, но потом, движимые нестерпимым любопытством, согнувшись в три погибели, неслышно стали пробираться к дому. Продираясь сквозь заросли, выбрались на опушку. Распластавшись по земле, затаив дыхание, мы жадно озирались вокруг. Открытое пространство шириною метров в двадцать отделяло нас от разрушенного дома. От него остались только обгоревшие стены, у подножия которых громоздились кучи битого кирпича, обугленных кусков дерева, покореженных металлических конструкций, горы золы, жалкие останки мебели…

Мы созерцали эту свалку, следы безжалостного пожара и погрома. Ах! Почему этот проклятый немец не сгорел заодно с тайной ужасного изобретения!

Вдруг в тридцати шагах мы заметили Харалана. В том месте, которое выбрал наш друг, зеленый массив близко подходил к углу разоренного дома. Юноша окаменел, низко склоненный, с напряженными мускулами, готовый к прыжку, он походил на хищника в засаде.

Мы проследили за его взглядом и сразу поняли, что привлекло его внимание. На наших глазах творилось нечто удивительное: обломки совершали странное перемещение в пространстве, переплывали по воздуху камни, железные и деревянные детали, одна куча хлама таяла, другая — росла.

Охваченные мистическим ужасом, мы не отрывали глаз от невиданной картины. Согласитесь, зрелище не для слабонервных! Вильгельм Шториц, несомненно, был среди невидимых работников. Внутри у меня все замерло.

Вдруг раздался пронзительный воинственный вопль! Харалан гигантским прыжком перемахнул через шестиметровую дорожку и приземлился около мусорной кучи, натолкнувшись, как показалось, на какое-то препятствие. Он бросился вперед, отступил на шаг назад, развел руки в стороны и свел их вместе, как бы желая кого-то схватить, потом наклонился, выпрямился, вступив в жаркую схватку с невидимым силачом.

— Ко мне! — закричал капитан.— Я его поймал!

Мы с Армгардом бросились на помощь.

Внезапно меня оттолкнула чья-то рука, кто-то невидимый горячо задышал в лицо.

Завязался настоящий рукопашный бой. Кто бы ни была эта невидимая тварь, она уже в наших руках. Мы заставим сказать, где Мира!

Месье Штепарк оказался прав, когда утверждал: если негодяй обладает способностью уничтожать свой зрительный образ, то его материальная сущность сохраняется и обладает физическими параметрами[175] реального тела.

Наконец нам удается крепко схватить мерзавца. Я зажал его руку, лейтенант Армгард — другую. Харалан неистово трясет невидимку за плечи и, как в лихорадке, возбужденно повторяет:

— Где Мира?… Где Мира?… Где Мира?…

Проклятый пруссак отчаянно сопротивляется. Он очень силен. В яростном исступлении он пытается высвободиться.

— Ты скажешь, где Мира?…— рычит капитан, выламывая руки невидимке.

Тот пыхтит, сопит… Наконец мы слышим:

— Никогда! Ни за что!

Судя по хриплому прерывистому голосу, по знакомому тембру, мы не ошиблись: в наших руках действительно Вильгельм Шториц, собственной персоной, правда невидимый!

Каким бы могучим ни был наш враг, но нас трое против одного. Сопротивление бесполезно! Вдруг лейтенанта Армгарда невидимая сила отбрасывает, и он падает на траву. Я чувствую, как меня хватают за ногу, и лечу кувырком, выпустив невидимую руку пленника. Капитан Харалан получает сокрушительный удар в лицо, пошатывается и в ответ ожесточенно лупит по воздуху.

Похоже, Герман пришел на помощь своему хозяину. Я вскакиваю на ноги. Оглушенный лейтенант распростерт на земле, я бросаюсь на помощь капитану. Напрасный труд! Мы держим в своих объятиях друг друга… Шториц удрал!

На опушке зеленого массива появляются люди. Одни проходят через ворота, другие штурмуют стены, третьи возникают из руин дома. Их сотни. Они идут плечо к плечу, тремя рядами. Первый ряд в форме рагзийской полиции, два других — в пехотной форме Военных Границ… В одно мгновенье образуется широкое плотное кольцо из человеческих тел, которое непрерывно сужается.

Теперь мне становятся понятными оптимистические слова месье Штепарка. Осведомленный о планах Шторица, он предпринял соответствующие меры, и виртуозность[176] исполнения вызывает восхищение. Ведь, пробираясь в сад, мы не заметили ни единого человека из многочисленного отряда!

Живое кольцо, в центре которого мы оказались, продолжает сжиматься. Теперь Шторицу не уйти! Он обречен! Его обязательно схватят.

Злодей прекрасно понимает сложившуюся ситуацию — рядом с нами раздается нечеловеческий рев. Когда окончательно пришедший в себя лейтенант Армгард пытается подняться, его саблю внезапно выхватывают из ножен. Невидимая рука угрожающе потрясает ею. Это рука Вильгельма Шторица. Он обезумел от гнева. Раз он не может улизнуть, так он убьет капитана Харалана!

По примеру своего ненавистника капитан тоже хватается за саблю. Начинается дуэль. Сабли многократно скрещиваются, высекая искры. Одну держит офицерская рука, другая сама собой летает в воздухе. Все происходит так быстро, что мы не успеваем вмешаться в молниеносную дуэль.

Вильгельм Шториц отлично умеет обращаться с холодным оружием. Капитан Харалан — не хуже. Он, не переходя в оборону, яростно атакует. И все же, парируя[177] выпад противника, получает легкое ранение в плечо. И стремительно наносит ответный удар. Трава на лужайке внезапно прилегает к земле. Раздается стон.

Совершенно очевидно, что не ветер примял траву, а невидимое человеческое тело, тело Вильгельма Шторица, насквозь пронзенное саблей. Брызнула ярко-красная кровь. И по мере того как уходила жизнь из невидимого тела, оно обретало реальные очертания и при последних смертельных конвульсиях[178] стало видимо целиком в мельчайших деталях. Капитан Харалан бросился к Вильгельму Шторицу:

— Мира? Где Мира, негодяй? Куда ты ее спрятал? Напрасно он кричал и теребил бездыханное тело своего лютого врага. На забрызганной кровью траве лежал труп с искаженным судорогой лицом, широко открытыми ненавидящими глазами, угрожающе сжатыми кулаками — труп зловещей персоны, носившей имя Вильгельма Шторица.