Надо ли говорить, что вечер был безнадежно испорчен и закончился вместе с описанной сценой. Молодые были близки к отчаянию. Испоганенный свадебный букет, разорванный в клочья брачный контракт, похищенный у всех на виду венок невесты! И это накануне венчания! Какое дурное предзнаменование!
Слухи о чудесах в особняке Родерихов быстро распространились по всему городу. Как я и предполагал, публика не желала допустить, что эти невероятные события имеют реальную, естественную природу. Предстояло найти ключик к этой загадке.
Целый день зеваки толпились под окнами особняка доктора Родериха. Простой люд, в основном женщины, стекались на набережную Баттиани из самых отдаленных уголков взбудораженного города. Одни передавали друг другу невероятные небылицы, приправляя их собственной фантазией, другие в суеверном страхе, но с кошачьим любопытством просто пялились на загадочный особняк.
Ни мадам Родерих, ни ее дочь не выходили на обычную утреннюю прогулку. Мира оставалась возле матери, потрясенной ночным кошмаром и слегшей в постель.
В восемь утра Марк появился у меня. С ним были доктор и капитан Харалан.
— Анри,— начал Марк,— я приказал никого к нам не пускать. Тут нас не подслушают… Мы здесь одни…
Боже, как переменился за одну ночь мой милый брат! Еще накануне сиявшее счастьем лицо его осунулось и побледнело. Он показался мне гораздо более удрученным, чем того требовали обстоятельства.
Доктор Родерих держал себя в руках и выглядел спокойным, в отличие от Харалана, который нервничал и не мог скрыть своего возбуждения. Стиснутые зубы и беспокойный взгляд говорили о крайнем напряжении и страдании молодого человека.
Я решил сохранять хладнокровие и поначалу поинтересовался самочувствием мадам Родерих и Миры.
— Обе чрезвычайно тяжело перенесли вчерашний инцидент,— отвечал доктор,— потребуется несколько дней, чтобы они оправились от шока. Однако Мира уже собрала всю свою волю и старается успокоить мать, захворавшую после пережитого. Надеюсь, вчерашнее потрясение в скором времени забудется, лишь бы эти достойные сожаления сцены не повторились…
— Не повторились? — переспросил я.— Этого не следует опасаться, доктор! Обстоятельства, при которых произведены эти фокусы,— могу ли я называть как-нибудь иначе то, что произошло? — больше не представятся.
— Как знать?— помедлил с ответом доктор.— Как знать?! Я хотел бы как можно скорее завершить дело со свадьбой, боюсь, что угрозы Шторица…
Доктор вовремя остановился, взглянув на Марка. Ведь тот ничего не знал о недавнем демарше соперника. К счастью, брат не обратил внимания на последние слова месье Родериха.
Харалан хранил полное молчание, очевидно ожидая, пока я выскажусь о событиях вчерашнего вечера.
— Месье Видаль,— продолжил доктор,— а что вы думаете обо всем этом?…
— Я скептик[127] и не могу принимать всерьез чудеса, свидетелями которых мы стали. Как ученый, предпочитаю не видеть в них ничего сверхъестественного, при кажущейся необъяснимости.
— Месье Родерих,— успокоил я доктора,— «все это», использую ваше выражение, не стоит того, чтобы долго ломать над ним голову. Я полагаю, мы стали жертвами дурной шутки. Мистификатор[128] затесался среди ваших гостей и решил дополнить развлекательную программу званого вечера сеансом чревовещания, имевшим столь прискорбный эффект. Уверяю вас, в наше время подобные опыты исполняются с удивительным искусством.
Капитан Харалан буквально пожирал меня глазами. В них явственно читались ирония и недоверие. Он как бы говорил: «Мы здесь не для того, чтобы выслушивать подобные разглагольствования!»
Доктор очень вежливо прервал меня:
— Вы мне позволите, месье Видаль, не принимать на веру того, что мы стали жертвами какого-то ловкого фокусника…
— Месье,— возразил я,— ничего иного я не могу сказать по этому поводу. Я решительно отвергаю вмешательство сверхъестественной силы…
— Естественной,— вступил в разговор капитан,— естественной, только использующей приемы и методы, секрет которых нам неизвестен.
— Однако же,— настаивал я,— в том, что касается услышанного вчера голоса — а это, несомненно, был человеческий голос, не правда ли? — почему не предположить, что мы имеем дело с эффектом чревовещания?
Доктор отрицательно покачал головой, всем своим видом выражая несогласие с моей точкой зрения.
— Если я приму ваши объяснения, месье Видаль, будто некий мистификатор или, точнее, оскорбитель сумел пробраться в особняк и все мы, простофили, попались на удочку чревовещателя[129] — во что я не верю,— то что вы скажете об изничтоженных на наших глазах букете и брачном контракте? О похищенном невидимой рукой венке?…
В самом деле, приписывать оба инцидента одному фокуснику, сколь бы ловок и изобретателен он ни был, разум отказывался. И все-таки есть поразительно искусные чародеи!
Капитан Харалан поддержал отца:
— Ну скажите, милый Видаль, разве так всемогущ ваш чревовещатель? Неужели это он, цветок за цветком, оборвал и растоптал весь букет, растерзал на клочки подписанный контракт, уволок в кусты свадебный венок?…
Я промолчал.
— Не станете ли вы утверждать,— продолжил, все более оживляясь, Харалан,— что мы стали жертвами галлюцинации?
— Разумеется, нет. О галлюцинации речи быть не может! Добрая сотня человек созерцала происходящее.
После затянувшейся паузы, которую я и не пытался прервать, доктор подытожил:
— Давайте примем вещи как они есть и не будем понапрасну изводить себя. Мы стоим перед лицом фактов, которые как будто не поддаются естественному объяснению, а вместе с тем эти факты неоспоримы. Не выходя за границы реального, прикинем, есть ли кто-нибудь, не глупый шутник, а настоящий враг, который хотел бы из мести испортить вечер?
Слова доктора ставили проблему на реальную почву.
— Враг?!— изумился Марк.— Враг вашей семьи или моей? Вы знаете такого?!
— Да! — вздохнул капитан Харалан.— Это тот, кто еще до вас, Марк, просил руки моей сестры.
— Вильгельм Шториц?
— Вильгельм Шториц.
И Марка посвятили в события, о которых он доселе не ведал. Доктор рассказал о новой попытке, которую Вильгельм Шториц предпринял несколько дней тому назад. Мой брат узнал о категорическом отказе доктора и об угрозах Шторица. Угрозы эти были такого свойства, что давали основание предполагать участие Шторица в разыгравшемся спектакле.
— И вы молчали!— Марк был не на шутку обижен.— Только сегодня, когда Мире грозит опасность, вы соизволили предупредить меня! Ну, Шториц, я до тебя доберусь!
— Не горячитесь, Марк,— подал голос Харалан.— Предоставьте мне эти заботы!…
— Он оскорбил мою невесту! — Марк был вне себя.
Гнев ослепил обоих.
Конечно, Вильгельм Шториц угрожал отомстить семье Родерихов — это так. Однако невозможно доказать, что он замешан во вчерашнем происшествии. На одном предположении не строится обвинение. Нельзя сказать: «Это вы оскорбили присутствующих, распевая «Песню ненависти». Это вы разорвали букет и брачный контракт. Это вы украли венок». Ведь свидетелей нет! Никто не видел Вильгельма Шторица на месте преступления!
А потом, разве мы не нашли его в собственном доме? Разве не он открыл нам дверь? Конечно, пришлось прождать порядочное время, вполне достаточное, чтобы успеть вернуться из особняка Родерихов, если он там был. И еще, как он мог проникнуть к себе в дом незамеченным, если мы с Хараланом ни на миг не отходили от дверей?…
Все это я втолковывал двум горячим головушкам — Марку и Харалану. Логику моих рассуждений доктор Родерих признал первым. Но молодые люди были чересчур возбуждены, не хотели меня слушать и рвались немедленно двинуться к дому на бульваре Текей.
Наконец после долгих споров пришли к единственно верному решению: пойти в городскую ратушу, уведомить начальника полиции, рассказать об угрозах, которыми Шториц стращает Марка и его невесту. Не забыть упомянуть, что шантажист[130], по его словам, располагает тайными средствами, превосходящими человеческие возможности — пустое тщеславие, конечно,— но все-таки… И дело начальника полиции решить, надо ли принимать меры против этого негодяя и какие. Полиция способна действовать эффективнее, чем частное лицо.
Да и кто мог гарантировать, что в доме Шторица открыли бы дверь двум разгневанным молодым людям, если бы Марк с капитаном все-таки пошли туда? Что, им следовало ломиться в чужое жилище силой? По какому праву? У полиции же такое право есть.
Сойдясь на принятом решении, Марк вернулся в особняк Родерихов, а мы с доктором и Хараланом отправились в городскую ратушу.
Часы показывали половину одиннадцатого.
Начальник полиции принял нас немедленно.
Это был невысокий мужчина с энергичной физиономией и пытливым взглядом, тактичный и обходительный. Месье Штепарк обладал практичным умом и превосходным профессиональным нюхом. Поговаривали, он проявлял удивительную сноровку в самых сложных делах. С нами говорила сама любезность. Начальник полиции уверил нас, что сделает все возможное и невозможное для прояснения этой темной истории, но сомневается, удастся ли успешно расследовать столь необычные обстоятельства.
Он исподволь приступил к допросу:
— Месье Родерих, есть ли у вас недруг, который из чувства ненависти или мести мог бы действовать против вашей семьи, особенно в связи с предстоящей свадьбой мадемуазель Миры Родерих и Марка Видаля?
— Думаю, что да,— ответил доктор.
— Кто же он?
— Некто Вильгельм Шториц,— опередил отца нетерпеливый капитан.
Месье Штепарк не выказал удивления.
Доктор рассказал ему все: и что Вильгельм Шториц просил руки Миры, получил отказ, снова пытался добиться своего, а после повторного отказа грозился расстроить свадьбу одному ему известными средствами, перед которыми бессильно могущество человека.
— Да,— подтвердил месье Штепарк,— он начал с уничтожения брачного объявления, да так ловко, что не удалось схватить его за руку.
Мы были того же мнения.
Однако полное наше единодушие ничуть не прояснило суть самого феномена[131]. Ведь полиция действует исключительно в области реального. Она может иметь дело лишь с преступником из плоти и крови. Что касается фантомов[132] и призраков — это вне ее компетенции. Истребитель афиш, разрушитель букета, похититель венка должен быть конкретным человеком. Тогда он будет схвачен и арестован.
Месье Штепарк признал, что наши подозрения относительно Вильгельма Шторица небеспочвенны.
— Этот тип,— заявил он,— всегда казался мне подозрительным, хотя на него и никогда не жаловались. Он очень скрытен. Никто не знает, на какие средства он живет, почему покинул Шпремберг, свой родной город. Почему он, пруссак, прибыл на жительство в страну, враждебную к его соотечественникам?… Почему он уединился со старым слугой в доме на бульваре Текей, куда никому нет доступа? Все это весьма подозрительно… Весьма!
— Что вы собираетесь предпринять, месье Штепарк?— поинтересовался капитан Харалан.
— Прежде всего необходимо провести обыск в этом доме,— ответил начальник полиции,— быть может, мы найдем какие-нибудь документы… Какую-то улику…
— Но для обыска потребуется разрешение губернатора,— заметил доктор.
— Не беспокойтесь, месье Родерих! Речь идет об иностранце, к тому же этот иностранец угрожал вашей семье. Его превосходительство даст согласие на обыск, можете не сомневаться!
— Между прочим, губернатор вчера посетил наш праздник,— вставил я словечко.
— Я знаю, месье Видаль. Он меня уже вызывал по этому поводу и сообщил о фактах, свидетелем которых довелось ему стать.
— Он как-то объяснил их? — заинтересовался доктор.
— Нет! Он не нашел никакого вразумительного объяснения случившемуся.
— Однако,— вклинился я в разговор,— когда он узнает, что в деле замешан Вильгельм Шториц…
— Ему только еще сильнее захочется во всем разобраться,— подхватил месье Штепарк.— Будьте любезны подождать, господа! Я отправляюсь прямо во дворец и через полчаса принесу разрешение на обыск в доме по бульвару Текей!
— Вы нам позволите пойти туда вместе с вами? — спросил Харалан.
— Как вам будет угодно, капитан! И вам тоже, месье Видаль! — пригласил нас начальник полиции.
— Идите с месье Штепарком и его агентами,— обратился к нам доктор Родерих,— а я хочу побыстрее вернуться домой. Когда обыск закончится, приходите к нам вместе с Хараланом, месье Видаль!
— Преступник будет арестован, если подозрения подтвердятся,— решительно добавил месье Штепарк.
Начальник полиции отправился во дворец, следом за ним ушел и доктор. Мы с Хараланом остались вдвоем в кабинете ждать. Говорить было не о чем. Меня беспокоило нервное состояние капитана. Сможет ли он держать себя в руках, очутившись лицом к лицу со своим врагом? Не навредит ли расследованию излишняя горячность и несдержанность оскорбленного юноши?
Месье Штепарк вернулся ровно через полчаса с разрешением на обыск. Еще он принес мандат, дававший право предпринимать любые действия по своему усмотрению, в зависимости от обстоятельств.
— А теперь, господа,— приказал он,— попрошу вас выйти из полицейского управления первыми… Я пойду в одну сторону, мои агенты — в другую… А через двадцать минут встретимся возле дома Шторица. Таковы правила конспирации. Договорились?
— Договорились! — по-военному отчеканил капитан Харалан.
Выйдя вдвоем из городской ратуши, мы спустились к набережной Баттиани.