Тайна Вильгельма Шторица

Глава XI

Приближался день свадьбы. Я констатировал с живым удовольствием, что Мира, при всей своей впечатлительности, будто забыла о происшествии, наделавшем столько переполоху. Правда, имя Вильгельма Шторица при ней не поминали ни разу.

Она избрала меня своим поверенным. Строила в моем присутствии планы на будущее. Хочет ли она с Марком жить во Франции? Конечно же! Но, наверное, не сразу после свадьбы. Слишком большим горем станет для нее разлука с родными.

— Но никакого сомнения нет, — щебетала она, — что мы съездим в Париж на несколько недель уже сейчас. Это будет наше свадебное путешествие. Не откажетесь ли вы, месье Анри, нас сопровождать?

— Конечно, не откажусь! Только при условии, что не помешаю вам.

— Да что вы! Боюсь, что молодожены — самое скучное общество в дороге! Не так ли?

— Постараюсь выдержать! — шутливо парировал я.

Доктор одобрял идею поездки. Расстаться с Рагзом на месяц-другой полезно со всех точек зрения. А там, глядишь, все утрясется. Мадам Родерих, конечно, расстроится из-за разлуки с дочерью, но ей хватит здравого смысла смириться с необходимостью.

Марк тоже, проводя подле невесты долгие часы, забывал о происшедшем, вернее, старался забыть. Но, оказываясь наедине со мной, высказывал дурные предчувствия. Я напрасно старался развеять его страхи.

Он неизменно интересовался:

— Ты не слыхал ничего нового, Анри?

— Ничего, милый Марк, — с той же неизменностью отвечал я. И это была сущая правда.

— Пожалуйста, не скрывай от меня ничего… Я очень на тебя рассержусь!

— Будь спокоен, братец! Я не собираюсь ничего от тебя утаивать. Уверяю, в городе все нормально. Одни работают, другие развлекаются, рыночные цены удерживаются на высоком уровне…

— Ты шутишь, Анри!..

— Чтобы доказать тебе, что более не испытываю никаких опасений…

— И все же, — нахмурился Марк, — если этот человек…

— Полно, — перебил я брата, — он не настолько глуп! Ему прекрасно известно, что, как только он ступит на австро-венгерскую землю, будет тотчас арестован! В Германии столько ярмарок, где он с успехом может проявить таланты балаганного фокусника…

— Но то средство, о котором он говорил?…

— Чепуха! Сказочка для детей!

— Ты ему не веришь?

— Так же, как и ты! В общем, дорогой Марк, займись-ка лучше подсчетом часов и минут, которые отделяют тебя от великого дня… Не заводить же снова ту песню, которая уже закончилась…

— Ах, Анри!.. — печально воскликнул Марк.

— Ты ведешь себя неразумно! У Миры больше здравого смысла, чем у тебя…

— Это потому, что она не знает того, что знаю я!

— Да что ты знаешь? — не на шутку сердился я. — Черт побери! Этого субъекта нет в Рагзе, и он не посмеет сюда вернуться. Никогда! Заруби себе на носу! Успокойся, наконец!

— Анри, у меня нехорошее предчувствие… Мне кажется…

— Бедный Марк! Ну что ты, в самом деле! Возьми себя в руки! Пойди к Мире, она заставит тебя веселее смотреть на жизнь!

— Да, ты, пожалуй, прав. Я не должен расставаться с ней ни на миг!

На брата тяжко было смотреть. Тяжко слушать. Его страхи росли по мере приближения заветного дня. Да и сам я с ожившей тревогой ждал дня свадьбы.

Если на Марка могла благотворно влиять невеста, то что делать с Хараланом, я просто не знал. С огромным трудом мне удалось отговорить его от поездки в Шпремберг, где, по непроверенным сведениям, находился Вильгельм Шториц. Это в каких-нибудь двухстах лье от Рагза. В четырех днях пути. Все-таки благодаря моим доводам и вмешательству доктора мы удержали Харалана от бессмысленной поездки.

— Забыть, лучше всего забыть этот кошмар, — твердил месье Родерих сыну.

Но однажды утром упрямец пришел ко мне. По его виду я понял, что он намерен все-таки ехать.

— Не делайте этого, мой дорогой, — убеждал я его как больного ребенка, — послушайте! Ваша встреча с этим пруссаком просто немыслима. Умоляю, не покидайте Рагз!

— Нет, месье Видаль, — настаивал капитан, — негодяй должен быть наказан.

— Он будет наказан рано или поздно, не сомневайтесь! — воскликнул я. — Доверимся полиции!

Капитан Харалан, хотя и чувствовал мою правоту, стоял на своем:

— У нас разные взгляды на случившееся. Оскорблена моя семья. И я отомщу!

— Это сделает правосудие.

— А если проклятый немец не вернется? Ведь губернатор подписал постановление о высылке. И возвращение Шторица теперь невозможно. Значит, мне нужно поехать туда, где он находится или находился, то есть в Шпремберг.

— Пусть будет по-вашему, только хотя бы дождитесь свадьбы сестры. — Я смирился, все мои аргументы были исчерпаны. — Потерпите немного, я первый поеду с вами в Шпремберг.

В конце концов гордый юноша пообещал скрепиться и пока остаться при условии, что после венчания я не стану противоречить и соглашусь сопровождать его в Шпремберг.

Время остановилось.

Полагая своим долгом успокаивать других, я не находил себе места от дурных предчувствий, не зная, откуда следует ждать неприятностей. Дом на бульваре Текей притягивал магнитом, и я частенько, помимо своей воли, оказывался рядом с ним.

После полицейского обыска там все оставалось без изменений: двери и окна закрыты, двор и сад пустынны. По бульвару фланируют[144] агенты, которые ведут наблюдение в этом районе — до бруствера[145] старинных укреплений и на прилегающих участках поля. Ни хозяин, ни его слуга не предприняли попытки вернуться в дом. И однако же, хотя это и походило на наваждение, вопреки тому что я твердил Марку и Харалану, вопреки тому, в чем убеждал себя самого, я нисколько бы не удивился, если бы из трубы над крышей показался дымок и бледное лицо мелькнуло за стеклами бельведера.

Жители Рагза не вспоминали о странной истории, но нас — доктора Родериха, моего брата, капитана Харалана и меня самого — продолжал тревожить призрак Вильгельма Шторица.

В тот день, тридцатого мая, в послеполуденное время я отправился к мосту на остров Швендор, чтобы перейти на правый берег Дуная. У дебаркадера[146] я оказался в тот момент, когда происходила высадка пассажиров с габары, прибывшей с верховьев реки. Вспомнились эпизоды моего путешествия, встреча со Шторицем, чувство резкой антипатии, внушенное им с первого взгляда, а затем — слова, произнесенные в то время, когда ему надлежало быть в Вуковаре. Несомненно, именно он произнес те угрожающие слова. Я узнал этот голос и в гостиной Родерихов. Тот же акцент, та же резкость, та же тевтонская[147] грубость…

Разглядывая пассажиров, прибывших в Рагз, я невольно искал среди них бледное лицо, странный взгляд, дьявольскую физиономию этого типа… Но, как говорится, наш сон только нам и снится…

В шесть часов, по заведенному обычаю, я уже сидел за семейным столом. Мадам Родерих показалась мне бодрее, чем накануне, почти преодолевшей свою депрессию. Марк был вполне счастлив возле невесты. Даже Харалан притих, может быть, был чуть-чуть мрачноват.

Я решил сделать невозможное, расшевелить этот маленький кружок, заставить позабыть неприятности, рассеять последнее облачко тягостного воспоминания. Мне помогла Мира, сиявшая в этот вечер теплом и радостью. Она уселась за клавесин и запела старинные венгерские песни, как бы желая стереть из памяти отвратительную «Песню ненависти», прозвучавшую в этой гостиной.

Расставаясь, она ласково улыбнулась мне:

— Так не забудьте же, месье Анри, завтра…

— А что будет завтра, мадемуазель? — прикинулся я непонимающим, целуя ручку юной чаровнице.

— Завтра — аудиенция у губернатора, получение «высокого соизволения», если употребить специальный термин…

— Ах, правда! Я совсем забыл! Это уже завтра?…

— И не забудьте, что вы — свидетель со стороны своего брата!

— Вы очень кстати напомнили мне, мадемуазель! Свидетель моего брата!.. Надо же!

— Я уже замечала не раз, вы бываете иногда весьма рассеянным…

— Каюсь, каюсь! Но завтра я таким не буду, голову даю на отсечение. Лишь бы только Марк не забыл!

— За него я спокойна! Итак, завтра в четыре…

— В четыре, мадемуазель Мира? А я-то думал, что в половине шестого… Хорошо, я буду без десяти четыре!

— Доброй ночи, месье Анри!

— Доброй ночи, мадемуазель Мира, доброй ночи!

Наутро жениху предстояли приятные хлопоты. Он казался спокойным, и я отпустил его одного. Ну а сам направился в городскую ратушу.

Меня немедленно провели к месье Штепарку, и я справился у него, нет ли какой-нибудь новой информации.

— Все по-старому, месье Видаль! — ответил он. — Можете быть уверены, наш герой не появился в Рагзе.

— Он все еще в Шпремберге?

— Я могу утверждать только то, что он был там четыре дня назад.

— Вы получили достоверное сообщение?

— Да, через служебную почту немецкой полиции, она подтверждает этот факт.

— Это меня успокаивает.

— А меня — нет, месье Видаль. Этот оборотень — вот уж сущий оборотень! — вряд ли решится когда-нибудь пересечь границу…

— Тем лучше, месье Штепарк!

— Тем лучше для вас, но я как полицейский предпочел бы схватить его за шиворот и засадить в тюрьму! Быть может, это удастся попозже…

— О, лучше попозже! После свадьбы! Тогда ловите его сколько вашей душе угодно!

Я откланялся, благодаря детектива.

К четырем часам пополудни все собрались в гостиной особняка Родерихов. Две кареты стояли на бульваре Текей — одна для Миры, ее родителей и для друга семьи, судьи Неймана; другая для Марка, капитана Харалана, лейтенанта Армгарда, одного из его приятелей, и для меня. Месье Нейман и капитан Харалан были свидетелями у невесты, лейтенант Армгард и я — у жениха.

Как объяснил мне капитан, сегодня не будет венчания, только церемония, в некотором роде подготовительная. После получения губернаторского разрешения завтра может состояться церемония бракосочетания в кафедральном соборе. Жених и невеста, получившие губернаторское разрешение и еще не обвенчанные, уже крепко связаны друг с другом и в случае непредвиденных обстоятельств, помешавших заключению церковного брака, остаются верными обету безбрачия.

В истории феодальной Франции легко отыскать следы похожего обычая, имевшего в своей основе нечто патерналистское[148], ибо вождь или сюзерен выступает в роли отца граждан. В Рагзе подобная традиция сохранилась до наших дней.

Юная невеста в свадебном наряде была очаровательна! Мадам Родерих выбрала туалет элегантный и скромный, но очень дорогой. Доктор и судья, как и мы с братом, оделись подобающим для светских приемов образом, а двое офицеров были в полной парадной форме.

На бульваре толпились любопытные, в основном женщины и девушки из простонародья, ожидавшие нашего выхода к экипажам. Свадьба всегда привлекает всеобщее внимание. Завтра в кафедральном соборе толпа, вероятно, будет значительно гуще, горожане продемонстрируют свое уважение семейству доктора Родериха.

Кареты одна за другой выехали из ворот особняка, завернули за угол бульвара, проследовали по набережной Баттиани, затем по улицам Князя Милоша и Ладислас и остановились у решетчатой ограды губернаторского дворца.

И здесь, на площади и во внутреннем дворе, толклись зеваки.

Через несколько минут мадемуазель Мира об руку с отцом, мадам Родерих об руку с месье Нейманом, следом за ними Марк, капитан Харалан, лейтенант Армгард и я заняли места в парадном зале, стены которого были обшиты дорогими деревянными панелями с тонкой резьбой. Свет проникал через огромные разноцветные витражи. В центре зала на большом столе красовались две роскошные корзины с цветами.

По праву родителей месье и мадам Родерих уселись по обе стороны от кресел, предназначенных для жениха и невесты. Позади них расположились четверо свидетелей — месье Нейман и Харалан слева, лейтенант Армгард и я — справа.

Церемониймейстер[149] объявил о выходе губернатора. Все присутствующие поднялись при его появлении.

Губернатор уселся на трон, затем спросил у родителей, согласны ли они на брак своей дочери с месье Марком Видалем. Получив утвердительный ответ, он обратился к жениху и невесте с традиционными вопросами:

— Марк Видаль, согласны ли вы взять в жены мадемуазель Миру Родерих?

— Согласен!

— Мира Родерих, согласны ли вы назвать своим мужем месье Марка Видаля?

— Согласна! — ответила девушка.

— Я, губернатор Рагза, — торжественно произнес его превосходительство, — на основании полномочий, предоставленных нам королевой-императрицей, и в соответствии с вековыми традициями Рагза, даем разрешение на брак Марка Видаля и Миры Родерих. Желаем и приказываем, чтобы означенный союз был торжественно освящен завтра, по всем установленным правилам, в кафедральном соборе нашего города.

Вся церемония не заняла много времени, но ее лаконичность не уменьшила торжественности события.

Все свершилось просто, естественно, даже прозаично. Ничто сногсшибательное не смутило и не потрясло собравшееся общество.

Невольное ожидание чего-то ужасного угнетало меня, но, слава Богу, все обошлось: не были вырваны перья из рук жениха и невесты, без помех скрепили акт своими подписями свидетели, ни один волосок не упал с головы невесты…

Значит, Вильгельма Шторица не было в Рагзе, ибо, будь он поблизости, то не преминул бы воспользоваться своей тайной силой.

А теперь, хотел бы этот негодяй или не хотел, но Мира Родерих станет женой Марка Видаля. Или не станет ничьей!