Тайна Вильгельма Шторица

Глава XIV

Итак, мои самые худшие опасения подтвердились. Вильгельм Шториц не покинул, да и не собирался покидать Рагз.

Необходимо было разработать план действий, который обезопасил бы нас от дальнейших покушений негодяя.

Прежде всего я решил собрать вместе всех тех, кто подвергался хоть какой-нибудь опасности, и организовать надежную систему защиты. Я тщательно изучил средства для достижения этой цели и, уяснив их для себя, немедленно приступил к делу.

Через пару дней после покушения, утром шестого июня, Марка перевезли к Родерихам и устроили в соседней с Мирой комнате. Я изложил свой план доктору, который полностью одобрил его и предоставил мне свободу действий, объявив, что отныне рассматривает меня в качестве командира осажденного гарнизона.

Оставив одного слугу стеречь Марка и Миру, — нельзя было рисковать! — я начал дотошный осмотр особняка с помощью всех его обитателей, включая капитана Харалана и мадам Родерих.

Начали с кровли. Держась за руки, цепочкой, мы прошли ее от края до края. Затем исследовали все комнаты, каждый сантиметр дома. Следили, чтобы в цепочке не было интервалов, сквозь которые мог проскользнуть невидимый противник. Мы приподнимали все портьеры, передвигали стулья, кресла, заглядывали под кровати и на шкафы. И в каждой комнате после обследования дверь запирали, а ключи я клал в карман.

Вся работа длилась более двух часов. В конце концов мы ее завершили и подошли к входной двери, на сто процентов уверенные, что в особняке нет посторонних. Входную дверь закрыли на засов, ключ от нее я тоже забрал с собой. Теперь никто не мог войти в дом без моего ведома. Ни один незваный гость, будь он тысячу раз невидимкой, не проникнет на территорию особняка.

С этого момента только я отзываюсь на стук входного молотка. Для выполнения обязанности портье я брал на помощь капитана Харалана, а в случае его отсутствия — надежного слугу. Сначала я чуть-чуть приоткрывал дверь и протискивался в щель, заслоняя ее всем телом снаружи, а мой партнер закрывал собою вход изнутри. Опознав визитера, мы, сомкнув плечи, отступали втроем шаг за шагом, закрывая дверь. Таким образом мы надеялись сохранить безопасность нашей добровольной крепости.

Я, любезный читатель, в этом месте слышу вполне резонное возражение — нашему дому скорее пристало называться тюрьмой! Ну что ж! Доля правды в таком возражении есть. Но заключение терпимо, когда оно временно и тебе известен его срок. Не станет ли наше чересчур долгим?

Я продолжал размышлять о нашем странном положении. Не раскрыв секрета Вильгельма Шторица, я не мог бы найти ключ к разгадке. Некоторые пояснения, хотя бы самые скупые, кажутся мне необходимыми.

Когда на призму падает пучок солнечных лучей, то они распадаются на семь цветов: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Это и есть солнечный спектр. Названные цвета — лишь видимая часть спектра. Наверняка есть и другие, невидимые глазу.

Почему бы им не обладать свойствами, отличными от видимых лучей? Если последние могут проходить через ограниченное количество твердых тел, например через стекло, то почему первым не проникать с той же легкостью через любые плотные вещества, делая их невидимыми.

Остается предположить, что Отто Шториц открыл лучи, обладающие такой способностью, и изобрел вещество, которое, будучи введенное в организм, выполняет двойную функцию — распространяется по его периферии[165] и видоизменяет природу лучей, содержащихся в солнечном спектре.

Такое допущение все объясняло. Свет, достигая поверхности плотного тела, поглощающего это вещество, разлагается, и составляющие его лучи, все без исключения, преобразуются в эманацию[166], существование которой я предполагал. Это излучение свободно проникает в тело, а затем, в момент выхода из него, претерпевает обратную трансформацию[167], восстанавливая первоначальную форму и создавая для наших глаз впечатление, что этого плотного тела как бы и вовсе не было.

Конечно, многое оставалось неясным. Почему, например, становилась невидимой одежда Вильгельма Шторица, а предметы, которых он касался, были прекрасно видны?…

С другой стороны, что это за чудодейственное вещество, способное вызвать столь невероятный эффект? Этого я не знал, к глубокому сожалению, ибо в противном случае мог бы воспользоваться оружием противника. Передо мною стояла дилемма: действие загадочного вещества временно или постоянно? В первом случае Вильгельм Шториц вынужден принимать новые дозы через определенные промежутки времени. Во втором — действие волшебного снадобья он должен прекращать с помощью другого, не менее волшебного. В некоторых обстоятельствах невидимость превращается в неудобство и делает ее обладателя беззащитным.

В том и другом случаях Шториц должен иметь в резерве необходимый запас вещества и только в ограниченном количестве.

Я пытался понять, какое значение для него имели все эти колокольные звоны, огненный факел, грозящий поджечь каланчу, неожиданные напоминания о своем присутствии… Ясно одно: пьяный от ненависти и своего могущества, Вильгельм Шториц безумен. Другого объяснения я не находил. И это безумие делало непредсказуемым его дальнейшее поведение.

Поглощенный невеселыми мыслями, я навестил месье Штепарка. Он согласился с моими соображениями и решил, что кордон из полицейских и солдат будет охранять дом на бульваре Текей с таким расчетом, чтобы пресечь владельцу доступ к лаборатории и запасу секретного вещества, если таковое существует. Обстоятельства рано или поздно заставят Шторица принять человеческий облик либо же навсегда остаться невидимым, что может обернуться для него большим несчастьем.

Если предположение о безумии пруссака обоснованно, то оно только обострится от воздвигнутых препятствий. Он обязательно выдаст себя.

Месье Штепарк также, хотя и по другим причинам, подумывал об изоляции дома Шторица. Эту меру он считал необходимой для наведения порядка в Рагзе, чье прежнее спокойствие вызывало зависть у других мадьярских городов.

Как не бояться таинственного Вильгельма Шторица, если он со злорадным постоянством напоминает о своем присутствии!

В особняке Родерихов положение было еще более серьезным, ведь именно это семейство вызвало такую лютую ненависть у безумного маньяка.

Бедная Мира так и не пришла в себя. С уст ее срывались невразумительные слова, смысл которых был темен, взор блуждал, ни на ком не останавливаясь. Она не узнавала ни мать, ни брата, ни жениха, который, едва оправившись от ранения, вместе с мадам Родерих дежурил у постели больной. Слабость ее была чрезвычайной, жизненные силы истощились. Распростертая на своей девичьей кровати, неподвижная, Мира изредка слегка шевелила пальцами, как бы что-то отгоняя от себя. Не пыталась ли она разорвать завесу беспамятства? Безутешный Марк наклонялся над любимой, ласково заговаривал с нею, пытаясь уловить ответ по дрогнувшим ресницам, по губам… Но тщетно! Глаза бессильно закрывались, пальцы замирали…

Мадам Родерих едва держалась на ногах от горя. Стоило ей прилечь отдохнуть, кошмары терзали ее. Чудились чьи-то шаги, совсем рядом, в комнате… Она бредила, что невидимый враг подкрадывается к ее дочери… В ужасе вскакивала и успокаивалась, только увидев доктора или Марка, дежуривших возле Миры. Долго переносить такое положение, согласитесь, невозможно.

Коллеги доктора Родериха ежедневно приходили для консультации. Они подолгу осматривали девушку и беспомощно разводили руками. Больная была абсолютно безразлична к окружающему. Искусство медицины пасовало[168].

Я почти не отлучался из дому, лишь иногда заходил в ратушу к месье Штепарку. Тот держал меня в курсе всех событий. От него я знал, что чудовищный страх держит в плену городское население. В народном представлении целая банда невидимок под предводительством Шторица терроризирует Рагз.

Капитан Харалан, напротив, часто покидал нашу крепость. Охваченный навязчивой идеей, он непрерывно прочесывал улицы в надежде встретиться с ненавистным противником. Я не собирался его удерживать, даже готов был оказывать посильную помощь, чтобы любым способом скорее избавиться от злодея.

Вечером одиннадцатого июня у меня произошел долгий разговор с братом. Он выглядел совсем плохо, гораздо удрученней, чем обычно. Уж не болен ли он? Хотелось увезти его подальше, вернуться домой во Францию, успокоиться и забыть об испытаниях, выпавших на нашу долю. Но ведь он ни за что не расстанется с Мирой! Может, есть смысл Родерихам покинуть родное гнездо на некоторое время? Я решил посоветоваться с доктором.

Марку я сказал:

— Вижу, ты теряешь всякую надежду, братец! Не отчаивайся! Крепись! Врачи считают, что жизнь Миры вне опасности. Бог милостив, рассудок обязательно к ней вернется. Поверь, все будет хорошо!

— Как не отчаяться? — Брат еле сдерживал слезы. — Даже если моя бедная Мира придет в себя, не останется ли она навсегда в лапах этого чудовища? Неужели ты полагаешь, что он удовлетворил свою ненависть? Анри, пойми, он может все. Мы перед ним беззащитны!

— Нет, Марк! С ним можно бороться!

— Но как? — Юноша слегка оживился, легкий румянец окрасил бледное лицо, поярчели грустные глаза. — Анри, ты не хитришь? Увы, — опять сник он, — мы во власти этого мерзавца. Относительно безопасно лишь в нашей тюрьме… Да и то… Боюсь, этот негодяй способен проникнуть сюда, несмотря на все наши старания…

Его возбуждение мешало продолжать беседу. Он слышал только себя.

— Почему ты решил, что мы с тобой сейчас одни? — бормотал он. — Я перехожу из комнаты в комнату, иду в гостиную или галерею и чувствую, что он крадется по пятам, обходит, отступает, когда я иду вперед… Ускользает, когда я готов его схватить…

Голос брата дрожал, он боязливо озирался по сторонам. Я не знал, как его успокоить.

— Кто может поручиться, — продолжал Марк, — что он не слышал нашего разговора? Может, он сейчас здесь. За дверью… Я слышу шаги… Хватай его! Скорее! Убей! Нет, это чудовище бессмертно…

Боже мой! Неужели и Марка ждет безумие, как Миру! Зачем только Отто Шториц сделал проклятое открытие?! Зачем передал секрет наследнику, не отличающемуся добродетелями?!

С того дня, когда Вильгельм Шториц буянил на каланче, страх парализовал население и не отпускал. Все разговоры сводились к одному предмету. Нелепо было бы искать спасение от невидимок в церкви после происшествия в кафедральном соборе, когда и святые стены не защитили от дьявола. Против страха власти не находили средств.

Приведу один из примеров растерянности и смятения среди обывателей.

Двенадцатого утром я шел к начальнику полиции за очередной порцией новостей. Пройдя сотни две шагов по улице Князя Милоша в направлении собора Сент-Михай, я наткнулся на капитана Харалана. Мы поздоровались.

— Я иду к месье Штепарку. Не составите ли мне компанию, капитан?…

Молча он присоединился ко мне. У площади Куршт наше внимание привлекли громкие крики.

Шарабан без кучера, влекомый двумя лошадьми, мчался по улице на бешеной скорости. Прохожие разбегались врассыпную. Предоставленные самим себе животные неслись вскачь. У страха глаза велики! Обезумевшим прохожим почудилось, что сам Вильгельм Шториц, оборотень-невидимка, сидит на облучке. Отчаянные вопли неслись отовсюду:

— Это он! Дьявол! Держите его!

Капитан Харалан рванулся навстречу шарабану с явным намерением остановить его и поквитаться с невидимым возницей.

Народу было много. В упряжку полетели камни. Из магазина на углу улицы Князя Милоша раздались мушкетные[169]выстрелы.

Одна из лошадей упала, пораженная пулей в бедро.

Тут же на нее навалилась толпа, люди хватались за колеса, упряжь, оглобли, сотни рук тянулись, чтобы схватить и растерзать Вильгельма Шторица. Они ловили пустоту. По-видимому, незримый возница успел спрыгнуть с шарабана и раствориться в толпе еще до того, как экипаж опрокинулся.

Однако тревога оказалась напрасной. Вскоре появился хозяин лошадей, крестьянин, приехавший в город из пушты и остановившийся на рынке Коломан. Он зашел в трактир пропустить рюмочку, другую… Беспризорные лошади умчались. Крестьянин был в отчаянии, увидев раненое животное. Но рассвирепевшая толпа ничего не желала слушать. Бедняге пришел бы конец — его растерзали бы, но мы с Хараланом защитили его.

Мы продолжили свой путь.

Месье Штепарк уже знал о происшествии на улице Князя Милоша.

— Город совершенно очумел, — произнес он с грустью. — То ли еще будет!

Я задал обычный вопрос:

— Нет ли чего новенького?…

— Есть, — сообщил детектив. — Вильгельм Шториц сейчас в Шпремберге.

— В Шпремберге! — закричал капитан Харалан, обратившись ко мне. — Едем! Вы мне обещали!

Я растерялся, ибо ни секунды не сомневался в бесполезности поездки.

— Погодите, капитан, — вмешался месье Штепарк, — я с минуты на минуту жду подтверждения этой информации из Шпремберга.

Через полчаса дневальный подал начальнику полиции пакет, доставленный гонцом. Увы, новость не подтвердилась. Мало того, в Шпремберге полагали, что Шториц Рагза не покидал.

Прошло еще два дня. Мира по-прежнему лежала без памяти. Брат казался спокойнее. Я ждал случая поговорить с месье Родерихом об отъезде.

Четырнадцатое июня оказалось более тревожным, чем предыдущие дни. На сей раз власти ощутили неспособность удерживать толпу, распаленную до предела.

Около одиннадцати часов я прогуливался по набережной Баттиани. До моих ушей долетели выкрики:

— Он вернулся!.. Он вернулся!..

Кто он, было ясно. Двое-трое прохожих охотно откликнулись на мои расспросы.

— Только что видели дым над его крышей! — сообщил один.

— Его физиономия мелькнула в окнах бельведера, — заявил другой…

Желая проверить сказанное, я поспешил к бульвару Текей, сомневаясь, что Вильгельм Шториц позволил обнаружить себя.

Новость произвела эффект разорвавшейся бомбы. Тысячи людей плотным кольцом оцепили ненавистный дом, теснились на прилегающих улицах. Полицейские кордоны напрасно пытались сдержать напор прибывающей толпы. Мужчины и женщины требовали смерти негодяю.

Как могла полиция сладить с таким скоплением возмущенного народа, осаждавшего дом столь плотно, что, находись Шториц там, ему не удалось бы незаметно выбраться. Впрочем, если Вильгельма Шторица вправду заметили в окнах бельведера, значит, он был в своей материальной оболочке. Прежде чем он превратится в невидимку, его схватят, и на этот раз ему не уйти от возмездия.

Несмотря на противодействие полиции, толпа ворвалась в дом, круша все на своем пути. Двери и окна повыбивали, разломали и расшвыряли мебель по саду и по двору, разбили вдребезги лабораторную аппаратуру. В цокольном этаже заплясал огонь. Веселое пламя добралось до следующего, столбом взвилось над крышей, рассыпая вокруг золотые искры… Бельведер рухнул в пекло.

Но Вильгельма Шторица не удалось обнаружить.

Пожар вспыхнул в нескольких местах и методично пожирал то, что осталось от дома. Через час на месте усадьбы Шторица дымилось пепелище.

Может, оно и к лучшему, что граждане разорили особняк. Хоть это успокоит народ, и в Рагзе поверят, что преступник, хотя и невидимый, погиб в огне…