Тайна Вильгельма Шторица

Глава XIII

Необычайные явления, которые мы наблюдали в кафедральном соборе, а еще раньше в особняке Родерихов, преследовали одну и ту же цель, имели одно и то же происхождение. Вильгельм Шториц, только он, их виновник. Не была ли это ловкая мистификация?… Я вынужден отрицательно ответить на этот вопрос. Ни скандал в церкви, ни прилюдное похищение свадебного венка невозможно приписать проделкам умелого фокусника. Я начал серьезно предполагать, что этот чертов немец получил от своего отца какой-то научный секрет, дававший ему возможность становиться невидимкой. Почему нет? Разве некоторые формы световых излучений не обладают способностью проникать сквозь плотные тела, как если бы те были прозрачными?…

И все же это невероятно! Далеко могла завести меня фантазия! Нет, все это вздор, ерунда, нелепость!.. У меня не хватило духу сказать кому-нибудь о своих предположениях.

Мы привезли домой так и не пришедшую в сознание Миру, уложили в постель, но, несмотря на все старания, усилия врачей ни к чему не привели: она оставалась бесчувственной и недвижимой. Тем не менее девушка дышала, организм боролся за жизнь. Как она выдержала такие испытания, ведь они вполне могли ее убить!

Созвали консилиум. Доктора окружили постель бедной больной, распростертой без движения, с закрытыми глазами. Восковое лицо, дыхание еле ощутимо и вот-вот готово угаснуть.

Марк держал ее руки в своих и рыдал:

— Мира! Любимая! Ненаглядная! Мира!..

Плакала мадам Родерих, повторяя безрезультатно:

— Доченька!.. Милая… Я здесь…

Девушка не открывала глаз и, по всей видимости, ничего не слышала.

Медики прибегли к самым энергичным средствам. Почудилось, что больная приходит в себя. Губы вздрогнули и пролепетали что-то невнятное, пальцы шевельнулись в руках Марка, приподнялись длинные ресницы… Но какой мутный неосмысленный взгляд!

Ужасная мысль пронзила несчастного новобрачного. Он отпрянул с громким криком:

— Она безумна!

Мы с капитаном Хараланом пытались удержать и успокоить его. Боже! Неужели и Марк лишился рассудка!

Врачи занялись безутешным молодым супругом, пытаясь помочь ему преодолеть нервный кризис[161].

Каковой же будет развязка драмы? Вернется ли Мира к жизни? Будет ли прежней умницей, красавицей? Преодолеет ли помрачение рассудка?

Оставшись со мной наедине, Харалан сказал:

— С этим пора кончать.

Мы уже не сомневались, что Вильгельм Шториц возвратился в Рагз. Именно он был зачинщиком и главным исполнителем публичного надругательства. Где же найти его? Как поймать за руку?

А как быть со свидетелями этого ужаса под церковными сводами? Согласятся ли они воспринять естественное объяснение этих чудовищных фактов? Ведь мы не во Франции, где подобные чудеса обратили бы в шутку и высмеивали в песенках. В Венгрии все обстоит иначе. Суеверия и предрассудки среди простонародья, да и не только среди простонародья, неистребимы. Образованные люди исследовали бы факты, опираясь на естественные науки… Но умы непросвещенные склонны все непонятное приписывать нечистой силе. Вильгельм Шториц для таких — живое воплощение дьявола.

Невозможно более скрывать участие в этом безобразии пруссака, которого губернатор Рагза приговорил к высылке. Имя негодяя после скандала в соборе Сент-Михай не могло более оставаться в тени.

На следующее утро весь город бурлил. События в кафедральном соборе немедленно связали с происшествием в особняке Родерихов. Наступившее было в городе затишье сменилось тревогами и смятением. Имя Вильгельма Шторица передавалось из уст в уста, об этом человеке говорили повсюду, причем реальные впечатления о нем были довольно смутными. Не много сведений о своей личности дал странный замкнутый человек, обитавший уединенно в четырех стенах, за глухим забором и закрытыми ставнями дома на бульваре Текей.

Толпа осаждала этот особняк. Пришли в действие те же пружины, что собрали людей на кладбище в Шпремберге. Однако если там почитатели большого ученого надеялись увидеть чудо, то здесь все обстояло иначе: ненависть и жажда мести собирали горожан у загадочного дома.

Не следует забывать и о том ужасе, который внушил местным жителям скандал, разыгравшийся в святых стенах кафедрального собора.

Губернатор Рагза счел своей обязанностью позаботиться о поддержании порядка в городе и дал указание начальнику полиции принять необходимые меры. Следовало учитывать нарастающую панику, которая могла иметь непредсказуемые последствия. Возникла необходимость защитить дом на бульваре Текей от разъяренной толпы, готовой разнести дьявольское гнездо по кирпичикам.

Я готов был к серьезному обсуждению гипотезы[162], которую сначала категорически отверг. Догадка моя не лишена оснований: если человек обладал способностью становиться невидимым, то общественное спокойствие оказывалось под страшной угрозой. Поскольку Вильгельм Шториц находится в Рагзе и невидим, никто не может препятствовать его дальнейшим преступным действиям.

Важно выяснить, знает ли кто-нибудь еще, кроме немца, тайну открытия, которое, по-видимому, оставил ему в наследство отец? Пользуется ли слуга Герман плодами этого открытия наряду с хозяином? Нет ли у наших злодеев сообщников, владеющих страшным секретом? Если это так, ничто не может помешать негодяям проникать в чужие дома, когда им заблагорассудится, вмешиваться в жизнь обывателей, держать в страхе целый город… Под угрозой безопасность семейного очага. Очень неприятно, запершись у себя дома, подозревать постоянное присутствие соглядатаев.

И на улице не легче! Чувствовать, что кто-то невидимый преследует тебя и способен сотворить с тобой все что угодно. Какой изумительный способ совершать нападения и грабежи, творить насилие! Так просто! И нет никакой защиты у честных граждан. Все это, в конце концов, способно разрушить общественную жизнь.

Припомни, любезный читатель, эпизод на рыночной площади Коломан. Крестьянин уверял, что кто-то невидимый напал на него и сшиб на землю. Ему не поверили. А ведь бедняга говорил правду. Несомненно, он стал жертвой Вильгельма Шторица или, может быть, Германа. Теперь никто не гарантирован от подобной неприятности.

Вспомните и другие странные факты: сорванные с доски афиши в кафедральном соборе; шаги в комнатах во время обыска на бульваре Текей; неожиданно упавший и разбившийся синий флакон с неизвестной жидкостью… Наверняка и Вильгельм Шториц, и его слуга находились в доме во время обыска. После злополучного вечера в особняке Родерихов они не покинули город, как мы предполагали. Этим объясняются и мыльные пузырьки в рукомойнике, и горячие угли в кухонной печи… Это невидимки толкнули агента, дежурившего у лестницы. Свадебный венок, единственную найденную нами улику, Шториц не успел перепрятать, застигнутый врасплох нашим приходом.

Стали понятными и происшествия со мною на борту «Доротеи». Неприятный пассажир не сошел в Вуковаре. По одному ему известным причинам он невидимым плыл на габаре до Рагза.

Значит, заключил я свои соображения, он способен становиться невидимкой в одно мгновенье, появляться и исчезать, как сказочный чародей. Но если ему удается сделать невидимой и одежду, то предметы, до которых касаются его руки, не принимают этого свойства. Свидетели прекрасно видели клочки разорванного брачного контракта, летящий по воздуху свадебный венок, уносимые невидимкой обручальные кольца…

Во всяком случае, тут нет никакой магии[163], гипноза[164], заговоров, колдовства, словом, мистики… Очевидно, Вильгельм Шториц обладает веществом, которое, будучи проглоченным, оказывает необходимое действие… Не сомневаюсь, именно оно содержалось в разбитом флаконе. Состав этой смеси, ее формулу — вот что следовало узнать! И что скорее всего невозможно.

Я думаю, материальное тело Вильгельма Шторица, становясь невидимым, не теряет своей плотности. Значит, его можно осязать! Ведь он же не призрак! И если случай позволит, схватив за руку, за ногу, да за что угодно, его можно будет задержать. И удивительная способность не спасет мерзавца от тюрьмы.

Ситуация в городе оставалась тревожной, общественное спокойствие — нарушенным. Жизнь превратилась в ад. Люди не чувствовали себя в безопасности ни дома, ни на улице, ни ночью, ни днем… Малейший шум в комнате, скрип половицы, шевельнувшаяся от ветра оконная занавеска, писк комара над ухом — все пугало.

За обедом или ужином, за будничными хлопотами смущала мысль — а вдруг Вильгельм Шториц или некто из его банды находится рядом, подсматривает, подслушивает…

Как знать, может, немец после очередной гнусной проделки покинул Рагз и находится в Шпремберге? Но с другой стороны — и таково было мнение доктора, Харалана, а также губернатора и начальника полиции, — трудно было допустить, что Вильгельм Шториц покончил со своими достойными сожаления атаками. Свадьбу он сорвал, но, если Мира выздоровеет, оставит ли он ее в покое? Очень сомневаюсь!

Итак, точка в этом деле не поставлена. Основания для опасений не исчезли, стоит лишь реально представить возможности, которыми располагает негодяй. Хотя особняк Родерихов охраняется денно и нощно, но разве не сумеет он туда пробраться? И вытворять все что вздумается?

Честно говоря, я не видел выхода из создавшегося положения. Отъезд молодоженов ничего бы не изменил. Вильгельму Шторицу ничего не стоило стать третьим лишним в их карете. Да и самочувствие Миры не позволяло путешествовать.

Где же мог находиться наш незримый враг в данный момент? Нельзя ответить с уверенностью. Цепочка последовавших одно за другим событий свидетельствовала о том, что Вильгельм Шториц присутствовал среди горожан, с упорством маньяка терроризируя их.

Прошли два дня после ужасных событий в кафедральном соборе, а состояние бедняжки оставалось без изменений, она не поднималась с постели, пребывая между жизнью и смертью. Самое страшное заключалось в том, что она так и не пришла в себя, рассудок ее помутился. Надолго ли?

Четвертого июня все семейство, включая и нас с братом, собралось в галерее обсудить дальнейшую линию поведения. Сатанинский хохот нарушил нашу беседу. Капитан Харалан и Марк, охваченные яростью, мгновенно бросились к месту, откуда исходил звук. Но, не успев сделать и нескольких шагов, мой брат покачнулся и упал, сраженный внезапно блеснувшей молнией стального клинка. Харалан подхватил раненого на руки. Я бросился на помощь. И в этот самый момент зловещий голос — о, теперь этот голос был всем нам хорошо знаком! — с выражением несокрушимой воли произнес:

— Никогда Мира Родерих не станет женой Марка Видаля! Никогда!

Сильный порыв ветра качнул люстру, дверь в сад быстро отворилась и с грохотом захлопнулась. Наш безжалостный противник снова ускользнул от нас.

Марка уложили на диван. Рана, к счастью, оказалась не слишком серьезной. Лезвие кинжала скользнуло по левой лопатке сверху вниз; все обошлось крупным порезом и большой кровью. На сей раз убийца промахнулся.

Доктор сделал перевязку, и Марка отвезли в гостиницу «Темешвар». Ухаживая за раненым братом, я непрестанно думал о проблеме, которую предстояло разрешить любой ценой, чтобы не подвергать угрозе смерти людей, ставших мне родными.

Не успел я ничего еще придумать, последовали другие события, правда не столь драматичные, скорее странные, даже бессмысленные, и дали новую пищу для размышлений. В тот же вечер с площади Куршт и на рынке Коломан жители увидели необычайно яркий свет в окошке каланчи. Горящий факел опускался, поднимался, метался из стороны в сторону, как будто невидимка решил поджечь все сооружение.

Полицейские бросились к башне. Огонь погас. Однако, как и предполагал месье Штепарк, на месте никого не нашли. Дымящийся факел валялся на полу, распространяя вонь, искры летели на крышу, но поджигатель исчез: либо успел скрыться, либо, спрятавшись в невидимую личину, затаился.

Собравшаяся на площади толпа требовала кары негодяю.

Наутро новая выходка накалила страсти горожан, охваченных смятением.

Башенные часы только-только собрались отбить половину одиннадцатого, но вместо этого раздался траурный колокольный звон, нечто вроде похоронного набата.

Один человек явно бы не управился со сложной колокольной системой собора. Очевидно, Вильгельму Шторицу помогали соучастники, по крайней мере один — слуга Герман.

Охваченные паникой, обыватели толпами повалили на площадь Сент-Михай. Люди шли из самых отдаленных кварталов. И снова месье Штепарк и полицейские бросились к лестнице, ведущей на Северную башню, буквально взлетели по крутым ступеням, ворвались на колокольню, пронизанную светом. Онемевшие колокола еще слегка раскачивались, звонари уже испарились.