Тайна Вильгельма Шторица

Глава XVII

Увы! Смерть взяла его слишком не вовремя — она убила всякую надежду отыскать Миру.

Капитан Харалан мрачно взирал на поверженного противника. Ужасаясь содеянному, он уныло махнул рукой и поплелся домой, чтобы сообщить родным о печальном обороте событий.

Мы с лейтенантом Армгардом остались в обществе неожиданно возникшего месье Штепарка. Стояла звенящая тишина, хотя сотни зевак теснились вокруг, пораженные случившимся.

Мертвое тело притягивало взгляды. Слегка повернутый на правый бок, в окровавленной одежде, с восковым лицом и полусогнутой левой рукой, все еще удерживая саблю лейтенанта в правой, Вильгельм Шториц был готов для могилы. И никакая нечистая сила не могла бы его спасти.

— Да, это он! — пробурчал детектив, пристально вглядевшись в мертвеца.

Агенты приблизились не без опаски. Они также опознали тело и констатировали смерть преступника.

Начальник полиции отдал приказ, и агенты бросились разгребать развалины в том самом месте, где перед гибелью Шторица камни и прочий мусор сами собой перемещались в пространстве.

Месье Штепарк объяснил:

— Из подслушанного разговора ясно, что здесь должен находиться тайник, в котором негодяй прячет заветное зелье. Я не успокоюсь, пока не обнаружу этот тайник и не уничтожу его содержимое, чтобы никому не повадно было. Пускай меня проклянет наука, но я хочу навеки похоронить дьявольское изобретение. Кроме зла, оно ничего не принесет людям.

В глубине души я одобрял намерения детектива. Я не мог не понимать, но великое открытие Отто Шторица представляет несомненный научный интерес. Хотя и не мог признать за ним никакой практической пользы и сознавал, что оно будет способствовать лишь развитию самых дурных человеческих наклонностей и страстей.

На месте раскопок вскоре обнаружилась небольшая металлическая плита. Под нею открылась узкая лестница, ведущая в тесный колодец.

Только я собрался спуститься, как вдруг меня кто-то схватил за руку и послышался жалобный голос:

— Пощадите! Пощадите!..

Оглянувшись, я никого не увидел. Плаксивый голос продолжал причитать.

Агенты прервали работу и вопросительно смотрели на меня. Встревоженный, я свободной рукой провел по воздуху вокруг себя и на уровне пояса нащупал жесткую шевелюру, а чуть ниже — мокрое от слез лицо. Похоже, на коленях стоял невидимый человек.

— Кто вы?… — В горле пересохло от волнения.

— Герман.

Невидимый слуга Вильгельма Шторица стал умолять, чтобы начальник полиции позволил ему выпить содержимое одного из флаконов и вновь обрести человеческую внешность.

Месье Штепарк пообещал удовлетворить эту просьбу, перед тем как уничтожить тайник. Но на всякий случай принял некоторые меры предосторожности, поскольку Герману надлежало выяснить свои отношения с правосудием. Детектив приказал четырем рослым помощникам стеречь невидимку. Те плотным кольцом окружили пленника, а мы вдвоем с месье Штепарком спустились по лестнице в погреб, который слабо освещался через открытый люк. На узкой полочке мы нашли ряд пузырьков с этикетками под номерами один и два.

Герман нетерпеливо потребовал флакончик под вторым номером, и начальник полиции подал ему такой. Мы стали изумленными свидетелями зрелища, к которому вроде бы уже должны были привыкнуть: флакон описал в воздухе дугу, затем опрокинулся, как если бы кто-то поднес его ко рту. Произошло чудо! По мере того как пузырек пустел, Герман возникал из небытия. Сперва появилась туманность, затем она стала на глазах уплотняться, и наконец полностью проявился облик того самого типа, который следовал за мной по пятам в день приезда в Рагз.

По указанию месье Штепарка остальные флаконы были немедленно уничтожены, пролившаяся из них влага быстро испарилась.

— Что теперь, месье Штепарк? — поинтересовался лейтенант Армгард.

— Я доставлю труп в ратушу, — заявил тот.

— У всех на виду? — удивился я.

— У всех на виду, — подтвердил детектив, — надо, чтобы весь город знал: с негодяем покончено!

— А потом его похоронят, — добавил Армгард.

— Лучше сжечь труп, а прах развеять по ветру. Так поступали с колдунами в средние века.

И месье Штепарк послал за носилками, а сам с большим отрядом полицейских выступил в поход, уводя с собою пленника, который при дневном свете оказался самым обыкновенным старикашкой.

Мы с лейтенантом Армгардом вернулись в особняк Родерихов.

Капитан Харалан пришел раньше нас и уже обо всем рассказал отцу. Мадам Родерих, ввиду ее крайней слабости, решили поберечь и ничего ей не говорить. Ведь гибель Вильгельма Шторица сводила к нулю шансы вернуть дочь.

Марк тоже еще ничего не знал. Его следовало подготовить к трагическому известию.

Услышав новость, брат разразился рыданиями, с уст его сорвались слова, полные укоризны и отчаяния:

— Зачем вы его убили?! Он умер! Он умер, так и не заговорив! Мира!.. Бедняжка моя!.. Я никогда тебя больше не увижу!..

Чем можно было утешить несчастного?

Я все-таки попытался:

— Надежда есть! Слуга Шторица, Герман, арестован и обязательно заговорит! Ему можно предложить денежное вознаграждение, а если это не поможет, у полиции есть особые меры воздействия на непокорных… Пытки развяжут язык… И Мира будет возвращена в семью, к мужу… Она обязательно выздоровеет!

Марк ничего не желал слушать, только твердил, что единственный человек, способный внести ясность в это дело, мертв. Нельзя было убивать Шторица, не вырвав у него тайну.

Я не знал, как успокоить брата. Внезапно нашу беседу прервал сильный шум с улицы. Мы подошли к окну, выходящему на угол бульвара и набережную Баттиани.

Что там еще? Уже ничто не могло нас удивить, даже если бы Вильгельм Шториц воскрес из мертвых!

Оказалось, четверо дюжих полицейских в сопровождении многочисленного эскорта[179] тащили на носилках мертвое тело. Итак, весь Рагз имел возможность воочию убедиться, что Вильгельм Шториц отдал Богу душу и, значит, мрачному периоду тревоги и страха настал конец.

Месье Штепарк захотел продемонстрировать мертвого преступника всему городу. Проследовав по набережной Баттиани, кортеж направился к рынку Коломан, затем — в наиболее оживленные кварталы, а уж после этого двинулся к ратуше.

«Все-таки не стоило проносить труп мимо особняка Родерихов», — с досадой подумал я.

Марк, подойдя к окошку, горестно застонал, увидев окровавленное тело, которому предпочел бы вернуть жизнь, даже ценой собственной.

Толпа неистовствовала! Живого Шторица, попадись он ей, она бы четвертовала. Мертвеца пощадила. Но, как и предполагал начальник полиции, народ возражал против того, чтобы умершего похоронили, как прочих смертных. Люди требовали публичного сожжения трупа, или утопить его в Дунае, который унес бы жалкие останки грозного злодея в бездну Черного моря.

Добрую четверть часа эти вопли и проклятия были слышны в особняке, потом все стихло.

Капитан Харалан заявил, что отправляется в городскую ратушу. Ему хотелось, чтобы Германа допросили немедленно. К нему присоединился лейтенант Армгард.

Я остался с братом. Боже мой! Как тяжко! Бедный юноша, еще совсем недавно счастливый жених, талантливый художник, любимец судьбы, был на грани помешательства. Возбуждение его нарастало. Одна-единственная идея обуяла беднягу: немедленно кинуться на розыски возлюбленной.

— Будешь сопровождать меня, Анри! — умолял он.

Я с трудом уговорил Марка дождаться возвращения капитана Харалана. Тот со своим приятелем появился только к четырем часам. Принесенные новости были неутешительны, хуже и представить трудно.

Допрос Германа не дал никаких результатов. Ему угрожали, просили его, умоляли, сулили золотые горы — все напрасно! Герман стоял на своем — хозяин не посвящал его в свои планы; о похищении слуга ничего не знал и помочь следствию не может, хоть режь на кусочки.

После трех часов интенсивного[180] допроса пришлось признать очевидное: Герман не врал! Мы теряли всякую надежду когда-либо увидеть Миру.

Каким печальным оказался для нас финал этого дня! Подавленные горем, мы сидели молча по углам гостиной. Смеркалось. Слуга принес зажженные лампы. Настенные часы принялись отбивать восемь ударов.

В этот момент распахнулась дверь в галерею. Наверное, ее открыл порыв налетевшего ветра из сада, потому что на пороге никого не было. Поразительно, что дверь сама же и закрылась…

И тогда — о нет, мне никогда не забыть этой сцены! — послышался голос… Не грубый и мерзкий — Шторица, а тихий и нежный, пронизанный радостью, голос нашей любимой потерянной девочки, голос дорогой Миры:

— Марк, и вы, месье Анри, и ты, Харалан, что вы здесь делаете?… Уже пора обедать, я просто умираю от голода!

Да, несомненно это была Мира. Она выздоровела… Девушка спустилась из своей комнаты, как раньше бывало. Но увы! То была невидимая Мира!

Никогда еще простые слова не производили столь ошеломляющего эффекта. Потрясенные, мы не смели пошевелиться, не решаясь заговорить, сделать шаг в ту сторону, откуда прозвучал голос.

Откуда она взялась? Ведь все двери оставались крепко запертыми, никто их не отворял…

Скорее всего — и объяснение загадки не заставило себя ждать — Мира все-таки спустилась из своей комнаты. Значит, в то время как мы считали ее похищенной Шторицем, она даже не поднималась с постели. Целые сутки пролежала в беспамятстве, невидимая. Никому и в голову не пришло искать ее там. Да почему же, в самом деле, никого не осенила такая простая мысль?!

Безусловно, Вильгельм Шториц не мог выкрасть девушку сразу. Он обязательно осуществил бы свой план, если бы сабельный удар капитана Харалана не лишил его навсегда такой возможности.

И вот Мира, к которой вернулся разум, вероятно под воздействием жидкости, которую злодей заставил ее проглотить, Мира, не ведающая о событиях, происшедших после ужасной сцены в кафедральном соборе, — эта Мира была с нами, не подозревающая, какой страшный сюрприз преподнесла ей жестокая судьба.

Марк наконец поднялся с места, разведя руки, намереваясь обнять любимую.

Девушка щебетала, как весенняя пташка:

— Да что с вами! Почему вы мне не отвечаете?… Вы не ожидали меня увидеть? Что здесь, в конце концов, происходит? Где мама? Она не заболела?…

Дверь снова отворилась, и на пороге появился доктор Родерих. Мира бросилась к нему.

— Папа, что случилось? Почему у моего мужа и брата такой странный вид?…

Доктор остолбенел. Он все понял.

Мира обнимала его и все время повторяла:

— Что стряслось?… Маме плохо? Где мама?

— Мама в порядке, дитя мое! — с усилием проговорил доктор. — Она сейчас спустится. Успокойся, детка, успокойся!..

В этот момент Марк нащупал руку девушки и потянул Миру за собой потихоньку, как слепую. Однако не она была слепой, а все мы, которые не могли ее видеть. Брат усадил ее рядышком, гладя по невидимым волосам, целуя невидимые руки.

Теперь она замолкла, испуганная впечатлением, которое произвела, еще не догадываясь о страшном. Марк дрожащим голосом повторял странные для нее слова:

— О Мира, моя дорогая Мира!.. Конечно же это ты… Я чувствую тебя рядом с собою!.. Умоляю тебя, моя любимая, не покидай меня больше!

— Милый Марк! Что с тобой? Ты пугаешь меня! И вы все пугаете меня!.. Папа, ответь в конце концов, что происходит? Какое несчастье случилось?

Марк ощутил, что девушка порывается встать, и мягко удержал ее.

— Нет, нет, дорогая! — успокоил он. — Ничего страшного не случилось. Говори же, говори, не умолкай надолго, радость моя! Я хочу слышать твой голос… Чувствовать, что это ты… моя жена… любимая, ненаглядная и восхитительная Мира…

Мы наблюдали эту сцену как завороженные, затаив дыхание.

Что делать? Единственный человек, который мог бы расколдовать Миру, мертв, и тайна его умерла вместе с ним.