Мой отец, Павел Анатольевич Судоплатов, родился в 1907 году на Украине, в городе Мелитополе. Мать у отца была молдаванка из Тирасполя Феодосия Терентьевна Палыга, а отец — украинец. Точного дня своего рождения, судя по всему, отец не знал. По крайней мере, просматривая многочисленные анкеты, заполненные отцом, я такового не обнаружил. И хотя, конечно, у нас в семье праздновали его день рождения 7 июля, думаю, что эта дата была условной. Впрочем, это было не редкостью в те времена. Отец уже незадолго перед смертью рассказывал, как его крестили в русской православной церкви на день Петра и Павла. По всей вероятности, день его рождения не далек от даты его крещения, отсюда и имя Павел.
Я помню эти именинные отцовы дни. Собирались всегда на даче, в узком кругу родных отца и матери. Приезжали близкие друзья: семьи Рыбкиных — Зоя Ивановна, Борис Аркадьевич — и Зубовых — Анна Васильевна и Петр Яковлевич. Дружба с этими людьми у моих родителей действительно была до конца их жизни искренняя и крепкая, испытанная временем. Так могли дружить, представлял я себе, только люди мужественные, смелые, солдаты «невидимого» фронта — разведчики. Но о роде их занятий конечно же я тогда не знал. Праздничный стол всегда «обеспечивала» бабушка Фаня (мать моей мамы). Делала она всегда это искусно. На столе были разные печености, сладости, морсы.
В возрасте семи лет мой отец пошел в мелитопольскую городскую школу, которую окончил в 1919 году.
Начальное образование отца, как и многих других его сверстников, включало в себя изучение Нового и Ветхого Заветов и основ русского языка, поскольку в царское время преподавание украинского в школах запрещалось. Пользовались им лишь в качестве разговорного. Кстати, дома отец разговаривал иногда с нами и на украинском языке, в шутку называл нас «хохлятскими детьми», разучивал со мной и братом украинские песни, иногда сам напевал по-украински, когда укладывал меня спать.
Семья, в которой рос мой отец, была с весьма скудным достатком, а в общем-то бедной. Не было даже собственного жилья, арендовали двухкомнатную квартиру в маленьком одноэтажном доме, принадлежащем домовладельцу Хроленко. Мой дед по отцовской линии, Анатолий Судоплатов, часто менял профессии: был разнорабочим, пекарем, булочником, поваром, официантом. Умер он в 1917 году от туберкулеза. После его смерти все заботы о семье легли на плечи матери и старшей сестры. Таким образом, 1917 год в биографии моего отца, как он сам не однажды об этом говорил, ознаменовался сразу двумя датами: смертью отца и крушением российской монархии.
Моя бабушка по отцу была домашней хозяйкой. После смерти мужа она занималась стиркой белья на дому. Будучи уже в преклонном возрасте, жила у своей дочери Надежды, однако отец постоянно поддерживал их материально. Он вообще был человеком с очень обостренными родственными чувствами, всегда стремился помочь, чем мог, своим близким.
В семье кроме моего отца было еще четверо детей, он был по возрасту четвертым. Старшая его сестра, наша тетя Надя, после войны работала бухгалтером в системе Министерства медицинской промышленности в Москве. Оказавший наибольшее влияние на отца старший брат Николай вступил в Красную Армию в 1918 году, через два года он стал бойцом в отряде ЧК, а затем почти беспрерывно участвовал в боях на разных фронтах. В 1922 году он погиб при исполнении служебных обязанностей на польской границе. Еще один брат, Григорий, также служил в Красной Армии. После демобилизации в январе 1946 года он находился на хозяйственной работе, был директором Киевского консервного завода. И наконец, последний, младший брат Константин, по примеру отца, работал в органах государственной безопасности, однако большой карьеры не сделал. Он многие годы работал рядовым служащим в аппарате МГБ Московской области, откуда и был уволен в 1953 году.
Отцу было десять лет, когда произошла революция и власть взяли большевики. Поначалу жизнь в городе, рассказывал как-то он, мало в чем изменилась и все текло по заведенному прежде порядку. Однако, как только подошли к концу запасы продовольствия, начался хаос, сопровождавшийся бандитским террором. Восприятие событий того времени моим отцом можно считать типичным для семей с низким достатком, которым нечего было терять. Вполне естественно, отец всей душой поверил, прочтя написанную Бухариным «Азбуку революции», в то, что «общественная собственность будет означать построение справедливого общества, где все будут равны, а страной будут управлять представители крестьянства и рабочего класса в интересах простых людей, а не помещиков и капиталистов».
Когда началась Гражданская война, украинские националисты провозгласили независимую республику и официально в январе 1919 года объявили войну России и украинскому большевистскому руководству. Борьба эта фактически завершилась лишь в январе 1992 года, после того как украинское правительство в изгнании и весь остальной мир признали президента Кравчука законным главой суверенного государства Украина.
Свой жизненный выбор раз и навсегда отец сделал 26 июня 1919 года. Как мне сейчас кажется, для отца этот выбор был верным. По крайней мере, то, что сейчас творится на Украине, полностью подтвердило это.
В тот день отец убежал из дому и вступил в формировавшийся в Мелитополе красноармейский полк, костяк которого составили рабочие города, активные участники борьбы за установление советской власти. Тогда полк под натиском белых уходил из Мелитополя вместе с другими частями Красной Армии. Полк во время отступления разгромили белые, и лишь небольшим группам бойцов удалось влиться в подразделения 44-й стрелковой дивизии Красной Армии в районе Киева. Позднее Павел Судоплатов принимал участие в боях под Киевом. Сражаться приходилось в основном не с белогвардейцами, а с войсками украинских националистов, предводительствуемыми Петлюрой и Коновальцем, командиром корпуса «Сечевые стрельцы». Кстати, в 30-х, а затем еще раз в 40-х годах отец вновь принимал непосредственное участие в борьбе с украинскими националистами.
Интересно, что отец присоединился к большевикам не в момент их наступательных успехов, а в момент отступления и трагического развала Украинского фронта лета — осени 1919 года. Впрочем, он уже до этого дважды удирал из дома с целью вступления в Красную Армию, один раз сам вернулся, другой раз его вернули. В тот год отцу едва минуло двенадцать лет.
Километрах в тридцати от Мелитополя, в селе Веселом, комиссар отряда сделал попытку вернуть отца домой, но из этого ничего не вышло. Отец удрал от комиссара в отряд, бойцы которого оставили его у себя. Вместе с отрядом, после драматической переправы через Днепр, отец дошел до города Никополя Запорожской области. В этом городе из мелитопольцев был сформирован 1-й Мелитопольский рабоче-крестьянский полк, влившийся позднее в 5-ю Заднепровскую дивизию. Несколько позднее полк был переименован в 1-й ударный. Как позднее оказалось, в этой же дивизии в 1-м и во 2-м ударных полках служил и брат отца Николай.
Плохо вооруженный, практически необученный полк в районе Карнауховских хуторов был разгромлен войсками 3-го кубанского казачьего корпуса, которыми командовал атаман Шкуро. С группой бойцов отец попал в плен, в котором провел пару дней. Однако вскоре представился удобный случай бежать из плена. Воспользовавшись более чем либеральным отношением шкуров-цев к горячительным напиткам, мелитопольцы прорыли подкоп и бежали из амбара, в котором их содержали. Однако ночью отец отбился от остальных бойцов и оказался один. Он отправился обратно в направлении Никополя, рассчитывая присоединиться к остаткам своего полка. Кроме того, он просто и не знал никаких других дорог.
Линию фронта он пересек благополучно, тем более что и линии фронта как таковой не было. Да и мало кто обращал внимание на двенадцатилетнего мальчишку. Такие беспризорники в то время тысячами шатались по дорогам Украины.
Вскоре отцу удалось примкнуть к одной из красноармейских групп, пробиравшихся также в направлении Никополя. Здесь их влили во 2-й ударный полк. Здесь же в Никополе отец встретил брата Николая. Вскоре к городу подошли белые — и полк эвакуировали в Кременчуг. По дороге отец заболел.
К этому времени Украинский фронт окончательно развалился, часть красноармейцев сумела прорваться на север на соединение с бойцами Красной Армии, другая часть вступила в отряды батьки Махно, а большинство осталось в тылу. 2-й ударный полк был переброшен в Николаев, а оттуда в Одессу. Здесь отец вновь потерял брата, после того как тот в составе одного из отрядов был брошен командованием одесского гарнизона на ликвидацию высадившегося на 16-й станции под Одессой белого десанта.
25 августа деникинские войска заняли Одессу. Отец все же оставался в ней до освобождения города Красной Армией в январе — феврале 1920 года. Находясь в Одессе, отец беспризорничал, некоторое время он плавал на паруснике по линии Одесса — Херсон, подрабатывал в порту и на базаре. В феврале 1920 года, после освобождения Одессы частями Красной Армии, отец вновь вступил в Красную Армию, на этот раз — в роту связи 123-й стрелковой бригады 41-й дивизии 14-й армии. Вместе с бригадой отец был направлен на фронт и оставался там вплоть до окончания советско-польской войны.
В этот период 41-я дивизия участвовала в разгроме войск Деникина в нижнем течении реки Днестр, затем в обороне Черноморского побережья и Днестра. Затем дивизия была переброшена на Польский фронт, в апреле-июне 1920 года участвовала в боях с белополяками в районе среднего течения реки Днестр, а также в боях против отрядов украинских националистов во главе с Тютюнником; в июне — июле — в наступлении в районе Во-лоческ — Кременец — Каменец-Подольский; в июлеавгусте — в форсировании рек Збруч, Серет, Золотая и Гнилая Липа, освобождении городов Теребовль, Чертков, Галич, Рогатин. Однако после поражения советских войск под Варшавой дивизия отошла в район Каме-нец-Подольского.
В ноябре 1920 года 41-я дивизия участвовала в ликвидации петлюровских партизанских отрядов и освобождении городов Могилев-Подольский и Каменец-Подоль-ский. 21 декабря того же года дивизия была сведена в бригаду и влита в 44-ю дивизию 12-й армии, а с января 1921 года вошла в состав Киевского военного округа. В это время бойцам дивизии приходилось вести ожесточенную борьбу с отрядами украинских националистов, а также с махновскими бандами, совершающими рейды по Правобережной Украине.
В дивизии, где он служил, вместе сражались поляки, австрийцы, немцы, сербы и даже китайцы. Последние, как вспоминал отец, были очень дисциплинированны и дрались до последней капли крови. Борьба шла жестокая, и случалось, что целые деревни оказывались уничтоженными украинскими националистами и бандформированиями: всего в ходе Гражданской войны на Украине погибло свыше миллиона человек. Отец как-то сказал, что его поколение привыкло к жестокостям той войны, потерям и лишениям. В состоянии войны страна находилась с 1914 года, и трагедия России заключалась в том, что до самого конца Гражданской войны, то есть до 1922 года, создать стабильное общество, опирающееся на нормальные, гуманные ценности, не представлялось возможным.
Сотрудники политотдела дивизии попытались отправить отца на учебу в Киев, однако непредвиденные обстоятельства спутали эти планы. Дело в том, что бойцы Особого отдела дивизии попали в засаду, устроенную украинскими националистами. Большинство из них погибло. В Особом отделе, в связи с понесенными потерями, срочно требовались телефонист и шифровальщик. Поскольку к тому времени отец уже окончил начальную школу, умел читать и писать, его определили в Особый отдел. Таким образом, отец в четырнадцать лет был послан на работу в органы безопасности. Это, очевидно, и было началом его службы в органах госбезопасности.
В мае 1921 года отец стал сотрудником Особого отдела 44-й дивизии, дислоцировавшейся в это время в городе Житомире, главном центре Волынской области. В органах ВЧК отец занимался разной технической работой. В ту пору у него были должности письмоводителя, регистратора, машиниста-систематизатора сначала в Особом отделе, а затем в губотделе ГПУ на Волыни.
Опыт, приобретенный отцом при выполнении обязанностей телефониста, а затем шифровальщика, оказался в дальнейшем ему очень полезен. Он печатал документы с грифом «секретно», посылавшиеся командованию, и расшифровывал телеграммы, которые Особый отдел получал непосредственно от главы ВЧК Феликса Дзержинского из Москвы.
Отец вспоминал, как 1921 год стал переломным в его жизни. Дивизия, в которой он служил, была переведена в Житомир. Главной задачей ее Особого отдела была помощь местной ЧК в проникновении в подполье украинских националистов, руководимых Петлюрой и Коновальцем. Их вооруженные банды устраивали диверсии против органов советской власти на местах. Возглавлявшим ЧК Потажевичу и Савину удалось установить диалог с руководителями банд и провести с ними неофициальные переговоры. Руководство Особого отдела тогда встретилось с ними в Житомире на явочной квартире. Мой отец, как младший сотрудник на подхвате, должен был проживать в доме, где находилась явочная квартира, и обслуживать переговоры. Опыт общения с главарями формирований украинских националистов, являвшимися, по существу, настоящими хозяевами в своей округе, помог отцу в дальнейшем, когда он стал оперативным работником госбезопасности. Он потом говорил, что на своей собственной шкуре испытал, каково иметь дело с заговорами в подполье.