Тайная история драгоценных камней

Музей Смитсоновского института должен был вот-вот открыться. Перед воротами собралась небольшая толпа, в основном школьники, которая хлынула в ворота, как только охранник распахнул их. Обычно посетители рассеивались по залам и каждый находил для себя что-то свое, но только не в галерее Гарри Уинстона. Здесь толпа снова собралась в единый живой организм вокруг стеклянной витрины в небольшой комнатке на втором этаже. Посетители, затаив дыхание, зачарованно смотрели на огромный голубой камень размером с грецкий орех, который вращался на механической подставке.

— Это тот самый алмаз, который приносит несчастья? — робко спросил у смотрителя мальчик со скобками на зубах.

Смотритель улыбнулся и кивнул:

— Да, он самый. Бриллиант «Надежда». Но нашему музею он принес только удачу.

Мальчик вернулся и еще какое-то время постоял у витрины с удивительным камнем, который поневоле завораживал. И не его одного. Ежегодно около четырех миллионов посетителей приходят сюда, чтобы воздать должное бриллианту, названному в честь Генри Хоупа[3], жившего в XIX веке банкира, которого в противном случае давным-давно позабыли бы. Но на что мы смотрим, когда вглядываемся в холодную голубизну самого популярного музейного экспоната Америки? Или же лучше спросить — что мы ищем?

Алмазы — самые твердые из всех известных минералов. Поверхность алмаза можно оцарапать только другим алмазом. По шкале Мооса этот самоцвет получил десятку и уверенно удерживает пальму первенства. Обратившись к более детальным промышленным шкалам, мы узнаем, что он как минимум в четыре раза тяжелее рубина и сапфира, при этом бриллианты, то есть обработанные алмазы, часто символизируют самую хрупкую вещь в мире — любовь. В английском языке алмазами называется еще и бубновая масть, во многих карточных играх самая младшая, хотя в жизни эти камни — атрибут самых богатых. С помощью алмазов в свое время извинялись и хвастались, раньше они принадлежали исключительно особам королевской крови, но постепенно входят и в жизнь простых людей.

Алмазы сотканы из противоречий: это самые ценные из «четырех драгоценностей» (в список входят также сапфиры, рубины и изумруды), но встречаются чаще других; их нередко покупают в тот момент, когда менее всего могут себе это позволить; раньше считалось, что они ядовиты, но одновременно и защищают от яда. Говорят, что над некоторыми из алмазов тяготеет проклятие. Они красивы и приносят радость, но при этом сплошь и рядом мерцают и в карманах международных террористов. Неудивительно, что если присмотреться повнимательнее к известным алмазам, у которых есть имена, ну хоть к той же «Надежде», то можно узнать много нового и интересного.

Легендарный алмаз

Какие только несчастья не переплелись в истории бриллианта «Надежда»: проклятия, кражи, загадочные смерти, разводы, сумасшествие, публичные казни и многие другие. Это самая яркая, но при этом и самая печальная из всех историй, что окружают легендарные драгоценные камни. А началась наша сага сотни лет тому назад — никто не знает, когда именно, — на Деканском плоскогорье в Южной Индии, когда несколько местных крестьян обнаружили темный камень. Алмазы отличаются от всех других камней тем, что формируются не в земной коре и не на ее поверхности, а намного глубже, в слое вулканической магмы, которая называется мантией, где температуры достигают тысячи градусов по Цельсию, а давление доходит до пятидесяти килобар. Чтобы вам было понятнее, скажу так: если вы опуститесь на самую глубокую точку Мирового океана (правда, это пока никому не удавалось), то толща воды будет давить на вас с силой в один килобар, то есть в пятьдесят раз слабее.

Поскольку объем мантии огромен, то, скорее всего, у нас под ногами спрятаны миллионы, а то и миллиарды карат алмазов, но на поверхности оказываются лишь единицы, и то случайно, когда их выносит мощный подземный взрыв, который с огромной скоростью выталкивает магму на поверхность Земли через так называемые кимберлитовые трубки. Взрывы эти совершенно бессистемные, и, как пишет Билл Брайсон в своей «Краткой истории почти всего на свете», следующий запросто может произойти у вас во дворе, хотя, если такое случится, вы вряд ли дочитаете до конца этот абзац. Кимберлитовые трубки не имеют никакого отношения к формированию алмаза, это всего лишь, образно говоря, лифтовые шахты, которые доставляют камни на поверхность, своего рода подъемный механизм.

Алмазы, как сапфиры и рубины, добывают также из аллювиальных и прибрежно-морских галечных россыпей, куда они выносились в результате разрушения алмазосодержащей кимберлитовой трубки. Возможно, наш легендарный синий камень выловили из реки, как шри-ланкийские сапфиры, хотя многие из «алмазных» рек Индии пересохли, поэтому тем, кто нашел алмаз, приходилось целые дни напролет рыться в галечных россыпях. Нам остается только догадываться о том, какие чувства испытали крестьяне в тот день, когда в руки им попал блестящий синий камень чуть меньше перепелиного яйца, который весил, как потом установили, около ста десяти карат, то есть двадцать два грамма. Скорее всего, находка эта вызвала некоторое недоумение, ведь ничего подобного в Индии раньше не видели, да и впредь вряд ли обнаружат. До огранки камень был намного темнее, чем среднестатистический алмаз, так что наверняка высказывались и сомнения, стоит ли он вообще хоть что-то. Алмаз ли это или какой-то менее ценный минерал типа обсидиана? Самый простой способ, который применяли местные жители, — посмотреть на камень в тени деревьев или ночью, поскольку настоящие алмазы светятся в темноте. Даже сегодня потенциальные покупатели должны держать в уме эту их особенность и обращать внимание на освещение в ювелирном салоне, поскольку жуликоватые продавцы для усиления блеска камней частенько используют синеватые лампы.

Будь наш синий самоцвет меньше размером, он попал бы в город Голконда, где в тени древней крепости сидели купцы и продавали маленькие камни за большие деньги. В стране было тогда много алмазных приисков во всех пяти провинциях Центральной Индии на Деканском плоскогорье — Карнулу, Коллур, Рамал-лакота, Партияла, но самым известным центром продаж алмазов была Голконда. Вплоть до начала XVIII века, когда запасы индийских алмазов подошли к концу и основным поставщиком стала Бразилия, почти все камни проходили через Голконду. Голконда была мировой алмазной столицей, как сегодня Лондон, Нью-Йорк и Тель-Авив, пусть даже там алмазов и не добывали. Сначала все более или менее стоящие индийские алмазы попадали именно сюда, в Голконду. Вплоть до XVI века алмазы почти не находили за пределами Индии, что стало поводом для создания весьма экзотических легенд. Очень популярна средневековая история об Александре Великом. Якобы еще в юности великий полководец побывал в Индии, как раз в той долине, где добывали алмазы. Спуск в долину был очень крутым, и внизу кишели змеи. Однако Александр не растерялся и велел своим слугам бросать вниз куски сырого мяса, к которым прилипали алмазы.

Орлы хватали мясо, а солдаты следили за ними, а потом доставали из гнезд драгоценные камни. Самое забавное, что в этой истории, которую чуть в иной версии рассказал Марко Поло и которая с некоторыми изменениями появилась и в сагах о Синдбаде-Море-ходе, есть доля истины, поскольку алмазы, в отличие от большинства драгоценных камней, обладают свойством притягивать жир. Так что увлекательная легенда имела и прикладное значение, поясняя слушателям, как можно проверить, подлинный перед ними алмаз или подделка.

К концу XVII века многие алмазы попадали из Гол-конды за границу, их часто отправляли в Индонезию в обмен на камфору, перец, серу; голландцы увозили камни в Европу, а китайцы — к себе на родину. Но для синего алмаза время путешествовать пока еще не настало. Все находки свыше десяти карат немедленно переходили в собственность правителей Голконды, которые отбирали лучшие камни, чтобы украсить слонов, одеяния или трон, а также послать их в качестве подарка другим правителям.

С начала XVI века основными районами добычи алмазов управляли мусульманские султаны из династии Кутб-шахов, а до того, как Голконда стала султанатом, там правили цари династии Какатиа, которые исповедовали индуизм. Когда царь испытывал необходимость в духовной поддержке, он улучшал карму, жертвуя алмаз в храм. Самоцветы эти имели в Индии весьма неоднозначную символику. Прозрачные алмазы ценились выше всех, и их разрешалось носить только браминам, жреческой касте. Синие же предписывалось носить представителям второй по значимости касты, касты владетельных воинов, кшатриев. Синие алмазы по цвету напоминали шторм, и в стране, которая всецело зависит от муссонов, этот оттенок считался красивым, кроме того, это ведь был и цвет неба, ревниво охраняемого богами.

Боги и алмазы

Легенда алмаза «Надежда» гласит, что некогда он был глазом какого-то из индуистских богов, причем какого именно не уточняется, хотя на эту роль годятся сразу несколько. Возможно, это был третий глаз верховного бога Вишну, хранителя всего сущего. Если Вишну перестанет дышать хоть на мгновение, наш мир исчезнет. Может быть, речь шла о боге творения Брахме, чья искра присутствует во всем на свете, включая алмазы. Или же, учитывая многочисленные трагедии, связанные с этим камнем, алмаз носил во лбу бог разрушения Шива, чей танец символизирует смерть материальных желаний. Как бы то ни было, но, чтобы алмаз оказался в Европе, для начала его нужно было вынуть из статуи. По одной из версий, эту дерзкую кражу осуществил в XVII веке некий вор по заказу знаменитого ювелира Жана Батиста Тавернье.

В период между 1631 и 1668 годом Тавернье совершил шесть путешествий в Азию, каждый раз привозя с собой яркие впечатления и потрясающие драгоценности, которые привлекли внимание Людовика XIV, как известно, носившего прозвище «король-солнце». Вообще-то Людовик редко прибегал к услугам людей вроде Тавернье. И не потому, что тот был заурядным купцом, а потому, что он был гугенотом, или протестантом, а их в католической Франции презирали. Однако хотя Людовик и питал отвращение к гугенотам, зато он любил алмазы, поскольку их блеск подчеркивал его статус «короля-солнце». Любовь к алмазам пересилила, и Людовик стал постоянным клиентом Тавернье.

Ювелир опубликовал подробный отчет о своих путешествиях, где привел столько подробностей о размерах, весе, названиях и происхождении камней, которые ему довелось видеть, что и по сей день его труд считается одним из основных источников сведений по истории индийских алмазов. Лучшие алмазы, как писал Тавернье, это алмазы «кристально чистой воды». Это описание буквально очаровало ювелиров. Недавно Ричард Вайз, специализирующийся на продаже алмазов, призвал помимо веса, цвета, огранки и чистоты оценивать и это самое ощущение «чистой воды», то есть кристаллическую природу: «Как-то раз мне попались два камня, которые по всем четырем параметрам оказались совершенно одинаковы, но… один был красивее. Он выглядел прозрачнее». Вайз цитирует эксперта аукциона «Кристис», которая описывала прозрачность самых лучших алмазов из Голконды так: «Свет проходит сквозь камень беспрепятственно, словно в вакууме». По ее словам, современные алмазы подобным качеством уже не обладают, хотя что-то подобное присутствует в кашмирских сапфирах и бирманских рубинах.

Из записок Тавернье французский двор узнал, каким образом оценивают алмазы сами индусы и как вообще проходит у них торговля. Покупатель и продавец сидят напротив, причем в полном молчании, и трогают ладони друг друга под салфеткой, словно влюбленные. «Если продавец берет покупателя за руку, это означает тысячу рупий, сколько раз нажал — столько раз по тысяче; если продавец пожимает только пальцы, это значит пятьсот, соответственно, прикосновение к одному пальцу эквивалентно ста рупиям». Скорее всего, именно так сам Тавернье торговался и за синий алмаз, хотя в дневниках об этом не упоминается. Правда, ювелир заказал художнику нарисовать этот самоцвет. Синий алмаз — один из двадцати камней, которые изображены в книге, посвященной последнему путешествию Тавернье в Азию. Иллюстрация помечена просто буквой «А». Из документов, составленных примерно в то же время, мы узнаем о том, что королю Людовику XIV за двести двадцать тысяч ливров (что эквивалентно шестнадцати с половиной тысячам фунтов), был продан чистый неограненный камень темно-фиолетового цвета весом около ста десяти карат. Историков настораживает тот факт, что имя Тавернье опущено: вполне возможно, что камень был куплен при неблаговидных обстоятельствах.

И вот проклятье алмаза начинает действовать. Первой жертвой стал сам Тавернье. В 1658 году Людовик отменил Нантский эдикт, почти на век защитивший права гугенотов на свободу вероисповедания. Не менее двухсот тысяч протестантов, в числе которых оказался и придворный ювелир, были вынуждены бежать во Францию. Они покидали страну в спешке, а за спиной у них горели их церкви. Париж, начиная с раннего Средневековья, стал центром европейского ювелирного искусства, и сюда стекались представители знати со всего континента, чтобы приобрести украшения. К примеру, когда в 1380 году сына графа Савойского пригласили на коронацию Карла VI Безумного в Рейм-ском соборе, то слуги для начала отправились в Париж за ювелирными украшениями, чтобы придать своему господину надлежащий лоск. Итак, Париж стал закоподателем моды и эталоном хорошего вкуса. Вот только вместе с гугенотами в конце XVII века из Франции почти исчезло и старинное искусство огранки, поскольку лучшие огранщики и ювелиры перебрались в Северную Европу — в Амстердам, Брюгге и Антверпен, где передавали свое искусство из поколения в поколение вплоть до наших дней. Париж в те времена покинуло столько ювелиров, что герцогиня Орлеанская в 1706 году заявила, что утверждение, будто бы только в Париже можно купить красивые украшения, потеряло свою актуальность.

Тавернье поселился в Швейцарии, постепенно разорился и якобы окончил свои дни в Москве, где ему перегрызли горло бродячие собаки. Тем временем Людовик распорядился огранить камень — в итоге вес уменьшился до шестидесяти семи карат — и вставил его в центр ордена Золотого руна. Ему хотелось снова воскресить дух рыцарства, поэтому французский монарх носил орден по малейшему поводу и без оного.

В1715 году, за несколько месяцев до смерти, Людовик принимал в Версале персидского посла, облачившись в черный костюм, расшитый бриллиантами, а на шее у него висел на голубой ленте единственный синий бриллиант. Говорят, как-то раз король расщедрился и одолжил украшение министру финансов, позволив надеть его на бал, а на следующий день министра арестовали и позднее казнили. Да и сам Людовик умирал долго и мучительно.

Последним владельцем синего бриллианта, имя которого мы знаем наверняка, был прапраправнук «короля-солнце» Людовик XVI. Его вместе с супругой королевой Марией-Антуанетгой отправили на гильотину во время Французской революции. Судьбы тех, кто хоть раз надевал украшение, тоже сложились несчастливо. Среди них старшая фрейлина ее величества принцесса де Ламбаль, которую во время сентябрьской резни 1792 года разорвала толпа. После смерти Людовика камень конфисковали и вместе с остальными сокровищами Версаля поместили на хранение в музей. Во время беспорядков в сентябре 1792 года камень вместе с рядом других экспонатов выкрали пьяные взломщики-любители, которые после трех ночей безнаказанного мародерства обнаглели настолько, что завалились в здание музея, прихватив выпивку и закуску. Когда утром солдаты национальной гвардии обнаружили кражу, то они буквально наткнулись на нескольких злоумышленников, валявшихся на полу в пьяном угаре. И если почти все украденные драгоценности вскоре удалось отыскать, то голубой бриллиант исчез бесследно.

Загадочное появление

Примерно через двадцать лет похожий бриллиант всплыл в Лондоне. Это был второй по величине синий бриллиант, поскольку первым был пропавший французский. Бриллианты обычно появляются на рынке с «родословной», но у этого камня истории не было. Знали лишь, что это чистой воды бриллиант цвета индиго весом примерно в сорок пять карат. Ну, положим, цвет тогда еще менять не умели, а вот форма его вполне могла получиться путем повторной огранки бриллианта Тавернье. На протяжении последующих ста пятидесяти лет семь независимых экспертов настаивали, что именно так и произошло. Примерно в 1823 году камень приобрел голландский банкир Генри Филипп Хоуп, в честь которого, как уже говорилось выше, алмаз и получил свое название. Будучи холостяком, он давал камень своей невестке пощеголять на балах. Позднее вокруг алмаза разгорелось несколько скандалов, и в 1910 году расточительный потомок Хоупа лорд Фрэнсис продал камень, дабы уплатить долги. В результате синий бриллиант оказался у братьев Картье, которые разрекламировали камень среди индийских махараджей, представителей европейской знати и богатых американских наследниц и, наконец, продали его Эвелин Уолш Маклин, дочери золотого барона.

Эвелин обожала сам камень и связанную с ним легенду, но особенно ей нравилось то, что он приковывает к ней восхищенные взгляды. Она носила бриллиант на все светские мероприятия, даже когда это было неуместно. Излюбленным развлечением Эвелин было надевать бриллиант на свою собачку и следить за реакцией изумленных гостей. Как и многие люди ее круга, она довольно небрежно обращалась с вещами. Как-то раз ее спросили, почему на ней так много украшений. Эвелин пожала плечами: «Иногда я достану что-то одно, потом оденусь и нацеплю все, что можно: ведь тогда я точно знаю, где мои побрякушки». Эвелин и ее мужу Неду довелось жить в разгар «века джаза», и они наслаждались жизнью на полную катушку. Каждые выходные супруги закатывали шикарные вечеринки. Как пишет Мэриан Фауэр, занимающаяся историей бриллианта «Надежда», «пьяные молодые люди с гладко прилизанными налаченными волосами падали в кусты, откуда их доставали коротко стриженные молодые дамочки, увешанные браслетами из яшмы и слоновой кости». На одной такой вечеринке по случаю Нового года хозяйка дома появилась на верхней ступеньке лестницы в «костюме» феи, взглянула на гостей и удалилась. Собственно из одежды на ней был только бриллиант.

Именно на Эвелин проклятый камень и отыгрался по полной. В мае 1919 года в результате аварии погиб ее девятилетний сын. Самой Эвелин в этот момент не было дома, она отправилась в Кентукки на скачки, не забыв надеть на шею бриллиант, который считала амулетом. Муж после этой трагедии запил по-черному и, по слухам, как-то раз по пьянке даже помочился на ногу бельгийскому послу во время приема в Белом доме. Супруги развелись, а в 1933 году Нед закончил свои дни в сумасшедшем доме, оставив огромные долги. Их единственная дочь Лиззи покончила с собой. Правда, двое других сыновей дожили до почтенного возраста. А сама Эвелин в последние годы не могла обходиться без опиатов и других наркотиков. Она умерла в шестьдесят лет от пневмонии, усугубленной приемом кокаина. Последние пять лет Эвелин вела светскую колонку в «Таймс геральд» и как-то раз написала о своем знаменитом украшении: «Если поместить камень прямо под лампу и оставить там, то увидишь, как меняется его цвет: алмаз то становится темнее, то вспыхивает зеленоватым светом… Лично я не боюсь проклятия, но всегда предупреждала друзей, чтоб они его не трогали. Как ни странно, но многие люди, которые притрагивались к камню, вскоре умерли, причем не своей, и порой очень страшной смертью». После ее собственной (не такой уж и страшной) кончины, последовавшей в 1947 году, бриллиант приобрел нью-йоркский ювелир Гарри Уинстон, сын украинского иммигранта. Он создал свой бизнес буквально с нуля, и говорили, что его коллекция ювелирных украшений якобы уступала лишь коллекции британской королевской семьи.

На протяжении нескольких десятилетий до этого Уинстон пристально наблюдал за бриллиантом — когда он сверкал на дипломатических приемах, когда его фотографировали в суде во время бракоразводного процесса, когда он скорбно поблескивал на похоронах. Сочетание легенды о проклятии и трагической истории из разряда «Богатые тоже плачут» прославило «Надежду» на весь мир, поэтому, как только подвернулся случай, Уинстон приобрел камень. И похоже, после этого проклятие коснулось и его. Хотя клиентская база Уинстона включала всех богатейших людей мира, от кинозвезд до королей и гламурных азиатских принцесс, однако от так и не смог найти покупателя на «Надежду». Уинстон заново огранил камень, придав ему симметричность, но те потенциальные покупатели, которые верили в удивительную историю «Надежды», не отваживались приобретать бриллиант, тогда как скептики не видели смысла в покупке. И тогда Уинстон разработал стратегию, такую же блестящую, как бриллиант.

Он сделал камень знаменитостью — демонстрировал его везде, возил по всему миру, позволял сверкать в компании известных людей на вечеринках, рассказывал его легенду журналистам, не забывая при необходимости заново отшлифовывать детали. Иногда Уинстон отправлял бриллиант по почте, афишируя это в СМИ, но «забывая» упомянуть, что камень застрахован на кругленькую сумму. А в 1958 году наш ювелир и вовсе выкинул такое, что удивило очень многих. Под вспышки фотокамер Уинстон торжественно передал легендарный алмаз в дар музею Смитсоновского института, заявив, что это его выражение благодарности всему американскому народу, и призвал соотечественников, чтобы и они, по его примеру, отдавали своей стране самое ценное. Когда служба госдоходов поставила под сомнение огромную сумму, которую Уинстон написал напротив бриллианта, то он вполне справедливо заметил, что в таком случае «надо найти аналогичный камень для сравнения». Вопрос был снят.

Итак, камень выставили там, где он находится и поныне, а вокруг него постоянно толпятся паломники, которые вглядываются в «глаз Бога», чтобы понять, какие секреты и проклятия он в себе хранит. Это своего рода напоминание о том, что нельзя купить счастье, но зато можно купить несчастье. И все было бы замечательно, если бы не одно «но»… Почти вся история «Надежды» — выдумка чистой воды.

Создание легенды

Когда летом 1910 года Пьер Картье купил великолепный темно-синий камень, то, как и Гарри Уинстон пятьдесят лет спустя, ювелир немного просчитался. Он-то думал, что продаст бриллиант в два счета. Но камень был немного кривоват да и темноват, а в моде было тогда буйство ярких цветов. Это было время русского балета Дягилева, эпоха Нижинского и Ван Гога, фовизма и Кандинского. Париж был полон света, цвета и музыки. Строгий темный камень просто не вписывался в общую картину.

Пьер был вторым сыном Альфреда Картье, который вместе со своим отцом Луи Франсуа превратил обычную ювелирную компанию в настоящую империю. В этом ему помогли три обстоятельства: открытие месторождений алмазов в Южной Африке в 1866 году, появление на рынке нового металла и, как ни странно, Франко-прусская война.

До 1870 года Париж пребывал в состоянии вечного праздника. Современник писал, что «у парижан нет дома, они постоянно куда-то бегут: то просто по улице, то в музей, то в театр, то на вечеринку. Светская жизнь не прекращается здесь ни днем ни ночью, затягивает вас и выматывает, крадет ваши время и душу и пожирает их». Украшения стали символом города, где внешность решает все. Картье работали не покладая рук, чтобы выполнить все заказы на классические тиары, ожерелья в духе Ренессанса и длинные сережки, которые эффектно поблескивали при свете уличных фонарей. В те годы особо ценились бриллианты. К тому времени бразильские шахты выработали свой ресурс, а индийские давно уже прекратили добычу в коммерческих масштабах, так что алмазы были редкими, а потому ценными.

Летом 1870 года Франция вступила в войну с Пруссией и проиграла ее. Зимой Париж оказался на осадном положении. Центр города постоянно обстреливали, погибло двадцать тысяч человек, почти все парижане голодали. После 1875 года столицу отстроили заново, и ювелиры к собственному удивлению заметили, что их компании первыми после строительных набирают обороты. Во время короткого периода нищеты люди поняли, что алмазы — это самое выгодное вложение капитала. Истории о том, как в войну парижане меняли тиары на багеты, стали частью мифа, созданного вокруг алмазов. Если у тебя есть алмазы, ты уж точно не умрешь с голоду. А для женщин коллекция украшений была важна и по другой причине. Во Франции вплоть до 1930-х годов представительницам прекрасного пола не разрешалось иметь собственность, так что единственным способом обеспечить себе тыл была покупка ювелирных украшений.

Уже с конца 1870-х годов парижанки старались набить поплотнее шкатулки на черный день, и им хотелось чего-нибудь новенького, неизбитого. После нескольких десятилетий показное хвастовство вышло из моды, теперь клиентов привлекали изысканность и утонченность, и ювелиры смогли воплотить их желания благодаря использованию нового металла — платины. Поскольку бриллианты чаще прозрачные, то они лучше смотрятся в сочетании с серебром, а не с золотом. Белое золото тогда еще не изобрели, серебро было слишком тяжелым, относительно непрочным и быстро тускнело, а новый металл оказался прочнее и легче серебра, и бриллианты можно было поместить в открытую оправу. Сейчас почти все украшения такие, а тогда это вызвало сенсацию. Впервые можно было свободно любоваться блеском камней во всей красе.

Кроме того, имел место, как бы мы теперь выразились, грамотный маркетинг: вскоре новый металл получил известность как «райский». Модницы просили вставить их бриллианты в новую оправу из платины в виде ягод ежевики, корзинок с цветами или бабочек: природные мотивы прекрасно подчеркивали великолепие натуральных камней. К 1910 году индийские махараджи искали вдохновение в далекой Европе, а европейцы и американцы, напротив, обратили взоры на восток — на Индию. Востоком увлекались все от мала до велика, и если синий цвет скорее мешал продать бриллиант, то легенда о проклятии, наложенном восточными богами, определенно могла помочь найти покупателя.

Пьер Картье не был таким одаренным ювелиром, как его отец, зато он оказался гениальным продавцом и понял, что на рынке драгоценностей ужасное проклятие может стать величайшим благословением. Поэтому он попросту все выдумал и запустил «утку», опубликовав в 1909 году статью в «Нью-Йорк тайме». Вдохновившись декоративными брошами собственного производства, он взял за основу правду, но изрядно приукрасил ее вымыслом, и в результате Эвелин Уолш клюнула на приманку и купила «легендарный» камень.

Вся правда о «Надежде»

А вот вам факты. Скорее всего, не было никакой статуи бога и никто не крал алмаз из храма. Людовик XIV умер своей смертью от гангрены, а его министра финансов арестовали за семь лет до покупки камня. И хотя Марию-Антуанетту, безусловно, обезглавили, она, похоже, никогда не носила бриллиант, как и принцесса де Ламбаль. Несмотря на слухи, большинство людей, так или иначе соприкасавшихся с «Надеждой», умерли естественной смертью в собственных постелях, хотя, разумеется, неприятности у них, как и у всех прочих, время от времени приключались. Даже лорд Фрэнсис пережил банкротство и умер в возрасте семидесяти пяти лет. Что касается Жана Батиста Тавернье, то мы точно знаем, что он скончался, когда ему исполнилось восемьдесят четыре года, и похоронен на протестантском кладбище под Москвой. Ювелир потерял часть состояния из-за нечистого на руку племянника, но нет никаких документальных свидетельств того, что в его смерти повинны бродячие собаки.

От проклятия «Надежды» пострадал, кажется, только один человек — его последняя владелица Эвелин Уолш: она была единственной, кто носил камень, веря в проклятие. Но большинство трагедий в ее жизни произошли из-за наркотической зависимости и потребности постоянно пребывать в центре внимания, а вовсе не из-за зловещего света, исходившего от шкатулки с драгоценностями. Да, гибель ее ребенка — ужасная случайность. Что, должно быть, чувствовала несчастная мать, когда мчалась из Кентукки, чтобы найти сына уже бездыханным?! Прокляла ли она тот день, когда Картье показал ей камень впервые, а заодно и себя за уверенность, что ее обойдет стороной проклятие «Надежды»? Порывалась ли она выбросить камень, чтобы он не причинил ей больше вреда? Не исключено, что и так. Но тем не менее Эвелин не только не выкинула бриллиант, но и носила его, практически не снимая, до самой смерти, так что он стал ее визитной карточкой и был даже упомянут в некрологе. Иногда наш разум жесток. Он внушает нам, что мы стоим столько, сколько стоит наше имущество, а без него мы никто и ничто. И, едва лишь мы поверим, это становится правдой.

Множество глаз идолов

История Пьера Картье об идоле была интригующей, но не оригинальной. К 1910 году в Европе и Америке появилось несколько алмазов, якобы украденных из индийских статуй, и неудивительно, что Картье решил: публика охотно проглотит очередную похожую сказку. Один из таких «украденных» алмазов, «Орлов», весом в сто девяносто четыре карата, подарил императрице Екатерине II бывший фаворит граф Орлов, надеявшийся вновь завоевать ее сердце. Увы, оживить былые чувства не удалось, но императрица презентовала ему за старания симпатичный дворец в Санкт-Петербурге. В 1783 году Луи Дютан написал, что якобы один французский дезертир выковырял «Орлова» из статуи Брахмы в храме Шриран-ген. Этот солдат, притворившись, что принял индуизм, получил доступ в святилище, где украл один глаз статуи и продал его в Мадрасе за баснословную сумму в две тысячи фунтов. В 1868 году английский литератор Уилки Коллинз, взяв эту историю за основу, сочинил роман «Лунный камень», ставший бестселлером, этаким «Кодом да Винчи» своего времени. Коллинз писал для широкого круга читателей, среди которых были любители популярных тогда дешевых миссионерских журналов. В такого рода изданиях было много рисунков, изображающих «варварский Восток», все это щедро приправляли историями о подвигах миссионеров в краю идолопоклонников.

Подобная легенда объясняла и «происхождение» другого алмаза — бело-голубого камня весом в семьдесят карат, который назывался «Глазом идола». По данным каталога «Кристис» за 1865 год, алмаз этот предположительно был найден в Голконде, а затем куплен богатым мусульманином, который вставил его в глазницу статуи божества в одном из храмов в Бенгази. Ну и что, что у мусульман нет статуй богов, а Бенгази находится в Ливии, зато легенда звучала красиво и обеспечила камню постоянный спрос среди покупателей в XX веке.

Вряд ли хоть какой-то из алмазов был действительно извлечен из глазниц статуи индуистского божества, просто потому, что статуи так обычно не украшали. Да, в Шри-Рангаме действительно существует старинный индуистский храм, который подходит под описание дютановского Шрирангена, но там нет статуй, украшенных драгоценными камнями, как нет и никаких следов того, что подобный алмаз некогда красовался во лбу статуи. Да и сами местные жители сроду не слышали, чтобы у них из храма что-то украли. Скорее всего, воры-европейцы тут ни при чем, а легенды, окружающие «Надежду», «Орлова» и «Глаз идола», восходят к древнеиндийскому мифу о потерянном алмазе, который якобы появился в Индии тысячи лет назад.

Жил некогда один правитель, который так истово любил солнце и всячески поклонялся ему, что получил за это драгоценность, которая называлась «Съяманта-ка». Правитель носил камень на шее и, когда входил в комнату, сверкал так ярко, что люди думали, будто это само солнце, а в присутствии чудесного камня исчезали все болезни и печали. Но однажды брат правителя потерял драгоценность в лесу, после чего владелец сокровища обвинил бога Кришну, что тот его украл. Чтобы доказать свою невиновность, Кришна отправился на поиски камня. Заканчивается история эпической битвой индуистского божества и чудовищного медведя за право обладать драгоценностью. Измученный зверь понял, что дерется с самой Природой, и отказался от камня. Отсюда и пошла символика драгоценных камней в индуистских храмах — жадность, гордость, нежелание взглянуть правде в лицо.

Некоторые исследователи полагают, что «Съяман-така» — это рубин, поскольку в эпосе говорится, что камень был похож на тлеющий уголь; другие же считают, что это алмаз, поскольку у него было восемь граней и он обладал восьмью магическими свойствами: мог освещать темноту, охлаждать владельца, вызывать дождь, заставлять деревья плодоносить, предотвращать наводнения, испускать разноцветные лучи, лечить болезни и защищать от преждевременной гибели.

Обычно самоцвет становится абстрактным символом, когда им украшена икона или же он нарисован на стенах храма. Но иногда такие символы вполне конкретны, и возможно, именно отсюда растут ноги у европейских легенд о ворах и идолах. Наверное, самая впечатляющая из бриллиантовых корон хранится в государственной сокровищнице в Мандии, в Северной Индии, неподалеку от Шри-Рангама. Раз в год сюда стекаются более ста тысяч людей, поскольку корону достают из сейфа и под аккомпанемент барабанов, труб и автомобильных сигналов торжественно несут на специальной подушке в храм, расположенный в двадцати пяти километрах, в Мелкоте. Жрец останавливается в каждой деревне, и все жители сбегаются поглазеть на процессию. Самое интересное во всей этой церемонии то, что никто саму корону не видит, поскольку она завернута в синий бархат, под которым угадываются лишь ее очертания. По традиции, никто не должен видеть драгоценную реликвию, поэтому даже священнослужитель надевает черную повязку, когда разворачивает корону и водружает ее на голову статуи. Коронованная статуя скрыта за перегородкой, а люди до утра празднуют возвращение короны, которую никто не видит и в существование которой они должны поверить на слово.

У этого события есть любопытная параллель. Раз в пять недель сотни представителей крупнейших ювелирных компаний из Индии, США, Израиля и других стран собираются в Лондоне на весьма необычный отраслевой аукцион. Это мероприятие называется «сайт» (от английского sight — «зрение»), а его участники, «сайтхолдеры», — это своего рода слет избранных дистрибьюторов алмазов. Итак, сайтхолдеров отводят в маленькую комнатку в охраняемом здании неподалеку от Хаттон-Гардена и каждого оставляют наедине с коробками, содержимое которых тянет на несколько миллионов долларов. В них лежат неогранен-ные камни. Предыдущие четыре недели компании-дистрибьюторы вели переговоры о содержимом коробок. но сегодня впервые получили товар вживую. Можно, конечно, открыть коробку и посмотреть, что там, но этим правом практически никто не пользуется. Как и священнослужители в Мелкоте, сайтхолдеры принимают алмазы, не видя их, в закрытой синей коробке, поскольку правила сделки очень просты: либо ты молча забираешь товар, либо тебя вычеркивают из списков сайтхолдеров. Если сайтхолдер принял это условие и забрал товар, то нужно выполнить еще одно правило, вернее, даже два: в любой момент позволить провести у себя аудит и, что еще важнее, не перепродавать неограненные камни.

Сначала кажется, что данная система — порождение диктаторского режима, но на самом деле правила сформулированы компанией «Де Бирс», широко известной во всем мире. Журналист Мэтью Харт в своей книге «Алмаз» цитирует слова бывшего исполнительного директора компании Ричарда Уэйд-Уолкера, который говорил, что подобные отраслевые аукционы «напоминают кормление уток: птицы подплывают, ты им кидаешь хлеб, а они клюют то, что ты им кидаешь». Если у кого-то из сайтхолдеров возникали вопросы касательно содержимого своей коробки, то их заставляли ждать, порой часами, пока кто-нибудь не освободится, чтобы с ними поговорить. Иногда, вспоминает Уэйд-Уолкер, покупатели ждали так долго, что опаздывали на обратный рейс. Но это дело прошлое, сейчас ситуация изменилась. По словам представителя компании, «Де Бирс» сместила акценты: «теперь покупателям предлагается подробный план поставок на шесть месяцев, так что отказы случаются редко, поскольку содержимое коробок в точности соответствует ожиданиям клиентов». Тем не менее до конца 1990-х годов «Де Бирс» фактически являлась монополистом и вместе с многочисленными дочерними и сопряженными компаниями контролировала в буквальном смысле слова весь рынок неограненных алмазов.

Самая большая алмазная компания в мире

История о том, как одна-единственная компания сумела монополизировать весь рынок, начинается более ста тридцати лет назад. Здесь, как и в случае с «Надеждой», не обошлось без мифов и легенд. А началось все в Южной Африке, в далеком 1866 году, когда в долине Оранжевой реки мальчик по имени Эразм Якобс подобрал коричневатый камень. За этой находкой последовали другие, теперь камни были лучшего качества, и к 1872 году из недр южноафриканской земли добывали уже около миллиона карат алмазов, то есть в пять раз больше, чем в Бразилии. Шахту Кимберли, одну из четырех шахт Западного Гриква-ленда (ныне Северная Капская провинция), описывали как чудо промышленности. Изначально это была пустошь площадью в семь акров, но ее быстро разбили на триста участков. К концу 1870-х годов поле превратилось в один сплошной каньон, напоминавший неравномерно застроенный город со зданиями разной этажности. Странный пейзаж объяснялся тем, что некоторые старатели копали очень глубоко, а другие едва притрагивались к своим участкам. Для того чтобы спустить людей вниз и поднять породу наверх, использовалась система барабанов и проводов, по которой путешествовали бочонки, словно вагончики фуникулера. Современник писал, что ему увиденное напомнило «полет птиц, то спускающихся в пучину, то вылетающих из нее».

Именно из этой «пучины» и вышли два величайших бизнесмена XIX века. Барни Барнато родился в еврейской семье в Восточном Лондоне и приехал в Кимберли в 1873 году в возрасте двадцати одного года. Денег у юноши почти не было, а в чемодане лежали сорок пачек поддельных гаванских сигар. Сесиль Родс был на год младше, но происходил из совсем другого окружения. Он родился в семье приходского священника в графстве Хартфоршир, и в семнадцать лет родители послали юношу поправить здоровье в Южную Африку, где уже жил его брат Герберт. Семья свято верила, что их милый Герберт выращивает себе потихоньку хлопок и приютит младшего брата. Когда Сесиль в 1871 году приехал в Южную Африку, он увидел, что хлопок давно забыт, а его брат целиком находится во власти алмазной лихорадки. А всего через год, получив несколько призов за отличный хлопок, чтобы порадовать маму с папой, Сесиль присоединился к брату. Он приобрел участок и с радостью обнаружил, что сухой воздух вельда идет ему на пользу. Позднее Сесиль закончил Оксфорд и снова вернулся в Африку, чтобы скупать участки и сдавать помповые насосы в аренду старателям, чьи участки затопило, а сам почитывал классику в тени деревьев, пока за него работали другие. Он основал компанию, которую назвал «Де Бирс». Название это весьма ироничное. Братья Де Бирс первоначально владели землей, на которой позднее открылись самые знаменитые шахты, но они продали ее слишком рано и упустили выгоду. Возможно, название это служило своего рода напоминанием: ни в коем случае не следует уподобляться братьям Де Бирс.

Итак, к тому моменту, как Родсу исполнилось двадцать восемь, у него уже были ученая степень и небольшое состояние. А еще он нажил себе заклятого врага: его лютой ненавистью ненавидел Барни Барна-то, который все так же продавал фальшивые сигары, устраивал кулачные бои, а заодно и занимался контрабандой алмазов. Он прикупил себе несколько участков и открыл конкурирующую компанию «Барнато май-нинг», которая впоследствии слилась с могущественной «Кимберли сентрал». Оба молодых соперника в бизнесе были безжалостны, но у Родса, пожалуй, имелось некое преимущество. В 1884 году он начал переговоры с местными властями, чтобы ему разрешили использовать труд заключенных. Первые эксперименты с двумя сотнями человек прошли на ура, так что компания «Де Бирс» предложила построить специальную зону для четырехсот человек, «дабы взять заключенных под свой контроль и облегчить задачу местных властей». По данным кембриджского антрополога Роберта Тур-релла, компания получила неограниченную власть над этими людьми. По вечерам заключенные расходились по камерам абсолютно обнаженные, а когда их срок близился к концу, несчастных и вовсе сажали в одиночку и держали там некоторое время, чтобы они не могли проглотить какой-нибудь камень, а потом продать его. Если уж права человека всячески попирались, то что говорить о безопасности. Шахты в Кимберли переплюнули все остальные шахты Южной Африки по количеству несчастных случаев. Каждый год от шести до одиннадцати человек из каждых ста умирали от болезней, гибли при обвалах или в драках за алмазы, а однажды в шахте вспыхнул пожар, в котором заживо сгорели двести два человека. По свидетельству очевидца, последнее, что услышали спасатели, были псалмы, которые стали петь рабочие под землей, когда поняли, что они в ловушке и настал их смертный час.

Много лет Родс и Барнато соревновались в погоне за богатством и властью. В1887 году между двумя компаниями развернулась полномасштабная война, и два года спустя Родс, потихоньку выкупивший акции более мелких компаний, прибрал к рукам почти все шахты Кимберли. Барнато удовлетворился тем, что отошел в сторону, получив кучу денег и солидный пакет акций «Де Бирс». Впервые со времен правителей Голконды почти вся мировая добыча алмазов сосредоточилась в руках одного человека. Это стало началом алмазного картеля.

Цены на алмазы зашатались еще в 1873 году, когда рынок осознал, сколько камней добывают на африканской земле. Первые самоцветы были чуть коричневатыми, поэтому «капские алмазы» заслужили дурную репутацию и камни повыше качеством продавали под видом бразильских. Рынок пережил еще два обвала — в 1877 (после того как Россия объявила войну Турции, которая являлась одним из основных рынков сбыта) и в 1882 году. К1889 году Родс понял, что если фактически алмазы перестали быть редкими, то нужно создать и всячески поддерживать иллюзию, что они все еще таковыми остаются.

Для начала он урезал добычу с трех до двух миллионов карат в год, и цены начали стабилизироваться. По мере того как открывали новые месторождения, Родс старался получить контроль и над ними. Однако после его смерти в 1902 году были открыты еще три больших месторождения, включая очень доходный рудник «Премьер» в окрестностях Йоханнесбурга, обнаруженный бывшим каменщиком Томасом Куллина-ном. Когда баронет Альфред Бейт, один из владельцев «Де Бирс», увидел новый рудник, то потерял сознание, поскольку площадь «Премьера» превышала размеры любой шахты Кимберли в три раза. Его реакция была вполне оправданна: у «Де Бирс» начались проблемы и к 1908 году цены на акции поползли вниз. «Но до какого уровня продолжится падение?» — вопрошал парижский банкир Обер в отчете, подготовленном для потенциальных инвесторов. Он напомнил клиентам, что бриллианты не являются товарами широкого потребления, как медь, сахар или хлопок. Их стоимость — всего лишь условность. «Алмазы покупают именно потому, что это предметы роскоши, которые не всем по карману. Если алмазы потеряют в цене процентов двадцать пять, то богатые люди не станут их приобретать, переключившись на другие драгоценности и предметы роскоши». Еще одно месторождение, предупредил он, и может начаться паника.

Но худшее было впереди. В тот момент, когда Обер делал свой мрачный прогноз, в немецкой колонии Германская Юго-Западная Африка, на территории современной Намибии, открыли очередное крупное месторождение алмазов. Миллионы лет алмазы высвобождались из кимберлитовых трубок и медленно продвигались с потоками воды к морю. В Намибии они проделали почти весь этот путь, и как только жители стали присматриваться повнимательнее, алмазы начали находить в пустыне и на пляжах, в результате в 1908 году правительство Германии объявило о создании охранной зоны, которая протянулась вдоль всего побережья на триста шестьдесят километров. Туда и сейчас просто так не попадешь, требуется специальное разрешение, а также справка из полиции об отсутствии судимостей.

Колониальное правительство задействовало тысячи африканских рабочих, чтобы они ползали по пляжам с ситом и просеивали белый песок в поисках алмазов. При этом их заставляли вставлять в рот кляп, чтобы исключить проглатывание камней, а все находки в обязательном порядке сдавать охранникам. За любую попытку кражи строго наказывали. Впоследствии в океане на расстоянии двухсот метров от берега построили плотины со стенами толщиной в двадцать метров, чтобы сдерживать натиск волн, и теперь уже на новых пляжах продолжали просеивать песок. Африканцы прочесывали побережье сначала при немцах, потом во время Первой мировой войны под присмотром местных властей и, наконец, под контролем «Де Бирс», поскольку компания стала частью консорциума, сложившегося вокруг новых приисков после победы союзников в 1919 году. Это странное побережье — отличная метафора для «Де Бирс», поскольку концерн заработал целое состояние, выстраивая баррикады против океана алмазов, грозившего смыть рынок.

Алмаз «Куллинан»

В 1908 году и в Южной Африке, и в Париже поняли, что пора возводить новые баррикады, что и было частично сделано. За три года до этого на шахте «Премьер» нашли огромный камень. Он весил три тысячи сто шесть карат и превосходил по размерам все ранее известные. Алмаз этот стал национальным достоянием, но однако трансваальское правительство все-таки распрощалось с ним. Дело в том, что после Бурской войны колония лишилась права самоуправления, став так называемой «коронной колонией», к 1907 году ей вернули это право, но властям нужно было наладить отношения с Британской империей. Поэтому в 1908 году премьер-министр Луи Бота преподнес алмаз королю Эдуарду VII. Король долго сомневался, принимать ли подарок, но в конце концов согласился. Когда презент доставили в Виндзорский замок, монарх расстроился, поскольку камень показался ему весьма заурядным: «Я бы пнул его, попадись он мне на дороге». В итоге алмаз, получивший название «Куллинан», отправили в Амстердам, чтобы распилить на девять больших частей. Самый крупный из получившихся в результате камней весил пятьсот тридцать карат — им украсили королевский скипетр.

Еще несколько бриллиантов вставили в брошь, которую носила невестка короля, впоследствии ставшая королевой Марией, поэтому Елизавета II в шутку называла их «бабушкины обломки».

В1914 году весь мир готовился к войне, и алмазные компании тоже рыли своеобразные траншеи. Владельцы «Де Бирс» встретились с владельцами «Премьера» и других южноафриканских шахт, и в ходе встречи стороны договорились, что бы ни случилось, действовать сообща, дабы не допустить обвал рынка. Фактически картель имитирует монополию одной компании, и это позволяет обеспечить стабильные цены. Картель помог отрасли выстоять даже в середине 1920-х годов, когда около Лихтенбурга открыли еще два месторождения. Первое случайно обнаружил фермер, у которого по непонятным причинам вдруг стал дохнуть скот, и он решил выкопать яму поглубже.

В воде что-то сверкнуло, а потом сын фермера показал камешек своему учителю естествознания и спросил, не знает ли он, что это такое. В результате в окрестности Лихтенбурга теперь стекалось столько желающих попытать счастья, что правительству пришлось взять процесс под контроль. Мартовским утром 1927 года за заградительной веревкой выстроились в очередь, словно марафонцы перед забегом, двадцать тысяч человек. Выглядели они дико — в шляпах, но босые, в руках колышки, а в глазах — голодный блеск. Ровно в десять часов в присутствии пятидесяти тысяч зрителей в воздух взметнулся британский флаг, и в облаке желтой пыли началась настоящая давка. Наверное, это чем-то напоминало первые отраслевые аукционы «Де Бирс»: те, кто посильнее, и те, у кого имелись связи, могли отхватить участок получше, а слабаков оттесняли на периферию.

В годы Великой депрессии цены на алмазы падали, как и почти на все, но к середине 1930-х годов алмазы стали одними из немногих предметов роскоши в Европе, стоимость которых росла вместе с ростом влияния Адольфа Braiepa. Простые люди понимали, что в войну бумажные деньги обесценятся, и, как и в свое время парижане, предпочитали вкладывать средства в алмазы. Однако они не знали об эффекте перенасыщения рынка, и десять лет спустя миллионы беженцев обнаружили, что спрятанные украшения почти ничего не стоят. Американский рынок пресытился, Британия запретила импорт.

Беженцы выстраивались в очереди перед ломбардами, чтобы снова и снова услышать отказ. Увы, такова судьба всех обычных драгоценностей на рынке подержанных товаров. Сегодня драгоценности, если это не эксклюзив, а ширпотреб, дешевеют сразу же после покупки. Марк Твен в свое время сказал: «Давайте не будем капризничать: лучше иметь подержанные бриллианты, чем совсем никаких». Тем не менее большинство людей не согласны с данным высказыванием, поскольку с драгоценностями связано немало суеверий и никто не хочет носить украшения после кого-то. В тот момент, когда вы выруливаете на новом авто из салона, вы автоматически теряете двадцать процентов его стоимости, но как только вы вынесли из ювелирного салона только что приобретенное кольцо с бриллиантом, то потеряли уже целых шестьдесят процентов его стоимости. В 1971 году сотрудники одного британского журнала провели эксперимент: купили бриллиант весом чуть меньше полутора карата за две тысячи пятьсот девяносто пять фунтов, а когда попытались перепродать камень неделю спустя, то им предложили за него максимум всего лишь тысячу фунтов. Сегодня самое выгодное — это продавать бриллианты самому, наверное, поэтому индийский квартал Манчестера славится не только карри, но и драгоценностями. В 1970-х годах в Великобританию хлынули толпы этнических индусов из Уганды. Им дали на отъезд всего два с половиной месяца, а с собой позволили взять только то золото и бриллианты, которые можно было провезти на себе. Приехав на новое место, индусы открыли множество лавочек, в которых торговали ювелирными изделиями, причем эти лавочки продержались на плаву вплоть до самого начала XXI века, видимо, потому, что люди боялись, что им снова придется куда-то бежать.

К 1945 году «Де Бирс» пришлось пересмотреть свою стратегию. К тому времени в Европе почти не осталось монархий, а значит, не было и заказов на короны и тиары. Компания понимала, что нужно демократизировать бриллианты, как в свое время Микимо-то демократизировал жемчуг. Предстояло выполнить непростую задачу — привлечь массового покупателя, но при этом сохранить эксклюзивность. В итоге решили сконцентрировать все внимание на одном виде украшений. Микимото в свое время сделал ставку на ожерелья, а маркетологи «Де Бирс» выбрали обручальные кольца.

Вообще-то прецеденты в мировой истории уже бывали. Первое «задокументированное» кольцо с бриллиантом подарили в конце XV века, вскоре после изобретения фасетной огранки в Брюгге. В 1477 году восемнадцатилетний эрцгерцог Максимилиан, позднее ставший императором Священной Римской империи, сделал предложение двадцатилетней Марии Бургундской, за которой давали богатое приданое, включая территорию современной Бельгии и Нидерландов. За несколько месяцев до свадебной церемонии один из советников писал Максимилиану: «Ваше Величество, необходимо заказать кольцо с бриллиантом и еще одно золотое и преподнести невесте». В своей рекламной кампании маркетологи «Де Бирс» ссылались в том числе и на этот случай, желая продемонстрировать, что еще в те далекие времена бриллианты символизировали любовь, но, по правде говоря, история Максимилиана не имеет никакого отношения к нежным чувствам. Мария была дочерью Карла Смелого, герцога Бургундии, который, по слухам, только что велел огранить три камня по новой моде. И подарить невесте новомодный бриллиант из Брюгге было хорошим способом произвести впечатление на человека, который готов дать за дочерью богатое приданое, в том числе и земли, где стоит сам Брюгге, особенно если учесть, что претендентов на руку и сердце девушки было немало.

Разумеется, порой бриллианты действительно символизировали любовь. Например, Мария Стюарт и герцог Норфолк в честь помолвки обменялись бриллиантами, и Мария писала жениху, что носит его подарок спрятанным в лифе платья. Ее кузина Елизавета I любила использовать бриллианты для флирта: это были так называемые «писчие кольца», которыми она выцарапывала любовные записки на оконных стеклах.

Но в те далекие дни любой цветок, камешек, птичка или зверь обязательно что-нибудь символизировали, а бриллианты долгое время воспринимались как нечто зловещее. В ранних лапидариях алмаз даже называют ядовитым, хотя это всего лишь миф, придуманный специально, чтобы рабочие на индийских приисках не вздумали глотать камни. Кроме того, бриллианты долгое время символизировали войны и искусство управлять государством. На большой и необычной ренессансной медали, отлитой в честь похода Генриха II во Фландрию, мы видим изображение кольца с бриллиантом, внутри которого карта мира, тут же пальмовая ветвь (символ триумфа и паломничества) и оливковая ветвь (символ мира, что воцарился после одержанной победы). И наконец, бриллианты символизировали несломленную и непобежденную душу. Неудивительно, что их не воспринимали в качестве подарка для возлюбленной. В 1855 году историк Чарлз Эдвардс опубликовал книгу «История колец», в которой нет упоминаний об обручальных кольцах с бриллиантами. Автор считал «самым лучшим подарком в знак любви и дружбы» так называемое кольцо-гиммель.

Это кольцо-головоломка, оно состоит из пары или тройки колец, которые можно сложить в единое целое.

Примерно в 1946 году компания «Де Бирс» провела опрос более пяти тысяч молодых американцев, и выяснилось, что целевая аудитория вообще не ассоциирует помолвку с бриллиантами. Алмазы никого не интересовали — представители послевоенного поколения жаждали наверстать упущенное и приобрести то, чего они были лишены во время войны: машины, шубы, туры в дальние страны. А уж если и покупать обручальные кольца, то с экзотическими, яркими камнями: рубинами, сапфирами и бирюзой. Бриллианты казались молодежи бесцветными и лишенными радости, как и само военное время.

«Бриллианты навсегда»

Итак, чтобы решить проблему, руководители «Де Бирс» наняли специалистов нью-йоркского рекламного агентства, и те создали серию романтических плакатов по мотивам французской живописи со слащавыми надписями вроде: «Как хорошо, что сказка стала былью…»; «Сколь нежно они смотрят друг на друга у алтаря…»; «Их первый вальс…»; «Каждый миг их любви воплотился в ярких глубинах бриллианта, который станет отныне символом счастья». Рекламная кампания шла ни шатко ни валко вплоть до памятного апрельского вечера 1947 года, когда копирайтер Фрэнсис Джерети заработалась за полночь. Она устала сочинять романтическую дребедень и очень хотела поскорее уйти домой. Но клиенту нужен был яркий и броский лозунг. «Усталая, я уронила голову и взмолилась: «Господи, помоги мне придумать слоган, прошу Тебя». И тут же села и написала: «Бриллианты навсегда»».

Это было блестящее решение: лаконично и убедительно. Всего лишь два слова воплощали и концепцию вечной любви, и бессмертие и содержали намек на то, что бриллианты — это выгодное капиталовложение. «Де Бирс» хотела удержать цены, и, как ни странно, это ей удалось. Бриллианты и сейчас не теряют своей привлекательности, несмотря на то что в последние годы их стало еще больше. В 1970-х кимберлитовые трубки обнаружили в Австралии, в 1980-х — в Сибири. «Де Бирс» заключила с русскими сделку и провела рекламную кампанию по продвижению на рынке бриллиантов в четверть или половину карата, которые в огромных количествах добывали в СССР. В моду вошли кольца с несколькими маленькими камнями. Совсем недавно, в 1990-е годы, алмазная лихорадка началась и в Северной Канаде. Алмазов в мире очень много. С 400 года до нашей эры и вплоть до сегодняшнего дня было добыто около трех с половиной миллиардов карат, причем сорок процентов всего объема — в промежуток с 1991 по 2003 год.

Подобная ситуация могла бы плачевно сказаться на «Де Бирс», и действительно, в 1998 году эксперты посоветовали этой компании перестать исполнять роль «хранителя рынка» и начать распродавать запасы. Однако, несмотря на то что сейчас в мире в два раза больше бриллиантов, чем пятнадцать лет назад, и за последние семь лет «Де Бирс» избавилась от целой горы бриллиантов на сумму в четыре миллиарда долларов (Мэтью Харт сравнивал этот процесс с очисткой дорожек от снега), рынок вырос и готов к новым поставкам.

Слоган «Бриллианты навсегда» перевели на тридцать с лишним языков, совсем недавно — на китайский, и сегодня примерно восемьдесят процентов обручальных колец в Европе, Америке и Японии украшены бриллиантами. Даже в Китае, где рекламная кампания началась только в 1993 году, половина городских жителей отказывается от традиционной зеленой яшмы в пользу самого твердого минерала в мире.

Но и это еще не всё. Теперь бриллианты предназначены не только для замужних дам, а для всех «независимых женщин», поскольку «Де Бирс» начала новую рекламную кампанию с нотками феминизма, призывая женщин «выразить себя и надеть кольца и на другую руку: левая рука качает колыбель, а правая — управляет миром; левая рука говорит «мы», а правая — «я»; левая рука — это ваше сердце, а правая — ваш голос». Началась активная пропаганда стиля хип-хоп среди мужчин. И даже пары, давно состоящие в браке, стали целевой аудиторией маркетологов. В последние десять лет ювелиры активно пропагандируют новый список подарков на юбилей. Раньше женщинам приходилось целых шестьдесят лет ждать так называемой бриллиантовой свадьбы, тогда как сейчас ювелиры предлагают дарить эти камни также на десятую и тридцатую годовщины бракосочетания. Да уж, действительно, «бриллианты навсегда».

Загадка исчезающих бриллиантов

Хотя слоган «Бриллианты навсегда» и совершил переворот в продажах, на самом деле это не более чем броская фраза, которая не соответствует действительности. Да, алмаз рождается при потрясающе высоких температурах. Бесспорно, это самый твердый минерал в мире. Но, по правде говоря, алмазы останутся с вами «навсегда» только при условии, что вы будете за ними ухаживать, как и за прочими обитателями шкатулки с драгоценностями.

Вопрос о стойкости алмаза занимал ювелиров и ученых на протяжении веков. В 1690-х годах великий герцог Тосканы Козимо Медичи убедил флорентийских ученых направить на алмаз лучи света через «зажигательное стекло». В ходе эксперимента «камень треснул, блеснул и исчез, не оставив никаких следов». Это казалось магией — драгоценный камень вдруг взял да и растворился в воздухе. Разумеется, возникло множество вопросов. Он взорвался? Сжался? Стал невидимым? Это фокус? Вся Европа смаковала подробности. но, прежде чем кто-то предложил рациональное объяснение, прошло немало лет.

Впервые к разгадке подобрались во время двух экспериментов, проведенных в 1770-х годах. Сначала месье Ле Бланк, известный парижский ювелир, официально заявил, что алмаз «выдерживает печь». Когда ему не поверили, он в сердцах бросил в печь мешок отличных бразильских алмазов. В этом не было ничего нового. Ле Бланк часто подвергал алмазы воздействию высоких температур, чтобы улучшить их качество, поскольку жар так же благоприятно воздействует на алмазы, как на сапфиры и рубины. Однако, к радости участников спора, когда спустя три часа ювелир открыл заслонку, в печи ничего не было. Как и во Флоренции, драгоценные камни исчезли без следа.

Эксперименты продолжил французский ученый Антуан Лоран Лавуазье. Он не был свидетелем фокуса с исчезновением алмаза, но решил, что следующий аналогичный ни за что не пропустит, и когда другой парижский ювелир предложил пожертвовать для опытов три алмаза, Лавуазье согласился, но при условии, что эксперимент будет проведен по его правилам. Ювелир облепил камни углем и поместил в запаянную колбу. Через три часа оказалось, что алмазы на месте и ничуть не изменились. Почему же один эксперимент провалился, а другой нет? Лавуазье ближе остальных подошел к разгадке, когда предположил, что все дело в доступе воздуха и при наличии кислорода алмаз превращается в двуокись углерода, однако он так до конца и не был уверен, как происходит процесс. И только в 1796 году Смитсон Теннант, окисляя селитрой одинаковые количества алмаза, графита и древесного угля, установил, что они дают равные количества углекислого газа и, следовательно, имеют одинаковую химическую природу. Теннант продемонстрировал, что алмаз — это тот же графит, только в более красивой форме.

Что касается ударопрочности алмазов, то надо помнить, что эти камни очень твердые, но не крепкие. Возможно, где-нибудь в другой области два этих прилагательных и являются синонимами, но только не в ювелирном деле. Самым крепким камнем считается яшма; кусочек яшмы вряд ли удастся раздробить даже молотком, несмотря на то что по шкале Мооса она имеет индекс всего 6,5. Но если вы попробуете ударить молотком по алмазу, то останутся одни осколки. В XVIII веке путешественник Джон Мо описывал, как старатели на бразильских приисках находили большие камни, а потом только для перспективного клиента устраивали проверку с помощью молотка. Когда камень разбивался, покупатель пожимал плечами, говорил, что это и не алмаз вовсе, но покупал осколки за номинальную сумму в качестве акта доброй воли.

Миф о том, что настоящие бриллианты ничем не раздробить, сослужил дурную службу не только самим бриллиантам. В начале XVI века конкистадор Франциско Писарро и его товарищи расколошматили кучу прекрасных изумрудов, решив, что изумруды тоже должны быть несокрушимыми. За полтора тысячелетия до этого, во времена Плиния, считалось, что бриллиант можно разбить, лишь капнув на него кровью только что принесенного в жертву ребенка или ягненка. Плиний, как и многие ученые вплоть до XVII века, когда этот факт приводился в числе геологических курьезов, размышлял, отважился ли хоть кто-нибудь на подобный эксперимент: «Какой роковой случайности мы обязаны подобному открытию? И что навело на мысль человека, первым проводившего эксперимент такой ценой?» Спешу успокоить Плиния. Скорее всего, это метафора, имеющая то же происхождение, что и христианский символ «агнец Божий». Алмаз — самая твердая субстанция, а принесенный в жертву барашек воплощает невинность, то есть единственный способ сокрушить жестокость — любовью.

История гранильщика

Места, где продают и ограняют драгоценные камни, часто напоминают муравейник. Это сравнение справедливо и для некоторых уголков старинного алмазного района в бельгийском Антверпене, и для знаменитой Сорок седьмой улицы в Нью-Йорке, и для центров огранки в Сурате, что в Западной Индии. Лабиринты аллей и проходов, нагромождения зданий и лавок словно созданы по модели кристаллической решетки алмаза.

Чтобы добраться до офиса Габи Толковски в Алмазном клубе Антверпена, нужно покинуть широкие оживленные улицы исторического центра и нырнуть в хитросплетение пешеходных улочек, проход на которые охраняют вооруженные полицейские. Перед входом в Алмазный клуб придется постоять в очереди, чтобы предъявить паспорт охраннику за пуленепробиваемым стеклом, потом пройти через многочисленные металлоискатели и подняться на лифте, утыканном видеокамерами. Мне дали подробные инструкции: подняться на одном лифте, выйти, миновать коридор, подняться на другом лифте и пройти по еще одному длинному коридору. Правда, я пару раз не туда свернула, но в конце концов нашла-таки нужную дверь и самого Габи, сидящего за столом перед бежевым сейфом. Он по телефону утешал охранников, обеспокоенных моим долгим отсутствием.

— Если бы вы еще чуток подзадержались, то они снарядили бы на ваши поиски спасательный отряд, — пошутил он.

Габи считается одним из величайших гранильщиков мира. Его двоюродный дед — знаменитый Марсель Толковски, который в 1919 году в возрасте девятнадцати лет написал первую в мире книгу об огранке круглых бриллиантов. Это было довольно рискованное предприятие, ведь до сих пор секреты огранки не выходили за пределы узкого круга, в основном еврейских общин, и хотя многие люди владели этим мастерством, никому в голову не приходило сесть и написать предназначенную для широкого круга читателей книгу о правильных углах и идеальных пропорциях.

Возможно, будь Марсель постарше, он бы не осмелился на подобную публикацию, но он был молод, изучал в Лондонском университете инженерное дело и потому рискнул. Параметры идеального бриллианта, которые рассчитал Толковски, используются до сих пор.

Внучатый племянник Марселя тоже обладает смелостью, но иного толка. Он берет большие и самые ценные камни, исследует их контуры и ландшафты, отмечает все риски, а потом, изучив их лучше, чем некоторые помнят лица своих возлюбленных, придает новую форму. Забавно, что гранильщики используют те же слова, что и мясники, например разделка (когда камень нужно точным ударом разделить на две половины — это занятие тоже требует изрядной доли смелости), распилка. При этом Толковски обращается с камнями скорее как пластический хирург.

— Когда я в первый раз вижу камень, то спрашиваю, каким он хочет стать. Все хотят стать самыми красивыми.

Именно такой вопрос он задал перед тем, как приступить в 1997 году к огранке знаменитого «Золотого юбилея», который весил пятьсот сорок пять карат и потеснил с первого места «Куллинана». Выслушав ответ алмаза, Габи придал ему форму диванной подушки, благодаря которой камень светится мягким золотистым светом. До встречи с Габи алмаз носил имя «Безымянный коричневый», а после огранки был приобретен в качестве подарка таиландскому королю, на «золотой» юбилей его правления. То же самое Габи спросил и у алмаза «Столетний», который в необработанном состоянии весил пятьсот девяносто девять карат и был самым крупным из найденных бесцветных алмазов. Поиск ответа занял три года, причем большую часть времени Габи и его семья гостили у «Де Бирс», чей столетний юбилей и должен был ознаменовать новый бриллиант.

— Торопиться нельзя. Ошибешься в одной грани, и пути обратно не будет.

И теперь ограненный бриллиант весит чуть меньше двухсот семидесяти четырех карат — безукоризненный камень чистой воды.

— Обыватели не представляют, что такое огранить алмаз. Думают: чик-чик, отрезал лишнее, и готово.

Но для Габи это своеобразная трехмерная стратегия, когда от каждого шага зависят все остальные и нужно просчитывать на много ходов вперед. Гранильщики, вглядываясь через микроскоп, могут потеряться в глубинах камня, изучая его. Но в какой-то момент приходится принимать решение.

— Оказываешься лицом к лицу с сотней проблем. Нужно учитывать множество факторов: цвет, форма, чистота, грани… А конечный результат только у тебя в голове. А потом погружаешься в работу, словно под гипнозом, поэтому в конце дня обязательно нужно отвлечься: прогуляться, побыть с родными, а иначе станешь рабом камня.

Другие кристаллы, такие как рубины, сапфиры, изумруды, опалы, формируются в стабильной породе и просто растут, как кристаллы соли. А вот алмазы рождаются в движении, поэтому в них иначе чувствуется жизнь. Габи описывает движение света внутри алмаза как «путешествие».

— Свет проходит через прозрачный камень и при этом мерцает, как на поверхности воды, я так и вижу плавающих китов, потому что картинка внезапно оживает.

Габи говорит об алмазах, как учитель об учениках: все они одаренные, но проблемные и требовательные. Большинство из них личности, индивидуальности.

Как и все у них в роду, Габи учился мастерству огранки в цеху, принадлежащем его семье, и постепенно проникался самими сложными «учениками».

— Они были серо-зеленые, коричневые, темнозеленые, серо-желтые.

Когда такие камни подвергали стандартной огранке, описанной в книге его двоюродного деда, они «не трепетали», поэтому мальчику приходилось изобретать что-то новое. У него с собой был лишь один такой камень, оправленный в кольцо. Специалист сухо описал бы его как «коричневый бриллиант огранки «ка-лендула» весом в один карат», но мне он напомнил патину, табак, чай, бергамот, дым, зимнее утром в континентальном европейском городе.

— Такие камни никому не нужны, но они прекрасны.

Габи много размышлял о красоте и о том, что у каждого свои представления о красоте.

— Среди горсти бриллиантов какой-то один вдруг привлечет твое внимание. Это все равно как, допустим, дизайнер сошьет сотню одинаковых платьев и разложит перед тобой. Все равно какое-то понравится тебе больше других.

У Габи на этот счет своя теория, которая связана с нашим зрением. Каждый наш глаз, считает он, создает по половинке картины, которая в мозгу становится единым целым.

— Но у конечного изображения пустота в центре, и что ее заполняет, эту пустоту? Фантазия! Вот почему людям нравятся бриллианты. Они настоящие, но оставляют место для полета нашей фантазии.

Именно это привлекало в алмазах людей разных культур, объяснил мой собеседник, и действительно, алмазы — чуть ли не первый предмет международной торговли.

— В течение пяти минут можно успеть поговорить на пяти разных языках, с людьми из Японии, Северной Африки, ЮАР, с Камчатки и с соседней улицы. Но на каком бы языке они ни говорили, все знают, что слово «мазаль» (что в переводе с иврита обозначает «удача») — это сигнал «по рукам!». Как только ты его произнес — сделка заключена.

Рестораны в алмазном квартале подтверждают слова Габи: помимо бельгийских баров и шоколадных лавок мне попались кошерные еврейские кафе, мусульманские бистро, вегетарианские индийские ресторанчики. Последние предназначены специально для приверженцев джайнизма, которые за последние сто лет стали самыми влиятельными игроками на рынке продаж алмазов. Поскольку религия запрещает им убийства в любой форме, они не могут выращивать скот, шить шубы и тому подобное. А вот торговля драгоценностями, производство масла или выдача ссуд считаются мирными занятиями, хотя история знала и другие случаи.

Ампутация навсегда

Маркетологи понимают, что легенды об известных драгоценностях, вроде «Надежды» и «Орлова», — палка о двух концах; максимум, с чем готовы мириться потребители, — это небольшое симпатичное проклятие, которое затронуло кого-то давным-давно и в другой стране. Никто не хочет слышать о настоящих проклятиях, от которых до сих пор страдают невинные люди, хотя именно с этим сейчас столкнулся алмазный бизнес. Американский журналист Грег Кэмпбелл начинает свою книгу «Кровавые алмазы» с истории Исмаила Далрами, которому в июле 1996 года отрубили обе руки «двумя быстрыми ударами топора». Исмаил не просил о пощаде, лишь молча снял с пальца маленькое колечко, которое изготовил для него сын, и положил в карман. Это было последнее, что бедняга сделал своими руками. В чем он провинился? Лишь в том, что жил слишком близко к алмазному прииску в джунглях Сьерра-Леоне. Увечья нанесли ему боевики Объединенного революционного фронта (ОРФ), которые хотели взять прииск под свой контроль. Одурманенные наркотиками солдаты выстроили в шеренгу местных жителей и начали отрубать им руки, ноги, уши и все, что угодно, чтобы деревня опустела за пару часов. И вскоре все жители, кто не хотел покидать родной дом, уже корчились на земле, истекая кровью.

По оценкам Кэмпбелла, ОРФ ежегодно зарабатывает от двадцати пяти до ста двадцати пяти миллионов долларов на продаже необработанных алмазов, деньги идут на покупку наркотиков, еды и оружия. Незаконные алмазы составляют около трех процентов от тех, что продаются на мировом рынке, и немало их побывало в карманах боевиков «Аль-Каиды» в рамках разветвленной системы по отмыванию денег. Сплошь и рядом эти камни покупают в подарок в честь помолвки как символ любви и счастья, или же их приобретают те самые независимые женщины, к правой руке которых апеллировала «Де Бирс». Многие владельцы даже не представляют, сколько по-настоящему стоят их бриллианты. А цена их — человеческие жизни.

— Бриллианты должны приносить радость, но на самом деле от них одно лишь горе, — говорит Сориус Самура, режиссер из Сьерра-Леоне, снявший несколько документальных фильмов о трагедиях, которые регулярно разыгрываются у него на родине. — Благодаря приискам мы могли бы добиться того же уровня жизни, что и в развитых европейских странах, а вместо этого мы убиваем, насилуем и калечим друг друга. Идет бессмысленная война за алмазы, и выхода нет.

Проведя ряд анализов, можно установить происхождение почти любого драгоценного камня, поскольку они отличаются друг от друга. Но алмазы сформировались не в тех местах, где их нашли, а глубоко под земной корой. Некоторые остаются там, куда их выбросило из кимберлитовой трубки, другие могут путешествовать по рекам на тысячи миль. На самом деле ни в Индии, ни в Бразилии никаких кимберлитовых трубок нет, а это позволяет предположить, что алмазы попали в земную кору в момент существования одного большого континента Гондваны. Поэтому, несмотря на то что все бриллианты сертифицируются с указанием источника, мы не можем знать наверняка, где их добыли, в Сьерра-Леоне, Ботсване или в России, не расплачивались ли ими за организацию трагедии 11 сентября, и кто их нашел — шахтеры в Канаде или Австралии, чей труд достойно оплатили, или кто-то еще. Как сказал один из специалистов Главного бюджетно-контрольного управления США, на алмазах не стоит подпись.

Возможно, Плиний был прав, и единственное, что действительно может пошатнуть непоколебимый рынок алмазов, — это кровь невинных. «Кровавые», или, как их еще называют, «конфликтные», алмазы — угроза всей отрасли. В одной журнальной статье говорилось, что директору некоего известного концерна как-то раз приснился кошмар, в котором знаменитый слоган «Де Бирс» превратился в «Ампутация навсегда».

Вообще-то сама компания «Де Бирс» не замечена в торговле «кровавыми» алмазами. С 1999 года концерн продает исключительно алмазы со своих шахт, а со Сьерра-Леоне не заключал никаких сделок с 1985 года. Мало того, «Де Бирс» сотрудничает с ООН, чтобы положить конец незаконному обороту алмазов, но в любом случае все, что бьет по интересам отрасли, автоматически затрагивает и главного игрока на рынке.

Пытаясь спасти свою репутацию, алмазодобывающие компании учредили новую сертификационную схему — «Кимберлийский процесс». Это двусторонняя инициатива. С одной стороны, правозащитные организации стремятся положить конец торговле «кровавыми» алмазами, с другой — сами компании не желают терпеть убытки. Продавцы бриллиантов не хотят, чтобы покупатели, глядя на обручальное кольцо, задавались вопросом, уж не стоило ли оно кому-то ноги, губы или родного дома. Но если мы попробуем задать такой вопрос вслух, нас тут же начнут уверять, что камни, которые мы покупаем сегодня, никому не навредили вчера. Говорить правду не в интересах продавцов.

Результаты нововведения неоднозначны. Хотя в 2003 году Сенат США принял закон, запрещающий продажу «конфликтных» алмазов, в ходе независимого опроса стало известно, что девяносто три процента покупателей бриллиантов не в курсе существования новой сертификационной схемы. Лишь тридцать процентов респондентов вообще слышали когда-либо о «конфликтных» бриллиантах, из них половина не совсем понимает, что значит этот термин, а около семидесяти пяти процентов всех купивших изделия с бриллиантами не интересовались их происхождением и не просили показать документы. Похоже, все эти ужасные истории пока что не отразились на доходах алмазных компаний. Но если бы цены искусственно не удерживали на высоком уровне, Исмаил Далрами не лишился бы обеих рук, а бушмены — своей земли в Ботсване, поскольку тогда за прииски просто не имело бы смысла сражаться.

Надежда и милосердие

У некоторых бриллиантов нет истории, они не родились миллионы лет назад в результате поразительного природного явления. Их попросту изготовили в прошлую пятницу в небольшом агрегате, по форме и размерам напоминающем стиральную машину.

Представьте, что перед вами лежат два цветных алмаза. Назовем их «Надежда» и «Милосердие». Оба весят около карата. Оба месяц назад прошли огранку у замечательных мастеров. Они похожи как братья-близнецы. Даже эксперт не сможет различить их, да и вообще разницу можно установить, только если засунуть алмазы в аппарат стоимостью в десятки тысяч долларов, который определит, что камни немного по-разному излучают свет. Других отличий нет. Зато существует вероятность в три-четыре процента, что «Надежду» привезли из зоны конфликта, у «Милосердия» абсолютно точно нет такого страшного багажа. Из-за «Надежды» нанесли ущерб природе, «Милосердие» не причинило ей никакого вреда, при этом последний бриллиант стоит раза в два дешевле. Какой из двух камней купили бы вы? Повторяю, они выглядят совершенно идентично, и никто из друзей не узнает, пока вы сами не скажете. Логичнее было бы приобрести «Милосердие», но в случае с покупкой ювелирных украшений логика часто не работает, и люди, если у них есть выбор, как правило, предпочитают «Надежду».

Человечество начало мечтать о том, чтобы научиться делать алмазы из графита, с того самого дня, как Смитсон Теннант доказал в 1796 году, что это одно и то же вещество. Однако вплоть до необычной находки, сделанной в далеком каньоне в Аризоне, ученым не хватало в рецептуре одного ингредиента. Каньон Дьявола — это огромный метеоритный кратер более километра в диаметре. Он образовался, когда пятьдесят тысяч лет назад, словно пушечное ядро в цементе, взорвался метеорит. Взрыв был такой силы, что метеорит почти целиком превратился в порошок, но все же находили его фрагменты весом до десяти килограммов, и в некоторых содержались крошечные бриллиантики. В середине XIX века территорию наводнили старатели, которые искали золото и серебро. Их не интересовал скучный тяжелый металл. Но потом развернулось масштабное строительство, приехали инженеры и геодезисты, и некоторые присмотрелись к обломкам метеорита. К началу 1890-х годов метеорит из каньона Дьявола уже вовсю распродавали на сувениры. Один такой сувенир отправили нобелевскому лауреату Фердинанду Фредерику Анри Муассану, который решил, что крошечные бриллианты и станут ключом к разгадке тайны, как же формируются алмазы.

Муассан пришел к выводу, что алмазы получаются благодаря сочетанию высоких температур и непомерно высокого давления, а ключом ко всему является железо. Однажды в 1904 году после долгих экспериментов он вынул из кристаллизатора крошечный кристаллик, который сиял, как алмаз, и обладал такой же хорошей режущей способностью. До самой смерти, наступившей три года спустя, ученый свято верил, что ему удалось получить бриллианты. Однако создал он совсем другой материал. Это карбид кремния, почти такой же твердый, как алмаз (9,3 по шкале Мооса) и такой же искрящийся. Сегодня его называют муас-санитом, и это один из самых красивых заменителей алмазов.

Спустя пятьдесят лет команда американских ученых из «Дженерал электрик» долгое время безуспешно билась над созданием синтетических бриллиантов, изучая метеорит из каньона Дьявола. И вот наконец у них получилось, только на этот раз на помощь пришло не железо, а металл под названием троилит, который является соединением железа и серы. Ученые надеялись, что если расплавить троилит до жидкого состояния, то он сыграет роль растворителя и оторвет атомы углерода в графите, а потом под воздействием высоких температур и давления атомы кристаллизуются в алмаз.

— Это был холодный день, — вспоминал Трэйси Холл, — но через окно ярко светило солнце. Я поместил немного троилита в графитовую трубку, а потом включил систему.

В итоге давление достигло ста тысяч атмосфер — представьте себе Эйфелеву башню, балансирующую на чайном блюдце, а температура — тысячи шестисот градусов по Цельсию. Система была на грани своих возможностей, пришлось ее выключить. Привычным жестом, как уже много раз за последние годы, Трэйси сломал капсулу.

— Увидев сверкание, исходившее от дюжин мелких треугольных граней, я понял, что людям удалось наконец создать алмазы. Я ощутил слабость в коленях и был вынужден сесть. Меня переполняли чувства.

К 1957 году «Дженерал электрик» уже вовсю рекламировала свое изобретение как альтернативу промышленным алмазам «Де Бирс», при этом спонсируя работу еще одной группы ученых, которые экспериментировали с другими материалами, богатыми углеродом. Химик Боб Венторф пытался получить самое твердое вещество на земле из всего чего угодно: кровельной мастики, кленовой древесины или даже своего любимого арахисового масла.

— Масло превращалось в крошечные зеленые алмазы, — рассказывал Боб журналистам, которые толпами приходили взять у него интервью. — Почему зеленые? Из-за азота.

Когда в 1991 году развалился Советский Союз, многие блестящие ученые остались без работы и заскучали, а технология уже успела развиться до такого уровня, чтобы производить алмазы ювелирного качества. Не прошло и десяти лет, как алмазодобывающие компании столкнулись с серьезным противником — публике представили почти идеальные синтетические алмазы весом до пяти карат, и их невозможно было отличить от натуральных, по крайней мере невооруженным глазом.

Одним из участников гонки за синтетическими алмазами был Том Чатем. Хотя его отец первым синтезировал изумруды высокого качества, сначала он мечтал создать алмазы. Через шестьдесят лет сын исполнил мечту отца. Его вдохновила поездка в Новосибирск в 1999 году, где он услышал об исследованиях в области создания синтетических драгоценных камней. Отправляясь в Россию, Том был готов к чему угодно, но только не к тому, что увидел: «Тысячи ученых просто сидели в своих кабинетах и рекламировали собственные достижения. Идешь по коридору, вдруг распахивается первая попавшаяся дверь, и тебя знакомят с «Борисом, который специализируется на углеродах», а он тебе тут же показывает какие-нибудь хитроумные системы. В соседнем кабинете парень выращивает изумруды, дальше кто-то еще что-то выращивает… Сырье бесплатное, накладные расходы оплачивают научные центры, а потом контрабандой отправляют кристаллы куда-нибудь в Бангкок и продают их там по дешевке».

Том показал один из русских синтетических алмазов человеку по имени Уилли Голдберг, который вплоть до своей смерти в 2003 году конкурировал с Габи Толковски за право называться лучшим гранильщиком. Изучив алмаз, Голдберг некоторое время помолчал, а затем достал из кармана точно такой же камень и сказал:

— Я не знаю, что делать, Том. Вчера он стоил миллион долларов.

Том ответил:

— Если он стоит миллион долларов в наших мыслях, значит, это так и есть, но, в конце концов, это всего лишь камень.

Как только на рынке появились конкурентоспособные синтетические алмазы ювелирного качества, гиганты типа «Де Бирс» тоже взялись за дело. Для начала пришлось пересмотреть свой лозунг. Затем взять на вооружение народную мудрость, которая гласит: если не можешь победить, присоединяйся к победителю и бей с тыла! Поэтому концерн открыл собственные лаборатории по производству синтетических алмазов. Сегодня компания «Де Бирс» входит в число крупнейших производителей промышленных синтетических анализов. Работы ведутся в условиях повышенной секретности на острове Мэн. Помимо этого магнатам следовало гарантировать, что синтетические алмазы всегда можно будет выявить. Компания запустила «Программу защиты драгоценностей» и потратила миллионы фунтов на разработку серии тестов, которые помогли бы определить, настоящий камень или синтетический. Пока что концерн преуспел: «океан» до сих пор удается сдержать, а дорогие анализаторы бесплатно поставляются в ключевые лаборатории. Но чуть ли не каждый производитель синтетических камней втайне мечтает создать такие алмазы, которые не распознает никакая машина. А поскольку над решением этой задачи бьются лучшие умы, то рано или поздно баррикады рухнут, это лишь вопрос времени. Но так ли опасен океан, что плещется за этими баррикадами?

Пока что роль синтетических камней на рынке драгоценностей трудно оценить. Какой камень предпочтут люди в будущем, когда у них появится выбор? «Надежду» или «Милосердие»? В 1990-х годах я провела серию интервью с влиятельными жителями Гонконга, которые признались не для печати, что зачастую их модные сумки и дизайнерские аксессуары — это подделки, привезенные из материкового Китая. Помню, одна дама сказала мне: «Ну, они выглядят абсолютно идентично, ношу их я все равно лишь один сезон, кроме того, я так богата, что никто и не заподозрит, что они не настоящие, а заплатила я в двадцать раз меньше, и это не может не радовать». В Гонконге настоящие дизайнерские вещи зачастую покупают представители среднего класса, которые испытывают сильное давление со стороны общества и хотят доказать свою финансовую состоятельность. Возможно, то же самое со временем случится и с бриллиантами. Если вы миллионер, то никто и не заподозрит, что на вас синтетические камни, и вы можете себе позволить их приобрести, окружив себя пеленой иллюзии.

Если производители синтетических камней хотят откусить приличный кусок рынка натуральных алмазов, им требуется то же, что и конкурентам, — умная маркетинговая стратегия. Самая креативная идея родилась вечером 1998 года, когда четверо молодых парней сидели в чикагском баре, попивали пивко и болтали. И вдруг их осенило. Вот алмазы можно создать из арахисового масла, то есть из любой органики, так? А нельзя ли превратить в алмазы человеческий прах? Спустя три года появилась компания, которая называется «Лайфджем» (по-английски «лайф» (life) значит «жизнь»), хотя имеет дело со смертью. Дело в том, что ее сотрудники превращают в алмазы человеческий прах, полученный в результате кремации. Компания успешно развивается и смогла себе позволить привлечь несколько сторонних лабораторий, например лабораторию «Люсент», у которой есть филиал в Москве. Сотрудник московского офиса сказал, что подобные синтетические алмазы — дорогое удовольствие: «Иногда я вообще не понимаю, зачем мы на это подписались. Невозможно экономить за счет прироста производства, каждая партия — штучный товар, кроме того, заказчик ожидает определенный размер и чистоту; если что-то не получается, приходится все переделывать». Сначала из пепла готовят «карбоновый суп», который превращают в пластинки графита, а из них уже создают алмазы. Из большинства читателей этой книги, то есть взрослых людей среднего роста с нормальным костным строением, получится до шестисот карат бриллиантов. Вес на «алмазный потенциал» никак не влияет, так как жир сгорает во время кремации. Помимо человеческого праха, можно изготовить алмазы и из праха, скажем, вашего любимого домашнего питомца.

Стать камнем

Первым геологом, обращенным в алмаз, стал англичанин по имени Брайан Тэнди. Если бы он узнал об этом, то от души повеселился бы. Брайан умер в апреле 2003 года. Вечером был в кино, смотрел веселую комедию, а потом лег спать и не проснулся. Остановка сердца. Ему было пятьдесят шесть.

— Я ужасно рассердилась, что он вот так внезапно ушел от нас. Мы даже не попрощались, — говорит его вдова Лин.

У Брайана остались две взрослые дочери. Это была счастливая любящая семья. После смерти Брайана его жена и девочки «осиротели, просто не могли себе места найти». А потом узнали о возможности превратить человеческие останки в алмаз, и хотя идея казалась дикой, она была не лишена смысла.

— Брайан обожал камни, так что мы решили: ему бы это понравилось, и заказали два небольших алмаза, для девочек. Мне не нужно, муж и так все время со мной, а дочки захотели, чтобы что-то красивое напоминало им о папе.

Понятно, что такие камни продать невозможно, вряд ли кому-то захочется купить бриллиант из останков чужого родственника. Самым неприятным для наших героев было собрать двести граммов праха любимого отца и мужа, чтобы отправить в Америку. Ни вдова, ни дочери не могли себя заставить это сделать, поэтому им на помощь пришел представитель «Лайф-джем» в Великобритании. Спустя полгода им доставили алмазы, упакованные в красивую коробку. Окружающие реагировали по-разному. Гейл, дочь Брайана, вспоминает, что несколько ее друзей возмутились, заявив, что это отвратительно.

— Но я ответила, что не стоит никого осуждать, не побывав в его шкуре, и потом они извинились.

Одна приятельница отца и вовсе отказалась смотреть на алмазы, объяснив, что боится увидеть в них лицо покойного друга. Я спросила, можно ли мне взглянуть. Гейл сняла с правой руки кольцо и передала мне. Бриллиант оказался большим, около карата.

— Мы заказывали в четыре раза меньше, но кристалл все рос и рос, и нам его все равно прислали, другому-то никому не продашь.

Камень был оранжево-желтым — цвет солнца и счастья, совершенно не похожий на гагатовые украшения, которые так любили вдовы в викторианскую эпоху. Возможно, впервые, глядя на бриллиант, я точно знала, на что я смотрю.

Человеческая жизнь — хрупкая штука. Мы живем от одного вдоха до другого и часто пытаемся поддержать иллюзию вечности в поступках, словах, в предметах, которыми себя окружаем, в погоне за удовольствиями, в любви. Увы, это лишь иллюзия, и все мы смертны. Мы можем делать с бриллиантами что угодно, на самом деле это просто красивые пустышки, но внутри них, если хорошенько присмотреться, кровь, пыль, любовь, проклятия, страдания. Что есть бриллиант? Воплощение желания сделать кого-то счастливее? Символ любви? Хвастливый атрибут богатства? Иллюстрация к графику роста продаж «Де Бирс»? Камень, который лежал у меня на ладони, сам был иллюзией, но при этом помогал прорваться сквозь пелену иллюзий.

Я вспомнила то, что сказал мне на прощание Габи Толковски в Антверпене. Я спросила, что он видит, глядя в отполированный бриллиант.

— Я вижу то же, что и все, даже если они этого не знают: свое собственное отражение в каждой из его крошечных граней.