Ван Воссен сошел с ума. Для Паскиса это не было неожиданностью. Все, что он услышал от бывшего коллеги, только укрепило его в этом мнении. Подвал доконал и его. Хотя Ван Воссен и утверждал, что пропускает все через себя, не давая задерживаться внутри, в конце концов он все же захлебнулся. В этом Паскис был уверен на все сто.
Ван Воссен подложил в камин дров и снова сел в кресло. Глаза под набрякшими веками покраснели, он совсем обессилел. Старик напомнил Паскису тех детей, которых он иногда встречал на улице, возвращаясь домой из архива. Бледные и истощенные, они из последних сил цеплялись за жизнь.
— Что вы собираетесь делать теперь, когда архива больше нет? — хриплым шепотом спросил летописец.
Паскис видел, как с каждым вздохом из тела Ван Воссена медленно уходит жизнь.
— Не знаю, — честно ответил он.
Он еще не думал об этом.
Ван Воссен наклонился вперед. Темно-красный смокинг распахнулся, из-под него показалась мокрая от пота рубашка.
— Вы же лучше всех разбираетесь в этих делах. Даже мне до вас далеко.
Паскис устало кивнул.
— Только вы и я знаем все досконально, — продолжал Ван Воссен. — Информация сама по себе имеет ценность независимо от того, как она систематизирована.
Паскис был не совсем согласен, но снова кивнул, чтобы не огорчать хозяина дома.
— Очень важно, чтобы сведения не были утеряны. Если они пропадут, значит, мы с вами прожили жизнь напрасно.
Паскис понял, почему Ван Воссен показался ему сумасшедшим. Он-то сам считал, что его жизнь имеет смысл. Но какой?
Архивариус стал смотреть на огонь. Поднявшись с кресла, Ван Воссен что-то пробормотал и вышел из комнаты.
Несколько часов спустя дрова прогорели, камин стал затухать. Ван Воссен так и не вернулся. Но Паскису не хотелось двигаться. Да и куда ему было идти? Наконец огонь погас, и Паскис остался один в темноте.