Тайны археологии. Радость и проклятие великих открытий

Золотой курган

Древние греки, создавшие неповторимую культуру, считающуюся нами классической, именно по этой или какой другой причине заставляют нас заблуждаться в отношении чего-либо или кого-либо, иногда тысячелетиями. Ошибся Аристотель — и какой скандал из-за количества ног у обыкновенной мухи!.. Обмолвился Платон (может, вгорячах?), а энтузиасты шарят по дну Атлантического океана — ищут настоящую Атлантиду, которой, может, вовсе и не было.

Поначалу Геродот назвал скифами только тот народ, который назвал. А с его легкой руки перекинулось имя на все народы, жившие к северу от Понта Эвксинского. Даже великий русский поэт Александр Блок — и тот поверил, что он скиф, — настолько силен авторитет древних греков: «Да, скифы мы, да, азиаты мы!..»

Кто же они — скифы? Кто и почему?..

В многовековом заблуждении пребывает, кажется, и точная наука археология, приписывая едва ли не все имеющиеся в природе курганы скифам. Геродот сказал!..

Положение осложняется из-за отсутствия у скифов письменности. Взять вавилонян: чуть потоп или просто дождик зарядил, — тут же соответствующую запись. Ассирийцы, шумеры — всякое лыко в строку. В Древнем Египте любой мало-мальски вставший на ноги резчик по камню делал себе гробницу и на стенах расписывал, какое он, резчик, значение имел при таком-то фараоне. А воинственные кочевники скифы в своих могилах под курганами оставили только золото да оружие. Кто там захоронен, как его при жизни звали, из какой династии? — курган молчит.

Впрочем, археология умеет читать и без письма, но в случае со скифами этот номер не проходит: почти полтора века курганы раскапывались (даже некоторыми профессиональными археологами) часто не для установления исторических истин, а ради обогащения — личного (разбойные раскопки) либо государевой казны. Раскопки упорядочились только в XX веке.

Тем не менее нынешние археологи делят курганные захоронения на три типа культуры — ямную, склепную и срубную. И растянулись курганы от Малой и Передней Азии и Причерноморья — через Среднюю Россию на восток, через степи Средней Азии и Казахстана, через Алтай — до самого Тихого (Великого) океана.

Собственно кочевники объявлялись и в оседлых народах — по разным причинам — ещё в III–II тысячелетии до н. э. Примитивное кочевье рода из одной земли в другую сотни лет не ознаменовывалось ни крупными войнами с аборигенами, уже населявшими земли, ни историческими упоминаниями в более развитых народах, имевших письменность. Только пытливый Геродот, или греческий историк Гиппократ (V век до н. э.), или добросовестный Страбон (I век до н. э.) описали некоторые скифские племена, поскольку они стали играть заметную роль в Передней и Малой Азии, а также в Северном Причерноморье, то есть в первую очередь там, где были греческие колонии. Об остальных же скифах Страбон, к примеру, говорил: «Древние эллинские писатели… называли одних саками, других массагетами, не имея возможности сказать о них ничего достоверного». Правда, кое о чем достоверном авторы-эллины сообщали — например, о том, что в землях, где живут скифы, очень холодно: в самом деле, Северное Причерноморье немного прохладнее Балкан. Так в «Одиссее» представлялась земля, где жили киммерийцы, — во-первых, это уже был мрачнейший край света, за которым находился вход в царство мертвых, а во-вторых, по сравнению с Грецией, на южной Украине и впрямь реже показывается солнце.

Реконструкция могильного сооружения и кургана:

1 — могильная яма и дромос;

2 — камера, сложенная из бревён, промежутки между бревнами забиты камнем

Реконструкция могильного сооружения и кургана:

3 — каменная насыпь над могильным сооружением;

4 — предполагаемый первоначальный вид кургана

Зато Геродот привёл три версии происхождения скифов. Первая — они произошли от Зевса и богини реки Днепра; вторая — от Геракла и женщины-змеи. И то и другое должно быть лестно скифам. Самому же Геродоту кажется наиболее правдоподобной версия третья: скифы пришли с востока в результате межплеменных войн, а киммерийцы ушли под их натиском в Малую Азию. Как бы то ни было, в VIII–VII века до н. э. их присутствие на «исторической» территории было весьма ощутимым.

Примерно около двух тысячелетий находясь в состоянии разложения первобытно-общинного строя, при этом наполовину оседлые, скифы не могли противостоять сильным и давно сформированным государствам. Этому препятствовала и их кочевая, с пастбища на пастбище, жизнь. Но по мере увеличения поголовья стад, а значит, и родового благополучия, у скотоводов-кочевников возникала потребность в поиске новых земель, а жизненное пространство степей и лесостепей, несмотря на их обширность в Евразии, было занято. Первостепенное значение приобретало конное поголовье и военная конница, в коей скифам не было равных. Кочевники вышли на историческую арену! Поэтому с VIII века до н. э. они и фигурировали в клинописи Передней Азии, и в сочинениях греков, и в истории Египта. И получили официальную «прописку» в Причерноморье и Закавказье.

Но даже самых значительных упоминаний у самых выдающихся историков древности недостаточно для изучения культуры народа, населявшего громадные территории евразийских степей. Скифы оставили после себя знаменитые курганы. Цепочками и линиями, группами и в одиночку, они возвышаются над ровной степью, а некоторые просто поражают путешественников своими размерами, производя иногда не меньшее загадочное впечатление, чем египетские пирамиды.

Так был поражён в конце XVIII века сын русского народа Василий Фёдорович Зуев, в 1781–1782 годы исследовавший местность между Бугом и Днепром: «Дорога была ровною, черноземного степью, по которой одни только курганы в великом множестве были видны». А поразил его размерами и загадочным видом Чартомлыкский курган.

Ольвию, древнюю греческую колонию, разглядел в 1794 году на берегу Чёрного моря у села Парутина петербургский академик Петр Симон Паллас. Найденные им монеты с обозначением Ольвиополя говорили, что именно здесь, в остатках развалин, была когда-то милетская колония. Через пять лет Павел Иванович Сумароков подтвердил находку естествоиспытателя, обозначив Ольвию в урочище Ста могил (именно там находится огромный курганный могильник). А в сочинении «Досуги крымского судьи, или Второе путешествие в Тавриду» русский классик описал керченские древности и правильно определил Керчь, как прежний Пантикапей — тысячелетнюю столицу Боспорского государства. В четырех верстах от Керчи Павел Иванович увидел и описал Алтын-обу — величественный Золотой курган. Здесь великий Пушкин в 1820 году жаждал восхититься «следами Пантикапея» и «развалинами Митридатова гроба», но «сорвал цветок для памяти и на другой день потерял без всякого сожаления». «За несколько верст остановились мы на Золотом холме. Ряды камней, ров, почти сравнявшийся с землею, — вот все, что осталось от города Пантикапей», — разочарованно писал брату опальный поэт. Но через десять лет он писал о Тавриде совсем с другим настроением. А в 1825 году А. С. Грибоедов с горечью отмечал варварское отношение местного населения к памятникам древности: «Сами указываем будущим народам, которые после нас придут, как им поступить с бренными остатками нашего бытия».

Вместо систематических раскопок, столь необходимых в этом богатом историческом крае, в Тавриде и Ольвии, как и в отмеченной Грибоедовым Феодосии, копали землю все, кому не лень, чтобы добыть «денежек и горшков» (Муравьёв-Апостол, 1826): «То, чего не успело и всё разрушающее время, то довершается теперь рукою невежества!»

Официальные и полуофициальные «генеральские» раскопки конца XVIII — начала XIX веков в Керчи, Тамани, в низовьях Буга и Днепра можно охарактеризовать, как варварские. Кирпич и камень, добытые из городищ и курганов, шли на строительство казарм, а золотые и серебряные вещи растаскивались не только солдатами, но и офицерами. Случайные находки из золота и серебра достигали Петербурга и попадали в Эрмитаж, остальные же археологические ценности из курганов таковыми не считались и уничтожались на месте! Литой курган в 30 верстах от Елизаветграда, раскопанный в 1863 году губернатором Новороссийского края генералом-поручиком Алексеем Петровичем Мельгуновым, находки которого поступили в музей (курган скифского вождя VI века до н. э.), так и не был впоследствии найден.

Генерал Вендервейде, раскопавший в конце XVIII века большой курган возле станицы Сенной (Фанагория!) на Тамани, позволил солдатам украсть из склепа всё, остальное было уничтожено. Самому генералу достался золотой массивный браслет в виде свернувшихся змей, украшенный рубинами. Генералы Сухтелен, Гангеблов, полковник Парокия также копали… «под себя» и нанесли много вреда археологии.

А вот два камня с греческой надписью, подтверждавшей вхождение Таманского полуострова в IV веке до н. э. в состав Боспорского государства, принесли простые крестьяне из деревни Ахтанизовки — Денис Коваль и Андрей Лоянь. Другие важнейшие находки тоже были сделаны в основном случайно.

Правда, в 1805 году было издано правительственное распоряжение «об ограждении от уничтожения и расхищения крымских древностей», но по сути ничего не изменилось. Керчь добывала для строительства камень из гробниц. Лишь первым шагом к планомерным исследованиям была записка академика Г. К. Э. Келера от 1821 года «О сохранении и возобновлении в Крыму памятников древности и об издании описания и рисунков оных».

Надо было быть коренным французом Полем Дю Брюксом, чтобы, не будучи специалистом по древностям, проникнуться глубоким и подлинным интересом к ним и начать — на свои средства! — бережное профессиональное раскапывание тамошних курганов. Павел Дюбрюкс (так этого роялиста-иммигранта стали звать в России) был назначен в Керчь начальником таможни в 1811 году и комиссаром по медицинской части в Еникале в 1812-м. С 1816 по 1835 год (до самой смерти) он вел планомерные раскопки древних могил. Впрочем, сам Дюбрюкс мог лишь отыскивать и благоговейно раскапывать памятники, истолкование же их было выше его познаний. Однако в 1820 году судьба свела Дюбрюкса с полковником Иваном Александровичем Стемпковским, который и стал руководителем археологических работ Дюбрюкса. Член-корреспондент Парижской академии, по программе которого, поданной Новороссийскому генерал-губернатору графу Воронцову, был создан музей древностей в Одессе и Керчи, а в 1839 году, уже после смерти И. А. Стемпковского, основано Одесское общество истории и древностей, сыграл большую роль в организации и изучении археологии и истории Северного Причерноморья. В 1828 году Керчьеникальский градоначальник, И. А. Стемпковский был похоронен на вершине горы Митридат за неоценимые заслуги перед историей, которые в те времена поощрялись редко. Его коллекцию античных монет приобрел Эрмитаж.

Стемпковский и Дюбрюкс сделали замечательное открытие Золотого кургана (так иногда называют курган Куль-оба, путая с курганом Алтын-оба, из-за золотых богатых находок). Открытие случайное.

Богатый склеп, на который наткнулся, тоже совершенно случайно, один из жителей Керчи, был вычищен 12 января 1821 года матросами гребной транспортной флотилии. По имени их командира капитан-лейтенанта находка называется курганом Патиниотти. Капитан-лейтенант честно отправил все драгоценности тогдашнему генерал-губернатору Новороссийского края графу де Ланжерону, от коего они якобы и поступили позднее в Одесский музей, но, впрочем, не найдены до сей поры. По счастью, сохранилось не только описание, но и рисунки найденных вещей — массивной шейной гривны из Электра (сплава золота и серебра) с львиными головами на концах, два золотых браслета, электровая фигурка скифа с рогом для вина в руке, множество золотых бляшек — нашивных украшений скифского одеяния. Найдены были также медные котлы с бараньими костями, греческая амфора и множество наконечников стрел.

Через 9 лет другие военные были посланы командованием для сбора строительного камня на курган Куль-оба (по-крымско-татарски — «холм пепла»). Камень собирался с облицовки кургана и доставлялся в Керчь. Наконец, работа была завершена, и лишь несколько нижних чинов оставались на кургане для сбора мелкого щебня. В качестве наблюдателя при этом присутствовал смотритель Керченских соляных озёр… Павел Дюбрюкс! Он то и решил, основываясь на 14-летнем археологическом опыте, что курган — дело рук человека, а стало быть, внутри кургана — гробница. И определил примерное место для входа в курган — дромоса. Стемпковский немедленно приказал увеличить количество землекопов из числа солдат Воронежского пехотного полка и копать в указанном месте. Уже 19 сентября, то есть через несколько дней, градоначальнику доложили: открылись части строения из тесаного камня. Стемпковский прибыл с любителями древностей и увидел раскопанный проход из камней, ведущий к двери, однако проход перекрывали сгнившие и обрушившиеся бревна, переложенные когда-то камнями. Многие из них нависли над дромосом, грозя обвалом.

По приказу Стемпковского дромос был очищен. 22 сентября через отверстие в верхней части двери проникли в квадратный склеп площадью около 20 квадратных метров, перекрытый пирамидальным сводом — камнями, выложенными уступами. Археологи нашли «разрушенные доски и бревна, изломанный катафалк…» Дюбрюкс был очень разочарован: склеп очистили до него!

Однако при дальнейшей расчистке оказалось, что камера совсем не тронута. Только дерево, ткани, а частично и кости истлели. В склепе было захоронено три человека. Главный их них — высокорослый воин (193 сантиметра), одетый в праздничный наряд, увенчанный войлочным остроконечным скифским башлыком с золотыми накладками. На шее — золотая гривна весом 461 грамм в виде жгута из шести толстых проволок, концы которой украшены фигурками скифа на коне. На руках и ногах воина были золотые браслеты тончайшей работы, а вся одежда расшита множеством золотых бляшек. Меч, лук и стрелы, поножи лежали рядом. Рукоятка и ножны меча, а также горит (футляр для лука и стрел) были обложены золотыми пластинами с вытесненными на них изображениями фантастических зверей, а также известных животных. Рукоятка кожаной нагайки была оплетена золотой лентой, а бронзовые поножи — покрыты позолотой. Точильный камень для меча был в золотой оправе, рядом находилась золотая чаша весом 698 грамм — с вычеканенным изображением Медузы Горгоны и бородатой головы скифа. Изображение во множестве повторялось по кругу.

Второе погребение принадлежало жене или наложнице скифа, вероятно, царя. Тело женщины было положено в кипарисовый гроб с росписью и отделкой из слоновой кости. Рисунки поражали тонкостью и местами были раскрашены. Изображения передавали сцены охоты скифов и сюжеты из греческих мифов. Одежда женщины была расшита электровыми бляшками, голову украшала электровая диадема, здесь же нашли золотые подвески с изображением Афины, повторявшим изваянное Фидием в 4 0-х годах V века до н. э. (он сделал статую богини для храма Парфенона в Афинах). Ещё одна пара золотых подвесок содержала мелкодетальное изображение в медальонах сцен из «Илиады» с участием Ахилла. На шее женщины было ожерелье и золотая гривна весом 473 грамма. Рядам лежали два широких браслета и бронзовое зеркало с отделкой золотым листом. У ног — электровый сосуд с четырьмя выгравированными сценами из жизни скифов (лагерь после боя). На одной из картинок скифу вырывают больной зуб. При изучении черепа воина оказалось, что погребенный царь действительно имел на указанном месте манипуляций лекаря — больной зуб, а двух коренных, вырванных ранее, лишен. Таким образом, ваза давала блестящий повод к изучению подлинной жизни скифов, ибо реализм изображений просто поразителен.

Дальнейшие находки (Воронежский курган в 1910–1911 годы) доказали идентичность быта и облика изображенных в Куль-обе и Воронеже скифов, а следовательно, принадлежность погребенных к одному народу. И Куль-обская электровая и серебряная с позолотой Воронежская ваза — обе относятся к IV веку до н. э.

Одна из найденных в Куль-обе фигурок двух скифов, держащих один ритон (рог для питья вина), показывает сцену побратимства, описанную Геродотом. Куль-обская находка во многом подтвердила правильность Геродотовых описаний.

За гробом царя лежал скелет конюха-раба. За его головой найдены кости лошади (в специальном углублении) и греческие бронзовые поножи, называвшиеся кнемидами, и шлем. В серебряных позолоченных тазах и серебряном блюде у стен склепа нашли посуду — чеканный набор серебряных сосудов, два ритона и килик (чаша для питья вина), кроме того, медные котлы и четыре глиняные амфоры, в которых когда-то, судя по клеймам на горлышках, было вино с острова Фасоса. На полу обнаружили множество бронзовых наконечников стрел и копий — несколько сотен.

Во время работы со склепом в одну из ночей он был ограблен, несмотря на принятые меры предосторожности. С великим трудом Дюбрюксу удалось спасти только львиную головку, венчающую один из концов массивной шейной гривны, и золотую бляху с изображением оленя — один из шедевров так называемого «звериного стиля», весящий 22 6 грамм.

Грабёж Куль-обы продолжался и позднее, но только до 28 сентября, когда на грабителей обрушилась северная стена склепа и покалечила двоим из них ноги. Впрочем, за четыре ночи, предшествовавшие этому событию, с которого грабежи прекратились, «счастливчики» (так называли грабителей древних курганов) успели целиком расчистить склеп, поднять огромные плиты пола и… освободить три ямы-тайника, содержание которых ученым до сих пор неизвестно. Ни одна из изъятых в тайниках вещей, среди которых, несомненно, было золото, не появлялась больше в поле зрения. Правда, на дне вскрытых грабителями ям и между оставшихся плит пола в 1830 году было найдено несколько золотых бляшек.

Директор Керченского музея А. Е. Люценко после публикации труда Дюбрюкса (при жизни автора так и не изданного) в 1875 году предпринял очередную попытку раскопок Куль-обы: Дюбрюкс высказывал предположение, что в кургане могут быть и другие погребения, не менее важные. Куль-обский склеп был вычищен от завалов. Но перед взорами археологов предстала мрачная картина: стены были разобраны наполовину и унесены местными жителями. Весь пол был вскрыт, плиты из камня разбиты и также унесены. В траншеях, заложенных А. Е. Луценко, также ничего не было найдено, кроме нескольких золотых бляшек. Интерес к Куль-обе пропал, и Золотой курган до сих пор не обследован до конца.

За неимением новых данных о Куль-обе, воспользовавшись буквами «ПАI» на золотом олене — вероятно, клеймо мастера, — исследователи решили приписать погребение Боспорскому царю Пайрисадесу, правившему с 349 по 311 годы до н. э., при котором государство достигло большого могущества. Но такая трактовка не нашла в ученой среде должного отклика: даже будучи не греком, царь Пайрисадес вел греческий образ жизни (хотя бы внешне), а захоронение носит все черты скифского, описанного Геродотом. При погребении царя скифы душили любимую из его наложниц и хоронили рядом с ним. Вместе с царем в могилу клали его любимых слуг, коня, посуду и пишу (мясо в медных котлах), а также вино.

Вероятно, погребенный в Куль-обе скифский царь мог находиться под влиянием греческой культуры, но скорее всего греческие мотивы в найденных вещах отражают больше вкус мастеров, чем самого царя-скифа. Продолжение раскопок кургана может дать неожиданный ответ. Впрочем, скифы трудно расстаются со своими загадками и гораздо легче — с золотом курганов, рассеянным по всему миру и переплавленным за 200 лет в слитки. Вернее, не за 200, а за 2000 лет, что грабятся курганы.

Ответ может быть банальным. Если скиф — не Боспорский царь, то близость могилы к Пантикапею (курган в 6 верстах от Керчи) может объясняться только вынужденностью захоронения.

Подсказку сделал ещё в 1830 году Е. Шевелев, присутствовавший при обнаружении могилы (вспомните о больном зубе!). Все остальные зубы царя — вполне здоровы, если не считать ещё двух удалённых. Мужчине было 30–40 лет, а это не так много, следовательно, умер он не от старости. Судя по рисункам на электровой вазе, скиф доверил выдрать третий зуб врачевателю-скифу, но тот не справился, и в результате пришлось ехать в Пантикапей — к греку или еврею. Но прибывший со свитой скифский царь вылечиться не успел: вероятно, умер от гангрены.

Курган царю-победителю насыпали отменный! Землю везли со всей Скифии. А с облицовки кургана только учтённого камня сняли в прошлом веке 800 кубических сажен (Воронежская пехота — для строительства матросских домов — 400 и 400 же — итальянец Рафаил Скасси для постройки ограды сада). Сколько ещё растащили неучтенного… А глыбы всё множились, будто вырастая из-под земли.