Историки давно спорят о том, откуда появилась Литва (что аналогично старому спору о том, откуда появилась Русь). Для меня очевидно — ее истоки в Полабье, в Центральной Европе.
В 1540-е годы некий Михалон Литвин написал адресованный королю Речи Посполитой труд «О нравах татар, литвинов и москвитян» (Michalonis Lituani, «De moribus tartarorum, lituanorum et moschorum»)[17]. Эта книга была издана в Москве в 1994 году в переводе В. И. Матузовой. Она неверно перевела слово «lituanorum», означающее «литвинов», а не «литовцев».
Подобно тому, как московские авторы выводили род Рюрика из Римской империи, так и Михалон Литвин выводил истоки Литвы тоже из Рима. Во-первых, почти все сочинители той эпохи стремились таким способом сделать свою историю более весомой и авторитетной; во-вторых, практически вся Центральная Европа считалась тогда Римской империей, и любой высокородный мигрант оттуда воспринимался не иначе как «наследник Цезаря»[18].
Литвин писал:
«Мы изучаем московские письмена (literas Moscoviticas), не несущие в себе ничего древнего, не имеющие ничего, что бы побуждало к доблести, поскольку рутенский язык [или своеобразие] (idioma Ruthenuva) чужд нам, литвинам, то есть италианиам (Italianis), происшедшим от италийской крови.
… Ведь и огонь, и вода, воздух, солнце, месяц, день, ночь, роса, заря, бог, человек, devir. то есть деверь, внук, внучка, ты, твой, мой, свой, легкий, тонкий, живой, юный, ветхий, старый, око, ухо, нос, зубы, люди, стой, сиди, поверни, выверни, переверни, вспаханный, взбороненный, посеянный, семя, чечевица, лен, конопля, овес, скот, овца, змея, скобы, корзина, ось, колесо, ярмо, вес, куль, тропка, почему, ныне, протянутый, втянутый, затянутый, вытянутый, купленный, некупленный, сшитый, несшитый, повернутый, вывернутый, перевернутый, первый, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь и многие другие [слова] звучат в литовском языке так же, как и в латинском».
В оригинале у Литвина эти слова написаны так:
«Juk ir ignis (ugnis) ir unda (vanduo), aer (oras), sol (saule), mensis (mencsis), dies (diena), noctis (naktis), ros (rasa), aurora (ausra), deus (dievas), vir (vyras), devir t. y. levir (dieveris), nepotis (nepotis, anukas), neptis (anuke), tu (tu), tuus (tavas), meus (mano), suus (savo), levis (lengvas), tenuis (tevas), vivus (gyvas), juvenis (jaunas), vetustus senis (senas), oculus (akis), auris (ausis), nasus (nosis), dentes (dantys), gentes (gentys), sta (stok), sede (sedek), verte (versk), inverte (iversk), perverte (perversk), aratum (artu), occatum (aketu), satum (setu), semen (semenys, sekia), lens (lesis), linum (linai), canapum (kanapes), avena (aviza), pecus (pekus, gyvulys), ovis (avis), anguis (angis), ansa (asa), corbis (gurbas), axis (asis), rota (ratas), jugum (jungas), pondus (pundas), culeus (kule), callis (kelias), cur (kur), nunc (nunai), tractus (trauktas), intractus (itrauktas), pertractus (pertrauktas), extractus (istra-uktas), merctus (merktas), immerctus (imerktas), sutus (sifltas), insutus (isiutas), versus (verstas), inversus (iversas), perversus (perverstas), primus (pirmas), unus (vienas), duo (du), tres (trys), quinque (penki), sex (sesi), septem (septuni)»…
Действительно, языки восточных балтов (латышей, жемойтов, аукштайтов) и языки западных балтов (ятвягов, кривичей, дайновов, пруссов, мазуров) — весьма похожи на латинский язык. Однако это не значит, что балты произошли от римлян. Дело в ином: языки балтов архаичны и потому напоминают латынь.
Восточные балты примерно с V века (спасаясь от нашествия готов) прятались в лесах, где вели изолированный образ жизни, благодаря чему сохранили свой язык в нетронутом виде (они, напомню, последними в Европе приняли христианство и получили письменность)[19]. Западные балты (с территории нынешней Беларуси), наоборот, примкнули к готам в их нашествии на Европу, и где-то между Лабой и Одером смесь западных балтов с германцами, готами и другими народами образовала этнос славян.
Те западные балты, которые остались в своем отечестве (наши прямые предки) уже в большей степени, чем восточные балты, меняли свой язык под влиянием славян, но все же сохранили значительную часть той исконной лексики, которая некогда была общей с римлянами (2000 лет назад наши предки говорили на одном языке с римлянами — общем индоевропейском).
В принципе латынь потому так близка языкам балтов, что она древнее языков германцев и славян, сформировавшихся непосредственно в Центральной Европе — без нас. У жемойтов эта близость — в образовании форм на «-s», подобно латыни. У нас, западных балтов, формы на «-s» звучали как формы на «-ч», а фамилии на «-is» — как фамилии на «-ич», что соответствует латинскому языку, но чуждо языку германцев и производному от него языку славян.
Утрату нами этих форм (заменяемых постепенно славянскими) можно проследить, например, по трансформации наших фамилий. Если в XVI веке в Переписи Войска ВКЛ у 99% беларусов (тогда называвшихся литвинами) зафиксированы фамилии только на «-ич» невозможные для славянского языка (который образует фамилии на «-ов», продолжая германскую форму на «-он»), то в дальнейшем по мере славянизации литвинского языка — он уже перестал образовывать такие формы.
Ляхи Кракова и русины Киева через внедрение католичества и православия насаждали у нас свои славянские формы. В итоге уже где-то в XVII—XVIII веках под их влиянием мы, например, перестали в ответ на вопрос «чей? » создавать свою исконную форму на «-ич», аналогичную римской на «-is». Если ранее мы в ответ на вопрос «чей? » отвечали «Янич» или «Ковалич», то под ляшско-русинским влиянием стали говорить «Янов», «Ковалев».
Показательно, что славянские топонимы на «-ов» (типа Шклов, Туров, Борисов, Рогачов) не привились в Западной и Центральной Беларуси, где население более прочно сохраняло балтские черты, чем в восточной части страны, лежавшей на пути «из варяг в греки» и подвергавшейся славянизации еще с конца I тысячелетия. Изначальные названия Городнов, Ковнов, Вильнов — трансформировались у нас в более близкие нашему языку Гародня, Коўня, Вільня. Ибо язык тогда еще не принимал славянские формы на «-ов» и даже их рудицированный вариант на «-о» (что у нас закрепили только поляки: Гродно, Ковно, Вильно, Ровно, Дубно и т. д. ).
Очевидно, что в далеком прошлом предки беларусов точно так использовали в своем языке формы на «-ч» в падежах, как они (на «-s») используются у восточных балтов и в латыни. Со временем все это утратилось. Но в XVI веке — когда Литвин писал свою книгу наши предки еще говорили на своем языке, который никто не путал с русинским языком Киева или с ляшским языком Кракова. Например, Александр Гваньини, комендант Витебска во время его осады войсками Ивана «Грозного», отмечал, что витебчане говорят на своем литвинском языке.
Таким образом, в те времена язык жемойтов и язык предков беларусов (ятвягов, дайновичей, кривичей) — действительно имели много схожего с латынью. Однако эта схожесть объясняется тем, что языки балтов — самые архаичные индоевропейские языки, которые равно весьма схожи с санскритом. Последнее, ясное дело, не означает, что «наши князья — из Индии». Но Михалон Литвин использовал схожесть языков для обоснования «нашего римского происхождения» — искренне в это веря. Далее он рассказывает:
«Ведь пришли в эти края наши предки, воины и граждане римские, посланные некогда в колонии (in colonias), чтобы отогнать прочь от своих границ скифские народы (gentes Scythicas). Или в соответствии с более правильной точкой зрения, они были занесены бурями Океана при Г. Юлии Цезаре. Действительно, когда этот Цезарь, как пишет Луц[ий] Флор (Luc. Florus), победил и перебил германцев (Germanis) в Галлии, и, покорив ближайшую часть Германии, переправился через Рейн (Rhenum) и [поплыл] по Океану в Британию (in Britanniam), и его флот был разметан бурей, [и] плавание было не слишком удачно, и пристали корабли предков наших к побережью, то, как полагают, они вышли на сушу там, где ныне находится крепость Жемайтии Плотели (Ploteli). Ибо и в наше время приставали иные заморские корабли к этому самому побережью.
Здесь наши предки, утомленные и морскими трудностями и опасностями, и владеющие огромным количеством пленных, как мужчин, так и женщин, начали жить в шатрах с очагами, по военному обычаю, до сих [пор] бытующему в Жемайтии. Пройдя оттуда дальше, они покорили соседний народ ятвягов (jaczvingos), потом роксоланов (roxolanos), или рутенов (ruthenos), над которыми тогда, как и над москвитянами (Moscis), господствовали заволжские татары; и во главе каждой рутенской крепости стояли так называемые баскаки (basskaki). Они были изгнаны оттуда родителями нашими италами (italis), которые после стали называться литалами (litali), потом — литвинами (Litvani).
Тогда с присущей им отвагой, избавив рутенский народ (populis Ruthenicis), земли и крепости от татарского и баскакского рабства, они подчинили своей власти все от моря Жемайтского (a mari Samagitico), называемого Балтийским (Balteum), до Понта Эвксинского, где [находится] устье Борисфена, и до границ Валахии (Valachiae), другой римской колонии и земель Волыни (Vоlіnіае) Подолии (Podoliae), Киевщины (Kijoviae), Северы (Siewer), а также степных областей вплоть до пределов Таврики и Товани (Towani) [места] переправы через Борисфен, а отсюда распространились на север к самой крайней и самой близкой к стольному граду Московии крепости [называемой] Можайском (Mozaisco), однако, исключая ее, но включая Вязьму (Wiazmam), Дорогобуж (Dorohobusz), Белую (Віеіа), Торопец (Toropetz), Луки (Luki), Псков (Pskov), Новгород (Novihorod) и все ближайшие крепости и провинции.
Впоследствии воинской доблестью расширив так владения их, они добыли корону с королевским титулом князю (principi) своему Миндовгу (Mindawgo), принявшему святое крещение. Но по смерти этого короля погибли как титул королевский, так и христианство, пока соседний христианский с нами народ польский (gens Polona), не вернул нас к святому крещению и высокому королевскому титулу, в год [от Рождества] Христа 1386. Он пригласил счастливо правящего здесь прадеда Священного Величества Вашего, блаженной памяти Владислава (Wladislavum), по-литовски (Litvanice) называемого Ягелло (Jagelonem), чтобы объединенная доблесть двух граничащих друг с другом народов усилилась в отражении общего врага имени христианского [то есть татар и московитов Орды]».
Вторая часть этого фрагмента описывает хорошо известные нам события: приход прусского короля Миндовга и создание им ВКЛ, освобождение земель от татар, расширение границ ВКЛ до ордынского Можайска, правление Ягайло.
А вот относительно первой части — явные нестыковки в эпохах. Гай Юлий Цезарь (100—44 гг. до Р. Х. ), покинувший этот мир задолго до рождения Христа, плыл в Британию, но невесть как оказался в Жемойтии, почему-то не стал возвращаться назад, осознав свою ошибку, а тут же взялся воевать с татарами Батыя и его баскаками. Античные реалии вдруг оказываются перенесенными в XIII век — на 1200 лет вперед!
Вполне возможно, что в античные времена римляне заходили на своих кораблях в восточную часть Балтийского моря и кое-где высаживались на берег. Но, во-первых, ни жемойтов, ни аукштайтов тогда еще не было. По мнению историков, жемойты и аукштайты отпочковались от латышей только в VIII—IX веках после Р. Х. и двинулись на юг — на территорию современной Летувы. До того восточных балтов там не было, а сами жемойты и аукштайты вообще не существовали. Так что, высаживаясь в античное время на территории Жемойтии, римляне никак не могли там встретить жемойтов.Как — аналогично — не могли встретить новгородцев на территории Ладоги — тогда еще финской и саамской.
Во-вторых, никакого культурного «наследства» римлян жемойты и аукштайты не демонстрировали: даже гончарный круг они впервые узнали только от беларусов-литвинов — после того как оказались в составе ВКЛ. Было бы странно: научить жемойтов латыни, но такой элементарной вещи, как гончарному кругу, не дать им. А кем этнически были жемойты до принятия «римского языка»? Напомню, что нынешний латышский этнос — наполовину финский.
И наконец, в воздухе повисает вопрос — откуда уже латыши (а не жемойты и аукштайты) узнали свой восточно-балтский язык: у них то Гай Юлий Цезарь не высаживался и латыни не учил.
Если оставить в стороне фантастические интерпретации Михалона Литвина, то «в осадке» у нас остается главное: некое древнее предание о том, что еще до Миндовга у нас появились выходцы из Священной Римской империи (то есть — из Центральной Европы, очевидно — с Балтики). Напомню, что в то время летописи именовали, например, германского императора Генриха VI (1190—1197), чьим отцом был император Фридрих I «Барбаросса», — Королем Римским (Rex Romanum).
Михалон Литвин указывает на важный исторический факт: само название «Литва» не является для нас исконным, а принесено сюда мигрантами из Центральной Европы. По его хронологии это произошло в начале XIII века, так как описание изгнания татар он совмещает по времени с принятием нами названия «Литва». Правда, объясняет это своей фантастической гипотезой: «Они [татары] были изгнаны оттуда родителями нашими италами (italis), которые после стали называться литалами (litali), потом — литвинами (Litvani)». Дескать, само название «Литва» происходит от названия «Италия».
Эта гипотеза не выдерживает никакой критики, так как в античную эпоху не было нации «итальянцев» и самой «Италии» (это поздние понятия), а в XIII веке не было в наших землях никаких «колоний итальянцев», которые бы «изгоняли татар». Само предположение о том, что первая буква «Л» в слове «Литва» является только сокращенным романским артиклем «La» («L’ltuania») — красивая, но ошибочная гипотеза Михалона Литвина.
Но кто же в таком случае к нам пришел из Европы, принеся с собой название «Литва»? О ком сохранились у нас отрывочные и смутные воспоминания, которые на свой манер истолковал Михалон Литвин?
Сегодня эта главная загадка нашей истории остается предметом споров и гипотез историков. Но кое-что уже удалось установить.
Тему истоков Литвы в наше время первым поднял Николай Ермолович, который фактически вернул беларусам их наследие — Великое княжество Литовское[20]. Предыдущие попытки наших историков вернуть историческую память всегда жестко пресекали власти и царской России, и СССР. Дороссийская (до 1795 года) история Беларуси (Литвы) была под запретом, считалась табу.
Ермолович писал, что наша держава, которая возникла в верхнем течении Немана, стала мошной благодаря объединению княжеств кривичей и других древних жителей на территории нынешней Беларуси. Но к созданию ВКЛ причастны и западные славяне, которые переселились в наш край из Мекленбургии, исторической области между Лабой (Эльбой) и Одрой (Одером) до берегов Балтийского моря.
Должен напомнить читателям, что Мекленбург — это переименованный немцами город Велиград, располагавшийся чуть западнее Менцлина, «столицы» Лютвы лютвинов, которые, как я далее попытаюсь показать, мигрировали от экспансии немцев на восток — очевидно, на территорию нынешней Беларуси.
Об этом переселении известно давно. Например, этот факт сообщает скандинавская «Сага о Тыдреке Бернском» (XIII век). В ней говорится, что князь Вилькин со своими воинами пошел на восток и захватил Полоцк и Смоленск. Там он оставил свое войско, а сам вернулся в «страну Вилькинланд». Видимо, это «преданье о древнем переселении части вильцев-лютичей с запада на восток». И польский исследователь Т. Лер-Сплавиньский признавал факт миграции носителей лужицкой культуры из области между Лабой и Одрой в западную часть Беларуси[21].
Николай Ермолович утверждал, что известный летописный литовский род Булевичей переселился в Понемонье из Померании. В качестве доказательства он приводил померанские топонимы Bulitz, Bullen. И действительно: в нескольких округах Мекленбургии имелись поселения Bulowe, Bulow[22].
Напомню, что писал Ермолович (в книге «Беларуская дзяржава Вялікае княства Литоускае»):
«В договоре 1219 г. названы князья Булевичи и Рушковичи…. Нами было высказано предположение, что Булевичи находились на территории Столбцовского р-на. потому что там имелись топонимы Балевичи.
… в Негневичах (Новогрудский р-н) есть речка с немного необычным названием «Булович». Это не так далеко от Столбцовского р-на и потому может быть определенным ориентиром для локализации Булевичей.
Поэтому станет понятно, почему Миндовг так жестоко расправился с булевичскими князьями, уничтожив всех их. Подчинение Булевичей, которые находились на его пути от Новогрудка в Литву, открыло ему путь к завоеванию последней.
Отметим еще, что в Померании есть населенные пункты с названиями Bulitz, Bullen. А это может указывать на западнославянское происхождение Булевичей, тем более что имена князей, как, например, Вишимут, относятся к славянским. Может быть, что Булевичи со всем своим родом и князьями убежали с западнославянских земель, спасаясь от онемечивания и христианизации, на территории, где было еще немало языческого населения.
Что о Рушковичах, то эта фамилия прозрачно славянская. На карте Померании мы находим Ruskewitz, что также может указать на место, откуда они пришли. Имена их князей — Кинтибут, Ванибут, Бутавит, Виженик, Вишлий, Китений, Пликасова, Хвал, Сирвит — носят славянский характер».
(Должен уточнить, что фамилия Рушковичи может казаться «славянской» только в сравнении с фамилиями восточных балтов Жемойтов. На самом деле это фамилия западных балтов, так как славянский язык не мог образовать фамилии на «-ич» и «-ичи», она идентична восточно-балтским фамилиям на «-ис» и латинскому притяжательному «-is». Так что под «славянами» Ермолович фактически понимает западных балтов, которые в описываемое им время действительно гораздо больше походили на славян, чем на восточных балтов жемойтов. )
И в Ругии (ныне Rugen) имелось упомянутое в немецком документе под 1314 годом поселение Bolleuitze «Болевичи»; это название, как считает польская исследовательница М. Ежова, происходит от имени Bolebor или Bolemysl, краткая форма Ьоlъ[23].
Ежова приводит также ругийский топоним Ruskevitze «Рушковичи» из сборника документов «Pommersches Urkundenbuch». Очевидно, что и предки литовского рода Рушковичей, упомянутого в летописи, могли происходить из Ругии. В пользу этого свидетельствует ругийский топоним Lettowe «Литва» (1314 год).
Сама форма топонима Lettowe — несомненно, западно-балтская и стоит в одном ряду с названиями Мазова, Дайнова, Ятва, Крива. К этносам восточных балтов (жемойтов и аукштайтов) этот топоним никакого отношения не имеет.
Но что такое Ругия? Давайте определимся в этом вопросе — важном для нашей темы.
Я не согласен со следующими суждениями Ермоловича (которые находят правильными многие беларуские историки):
«Это опровергается первым же упоминанием Литвы под 1009 годом в Кведлинбургских анналах. Уже только то, что в этом латиноязычном источнике название «Литва» выступает в славянской форме и что здесь говорится о ее границах с Русью (in confinio Rusciae et Lituae), свидетельствует о том, что разговор может идти о Литве в Верхнем Понемонье. Только в таком случае она могла граничить с Русью, от которой территория современной Литвы была ограждена ятвягами.
… С нахождением летописной Литвы в Беларуском Понемонье связано и то, что население ее, ассимилировавшись в беларусов, называло себя по-прежнему литвинами. Письменные источники означают это уже в конце XIII — начале XIV вв. Так, П. Дусбург [Петр Дусбургский], например, в своей хронике два раза (под 1296 и 1305 годами) пишет о борьбе немецких рыцарей с литовскими и оба раза отмечает, что последние были русскими, это значит по названию были литвинами, а по сущности являлись славянами».
На мой взгляд, здесь огромная и досадная ошибка наших историков, потому что в обоих случаях речь идет о другой Руси и о другой Литве.
Кстати, что касается первого упоминания Литвы под 1009 годом в Кведлинбургских анналах, то это событие ныне отмечается как «Тысячелетие Литвы», однако, как я попытаюсь показать дальше, речь в 1009 году шла не о нашей Литве (которой тогда еще не было), а о Литве Полабской — лютичей.
Ругия — это и есть исконная Русия (или Русь), откуда был родом Рюрик с его ободритами-колонистами, создавшими Новгород. Столица княжества ободритов — Любече (Любек), а столица Ругии (Русии) — Старград (ныне Ольденбург, город, известный с V века). Название «Новгород» (как и «Новогородок» или «Новогрудок») создавало смысловую пару со Старградом (Старым городом). Главным городом лютичей был Менцлин. Именно там, в Полабье и Поморье, Русь-Ругия русинов-ругов и граничила с Лютвой-Литвой лютичей.
Если Ермолович и другие историки выдвигают концепцию миграции западных славян с Полабья на восток, то в таком случае надо ясно разграничивать и понимать, когда в летописях говорится о Руси и Литве полабских, а когда — уже о новых, созданных этими мигрантами. Что особенно наглядно видно на примере идентификации летописной Руси по европейским хроникам. И я убежден, что Ермолович ошибается в своей идентификации:
«Так, Петр Дусбург, например, в своей хронике два раза (под 1296 и 1305 годами) пишет о борьбе немецких рыцарей с литовскими и оба раза отмечает, что последние были русскими, это значит по названию были литвинами, а по сущности являлись славянами».
На самом деле в то время «русскими» для немцев были только свои западные славяне руги-русины — вовсе не украинцы или еще более далекие новгородцы (которых «русскими» тогда никто не считал, а московитов еще не существовало на свете). Именно эти русы-руги Старграда и острова Русен-Руян, живя веками бок о бок с немцами и вступая с ними в династические союзы, и были известны немцам как русские.
И тогда все становится на свои места. Почему литовские рыцари для немцев были «русскими»? Потому что они (например, князья Булевичи и Рушковичи, упомянутые в договоре 1219 г. ) являлись выходцами с Полабья, из Ругии-Руси, и еще там немцами назывались «русскими», их язык был известен немцам как язык ругов-русов. А ругийский топоним Ruskevitze «Рушковичи» из сборника документов «Pommersches Urkundenbuch» — это на самом деле Русский топоним, так как Ругия — это и есть Русь (Полабская, исконная). И соответственно, фамилия и топоним Ruskevitze — следует читать не как «Рушковичи», а как «рускевичи», так как он происходит от слова «Русь».
Конечно, Ермолович не рассматривал эту исконную Полабскую Русь по объективным причинам. В советское время о ней вообще запрещено было упоминать: ведь самим фактом своего существования она опровергала вымыслы царских, а затем и советских идеологов о существовании некой «общей древнерусской народности». На основе чего царский Петербург, а затем советская Москва удерживали свою власть над Беларусью и Украиной. Существование настоящей и исконной Руси в Полабье никак в эту «схему» не вписывалось.
Отсюда проистекают все последующие ошибки в трактовке древних западных летописей, где под Русью понимается на Западе только Полабская Русь. Которую просто смешно путать с «Русью» Москвы — последняя вообще русью не является, это только часть орды, залихватски переименованная в некую «Святую Русь».
Приведу ряд упоминаний в западных летописях о ругах Ругии — именно как о русах Руси. (Много таких примеров приводит доктор исторических наук, профессор А. Г. Кузьмин в сборнике «Откуда есть пошла Русская земля», том 2. Москва, 1986. )
476 год. Одоакр во главе войска, состоявшего из русов-ругов, скирров, турилингов, низверг последнего императора Западной Римской империи. Летописи называют его русским князем, герулом с острова Русен (Рюген), славянским князем. Потомки его правили позже в Штирии, а в XII веке также в Австрийском герцогстве. От Одоакра вели род и некоторые богемские фамилии.
Около 821 года. Географ Баварский пишет, что русы проживают в междуречье Эльбы и Салы. Народы русов именуются: Атторусы, Вилирусы, Забрусы, Хозирусы. Отсюда спустя полвека прибудут в шведскую колонию Ладогу русы Рюрика.
VIII—IX века. Папы римские Лев III (795—816), Бенедикт III (855—858) и другие направляли специальные послания «клирикам» русов Полабья, так как общины русов (они были арианами) продолжали держаться обособленно от остальных христиан.
Около 935 года. В тексте устава турнира в Магдебурге названы в числе участников Велемир, князь (принцепс) Русский, а также выступающие под знаменем герцога Тюрингии Оттон Редеботт, герцог Руссии, и Венцеслав, князь Ругии. Часть исторической Руси уже вошла в состав Тюрингии, но правили ею еще русские (славянские) князья Велемир и Венцеслав.
946 год. Этим годом датирован документ, в котором Балтийское море названо «морем русов». Аналогичное название «русское море» повторено в документе 1150 года. Понятно, что под «русами» подразумеваются не жители территории современной России, а русины Полабья.
965 год. Ибн Якуб посетил с дипломатическим поручением Священную Римскую империю и встречался с императором Оттоном I. В донесении о поездке (включенном в сочинение автора XI века ал-Бекри) он дал описание славянских земель. В нем названы русы, живущие западнее владений польского князя Мешко и пытающиеся подчинить себе Порусье (Пруссию).
967 год. Папа Иоанн XIII специальной буллой, разрешавшей учреждение пражского епископства, запретил привлечение священников из русского (то есть русинов Полабья) и болгарского народа и богослужение на славянском языке. Обращаю внимание — это за 21 год до крещения Киева, когда там еще не было христианских священников.
968 год. Адальберт утвержден магдебургским архиепископом.В грамоте напоминается, что он прежде ездил к русинам (ругам).
969 год. Магдебургские анналы сообщают, что жители острова Рюген называют себя русцами. (Напоминаю, что тогда остров Русин-Русен-Рюген еще не был захвачен немцами. )
Около 990—992 годов. В документе «Дагоме юдекс» упомянуто место Руссе, пограничное с Порусьем (Пруссией), а также указано, что восточная граница Руси южнее Порусья (Пруссии) простирается до Кракова.
997 год. В Житии святого Адальберта (магдебургского епископа), погибшего в Порусье (Пруссии), убийцами названы русины (рутены), а вместо Порусья (Пруссии) называется Руссия, так как Порусье тогда находилось под властью Полабской Руси.
Под 1002 годом комментатор хроники Адама Бременского (ок.1075 г. ) упоминает о подчинении королем Болеславом Храбрым, в союзе с императром Оттоном III, всей Славонии (Западного Поморья балтийских славян, Полабья), Руссии и Поруссии (Пруссии).
1062 год. Скончался маркграф саксонской северной марки (земель балтийских славян) Бернхард II. Согласно Саксонской Всемирной хронике (XIII век), жена его происходила «из Руссии».
1062 год. Анналист Саксон сообщает о браке графини Кунигунды Орламюнде и «короля русов». Орламюнд — город в Тюрингии на реке Сале (в землях лужицких сорбов), непосредственно примыкавший к существовавшему здесь вплоть до 1920 года княжеству (затем графству) Русь (Рейс).
Около 1075 года. Адам Бременский и его комментатор неоднократно упоминают Русь. Дается описание города Волина в устье Одера, где живут «варвары», которые отвергают вовсе не христианство, а именно католичество. То есть описываются русины Полабья, являвшиеся арианами. Киев тоже упоминается, но его называют «греческим городом», «городом в Греции». Комментатор указывает, что из всех славян одни только русины с острова Реуне (Русин-Рюген) имеют королей.
1086 год. Мельхиор Гольдаст со ссылкой на Хагеция сообщает, что император Священной Римской империи Генрих IV (1050—1106) возвел в королевское достоинство Вратислава II Богемского и подчинил ему трех маркграфов: силезского, лужицкого и русского.
1097 год. В «Истории Антиохи и Иерусалима» (XIII век) указывается, что во время первого крестового похода в сражении под Никеей особенно отличились рыцари из Норвегии, Польши и Руссии. Как и выходцы из других стран, русы держались обособленно. Они основали в Сирии город, называемый в разных источниках Русса, Росса, Ругия, Руйя, Рурсия (ныне Руйат). В названии города как бы повторяются основные варианты, по которым название Русь известно в источниках.
1112 год. Штаденские анналы (XIII век) сообщают, что дочь штаденского герцога Леопольда Ода была выдана за русского короля, славянина. После его смерти она была вынуждена бежать из Руси (очевидно, это Тюрингская Русь). Зарыв сокровища в землю, она вместе с сыном Вратиславом вернулась в Саксонию. Затем, однако, Вратислав был призван обратно на княжение «в Русь».
До 1131 года. В «Генеалогии королевы Ингеборг» (вторая половина XII века) супруга короля ободритов и герцога Шлезвига Канута II (умер в 1131) Ингеборга именуется дочерью «могущественнейшего короля русов» Изяслава. Резиденция королевского дома находилась в ободритском Любеке.
1135 год. Анналист Саксон сообщает о прибытии к Лотарю III (ок. 1075—1137), императору Священной Римской империи, королей «венгров, русов, датчан и франков». В том же году Лотарь, по сообщению Оттона Фрейзингенского, получил с Болеслава III дань за 12 лет и передал польскому князю право на владения «поморян и ругов-русов». Но фактически Поморье и Руссия-Ругия еще не признавали тогда власти ни поляков, ни немцев.
1141 год. Французский хронист Альберик упоминает «короля Руси» по имени Мусух, мужа польской княжны Риксы и отца Софии, будущей королевы Дании.
1147 год. В крестовом походе против поруссов (пруссов) вместе с польским войском участвовали, по сообщению Магдебургских анналов, рутены.
1152 год. Кнут — будущий соправитель Свена (1147-1157), по сообщению Риенских анналов (XIII век), бежал в Саксонию, а оттуда — в Руссию. В 1153 году он бежал из Руссии в соседнюю Фризию, где построил крепость Мильдеборг.
1157 год. На Польшу с севера напали рутены, о чем писал хронист Рагевин (умер в 1177).
XII век. Во французском романе «Ипомедон» в перечне земель и стран названы — как пограничные друг другу — Руссия и Алемания (Германия). В романе «Октавиан» (между 1229—1244 гг. ) последовательно названы Алемания, Руссия, Венгрия.
Ок. 1221 года. Петр Дусбургский (начало XIV века) говорит о прибытии русинов в землю скаловитов в устье Немана, за 9 лет до прихода тевтонских рыцарей. Новую страну, создаваемую мигрантами, автор поместил между Мемелем (Неманом) и Мазовией западных балтов. Это одно из первых свидетельств о массовой миграции полабских русинов (очевидно, именно лютичей) на территорию современной Беларуси.
1245 год. Папа Иннокентий IV обратился с воззванием к духовенству Богемии, Швеции, Норвегии, а также «провинций Польши, Ливонии, Славии, Руссии и Поруссии», требуя прекратить преследование ордена францисканцев.
1254 год. Датская Зеландская хроника (XIII век) упоминает Герарда, первого епископа Руссии из ордена цистерцианцев.
60-е годы XIII века. Роджер Бэкон (умер около 1292 г. ) в своем «Великом сочинении» называет Левковию (Литву), вокруг которой «с обеих сторон» Балтийского моря «расположена великая Руссия».
1304 год. В письме к рюгенским князьям папа Бенедикт IX обращается к ним как к «возлюбленным сынам, знаменитым мужам, князьям русских».
1373 год. Город Любек помещается «в Русии». Это же в документе 1385 года.
1402 год. Как сообщают немецкие летописи, на острове Рюген (Русин, Руян) умерла последняя женщина, говорившая по-славянски (по-русски). Фамилия ее была Голицына. Так в 1402 году родина Руси перестала быть русской…
XVвек. Французский историк Манрик, упоминая крещение жителей Рюгена в 1168 году, называет остров то Ругия, то Русция.
XVI век. Географ Меркатор называет жителей Рюгена рутенами. В русском переводе XVII века остров именуется Русией.
* * *
Итак, если мы взглянем на два приведенных Ермоловичем летописных факта с учетом всех этих сведений (далеко не полных, лишь эпизодически отражающих жизнь настоящей Руси), то неизбежно придем к двум важным выводам.
Во-первых, замечания в хронике Петра Дусбургского (под 1296 и 1305 годами) о том, что литовские рыцари были русскими, — бесспорно означает, что подразумевались полабцы. Видимо, именно о них писал Петр, сообщая, что около 1221 года они (русины) прибыли на новое место между Неманом и Мазовией. Таким образом смысл замечаний в хронике становится понятен: речь идет о вильцах-лютвинах Лютвы (мигрантов из Менцлина), чей язык был для немецкого уха похож на язык русов-ругов Полабья.
Во-вторых, упоминание Литвы под 1009 годом в Кведлинбургских анналах (in confinio Rusciae et Lituae) как страны, пограничной Руси, безусловно следует связывать только и именно с Полабской Русью.
Ермолович ошибается, утверждая, что «разговор может идти о Литве в Верхнем Понемонье. Только в таком случае она могла граничить с Русью, от которой территория современной Литвы была ограждена ятвягами».
Литва единственно могла граничить с Русью Полабья, так как Адам Бременский о событиях того времени (около 1075 года) назы
вает Русью только Полабье (из всех славян одни только русины с острова Русин-Рюген имеют королей), а вот упоминаемый неоднократно Киев никогда не именуется «русским», а называется «греческим городом», «городом в Греции».
Становится понятно, что первое упоминание о Литве под 1009 годом в Кведлинбургских анналах относится к Полабской Литве города Менцлин, а не к нашей. Она как раз погранична Руси ободритов и русинов острова Русин, лужичан и других.
Вообще говоря, исконная Литва-Лютва лютичей в Полабье — это сравнительно небольшая территория, почти со всех сторон ограниченная русскими землями, которые на востоке кончались Порусьем-Пруссией. И поэтому становится ясен смысл упоминания в анналах столь малой тогда территории, как Литва: это только ориентир на карте (in confinio Rusciae et Lituae) — то есть, обозначено то место, где обширные земли Полабской Руси соприкасаются с небольшой землей Литвы.
В таком случае становится понятным и определение Роджера Бэкона в 1260-е годы, относящееся явно не к ВКЛ (которое тогда только формировалось): он называет Левковию (Литву), вокруг которой «с обеих сторон» Балтийского моря «расположена великая Руссия».
Указано совершенно ясно — этой Литвой могла быть только Литва лютичей со столицей в Менцлине. Она действительно была «с обеих сторон» Балтийского моря окружена «великой Руссией». Восточнее Менцлина — город Волин, южнее — Щецин, севернее — остров Русин-Рюген, западнее — города ободритов Велиград (Мекленбург), Любече (Любек), Старград (Ольденбург).
Наша Литва (ВКЛ) не подходит к этому географическому определению, так как граничила с Киевской Русью только через север Волыни (а в районе болот Припяти в то время было огромное судоходное озеро, так называемое «море Геродота»). Восточнее Литвы Новогородка находилось Полоцкое государство (Крива кривичей) — которое никто, включая летописцев Киева, «Русью» не называл; западнее — Мазова; юго-западнее — Польша ляхов; на северо-западе — Пруссия; на севере — лесные чащобы Жемойтии. Наконец, Литва (ВКЛ) не находилась на побережье Балтийского моря, где ее поместил Роджер Бэкон. Да и Киевскую Русь — единственную пограничную с ВКЛ Русь — западные авторы считали тогда «греческой колонией», так как она исповедовала греческую веру, причем Русью ее тогда на Западе никто не называл.
Забавно, что историки Республики Летува выдвинули свое предположение: дескать, в указанных случаях речь шла о Жемойтии. Мол, это ее уже в то время называли Литвой. Однако этот регион всегда назывался только Жемойтией (т. е. Самогитией на латыни).
Впервые его стал спекулятивно причислять к якобы «Литве» только великий князь Витовт (правил в 1392—1430 гг. ) во время споров с немцами за право обладать этой территорией диких туземцев.
И географически Жемойтия не подходит на роль Литвы Роджера Бэкона: она не окружена со всех сторон «великой Руссией»: на севере Латвия, на юге Пруссия, на востоке Полоцк кривичей. Причем в этом регионе все побережье Балтийского моря на огромном протяжении не имело, в отличие от Полабья, ничего русского: там жили пруссы, жемойты, латыши, эстонцы, чудь, саамы…
Ну и конечно, ни в ту эпоху, ни потом никто не путал Пруссию с Литвой. Хотя Миндовга принято именовать создателем Великого княжества Литовского, он, по моему мнению, только взял власть в нашей Литве в середине ХIII века, так как был прусским королем, бежавшим сюда от польско-германской экспансии (что ясно указано в «Великой Хронике Польской»). То есть у нас Литва появилась еще до прихода Миндовга. А этому приходу предшествовала миграция около 1221 года русинов из Менцлина (то есть лютичей Лютвы-Литвы), которые «перебрались жить ка новое место между Неманом и Мазовией».
Все это заставляет в новом свете взглянуть на упомянутых в договоре 1219 года князей Булевичей и Рушковичей (или, точнее, Рускевичей). Ермолович правильно обратил на них внимание — судя по всему, именно они являлись мигрировавшими сюда (со своими дружинами и народом) — князьями лютичей из Менцлина. Именно они создали здесь (в землях ятвягов) незадолго до прихода пруссов Миндовга вторую Литву как свою колонию, «землю обетованную». Очевидно, они и есть те «пришельцы из Европы и создатели нашей Литвы», о которых писал в XV веке Михалон Литвин.
Попробуем теперь более внимательно разобраться в том, что понималось под Литвой и Русью в «Хронике земли Прусской» Петра из Дусбурга. На первый взгляд все в ней кажется нагромождением загадок, настоящим историческим детективом.
Относительно определения истоков Литвы Петр Дусбургский нам никак помочь не может, так как жил в Пруссии в уже сравнительно поздний период, когда само понятие «Литва» закрепилось за территорией ВКЛ и включало в себя весьма обширные земли. В предисловии к его книге говорится:
«Хроника земли Прусской» Петра из Дусбурга, первый крупный памятник историографии Тевтонского ордена в Пруссии, была завершена в 1326 г.
n… Первая [часть] повествует об основании Ордена бременско-любекскими купцами ок. 1190 г. при осаде крестоносцами Акры в Палестине; вторая — о вторжении крестоносцев в Пруссию, после того как император Фридрих II «пожаловал» Ордену в 1226 г. в качестве феода прусские земли; третья — о войнах с пруссами до 1283 г. и с Литвой до 1326 г.; четвертая — о различных событиях всемирной истории, что позволяет вписать историю Ордена в Пруссии в более широкий контекст.
… Как современник описываемых событий Петр из Дусбурга выступает лишь в главах, относящихся к 1290—1326 гг. Именно они (главы 221—326 части III) содержат наиболее ценный и богатый материал, поскольку в них автор старается дать детальное освещение событий». (Петр из Дусбурга. Хроника земли Прусской. Москва, 1997.) Таким образом, автор этой хроники не только не мог быть современником появления нашей Литвы (в рамках гипотезы о создании ее полабцами в самом начале XIII века), но и сами крестоносцы вторглись в Пруссию только после появления у нас Литвы.
А что касается «Руси» — тут много загадок. Например, могли ли лютичи из Менцлина быть теми «рутенами», которые прибыли в землю скаловитов в устье Немана около 1221 года?
Действительно, согласно хроникам, ободриты, лютичи, украны, лужичане и другие народы Полабья уходили массово от экспансии немцев на восток, в Пруссию. Немцы считали лютичей частью Руси, так как немецкие уши воспринимали их язык как язык полабских славян. Поэтому мигрировавшую Лютву лютичей немцы вполне могли считать лишь частью общей миграции русинов Полабья.
Однако Скаловия в Пруссии находилась на ее севере, в устье Немана, а вот в истоках Немана была наша историческая Литва Новогородка (Новогрудка), первой столицы ВКЛ. Видимо, мигранты (русины-ободриты и лютичи) поднялись за несколько лет от Скаловии по Неману до Новогородка, где окончательно осели. Во всяком случае, такая версия объясняет кажущиеся «нестыковки», когда Новогородок выступает в хронике одновременно и как Руссия, и как Литва.
В главе «Описание земли прусской» Петр Дусбургский говорит:
«Земля Прусская границами своими, внутри которых она расположена, имеет Вислу, Соленое море [Балтийское], Мемель [Неман], землю Руссии, княжество Мазовии и княжество Добжиньское. Висла — это река, текущая из Краковии в землю Померанскую [Поморье], впадающая в море у крепости Данциг, отделяя Польшу и Померанию от Пруссии. Мемель — тоже река, вытекающая из королевства Руссии, впадающая в море рядом с замком и городом Мемельбургом, самую Руссию, Литву и Куронию, также отделяющая от Пруссии».
Видимо, на основании этого отрывка профессор А. Г. Кузьмин отметил:
««Земля Руссия» помещается автором между Мемелем (Неманом) и Мазовией».
Однако данное описание является поздним и относится к 1326 году, а не к началу XIII века, когда понятия «Руссия» и «Литва», полагаю, были еще иными. Например, бросается в глаза упомянутый в земле Прусской город Мемельбург (позже Мемель, ныне Клайпеда). Это самая северная крепость Тевтонского ордена в Пруссии, она основана только в 1252 году. До прихода сюда тевтонов этой крепости не было. Получается бессмыслица: Пруссия включает в себя и Руссию, и Литву, и крепости немцев!
В то время существовало только одно Королевство Русь — Галицко-Волынское. Неман там не протекает, он начинается между Минском и Новогородком, то есть в самом сердце Литвы Миндовга. Почему же у автора хроники Литва и Руссия оказываются географически в одном и том же месте? Ответ, полагаю, состоит в том, что в тот период понятия «Литвы» лютичей и «Полабской Руси» смещались именно к нам — в Новогородок.
Об этом смещении понятия «Русь» — если приглядеться — и пишет Петр, автор хроники. Так, в главе «О войне братьев с помезанами и о сооружении замка Мариенвердер» сказано:
«Но когда тот благородный муж и доблестный рыцарь из Саксонии. бургграф из Магдебурга по прозвищу «с маленькой рукой», в окружении многих рыцарей и оруженосцев пришел в замок Кульм, в течение года, что он там пробыл, пошел с магистром и братьями и перенес вышеупомянутый замок Мариенвердер с острова Квидина на то место, где он ныне находится, в волости Помезании, называемой Рейсен, изменив место, но не название».
Но название Рейсен — это и есть Русь!
В главе «О разрушении многих замков и о покорении помезан» :
«В земле Помезанской была некогда волость, называемая Рейсен, где жили славные мужи и доблестные воители, на которых упомянутый правитель, возложив руку на плуг и не озираясь назад, храбро нападал и нередко разорял ее огнем и мечом, проливая немало крови язычников. Замок их, стоящий близ реки Мокеры, и все укрепления, бывшие у них в этом месте, называемом Стумо, близ Постелина, близ Рисенбурга и Рисенкирхена, близ озера Друзина и Вильденберга, он разрушил мощным ударом и, обратив в пепел, сровнял с землей, а язычников убил или взял в плен. Но никто не может достойно ни словами сказать, ни каламом описать, как мощно и как мужественно вышеупомянутый маркграф, словно лев, не сторонящийся ни перед кем, сражался с упомянутыми язычниками. Таким грозным был он с ними в войне, что они покорились вере и братьям. И согласно договорам и свободам, которые им тогда давались, после направлялись прочие новообращенные».
В комментариях к русскому переводу хроники указано:
«Рисенбург (Rysenburgk; ныне Прабуты). — Находится в южной части Помезании, принадлежавшей помезанскому епископу. На его месте было прусское укрепление, разрушенное в 1236 г. Замок и город основаны в 1276 г., строительство завершено в 1277 г. ».
Никакой лупы не нужно, чтобы в названиях Рейсен, Рисенбург и Рисенкирхен увидеть везде слово Русь. Очередная «Русская Атлантида»!
Почему российские комментаторы так слепы? По той же причине, по которой само название «Пруссия» они не желают выводить от названия «Русь» — как «Порусье». Не по слепоте, а по своему великодержавному упрямству.
В той же книге, в комментарии к термину «Пруссия», они пишут:
«Пруссы (Prutheni). — Этимология названия неясна. Существует несколько концепций, по-разному объясняющих его. Одна из них возводит этноним к лит. protas и лат. prats — «разум» (также лит. prasti, лат. prast — «понимать»), другая связывает его с лит. Prausti — «мыть, чистить», лат. Prausties — «становиться больше, сильнее», третья — с санскр. puru-sa-h — «человек, мужчина» (Powierski J. Prusowie, Prusy. S. 68—69).
Высказано также мнение, что название это было получено пруссами от их соседей и должно было означать «коневоды», что подтверждается данными готского языка, где «prus» означало «конь», а также старославянского «прус» — «кобыла» (Okulicz J. Pradrieje…S. 14).
Раннее употребление этнонима в форме Bruzi встречается у Баварского географа (середины IX в. ).
Предполагают, что до IX века «пруссы» было названием одного из западных прусских племен, которое позднее распространилось на другие племена.
Пруссы относились к балтской ветви индогерманских народов. В языковом отношении к ним близки литовцы и латыши. Языковые заимствования свидетельствуют о тесном взаимодействии между прусским и литовским языками (Ehrlich В. Die alten Preussen. S.268). Территориальное устройство Пруссии на исходе раннего Средневековья свидетельствует о сравнительно высокой степени объединения, о чем говорит и само собирательное название «Пруссия» (см.: Biskup М., Labuda G. Dzieje… S. 55).
И это все! Среди «существующих нескольких концепций» не указана главная: что Пруссия — это Порусье. Однако на прилагаемой к хронике карте под названием «Померания» написано в скобках «Поморье». То есть германское название в скобках приведено в исконном славянском звучании, где «по-» является приставкой. А рядом с Поморьем-Померанией — Помезания (что точно так означало у славян землю «по мазурам», ибо с той ее стороны жили мазуры), именно эта земля одновременно имела другое название (как в скобках указано на карте): Рейсен (Рисен), то есть Русь. Затем восточнее — Погезания, а весь край назван Пруссия — то есть Порусье (кстати, в немецком языке славянская приставка «по-» не утрачена в отношении такой же области Порусья, которая ныне именуется Боруссией).
Комизм ситуации заключается в том, что, хотя топонимы «Пруссия» и «Боруссия» являются близнецами (означают изначально «Порусье» и созданы русинами в землях, позже захваченных у них немцами), — российская «трактовка» для Боруссии уже никак не подходит: там заведомо не жили латыши и летувисы, как не жили и прусские племена. Это явно не этническое название, а созданное Русью и означающее то, что лежит далее Руси.
В российских комментариях к хронике сказано:
«Помезания (Pomesania; у Николая фон Ерошина: Pbmezenen)… Название восходит к прус. Pomedian и означает «Полесье» (Pierson W. Altpreussische Namen-Kodex. S. 697). «Помезаны» — «люди, живущие на границе» (Wilinski К. ). Польский историк Ф. Дуда доказывал принадлежность Помезании к польскому Поморью. Однако Помезания, как и Погезания, является, по-видимому, изначально прусской землей (Powierski J. Prusowie, Prusy. S. 369). Во время появления крестоносцев западная граница Помезании проходила по Висле, северная — по р. Ногате до оз. Друзин, на юге — по густым лесам над р. Оссой, Древенцем и Древениким озером. Относительно восточной границы единого мнения не существует».
Удивительные гипотезы — включая производную от слова «межа», «помезаны» — «люди, живущие на границе». Как и в случае с Поморьем, тут «по-» выступает приставкой, однако в слове «Пруссия» аналогично увидеть приставку «по-» и использовать термин «ПОРУСЬЕ» российские историки уже не могут — НЕЛЬЗЯ. Ибо что делать в таком случае с мифом, что «Древней Русью» являлись только территории будущей Российской империи — никаких других «Русей» не было и быть не могло.
Читаем у комментаторов:
«Погезания (Pogesania; у Николая фон Ерошина: Pogezenen), погезаны (Pogesani). — Название происходит, очевидно, от прусского корня, означающего «край, поросший зарослями»».
Опять попытки искать происхождение названия в прусских корнях, а не славянских. Однако если взглянем на карту Пруссии, то увидим, что названия регионов на «по-» сосредоточены в западной части, где, включая Померанию-Поморье, как раз никаких пруссов не было, а жили только славянские колонисты. При этом старое название Помезании как Рейсен (Рисен), то есть Русь — отражает тот факт, что в прошлом это была колония полабских русинов.
И здесь возникает самый интересный вопрос (относительно «Хроники земли Прусской» Петра из Дусбурга) в этом историческом детективе: почему же название земли (Рейсен или Рисен, то есть Русь) не прижилось в этом крае, а немцы его заменили на Помезанию — то есть Помазовье — как, очевидно, более древнее и более правильное?
Наверное, потому, что само название Помазовья как Руси (Рейсен) существовало совсем недолго в истории, не успело тут закрепиться, хотя оставило столь же молодые топонимы Рисенбург и Рисенкирхен (то есть в исходном славянском звучании — Русенград и Русская церковь). В хронике сказано: «В тот год (1276) Альберт, епископ помезанский, построил замок и город Рисенбург в земле Пруссии», то есть немцы создали тут «город русской церкви»).
Видимо, именно здесь имела место первая попытка создания «Руси обетованной» русинов Полабья (ободритов, русинов острова Русен и прочих, в том числе и лютичей из Менцлина) после ухода их от немецкой экспансии на Восток. Но немцы и здесь их скоро достали, пришлось уходить еще дальше, «в землю скаловитов» (это восточная часть Пруссии). А оттуда подниматься по Неману к Новогородку, где они остановились и создали Литву.
Такая концепция «бегства из Полабья Руси и Литвы — через Пруссию до Новогородка», как мне кажется, устраняет все те моменты в древних летописях, которые ранее виделись «противоречивыми», «странными» или «необъяснимыми».
Самое интересное не только в том, что эта Помезания какое-то время была известна как Русь христианская (ибо имела новый топоним Рисенкирхен — Русская церковь). Но, что уже не кажется удивительным, именно тут находился главный очаг сопротивления немецкой экспансии под руководством князя Святополка. В хронике сказано, что христианский народ Святополка (то есть народ Помезании-Руси) поддержал восстание язычников-пруссов против немцев и поляков и возглавил его. При этом сам Святополк, его брат и его дружина были «поморские славяне», а не пруссы.
В комментариях к хронике указано: «Святополк (Swantepolcus) (ум. 1266) — князь Поморья с 1220 г.». Однако столица Святополка располагалась как раз в землях Руси (Рейсен) в крепости Швец (Swecza) («Замок был центром поморских князей Святополка и Мстивоя II») и возле озера Рейзен, в котором тоже угадывается слово «Русь», произошла знаменитая битва с тевтонами.
Таким образом, Святополк был русским князем, так как его земля — это Рейсен, Русь. Но имел ли он какое-то отношение к лютичам, как основателям нашей Литвы — ведь лютичей тогда немцы именовали «рутенами»? Об этом сегодня можно только гадать, но еще один поразительный факт заключается в том, что герб Святополка — фактически «Погоня». В комментариях к хронике сказано:
«Святополк — первый поморский князь, получивший титул «dux», что означало одновременно суверенную власть и независимость. Эту идею отражала символика герба Святополка: рыцарь на коне со щитом и знаменем (Czaplewski P. Tytulatura ksiazat pomorskich do poczatku XIV w. /Zapiski TNT 1949. Tom 15, s. 59-61).
Это дает основание предполагать, что «Погоню» создал князь Святополк как первый «dux», а от него она перешла к другим князьям региона, в том числе к прусскому королю Миндовгу.
Впрочем, некоторые историки считают, что скачущий влево всадник был изображен и на печати поморского князя Богуслава I в 1214 году и его преемника Казимира II (Барнима I Поморского) в 1235 году, и этот древний полабский герб просто перекочевал к нам вместе с приходом лютвинов и вообще Поморов.
Во всяком случае, тут прослеживается геральдическая преемственность, и вполне возможно, что наша «Погоня» — вариант поморского герба. Сам он, естественно, перейти к нам не мог, переходил с князьями Поморья. С Булевичами и Рускевичами.
В хронике «Русь» не только названа Помезанией (Рейсен), но фигурирует также как «Русь» и Полабье славян. В главе 227 сказано, что в 1286 году погезаны (то есть население родной прусской провинции Миндовга) решили восстать против немцев:
«Они договорились на тех условиях, чтобы пригласить князя руйянов с сильным войском и, вышвырнув братьев из земли Прусской, поставить его королем и господином своим. Это отвратительное дело было раскрыто при строительстве замка Раганиты, и каждый из Барты и Погезании, имевший отношение к этому мерзкому заговору, получил заслуженную кару за участие».
В комментариях к хронике отмечено:
«Князь руйянов (princeps Ruyanorum) — князь Рюгена Вицлав II (1260—1303), сын Яромира II (1249—1260) и дочери Святополка».
О том, что речь снова идет о Руси в Полабье, российские комментаторы хроники, конечно, даже не заикнулись… Это еще одно доказательство того, что у московских историков, как в советское время, так и сегодня, строгая цензура в этом вопросе.
Теперь пора обратиться к тому месту в хронике, о котором профессор А. Г. Кузьмин писал так:
«Ок. 1221 года. Петр Дусбургский (начало XIV века) говорит о прибытии рутенов в землю скаловитов (устье Немана) за 9 лет до прихода тевтонских рыцарей».
В хронике это глава 181 «О длительной осаде одного замка и об одном дивном деле»:
«У скаловов был один замок близ Раганиты, на одной горе, осаду которого рутены с огромным войском вели за девять лет до вторжения братьев дома Тевтонского в Прусскую землю. Наконец рутены, утомленные войной и потерями, спросили у осажденных, какой пищей они держатся. Те ответили, что рыбой. Ведь посреди замка у них был пруд, имевший 20 шагов в длину и почти столько же в ширину, тогда изобиловавший рыбой, которой хватало для пропитания всем осажденным».
Скаловия лежала по обоим берегам реки Неман в нижнем ее течении, центром Скаловии, вероятно, была Раганита. Замок построен Тевтонским орденом в 1289 году на месте прусского укрепления с тем же названием. По поводу этого события российские комментаторы написали:
«Осада крепости рутенами — событие, относящееся к 1221 г. Достоверность его подвергалась сомнению М. Тёппеном, полагавшим, что речь могла идти о походе Даниила Галицкого между 1251 и 1254 гг. (Scriptores rerum Prussicarum. 1. S. 133)».
Очередная загадка: поскольку русины (и их король Даниил, коронованный папой Римским, а потому известный в тогдашней Европе) из далекого Львова сюда в 1221 году не приходили — то, дескать, и не было «пришествия рутенов».
Но обратите внимание: место действия — то же самое, как и в приведенной выше цитате о событиях 1286 года, когда погезаны-скаловиты решили при строительстве замка Раганита призвать русского князя острова Рюгена (Русена) Вицлава II. Не вызывает сомнения, кого именно местные жители считали «рутенами» и «Русью» (остров Рюген-Русен именуется Русью с IV века).
Конечно, тут в очередной раз речь идет именно о русинах Полабья (и снова перед нами препоны московской цензуры!). Тем более что местные скаловиты и погезаны о существовании Галицкой Руси вообще не знали, ибо жили весьма далеко от Львова. Как говорится, за тридевять земель. Зато свои поморские рутены жили близко, и как раз в это время многие рутенские племена уходили от немецкой экспансии из Южного Полабья и Поморья на восток.
Суть сообщения, кажется, в том, что в поисках новой «земли обетованной» рутены «с огромным войском» примерно в 1221 году пришли на земли скаловитов и пытались их завоевать. Им это не удалось: они были «утомлены войной и потерями». Куда же они ушли? Путь один — дальше по Неману, где и находился Новогородок. Там они осели. Об этом свидетельствует тот факт, что именно там вдруг появились примерно в то время (в договоре 1219 года с Галицией) литовские князья родов Булевичей и Рускевичей со своими людьми. Чьи исходные топонимы в Руги-Руси Полабья кажутся русскими, а исходная область Менцлин — Лютвой лютичей.
Я не буду утверждать, что именно Булевичи и Рускевичи осаждали Раганиту в Скаловии примерно в 1221 году (по датам это не совпадает — Булевичи и Рускевичи как князья Литвы появились к 1219 году, хотя несовпадение в датах можно объяснить неточностью хронологии скаловитов, которые тогда не имели своей письменности).
Очевидно, все было не столь просто и «прямолинейно». Полабцы давно пытались колонизировать восточные земли (чему есть множество доказательств), но массово стали уходить сюда только в связи с немецко-польской экспансией на рубеже XII—XIII веков. Часть полабцев не хотела уходить и мужественно сражалась до конца — это и русины-поморы Святополка, и сорбы-лужичане, которые затем навсегда стали рабами тевтонов, а менее стойкие народы вообще исчезли — как те же пруссы. Но частично славяне и западные балты уходили на Восток.
Полагаю, что ободриты, русины и лютичи пытались закрепиться в Помезании (вот почему у нее на время появилось второе название «Русь» или «Рейсен»), другие группы мигрантов двигались дальше — пытались осесть в Скаловии и в других местах. Лютичам князей Булевичей и Рускевичей удалось закрепиться выше по Неману в районе Новогородка. Туда стали стягиваться остальные. Так новая Литва стала местом сбора мигрантов с Полабья, в том числе рутенских народов и их князей, под которыми тогда понимались ободриты, русины острова Русен, лужицкие сорбы, народы Померании (Поморья), Помезании, Погезании — и непосредственно сами пруссы Пруссии.
По подсчетам польского историка Г. Ловмяньского, численность всех пруссов в XIII веке составляла 170 500 человек (Lowmianski Н. Studja nad poczatkami spoleczenstwa i panstwa litewskiego. Wilno, 1931—1932). Из них на территорию нынешней Беларуси бежали в течение примерно века (включая правление Витеня, массово переселявшего сюда пруссов), как сегодня считают историки, максимум до 100 тысяч человек.
Но эту миграцию пруссов заметно превосходила численностью волна мигрантов с Полабья и Поморья, которые заполнили вначале всю Пруссию, а потом уже оттуда ушли в ВКЛ, созданное в районе вокруг Новогородка. Прусский король Миндовг в такой ретроспективе стал лидером ВКЛ именно по той причине, что миграция к нам шла через его земли Пруссии (конкретно — Погезанию) — и с ней уходил к нам сам прусский народ[24].
Российские авторы С. В. Лебедев и Г. В. Стельмашук пишут о Миндовге в книге «Белорусский феномен» (2006):
«Одновременно рыцари другого Ордена — Тевтонского, приглашенные в 1226 году польским князем Конрадом Мазовецким для борьбы с язычниками — пруссами, начали завоевание Пруссии, зажав вместе с меченосцами литовцев в клещи. В этих условиях произошло объединение литовцев вокруг князя Миндовга (западные хронисты называли его Мендольфом, а литовские историки XX века переименовали его в Миндаугаса)».
Под «западными хронистами» авторы имеют в виду «Великую Хронику Польскую» с ее Мендольфом, а самого его считают пруссом. А под «объединением литовцев вокруг князя Миндовга» следует понимать только и именно объединение мигрантов с Полабья и Поморья вокруг Миндовга — ибо они и создавали ВКЛ, а не жемойты или аукштайты, которые до их подчинения нашими предками не знали самого слова «Литва».
В Полабье и Поморье существовали две формы фамилий: у славян (ободритов, русинов и других) — на «-ов», а у западных балтов (лютичей, лужицких сорбов, поморян, помезан, погезан)— на «-ич». Пока неясно, откуда беларусы взяли свои фамилии на «-ич»: существовали ли они у нас до появления князей Булевичей и Рускевичей в 1219 году или же были принесены их народами с Полабья и внедрены культурным влиянием в наши народы, тогда заметно отстававшие цивилизационно от этих мигрантов. Но очевидно, что в Новой Литве преобладали фамилии не славян, а западных балтов Поморья на «-ич». Поэтому эту миграцию следует в первую очередь соотносить именно с указанными народами (лютичами, сорбами, поморянами, помезанами, погезанами), а не с чистыми славянами западного и центрального Полабья.
Хотя ВКЛ создавал прусский король Миндовг (Мендольф) и его прусский род стал правящим родом Литвы, пруссы тем не менее своей миграцией в ВКЛ не оказали значимого влияния на Литву[25]. Они массово бежали к нам при Миндовге и затем при Витене, создав поселения в Западной Беларуси. Некоторые жители деревень вокруг Кобрина и Пинска до сих пор говорят на прусском языке, хотя все лингвисты думают, что прусский язык пять столетий мертв и на нем никто не говорит ! ).
Ведущей силой ВКЛ при его создании и затем экспансии были, конечно, не пруссы, не жемойты и не аукштайты, в то время еще менее цивилизованные туземные народы. Их историки сегодня именуют себя Литвой, потому что в «Хронике земли Прусской» Петра из Дусбурга войны с ВКЛ поданы как пограничные тевтонам войны с Жемойтией и Аукштайтией. Но за эти территории с немцами воевали вовсе не жемойты и аукштайты, а уже наши литвины Новогрудка, князья которых, согласно хронике, по языку были «рутенами» (в отличие от языка жемойтов и аукштайтов, язык которых в хронике назван языком пруссов, то есть тем, что сегодня лингвисты определяют как восточно-балтский язык). Язык «рутенов» князей Литвы, очевидно, был нашим западно-балтским языком, который больше похож на славянский, чем на восточно-балтский язык жемойтов и латышей. Отсюда и его определение немцами.
Кроме того, к немцам на 150 лет перешла Жемойтия и они владели ею, считая не частью «Литвы», а как раз частью своей Пруссии (в тот период никто в Германии свою колонию Жемойтию «Литвой» не называл). Поэтому мне кажутся анекдотичными сегодняшние «туры истории по древней Литве», которые устраивают в Летуве: людей возят по Западной и Центральной Беларуси, показывают им наши замки и говорят, что «их основали жемойты» и что «наши предки жемойты всем этим раньше владели».
На самом деле в период экспансии Литвы на Восток и на юг (до Черного моря) Жемойтия (то есть нынешняя Республика Летува) вообще в состав Литвы не входила, а была частью земель Немецкого ордена. Как можно одновременно быть крепостными у немцев 150 лет подряд — и при этом у нас строить свои замки, «захватывать в свою власть Русские земли»? Видимо, это вопрос для психотерапевтов — о комплексе неполноценности малого народа. И еще вопрос совести: вместо благодарности за то, что литвины освободили жемойтов от немецкого ига, — вот такие басни.
А ведь если бы мы (литвины-беларусы) не спасли жемойтов от немцев, то они растворились бы, словно сахар в кипятке, в немецком этносе — как растворился в нем к XVI веку этнос пруссов. Мы спасли этнос жемойтов от исчезновения, но вместо благодарности видим их попытки присвоить историю Литвы себе. Если бы жемойты, как пруссы, канули в Лету, то земли бывшей Жемойтии являли бы собой сегодня еще одну часть Калининградской области — бывшей Пруссии. Тогда сегодня не было бы споров о том, что считать Литвой…
Беларуский историк Виктор Верас в книге «У истоков исторической правды»[26] писал о любопытном факте, отмеченном в Ипатьевской летописи (на который обратил внимание еще Николай Ермолович):
«В 1219 году литовские князья заключали мирный договор с галицко-волынскими князьями. При перечислении имен князей упоминаются князья двух славянских родов — Роушковичев и Боулевичев. Как могли появиться славянские князья в среде литовских князей? При этом количество представителей от славянских родов и от литвинских и даволтских вместе взятых одинаково — по девять. Жемайтские же князья — только два».
Приведу этот отрывок из летописи:
«Божиимъ повелениемъ прислаша князи Литовьскии к великои княгини Романовои и к Даниловои и к Василкови миръ дающи бяхо же имена Литовьскихъ князеи се старшии Живинъбоуд Довьят Довспроункъ брат его Мидогъ брат Давьяловъ Виликаил а жемоитскыи князъ Ердивилъ Выконтъ а Роушьковичевъ Кинтибоутъ Вонибоутъ Боутовит Вижеикь и сын его Вишли Китени Пликосова а се Боулевичи Вишимоут его же оуби Миндого те и женоу его поялъ и брат его побил Едивила Спроуденка а се князи из Даволтвы Юдьки Поукеик Бикши Ликиикъ… » (ПСРЛ, т. 2. с. 735).
Беларуский исследователь, мой товарищ еще с институтской скамьи Михаил Голденков (автор книги «Русь — другая история», 2008), видит тут якобы упоминание о создателе ВКЛ Миндовге, что, конечно, является ошибкой.
Год рождения Миндовга неизвестен, известен только год смерти — 1263, причем умер он (был убит) в расцвете сил. Поэтому в 1219 году Миндовг либо еще не родился, либо был ребенком. Вацлав Ластовский в «Краткой истории Беларуси» писал, что «после смерти Рингольда, сын его Миндовг взял власть в свои руки (1242 г. )». Вряд ли в течение двадцати трех лет сын Рингольда мог считаться второстепенной фигурой среди других князей, — в связи со своим «рангом» королевича (Рингольду титул короля Прусского даровал Папа Римский).
А самое главное то, что Миндовг — народное языческое имя, распространенное у всех западных балтов: кривичей и ятвягов, дайновов, пруссов и Мазуров (но — обращаю внимание! — такого имени не знали жемойты и аукштайты). Так что всяких здешних Миндовгов в средневековых летописях можно найти не меньше, чем других имен. Например, как писал Ластовский, в 1190 году полочане выбрали своим князем «Мінгайлу» или «Мігайлу», это вариант того же имени Миндовг. Что, тут опять создатель ВКЛ Миндовг? Нет конечно. Хотя иные авторы и этим фактом увлеклись, сочиняя, будто бы Миндовг был раньше полоцким князем. На самом деле все просто: Погезания Миндовга и Ятва ятвягов составляли тогда в этническом плане единую общность — по вере, культуре, языку, именам.
Имя Миндовг среди наших предков было так же широко распространено, как ныне имя Михаил. Мало того, согласно правилам попов при обращении в православие соблюдались определенные правила трансформации имен: Миндовг — меняли на Михаил, Альгерд — на Александр, Ягайло — на Яков, Витовт — на Юрий и т. д. Отсюда и двойные имена князей ВКЛ, рожденных в православии: Альгерд-Александр, Ягайло-Яков, Витовт-Юрий. Так что и Миндовга можно называть Михаилом на новый манер…
Но вернемся к теме. Верас пишет:
«В Померании [Поморье], откуда пришли западные славяне, есть населенные пункты Bulitz, Bullen и Ruskewitz. Возможно, при движении славян некоторые из их представителей остались на территории Понеманья, заселенного в то время еще ятвягами, и князья Роушковичи и Боулевичи, отмеченные в летописи, являются их предками. Тем более до сегодняшнего времени в Лидском районе имеется деревня Белевичи. Такая же деревня Белевичи есть и в Слуцком районе. Но более интересный факт находится в Копыльском районе. Здесь недалеко друг от друга расположены деревни Рачковичи и Белевчицы. Причем деревня Белевичи Слуцкого района находится недалеко от деревней Рачковичи и Белевчицы Копыльского. Возможно, на этих территориях поселились и проживали славяне из тех самых родов Боулевичей и Роушковичей… »
Мне кажется заведомо неправильным сам вопрос, который ставит Верас: «Как могли появиться славянские князья в среде литовских князей? »
Кого он называет «литовскими князьями» и «славянскими князьями»? Лютичи-лютвины были западными балтами, а не славянами, а фамилии Роушковичи (Рускевичи) и Боулевичи (Булевичи) — не славянские, а западно-балтские, потому что они оканчиваются на «-ич».
На мой взгляд, общая беда всех исследователей истоков Литвы заключается в том, что они пытаются искать Литву среди только двух этнических групп: славян и восточных балтов (жемойтов с аукштайтами). Однако была и третья этническая группа — западные балты, которые в какой-то мере походили на славян, но славянами не являлись.
Я пытаюсь показать, что именно западные балты и создали Литву — а не славяне или восточные балты. И видимо, территориально и этнически основой Литвы Новогородка («летописной Литвы») была Ятва ятвягов, именно тут проживавших: название Ятва исчезло примерно в 1220—1230-е годы, а ее народ с тех пор именуется не ятвягами, а литвинами.
Кстати говоря, по мнению болгарских и сербских лингвистов, беларуский язык (настоящий исторический, не «трасянку») славянину выучить труднее, чем украинский. Например, русскому человеку проще освоить украинский язык, чем настоящий беларуский. Дело в том, что беларуский язык до сих пор сохраняет около четверти так называемой «прусской лексики». Она, видимо, даже не прусская, а вообще западно-балтская.
Забавно, что некоторые лингвисты БССР считали ее «немецкой лексикой» и объясняли заимствование тем, что вместе с Магдебургским правом (которое имели многие города ВКЛ) цеховики переняли от немцев и огромные пласты лексики. Это предположение, конечно, ложное. Эта лексика была присуща не только нашим горожанам, но и сельскому населению, и она существовала еще до XIV века. Кроме того, Магдебургское право имели также города Галиции и Польши, но там подобного «заимствования лексики» не наблюдается. Очевидно, что этот пласт лексики в беларуском языке — древнейший западно-балтский, а похож он на германскую лексику только потому, что архаичен и восходит к древнеиндоевропейскому языку. Равно какой-то пласт лексики в языке кривичей, ятвягов и дайновичей был чем-то похож на славянский язык — что помогло их славянизации.
Определенную «путаницу» для историков создает и тот факт, что, например, в «Хронике земли Прусской» Петра из Дусбурга все население региона делится на две этнические группы: пруссы (все восточные балты) и рутены (все славяне и западные балты). Упомянутые в хронике «литвины» — уже не этническое, а государственное понятие, например жителей Гродно автор хроники называет то «рутенами», то «литвинами», а жемойтов — то «пруссами», то «литвинами». Понятно, что такая «методология» запутала многих исследователей.
Что касается упоминания в Ипатьевской летописи «двух жемойтских князей», то я их не вижу. Жемойтский язык требует обязательно окончания имени на «-с». Должно быть понятным любому лингвисту, что, например, упомянутый в летописи «жемойтский князь Ердивилъ» — никакой не жемойт, так как у жемойтов не было никогда, нет сегодня и быть в принципе не может подобного имени. Это со всей очевидностью ятвяжский князь, который тогда правил частью Жемойтии. Мало того, у жемойтов никогда не было в истории своих князей — этнических выходцев из своего народа — ими всегда (как минимум с XII века по 1917 год) управляли соседи.
Так что выдумку о «жемойтских князьях» следует отмести как ненаучную фантастику — «жемойтскими» два князя названы не по этнической принадлежности, а по своим уделам.
Многие беларуские историки стали жертвами этой жуткой ошибки — путая понятия «литовский» князь и «жемойтский» князь. То есть путая литвинов и жмудинов (хотя жмудины никогда никакой «Литвой» не были). Снова вернусь к «Краткой истории Беларуси» Ластовского, где он писал о правивших в Полоцке с 1190 по 1199 год князьях Мингайле и Гинвилле: «литовские князья» с «литовскими именами». На самом деле это ятвяжские князья из Западной Беларуси и Белосточчины, а не жемойты.
Повторяю еще раз, что имена Миндауг, Ягайло, Витовт, Альгерд, Кейстут — это ятвяжские и дайновичские (то есть западно-беларуские) имена, а не жемойтские. У жемойтов таких имен никогда не было, впервые так стали называть детей лишь в Республике Летува с 1918 года, после обретения независимости и возникновения моды на литовскую историю. При этом все равно именно таких имен язык жемойтов и аукштайтов создать не мог: он создавал другие имена — Миндаугас, Ольгердас и т. д.
Для сравнения мы можем открыть Переписи Войска ВКЛ 1528 и 1567 года — и увидим, какие тогда на самом деле были имена у жемойтов и аукштайтов: Андреюс, Боцус, Буткус, Венцкус, Волиншус, Доркгис, Липнюс, Стасюс, Талюшис, Юркгис, Якубойтис.
Более того, в 90% случаев у жемойтской и аукштайтской шляхты (тогда весьма малочисленной) были литвинские (беларуские) имена — при жемойтских фамилиях: Григорей Кгедшойтис, Каспор Кропежойтис, Стась Липнайтис, Ян Сенкойтис, Петр Томашойтис, Войтех Янойтис и т. п.
Никаких имен, подобных княжеским именам Миндоуг, Альгерд, Витень, Кейстут, Ягайло (в любой форме, нашей или жемойтской), — в этих Переписях у жемойтов и аукштайтов нет ни одного. Зато в западных областях Беларуси такие имена были распространены повсеместно, так называли мальчиков даже в крестьянских семьях. Потому что это ятвяжские имена, а не восточно-балтские.
Так почему же западно-беларуские имена (и народные, и князей) историки вдруг стали считать «жемойтскими»?
Только по той причине, что царизм навязывал нам ложные представления о том, что беларусы, дескать, — «восточные славяне». И в этой лжи не было места нашим ятвягам — коренным жителям Гродненской и Брестской областей, запада Минской области и Белосточчины (столицей Ятвы был город Дарагичин западнее Бреста, в Польше). По версии российских историков выходило, что ятвяги канули в лету, бесследно исчезли, а их место в истории Литвы заняли жемойты.
Однако именно ятвяги с самого начала играли в Литве важнейшую роль, так как Литва создавалась именно в их землях. Это подтверждает не только тот факт, что имена князей Литвы — ятвяжские, но и то важнейшее обстоятельство, что со времени создания лютичами (вместе с поморами, полабцами и пруссами) Литвы в 1220-е годы — практически одновременно исчезло и название Ятва-Ятвягия.
Почему? Очевидно, произошло переименование страны — так как при этом никуда не исчезли и продолжали еще многие века существовать названия Жемойтия и Аукштайтия. Это, на мой взгляд, означает, что Литву создали мигранты с Поморья на основе местного населения Ятвы. Поэтому исчезла Ятва, а вместо нее появилась Литва. Это отражено в летописях соседей: если до 1220-х годов происходили конфликты с ятвягами, то потом — уже только с литвинами. Ятвяги как народ исчезли — вместо них фигурируют литвины, хотя — подчеркиваю — при этом остались жемойты и аукштайты.
В первые века существования ВКЛ понятия «ятвяжский» и «литовский» являлись полными синонимами, а князья ВКЛ, очевидно, сохраняли древние ятвяжские традиции — несмотря на смену названия страны. Например, хотя Ягайло был с рождения крещен в православие и получил имя Яков (а потом с принятием польского трона и католичества имя Владислав) — он все равно считал главным свое ятвяжское имя. Видимо, далеко не случайно основанная им династия получила название Ягеллоны — от имени Ягайло, а не Владислав. Аналогично сохранял свое ятвяжское имя и крещенный с рождения в православие под именем Юрий князь Витовт. Это обстоятельство отличало ятвягов-литвинов от соседних народов: там обретенные при крещении имена считались уже главными, тогда как языческие имена — второстепенными.
Полагаю, что в 1219 году создаваемая пришельцами Новая Литва должна была включать князей как поморских, так и ятвяжских — они в договоре 1219 года и фигурируют.
Теперь о том, что касается всех остальных литовских князей. Не только Виктор Верас, но и Николай Ермолович тут тоже смутился, не находя у них «ожидаемого литовского»:
«Имена их князей — Кинтибут, Ванибут, Бутавит, Виженик, Вишлий, Китений, Пликасова, Хвал, Сирвит — носят славянский характер»
Но везде ли славянский? Все же нельзя ставить знак равенства между поморами и славянами: среди поморских народов были три главные группы — славяне, западные балты и восточные балты. То, что явно не похоже на восточных балтов, отнюдь не являлось при этом автоматически славянами. Характерно, например, имя Мидог — которое и есть прусское имя Миндовг (по-беларуски Миндоўг или Мидоуг) — это ятвяжское имя, о чем я уже говорил. Полагаю, что эти князья — западные балты Поморья.
Важным аргументом для доказательства этого тезиса является следующий факт. Ранее я уже писал о том, что поморский князь Богуслав I в 1214 году имел печать, которая почти идентична печати ВКЛ «Погоня». Но самое интересное другое: польский историк Ежи Довят сообщает:
«Богуслав I, князь Западного Поморья, титуловался princeps Liuticorum» (Dowiat J. Pochodzenie dinastii zachodnio-pomorskiej i uksztaltowanie sie terytorium ksiestwa Zachodnio-Pomorskiego. /Przeglad historyczny. Tom XLV. Zeszyt 2—3. Warszawa, 1954).
Обращаю внимание на важное обстоятельство: в последующем поморские князья такого титула уже не имели.
Беларуский историк Здислав Ситько трактует этот титул как «князь лютичей, лютицкий», однако в Папских буллах королевство Миндовга через полвека именуется тоже как Liutowa, то есть Лютова.
Как видим, четкого разграничения между Лютвой лютичей и нашей Литвой в XIII веке не существовало — так как это и были идентичные понятия (точнее, Лютва просто пришла с Поморья). Вот почему нынешнее празднование 1000-летия Литвы является, по сути праздником не нашего ВКЛ, а Лютвы лютичей. К сожалению, даже сегодня многие беларуские историки этого не поняли. Например, Здислав Ситько писал в статье «Возвращаемся к Литве» (газета «Літаратура і мастацтва», 13 октября 2000 г. ):
«Как изложено в Кведлинбургских анналах под 1009 годом: «іп konfinio Rusciae et Lituae», это значит, между Русью и Литвой, был убит известный христианский миссионер Бруно-Бонифаций из Кверфута. Папа Иоанн VII посылал его в Польшу, Венгрию, в Киев, к печенегам, наконец, к ятвягам. В 1004 году Бруно был при дворе польского короля Болеслава Храброго, и в свой последний миссионерский путь выбрался, видимо, оттуда же. Вероятно, это путешествие и финансировал польский король.
Согласно преданию, Бруно крестил «над Бугом самого князя Натимира», из-за чего оба и погибли, ибо ятвяжские жрецы решительно выступили против попытки христианизации. Тело миссионера выкупил Болеслав Храбрый. Безусловно, он хорошо знал, куда направлялся Бруно, к кому обращаться, чтобы выкупить тело миссионера (святой Бруно сейчас назван опекуном Ломжицкой диатезии).
На прибужском Подляшье локализовал (без ссылки на конкретные поселения) место гибели Бруно и известный польский исследователь Г. Ловмяньский. Комментируя в своей книге «Русь и норманны» сведения «Кведлинбургских анналов», он сделал вывод: «Из этих записей видно, что Русь доходила до территории прусов». Удивляет, что в выражении «in confinio Rusciae et Lituae» Г. Ловмяньский якобы не заметил слова Lituae. Нельзя же сказать, что этот просвещенный ученый, автор многих трудов по истории Литвы (Великого княжества Литовского) отождествляет прусов с литвой. Видно, таким образом, Г. Ловмяньский обошел вероятный вопрос: как же так получилось, что по-над Бугом на ятвяжской (или дреговичской) земле, которая с 981 года принадлежала киевскому князю Владимиру Святославовичу, была еще и литва? Место же поселения этого якобы балтского племени западней Немана никем, в том числе и самим Ловмяньским, не локализуется».
Ранее я уже указывал, что в Кведлинбургских анналах Киевское государсство никогда не упоминалось как «Русь», а только как «греческая колония» или «провинция Греции» (видимо, по факту недавнего принятия Киевом греческой веры). А вот «Русью» в этих анналах называется только Полабская Русь, которая с землями Новогодка (и с Жемойтией) не граничила. Зато Лютва лютичей как раз была погранична Полабской Руси. Поэтому совершенно ясно, что в анналах под 1009 годом говорится не о нашей Литве и не о Руси Киева, а о близких и пограничных немцам Полабской Руси и Лютве лютичей.
Сопротивление историков Летувы в этом вопросе понять можно: ведь они фантазируют о том, что Литва возникла якобы в Жемойтии. Поэтому какие-то лютичи для их ненаучной фантастики совершенно лишние. Но почему происхождение нашей Литвы от Лютвы лютичей упрямо не хотят признавать и беларуские историки — вызывает только удивление…
Титул Богуслава I «princeps Liuticorum» позволяет сделать следующие выводы.
1. До 1219 года Литва располагалась не на территории будущего ВКЛ, а в Западном Поморье. Кроме того, еще там гербом ее князей была «Погоня».
2. Там Литва явно означала Лютву лютичей, и при создании ВКЛ Миндовгом в середине ХIII века наша Литва еще именовалась Лютвой, сохраняя тем самым указание на происхождение от народа лютичей.
3. С 1214 по 1221 годы под напором мощной немецко-польской экспансии происходила миграция лютичей из Западного Поморья к Неману (в том числе неудачная попытка захватить в Пруссии земли восточных балтов скаловитов в устье Немана примерно в 1221 г. ). Выше по Неману в районе Новогородка князья лютичей Рускевичи и Булевичи создали новую Литву.
Важен тот нюанс, что западные балты Поморья были этнически значительно ближе для ятвягов, чем славяне: их объединяли язык, общая культура, общая языческая религия. Придя выше по Неману в земли Ятвы, в 1219 году мигранты заключили договор о границах с галицко-волынскими князьями. В договоре новоприбывшие с Западного Поморья князья перечислены поименно. Обращаю внимание, что никогда ранее они тут не были известны. Как и само название «Литва» или «Лютва».
Правили до Миндовга новоявленной Литвой два главных рода лютичей: Булевичи и Рускевичи. Ясно, что они сумели договориться только с королем Руси Галиции и Волыни (тогда уже обособленном от Киева и даже собиравшемся принимать католичество). А вот Киев и отпрыски киевских князей, которые ранее земли Новогородка (Новогрудка) отвоевали у местных ятвягов, с приходом сюда чужаков никак не были согласны. Назревала война, лютичи Булевичи и Рускевичи закономерно обратились за помощью к королю Пруссии (Погезании) Рингольду — так как он раньше был их союзником (Пруссия как бывшая колония Полабской Руси собирала у себя всех мигрантов с Полабья и Поморья, уходивших от немецко-польской экспансии).
Конфликт между новоявленной Литвой лютичей и киевлянами крайне обострился к 1230 году: без помощи Пруссии лютичи могли не устоять. Судя по всему, Булевичи и Рускевичи пообещали Рингольду (отцу Миндовга) некие права на Литву — в обмен на ее защиту от Киева.
В 1230 году прусский король Рингольд пришел на помощь Литве и воевал с киевлянами за ее свободу. Битва произошла на правом берегу Немана, возле деревни Могильно. Были разбиты и погибли украинские князья Давид Луцкий и Дмитрий Друцкий с их дружинами. Одновременно взбунтовался народ в Полоцке, и Рингольд без особого труда и его присоединил к своим новым владениям.
Кривичи и ятвяги (то есть обе части древнего беларуского этноса) ненавидели киевлян и проклинали Киев, от которого хотя и освободились уже к тому времени, но чьи князья снова и снова пытались закабалить их. Понятно поэтому, что кривичи и ятвяги видели в лютичах-поморах не только своих братьев (с тем же языком и культурой), которые весьма отличались от русинов киевлян, но и защиту от Киева.
Экспансия татар изменила всю политическую ситуацию в регионе. Если верить историкам, Батый пытался собрать под свое управление все тюркские и финно-угорские народы. С этой целью он захватил финно-угорскую Суздальскую землю (страну Моксель, как она тогда называлась, князья которой пошли вместе с татарами захватывать Европу и погибли в Венгрии) и шел по следам уходивших с Поволжья на юго-запад финно-угров. Якобы он предложил киевским князьям не воевать с ним, а пропустить его войска, но те по своей глупости и спеси решили ввязаться в войну — и были наголову разгромлены.
В земли кривичей и ятвягов татары не пошли по той же причине — они их этнически не интересовали, как равно не интересовали шведы. В сложившейся ситуации русины Киева стали искать уже союза с нашими предками для борьбы против татар. Это способствовало укреплению и расширению Литвы — земли Киева теперь сами уходили в ВКЛ, видя в нем единственную защиту от татарских завоевателей.
Такая реконструкция событий кажется вполне логичной. Сразу исчезает все, что ранее казалось историкам «противоречивым».
Тот «исторический детектив» о появлении у нас Литвы — наконец раскрыт (во всяком случае, изложенная версия является наиболее правдоподобной).
Далее все уже более или менее ясно. После смерти прусского Роля Рингольда (1242 г. ) в Литву пришел его сын Миндовг. В 1252 году он принял католичество при короновании посланником Папы Римского на короля Литовского, в 1255-м от него же получил разрешение короновать сына Войшелка (Василя) на Короля Русского — как правителя Галиико-Волынского королевства Русь, вошедшего в состав ВКЛ на правах личной унии (при породнении рода Миндовга с родом галицко-волынских королей). При этом в основе сближения лежал договор 1219 года между Литвой и Русью Галиции, который заключался лютичами Булевичами и Рускевичами без всякого участия Пруссии (Рингольда и потом Миндовга).
Литва в этой концепции не имеет никакого отношения ни к прусским королям Рингольду и Миндовгу, ни тем более к туземной Жемойтии. А поиск истоков нашей Литвы заключается в изучении истории первых князей Литвы, лютичей Булевичей и Рускевичей — и их родины в Поморье. Где, напоминаю, у князей была гербом «Погоня» или близкий ей вариант.
При этом хочу предостеречь читателей от ошибочного обобщения, будто «беларусы появились с Полабья и Поморья». Такое заблуждение высказал один читатель моей газеты, который написал:
«Не вызывает спора, что беларусы и русские пришли из Полабья».
О «происхождении русских из Полабья» вообще речи идти не может, так как единственные пришедшие оттуда славяне — несколько тысяч ободритов князя Рюрика из Любека, они быстро растворились в финской Ладоге среди местных саамов и других племен. Славянизацию (по языку, не по генам! ) финских народов будущей Московии осуществлял Киев, а не основанный Рюриком Новгород (от Рюрика в Новгороде осталась лишь привнесенная им Русь — прежде там неизвестная).
У нас число мигрантов с Полабья и Поморья было, конечно, на порядки больше. По моим оценкам, в земли Западной Беларуси (сердце ВКЛ) с 1200 по 1340-е годы бежали от немецко-польской экспансии около 100 тысяч человек из Пруссии и до 150 тысяч из Полабья и Поморья. Я встречал оценки, что сюда мигрировали около 300 тысяч человек, что кажется вполне возможным, учитывая внезапный и необъяснимый «взлет ВКЛ» как могущественной державы региона», появившейся «вдруг» на земле ятвягов. Кстати, не удивляет, что вскоре к нам стали бежать из Европы и евреи — ибо мы тогда выступали своего рода «Соединенными Штатами» для всех мигрантов.
Видимо, отсюда берет начало традиционная беларуская толерантность — ведь наша Литва создавалась как страна мигрантов. При этом существенно то, что мигранты пополняли главным образом городское население. Сегодня уже никто не помнит, что в те века Полоцк был самым большим городом всей Восточной Европы. Его население превышало 100 тысяч человек, а Берлин, Варшава, Вена, Кёнигсберг, Краков, Киев, Львов, Москва, Прага, Рига в сравнении с ним были тогда сущие деревни. Эта миграция способствовала урбанизации Литвы-Беларуси, что в свою очередь обусловило высокие темпы цивилизационного и технологического развития. Так Великое княжество Литовское стало лидером региона, ведущим полюсом силы в Восточной Европе, цивилизационной (в первую очередь) и военной.
Перед мощью ВКЛ пасовала даже Золотая Орда. В ряде жестоких сражений (в 1258, 1271, 1275, 1277 годах) наши предки разгромили полчища ордынских ханов, пытавшихся с помощью то суздальских, то галицких князей захватить ВКЛ. А в 1362 году князь Альгерд наголову разгромил ордынцев в грандиозной битве у Синих Вод, после чего границы ВКЛ дошли до устья Днепра и Днестра.
Показательна Куликовская битва 1380 года. Князья Андрей и Дмитрий Альгердовичи привели тогда литвинские полки из Полоцка и Брянска, чтобы защитить Москву от ордынского временщика (напомню, что в 1373 году Альгерд захватил Москву, его сыновья воевали за Москву именно как за субъект ВКЛ — что по вполне понятным причинам категорически не хотят признавать московские историки).
Их воины существенно отличались от московского войска, которое художник Васнецов верно изобразил на своей картине «Утро на Куликовом поле» сущим сбродом. Хоругви BKЛ были закованы в броню по всем нормам европейского Рыцарства, на белых щитах у них был нарисован красный шестиконечный крест Евфросинии Полоцкой, На знаменах трепетали всадники «Погони». Увидев, что в битву ввязались еще и литвинские рыцари, войска Мамая предпочли бежать, так как армия ВКЛ в то время имела репутацию непобедимой. Напомню, что через 30 лет (в 1410 году) она в пух и прах разгромила Тевтонский Орден в Грюнвальдской битве[27].
О Куликовской битве я вспомнил только потому, что даже она является победой нашей Литвы над Мамаем — вовсе не «победой Руси над Ордой» или «победой Москвы над Ордой», как нагло врут все российские историки, начиная с Карамзина.
Через два года после этой победы Дмитрий Васильевич решил «освободиться от власти ВКЛ», за что его выгнал из Москвы внук Альгерда юный литовский князь Остей, назначенный своего рода «губернатором» в новоприсоединенной Московии. Итак, он выгнал Дмитрия (якобы «Донского») в Кострому вместе с женой. Тогда Дмитрий обратился за помощью к Тохтамышу, ставшему в 1380 году ханом Золотой Орды после двадцати лет ожесточенной усобицы. В 1382 году Тохтамыш сжег Москву, убил князя Остея, избавил Москву от власти ВКЛ и вернул туда на княжение Дмитрия «Донского» в качестве своего вассала. Эпопею пребывания Москвы в составе ВКЛ в 1373—1382 годах, в том числе Куликовскую битву именно как битву ВКЛ против Мамая, российские историки принципиально скрывают. Они все переврали на свой манер. Но такова была мощь ВКЛ в XIV веке. В то время Великое княжество Литовское являлось самым крупным государством Восточной Европы (от Балтийского моря до Черного, от Пруссии до Москвы) — и самым сильным.
* * *
Однако нашу нацию и величие ВКЛ создавали не только и не столько мигранты из Полабья, Поморья и Пруссии, но прежде всего — исконные жители. Наши предки, как доказали исследования антропологов и генетиков, «ведут свою родословную непрерывно не менее 130—140 поколений, это означает — самое позднее с середины 2-го тысячелетия до нашей эры» (смотри упоминавшуюся выше монографию А. Микулича «Беларусы в генетическом пространстве». ).
Эта генетическая устойчивость беларусов показывает две главные вещи. Во-первых, мы на две тысячи лет старше славян, появившихся лишь в IV веке. Никакого «славянского вливания» в нашу древнюю кровь западных балтов генетики не находят (а западные балты — древнейший индоевропейский этнос, существовавший до появления не только славян, но также германских и романских народов). То есть всякие рассуждения о том, что «к нам пришли когда-то славяне», — ненаучные фантазии. Никакие славяне к нам не приходили (разве что создавали свои малочисленные колонии, существование которых не отразилось на нынешней картине генофонда беларусов). Одним словом, можно поставить точку в этом вопросе: никаких славян в генах беларусов нет.
Поэтому пора прекратить мусолить на тему о том, что беларусы - «восточные славяне». Мы в принципе не можем быть «славянами», так как генетически неизменны около 3500 лет. Наши гены — не славянские, а куда как более древние западно-балтские, и сохранились с тех пор в неизменном виде (для сравнения: генофонд украинцев и русских весьма юный по сравнению с нашим).
И второе: массовая миграция полабцев, поморян и пруссов в период создания ВКЛ не отразилась на общей картине генофонда нашего населения. Почему? Ответ очевиден: эти мигранты по генам были нам ближайшей родней. То есть к нам вернулись наши генетические братья. А не люди с другими генами.
Интересное исследование на эту тему опубликовал Здислав Ситько в ряде номеров газеты «Наша слова» (№№ 26—37, 2007). Перескажу некоторые идеи этой работы и попытаюсь дать им свой комментарий.
Факт «переселения западных славян» на территорию Беларуси давно признавали некоторые ученые. Так, в 1920-е годы летувисский лингвист К. Буга и археолог А. Спицын высказывали мысль «о западном происхождении кривичей» (См.: Седов В. В. Восточные славяне в VI—XIII вв. /Археология СССР. М., 1982, с. 58). Аналогичные мысли высказал российский исследователь В. Б. Вилинбахов (Slavia occidentalis. Т. 22. Poznan, 1962, s. 253).
О том же писали российские лингвисты Ф. П. Филин, М. И. Толстой и их беларуский коллега Ф. Климчук, который исследовал Древние языковые параллели между беларуским и западнославянскими языками (Беларуска-польскія ізалексы. Минск, 1975, с. 59).
На основе исследований лингвистов и анализа «археологических материалов из раннесредневековых поселений и могильников Беларуси» московский археолог В. Б. Перхавко сделал вывод о наплыве в наш край культуры «западнославянского этноса, особые элементы которой выявлены практически на всех этапах развития культуры раннего средневековья» (См.: Перхавко В. Б. Западнославянское влияние на раннесредневековую культуру Белоруссии /Древнерусское государство и славяне. Минск, 1983, с. 26).
При этом он указывал:
«В X—XI веках этническое влияние западных славян не охватывало всей территории Беларуси, а непосредственно затронуло только сравнительно редко населенные западные районы междуречья Днепра и Немана, между Западным Бугом и Понемоньем». /Это как раз земли Литвы Новогородка. — В. Д. /
Сравнение топонимики Беларуси и Полабья (вместе с Поморьем) показало полную их идентичность. Огромную работу в этом направлении провела польская исследовательница М. Ежова (Jezowa М. Slowianskie nazwy miejscowe wispy Rugii), часть ее выкладок привел в своей статье Ситько. Сотни беларуских топонимов имеют аналоги в Полабье и Поморье — чего нет среди украинских топонимов (и тем более русских, которые почти все — финские).
Ежова приводит данные по четырем разделам:
1) основа слова в славянских (или, я уточняю, западно-балтских) диалектах;
2) славянское (или западно-балтское) поселение из немецких документов (с указанием даты документа);
3) современное название поселения в Германии;
4) современное название поселения в Беларуси.
Приведу лишь несколько примеров из ее огромного списка. Наш город Гомель имел своего «двойника» в Полабье — Gamele (1397 г. ), нынешнее немецкое название Gamehl. Название происходит от славянского (или западно-балтского) хьmelе. Кстати, это ставит точку в давнем споре лингвистов о происхождении загадочного названия «Гомель» (в школьном учебнике сегодня приведена анекдотичная «версия»: дескать, возле города была мель, и оттуда кричали судам: «Го ! Мель ! », так, мол, произошло название этого города — что просто смешно).
Город Раков имел «старшего брата» в лице полабского Racowe (1232 г. ), ныне германский Rakow. Смиловичи — Smilowe (1219 г. ), ныне германский Schmilau. Обращаю внимание, что Racowe и Smilowe — западно-баптские, а не славянские топонимы, так как кончаются на «we», что аналогично «wa» в названиях Литва, Ятва, Крива, Дайнова, Мазова.
Аналогично — Глубокое (от glabok) — Glambeke (1186 г. ), ныне немецкий Glambeck; Мир — полабский Mirowe (1230 г. ); Язвины — Jazwini (1232 г. ); Лепель — полабский Lepel (1236 г. ); Зельва — Selowe (1270 г. ), ныне Selow; Столбцы — Stolp (1274 г. ), ныне Stolpe; Поставы — Pastowe (1291 г. ), ныне в Германии Pastow; Жыличи — Zylitze (1353 г. ), ныне Silz в Германии. И так далее.
Чем объяснить это удивительное совпадение беларуских топонимов с топонимами Полабья и Поморья? Конечно, нельзя полагать, что полабцы и поморяне, мигрируя к нам, называли новые деревни и города своими старыми названиями. Такой взгляд является упрощенным, по-научному — вульгарным. Дело в другом: наши топонимы создавались по тем же языковым принципам, что и топонимы Полабья и Поморья. То есть их создавал тот же народ.
* * *
Вообще говоря, на мой взгляд, все топонимы Беларуси можно разделить на три неравные группы. К первой можно отнести ляшские — то есть те города, которые некогда основали ляхи, а потому они имеют своих «близнецов» по названию только в Польше ляхов. Это Минск (в Польше еще три Минска, ни одного Минска нет больше нигде в мире, в том числе в Украине). Это Полоцк (Полотеск) — в Польше ее «близнец» такой же древний Плоцк (тоже исконно Плотеск). Это Брест (Берестье) — у ляхов есть свой Брест. И еще несколько городов.
Вторая группа — названия, которые появились под влиянием местной западно-балтской среды и являются уникальными, нигде в мире больше не дублируются. Это Вильня, Ковно, Гродно, Лида и другие. Вильня — достаточно юный город, основанный князьями ВКЛ на реке Вилии, тут показательно особое словообразование (ляхи его стали называть «Вильно» по нормам славянского языка).
Вильня, Ковня, Гародня — западно-балтские, а не славянские топонимы, позже измененные в Речи Посполитой на ляшский манер. Для иллюстрации давайте сравним с названием «Псков»: имя городу дала финская река Плесква, изначально славяноязычные колонисты в этом финском регионе называли его «Плесков», затем название сократилось до просто «Псков». А если бы его называли литвины, то он бы по нормам нашего языка назывался Псковня (или на славянский манер ляхов — Псковно).
Что касается Лиды (столицы княжества Дайнова), то истоки топонима являются тайной, так как давно утеряно вообще все, что было связано с этим народом и княжеством, вошедшим в беларуский этнос. Некогда славная история Дайновы с веками стала легендой, потом легенда превратилась в миф, а потом умерли все, кто помнил этот миф. Осталось только имя столицы Дайновы — Лида. Но что оно означает — уже никто не знает[28]. Прямо как во «Властелине колец» Толкиена, где точно так же история предков затерялась в песках времени.
Третья группа — самая многочисленная — это топонимы, совпадающие с топонимами Полабья и Поморья. Конечно, еще до исследований польских ученых многие исследователи обращали внимание на это поразительное обстоятельство. Например, на этом основании историки Ф. Буяк и Г. Ловмянский находили в Полабье и Поморье «изначальное место жительства радимичей» (Седов В. В. Восточные славяне в VI—XIII вв., с. 157).
Беда лишь в том, что никакого народа «радимичей» (как и баснословных «дреговичей») никогда не было. Не отвлекаясь на этот вопрос, обращаю внимание читателя на то, что у всякого народа западных балтов было название своей земли: у ятвягов — Ятва, у кривичей — Крива, у дайновов — Дайнова, у Мазуров — Мазова (наконец, у литвинов —Литва). Но знаем ли мы название земли радимичей? Нет. Мы можем только гадать, как бы она могла называться: то ли Радзима, то ли Радива, то ли вообше Родина или Родва (а у дреговичей — Дрегова? ). Никаких названий земель радимичей и дреговичей как административных образований летописи не знают. А потому и не было никаких «радимичей» и «дреговичей»; ими, судя по всему, называли части племен ятвягов или кривичей. Это их этнические ответвления — не более того.
Равно сегодня многие историки (в первую очередь в Летуве) считают, что не было никаких «аукштайтов» и что «Аукштайтии» — это всего лишь условное обозначение ответвления народа жемойтов. Некогда оно упоминалось в летописях как якобы «отличное от жемойтов», но с веками сии временные отличия абсолютно стерлись и исчезли. Как и в истории с «радимичами» и «дреговичами», которые канули в лету, едва появившись. Ибо их «жизнь» в летописях весьма мала: несколько десятилетий. А далее — забвение навсегда. Так что тут тоже можно поставить точку.
Кстати, в этом ряду же находятся такие фантомы истории, как Черная Русь и Белая Русь — в средние века ни один народ не называл себя «чернорусинами» или «беларусинами». Не было народов — автоматически не было и земель с такими названиями. Они — плод фантазии (либо заблуждение) поздних авторов. И вообще трудно себе вообразить, чтобы кто-то в здравом уме называл себя чернорусином, что семантически близко к негрорусину.
Я не утрирую: на ряде европейских карт, которые, например, приводят в своих книгах москвичи Фоменко и Носовский, в отношении Галиции и Волыни так и написано: «Руссо Негро». Мол, русские негры. Это, конечно, уже цирк… На этих картах ошибочно «Черная Русь» с Полесья перенесена на «Червонную Русь» Львова. Но и во Львове никто себя не именовал «краснорусины», а только русины. И в Полесье никто никогда не называл себя «русскими неграми». Так что это просто басня.
Но главное вот что. Я в корне не согласен с суждениями ученых школы покойного академика Валентина Седова, одного из корифеев советской исторической науки, о том, что, дескать, наши полабские и поморские топонимы объясняются миграцией народов Полабья и Поморья (что разделяет и Здислав Ситько). Это предположение притянуто за уши, так как миграция касалась только Западной Беларуси, где вокруг Новогородка и возникло ВКЛ мигрантов, тогда как топонимическая идентичность присуща всей территории Беларуси.
Поэтому, полагаю, следует все поставить с головы на ноги. В Полабье и Поморье потому были топонимы, идентичные с нашими, что именно с нашей древней территории туда ранее мигрировали западные балты, заселяя эти земли. Европейские летописи это отражают: в IV веке вместе с готами в Европу пришли племена «гутов» или «гепидов». В Полабье их смешение с фризами, германцами и кем-то еще создало этнос славян, но многие западные балты не стали славянами и сохранили свое этническое лицо (в первую очередь — лютичи-лютвины страны Lettowe, а также лужицкие сорбы).
Идентичность наших топонимов (и фамилий на «-ич», и антропологии, и прочего) объясняется, таким образом, вовсе не тем фантастическим предположением, что полабцы и поморы в позднем средневековье заселили будущую Беларусь, а тем, что мы сами являлись родителями полабцев и поморов. Просто взгляните на карту Европы: Беларусь лежит на пути из Азии в Европу, в самом центре этого коридора. Любые походы в Европу (в том числе поход готов) неминуемо проходят через нас. По своему географическому положению мы были просто обязаны участвовать в них.
Подведу итог. Схожесть топонимов Беларуси и Полабья с Поморьем объясняется тем, что само население Полабья и Поморья в определенной степени являлось выходцами с земель Беларуси. Это были потомки тех «гутов» или «гепидов», которые присоединились к походу готов в Европу — и там, в Полабье, обособились — но продолжали сохранять пуповину связи с Отечеством. По той же причине их потомки уходили от немецкой экспансии в XI—XIII веках именно сюда, а не к жемойтам, ляхам или украинцам-русинам, где они были абсолютно чужие. Именно мы были им ближайшей и единственной родней.
Фактически немцы изгоняли полабцев и поморцев на их исконную родину. Только так можно объяснить эту огромную миграцию — и только так можно объяснить создание великого государства ВКЛ якобы «на пустом месте». И наконец, это объясняет тот казалось бы, необъяснимый факт, что генетически и антропологически беларусы не изменились — несмотря на массовый наплыв пришельцев.
А все просто: беларусы и не могли измениться ни генетически, ни антропологически, так как сюда вернулись беларусы. А не какой-то чуждый нам по генам народ. Вернулись наши единокровные братья. Потому и топонимы Полабья и Поморья идентичны нашим.
Такой взгляд на наши истоки, согласитесь, заставляет совсем иначе взглянуть на сам вопрос об истоках Литвы и ее 1000-летии.
Беларусы — древнейший народ Европы, более чем в два раза древнее всех славян. Сами понятия «Русь» и «Литва» (как я считаю, появившиеся примерно 2000 лет назад на основе тотемов рыси и волка-люта) — сущие дети по сравнению с древнейшим нашим этносом, который еще до славян, до Руси и до Литвы уже существовал в хрониках как «гуты» или «гепиды». Кстати, в Летуве нас и сейчас называют «гутами», а не «беларусами».
Мы имели разные имена: от гутов и гепидов (с IV по VIII век) — до ятвягов и кривичей (с VIII века по 1220 год), затем литвинов (1220 — 1840 годы) и с 1840 года беларусов (название изобретено царизмом).
С великим сожалением должен признать, что среди нас есть много махровых невежд, которые ничего об истории своего народа гутов-ятвягов-кривичей-литвинов-беларусов не знают и полагают, что он появился только в 1919 году — дескать, Ленин нас придумал. Это не так.
Мы не родились с созданием Советской Белоруссии в 1919 году или СССР в 1922. Мы не родились и в 1840 году, когда русский царь повелел переименовать нас из литвинов в «белоруссов», попутно запретив название «Литва».
Но мы не родились и в 1219 году, когда стали называться литвинами и Литвой — от князей-лютичей Булевичей и Рускевичей.
Не родились мы и в IX веке, когда назывались ятвягами и кривичами.
Не родились мы и в IV веке, когда были известны соседям как гуты или гепиды.
Наш народ существует в неизменном генетически и антропологически виде минимум 3500 лет, то есть, 130—140 поколений. Это — очень древний возраст для европейского народа. Подобного о себе не может сказать ни один европейский народ, так как все в Европе переселялись с места на место и смешивались с другими этносами, а вот мы одни жили тут всегда, оставаясь в стороне от процессов возникновения романской, германской и славянской групп.
Наши истоки столь древние, что память о них просто не сохранилась. Но народ остался тем же: на протяжении 3500 лет мы остаемся генетически и антропологически идентичными нашим пращурам (это доказали антропологи и генетики), которые жили на территории будущей Беларуси еще во времена строительства египетских пирамид (!), до возникновения Древней Греции и Древнего Рима.
Конечно, 1000-летие Литвы — великий праздник для всех беларусов, которые были в Литве титульной нацией. Это праздник нашей 1000-летней государственности, нашей великой державы ВКЛ. Но все-таки мы, беларусы, на тысячи лет древнее даже самой Литвы.
Во всей этой теме остается загадочным только еще один вопрос, вызывающий огромные споры историков, — откуда вообще появилось понятие Литва или Лютва?
Вопрос истоков Литвы остается до сих пор неясным историкам потому, что он был неясен и авторам древних летописей. Полабье, Поморье и Пруссия разгромили немцы — и от них практически не осталось летописных документов (все были сожжены как сочинения «язычников»), О том, что там происходило, летописцы Киева, Львова, Смоленска, Пскова в принципе ничего знать не могли. Некие отголоски тех событий можно было бы отыскать в летописях Полоцка — но при позднем редактировании (в XVI—XVII веках) эти отголоски как «странные» и «неясные факты» «исправляли» тогдашние редакторы. В итоге события, происходившие в 1210— 1240-е годы в Западной Беларуси (где появилась Литва и ВКЛ), остались «белым пятном», хотя не вызывает сомнений, что они обязательно связаны с потрясениями в соседних Поморье и Пруссии, были следствием этих потрясений.
Понятно, что летописцы и историки пытались найти объяснение тому, как, откуда и почему в Новогородке (нынешнем Новогрудке) «вдруг» появилось ВКЛ, которое довольно скоро стало величайшим государством Восточной Европы. Однако искали это объяснение не в событиях, происходивших тогда западнее Гродно, в Пруссии и Поморье, а в том, что, дескать, «Русь была ослаблена татарским вторжением, что позволило жемойтам и аукштайтам захватить ее земли».
Это заблуждение. Не сходятся даты: Литва в Новогородке появилась примерно в 1215—1219 годах, еще до битвы на Калке (1223 г. ), то есть до первого появления татар в землях Киева. Масштабное татарское вторжение началось позже, причем татары никогда не захватывали ни Новогородок, ни хотя бы земли Полоцка или Смоленска. Наконец, сами земли Новогородка никогда не были «русскими землями». Это земля ятвягов; да, какое-то время она была захвачена киевскими дружинами — но русской (то есть этнически украинской) никогда не была.
Что касается жемойтов и аукштайтов, то они к нашей Литве никакого отношения не имели. У них не было городов (жили в землянках в чащах лесов), не было даже гончарного круга, не было лошадей, они носили звериные шкуры и воевали каменными топорами, не было своих князей, не было письменности — они обрели ее только в середине XVI века.
А вот Новогородок 1240-х годов — богатый цивилизованный город с развитой письменностью (сохранились документы), с храмами, производством металлических, ювелирных и стекольных изделий. Имелась даже крупная алхимическая лаборатория. И жили там только этнические беларусы. Цивилизованного богатства Новогородка, понятно, не могли тогда создать жемойты и аукштайты — не могли даже захватить сам город, так как военной силой эти соседи не обладали тогда, не обладали позже и не обладают сейчас.
В долитовский период мы (ятвяги Западной Беларуси и кривичи Восточной Беларуси) на равных воевали с ляхами Кракова, на равных воевали с русинами (украинцами) Киева — и были Киевом подчинены на 70—80 лет только потому, что противник оказался сильнее. Но сравнительно быстро Полоцк смог освободиться от «киевского ига». А тут нам навязывают мысль, что наши северные соседи жемойты (сравните их 3 милиона с 40-миллионым этносом поляков и 45-миллионным этносом украинцев) — вдруг нас «захватили на многие века». Разве не абсурд?
А ведь с тех времен пропорции численности населения, размеров территории, государственной мощи остались те же. Но кто в здравом уме сегодня предположит, что Летува, напав на Беларусь, сможет ее захватить? Если она этого сегодня сделать не может, то как могла тогда? Если не могли этого сделать Польша и Русь-Украина?
Ни одного подтверждения «владычества жемойтов над беларусами» нет: на нашей территории никогда не было гарнизонов «жемойтских дружин», наши города и села не были переименованы на манер восточно-балтского языка «оккупантов» и т. д.
Поэтому вполне справедливо дружное возмущение беларуских историков: они считают абсурдной и смехотворной басню о том, что нашу Литву создали жемойтские племена — не оставившие никакого следа в истории Литвы ВКЛ (и на территории современной Беларуси) — ни раньше, ни позже. Тем более что Жемойтия (то есть нынешняя Республика Летува) в период расширения границ ВКЛ вообще в составе ВКЛ не была — она полтора века находилась под властью немцев.
Но, отрицая один миф, наши историки создают миф уже другой: о том, что Миндовг и Гедиминовичи были князьями полоцкого рода. Хотя, собственно, это только повторение одной из древних версий летописцев, ошибка которых, как я выше сказал, была та же: они истоки происхождения Литвы искали где угодно и сколь угодно далеко (от Жемойтии, Полоцка и до Смоленска), но только не «под носом» у Новогородка — в Пруссии и в Поморье.
Это как в анекдоте: искать утерянные ключи под фонарем только потому, что там светло. Но сколько ни вороши давно изученные летописи — нового в них не найдешь, можно только на разный манер интерпретировать их смутные и противоречивые упоминания об истоках Литвы.
* * *
Новым словом в поисках истоков Литвы оказалась впервые переведенная на русский язык с латыни «Великая Хроника Польская» ХІ-ХIII веков - CHRONICA POLONIAE MAIORIS. В 1987 году она вышла в издательстве Московского университета под редакцией члена-корреспондента АН СССР В. Л. Янина.
Оказалось, что ошибочными были обе концепции: Миндовг не был жемойтом-аукштайтом, но не был он и беларусом-кривичем из Полоцка. В «Хронике» Миндовг (Мендольф) назван прусским королем, который со своими пруссами ушел в наши земли от немецко-польской экспансии.
Безусловно, речь идет именно о нашем Миндовге как правителе ВКЛ, потому что в главе 133 под названием «Глава об опустошении Плоцкой земли» (Плоцк расположен чуть восточнее Варшавы) сообщается о том, как поруссы (пруссы) уже с территории ВКЛ напали на Польшу:
«В этом же году [1260] упомянутый Мендольф, собрав множество, до тридцати тысяч, сражающихся: своих пруссов, литвинов и других языческих народов, вторгся в Мазовецкую землю. Там прежде всего он разорил город Плоцк, а затем города и деревни всей Плоцкой земли жестоко опустошил мечом и пожаром, разбоями и грабежом. Напав также на Пруссию, разрушил города, уничтожил почти всю землю Пруссии, и его окрещенные пруссы учинили жестокую резню христианского народа».
Не вызывает сомнения, что собрать у нас войско в 30 тысяч человек для похода против ляхов Плоцка и немцев в захваченной ими Пруссии мог только правитель высшего ранга. Коим и мог тогда быть лишь один Миндовг. Однако историки Республики Летува, с которыми я обсуждал этот вопрос в переписке, считают (цепляясь за миф о жемойтском происхождении Миндовга), что это «другой Миндовг», потому что «Хроника» указывает на дату его переселения в Литву как 1260 год — а не ожидаемые 1240-е годы. А именно: об исходе пруссов в Литву в 1260 году говорится в главе 132 «Хроники» — «Каким образом прусский король Мендольф отошел от христианской веры»:
«В этом же году окрещенные пруссы со своим королем Мендольфом из-за многочисленных тягот, причиненных им крестоносцами, оставив христианскую веру, которую приняли ранее, ушли с некоторыми братьями Ордена крестоносцев к литвинам, смело к ним присоединившись».
Однако я полагаю, что 1260 год — это просто год полного изгнания немцами и поляками Мендольфа с его пруссами из Пруссии в Литву, и этот его исход был как раз подготовлен созданием ранее союзного государства пруссов и литвинов в районе Новогородка в 1240—50-е годы (и даже раньше — отцом Миндовга прусским королем Рингольдом в 1230-е годы). В противном случае остается непонятным, почему Мендольф-Миндовг бежал именно «к литвинам, смело к ним присоединившись». Сомнение вызывает и перевод слова «смело», который предложил академик Янин. Судя по всему, ни о какой «смелости» речь не идет, следовало перевести «заранее к ним присоединившись» (впрочем, эту деталь я не выяснял — предлагаю сделать особо пытливым читателям).
Таким образом, указание на 1260 год относится не к созданию Миндовгом ВКЛ как союзного с пруссами государства (о появлении ВКЛ в «Хронике» вообще ни слова, первое упоминание о Литве — только в главе о том, как Миндовг к литвинам ушел), а относится к изгнанию Миндовга из своей родной Пруссии.
На первый взгляд может показаться удивительным тот факт, что не только в киевских, полоцких и прочих «восточных» хрониках нет ни слова о создании ВКЛ (чего там не знали по объективным причинам) — но этого нет и в хрониках поляков и немцев, описывающих захват ими Поморья и Пруссии. Поразительная картина: появляется «на пустом месте» мощное государство — но никто об этом не упоминает.
Ответ, видимо, состоит в том, что тогда поляки и немцы не рассматривали, как мы сегодня, создание ВКЛ деянием нашего этноса, а видели в нем только бегство к нам народов, которых они изгоняли с Полабья, Поморья и Пруссии. Они оставались для них теми же врагами — в состоянии той же старой войны, а потому ВКЛ не рассматривалось как нечто «новое». Это был старый известный противник, который только уходил от экспансии все дальше на восток — пока не «окопался» в Новогородке.
При анализе «Великой Хроники Польской» становится понятным, что описанный в ней король пруссов Мендольф-Миндовг никакого отношения к Литве не имел (ибо ушел к литвинам со своим прусским народом). А этнически он и его народ, очевидно, были погезанами (народом из Погезании), ныне это Северная Польша и Калининградская область России. Погезаны — не восточные балты (не жемойты и аукштайты), а западные балты, родственные нынешним западным беларусам, в прошлом — ятвягам (саму область Погезании относили к Верхней Ятве ятвягов). Отсюда и родственность имен: в Западной Беларуси (Южной Ятве ятвягов) тоже было распространено имя Миндовг (отсутствовавшее у восточных балтов).
Погезания Миндовга была погранична и лежала северо-восточнее Помезании (Помазовья, которое колонизировала Полабская Русь и куда от немцев уходили ободриты, русины острова Рюген-Русин и прочие западные славяне), которой тогда правил легендарный князь Святополк, возглавивший сопротивление всей Пруссии против немецко-польской экспансии[29]. Как я выше указывал, в землях Святополка преобладали топонимы славян и производные от слова «Русь», а саму землю немцы называли «Рейсен» или «Рисен», то есть «Русь».
Эти земли Пруссии (Порусья) — Погезания (Верхняя Ятва Миндовга) и Помезания (Русь Святополка) являлись союзниками — и главным очагом сопротивления экспансии немцев. Потому что восточнее их лежали уже земли восточных балтов (родственных жемойтам и аукштайтам) — малоразвитые цивилизационно и несостоятельные в военном плане территории Барта, Вармия, Галиндия, Наттангия. Все они ранее были подчинены власти славян Полабья и западных балтов Погезании Миндовга — поэтому особого рвения сопротивляться немцам и полякам не выказывали: с их точки зрения, один «западный диктат» сменялся на «другой, мало отличимый».
Собственно, по той же причине захваченный тогда нашими князьями восточно-балтский этнос жемойтов не видел себя как-то этнически связанным с Литвой Новогородка и вообще с нашим ВКЛ — ушли спокойно на полтора века под немцев и не считали это «зазорным». Один лишь князь Витовт тщетно пытался оспорить у немцев колонию Жемойтию, «доказывая ее принадлежность Литве», с чем не согласились ни немцы, ни сами жемойты — ибо смена литвинов на немцев их не смущала. Как равно не смущала жителей Суздальских земель смена властителей Киевских на Ордынских: это была только смена «хозяев», а не утрата национальной свободы, которой там отродясь не было.
Но имелся, кроме Погезании и Помезании, еще один центр мощного сопротивления немцам — Поморье. Оно было одновременно погранично Погезании и Помезании, лежало западнее их. Именно там жил народ лютичей, о котором мы полагаем, что он и явился изначальной Литвой. Именно там поморский князь Богуслав I в 1214 году имел печать, которая почти идентична печати ВКЛ «Погоня», и титуловался «Princeps Liuticorum».
Обращаю внимание: это было за полвека до Миндовга и еще до того, как в договорах с Галицией и Волынью новогородские князья Булевичи и Рускевичи названы «литовскими». То есть еще до появления Литвы на территории нынешней Беларуси. Причем в данном случае «жемойтская версия Литвы» отвергается полностью тем фактом, что Поморье никогда не включало в себя земли жемойтов и аукштайтов (между ними лежала вся Пруссия с десятками других народов), а поморские князья никогда не правили Жемойтией, до которой от Поморья было дальше, чем до Варшавы.
Полагаю, что теперь истоки Литвы очевидны — они в Поморье, у поморского народа лютичей, где и существовала исконная Литва — задолго до нашей, рожденной именно уходом к нам этих лютичей. Там еще до создания BKЛ князь Поморья назывался «Princeps Liuticorum» (князь Лютовский), а своим гербом имел «Погоню». Но что такое Литва лютичей? Что она означала? Кто были лютичи? И откуда вообще взялось слово «Литва»?
Здислав Ситько выводит появление термина «Литва» из сословия литов. В статье «Возвращаемся к литве» (октябрь 2000 г. ) он писал:
«Как следует из первоисточников, литва — это не племя. Ни из немецких хроник, ни из русских летописей нельзя выявить область первого расселения литвы. Не обозначили его и археологи. Даже в специальных научных изданиях за этнотерриторию литвы признавались разные территории. Междуречье Вилии и Двины, где находят памятники материальной культуры, которые приписывают литве, населяли другие племена. А тот регион Понемонья, который считается «исторической Литвой», не имеет соответствующих археологических памятников.
… В русских летописях выразительно выявлена литва как социум, не связанный ни с определенным этносом, ни с определенной территорией. Эта совокупность могла развиться только в определенной общественной формации в соответствующем высокоразвитом феодальном обществе. Социальной базой ее возникновения стал сословный раздел общества (нобили, вольные, полусвободные, рабы). Согласно Варварским Правдам — ранних средневековых (V—VIII века) сборников законов Западноевропейских княжеств — словом «вольный» называли непосредственных производителей — основную часть соплеменников. Над ними возвышалась родоплеменная или дружинная знать, а ниже их стоят полусвободные (литы, альдии, вольноотпущенные и рабы).
Как излагается в одной из Правд — Салицкой — литы были зависимыми от своего хозяина, не имели своего частного земельного надела и не имели права участвовать в народном собрании, не могли защищать свои интересы в суде. Согласно немецкому историку А. Мейцену, одни литы служили в усадьбе своего хозяина, другие жили в отдельных поселениях.
Литы феодального двора имели преимущество, ибо легче могли получить определенные материальные выгоды. Церковь призывала владельцев-христиан давать вольную своим подчиненным и наделять их землей, за которую те должны были платить оброк. Из этих оброчных людей — чиншевиков, землевладельцы выбирали особ, которым поручали исполнение хозяйственных обязанностей, связанных с определенной ответственностью — лесничих, ловчих, надсмотрщиков, тиунов.
Со временем феодал начал брать с собой в военные походы лита как оруженосца. Из литов франкская знать набирала себе даже вооруженную охрану, что легко могло привести к переходу рабов в более высокий статус. И хотя обычно только сословие полноправных, что владело имуществом и публичным правом, могло участвовать в суде и служить в войске, однако у саксов даже военная служба распространялась на литов. А, к примеру, историк П. Гек трактовал саксонских литов как «часть племени, обязанную нести военную службу».
Постепенно рос не только государственный запрос литов и социальная значимость этой общественной формации. А. Неусыхин рассказывает, что и литов, которые вначале не являлись даже отдельным социальным кланом, коснулась дифференциация, в основании которой лежал общий процесс социального расслоения общества.
… И у славянских литов происходило имущественное расслоение, и они переходили в воинское сословье, однако создавали отдельные воинские дружины или отряды.
… Литские дружины должны были иметь и отличительное название. Славянские соплеменники могли называть таких воинов, скажем, словом литва. Это название сообщества, людей, которые занимались одним важным для общества делом, сложилось с помощью прославянского суффикса с составным значением -tv-a (для сравнения беларуские — дзятва, польские dziatva, tawarzystvo, русские — братва, паства)».
Прерву цитату, чтобы указать на совершенно другой ряд схожих слов: Крива, Дайнова, Ятва, Мазова. Слово «Литва» как раз вполне сюда вписывается. Это — названия племен западных балтов, наших предков. Мало того, они образуют неразрывную территорию: первоначально Литва лежала в Поморье, погранично с Мазовой. Ситько далее пишет:
«Многочисленные войны и восстания ослабили могущество ободритов и лютичей. Под нажимом саксонцев наиболее вольнолюбивые, большей частью, воины, двинулись в изгнание. На такое решение повлияла угроза христианизации. С группами славянских полабских племен ушла и литва. Они дошли до Балкан, где и сегодня на Спрече, притоке Босны (водозабор Дуная), есть поселение Litva. Осели изгнанники и по-над неманскими притоками. И до этого времени в Слонимском, Ляховичском, Узденском, Столбцовском, Молодеченском районах стоят деревни Литва. Они отдалены одна от другой, вероятно потому, что кривичские владельцы этих земель уже знали про литву-воинов и побаивались их единства, имея плохой пример захвата викингами власти в Киеве».
Версия Ситько о происхождении Литвы от сословия литов — только на первый взгляд кажется логичной, на самом деле многое в ней — натяжки.
Например, о поселениях Litva на территории Беларуси. Сам же Ситько в другой статье «По следам литвы» (газета «Наша слова», №№ 26—37, 2007) пишет:
«Например, на Минщине известны несколько поселений, происхождение названия которых можно связать с лютичами: Лютые Крупского, Лютец Борисовского, Лютый Пуховичского, Лютка Смолевичского районов».
Так значит, лютичи все-таки к нам приходили. Но зачем «умножать сущности», приписывая появление Литвы у нас приходу еще и каких-то других литов?
Единственное, с чем я согласен, — это с суждениями Ситько о том, что понятие «литва» по своему содержанию не являлось этническим названием. Но для раскрытия содержания понятия «литва» не требуется изобретать сословие литов — достаточно вспомнить, что точно такое же полабское понятие «Русь» тоже не было этническим.
В объединение «Русь» входили не только западные славяне, но и англы, датчане, фризы, балты и другие «варяги», как выразился Нестор в «Повести временных лет». «Русь» означало братство варягов-колонистов: систему, согласно которой на каждое нападение туземцев на колонию — следовал общий ответ ближних и дальних колоний Руси. Именно по такому принципу ободриты и шведы захватили огромные территории финно-угорской Новгородчины, на таком принципе строилась колониальная держава Киевская Русь.
Здислав Ситько цитирует польского историка Ежи Довята:
«Термины велеты-лютичи уживались на протяжении VIII—IX веков в двойном значении: либо этнической группы, либо политического единения».Но точно так, например, было у ободритов: они долгое время равно именовались ободритами и русинами, а потом утратили название «ободриты», оставшись только русинами. Еще раз напомню, что, например, в «Генеалогии королевы Ингеборг» (вторая половина XII века) эта супруга короля ободритов Канута II именуется дочерью «могущественнейшего короля русов» Изяслава.
Аналогичные процессы происходили и у велетов (вильцев): их этническое самоназвание заменялось постепенно именем «лютичи», «литвичи».
Очевидно, что «Лютва» была таким же надплеменным образованием, как и «Русь». Чтобы понять происхождение этих слов, следует вспомнить, что в основе религиозных культов таких надплеменных образований находились тотемы.
Возможно, что понятие «Русь» произошло от тотема рыси. Изображение рыси можно увидеть на гербах или флагах таких городов, как Ржев, Псков или Гомель. По некоторым версиям, именно рысь, а не лев, изображена на гербе Финляндии.
Рысь — животное рыжего цвета. Первоначальная форма этого слова — rydsъ, с тем же корнем, что и «руда» (См.: Этимологический словарь русского языка. Екатеринбург, 2003). Показательно, что многие историки и термин «Русь» выводят от слов «рыжий» или «русый», но это ошибочная связь, ибо ни один народ не имел самоназвания от каких-то расцветок волос или кожи. Другое дело, что, согласно свидетельствам древних авторов, русы-руги Центральной Европы отличались красным цветом щитов и плащей. Но это как раз можно объяснить тем, что красный цвет был тотемным цветом рыси.
Слово «рысь» существует только в славянских языках. Оно связано с чешским и словацким rysyi, rysavyi — «рыжеватый», с польским rysawy, верхне-лужицким и нижне-лужицким rysy — «рыжий». В других европейских языках оно начинается не с «р», а «л» (в том числе древне-прусское luysis). Как сообщает словарь Фасмера, «контаминация с rysъ могла опираться на мотивы табу». Но это (замена в рамках табу «р» на «л») означает автоматически, что рысь была у славян тотемным зверем. И если, например, культ волка (люта) дал племя лютичей-литвинов и термин «Литва», то знаем ли мы славянское племя с культом рыси? Нет. Но зато есть русичи-русины и термин «Русь». Поэтому есть весомые основания полагать, что русичи-русины и были тем самым племенем, поклонявшимся тотему рыси.
При этом надо заметить, что племена с тотемом рыси могли существовать независимо друг от друга на Карпатах и в Полабье (то есть в не связанных друг с другом регионах). Сегодня крупнейшая в Европе популяция рыси обитает именно в Карпатах (2200 особей).
Происхождение термина «Русь», на мой взгляд, следует искать в наших дославянских языках, так как Русь существовала еще до складывания славян как этнической группы. Если мы сравним славянское слово «рысь» с названием рыси в других индоевропейских языках, то увидим, что там фигурирует не гласная «ы» или «и», как в славянских языках, а гласная «у», как в слове «Русь». Например, латышское lusis, прусское luysis, древнее верхне-немецкое luhs средне-ирландское lug. И здесь для нас самыми важными являются балтийские языки, так как славяне появились как отпочкование от западных балтов (точнее, западные балты трансформировались постепенно в славян). У восточных балтов рысь называлась «лусис» и примерно так же у западных балтов (пруссов, мазуров, кривичей, литвинов, дайнова, ятвягов). Если отбросить архаичное балтийское окончание «-ис», то получается «лусь», а при указанной словарем Фасмера контаминации (замены при табуировании «л» на «р») у нас и получается слово «русь».
При такой трактовке происхождения термина «Русь» выходит, что это слово появилось еще до славян, у их непосредственных предков западных балтов, примерно за 2—3 века до того, как они стали превращаться в славян при смешении с готами. Напомню, что славяне как этнос родились примерно в IV—V веках в Полабье, где они (генетически западные балты) под влиянием готов, возможно, других соседей и союзников утратили балтийскую грамматику языка (окончания на «-ис» и прочее) и создали самобытную культуру.
Конечно, на основе только лингвистических параллелей обосновать происхождение термина «Русь» непросто. Но вот с истоками этнонима «Лютва» лютичей дело обстоит намного понятнее: у лютичей действительно Лют-Волк был тотемным животным, они для битвы одевали волчьи шкуры, а на голову — волчьи черепа, чем нагоняли ужас на врагов.
Сегодня более известны берсерки — племенные объединения тотема Бэра-Медведя. Как считают историки, название Берлина, столицы Германии, происходит именно от тотема населявших его до немцев славян (почти вся территория бывшей ГДР — древняя территория славян и западных балтов; Дрезден — бывшая Дрезна, Лейпциг — бывший Липецк и т. д. ).
Как правило, тотемное животное было запрещено называть своим именем, отсюда появилось слово «медведь» («ведающий мед») как замена индоевропейскому «бер» (но осталось при этом слово «берлога»). Слово «лют» как тотемную замену слова «волк» лютичи переняли, очевидно, от кельтов. Древнее индоевропейское слово «волк» (русское «волк», старославянское «влькъ», жмудское и аукштайтское «vilkas», санскритское «vrkah», древнеперсидское «vahrko», готское «wolfs», английское «wolf») через кельтский язык вошло во французский как «le loup». А например, расположенный под Парижем известнейший ЛУВР — означает буквально «логово волчицы». Получается, что семантически парижский Лувр имеет прямое отношение к термину Лютва — Литва.
Тот же Ситько неоднократно указывает, что примерно с VIII века вильцы-велеты постоянно нанимались на военную службу в Северной Франции (их численность порой указывалась в источниках до 100 тысяч, «но даже если это считать преувеличением и снизить в 10 раз — для той эпохи это было очень много», справедливо отметил историк. Интересно, что именно во Франции и на полуострове Бретань, где осели кельты, масса топонимов, близких «Литве», ибо в языке кельтов волк — «лут», «луп», «лют». Не там ли вильцы-велеты обрели свой тотем люта?
Полагаю — вполне может быть. Это заодно может объяснить и гипотезу Ситько о литах как сословии, породившем название Литвы. Именно там это сословие и формировалось, и название ему, возможно, дали лютичи как постоянные наемные воины, не имевшие равных прав с местным населением. Это, конечно, только предположение.
Во всяком случае, бесспорно, что кельты, нанимая на свою службу дружины вильцев-велетов (одетых для устрашения врага в шкуры волков), именовали бы их на своем языке именно «волками», то есть лютичами — от своего «le loup».
Подведу итог. Как мне кажется, открытие истоков нашей Литвы в Поморье позволяет не только верно понять события той эпохи, но и ответить на многие вопросы, которые пока казались лишенными объяснения.
Например: зачем князьям ВКЛ потребовалось позже переносить столицу Литвы из Новогородка? И закрепить ее в конечном итоге в Вильне, специально для этого построенной на реке Вилии? Чем их не устраивал Новогородок? Почему не перенесли столицу в Полоцк — тогда крупнейший город всей Восточной Европы?
По версии историков Республики Летувы, это делалось «для приближения столицы Литвы к своим этническим истокам», то есть к жемойтам и аукштайтам.
Но это нелепо! И зачем вообще потребовалось создавать столицу в Новогородке? Почему нельзя было сразу ее основать на территории жемойтов?
Если, как фантазируют летувисы, Миндовг был жемойт, то зачем он столицей Литвы сделал этнически чуждый ему Новогородок, где никто не понимал языка восточных балтов? И разве есть еще в истории подобные примеры, когда правитель страны назначает своей столицей город, населенный чуждым этносом? Ведь в Новогородке никогда не жили ни жемойты, ни аукштайты.
Перенос столицы из Новогородка в специально построенную Вильню объясняется — по моему мнению — только тем, что князья ВКЛ сохраняли память о том, что они были изгнаны немцами и поляками из Полабья, Поморья и Пруссии и хотели просто быть ближе к своей исконной родине. Сохраняли надежду когда-нибудь отвоевать ее у немцев и поляков.
Завершая тему, выскажу предположение, которое, на первый взгляд, кому-то может показаться фантастическим. Лютичи Поморья ранее назывались велеты или вильцы. Но откуда это название «вильцы»? Не потому ли, что в IV—VI веках они ушли с нашей реки Вилии в Поморье? Потом, к началу XIII века, они сюда вернулись — и затем именно на Вилии создали столицу Вильню. Как память о том, что они вильцы и произошли отсюда.
Кажется фантастичным? Однако европейские летописи говорят, что в IV веке готы в своем походе в Европу, проходя через территорию Беларуси, пополнились местными племенами, которые с ними ушли «громить Рим». А вот жемойты и аукштайты отпочковались от латышских племен только к VIII—IX векам, при этом спустились на юг и заселили нынешнюю территорию Летувы. Так что исконно течение реки Вилия заселял только один этнос западных балтов (беларусов), а не восточных.
Поэтому вполне возможно, что наше (родственное беларусам) племя вильцев с реки Вилии ушло вместе с готами в Европу, где осело в Поморье под названием «вильцы», а потом в начале XIII века назад к нам вернулось — уже под именем «литвы».Вернулось на свою РОДИНУ.
Лично я полагаю, что так все и было.
Эту знаменитую и загадочную печать Миндовга привел в своей книге «Краткая история Беларуси» в 1910 году Вацлав Ластовский. Загадочность печати в ее истории, о чем Ластовский сказал так:
«Печать эта находится в частных руках и принадлежит к коллекции редкостей, предназначенных для беларуского научного музея. Букв, вырезанных на этой печати, до этого никто еще не смог прочитать».
Странность печати не только в ее рунической надписи, но и в сочетании православного креста на щите всадника «Погони» — и католической короны.
Руническую надпись на печати уже в наше время смог прочесть доктор технических наук из Екатеринбурга Олег Леонидович Сокол-Кутыловский[30]. Расшифровку он привел в своей статье «Славянская руническая надпись на печати князя Миндовга» /«Академия Тринитаризма», Москва, Эл № 77-6567, публ. 14018, 17. 11. 2006).
Приведу отрывки из этой интересной публикации.
Автор статьи пишет:
«Оттиск печати князя Миндовга, на котором изображен герб «Погоня», был опубликован в книге В. У. Ластовского «Краткая история Беларуси», изданной в 1910 году в Вильно. На изображении имеются рунические знаки, которые до сих пор не были прочитаны. После прочтения ряда славянских рунических надписей я попытался прочесть и эту, довольно позднюю надпись середины XIII века, когда, казалось бы, славянские руны уже вышли из употребления. Однако оказалось, что и в то время славянские руны кое-где еще использовались, причем в своем первоначальном виде, без заимствования знаков другой письменности.
Если бы не имеющиеся рунические надписи, то можно было бы подумать, что на рис. 1 показано изображение герба, выполненного в соответствии с канонами европейской геральдики. Впрочем, на некоторых гербах может быть нанесен девиз. Так ли это в данном случае? Представим имеющиеся руны в виде строки наиболее подходящих славянских (русских) рун, встречавшихся в других славянских рунических текстах (рис. 2).
Надпись, показанная на рис. 2, читается следующим образом: «С-ВА-Е ПЕ-ЦА-ТА К-Н-Е-3 М-И-Н-Д-О-Г 3-ТА-В-И», что на современном русском языке означает: «СВОЮ ПЕЧАТЬ КНЯЗЬ МИНДОГ СТАВИТ».
Как следует из средневековых летописных источников, имя этого князя произносилось как Миндовг, но руны «V» в имени на надписи нет. Как же могло возникнуть такое разночтение? В данном варианте чтения имени все рунические знаки применены в качестве букв. Но в этой же надписи часть знаков являются слоговыми рунами. Поэтому четвертый (двойной) знак имени может читаться, как слоговая руна «ДО», а гласная руна «I» после нее — как звук «У». Тогда все имя звучит, как «МИНДОУГ».
В Белоруссии и теперь вместо звука «в» произносят краткий звук «у» и даже букву такую добавили, «у краткое»: ў. Например, слово «всё» пишется и произносится, как «ўсё». То есть написание русскими рунами имени «МИНДОУГ» эквивалентно написанию этого имени на кириллице, как «МИНДОВГ», а на современном белорусском языке — «МЙНДОЎГ».
… Применение в слове «печать» руны «ЦЪ» вместо руны «ЧЪ» говорит о «цокающем» произношении, дающем звук «цч», что могло быть записано на слух любой из этих рун.
В последнем слове надписи первый звук, по-видимому, произносился озвонченным, то есть как «зс», что объясняет применение руны «ЗЪ» в этом слове.
… Имеющиеся на изображении по обеим сторонам нижней части христианской короны два отдельных знака, по-видимому, относятся к религиозной символике.
Таким образом, на рисунке 1 изображена личная печать князя Миндовга, выполненная полностью древнеславянскими руническими знаками, часть из которых применена, как слоговые руны, а часть знаков использована в качестве букв. Никаких заимствований из германских рун, латинского письма или кириллицы в этой надписи нет».
Пока я целиком согласен с исследователем из Екатеринбурга. Смысл надписи вполне логичен для печати. При этом, что существенно, — она написана с краткой «у», цоканьем и другими особенностями беларуского языка. К этому факту мы позже вернемся.
Но вот дальнейшие рассуждения Сокола-Кутыловского кажутся мне ошибочными. Он продолжает:
«Славяне этого возникшего в ХІІІ веке нового Русско-Литовского или Литовско-Русского княжества (не следует путать с современной Литвой), часть из которых ранее были жителями Киевской Руси, а часть могла быть выходцами из Восточной Пруссии (Поруссии), говорили на своем (русском) языке и писали на кириллице. Но, как следует из надписи на этой печати, не забывали и свою древнеславянскую письменность. Далее, на протяжении многих сотен лет, входя в конфедерацию с католическим Королевством Польским, пользовавшимся латиницей, в Великом княжестве Литовском по-прежнему сохранялся русский язык, а во внутреннем делопроизводстве использовалась кириллица, несмотря на то что некоторая часть населения была вынуждена перейти к католическому вероисповеданию.
Казалось бы, прочтение этой надписи не добавило никакой новой информации: надпись лишь подтверждает принадлежность печати князю Миндовгу. Однако использование в надписи наличной печати древнерусского (древнеславянского) рунического письма со всей определенностью говорит о славянских корнях этого князя. Более того, в XIII веке такая надпись подчеркивает принадлежность князя к дохристианской традиции, вне зависимости от его вынужденного сотрудничества с той или иной ветвью христианства. То есть с большой долей уверенности можно утверждать, что князь Миндовг был славянским князем».
Все это — заблуждеия, обусловленные великодержавными российскими мифами. Эти мифы культивировали в СССР идеологи КПСС, однако (как мы уже выяснили в предыдущих главах) на самом деле никакой «Древней Руси» и никакой «древнерусской народности» на территории Древней Беларуси никогда не было[31].
Добавлю к сказанному мнение кандидата исторических наук Валентина Мазеца, изложенное им в статье «Национальная политика коммунистов в БССР (1945—1985 гг.)»:
«С сентября 1961 года в средних школах БССР был введен курс «История БССР». (До 1961 года предмета «История Беларуси» в школах БССР вообще не было. — В. Д.) Его изучали по учебному пособию, которое написал беларуский автор, профессор Л. С. Абецедарский.
Основные концептуальные положения, сформулированные в нем, во многом предопределили направленность и содержание историографических подходов к рассмотрению ключевых моментов истории Беларуси, которые доминировали в беларуской исторической науке вплоть до конца 80-х — начала 90-х гг. XX века.
Именно по этому учебнику в течение 30 лет знакомились с историей своей Отчизны все школьники Беларуси. По этому он оказал определяющее воздействие на формирование взглядов нынешней правящей элиты страны на историческое прошлое нашей страны и нашего народа.
В учебнике Абецедарского был реанимирован миф, сформулированный еще во времена господства российского самодержавия представителями «западнорусизма». Имеется в виду принципиально неверное положение о существовании в IX—XIII веках общей родины беларуского, украинского и русского этносов — Древней Руси. Миф этот давно уже опровергнут наукой (археологией, генетикой, антропологией, лингвистикой, историей), однако по-прежнему живет в сознании многих поколений людей, оканчивавших школу в 1962—1991 годах.
Великое княжество Литовское характеризовалось в пособии как государство литовских феодалов. В этой связи характерно название одной из брошюр Абецедарского, опубликованной в 1970 году, — «Существовала ли в прошлом белорусская держава? » Разумеется, автор дал в ней сугубо отрицательный ответ на этот риторический вопрос.
Абецедарский и его ученики утверждали, что «стремление населения Белоруссии к воссоединению с братским русским народом», начиная с XV века, выражалось в форме «народного движения за воссоединение с Русским государством» (так они называли Московское княжество, являвшееся одним из улусов Золотой Орды, а в 1480 году ставшее независимым). Агрессивную войну Московского царства против Речи Посполитой (1654—67 гг. ), в ходе которой население беларуских земель за 18 лет сократилось на 53, 5% (с 2 млн 900 тыс. до 1 млн 350 тыс. человек), авторы пособия назвали «борьбой белорусского народа за воссоединение с Россией».
Три раздела Речи Посполитой конца XVIII века (в 1772, 1793, 1795 гг. ) преподносятся в пособии как «воссоединение Белоруссии с Россией». Начало беларуской государственности, согласно концепции Л. C. Абецедарского, связано не с Великим княжеством Литовским и не с БНР, а с провозглашением в 1919 году БССР.
Как сказано в соответствующих томах «Энциклопедии истории Беларуси» (1993 г. ) и энциклопедии «Великое княжество Литовское» (2006 г. ), большинство фактов и событий отечественной истории Абецедарский, его сторонники и последователи оценивали с позиций вульгарной социологии. Тем не менее любые попытки отхода от изложенных ими концептуальных положений жестко пресекались.
Например, после публикации в журнале «Полымя» (№ 5 за 1966 год) статьи кандидата философских наук Николая Алексютовича «А где же объективная истина? », в которой автор доказывал, что Великое княжество Литовское «по своему этническому составу, по своей территории и культуре было в основном белорусским», власти организовали широкую пропагандистскую кампанию, направленную на осуждение этого и подобных ему высказываний».
Как видим, в своей статье Сокол-Кутыловский оперирует ложными положениями, давно опровергнутыми беларуской исторической наукой.
Беларусы никогда не были «Русью», но всегда — только Литвой. Полное название ВКЛ — Великое княжество Литовское (то есть литвинов-беларусов). Русское (то есть русинов-украинцев) и Жемойтское (то есть жемойтов и аукштайтов, нынешних летувисов). Да, русины-украинцы Киевщины, Галиции, Волыни говорили на русском языке (украинском), но литвины-беларусы использовали Другой язык —литовский (литвинский). Он содержит до 25% прусской лексики, дзекает и цекает, акает и гэкает, это даже не славянский язык, а балто-славянский.
Меня удивляет, почему автор назвал беларуский язык «русским», если сам же обратил внимание на его характерные особенности. Язык ляхов Кракова (который был чистым славянским до смешения с пшекающим языком Мазуров — западных балтов) — почти не отличался от русинского языка галичан или киевлян, но его автор «Русским» не находит. Почему?
Это странно: близнец русинского языка не считается «русским», а вот балто-славянский язык литвинов-беларусов — вдруг «русский»… Со всей очевидностью тут прослеживается идеологическая установка: считать литвинов-беларусов «россиянами» — без малейших к тому каких-либо научных оснований. Вместо доказательств аксиома, принимаемая на веру, — тут была Русь.
Читаем у автора:
«Далее, на протяжении многих сотен лет, входя в конфедерацию с католическим Королевством Польским, пользовавшимся латиницей, в Великом княжестве Литовском по-прежнему сохранялся русский язык… »
Не многие сотни лет, а два века — Речь Посполитая существовала с 1569 по 1794 год — 225 лет. И никакого русского языка у нас не было. В делопроизводстве действительно использовался украинский (русинский) язык, поскольку он был еще и языком религии — Киевской (т. е. греческой) церкви. Но местное население всегда говорило на своем балто-славянском языке — а не русском и не славянском (даже после чудовищной русификации XX века нынешний беларуский язык сильно отличается от русского). Так с чего автор взял, что наш народ говорил на «русском языке»? То есть на украинском. Никогда беларусы не говорили ни на украинском языке, ни на языке Московии. Это глупости.
Автор пишет:
«… А во внутреннем делопроизводстве использовалась кириллица, несмотря на то что некоторая часть населения была вынуждена перейти к католическому вероисповеданию».
Что значит «была вынуждена перейти к католическому вероисповеданию»? Все католики Литвы-Беларуси — либо бывшие язычники, либо бывшие протестанты. После 1839 года еще часть униатов перешла в католичество из-за репрессий царизма, но это было уже при российской оккупации. У Сокола-Кутыловского карикатурные представления об истории беларусов.
Он пишет:
«Однако, использование в надписи на личной печати древнерусского (древнеславянского) рунического письма со всей определенностью говорит о славянских корнях этого князя».
Это не древнерусское руническое письмо — ничего «русского» в нем нет. Да и древнеславянским руническое письмо можно назвать лишь с большими оговорками. Это письмо западных балтов, поэтому рассуждения о славянских корнях Миндовга являются ошибочными.
Тем более, что не всегда существует логическая связь между языком надписи на печати и национальностью князя: например, на монетах Дмитрия «Донского», отчеканенных после Куликовской битвы, написано с одной стороны по-арабски: «Монета царя Тохтамыша, да продлятся дни его». Разве это значит, что московский князь был арабом?
В надписи на печати Миндовга важно не то, что она сделана рунами (которые Сокол-Кутыловский почему-то считает «монополией» московитов или, в лучшем случае, славян). Важно то, что она сделана на языке, который кажется беларуским. По логике исследователя выходит, что Миндовг был беларусом. А коль беларусов в России принято считать «славянами», да к тому же причастными к Руси и к России, то давай заниматься фантазиями…
На самом деле толковать эту расшифровку рунической надписи следует иначе.
Равно как Сокол-Кутыловский спекулятивно называет язык печати Миндовга «русским» или «славянским» — точно так многие беларуские исследователи сделали бы столь же спекулятивный вывод о том, что это — беларуский язык. И следовательно, Миндовг был беларусом (литвином).
Однако язык печати Миндовга — не славянский, не беларуский и не русский.
Что касается русского языка, то под ним применительно к эпохе X—XIII веков лингвисты сегодня понимают как минимум два разных языка.
Один — это язык Карпатской Руси (находившейся на территории современной Венгрии с центром в Кеве), откуда он распространился в Галицию и Волынь, а от них — в Киев.
Это южно-славянский говор, с балканскими диалектными отличиями.
Второй — это язык Полабской Руси, который принесли с собой на Ладогу колонисты Рюрика (ободриты). Как рассказал в журнале «Наука и жизнь» академик Валентин Янин, этот язык сильно отличался от языка Киева, но фактически ничем не отличался от языка ляхов. Фактически «русский язык» Рюрика был языком всех славян Лабы, Одры и Вислы, поэтому называть его «русским языком» ненаучно — это просто славянский язык, полностью идентичный ляшскому языку.
Ни в ляшско-русском языке Полабской Руси Рюрика (и в созданной им Новгородской Руси), ни в балкано-славянском языке Киева — не было никаких следов балтизма, хотя таковые очевидны в языке надписи на печати Миндовга. Так с какой стати этот язык относить к «русским» или «славянским»?
Теперь о беларуском языке. Во времена Миндовга никаких «беларусов», конечно, не было. Не было еще этнической общности на территории будущей Беларуси — были разные племена, которые позже сформировали эту общность в своем слиянии. Поэтому не было как такового и беларуского языка (результата слияния племен). Были только языки самих этих племен.
Как выше уже сказано, в 1230 году прусский король Рингольд, отец Миндвога, под натиском немецко-польской экспансии начал искать «землю обетованную» для исхода из Пруссии и прусского народа, и народов славян и балтов Полабья и Поморья, которые ранее укрылись в Пруссии, где служили прусскому королю. Он напал на вассальные Киеву княжества на территории Западной Беларуси и разбил киевских оккупантов. Как пишет В. Ластовский, битва произошла на правом берегу Немана. Были разгромлены князья Давид Луцкий и Дмитрий Друцкий с их русинскими дружинами. Одновременно взбунтовался народ в Полоцке, и Рингольд без труда и его присоединил к своим новым владениям.
А к 1221 году относятся упоминания в немецких летописях о том, что полабцы (очевидно, лютвины Лютвы) мигрировали куда-то на Неман. Видимо, они еще до этого похода Рингольда осели в районе Новогородка (нынешнего Новогрудка), где основали новую Лютву — Литву № 2. Этот народ лютичей (тоже западных балтов) был цивилизационно на голову выше местных ятвягов, мазуров, дайновов, кривичей — потому и стал сердцем нового государства, от них оно и получило название — Лютва, или Литва.
И наконец, последняя составная этноса беларусов — кривичи, жители Восточной Беларуси. Они, как дружно считают историки, тоже не славяне, а балтоязычное племя, которое было в какой-то мере славянизировано ободритами и прочими славянами-варягами, так как лежало на пути «из варяг в греки».
Интересно, что в другой статье «Древнейший Литовский флаг — чей же он? » Сокол-Кутыловский пишет:
«Еще одна параллель прослеживается между Пруссией и Беларусью. Титул (или сакральное имя) верховных жрецов прусского религиозного центра, Ромувы, — Криве — совпадает с названием славянского племени кривичей. Более того, это слово — krievs — до сих пор означает «русский» на латышском языке. Исторически достоверные сведения о Ромуве скупы. Во главе этой сакральной организации стоял верховный жрец, Криве-Кривайтис, фактически бывший главой государства до прихода в Пруссию Тевтонского Ордена.
Петр Дусбургский, орденский священник и хронист начала XIV века, написавший в 1326 году восславляющую дела тевтонцев «Хронику земли Прусской», свидетельствовал о власти верховного жреца Ромувы: «… Криве, которого пруссы почитали как папу, ибо как господин папа правит вселенской церковью христиан, так и по его воле или повелению управлялись не только вышеупомянутые язычники, но и литовцы, и прочие народы земли Ливонской. Такова была власть ею, что не только он сам или кто из родичей его, но даже гонец с его посохом или с другим отличительным знаком, проходя по пределам вышеупомянутых язычников, был в великом почете у королей, нобилей и простого люда».
По свидетельству Т. Нарбута, власть первосвященника КривеКривейте охватывала «всю землю Литовскую, Пруссию, Литву, Жемайтию, Куронию, Земгалию, Ливонию, Латгалию и даже земли кривичских руссов (Creviczensivim Russorum)»».
Снова замечу, что кривичи не были ни «руссами», ни «славянским племенем». По своему языку, генам, антропологии, культуре — это балты. В том числе по языческой вере — они поклонялись змею живойту, этого балтийского культа у славян никогда не было.
Весь этот регион — единая общность западных балтов, что показывает и созвучие названий: Мазова, Ятва, Дайнова, Литва, Крива (включая топоним Варшава — столицу Мазовы). Все на «-ва», что является «визитной карточкой» западных балтов. Вместе с Пруссией это совершенно особый культурный и этнический анклав на территории Европы, который фундаментально отличался от своих соседей — и славян, и восточных балтов (жемойтов, аукштайтов, латышей). Языческим религиозным лидером здесь была именно Пруссия, поэтому она так легко покорила его, создавая ВКЛ.
И вот тут мы подошли к главному вопросу: на каком же языке надпись на печати Миндовга?
Печать, очевидно, относится к 1255—1260 годам, уже к концу правления Миндовга. Он стал королем Пруссии (очевидно, Погезании) со смертью отца Рингольда в 1242 году.
В 1252 году принял католичество при короновании папой Римским на короля Литовского, в 1255 году от него же получил разрешение короновать сына Войшелка (Василя) на короля Русского — как правителя Галицко-Волынского Королевства Русь, вошедшего в состав BKЛ через породнение рода Миндовга с родом галицко-волынских королей. Появление Королевства Русь и королей Русских объясняется тем, что князья-короли Галиции и Волыни обещали папе переход региона в католическую веру (это свое обещание они не исполнили).
Миндовг хотел Войшелка-Василя посадить на княжение в Полоцке (сугубо православном городе, где условием княжения являлось обязательное принятие князем православной веры). Именно отсюда странный набор символов в печати: полоцкий православный герб «Погоня» с крестом Евфросинии Полоцкой на щите всадника, папская корона королевства над ним (то ли Королевства Литва, то ли Королевства Русь), плюс руническая надпись на языке… Каком?
В XIII веке языки пруссов-погезан, Мазуров, кривичей, явтягов, дайновичей и лютичей-литвинов мало отличались друг от друга. Эти народы не только прекрасно понимали друг друга, но и осознавали свою языковую общность.
Всем этим языкам в принципе присущи те черты балтизма, которые есть в языке печати Миндовга и которые Сокол-Кутыловский нашел «беларускими». Нашел по той причине, что эти языки сегодня либо исчезли, как прусско-погезанский, либо превратились в беларуский язык, либо (как язык Мазуров) влились в польский, «наградив» его пшеканьем.
Конечно, какие-то региональные отличия были: мазуры пшекали, мы дзекали. Но с точки зрения лингвистики это только нюанс, местный западно-балтский говор. В любом случае язык Мазуров в тысячу раз ближе беларускому языку, чем совершенно чуждые ему украинский и русский.В будущем судьба западно-балтских языков региона (архаичных и самых древних среди индоевропейских языков) сложилась по разному. Прусский язык подвергся германизации, три сохранившихся немецко-прусских разговорника XV—XVI веков показывают не чистый западно-балтский язык, а его смесь с немецким. Впрочем, это можно объяснить еще и предвзятой позицией немцев, составивших разговорники.
Дело в том, что порядка четверти лексики нынешнего беларуского языка многие современные лингвисты относят, как я считаю, ошибочно — к немецкой лексике, когда на самом деле это древняя западно-балтская лексика. В прошлом германцы (как и славяне) образовались именно из западных балтов, поэтому не удивительно наличие пластов общей лексики. Но она не «германская», а просто старая общая индоевропейская. Очевидно, что составители прусско-немецких разговорников на свой манер ее переделывали, отсюда и «германский уклон» в этих разговорниках.
Аналогично язык мазуров и наш подверглись славянизации, где точно так же славяне, находя близкие им пласты в нашей древней лексике, переделывали их на свой славянский лад. Мазуры слились с ляхами в едином этносе поляков, при этом обе стороны утратили свой изначальный язык: ляхи утратили чистый славянский язык Кракова, идентичный языку ободритов Рюрика, а мазуры Варшавы утратили многие черты балтизма в языке, приняв славянскую грамматику и заменив западно-балтскую лексику на созвучные славянские слова. В Литве-Беларуси фактором славянизации языка стала Киевская вера, образование, делопроизводство. С 1795 года «подключилась» Российская империя, которая «московизировала» наш язык для своих великодержавных нужд.
Так на каком языке сделана надпись на печати Миндовга?
В принципе — его можно, применительно к середине XIII века, назвать просто западно-балтским языком, по аналогии с тем, как историки и лингвисты используют для той эпохи термин «славянский язык». Язык печати Миндовга был тогда общим для народов Пруссии (Погезании), Мазовы и территории нынешней Беларуси. Краткое «у» вместо славянского четкого «в» было присуще всем западным балтам. Цеканье и дзеканье — языковые черты уже жителей будущей Беларуси (ятвягов, дайновов, кривичей). Обладал ли ими язык пруссов-погезан? Очевидно — да.
Сокол-Кутыловский расшифровал надпись на печати: «С-ВА-Е ПЕ-ЦА-ТА К-Н-Е-3 М-И-Н-Д-О-Г 3-ТА-В-И» - «СВОЮ ПЕЧАТЬ КНЯЗЬ МИНДОГ СТАВИТ».
Это вполне соответствует лексике прусского языка. Эти слова вовсе не славянские и не «русские»: в широком плане — индоевропейские, в узком — западно-балтские. Именно на этом языке и говорил Миндовг. Между тем вопрос языка Миндовга Сокол-Кутыловский вообще обошел вниманием. Не стал разбирать, на каком языке тогда говорили пруссы. Он язык Миндовга поспешил назвать «Русским» и «славянским», не удосужившись задуматься о том, что собой представлял язык пруссов в то время. А он тогда мало чем отличался от языка населения будущей Беларуси, в общении с пруссами наши предки не нуждались в переводчиках. Поэтому пруссы к нам, как к своей родне, и мигрировали, как при Миндовге, так и при Витене. Всего, по подсчетам историков, в Беларусь переселились около 100 тысяч пруссов.
* * *
Расшифровка надписи на печати Миндовга — важное открытие в истории Беларуси. Ведь прежде жемойты Летувы настаивали на том, что Миндовг был якобы жемойт, а саму приведенную Ластовским в своей книге печать Миндовга объявляли «фальшивкой».
Расшифровка показала, что надпись на печати Миндовга сделана на нашем языке, а не на языке жемойтов нынешней Летувы. В этом я согласен с выводами автора расшифровки: Миндовг не имел никакого отношения к жемойтам (восточным балтам), даже языка их не понимал.
Миндовг не был ни славянином, ни восточным балтом — он был западным балтом, родственным этносу нынешней Беларуси. Он, создавая ВКЛ, привел с собой знаменитое войско ВКЛ — 30 тысяч рыцарей славян и балтов Полабья и Поморья — лютичей, ободритов, русинов острова Русин-Рюген, лужицких сорбов и самих пруссов Порусья. Именно они и их потомки создали великое государство от Балтики до Черного моря, разбив в пух и прах пресловутую Киевскую Русь и татар Орды, а в 1410 году — и Тевтонский орден. Сегодня беларусы по крови и генам — потомки не только местных племен, но равно потомки и этих мигрантов из Центральной Европы, создавших у нас Великое княжество Литовское как свою «землю обетованную».
Некоторые авторы полагают, что приведенная Ластовским печать — фальшивка. Дескать, на ней изображена корона в стиле барокко, что якобы не соответствует эпохе. Спорить не буду, так как не специалист в этом вопросе. Однако кроме короны на печати — еще и руны (которые прочитаны только сейчас). Подделать руническую надпись может лишь специалист высокого класса. Неужели такой знаток-фальсификатор допустил бы, чтобы его разоблачили на столь элементарном «проколе»? Тут явно концы с концами не сходятся. Это заставляет думать, что с короной все верно.
Во времена Ластовского руническая надпись на печати была нечитаемой. Ластовский кратко написал: «Печать эта находится в частных руках и принадлежит к коллекции редкостей, предназначенных для беларуского научного музея. Букв, вырезанных на этой печати, до этого никто еще не мог прочитать». И только сейчас удалось расшифровать надпись: «С-ВА-Е ПЕ-ЦА-ТА К-Н-Е-3 М-И-Н-Д-О-ГЗ-ТА-В-И», что означает: «СВОЮ ПЕЧАТЬ КНЯЗЬ МИНДОГ СТАВИТ».
Возникает вопрос — откуда Ластовский взял, что это печать именно Миндовга? Если ее никто не мог прочитать, то выходит — об этом должны были говорить какие-то другие сведения: на чем эта печать стояла, сама ее история… Увы, ничего этого Ластовский не сообщает.
И самый главный вопрос: если это фальсификация, то зачем вообще ее понадобилось кому-то создавать?Сразу вспоминаются многочисленные «рунические» подделки начала XIX века, сделанные великодержавными шовинистами России, — типа как бы «рунической» «Велесовой книги». Так, некий А. И. Сулакадзев обладал целой библиотекой одиозных фальсификаций. Например, «Коледникъ V века дунайца Яловца, писан в Кіеве». Забавно: еще не существовали ни славяне, ни Киев, еще не родились Кирилл и Мефодий, не было еще болгар и чехов, для которых те создали славянскую письменность, — но уже некий «дунаец» в V веке смело пишет на кириллице. Или: «Волховникь, рукопись VI века Колота Путисила, жившаго в Русе граде, въ печере». То есть, у финнов уже в VI веке был и славянский язык, и славянская письменность, и город с названием Русь.
Или такие книжки: «Поточник VIII века, жреца Сонцеслава», «Путник IV века». Снова — кириллица до рождения Кирилла, славянские книжки у саама — «жреца Сонцеслава» за век до прихода Рюрика, и вообще славянская книга IV века — когда никаких славян еще не существовало на свете. Или вот рукопись «Перуна и Велеса вещания в киевских капищах жрецам Мовеславу, Древославу и прочим… », относящаяся к V—VI векам. Тоже написана на кириллице, еще не изобретенной. Впрочем, была у Сулакадзева и какая-то книга, «писанная рунами».
В начале XIX века из всего «собрания» Сулакадзева был опубликован лишь небольшой фрагмент из «Боянова гимна князю Мистиславу», записанный руникой, в переводе Г. Р. Державина («Чтения в Беседе любителей русского слова», СПб., 1812. Книга 6, с. 5), а также так называемый «Оракул новгородский» (там же).
Среди российских историков нашлись честные специалисты, отвергшие эти фальсификации. Известный российский лингвист А. Х. Востоков так охарактеризовал язык одного «памятника» из собрания Сулакадзева: «Исполненное небывалых слов, непонятных словосокращений, бессмыслицы, чтобы казалось древнее». Когда в 1823 году встал вопрос о передаче собрания Сулакадзева в Румянцевскую библиотеку (ныне Российская Государственная библиотека, бывшая библиотека им. Ленина), канцлер Румянцев предложил А. Х. Востокову произвести экспертизу архива Сулакадзева. В итоге все собрание Сулакадзева было признано собранием подделок.
Коль Ластовский о печати Миндовга сообшил в книге 1910 года, то ее могли сфальсифицировать именно в XIX веке, именно великодержавные фантасты Российской империи, которые для подтверждения своих имперских мифов фальсифицировали саму историю. Но эта печать Миндовга никак не укладывается в рамки таких задач.
а) Она никак не доказывает российские великодержавные мифы, так как по языку руники печати Миндовг — не «русский» и не «славянин». Это язык прусский или литвинский с характерными чертами балтизма: короткое «у» вместо «в» в имени Миндовга («МиндоУг»), цеканье и другие балтийские черты. Ясно, что «апологеты славянства» никак не могли придать такие черты языка печати Миндовга — если хотели изобразить его «русским» или «славянским» князем. Тем более что в XIX веке в России вообще не знали об этих балтийских особенностях беларуского языка: наш язык считали «испорченным польским влиянием русским языком».
б) Изображение короны на печати тоже не в пользу «русского князя».
в) Шестиконечный крест на печати показан невнятно — в вопросе определения длин его поперечных концов, однако фальсификаторы на этот нюанс обратили бы внимание — ведь он важен в аспекте борьбы православия с католицизмом. Одна его «невнятность» как раз свидетельствует о подлинности печати, так как в ту эпоху и жемойты, и литвины Западной Беларуси были еще язычниками — католиками они стали только через три века. Впрочем, можно трактовать и так, что любой шестиконечный крест — православный, а любой четырехконечный — католический, так что на этом нюансе я не настаиваю.
г) Если бы эта печать была продуктом петербургской школы фальсификаторов А. И. Сулакадзева и прочих, то она бы и появилась в Петербурге еще в начале XIX века. Но там она была совершенно неизвестна, а находилась в частных руках каких-то шляхтичей в Беларуси.
д) Некоторые исследователи из Летувы высказывали предположение, что печать могли сфальсифицировать некие беларуские историки — ибо она весьма нелюбима в Летуве зато, что опровергает принятые там с 1918 года мифы о том, что, дескать, Жмудь и была самой Литвой, а Миндовг был жмудином.
Но и такое предположение несостоятельно. Дело в том, что замордованная царизмом национальная интеллигенция Беларуси в XIX веке боролась за право вообще иметь свое национальное лицо.
* * *
С точки зрения летувисов единственной сутью фальсификации тут могла являться только сама руническая надпись — причем вдвойне. Во-первых, у жемойтов и аукштайтов до принятия ими латинской азбуки в XVI веке — никогда никакой руники не было, у них был свой язык иероглифов, надписи на котором находят в Северной Беларуси и сегодня. Так что руника на печати Миндовга
уже однозначно говорит о том, что ни Миндовг, ни его печать не имели отношения к жемойтам и аукштайтам.
Во-вторых, расшифровка рунической надписи показала, что она сделана на языке беларусов (литвинов), а не восточных балтов. Это уже окончательно показывает, что Миндовг не был восточным балтом (то есть жемойтом, аукштайтом или латышом). Вот это, по мнению летувисов, и являлось целью фальсификации.
Однако это предположение разбивает масса фактов. Из них выделю три главных.Во-первых, Республика Летува появилась в 1918 году, а Ластовский опубликовал эту печать в 1910 — когда еще никто не мог помыслить, что в будущем Беларусь и Летува будут перетягивать между собой историческое наследие ВКЛ. Даже в 1919 году мы еще ощущали себя общностью (вспомним Лит-Бел ССР).
Во-вторых, Ластовский не использовал эту печать для каких-то «споров с летувисами за наследие Литвы» — он просто ее поместил. И при том по всей книге повторял мифы царизма о том, что земли Беларуси были якобы исконно «русскими», а «литовцами» он везде называет именно жемойтов. Поэтому зачем помешать фальсификацию, если всей своей книгой ей противоречишь?
Ластовский был жертвой пропаганды западнорусизма, в искаженном виде написал историю нашего края как якобы «русского» — так что ему эта фальсификация не только не была нужна, но вообще не укладывалась в его логику. Я думаю, он был бы крайне удивлен, узнав, что надпись на печати Миндовга сделана именно на беларуском языке. Впрочем, он высказывал предположение, что Миндовг из рода полоцких князей, — но это к печати не относится, он «аргументом» ее не считал, а везде Миндовга и его отца Рингольда называл «литовскими князьями».
В-третьих, сам Ластовский в 1910—1920-е годы занимался политической деятельностью в Вильне, затем в Ковно, был убежденным сторонником государственности Летувы, видел в ней «ядро литовско-беларуского государства», считал невозможным создание государственности Беларуси вне границ с Летувой, плюс к тому выступал за передачу Летуве Виленской области (и даже Гродненской). Он никак не мог заниматься «антилетувисскими» фальсификациями истории. Это противоречило его искренней симпатии к Летуве и его представлениям, что Летува — историческая Литва, ни малейшим образом в том не сомневаясь.
И наконец, на печати — руны. Рун никто не знал ни в Речи Посполитой, ни в царской России.
Конечно, главная загадка — история самой печати, откуда и как она попала неизвестному хранителю редкостей, «предназначенных для беларуских музеев». На этот вопрос мог бы ответить сам Вацлав Ластовский — но, увы, в 1938 году он погиб в застенках НКВД и унес эту тайну с собой…
Один из самых удивительных парадоксов современности заключается в том, что беларусы отвергли свой исторический национальный символ «Погоня» (подчеркиваю — единственный, других исторических гербов у беларусов просто нет! ) — и нашу «Погоню» взяли себе жемойты.
До 1918 года княжество жемойтов именовалось Жмудь (или Жемойтия, по-латыни Самогития), его гербом был черный медведь («локис»). Однако при провозглашении своей независимости жемойты пожелали называться «Республикой Летува» — чтобы закрепить свои претензии на наследство Великого княжества Литовского, хотя «Литвой» Жемойтия сроду не была. Поэтому вместо герба Жемойтии — «Медведя» — они взяли наш герб «Погоня».
... сто: до XV века жемойты и аукштайты в своей массе оставались язычниками — и по этой причине не могли иметь своим гербом «Погоню» с христианским крестом на щите всадника.
Интересна тронная печать Витовта (он стал великим князем Литвы в 1392 году, заключив соглашение с Ягайло о разделе «сфер влияния»). Впервые она зафиксирована в документе 1407 года.
На печати — гербы четырех частей ВКЛ. Первый и главный (его поддерживает рукой Витовт) — «Погоня» Литвы (нынешней Беларуси). Рядом внизу — герб Троцкой земли, родового владения Витовта. С другой стороны изображены гербы Волыни и Жмуди.
Схожее обозначение земель ВКЛ по гербам — на великой печати Жигимонта Старого. В центре — «Погоня» Литвы, вокруг малые гербы Киева, Волыни и Самогитии (Жмуди).
Беларуский знаток геральдики Анатоль Титов комментирует:
«Отметим также, что и в титулах государя во время существования ВКЛ, а позднее — Речи Посполитой подчеркивалось: Король Польский, Великий князь Литовский, Русский (имеется в виду Русское воеводство, Львовщина. — А. Т. ), Прусский, Жемойтский и т. д. Как видим, Жмудь фигурирует в титуле отдельно от ВКЛ, а Беларусь вообще не упоминается, хотя именно на ее просторах и находилось это самое княжество».
Ничего удивительного, ведь в ту эпоху не существовало терминов «беларусы» и «Беларусь» — наши предки назывались литвинами и жили в Литве.
Во втором (1566 г. ) и третьем (1588 г. ) Статутах ВКЛ говорилось от имени Государя нашей Литвы:
«… даем под гербом того панства нашего Великого княжества Литовского, Погоней, печать каждому повету… »
Так «Погоня» обрела еще и административный статус. С этого времени и по 1919 год «Погоня» существовала как герб городов Беларуси (Литвы) и ее административных единиц, цеховых объединений, полков и прочего…
В своей книге Анатоль Титов приводит историко-геральдическую карту земельной принадлежности герба «Погоня» и указывает, что он был земельным гербом абсолютно всех земель на территории нынешней Беларуси, а также Виленщины и Белосточчины.
Жмудь имела свой герб — «Медведь». «Погоня» до 1918 года никогда не являлась ее гербом — ни во времена ВКЛ, ни в период Речи Посполитой, ни в годы принадлежности царской России.
Анатоль Титов пишет:
«Для территории исторической Жмуди властвовал герб Медведь, который фигурирует в различных исторических источниках на протяжении XV-XIX веков. После присоединения к ВКЛ жмудский Медведь в отношении к гербу Погоня находится в подчиненном положении».
Как известно, захват Россией ВКЛ происходил в три этапа — в 1772, 1793 и 1795 годы.
Уже при первом разделе Речи Посполитой царица Екатерина II распорядилась создать Белорусский гусарский полк. "Белорусами" тогда называли тех украинцев, литвинов, жемойтов, поляков и евреев — которые отказывались от своей веры и принимали веру Московской церкви, с одновременной присягой царю как Помазаннику Божьему.
То есть российское понятие «белорус» имело чисто религиозный характер и означало фактически «новорус» — то есть не русского (не московского) человека, который предал свою веру и принял веру Москвы. «Белорусами» называли и крещеных евреев. Например, деда Ульянова-Ленина Израиля Бланка и его брата Авеля, которые в начале XIX века при переезде с Волыни в Петербург крестились и приняли русские имена. Так что понятие «белорус» тогда означало нечто совершенно иное, чем сегодня.
Но любопытно то, что несмотря на все свои этнические и религиозные эксперименты с литвинами, царизм сохранил наши старые символы — и «Погоню», и бело-красно-белый флаг. Мало того, отныне они официально именовались «белорусскими». После первого раздела Речи Посполитой царица создала своим указом «Белорусскую губернию» (на территории нынешних Витебской и Могилевской областей), для которой заказали 132 административные печати. Могилевский комендант, царский полковник Бистрам приказал, чтобы на печатях был вырезан «не московский, а белорусский герб Погоня.
Этот факт доказывает, что власти царской России изначально считали «Погоню» беларуским гербом. Он и стал фигурировать в царских гербах Витебска, Полоцка, Могилева и других городов нынешней Восточной Беларуси. Но с существенным нюансом, отражавшим, по мысли идеологов царской России, «белорусскость» литвинов.
А именно: ранее на гербе «Погоня» на щите всадника был изображен шестиконечный крест святой Евфросинии Полоцкой, оберег нашей Литвы-Беларуси. Теперь же российские умники «подправили» герб: крест на щите всадника стал уже восьмиконечным крестом Московской церкви. Так «Погоня» в царской России обрела новую форму — изображение восьмиконечного креста Москвы на щите всадника как бы превращало ее уже в символ Московского православия.
Анатоль Титов пишет о существовавших в период ВКЛ пяти вариантах «Погони». Что касается креста, то часть древних изображений «Погони» следует исконной форме герба с разновеликим шестиконечным крестом Евфросинии Полоцкой (именно такой изображен на саркофаге Ягайло в Кракове), а некоторые другие древние изображения «Погони» имеют шестиконечный крест с равными по длине перекладинами.
Это можно объяснить лишь отходом от исконных традиций православия — государственной религии ВКЛ в первые века его жизни (православными были и Альгерд (Александр), и Ягайло (Яков), и Витовт (Юрий) и другие князья ВКЛ — кстати, когда Жемойтия оставалась языческой).
Позже Литва-Беларусь на какой-то период стала страной протестантов, но после Унии с Польшей 1569 года сюда хлынули польские иезуиты, которые наших протестантов (бывших православных) массово переманивали в католицизм.
Эти события, полагаю, и стали причиной утраты «внимания» к тому обстоятельству, что крест на «Погоне» был изначально крестом святой Евфросинии Полоцкой. Герб утратил свой исконный сакральный смысл, а сам крест стали изображать зачастую просто шестиконечным, не придавая значения длине его перекладин.
К счастью, в этом вопросе правильно разобрались геральдисты Республики Беларусь, когда вводили нашим государственным гербом именно «Погоню» с крестом Евфросинии Полоцкой на щите всадника.
В войне 1812 года на стороне французов воевали около 20 тысяч беларусов (литвинов). В «Военной песне Литвинов», которую они тогда пели, были cлова — «Будзь разам з Пагоняй магутным» («Будь сильным вместе с «Погоней»… ).
Помимо уланских, инженерных и прочих полков, «Погоню» и бело-красно-белые цвета мундиров (по цветам нашего национального флага) имели Белорусский гусарский полк и Гродненский лейб-гвардии гусарский полк (в последующем он являлся личной охраной всех российских самодержцев вплоть до Николая II).
На ротных знаменах этого полка — «Погоня» на фоне бело-красно-белых полос, на киверах — то же самое, «Погоня» изображена и на портупейных жетонах.
«Погоню» носил герой войны 1812 года Денис Давыдов, служивший в Белорусском гусарском полку. Носила ее и «кавалерист-девица» Надежда Дурова (1783—1866), ставшая прототипом героинь многих литературных произведений, а также фильма «Гусарская баллада» — под фамилией Александров она служила в Литовском уланском полку в Гродно.
В 1860-е годы был создан великий герб Российской империи, где своими гербами обозначены все ее провинции.
Княжество Самогития (ныне Республика Летува) имела гербом «Медведя», а нынешняя Беларусь представлена гербами Великого княжества Литовского (вся ныне Центральная и Западная Беларусь) и Княжества Витебского — у обоих герб «Погоня».
Согласно геральдике Российской империи, в титуле императора России значилось: «князь Самогитский» (территория нынешней Летувы), «Великий князь Литовский» (территория нынешних областей Беларуси — Минской, Гомельской, Брестской, Гродненской, а также Виленщины и Белосточчины), «князь Витебский» (территория нынешних Витебской и Могилевской областей). Ни «Белоруссии», ни «Беларуси» в титуле российских императоров не было!
Но хотя царизм манипулировал названиями этносов, делать то же самое с геральдикой и титулами он не мог. Отсюда очередной парадокс: царизм «перекрестил» нас из литвинов в «белорусцев», а потом назвал наше Отечество обезличенным «Северо-Западным краем», — но в титулах и гербах российский самодержец оставался «Великим князем Литовским». Таким образом, последним Великим князем Литовским по факту был царь Николай II, убитый большевиками!
В очередной раз герб «Погоня» «дискредитировал себя» участием в антироссийском восстании 1863—1864 годов. Вешатель генерал-губернатор Михаил Муравьев запретил не только использование слов «белорус» и «Белоруссия», но равно запретил и герб «Погоня» (запрет, правда, действовал лишь несколько лет).
Забавный пример: в 1866 году было проведено «дознание о ношении пояса с бляхою, на которой изображен Литовский герб». Полицейский надзиратель докладывал военному начальнику повета о «ношении дворянином Каетаном Конюшевским возмутительного знака». Это был «… козин пояс с медною пряжкой, на коей изображен герб Древняго Литовского княжества «Погонь» (то есть скачущий всадник с занесенною вперед рукою с мечем)». Задержанного за это «возмущение» К. Конюшевского оштрафовали на 5 рублей серебром, что равнялось цене трех коров.
Да что там царские полицейские! Еще совсем недавно беларусов, щеголявших по Минску со значками, изображавшими «Погоню», точно так же, как дворянина Конюшевского в 1866 году задерживала милиция и тоже штрафовала за «ношение возмутительного знака». Но времена все же изменились. Ныне «Погоня» признана «историко-культурным наследием, охраняемым государством».
Кстати: полиция Минска уже в царской России сама имела своим гербом «Погоню». Опять мы упираемся в незнание беларусами своей собственной истории: органы правопорядка в Минске (полиция царской России) имели административный герб «Погоня», а в независимой Беларуси вдруг стали штрафовать людей за этот герб. Удивительный парадокс.
Это действительно «приключения герба»: то он в России официальный герб полиции Минска и эмблема на жетонах полицейских чинов, то он уже «возмутительный знак». Подобных «метаний» в истории других стран, наверное, не найти.
Анатоль Титов в этой связи пишет:
«Таким образом, герб Погоня в XIX веке являлся, с одной стороны, символом официальной тенденции, а с другой — неофициальной, революционно-демократической. Но во всех случаях он ассоциировался с конкретной территорией, которая охватывала земли современной Беларуси. Тогда, в XIX веке, беларускими губерниями считались те, которые отошли к Российской империи со времени первого раздела или раньше, — это Витебская, Могилевская и Смоленская, а литовскими — Минская, Гродненская и Виленская (территория двух последних охватывала большую часть северной и почти весь запад современной Беларуси).
Это нашло свое отражение и в губернских гербах. Гродненская получила свой первый герб в 1802 г. — с изображением Погони в верхней части щита, а в нижней — зубра. При последующем «редактировании» гербов, в 1845 г. на нем был оставлен только зубр. Кроме Гродненской, гербами с Погоней пользовались Виленская и Витебская губернии».
Провозглашенная в 1918 году Беларуская Народная Республика (БНР) не «изобрела» себе герб «Погоню», как фантазируют сегодня некоторые невежественные товарищи и господа. БНР только использовала царскую административную геральдику Беларуси. Невежды этого просто не знают.
Что касается суждений о том, что «Погоню» якобы запятнали беларуские коллаборационисты в годы Второй мировой войны, то и это — неправда. Коллаборационисты действительно обращались к немцам с просьбой хотя бы «на бумаге» легализовать беларуский символ, но оккупанты категорически отказали:
«Проект беларуского национального знака в качестве беларуской державной символики не может быть одобрен, потому что державная символика требует полную государственную самостоятельность, или хотя бы некую автономию. Будущее Беларуси… еще не обозначено таким образом, чтобы сегодня можно было говорить о ее символике… »
Титов комментирует это решение оккупационной администрации следующим образом:
«Планы гитлеровского режима, как известно, предусматривали для Беларуси совсем иное, как, кстати, и для многих других славянских (то есть «неполноценных» по идеологии нацизма) народов. В итоге ни Погоня, ни иные, предложенные коллаборационистами символы, не были разрешены или, тем более, утверждены в это время гитлеровцами».
Попутно хотел бы отметить, что нынешние государственные символы России «запятнаны коллаборационистами» куда сильнее,
чем наша «Погоня». Людям, которым противна «Погоня», следует знать, что столь почитаемые ими двуглавый орел, триколор и Георгий Победоносец (нынешний герб Москвы) во время Отечественной войны являлись официальной символикой в РОА. То есть в 600-тысячной армии генерала Андрея Власова, воевавшей на стороне нацистов против СССР.
Однако ни один ветеран в Москве не возмутился, когда на параде в честь 60-летия Победы по Красной площади шли полки с красными боевыми знаменами времен 1941—1945 годов, а над ними возвышались символы власовцев: трехцветный флаг, двуглавый орел и Георгий Победоносец.
Как сообщила 15 января 1924 года газета беларуской компартии «Звезда» (которая, кстати, по-беларуски должна называться не «Звязда» — такого слова в беларуском языке не было и нет, а «Зорка»), конституция ССРБ была полностью скопирована с конституции РСФСР, ее герб — с герба РСФСР[32]. Отличался наш герб только одним: надписью С. С. Р. Б.
В феврале 1919 года Москва приказала создать вместо ССРБ Литовско-Белорусскую ССР, или Лит-Бел. Герб Лит-Бел ССР не сохранился, скорее всего, такого герба вообще не было. В период создания СССР в 1922 году территория ССРБ состояла лишь из части (6 уездов) прежней Минской губернии. Смоленскую, Витебскую и Могилевскую губернии РСФСР присвоила себе. Герб ССРБ оставался копией герба РСФСР. Такой герб, конечно, никуда не годился, так как не отражал «своеобразия» республики.
С целью создания нового «своеобразного» герба в конце февраля 1924 года был объявлен конкурс проектов. Для лучших вариантов назначили три премии на общую сумму 300 рублей. Но из-за коротких сроков ничего приличного на конкурс не поступило. Тогда его продлили до 1 мая 1924 года. Однако и этого срока оказалось мало.
Тогда Совнарком ССРБ поручил разработку герба Институту беларуской культуры. Там была создана комиссия, в которую вошли Я. Дыла, В. Друшчиц, М. Мелешко, М. Щекотихин. Позже был подключен и Наркомат просвещения. В итоге на конкурс поступили свыше 50 эскизов.
На заседании Совнаркома в 1926 году проекты рассмотрели, лучшим нашли проект руководителя Белорусского государственного
художественного техникума в Витебске художника Валентина Волкова[33]. Его премировали суммой в 200 рублей, авторов остальных семи лучших проектов наградили 50 рублями каждого.Проект несколько подправили: Волков внес в герб бело-красно-белые цвета национального беларуского флага в виде белой каймы вокруг красных полос на гербе (получилось, что бело-красно-белый флаг опоясывает колосья). Комиссия нашла это «излишним» и оставила только красную ленту. В таком виде проект утвердил VIII Всебеларуский съезд Советов в 1927 году. В своем выступлении на съезде первый секретарь ЦК КПБ А. И. Криницкий подчеркнул, что государственный герб ССРБ имеет «характер шрифта беларуского языка в стиле Скорины».
Итак, герб советской Беларуси создавался три года (! ), публично, с привлечением всех творческих сил республики. Обращаю на это внимание, так как история принятия нынешнего герба страны, предложенного для утверждения на референдуме 1995 года, была совершенно иной: без конкурса и без комиссии, да и автор герба народу неизвестен (во всяком случае, он нигде не указан).
По мнению беларуских геральдистов, главная проблема заключается в том, что герб 1995 года копирует поздние советские гербы, а не герб ССРБ 1927 года — который был создан путем всенародного обсуждения, в большей мере отражал беларуское своеобразие и с геральдической точки зрения был более точным.
Конечно, и герб 1927 года являлся сугубо идеологическим символом большевиков, а сама ССРБ не обладала реальной независимостью, была марионеткой Кремля. На гербе были надписи на четырех государственных языках (беларуском, польском, еврейском и русском), однако статья 21 Конституции ССРБ 1927 года хотя и подчеркивала равенство этих языков, но следующая статья утверждала «в республике главенство беларуского языка для отношений между государственными, профессиональными и общественными органами и организациями».
Третья конституция БССР (1937 г.) оставила герб республики без изменений, но когда Сталин уничтожил всю национальную беларускую интеллигенцию, встал вопрос о том, чтобы убрать с него беларуское «своеобразие». Москву раздражал и «шрифт Скорины» (Скорину запретили как кумира «буржуазных националистов»), надписи на польском и еврейском языках.
Но открыто заявить об этом Москва не могла, поэтому для изменения герба избрали другой прием. В 1938 году на заседании Верховного Совета БССР депутат И. А. Захаров (выполняя заказ) выступил с заявлением о том, что «Беларусь является индустриально-колхозной страной. В сельском хозяйстве превалируют в большей части посевы зерновых и технических культур — пшеница, лен, клевер. Все это является основным богатством сельского хозяйства, что и должно быть отражено в государственном гербе БССР».
На этом основании он предложил: «заменить венок с дубовыми листьями венком из пшеничных колосьев, переплетенных клеве
ром и льном». Так большевики идеологически оправдали полное изменение герба республики, где главным являлось не «клевер и лен» (это предлог), а совсем иное — национальные элементы.
Поразительно: герб Беларуси образца 1995 года отражает предложение депутата Захарова насчет «льна и клевера». С точки зрения геральдистов Беларуси это просто насмешка над основами государственной геральдики. Анатоль Титов возмущается:
«В этом формально-демагогичном толковании отражается полное непонимание самой основы герба как неизменяемого и неуничтожимого истока. Если двигаться дальше с такой логикой мысли «геральдиста», так позднее, по мере развития промышленности, нужно было бы вносить в герб дополнительные элементы, связанные с развитием нефтедобычи и нефтепереработки, соледобычи, развитием тяжелого машиностроения, радиоэлектронной промышленности и т. д. В конце концов герб превратился бы из символичного, лаконичного и устойчивого субъекта, который прежде всего иллюстрирует историческое наследие, традицию, порой и главные идеи общественно-политического уклада — в передвижную минивыставку достижений народного хозяйства, в некую конструкцию, утяжеленную малозначимыми мелкими элементами».
Если в 1938 году достижения отразили на гербе в виде «льна и клевера» (что и поныне остается), то почему там нет телевизоров «Горизонт» и «Витязь», автомобилей «МАЗ» и «БЕЛаз», компьютеров и роботов? Где логика? Логику, конечно, трудно найти, если за решение вопросов о государственной символике берутся невежды, к тому же насквозь пропитанные советской пропагандой.
Заканчивается книга Анатоля Титова «Геральдика Беларуси» печальным выводом о советских и околосоветских гербах Беларуси: «Попытки создать и утвердить новые гербы в отрыве от традиций геральдики как по смыслу, так и по стилю исполнения, имеют мало шансов на успех».
Очевидно, таково же сегодня мнение и государственных органов, так как на первой странице этой книги, изданной в 2007 году, сказано: «Выпуск издания осуществлен по заказу и при финансовой поддержке Министерства информации Республики Беларусь».
Как видим, сегодня мы все едины в желании исправить досадные ошибки и вернуться к нашим истокам.
В СССР историческая наука распространяла одиозную имперскую ложь. Одним из базисных утверждений этой лжи была басня о том, что, дескать, беларусы и украинцы являются родней русского этноса, мол, это «восточные славяне».
На самом деле беларусы — это западные балты, что доказывают, помимо генофонда, языка, ментальности и культуры — их уникальные фамилии на «-ич».
Весьма наглядно советская ложь выглядит в рассказе о «русском первопечатнике Иване Федорове».
Возьмем для примера «Детскую энциклопедию» 1975 года издания, 8-й том «Из истории человеческого общества». Ивану Федорову уделена целая глава, тогда как о Франциске Скорине не сказано ни слова. Уже это странно, так как энциклопедия называет Полоцк «городом Руси», и в таком случае уроженец «города Руси» Скорина и есть русский первопечатник.
Книги Скорины, изданные на полвека раньше книг Федорова, действительно содержали в названии указание, что они «языка русского» и «для людей русских», поэтому формально именно Франциска Скорину следовало бы считать русским первопечатником. Однако Скорина понимал под термином «русское» вовсе не национальность, а православную ВЕРУ Киева — греческого образца. О себе он говорил, что по вере — русин, а по национальности — литвин из Полоцка. Но оставим эти «тонкости» и вернемся к Ивану Федорову.Энциклопедия фантазирует:
«Сан дьякона (младший церковный чин) дали первопечатнику, чтобы поставить его в более привилегированное положение по сравнению с простым людом. Нет никакого сомнения, что Федоров был русским, и притом москвичом».
Это — выдумки. Федоров не был «из простого люда», как и не был «русским». Он — шляхтич (т. е. дворянин) из Баранович, по имени Ян, по фамилии Федорович (ударение в фамилии на второе «о»). Абсолютно не соответствует историческим реалиям памятник этому печатнику в Москве, который создал скульптор Сергей Волнухин в 1909 году. Литвинского шляхтича он изобразил с ордынской бородой, в астраханском халате и татарских сапогах с загнутыми вверх носами.
Помогал Яну Федоровичу издавать книги Петр Мстиславец — тоже литвин из ВКЛ. Работали они лишь два года — 1564 и 1565, в декабре 1565 года их типографию московиты сожгли, а самих печатников прогнали назад в Великое княжество Литовское. По этому поводу энциклопедия занимается поистине иезуитской ложью:
«Может быть, первопечатники покинули Москву даже с согласия самого царя, чтобы помочь развитию книгопечатания в Белоруссии, в условиях, когда родственная белорусская культура подвергалась преследованиям со стороны польских феодалов».
Более жуткого нагромождения нелепиц, чем в этой фразе, даже и не выдумать.
Во-первых, никакой «Белоруссии белорусов» тогда не было, а была Литва литвинов. И культура литвинов не имела ничего «родственного» с культурой московитов — славянизированных финнов Московии.
Во-вторых, идея «помочь развитию книгопечатания в Белоруссии» кажется просто бредовой, так как именно у нас были изданы книги Скорины еще за полвека до этого. А наши печатники Федорович и Мстиславец как раз хотели внедрить книгопечатание среди московитов — но те их прогнали, как ранее Москва отвергла и предложения Ф. Скорины, который тоже хотел издать несколько книг для Московии.
В-третьих, никаких польских феодалов в ВКЛ тогда не было. Авторы энциклопедии невежды в истории: уния ВКЛ с Польшей состоялась в 1569 году, а печатники бежали в ВКЛ в 1565 — за четыре года до создания конфедеративного государства. Как же так: унии еще нет, но московский царь посылает печатников помочь беларусам бороться против «польских феодалов». Неужели царь обладал даром предвидения и заранее знал, что в 1569 году будет заключена уния?!
В-четвертых, Иван «Грозный» оказывается не только пророком, но еще и борцом с феодализмом. Авторы энциклопедии наделяют главного феодала Московии заботой о помощи беларусам в борьбе с их феодалами! Этот «друг белорусской культуры» вполне показал свое истинное лицо варвара, когда за несколько лет до описываемых событий при оккупации Полоцка московитами приказал сжечь Полоцкую Софию (главный храм православных беларусов) вместе с ее богатейшей библиотекой. Заодно московские оккупанты вырезали по приказу царя все полоцкое православное духовенство.
Следует напомнить, что в те времена Московия была царством дичайшего мракобесия, а сам Иван «Грозный» — вообще первый правитель в ее истории, который научился читать и писать. До него все московские князья были безграмотными.
История приключений Яна Федоровича в Московии — сама по себе очень интересная тема, к тому же парадоксальная: московиты с позором выгнали беларуского печатника из Москвы — но затем сами же его возвели в культ, наделив сапогами с загнутыми носами и прочими приметами азиата. Но нам интересен только один нюанс — почему же московиты переиначили фамилию Федоровича, изменив ее на «Федоров»? Забавно, что энциклопедия упрямо именует его «Федоровым», хотя тот, сбежав из Московии, вернул себе свою фамилию Федорович, а на его могильном памятнике, как сама энциклопедия сообщает, такая надпись: «Иоанн Федорович, друкарь москвитин, который своим старанием печатание небывало обновил. Умер во Львове, года 1583, декабря 6».
У непредвзятых российских лингвистов можно найти такие суждения:
«В домосковский период на Руси обращение собственного имени или прозвания совершалось придачей к первому окончания «-ич». В Московии такой порядок был уничтожен, в том числе и по причине принижения одной личности перед другой, считавшейся преимущей (последствия местничества). Родовые прозвания вдревней Руси в виде полного отчества на «-ич» были выражением уважения и почета. В Московии «-ич» усекали для придания прозванию уменьшительно-уничижительной формы. Причем великие князья продолжали по-прежнему себя «вичить», а также своих сродников и тех лиц, которые пользовались их особенной милостью. Холопы «вичили» господ, простые люди — знатных особ.
В московских отписках «-вич» прибавлялся в знак почета к иноземным фамилиям. Радзивиллов величали Радзивилловичами, аналогично Сапег, Довгердов. Однако с теми, с которыми держались без опаски, особо не церемонились. Примеры тому — замечания гетману Хмельницкому, употреблявшему свое отчество с «-вичем». Гетмана Самойловича урезали до Самойлова, также поступали с Мокриевичами, Домонтовичами, Якубовичами, Михневичами — и получались Мокриевы, Домонтовы, Якубовы, Михневы. (Добавим сюда и пример с переделкой фамилии Федорович на «Федоров». — В. Д. )
Фамилии на «-вич» долгое время существовали в Новгороде, Пскове (где были боярские фамилии — Строиловичи, Казачковичи, Дойниковичи, Райгуловичи, Ледовичи, Люшковичи), обратившиеся под московским влиянием в урезанные.
Окончание «-ич» обратилось на исходе XVI века в особую чрезвычайную награду, сам государь Московии указывал, кого следует писать с «-вичем». В царствование Екатерины II был составлен список весьма немногочисленных лиц, которые в правительственных бумагах следовало писать с «-вичем». Когда возник вопрос, как в этом случае поступать с отчествами, то последовало распоряжение государыни: особ первых 5-и классов писать полным отчеством, лии от 6-го до 8-го включительно — полуотчествами (без «-ич»), а всех остальных — без отчества, только по именам».
Вот тут — вся суть проблемы. Язык Московии создавал фамилии только на «-ов», «-ев», «-ин», но никогда на «-ич», а тем более на «-вич». Там «вичили» только аристократов, а вот в Литве-Беларуси все население имело фамилии только на «-ич».
Ныне существующая норма (которая из русского языка распространилась в СССР в языки других наций) писать отчество на «-ич» — не является нормальной для русского языка, а порождена исключительно «борьбой низов за свои права». Ибо отчества на « -ич» в царской России имели только аристократы, а сама эта мода перенята у беларусов. Русский язык в принципе не может сам создать конструкцию с «-ич», так как на вопрос «чей? » он требует ответ с «-ов»: Петров, Иванов, Кузнецов.
Вот мы и подошли к главной загадке: почему беларуский язык, в отличие от славянских и околославянских языков, на вопрос «чей? » давал в ответ не славянское с «-ов», а иное — с «-ич»?
Беларуский филолог Янка Станкевич в журнале «Беларускі Сьцяг» (август—сентябрь 1922 г., № 4) и в работе «Отечество у беларусов» произвел анализ беларуских фамилий, который в таком объеме и столь непредвзято беларуские ученые пока не повторили[34]. Он писал:
«Наидревнейшие и наиболее оригинальные беларуские фамилии на :
- ИЧ (Савинич, Бобич, Смолич, Бабич, Яремич). Фамилии эти начали появляться еще в ту пору жизни беларуского народа, когда имели место родовые отношения. Те, что были из рода Смалы, стали именоваться Смоличы, из рода Боб — Бобичы, из рода Бабы — Бабичы и т. д. Эти же окончания -ич имеются в названии всех племен, составивших со временем основу беларуского народа (Кривичи, Дреговичи, Радимичи).
В Беларуси есть очень много местностей на -ичи (Бялыничи, Игнатичи, Яремичи), все они очень древние и обозначают Отечество рода. Фамилии на -ич и местности на -ичи встречаются во множесгве, начиная от Дисненского повета Виленщины. Еще больше их на западе, юге и центре Витебшины, и вероятно, что этих фамилий достаточно много имеется на востоке Витебских земель, довольно часто они встречаются и по всей Могилевщине, и понемногу на всей остальной территории Беларуси. Из всех славян, кроме беларусов, фамилии на —ич имеют только одни сербы (Пашич, Вуячич, Стоянович).
-ВИЧ. Рядом с фамилиями Смолич, Смалячич и т. п. имеются фамилии Смолевич, Клянович, Родзевич, Бабрович, Жданович и т. п., местности Смолевичи и т. п. Фамилии на -вич очень древние, но всё же менее древние, чем уже упоминаемые выше на -ич. В окончаниях -ович, -евич со значением родства пересекается еще и значение принадлежности (Бабр-ов-ич).
Такие фамилии, как Петрович, Демидович, Вайцюлевич и т. д. показывают, что основатели этих родов были уже христиане, а такие, как Ахматович — что их основатели были мусульмане, т. к. Ахмат имя мусульманское. Такие же фамилии беларуских мусульман, как Родкевич, означают фамилии не только с беларуским окончанием, но и с беларуским корнем (основанием), и показывают, что основатели этих родов были беларусы, которые сами, или их потомки, приняли ислам. Не все Родкевичи мусульмане, часть их, как, например, те, что живут в Менске, католической веры.
Есть фамилии евреев с беларускими -вич, но с основой еврейской или немецкой — Рубинович, Рабинович, Мавшович. Это те фамилии, что возникли у еврейского населения в беларуской среде. Фамилии на -вич распространены по всей Беларуси; -ич и -вич составляют 30—35% всех беларуских фамилий. Фамилиям на -вич соответствуют названия местностей (деревни, местечки, поселки): Куцевичи, Попелевичи, Дуниловичи, Осиповичи, Климовичи.
Фамилии на -вич иногда называют литовскими. Пошло это от того, что когда-то Литовское государство охватывало всю территорию нынешней Беларуси. Величание беларуских фамилий литовскими — это такое же недоразумение в наименованиях, как Менск-Литовский, Берестье-Литовское и Каменец-Литовский и т. п. »
Это, конечно, никакое не «недоразумение», ибо Я. Станкевич просто не знал в 1922 году (находясь под воздействием имперской российской пропаганды), что до 1840 года никаких «беларусов» не было, а были литвины. А жемойты Летувы к термину «Литва» вообще никакого отношения не имеют — ни исторического, ни культурного, ни этнического. Поэтому название типа «Менск-Литовский» — синоним нынешнему аналогичному «Минск-Беларуский», так как «Литва» и «Беларусь» — синонимы.
Далее филолог писал:
«Бывает иногда, что оригинальные и характерные беларуские фамилии одновременно зовут польскими. Поляков с такими фамилиями вообще нет. Мицкевичи, Сенкевичи, Кандратовичи — это беларусы, которые создавали богатства польской культуры. К примеру, в Беницкой волости Ошмянского повета есть много представителей, носящих фамилию Мицька, и есть деревня Мицькавичи, что значит то же самое, что и Мицкевичи, только в последнем варианте отвердела «ць» и изменилось ударение.
Если посмотреть, к примеру, списки членов польских товариществ /обществ/ в Польше, то рядом с типично польскими фамилиями и многими немецкими только коегде, очень редко, можно встретить фамилию на -ич либо -вич и всегда можно выяснить, что владелец ее беларус.
Фамилии и встречающиеся слова на -вич и -ич являются в польском языке совсем чужими. Такое слово, как krolewicz, является беларусизмом с «ополяченной» основой.
В русском языке, где фамилии на -ич, -ович, -евич не возникли, наименование по отцу (отчество) с этими суффиксами сохранились до сегодняшнего дня.
У украинцев есть фамилии на -ич, но главным образом на северо-украинских землях, где они могли возникнуть под беларуским влиянием. На украинском языке сохранялись названия по отцу. Были в старину названия по отцу и у поляков и чехов и других славян (к примеру, лужицких сербов), о чём свидетельствуют названия на -ісе (-ице и -иц) (Katowice), соответствующие беларуским на -ичи (Барановичи).
Мнение о польском происхождении этих фамилий пошло потому, что Беларуские земли от 1569 года до раздела Речи Посполитой Обоих Народов были составной автономной частью всей федеративной (а то и конфедеративной) Речи Посполитой Обоих Народов, но еще более потому, что аполитичные беларуские магнаты (Ходкевичи, Хребтовичи, Валадковичи, Ваньковичи) имели свои интересы на всей территории Речи Посполитой.
Согласно с традициями беларуского языка, названия династий по-беларуски должны кончаться на -вич. Поэтому правильно и нужно говорить: Рогволодовичи (беларуская династия Рогволода Полоцкого), Всеславичи (беларуская династия Всеслава Великого Чародея), Гедиминовичи, Ягайловичи (а не Ягелоны), Пястовичи (польская династия Пяста), Арпадовичи (угорская (венгерская) династия), Фатимидовичи (египетская мусульманская династия), Премысловичи (чешская династия Премысла), но не Премыслиды, что звучит несуразно на беларуском языке».
Янка Станкевич в своих выводах ошибается, полагая фамилии на «-ич» «славянскими беларускими», когда на самом деле беларусы — не славяне, а фамилии на «-ич» — это фамилии западных балтов. Филолога можно простить, так как в его время ни о каких западных балтах наука еще не знала. Мировая лингвистика признала их как бесспорный факт только в 1980-е годы. Но до сих пор «новоселам» лингвистики их место в науке и в истории этносов Европы ученые отдают с большим «скрипом», а наиболее замшелые слависты вообше игнорируют. Ведь без западных балтов (ранее причислявшихся огульно к восточным славянам) все кажется намного проще в нашей «общей истории». А теперь западные балты ломают ранее принятые концепции.
Начну свои уточнения с тезиса Станкевича о том, что «-ич и -вич составляют 30—35% всех беларуских фамилий». Конечно, это верно для 1922 года, но ненаучно, ибо игнорирует тенденцию — изначально ВСЕ литвины (беларусы) BKЛ имели такие фамилии, и только со временем наш этнос вобрал в себя еще фамилии на «-ский» (польские, после Унии 1569 года), а также российские на «-ов» или «-ин» и псевдоукраинские на «-ко» — после российской оккупации в 1772—1795 годы.
Как отмечал сам Станкевич, в начале XIX века писари царской России массово переиначивали наши фамилии (на «-ич») на московский или украинский манер, ибо царизм тогда разрешал нам только такие формы фамилий. Соответственно, в Восточной Беларуси, присоединенной раньше, оказалось больше беларусов с фамилиями, измененными на московский и украинский манер.
В ВКЛ до Унии 1569 года мы, подобно сербам, имели почти поголовно фамилии на «-ич». Для иллюстрации приведу типичный пример: фамилии из списка шляхты жемойтской волости Поюре в Переписи войска ВКЛ 1528 года (то есть список дворян, обязанных выставить в войско своих крестьян или дворовых людей).
Литвины (беларусы): Якуб Андрушкович, Станчик Борткович, Станислав Вепр, Петко Видмонтович, Степан Виткович, Богдан Гриневич с двумя братьями, Шимко Канчейкголович, Ян Кгибортович, Якуб Кгинятович, Юц Кедкович, Петр Лойба, Седкестр Мартинович, Мицко Мацкович, Мицко Мацкевич с братом, Петр Милошевич, Ян Можутевич, Якуб Монтримович, Ян Монтримович с братом, Петр Нарбутович, Миколай Нармонтович, Степан Овсятович, Ян и Станислав Орвидовичи, Петко Пелдович, Якуб Пелдович, Войтко Петкович, Лаврин Петкович, Бовла Петрашевич, Довъят Петрович, Матей Петрович, Лев Рупейкович, Войтех Семашкович, Стась Семашкович, Юшко Скиртутевич, Андруш Станевич, Пац Станевич, Бертош Станкевич, Баш Станкович, Петраш Станкович, Петр Судмонтович с братом, Ян Товтвилович, Миколай Шукович, Михал Юшкович, Петр Юшкович, Мацко Якубович, Михайло Ямонтович, Якуб Ямонтович, Стан Янкович, Григор Янович, Матей Янович, Миколай Янович, Микуть Янович, Павел Янович с братом, Петр Янович, Якуб Янович, Станевая МокДя, вдова Добковая, вдова Венцлавовая, вдова Петровая Войдвиловича, вдова Войтковая. /53 фамилии на «-ич», только 6 — иные.
Жемойты: Юрис Янович, Миц Виткойтис, Юрис Стекойлович, Петраш Другинойтис, Юръй Друтинойтис, Станис Юрдевич, Юрис Андрушкович, Вацус Виткович, Юри Янкойтис, Балтромей Ясойтис, Петрик Демкгидойтис с братом. /5 фамилий на «-ич», 6 на «-ис»/
Обращаю внимание читателей на то, что тогда половина этнической жемойтской шляхты тоже имела, как и литвины, фамилии на «-ич». Объясняется это просто: сами фамилии образовывались по законам нашего языка. Понятно, что жемойты, еще не имевшие своей письменности, вынужденно следовали его нормам. Более того, норма восточных балтов иметь фамилии на «-ис», это по существу калька наших фамилий на «-ич»!
Сегодня лингвисты считают, что язык восточных балтов потому похож на санскрит и древний индоевропейский язык (похожий на латинский), что некогда они «отпочковались» от процессов этнической эволюции европейцев и стали затворниками в лесах Балтии. В целом этническая эволюция европейцев ныне считается серией «отпочкований» от древнеевропейцев (чей язык на сегодня более всего сохранился у восточных балтов). Вначале — романские народы, затем — германцы, после них — славяне.
При некоторой внешней схожести латинского языка с языком восточных балтов, первый, однако, не имел ни отчеств, ни фамилий. Родительный падеж латинского языка (Genetivus) предусматривал окончания типа «-um», а имена сына и отца (родовое) писали подряд (например, Marcus Tullius Cicero — Марк Туллий Цицерон), что отражало отсутствие в те времена особой формы для показа таких отношений. Поэтому существующая у восточных балтов форма «-ис» (Виткойтис, Друтинойтис и т. д. ) аналогична лишь некоторым формам прилагательных латинского языка, а реально является калькой с нашего «-ич». Ибо сами эти слова — наше изобретение в рамках общеевропейской традиции определения сначала дворянских фамилий (что произошло в VI—IX веках), а затем и фамилий простого люда.
Возможна и другая версия: схожесть фамилий восточных балтов и балтов западных просто объясняется их балтскими корнями. Что же касается самих западных балтов (древних беларусов), то их неславянский язык настолько нам привычен, что не вызывает удивления, хотя наши топонимы на «-ичи» и фамилии на «-ич» противоречат нормам того варианта славянского языка, на котором мы сегодня говорим.
Они фактически отражают наличие в языке той же «дополнительной» «с», как в латинском и у восточных балтов: у западных балтов она звучала как «ч» (у литвинов и сербов) или как «ш» (у Мазуров). Другой важный момент: фамилии и топонимы на «-ич» и «-ичи» формально не дают ответа на вопрос родительного падежа «чей? », а отражают скорее форму прилагательного (где латинское и восточно-балтское «ис» трансформировано в «ич»). Этому есть аналог в славянских языках — дворянские (изначально) фамилии на «-ский»: тоже вроде бы с «с», и тоже отражают ответ на вопрос «чей? » в форме прилагательного. Например, в языке ляхов, чехов и ободритов ДУБОВ значило «сделанный из дуба», а дубовский — это дворянин, владеющий селением Дубово.
История эта началась в Польше и Моравии — древних государствах, впервые закрепивших среди славян западный статус дворянства. Там дворянская фамилия изначально шла от названия земельного владения, при этом присоединялся предлог z (соответствующий французскому «de» или немецкому «vоn» — «из». Например: Swjatopolk z Borowa («з» тут и являлся «дворянским знаком», частью фамилии).
Но поскольку славянские языки (кроме аналитического болгарского) являются языками с сильной синтетичностью, то со временем предлог стал заменяться окончанием на «-ski». И фамилия "z Borowa" стала звучать как Зборовский или просто Боровский. Например, в донемецкой Силезии владелец Митрова назывался Митрович (по фамилии — западный балт), но когда он построил новый замок и назвал его по своей фамилии — Митрович, то к прежней его фамилии добавилась новая на «-ски», и его потомки уже назывались Митрович-Митровски.
Как видим, славянские фамилии на «-ский» не имеют ничего общего с фамилиями западных балтов на «-ич», которые отражают все-таки грамматическую форму латинского языка (прилагательных на «-is»), полностью утраченную у славян.
Янка Станкевич пишет: «Из всех славян, кроме беларусов, фамилии на -ич имеют только одни сербы (Пашич, Вуячич, Стоянович)». И сам себе противоречит, ибо далее находит: «Были в старину названия по отцу и у поляков и чехов и других славян (к примеру, лужицких сербов), о чём свидетельствуют названия на -ісе (-ице и -иц) (Katowice), соответствующие беларуским на -ичи (Барановичи)».
Он приводит пример: «Такое слово, как krolewicz, является беларусизмом с «ополяченной» основой». Видимо, не зная, что Krolewicz (название столицы Пруссии, переименованной немцами в Кёнигсберг) — это «беларусизм» лишь в том смысле, что беларусы и пруссы — никакие не славяне, а западные балты. Поэтому западно-балтское название столицы Пруссии, родины Миндовга, и кажется филологу «беларусизмом».
В древней Беларуси было четыре места, где народы имели фамилии на «-ич». Это княжества ятвягов (центр — Дарагичин), дайновов (центр — Лида), литвинов — первая столица Новогородок (позже переименованный на польский манер в «Новогрудок»), территория кривичей (Витебская, Могилевская, Смоленская, Брянская и Курская области). Все они западные балты, не славяне.
(Станкевич вместо кривичей, ятвягов и дайновичей «предками беларусов» назвал кривичей, радимичей и дреговичей, что является ошибкой. Ятвягов и дайновов сознательно «забыли» и вычеркнули из «предков беларусов» царские и советские историки по очень простой причине: эти народы мало напоминали «древнерусскую народность». А что касается радимичей и дреговичей, то это не этнические группы, а только некие ответвления либо кривичей, либо ятвягов, так как названий для своих территорий от них не осталось. А раз нет названия, значит, не было и особой этнической группы. )
Еще это мазуры в Польше, тоже западные балты, поэтому суждения Станкевича в отношении прав поляков на фамилии на «-ич» ошибочны: польский этнос вовсе не является «монолитным». Следует знать, что когда Ягайло сел на престол в Кракове, он предпочитал говорить не на славянском языке ляхов, а на своем западнобалтском, который историки вычурно определяют как «древнебеларуский». А вот севернее Малой Польши лежала Мазова (с центром в Варшаве), которую позже назвали «Великой Польшей». Там жили вовсе не ляхи — славяне, а мазуры — западные балты, ближайшая наша родня: они тоже имели поголовно фамилии на «-ич».
Еще это балканские народы (среди которых ведущий — сербы). И наконец, лужицкие сербы (сорбы) в Германии. Именно с территории лужичан произошла экспансия на Балканы, и потому оба народа именуются сербами — югославские сербы — потомки народов, вышедших из Лужицкой Сербии. Сами же лужицкие сербы (сорбы) — смесь славян и западных балтов, где составная западных балтов является более весомой. Беларусы близки и родственны вовсе не финнам-русским и не сарматам-украинцам, а именно лужицким сербам (даже в большей степени, чем соседним мазурам). По языку (включая имена и фамилии), культуре и генам лужичане вообще близнецы беларусов.
По оценке лужицкого писателя Юрия Брезана (писателя в бывшей ГДР), около половины лужицких сербов мигрировало на территорию ВКЛ (Беларуси), спасаясь от немецко-польской экспансии. При этом, как пишет Брезан, вместе с лужичанами в Западную Беларусь ушел «от немецкой колонизации, возглавляемой саксонским герцогом Генрихом Львом и графом Альбрехтом Медведем» и весь народ ЛЮТИЧЕЙ (выделяю потому, что Брезан находит его более «весомым», чем ободритов) с остатками народа ободритов[35]. Лютичи и создали в наших землях Лютву-Литву — как союзное государство славян и западных балтов (и местных, и мигрантов из Пруссии и Полабья).
Ободритам (бодричам) как чистым славянам были присущи фамилии на «-ов» и «-ин». А вот лужичанам и лютичам-лютвинам были присущи фамилии на «-ич» (Брезан по традиции считает их «славянскими»), что выдает не только их западно-балтскую суть, но также дает ответ на главный вопрос: почему они, сюда мигрировав, смогли тут так запросто прижиться.
Все просто: бежали к родственным им западным балтам — ятвягам, дайновам и кривичам, вместе с которыми создали Литву и BKЛ. Это они, мигранты, составляли 30-тысячное непобедимое войско ВКЛ. Вполне вероятно, что именно это рыцарство, пришедшее сюда из Центральной Европы, и принесло традицию записи фамилий на «-ич» (сначала дворянских, а потом и рядовых). Ведь по сравнению с лютичами-литвинами местные западные балты являлись отсталыми туземцами, а единственным островком цивилизации был Полоцк кривичей, который на пути «из варяг в греки» ранее славянизировали варяги и где уже исчезли фамилии на «-ич».
Западных балтов сегодня не существует: они все растворились в среде либо славян, либо немцев. Но вот фамилии на «-ич» — это именно фамилии западных балтов; в германской среде они сохранились как фамилии на «-иц». Тот же Штирлиц, выдуманный Юлианом Семеновым, — типичная фамилия западного балта, отнюдь не немца (у немцев таких фамилий нет и не было, что подтверждают сами немцы). В сопоставлении с «-ис» восточных балтов в рамках лингвистического анализа все это выстраивается в один общий ряд: «-ис», «-иц», «-ич».
То же самое отражает и топонимика.
Можно ясно увидеть, кто создавал названия населенных пунктов. Все наши и мазовские топонимы на «-ичи» созданы западными балтами. Наши топонимы на «-исы» созданы восточными балтами. В захваченной немцами Северной Германии топонимы на «- иц» тоже производные от нас, как и фамилии на «-иц» (немецкий перевод «-ич». Столица Пруссии Кролевиц (Krolewicz, переименованный в Кёнигсберг, с сохранением смысла — «королевский город») четко показывает, что это город западных балтов пруссов, изначально «Кролевич» или «Кролевичи», а не полабских славян, у которых его название было бы «Королев» или «Королевск».
При этом западные балты имели топонимы не только на «-ичи» (типа Барановичи, Смолевичи), но также топонимы, аналогичные славянским на «-ов». Это, видимо, не столько славянское влияние, сколько отражение каких-то глубинных черт самих языков западных балтов, от которых, напоминаю, и произошли славяне с их языком.
Однако есть большое различие: в топонимах западных балтов вариация ответа на вопрос «чей? » звучала не как у славян на «-ов», а видимо, как «-оу» (как ныне в беларуском, искаженном при русификации, или как немцы переводили топонимы западных балтов на «-ау» типа Пиллау или Дахау) либо просто как «о» с редукцией согласного «у» (славянского «в»).
В итоге вот типичные названия городов западных балтов: Гродно, Вильно, Дрезно (ныне Дрезден), Ковно, Ровно, Дубно и т. д. Самое интересное и малоизвестное заключается в том, что до 1772 года города и в восточной части ВКЛ - Беларуси, которые ныне на «-ов», именовались без «в», введенного царизмом. Например, на французских картах BKЛ 1760-х годов вместо «Быхов» — «Быху», вместо «Борисов» — «Борису» и т. д.
Центральной частью украинского этноса являлись днепровские балты (тоже западные балты, хоть уже без заметной традиции заканчивать фамилии на «-ич», хотя Янка Станкевич эту тенденцию упоминает), поэтому не удивительно, что украинские фамилии точно так же рудицируют «-ов» на «-о» с подразумеваемым «у». Ющенко(у) — вместо славянского «Ющенков», Тимошенко(у) — вместо славянского «Тимошенкова» и т. д. Интересно, что фамилия Янукович оказывается чисто беларуской (по версии Янки Станкевича, который в 1922 году и про днепровских балтов ничего не знал).
Сейчас восточные балты переименовали Вильно на «Вильнюс», а Ковно на «Каунас», что в рамках топонимики является издевательством над топонимами, ибо устраняет их изначальный смысл, отвечающий на вопрос «чей? ».
На самом деле жемойты и аукштайты для сохранения смысла этих топонимов (которые ныне в их языке являются полной тарабарщиной) должны были назвать их Вильнис и Каунис. То есть дать в своем языке ответ на вопрос «чей ? ». И ответить на него прилагательным на «-is». Ведь, если рассмотреть топонимы Летувы, все они исконные — аналоги нашим на «-ичи» (там все на «-ис»).
По своему невежеству они этого не сделали, а переименование указанных топонимов в банальные существительные именительного падежа только показало, что к этим топонимам население нынешней Летувы исторического отношения не имеет. У восточных балтов большинство своих исконных названий действительно отвечает вопросу «чей? », давая «-ис», поэтому одиозно контрастируют коренной Паневежис и придуманный Вильнюс. Первое — прилагательное, отвечающее на вопрос «чей? », а второе — кабинетная выдумка, существительное именительного падежа. Хотя название топонима Вильно изначально точно так, как Паневежис, отвечало на вопрос «чей? ». Но это в нашем языке, а не в языке восточных балтов. И тут лингвистика срывает покровы мифов.
Глубочайшей и серьезнейшей ошибкой ряда современных историков является отрицание самого существования западных балтов, ныне пусть растворившихся в славянской среде, но все-таки сохранивших свои характерные черты: это не только пшеканье и дзеканье у беларусов и поляков, но и, снова повторяю, четверть лексики беларуского языка (архаичной западно-балтской, по сути — архаичной индоевропейской).
Убрать западных балтов из исторических процессов — значит лишить историю ее логики и смысла, исказить ее до уровня карикатуры. Между тем многие российские ученые вообще не видят «никакого события» в том факте, что с объединением Кракова ляхов и Варшавы Мазуров перестал существовать ляшский язык. Эту тему дружно (будто бы сговорились) слависты обходят вниманием или ненаучно вскользь говорят о том, будто пшеканье — реалия славянских языков, что является чудовищным бредом.
Последние исследования генофонда беларусов показали, что беларусы ближе всего по генам жителям Северной Польши и жителям Смоленской, Курской и Брянской областей (как островок — близки еще лужичанам в Германии). Однако авторы исследований делают смехотворные выводы: мол, беларусы генетически родственны славянам — полякам и русским. Когда на самом деле жители Северной Польши — западные балты мазуры, а жители Смоленской, Курской и Брянской областей — те же самые беларусы, исторические кривичи, тоже западные балты.
Понятно, что басня про «единство» московитов (русских), литвинов (беларусов) и русинов (украинцев) нужна только для имперских нужд Москвы, маниакально пытающейся лишить государственности всех своих соседей со всех сторон света.
Ближайшие и единственные родственники беларусов — мазуры и лужицкие сорбы. Только с ними у нас общий язык, общие имена и фамилии, одинаковые топонимы, общий генофонд, одинаковая культура, одинаковый менталитет. Ну и, конечно, жители Смоленской, Курской и Брянской областей — о них и говорить нечего, это этнически беларусы (исторические кривичи), никакие не русские.
Показательно, что в средние века граница между ВКЛ и Московией проходила именно по этническому принципу. ВКЛ собрало всех западных балтов, а Московия — всех своих финнов. Граница между двумя государствами при Иване IV (правил до 1584 года) в основном совпадала с границами расселения этносов: восточнее ВКЛ жили финно-угры. Неудивительно, что до Петра I здесь же пролегала граница между Европой и Азией.
Тут мы найдем ответ и на вопрос о том, почему ВКЛ не смогло переманить Московию из Орды в свое государство. Этнически, следовательно, и ментально, жители ВКЛ (западные балты) и жители Московии (финны) были абсолютно разными. Поэтому Московия предпочитала Орду — как «родную» и удобную для себя, отвергнув индоевропейцев ВКЛ, в том числе Русь Киева. Поэтому Московия упрямо держалась три века за Орду, воюя на ее стороне с Киевом и Литвой. Если забыть басню про «треугольник восточных славян», то все становится на свои места и устраняет все исторические «странности» и «нестыковки».
При всем уважении к историкам Украины и России мы все же должны признать, что к истокам беларуского (исторически литвинского) этноса эти весьма непохожие на нас соседи непричастны. Наши истоки — сугубо балтские и сугубо европейские. Как и наши фамилии на «-ич», которых нет у русских и украинцев. А раз нет — о чем вообще спорить?
В качестве дополнения к теме коснемся вопроса о комплементарности этносов[36] Сам термин комплементарности ввел в своей теории этногенеза Лев Гумилев. Он писал:
«Люди объединяются по принципу комплементарности. Комплементарность — это неосознанная симпатия к одним людям и антипатия к другим, т. е. положительная и отрицательная комплементарность. Вне зависимости от расового состава, от культурных связей, от уровня развития возникают какие-то моменты, которые дают возможность в одних случаях установить дружественный этнический контакт, в других — он становится нежелательным, враждебным и даже кровавым…. В чем тут дело? Если мы примем нашу гипотезу этнического поля с определенной частотой колебаний для каждой этнической группы, то увидим, что здесь все можно объяснить».
Идея этнических полей с «определенной частотой колебаний» неизвестно чего кажется мне механической и угловатой, но в своих наблюдениях историк прав. Гумилев продолжает:
«Конечно, можно игнорировать этнические симпатии или антипатии, но целесообразно ли это? Ведь здесь кроется ключ к теории этнических контактов и конфликтов, а тем самым перспективы международных коллизий».
Другие историки, приложив подход Гумилева к этносу беларусов, нашли, что беларусы были комплементарны с поляками (и беларусы, и мазуры — западные балты), но не комплементарны ни с русскими, ни с восточными балтами.
Беларуский историк Виктор Верас в книге «У истоков исторической правды» на примере сотен археологических фактов показывает, что жившие соседями ятвяги-пруссы и жемойты-аукштайты в течение многих веков не только не слились в общей культуре, но у них вообще почти не было взаимопроникновения:
«Почти тысячелетнее проживание в близком соседстве не привело к расселению ятвягов среди аукштайтов или аукштайтов среди ятвягов».
Этносы оказались некомплементарны. То же самое утверждают известные российские ученые В. В. Седов и Л. В. Дучиц: среди двух групп балтов (с одной стороны, пруссов и ятвягов — предков беларуского этноса, с другой стороны — жемойтов и аукштайтов, предков этноса летувисов) нет следов смешения, хотя они веками жили рядом. Виктор Верас пишет:
«Еще одним фактором, показывающим комплементарность или некомплементарность этносов, является преемственность названий городов, деревень, рек, озер и т. д. — топонимики и гидронимии. У некомплементарных этносов преемственность топонимики и гидронимии минимальная. Какова преемственность названий «городов русских», помещенных в Новгородской первой летописи и датируемых его исследователями концом XIV века, вы можете судить сами: Вильня — Вильнюс, Вилькомиры — Укмерге, Кернов —
Кернове, Ковно — Каунас, Моншагала — Мойшягала, Медники — Медининкай, Перелой — Перелоя, Троки Новые и Троки Старые — Трокай. Таким образом, из двенадцати названий неизменными остались только три: Гольшаны, Крево и Пуня — и то только потому, что на данный момент только Пуня находится на территории Летувы, а Гольшаны и Крево — на территории Беларуси. То есть произошло девяностопроцентное изменение названий городов, находящихся на территории современной Летувы. Но это только названия старинных городов. Изменения названий позже возникших городов и деревень будет показано ниже. Но уже сейчас можно сказать, что это 100 % изменения».
А вот что пишет Седов о переименовании рек на территории Летувы (Седов В. В. Ятвяжские древности в Литве. 1968, с. 179. ):
«Одним из наиболее убедительных аргументов для разграничения западнобалтских и восточнобалтских групп являются названия, содержащие в себе элементы «-аре» и «-uре». Гидронимы с «-аре» (прусское «-аре» — «река») характерны для западнобалтского мира, в то время как речные названия с «-uре» (летувисское «-uре» — «река», латышское — то же) широко распространены в области расселения восточных балтов. Среди названий с компонентом «-uре» в современной Летуве имеется много гидронимов позднего происхождения. Неудивительно в связи с этим, что только в летувисском Занеманье, где пребывание ятвяжского населения в древности бесспорно, насчитывается свыше 300!!! названий подобного типа (т. е. свыше 300 рек с названиями, содержащими «-аре», были переименованы). Не является неожиданным большое число гидронимов с элементом «-uре» и в междуречье Вилии и Немана. Ведь в этой области в течение нескольких последних столетии население говорит на летувисском языке. Этому населению и принадлежат названия с «-uре».
Виктор Верас отметил:
«Известно, что многие литвинские князья приглашались славянами на княженье. Это делали как в Полоцке, так и в Пскове, Смоленске, Новогрудке еще до Миндовга, Турове… И таких примеров история знает много. Но истории не известен ни один случай, при котором славянским князем становился жемайтский, или аукштайтский, или латгальский, или земгальский представитель, или представитель племени селов. Почему? Причина — некомплементарность славян и восточных балтов. Но если литвинские князья приглашались славянами на княжение, а восточные балты были некомплементрны славянам, то летописные литвины никак не могли быть восточными балтами».
В вопросе комплементарности в древнее время на первый план выступало, как мне кажется, исконное родство древних этносов. Например, московиты, будучи финно-уграми, три века жили в угро-тюркской Орде, активно участвовали в походах Орды против соседей. Наша комплементарность определялась тем, что кривичи Полоцка еще ощущали свои балтские корни, хотя уже приняли Киевское православие и славянский язык. Литвины (то есть народ нынешней Центральной и Западной Беларуси) и полочане постоянно вместе воюя против соседей, видели себя единым целым:
«И понравился королю полоцкому Владимиру замысел вероломных, так как он всегда стремился разорить ливонскую церковь, и послал он в Руссию и Литву и созвал большое войско из русских и литовцев»… «Придоша Литва с Полочаны к Смоленьску и взяша Воищину на щит»… «Идоша новгородци съ Святославом к Кеси, того же и Литва приидоша в помочь; и много воеваша… » (Это было около 1222 года. )
Верас задает риторический вопрос:
«Почему нет никаких сведений о таких же походах со славянами аукштайтов, жемойтов, селов, латгалов, земгалов, то есть представителей восточных балтов? Ответ напрашивается тот же — некомплементарность. Отсюда вывод, что если бы литвинами были представители так называемых восточнолитовских курганов, то вряд ли были бы возможны совместные походы их со славянами из-за их некомплементарности».
Далее он замечает:
«В связи с этим вопросом хотелось бы еще раз остановиться на слове «литва». Если бы слово «литва» было восточнобалтского происхождения, то на территории современной Беларуси оно и другие топонимы, возникшие от слова «Литва», не осталось бы до наших дней, так как были бы изменены, как изменены вышеприведенные названия городов и рек на территории современной Летувы из-за некомплементарности населения, проживающего на этих территориях. В настоящее время существует государство под названием Летува. Но для нас, славян, это трудно произносимое слово. Поэтому мы все равно используем слово «Литва».
Узбекский ученый-энциклопедист Абу Рейхан Бируни еще в XI веке заметил, что названия изменяются быстро, когда какой-либо местностью овладевают иноплеменники с чужим языком. Их язык обычно коверкает местные названия, и в таком виде переносит в свой язык.
В 2003 году беларуские ученые переиздали одну из книг Литовской метрики «Перапіс Войска Вялікага княства Літоўскага 1528 года». Ученый М. Ф. Спиридонов составил карту, на которой показал все населенные пункты, встречающиеся в этой переписи в той транскрипции, которая была в 1528 году. Как видно по этой карте, на всей территории современной Летувы в то время существовали топонимы только на старобеларуском языке. Почему? Ведь на большей части территории Летувы, особенно в Жемайтии, проживали восточные балты. А значит, и названия их поселений должны были быть, казалось бы, на их языке. Даже больше.
Но если исходить из слов Абу Рейхан Бируни или вспомнить мировую историю, как на террриториях, присоединенных к тем или иным государствам, изменялись названия населенных пунктов, если этносы были некомплементарны, то на славянских землях ВКЛ, если бы восточные балты являлись основателями ВКЛ, должны были бы быть восточнобалтские топонимы, не говоря уже об их собственной территории. Почему же их нет как на территории Летувы, так и на территории Беларуси?
Все это говорит о том, что как раз население, говорившее на языке, которому принадлежат эти топонимы, и являлось коренным населением государства под названием Великое княжество Литовское, то есть беларусами, в то время называвшимися литвинами».
Аргументы Вераса верны, но и он ошибается, находя беларусов «славянами», а не славянизированными западными балтами.
Ни один населенный пункт на территории современной Летувы во времена ВКЛ не имел названия в восточнобалтской транскрипции. Давайте сравним названия населенных пунктов в Летуве в начале XVI века, когда эта территория входила в состав Великого княжества Литовского, с названиями тех же населенных пунктов сейчас, когда Летува стала независимым государством и где официальным языком является летувисский (то есть литературный аукштайтский):
Бержаны — Бярженай; Бетигольцы — Бятигола; Биржаняны — Биржувенай; Бирштаны — Бирштонас; Велена — Вялюона; Вешвене — Вяшвенай; Вилькомиры — Укмярге; Вильня — Вильнюс; Высокий Двор — Аукштадварис; Дирваны — Дирвоненай; Дорсунишки — Дарсунишкис; Ейшишки — Эйшишкес; Жижморы — Жежмаряй; Жораны — Жаренай; Кгедройти — Гедрайчай; Кгондинга — Гандинга; Кернов — Кярнове; Ковно — Каунас: Коркляне — Каркленай; Коршово — Каршува; Крожи — Крайжай; Куркли — Куркляй; Лепуны — Лепонис; Мединкгоны — Медингенай; Медники — Мядининкай; Мемиж — Нямижис; Меречь — Мяркине; Мойшагола — Майшягала; Неменчин — Нямянчине; Оникшты — Аникшчяй; Перелоя — Перлоя; Потумши — Патумлияй; Поэре — Поэрис; Росейни — Расейняй; Сямилишки — Сямилишкес; Тельши — Тяльшяй; Товянцы — Тауенай; Тондягола — Тянджогала; Троки — Трокай; Ужвента — Ужвентис; Утена — Утяна; Ясвойни — Иосвайняй.Как видим, все 100% топонимов в той или иной мере изменены. В чем же дело? Сравним названия населенных пунктов в Беларуси: все они, за исключением названий некоторых городов, измененных во времена российского колониального господства, остались теми же, что и в древности. Историки спрашивают: разве это не еще одно яркое подтверждение того факта, что жемойты и аукштайты не были во времена ВКЛ хозяевами даже на своей земле, не говоря уже об остальной территории ВКЛ?!
Если же принять концепцию российских ученых, утверждающую, что ВКЛ являлось государством восточных балтов, то все должно быть наоборот. В 1528 году названия населенных пунктов и нынешней Летувы, и Беларуси должны были иметь восточнобалтскую транскрипцию. То есть не Менск, а Менескяй, не Новогородок, а Новогорудокис, не Полоцк, а Полоцикяй, не Ковно, а Каунас, не Троки, а Трокай, не Вильня, а Вильнюс и так далее. Верас пишет:
«Что-то подобное и говорят современные летувисские ученые. Но это же не поддается никакой здравой логике! Таких примеров никогда не знала и вряд ли будет знать история. Оккупирующий какую-то территорию народ всегда устанавливает свой язык и свои порядки. Самый ближайший для всех нас пример — это Российская империя. Разве на территории Сибири использовали коренные языки завоеванных народов? Или может быть после вхождения Беларуси в Российскую империю начали разговаривать и вести канцелярскую переписку на беларуском языке? Или на грузинском после вхождения Грузии в Россию?
Все было точно наоборот. Коренные языки захваченных или присоединенных народов запрещались, а носители их даже преследовались. Тарас Шевченко, например, за сочинение своих произведений на украинском языке был отдан в солдаты в Оренбургскую крепость. И это касается не только Российской империи. Установление языка победителей на территории побежденных народов — одна из многих закономерностей этнических взаимодействий. Значит, территория современной Летувы была захвачена (присоединена) к Великому княжеству Литовскому, а ее народ никак не являлся этносом, который образовал ВКЛ.
Поэтому можно констатировать, что приход летувисского населения на территорию, на которой раньше проживали ятвяги, а затем население ВКЛ, всегда приводит к переименованию названий городов, рек и т. п., что еще раз подтверждает отрицательную комплементарность аукштайтов и жемойтов по отношению к славянам и ятвягам.
Самое же прискорбное то, что даже имена собственные — имена литвинских князей — изменяются, хотя древние летописи, как известно, точно передают звучание имен собственных: Миндовг — Миндаугас, Войшелк — Войшелкас, Ольгерд — Ольгирдас, Гедимин — Гедиминас и т. д. Парадоксально читать научные работы, где ученый использует имена литвинских князей в собственной транскрипции (Миндаугас, Войшелкас, Гедиминас и др. ) и тут же приводит выдержки из летописей с теми же самыми именами, но уже так, как написано в летописях, — Миндовг, Войшелк, Гедимин и т. д.
Но что самое странное — российские ученые, а за ними и некоторые беларуские, соглашаются с этим и используют летувисскую транскрипцию. Почему? Неужели не видят несоответствия или срабатывают совсем иные инстинкты? »
Видимо, тут работают только «иные инстинкты».
Со второй половины XIX века историки и писатели Жемойтии (нынешней Летувы) стали в своих книгах утверждать, что Жемойтия и Литва — синонимы.
Однако все исторические документы и факты показывают, что Жемойтия никогда не была Литвой. Ее коренные жители называли себя не «литовцами», а жмудинами и аукштайтами. Литвинами себя называли жители Центральной и Западной Беларуси. Территория исторической Литвы в летописях — это территория Центральной и Западной Беларуси, и от Литвы у нынешней Летувы — только Вильня, полученная в подарок от Сталина (что совершенно открыто признал в 1940 году председатель Совнаркома СССР Молотов). «Литовским языком» там стали называть литературный аукштайтский язык, тогда как в ВКЛ «литовским языком» был язык литвинов. И так далее. Давайте разберемся в этом вопросе.
Прежде всего, следует еще раз напомнить, что полное название ВКЛ — Великое княжество Литовское, Русское и Жемойтское. То есть, в самом названии Жемойтия вынесена как отдельная общность жмудинов и аукштайтов — равно отличающихся этнически и от литвинов (беларусов), и от русинов (украинцев).
Сегодня, правда, историки Летувы пытаются выдумывать, будто бы Жемойтия в названии ВКЛ означала самих жемойтов, а Литва — аукштайтов[37]. Но это утверждение на уровне детской логики, так как сии этносы восточных балтов почти ничем не отличаются друг от друга (стали в Летуве единым этносом), а потому и не имело смысла разграничивать их в названии государства.
Что же писали авторы в старину? Возьмем, например, «Хронику» Феодосия Софоновича[38]. Софонович определяет понятие «литовцы» весьма широко. Например, о ятвягах он пишет:
«Ятьвежи были едного народу з литвою и з половцами, и з прусами старыми, з готтов пошли, которых столечное мЪсто было Дрогиічинъ, а Подляшъе все аж до Прус, з Волыня почавши, осЪли были, Новгородок Литовскиі и околичниі волости держали».
Столица ятвягов Дрогичин (Дарагичин) находилась на территории ВКЛ, в 70 км от Бреста по Бугу. Подляшье — это земли от Бреста до Гродно, или Ятва. Как видим, в данном случае под «литовским» понимается именно западно-балтское этническое содержание, ибо западные балты жили и намного южнее — древляне и половцы (днепровские балты), чей язык был схожим. Равно и кривичи были западными балтами (не географически, а по своему западно-балтскому языку), но их довольно быстро славянизировали ляхи и полабы. А вот жемойты, аукштайты, земгалы, курши, селы, латыши в это этническое единство в плане языка и культуры никак не вписываются, ибо являются самой архаичной группой, долгое время изолированной от процессов европейского синтеза. Ныне потомки этих племен являются этносами Летувы и Латвии.
Автор мифологически выводит Литву от Иафета, сына Ноевого, и далее пишет:
«Тыі всЪ народы были потом готами и гепидами, ядвЪжами, печенигами и половцами названыи. И иншиі засЪли тамъ, где теперь Литва, и над моремъ Прускимъ».
Вряд ли историки Летувы согласятся с тем, что их этнос является этносом печенегов и половцев, которые тоже были балтоязычными. Но в том и разница: одни имели западно-балтский язык (и культуру), другие — восточно-балтский (со своей культурой).
В вопросе Жемойтии важно и то обстоятельство, что испокон веков и по сей день беларусов на их языке именуют «гутами», то есть «готами»!
Феодосий Софонович пишет, что «Те все народы были потом готами и гепидами, где теперь Литва». Но если в языке нынешней Летувы называют «готами» своих южных соседей (нынешних беларусов), то совершенно ясно, что сами себя жемойты и аукштайты «готами» и «гепидами» не считают и не считали никогда. А значит, не являются Литвой, ибо Литва — это и есть готы-гепиды! То есть западные балты.
И в «Великой Хронике Польской» ХIII века сказано, что восточнее поляков живут не славяне, а «готы» или «гуты». Снова западные балты.
Софонович пересказывает легенду о том, будто бы первым князем Литовским был Палемон, имевший трех то ли сыновей, то ли внуков — Борка, Куноса и Спера: «Боркъ, кнзь, над рекою Юрьею збудовал мЪсто и замокъ, и назвалъ от реки и от своего имени зложеннымъ именемъ Юръборкъ, где есть Жмод» /т. е. Жмудь/.
Это кажется нелепостью, так как у реки христианское название «Юрья», причем само имя «Юрий» — переделка православного имени Георгий.
«Кунось, далеи поступуючи, вь дорогои сторонЪ збудовалъ мЪсто и замокъ, и назвалъ от своего имени Куносовъ. І в тои сторонЪ самъ панавалъ. Спера также особливое себЪ мЪсто, замокъ збудовалъ над рекою Свтою, и назвалъ его Великомир, и там пановал».
Опять нелепость: Великомир (Вилькомир) — славянское название, хотя Палемон у автора — «римский князь». Древний Рим пал еще до появления славян как этноса. Как во всякой легенде, тут имеет место смешение эпох и народов, а на деле вся эта история напоминает историю создания Рюриком колонии ободритов на Ладоге, так как Феодосий и про Рюрика пишет: «цезарей римских наследник». Еще один! Фактически речь идет только о том, что это колонисты вовсе не из Рима, а с территории Священной Римской империи, из весьма близкого славяно-балтского Полабья. Что, кстати, весьма схоже с мифами, которые излагает Михалон Литвин (о них рассказано в главе «Откуда появилась Литва? »).
Софонович пишет:
«Потом умерли два браты, Борко и Спера, которых городы и краины побралъ Кунось. МЪлъ Кунос двох сновъ, Керна и Гибута. Гды умерль Кунос, снь его Кернъ взялъ себЪ княжение Литовское по обоихь сторонахъ рЪки Вилиі і збудовалъ мЪсто, и назвалъ его Керновъ. В томъ мЪсте столицу своего учинил княжения. ПовЪдають нЪкоторыи, ижь Кернь, кнзъ, свои народ назвал литвою от литу, то есть от рогу. Гибут зас, брат Керновь, вь Жмоди пановал».
Обращаю внимание, что Кернов — тоже славянское название, так как создать этот топоним мог только славянин (жемойты сказали бы Кернис или что-то подобное). По обе стороны реки Вилия («княжение Литовское») — только территория нынешней Беларуси, это ее «сердце», Минщина.
Относительно того, что «народ назвал литвою от литу, то есть от рогу» — это только одно из многих странных объяснений, которые приводит Феодосий (он еще, например, выводит «Литву» от «Италия» и от других псевдоморфем, что, вероятно, переписал у Михалона Литвина). Но зато показательно следующее: «свой народ назвал литвою от литу, то есть от рогу. Гибут зас, брат Керновь, вь Жмоди пановал».
Как видим, автор считает, что «Жмодь» существовала еще до прихода сюда Литвы (причем, согласно его логике, «придуманной»). То есть «Жмодь» — это туземное название местного этноса, которое оставалось для пришлых литовских князей именно местным образованием — отнюдь не литовским. А самое главное: «свой народ назвал литвою» — что в тексте никак не относится к местным аборигенам «Жмоди», ими только «пануют» как колонией. И они — не «свой народ».
И далее везде в тексте Софоновича Жмудь (Жемойтия) — абсолютно иная страна и иное княжество. Например:
«Потомъ, гды умерль Кернъ, снь его Живибунъть засталъ кнземъ литовскимъ. А по смерти Гибута снъ его Мунтвилъ застал кнземъ жмодскимъ».
То есть две разные вещи: «князь литовский» и «князь жмодский»… «Мингаило (не Миндовг, а Мингайло — князь Полоцкий. — В. Д.) зосталъ кнземъ литовскимъ, Алгимунть — жмудскимъ».
Напомню то, что писал о Мингайло в 1910 году Вацлав Ластовский в своей «Краткой истории Беларуси»:
«В 1190 году полочане выбирают своим князем некоего Мингайло или Мигайло. Скоро он передает трон своему сыну Гинвиллу. Новый князь кроме язычески-литовского имени «Гінвілло» носит и христианское имя Юрия, женат на дочери русского [то есть украинского, киевского] князя, христианке. Гинвилл умер в 1199 году в Орше.
Кто были эти Мингайло и Гинвилло — трудно разгадать. Объяснение может быть только такое, что Мингайло принадлежал до тех же родов князей Полоцких, ибо трудно думать, чтобы полоцкое вече и удельные князья позволили чужому захватить полоцкий престол».
Софонович уточняет: Гинвилл взял в жены Марию, дочь тверского князя (то есть, из рода Рюриковичей). Но не указывает важную подробность: еще до создания Великого княжества Литовского и установления в нем прусской династии (берущей начало от Миндовга) — в Полоцке уже правила династия западных балтов — Князей Изяславовичей.
Софонович также сообщает, что Мстислав Романович, князь луцкий, воевал со Скирмунтом, его «Скирмунтъ прогналъ, воискомъ литовскимъ и жмодскимъ змоцнившися». Как видим, у Скирмунта было два войска: литовское и жемойтское.
О наследниках князей Феодосий Софонович везде отмечает: стал «князем литовским и князем жмодским»; одни были «князьями жмодскими», другие — «князьями литовскими». Например:
«Ринголть по смерти отца своего зостал кнземь литовскимъ и жмодскимъ. Той першии почал писатися великимъ кнзем литовскимъ и рускимъ».
Здесь несоответствие с «Великой Хроникой Польской», где Рингольд назван королем Прусским. Видимо, Феодосий напутал, когда собирал в единое целое разные варианты описания одних и тех же событий. Но снова показательно: князь литовский и князь жмодский — точно так различаются между собой, как «князь литовский» и «князь русский».
«А Ринголть, собравши литовскии и жмодскии войска, противъ ихъ пошол и, бившися з ними, звитяжил ихъ над рекою Немномъ под Могилною».
Оказывается, у Литвы была своя армия, у Жмуди — своя. О самой этой битве мы говорили в главе «Откуда появилась Литва? ». Напомню: в 1230 году прусский король Рингольд пришел из пограничной Погезании на помощь к Литве Новогородка (видимо, по просьбе первых литовских князей Булевичей и Рускевичей) и воевал с киевлянами. Битва произошла на правом берегу Немана, возле деревни Могильно. Были разгромлены и убиты украинские князья Давид Луцкий и Дмитрий Друцкий.
Показательно, что хотя киевлянин Софонович свалил в одну кучу ятвягов, литвинов и пруссов, не видя разницы между ними, жемойтов от них принципиально отделил.
«По смерти отца своего Ринголта Миндогь застал кнземъ литовскимъ и жмодскимъ року 1240».
«Троинатъ, забивши своего стриія Мендога, почаль пановати на княжениі Литовъскомъ и Жмодскомъ року 1267».
«Року 1268. Свинторгь Утеносовичь по смерти отца своего зосталь кнземъ литовскимъ и жмодскимъ».
«Року 1316 Гедимин зосталь кнземъ литовскимь. Того жь року прусове инфланъскии, воискомь немалымъ напавши на землю Жмотскую, попустошили и под свою моць от Литвы взяли».
Снова два разных этноса. Ясно, что земля Жмотская была отнята как колония Литвы, а не как сама Литва. Ибо это не «земля Литовская», а именно «земля Жмотская».
«Потомь року 1320 Гедиминъ з воискомъ литовскимъ и жмодцкимъ, и полцкимъ пошоль на кнзя владимерского волынского Владимера».Далее говорится, как Гедимин создал Вильню на реке Вилия, и эта история опять никакого отношения не имеет к Жемойтии.
«Року 1330 Ольгерьд Гедиминовичь зосталь кнзем литовъскимъ, а Кеистутъ, брать его, жмодцкимъ, троцкимъ и подляцким».
Комментарии излишни: один брат стал литовским князем, а другой — жмотским.
«Ольгерьдь з Юльяною, перьшою своею жоною, княжною вытебскою, мЪль шести сновь, котории всЪ в рускую вЪру покрестилися… По смерти кнегини своеи Июлияны взялъ Ольгерьдь у кнзя тверского дочку Марию, з тоею мЪлъ дванатцатъ сновъ».
Кейстут, князь в Жемойтии, не стал принимать христианство: от него и пошел уже «этнический» водораздел, когда местные традиции превалировали. Потомки Альгерда-Александра растворились в христианской Литве-Беларуси, а потомков Кейстута в нынешней Летуве считают своими предками — за сохранение язычества и неприятие христианских православных имен — ибо это сохранило Жмудь от славянизации…
Как мы видим, в древности Литва и Жемойтия — соседи и вроде бы союзники, но совершенно разные понятия. И в плане территории, и в плане этническом.
Выше уже говорилось, что земли нынешней Летувы в период ВКЛ около полутора веков вообще в Литве не состояли. Их неоднократно отдавали тевтонам (даже под залог) князья Миндовг, Витовт и другие. Уже одно это обстоятельство должно было бы насторожить российских историков: но нет, они упорно твердят о каком-то «литовском иге над беларусами», имея в виду «иго» жемойтов и аукштайтов, а те полтора века в состав Литвы не входили, сапоги немцам чистили.
Как же можно одновременно быть холопами у немцев — и править беларусами и даже украинцами до Киева? Причем в тот период, когда ВКЛ стало самой большой страной Восточной Европы, — Жемойтия находилась под немцами. Кто же расширял границы Литвы? Сегодня в Летуве эту заслугу себе приписывают, хотя они тогда в ВКЛ не состояли. Но нет: историки Летувы в своих трудах 1990-х годов прямо пишут — «мы рыцарями были» («наши предки-жемойты, могучие всадники, захватили огромные славянские земли»), а «беларусы в шкурах ходили и в бою нам стрелы для арбалетов подносили».
Большой полет фантазии представителей того народа, который сам тогда шкуры зверей носил. Упоминавшийся выше саксонский граф Альберт Медведь писал о Жемойтии XII века, что туземцы-язычники одеты в звериные шкуры, вооружены каменными топорами, не имеют городов, живут в землянках в лесных чащах. И признается в отчете Папе Римскому о проваленной миссии по обращению жемойтов в веру Христа: сие невозможно, ибо они разбегаются в леса и норы, откуда их не достать.
Этнос жемойтов и аукштайтов отпочковался от латышского этноса и заселил леса нынешней Летувы к X веку. Эти народы восточных балтов не поддерживали ни с кем контактов, жили обособленно в лесных чащах. Письменность обрели только в XVI веке, уже после принятия христианства — последними в Европе. Этот факт должен был бы смутить российских и летувисских историков: как народ без письменности, только-только распрощавшийся с язычеством, может управлять самой большой в Восточной Европе христианской страной?
В «Истории Литовской ССР» (Вильнюс, 1978, с. 21) сказано:
«Производство глиняных сосудов постепенно становилось ремеслом, но довольно долго находилось на более низком уровне, чем в соседних славянских землях; посуда однообразна по форме и орнаментике. Лишь во второй половине XIII — начале XIV века, когда в поселениях городского типа нашел применение быстро вращающийся тяжелый гончарный круг, в этом деле появились значительные сдвиги. Отсутствие городов тормозило развитие специализации среди ремесленников; здесь еще пока не применялись такие известные соседям достижения, как производство кирпича и возведение каменных построек, изготовление стеклянной глазури».
Как следует из цитаты, ни у жемойтов, ни у аукштайтов даже гончарного круга не было до вхождения в ВКЛ. И кирпича не было, и каменных построек. Данные археологов показывают, что их основным боевым оружием долгое время оставался каменный топор. Вот так «рыцари» — с каменными топорами. Наверное, ими они и победили при Грюнвальде в 1410 году. Выскочив из своих землянок.
Детально эти аспекты истории нынешней Летувы рассмотрены в работах многих беларуских историков, подробнее всего — у Виктора Вераса. Отсылаю читателей к ним.
Рой Медведев, профессор Петриков и прочие «заклятые друзья» беларусов внушают мысль, что нами в ВКЛ правили жемойты. Так это или нет?
Проверить — элементарно просто. Надо только открыть документы ВКЛ и посмотреть, кто там указан. Никаких жемойтов и аукштайтов в числе правителей ВКЛ мы не увидим и с самым мощным прожектором, ибо эти этносы вплоть до XVI века не имели даже своего этнического дворянства. Копнем глубже — а кто правил в ВКЛ самой Жемойтией?
Заглянем, к примеру, в Перепись Войска ВКЛ в 1528 году: земля жемойтская[39].
Волость Бержаны:
ЛИТВИНЫ: Юшко Моствилович, Станислав Пикелевич, Лаврин Михаилович, Миколай Якубович с братом, Миколай Коилевич, Римко Кгитовтович, Стась Петкович с братом, Станислав Радивилович, Петр Вежевич, Павел Виштартортович, Юц Юрьевич, Шимко Миколаевич с братом, Григор Андреевич, Юц Пиктурнович, Петр Висвилович, Ян Ивашкович, Стан Кгирдутович, Петр Миколаевич, Венцлав Станкович, Мартин Лавринович, вдова Бернатовая, Мицко Мишейкович. Петр Монкгялович, Як Монтромович, Мартин Валевич, Петр Бенюшович, Станько Петрович, Якуб Доркгевич, Стан Михайлович, Янко Медкгинович, Воитко Янович, Юцовая вдова, Богдан Друсутевич, Мартин Контримович, Хрщон Янович. Янчик Сирвидович, Кгедвоиновая вдова, Петр Дырдол, Пиктур Нарукович, Януш Монтвидович, Петр Минялкгович, Юхно Ровкутевич, Якгмин Сачевич, Будр Петрович, Володко Довъятович, Миколай Визкгирдович, Володко Монтримович, Васко Петкович, Юшко Доркгевич, Януш Кахнович, Лялко Якгминович, Шимко Монвилович, Петр Плакштевич, Петр Кушлутович, Можейко Юдеикович, Довкгил Можутевич, Мартин Станкович, Лаврин Станевич, Балтромей Петрович, Петр Мичевич, Контрим Минялкович, Ян Микович, Гринко Сиркгирдович, Якуб Солтовтович, Якуб Нарвойшевич, Юшковая вдова, Петр Доркгужевич, Римко Шулкович, Ян Барвойнович, Нарко Кгедвилович, Бартош Ганусович, Андрушко Рукович.
ЖЕМОЙТЫ: Якуб Пиктайтис, Войтех Доркгайтис, Ян Станкелойтис, Волиншус Мошевич, Мицко Сютилойтя, Мартин Кгидевич, Матей Ловкинтойтис. Боцус Пиктанович, Войчус Совкговдис, Довгутис Петрашевич, Будрус Вилятович. Липнюс Талевич, Микутис Милошевич.
Волость Крожи:
ЛИТВИНЫ: Юри Янович, Матей Минялкгович, Петр Михайлович, Станислав Стецкович. Станислав Товтвилович с двумя сыновьями, Юри Долквинович, Григорей Довдвилович, Андрей Михнович, Венцлав Юхнович, Станислав Мартинович с братом, Богдан Мартишевич, Юри Михнович, Балтромей Томашевич, Бортко Вилович, Матей Пикелевич с двумя братьями, Стан Андрушкович с братом, Бортко Сткгинович, Андрей Наркович, Ян Петрович, Володко Радивилович, Миц Станевич, Богдан Петкович, Станислав Радивилович с братом, Станислав Станевич, Войтко Бернатович, Петр Миколаевич, Балтроеевая вдова, Петровая вдова, Юри Следколтовтович с братом, Бернат Янович, Якубовая вдова, Пац Янович, Станислав Суткович, Юри Миколаевич, Павел Мартинович с двумя братьями, Венцковая вдова, Балтромей Ромашкович, Ян Римшевич, Миколай Можович с братом. Стан Лупшевич, Якуб Мотевич, пани Янушовая, Миколай Борткович, Мартин Янович, Янко Можейкович, Кгалмин, Андрей Миколаевич, Пац Довкгялович, Богдан Адамович, Пац Монтвилович, Михно Миколаевич, Сташко Довкгилович, Богуш Мартишевич, Ян Довкгялович, Серафим Шимкович, Добко Кгедмонтович, Матей Юдикович, Гриц Левчевич, Якуб Петрашевич, Мартинковая Петрашевич, Адам Петкович, Бартош Петкович, Станислав Олехнович, Пилип, Кгабриял Мицкович, Петр Нарушевич, Гриц Юсвидович, Петр Кушлейкович, Контрим Домейкович, вдова Юшковая, Ян Родевич с братом, Шимко Даркгович, Щепан Мозкгевич, РимкоДовкгинтович, Нарко Монвилович, Миколай Станюкович, Юшко Миколаевич, Мац Нарутович, Шимко Родевич, Лаврин Якубович, Лаврин Витортович, Мицко Кантримович, Ясь Микутевич, Якуб Диркгинтович, Андрей Нарвилович, Павел Пацевич, Римко Витортович, Мартин Юревич с братом. Павел Миколаевич с братом, Петр Миколаевич, Урбан Якубович, Петр Юшкович, вдова Добковая, Лаврин, Станислав Буконтович, Андрей Войткович, Ян Некипелый, Томаш Петкович, Петр Кгедвойнович, Петр Якминович, Ян Володкович, Петр Станевич, Миколай Митевич.
ЖЕМОЙТЫ: Петр Довгялойтис, Миколай Довкшайтис, Стас Янойтис, Станислав Пикелис с братом, Юри Юдейкайтис, Ян Мацкайтис с братом, Андрей Стешайтис с братом, Юри Якубайтис, Станюл Велайтис, Петраш Ейникайтис, Грицус Первойтис, Станис Бортко, Ян Пикайтис. Степан Нарвошойтис, Доркгис Минконтойтис, Миколай Радвилойтис, Матей Товошойтис, Микутис Монкайтис, Римко Янкайтис с братом, Виторт Копшайтис, Миколай Дарналайтис, Ян Петкойтис, Станислав Радвилойтис, Юри Минмойтис с братом, Станко Андрушкойтис, Янушис Андрушкойтис, Янко Кибортойтис, Гриц Андрушкайтис, Нарко Долкшайтис, Юцус Пепрович, Янус Кусатис, Станис Рукойтис, Яц Ваболойтис, Контрим Рукайтис, Будрус Радвилойтис, Венцко Сукайтис с двумя братьями, Мартин Сункалайтис с братом, Станислав Янойтис, Богдан Мацкайтис, Станис Шажукайтис, Шимко Янойтис, Богдан Межайтис, Контримук Пиктайтис, Пацут Мицайтис, Григорей Радайтис, Будрис Кримштойтис с братом, Билюс Монконтович, Римко Ракгис, Стан Пиктойтис, Юрис Викнович, Юрис Миколаевич, Нарко Лучайтис, Манвил Кунайтис с братом, Андрей Монтвилойтис, Станис Мортейкович».
И так далее.
Если кто-то не понял, поясняю: это не список людей, призванных в войско BKЛ, а список шляхтичей (дворян), обязанных предоставить для службы своих людей (крестьян, дворовых и прочих). Поэтому среди них есть такие, как «вдова Добковая» или «Юшковая вдова» — это не значит, что вдовы будут воевать, они только людей должны были дать.
Итак, мы видим, что в Жемойтии в 1528 году литвинские (беларуские) дворяне составляли абсолютное большинство по сравнению с жемойтскими (чьи фамилии на «-ис», как и сегодня).
А все высшее дворянство Жемойтии вообще не имело ни одного жемойта. Перепись начинается с перечня дворян Жемойтии княжеского рода или высокого статуса:
ПАНЫ ЗЕМЯНЕ: Скашевский, Ян Мошковский, Станислав Векович, Мартин Радиминский, Ян Стеіжович. Ян Бурба, Станислав Скоп, Шимон Витунский, Крыштоф Скиндер, Марок Чаевский, Жикгимонт Каменский, Станислав Ворпутянский, Себостьян Петрович, Войтех Белевич, Адам Белевич, Тарновский, Валентин Павлович Дирма, Юрьи Войнят, Григорей Бейнарт, Ян Росянский, Станислав Сиревич, Иван Евтик, Крыштоф Станкевич, Езухв Моствило, Казимер Орвид, вдова Чеховичевая, [Лимоновая Митковича, Ян Одаховский.
Ни одного жемойта, только литвины и поляки, а также немец Крыштоф Скиндер, видимо, графского титула.
И это — правящая элита Жемойтии. Возникает вопрос: если в 1528 году Жемойтия имела среди шляхты только 20% представителей своего этноса (остальные 80% были беларусы) и ни одного жемойта не было в дворянской элите Жемойтии — то как можно заявлять о том, что князья ВКЛ были якобы жемойтами (в смысле — летувисами)?
Шляхетство (дворянство) жемойтам и аукштайтам стали давать в ВКЛ только после 1450 года, но эпизодически. Этот этнос восточных балтов оставался на 90% крестьянским, причем в холопстве у литвинской (беларуской) шляхты. Тенденцию можно увидеть, сравнивая перепись 1528 года с переписью 1567 года. Там число дворян среди жемойтов выросло вдвое. Достаточно сравнить данные переписи 1567 года с приведенными выше данными 1528 года по тем же регионам. Возьмем для примера волость Бержаны:
ЛИТВИНЫ: Щастный Абрамович, Ян Войтехович Петковича, Миколай Крозакович, Малхер Петрович, Урбан Юхнович, Ян Андреевич Кудминовича, Станислав Янович Шеткович, Станислав Матеевич, Петр Янович, Матей Якубович, Андрей Павлович, Миколай Амброжевич, Щепан Юцович, Стась Поткович, Балтромей Павлович, Ян Станиславович, Казимер Сютил, Сгась Ситив, Петр Шимкович, Валентын Новицкий, Станислав Янович, Станислав Кидевич, вдова Катерина Юрьевая, Балтромей Петрович, Миколай Матеевич, Матей Андреевич, вдова Лазовская, Войтх Станиславович, Войтко Рымкович, Станислав Венцкович, Северин Кгабрыянович, Кгрикгал Войткович, Томаш Юркгович, Ян Тишкович, Себестыян Петрович, Ян Шимкович, Юрьи Петрович, Себестьян Петрович, Станислав Кгоилот, Станислав Вецкович, Балтромей Павлович, Войтех Бабилицкий.
ЖЕМОЙТЫ: Ян Сенкойтис, Авгуштын Будройтис, Матей Петрович Ивашкис, Петр Петрашойтис, Щепан Мацойтис, Станислав Стасойтис, Талюшис Наркойтис, Андреюс Наркайтис, Петр Томашойтис, Венцкус Липнайтис, Юрьи Станкойтис, Войтех Янойтис, Пац Юцойтис, Каспор Миненкгойтис, Кгригор Барткойтис, Шимко Петрошойтис, Якубойтис Шимко, Юрья Давкгвилойтис, Урбан Мотеяйтис, Ян Андреяйтис, Мик Винвилойтис, Кгрикгал Янойтис, Каспор Кропежойтис, Матей Станойтис, Томаш Кгедминойтис, Петрас Матеевич, Шим Балсайтис, Матей Юркгойтис, Петрос Янойтис, Матей Нотяйтис, Миколаюс Войткойтис, Ян Микгойтис, Ян Кгрицойтис, Мартин Станойтис, Петрос Рышкайтис, Стась Липнайтис, Стасюл Наркойтис, Стасюс Лавринойтис, Балтромей Юшкойтис, Миколаюс Лавринойтис, Гриц Бенюшайтис, Юркгис Янойтис, Андрей Симонойтис, Мартин Юдикойтис, Петкус Коншелкгойтис, Станис Рымкойтис, Миколай Васкойтис, Буткус Монтвидойтис, Якуб Янойтис, Матей Контминойтис, Матей Нотовтойтис.
А вот волость Жоряны:
ЛИТВИНЫ: Сарафин Паховский, Станислава Шукстиная, Григор Станиславович, Шимон, Юрьи Пацович, Марко Пацович, Григор Пацович, Андрей Якубович, Амброс Мартинович, Алекшей Янович, Юрьи Лукашович, Григорей Фронцкович, Балтромей Юрьевич, Бернат Матеевич, Щепут Валентынович, Лаврин Андреевич, Ян Ямонтович, Щепуть Андреевич, Балтромей Лукашович, Юрьи Семашкович, Ян Балтромеевич, Селява Петрович, Рымко Войткович, Петр Петрашевич, Щепан Петрашович.
ЖЕМОЙТЫ: Ян Якотойтис, Войтех Станойтис, Стась Якубойтис, Андей Юркгойтис, Юрьи Петройтис, Юрьи Рачойтис, Григорей Кгедшойтис, Пац Грицойтис, Юрьи Петройтис, Гриц Юхнойтис, Шимко Якойтис, Балтромей Мажойтис, Миколай Нарвилойтис, Янел Кгойлойтис.
В одних местах туземный этнос дает не более 20—30% местного дворянства, а кое-где литвины-беларусы (с фамилиями на «-ич») и местные дворяне уже представлены на равных.
Эта тенденция показывает культурный рост жемойтов и аукштайтов под влиянием нашей колониальной власти в этой провинции. Из «прячущихся в чащах дикарей земляных нор», как писал о них саксонец Альберт Медведь, они эволюционировали до оседлых крестьян, а затем и до права быть дворянами.
Называть князей ВКЛ жемойтами — примерно то же самое, что президентов США называть индейцами. Вот факты: в 1528 году 80% жемойтов и аукштайтов являлись холопами беларуских дворян, и только 20% были холопами у дворян своей крови. В 1567 году это соотношение несколько изменилось: 60% жемойтов и аукштайтов были холопами беларуских дворян, а 40% служили своим дворянам.
Это еще раз показывает, что туземную Жемойтию можно считать причастной к Литве лишь на том сомнительном основании, что ею правили беларуские дворяне, называвшиеся тогда литвинами. Но точно так же английские дворяне правили в Индии — что не дает права Индии называть себя Англией. Индия — это не Англия, а Жемойтия — не Литва.
Приведенные выше факты дают ответ и на такой якобы «загадочный» вопрос, почему статуты BKЛ не были никогда переведены на язык жемойтов и аукштайтов, а только на польский язык в Варшаве после Унии 1569 года и на русский язык в Санкт-Петербурге в XIX веке.
Ответ элементарно прост: не было нужды в ВКЛ переводить Статуты на язык жемойтов и аукштайтов, ибо они касались в первую очередь дворянства (шляхты). А в Жемойтии на местах «сидело» беларуское дворянство, для которого язык Статутов был родным. А те 20% дворян жемойтских в 1528 году и 40% в 1567 году были обязаны знать государственный язык, то есть беларуский, тогда называвшийся литовским.
Как видим, невозможно оспорить тот факт, что именно беларуская шляхта владела Жемойтией и ее народом, а не наоборот. Именно мы были в BKЛ «угнетателями» для народа нынешней Летувы. Наше «иго» дало жемойтам и аукштайтам приобщение к европейской цивилизации, обретение письма и веры в Иисуса Христа.
У авторов нынешней Летувы можно встретить странный термин «аукштайтский литовский язык». Например:
«Аукштайтский литовский язык использовался до восстания 1863 г., потом очень скоро — в течение лишь нескольких лет — был совершенно забыт».
Что означает сей термин? Что это за язык: литовский или все-таки аукштайтский? Само удвоение термина «аукштайтский литовский» — такая же тарабарщина, как например «русский татарский язык» или «латышский эстонский язык».
Очевидна абсурдность — ведь одному языку не требуется двойное название.
Двойное название означает, что у аукштайтов был свой язык и что его стали «причислять» к литовскому языку только в период между восстаниями 1830—31 и 1863—64 годов, когда царизм активно превращал наш этнос литвинов в этнос «беларусов».
Мало того, речь идет не об историческом языке аукштайтов, а только о литературном языке. Например, в работе академика АН Литовской ССР К. Корсакаса и старшего научного сотрудника Института литовского языка и литературы АН Литовской ССР А. Сабаляускаса «Балтийские языки», опубликованной в журнале «Русская речь» в 1971 году (№ 4), сказано: «литовский литературный язык сформировался на основе диалектов западных аукштайтов». То есть: литературный, возникший уже после этнических экспериментов царизма, а не литовский.
Между прочим, Папа Римский Пий II (1405—1464) в своей «Истории Чехии» писал:
«Lituania et ipsa late patents regio Polonis ad orientem connexa est… Rara inter Lituanos opida, neque frequentes villae… Sermo gentis Sclavonicus est, latissima est enim haec lingua et in varias divisa sectas. Ex Sclavis enim alii Romanam ecclesiam sequuntur, ut Dalmatae, Croatini, Carni ac Poloni. Alii Graecorum sequuntur errores, ut Bulgari, Rutheni et multi ex Lituanis».
В переводе это означает:
«Литва своими просторами граничит с Польшей с востока… Немного у литвинов городов, а также мало деревень… Язык народа — славянский. Этот язык наиболее распространен и разделен на разные диалекты. Среди славян одни подчиняются Римской церкви, как далматы, хорваты, карнийцы и поляки. Другие придерживаются ошибок греков, как болгары, русины и многие из литвинов».
Неужто аукштайты — в представлениях Папы Римского, — это «славяне»? Нет, он прекрасно разбирался в своей пастве…
Уже более десяти лет я являюсь главным редактором «Аналитической газеты «Секретные исследования» и вижу огромный интерес беларуских читателей к своей древней истории. Вот письмо нашего постоянного читателя из Солигорска С. А. Леончика:
«Недавно прочитал в нашей районной газете «Шахтер» (г. Солигорск) статью под названием «Власть их была — мудрость». Долго я сидел и смотрел на нее. И не решил — то ли мне смеяться, то ли плакать. Наверное, не скоро мы узнаем свою историю, читая такие статьи. Высылаю эту статью Вам и читателям вашей газеты для ознакомления. Хотелось бы услышать ваш комментарий».
К письму читатель приложил вырезку из газеты «Шахтер» с публикацией под названием «Власть их была — мудрость», ее автор — Сергей Дубовский. В преамбуле к статье сказано:
«Хотелось бы продолжить тему о наших древних прародителях, о которых мы, к сожалению, помним и знаем так мало. Кто же они? Кем были? Во что верили? На каком языке говорили? »
Что же, весьма похвально желание это узнать. Но уже первые две фразы статьи удивляют:
«Напомню, что после X века. наших предков называли литвинами. Литвинцев в те времена звали «жмудь»».
Первое впечатление — что автор называет литвинов жемойтами. Нет — разобравшись, я понял, что «литвинцами» автор статьи именует нынешних летувисов. Однако в СССР их называли «литовцами» (ныне с изменением названия Литовская ССР на Республика Летува это по всем правилам языка «летувисы», как они себя и именуют), а предков беларусов действительно звали литвинами (с XIII века по 1840 год), но вот «литвинцев» не было и нет в научной литературе. Как нет, например, «русинцев», а есть русины (древний этнос Украины) и русские (нынешний этнос России).
Уже в этих двух фразах много неточного. Представления о древних предках своего народа должны быть концептуальны — а тут они искаженные, рисуют совсем иную картину истории народа.
Неправильно считать, что жителей Летувы «в те времена звали «жмудь»». Во-первых, это историческая территория двух этносов — жемойтов и аукштайтов, а во-вторых, они и поныне так именуются, никуда не исчезли.
Что касается наших предков литвинов, то это название появилось вовсе не с X века, а примерно с 1230-х годов, со времени миграции в Западную Беларусь лютичей (лютвинов) с территории Полабья. Литвины — это смешанный этнос мигрантов с Полабья и местных ятвягов. Позже название «литвины» распространилось и на Восточную Беларусь, где жил этнос кривичей. Автор этого, видимо, не знает, поэтому пишет далее:«Много о литвинах рассказывали ученым курганы. С тех курганных находок мы знаем, что в Европе они живут очень давно и в древние времена расселялись куда более широко, чем после X века. В современной Калужской области России, например, есть курганные захоронения литвинов. Есть подобные захоронения и в Солигорском районе (о них я писал в предыдущей статье от 12 июля)».
Не знаю, что рассказал шахтерам автор в своей предыдущей статье, но никаких литвинов в Калужской области никогда не было. Там могли быть только западные балты кривичи и голядь (а основное население Калужской области — местные финны мордовской группы, сам топоним Калуга — финский). Вопрос еще и в том, что называть «язычеством»: например, славян Полабья в VII—X веках Рим и Константинополь считали «язычниками», хотя те исповедовали арианство — веру вполне христианскую. Но автор статьи пишет:
«Культура литвинов очень высокая. И мало изученная. Известно только, что даже в XIII веке литвины, как и раньше, оставались т. н. языческим народом».
Если культура литвинов «мало изученная», то откуда сведения, что она «очень высокая»?
И почему культура литвинов «мало изученная»? Что мешает ее изучать? Согласно опросам этнографов, вплоть до начала 1950-х годов сельское население Минской области (тогда — 80% всего населения области) называло себя «литвинами» либо «тутэйшими» (местными). Что же загадочного в культуре минских крестьян?
Видимо, автор статьи сам недостаточно четко понял, кто такие литвины, и видит их неким «исчезнувшим народом» типа атлантов, отсюда и придумал, что «культура литвинов очень высокая». Конечно, по сравнению с жемойтами и аукштайтами литвины выглядят более цивилизованно, ибо научили их гончарному кругу и обработке металла. Но вот по сравнению с соседними ляхами, мазурами, пруссами, русинами Волыни и кривичами Полоцка — ятвяги-литвины выглядят весьма обыкновенно. Тем более что в своем большинстве они действительно были язычниками.
Автор статьи и про язык наших «исчезнувших предков» вопрошал: мол, на каком же языке они говорили?
Но и тут нет загадки — почитайте Статуты BKЛ: они написаны на языке литвинов, который сегодня мы дружно называем беларуским языком. Это смесь славянского и западно-балтского языков. На этом языке говорило все население ВКЛ — кроме жемойтов и аукштайтов, восточных балтов. Не разобравшись в этом, автор статьи путает наш язык с их языком:
«Профессор В. М. Игнатовский в своем «Кратком очерке истории Белоруссии» пишет: Ученые, судя по языку литвинов, признали, что они принадлежат к индоевропейским народам. К этому корню принадлежат персы, греки, римляне, кельты, германцы и славяне»».
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы в языке Статутов и Метрик ВКЛ увидеть индоевропейский язык — язык литвинов все лингвисты до XIX века относили к семье славянских языков. Автор статьи, видимо, изменил цитату — профессор говорил о языке не литвинов, а литовцев, разумея под ними летувисов — восточных балтов жемойтов и аукштайтов.
Заблуждение автора раскрывается в следующих его словах:
«Индийский просветитель и ученый Парамахалка Йогананда в своей книге «Автобиография йога» приводит следующие рассуждения: «Санскрит — священный язык Индии. Язык специальный, предназначенный для общения с Богом во время священнодействий и богослужений. На этом языке Индия уже не говорит несколько столетий. Но на этом языке продолжают до сих пор говорить современные литовцы.
Удивительно, как неожиданно близки оказываются древняя патриархальная Индия и современная Литва. Но напомню, что литовцы и белорусы этнографически очень близки».
Поскольку автор не раскрыл, чем же исторические литовцы отличаются от нынешних литвинов, то укрепляется подозрение, что он действительно считает этнос беларусов произошедшим от этноса жемойтов.
На самом деле беларусы (в прошлом — литвины, этнически смесь славян и западных балтов) сильно отличаются от летувисов (жемойтов и аукштайтов, этнически восточных балтов). Если бы они действительно были «очень близки», то жемойты и аукштайты за века пребывания в BKЛ полностью растворились бы в нашем этносе. Однако они с ним никак не смешивались, мало того — были, по теории Л. H. Гумилева, вообще не сочетаемыми с литвинами-беларусами.
Этнос восточных балтов сам изолировался в лесах Прибалтики от межэтнических процессов. Не удивительно, что при таком ксенофобском методе сохранения своей архаичной специфики они стали островками, где сохранился древний индоевропейский язык (отчасти похожий и на латынь, и на германский, и на славянский потому, что это язык-реликт).
Этот факт вовсе не показатель «развитости» восточных балтов, а прямо наоборот — свидетельство их цивилизационной отсталости. Что касается санскрита, то две или три тысячи лет назад какая-то группа европейцев (тогда еще говорившая на языке, общем с другими группами) пришла в Индию. Там они захватили власть над туземцами и создали высшую касту со своим языком. В браки с туземцами эти расисты вступать категорически не желали (для чего придумали касты), сохраняя чистоту расы и чистоту своего языка. Сей факт заставил ученых говорить не об европейском языке, а об «индоевропейском», хотя ничего местного для «индо-» в санскрите нет: это в чистом виде язык древней Европы.
Автор аргументирует свою мысль о том, что «литовцы и белорусы этнографически (может быть, все же этнически? — В. Д. ) очень близки»: «Не так давно Вильнюс был белорусским городом Вильня».
Это как раз показывает полную разницу этносов, ибо Ковно и Вильня свыше 800 лет имели наши названия, а тут соседу понадобилось в середине XX века менять их на свой новый манер. Почему? А потому, что старые названия летувисам не подходят именно этнически. Такое переименование разве подтверждает «этническую близость»?
Второй аргумент автора:
«И до сих пор литовцы называют нас «белорусы» — балтийские русы».
Во-первых, не вижу в этом «аргумента» для заявляемой автором «этнической общности»: мало ли кто кого как называет (можно по-думать, что летувисы — тоже русы!). А во-вторых, это неправда. В Жемойтии и Аукштайтии нас уже тысячу лет называют «гудами» или «гудзинами», в Латвии — «балтокревы». Никто там не зовет нас ни «русами», ни «белоруссами», ни тем более «балторусами». Наших предков ятвягов северные соседи звали гудами, а соседних латышам жителей — кревами или кривами.
Еще аргументы автора: «И языки наши очень схожи. И обычаи». Что у нас схожего с латышами и летувисами — для меня загадка.
И далее: «Потому утверждают (кто? — В. Д. ), что современный белорусский язык так же близок староарийскому — санскриту». Такие заявления должны не радовать, а удручать, ибо наш народ в таком случае выступает туземным ксенофобским этносом, скрывшимся в чащобах от культурного взаимодействия с Европой — чего на самом деле не было. А у беларуского языка вообще нет никакого сходства с санскритом.
Автор пишет:
«Подтвердить это необходимо. Вот примеры: «культура — культ ура» — почитание света, «чало век» — лик вечности, «Божа» — беспредельность. Для уяснения величия смысла произносимых слов, оказывается, достаточно их перевести с первоязыка».
Это — несусветная чушь!
Слова «культура» наши предки не знали, оно родилось в Западной Европе, французы весьма удивились бы странной трактовке «Iа culture» как латинское «culte» (попечение, уход) плюс наполеоновский призыв для своей армии «Urrra! ».
На самом деле русская армия переняла «ура» от французов во время войны 1812 года — почитайте внимательно «Войну и мир» Льва Толстова.
Такие умозрительные трактовки слов в стиле юмориста Михаила Задорнова напомнили мне одного профессора-патриота, преподававшего в Петербурге и пытавшегося всем иностранным словам давать «местное объяснение». Например, немецкое слово «кабинет» он трактовал на «русском языке» так: вот человек перед дверью в помещение — а вот он вошел туда, и его как бы нет. Отсюда и название помещения — «как бы нет», кабинет!
Заканчивает С. Дубовский статью так:
«Мы должны помнить, что являемся носителями высокой и великой культуры, о которой знаем так мало… »Золотые слова. Но это обращение не только к шахтерам, но и к самому автору статьи, и ко всем нам. Укрепляется наша Беларуская Государственность, отсюда закономерный интерес людей к нашей древней истории. Еще совсем недавно эта тема казалась «маловажной». На волне сегодняшнего интереса к таким вопросам и при сохранении дефицита научных знаний — появляются фантазии о том, что беларусы, дескать, «носят высокую и великую культуру санскрита».
Когда есть вакуум в представлениях о реальной истории предков, тогда возникают — для заполнения этого вакуума — легенды о том, что беларусы из Индии произошли, аналогично — Россия из Египта произошла, ибо там бог Ра. Не надо искать величие предков там, где их никогда не было. Наша реальная история была скромнее, но зато это именно наша история. Не надо ее изобретать, надо ее знать.
В 2006 году мне позвонила жительница Минска Лидия Ефимовна (Евфимовна, как она уточнила, отчество исковеркали в советском ЗАГСе), которая сказала, что является представительницей именно той «прусской составной» беларуского народа, о которой я писал.
Она в своей семье разговаривает на прусском языке, и на том же языке говорит вся ее родня. Что она тут же и продемонстрировала. Это, конечно, вызвало у меня шок, так как, согласно научным представлениям, пруссы давно вымерли как народ, а три сохранившихся письменных памятника относятся к XV—XVI векам. И что никакого прусского разговорного языка сегодня в принципе нет и быть не может.
«А вот есть такой разговорный язык! » — сообщила читательница. В Пинской и Брестской областях до сих пор живут десятки тысяч пруссов, которые общаются между собой на родном прусском языке. Это не беларуский язык, не польский и не литовский, а именно прусский. Детям из поколения в поколение передают деды: вы — пруссы, не беларусы, не поляки, не литовцы.
Читательница также сообщила, что ряд древних беларуских текстов, которые историками объявили «написанными неизвестными письменами на неизвестном языке», она читает, так как написаны они на ее родном прусском языке. В том числе она привела пример соглашения о Люблинской Унии 1569 года: в одном из документов текст документа был написан, как комментируют историки, «непонятным никому языком». А вот наша читательница сей текст понимает в каждом слове, ибо он на ее языке и написан. Каждое слово понимает — из текста, объявленного «неразрешимой загадкой».
Лидия Ефимовна назвала несколько прусских сел в Беларуси, где сегодня до сих пор живут пруссы, сохраняющие свою прусскую самоидентификацию, вспомнив из многих, как я записал, Одрижин и Акдемер. Есть и такие села, названия которых образованы от слова «пруссы». Назвала она и ученого, который занимался 10 лет назад историей беларуских пруссов — это Шелягович, работавший тогда преподавателем БГУ. Ничего более конкретного читательница не сказала, но добавила, что пруссы в прошлом издавали свою газету, название которой звучало примерно как «Вудинне» — от вудиничей, беларуской народности, произошедшей в результате смешения славян с пруссами в Пинской и Брестской областях.
В общем, тут действительно огромный пласт сокрытой истории Родины. Сенсацией для науки является уже тот факт, что пруссы не вымерли, как мамонты, а выжили в нашей стране, и что можно услышать живую прусскую речь. Это то же самое, как найти сегодня живую окаменелость — обнаружить живым реликт.
Когда я написал об этом в своей газете, мне позвонил еще один наш постоянный читатель (не назвавший имени) — родом из деревни Купятичи под Пинском. Он подтвердил, что в его родной деревне до сих пор говорят на непонятном языке, а его мать и бабушка, говорившие в быту на «трасянке», во время ссор иногда переходили на непонятный язык — язык их предков.
Читатель привел такие примеры из лексики этого языка: дочь — дохна, золовка — ятробка, кружка — кварта, канава — прысть, поля — дологи. И так далее. Вся домашняя утварь в этом языке именуется иначе, чем в беларуском и летувисском языках. Что любопытно — бабушка читателя даже не знала, что это за язык, на котором она говорит.
Возможно, что он и не прусский, а ятвяжский. Ведь западная часть Пинщины в древности являлась территорией Подляшья (страны южных ятвягов). А возможно, это прусский язык, так как именно на Пинщину и Брестчину переехали около ста тысяч пруссов, ныне число их потомков может составлять до миллиона человек. Причем языки ятвягов и пруссов кардинально отличались от языка жемойтов и аукштайтов, так как первые — западные балты, а вторые — балты восточные.
Читатель расказал, что в 1958 году в деревню приезжала этнографическая экспедиция из Минска, работе которой он, тогда школьник, активно помогал. Потом была и вторая экспедиция по изучению «диалекта», но более никто не приезжал. На многие десятилетия, вплоть до сего дня, тема стала забытой и неинтересной в Минске.
Какой именно «исчезнувший» язык изучали те две экспедиции — прусский или ятвяжский — читатель не помнит: «был еще школьник, не разбирался». Скорее всего, экспедиции так и не смогли установить, с каким именно языком они имели дело — ведь и бабушка читателя не знала, что это за язык. Однако если ныне живущий в беларуской глубинке прусский язык — живой реликт, то еще большим реликтом являются ятвяги и ятвяжский язык. От прусского сохранилось всего три разговорника, от языка ятвягов — вообще ничего.
И еще: трудно себе представить, чтобы прусский язык (или ятвяжский? ) жил в глубинке Западной Беларуси веками только в устной форме. Такое невозможно — если язык существует, он обязательно имеет и свои письменные документы. Тем более что прусский язык имел собственную письменность еще в Пруссии до ее завоевания немцами. Поэтому не исключено, что в Западной Беларуси можно отыскать письменные памятники на прусском языке, сохраняемые беларускими пруссами. Их находка станет сенсациеи для науки. Но увы, поиском таковых никто не занимается.
Анатолий Иванович Житкевич из Баранович продолжил тему забытых языков Беларуси. Он сообщил, что упомянутые читательницей Лидией Ефимовной деревни Одрижин и Акдемер находятся вблизи городов Иваново и Дрогичин в Брестской области:
«Мне известно, что и в самом г. Иваново проживают люди, которые именуют себя «лаборами» и сохраняют из поколения в поколение особый лаборский (лабурский) язык. Происхождение этого языка мне до настоящего времени было необъяснимым. Смею предположить, что язык этот и является прусским, а возможно, полабским (наименование «лабор» имеет общий корень). Во всяком случае, корни языка, скорее всего, лежат именно там. Возможно, из поколения в поколение передается память о своей родине на берегах реки Лабы (Эльбы).
У меня имеется книга, подаренная автором Анатолием Денисейко, который проживает в г. Дрогичине, «Невыдуманные истории», в аннотации к которой автор пишет: «Эта книга задумывалась как сборник золотых россыпей живого житейского юмора земляков, ярких забавных историй полесского края». Интерес вызывает рассказ «Лаборская история», в котором упоминается об этом своеобразном для многих непонятном (только не местным жителям) лаборском языке. Герой рассказа — бывший реальный житель г. Иваново, проживавший по улице Чкалова, 12. Направляю Вам ксерокопию этого рассказа.
Моя жена, уроженка г. Иваново, знает некоторые слова на лаборском языке, передаваемом местными жителями из поколения в поколение. Привожу примеры этих слов: корова — гэмытка; конь — волот; молоко — гальмо; сало — крысо; девушка — биячка; юноша — бияк; мужик (крестьянин) — мэть; бить — копсать; красть — япэрыть; понимать — сиврать; идти — пнать; домой — на похазы; хотеть (желать) — волыты.
Мне известно, что лаборский язык исследовался ранее лингвистами. Интересно, к какому выводу тогда пришли? Имеет ли под собой почву мое предположение? »
Увы, о таких исследованиях я не знаю; возможно, что-то подскажут читатели этой книги. Перескажу кратко своими словами рассказ А. Денисейко «Лаборская история», присланный Анатолием Ивановичем.
Итак, в местечке Янов Кобринского уезда Гродненской губернии Жили лаборы, говорившие на лаборском языке. В СССР язык вырождался, а интерес к нему помог воскресить забавный случай, который произошел на Белорусском вокзале Москвы в мае 1968 года. Ожидая отправления поезда и мечтая о встрече с женой, любвеобильный Миша, потомок лабора, дал оттуда в Яново телеграмму: «Марфа… бияк на показы пнае кебитэ волить».
Не успел наш полешук сесть в поезд, как загадочный текст его телеграммы уже лежал на столе в одном столичном ведомстве. И буквально поднял его на ноги. Пытаясь разгадать тайну слов, за работу взялись лучшие специалисты этого дела. Но лаборский орешек оказался им не по зубам. Тогда из центра в край полешуков улетела шифровка. Отделению КГБ города Пинска (оно обслуживало Яново) предписывалось «незамедлительно» раскрыть содержание телеграммы и доложить по инстанции».
В Пинске отыскали человека, владеющего лаборским языком, — старого лабора Пепко.
«Молча выслушав гостей, Пепко, полный важности, устроил им лаборский ликбез: «Бияк» — это такой боевой парень. Словом, забияка-лабор. «На показ пнае» — значит пнется, торопится показаться на глаза». Затем старый Пепко как-то стыдливо замялся, покашливая, перевел до конца загадочный текст: «Марфа, готовься. Парень торопится домой любовью заниматься».
В тот же день шифровка лаборского перевода ушла в Москву. Телетайп из столицы принес только одно слово: «Дураки». Прочитали полешуки ответ и немало удивились непривычной самокритичности москвичей.
Другой наш читатель — Андрей, прислал такое письмо:
«В статье вы писали, что прусский народ существует и в наши дни, сохранив свой язык и национальную идентификацию.
Насколько я понял, речь идет о неудавшейся попытке создания национального движения ятвягов «Етвызь» в первой половине 1990-х. В то время на территории западного Полесья возникла организация «Етвызь», провозгласившая наличие особого этноса — ятвягов, как малой народности балтского происхождения.
Я не специалист и не берусь судить о том, насколько такие заявления обоснованы исторически и культурологически, но надо признать, что ятвяжское движение нашло некоторый отклик в среде местных жителей. Так, издавалась газета «Збуднинне» (наверное, эту газету Лидия Ефимовна вспомнила как газету «Вудинне» — В. Д) тиражом 25 тысяч экземпляров, регулярно проводились фестивали западно-полесской песни. Ятвяжское движение, насколько я знаю, имеет довольно длительную историю. Оно возникло в межвоенныи период, активно боролось с польской оккупацией. Впоследствии ятвяжское движение раскололось на два лагеря: проукраинский, имевший своим знаменем сине-желто-красное полотнище, и пробеларуский с бело-сине-белым штандартом (синий цвет символизировал Припять). Одно время ятвяжское движение было настолько активным, что националистические беларуские организации рассматривали его как одну из угроз нашей державности.
Со временем ятвяжское движение исчезло само по себе. Насколько мне известно, сейчас каких-либо организаций данного направления не существует. Хотя на момент создания «Етвызь» ставила целью объединение ятвяжского народа на землях Западного Полесья, Волыни и Подляшья в рамках единой державы».
Как мне кажется, сегодня сами носители древнего наследия предков путают — идет речь о ятвягах или пруссах. Плюс тут еще и лаборский язык, который вполне может оказаться прусским языком. Хотя недавно в одной телепередаче о лаборах было высказано мнение, что, дескать, этот язык — цеховое изобретение для тайного общения мастеров в эпоху Магдебургии. Мне это кажется натянутым предположением, так как ничего подобного нигде не возникало; очевидно, что это именно этнический язык, а не какой-то «эсперанто».
Языки ятвягов и пруссов, как я уже говорил, были родственными. Их влияние на современный беларуский язык просто огромно. Минский исследователь Михаил Голденков писал:
«Буква «о» у пруссов превращалась в закрытых слогах в «у» — на шведский манер (пример: Королевец — Крулевец, Новогородок — Новогрудок), а двойное «с» или «з» они оглушали на балтский манер до шипяших звуков «ж», «ш» (пример: Пруссианы — Пружаны)».
Поскольку вся западная половина Беларуси — область проживания в прошлом ятвягов, дайновов и мигрировавших сюда пруссов (погезан Миндовга), то их древний язык — это и есть древнебеларуский язык (на нем же изначально говорили кривичи Восточной Беларуси, тоже западные балты).
Именно этот язык лежал в основе беларуского языка до его славянизации, именно этот язык в средние века лингвисты Европы называли «славянским литовским языком», так как анализ приве
денных выше слов «прусского» (или ятвяжского? ) и лаборского языков показывает, что они тяготеют более к славянскому словообразованию, чем к восточнобалтскому. Хотя правильнее и научнее говорить о том, что это — особая языковая группа: западнобалтская.
Но в результате принятия христианства — от ксендзов Кракова и попов Киева — наше население перешло с родного западнобалтского на «беларуский диалект славянского языка».
Увы, многие не хотят принять эту правду.
Московские идеологи всячески цепляются за мысль, что москвичи — не славянизированные финны, а якобы мигрировавшие в Москву «славяне». Правда, непонятно, откуда в финно-тюркскую Московию могли мигрировать миллионы славян. Выходит, что половина всех славян Европы вдруг сбежала при Андрее Боголюбском (незадолго до вторжения татар) — в финское Залесье (в страну Моксель). Зачем?
Ненаучность таких построений очевидна. Столпотворение «славян» во Владимиро-Суздальских землях до прихода татар невозможно вообразить! Кстати, сегодня в России татары составляют 3% населения, а русские (якобы «славяне») — 80%. Как при таких пропорциях населения «русские славяне» три века жили под «татаромонгольским игом»? При численном превосходстве «славян» в 30 раз «иго» невозможно даже представить.
«Разгадка» проста: хотя сегодня все русские считают себя «славянами», потомками либо суздальцев, либо новгородцев, почти все они — всего лишь славянизированные народы Орды. Финские земли Суздаля (затем Московии), Новгорода, Пскова и кривичские земли регионов Брянска, Курска, Смоленска могут в совокупности демографически произвести население примерно в 30—40 млн человек (сравните эти территории с территорией и населением Украины и Польши). А откуда еще взялись в России 100—110 млн «русских славян» (114 в России, 25 млн вне ее границ)? Да ниоткуда, это славянизированные народы Орды: финно-угры и тюрки.
Многие беларуские историки тоже видят в переходе наших предков на околославянский беларуский язык — «миграцию к нам славян Полабья». Эта повальная тяга считать себя «славянами» вполне объяснима: ведь всем нам со школьной скамьи вбивали в головы, что мы — «восточные славяне».
Но вот приведу такое сравнение. В 1950 году 70% беларусов жили вне городов республики и 80% беларусов в семьях говорили на беларуской мове. Уже в 1980 году картина была противоположной: 70% беларусов жили в городах и 80% беларусов в семьях говорили на русском языке. Что же произошло за эти 30 лет? Разве изменился этнический состав страны? Означает ли это, что беларусы канули в Лету, а вместо них сюда мигрировали русские из России? Нет: данные демографии показывают, что за то время число русских в БССР почти не менялось. Что же тогда произошло?
А произошло глобальное изменение, схожее с переходом наших предков при христианизации на околославянский язык. При Сталине жители деревень не имели паспортов и права покидать постоянные места проживания, фактически они являлись крепостными (рабами) государства. Хрущев после смерти Сталина решил провести реформы — и дал селянам паспорта, не вернув им при этом землю в частную собственность. В итоге сия реформа Хрущева (демократичная в плане возвращения свобод селянам) — обернулась катастрофой для нашего села. Селяне, получив паспорта, стали сбегать — кто в райцентры, кто в областные города. Ведь советская власть превратила их из крестьян (людей, владеющих землей на правах частной собственности) в наемных рабочих без своей земли. А рабочие, как известно, имеют право выбирать себе лучшие условия труда и быта. Так за короткий период в 30 лет примерно 60—70% беларуских селян покинули свои деревни, где веками жили их предки, и перебрались в города.
А в городах БССР считалось тогда «дурным тоном» — и считается сегодня! — говорить на беларуском языке.
Во-первых, этот язык преследовали коммунисты как «проявление буржуазного национализма», при Сталине, как вспоминал Якуб Колас, сажали тех минчан, кто осмеливался разговаривать по-беларуски. Именно тогда минчане перестали использовать в общении свой родной язык.
Во-вторых, глобализация по-советски создавала в городах СССР особую «советскую культуру», основанную сугубо на русском языке. Ведущие СМИ были на этом языке, а также — документация предприятий и учреждений, армии, органов правопорядка, медицинских учреждений и т. п. В школах, техникумах и ВУЗах преподавание тоже велось в основном на языке Москвы.
В-третьих, беларуские селяне при переезде в города старались как можно быстрее стать похожими на горожан и не выделяться своим «сельским происхождением», а потому стыдились своего языка как якобы «сельского».
За какие-то 30 лет, с 1955 по 1985 год, беларусы в бытовом и профессиональном общении перешли с беларуского на русский язык. И никакие русские из России не выгоняли беларусов из своих домов, не становились нашим «новым этносом». Этнос при таких глобальных изменениях сам переходит на другой язык.
Приведенный мной пример доказывает, что равно как при переходе на русский язык в период новейшей истории беларусы не превратились в русских, точно так же наши предки при переходе на славянский «койне» не стали от этого славянами. А остались самими собой — антропологически и генетически, ментально и культурно.
Еще несколько столетий назад на юге Беларуси, в нынешнем Полесье, находилось большое море, о существовании которого свидетельствуют древние карты, хроники и археологические находки.
Первое упоминание об этом море сделал Геродот еще 2500 лет назад. Он писал, что на той территории, где находится наше Полесье, расположено большое озеро или море. Сегодня историки условно называют его «морем Геродота», но правильнее, наверное, называть его Беларуским морем — ибо оно находилось на территории нынешней Беларуси.
Историки Крашевский и Киркор отмечали, что крестьяне в пойме Припяти находят якоря и целые суда — на весьма большом расстоянии от реки, посреди полей. Откуда они там могли взяться?Иосиф Игнатьевич Крашевский (1812—1887) писал в книге «Воспоминания Волыни, Полесья, Литвы» (именуя Литвой территорию нынешней Центральной и Западной Беларуси, что совершенно верно, ибо это и есть историческая Литва):
«Болота, окружающие Пинск, множество рек и речек, пересекающих край, и весенние их разливы, затопляющие огромные пространства, были, вероятно, причиною существующего и теперь предания, что некогда Черное море простиралось до самого Пинска, но какой-то могущественный князь Киевский раскопал горы и спустил задерживаемые ими воды, отчего на месте моря остались одни болота. В доказательство этого приводят якоря, находимые при обработке полей, но где эти якоря, когда и кем найдены — это неизвестно».
Адам Киркор (1818—1886) в третьем томе «Живописной России» (1882 г. ) писал:
«Тысячелетия отделяют нас от той эпохи, когда вся долина Припяти, или так называемое Пинское Полесье, было тоже залито водою, — морем Геродота, страною вод и туманов, как ее называет Дарий Гистасп в своем походе на скифов[40].
… Совсем другой мир представляет нам долина Припяти, это Геродотово море. Для естествоиспытателя, даже для поэта, здесь найдется такое обилие предметов для изучения, для наблюдений, какого почти невозможно встретить в других местах».
Современный исследователь темы А. Бутевич в статье в газете «Звязда» (2001, № 90—91) находит доказательство существования моря Геродота на Полесье:
«… I ў своеасаблівым клімаце, і ў той рэдкай цеплалюбівай расліннасці, якая жыве толькі тут, і шмат у чым яшчэ, што ўласціва выключна гэтаму воднабагатаму краю».
Существование огромного озера в нынешней Брестской области и восточнее ее подтверждают и средневековые карты С. Мюнстера (1540 г. ), Я. Гастальди (1562 г. ), К. Вопеля (1566 г. ), Г. Меркатора (1609 г. ). Там оно называется Сарматским. Название, видимо, условное и происходит от общего названия Восточной Европы как Сарматии.
На берегах этого обширного водоема располагались Шерешево и Жировичи, в него впадали реки Ясельда, Нарев и Лесная. На картах С. Мюнстера и К. Вопеля озеро называется «Sarmatica palus». Беларуский историк Александр Ильин утверждает:
«Название «palus» (болото) характеризует уже тогда явную тенденцию к заболачиванию и пересыханию озера, вызванную геологическими процессами, в частности, поднятием Балтийской плиты, вследствие чего понижался уровень воды в водоемах и речках».
На карте Я. Гастальди водоем называется озером: «lago» (поитальянски — озеро). На Радзивилловской карте Великого княжества Литовского (1613 г. ) на месте озера мы видим уже подковообразное болото, в середине — местечко Берёза.
Ильин пишет:
«Остатками Сарматского озера можно считать знаменитое Дикое болото (на водоразделе рек Ясельда и Нарев) и, возможно, Споровское, Белое и Чёрное озёра. На польских военных картах 30-х гг. XX века пойма реки Ясельды очень заболочена, а сама река имеет несколько протоков. На наличие там Сарматского озера в древности указывает почти полное отсутствие в этом районе археологических памятников и находок кладов».
В статье «Споры Пракопія Кесарыйскага і Спорава» лингвист Ф. Климчук пишет, что современное Споровское озеро названо по древнему названию славян — споры. Это является, конечно, выдумкой, так как никакие славяне на территории Беларуси в древности не проживали: тут жили только западные балты, а среди них редкими островками раскинулись появившиеся позже колонии славян — ляхов и полабов.Еще один интересный нюанс: по предполагаемой береговой линии озера проходят и южные границы Литвы (XI—XII вв. ), очерченные Н. Ермоловичем, и южная граница хоронима «Литва» (на основе исследований Н. Спиридонова).
На гравюре «Литва» в книге Г. Шеделя «Всемирная хроника» (XV век) изображены города и замки на берегу озера. То есть Литва представлялась западноевропейцам страной на берегу Сарматского озера (моря). На этой гравюре изображены также острова с крепостями, а между ними плавает парусный корабль.
Знаменитый арабский географ и картограф Аль-Идриси тоже указывал на существование озера-моря, называя его «Тэрми».
Итак, согласно Геродоту, 2500 лет назад одним из крупнейших озер Европы (настолько большим, что его именовали морем) являлось море на территории нынешней Беларуси. Вода его, конечно,
была пресной, ибо оно появилось при таянии ледников. Судя по тенденции исчезновения моря-озера, в доисторические времена оно было гигантским, ко времени Геродота — очень большим, к средним векам — распалось на несколько десятков крупных и мелких озер, а в период расцвета ВКЛ эти озера постепенно превращалось в болота. В наше время огромная часть их была осушена, там что-то сеяли и жали. Ныне большинство этих земель заброшены. Они снова стали фактически необитаемыми.
Один из моих читателей писал, что мелиорация болот Полесья является экологическим преступлением, ибо она уничтожает тысячелетний баланс природы, уникальную флору и фауну болот и т. д. Как видим, читатель ошибается: никаких болот тут не было еще несколько веков назад. А было море, точнее — озеро.
Почему же оно исчезло?
Александр Ильин считает, что это вызвано геологическими процессами, «в частности, поднятием Балтийской плиты, вследствие чего понижался уровень воды в водоемах и речках». Вряд ли он прав, ибо Балтийская плита поднимается медленно, ее подъем не мог стать причиной столь быстрого исчезновения моря-озера.
На мой взгляд, все гораздо проще. «Беларуское море» образовалось в низине Полесья при отступлении ледников по совершенно естественным причинам: там собиралась вода с обширных окрестных территорий, и в итоге несколько тысяч лет назад здесь раскинулся огромный, но мелкий водоем. Когда ледники окончательно исчезли, его стали питать только впадающие в него реки, а поскольку водосток был меньше испарения, озеро стало постепенно мелеть. Вот так оно мелело и мелело, распадалось на отдельные озера, которые продолжали высыхать и становились болотами. Эти болота тоже постепенно высыхали. Налицо очевидная тенденция исчезновения болот и без всякой мелиорации.
Настоящие озера существуют за счет впадающих в них рек. В нашем случае озеро являлось водой ледников — то есть оно было огромной лужей, оставленной Ледниковым периодом.
Когда исчезло Беларуское море?
Как гласит легенда, «некогда Черное море простиралось до самого Пинска, но какой-то могущественный князь Киевский раскопал горы и спустил задерживаемые ими воды, отчего на месте моря остались одни болота».
Все историки дружно отмахиваются от предания — мол, вымысел народа. Но я полагаю, что просто так народ ничего не выдумывает: всегда что-то лежит в основе преданий. Что в данном случае?
«Могущественные» князья Киева существовали только в период Киевской Руси, власть их на территории Беларуси была совсем недолгой, около 80 лет.
А вот в период ВКЛ Брестщина входила в состав Волыни, поэтому предполагаю, что под «киевским князем» может подразумеваться волынский князь.
Кстати, на французской карте 1700 года Брест (Brest) — это город в Центральной Польше, а Брест обозначен как Briescie. Брестом он тогда не назывался.
Вокруг Припяти не обозначено море-озеро, ибо его уже не существовало, но всюду надписи: территория болот. Так вот, Briescie на карте обозначен частью Волыни: юридически эти земли тогда входили в состав Волыни, то есть, по сегодняшним понятиям, были украинскими.
Возможно, что какой-то волынский князь в середине второго тысячелетия организовал осушение затопленных земель, вырыв какие-то каналы. Что и осталось в народной памяти. Во всяком случае, трудно себе представить, чтобы такими задачами занимались князья времен полоцкого Всеслава Чародея. В ту пору, в начале тысячелетия, для постройки каналов и для осушения земель не было ни сил, ни смысла.
Некоторые беларуские археологи считают, что Пинск был основан как портовый город на берегу огромного озера — но озера, ко
торое быстро исчезало, освобождая для жизни большие свободные территории. Именно сюда мигрировали в XIII— XIV веках около 100 тысяч пруссов. Беларуское море, отступая, отдавало свою территорию людям — удобную для жизни, ибо не требовалось корчевать лес, а почва была плодородной.
Я не думаю, что западноевропейские историки и картографы пользовались устаревшими данными, сообщая о существовании Беларуского (или Сарматского, как они его называли) моря в XVI веке. Но уже через сто лет это море катастрофически высохло, стало похожим на гигантское болото. Почему? Ответ находим у историков: XVII век был крайне жарким и сухим, постоянная засуха вызывала повсюду в Европе голод и пожары.
Существование Беларуского моря в принципе мало меняет наши взгляды на исторические процессы в Европе, ибо если сегодня мы считаем разделением между этносами беларусов и украинцев болота Полесья, равно можем считать и море Полесья — суть та же.
В древности север моря населяли западные балты, юг — волыняне, этнические сарматы (как показывают нынешние исследования генофонда). Море-озеро было очень мелкое, как и Азовское море: в среднем не более 7—10 метров в глубину. Но этого вполне достаточно для тогдашнего судоходства.
И вот здесь возникает интересный вопрос: где же все-таки пролегал знаменитый путь «из варяг в греки»?
Некоторые историки-скептики объясняют находки в полях Полесья якорей и остатков судов тем, что дело вовсе не в Беларуском море, просто суда волокли по суше из одних рек в другие. Вероятно, по их мнению, когда люди чересчур уставали, они бросали в разных местах суда вместе с якорями. Но тогда у меня возникает встречный вопрос: а куда же волокли эти суда? Чтобы дальше плыть по болотам Полесья? И чтобы через них приплыть в Днепр?
Сегодня это невозможно, но тысячу лет назад кратчайший путь был именно таким. Традиционно историки называют главным путем «из варяг в греки» маршрут, лежавший значительно восточнее: через Смоленск, который действительно основали варяги Скандинавии как промежуточный пункт. Но, думаю, главный маршрут в те времена проходил тут.
Доказательств — прямых и косвенных — можно найти очень много. Ибо нынешние болота Полесья тысячу лет назад были огромным судоходным водоемом. Поэтому никто никуда никакие ладьи не перетаскивал. Древние купцы и разбойники от начала и до конца маршрута плыли на своих судах.
Есть у нас в крови тяга к большой воде. И есть ощущение усталости от жизни вне большой воды. Такова наша природа.
В этом смысле повезло Венгрии, у которой есть большое озеро Балатон (длина до 80 км, средняя ширина 10 км) — большинство венгров находят там умиротворение, не посещая морские курорты. В Беларуси столь большого озера нет, зато имеется масса небольших озер, оставшихся от Ледникового периода. Из-за обилия озер Беларусь часто называют «синеокой».
Если бы климатические преобразования «чуть-чуть» запоздали, то сегодня мы тоже, как Венгрия, имели бы огромное море-озеро на юге страны. По его берегам раскинулись бы курортные городки и виллы богачей, там плавали бы яхты и катера. А беларуский бюджет пополняли бы деньги миллионов отдыхающих из России, Украины и Польши.
Вместо этого море превратилось в огромные болота, куда туриста можно привлечь разве что древним якорем викингов, случайно выкопанным при вспашке поля. Проводить отпуска на болотах люди не горят желанием.
Вместо озера-моря мы имеем сегодня совсем иное наследие природы: Беларусь считается главной страной болот в Европе. Только вот что с ними, болотами, делать и как их использовать на благо Родины — никто не знает.