Часть III.ТЬМА С ВОСТОКА.
Глава 14. ЛИТВА И КУЛИКОВСКАЯ БИТВА.
Куликовская битва — яркий пример мифологичности всей российской истории. Историческое событие со временем искажается в угоду текущей политике Москвы, обрастает баснословными подробностями и обретает ранг «эпохального». Хотя на самом деле Куликовская битва — это битва Литвы, а не Москвы…
В России отмечают Куликовскую битву как день «великой победы» над татарами. Правда, не уточняют — над какими именно татарами. А между тем российский историк М. И. Тихомиров в книге «Куликовская битва, 1380» пишет:
«Первоначальные краткие рассказы о кровопролитном сражении с татарами позже обросли поэтическими вымыслами и литературными украшениями. После разгрома Мамая на престол сел Тохтамыш, и Дмитрий с почетом послал ему дары. Тохтамыш — союзник Дмитрия, воевавшего не против Орды, а против Мамая, Орде не подчинявшегося. Так что не было сепаратизма русских князей против великой империи, но борьба за единство Орды против узурпатора. Дмитрий не за свободу Руси боролся, а за единство Орды».
Можно только приветствовать это прозрение, однако и в этой трактовке битвы, пусть куда более близкой к правде, все равно остается огромное белое пятно: это участие Литвы в сражении.
Зачем на битву спешил Ягайло? Зачем литовские князья Андрей и Дмитрий Альгердовичи бились с Мамаем якобы за Москву? Это тем более странно, если принять точку зрения Тихомирова — что сражение шло за интересы Орды. Зачем же литовцы (то есть беларусы) помогали князю Дмитрию Ивановичу (Донскому) отстаивать Интересы Тохтамыша?
Сведения о сражении.
Московский историк Алексей Бычков пишет в книге «Ледовое побоище и другие мифы русской истории» (Москва, 2008):
«Серьезные ученые признают, что значительная часть сведений о сражении почерпнута из трех основных «источников», возникших через сто лет после легендарного события: из «Летописной повести» (весьма краткой и анонимной), из стихотворной «Задонщины» и риторического сочинения «Сказание о Мамаевом побоище», то есть в основном из художественных источников. А для исторической оценки важны точные данные о масштабах сражения, количестве участников, потерь с обеих сторон. Но достоверных сведений не обнаружено ни в местных, ни в иностранных источниках».
О степени достоверности этих «художественных» источников говорит хотя бы тот факт, что в некоторых из них участником событий назван князь Альгерд, хотя он умер в 1377 году — за три года до битвы[41].
Есть упоминание о битве в Псковских летописях (см. Выпуск 1, 1941, с. 24):
«Бысть похваление поганых татар на землю Роускую: бысть побоище велико, бишася на Рожество святыя богородица, в день соуботный до вечера, омерькше биючися; и пособе бог великому князю Дмитрию, биша и на 30 верст гонячися… Того же лета во озере Чюдском истопли 4 лодии».
Бычков по этому поводу пишет:
«Куликовская битва — событие одного порядка с потоплением четырех лодок. В летописях поражает почти полное отсутствие фактического материала. Был бой и молитвы — вот все, что мы сможем почерпнуть из ранних источников».
Поражает не только это. Перечислю лишь главные странности:
1. Место битвы не найдено до сих пор.
2. Ни один князь Владимиро-Суздальской земли не пожелал воевать на стороне Дмитрия Ивановича.
Так, Бычков отметил:
«Итак, если Новгородская первая летопись второго извода пишет, что князь Дмитрий, узнав, что на него наступает сила «велика татарская и собрав многи вои и поиде противу безбожных татар», один, без помощи других князей, то Евфрасин /в «Задонщине»/ знает уже о двух князьях. И чем позже переписывается история битвы с Мамаем, тем большее число князей вступает в бой на стороне Дмитрия.
… Причем, по мере объединения Московским Великим княжеством земель Великороссии в Сказания включались все новые участники битвы — и Рязань, и Великий Новгород, и Тверь. Этим подчеркивалось значение битвы для судеб всей тогдашней России. Интересно, что в «Задонщине» /в поздних списках/ уже упомянуто участие в битве на московской стороне рязанской рати, из которой одних бояр погибло 70. Позже рязанцы перейдут, по желанию летописцев, в разряд изменников».
3. Решающую роль в битве сыграли литовские полки.
4. Никаких упоминаний об этой битве в летописях BKЛ нет. Последнее обстоятельство следует уточнить: нет самих летописей BKЛ того периода, так как они были уничтожены. Вначале Иван IV (Грозный) при оккупации Полоцка сжег всю полоцкую библиотеку, состоявшую в основном из летописей. А затем Екатерина II дала распоряжение созданной ею «Исторической Комиссии» изъять «для изучения» древнейшие сохранившиеся летописи BKЛ. С тех пор их больше никто не видел.
Не вызывает сомнения, что в летописях Литвы были упоминания о битве — но, очевидно, они описывали ее совсем иначе. И давали четкие ответы на вопросы: зачем литовские князья участвовали в битве, где эта битва состоялась. Но эта правда не устраивала россиян, потому они уничтожили наши летописи.
Есть и другие странности:
5. Куда спешил Ягайло?
6. Почему битвой командовали литовские князья?
7. Почему Дмитрий Донской перед битвой переоделся в ратника, а рядового воина нарядил в княжеские одежды и посадил на своего коня?
Литовские участники событий.
В связи с битвой упоминаются три литовских князя: Ягайло, Андрей и Дмитрий. Все они — сыновья Великого князя Альгерда (1345—1377), Александра в православии, сына Гедимина от тверской княжны.
Ягайло (Яков в православии) был сыном Альгерда от тверской княжны (то есть, тверской крови на три четверти), после смерти отца в 1377 году стал Великим князем Литовским и Русским. После Кревской унии 1385 года между ВКЛ и Польшей, Ягайло в 1386 году вступил в брак с польской королевой Ядвигой и перешел из православия в католичество, получив имя Владислав. В 1392 году он передал власть в ВКЛ, а в 1401 году и титул Великого князя Литовского своему двоюродному брату Витовту.
Согласно традиционной версии российских историков, Ягайло якобы спешил на соединение с Мамаем — чтобы драться со своими родными братьями Андреем и Дмитрием Альгердовичами. Разделяя веру в этот нелепый миф, поклонник Орды Лев Гумилев писал в своей книге «От Руси до России» (страница 160):
«Если же учесть, что большинство в войске Ягайлы составляли русские из-под Минска, Полоцка, Гродно, то легко понять, каково в тот период было единство некогда могучей Киевской Руси».
Если Гумилев называет литвинов XIV века «русскими», то при таком «подходе» мы равно можем называть московитов татарами.
Андрей Альгердович (как и Дмитрий Альгердович) — старший сын Альгерда от брака с другой княжной — витебской. С начала 1340-х годов он был князем в Полоцке. По версии Бычкова, в 1377 году «Андрей лишился Полоцкого княжения, бежал в Псков и был посажен на княжение там». Кем посажен? Неужели Москвой? Этот тезис не выдерживает никакой критики. В то время Альгерд захватил Псков, поэтому посадил на княжение в нем своего сына.
Дмитрий Альгердович при жизни отца владел Брянском и Трубчевском. С 1379 года стал владеть еще и Переяславлем-Залесским. Однако, по версии Бычкова, «в 1379 году сдал Трубчевск Дмитрию «Донскому», и московский князь дал ему во владение ПереяславльЗалесский».
И это сказка. Для Дмитрия Альгердовича сей московит Дмитрий Иванович — вассал и «шелупень», князек из туземного финского Залесья. Ничего ему не мог дать Дмитрий, якобы «Донской», а мог только подчиняться воле Дмитрия Альгердовича, своего господина.
Все российские историки удивительно слабы на память, «дружно забывают» факт, который заставляет совершенно иначе взглянуть на Куликовскую битву. А именно: в 1373 году (за 7 лет до битвы) Альгерд бескровно захватил Москву, всадил в кремлевскую стену свое копье — как знак принадлежности Москвы Великому княжеству Литовскому, и подарил москвичам пасхальное яйцо как символ единства.
Таким образом, Дмитрий Альгердович являлся для Московского княжества наместником отца, великого князя Литвы (ибо его вотчина — Брянщина — граничила с Московским княжеством). А Дмитрий Иванович (Донской) был его вассалом, не наоборот.
Опровергает суждение Бычкова и тот факт, что Дмитрий Альгердович привел на битву хоругви из Брянска. Если бы он, как считает Бычков, к тому времени был только князем Переяславля-Залесского, то как он мог привести на битву брянские полки?
Чтобы хоть как-то объяснить участие в Куликовской битве этих двух литовских князей, россияне выдумали, что, дескать, они были в услужении у Дмитрия Ивановича. Никто другой не был — а они вдруг были. Просто вопиющий маразм: князь Пскова и князь Брянска невесть отчего оказались слугами московского князька. Да с какой стати?
Бычков пишет: «Оба этих князя находились на службе у великого князя Московского».
Это как же так — будучи одновременно князьями Пскова и Брянска, являвшихся составными частями Великого княжества Литовского? Неужели и Альгерд, вместе с Ягайло и Витовтом, состоял «на службе у князя Московского»?
Однако соседние князья Рязани и Твери плевать хотели на московского князя — а вот князья могущественной тогда Литвы вдруг оказываются на службе у бесправного князька залесского, которому ярлык на княжение давала Орда.
Далее Бычков сам себя опровергает:
«Погиб /Андрей Альгердович/ в 1399 году в битве на реке Ворскле, во время похода Великого князя Литовского Витовта против Темиркутлуя».
Судьба Дмитрия Альгердовича аналогична:
«Так же, как и брат, погиб в битве на Ворскле в 1399 году».
Как же так? Якобы они «находились на службе у великого князя Московского», а погибли вовсе не за Москву, но за ВКЛ, на службе у князя Витовта. Как говорится, концы с концами не сходятся…
Так вот, никогда Андрей и Дмитрий Альгердовичи не «находились на службе у московского князя». Они всегда, до самой смерти, служили только ВКЛ. За нашу Литву и погибли, а не за Московию.
Читая источники.
При ознакомлении с первыми художественными рассказами россиян о Куликовской битве бросаются в глаза две вещи:
1. Изначально прославляется Литва как главный и единственный «заступник» Москвы — и нет ни слова про Ягайло, который якобы «спешит на помощь Мамаю».
2. Позже исчезает прославление Литвы, она подается в негативном виде, плюс появляется Ягайло, якобы «сообщник Мамая».
Безусловно, в основе этих московских произведений лежали какие-то наши летописи, которые там исказили на свой лад — в угоду Москве. Украинский историк Владимир Белинский отметил, что во времена Куликовской битвы в Московском княжестве никаких своих летописей еще не было — народ был поголовно неграмотный. Поэтому искажения эти стали делать во времена конфронтации с BKЛ, через 100—150 лет после битвы. «Скелет» рассказов составляют некоторые факты, а именно: главными участниками битвы были полки ВКЛ, им на помощь спешил еще и Ягайло. Все остальное — московские искажения. Кроме того, Алексей Бычков находит в Сказаниях повторение событий 1480 года («стояние на Ворскле»), что свидетельствует либо о скудости сведений у авторов Сказаний о том, что было в 1380 году, либо об их желании специально исказить прошлое.
Открываем «Задонщину» (Кирилло-Белозерский список):
«Славии птица, что бы еси вышекотола сиа два брата, два сына Вольярдовы, Андрея половетцкаго, Дмитрия бряньского, ти бо бяше сторожевые полкы, на шит рожены, под трубами поють, под шеломы взлелеаны, конец копия вскормлены, с востраго меча поены в Литовьскои земли».
Явно взято из какой-то литовской летописи.
И какая странная битва! Обычно главнокомандующий пускал войска союзников в мясорубку первыми, а свою рать берег для решающего удара. Например, так было в Грюнвальдской битве 1410 года (через 30 лет), когда Ягайло и Витовт пустили для «затравки» татарскую конницу ВКЛ. А здесь первыми вступили в бой полки Москвы — ее финны и татары, тогда как литовские хоругви ВКЛ являлись «засадными полками». Когда литвины увидели, что пора действовать, на поле боя появились закованные в железо вершники (рыцари) с «Погоней» на знаменах и шестиконечным красным крестом Евфросинии Полоцкой на белых щитах. Одно только это убеждает нас, что битвой руководил не московский князь, а братья-литвины. Они и победили в том сражении, они и преследовали убегающие войска Мамая — генуэзскую пехоту, казаков Дона и Северного Кавказа (татар в войске Мамая было очень мало).
Далее в «Задонщине» сказано:
«Молвяше Андреи к своему брату Дмитрею: сама есма два брата дети Вольярдовы /Альгерда/, внучата Едиментовы /Гедимина/, правнучата Сколдимеровы /непонятно, кто такой Сколдимер/. Сядем, брате, на свои борзи комони, испием, брате, шеломом своим воды быстрого Дону, испытаем мечи свои булатныя. Уже бо, брате, стук стучит и гром гремит в славне граде Москве».
Конечно, автор «Задонщины» через 100 лет после битвы никак не мог знать о том, что именно говорил Андрей Альгердович Дмитрию Альгердовичу. Да и как мог происходить разговор между Псковом и Брянском (650 км по прямой линии)?
Автор подает их желание защищать Москву не как защиту вотчины BKЛ, а как странную и необъяснимую симпатию к Москве. Плюс столь же странное желание «испить шлемом воды из Дона». Зачем? Своих дел не хватает? Мамай ведь шел не Брянск или Псков захватывать — и вообще, согласно официальной российской версии, не имел никаких претензий к ВКЛ. Чего же литовские князья так озаботились защитой Москвы?
А ведь есть с чем сравнивать: Рязанское княжество присягнуло Мамаю — и ВКЛ это было безразлично, никто не ринулся воевать за Рязань. Несомненно, литовские князья пошли воевать за Москву только потому, что она была частью ВКЛ.
Не случайно в другой копии (списке) «Задонщины» Литва прославляется и подается как союзник Москвы, а вовсе не враг:
«О, соловей, летняя птица, вот бы тебе, соловей, пеньем своим прославить великого князя Дмитрия Ивановича, и брата его князя Владимира Андреевича, и из земли Литовской двух братьев Ольгердовичей, Андрея и брата его Дмитрия… Те ведь — сыновья Литвы храбрые, кречеты в ратное время и полководцы прославленные, под звуки труб их пеленали, под шлемами лелеяли, с конца копья они вскормлены, с острого меча вспоены в Литовской земле».
Как видим, Андрей и Дмитрий вовсе не сбежали из Литвы на службу московскому князю, как выдумывают сегодня российские историки, а изображены здесь князьями именно литовскими. Далее этот важный аспект раскрывается более:
«Молвит Андрей Ольгердович своему брату: «Брат Дмитрий, два брата мы с тобой, сыновья Ольгердовы, а внуки мы Гедиминовы, а правнуки мы Сколомендовы. Соберем, брат, любимых панов удалой Литвы, храбрых удальцов, и сами сядем на своих борзых коней и поглядим на быстрый Дон, напьемся из него шлемом воды, испытаем мечи свои литовские о шлемы татарские, а сулицы /дротики/ немецкие о кольчуги басурманские! »
И ответил ему Дмитрий:
«Брат Андрей, не пощадим жизни своей за землю Русскую и за веру христианскую и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича! … Седлай, брат Андрей, своих борзых коней, а мои уже готовы — раньше твоих оседланы. Выедем, брат, в чистое поле и сделаем смотр своим полкам — сколько, брат, с нами храбрых литовцев. А храбрых литовцев с нами семьдесят тысяч латников».
Таким образом, в «Задонщине» ясно сказано, что братья Альгердовичи привели литовские войска. Как они могли бы это сделать, сбежав из ВКЛ и находясь на службе у московского князя? Тут, кстати, опровергается вымысел Л. Н. Гумилева о каком-то «русском населении» «из-под Минска, Полоцка, Гродно». Для автора «Задощины» это литвины. Кстати, в оригинальном тексте «Задонщины» везде использован термин «литвины», однако в нынешней российской редакции текста упорно ставят «литовцев», хотя такого слова в те времена не было, оно появилось только в XIX веке.
Что касается 70 тысяч литовских ратников (из общего войска якобы в 300 тысяч), то это, конечно, преувеличение раз в 8—10.
Анонимный автор «Задонщины» объясняет странное желание Альгердовичеи воевать за Москву тем, что они, дескать, настолько влюблены в землю Русскую, что готовы отдать за нее свои жизни. Сомнительно это. Особенно на фоне другой фразы из текста:
«И метнулся поганый Мамай от своей дружины серым волком и прибежал к Кафе-городу. И молвили ему фряги /генуэзцы/:
«Что же это ты, поганый Мамай, заришься на Русскую землю? Ведь побила теперь тебя Орда Залесская»».
Оказывается, Москва — вовсе не Русь, а Орда Залесская. Получается, что Альгердовичи к ней странную тягу испытывали, не к Москве.
Кстати говоря, сей «поганый» Мамай — никаким язычником («поганым») не был. Некоторые источники указывают, что он принял католическую веру. Хан-католик — это тоже нечто весьма оригинальное…
Другие поздние источники.
В краткой летописной повести «О великом побоище, которое было на Дону» Литва изображена уже врагом Московии. Упоминаний об Андрее и Дмитрии Альгердовичах в ней нет, зато вместо них появляется Ягайло:
«Мамай расположился за Доном, стоит в поле и ждет к себе на помощь Ягайла с литовскими ратями».
В еще более поздней повести «О побоище, которое было на Дону, и о том, как князь великий бился с Ордою» Литва просто демонизируется:
«А с Мамаем вместе, в союзе с ним, и литовский князь Ягайло со всею своею силой литовской и ляшской… »
Авторы этих повестей были невеждами в истории: Ягайло стал польским королем через шесть лет после Куликовской битвы (в 1386 году), а не до нее, не мог он вести ляхов!
«Но человеколюбивый бог хотел спасти и освободить род христианский молитвами пречистой своей матери от рабства измаильтян, от поганого Мамая и от союзников его — нечестивого Ягайла и льстивого и лживого Олега Рязанского, который не соблюл своего христианства. Ожидает его ад и дьявол в день великого суда господнего… »
«И начал Мамай посылать в Литву, к поганому Ягайлу… И заключил старый злодей Мамай нечестивый уговор с поганой Литвой… »
«… Идет на тебя литовский Ягайло со всею силою своею».
А вот упоминание о братьях Альгердовичах:
«Было всей силы и всех ратей числом с полтораста тысяч или с двести. И к этому еще приспели издалека в ту смутную годину великие князья Ольгердовичи поклониться и послужить: князь Андрей Полоцкий с псковичами да брат его князь Дмитрий Брянский со всеми своими мужами».Опять непонятно: с какой стати литовские «великие князья», вдруг должны служить какому-то провинциальному князьку? Московское княжество тогда по площади и политическому значению не превосходило Рязанское. Что они, из ума выжили?
Что касается войск Андрея Альгердовича, то он привел на поле битвы вовсе не псковичей, а свою литовскую дружину, опираясь на которую, правил в захваченном ВКЛ Пскове.
«Мамай за Доном, собрав силы, стоит в поле, ожидая к себе на помощь Ягайла с литовцами, чтобы, когда соберутся вместе, одержать общую победу».
Победу над кем? Москва уже и так захвачена Литвой в 1373 году. Зачем же захватывать то, что уже принадлежит Литве? Да еще в союзе с каким-то Мамаем?..
Но самый интересный следующий пассаж:
«А из страны литовской Ягайло, князь литовский, пришел со всею силою литовскою пособлять Мамаю, татарам поганым на помощь, а христианам на пакость, но и от них бог избавил: не поспели к сроку совсем немного — на один день пути, а то и меньше. А как только услыхал Ягайло Ольгердович и вся сила его, что у князя великого с Мамаем бой был и князь великий одолел, а Мамай побежден и бежал, то без всякого промедления литовцы с Ягайлом побежали назад стремглав, никем не преследуемые. В то время, не видя князя великого, ни рати его, ни вооружения его, а только слыша имя его, Литва приходила в страх и трепет. Не так, как в нынешние времена, когда литовцы издеваются и насмехаются над нами. Но мы этот разговор оставим и к прежнему вернемся».
Можно только посмеяться. Автор повести сам раскрыл причину своего вранья о «трусости Ягайло»: «в нынешние времена… литовцы издеваются и насмехаются над нами». Несчастные униженные залешане! Литва над вами издевается и насмехается. Обида породила басню о «трусости Литвы». Хотя тот же самый «трус Ягайло» в 1410 году в Грюнвальдской битве разгромит Тевтонский орден — что намного «круче» Мамая был. А Московское княжество в то время военной силой не превышало Рязанское княжество…
Я полагаю, что войско Ягайло могло разгромить даже объединенное войско Москвы и Мамая. Вступать в сговор с Мамаем для войны против Московского княжества ему не было никакого смысла, цель просто мизерная для такого сговора. Москву захватил Альгерд в 1373 году без всякого Мамая. И вообще без сопротивления.
Несопоставимы и масштабы: население BKЛ в 1380 году было больше населения Московского княжества примерно в 100 раз. А население контролируемой Мамаем территории Орды (ныне Южной России) — примерно в 50 раз. Зачем им понадобилось объединяться для захвата Москвы, да еще брать в коалицию мизерное Рязанское княжество — непостижимая загадка.
Ну, а пределом вымыслов является «Сказание о мамаевом побоище», которое было отредактировано и издано в 1829 году:
«Скудость ума была в голове князя Олега Рязанского, послал он сына своего к безбожному Мамаю с великою честью и со многими дарами и писал грамоты свои к нему так: «… И еще просим тебя, о царь, оба раба твоих, Олег Рязанский и Ольгерд Литовский: обиду приняли мы великую от этого великого князя Дмитрия Ивановича, и как бы мы в своей обиде твоим именем царским ни грозили ему, а он о том не тревожится. И еще, господин наш царь, город мой Коломну он себе захватил — и о том обо всем, о, царь, жалобу высылаем тебе».
История не знает такой переписки, Альгерд же умер в 1377 году. Причем за четыре года до смерти захватил Москву. С какой стати от его имени пишет Мамаю какой-то князек Рязани — непонятно. Рязанское княжество действительно присягало Мамаю, но ВКЛ — разумеется, нет[42]. И как это правитель великой и могучей державы вдруг себя именует «рабом» Мамая? На каком основании? Разве Мамай до Куликовской битвы успел захватить Литву?
Олег Рязанский якобы тоже написал письмо Альгерду:
«… Теперь же, княже, мы оба присоединимся к царю Мамаю, ибо знаю я, что царь даст тебе город Москву, да и другие города, что поближе к твоему княжеству, а мне даст город Коломну, да Владимир, да Муром, которые поближе к моему княжеству стоят».
Если Мамай даст Москву Литве, а прочее — Рязани, то зачем ему вообще захватывать Москву? Он что, филантроп? А ведь сие сказание четко указывает: Мамай воевал с Москвой, чтобы ее передать Литве.
Далее в повести утверждается:
«Князь же Ольгерд Литовский, узнав все это, очень рад был высокой похвале друга своего князя Олега Рязанского, и отправляет он быстро посла к царю Мамаю с великими дарами и подарками для царских забав. А пишет свои грамоты так:«Восточному великому царю Мамаю! Князь Ольгерд Литовский, присягавший тебе, очень тебя просит. Слышал я, господин, что хочешь наказать свой удел, своего слугу, московского князя Дмитрия, потому и молю тебя, свободный царь, раб твой, что великую обиду наносит князь Дмитрий Московский улуснику твоему князю Олегу Рязанскому, да и мне также много вреда причиняет. Господин царь свободный Мамай! Пусть придет власть твоего правления теперь и в наши места, пусть обратится, о, царь, твое внимание на наши страдания от московского князя Дмитрия Ивановича».
Помышляли же про себя Олег Рязанский и Ольгерд Литовский, говоря так (автор сказания не только придумал несуществующую переписку, но и мысли князей. — В.Д.):
«Когда услышит князь Дмитрий о приходе царя, и ярости его, и о нашем союзе с ним, то убежит из Москвы в Великий Новгород, или на Белозеро, или на Двину, а мы сядем в Москве и Коломне. Когда же царь придет, мы его с большими дарами встретим и с великою честью и умолим его, и возвратится царь в свои владения, а мы княжество Московское по царскому велению разделим меж собою — то к Вильне, а то к Рязани, и даст нам царь Мамай ярлыки свои и потомкам нашим после нас».… Пришли же послы к царю Мамаю от Ольгерда Литовского и от Олега Рязанского и принесли ему большие дары и послания. Царь же принял дары с любовью и письма и, заслушав грамоты и послов почтя, отпустил и написал ответ такой:
«Ольгерду Литовскому и Олегу Рязанскому. За дары ваши и за восхваление ваше, ко мне обращенное, каких захотите от меня владений русских, теми отдарю вас. А вы мне клятву дайте и встретьте меня там, где успеете, и одолейте своего недруга. Мне ведь ваша помощь не очень нужна: если бы я теперь пожелал, то своею силою великою я бы и древний Иерусалим покорил, как прежде халдеи. Теперь же прославления от вас хочу, моим именем царским и угрожаньем, а вашей клятвой и властью вашею разбит будет князь Дмитрий Московский, и грозным станет имя ваше в странах ваших моею угрозой»».
Трудно дать хоть какой-то комментарий этому бредовому умозаключению, высосанному из пальца… Почему Орда должна спокойно взирать на переход Московского княжества в состав Великого княжества Литовского, да еще и поощрять это? Ее улус переходит в ВКЛ — а Мамай счастлив?! Чтобы скрыть это противоречие, автор сказания придумал, будто бы Альгерд присягал Мамаю и что ВКЛ якобы вошло в «царство Мамая» (никогда не существовавшее). Это — просто дикая ложь!
Далее в этой «повести» говорится, будто бы Альгерд привел свое войско, состоявшее из шведов (? ), литвинов и никому не известных лотваков в Одоев, находившийся в 140 км от Куликова поля, но, узнав, что Дмитрий идет с большим войском, не поспешил к Мамаю. То есть здесь иная концепция в отличие от предыдущей — «Ягайло спешил, да не успел». Покойник Альгерд вполне успел, но струсил.
Но самое забавное не это. Даже в этой лживой версии руководят битвой все-таки литовские князья Альгердовичи. Они победили — и стали искать Дмитрия Донского, который зачем-то в ратника переоделся:
«И сказали литовские князья: «Мы думаем, что жив он, но ранен тяжело; что, если средь мертвых трупов лежит? »»
Дмитрия Ивановича искали среди павших, но, слава Богу, нашли вполне здоровым, он был за каким-то дубом вне Куликова поля. Очевидно, спрятался там, пока остальные дрались в поле.
Итак, даже по этой самой поздней версии битвой руководили братья Альгердовичи, которые и разбили Мамая своими засадными литовскими полками. А князь Дмитрий Иванович вообще не участвовал в битве — переоделся в ратника, сбежал с поля боя и спрятался в дубраве, где его после боя отыскали литовские князья.
Украинский историк Владимир Белинский пишет в книге «Страна Моксель»:
«Есть еще одна сторона Куликовской битвы, не исследуемая русскими историками, а принимаемая ими на веру от Екатерининской «Комиссии» /создавшей в конце XVIII века российскую версию истории — В. Д. /. По ее версии, на помощь Мамаю шел литовский князь Ягайло с войском. И якобы он «в день битвы находился не более как в 30 или 40 верстах от Мамая».
… /Но/, узнав ее следствие /битвы/, он пришел в ужас и думал только о скором бегстве, так что легкие наши /московские/ отряды нигде не могли его настигнуть» (Карамзин, История государства Российского, том V, с. 42, 43).
Оказывается, литовский князь Ягайло со своим свежим войском настолько испугался потрепанного московского войска, что прямо-таки бегом побежал. И это при том, что его родные братья Андрей и Дмитрий (Полоцкий) со своими дружинами выступали на стороне князя Дмитрия /Московского. — В. Д. /.
Невдомек «писателям истории» задать самим себе простой вопрос: может быть, потому и побежал Мамай, что узнал о приближении войска князя Ягайла! Ведь не было секретом, что против него сражаются братья Ягайло.Тогда и хитрость Дмитрия Московского, одевшегося перед битвой рядовым ратником и отказавшегося от руководства битвой/ вполне объяснима. В случае поражения он мог сослаться на принуждение литовских князей, мол, вынудили сражаться. Кстати. Не исключено, что так оно и было: поход организовали литовские князья, а Дмитрия всего лишь обязали принять участие. Вспомним 1373 год ! Всего за несколько лет до Куликовской битвы, Великий Литовский князь Ольгерд «… вошел с Боярами Литовскими в Кремль, ударил копьем в стену — на память Москве и вручил красное яйцо Димитрию».
Такую версию русские историки никогда не исследовали. После запуска мифа о Куликовской битве у них не только не было в том нужды, но и представляло опасность»[43].
Где была Куликовская битва?
Место сражения ищут давно, с начала XIX века, но до сих пор не нашли.
Российский историк А. А. Бычков аргументированно утверждает, что в ту пору (1380 г. ) жители Московского княжества все крупные реки западнее Москвы называли «Доном» (дело в том, что по сарматски «Дон» — это и есть «река»). Так что под «Доном» могли тогда иметь в виду и Днепр.
В. В. Каргалов в книге «Куликовская битва» (1980 г. ) пишет: «4 или 5 сентября русские полки пришли «на место, называемое Березуй, за тридцать три версты от Дона»». Или, что тоже возможно, от Днепра. Надо учесть и то обстоятельство, что преобладающую часть Дона контролировал именно Мамай, а Днепр был рекой ВКЛ. Вряд ли антимамаевская коалиция стала бы собирать свои силы на вражеской территории, тем более что Мамай шел сюда войной, а не они к нему.
Существенное значение имеет и политический аспект: Мамай не собирался захватывать «сепаратистскую Москву», он шел отбивать у Литвы улус Орды. При таком понимании сути событий битва могла состояться в любом месте, пограничном между ВКЛ и южными землями Орды. Если судить по клятве Мамаю рязанского князя Олега незадолго до сражения, то войска Мамая находились в то время где-то в районе Рязани.
Каргалов пишет:
«На Березуе великий князь Дмитрий Иванович получил точные сведения о местоположении войска Мамая и его действиях».
Бычков по тому же поводу заметил:
«Ознакомившись с десятью версиями о местонахождении загадочного места Березуй, где останавливался в походе Дмитрий Донской, и сверив разные списки «Сказания…», мы обнаружим, что этот Березуй — вовсе не одна из нынешних Березовок, а искаженное писцом «на березе», то есть на берегу /Дона/».
Добавлю к чужим версиям и свою гипотезу — опираясь на тот факт, что Куликовская битва была битвой прежде всего Литвы с Москвой в качестве союзницы — не наоборот.
Почему не предположить, что «загадочное место Березуй» — наша река Березина? Там пока никто не искал следов Куликовской битвы, несмотря на полное отсутствие их на территории России.
Конечно, многим историкам мое предположение покажется слишком экзотичным. Однако смею думать, если принять вышеуказанную идею (битвы ВКЛ с Мамаем) — то все сойдется. Такая битва должна была происходить именно на территории ВКЛ. Поэтому-то в ней и приняли участие три сына Альгерда.
Во всяком случае, место Куликовской битвы не найдено. Если же смотреть на «путь дружин», то Андрей Псковский должен был прийти позже, чем Ягайло, а Дмитрий Брянский вообще находился чуть ли не в «эпицентре событий», так как именно к нему шли войска из Москвы.
«Неувязка» уже в том, что Ягайло дошел бы раньше, чем Андрей из Пскова. Как это объяснить — можно лишь гадать. Возможно, что выход в поход войска Ягайло задержали организационные вопросы — ведь он собирал войско со всего ВКЛ, а его братья вели только свои княжеские дружины.
Никто не искал место Куликовской битвы ни на территории нынешней Беларуси, ни на территории Брянской области. Хотя, следуя логике источников, она произошла где-то здесь. Наиболее вероятный регион — Брянская область.
После битвы.
В 1382 году произошло полное разорение Москвы ханом Тохтамышем. Не рассматривая распространенные объяснения произошедшего, сразу предложу свою версию.
В связи с переходом Москвы в подчинение Литве, князь Дмитрий Иванович с 1373 года не платил дань Орде. Как только Тохтамыш расправился с бунтовщиком Мамаем, он решил немедленно восстановить прежнее положение вещей — и недоимки собрать, и Ордынский улус вернуть. В конце июля 1382 года его войска отправились в поход. Князь Дмитрий Иванович, узнав о приближении татар, немедленно покинул город вместе с женой Евдокией и митрополитом Киприаном. Он уехал в Кострому, являвшуюся в то время глухой окраиной Московского княжества.
Официальная российская историография утверждает, будто бы там Дмитрий «собирал войска». Понятно, что в действительности он «праздновал труса».
Оборону Москвы возглавил внук Альгерда, юный литовский князь Остей, после Куликовской битвы поставленный в Москве наместником от ВКЛ (по другой версии, он прибыл к князю Дмитрию посланником от Ягайло). Так или иначе, но под командованием Остея москвичи успешно отбили штурм. Тогда парламентеры Тохтамыша поклялись, что великий хан не причинит никакого вреда горожанам, если те попросят у него прощения за «бунт» и откроют ему ворота цитадели. Но как только из кремля вышли священники и знатные люди с иконами и дарами — встречать хана, татары бросились их рубить и ворвались в кремль. От истребления знати они перешли к избиению простого народа. Город был разграблен и сожжен. Когда князь Дмитрий Иванович вернулся в свою столицу, он увидел огромное пепелище, заваленное горами трупов. Разные источники указывают число погибших жителей в диапазоне от 12 до 24 тысяч человек!
Зато своей эвакуацией в Кострому князь Дмитрий Иванович сохранил незапятнанную репутацию в глазах Тохтамыша. Великий хан вернул ему московский трон, подтвердив его ярлык на княжение.
Вообще говоря, вся эта история выглядит достаточно странно, многое в ней нам непонятно.
Ясно одно: на том завершилось пребывание Московии в составе Великого княжества Литовского. Началось оно в 1373 году с захвата Москвы Альгердом, окончилось возвращением Москвы в подчинение Орды войсками Тохтамыша в 1382 году. В этот «литовский период истории» Московии и произошла Куликовская битва, причем битва эта была за Литву, вовсе не за Москву.
Реконструкция событий.
Битва шла за Московское княжество, которое захватил Альгерд. Именно поэтому в ней участвовали литовские князья Андрей и Дмитрий Альгердовичи, а на помощь им шел еще и Ягайло. Но узнав о том, что его братья разгромили Мамая, он повернул назад.
Трусость Дмитрия Ивановича (переоделся в ратника, потом сбежал с поля боя и спрятался в дубраве) объясняется тем, что в случае победы Мамая он мог себя оправдать: мол, литовцы заставили пойти против тебя, но я не хотел и я не дрался.
В московских сказаниях о битве, записанных в XV веке, Литва изображается главным участником битвы и главным союзником Москвы. Но позже, когда Иван IV («Грозный») покорил три ханства Орды — Астраханское, Казанское и Сибирское, акценты были изменены. С тех пор на первый план вышли «ордынское иго» и негативное отношение к Литве, ибо она была соперником Москвы в «собирании западных земель».
В итоге победу Литвы над Мамаем превратили в «победу Москвы» над Ордой как таковой. Дескать, впервые показали татарам «где раки зимуют». А чтобы от этой победы отодвинуть Литву как можно дальше, изобразили ВКЛ «союзником Мамая».
Однако в истории Москвы мы не найдем ни одного сколько-нибудь значимого сражения с Ордой в борьбе за свою свободу. Война Литвы с Мамаем за Москву — это единственный повод для подтверждения мифа, будто бы «Москва героически сопротивлялась Орде».
В голову сразу приходит вопрос — если Москва победила Орду, чего же она еще 100 лет в ней оставалась? Этот вопрос задавали и задают миллионы людей. Но ответ знают немногие: дело в том, что когда Москва якобы «победила Мамая», она находилась не в Орде, а в составе ВКЛ. Альгерд ловко воспользовался Смутой в Орде (за период с 1360 по 1380 год там сменились 25 великих ханов! ) и присоединил Москву к своим владениям.
Но, как вскоре выяснилось, москвичи и московские князья тянулись душой не к европейской Литве, а к родной Орде. Поэтому присоединение, как и Куликовская битва за Москву, ничего не дали ВКЛ. Еще целый век Московия (Залесская Орда) счастливо пребывала в Золотой Орде, а потом вообще захватила власть в ней.
Куликовская битва — яркий пример мифологичности всей российской истории. Историческое событие со временем искажается в угоду текущей политике Москвы, обрастает баснословными подробностями и обретает ранг «эпохального». Хотя на самом деле Куликовская битва — это битва Литвы, а не Москвы…
В России отмечают Куликовскую битву как день «великой победы» над татарами. Правда, не уточняют — над какими именно татарами. А между тем российский историк М. И. Тихомиров в книге «Куликовская битва, 1380» пишет:
«Первоначальные краткие рассказы о кровопролитном сражении с татарами позже обросли поэтическими вымыслами и литературными украшениями. После разгрома Мамая на престол сел Тохтамыш, и Дмитрий с почетом послал ему дары. Тохтамыш — союзник Дмитрия, воевавшего не против Орды, а против Мамая, Орде не подчинявшегося. Так что не было сепаратизма русских князей против великой империи, но борьба за единство Орды против узурпатора. Дмитрий не за свободу Руси боролся, а за единство Орды».
Можно только приветствовать это прозрение, однако и в этой трактовке битвы, пусть куда более близкой к правде, все равно остается огромное белое пятно: это участие Литвы в сражении.
Зачем на битву спешил Ягайло? Зачем литовские князья Андрей и Дмитрий Альгердовичи бились с Мамаем якобы за Москву? Это тем более странно, если принять точку зрения Тихомирова — что сражение шло за интересы Орды. Зачем же литовцы (то есть беларусы) помогали князю Дмитрию Ивановичу (Донскому) отстаивать Интересы Тохтамыша?
Сведения о сражении.
Московский историк Алексей Бычков пишет в книге «Ледовое побоище и другие мифы русской истории» (Москва, 2008):
«Серьезные ученые признают, что значительная часть сведений о сражении почерпнута из трех основных «источников», возникших через сто лет после легендарного события: из «Летописной повести» (весьма краткой и анонимной), из стихотворной «Задонщины» и риторического сочинения «Сказание о Мамаевом побоище», то есть в основном из художественных источников. А для исторической оценки важны точные данные о масштабах сражения, количестве участников, потерь с обеих сторон. Но достоверных сведений не обнаружено ни в местных, ни в иностранных источниках».
О степени достоверности этих «художественных» источников говорит хотя бы тот факт, что в некоторых из них участником событий назван князь Альгерд, хотя он умер в 1377 году — за три года до битвы[41].
Есть упоминание о битве в Псковских летописях (см. Выпуск 1, 1941, с. 24):
«Бысть похваление поганых татар на землю Роускую: бысть побоище велико, бишася на Рожество святыя богородица, в день соуботный до вечера, омерькше биючися; и пособе бог великому князю Дмитрию, биша и на 30 верст гонячися… Того же лета во озере Чюдском истопли 4 лодии».
Бычков по этому поводу пишет:
«Куликовская битва — событие одного порядка с потоплением четырех лодок. В летописях поражает почти полное отсутствие фактического материала. Был бой и молитвы — вот все, что мы сможем почерпнуть из ранних источников».
Поражает не только это. Перечислю лишь главные странности:
1. Место битвы не найдено до сих пор.
2. Ни один князь Владимиро-Суздальской земли не пожелал воевать на стороне Дмитрия Ивановича.
Так, Бычков отметил:
«Итак, если Новгородская первая летопись второго извода пишет, что князь Дмитрий, узнав, что на него наступает сила «велика татарская и собрав многи вои и поиде противу безбожных татар», один, без помощи других князей, то Евфрасин /в «Задонщине»/ знает уже о двух князьях. И чем позже переписывается история битвы с Мамаем, тем большее число князей вступает в бой на стороне Дмитрия.
… Причем, по мере объединения Московским Великим княжеством земель Великороссии в Сказания включались все новые участники битвы — и Рязань, и Великий Новгород, и Тверь. Этим подчеркивалось значение битвы для судеб всей тогдашней России. Интересно, что в «Задонщине» /в поздних списках/ уже упомянуто участие в битве на московской стороне рязанской рати, из которой одних бояр погибло 70. Позже рязанцы перейдут, по желанию летописцев, в разряд изменников».
3. Решающую роль в битве сыграли литовские полки.
4. Никаких упоминаний об этой битве в летописях BKЛ нет. Последнее обстоятельство следует уточнить: нет самих летописей BKЛ того периода, так как они были уничтожены. Вначале Иван IV (Грозный) при оккупации Полоцка сжег всю полоцкую библиотеку, состоявшую в основном из летописей. А затем Екатерина II дала распоряжение созданной ею «Исторической Комиссии» изъять «для изучения» древнейшие сохранившиеся летописи BKЛ. С тех пор их больше никто не видел.
Не вызывает сомнения, что в летописях Литвы были упоминания о битве — но, очевидно, они описывали ее совсем иначе. И давали четкие ответы на вопросы: зачем литовские князья участвовали в битве, где эта битва состоялась. Но эта правда не устраивала россиян, потому они уничтожили наши летописи.
Есть и другие странности:
5. Куда спешил Ягайло?
6. Почему битвой командовали литовские князья?
7. Почему Дмитрий Донской перед битвой переоделся в ратника, а рядового воина нарядил в княжеские одежды и посадил на своего коня?
Литовские участники событий.
В связи с битвой упоминаются три литовских князя: Ягайло, Андрей и Дмитрий. Все они — сыновья Великого князя Альгерда (1345—1377), Александра в православии, сына Гедимина от тверской княжны.
Ягайло (Яков в православии) был сыном Альгерда от тверской княжны (то есть, тверской крови на три четверти), после смерти отца в 1377 году стал Великим князем Литовским и Русским. После Кревской унии 1385 года между ВКЛ и Польшей, Ягайло в 1386 году вступил в брак с польской королевой Ядвигой и перешел из православия в католичество, получив имя Владислав. В 1392 году он передал власть в ВКЛ, а в 1401 году и титул Великого князя Литовского своему двоюродному брату Витовту.
Согласно традиционной версии российских историков, Ягайло якобы спешил на соединение с Мамаем — чтобы драться со своими родными братьями Андреем и Дмитрием Альгердовичами. Разделяя веру в этот нелепый миф, поклонник Орды Лев Гумилев писал в своей книге «От Руси до России» (страница 160):
«Если же учесть, что большинство в войске Ягайлы составляли русские из-под Минска, Полоцка, Гродно, то легко понять, каково в тот период было единство некогда могучей Киевской Руси».
Если Гумилев называет литвинов XIV века «русскими», то при таком «подходе» мы равно можем называть московитов татарами.
Андрей Альгердович (как и Дмитрий Альгердович) — старший сын Альгерда от брака с другой княжной — витебской. С начала 1340-х годов он был князем в Полоцке. По версии Бычкова, в 1377 году «Андрей лишился Полоцкого княжения, бежал в Псков и был посажен на княжение там». Кем посажен? Неужели Москвой? Этот тезис не выдерживает никакой критики. В то время Альгерд захватил Псков, поэтому посадил на княжение в нем своего сына.
Дмитрий Альгердович при жизни отца владел Брянском и Трубчевском. С 1379 года стал владеть еще и Переяславлем-Залесским. Однако, по версии Бычкова, «в 1379 году сдал Трубчевск Дмитрию «Донскому», и московский князь дал ему во владение ПереяславльЗалесский».
И это сказка. Для Дмитрия Альгердовича сей московит Дмитрий Иванович — вассал и «шелупень», князек из туземного финского Залесья. Ничего ему не мог дать Дмитрий, якобы «Донской», а мог только подчиняться воле Дмитрия Альгердовича, своего господина.
Все российские историки удивительно слабы на память, «дружно забывают» факт, который заставляет совершенно иначе взглянуть на Куликовскую битву. А именно: в 1373 году (за 7 лет до битвы) Альгерд бескровно захватил Москву, всадил в кремлевскую стену свое копье — как знак принадлежности Москвы Великому княжеству Литовскому, и подарил москвичам пасхальное яйцо как символ единства.
Таким образом, Дмитрий Альгердович являлся для Московского княжества наместником отца, великого князя Литвы (ибо его вотчина — Брянщина — граничила с Московским княжеством). А Дмитрий Иванович (Донской) был его вассалом, не наоборот.
Опровергает суждение Бычкова и тот факт, что Дмитрий Альгердович привел на битву хоругви из Брянска. Если бы он, как считает Бычков, к тому времени был только князем Переяславля-Залесского, то как он мог привести на битву брянские полки?
Чтобы хоть как-то объяснить участие в Куликовской битве этих двух литовских князей, россияне выдумали, что, дескать, они были в услужении у Дмитрия Ивановича. Никто другой не был — а они вдруг были. Просто вопиющий маразм: князь Пскова и князь Брянска невесть отчего оказались слугами московского князька. Да с какой стати?
Бычков пишет: «Оба этих князя находились на службе у великого князя Московского».
Это как же так — будучи одновременно князьями Пскова и Брянска, являвшихся составными частями Великого княжества Литовского? Неужели и Альгерд, вместе с Ягайло и Витовтом, состоял «на службе у князя Московского»?
Однако соседние князья Рязани и Твери плевать хотели на московского князя — а вот князья могущественной тогда Литвы вдруг оказываются на службе у бесправного князька залесского, которому ярлык на княжение давала Орда.
Далее Бычков сам себя опровергает:
«Погиб /Андрей Альгердович/ в 1399 году в битве на реке Ворскле, во время похода Великого князя Литовского Витовта против Темиркутлуя».
Судьба Дмитрия Альгердовича аналогична:
«Так же, как и брат, погиб в битве на Ворскле в 1399 году».
Как же так? Якобы они «находились на службе у великого князя Московского», а погибли вовсе не за Москву, но за ВКЛ, на службе у князя Витовта. Как говорится, концы с концами не сходятся…
Так вот, никогда Андрей и Дмитрий Альгердовичи не «находились на службе у московского князя». Они всегда, до самой смерти, служили только ВКЛ. За нашу Литву и погибли, а не за Московию.
Читая источники.
При ознакомлении с первыми художественными рассказами россиян о Куликовской битве бросаются в глаза две вещи:
1. Изначально прославляется Литва как главный и единственный «заступник» Москвы — и нет ни слова про Ягайло, который якобы «спешит на помощь Мамаю».
2. Позже исчезает прославление Литвы, она подается в негативном виде, плюс появляется Ягайло, якобы «сообщник Мамая».
Безусловно, в основе этих московских произведений лежали какие-то наши летописи, которые там исказили на свой лад — в угоду Москве. Украинский историк Владимир Белинский отметил, что во времена Куликовской битвы в Московском княжестве никаких своих летописей еще не было — народ был поголовно неграмотный. Поэтому искажения эти стали делать во времена конфронтации с BKЛ, через 100—150 лет после битвы. «Скелет» рассказов составляют некоторые факты, а именно: главными участниками битвы были полки ВКЛ, им на помощь спешил еще и Ягайло. Все остальное — московские искажения. Кроме того, Алексей Бычков находит в Сказаниях повторение событий 1480 года («стояние на Ворскле»), что свидетельствует либо о скудости сведений у авторов Сказаний о том, что было в 1380 году, либо об их желании специально исказить прошлое.
Открываем «Задонщину» (Кирилло-Белозерский список):
«Славии птица, что бы еси вышекотола сиа два брата, два сына Вольярдовы, Андрея половетцкаго, Дмитрия бряньского, ти бо бяше сторожевые полкы, на шит рожены, под трубами поють, под шеломы взлелеаны, конец копия вскормлены, с востраго меча поены в Литовьскои земли».
Явно взято из какой-то литовской летописи.
И какая странная битва! Обычно главнокомандующий пускал войска союзников в мясорубку первыми, а свою рать берег для решающего удара. Например, так было в Грюнвальдской битве 1410 года (через 30 лет), когда Ягайло и Витовт пустили для «затравки» татарскую конницу ВКЛ. А здесь первыми вступили в бой полки Москвы — ее финны и татары, тогда как литовские хоругви ВКЛ являлись «засадными полками». Когда литвины увидели, что пора действовать, на поле боя появились закованные в железо вершники (рыцари) с «Погоней» на знаменах и шестиконечным красным крестом Евфросинии Полоцкой на белых щитах. Одно только это убеждает нас, что битвой руководил не московский князь, а братья-литвины. Они и победили в том сражении, они и преследовали убегающие войска Мамая — генуэзскую пехоту, казаков Дона и Северного Кавказа (татар в войске Мамая было очень мало).
Далее в «Задонщине» сказано:
«Молвяше Андреи к своему брату Дмитрею: сама есма два брата дети Вольярдовы /Альгерда/, внучата Едиментовы /Гедимина/, правнучата Сколдимеровы /непонятно, кто такой Сколдимер/. Сядем, брате, на свои борзи комони, испием, брате, шеломом своим воды быстрого Дону, испытаем мечи свои булатныя. Уже бо, брате, стук стучит и гром гремит в славне граде Москве».
Конечно, автор «Задонщины» через 100 лет после битвы никак не мог знать о том, что именно говорил Андрей Альгердович Дмитрию Альгердовичу. Да и как мог происходить разговор между Псковом и Брянском (650 км по прямой линии)?
Автор подает их желание защищать Москву не как защиту вотчины BKЛ, а как странную и необъяснимую симпатию к Москве. Плюс столь же странное желание «испить шлемом воды из Дона». Зачем? Своих дел не хватает? Мамай ведь шел не Брянск или Псков захватывать — и вообще, согласно официальной российской версии, не имел никаких претензий к ВКЛ. Чего же литовские князья так озаботились защитой Москвы?
А ведь есть с чем сравнивать: Рязанское княжество присягнуло Мамаю — и ВКЛ это было безразлично, никто не ринулся воевать за Рязань. Несомненно, литовские князья пошли воевать за Москву только потому, что она была частью ВКЛ.
Не случайно в другой копии (списке) «Задонщины» Литва прославляется и подается как союзник Москвы, а вовсе не враг:
«О, соловей, летняя птица, вот бы тебе, соловей, пеньем своим прославить великого князя Дмитрия Ивановича, и брата его князя Владимира Андреевича, и из земли Литовской двух братьев Ольгердовичей, Андрея и брата его Дмитрия… Те ведь — сыновья Литвы храбрые, кречеты в ратное время и полководцы прославленные, под звуки труб их пеленали, под шлемами лелеяли, с конца копья они вскормлены, с острого меча вспоены в Литовской земле».
Как видим, Андрей и Дмитрий вовсе не сбежали из Литвы на службу московскому князю, как выдумывают сегодня российские историки, а изображены здесь князьями именно литовскими. Далее этот важный аспект раскрывается более:
«Молвит Андрей Ольгердович своему брату: «Брат Дмитрий, два брата мы с тобой, сыновья Ольгердовы, а внуки мы Гедиминовы, а правнуки мы Сколомендовы. Соберем, брат, любимых панов удалой Литвы, храбрых удальцов, и сами сядем на своих борзых коней и поглядим на быстрый Дон, напьемся из него шлемом воды, испытаем мечи свои литовские о шлемы татарские, а сулицы /дротики/ немецкие о кольчуги басурманские! »
И ответил ему Дмитрий:
«Брат Андрей, не пощадим жизни своей за землю Русскую и за веру христианскую и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича! … Седлай, брат Андрей, своих борзых коней, а мои уже готовы — раньше твоих оседланы. Выедем, брат, в чистое поле и сделаем смотр своим полкам — сколько, брат, с нами храбрых литовцев. А храбрых литовцев с нами семьдесят тысяч латников».
Таким образом, в «Задонщине» ясно сказано, что братья Альгердовичи привели литовские войска. Как они могли бы это сделать, сбежав из ВКЛ и находясь на службе у московского князя? Тут, кстати, опровергается вымысел Л. Н. Гумилева о каком-то «русском населении» «из-под Минска, Полоцка, Гродно». Для автора «Задощины» это литвины. Кстати, в оригинальном тексте «Задонщины» везде использован термин «литвины», однако в нынешней российской редакции текста упорно ставят «литовцев», хотя такого слова в те времена не было, оно появилось только в XIX веке.
Что касается 70 тысяч литовских ратников (из общего войска якобы в 300 тысяч), то это, конечно, преувеличение раз в 8—10.
Анонимный автор «Задонщины» объясняет странное желание Альгердовичеи воевать за Москву тем, что они, дескать, настолько влюблены в землю Русскую, что готовы отдать за нее свои жизни. Сомнительно это. Особенно на фоне другой фразы из текста:
«И метнулся поганый Мамай от своей дружины серым волком и прибежал к Кафе-городу. И молвили ему фряги /генуэзцы/:
«Что же это ты, поганый Мамай, заришься на Русскую землю? Ведь побила теперь тебя Орда Залесская»».
Оказывается, Москва — вовсе не Русь, а Орда Залесская. Получается, что Альгердовичи к ней странную тягу испытывали, не к Москве.
Кстати говоря, сей «поганый» Мамай — никаким язычником («поганым») не был. Некоторые источники указывают, что он принял католическую веру. Хан-католик — это тоже нечто весьма оригинальное…
Другие поздние источники.
В краткой летописной повести «О великом побоище, которое было на Дону» Литва изображена уже врагом Московии. Упоминаний об Андрее и Дмитрии Альгердовичах в ней нет, зато вместо них появляется Ягайло:
«Мамай расположился за Доном, стоит в поле и ждет к себе на помощь Ягайла с литовскими ратями».
В еще более поздней повести «О побоище, которое было на Дону, и о том, как князь великий бился с Ордою» Литва просто демонизируется:
«А с Мамаем вместе, в союзе с ним, и литовский князь Ягайло со всею своею силой литовской и ляшской… »
Авторы этих повестей были невеждами в истории: Ягайло стал польским королем через шесть лет после Куликовской битвы (в 1386 году), а не до нее, не мог он вести ляхов!
«Но человеколюбивый бог хотел спасти и освободить род христианский молитвами пречистой своей матери от рабства измаильтян, от поганого Мамая и от союзников его — нечестивого Ягайла и льстивого и лживого Олега Рязанского, который не соблюл своего христианства. Ожидает его ад и дьявол в день великого суда господнего… »
«И начал Мамай посылать в Литву, к поганому Ягайлу… И заключил старый злодей Мамай нечестивый уговор с поганой Литвой… »
«… Идет на тебя литовский Ягайло со всею силою своею».
А вот упоминание о братьях Альгердовичах:
«Было всей силы и всех ратей числом с полтораста тысяч или с двести. И к этому еще приспели издалека в ту смутную годину великие князья Ольгердовичи поклониться и послужить: князь Андрей Полоцкий с псковичами да брат его князь Дмитрий Брянский со всеми своими мужами».Опять непонятно: с какой стати литовские «великие князья», вдруг должны служить какому-то провинциальному князьку? Московское княжество тогда по площади и политическому значению не превосходило Рязанское. Что они, из ума выжили?
Что касается войск Андрея Альгердовича, то он привел на поле битвы вовсе не псковичей, а свою литовскую дружину, опираясь на которую, правил в захваченном ВКЛ Пскове.
«Мамай за Доном, собрав силы, стоит в поле, ожидая к себе на помощь Ягайла с литовцами, чтобы, когда соберутся вместе, одержать общую победу».
Победу над кем? Москва уже и так захвачена Литвой в 1373 году. Зачем же захватывать то, что уже принадлежит Литве? Да еще в союзе с каким-то Мамаем?..
Но самый интересный следующий пассаж:
«А из страны литовской Ягайло, князь литовский, пришел со всею силою литовскою пособлять Мамаю, татарам поганым на помощь, а христианам на пакость, но и от них бог избавил: не поспели к сроку совсем немного — на один день пути, а то и меньше. А как только услыхал Ягайло Ольгердович и вся сила его, что у князя великого с Мамаем бой был и князь великий одолел, а Мамай побежден и бежал, то без всякого промедления литовцы с Ягайлом побежали назад стремглав, никем не преследуемые. В то время, не видя князя великого, ни рати его, ни вооружения его, а только слыша имя его, Литва приходила в страх и трепет. Не так, как в нынешние времена, когда литовцы издеваются и насмехаются над нами. Но мы этот разговор оставим и к прежнему вернемся».
Можно только посмеяться. Автор повести сам раскрыл причину своего вранья о «трусости Ягайло»: «в нынешние времена… литовцы издеваются и насмехаются над нами». Несчастные униженные залешане! Литва над вами издевается и насмехается. Обида породила басню о «трусости Литвы». Хотя тот же самый «трус Ягайло» в 1410 году в Грюнвальдской битве разгромит Тевтонский орден — что намного «круче» Мамая был. А Московское княжество в то время военной силой не превышало Рязанское княжество…
Я полагаю, что войско Ягайло могло разгромить даже объединенное войско Москвы и Мамая. Вступать в сговор с Мамаем для войны против Московского княжества ему не было никакого смысла, цель просто мизерная для такого сговора. Москву захватил Альгерд в 1373 году без всякого Мамая. И вообще без сопротивления.
Несопоставимы и масштабы: население BKЛ в 1380 году было больше населения Московского княжества примерно в 100 раз. А население контролируемой Мамаем территории Орды (ныне Южной России) — примерно в 50 раз. Зачем им понадобилось объединяться для захвата Москвы, да еще брать в коалицию мизерное Рязанское княжество — непостижимая загадка.
Ну, а пределом вымыслов является «Сказание о мамаевом побоище», которое было отредактировано и издано в 1829 году:
«Скудость ума была в голове князя Олега Рязанского, послал он сына своего к безбожному Мамаю с великою честью и со многими дарами и писал грамоты свои к нему так: «… И еще просим тебя, о царь, оба раба твоих, Олег Рязанский и Ольгерд Литовский: обиду приняли мы великую от этого великого князя Дмитрия Ивановича, и как бы мы в своей обиде твоим именем царским ни грозили ему, а он о том не тревожится. И еще, господин наш царь, город мой Коломну он себе захватил — и о том обо всем, о, царь, жалобу высылаем тебе».
История не знает такой переписки, Альгерд же умер в 1377 году. Причем за четыре года до смерти захватил Москву. С какой стати от его имени пишет Мамаю какой-то князек Рязани — непонятно. Рязанское княжество действительно присягало Мамаю, но ВКЛ — разумеется, нет[42]. И как это правитель великой и могучей державы вдруг себя именует «рабом» Мамая? На каком основании? Разве Мамай до Куликовской битвы успел захватить Литву?
Олег Рязанский якобы тоже написал письмо Альгерду:
«… Теперь же, княже, мы оба присоединимся к царю Мамаю, ибо знаю я, что царь даст тебе город Москву, да и другие города, что поближе к твоему княжеству, а мне даст город Коломну, да Владимир, да Муром, которые поближе к моему княжеству стоят».
Если Мамай даст Москву Литве, а прочее — Рязани, то зачем ему вообще захватывать Москву? Он что, филантроп? А ведь сие сказание четко указывает: Мамай воевал с Москвой, чтобы ее передать Литве.
Далее в повести утверждается:
«Князь же Ольгерд Литовский, узнав все это, очень рад был высокой похвале друга своего князя Олега Рязанского, и отправляет он быстро посла к царю Мамаю с великими дарами и подарками для царских забав. А пишет свои грамоты так:«Восточному великому царю Мамаю! Князь Ольгерд Литовский, присягавший тебе, очень тебя просит. Слышал я, господин, что хочешь наказать свой удел, своего слугу, московского князя Дмитрия, потому и молю тебя, свободный царь, раб твой, что великую обиду наносит князь Дмитрий Московский улуснику твоему князю Олегу Рязанскому, да и мне также много вреда причиняет. Господин царь свободный Мамай! Пусть придет власть твоего правления теперь и в наши места, пусть обратится, о, царь, твое внимание на наши страдания от московского князя Дмитрия Ивановича».
Помышляли же про себя Олег Рязанский и Ольгерд Литовский, говоря так (автор сказания не только придумал несуществующую переписку, но и мысли князей. — В.Д.):
«Когда услышит князь Дмитрий о приходе царя, и ярости его, и о нашем союзе с ним, то убежит из Москвы в Великий Новгород, или на Белозеро, или на Двину, а мы сядем в Москве и Коломне. Когда же царь придет, мы его с большими дарами встретим и с великою честью и умолим его, и возвратится царь в свои владения, а мы княжество Московское по царскому велению разделим меж собою — то к Вильне, а то к Рязани, и даст нам царь Мамай ярлыки свои и потомкам нашим после нас».… Пришли же послы к царю Мамаю от Ольгерда Литовского и от Олега Рязанского и принесли ему большие дары и послания. Царь же принял дары с любовью и письма и, заслушав грамоты и послов почтя, отпустил и написал ответ такой:
«Ольгерду Литовскому и Олегу Рязанскому. За дары ваши и за восхваление ваше, ко мне обращенное, каких захотите от меня владений русских, теми отдарю вас. А вы мне клятву дайте и встретьте меня там, где успеете, и одолейте своего недруга. Мне ведь ваша помощь не очень нужна: если бы я теперь пожелал, то своею силою великою я бы и древний Иерусалим покорил, как прежде халдеи. Теперь же прославления от вас хочу, моим именем царским и угрожаньем, а вашей клятвой и властью вашею разбит будет князь Дмитрий Московский, и грозным станет имя ваше в странах ваших моею угрозой»».
Трудно дать хоть какой-то комментарий этому бредовому умозаключению, высосанному из пальца… Почему Орда должна спокойно взирать на переход Московского княжества в состав Великого княжества Литовского, да еще и поощрять это? Ее улус переходит в ВКЛ — а Мамай счастлив?! Чтобы скрыть это противоречие, автор сказания придумал, будто бы Альгерд присягал Мамаю и что ВКЛ якобы вошло в «царство Мамая» (никогда не существовавшее). Это — просто дикая ложь!
Далее в этой «повести» говорится, будто бы Альгерд привел свое войско, состоявшее из шведов (? ), литвинов и никому не известных лотваков в Одоев, находившийся в 140 км от Куликова поля, но, узнав, что Дмитрий идет с большим войском, не поспешил к Мамаю. То есть здесь иная концепция в отличие от предыдущей — «Ягайло спешил, да не успел». Покойник Альгерд вполне успел, но струсил.
Но самое забавное не это. Даже в этой лживой версии руководят битвой все-таки литовские князья Альгердовичи. Они победили — и стали искать Дмитрия Донского, который зачем-то в ратника переоделся:
«И сказали литовские князья: «Мы думаем, что жив он, но ранен тяжело; что, если средь мертвых трупов лежит? »»
Дмитрия Ивановича искали среди павших, но, слава Богу, нашли вполне здоровым, он был за каким-то дубом вне Куликова поля. Очевидно, спрятался там, пока остальные дрались в поле.
Итак, даже по этой самой поздней версии битвой руководили братья Альгердовичи, которые и разбили Мамая своими засадными литовскими полками. А князь Дмитрий Иванович вообще не участвовал в битве — переоделся в ратника, сбежал с поля боя и спрятался в дубраве, где его после боя отыскали литовские князья.
Украинский историк Владимир Белинский пишет в книге «Страна Моксель»:
«Есть еще одна сторона Куликовской битвы, не исследуемая русскими историками, а принимаемая ими на веру от Екатерининской «Комиссии» /создавшей в конце XVIII века российскую версию истории — В. Д. /. По ее версии, на помощь Мамаю шел литовский князь Ягайло с войском. И якобы он «в день битвы находился не более как в 30 или 40 верстах от Мамая».
… /Но/, узнав ее следствие /битвы/, он пришел в ужас и думал только о скором бегстве, так что легкие наши /московские/ отряды нигде не могли его настигнуть» (Карамзин, История государства Российского, том V, с. 42, 43).
Оказывается, литовский князь Ягайло со своим свежим войском настолько испугался потрепанного московского войска, что прямо-таки бегом побежал. И это при том, что его родные братья Андрей и Дмитрий (Полоцкий) со своими дружинами выступали на стороне князя Дмитрия /Московского. — В. Д. /.
Невдомек «писателям истории» задать самим себе простой вопрос: может быть, потому и побежал Мамай, что узнал о приближении войска князя Ягайла! Ведь не было секретом, что против него сражаются братья Ягайло.Тогда и хитрость Дмитрия Московского, одевшегося перед битвой рядовым ратником и отказавшегося от руководства битвой/ вполне объяснима. В случае поражения он мог сослаться на принуждение литовских князей, мол, вынудили сражаться. Кстати. Не исключено, что так оно и было: поход организовали литовские князья, а Дмитрия всего лишь обязали принять участие. Вспомним 1373 год ! Всего за несколько лет до Куликовской битвы, Великий Литовский князь Ольгерд «… вошел с Боярами Литовскими в Кремль, ударил копьем в стену — на память Москве и вручил красное яйцо Димитрию».
Такую версию русские историки никогда не исследовали. После запуска мифа о Куликовской битве у них не только не было в том нужды, но и представляло опасность»[43].
Где была Куликовская битва?
Место сражения ищут давно, с начала XIX века, но до сих пор не нашли.
Российский историк А. А. Бычков аргументированно утверждает, что в ту пору (1380 г. ) жители Московского княжества все крупные реки западнее Москвы называли «Доном» (дело в том, что по сарматски «Дон» — это и есть «река»). Так что под «Доном» могли тогда иметь в виду и Днепр.
В. В. Каргалов в книге «Куликовская битва» (1980 г. ) пишет: «4 или 5 сентября русские полки пришли «на место, называемое Березуй, за тридцать три версты от Дона»». Или, что тоже возможно, от Днепра. Надо учесть и то обстоятельство, что преобладающую часть Дона контролировал именно Мамай, а Днепр был рекой ВКЛ. Вряд ли антимамаевская коалиция стала бы собирать свои силы на вражеской территории, тем более что Мамай шел сюда войной, а не они к нему.
Существенное значение имеет и политический аспект: Мамай не собирался захватывать «сепаратистскую Москву», он шел отбивать у Литвы улус Орды. При таком понимании сути событий битва могла состояться в любом месте, пограничном между ВКЛ и южными землями Орды. Если судить по клятве Мамаю рязанского князя Олега незадолго до сражения, то войска Мамая находились в то время где-то в районе Рязани.
Каргалов пишет:
«На Березуе великий князь Дмитрий Иванович получил точные сведения о местоположении войска Мамая и его действиях».
Бычков по тому же поводу заметил:
«Ознакомившись с десятью версиями о местонахождении загадочного места Березуй, где останавливался в походе Дмитрий Донской, и сверив разные списки «Сказания…», мы обнаружим, что этот Березуй — вовсе не одна из нынешних Березовок, а искаженное писцом «на березе», то есть на берегу /Дона/».
Добавлю к чужим версиям и свою гипотезу — опираясь на тот факт, что Куликовская битва была битвой прежде всего Литвы с Москвой в качестве союзницы — не наоборот.
Почему не предположить, что «загадочное место Березуй» — наша река Березина? Там пока никто не искал следов Куликовской битвы, несмотря на полное отсутствие их на территории России.
Конечно, многим историкам мое предположение покажется слишком экзотичным. Однако смею думать, если принять вышеуказанную идею (битвы ВКЛ с Мамаем) — то все сойдется. Такая битва должна была происходить именно на территории ВКЛ. Поэтому-то в ней и приняли участие три сына Альгерда.
Во всяком случае, место Куликовской битвы не найдено. Если же смотреть на «путь дружин», то Андрей Псковский должен был прийти позже, чем Ягайло, а Дмитрий Брянский вообще находился чуть ли не в «эпицентре событий», так как именно к нему шли войска из Москвы.
«Неувязка» уже в том, что Ягайло дошел бы раньше, чем Андрей из Пскова. Как это объяснить — можно лишь гадать. Возможно, что выход в поход войска Ягайло задержали организационные вопросы — ведь он собирал войско со всего ВКЛ, а его братья вели только свои княжеские дружины.
Никто не искал место Куликовской битвы ни на территории нынешней Беларуси, ни на территории Брянской области. Хотя, следуя логике источников, она произошла где-то здесь. Наиболее вероятный регион — Брянская область.
После битвы.
В 1382 году произошло полное разорение Москвы ханом Тохтамышем. Не рассматривая распространенные объяснения произошедшего, сразу предложу свою версию.
В связи с переходом Москвы в подчинение Литве, князь Дмитрий Иванович с 1373 года не платил дань Орде. Как только Тохтамыш расправился с бунтовщиком Мамаем, он решил немедленно восстановить прежнее положение вещей — и недоимки собрать, и Ордынский улус вернуть. В конце июля 1382 года его войска отправились в поход. Князь Дмитрий Иванович, узнав о приближении татар, немедленно покинул город вместе с женой Евдокией и митрополитом Киприаном. Он уехал в Кострому, являвшуюся в то время глухой окраиной Московского княжества.
Официальная российская историография утверждает, будто бы там Дмитрий «собирал войска». Понятно, что в действительности он «праздновал труса».
Оборону Москвы возглавил внук Альгерда, юный литовский князь Остей, после Куликовской битвы поставленный в Москве наместником от ВКЛ (по другой версии, он прибыл к князю Дмитрию посланником от Ягайло). Так или иначе, но под командованием Остея москвичи успешно отбили штурм. Тогда парламентеры Тохтамыша поклялись, что великий хан не причинит никакого вреда горожанам, если те попросят у него прощения за «бунт» и откроют ему ворота цитадели. Но как только из кремля вышли священники и знатные люди с иконами и дарами — встречать хана, татары бросились их рубить и ворвались в кремль. От истребления знати они перешли к избиению простого народа. Город был разграблен и сожжен. Когда князь Дмитрий Иванович вернулся в свою столицу, он увидел огромное пепелище, заваленное горами трупов. Разные источники указывают число погибших жителей в диапазоне от 12 до 24 тысяч человек!
Зато своей эвакуацией в Кострому князь Дмитрий Иванович сохранил незапятнанную репутацию в глазах Тохтамыша. Великий хан вернул ему московский трон, подтвердив его ярлык на княжение.
Вообще говоря, вся эта история выглядит достаточно странно, многое в ней нам непонятно.
Ясно одно: на том завершилось пребывание Московии в составе Великого княжества Литовского. Началось оно в 1373 году с захвата Москвы Альгердом, окончилось возвращением Москвы в подчинение Орды войсками Тохтамыша в 1382 году. В этот «литовский период истории» Московии и произошла Куликовская битва, причем битва эта была за Литву, вовсе не за Москву.
Реконструкция событий.
Битва шла за Московское княжество, которое захватил Альгерд. Именно поэтому в ней участвовали литовские князья Андрей и Дмитрий Альгердовичи, а на помощь им шел еще и Ягайло. Но узнав о том, что его братья разгромили Мамая, он повернул назад.
Трусость Дмитрия Ивановича (переоделся в ратника, потом сбежал с поля боя и спрятался в дубраве) объясняется тем, что в случае победы Мамая он мог себя оправдать: мол, литовцы заставили пойти против тебя, но я не хотел и я не дрался.
В московских сказаниях о битве, записанных в XV веке, Литва изображается главным участником битвы и главным союзником Москвы. Но позже, когда Иван IV («Грозный») покорил три ханства Орды — Астраханское, Казанское и Сибирское, акценты были изменены. С тех пор на первый план вышли «ордынское иго» и негативное отношение к Литве, ибо она была соперником Москвы в «собирании западных земель».
В итоге победу Литвы над Мамаем превратили в «победу Москвы» над Ордой как таковой. Дескать, впервые показали татарам «где раки зимуют». А чтобы от этой победы отодвинуть Литву как можно дальше, изобразили ВКЛ «союзником Мамая».
Однако в истории Москвы мы не найдем ни одного сколько-нибудь значимого сражения с Ордой в борьбе за свою свободу. Война Литвы с Мамаем за Москву — это единственный повод для подтверждения мифа, будто бы «Москва героически сопротивлялась Орде».
В голову сразу приходит вопрос — если Москва победила Орду, чего же она еще 100 лет в ней оставалась? Этот вопрос задавали и задают миллионы людей. Но ответ знают немногие: дело в том, что когда Москва якобы «победила Мамая», она находилась не в Орде, а в составе ВКЛ. Альгерд ловко воспользовался Смутой в Орде (за период с 1360 по 1380 год там сменились 25 великих ханов! ) и присоединил Москву к своим владениям.
Но, как вскоре выяснилось, москвичи и московские князья тянулись душой не к европейской Литве, а к родной Орде. Поэтому присоединение, как и Куликовская битва за Москву, ничего не дали ВКЛ. Еще целый век Московия (Залесская Орда) счастливо пребывала в Золотой Орде, а потом вообще захватила власть в ней.
Глава 15. КАК ИВАН ГРОЗНЫЙ «ОСВОБОЖДАЛ» ПОЛОЦК.
14 июня 2008 года Первый канал беларуского телевидения показал очередную серию исторического документального цикла «Летопись времен». В предыдущих его сериях история Беларуси периода ВКЛ подавалась в полном соответствии с тем, как нашу историю излагали в учебниках советского времени. То есть с полным набором ляпов типа «древних беларусов угнетали литовцы» и т. п. А в этот раз создатели цикла еще больше удивили: они заявили, что в 1563 году Иван IV Грозный «освободил» Полоцк!
О создателях данного цикла известно следующее.
«По сообщению пресс-службы Белтелерадиокомпании, 13 фильмов документального цикла об истории Беларуси «Летопись времен» охватывают период белорусской истории с раннего средневековья (IX век) до конца XVIII века.
… Фильм снят компанией «Мастер-фильм» по заказу Белтелерадиокомпании. Автор идеи и сценария документального цикла — кандидат исторических наук Вадим Гигин, режиссер — Людмила Снегирева.
При создании фильма особое внимание было уделено достоверности реконструкции событий, отмечает пресс-служба Белтелерадиокомпании. Сценический материал основан на научных исследованиях и прошел экспертную оценку белорусских историков. Среди реквизита практически нет бутафории: в фильме показаны дошедшие до наших дней предметы быта наших предков и реликвии. В постановочных сценах задействованы члены военно-исторических клубов…
Съемочная группа побывала в местах, где происходили события, повлиявшие на историю многих поколений белорусов. География съемок включала территорию не только Беларуси, но и России, Украины, Литвы, Польши, Германии, Турции» (29 марта 2008 г. ).
О самом Гигине на сайте Интернета было сказано так:
«Гигин Вадим Францевич. Диссертация «Формирование однопартийной системы в Беларуси (1917—1925 гг. )» по специальности 07. 00. 02 — отечественная история (исторические науки) выполнена в Республиканском институте высшей школы при БГУ, защищена в Белгосуниверситете»[44].
Потом появилась заметка: «БТ пришлось извиняться за Вадима Гигина»:
«Как сообщает интернет-издание «Твой стиль», таким образом БТ отреагировало на открытое письмо гродненских верующих, возмущенных показом фильма, в котором Греко-католическая церковь, иезуиты были показаны как нечто исключительно враждебное белорусскому народу. В письме за подписью зампреда БТ сообщается, что фильм, посвященный Брестской Унии, был создан ООО «Мастер-Фильм». Автор идеи и сценария — кандидат исторических наук Вадим Гигин. Напомним, что Вадим Гигин ранее возглавлял минский горком БРСМ, а сейчас является главным редактором главного аналитического журнала Администрации президента «Белорусская мысль»».И еще одна заметка появилась, под названием «Главному минскому БРСМовцу нравится Муравьев-вешатель»:
«Об этом он заявил в интервью газете «Знамя юности» накануне 5-летнего юбилея организации. Журналистка издания спросила первого секретаря Минского городского исполкома Белорусского республиканского союза молодежи Вадима Гигина о его любимых исторических персонажах. Он назвал Октавиана Августа, де Голля, Петра Первого. А еще главный минский БРСМовец выделил деятеля, который в истории Беларуси оставил черный след:
«Может, несколько нестандартный выбор, но мне всегда импонировал Виленский генерал-губернатор Михаил Николаевич Муравьев, который больше известен тем, что подавил восстание 1863 года. Но я хорошо изучил его биографию. Это удивительный человек, администратор, управленец, который может служить примером для любого государственного деятеля»».Вполне возможно, что и нацистский гауляйтер Беларуси Вильгельм Кубе тоже был «удивительный человек, администратор, управленец, который может служить примером для любого государственного деятеля». Да вот беларусы взорвали его за то, что он беларусов вешал — подобно Муравьеву.
Энциклопедия «Беларусь» (Минск, 1995) сообщает о Муравьеве:
«Муравьев Михаил Николаевич (5. 10. 1796, Москва — 12. 09. 1866), государственный деятель России; душитель национально-освободительного движения белорусского, польского и литовского народов, за жестокость прозванный вешателем. С 1826 витебский вице-губернатор, с 1828 могилевский губернатор. Участвовал в подавлении восстания 1830—31 на Беларуси и в Литве, враждебно относился к белорусской национальной культуре. С 1831 гродненский губернатор, с 1832 минский военный губернаторВ 1863—65 главный начальник Северо-Западного края…, организатор и создатель подавления восстания 1863—64 в Беларуси и в Литве…. Запретил термин «Белоруссия» как сепаратистский, использующие его карались».
Тем не менее находятся люди, называющие себя беларусами, которые восхищаются этим царским сатрапом, вешавшим и ссылавшим наших прадедов за то, что они хотели жить в своей стране своим умом, не спрашивая у царя «высочайшего соизволения».
«Освобождение» Полоцка.
Ведущий телепрограммы сначала всячески превозносил Ивана «Грозного», несмотря на то что он — как убедительно доказали авторитетнейшие российские историки — был психопатом и редкостным мерзавцем[45]. Классик российской исторической науки Николай Карамзин назвал Ивана «кровавым деспотом, охваченным порочными страстями». Другой классик, Сергей Соловьев, заявил: «Не произнесет историк слово оправдания такому человеку».
Как же он ошибался! В современной Беларуси, вырвавшейся на свободу из колониальной империи (напомню дореволюционное определение В. И. Ленина: «Россия — тюрьма народов»), нашелся кандидат исторических наук Вадим Гигин, для которого идеал государственного деятеля — именно этот «кровавый деспот, охваченный порочными страстями»! Мало того, что он сам восхищается психопатом-убийцей, так еще через государственное телевидение навязывает свое мнение всем согражданам.
Рассказывая о нападении Московии на ВКЛ и об оккупации Полоцка, телеведущий широко использовал термин «освобождение»:
«Иван Грозный въехал в освобожденный город и провозгласил себя великим князем Полоцким», «накануне освобождения города», и т. д. Более того, ведущий просто врал, заявляя, что «Иван Грозный вернул православным их церкви» — никто эти церкви у них не отбирал. Хочется спросить его (а заодно и сценариста Гигина) — царь «освободил» жителей Полоцка от кого? Ведь выходит, что от самих себя!
На самом деле оккупанты все население города ограбили, а затем частью вырезали, частью превратили в своих рабов. Непосредственный участник похода на Полоцк, немец-опричник Генрих Штаден позже вспоминал:
«Великий князь вызвал из города все рыцарство (шляхту) и всех воинских людей. Их таким образом разъединили, а затем убили и бросили в Двину» (Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002, с. 77).
Минский историк А. Е. Тарас отметил в своей книге «Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV—XVII веках» (Москва, 2006, с. 251—252):
«Ремесленников и купцов литвинского происхождения Иван велел выслать в московские города. Захваченные в Полоцке сокровища (городская казна, церковные деньги, иконы в окладах, драгоценная утварь тоже отправились в Москву. Неизвестно куда подевалась богатая библиотека Софийского собора, собиравшаяся с момента его возведения в XI веке».
Вывезенных в Московию жителей Полоцка (несколько тысяч человек) ждала ужасная судьба. Генрих Штаден писал:
«Мещане вместе с их женами и детьми были развезены по нескольким городам Русской земли… Мещане, равно как и многие из дворян, вместе с женами и детьми несколько лет жили по тюрьмам, закованные в железа, залиты свинцом. Когда же великий князь вместе со своими опричниками осаждал некоторые города в Лифляндии, все они были убиты вместе с их женами и детьми. И всем еще для устрашения были отсечены ноги, а/тела их/ брошены потом в воду».
Среди тысяч граждан Полоцка, отправленных в тюрьмы Московии и затем зверски убитых, было и все православное духовенство города. Но ведущий программы «Летопись времен» скрыл этот факт от беларусов, лишь сказал о том, что в Полоцке «освободители» по приказу царя утопили все еврейские семьи (более тысячи человек, включая младенцев), а полоцкое духовенство отправили в Москву. Зачем — уточнять он не стал. Потому что ему пришлось бы тогда объяснять, как это Иван Грозный, «желая помочь беларускому православию», уничтожил его.
Между тем объяснение произошедшему достаточно простое: большинство жителей Полоцка были православными, но иного толка, чем «православные» Московии. Они исповедовали греческую веру Киевской церкви, тогда как московиты — несторианский вариант христианства, заимствованный в Золотой Орде.
Несторий, это епископ Константинополя, учение которого в 431 году на Вселенском соборе в Эфесе было объявлено ересью. Нестория лишили сана и сослали. Его последователи бежали в Иран и Китай, где от них несторианство переняли татаро-монголы. Суть несторианства (еще раз обращаю внимание — учения еретического) — в обожествлении светских правителей: великих ханов, великих князей, царей, а позже — императоров.
Вот почему Иван «Грозный» уничтожал наше православное духовенство. Точно так же он вырезал духовенство Новгорода, Пскова и Твери, которое тоже было апостольской греческой веры[46]. Так что он вовсе не протягивал «руку помощи православным, изнывавшим от католического ига», как фантазируют создатели цикла «Летопись времен». Его вторжение в ВКЛ явилось актом религиозной войны Москвы против греческого православия.
Более того — не было в ВКЛ никакого «католического ига», хотя бы только потому, что в стране в середине и второй половине XVI века (т. е. во времена Ивана Грозного) господствовал протестантизм. Католики были, но протестантов было намного больше.
А вот что пишет российский автор Николай Парфеньев в газете «Русский вестник» (от 16 ноября 2006 г. ) в статье «Воевода земли русской. Царь Иоанн Васильевич Грозный и его военная деятельность»:
«Основным направлением главного удара зимнего похода 1562—1563 гг. явился Полоцк — центр распространения Реформации в Литовской Руси, где в конце 1550-х — начале 1560-хгг. возник кальвинистский сбор, разогнанный после взятия Полоцка войсками Грозного Царя».
Трудно сказать, что подразумевает Парфеньев под словом «сбор». Видимо, плохо зная беларуский язык, он «выражение «кальвінскі збор» понял как «общину кальвинистов», хотя означает оно собор (здание). Но независимо от его трактовки термина, дело обстояло следующим образом: Иван IV приказал сжечь и кальвинистский собор, а полоцких последователей Жана Кальвина истребить заодно с католиками.
Ведущий программы «Летопись времен» назвал «врагами беларусов» иезуитов, потому что «иезуиты сжигали беларуские книги», и посетовал: «таков был финал беларуского Возрождения». Он лишь «забыл» сказать, что были это не просто «беларуские книги», а именно протестантские! Но самое грустное во всей этой истории другое. Ивана IV, который в Литве-Беларуси не только книги сжигал, но и самих протестантов, ведущий программы ни в чем не обвиняет.
Согласно исследованиям ряда современных российских историков, именно уничтожение нашего Возрождения и Реформации являлось главной целью агрессии московского царя Ивана, прозванного «Грозным» за жуткие расправы со своими замордованными подданными. Однако ведущий программы безудержно фантазирует о том, будто бы все жители Полоцка были рады «освобождению» и потом «бок о бок с русскими братьями защищали Полоцк на стенах города от литовских захватчиков».
Это двойная ложь. Во-первых, почти все недорезанное население города оккупанты погнали под конвоем в Московию. Во-вторых, в городе по приказу царя Ивана не осталось ни одного местного жителя — только гарнизон русских оккупантов. 18 февраля Иван въехал в город, а уже 26 февраля уехал, приказав оставленным там трем своим воеводам:
«Литовских людей в город, приезжих и тутошних детей боярских, землян и черных людей ни под каким видом не пускать, а в какой-нибудь день торжественный, в великий праздник попросятся в Софийский собор /уже сгоревший. — В. Д. / литовские люди, бурмистры и земские люди, то пустить их в город понемногу, учинивши в это время береженье большое, прибавя во все места голов. И ни под каким бы видом, без боярского ведома и без приставов, ни один человек, ни шляхтич, ни посадский, в город не входил».
Так что не было больше в Полоцке беларусов, радующихся «освобождению».
Как когда-то в Псков (при князе Василии II) вместо местных жителей в Полоцк прибыли вместе с семьями чиновники, военнослужащие и «посадские люди» из Московии. Что же касается фантазий о том, что в 1579 году во время осады города войсками Стефана Батория (большей частью состоявшей из литвинов-беларусов) жители Полоцка «бок о бок с русскими братьями защищали… город от литовских захватчиков», то беларусы на стенах действительно оказались. Но по другому поводу:
«Оборону они /московиты-оккупанты/ начали с подлого поступка. Приказали убить на стенах, на глазах у осаждавших, несколько литовских пленников, привязать трупы к бревнам и бросить в Двину. Понятно, что эта бессмысленная жестокость вызвала у воинов Батория не страх, а ненависть» (А. Е. Тарас, Войны Московской Руси…, с. 316).
Тем не менее ведущий телефильма ходил в кадре возле Полоцкой Софии и сочинял ахинею:
«16 лет горожане Полоцка жили в едином русском государстве и не желали идти в Речь Посполитую… Как это было не раз, беларусы поддержали Россию».
Никакой «России» тогда в помине не было — существовала Московия, часть Золотой Орды (один из улусов), захватившая власть в ней. Не было и беларусов — наших предков звали тогда литвинами. С какой стати литвины должны жить в «едином государстве» с финнами и татарами Московии — непонятно.
Вот, например, состав войска «освободителей», вышедшего в марте 1563 года из Смоленска в поход против наших предков:
«И иных воевод многих со многими людми и с татары и с мордвою. Они пришли в Литовскую землю на святой неделе безвестно (внезапно. — В. Д.) и воевали Оршу, Дубровну и Мстиславль».
Хороши «освободители» — татары да мордва. Разве мог наш народ считать татар и мордву своими «освободителями» или «братьями»? И еще: когда это литвины-беларусы поддерживали Московию? Да к тому же «не раз», как изволил выразиться ведущий.
В в чем конкретно в данном случае проявилась эта «поддержка»? Может быть в том, что литвины помогали московитам топить полоцких евреев? Или уничтожать других жителей города — то есть своих родственников и знакомых? Или грабить их (опять же, родственников и знакомых)? В Великую Отечественную войну в Беларуси действительно нашлись выродки, помогавшие оккупантам грабить и убивать евреев. Но в 1563 году таковых не было.
О «едином русском государстве».
Что же заставило создателей сериала «Летопись времен» назвать оккупацию Полоцка «освобождением»? Может быть, существовала какая-то высшая цель, ради которой можно называть «освобождением» истребление духовенства Полоцка и его жителей, полное разорение города оккупантами-мародерами?
Такую цель ведущий программы называет: мол, «освобождение» Полоцка от его принадлежности ВКЛ привело к тому, что — цитирую дословно — «возникла возможность объединения всех древнерусских земель в едином государстве».
Но, во-первых, государство Ивана IV— вовсе не «древнерусские земли», а бывший Московский улус Золотой Орды, да еще три орды покоренные — Казанская, Астраханская, Сибирская. Мы с Ордой никогда не состояли в одном государстве. «Древнерусским» же государством российские историки считали и считают Киевскую Русь эпохи до нашествия татаро-монголов.
Во-вторых: зачем вообще нашим предкам подобное объединение? Они и так жили в едином государстве вместе с киевлянами. Если бы Москва тоже хотела быть с ними вместе — чего же она не вошла в состав ВКЛ?
Например, Великий князь Литовский, Русский и Жемойтский Альгерд в 1373 году бескровно занял Москву, но этот факт авторы цикла «Летопись времен» не назвали «воссозданием единого древнерусского государства». Казалось бы, радоваться надо: православный князь, на три четверти русский, объединяет всю Русь для отпора Золотой Орде. Нет же, они находят это «оккупацией Москвы», «нападением на Русское государство», когда в действительности Московия тогда была окраинным татарским улусом, а не суверенным «государством».
История убедительно показала, что Московия всегда воевала против Руси и русинов. Как только Тверь, Новгород или Псков проявляли желание объединиться с ВКЛ (князья которого были Рюриковичи, а вера — греческой), Москва под прикрытием Орды всякий раз нападала на них и мешала объединению.
Интересы Москвы в ордынский период определялись тем, что ее назначили собирать дань для великих ханов с подвластных земель, при этом «за труды» Москва оставляла себе 50—60% с собранной дани, на чем жирела безмерно. Зачем ей при таком паразитическом образе жизни свободное русское государство? Наоборот — Москва была крайне заинтересована в том, чтобы свободные от Орды русские земли тоже захватить: тогда она жирела бы еще больше.
И в послеордынский период Москва не единое общерусское государство создавала, а строила свое собственное — продолжение Орды. Российские историки фантастически называют страну царя Ивана IV «Россией», когда в ней «русских территорий» — только Москва, Новгород, Владимир, Ростов, Суздаль да Рязань, население которых очень медленно превращалось из финнов в «русских». А все остальные земли (поволжские, заволжские, казанские, астраханские, сибирские) были Ордой в чистом виде. Так что это за «Россия»? Это Орда, надо называть вещи своими именами.
Видимо, высшая цель авторов и создателей цикла «Летопись времен» заключалась именно в том, чтобы еще раз обосновать, оправдать, похвалить колониальную политику московских разбойников. Ну и кем их в таком случае следует называть?
Московское великодержавие и история ВКЛ.
Люди, сотворившие упомянутый сериал, продемонстрировали взгляд на историю Беларуси не с позиции наших национальных интересов, а через призму интересов московской колониальной державы. Именно с таких позиций в царской России и в Советском Союзе предписывалось всячески прославлять Московию (а также Российскую империю) во всех их войнах против ВКЛ и Речи Посполитой, а параллельно всячески чернить нашу историю и наше государство.
Так, авторы цикла сочли Статуты ВКЛ «очень плохими». Дескать, они «окончательно закрепостили крестьян». На самом деле ныне даже школьники знают, что в ВКЛ никогда не было крепостного права — в Европе оно существовало только в Пруссии и в Московии (России). А у нас впервые появилось после оккупации Россией в 1772 -
1795 годах. Статуты BKЛ закрепили отношения вассалитета между крестьянами и помещиками: помещики имели право получать с крестьян натуральный налог (сельхозпродукцией), но не могли безраздельно распоряжаться их личной свободой, не говоря уже о жизни, не могли покупать их и продавать — в отличие от Московии (а затем России).
Авторам цикла (как и российским историкам) присуща еще одна странность: в тех случаях, когда наш народ воевал против Москвы, они именуют его «литовцами», когда же им кажется, что имело место союзничество, речь идет уже о «беларусах». Например: «беларусы бок о бок с русскими защищали Полоцк от литовцев Батория». Такое шизофреническое раздвоение сознания проявляется у них во всем. Например, шляхту BKЛ, беларускую по крови (если научно — генетически беларускую), они называют «литовской» и противопоставляют «беларускому народу». Беларусов-католиков и беларусов-протестантов обязательно именуют «литовцами».
Иными словами, они откровенно спекулируют на невежестве масс. Не совсем ясно только одно — с какой целью? Они что, хотят, чтобы беларусы «со слезами радости» опять стали частью «великой России»? Так скажите это прямо и не морочьте людям головы.
Авторы цикла нашли «вредной для беларусов» и Унию с поляками. Они ее подали как «захват Беларуси Польшей», хотя в действительности инициатором Унии была именно наша сторона, а не польская. Вацлав Ластовский еще в 1910 году в своей «Краткой истории Беларуси» указал, что мы ее добивались от поляков на протяжении 168 лет десять попыток сделали (! ) —в 1401, 1413, 1438, 1451, 1499, 1501, 1563, 1564, 1566, 1567 годах. Удалось лишь на одиннадцатый раз — в 1569 году. То есть это давным-давно известный факт, но Гигин и компания сознательно его скрыли.
Скрыли они и то, что Литва-Беларусь стремилась к Унии вследствие постоянных вторжений Московии, ибо ВКЛ физически не могла одна отражать их. Так нет же, вывернули историю наизнанку, безапелляционно утверждая, будто бы «знать ВКЛ была против Унии и за царя Ивана Грозного».
В Унии с Польшей Великое княжество Литовское сохранило свои законы (Статуты), власть своих магнатов (все канцлеры были беларусы), свободу веры, свою денежную систему (монетные дворы в Гродно и Вильне продолжали чеканить талеры, шелеги и гроши ВКЛ), свою армию, свой государственный язык (в Польше им был латинский)[47]. Нет же — ведущий жалуется, что «мы стали рабами Польши», что «формально это была федерация, но заправляли в ней поляки».
Интересно, почему авторы цикла не воспринимают судьбу жителей Полоцка как свидетельство превращения наших предков в «рабов Московии». Ведущий сказал: «с созданием Речи Посполитой мы похоронили независимость литовско-русского государства». Позвольте, а московская оккупация чем была, если не уничтожением независимости этого самого литовско-русского государства?
Таким образом, мы видим, что для сценариста и режиссера данного телевизионного сериала высшей ценностью является вовсе не наше беларуское государство (называвшееся в XVI веке Литвой), а власть Москвы над нами.
«Освободитель» Иван Грозный.
Предположим, Иван Грозный «освобождал» Полоцк от «ига литвинов» (каковыми тогда являлись беларусы, несмотря на то что авторы цикла манипулируют названиями ради подмены их содержания). Но от кого он, скажите на милость, «освобождал» Новгород, Псков и Тверь? Ведь по логике авторов цикла, и там московский деспот выступал в роли «освободителя».
Как происходило «освобождение» этих городов, подробно рассказал современник событий Александр Гваньини (Alexander Gwagninus) в своей книге «Описание Московии». Он в третьей четверти XVI века служил в армии ВКЛ, участвовал в войнах с Московией[48]. Особо обратите внимание на то, как Иван IV поступил с духовенством и храмами, поскольку авторы цикла сочиняют басни о том, что «мы с московскими братьями были одной православной веры» и что «московский царь хотел помочь православным беларусам, изнывавшим от ига католиков».
Вот что писал Гваньини:
«О жестоком тиранстве великого князя московского, которое он совершил в 1569 году по Рождестве Христовом в Новгороде Великом, Пскове, Твери и Нарве.
В 1569 году по Рождестве Христовом государь Московии узнал, что новгородцы, псковичи и тверяки питают некоторое расположение к королю польскому и великому князю литовскому[49]. Тотчас он стал раздумывать, как им отомстить, и для того, чтобы захватить их неожиданно и врасплох, он прежде всего поступил следующим образом. Всем людям обоего пола, как мужчинам, так и женщинам, как старикам, так и детям, он запретил под страхом смертной казни ходить и ездить по дороге, ведущей из Московии в Новгород Великий.
Потом, снарядив многочисленное войско, он выступил из своего дворца в Александровой слободе, чтобы отомстить новгородцам и уничтожить их до основания. Семьсот дозорных приспешников он послал впереди, столько же сзади и со всех сторон: они выслеживали всех, шедших по запрещенной дороге, и кого находили, изрубали топорами вместе с лошадьми, повозками и всем прочим, так что ни из Новгорода в Московию, ни из Московии в Новгород никто не мог попасть живым, и никто не мог узнать намерения государя и куда он метит, кроме одного секретаря Афанасия Вяземского.
Все это делалось так осторожно и хитро, чтобы застать новгородцев врасплох и чтобы они никуда не смогли ускользнуть.
И только тогда, когда он со своим войском был в полумиле от Новгорода Великого, поняли несчастные новгородцы, что настал для них судный день: ведь царевы приспешники, эмиссары и всадники жестоко опустошали новгородский тракт огнем и мечем, всех людей, какого бы состояния они ни были, знать и простонародье, резали, вешали и рассекали на части. Сверх того, они истребляли весь вьючный скот, деревни и села они предавали огню; дозорные же приспешники, которые стерегли проезд по дорогам, никому не позволяли пройти после государя (даже собственному его слуге), но всех, кто ни попадался, изрубали. Ведь великий князь боялся заговора и козней против себя со стороны своих подданных, бояр и дворян.
Наконец, в самый Новгород Великий он послал вперед несколько тысяч приспешников с татарской конницей для того, чтобы они грабили и отнимали у горожан все имущество, а сам пошел вперед со всем войском и приказал всех встречных убивать, рубить на части, топтать лошадьми, вешать. Сам он вместе со старшим сыном очень многих собственноручно пронзил копьем. Потом он приказал огородить деревянным забором с бревнами две обширные площади и заполнить их закованными именитыми гражданами. Там, вместе с сыном, он колол их и рубил, наскакивая на лошадях, подгоняемых шпорами, до тех пор, пока оба не изнемогли, запыхавшись.
Наконец, он с негодованием сказал собравшимся вокруг приспешникам: «Наваливайтесь на этих вероломных, секите их, рассекайте, уничтожайте и никого не оставляйте в живых». Те тотчас, в мгновение ока бросились на эту толпу связанных горожан, всех до единого порубили и бросили в воду. Потом нескольким сотням человек он приказал выйти на замерзшую реку, которая протекает через город, и обрубить вокруг них лед. Обрубленный лед устремился на дно, и они все потонули в воде.
Такую вот расправу учинил великий князь в знаменитом Новгороде Великом, первом во всей Руссии городе: две тысячи семьсот семьдесят горожан, не считая бедного люда и женского пола, было уничтожено и потоплено. Он приказал также разграбить сто семьдесят пять монастырей в Новгородской области, некоторые безжалостно предать огню, монахов перебить и утопить.
Он отдал в качестве добычи своим приспешникам шелковые одежды горожан и прочие их уборы, а золото и серебро забрал себе (огромное его количество он добыл, разграбив церкви и сокровища купцов), кроме того, приказал дочиста разграбить дома горожан, изломать их и разрушить. Такие убытки он причинил купцам и прочим гражданам этого знаменитого города, что их невозможно возместить и правильно исчислить. Он также приказал бросить в огонь и превратить в ничто огромные массы воска, которые лежали у купцов лет по двадцати и более; а ведь воск и звериные шкуры были для новгородцев главным товаром.
И когда он почти совершенно опустошил упомянутый город и разграбил почти всю его округу, он отправил пятьсот конников в пограничный с Ливонией город Нарву, где новгородцы обычно складывали свои товары. Он приказал объявить по всему городу, чтобы никто не смел под страхом смертной казни и конфискации всего имущества ни покупать, ни присваивать новгородские товары. Все же нарвские жители, которые тайно купили у новгородцев хоть какиенибудь товары, были изрублены и брошены в озеро, а их владения вместе с домами были сожжены. Бедняков же и нищих, которые из-за страшного голода (усилившегося в то время) варили и ели трупы убитых, приспешники, по приказанию государя, убили и утопили убитых в реке, а все товары разного рода, принадлежавшие новгородцам, которые разыскали, снесли в одно место и сожгли.
Что случилось с епископом новгородским.
Когда государь Московии столь жестоко расправился с Новгородом Великим, его пригласил откушать архиепископ этого города (по-русски его называют владыкой). В час, назначенный для трапезы, он весьма бесцеремонно пришел, окруженный отрядом вооруженных приспешников. Во время трапезы он приказал совершенно разграбить храм св. Софии, в котором была масса золота и серебра (в него почти все граждане сносили свои богатства как в наиболее безопасное место). Затем, когда трапеза была закончена, он содрал с архиепископа (который пригласил его откушать) все украшения и епископское облачение, говоря:
«Менее всего надлежит тебе быть архиепископом, но, скорее, флейтистом или волынщиком, а также вожаком медведей, обученных пляскам. Для этого лучше тебе взять жену, которую я тебе выбрал». Прочим же священникам и настоятелям монастырей, которые принимали участие в трапезе, он сказал:
«Вас всех я приглашаю на свадебное торжество нашего архиепископа, но нужно, чтобы вы внесли необходимую сумму денег для подготовки к этому пиру».
Все священники и настоятели были вынуждены отсчитать великому князю предписанную сумму, чтобы не быть совершенно ограбленным до мельчайшей монетки; под страхом пыток они отдали по настоянию государя все серебро, кто сколько имел. И вот, когда он выколотил из них и вымучил угрозами и пытками эти взносы, он велел привести жеребую белую кобылу и, указывая на нее архиепископу пальцем, сказал: «Ну, вот тебе жена, садись на нее и отправляйся в Московию, а там зачисляйся в труппу флейтистов и гитаристов, которые водят пляшущих медведей». Этот несчастный нехотя был вынужден взгромоздиться на брюхатую кобылу, одетый в рваные лохмотья, а когда он сел верхом, то, по приказанию государя, ему связали ноги под брюхом лошади; затем сам великий князь сунул этому архиепископу инструменты, вероятно, лиру, флейту, дудку и гитару, говоря:
«Ну, вот, у тебя есть инструменты твоего искусства, ведь тебе больше улыбается должность гитариста, чем архиепископа. Итак, упражняйся на этих музыкальных инструментах и отправляйся в труппу гитаристов в Московию». И тот был вынужден, сидя на кобыле со связанными под ее брюхом ногами, ехать по всему городу и дуть в волынку и пытаться наиграть песню на пронзительно свистящих дудках (никогда раньше не учившись подобной музыке). Таким вот образом упомянутому архиепископу Новгородскому, лишенному сана, ограбленному, потерявшему все свое добро, было нанесено несказанное бесчестие и позор».
Прерву цитату, чтобы уточнить: в Московии новгородского архиепископа Пимена повесили. Далее Иван Грозный, как «большой друг православия», сделал следующее:
«Совершив это, он приказал монахов, игуменов, настоятелей монастырей и прочих церковнослужителей, лишенных всего имущества, предать смерти различными способами: изрубить топорами, заколоть пиками, утопить.
После этого, схватив некоего знатного мужа по имени Федор Сырков, он приказал привести к себе в лагерь, расположенный в полумиле от Новгорода; тут он велел обвязать его поперек туловища длинной веревкой и бросить в реку Волхов. Когда он уже почти захлебнулся, его вытащили обратно, и великий князь задал ему такой вопрос: «Скажи мне, что ты видел на дне реки? » Тот ответил:
«Я видел, как все демоны, великий князь, которые живут в этой реке и в озерах Ладоге, Сладоге и Кармине, собрались, чтобы похитить твою душу и увлечь ее в Тартар». На это великий князь возразил: «Верно ты сказал, я отблагодарю тебя за то, что ты не утаил от меня это видение». И тотчас он приказал схватить его и погрузить его ноги до колен в медный котел с кипящей водой и варить до тех пор, пока не укажет все свои сокровища; а был он очень богат и за свой счет основал и построил двенадцать монастырей. И так как он варился столь жестоко и без всякого милосердия, то указал он тридцать тысяч флоринов серебряной монетою. Наконец, по приказанию государя, он был вместе с братом Алексеем расчленен и брошен в ближайшую реку.
Жестоко разорив вконец этот замечательный город, древнейший и известнейший во всей Руссии, он отправился к обширнейшему городу Пскову, до известной степени похожему на Новгород, чтобы так же по-вражески расправиться с ним… У горожан и купцов побогаче он отнял золото и серебро, а некоторых монахов приказал убить, рассечь на части, потопить; две знаменитые богатые церкви разграбил; наконец, со всех церквей снял колокола.
Совершив это во Пскове, он отправился в знаменитый город Тверь, некогда местопребывание тверских князей. Там он учинил такое же тиранство, как и в Новгороде Великом: поубивал и потопил горожан, похитил все их движимое и недвижимое имущество. Храмы Божие он лишил золота и серебра; пятьсот литовцев и русских, которые были взяты в плен в крепости Полоцке и там же содержались в тюрьмах, он приказал удушить и перебить».
Все это — абсолютно то же самое, что сделал царь в Полоцке. Именно такое смертоубийство авторы цикла «Летопись времен» бесстыдно называют «освобождением» и «помощью православию»!
Никогда Польский Костел не учинял в наших землях даже тысячной доли тех зверств религиозного геноцида, который творила
Москва в отношении греческого православия (истинного, в отличие от несторианской ереси! ). Все, что смогли найти авторы сериала «Летопись времен» в ряду «злодеяний католиков» (а искали усиленно), — это сожжение иезуитами протестантских книг (подчеркиваю — протестантских, не православных).
Видимо, они считают «помощью нашему православию» зверские убийства священников и монахов, ограбление церквей и монастырей, вывоз церковных колоколов — то, что произошло в Полоцке и Новгороде, Пскове и Твери. Ну, а вершиной «единоверной православной помощи» авторы телепрограммы, видимо считают устроенную педерастом Иваном Васильевичем «свадьбу» новгородского архиепископа Пимена с кобылой.
* * *
Понятно, что приведенные выше факты в Москве сегодня замалчивают, а вместо них распространяют бредовые вымыслы о «злодеяниях католиков». Откроем, например, российский журнал «Русский Дом» (на обложке написано: «Журнал издается по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II»), В одном из номеров он напечатал статью Ивана Мартынова, проректора Могилевского университета, которая называется «Русофобия по-белорусски». В ней автор пишет:
«Преследуемые католическим духовенством, иезуитами, фанатичной польской шляхтой, а впоследствии и самим правительством Польши, обездоленные и униженные православные белорусы и украинцы в течение почти двух веков, когда входили в состав Речи Посполитой, кровью и слезами платили за свою веру, свою национальность. Православных варили в котлах, жгли на медленном огне, терзали железными когтями, сажали на спицы, травили собаками».
Так поступали с православными Украины, Беларуси, Твери, Пскова и Новгорода вовсе не католики, а только московиты, которые как раз и не были одной веры с нами. Мартынов привел описание излюбленных зверств Ивана «Грозного», считавшего греческое православие «ересью», ибо оно не почитало его как своего «богоцаря». Приписывать азиатские зверства московитов беларуским и польским католикам — вершина ухищрений сторонников московского великодержавия.
При этом я не знаю ни одного примера, чтобы католики-беларусы (коих у нас было 38% населения в период ВКЛ, согласно «Атласу истории Беларуси» (с. 15), варили бы в котлах православных-беларусов греческой веры (коих было 39%). Бред невообразимый. Иван Мартынов по своему незнанию (простительному первокласснику, но не проректору университета) нашел нас, униатов, «православными РПЦ Москвы», хотя униатскую веру царь запретил своим указом только в 1839 году.
Еще у нас, согласно тому же «Атласу», было 4% русских староверов, 1, 5% протестантов, 10% иудеев, 1% мусульман, 6,5% православных московской веры. Так, может быть, именно последних католики «варили в котлах, жгли на медленном огне, терзали железными когтями, сажали на спицы, травили собаками»? Но почему такая избирательность — ведь под рукой находилось 10% иудеев, почему их никто не варил? Почему беглых московских староверов не трогали, и протестантов, и мусульман?
Ответ прост: это ложь.
Одна только Московская церковь с давних пор занималась массовым уничтожением иноверцев: иудеев, греко-православных, католиков, протестантов, староверов. Лишь мусульман она не трогала, так как церковь Московии была в Орде единой с исламом — ни
одного религиозного конфликта на этой почве историки не знают.
А вот ВКЛ-Беларусь резко отличалась от Московии толерантностью: здесь никого не преследовали из-за вероисповедания. Ибо нашим предкам были чужды ордынские представления московитов о том, что «монарх является богом» над холопами-аристократами, холопами-горожанами и рабами-крестьянами.
У нас светскую власть никто не равнял с Богом, поэтому всегда стояли рядом костелы, церкви, синагоги. Вот типичный пример: местечко Друя (ныне поселок в Браславском районе). В 1643 году там было 306 жилых домов и около двух тысяч жителей. Это население молилось в 7 православных церквах (включая униатские), 4 католических костелах и одной синагоге. Храмы эти стояли почти рядом друг с другом. Люди уважали другие конфессии, никто никого не порывался «варить в котлах».
Менталитет у нас всегда был иной, чем у восточного соседа. Полная ему противоположность.
Менталитет раба власти.
Сам народ Московии своим менталитетом кардинально отличался от населения Новгорода, Пскова и Твери, не говоря уже о литвинах[50]. Новгородское, Полоцкое и Псковское государства были феодальными республиками, а не монархиями. А вот в Москве жил совсем иной народ. Читаем у Гваньини:
«В конце концов, все — как вельможи, так и чиновники, как люди светского сословия, так и духовного, — официально признают, что воля государева есть воля Божья и, что бы государь ни совершил, хотя бы и ошибочное, он совершил по воле Божьей. Поэтому они даже верят, что он — ключник и постельничий Бога и исполнитель его воли. Почему и сам государь, если когда-нибудь к нему доходят просьбы советников о чемнибудь полезном, обычно отвечает: «Сделаю, если Богу будет угодно или Бог повелит». Также если о чем-нибудь неизвестном или сомнительном спросить московитов, то все они обычно отвечают: «Про то ведает Бог или великий князь», или: «Так угодно Богу и великому государю».
… И даже если государь поступает дурно или к ущербу для государства, все это восхваляют как деяние благое и весьма полезное.
… Таким же образом он, по своему усмотрению, выбирает и низлагает митрополитов, епископов, священников, монастырских игуменов; и вообще всех угнетает тяжелой зависимостью, как было выше рассказано более подробно….Но так как весь народ, подчиненный московскому князю, предпочитает подвластное положение свободе, то неизвестно, не требует ли он такого тирана, соответствующего его нравам, который смог бы укротить их необузданность. Ведь большей частью в этих областях наблюдается, что рабы питают благодарность к господам, а жены к мужьям, если чаше от них терпят побои, так как считают это проявлением любви. Напротив того, если на них не обращают внимания, то они вымаливают какой-нибудь знак любви, к ним обращенный.
И не только слуги, но и многие знатные, видные люди и чиновники часто избиваются палками и публично, и приватно, по приказанию великого князя, и совершенно не считают это позором. Они даже хвастают, что государь этим самым выказывает им знак любви, а будучи наказаны, благодарят государя, говоря: «Буди здрав и невредим, господин, царь и князь великий, за то, что ты раба и селянина своего удостоил побоями поучить».
Таким образом, совершенно ясно, что властитель их вполне соответствует их нравам (подобно тому, как лягушки получили в цари аиста).
Но, кажется, этот государь московский, Иоанн Васильевич, в своей тирании преступает законы сверх меры (правосудие есть судья!), так что превзошел не только предшественников своих (которые творили это по нравам и обычаям народа), но и всех тех тиранов, которые были со времен до и после Рождества Христова вплоть до наших дней, как, например, Нерона, Валериана, Децина, Максимина, Юлиана и всех прочих».
Гваньини был прав. Московиты как нация рабов сами породили себе жуткого тирана «по нравам и обычаям народа». В том же Новгороде князю-психопату с замашками деспота сразу дали бы под зад ногой и с позором выгнали бы за городские стены[51]. Но если новгородцы могли устраивать у себя «оранжевые революции средневековья», то для московитов с их рабской психологией это казалось не просто «ужасным», но и «богопротивным».
Вот тут и проходит «водораздел» в восприятии истории. Создатели цикла «Летопись времен», по моему мнению, потому всюду дают исторические оценки с точки зрения интересов Москвы, а не нашей Литвы-Беларуси, что им самим присущ московский менталитет. Отвергается европейская традиция демократии (изначально присущая Киеву, Полоцку, Новогородку, Пскову, Новгороду как обществам военной или купеческой демократии) и приветствуется восточная традиция всеобщего рабства.
Все 122 года нашего пребывания в составе царской России (с 1795 года) и 70 лет пребывания в СССР российские правители старались привить населению бывшего ВКЛ свою рабскую психологию «по нравам и обычаям народа Московии». Как мы видим, применительно к авторам цикла «Летопись времен» сие мероприятие увенчалось полным успехом…
14 июня 2008 года Первый канал беларуского телевидения показал очередную серию исторического документального цикла «Летопись времен». В предыдущих его сериях история Беларуси периода ВКЛ подавалась в полном соответствии с тем, как нашу историю излагали в учебниках советского времени. То есть с полным набором ляпов типа «древних беларусов угнетали литовцы» и т. п. А в этот раз создатели цикла еще больше удивили: они заявили, что в 1563 году Иван IV Грозный «освободил» Полоцк!
О создателях данного цикла известно следующее.
«По сообщению пресс-службы Белтелерадиокомпании, 13 фильмов документального цикла об истории Беларуси «Летопись времен» охватывают период белорусской истории с раннего средневековья (IX век) до конца XVIII века.
… Фильм снят компанией «Мастер-фильм» по заказу Белтелерадиокомпании. Автор идеи и сценария документального цикла — кандидат исторических наук Вадим Гигин, режиссер — Людмила Снегирева.
При создании фильма особое внимание было уделено достоверности реконструкции событий, отмечает пресс-служба Белтелерадиокомпании. Сценический материал основан на научных исследованиях и прошел экспертную оценку белорусских историков. Среди реквизита практически нет бутафории: в фильме показаны дошедшие до наших дней предметы быта наших предков и реликвии. В постановочных сценах задействованы члены военно-исторических клубов…
Съемочная группа побывала в местах, где происходили события, повлиявшие на историю многих поколений белорусов. География съемок включала территорию не только Беларуси, но и России, Украины, Литвы, Польши, Германии, Турции» (29 марта 2008 г. ).
О самом Гигине на сайте Интернета было сказано так:
«Гигин Вадим Францевич. Диссертация «Формирование однопартийной системы в Беларуси (1917—1925 гг. )» по специальности 07. 00. 02 — отечественная история (исторические науки) выполнена в Республиканском институте высшей школы при БГУ, защищена в Белгосуниверситете»[44].
Потом появилась заметка: «БТ пришлось извиняться за Вадима Гигина»:
«Как сообщает интернет-издание «Твой стиль», таким образом БТ отреагировало на открытое письмо гродненских верующих, возмущенных показом фильма, в котором Греко-католическая церковь, иезуиты были показаны как нечто исключительно враждебное белорусскому народу. В письме за подписью зампреда БТ сообщается, что фильм, посвященный Брестской Унии, был создан ООО «Мастер-Фильм». Автор идеи и сценария — кандидат исторических наук Вадим Гигин. Напомним, что Вадим Гигин ранее возглавлял минский горком БРСМ, а сейчас является главным редактором главного аналитического журнала Администрации президента «Белорусская мысль»».И еще одна заметка появилась, под названием «Главному минскому БРСМовцу нравится Муравьев-вешатель»:
«Об этом он заявил в интервью газете «Знамя юности» накануне 5-летнего юбилея организации. Журналистка издания спросила первого секретаря Минского городского исполкома Белорусского республиканского союза молодежи Вадима Гигина о его любимых исторических персонажах. Он назвал Октавиана Августа, де Голля, Петра Первого. А еще главный минский БРСМовец выделил деятеля, который в истории Беларуси оставил черный след:
«Может, несколько нестандартный выбор, но мне всегда импонировал Виленский генерал-губернатор Михаил Николаевич Муравьев, который больше известен тем, что подавил восстание 1863 года. Но я хорошо изучил его биографию. Это удивительный человек, администратор, управленец, который может служить примером для любого государственного деятеля»».Вполне возможно, что и нацистский гауляйтер Беларуси Вильгельм Кубе тоже был «удивительный человек, администратор, управленец, который может служить примером для любого государственного деятеля». Да вот беларусы взорвали его за то, что он беларусов вешал — подобно Муравьеву.
Энциклопедия «Беларусь» (Минск, 1995) сообщает о Муравьеве:
«Муравьев Михаил Николаевич (5. 10. 1796, Москва — 12. 09. 1866), государственный деятель России; душитель национально-освободительного движения белорусского, польского и литовского народов, за жестокость прозванный вешателем. С 1826 витебский вице-губернатор, с 1828 могилевский губернатор. Участвовал в подавлении восстания 1830—31 на Беларуси и в Литве, враждебно относился к белорусской национальной культуре. С 1831 гродненский губернатор, с 1832 минский военный губернаторВ 1863—65 главный начальник Северо-Западного края…, организатор и создатель подавления восстания 1863—64 в Беларуси и в Литве…. Запретил термин «Белоруссия» как сепаратистский, использующие его карались».
Тем не менее находятся люди, называющие себя беларусами, которые восхищаются этим царским сатрапом, вешавшим и ссылавшим наших прадедов за то, что они хотели жить в своей стране своим умом, не спрашивая у царя «высочайшего соизволения».
«Освобождение» Полоцка.
Ведущий телепрограммы сначала всячески превозносил Ивана «Грозного», несмотря на то что он — как убедительно доказали авторитетнейшие российские историки — был психопатом и редкостным мерзавцем[45]. Классик российской исторической науки Николай Карамзин назвал Ивана «кровавым деспотом, охваченным порочными страстями». Другой классик, Сергей Соловьев, заявил: «Не произнесет историк слово оправдания такому человеку».
Как же он ошибался! В современной Беларуси, вырвавшейся на свободу из колониальной империи (напомню дореволюционное определение В. И. Ленина: «Россия — тюрьма народов»), нашелся кандидат исторических наук Вадим Гигин, для которого идеал государственного деятеля — именно этот «кровавый деспот, охваченный порочными страстями»! Мало того, что он сам восхищается психопатом-убийцей, так еще через государственное телевидение навязывает свое мнение всем согражданам.
Рассказывая о нападении Московии на ВКЛ и об оккупации Полоцка, телеведущий широко использовал термин «освобождение»:
«Иван Грозный въехал в освобожденный город и провозгласил себя великим князем Полоцким», «накануне освобождения города», и т. д. Более того, ведущий просто врал, заявляя, что «Иван Грозный вернул православным их церкви» — никто эти церкви у них не отбирал. Хочется спросить его (а заодно и сценариста Гигина) — царь «освободил» жителей Полоцка от кого? Ведь выходит, что от самих себя!
На самом деле оккупанты все население города ограбили, а затем частью вырезали, частью превратили в своих рабов. Непосредственный участник похода на Полоцк, немец-опричник Генрих Штаден позже вспоминал:
«Великий князь вызвал из города все рыцарство (шляхту) и всех воинских людей. Их таким образом разъединили, а затем убили и бросили в Двину» (Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002, с. 77).
Минский историк А. Е. Тарас отметил в своей книге «Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV—XVII веках» (Москва, 2006, с. 251—252):
«Ремесленников и купцов литвинского происхождения Иван велел выслать в московские города. Захваченные в Полоцке сокровища (городская казна, церковные деньги, иконы в окладах, драгоценная утварь тоже отправились в Москву. Неизвестно куда подевалась богатая библиотека Софийского собора, собиравшаяся с момента его возведения в XI веке».
Вывезенных в Московию жителей Полоцка (несколько тысяч человек) ждала ужасная судьба. Генрих Штаден писал:
«Мещане вместе с их женами и детьми были развезены по нескольким городам Русской земли… Мещане, равно как и многие из дворян, вместе с женами и детьми несколько лет жили по тюрьмам, закованные в железа, залиты свинцом. Когда же великий князь вместе со своими опричниками осаждал некоторые города в Лифляндии, все они были убиты вместе с их женами и детьми. И всем еще для устрашения были отсечены ноги, а/тела их/ брошены потом в воду».
Среди тысяч граждан Полоцка, отправленных в тюрьмы Московии и затем зверски убитых, было и все православное духовенство города. Но ведущий программы «Летопись времен» скрыл этот факт от беларусов, лишь сказал о том, что в Полоцке «освободители» по приказу царя утопили все еврейские семьи (более тысячи человек, включая младенцев), а полоцкое духовенство отправили в Москву. Зачем — уточнять он не стал. Потому что ему пришлось бы тогда объяснять, как это Иван Грозный, «желая помочь беларускому православию», уничтожил его.
Между тем объяснение произошедшему достаточно простое: большинство жителей Полоцка были православными, но иного толка, чем «православные» Московии. Они исповедовали греческую веру Киевской церкви, тогда как московиты — несторианский вариант христианства, заимствованный в Золотой Орде.
Несторий, это епископ Константинополя, учение которого в 431 году на Вселенском соборе в Эфесе было объявлено ересью. Нестория лишили сана и сослали. Его последователи бежали в Иран и Китай, где от них несторианство переняли татаро-монголы. Суть несторианства (еще раз обращаю внимание — учения еретического) — в обожествлении светских правителей: великих ханов, великих князей, царей, а позже — императоров.
Вот почему Иван «Грозный» уничтожал наше православное духовенство. Точно так же он вырезал духовенство Новгорода, Пскова и Твери, которое тоже было апостольской греческой веры[46]. Так что он вовсе не протягивал «руку помощи православным, изнывавшим от католического ига», как фантазируют создатели цикла «Летопись времен». Его вторжение в ВКЛ явилось актом религиозной войны Москвы против греческого православия.
Более того — не было в ВКЛ никакого «католического ига», хотя бы только потому, что в стране в середине и второй половине XVI века (т. е. во времена Ивана Грозного) господствовал протестантизм. Католики были, но протестантов было намного больше.
А вот что пишет российский автор Николай Парфеньев в газете «Русский вестник» (от 16 ноября 2006 г. ) в статье «Воевода земли русской. Царь Иоанн Васильевич Грозный и его военная деятельность»:
«Основным направлением главного удара зимнего похода 1562—1563 гг. явился Полоцк — центр распространения Реформации в Литовской Руси, где в конце 1550-х — начале 1560-хгг. возник кальвинистский сбор, разогнанный после взятия Полоцка войсками Грозного Царя».
Трудно сказать, что подразумевает Парфеньев под словом «сбор». Видимо, плохо зная беларуский язык, он «выражение «кальвінскі збор» понял как «общину кальвинистов», хотя означает оно собор (здание). Но независимо от его трактовки термина, дело обстояло следующим образом: Иван IV приказал сжечь и кальвинистский собор, а полоцких последователей Жана Кальвина истребить заодно с католиками.
Ведущий программы «Летопись времен» назвал «врагами беларусов» иезуитов, потому что «иезуиты сжигали беларуские книги», и посетовал: «таков был финал беларуского Возрождения». Он лишь «забыл» сказать, что были это не просто «беларуские книги», а именно протестантские! Но самое грустное во всей этой истории другое. Ивана IV, который в Литве-Беларуси не только книги сжигал, но и самих протестантов, ведущий программы ни в чем не обвиняет.
Согласно исследованиям ряда современных российских историков, именно уничтожение нашего Возрождения и Реформации являлось главной целью агрессии московского царя Ивана, прозванного «Грозным» за жуткие расправы со своими замордованными подданными. Однако ведущий программы безудержно фантазирует о том, будто бы все жители Полоцка были рады «освобождению» и потом «бок о бок с русскими братьями защищали Полоцк на стенах города от литовских захватчиков».
Это двойная ложь. Во-первых, почти все недорезанное население города оккупанты погнали под конвоем в Московию. Во-вторых, в городе по приказу царя Ивана не осталось ни одного местного жителя — только гарнизон русских оккупантов. 18 февраля Иван въехал в город, а уже 26 февраля уехал, приказав оставленным там трем своим воеводам:
«Литовских людей в город, приезжих и тутошних детей боярских, землян и черных людей ни под каким видом не пускать, а в какой-нибудь день торжественный, в великий праздник попросятся в Софийский собор /уже сгоревший. — В. Д. / литовские люди, бурмистры и земские люди, то пустить их в город понемногу, учинивши в это время береженье большое, прибавя во все места голов. И ни под каким бы видом, без боярского ведома и без приставов, ни один человек, ни шляхтич, ни посадский, в город не входил».
Так что не было больше в Полоцке беларусов, радующихся «освобождению».
Как когда-то в Псков (при князе Василии II) вместо местных жителей в Полоцк прибыли вместе с семьями чиновники, военнослужащие и «посадские люди» из Московии. Что же касается фантазий о том, что в 1579 году во время осады города войсками Стефана Батория (большей частью состоявшей из литвинов-беларусов) жители Полоцка «бок о бок с русскими братьями защищали… город от литовских захватчиков», то беларусы на стенах действительно оказались. Но по другому поводу:
«Оборону они /московиты-оккупанты/ начали с подлого поступка. Приказали убить на стенах, на глазах у осаждавших, несколько литовских пленников, привязать трупы к бревнам и бросить в Двину. Понятно, что эта бессмысленная жестокость вызвала у воинов Батория не страх, а ненависть» (А. Е. Тарас, Войны Московской Руси…, с. 316).
Тем не менее ведущий телефильма ходил в кадре возле Полоцкой Софии и сочинял ахинею:
«16 лет горожане Полоцка жили в едином русском государстве и не желали идти в Речь Посполитую… Как это было не раз, беларусы поддержали Россию».
Никакой «России» тогда в помине не было — существовала Московия, часть Золотой Орды (один из улусов), захватившая власть в ней. Не было и беларусов — наших предков звали тогда литвинами. С какой стати литвины должны жить в «едином государстве» с финнами и татарами Московии — непонятно.
Вот, например, состав войска «освободителей», вышедшего в марте 1563 года из Смоленска в поход против наших предков:
«И иных воевод многих со многими людми и с татары и с мордвою. Они пришли в Литовскую землю на святой неделе безвестно (внезапно. — В. Д.) и воевали Оршу, Дубровну и Мстиславль».
Хороши «освободители» — татары да мордва. Разве мог наш народ считать татар и мордву своими «освободителями» или «братьями»? И еще: когда это литвины-беларусы поддерживали Московию? Да к тому же «не раз», как изволил выразиться ведущий.
В в чем конкретно в данном случае проявилась эта «поддержка»? Может быть в том, что литвины помогали московитам топить полоцких евреев? Или уничтожать других жителей города — то есть своих родственников и знакомых? Или грабить их (опять же, родственников и знакомых)? В Великую Отечественную войну в Беларуси действительно нашлись выродки, помогавшие оккупантам грабить и убивать евреев. Но в 1563 году таковых не было.
О «едином русском государстве».
Что же заставило создателей сериала «Летопись времен» назвать оккупацию Полоцка «освобождением»? Может быть, существовала какая-то высшая цель, ради которой можно называть «освобождением» истребление духовенства Полоцка и его жителей, полное разорение города оккупантами-мародерами?
Такую цель ведущий программы называет: мол, «освобождение» Полоцка от его принадлежности ВКЛ привело к тому, что — цитирую дословно — «возникла возможность объединения всех древнерусских земель в едином государстве».
Но, во-первых, государство Ивана IV— вовсе не «древнерусские земли», а бывший Московский улус Золотой Орды, да еще три орды покоренные — Казанская, Астраханская, Сибирская. Мы с Ордой никогда не состояли в одном государстве. «Древнерусским» же государством российские историки считали и считают Киевскую Русь эпохи до нашествия татаро-монголов.
Во-вторых: зачем вообще нашим предкам подобное объединение? Они и так жили в едином государстве вместе с киевлянами. Если бы Москва тоже хотела быть с ними вместе — чего же она не вошла в состав ВКЛ?
Например, Великий князь Литовский, Русский и Жемойтский Альгерд в 1373 году бескровно занял Москву, но этот факт авторы цикла «Летопись времен» не назвали «воссозданием единого древнерусского государства». Казалось бы, радоваться надо: православный князь, на три четверти русский, объединяет всю Русь для отпора Золотой Орде. Нет же, они находят это «оккупацией Москвы», «нападением на Русское государство», когда в действительности Московия тогда была окраинным татарским улусом, а не суверенным «государством».
История убедительно показала, что Московия всегда воевала против Руси и русинов. Как только Тверь, Новгород или Псков проявляли желание объединиться с ВКЛ (князья которого были Рюриковичи, а вера — греческой), Москва под прикрытием Орды всякий раз нападала на них и мешала объединению.
Интересы Москвы в ордынский период определялись тем, что ее назначили собирать дань для великих ханов с подвластных земель, при этом «за труды» Москва оставляла себе 50—60% с собранной дани, на чем жирела безмерно. Зачем ей при таком паразитическом образе жизни свободное русское государство? Наоборот — Москва была крайне заинтересована в том, чтобы свободные от Орды русские земли тоже захватить: тогда она жирела бы еще больше.
И в послеордынский период Москва не единое общерусское государство создавала, а строила свое собственное — продолжение Орды. Российские историки фантастически называют страну царя Ивана IV «Россией», когда в ней «русских территорий» — только Москва, Новгород, Владимир, Ростов, Суздаль да Рязань, население которых очень медленно превращалось из финнов в «русских». А все остальные земли (поволжские, заволжские, казанские, астраханские, сибирские) были Ордой в чистом виде. Так что это за «Россия»? Это Орда, надо называть вещи своими именами.
Видимо, высшая цель авторов и создателей цикла «Летопись времен» заключалась именно в том, чтобы еще раз обосновать, оправдать, похвалить колониальную политику московских разбойников. Ну и кем их в таком случае следует называть?
Московское великодержавие и история ВКЛ.
Люди, сотворившие упомянутый сериал, продемонстрировали взгляд на историю Беларуси не с позиции наших национальных интересов, а через призму интересов московской колониальной державы. Именно с таких позиций в царской России и в Советском Союзе предписывалось всячески прославлять Московию (а также Российскую империю) во всех их войнах против ВКЛ и Речи Посполитой, а параллельно всячески чернить нашу историю и наше государство.
Так, авторы цикла сочли Статуты ВКЛ «очень плохими». Дескать, они «окончательно закрепостили крестьян». На самом деле ныне даже школьники знают, что в ВКЛ никогда не было крепостного права — в Европе оно существовало только в Пруссии и в Московии (России). А у нас впервые появилось после оккупации Россией в 1772 -
1795 годах. Статуты BKЛ закрепили отношения вассалитета между крестьянами и помещиками: помещики имели право получать с крестьян натуральный налог (сельхозпродукцией), но не могли безраздельно распоряжаться их личной свободой, не говоря уже о жизни, не могли покупать их и продавать — в отличие от Московии (а затем России).
Авторам цикла (как и российским историкам) присуща еще одна странность: в тех случаях, когда наш народ воевал против Москвы, они именуют его «литовцами», когда же им кажется, что имело место союзничество, речь идет уже о «беларусах». Например: «беларусы бок о бок с русскими защищали Полоцк от литовцев Батория». Такое шизофреническое раздвоение сознания проявляется у них во всем. Например, шляхту BKЛ, беларускую по крови (если научно — генетически беларускую), они называют «литовской» и противопоставляют «беларускому народу». Беларусов-католиков и беларусов-протестантов обязательно именуют «литовцами».
Иными словами, они откровенно спекулируют на невежестве масс. Не совсем ясно только одно — с какой целью? Они что, хотят, чтобы беларусы «со слезами радости» опять стали частью «великой России»? Так скажите это прямо и не морочьте людям головы.
Авторы цикла нашли «вредной для беларусов» и Унию с поляками. Они ее подали как «захват Беларуси Польшей», хотя в действительности инициатором Унии была именно наша сторона, а не польская. Вацлав Ластовский еще в 1910 году в своей «Краткой истории Беларуси» указал, что мы ее добивались от поляков на протяжении 168 лет десять попыток сделали (! ) —в 1401, 1413, 1438, 1451, 1499, 1501, 1563, 1564, 1566, 1567 годах. Удалось лишь на одиннадцатый раз — в 1569 году. То есть это давным-давно известный факт, но Гигин и компания сознательно его скрыли.
Скрыли они и то, что Литва-Беларусь стремилась к Унии вследствие постоянных вторжений Московии, ибо ВКЛ физически не могла одна отражать их. Так нет же, вывернули историю наизнанку, безапелляционно утверждая, будто бы «знать ВКЛ была против Унии и за царя Ивана Грозного».
В Унии с Польшей Великое княжество Литовское сохранило свои законы (Статуты), власть своих магнатов (все канцлеры были беларусы), свободу веры, свою денежную систему (монетные дворы в Гродно и Вильне продолжали чеканить талеры, шелеги и гроши ВКЛ), свою армию, свой государственный язык (в Польше им был латинский)[47]. Нет же — ведущий жалуется, что «мы стали рабами Польши», что «формально это была федерация, но заправляли в ней поляки».
Интересно, почему авторы цикла не воспринимают судьбу жителей Полоцка как свидетельство превращения наших предков в «рабов Московии». Ведущий сказал: «с созданием Речи Посполитой мы похоронили независимость литовско-русского государства». Позвольте, а московская оккупация чем была, если не уничтожением независимости этого самого литовско-русского государства?
Таким образом, мы видим, что для сценариста и режиссера данного телевизионного сериала высшей ценностью является вовсе не наше беларуское государство (называвшееся в XVI веке Литвой), а власть Москвы над нами.
«Освободитель» Иван Грозный.
Предположим, Иван Грозный «освобождал» Полоцк от «ига литвинов» (каковыми тогда являлись беларусы, несмотря на то что авторы цикла манипулируют названиями ради подмены их содержания). Но от кого он, скажите на милость, «освобождал» Новгород, Псков и Тверь? Ведь по логике авторов цикла, и там московский деспот выступал в роли «освободителя».
Как происходило «освобождение» этих городов, подробно рассказал современник событий Александр Гваньини (Alexander Gwagninus) в своей книге «Описание Московии». Он в третьей четверти XVI века служил в армии ВКЛ, участвовал в войнах с Московией[48]. Особо обратите внимание на то, как Иван IV поступил с духовенством и храмами, поскольку авторы цикла сочиняют басни о том, что «мы с московскими братьями были одной православной веры» и что «московский царь хотел помочь православным беларусам, изнывавшим от ига католиков».
Вот что писал Гваньини:
«О жестоком тиранстве великого князя московского, которое он совершил в 1569 году по Рождестве Христовом в Новгороде Великом, Пскове, Твери и Нарве.
В 1569 году по Рождестве Христовом государь Московии узнал, что новгородцы, псковичи и тверяки питают некоторое расположение к королю польскому и великому князю литовскому[49]. Тотчас он стал раздумывать, как им отомстить, и для того, чтобы захватить их неожиданно и врасплох, он прежде всего поступил следующим образом. Всем людям обоего пола, как мужчинам, так и женщинам, как старикам, так и детям, он запретил под страхом смертной казни ходить и ездить по дороге, ведущей из Московии в Новгород Великий.
Потом, снарядив многочисленное войско, он выступил из своего дворца в Александровой слободе, чтобы отомстить новгородцам и уничтожить их до основания. Семьсот дозорных приспешников он послал впереди, столько же сзади и со всех сторон: они выслеживали всех, шедших по запрещенной дороге, и кого находили, изрубали топорами вместе с лошадьми, повозками и всем прочим, так что ни из Новгорода в Московию, ни из Московии в Новгород никто не мог попасть живым, и никто не мог узнать намерения государя и куда он метит, кроме одного секретаря Афанасия Вяземского.
Все это делалось так осторожно и хитро, чтобы застать новгородцев врасплох и чтобы они никуда не смогли ускользнуть.
И только тогда, когда он со своим войском был в полумиле от Новгорода Великого, поняли несчастные новгородцы, что настал для них судный день: ведь царевы приспешники, эмиссары и всадники жестоко опустошали новгородский тракт огнем и мечем, всех людей, какого бы состояния они ни были, знать и простонародье, резали, вешали и рассекали на части. Сверх того, они истребляли весь вьючный скот, деревни и села они предавали огню; дозорные же приспешники, которые стерегли проезд по дорогам, никому не позволяли пройти после государя (даже собственному его слуге), но всех, кто ни попадался, изрубали. Ведь великий князь боялся заговора и козней против себя со стороны своих подданных, бояр и дворян.
Наконец, в самый Новгород Великий он послал вперед несколько тысяч приспешников с татарской конницей для того, чтобы они грабили и отнимали у горожан все имущество, а сам пошел вперед со всем войском и приказал всех встречных убивать, рубить на части, топтать лошадьми, вешать. Сам он вместе со старшим сыном очень многих собственноручно пронзил копьем. Потом он приказал огородить деревянным забором с бревнами две обширные площади и заполнить их закованными именитыми гражданами. Там, вместе с сыном, он колол их и рубил, наскакивая на лошадях, подгоняемых шпорами, до тех пор, пока оба не изнемогли, запыхавшись.
Наконец, он с негодованием сказал собравшимся вокруг приспешникам: «Наваливайтесь на этих вероломных, секите их, рассекайте, уничтожайте и никого не оставляйте в живых». Те тотчас, в мгновение ока бросились на эту толпу связанных горожан, всех до единого порубили и бросили в воду. Потом нескольким сотням человек он приказал выйти на замерзшую реку, которая протекает через город, и обрубить вокруг них лед. Обрубленный лед устремился на дно, и они все потонули в воде.
Такую вот расправу учинил великий князь в знаменитом Новгороде Великом, первом во всей Руссии городе: две тысячи семьсот семьдесят горожан, не считая бедного люда и женского пола, было уничтожено и потоплено. Он приказал также разграбить сто семьдесят пять монастырей в Новгородской области, некоторые безжалостно предать огню, монахов перебить и утопить.
Он отдал в качестве добычи своим приспешникам шелковые одежды горожан и прочие их уборы, а золото и серебро забрал себе (огромное его количество он добыл, разграбив церкви и сокровища купцов), кроме того, приказал дочиста разграбить дома горожан, изломать их и разрушить. Такие убытки он причинил купцам и прочим гражданам этого знаменитого города, что их невозможно возместить и правильно исчислить. Он также приказал бросить в огонь и превратить в ничто огромные массы воска, которые лежали у купцов лет по двадцати и более; а ведь воск и звериные шкуры были для новгородцев главным товаром.
И когда он почти совершенно опустошил упомянутый город и разграбил почти всю его округу, он отправил пятьсот конников в пограничный с Ливонией город Нарву, где новгородцы обычно складывали свои товары. Он приказал объявить по всему городу, чтобы никто не смел под страхом смертной казни и конфискации всего имущества ни покупать, ни присваивать новгородские товары. Все же нарвские жители, которые тайно купили у новгородцев хоть какиенибудь товары, были изрублены и брошены в озеро, а их владения вместе с домами были сожжены. Бедняков же и нищих, которые из-за страшного голода (усилившегося в то время) варили и ели трупы убитых, приспешники, по приказанию государя, убили и утопили убитых в реке, а все товары разного рода, принадлежавшие новгородцам, которые разыскали, снесли в одно место и сожгли.
Что случилось с епископом новгородским.
Когда государь Московии столь жестоко расправился с Новгородом Великим, его пригласил откушать архиепископ этого города (по-русски его называют владыкой). В час, назначенный для трапезы, он весьма бесцеремонно пришел, окруженный отрядом вооруженных приспешников. Во время трапезы он приказал совершенно разграбить храм св. Софии, в котором была масса золота и серебра (в него почти все граждане сносили свои богатства как в наиболее безопасное место). Затем, когда трапеза была закончена, он содрал с архиепископа (который пригласил его откушать) все украшения и епископское облачение, говоря:
«Менее всего надлежит тебе быть архиепископом, но, скорее, флейтистом или волынщиком, а также вожаком медведей, обученных пляскам. Для этого лучше тебе взять жену, которую я тебе выбрал». Прочим же священникам и настоятелям монастырей, которые принимали участие в трапезе, он сказал:
«Вас всех я приглашаю на свадебное торжество нашего архиепископа, но нужно, чтобы вы внесли необходимую сумму денег для подготовки к этому пиру».
Все священники и настоятели были вынуждены отсчитать великому князю предписанную сумму, чтобы не быть совершенно ограбленным до мельчайшей монетки; под страхом пыток они отдали по настоянию государя все серебро, кто сколько имел. И вот, когда он выколотил из них и вымучил угрозами и пытками эти взносы, он велел привести жеребую белую кобылу и, указывая на нее архиепископу пальцем, сказал: «Ну, вот тебе жена, садись на нее и отправляйся в Московию, а там зачисляйся в труппу флейтистов и гитаристов, которые водят пляшущих медведей». Этот несчастный нехотя был вынужден взгромоздиться на брюхатую кобылу, одетый в рваные лохмотья, а когда он сел верхом, то, по приказанию государя, ему связали ноги под брюхом лошади; затем сам великий князь сунул этому архиепископу инструменты, вероятно, лиру, флейту, дудку и гитару, говоря:
«Ну, вот, у тебя есть инструменты твоего искусства, ведь тебе больше улыбается должность гитариста, чем архиепископа. Итак, упражняйся на этих музыкальных инструментах и отправляйся в труппу гитаристов в Московию». И тот был вынужден, сидя на кобыле со связанными под ее брюхом ногами, ехать по всему городу и дуть в волынку и пытаться наиграть песню на пронзительно свистящих дудках (никогда раньше не учившись подобной музыке). Таким вот образом упомянутому архиепископу Новгородскому, лишенному сана, ограбленному, потерявшему все свое добро, было нанесено несказанное бесчестие и позор».
Прерву цитату, чтобы уточнить: в Московии новгородского архиепископа Пимена повесили. Далее Иван Грозный, как «большой друг православия», сделал следующее:
«Совершив это, он приказал монахов, игуменов, настоятелей монастырей и прочих церковнослужителей, лишенных всего имущества, предать смерти различными способами: изрубить топорами, заколоть пиками, утопить.
После этого, схватив некоего знатного мужа по имени Федор Сырков, он приказал привести к себе в лагерь, расположенный в полумиле от Новгорода; тут он велел обвязать его поперек туловища длинной веревкой и бросить в реку Волхов. Когда он уже почти захлебнулся, его вытащили обратно, и великий князь задал ему такой вопрос: «Скажи мне, что ты видел на дне реки? » Тот ответил:
«Я видел, как все демоны, великий князь, которые живут в этой реке и в озерах Ладоге, Сладоге и Кармине, собрались, чтобы похитить твою душу и увлечь ее в Тартар». На это великий князь возразил: «Верно ты сказал, я отблагодарю тебя за то, что ты не утаил от меня это видение». И тотчас он приказал схватить его и погрузить его ноги до колен в медный котел с кипящей водой и варить до тех пор, пока не укажет все свои сокровища; а был он очень богат и за свой счет основал и построил двенадцать монастырей. И так как он варился столь жестоко и без всякого милосердия, то указал он тридцать тысяч флоринов серебряной монетою. Наконец, по приказанию государя, он был вместе с братом Алексеем расчленен и брошен в ближайшую реку.
Жестоко разорив вконец этот замечательный город, древнейший и известнейший во всей Руссии, он отправился к обширнейшему городу Пскову, до известной степени похожему на Новгород, чтобы так же по-вражески расправиться с ним… У горожан и купцов побогаче он отнял золото и серебро, а некоторых монахов приказал убить, рассечь на части, потопить; две знаменитые богатые церкви разграбил; наконец, со всех церквей снял колокола.
Совершив это во Пскове, он отправился в знаменитый город Тверь, некогда местопребывание тверских князей. Там он учинил такое же тиранство, как и в Новгороде Великом: поубивал и потопил горожан, похитил все их движимое и недвижимое имущество. Храмы Божие он лишил золота и серебра; пятьсот литовцев и русских, которые были взяты в плен в крепости Полоцке и там же содержались в тюрьмах, он приказал удушить и перебить».
Все это — абсолютно то же самое, что сделал царь в Полоцке. Именно такое смертоубийство авторы цикла «Летопись времен» бесстыдно называют «освобождением» и «помощью православию»!
Никогда Польский Костел не учинял в наших землях даже тысячной доли тех зверств религиозного геноцида, который творила
Москва в отношении греческого православия (истинного, в отличие от несторианской ереси! ). Все, что смогли найти авторы сериала «Летопись времен» в ряду «злодеяний католиков» (а искали усиленно), — это сожжение иезуитами протестантских книг (подчеркиваю — протестантских, не православных).
Видимо, они считают «помощью нашему православию» зверские убийства священников и монахов, ограбление церквей и монастырей, вывоз церковных колоколов — то, что произошло в Полоцке и Новгороде, Пскове и Твери. Ну, а вершиной «единоверной православной помощи» авторы телепрограммы, видимо считают устроенную педерастом Иваном Васильевичем «свадьбу» новгородского архиепископа Пимена с кобылой.
* * *
Понятно, что приведенные выше факты в Москве сегодня замалчивают, а вместо них распространяют бредовые вымыслы о «злодеяниях католиков». Откроем, например, российский журнал «Русский Дом» (на обложке написано: «Журнал издается по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II»), В одном из номеров он напечатал статью Ивана Мартынова, проректора Могилевского университета, которая называется «Русофобия по-белорусски». В ней автор пишет:
«Преследуемые католическим духовенством, иезуитами, фанатичной польской шляхтой, а впоследствии и самим правительством Польши, обездоленные и униженные православные белорусы и украинцы в течение почти двух веков, когда входили в состав Речи Посполитой, кровью и слезами платили за свою веру, свою национальность. Православных варили в котлах, жгли на медленном огне, терзали железными когтями, сажали на спицы, травили собаками».
Так поступали с православными Украины, Беларуси, Твери, Пскова и Новгорода вовсе не католики, а только московиты, которые как раз и не были одной веры с нами. Мартынов привел описание излюбленных зверств Ивана «Грозного», считавшего греческое православие «ересью», ибо оно не почитало его как своего «богоцаря». Приписывать азиатские зверства московитов беларуским и польским католикам — вершина ухищрений сторонников московского великодержавия.
При этом я не знаю ни одного примера, чтобы католики-беларусы (коих у нас было 38% населения в период ВКЛ, согласно «Атласу истории Беларуси» (с. 15), варили бы в котлах православных-беларусов греческой веры (коих было 39%). Бред невообразимый. Иван Мартынов по своему незнанию (простительному первокласснику, но не проректору университета) нашел нас, униатов, «православными РПЦ Москвы», хотя униатскую веру царь запретил своим указом только в 1839 году.
Еще у нас, согласно тому же «Атласу», было 4% русских староверов, 1, 5% протестантов, 10% иудеев, 1% мусульман, 6,5% православных московской веры. Так, может быть, именно последних католики «варили в котлах, жгли на медленном огне, терзали железными когтями, сажали на спицы, травили собаками»? Но почему такая избирательность — ведь под рукой находилось 10% иудеев, почему их никто не варил? Почему беглых московских староверов не трогали, и протестантов, и мусульман?
Ответ прост: это ложь.
Одна только Московская церковь с давних пор занималась массовым уничтожением иноверцев: иудеев, греко-православных, католиков, протестантов, староверов. Лишь мусульман она не трогала, так как церковь Московии была в Орде единой с исламом — ни
одного религиозного конфликта на этой почве историки не знают.
А вот ВКЛ-Беларусь резко отличалась от Московии толерантностью: здесь никого не преследовали из-за вероисповедания. Ибо нашим предкам были чужды ордынские представления московитов о том, что «монарх является богом» над холопами-аристократами, холопами-горожанами и рабами-крестьянами.
У нас светскую власть никто не равнял с Богом, поэтому всегда стояли рядом костелы, церкви, синагоги. Вот типичный пример: местечко Друя (ныне поселок в Браславском районе). В 1643 году там было 306 жилых домов и около двух тысяч жителей. Это население молилось в 7 православных церквах (включая униатские), 4 католических костелах и одной синагоге. Храмы эти стояли почти рядом друг с другом. Люди уважали другие конфессии, никто никого не порывался «варить в котлах».
Менталитет у нас всегда был иной, чем у восточного соседа. Полная ему противоположность.
Менталитет раба власти.
Сам народ Московии своим менталитетом кардинально отличался от населения Новгорода, Пскова и Твери, не говоря уже о литвинах[50]. Новгородское, Полоцкое и Псковское государства были феодальными республиками, а не монархиями. А вот в Москве жил совсем иной народ. Читаем у Гваньини:
«В конце концов, все — как вельможи, так и чиновники, как люди светского сословия, так и духовного, — официально признают, что воля государева есть воля Божья и, что бы государь ни совершил, хотя бы и ошибочное, он совершил по воле Божьей. Поэтому они даже верят, что он — ключник и постельничий Бога и исполнитель его воли. Почему и сам государь, если когда-нибудь к нему доходят просьбы советников о чемнибудь полезном, обычно отвечает: «Сделаю, если Богу будет угодно или Бог повелит». Также если о чем-нибудь неизвестном или сомнительном спросить московитов, то все они обычно отвечают: «Про то ведает Бог или великий князь», или: «Так угодно Богу и великому государю».
… И даже если государь поступает дурно или к ущербу для государства, все это восхваляют как деяние благое и весьма полезное.
… Таким же образом он, по своему усмотрению, выбирает и низлагает митрополитов, епископов, священников, монастырских игуменов; и вообще всех угнетает тяжелой зависимостью, как было выше рассказано более подробно….Но так как весь народ, подчиненный московскому князю, предпочитает подвластное положение свободе, то неизвестно, не требует ли он такого тирана, соответствующего его нравам, который смог бы укротить их необузданность. Ведь большей частью в этих областях наблюдается, что рабы питают благодарность к господам, а жены к мужьям, если чаше от них терпят побои, так как считают это проявлением любви. Напротив того, если на них не обращают внимания, то они вымаливают какой-нибудь знак любви, к ним обращенный.
И не только слуги, но и многие знатные, видные люди и чиновники часто избиваются палками и публично, и приватно, по приказанию великого князя, и совершенно не считают это позором. Они даже хвастают, что государь этим самым выказывает им знак любви, а будучи наказаны, благодарят государя, говоря: «Буди здрав и невредим, господин, царь и князь великий, за то, что ты раба и селянина своего удостоил побоями поучить».
Таким образом, совершенно ясно, что властитель их вполне соответствует их нравам (подобно тому, как лягушки получили в цари аиста).
Но, кажется, этот государь московский, Иоанн Васильевич, в своей тирании преступает законы сверх меры (правосудие есть судья!), так что превзошел не только предшественников своих (которые творили это по нравам и обычаям народа), но и всех тех тиранов, которые были со времен до и после Рождества Христова вплоть до наших дней, как, например, Нерона, Валериана, Децина, Максимина, Юлиана и всех прочих».
Гваньини был прав. Московиты как нация рабов сами породили себе жуткого тирана «по нравам и обычаям народа». В том же Новгороде князю-психопату с замашками деспота сразу дали бы под зад ногой и с позором выгнали бы за городские стены[51]. Но если новгородцы могли устраивать у себя «оранжевые революции средневековья», то для московитов с их рабской психологией это казалось не просто «ужасным», но и «богопротивным».
Вот тут и проходит «водораздел» в восприятии истории. Создатели цикла «Летопись времен», по моему мнению, потому всюду дают исторические оценки с точки зрения интересов Москвы, а не нашей Литвы-Беларуси, что им самим присущ московский менталитет. Отвергается европейская традиция демократии (изначально присущая Киеву, Полоцку, Новогородку, Пскову, Новгороду как обществам военной или купеческой демократии) и приветствуется восточная традиция всеобщего рабства.
Все 122 года нашего пребывания в составе царской России (с 1795 года) и 70 лет пребывания в СССР российские правители старались привить населению бывшего ВКЛ свою рабскую психологию «по нравам и обычаям народа Московии». Как мы видим, применительно к авторам цикла «Летопись времен» сие мероприятие увенчалось полным успехом…
Глава 16. ЧТО ТАКОЕ «БЕЛАЯ РУСЬ»?
Многие беларуские авторы сегодня употребляют в статьях о нашем Отечестве термин «Белая Русь». Это словосочетание вообще активно используется — от марки водки до названия правительственного санатория в Сочи. Но в действительности термины «Беларусь» и «Белая Русь» — не тождественны, а различны по содержанию. Наша земля никогда не была «Русью», а только Литвой, «Белой Русью» в старину именовали Московию. Новое название нам навязали с востока после оккупации.
Откуда взялась «Белая Русь»?
На известной карте 1507 года, которую, например, привел Е. Е. Ширяев в книге «Беларусь: Русь Белая, Русь Черная и Литва в картах» (Минск, 1991 г. ) о Московии сказано, что она имеет второе название — «Белая Русь» (Russia Alba sive Moscovia, что означает «Белая Русь или Московия»), Об этом старом названии прекрасно знал Н. М. Карамзин. Он привел в своей «Истории государства Российского» письма, которые посылал в Рим Иван III перед своим браком с униаткой Софьей Палеолог в 1472 году. В них он подписывался как «князь Белой Руси». Это, напомню, был конец 1460-х — начало 1470-х годов, когда Московия еще состояла в Орде и не являлась самостоятельным государством.
Этот факт опровергает домыслы некоторых беларуских историков (вошедшие, к сожалению, в школьные учебники и даже в энциклопедии), согласно которым термин «Белая Русь» появился потому, что наши земли не были под татарами. Как видим, именно «Белая Русь» и была под татарами. Но речь идет о Москве и московитах.
Московия на этой карте выступает как часть некой «Великой Руси» (включающей Украину, Псков, Новгород, Тверь), с уточнением — «Русь Белая». Именно в таком аспекте следует искать ответ на вопрос, почему Московия названа на карте Белой Русью.
Откуда вообще взялось деление Руси по цветам на белую, черную и красную? Татары Золотой Орды имели традицию именовать стороны света цветами: черным, синим, красным и белым. Соответственно сторонам света они употребляли названия для частей Орды, в частности Московия, лежавшая в западном направлении, именовалась «Белой Ордой». К моменту создания карты в 1507 году (второй год правил Василий III, сын Ивана III) Московия только-только обрела статус «независимой» части Орды (напомню — после пресловутого «стояния на Угре» в 1480 году).
Вполне логично предположить, что украинцы (тогда именовавшиеся русинами), считали Московию старым владением киевских князей и потому именовали ее тоже «Русью» — но для смыслового отделения эту бывшую свою колонию обозначали с «приставкой». Какой? Такой приставкой как раз и могло быть сочетание «Белая Русь» — ибо она была «Белой Ордой» на протяжении 242 лет (с 1238 по 1480 год). То есть не надо было ничего изобретать: термин «Белая» закрепился за Московией во время ее пребывания в Орде. В переписке с властями Орды Иван III сам именовал себя князем «Белой Орды», в переписке с Европой — князем «Белой Руси».
Укрепив свой только что приобретенный суверенитет, Москва обозначила себя и своих соседей цветами в соответствии нормам Орды! Так появились Русь Белая, Русь Красная и Русь Черная — означающие у татар географически запад, север и юг. Восточная Синяя Русь не появилась лишь потому, что восточнее Москвы никакой Руси не было.
Подтверждение тому, что именно Московия, а вовсе не территория нынешней Беларуси на протяжении всей средневековой истории называлась «Белой Русью», мы находим и в книге Александра Гваньини «Описание Московии». Полное ее название таково:
«Описание Московии. Полное и правдивое описание всех областей, подчиненных монарху Московии, а также описание степных татар, крепостей, важных городов и, наконец, нравов, религии и обычаев народа. Присоединены, кроме того, и добросовестно описаны важные деяния и недавняя великая тирания нынешнего монарха Московии Иоанна Васильевича».
Он начинает свою книгу следующим образом:
«Я намерен, благосклонный читатель, описать Московию и пределы ее, коими она замкнута; я полагаю, что прежде всего надлежит мне рассказать, откуда берет она свое наименование. Это — некая область в центре Белой (как называют там) Руссии, лежащая на северо-востоке, от которой получают наименование Московии и все прочие области Руссии, лежащие вокруг (хотя и названные совершенно различными именами): жители их на местном языке называются московитами, и сам монарх областей Руссии именуется великим князем Московии. Далее, московиты были вначале малым и незначительным народом русских, но теперь уже благодаря прибавлению многих государств к Руссии, частично присоединенных на правах законного наследования, частично подчиненных силой или хитростью, она начала сильно расти за счет завоеванных и захваченных областей соседних народов».
Как видим, с первых строк автор указывает, что Москва — центр Белой Руси, и что Белой Русью являются также перечисляемые им «области вокруг» в лице Суздаля, Рязани, Мордовии, Пермии — и прочие финские территории нынешней Центральной России. Это и есть — в понимании московитов того времени — Белая Русь.
Современные российские переводчики книги увидели тут явное несовпадение с нынешним пониманием термина и потому поспешили дать комментарий к этому абзацу:
«Гваньини под Белой Руссией понимает западно-русские, прежде всего смоленские, земли Московского государства».
Это ложь: любой человек, способный читать, сам видит, что автор именно Москву называет лежащей в центре Белой Руси. Зачем же перевирать автора, навязывая ему Смоленск, о котором Гваньини, кстати, далее пишет, что тот как раз не является «Белой Русью», а только захвачен у Литвы.
Но самое замечательное в том, что любые обвинения Гваньини в «незнании» смысла термина Белая Русь, — просто смехотворны. Ведь он ряд лет служил в армии ВКЛ, участвовал в войнах с Московией и был комендантом Витебска. Специально обращаю внимание: являясь комендантом Витебска, он при этом не считал его беларуским и лежащим в Белой Руси — даже намека на такой подход нет у него. То есть в XVI веке земли нынешней Беларуси никто не считал «Белой Русью», это название относилось только к Московии.
Далее читаем в российском комментарии:
«Название встречалось как у его предшественников (Амброджо Контарини — gran Rossiabianca, Матвея Меховского — alba Russia), так и у поздних авторов.
Е. Е. Замысловский пишет: «У Мюнстера в описании Руссии находим и название Alba Russia — область близТанаиса и Меотийских болот, подвластную великому князю московскому. Иовий всю Московию называет Белой Руссией.
А Фра-Мауро, подразделяя всю Руссию на Белую, Черную и Червонную (Russia bianca, negra, rossa), замечает, что «это различие не имеет иной причины, как ту, что часть России по сю сторону Белого моря называется Белою, другая, что по ту сторону реки Черной, называется Черною, а та, что по ту сторону реки Червонной, называется Червонною».
Предполагается, что под именем Белого моря Фра-Мауро разумел Байкальское озеро. На карте его встречается также название Великой России». (Замысловский Е. Е. Описание Литвы, Самогитии, Руссии и Московии — Себастиана Мюнстера. — ЖМНП, 1880, № 9Е, с. 75-76)».
Тут дано нагромождение нелепиц (типа «Белое море — это Байкал»), призванных скрыть главное: что все древние авторы, писавшие о Московии, называли ее Белой Русью. Этот факт нынешние российские комментаторы (как и советские) считают «казусом», оставляя без объяснения. Но что же это за «казус» (ошибка, заблуждение, подмена понятий), если правители Московии сами себя именовали «князьями Белой Руси»?
Далее Гваньини пишет:
«Московия, по-местному называемая Москвой, обширнейший город, столица и метрополия всей Белой Руссии, подвластной великому князю московитов, вместе с областью или княжеством получила название от протекаюшей здесь местной реки, называемой Москвою».
Так при чем тут Смоленск? Автор ясно указывает: Москва — «столица и метрополия всей Белой Руссии». Какие еще могут быть «разночтения»?
Смена исторических понятий.
А теперь обратим внимание на странную судьбу термина «Белая Русь» в титулах московских правителей. Вначале в этих титулах «Белая Русь» активно присутствовала (например, у Ивана III, равно называвшегося в Орде «князем Белой Орды», затем Василия III, Ивана IV Грозного, Бориса Годунова, в титулах первых Романовых).
Но у Петра I термин «самодержец Белой Руси» исчез, вместо него появился другой — «самодержец России». Причина очевидна: усилиями Петра Московия (она же Белая Русь) сменила свое название на «Россию». И с той поры вплоть до Николая II в титулах царей больше не упоминалось, что они «самодержцы Белой Руси», хотя остались титулы самодержцев Великой Руси (новгородской) и Малой (украинской). Термин сей был заменен на «самодержец российский». А что касается территории нынешней Беларуси, то она, например, в титуле Николая II упомянута дважды: применительно к Восточной Беларуси — титулом «князь Витебский», к Центральной и Западной — титулом «Великий князь Литовский» (для нынешней Летувы был предусмотрен титул «князь Самогитский»). В своей книге Гваньини писал:
«Преимущественно, ввозятся в Московию из Литвы, Руссии и Польши, а также купцами других стран следующие товары: сукно всякого сорта и цвета, шелк и шелковые одежды, затканные золотом или серебром, драгоценные камни, золотые нитки, жемчуг и всякого рода драгоценные металлы».
Тот факт, что авторы прошлого четко отделяли истинную Русь (Украину) от Московии раздражает нынешних российских историков. Ведь именно под давлением царизма исконной Руси пришлось поменять свое название на «Окраина». Поэтому московские комментаторы и тут нашли нужным «вставить свое»:
«Названия Московия и Руссия могут быть неравнозначны; Матвей Меховский (1457—1523), польский историк и географ, например, различает их особенно четко: Руссия — страна, восточный край которой прилегает к реке Танаису и Меотийским болотам, т. е. югозападная Россия; Московия — земли к северо-востоку от Дона и Азова».
Что значит «могут быть неравнозначны»? Они и были тогда абсолютно разными по значению. Подмена понятий произошла значительно позже, а вот Александр Гваньини совершенно верно и четко показал реалии своего времени.
Его другая книга, изданная в Кракове в 1578 году на латыни, называется «Sarmatiae Europeae descriptio, quae regnum Poloniae, Letyaniam, Samogitiam, Russiam, Massoviam, Prussian, Pomeraniam, Livoniam, et Moschoviae, Tartariaeque partem complectitur».
Один лишь перевод этого названия разрушает «карточные дома» ложных исторических оценок российских «державников»:
«Сарматия Европейская, что включает королевства Польское, Литовское, Самогитское, Русское, Мазовецкое, Прусское, Померанское, Ливонское и Московию, частично также Тартарию».
Раскроем географическое расположение этих королевств. Польское — на территории Малой Польши (центр в Кракове), Литовское — на территории Беларуси (центр в Вильне), Самогитское — в нынешней Летуве (столицы у нее тогда не было), Русское — в землях Украины (центры в Киеве и Львове), Мазовецкое — на территории Великой Польши (центр в Варшаве), Прусское — столица в Кёнигсберге, Померанское — это герцогство Мекленбург (прежняя автономия полабских славян) и земли восточнее его, Ливонское — в Латвии (центр в Риге), Московия — теперешняя Россия (центр в Москве), Тартария — ныне тоже Россия (земли, захваченные у Орды).
С тех пор Мазовия стала Польшей, Самогития невесть почему считается «Литвой», а наша Литва — «Беларусью», Русь стала «Украиной», Московия и Тартария — «Россией». Если бы Александр Гваньини волшебным образом перенесся в наше время, то не поверил бы своим глазам. Во всяком случае, проживая в Витебске, он и вообразить не мог, что этот литовский город кто-то вздумает называть «беларуским».
Вот еще один важный для нас вопрос. Что считать Литвой? В своих книгах Гваньини указывает: литовцы — славяне, они говорят на славянском языке, в отличие от живущих севернее жемойтов, которые говорят на своем собственном языке, родственном языку жителей Ливонии. Например, он писал:
«Слово czar в русском языке означает «царь» (rex), a czarstvo — «царство» (regnum), и этим наименованием московиты называют своего государя: «царь всей Руссии». Прочие же славяне, как, например, поляки, богемцы, литовцы и другие, язык которых отличается от русского, называют царя другим именем, именно, «кроль» или «король», или «краль», а именем czar, как они считают, называется только император».
Тут сразу бросается в глаза: «Прочие же славяне, как например, поляки, богемцы, литовцы… » Российские комментаторы только и нашли, что сказать:
«Странное отнесение литовцев к славянам встречается и у других иностранцев, писавших о России, например, у Горсея, который считал, что литовский язык близко подходит к славянскому, и назвал последний самым богатым и изящным в мире».
Но что тут странного, если имеется в виду беларуский язык, который в эпоху BKЛ назывался литовским. Ведь в своей книге 1578 года Гваньини называет Литвой именно беларуские земли (в том числе Витебск, комендантом которого он был), а литовцами — жителей этих земель. Вот, например, типичная цитата:
«Когда литовцы неожиданно захватили весьма могучую крепость, называемую на их языке Борском…»
Хочется спросить: разве на языке летувисов Борcк может называться Борском? У них он обязательно имел бы «-ис» или «-ас» на конце. Притом Гваньини был участником описываемых событий, ибо служил в армии ВКЛ, и своих собратьев по оружию называл именно литовцами, вовсе не беларусами. Война шла как раз с «белорусцами-московитами».
Но вернемся к термину «Белая Русь». В конце книги Гваньини снова повторяет:
«Иные также называют государя Московии белым Цезарем (Caesar), в особенности его подданные, то есть царем или императором белой Руссии. Ведь как было сказано выше, Руссия, подчиненная московскому князю, называется белой, а та, которой правит король польский (хотя он владеет и частью белой), называется черной Руссией. Я полагаю, что государь московский потому называется белым царем, что жители всех областей, подчиненных его власти, большей частью носят белые одежды и шапки».
Конечно, мысль Гваньини насчет одежд и шапок кажется несерьезной. Название же Черной Руси «польской» относится — тут нет сомнений — только к Руси Галицкой и Волынской (то есть Красной, которую на некоторых картах именуют Черной). Именно эта Русь в то время была уже частью Польши, а не ВКЛ.
Упоминание о том, что польский король владеет и частью белой Руссии, я отношу не к Смоленску, а к другим территориям, которые в описываемый период входили в состав ВКЛ: скорее всего, подразумевались Чернигов и Новгород-Северский. Книга «Описание Московии» была издана в 1578 году, через 9 лет после создания конфедерации Речь Посполитая, и именно о восточных территориях BKЛ, спорных с Московией, говорит автор — вовсе не о землях нынешней Беларуси. Например, Витебск Гваньини четко именует Литвой, в нем живут литовцы, которые говорят на литовском (беларуском) языке.
В пространных объяснениях российские комментаторы и здесь сочли нужным вставить свои «пять копеек»:
«Рассуждение о причине наименования «белый царь» взято у Герберштейна и, очевидно, фантастично, но, во всяком случае, более реально, чем объяснение Флетчера: «В 1059 г. на венгерском престоле сидел некий Бела (это же имя имели и некоторые другие венгерские короли), от него и называется «белым» царский дом в России, тем более, что царь Иван Васильевич считал своими предками не русских, а германцев; русские же полагают, что венгры — часть германского народа» (Дж. Флетчер. О государстве русском. СПб., 1905, с. 12-13)».
Действительно, странно. Но вот то, что Иван Грозный находил предками московитов венгров, — вполне можно понять. Ибо нынешние русские (прежние московиты) — это и есть славянизированные финно-угры. Понятны также устремления Орды тюрок и финно-угров в Венгрию (куда мигрировали с Волги угры).
Ошибкой, конечно, было считать угров предками германцев — но вот Иван «Грозный» совершил эту ошибку. Однако его мнение о Московии как этнически финно-угорской стране было верным. Московия к славянам никакого отношения не имела: это страна окающих финнов, и само ее название — финское, от народа мокша. Финский этноним Moks с прибавкой Vа (вода) дал название реке Моксва, отчего и стал называться город Москва (в языке киевлян сочетание «кс» было труднопроизносимым и заменилось на привычное «ск»).
Кстати, Гваньини отметил, что московиты только в соборах молились на славянском языке, а в быту говорили на местных (то есть финских) диалектах.
Но я на другое обращаю внимание: российские комментаторы и здесь находят, что «рассуждение о причине наименования «белый царь» взято у Герберштейна и, очевидно, фантастично». Что же «фантастичного», если Карамзин привел документы, которые Иван III подписывал титулом «князь Белой Руси»?
А самое непонятное вот что: с чего это вдруг все средневековые авторы, называвшие Московию «Белой Русью», вдруг оказались «фантастами»? Зачем им надо было «фантастикой» заниматься? В чем смысл таких утверждений?
Видимо в том, что они никак не могли знать, что в 1840 году царизм переименует литвинов в «белоруссов». Конечно, после этого свидетельства о том, что беларусами в прошлом именовали только московитов, — начинают казаться «странными» либо даже «фантастическими». То есть московским историкам сегодня хочется видеть всю средневековую историческую литературу «фантастикой».
Но вот что по-настоящему странно: согласно оценкам всех российских историков, Александр Гваньини не ошибся ни в одном факте относительно того, что происходило в тогдашней Московии. И только одно они считают «фантастикой»: когда Гваньини называет Московию Белой Русью, государством вне исконной Руси (Украины), литовцев — славянами, а Литву — славянским государством. Это потому в нынешней России не признается, что противоречит ее сказочным великодержавным теориям о себе и о своих соседях. Мол, «фантастика» вовсе не то, что при царизме выдумали, а то, что было реальностью во время Александра Гваньини.
Факты и заблуждения.
Московию называли «Белой Русью» все историки того времени — при этом ни в коей мере не относя это название к землям нынешней Беларуси. Вот еще несколько примеров.
Амброджо Контарини (1474—1477) в книге «Путешествие в Персию» говорит об Иване III как о великом князе «Великой Белой Руси» — il duca Zuane, signer della gran Rossia Bianca:
«Итак, 26 сентября 1476 г. мы, с пением молитвы «Тебе бога хвалим» и вознося благодарения Богу, который избавил нас от множества бед и опасностей, вступили в город Москву, принадлежащий великому князю Иоанну, властителю Великой Белой Руси».
Франческо да Колло в книге «Доношение о Московии» (два тома, 1518—1519 гг. ) писал уже о сыне Ивана III — Василии III (отце Ивана Грозного):
«Престол сего великого Господина Василия, императора и Государя всея Руси и великого Князя находится в городе Московии, окружность которого — три с половиной лиги…. Имеет сей князь под господством и полною властью своею одну и другую Русь целиком, то есть черную и белую, кои суть царства громаднейшие. Черная, которая именуется Русью Королевской, почти непрерывно ведет войну против Южной Ливонии и весьма часто ведет сражения на замерзшем море. Белая же Русь ведет войну против Ливонии Северной и весьма часто сражается в северном Ливонском море, иногда же на озере Пейбус (Чудское озеро), замерзающем со стороны сей Белой Руси. И одна и другая Русь вместе ведут войну против Короля Польского и Великого Герцога Литовского и против Самогитов, Прусов и Курляндцев».
Как видим, тут Белая Русь — сама Московия, а Черная Русь — Псковское государство. Что наглядно изображено на знаменитой карте Олафа Магнуса «Carta Marina» (более известной изображениями всяких диковинных морских чудовищ в левой ее части). В правой нижней части обозначены две половины Московии — Руссия Белая (на территории нынешней Ленинградской области) и Руссия черная (точно в районе Пскова). Вся нынешняя Беларусь на карте названа Литвой, а нынешняя Республика Летува — Самогитией (Жемойтией).
Климент Адамс в книге «Английское путешествие к московитам» (1553 г. ) в самом начале текста указывает: «Московия, называемая и Белою Русью, есть обширнейшая страна».
Подобное цитирование можно продолжить. Казалось бы — все ясно: Белая Русь — это и есть Московия, сей термин к нынешней Беларуси никакого отношения не имеет. Нет же — историки все равно пытаются доказать обратное.
Например, советские историки неоднократно заявляли, будто бы «к Белой Руси в XVI веке» относили восточные области нынешней Беларуси. На самом деле, как мы выше убедились, ни в одном документе той эпохи ничего подобного нет, термин «Белая Русь» касается только Московии. Нет же, где-то выцарапали тот факт, что в привилее короля Стефана Батория рижским купцам от 1581 года «Белая Русь» фигурирует как название одной из провинций Речи Посполитой (наряду с Литвой, Жемойтией и прочими).
Однако содержание документа показывает, что речь идет именно об этнических землях московитов, захваченных у Москвы. Напомню, что в то время спорными считались все земли Московии, ранее входившие в состав BKЛ — до Можайска.
Советских историков нетрудно понять — им надо было как-то обосновать власть Москвы над нашей страной, обосновать власть метрополии над колонией в рамках российского, а затем советского колониализма. Но именно поэтому представляется чудовищным повторение этого мифа современными беларускими историками (вовсе не промосковскими, а патриотами своего Отечества) — да еще и с попытками «обоснования».
Вот, например, что пишет один беларуский историк, имя которого не называю из-за своих симпатий к нему.
«Появилось и название «беларусцы». Так называли себя жители этнической Беларуси с конца XVI века: «литвин беларусец Ошмянского повета», «литовка беларуска Мстиславского повета», «беларусец Лидского повета», «витебчанин беларусец посадский человек» и т. д. Слова «литвин», «литовский» означали тут принадлежность к государству, а «беларусец — этно-религиозное самоопределение».
Уважаемый автор стал жертвой научной ошибки: он полагает, что термин «Белая Русь» якобы относится только к нынешним беларуским землям (игнорируя тот факт, что он в XVI веке — синоним Московии и московитов). А потому первые эпизодические упоминания в летописях ВКЛ термина «беларусец» отнес к «зарождению нашего самоназвания беларусы». Между тем, термином «беларусец» тогда в документах ВКЛ именовали вовсе не беларусов, а беженцев из Московии, из настоящей Белой Руси. Коих было тогда огромное количество: крестьяне массово бежали из Московии в ВКЛ, где не было жестокого крепостного права.
Доказать ошибку историка не составляет особого труда: в хорошо известных московских списках десятков тысяч пленных беларусов (главным образом в войне 1654—1667 гг. ) все беларусы (с фамилиями на «-ич») именуются только литвинами, нет в этих списках ни одного «беларусца». Потому что «беларусец» в те времена — это либо московит, либо человек, принявший московскую веру.
Поэтому выписки из документов, которые приводит историк (типа «витебчанин беларусец посадский человек»), касаются только московитов, поселившихся у нас. То же самое, кстати, можно увидеть в произведениях известного церковного деятеля Симеона Полоцкого, который термин «московиты» часто заменял тождественным ему по смыслу «беларусцы»[52].
Что же касается нашего народа, то вот факт — даже в 1950 году этнографы, опрашивая крестьян Минской области (составлявших тогда 70% населения области вместе с горожанами), установили, что никто не называл себя «беларусами». Были только два варианта ответа — «литвин» или «тутейший» (местный). Что уж говорить о далеком XVI веке, видя там «ростки самоназвания беларусец»? Не было такого!
А в середине XVII века термин «беларусец» уже не имел этнического содержания (в смысле — «московит»), он означал коллаборациониста. Например, в войне 1654—67 гг. «беларусцами» называли всех подряд: литвинов, жемойтов, украинцев, поляков, евреев — если только они приняли московскую веру и присягнули московскому царю.
Многие беларуские авторы сегодня употребляют в статьях о нашем Отечестве термин «Белая Русь». Это словосочетание вообще активно используется — от марки водки до названия правительственного санатория в Сочи. Но в действительности термины «Беларусь» и «Белая Русь» — не тождественны, а различны по содержанию. Наша земля никогда не была «Русью», а только Литвой, «Белой Русью» в старину именовали Московию. Новое название нам навязали с востока после оккупации.
Откуда взялась «Белая Русь»?
На известной карте 1507 года, которую, например, привел Е. Е. Ширяев в книге «Беларусь: Русь Белая, Русь Черная и Литва в картах» (Минск, 1991 г. ) о Московии сказано, что она имеет второе название — «Белая Русь» (Russia Alba sive Moscovia, что означает «Белая Русь или Московия»), Об этом старом названии прекрасно знал Н. М. Карамзин. Он привел в своей «Истории государства Российского» письма, которые посылал в Рим Иван III перед своим браком с униаткой Софьей Палеолог в 1472 году. В них он подписывался как «князь Белой Руси». Это, напомню, был конец 1460-х — начало 1470-х годов, когда Московия еще состояла в Орде и не являлась самостоятельным государством.
Этот факт опровергает домыслы некоторых беларуских историков (вошедшие, к сожалению, в школьные учебники и даже в энциклопедии), согласно которым термин «Белая Русь» появился потому, что наши земли не были под татарами. Как видим, именно «Белая Русь» и была под татарами. Но речь идет о Москве и московитах.
Московия на этой карте выступает как часть некой «Великой Руси» (включающей Украину, Псков, Новгород, Тверь), с уточнением — «Русь Белая». Именно в таком аспекте следует искать ответ на вопрос, почему Московия названа на карте Белой Русью.
Откуда вообще взялось деление Руси по цветам на белую, черную и красную? Татары Золотой Орды имели традицию именовать стороны света цветами: черным, синим, красным и белым. Соответственно сторонам света они употребляли названия для частей Орды, в частности Московия, лежавшая в западном направлении, именовалась «Белой Ордой». К моменту создания карты в 1507 году (второй год правил Василий III, сын Ивана III) Московия только-только обрела статус «независимой» части Орды (напомню — после пресловутого «стояния на Угре» в 1480 году).
Вполне логично предположить, что украинцы (тогда именовавшиеся русинами), считали Московию старым владением киевских князей и потому именовали ее тоже «Русью» — но для смыслового отделения эту бывшую свою колонию обозначали с «приставкой». Какой? Такой приставкой как раз и могло быть сочетание «Белая Русь» — ибо она была «Белой Ордой» на протяжении 242 лет (с 1238 по 1480 год). То есть не надо было ничего изобретать: термин «Белая» закрепился за Московией во время ее пребывания в Орде. В переписке с властями Орды Иван III сам именовал себя князем «Белой Орды», в переписке с Европой — князем «Белой Руси».
Укрепив свой только что приобретенный суверенитет, Москва обозначила себя и своих соседей цветами в соответствии нормам Орды! Так появились Русь Белая, Русь Красная и Русь Черная — означающие у татар географически запад, север и юг. Восточная Синяя Русь не появилась лишь потому, что восточнее Москвы никакой Руси не было.
Подтверждение тому, что именно Московия, а вовсе не территория нынешней Беларуси на протяжении всей средневековой истории называлась «Белой Русью», мы находим и в книге Александра Гваньини «Описание Московии». Полное ее название таково:
«Описание Московии. Полное и правдивое описание всех областей, подчиненных монарху Московии, а также описание степных татар, крепостей, важных городов и, наконец, нравов, религии и обычаев народа. Присоединены, кроме того, и добросовестно описаны важные деяния и недавняя великая тирания нынешнего монарха Московии Иоанна Васильевича».
Он начинает свою книгу следующим образом:
«Я намерен, благосклонный читатель, описать Московию и пределы ее, коими она замкнута; я полагаю, что прежде всего надлежит мне рассказать, откуда берет она свое наименование. Это — некая область в центре Белой (как называют там) Руссии, лежащая на северо-востоке, от которой получают наименование Московии и все прочие области Руссии, лежащие вокруг (хотя и названные совершенно различными именами): жители их на местном языке называются московитами, и сам монарх областей Руссии именуется великим князем Московии. Далее, московиты были вначале малым и незначительным народом русских, но теперь уже благодаря прибавлению многих государств к Руссии, частично присоединенных на правах законного наследования, частично подчиненных силой или хитростью, она начала сильно расти за счет завоеванных и захваченных областей соседних народов».
Как видим, с первых строк автор указывает, что Москва — центр Белой Руси, и что Белой Русью являются также перечисляемые им «области вокруг» в лице Суздаля, Рязани, Мордовии, Пермии — и прочие финские территории нынешней Центральной России. Это и есть — в понимании московитов того времени — Белая Русь.
Современные российские переводчики книги увидели тут явное несовпадение с нынешним пониманием термина и потому поспешили дать комментарий к этому абзацу:
«Гваньини под Белой Руссией понимает западно-русские, прежде всего смоленские, земли Московского государства».
Это ложь: любой человек, способный читать, сам видит, что автор именно Москву называет лежащей в центре Белой Руси. Зачем же перевирать автора, навязывая ему Смоленск, о котором Гваньини, кстати, далее пишет, что тот как раз не является «Белой Русью», а только захвачен у Литвы.
Но самое замечательное в том, что любые обвинения Гваньини в «незнании» смысла термина Белая Русь, — просто смехотворны. Ведь он ряд лет служил в армии ВКЛ, участвовал в войнах с Московией и был комендантом Витебска. Специально обращаю внимание: являясь комендантом Витебска, он при этом не считал его беларуским и лежащим в Белой Руси — даже намека на такой подход нет у него. То есть в XVI веке земли нынешней Беларуси никто не считал «Белой Русью», это название относилось только к Московии.
Далее читаем в российском комментарии:
«Название встречалось как у его предшественников (Амброджо Контарини — gran Rossiabianca, Матвея Меховского — alba Russia), так и у поздних авторов.
Е. Е. Замысловский пишет: «У Мюнстера в описании Руссии находим и название Alba Russia — область близТанаиса и Меотийских болот, подвластную великому князю московскому. Иовий всю Московию называет Белой Руссией.
А Фра-Мауро, подразделяя всю Руссию на Белую, Черную и Червонную (Russia bianca, negra, rossa), замечает, что «это различие не имеет иной причины, как ту, что часть России по сю сторону Белого моря называется Белою, другая, что по ту сторону реки Черной, называется Черною, а та, что по ту сторону реки Червонной, называется Червонною».
Предполагается, что под именем Белого моря Фра-Мауро разумел Байкальское озеро. На карте его встречается также название Великой России». (Замысловский Е. Е. Описание Литвы, Самогитии, Руссии и Московии — Себастиана Мюнстера. — ЖМНП, 1880, № 9Е, с. 75-76)».
Тут дано нагромождение нелепиц (типа «Белое море — это Байкал»), призванных скрыть главное: что все древние авторы, писавшие о Московии, называли ее Белой Русью. Этот факт нынешние российские комментаторы (как и советские) считают «казусом», оставляя без объяснения. Но что же это за «казус» (ошибка, заблуждение, подмена понятий), если правители Московии сами себя именовали «князьями Белой Руси»?
Далее Гваньини пишет:
«Московия, по-местному называемая Москвой, обширнейший город, столица и метрополия всей Белой Руссии, подвластной великому князю московитов, вместе с областью или княжеством получила название от протекаюшей здесь местной реки, называемой Москвою».
Так при чем тут Смоленск? Автор ясно указывает: Москва — «столица и метрополия всей Белой Руссии». Какие еще могут быть «разночтения»?
Смена исторических понятий.
А теперь обратим внимание на странную судьбу термина «Белая Русь» в титулах московских правителей. Вначале в этих титулах «Белая Русь» активно присутствовала (например, у Ивана III, равно называвшегося в Орде «князем Белой Орды», затем Василия III, Ивана IV Грозного, Бориса Годунова, в титулах первых Романовых).
Но у Петра I термин «самодержец Белой Руси» исчез, вместо него появился другой — «самодержец России». Причина очевидна: усилиями Петра Московия (она же Белая Русь) сменила свое название на «Россию». И с той поры вплоть до Николая II в титулах царей больше не упоминалось, что они «самодержцы Белой Руси», хотя остались титулы самодержцев Великой Руси (новгородской) и Малой (украинской). Термин сей был заменен на «самодержец российский». А что касается территории нынешней Беларуси, то она, например, в титуле Николая II упомянута дважды: применительно к Восточной Беларуси — титулом «князь Витебский», к Центральной и Западной — титулом «Великий князь Литовский» (для нынешней Летувы был предусмотрен титул «князь Самогитский»). В своей книге Гваньини писал:
«Преимущественно, ввозятся в Московию из Литвы, Руссии и Польши, а также купцами других стран следующие товары: сукно всякого сорта и цвета, шелк и шелковые одежды, затканные золотом или серебром, драгоценные камни, золотые нитки, жемчуг и всякого рода драгоценные металлы».
Тот факт, что авторы прошлого четко отделяли истинную Русь (Украину) от Московии раздражает нынешних российских историков. Ведь именно под давлением царизма исконной Руси пришлось поменять свое название на «Окраина». Поэтому московские комментаторы и тут нашли нужным «вставить свое»:
«Названия Московия и Руссия могут быть неравнозначны; Матвей Меховский (1457—1523), польский историк и географ, например, различает их особенно четко: Руссия — страна, восточный край которой прилегает к реке Танаису и Меотийским болотам, т. е. югозападная Россия; Московия — земли к северо-востоку от Дона и Азова».
Что значит «могут быть неравнозначны»? Они и были тогда абсолютно разными по значению. Подмена понятий произошла значительно позже, а вот Александр Гваньини совершенно верно и четко показал реалии своего времени.
Его другая книга, изданная в Кракове в 1578 году на латыни, называется «Sarmatiae Europeae descriptio, quae regnum Poloniae, Letyaniam, Samogitiam, Russiam, Massoviam, Prussian, Pomeraniam, Livoniam, et Moschoviae, Tartariaeque partem complectitur».
Один лишь перевод этого названия разрушает «карточные дома» ложных исторических оценок российских «державников»:
«Сарматия Европейская, что включает королевства Польское, Литовское, Самогитское, Русское, Мазовецкое, Прусское, Померанское, Ливонское и Московию, частично также Тартарию».
Раскроем географическое расположение этих королевств. Польское — на территории Малой Польши (центр в Кракове), Литовское — на территории Беларуси (центр в Вильне), Самогитское — в нынешней Летуве (столицы у нее тогда не было), Русское — в землях Украины (центры в Киеве и Львове), Мазовецкое — на территории Великой Польши (центр в Варшаве), Прусское — столица в Кёнигсберге, Померанское — это герцогство Мекленбург (прежняя автономия полабских славян) и земли восточнее его, Ливонское — в Латвии (центр в Риге), Московия — теперешняя Россия (центр в Москве), Тартария — ныне тоже Россия (земли, захваченные у Орды).
С тех пор Мазовия стала Польшей, Самогития невесть почему считается «Литвой», а наша Литва — «Беларусью», Русь стала «Украиной», Московия и Тартария — «Россией». Если бы Александр Гваньини волшебным образом перенесся в наше время, то не поверил бы своим глазам. Во всяком случае, проживая в Витебске, он и вообразить не мог, что этот литовский город кто-то вздумает называть «беларуским».
Вот еще один важный для нас вопрос. Что считать Литвой? В своих книгах Гваньини указывает: литовцы — славяне, они говорят на славянском языке, в отличие от живущих севернее жемойтов, которые говорят на своем собственном языке, родственном языку жителей Ливонии. Например, он писал:
«Слово czar в русском языке означает «царь» (rex), a czarstvo — «царство» (regnum), и этим наименованием московиты называют своего государя: «царь всей Руссии». Прочие же славяне, как, например, поляки, богемцы, литовцы и другие, язык которых отличается от русского, называют царя другим именем, именно, «кроль» или «король», или «краль», а именем czar, как они считают, называется только император».
Тут сразу бросается в глаза: «Прочие же славяне, как например, поляки, богемцы, литовцы… » Российские комментаторы только и нашли, что сказать:
«Странное отнесение литовцев к славянам встречается и у других иностранцев, писавших о России, например, у Горсея, который считал, что литовский язык близко подходит к славянскому, и назвал последний самым богатым и изящным в мире».
Но что тут странного, если имеется в виду беларуский язык, который в эпоху BKЛ назывался литовским. Ведь в своей книге 1578 года Гваньини называет Литвой именно беларуские земли (в том числе Витебск, комендантом которого он был), а литовцами — жителей этих земель. Вот, например, типичная цитата:
«Когда литовцы неожиданно захватили весьма могучую крепость, называемую на их языке Борском…»
Хочется спросить: разве на языке летувисов Борcк может называться Борском? У них он обязательно имел бы «-ис» или «-ас» на конце. Притом Гваньини был участником описываемых событий, ибо служил в армии ВКЛ, и своих собратьев по оружию называл именно литовцами, вовсе не беларусами. Война шла как раз с «белорусцами-московитами».
Но вернемся к термину «Белая Русь». В конце книги Гваньини снова повторяет:
«Иные также называют государя Московии белым Цезарем (Caesar), в особенности его подданные, то есть царем или императором белой Руссии. Ведь как было сказано выше, Руссия, подчиненная московскому князю, называется белой, а та, которой правит король польский (хотя он владеет и частью белой), называется черной Руссией. Я полагаю, что государь московский потому называется белым царем, что жители всех областей, подчиненных его власти, большей частью носят белые одежды и шапки».
Конечно, мысль Гваньини насчет одежд и шапок кажется несерьезной. Название же Черной Руси «польской» относится — тут нет сомнений — только к Руси Галицкой и Волынской (то есть Красной, которую на некоторых картах именуют Черной). Именно эта Русь в то время была уже частью Польши, а не ВКЛ.
Упоминание о том, что польский король владеет и частью белой Руссии, я отношу не к Смоленску, а к другим территориям, которые в описываемый период входили в состав ВКЛ: скорее всего, подразумевались Чернигов и Новгород-Северский. Книга «Описание Московии» была издана в 1578 году, через 9 лет после создания конфедерации Речь Посполитая, и именно о восточных территориях BKЛ, спорных с Московией, говорит автор — вовсе не о землях нынешней Беларуси. Например, Витебск Гваньини четко именует Литвой, в нем живут литовцы, которые говорят на литовском (беларуском) языке.
В пространных объяснениях российские комментаторы и здесь сочли нужным вставить свои «пять копеек»:
«Рассуждение о причине наименования «белый царь» взято у Герберштейна и, очевидно, фантастично, но, во всяком случае, более реально, чем объяснение Флетчера: «В 1059 г. на венгерском престоле сидел некий Бела (это же имя имели и некоторые другие венгерские короли), от него и называется «белым» царский дом в России, тем более, что царь Иван Васильевич считал своими предками не русских, а германцев; русские же полагают, что венгры — часть германского народа» (Дж. Флетчер. О государстве русском. СПб., 1905, с. 12-13)».
Действительно, странно. Но вот то, что Иван Грозный находил предками московитов венгров, — вполне можно понять. Ибо нынешние русские (прежние московиты) — это и есть славянизированные финно-угры. Понятны также устремления Орды тюрок и финно-угров в Венгрию (куда мигрировали с Волги угры).
Ошибкой, конечно, было считать угров предками германцев — но вот Иван «Грозный» совершил эту ошибку. Однако его мнение о Московии как этнически финно-угорской стране было верным. Московия к славянам никакого отношения не имела: это страна окающих финнов, и само ее название — финское, от народа мокша. Финский этноним Moks с прибавкой Vа (вода) дал название реке Моксва, отчего и стал называться город Москва (в языке киевлян сочетание «кс» было труднопроизносимым и заменилось на привычное «ск»).
Кстати, Гваньини отметил, что московиты только в соборах молились на славянском языке, а в быту говорили на местных (то есть финских) диалектах.
Но я на другое обращаю внимание: российские комментаторы и здесь находят, что «рассуждение о причине наименования «белый царь» взято у Герберштейна и, очевидно, фантастично». Что же «фантастичного», если Карамзин привел документы, которые Иван III подписывал титулом «князь Белой Руси»?
А самое непонятное вот что: с чего это вдруг все средневековые авторы, называвшие Московию «Белой Русью», вдруг оказались «фантастами»? Зачем им надо было «фантастикой» заниматься? В чем смысл таких утверждений?
Видимо в том, что они никак не могли знать, что в 1840 году царизм переименует литвинов в «белоруссов». Конечно, после этого свидетельства о том, что беларусами в прошлом именовали только московитов, — начинают казаться «странными» либо даже «фантастическими». То есть московским историкам сегодня хочется видеть всю средневековую историческую литературу «фантастикой».
Но вот что по-настоящему странно: согласно оценкам всех российских историков, Александр Гваньини не ошибся ни в одном факте относительно того, что происходило в тогдашней Московии. И только одно они считают «фантастикой»: когда Гваньини называет Московию Белой Русью, государством вне исконной Руси (Украины), литовцев — славянами, а Литву — славянским государством. Это потому в нынешней России не признается, что противоречит ее сказочным великодержавным теориям о себе и о своих соседях. Мол, «фантастика» вовсе не то, что при царизме выдумали, а то, что было реальностью во время Александра Гваньини.
Факты и заблуждения.
Московию называли «Белой Русью» все историки того времени — при этом ни в коей мере не относя это название к землям нынешней Беларуси. Вот еще несколько примеров.
Амброджо Контарини (1474—1477) в книге «Путешествие в Персию» говорит об Иване III как о великом князе «Великой Белой Руси» — il duca Zuane, signer della gran Rossia Bianca:
«Итак, 26 сентября 1476 г. мы, с пением молитвы «Тебе бога хвалим» и вознося благодарения Богу, который избавил нас от множества бед и опасностей, вступили в город Москву, принадлежащий великому князю Иоанну, властителю Великой Белой Руси».
Франческо да Колло в книге «Доношение о Московии» (два тома, 1518—1519 гг. ) писал уже о сыне Ивана III — Василии III (отце Ивана Грозного):
«Престол сего великого Господина Василия, императора и Государя всея Руси и великого Князя находится в городе Московии, окружность которого — три с половиной лиги…. Имеет сей князь под господством и полною властью своею одну и другую Русь целиком, то есть черную и белую, кои суть царства громаднейшие. Черная, которая именуется Русью Королевской, почти непрерывно ведет войну против Южной Ливонии и весьма часто ведет сражения на замерзшем море. Белая же Русь ведет войну против Ливонии Северной и весьма часто сражается в северном Ливонском море, иногда же на озере Пейбус (Чудское озеро), замерзающем со стороны сей Белой Руси. И одна и другая Русь вместе ведут войну против Короля Польского и Великого Герцога Литовского и против Самогитов, Прусов и Курляндцев».
Как видим, тут Белая Русь — сама Московия, а Черная Русь — Псковское государство. Что наглядно изображено на знаменитой карте Олафа Магнуса «Carta Marina» (более известной изображениями всяких диковинных морских чудовищ в левой ее части). В правой нижней части обозначены две половины Московии — Руссия Белая (на территории нынешней Ленинградской области) и Руссия черная (точно в районе Пскова). Вся нынешняя Беларусь на карте названа Литвой, а нынешняя Республика Летува — Самогитией (Жемойтией).
Климент Адамс в книге «Английское путешествие к московитам» (1553 г. ) в самом начале текста указывает: «Московия, называемая и Белою Русью, есть обширнейшая страна».
Подобное цитирование можно продолжить. Казалось бы — все ясно: Белая Русь — это и есть Московия, сей термин к нынешней Беларуси никакого отношения не имеет. Нет же — историки все равно пытаются доказать обратное.
Например, советские историки неоднократно заявляли, будто бы «к Белой Руси в XVI веке» относили восточные области нынешней Беларуси. На самом деле, как мы выше убедились, ни в одном документе той эпохи ничего подобного нет, термин «Белая Русь» касается только Московии. Нет же, где-то выцарапали тот факт, что в привилее короля Стефана Батория рижским купцам от 1581 года «Белая Русь» фигурирует как название одной из провинций Речи Посполитой (наряду с Литвой, Жемойтией и прочими).
Однако содержание документа показывает, что речь идет именно об этнических землях московитов, захваченных у Москвы. Напомню, что в то время спорными считались все земли Московии, ранее входившие в состав BKЛ — до Можайска.
Советских историков нетрудно понять — им надо было как-то обосновать власть Москвы над нашей страной, обосновать власть метрополии над колонией в рамках российского, а затем советского колониализма. Но именно поэтому представляется чудовищным повторение этого мифа современными беларускими историками (вовсе не промосковскими, а патриотами своего Отечества) — да еще и с попытками «обоснования».
Вот, например, что пишет один беларуский историк, имя которого не называю из-за своих симпатий к нему.
«Появилось и название «беларусцы». Так называли себя жители этнической Беларуси с конца XVI века: «литвин беларусец Ошмянского повета», «литовка беларуска Мстиславского повета», «беларусец Лидского повета», «витебчанин беларусец посадский человек» и т. д. Слова «литвин», «литовский» означали тут принадлежность к государству, а «беларусец — этно-религиозное самоопределение».
Уважаемый автор стал жертвой научной ошибки: он полагает, что термин «Белая Русь» якобы относится только к нынешним беларуским землям (игнорируя тот факт, что он в XVI веке — синоним Московии и московитов). А потому первые эпизодические упоминания в летописях ВКЛ термина «беларусец» отнес к «зарождению нашего самоназвания беларусы». Между тем, термином «беларусец» тогда в документах ВКЛ именовали вовсе не беларусов, а беженцев из Московии, из настоящей Белой Руси. Коих было тогда огромное количество: крестьяне массово бежали из Московии в ВКЛ, где не было жестокого крепостного права.
Доказать ошибку историка не составляет особого труда: в хорошо известных московских списках десятков тысяч пленных беларусов (главным образом в войне 1654—1667 гг. ) все беларусы (с фамилиями на «-ич») именуются только литвинами, нет в этих списках ни одного «беларусца». Потому что «беларусец» в те времена — это либо московит, либо человек, принявший московскую веру.
Поэтому выписки из документов, которые приводит историк (типа «витебчанин беларусец посадский человек»), касаются только московитов, поселившихся у нас. То же самое, кстати, можно увидеть в произведениях известного церковного деятеля Симеона Полоцкого, который термин «московиты» часто заменял тождественным ему по смыслу «беларусцы»[52].
Что же касается нашего народа, то вот факт — даже в 1950 году этнографы, опрашивая крестьян Минской области (составлявших тогда 70% населения области вместе с горожанами), установили, что никто не называл себя «беларусами». Были только два варианта ответа — «литвин» или «тутейший» (местный). Что уж говорить о далеком XVI веке, видя там «ростки самоназвания беларусец»? Не было такого!
А в середине XVII века термин «беларусец» уже не имел этнического содержания (в смысле — «московит»), он означал коллаборациониста. Например, в войне 1654—67 гг. «беларусцами» называли всех подряд: литвинов, жемойтов, украинцев, поляков, евреев — если только они приняли московскую веру и присягнули московскому царю.
Глава 17. НЕИЗВЕСТНАЯ ВОЙНА 1654-1667 годов.
В войне 1654—1667 гг. Московии против ВКЛ и Польши погиб каждый второй беларус. Это чудовищная трагедия нашего народа, поэтому вполне понятен интерес беларуских историков к ней, желание разобраться в деталях и восстановить всю правду. Однако сегодня российские историки расценивают это желание как «проявление беларуского национализма».
Они не отрицают сам факт гибели половины беларуского народа в этой войне. Но вот все заявления о том, что причиной столь жутких потерь стало вторжение войск Московии, гневно отвергают. Например, московский автор Александр Широкорад в газете «Независимое военное обозрение» написал в августе 2006 года: мол, это сами беларусы в лице беларуских партизан уничтожили половину своего народа, а войска московитов никакого отношения к тому не имеют.
Как мне кажется, истоки спора — в разном восприятии той войны. Россияне видят ее «неприятным актом агрессии» против беларусов, который им хочется забыть, или же изобразить как «руку братской помощи». А вот с точки зрения беларусов война XVII века, в которой погиб каждый второй житель страны, очень похожа на Великую Отечественную войну — и беспредельной жестокостью захватчиков, и чудовищными людскими потерями, и массовым партизанским движением.
При таком сравнении становится очевидной странность суждений Широкорада: ведь точно так и немецкие историки могут утверждать, что немцы не имеют никакого отношения к потерям населения БССР в 1941 — 1945 гг., ибо, по логике Широкорада, в гибели населения повинны только беларуские партизаны.
Отрицание геноцида.
Недавно российский журнал «Скепсис» дал «отлуп белорусским националистам», опубликовав статью Алексея Лобина «Неизвестная война 1654—1667 гг. ». Он пишет:
«Крушение Советского Союза и последующий «парад суверенитетов» стали мощным толчком для исторических спекуляций со стороны националистов в республиках бывшего Союза. Одной из тем подобных спекуляций стала Тринадцатилетняя война 1654—1667 гг., которая до сих пор недостаточно изучена отечественной историографией».
Беларуского историка Геннадия Сагановича Лобин именует «знаменосцем белорусского национализма» и в главке «Знаменосец национализма» рассказывает:
«В 1995 году в минском издательстве «Навука і тэхніка» вышла в свет книга Г. Сагановича «Невядомая вайна 1654—1667 гг. », посвященная событиям слабоизученной в историографии Тринадцатилетней войны между Речью Посполитой и Россией (никакой «России» тогда не было, была Московия. — В. Д.). Для человека, неискушенного в вопросах методологии исторического исследования, данный труд с подборкой источников, соответствующей идеологическим взглядам автора, может показаться верхом объективизма.
Для Белоруссии эта книга стала своего рода знаковой. Белорусские националисты получили некое научно обоснованное доказательство (автор, как-никак, имеет научную степень кандидата исторических наук! ) природной ненависти «Московии» к белорусам в 1654—1667 гг. Некоторые белорусские журнальные и газетные статьи, интернет-форумы наперебой пестрят обвинениями «москалей» в геноциде и в этнических чистках на территории Белоруссии, входившей тогда в состав Великого княжества Литовского (не «входившей», а являвшейся самой Литвой. — В. Д.).
Труд г-на Сагановича представляет собой идеологически выверенную работу, в которой основная вина за разорение Великого княжества Литовского перекладывается на действия «оккупантов» — русских войск (не русских, а московских, в них преобладали татары. — В. Д.). В советской историографии было принято писать о «народно-освободительной войне», «братской дружбе белорусского и русского народов», о «горячей поддержке населением русских войск» и т. д. Как верно заметил О. А. Курбатов, «налицо не просто корректировка отношения к этому периоду по сравнению с историографией БССР и СССР, но поворот на 180 градусов в большей части оценок и акцентов».
В работе Г. Сагановича часто цитируются документы, в которых ярко показаны действия «оккупантов»: убийства, насилие, грабежи, угон в рабство братских православных граждан. От главы к главе читатель как бы подготавливается к важному и страшному откровению — к статистике демографических потерь Великого Княжества Литовского: 1. 500. 000 человек, или 53 % населения! Такие цифры любого эмоционального читателя заставят воскликнуть: «Нам все врали! » Данные цифры уже давно взяты на вооружение белорусскими националистами в качестве очередного обвинения в «азиатской жестокости москалей». За последнее время они выдают такие опусы, перемешанные откровенным бредом и пафосными завываниями, что оставить без внимания подобные высказывания никак нельзя».
Прерву цитату. Что значит «Данные цифры уже давно взяты на вооружение белорусскими националистами»? В 2005 году издательство Беларуского государственного университета выпустило «Атлас истории Беларуси в XVI—XVIII вв. ». В нем на странице 19 приведена таблица «Изменение численности населения Беларуси в 1650—1772 гг. »: в 1650 было 2, 9 млн, а в 1667 — только 1, 4 млн, довоенной численности населения в 2, 9 млн страна достигла только к 1772 году — через 105 лет. Может быть, Лобин считает, что демографическая наука — тоже «вотчина белорусских националистов»?
Я полагаю, что раз уж погибла половина народа, то пострадавший народ имеет полное право сам оценивать меру причастности оккупантов к произошедшему. Сравним с войной 1941 — 1945 гг.: ведь по логике российского историка выходит, что беларуские авторы, пишущие о той трагедии, непременно являются «националистами», ибо «выдают опусы, перемешанные откровенным бредом и пафосными завываниями». Тогда автоматически становятся «националистами» все беларуские писатели (например, знаменитый Василь Быков) и кинорежиссеры (например, создатели фильма «Иди и смотри»), посмевшие обвинять немецкую армию и спецслужбы в геноциде жителей БССР — беларусов, евреев, поляков…
Конечно, далеко не все погибшие люди стали прямыми жертвами оккупантов. Например, гражданское население Ленинграда большей частью умерло от голода, не от бомбежек и обстрелов. Так что же, по логике Широкорада и Лобина, немцы не имеют никакого отношения к их гибели?
Так было и в Беларуси в середине XVII века. Часть гражданского населения погибла при штурмах городов и в ходе массовых расправ с их жителями; часть умерла от голода, так как оккупанты повсеместно отбирали продукты питания; часть стала жертвой эпидемии чумы, занесенной московитами, и от других болезней, вызванных бедствиями войны; часть (около 300 тысяч человек) московиты увели в свои земли, где превратили в крепостных рабов. Надо также добавить резкое снижение рождаемости и повышение детской смертности во время войны. Сложение всех этих факторов дало кошмарный результат: сокращение населения на 53%, что значительно больше, чем в 1941—1945 годах.
И как прикажете понять фразу: «такие цифры любого эмоционального читателя заставят воскликнуть… »? А разве можно без эмоций воспринимать гибель половины своего народа? Много ли найдется в мире аналогов?!
Далее Лобин приводит в своей статье цитату из сочинения московского историка «периода расцвета эпохи застоя»:
«Во все трудные времена своей жизни украинский и белорусский народы неизменно обращали свои взоры к Москве, к великому русскому народу и всегда получали от него братскую бескорыстную помощь. В течение ряда веков украинский и белорусский народы боролись за воссоединение с русским народом в едином Российском государстве», — с этих слов начал свое повествование в первой главе известный советский историк А. Н. Мальцев (Мальцев А. Н. Россия и Белоруссия в середине XVII века. М., 1974)».
Вот с этой лжи начинаются все расхождения в «научной методологии». В СССР и в современной России ее подменяют великодержавными мифами: дескать, все колонии царизма всегда «мечтали» быть порабощенными Москвой. Именно такая идея является «фундаментальной аксиомой» для всяких Лобиных, Широкорадов и иже с ними.
Если же кто-то в колониях (пусть даже бывших) высказывает противоположные суждения, то это непременно «националисты» (а не патриоты) и «враги» исконных интересов своих народов. Когда Минин и Пожарский в 1612 году изгнали беларусов из Москвы — это патриоты, а когда беларусы Ясинский (в 1794 г. ) или Калиновский (в 1863 г. ) восстали против московской оккупации — это уже «националисты». Таким образом, под ширмой «научной методологии» современные российские авторы скрывают самый обыкновенный шовинизм. Тоскуя по своей развалившейся империи, они яростно отрицают право порабощенных народов не только на независимость, но и на свое собственное понимание истории.
Притом никакого «великого русского народа» в середине XVII века не было: имелся в наличии народ московитов (славянизированных финнов), вместе с которым в войсках Москвы воевали не знавшие русского языка татары и мордва. Так с какой стати нашему народу следовало «во все трудные времена своей жизни» обращать взоры к этим финнам и татарам? Тем более что главная угроза и разбой веками шли оттуда, а не со стороны Польши — с которой мы никогда не воевали.
Напомню читателям войны между BKЛ и Московией:
1) в 1368-1372 гг.;
2) в 1406-1408 гг.;
3) в 1445-1449 гг.;
4) в 1492-1494 гг.;
5) в 1500-1503 гг.;
6) в 1507-1508 гг.;
7) в 1512-1522 гг.;
8) в 1534-1537 гг.;
9) в 1563-1582 гг.;
10) в 1609—1618 гг.;
11) в 1632—1634 гг.;
12) в 1654—1667 гг.
Как видим, за 300 календарных лет произошли двенадцать войн, занявшие в сумме 72 года!К ним надо добавить фактическую оккупацию территории BKЛ русскими войсками в 1704-1718 годах, когда здесь происходили ожесточенные сражения между ними и шведами, в результате чего погибла четверть населения Беларуси!
И все это смертоубийство нам следует называть «братской бескорыстной помощью?! »
А что значит фраза «боролись за воссоединение с русским народом в едином Российском государстве»? До 1795 года беларусы никогда не жили ни в «Российском государстве» (пусть оно называлось «Московским»), ни вместе с русским народом (пусть в «великороссов» превратились финские племена). Однако Лобин пишет:
«В его /Мальцева/ словах нашел отражение общий взгляд советской историографии на Тринадцатилетнюю войну. С развалом Советского Союза в национальных окраинах практически правилом стало развенчивать «мифы тоталитаризма». Но, как правило, такое развенчание проходило на фоне посыпания головы пеплом и постоянных заклинаний о людоедской политике русских царей. То есть если ранее писалось о «горячей поддержке населения Белоруссии русских войск», то в наше время достаточно переставить акценты в угоду политической конъюнктуры — и можно говорить о «русских оккупантах» и «оккупации»».
Я не думаю, что Лобин сам верит в сказанное им. Что, дескать, новые исторические концепции бывших республик СССР заключаются только в том, чтобы говорить о «русских оккупантах» и «оккупации». На самом деле он просто не признает право республик на оценку событий прошлого с точки зрения своих национальных и государственных интересов, а не интересов Москвы.
Представим на минутку фантастическую ситуацию. Лужицкие сорбы, не имеющие даже автономии в ФРГ, вдруг обрели независимость и создали небольшое государство. Что должны в таком случае писать их историки в учебниках своей страны, независимой от Германии? Рассказывать о «руке помощи братского немецкого народа»? Понятно также, что их учебники, повествующие о вторжениях саксонцев и швабов, об уничтожении древней славянской цивилизации, о насильственном онемечивании лужичан германские историки воспримут в штыки. Они сразу обвинят лужицких историков в «национализме» и начнут рассказывать сказки о том, как немцы «несли цивилизацию» этому «отсталому народу». Абсолютно то же самое мы видим на примере бывших колоний Российской империи и ее идеологов.
Почему вообще Московия напала в 1654 году на беларусов? Если Широкорад обходит стороной этот «скользкий вопрос», то Лобин запросто пишет:
«Известно, что кампания была начата Россией… за возвращение русских земель, отторгнутых по Деулинскому перемирию».
Для справки поясню. Деулинское перемирие 1618—1619 годов завершило войну, длившуюся с 1609 года между ВКЛ и Московией. В ходе ее Литва вернула себе Смоленскую землю (учредив Смоленское воеводство). Польша (в состав которой входила также Украина) вернула Черниговскую и Северскую земли, где в 1635 году было создано Черниговское воеводство. Срок перемирия истёк в июле 1632 года, после чего началась новая война, которую начала Московия с целью возврата Смоленска и проиграла.
По словам Лобина, война 1654—1667 годов опять шла за Смоленск. Но, во-первых, Смоленское княжество, возникшее во второй половине IX века, никакого отношения к Московии не имело. Сначала оно являлось вассалом Киева; далее с 1127 по 1395 годы (268 лет! ) было независимым и с 1396 по 1514 годы (еще 115 лет) входило в состав ВКЛ. И только в 1514 году, когда Смоленщина существовала уже более семи столетий, ее захватил московский князь Василий III. Во-вторых, Смоленскую землю населяли не финские племена (как в Московии), а западнобалтские — кривичи, позже ставшие частью беларуского этноса. Так что остается загадкой, почему Лобин считает Смоленщину «русской землей»[53].
В связи со спором из-за Смоленска, послужившим формальным предлогом для войны, уместно вспомнить продолжение этого спора в СССР. Как известно, большевистское руководство РСФСР после оккупации в ноябре — декабре 1918 года территории Беларуской Народной Республики создало вместо нее в январе 1919 года марионеточную «Советскую Белоруссию». Но уже в следующем месяце отобрало у беларусов Витебскую, Гомельскую, Смоленскую и Могилевскую губернии, которые назвала «этнически русскими».
Там были закрыты все беларуские школы и газеты, началась усиленная русификация беларусов.
После многолетних титанических усилий руководству БССР удалось вернуть три области, но Смоленщину Москва так и не отдала, хотя беларуские коммунисты предоставили исчерпывающие доказательства беларуской этнической принадлежности ее населения. Как видим, Смоленск не считали «русским» не только князья ВКЛ, но и большевики из ЦК КПБ и Совнаркома БССР. А их — в отличие от Сагановича — трудно обвинить в «национализме».
Ну ладно, пусть Смоленск — предмет спора между беларусами и русскими. Но с какой стати московиты оккупировали ВСЮ территорию Великого княжества Литовского и очутилась в Бресте, где полностью вырезали население города? Как прикажете называть оккупацию Бреста и истребление его жителей? Тоже «возвращением русских земель Москве»? Это когда же Брест состоял в Московском государстве и подчинялся его феодалам? Ответ очень простой — никогда!
О «научной исторической методологии».
Обратим теперь внимание на якобы «научную методологию» российских историков: Московию XVII века они именуют не существовавшим тогда названием «Россия», а Московский улус Орды времен князя Дмитрия Донского (XIV век) — «Русским государством», хотя тот не обладал суверенитетом.
Достаточно напомнить общеизвестный факт: ВСЕ князья Москвы с 1238 до 1480 года получали патент на княжение от ханов Золотой Орды. И назывался такой патент азиатским словом «ярлык». Помните еще из школьного курса истории? Чтобы получить ярлык, претендентам на вакантное место (трон великих князей Владимирских) приходилось ехать в Сарай, там одевать на шею деревянный хомут («ярмо»), становиться на колени перед деревянным истуканом, целовать его в знак верности хану Орды, потом на коленях ползти от идола к хану и целовать сапоги ему. Только после указанной церемонии хан выбирал кого-то одного из нескольких князей (московских, тверских и прочих), которому выписывали ярлык. Это что — независимость?
Однако наше ВКЛ, никаким ханам никогда не подчинявшееся, Лобин не считает Беларуским государством, и потому не говорит правду: что «Россия хотела отобрать земли у Беларуси». А ведь ВКЛ, как я уже подробно объяснил в предыдущих главах, имело свои законы на беларуском языке, свою законодательную власть (Сейм и Раду из беларуских аристократов) и исполнительную (канцлеры-беларусы), свою армию, свою монету. И в Речи Посполитой мы сохраняли все эти атрибуты государственности.
Так нет же: имперская «методология» российских историков скрывает существование нашей государственности. С этой целью они делают следующее:
1) Принципиально не используют в отношении Великого княжества Литовского термин «Беларусь», хотя термины-синонимы «Россия» и «Русское государство» со времен Карамзина непрерывно применяют к Московии, и даже к Московскому улусу Орды, то есть уже 200 лет подряд.
При столь упрощенном подходе российские авторы равно обязаны называть ВКЛ Беларусью. Ведь ни одной части нынешней Республики Беларусь не было вне границ ВКЛ, тогда как земли Жемойтии (нынешней Летувы) полтора века оставались во власти немцев, а земли нынешней Украины входили в состав Польского королевства.
Для того чтобы не делать этого, они выдумывают смехотворные басни о том, что «литвины угнетали беларусов, не давая им государственности» — то есть мы сами себя «угнетали» и сами себя «лишали государственности». Или врут, что «земли Беларуси тогда /якобы, временно и вынужденно ! / входили в состав ВКЛ» — дескать, были захвачены Литвой, что по своему маразму равнозначно суждению о том, что «земли Московской области были захвачены Москвой».
А куда же должны входить земли Беларуси? По мысли российских демагогов — только в состав Московии. Наша свобода от Москвы видится им «ненормальностью». Но, на мой взгляд, ненормальны именно такие представления.
2) Ставят знак равенства между понятиями «московиты» и «русские» — но при этом категорически против такого же переноса отождествления понятий «литвины» и «беларусы».
3) Термин «беларусы» используют с удивительной избирательностью: московиты идут «помогать беларусам», но если те воюют против московских оккупантов, то их называют уже не «беларусами», а «литовцами» (или даже «поляками»).
Последнее широко представлено во всех российских трудах, касающихся войны 1654—1667 гг. Дескать, русский царь, желая освободить братский народ беларусов (в действительности — литвинов Литвы) от их собственного ига, протянул им «братскую руку помощи великого русского народа» (то есть финнов Московии, татар Астраханского, Казанского и Сибирского царств Орды). Но уже первый в этом походе город ВКЛ Мстиславль почему-то встретил «освободителей» упорным сопротивлением. Получается нонсенс: согласно басне историков, россияне «шли освобождать беларусов Мстиславля», однако «литовцы упорно обороняли Мстиславль», не сдавались — и были уничтожены все, включая стариков и младенцев.
Не странно ли: шли «освобождать беларусов», но оказалось, что здесь живут только одни литовцы, которых пришлось поголовно вырезать.
Этот принцип соблюдается во всех случаях. Например, в ситуации с Могилевом. Сначала «белорусы, жители Могилева, без сопротивления сдались русскому войску», а потом «литовцы Могилева вырезали русский гарнизон». В обоих случаях речь идет о том же самом населении Могилева. Или Брест: «… литовцы не хотели сдавать Брест…. Все защитники города, включая их семьи, были убиты».
Тут двойная хитрость: манипуляция понятиями «беларусы» и «литвины» позволяет задурить голову несведущим читателям и показать, что а) беларусы якобы не противились российской оккупации; б) русские войска убивали не беларусов, а только литовцев. То есть — нынешних жемойтов, которые, надо полагать, тогда и составляли население Мстиславля, Орши, Витебска, Могилева или Бреста.
При этом российские историки категорически не желают изучить списки жителей Мстиславля, Могилева или Бреста того периода, где нет ни одного жемойта. То есть нет этнических «литовцев» в нынешнем российском понимании. Вместо этого они твердят, как попугаи: «литовские войска осадили освобожденный русскими Могилев». Однако войско ВКЛ тогда на 95% состояло из беларусов. Беларусы освобождали от московской оккупации свой город Могилев — нет же, это именуют «захватом литовцами освобожденного русскими беларуского города», население которого в конечном итоге оказалось всетаки «литовским» (из-за «предательства» царя).
Разумеется, по мнению российских историков, никакой «беларуской армии» у этих виртуальных «беларусов» не было. Единственное «исключение» — существовавшее в течение полугода «беларуское казачество» в лице нескольких тысяч крестьян «двойного предателя» Поклонского, который вначале служил оккупантам, а затем перешел со всем своим «казачеством» на сторону BKЛ. Вот и его российские историки поначалу называют «белорусским полковником» с «белорусским полком», а потом этот полк вдруг снова становится «литовским»! Дескать, в одночасье свою национальность поменяли — как только стали воевать за Литву против Москвы.
И вот такой бардак в теоретических представлениях и терминологии в России гордо объявляют «научным методологическим подходом».
Понятно, что при столь серьезных концептуальных и методологических противоречиях оценки событий беларускими и российскими историками неизбежно становятся не просто разными, но диаметрально противоположными.
Поиски оправданий.
Алексей Лобин пишет, что «знаменосец беларуского национализма» Саганович сознательно лжет, обвиняя войска Московии во всех бедах, ибо в ту пору в Литве-Беларуси была смута, восстания крестьян против шляхты:
«Все признаки гражданской войны были присущи Литве в 1655—1661 гг. «Грамадзянская вайна» — так назвал одну из своих работ белорусский историк В. И. Мелешко. Действительно, не заметить гражданскую войну в кампании 1654—1667 гг. может только слепец в исторической науке. К сожалению, у тенденциозных белорусских историков будто бельмо на глазу: беспрестанно говоря о «единой партизанской войне против русских оккупантов», они не замечают глубочайший раскол внутри ВКЛ».
Ну и что с того? В годы Великой Отечественной войны немцам сдались в плен в общей сложности более 6 миллионов солдат и офицеров РККА, а потом около миллиона из них воевали на стороне Германии (в том числе свыше 600 тысяч в РОА генерала А. Власова, 45 тысяч в 29-й Русской дивизии СС и в 15-м казачьем корпусе СС). Это что — разве не «признаки гражданской войны»?
Однако раскол в советском обществе, обусловленный репрессивной политикой руководства компартии и государства абсолютно не оправдывает ни оккупацию, ни зверства нацистов. Конечно, немецкие историки имперского толка хотели бы свалить вину за преступления своего Вермахта и СС на тех же власовцев — мол, русские убивали русских, а немецкая армия оставалась в стороне от «эксцессов». И точно так же могут сказать о советских историках:
«К сожалению, у тенденциозных советских историков будто бельмо на глазу: беспрестанно говоря о «единой партизанской войне против немецких оккупантов» они не замечают глубочайший раскол внутри СССР».Как видим, позиция Лобина абсолютно идентична позиции немецких шовинистов. Более того, он оправдывает целенаправленное уничтожение армией Московии и беларуских евреев (которых точно так же уничтожали нацисты).
Подготовку к «походу на Варшаву» царь Алексей Михайлович начал еще летом 1653 года. В конце июня он устроил смотр войскам на Девичьем поле. Подобно Гитлеру в 1941, он обратился к ратникам и воеводам с призывом готовиться к тотальной войне религиозного характера. Он написал в своем приказе армии:
«Унии не быть, латинству не быть, жидам не быть».
А 23 октября 1653 года Алексей Михайлович торжественно объявил в Успенском соборе Кремля о своем желании уничтожить западных соседей-иноверцев, если они не примут московскую веру. Впрочем, все вещи становятся на свои места, если вспомнить, что главным инициатором, идеологом и вдохновителем той войны был Никон (1605—1661), «патриарх всея Руси» — фанатик, прославившийся в Московии борьбой со староверами.
Минский историк А. Е. Тарас в книге «Войны Московской Руси с ВКЛ и Речью Посполитой в XIV—XVII вв. » отметил в этой связи:
«Эти факты убедительно доказывают, что дело было вовсе не в «защите» Украины или «освобождении» Беларуси, как о том всегда твердили и монархические, и коммунистические авторы».
План нападения Московии на ВКЛ был похож на гитлеровский: три армии вторжения двигались по северному, центральному и южному направлениям. Всего московские войска насчитывали до 100 тысяч человек, тогда как ВКЛ смогло противопоставить им только 20 тысяч: силы были заведомо неравны. Поэтому «блицкриг» вполне удался, несмотря на отчаянное сопротивление беларусов.
Войска московитов неукоснительно исполняли директиву царя о «тотальной войне». Так, 22 июля 1654 года пал героически оборонявшийся Мстиславль. Московско-татарские войска сожгли город дотла и вырезали все население — около 15 тысяч человек. В летописи сказано:
«Народ всякий шляхесткий, мещан и жидов, а также простых людей под корень высекли /вырезали/, потом протрубив /победу/, среди трупов живых искали и в плен в Москву забирали, а скарбы /ценное имущество/ все забрав, замок и паркан (палисад) огнем сожгли и до основания опустошили».
24 июля воевода В. П. Шереметев захватил город Друя. С ним он обошелся точно так же, как А. Н. Трубецкой двумя днями раньше — с Мстиславлем:
«Взяли взятьем и ратных и всяких людей которые в городе сидели побили, и город и костелы и домы все пожгли без остатка».
17 ноября после 14 недель осады пал Витебск. Обозленные упорным сопротивлением его защитников и немалыми своими потерями, московиты учинили зверскую расправу с литвинскими воинами и горожанами. Очевидец писал в своих мемуарах:
«Немало братьев наших шляхты, мещан, поспольства, жолнерства, драгун, жен и детей малых, которые у материнской груди были, стариков и старух что в богадельнях были, без всякого милосердия высекли и выбили».
Подобных примеров в той войне — великое множество. Десятки беларуских городов и местечек, сотни сел и деревень были сожжены московитами, сотни тысяч людей беспощадно умерщвлены. В основе этого геноцида лежали указания царя Алексея Михайловича (которого в Росси официально именуют «тишайшим» и «добрейшим»). А его, в свою очередь, науськивал патриарх Никон — иноверцам «не быть».
Между тем Алексей Лобин заявляет:
«В качестве очередного свидетельства ксенофобской политики «москалей», белорусские националисты, вслед за Г. Сагановичем, часто любят цитировать строчки из царских указов: «костелам не быть», «униатам не быть», «жидам не быть». Однако, только исходя из полного текста указов, становится ясно, что… русское правительство в такой периферийной жесткой политике шло навстречу… бывшим подданным ВКЛ. К примеру, в 1658 г. в своей грамоте, Алексей Михайлович, подтверждая права и привилегии жителям Вильны, по просьбе городского самоуправления постановил: «Жидов из Вильны выслать на житье за город». Жители Вильны, Смоленска, Могилева и других городов, во время нахождения под царской опекой, теперь могли вымещать накопившуюся злобу на бывших притеснителей».
Вот так попался на слове московский историк: «жидов» он именует «бывшими притеснителями» беларусов, на которых народ только с приходом оккупантов смог «выместить накопившуюся злобу». Это же полный аналог пропагандистских измышлений нацистов в 1939—1945 годы!
На самом деле евреев вырезали не потому, что «вымещали накопившуюся злобу», а потому, что евреи не хотели отказываться от своей веры и принимать крещение. Разве что евреев Могилева вырезали не царские ратники, а упомянутые выше «беларуские казаки», то есть всякого рода отребье, которое собрал местный коллаборационист, полковник Константин Поклонский.
28 августа 1654 года после оккупации Могилева Поклонский и его бандиты по приказу царя вывели из города свыше двух тысяч живших в Могилеве евреев — включая младенцев. И зарезали на лугу напротив городской стены. Спаслись только несколько десятков человек, согласившихся принять крещение. Так было везде. Все, кто отказывался принимать московскую веру, подлежали уничтожению: униатов сжигали в их церквах, католиков — в их соборах, иудеев — в их синагогах.
Этот факт доказывают археологические раскопки беларуских историков. Вот типичная картина: сотни обугленных скелетов внутри руин сгоревшего храма, скелеты матерей прикрывают скелеты детей. Такое у нас вытворяли только два оккупанта — московиты царя Алексея Михайловича и германские нацисты Гитлера. Причем первые истребили людей и сожгли населенных пунктов на порядок больше, чем их «ученики» нацисты.
Даже Поклонский, увидев тотальное уничтожение своих соотечественников, не выдержал и через полгода снова перешел на сторону Речи Посполитой.
Уже цитированный ранее «Атлас» сообщает, что в конце XVIII века на территории нынешней Беларуси конфессиональный состав населения был таков: 39% униатов, 38% католиков, 10% иудеев. Остальные 13% процентов — это протестанты, сбежавшие из Московии староверы, «православные» (последователи московской церкви в пограничных землях), мусульмане (беларуские татары). В период войны 1654—1657 годов пропорции были примерно такие же. Как уже сказано, «тишайший» Алексей Михайлович собирался уничтожить всех католиков, униатов и иудеев BKЛ («унии не быть, латинству не быть, жидам не быть»), то есть 87% нашего населения.
Ему удалось уничтожить или увести из страны чуть более 53%. План остался недовыполненным на 34%. Чтобы как-то оправдать устроенный царем религиозно-этнический геноцид, Лобин пишет:
«Царь Алексей Михайлович особо обращал внимание воевод на гуманное отношение к населению: «А ратным людям приказали б есте накрепко, чтоб они белорусцов крестьянские веры, которые против нас не будут, и их жон, и детей не побивали и в полон не имали, и никакова дурна над ними не делали, и животов их не грабили». Воеводам наказывалось прибирать «белорусцев», которые захотят служить государю: «… и вы о тех белорусцев нашим государевым жалованьем обнадежили и велели их приводить к вере, что им быть под нашею… рукою навеки неотступно, и нам служить»».
Лукавит он, ибо «крестьянская вера» в данном указе — это «христианская вера» Москвы (где царя требовалось почитать как воплощение Бога на земле), тогда как греческое христианство (православие Киева) и латинское (Римско-католическое) категорически отвергали обожествление монархов.
«Обращение внимания воевод на гуманное отношение к населению» касалось только той части местных жителей (переименованных из «литвинов», «русинов» и «жидов» в неких «белорусцев»), которые под страхом смерти временно приняли веру Москвы — но все равно становились жертвами мародерства московских «ратных людей». Да и текст царского указа выдает насилие: «и велели их приводить к вере, что им быть под нашею… рукою навеки неотступно, и нам служить». Это отношение к рабам: мол, служить московскому деспоту должны вечно. Хорошая «братская рука помощи» — навсегда превратить в рабов, да еще и веру свою забыть по прихоти нового рабовладельца.
Еще Лобин пишет:
«Царь сохранил прежние привилегии городам, которые «целовали крест» государю — у них остались сеймики, суды; управление в них осуществлялось по Магдебургскому праву. К примеру, все вышеперечисленное царь пожаловал присягнувшим могилевчанам, которые вместе с русским отрядом Воейкова героически обороняли город от войск Я. Радзивилла. Таким образом видим, что политика русского правительства изначально основывалась на присоединении территории путем прельщения на свою сторону и задабривания».
Ничего себе «историческая достоверность» — царя-самодержца историк называет «русским правительством». А в том, что касается Могилева, он сам себе противоречит:
«Но остановить волну измен русские воеводы уже не могли. Сильным ударом для русских была измена Могилева. Ранним утром 1 февраля 1661 г. могилевчане, пять лет назад бок о бок с царскими ратниками оборонявшие город от литовских войск Радзивилла, под руководством бургомистра Леонозича вырезали русский отряд, а пленных отправили в Варшаву. Измена Могилева так потрясла русское правительство, что патриарх Никон предал всех могилевчан анафеме».
Опять надо объяснять, что Радзивилл — не жемойт, а беларус (ибо не «Радзивилутас»), и войско его было войском беларусов. В нем минимум 95% солдат и и офицеров имели беларуские фамилии на «-ич», что показывают Переписи войска ВКЛ. Притом Радзивилл — главнокомандующий войсками ВКЛ, собравший хоругви из всех городов княжества, включая Могилев.
И вот он привел к Могилеву войско, рекрутированное в том числе из его жителей, — но, оказывается, что это «литовское войско», хотя в нем служат, помимо прочих, могилевчане. По Лобину получается, что жители Могилева должны были — вместе с татарами и мордвой — защищать город от своих же отцов, братьев, сыновей. Но ради чего беларусам убивать беларусов? Ради торжества московского самодержавия? Мне это представляется нелепостью.
Лобин не отрицает, что многие города и села Беларуси московиты уничтожали со всем населением:
«Так, гарнизон и жители Мстиславля оказывали упорное сопротивление армии А. Н. Трубецкого, вследствие чего воевода не мог гарантировать по царскому указу сохранность «домов и достояния от воинского разорения». Город был взят приступом, а его жители были убиты или взяты в плен; т. е. в данном случае действовали законы войны».
Какие такие «законы войны»? С подобным подходом московского историка уничтожение Хатыни немцами тоже можно оправдать «законами войны». Это не «законы войны», а геноцид. В Мстиславле московиты вырезали всех детей, женщин и стариков — какое отношение к войне они имели? И зачем это оправдывать?
Снова хочется спросить: что же это за «братская рука помощи русского народа», если убивают всех жителей города?
Лобин пишет:
«Так, под осажденным Слуцком в 1655 г. А. Н. Трубецкой писал царю: «… деревни, и хлеб, и сено, и всякие конские кормы мы по обе стороны жгли, и людей побивали, и в полон имали, и разоряли совсем без остатку, и по сторонам потому ж жечь и разорять посылали». Но выдранная из контекста цитата создаст впечатление, что перед нами — наглядное свидетельство кровавой политики московского царя».
И — точка на этом. А где же «контекст», из которого якобы «выдрано»? Контекст как раз соответствует цитате. Однако вместо полного цитирования Лобин утверждает, что точно так вели себя «литовцы» (то есть беларусы) и «партизаны». Это примерно то же самое, что и знаменитая «унтер-офицерская вдова», которая якобы «сама себя высекла» в пьесе Гоголя «Ревизор».Еще в качестве причины гибели каждого второго беларуса московский историк находит болезни и голод:
«Наступил голод, который продолжался до уборки хлеба 1657 года, люди ели кошек, собак, всякую падаль, напоследок резали людей и тела их ели, не давали покоя в гробе человеческим трупам; это все я, ничтожный человек, видел собственными глазами», — писал в те годы Ян Цедровский».
Но точно так же в блокадном Ленинграде «люди ели кошек, собак, всякую падаль, напоследок резали людей и тела их ели». В чем разница? Неужели Лобин хочет сказать, что без войны народ в Ленинграде и в Литве сам дошел бы до такого голода? Кто в этом голоде виноват? Относительно Лениграда в СССР имеется четкая оценка — виноваты немцы, окружившие город плотным кольцом своих войск. Почему мы не можем сделать такой же вывод относительно московитов в XVII веке? Снова «двойные стандарты»?
Должен сказать, что весной 2008 года я вступил в переписку с Алексеем Лобиным и подробно обсуждал с ним эту его статью. Он повторил все свои аргументы, и более всего настаивал на том, что «беларусов скосил голод и болезни». В качестве примера приводил эпидемии в Смоленске и в других городах.
Однако я написал Лобину, что если он читал книгу Сагановича, то должен знать статистику потерь ВКЛ по областям — она приведена в книге в таблице 4 (на основе данных из книги В. И. Мелешко «Очерки аграрной истории Восточной Белоруссии (вторая половина XVII—XVIII в. )», Минск, 1975. ). Таблица называется «Потери населения в некоторых беларуских поветах в 1648-1667 гг. ». Больше всего потеряли людей поветы восточной части страны: Полоцкий — 74, 8% населения; Мстиславский — 71, 4%; Оршанский — 69, 3%; Минский — 62, 9%; Витебский — 62, 1%; Речицкий — 61, 2%. А вот на западе потери составили: в Слонимском повете — 18, 9%; в Лидском — 24, 7%; в Гродненском — 33, 9%.
Таблицы наглядно показывают: чем ближе к границе с восточным соседом и к местам боевых действий — тем больше погибших. В Восточной Беларуси, как мы видим, московиты уничтожили либо увели в рабство от двух третей до трех четвертей населения. Вот и вся «болезнь»!
Однако Лобин не признал ошибочность своего объяснения и ответил мне в духе «сам дурак»: мол, беларусы тоже практиковали геноцид в отношении русских — во время смуты и интервенции 1612 года. Фактов, правда, он никаких не привел — потому что их нет. Потому что у нас не было задачи насильно обращать московитов в свою веру и убивать всех, кто откажется. Эту задачу ставил своим войскам только московский царь. Беларусы, как известно, толерантны и веротерпимы — никого никогда не убивали только за то, что люди иной веры. Тем более что сами беларусы — разных вер.
Но вот интересно: если бы беларусы, подобно московитам, все же вырезали бы население Москвы, — объяснял бы Лобин такое избиение фразой «в данном случае действовали законы войны» — как он объясняет зверства своих соплеменников у нас? Сильно сомневаюсь.
И хотя литвинские (беларуские) войска BKЛ во время Смуты, приглашенные боярским правительством Москвы, ее жителей не истребляли, все равно они самые ненавистные враги для россиян. Недавно они даже учредили общенациональный праздник в память о том светлом для них дне, когда Минин и Пожарский изгнали из Кремля его беларуский гарнизон. Не зря ведь именно этот исторический факт они признали самым важным за последние 500 лет!
И здесь мы снова видим «двойные стандарты»: Россия сделала своим главным общенациональным праздником день изгнания беларусов из царской резиденции (а Лобин даже обвиняет беларусов в «геноциде над русскими»), но при этом аналогичную позицию беларусов в отношении московской оккупации 1654—67 гг. российские историки называют «завываниями беларуских националистов». Несоизмеримо такое различие в восприятии: изгнание беларусов из маленького укрепления (разве можно сравнить кремль хотя бы с одним поветом? ) возводят в России в общенациональный КУЛЬТ, а беларусам запрещают что-либо говорить о куда более жуткой российской 13-летней агрессии. Разве это справедливо?
Вот что пишет Лобин о мародерстве московитов в Беларуси:
«Надо сказать, царская администрация всегда реагировала достаточно быстро и жестко. «А деревень бы не жечь, для того что те деревни вам же пригодятся на хлеб и на пристанище; а кто учнет жечь, и тому быть во всяком разорении и в ссылке, а холопу, который сожжет, быть казнену безо всякой пощады». «Послать государеву грамоту к Аристу Новикову… чтоб в селе Толочине и в деревнях крестьян отнюдь никто не имал; а кто учнет имать, и тем быть от государя в великой опале и в жестоком наказаньи, без пощады». Подобных локальных указов достаточно много. Со своими ратниками, нарушившими царский указ, часто особо не церемонились — виновных в разорениях и грабежах били батогами, рвали ноздри, казнили «смертию». Приводимые строчки из царских указов полностью опровергают обвинения белорусских националистов в геноциде, якобы проводимом Алексеем Михайловичем».
Снова неправда. Эти указы касались не беларусов-католиков, не беларусов-униатов и не иудеев, а тех районов, где жители временно приняли веру оккупантов. Но даже там, как видим, московские войска продолжали мародерствовать, что заставляло гневаться «царскую администрацию», ибо разочаровывало обманутое местное население. Поэтому «приводимые строчки из царских указов» не имеют никакого отношения к проблеме геноцида против беларусов. Однако Лобин весьма эмоционален:
«Отмечу, что эти обстоятельства умалчиваются теми «историками» Белоруссии, кто любят горланить о «зверствах московитов»».
«Горланят» они вовсе не о «зверствах московитов», а скорбят по великой трагедии нашего народа и чудовищных людских жертвах — реалиях нашей истории, в которой надо детально разобраться. Это разные вещи. Если наше законное право помнить о трагедии нации и изучать ее московский историк называет словом «горланить», то как раз его излишняя эмоциональность указывает на предвзятость вместо беспристрастности. Точно по таким же причинам турки яростно отрицают массовое истребление ими армян в 1915—1922 годы, даже сажают в тюрьмы любого, кто вспоминает («горланит»! ) об этом. Турки тоже пытаются доказывать, что «армяне сами себя убивали» и «умирали от болезней». Ничего нового.
Прошелся московский историк и по беларуским партизанам:
«Так называемая «третья сила» — «шишы»-партизаны, вопреки представлениям белорусских историков-националистов, не являлись основной силой «в борьбе за независимость». Проблема здесь в слишком простом, однобоком взгляде: на самом деле лесные «шишы» в равной степени нападали и грабили и «своих», и «чужих»».
Это утверждение просто великолепно по своей мерзости. Ведь ныне хорошо известно, что в Великую Отечественную войну беларуские и украинские партизаны тоже «в равной степени грабили и «своих», и «чужих»». Иного выхода у них не было, продукты в лесу не росли, приходилось грабить братьев-крестьян.
Во время войны 1941 — 45 гг. нацистские оккупанты спекулировали на недовольстве народа политикой большевиков. Потребовались два года, чтобы народ понял, что нацисты ничем не лучше комиссаров, даже хуже их. Примерно такая же ситуация сложилась в войне 1654— 67 гг. Потянувшиеся поначалу к московским оккупантам слои населения быстро поняли, что их обманывают. Далее началось общенародное освободительное движение, в принципе мало чем отличающееся от аналогичного в 1943—1944 годах.
Но Алексей Лобин не считает такое изменение настроений порабощенного народа справедливым, он приходит к иным выводам:
«Карательные походы 1659—1660-х гг. Лобанова - Ростовского (Мстиславль, Старый Быхов), А. Барятинского (Рославль) и И. Хованского (Брест) были проведены с целью вернуть «под государеву руку» изменившие города. Нарушение крестоцелования и клятвы на Евангелии в те времена было одним из самых тяжких грехов. Тому, кто «великому государю крест целовал, а потом изменил», полагалась смертная казнь.
Однако снова лукавит Лобин, оправдывая геноцид тем, что наши города «изменили» московскому царю-людоеду. Они ему присягали не добровольно, а под угрозой смерти, присяга эта заключалась в отказе от своей веры и в принятии московской. Тех беларусов, кто отказывался так поступать, ждала смерть — сжигали всех, согнав в католический или униатский храм. И уничтожали не за то, что «государю изменили», а за то, что были верны своей вере, римско-католической либо греко-католической. Ведь царь еще до начала войны приказал истреблять всех иноверцев.
Ибо для тогдашних московитов иноверец — это одновременно враг царя, так как, повторяю, они возводили любого своего царя в ранг богочеловека — даже такого душегуба, как Иван IV. Поэтому отказ от московской веры автоматически являлся отказом от признания царя Москвы своим богом — отсюда и репрессии.
Российские историки намеренно всегда обходят стороной этот вопрос, хотя без его понимания ничего нельзя понять в той войне и в том геноциде. Беларусы потому и пострадали, что были исконно толерантны, благожелательно относились к другим этносам и религиям, а в Московии царил ордынский фундаментализм, не было ни одного еврея (их там убивали за отказ предать иудаизм).
Столкнулись две разные идеологии, одна из которых, московская, была радикальной, формулировалась ясно и просто:
«Латинству не быть, униатам не быть, жидам не быть».
Та война потому и повлекла столь огромные жертвы, что она была тотальной и идеологической, а вовсе не «феодальной».
Напрашивается аналогия установки царя Алексея обращению Гитлера 22 июня 1941 года к своим войскам перед вторжением в СССР: коммунистам не быть, комиссарам не быть, евреям не быть.
«Научная методология» или разная реальность?
Свою статью российский историк кончает так:
«Хаотичный набор отрывочных знаний, отсутствие методологии исторического исследования, доминирование субъективности над объективностью в угоду политическим амбициям, — это, пожалуй, основной набор инструментов националистически озабоченных «историков» Белоруссии. О таких можно сказать радищевскими словами: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Особенно «лаяй»».
Мол, лает Моська на слона. И в то же время она — «чудище», в смысле — «чудовище».
Давайте предположим, что мы согласились с российскими историками насчет «чудища», — и предложили им написать свой учебник истории для беларусов. Раз уж мы ошибаемся, а они лучше нас нашу историю знают. Что же они напишут?
А вот что. Что Беларусь должна во всех вопросах своей внешней и внутренней политики подчиняться России (то есть ныне — концерну «Газпрому» и петербургскому клану), быть ее вассалом[54]. А еще лучше — если она откажется даже от формального суверенитета и войдет в состав России своими шестью областями. Что беларуская нация — это выдумка националистов типа Ермоловича, Грицкевича и Сагановича, других наших историков (равно журналистов, филологов и «агентов влияния, действующих на деньги западных спецслужб»). То есть они со стопроцентной вероятностью на разные лады будут повторять лживые мифы царизма, разве что в более современной упаковке. Вот и выходит, что российская историография никак не соответствует нуждам Беларуского государства, ибо она его вообще отрицает.
Остается лишь удивляться явному противоречию: беларускую нацию российские политики, журналисты, историки обычно называют «братским народом», но как только эта нация родила своих историков, пишущих беларускую историю, — как их за это «дерзкое поползновение» сразу назвали «лающим чудовищем». Однако ни одной нации без своих историков не бывает — хотя москвичи пытаются это оспорить (разумеется, только в отношении соседей, не себя самих).
Создается впечатление, что «братскими народами» российские авторы считают народы республик бывшего СССР только до тех пор, пока они не воссоздают свою Государственность и свою собственную Историю Отечества. С этого рубежа они кажутся россиянам уже совсем не «братскими», хотя все нации без исключения имеют равное право на свою Страну и свою Историю.
Вот вокруг этого права, осуществленного в форме нынешней государственной независимости республик бывшего СССР, идет вся полемика. Независимо от конкретного содержания разных концепций российских историков, все они едины в отрицании права наций на самоопределение в форме суверенных государств. Точнее, с их позиций «правильным» является только такое «самоопределение», когда нация добровольно отказывается от независимости и просит принять ее в состав России. Если же им говорят, что подобный подход — это в «чистом виде» российский империализм, они начинают беситься от возмущения.
Ни одна из 14 республик бывшего СССР не оспаривает право на государственность другой такой же республики. Соответственно, с уважением и пониманием относятся к изучению их учеными своего прошлого, к поискам своих истоков. И только в нынешней Российской Федерации такие поиски называют «националистическими» и «лаем чудовищ». Как им кажется в Москве, они ныне окружены «лаем стаи чудовищ» из 14 республик. Но, полагаю, дело не в соседях. Просто мы и московиты живем теперь в разных плоскостях реальности.
Цена войны 1654—1667годов.
Царский указ ревностно осуществлялся: были сожжены тысячи беларуских деревень, сотни городов, местечек и замков. До сих пор археологи находят среди обрушенных стен католических и униатских храмов груды обугленных человеческих костей (типичная картина — скелет матери, обнимающий скелет ребенка).
Например, царь сам написал гетману Богдану Хмельницкому о том, что при захвате Мстиславля было убито более десяти тысяч человек! В городе Друя погибло все его население, около двух тысяч жителей. В Чечерске московиты убили свыше половины жителей. После сдачи Могилева на милость победителя «милостивые захватчики» вывели из города и зарезали как скот всех местных евреев, от младенцев до седых стариков — свыше двух тысяч человек. В Смоленске евреев не резали, их заперли в деревянных домах и сожгли живьем. Очевидец тех страшных событий, беларуский шляхтич Ян Красинский так описал действия московских войск:
«Сносили, как наводнение, всё перед собой, грабя, сжигая, уничтожая всё, что им попадалось, разграбляя крепости и города, не оставляя в Литве ни одного угла не обобранным. Никогда прежде не чинилось в этих краях большего тиранства… Люд посполитый /простых жителей/ вырезали сразу, а шляхту и магнатов уводили прочь и, подумав, либо вешали, либо сжигали живьем. Из каждого уголка, полного резней, кровь бежала потоками по улицам местечек и городов»…
А всего в этой войне от рук захватчиков, от принесенной ими эпидемии чумы, от голода и холода погибла почти половина населения страны — около 1 млн 200 тысяч (41, 3%). Еще 300 тысяч человек (10, 3%) московиты вывели в свои земли и превратили в рабов.
В результате от довоенных 2, 9 миллионов жителей остался примерно 1 млн 400 тыс. (48, 4%).
Поэтому циничной ложью являются заявления российских историков о том, что будто бы Московия, затевая войны со своим западным соседом, «тянула руку помощи братским и единоверным православным народам беларусов и украинцев, изнывавшим от ига католичества». Во многих документах той поры, а также в записках современников засвидетельствована особая ненависть московитов к униатам. Так, в ходе Виленских переговоров, состоявшихся на втором году войны (в 1655 году), московские послы настойчиво требовали: «уния должна быть уничтожена, ибо она Богу всемогущему грубна». В 1658 году царь приказал Михаилу Шаховскому, своему воеводе в захваченной Вильне:
«Из города Вильны и из иных городов и мест, которые к Вильне близко, униятов всех, кто где живет… высылать вон тотчас, и заказ учинить крепкий, чтобы впредь униятов нигде не приймовали и высылали их вон, чтобы от них в вере каких расколов не было».Одной из самых больших потерь униатской церкви стало разрушение Жировичского униатского монастыря возле Слонима. При этом сгорело много уникальных рукописных и печатных книг, церковных реликвий. Всех монахов, не успевших бежать, московиты убили.
Наглядным примером «братской помощи» от якобы «единоверного русского народа» могут служить события в Бресте, о которых тоже говорилось в предыдущих главах. В январе 1660 года войска князя И. А. Хованского взяли штурмом городской замок и заняли город. Захватчики сначала полностью ограбили его, а потом предали огню, чем обрекли большинство жителей на смерть от холода и голода.
Защитников замка (около двух тысяч человек) они «посекли» (зарубили), тела их бросили в ров без погребения. Это было сделано не просто так, а явилось «специальным мероприятием» оккупантов. В этнографии оно известно под названием «заложные покойники». Термин «заложные» означает «вредоносных» людей, умерших насильственной смертью, а также способ погребения. Их не закапывали в землю, а «закладывали» кольями, ветками, досками, оставляя на поверхности земли.
Суть в том, что тела христиан, похороненные без гробов (или без савана), не могут быть воскрешены после второго пришествия Христа. Вот в чем смысл оставления трупов на поверхности земли: лишить покойников возможности воскреснуть. Церковный закон требует, чтобы всякий христианин был погребен в гробу или в саване и имел крест над могилой как знак для Иисуса при Его возвратении — кто тут покоится. Геноцид московитов носил именно религиозный характер: воеводам царя Алексея Михайловича мало было убить защитников Бреста, они хотели лишить их возможности воскрешения при Конце Света. Такое вот «двойное убийство» — и тела, и души.
Подобных злодеяний никогда не было в отношениях между униатами и католиками. Униатство и католицизм различались только в некоторых вопросах догматики и культа, без всякой политики, тогда как Московская церковь была тесно связана с государством и с обожествленной ею персоной верховного деспота.
Впрочем, и православные жители ВКЛ достаточно быстро увидели, что их участь — не «освобождение от поляков», а превращение в московских рабов, в лучшем случае — систематическое ограбление. Чаша терпения переполнилась. Утром 11 февраля 1661 года восстали жители Могилева во главе со своим бургомистром Язэпом Левановичем. Они застали врасплох и разгромили гарнизон московских оккупантов (более двух тысяч человек), а пленных отправили в Варшаву.
Шел седьмой год войны.
В городе давно не осталось ни одного католика, ни одного униата, ни одного еврея — только православные.
Их «измена» так потрясла патриарха Никона, что он велел предать всех жителей города анафеме (церковному проклятию) во всех церквах Московского государства. Хорош «единоверец»: православных могилевчан отлучил от церкви «в полном составе», включая младенцев, притом «на века вечные их потомков»!
Карательные походы, предпринятые по приказу царя князьями Лобановым-Ростовским, Барятинским, Хованским и другими его сатрапами, ставили целью возвращение «под государеву руку» всех «изменивших» городов. Население, прекрасно уже понимавшее, что его ждет полное истребление, сопротивлялось с величайшим мужеством. Золотыми буквами записаны в беларускую историю оборона Старого Быхова, Ляхович, Слуцка…После 13 лет борьбы, жертв и страданий наши предки изгнали московских захватчиков, отстояли независимость своего национального государства и своей церкви.
У Лобина и у других российских историков я нашел мысль, что уничтожение половины населения ВКЛ в войне 1654—1667 гг. кардинально изменило соотношение сил в Восточной Европе. Дескать, Россия этим «нокаутирующим ударом по Литве» (то есть своим геноцидом) навсегда сломила своего главного исторического соперника в борьбе за власть в регионе. После войны Литва перестала быть «значимой силой» и «значимым соперником» для Москвы.
Действительно. После той войны ВКЛ—Беларусь достигла довоенной численности населения только через 105 лет после окончания боевых действий, утратила практически весь прежний политический, экономический и военный «вес», перестала быть равным Польше субъектом в Речи Посполитой. А это предопределило в последующие десятилетия главенство Польши над нами.
Согласно прогнозам демографов, если бы не та война, то население Беларуси сегодня составляло бы от 25 до 35 млн человек, что одновременно обеспечило бы высокую плотность населения, которая у нас гораздо ниже, чем у соседей. Сравним хотя бы с Польшей: при территории 313 тыс. кв. км ее население составляет 39 млн человек, а население Беларуси при территории 208 тыс. кв. км (то есть, две трети Польши) составляет только 9, 8 млн — четверть от польского.
Страна действительно пришла к полному упадку: фактически почти перестала существовать, исчезли сотни сел, десятки городов и местечек — как, например, город Казимир, недавно открытый археологами. Нигде в Европе, кроме как у нас, не исчезали в ходе войны целые города.
Не менее 300 тысяч беларусов (в основном, ремесленников и крестьян) московиты увели к себе в рабство. Страна лишилась прослойки мастеров, составлявших основу городского населения BKЛ, служивших «фундаментом» экономики и одновременно являвшихся членами зарождавшегося в ВКЛ (благодаря Магдебурге кому праву) гражданского общества. Это тоже стало одной из главных причин катастрофического упадка нашего государства.
Наконец, огромный урон понесло национальное самосознание народа. Лучшая часть нации погибла в войне, выжили в большей части коллаборационисты и те, кто не обладал достаточным патриотизмом, чтобы сопротивляться оккупации. Видимо, именно в тот период у выжившей половины нации претерпела серьезную трансформацию пресловутая толерантность беларусов, которая стала означать не только терпимость к инородцам и иноверцам, но и к оккупантам. Мне кажется, что та половина нации, которая погибла в войне, весьма отличается от половины выжившей. Как и другие нации в любой войне, мы потеряли лучших. В данном случае — лучшую половину нашего народа…
Казимир — потерянный город Беларуси.
В сентябре 2006 года беларуские газеты сообщили о сенсационной находке:
«Оказывается, на территории Светлогорского района на месте деревни Королевская Слобода в XVII веке стоял город Казимир. И не просто город! Он, обладающий Магдебургским правом, имел самоуправление и свой герб».
В августе в деревне Королевская Слобода начались археологические раскопки с целью поиска города Казимира, стоявшего на берегу реки Березина в середине XVII века. Перед экспедицией стояла задача: подтвердить или опровергнуть наличие городского поселения.
Раскопки подтвердили наличие на предполагаемом месте расположения города пласта с различными старинными артефактами — так называемого «культурного» слоя земли. Раскопан культурный слой площадью 153 квадратных метра (маленький участок: 15, 3 х 10 м). Выявлены многочисленные находки: нож с костяной рукояткой, топор, фрагменты посуды середины XVII века и табачных трубок, куски кафеля с рельефным орнаментом (в том числе гербового кафеля), кусочки оконной слюды, стеклянных и фаянсовых изделий, кованые гвозди, подковка для сапога, декоративная накладка на ремень, наконечники стрел арбалета и лука, серьга и монеты. По словам ученых, результаты раскопок позволяют утверждать, что на месте деревни Королевская Слобода-2 некогда в самом деле размещалось городское поселение.
Как сообщила пресса, город нашли практически случайно. В 2001 году доктор исторических наук, профессор кафедры истории Беларуси и политологии Беларуского государственного технологического университета, член Геральдического совета при президенте Сергей Рассадин был приглашен в Варшаву для выступления с докладом. Так как после официальной части осталось еще немного свободного времени, ученый решил посетить Главный архив древних актов, где хранится много документов, относящихся к территории современной Беларуси. В частности, профессора интересовал богатейший Несвижский архив Радзивиллов, который по Рижскому договору 1921 года был передан Польше. Просматривая «Каталог пергаментов Несвижского архива», ученый наткнулся на любопытный документ — грамоту, написанную в 1643 году на польском языке от имени королевы Цецилии Ренаты.
Документ представляет собой лист тонкого пергамента белого цвета. На одной стороне его расположен текст, под ним — изображение герба города. К пергаменту на витом шнуре была привешена печать с королевским гербом. Первоначально черный цвет чернил изменился на рыжий, отдельные слова и буквы не читаются. В первых строках текста говорилось: «привилей городу Казимиру в старостве Бобруйском… » «Я еще раз это перечитал и не поверил своим глазам, — говорит Рассадин. — Ни я, да и, похоже, никто из беларуских историков не знал до сих пор никакого города Казимира на реке Березине в старостве Бобруйском»…
Однако это не совсем так. Например, в издании «Атлас: гісторыя Беларусі, XVI—XVIII стст. » (Минск, 2005) на странице 13 город Казимир обозначен между Бобруйском и Рогачевом, а также указано, что с 1643 года он обладал Магдебургским правом. То есть «теоретически» он уже был известен историкам, но его останки обнаружили только в сентябре 2006 года.
Беларусь с 1589 года входила в состав федеративного государства Речь Посполитая (буквально «Республика», или «Общее дело» — с латыни), которым управляли короли (одновременно они же Великие князья Литовские). В сентябре 1637 года 42-летний король Владислав IV Ваза женился на 26-летней Цецилии Ренате Габсбург (1611—1644), дочери австрийского императора (и императора Священной Римской Империи) Фердинанда II.
А в 1639 году Бобруйское староство перешло во владение польской королевы. Дочь австрийского императора решила заняться созданием здесь территории, благоприятной для развития торговли и производства товаров — слободы, чтобы впоследствии построить на этом месте процветающий город.
«Если дать людям определенные льготы в виде «привилея», они будут лучше работать и возникнет некий центр процветания, — рассказал Сергей Рассадин. — Цецилия Фердинандовна, которой принадлежало Бобруйское староство, решила из местных людей организовать, говоря современным языком, свободную экономическую зону. В XVII веке это называлось слобода (от слова «свобода»). Но поскольку она была королевой, это место было названо Королевской Слободой. Это был своего рода предшественник города Казимир».
По словам Рассадина, слобода развивалась успешно, «свободная экономическая зона» себя оправдала, и вскоре она получила городские права. В 1643 году королева дала «привилей» городу Казимир, по которому он получил Магдебургское право, символом чего являлся городской герб.
Профессор С. Рассадин считает, что город был назван королевой в честь сына Зигмунда-Казимежа, родившегося в 1640 году.
Следует уточнить, что Магдебургское право — это не столько «свободная экономическая зона», сколько Полное муниципальное самоуправление. В средневековой Беларуси (Великом княжестве Литовском) на протяжении четырех веков Магдебургское право обрели почти все более-менее крупные города и местечки (всего около 100).
В каждом городе были ратуша с часами, герб, городские весы. Правил городом Магистрат, состоявший из Рады (с бурмистром и радцами) и Лавы (с войтом и лавниками). Рада ведала имущественными и гражданскими вопросами, Лава — судебными и криминальными[55].
Магдебургское право, по которому 400 лет жила наша страна, — это городское самоуправление, выборность всех ветвей власти и их независимость друг от друга. А в первую очередь — независимость от центральной власти. Кстати, в России никогда не было ни одного города с Магдебургским правом: там существовала «вертикаль власти».
На гербе города Казимир изображен лев с мечом в лапе под звездой, рядом с ним стоит челн. По словам Рассадина, этот герб похож на родовой герб Габсбургов. Кстати, в Гомельской области до 2001 года были известны только четыре исторических герба — городов Гомеля, Мозыря, Речицы и Рогачева. А «львиных» гербов во всей стране было только три — Лиды, Слонима и Городка.
Увы, город Казимир существовал недолго — 12 лет, а потому не успел закрепиться на картах XVII века. В определенном смысле он повторил судьбу человека, именем которого его нарекли. Сын королевы Зигмунд-Казимир прожил всего 16 лет…
Что же случилось с городом Казимир? В своих публикациях историки и журналисты несколько размыто говорят: «Исчез во время войны 1654—1667 гг. между Россией и Речью Посполитой».
Такая же формулировка — просто «исчез», прозвучала и в сюжете канала ОНТ. Однако профессор Сергей Рассадин уточнил, что город был уничтожен войском казачьего полковника Ивана Золотаренко:
«Подтверждением этому может служить донесение атамана Ивана Золотаренко, отправленное русскому царю Алексею Михайловичу 15 июля 1654 года. В нем сообщается о сожженных «особных замках» Речицком, Жлобинском, Стрешинском, Рогачевском и Горвальском. Очевидно, эта же участь постигла и город Казимир»[56].
К сожалению, Казамир — не уникум, а нечто вполне типичное для того времени. Он — только крупица Беларуской Атлантиды, ушедшей в Небытие усилиями восточного соседа.
Если во время Великой Отечественной войны нацисты сожгли у нас около 650 сел со всеми жителями, которых они загоняли в сараи, то в ходе войны 1654— 1667 гг. российские оккупанты сожгли несколько тысяч беларуских сел и деревень, сотни местечек и городов. С той разницей, что население сгоняли не в сараи, а в храмы. Беларуские археологи, раскапывая сожженные селения, фиксируют отсутствие человеческих останков среди жилищ, но в центре поселений, в храмах, находят сотни обугленных скелетов.
Беларусь - партизанка.
Знаменитое беларуское партизанское движение — как традиция ответа агрессии оккупантов — родилось именно в войне 1654— 1667 годов. Огромное возмущение вызывал у беларусов-литвинов религиозный геноцид восточных оккупантов. На оккупированных землях московские власти в 1654—56 гг. запретили все конфессии, кроме Московской церкви, добрая половина «святых» которой — бывшие мурзы Орды, перешедшие на служение Москве, и где присутствует крест с полумесяцем как символ единения ислама и Московской веры.
Указом царя Алексея Михайловича («Уния подлежит уничтожению») священников греко-католической церкви казнили, а прихожан насильно заставляли переходить из православной веры Византии и Киева — в Московское (Ордынское) «православие», «веру схизматиков», для чего сотнями присылали попов из Московии.
К издевательству над чувствами верующих надо добавить массовые грабежи и убийства населения, изнасилования московитами «девок в недорослых летах», вывод сотен тысяч людей в рабство. В ответ все это вполне закономерно вызвало народно-освободительное движение. Уже в июле—августе 1654 года впервые в истории Литвы (Беларуси) на ее территории появились партизаны. Они действовали в северо-восточных и восточных поветах — Витебском, Полоцком, Смоленском, Мстиславском, Могилевском.
Например, в Мстиславском повете активно и успешно действовал отряд Якима Потапова. Уже 18 июля 1654 года Потапов, имевший тогда всего 15 шляхтичей и до 300 крестьян, совершил нападение на московские войска, осаждавшие Мстиславль.
Партизанское движение было не хаотичным, а централизованным. Командиры большинства отрядов установили связь с гетманом ВКЛ Янушом Радзивиллом.
Еще одна аналогия с Великой Отечественной войной — это чудовищная жестокость оккупантов при подавлении партизан: московиты отвечали на выступления беларуских партизан беспощадным террором. Например, когда в стычке возле Мстиславля были захвачены семеро партизан (в том числе одна женщина), их долго мучили («пытали и огнем жгли»), потом одного повесили, а остальных в назидание изувечили:«Бив кнутом нещадно и отрезав у них уши и носы, велели послать… в деревни, чтоб, на то смотря, иным мужикам неповадно было… »Но задушить партизанское движение не удалось — наоборот, оно приняло общенародный характер. Беларусы уходили в леса и болота, где создавали укрепленные лагеря и оттуда нападали на российских оккупантов.
К 1656 году сопротивление охватило, помимо названных выше, еше и Борисовский, Минский, Виленский, Новогрудский поветы, а в 1657 году распространилось даже на Полесье, хотя там московских гарнизонов не было. Минский историк А. Е. Тарас пишет:
«Складывалась ситуация, хорошо знакомая людям XX века: оккупанты господствовали в городах и замках, где стояли их гарнизоны, тогда как в сельской местности «правили бал» партизаны. Так, согласно показаниям воеводы Семена Змеева, летом 1657 года партизаны контролировали практически весь Могилевский повет. Численность отрядов народных мстителей быстро возрастала. Многие имели в своем составе несколько сот человек, отдельные — две-три тысячи и более! Улучшилось вооружение, отчасти за счет трофеев, отчасти — благодаря специальным поставкам, организованным гетманом Радзивиллом»[57].
Соответственно, увеличился их боевой потенциал, размах действий. Например, отряд шляхтича Багровича (около 400 человек) осенью 1657 года попытался захватить город Борисов ! Активно действовал отряд во главе с князем Самуилом Лукомским (500 человек). В Витебском повете лихие налеты осуществляли два конных партизанских отряда — шляхтича Яна Храповицкого и Станислава Шалупина. В них состояли 30 шляхтичей, все остальные были мужики, вооруженные бердышами и рогатинами.
С осени 1658 года на территории северной и восточной Литвы (Беларуси) развернулась полномасштабная война российских войск с беларускими партизанами. Сюда были направлены карательные корпуса воевод Юрия Долгорукого, Григория Козловского, Ивана Лобанова-Ростовского. Борьба не прекращалась до 1659 года.
Когда же началось успешное контрнаступление против московитов войск Стефана Чернецкого и Павла Сапеги, к ним повсюду присоединялись отряды партизан. Например, весной 1662 года к пяти хоругвям королевского войска, вошедшим на территорию Речицкого повета, присоединились шесть хоругвей местных партизан. В Полоцком повете четыре хоругви Речи Посполитой усилились за счет трех партизанских хоругвей. И так было везде.
Весь беларуский народ объединился, защищая свое Отечество от оккупации. Враг, обладавший огромной военной силой, не смог победить беларуский народ — более слабый в военном отношении, но неизмеримо более сильный духом; точно так произошло и в Великой Отечественной войне. Поэтому для беларусов обе эти войны во всем похожи, как близнецы…
В войне 1654—1667 гг. Московии против ВКЛ и Польши погиб каждый второй беларус. Это чудовищная трагедия нашего народа, поэтому вполне понятен интерес беларуских историков к ней, желание разобраться в деталях и восстановить всю правду. Однако сегодня российские историки расценивают это желание как «проявление беларуского национализма».
Они не отрицают сам факт гибели половины беларуского народа в этой войне. Но вот все заявления о том, что причиной столь жутких потерь стало вторжение войск Московии, гневно отвергают. Например, московский автор Александр Широкорад в газете «Независимое военное обозрение» написал в августе 2006 года: мол, это сами беларусы в лице беларуских партизан уничтожили половину своего народа, а войска московитов никакого отношения к тому не имеют.
Как мне кажется, истоки спора — в разном восприятии той войны. Россияне видят ее «неприятным актом агрессии» против беларусов, который им хочется забыть, или же изобразить как «руку братской помощи». А вот с точки зрения беларусов война XVII века, в которой погиб каждый второй житель страны, очень похожа на Великую Отечественную войну — и беспредельной жестокостью захватчиков, и чудовищными людскими потерями, и массовым партизанским движением.
При таком сравнении становится очевидной странность суждений Широкорада: ведь точно так и немецкие историки могут утверждать, что немцы не имеют никакого отношения к потерям населения БССР в 1941 — 1945 гг., ибо, по логике Широкорада, в гибели населения повинны только беларуские партизаны.
Отрицание геноцида.
Недавно российский журнал «Скепсис» дал «отлуп белорусским националистам», опубликовав статью Алексея Лобина «Неизвестная война 1654—1667 гг. ». Он пишет:
«Крушение Советского Союза и последующий «парад суверенитетов» стали мощным толчком для исторических спекуляций со стороны националистов в республиках бывшего Союза. Одной из тем подобных спекуляций стала Тринадцатилетняя война 1654—1667 гг., которая до сих пор недостаточно изучена отечественной историографией».
Беларуского историка Геннадия Сагановича Лобин именует «знаменосцем белорусского национализма» и в главке «Знаменосец национализма» рассказывает:
«В 1995 году в минском издательстве «Навука і тэхніка» вышла в свет книга Г. Сагановича «Невядомая вайна 1654—1667 гг. », посвященная событиям слабоизученной в историографии Тринадцатилетней войны между Речью Посполитой и Россией (никакой «России» тогда не было, была Московия. — В. Д.). Для человека, неискушенного в вопросах методологии исторического исследования, данный труд с подборкой источников, соответствующей идеологическим взглядам автора, может показаться верхом объективизма.
Для Белоруссии эта книга стала своего рода знаковой. Белорусские националисты получили некое научно обоснованное доказательство (автор, как-никак, имеет научную степень кандидата исторических наук! ) природной ненависти «Московии» к белорусам в 1654—1667 гг. Некоторые белорусские журнальные и газетные статьи, интернет-форумы наперебой пестрят обвинениями «москалей» в геноциде и в этнических чистках на территории Белоруссии, входившей тогда в состав Великого княжества Литовского (не «входившей», а являвшейся самой Литвой. — В. Д.).
Труд г-на Сагановича представляет собой идеологически выверенную работу, в которой основная вина за разорение Великого княжества Литовского перекладывается на действия «оккупантов» — русских войск (не русских, а московских, в них преобладали татары. — В. Д.). В советской историографии было принято писать о «народно-освободительной войне», «братской дружбе белорусского и русского народов», о «горячей поддержке населением русских войск» и т. д. Как верно заметил О. А. Курбатов, «налицо не просто корректировка отношения к этому периоду по сравнению с историографией БССР и СССР, но поворот на 180 градусов в большей части оценок и акцентов».
В работе Г. Сагановича часто цитируются документы, в которых ярко показаны действия «оккупантов»: убийства, насилие, грабежи, угон в рабство братских православных граждан. От главы к главе читатель как бы подготавливается к важному и страшному откровению — к статистике демографических потерь Великого Княжества Литовского: 1. 500. 000 человек, или 53 % населения! Такие цифры любого эмоционального читателя заставят воскликнуть: «Нам все врали! » Данные цифры уже давно взяты на вооружение белорусскими националистами в качестве очередного обвинения в «азиатской жестокости москалей». За последнее время они выдают такие опусы, перемешанные откровенным бредом и пафосными завываниями, что оставить без внимания подобные высказывания никак нельзя».
Прерву цитату. Что значит «Данные цифры уже давно взяты на вооружение белорусскими националистами»? В 2005 году издательство Беларуского государственного университета выпустило «Атлас истории Беларуси в XVI—XVIII вв. ». В нем на странице 19 приведена таблица «Изменение численности населения Беларуси в 1650—1772 гг. »: в 1650 было 2, 9 млн, а в 1667 — только 1, 4 млн, довоенной численности населения в 2, 9 млн страна достигла только к 1772 году — через 105 лет. Может быть, Лобин считает, что демографическая наука — тоже «вотчина белорусских националистов»?
Я полагаю, что раз уж погибла половина народа, то пострадавший народ имеет полное право сам оценивать меру причастности оккупантов к произошедшему. Сравним с войной 1941 — 1945 гг.: ведь по логике российского историка выходит, что беларуские авторы, пишущие о той трагедии, непременно являются «националистами», ибо «выдают опусы, перемешанные откровенным бредом и пафосными завываниями». Тогда автоматически становятся «националистами» все беларуские писатели (например, знаменитый Василь Быков) и кинорежиссеры (например, создатели фильма «Иди и смотри»), посмевшие обвинять немецкую армию и спецслужбы в геноциде жителей БССР — беларусов, евреев, поляков…
Конечно, далеко не все погибшие люди стали прямыми жертвами оккупантов. Например, гражданское население Ленинграда большей частью умерло от голода, не от бомбежек и обстрелов. Так что же, по логике Широкорада и Лобина, немцы не имеют никакого отношения к их гибели?
Так было и в Беларуси в середине XVII века. Часть гражданского населения погибла при штурмах городов и в ходе массовых расправ с их жителями; часть умерла от голода, так как оккупанты повсеместно отбирали продукты питания; часть стала жертвой эпидемии чумы, занесенной московитами, и от других болезней, вызванных бедствиями войны; часть (около 300 тысяч человек) московиты увели в свои земли, где превратили в крепостных рабов. Надо также добавить резкое снижение рождаемости и повышение детской смертности во время войны. Сложение всех этих факторов дало кошмарный результат: сокращение населения на 53%, что значительно больше, чем в 1941—1945 годах.
И как прикажете понять фразу: «такие цифры любого эмоционального читателя заставят воскликнуть… »? А разве можно без эмоций воспринимать гибель половины своего народа? Много ли найдется в мире аналогов?!
Далее Лобин приводит в своей статье цитату из сочинения московского историка «периода расцвета эпохи застоя»:
«Во все трудные времена своей жизни украинский и белорусский народы неизменно обращали свои взоры к Москве, к великому русскому народу и всегда получали от него братскую бескорыстную помощь. В течение ряда веков украинский и белорусский народы боролись за воссоединение с русским народом в едином Российском государстве», — с этих слов начал свое повествование в первой главе известный советский историк А. Н. Мальцев (Мальцев А. Н. Россия и Белоруссия в середине XVII века. М., 1974)».
Вот с этой лжи начинаются все расхождения в «научной методологии». В СССР и в современной России ее подменяют великодержавными мифами: дескать, все колонии царизма всегда «мечтали» быть порабощенными Москвой. Именно такая идея является «фундаментальной аксиомой» для всяких Лобиных, Широкорадов и иже с ними.
Если же кто-то в колониях (пусть даже бывших) высказывает противоположные суждения, то это непременно «националисты» (а не патриоты) и «враги» исконных интересов своих народов. Когда Минин и Пожарский в 1612 году изгнали беларусов из Москвы — это патриоты, а когда беларусы Ясинский (в 1794 г. ) или Калиновский (в 1863 г. ) восстали против московской оккупации — это уже «националисты». Таким образом, под ширмой «научной методологии» современные российские авторы скрывают самый обыкновенный шовинизм. Тоскуя по своей развалившейся империи, они яростно отрицают право порабощенных народов не только на независимость, но и на свое собственное понимание истории.
Притом никакого «великого русского народа» в середине XVII века не было: имелся в наличии народ московитов (славянизированных финнов), вместе с которым в войсках Москвы воевали не знавшие русского языка татары и мордва. Так с какой стати нашему народу следовало «во все трудные времена своей жизни» обращать взоры к этим финнам и татарам? Тем более что главная угроза и разбой веками шли оттуда, а не со стороны Польши — с которой мы никогда не воевали.
Напомню читателям войны между BKЛ и Московией:
1) в 1368-1372 гг.;
2) в 1406-1408 гг.;
3) в 1445-1449 гг.;
4) в 1492-1494 гг.;
5) в 1500-1503 гг.;
6) в 1507-1508 гг.;
7) в 1512-1522 гг.;
8) в 1534-1537 гг.;
9) в 1563-1582 гг.;
10) в 1609—1618 гг.;
11) в 1632—1634 гг.;
12) в 1654—1667 гг.
Как видим, за 300 календарных лет произошли двенадцать войн, занявшие в сумме 72 года!К ним надо добавить фактическую оккупацию территории BKЛ русскими войсками в 1704-1718 годах, когда здесь происходили ожесточенные сражения между ними и шведами, в результате чего погибла четверть населения Беларуси!
И все это смертоубийство нам следует называть «братской бескорыстной помощью?! »
А что значит фраза «боролись за воссоединение с русским народом в едином Российском государстве»? До 1795 года беларусы никогда не жили ни в «Российском государстве» (пусть оно называлось «Московским»), ни вместе с русским народом (пусть в «великороссов» превратились финские племена). Однако Лобин пишет:
«В его /Мальцева/ словах нашел отражение общий взгляд советской историографии на Тринадцатилетнюю войну. С развалом Советского Союза в национальных окраинах практически правилом стало развенчивать «мифы тоталитаризма». Но, как правило, такое развенчание проходило на фоне посыпания головы пеплом и постоянных заклинаний о людоедской политике русских царей. То есть если ранее писалось о «горячей поддержке населения Белоруссии русских войск», то в наше время достаточно переставить акценты в угоду политической конъюнктуры — и можно говорить о «русских оккупантах» и «оккупации»».
Я не думаю, что Лобин сам верит в сказанное им. Что, дескать, новые исторические концепции бывших республик СССР заключаются только в том, чтобы говорить о «русских оккупантах» и «оккупации». На самом деле он просто не признает право республик на оценку событий прошлого с точки зрения своих национальных и государственных интересов, а не интересов Москвы.
Представим на минутку фантастическую ситуацию. Лужицкие сорбы, не имеющие даже автономии в ФРГ, вдруг обрели независимость и создали небольшое государство. Что должны в таком случае писать их историки в учебниках своей страны, независимой от Германии? Рассказывать о «руке помощи братского немецкого народа»? Понятно также, что их учебники, повествующие о вторжениях саксонцев и швабов, об уничтожении древней славянской цивилизации, о насильственном онемечивании лужичан германские историки воспримут в штыки. Они сразу обвинят лужицких историков в «национализме» и начнут рассказывать сказки о том, как немцы «несли цивилизацию» этому «отсталому народу». Абсолютно то же самое мы видим на примере бывших колоний Российской империи и ее идеологов.
Почему вообще Московия напала в 1654 году на беларусов? Если Широкорад обходит стороной этот «скользкий вопрос», то Лобин запросто пишет:
«Известно, что кампания была начата Россией… за возвращение русских земель, отторгнутых по Деулинскому перемирию».
Для справки поясню. Деулинское перемирие 1618—1619 годов завершило войну, длившуюся с 1609 года между ВКЛ и Московией. В ходе ее Литва вернула себе Смоленскую землю (учредив Смоленское воеводство). Польша (в состав которой входила также Украина) вернула Черниговскую и Северскую земли, где в 1635 году было создано Черниговское воеводство. Срок перемирия истёк в июле 1632 года, после чего началась новая война, которую начала Московия с целью возврата Смоленска и проиграла.
По словам Лобина, война 1654—1667 годов опять шла за Смоленск. Но, во-первых, Смоленское княжество, возникшее во второй половине IX века, никакого отношения к Московии не имело. Сначала оно являлось вассалом Киева; далее с 1127 по 1395 годы (268 лет! ) было независимым и с 1396 по 1514 годы (еще 115 лет) входило в состав ВКЛ. И только в 1514 году, когда Смоленщина существовала уже более семи столетий, ее захватил московский князь Василий III. Во-вторых, Смоленскую землю населяли не финские племена (как в Московии), а западнобалтские — кривичи, позже ставшие частью беларуского этноса. Так что остается загадкой, почему Лобин считает Смоленщину «русской землей»[53].
В связи со спором из-за Смоленска, послужившим формальным предлогом для войны, уместно вспомнить продолжение этого спора в СССР. Как известно, большевистское руководство РСФСР после оккупации в ноябре — декабре 1918 года территории Беларуской Народной Республики создало вместо нее в январе 1919 года марионеточную «Советскую Белоруссию». Но уже в следующем месяце отобрало у беларусов Витебскую, Гомельскую, Смоленскую и Могилевскую губернии, которые назвала «этнически русскими».
Там были закрыты все беларуские школы и газеты, началась усиленная русификация беларусов.
После многолетних титанических усилий руководству БССР удалось вернуть три области, но Смоленщину Москва так и не отдала, хотя беларуские коммунисты предоставили исчерпывающие доказательства беларуской этнической принадлежности ее населения. Как видим, Смоленск не считали «русским» не только князья ВКЛ, но и большевики из ЦК КПБ и Совнаркома БССР. А их — в отличие от Сагановича — трудно обвинить в «национализме».
Ну ладно, пусть Смоленск — предмет спора между беларусами и русскими. Но с какой стати московиты оккупировали ВСЮ территорию Великого княжества Литовского и очутилась в Бресте, где полностью вырезали население города? Как прикажете называть оккупацию Бреста и истребление его жителей? Тоже «возвращением русских земель Москве»? Это когда же Брест состоял в Московском государстве и подчинялся его феодалам? Ответ очень простой — никогда!
О «научной исторической методологии».
Обратим теперь внимание на якобы «научную методологию» российских историков: Московию XVII века они именуют не существовавшим тогда названием «Россия», а Московский улус Орды времен князя Дмитрия Донского (XIV век) — «Русским государством», хотя тот не обладал суверенитетом.
Достаточно напомнить общеизвестный факт: ВСЕ князья Москвы с 1238 до 1480 года получали патент на княжение от ханов Золотой Орды. И назывался такой патент азиатским словом «ярлык». Помните еще из школьного курса истории? Чтобы получить ярлык, претендентам на вакантное место (трон великих князей Владимирских) приходилось ехать в Сарай, там одевать на шею деревянный хомут («ярмо»), становиться на колени перед деревянным истуканом, целовать его в знак верности хану Орды, потом на коленях ползти от идола к хану и целовать сапоги ему. Только после указанной церемонии хан выбирал кого-то одного из нескольких князей (московских, тверских и прочих), которому выписывали ярлык. Это что — независимость?
Однако наше ВКЛ, никаким ханам никогда не подчинявшееся, Лобин не считает Беларуским государством, и потому не говорит правду: что «Россия хотела отобрать земли у Беларуси». А ведь ВКЛ, как я уже подробно объяснил в предыдущих главах, имело свои законы на беларуском языке, свою законодательную власть (Сейм и Раду из беларуских аристократов) и исполнительную (канцлеры-беларусы), свою армию, свою монету. И в Речи Посполитой мы сохраняли все эти атрибуты государственности.
Так нет же: имперская «методология» российских историков скрывает существование нашей государственности. С этой целью они делают следующее:
1) Принципиально не используют в отношении Великого княжества Литовского термин «Беларусь», хотя термины-синонимы «Россия» и «Русское государство» со времен Карамзина непрерывно применяют к Московии, и даже к Московскому улусу Орды, то есть уже 200 лет подряд.
При столь упрощенном подходе российские авторы равно обязаны называть ВКЛ Беларусью. Ведь ни одной части нынешней Республики Беларусь не было вне границ ВКЛ, тогда как земли Жемойтии (нынешней Летувы) полтора века оставались во власти немцев, а земли нынешней Украины входили в состав Польского королевства.
Для того чтобы не делать этого, они выдумывают смехотворные басни о том, что «литвины угнетали беларусов, не давая им государственности» — то есть мы сами себя «угнетали» и сами себя «лишали государственности». Или врут, что «земли Беларуси тогда /якобы, временно и вынужденно ! / входили в состав ВКЛ» — дескать, были захвачены Литвой, что по своему маразму равнозначно суждению о том, что «земли Московской области были захвачены Москвой».
А куда же должны входить земли Беларуси? По мысли российских демагогов — только в состав Московии. Наша свобода от Москвы видится им «ненормальностью». Но, на мой взгляд, ненормальны именно такие представления.
2) Ставят знак равенства между понятиями «московиты» и «русские» — но при этом категорически против такого же переноса отождествления понятий «литвины» и «беларусы».
3) Термин «беларусы» используют с удивительной избирательностью: московиты идут «помогать беларусам», но если те воюют против московских оккупантов, то их называют уже не «беларусами», а «литовцами» (или даже «поляками»).
Последнее широко представлено во всех российских трудах, касающихся войны 1654—1667 гг. Дескать, русский царь, желая освободить братский народ беларусов (в действительности — литвинов Литвы) от их собственного ига, протянул им «братскую руку помощи великого русского народа» (то есть финнов Московии, татар Астраханского, Казанского и Сибирского царств Орды). Но уже первый в этом походе город ВКЛ Мстиславль почему-то встретил «освободителей» упорным сопротивлением. Получается нонсенс: согласно басне историков, россияне «шли освобождать беларусов Мстиславля», однако «литовцы упорно обороняли Мстиславль», не сдавались — и были уничтожены все, включая стариков и младенцев.
Не странно ли: шли «освобождать беларусов», но оказалось, что здесь живут только одни литовцы, которых пришлось поголовно вырезать.
Этот принцип соблюдается во всех случаях. Например, в ситуации с Могилевом. Сначала «белорусы, жители Могилева, без сопротивления сдались русскому войску», а потом «литовцы Могилева вырезали русский гарнизон». В обоих случаях речь идет о том же самом населении Могилева. Или Брест: «… литовцы не хотели сдавать Брест…. Все защитники города, включая их семьи, были убиты».
Тут двойная хитрость: манипуляция понятиями «беларусы» и «литвины» позволяет задурить голову несведущим читателям и показать, что а) беларусы якобы не противились российской оккупации; б) русские войска убивали не беларусов, а только литовцев. То есть — нынешних жемойтов, которые, надо полагать, тогда и составляли население Мстиславля, Орши, Витебска, Могилева или Бреста.
При этом российские историки категорически не желают изучить списки жителей Мстиславля, Могилева или Бреста того периода, где нет ни одного жемойта. То есть нет этнических «литовцев» в нынешнем российском понимании. Вместо этого они твердят, как попугаи: «литовские войска осадили освобожденный русскими Могилев». Однако войско ВКЛ тогда на 95% состояло из беларусов. Беларусы освобождали от московской оккупации свой город Могилев — нет же, это именуют «захватом литовцами освобожденного русскими беларуского города», население которого в конечном итоге оказалось всетаки «литовским» (из-за «предательства» царя).
Разумеется, по мнению российских историков, никакой «беларуской армии» у этих виртуальных «беларусов» не было. Единственное «исключение» — существовавшее в течение полугода «беларуское казачество» в лице нескольких тысяч крестьян «двойного предателя» Поклонского, который вначале служил оккупантам, а затем перешел со всем своим «казачеством» на сторону BKЛ. Вот и его российские историки поначалу называют «белорусским полковником» с «белорусским полком», а потом этот полк вдруг снова становится «литовским»! Дескать, в одночасье свою национальность поменяли — как только стали воевать за Литву против Москвы.
И вот такой бардак в теоретических представлениях и терминологии в России гордо объявляют «научным методологическим подходом».
Понятно, что при столь серьезных концептуальных и методологических противоречиях оценки событий беларускими и российскими историками неизбежно становятся не просто разными, но диаметрально противоположными.
Поиски оправданий.
Алексей Лобин пишет, что «знаменосец беларуского национализма» Саганович сознательно лжет, обвиняя войска Московии во всех бедах, ибо в ту пору в Литве-Беларуси была смута, восстания крестьян против шляхты:
«Все признаки гражданской войны были присущи Литве в 1655—1661 гг. «Грамадзянская вайна» — так назвал одну из своих работ белорусский историк В. И. Мелешко. Действительно, не заметить гражданскую войну в кампании 1654—1667 гг. может только слепец в исторической науке. К сожалению, у тенденциозных белорусских историков будто бельмо на глазу: беспрестанно говоря о «единой партизанской войне против русских оккупантов», они не замечают глубочайший раскол внутри ВКЛ».
Ну и что с того? В годы Великой Отечественной войны немцам сдались в плен в общей сложности более 6 миллионов солдат и офицеров РККА, а потом около миллиона из них воевали на стороне Германии (в том числе свыше 600 тысяч в РОА генерала А. Власова, 45 тысяч в 29-й Русской дивизии СС и в 15-м казачьем корпусе СС). Это что — разве не «признаки гражданской войны»?
Однако раскол в советском обществе, обусловленный репрессивной политикой руководства компартии и государства абсолютно не оправдывает ни оккупацию, ни зверства нацистов. Конечно, немецкие историки имперского толка хотели бы свалить вину за преступления своего Вермахта и СС на тех же власовцев — мол, русские убивали русских, а немецкая армия оставалась в стороне от «эксцессов». И точно так же могут сказать о советских историках:
«К сожалению, у тенденциозных советских историков будто бельмо на глазу: беспрестанно говоря о «единой партизанской войне против немецких оккупантов» они не замечают глубочайший раскол внутри СССР».Как видим, позиция Лобина абсолютно идентична позиции немецких шовинистов. Более того, он оправдывает целенаправленное уничтожение армией Московии и беларуских евреев (которых точно так же уничтожали нацисты).
Подготовку к «походу на Варшаву» царь Алексей Михайлович начал еще летом 1653 года. В конце июня он устроил смотр войскам на Девичьем поле. Подобно Гитлеру в 1941, он обратился к ратникам и воеводам с призывом готовиться к тотальной войне религиозного характера. Он написал в своем приказе армии:
«Унии не быть, латинству не быть, жидам не быть».
А 23 октября 1653 года Алексей Михайлович торжественно объявил в Успенском соборе Кремля о своем желании уничтожить западных соседей-иноверцев, если они не примут московскую веру. Впрочем, все вещи становятся на свои места, если вспомнить, что главным инициатором, идеологом и вдохновителем той войны был Никон (1605—1661), «патриарх всея Руси» — фанатик, прославившийся в Московии борьбой со староверами.
Минский историк А. Е. Тарас в книге «Войны Московской Руси с ВКЛ и Речью Посполитой в XIV—XVII вв. » отметил в этой связи:
«Эти факты убедительно доказывают, что дело было вовсе не в «защите» Украины или «освобождении» Беларуси, как о том всегда твердили и монархические, и коммунистические авторы».
План нападения Московии на ВКЛ был похож на гитлеровский: три армии вторжения двигались по северному, центральному и южному направлениям. Всего московские войска насчитывали до 100 тысяч человек, тогда как ВКЛ смогло противопоставить им только 20 тысяч: силы были заведомо неравны. Поэтому «блицкриг» вполне удался, несмотря на отчаянное сопротивление беларусов.
Войска московитов неукоснительно исполняли директиву царя о «тотальной войне». Так, 22 июля 1654 года пал героически оборонявшийся Мстиславль. Московско-татарские войска сожгли город дотла и вырезали все население — около 15 тысяч человек. В летописи сказано:
«Народ всякий шляхесткий, мещан и жидов, а также простых людей под корень высекли /вырезали/, потом протрубив /победу/, среди трупов живых искали и в плен в Москву забирали, а скарбы /ценное имущество/ все забрав, замок и паркан (палисад) огнем сожгли и до основания опустошили».
24 июля воевода В. П. Шереметев захватил город Друя. С ним он обошелся точно так же, как А. Н. Трубецкой двумя днями раньше — с Мстиславлем:
«Взяли взятьем и ратных и всяких людей которые в городе сидели побили, и город и костелы и домы все пожгли без остатка».
17 ноября после 14 недель осады пал Витебск. Обозленные упорным сопротивлением его защитников и немалыми своими потерями, московиты учинили зверскую расправу с литвинскими воинами и горожанами. Очевидец писал в своих мемуарах:
«Немало братьев наших шляхты, мещан, поспольства, жолнерства, драгун, жен и детей малых, которые у материнской груди были, стариков и старух что в богадельнях были, без всякого милосердия высекли и выбили».
Подобных примеров в той войне — великое множество. Десятки беларуских городов и местечек, сотни сел и деревень были сожжены московитами, сотни тысяч людей беспощадно умерщвлены. В основе этого геноцида лежали указания царя Алексея Михайловича (которого в Росси официально именуют «тишайшим» и «добрейшим»). А его, в свою очередь, науськивал патриарх Никон — иноверцам «не быть».
Между тем Алексей Лобин заявляет:
«В качестве очередного свидетельства ксенофобской политики «москалей», белорусские националисты, вслед за Г. Сагановичем, часто любят цитировать строчки из царских указов: «костелам не быть», «униатам не быть», «жидам не быть». Однако, только исходя из полного текста указов, становится ясно, что… русское правительство в такой периферийной жесткой политике шло навстречу… бывшим подданным ВКЛ. К примеру, в 1658 г. в своей грамоте, Алексей Михайлович, подтверждая права и привилегии жителям Вильны, по просьбе городского самоуправления постановил: «Жидов из Вильны выслать на житье за город». Жители Вильны, Смоленска, Могилева и других городов, во время нахождения под царской опекой, теперь могли вымещать накопившуюся злобу на бывших притеснителей».
Вот так попался на слове московский историк: «жидов» он именует «бывшими притеснителями» беларусов, на которых народ только с приходом оккупантов смог «выместить накопившуюся злобу». Это же полный аналог пропагандистских измышлений нацистов в 1939—1945 годы!
На самом деле евреев вырезали не потому, что «вымещали накопившуюся злобу», а потому, что евреи не хотели отказываться от своей веры и принимать крещение. Разве что евреев Могилева вырезали не царские ратники, а упомянутые выше «беларуские казаки», то есть всякого рода отребье, которое собрал местный коллаборационист, полковник Константин Поклонский.
28 августа 1654 года после оккупации Могилева Поклонский и его бандиты по приказу царя вывели из города свыше двух тысяч живших в Могилеве евреев — включая младенцев. И зарезали на лугу напротив городской стены. Спаслись только несколько десятков человек, согласившихся принять крещение. Так было везде. Все, кто отказывался принимать московскую веру, подлежали уничтожению: униатов сжигали в их церквах, католиков — в их соборах, иудеев — в их синагогах.
Этот факт доказывают археологические раскопки беларуских историков. Вот типичная картина: сотни обугленных скелетов внутри руин сгоревшего храма, скелеты матерей прикрывают скелеты детей. Такое у нас вытворяли только два оккупанта — московиты царя Алексея Михайловича и германские нацисты Гитлера. Причем первые истребили людей и сожгли населенных пунктов на порядок больше, чем их «ученики» нацисты.
Даже Поклонский, увидев тотальное уничтожение своих соотечественников, не выдержал и через полгода снова перешел на сторону Речи Посполитой.
Уже цитированный ранее «Атлас» сообщает, что в конце XVIII века на территории нынешней Беларуси конфессиональный состав населения был таков: 39% униатов, 38% католиков, 10% иудеев. Остальные 13% процентов — это протестанты, сбежавшие из Московии староверы, «православные» (последователи московской церкви в пограничных землях), мусульмане (беларуские татары). В период войны 1654—1657 годов пропорции были примерно такие же. Как уже сказано, «тишайший» Алексей Михайлович собирался уничтожить всех католиков, униатов и иудеев BKЛ («унии не быть, латинству не быть, жидам не быть»), то есть 87% нашего населения.
Ему удалось уничтожить или увести из страны чуть более 53%. План остался недовыполненным на 34%. Чтобы как-то оправдать устроенный царем религиозно-этнический геноцид, Лобин пишет:
«Царь Алексей Михайлович особо обращал внимание воевод на гуманное отношение к населению: «А ратным людям приказали б есте накрепко, чтоб они белорусцов крестьянские веры, которые против нас не будут, и их жон, и детей не побивали и в полон не имали, и никакова дурна над ними не делали, и животов их не грабили». Воеводам наказывалось прибирать «белорусцев», которые захотят служить государю: «… и вы о тех белорусцев нашим государевым жалованьем обнадежили и велели их приводить к вере, что им быть под нашею… рукою навеки неотступно, и нам служить»».
Лукавит он, ибо «крестьянская вера» в данном указе — это «христианская вера» Москвы (где царя требовалось почитать как воплощение Бога на земле), тогда как греческое христианство (православие Киева) и латинское (Римско-католическое) категорически отвергали обожествление монархов.
«Обращение внимания воевод на гуманное отношение к населению» касалось только той части местных жителей (переименованных из «литвинов», «русинов» и «жидов» в неких «белорусцев»), которые под страхом смерти временно приняли веру Москвы — но все равно становились жертвами мародерства московских «ратных людей». Да и текст царского указа выдает насилие: «и велели их приводить к вере, что им быть под нашею… рукою навеки неотступно, и нам служить». Это отношение к рабам: мол, служить московскому деспоту должны вечно. Хорошая «братская рука помощи» — навсегда превратить в рабов, да еще и веру свою забыть по прихоти нового рабовладельца.
Еще Лобин пишет:
«Царь сохранил прежние привилегии городам, которые «целовали крест» государю — у них остались сеймики, суды; управление в них осуществлялось по Магдебургскому праву. К примеру, все вышеперечисленное царь пожаловал присягнувшим могилевчанам, которые вместе с русским отрядом Воейкова героически обороняли город от войск Я. Радзивилла. Таким образом видим, что политика русского правительства изначально основывалась на присоединении территории путем прельщения на свою сторону и задабривания».
Ничего себе «историческая достоверность» — царя-самодержца историк называет «русским правительством». А в том, что касается Могилева, он сам себе противоречит:
«Но остановить волну измен русские воеводы уже не могли. Сильным ударом для русских была измена Могилева. Ранним утром 1 февраля 1661 г. могилевчане, пять лет назад бок о бок с царскими ратниками оборонявшие город от литовских войск Радзивилла, под руководством бургомистра Леонозича вырезали русский отряд, а пленных отправили в Варшаву. Измена Могилева так потрясла русское правительство, что патриарх Никон предал всех могилевчан анафеме».
Опять надо объяснять, что Радзивилл — не жемойт, а беларус (ибо не «Радзивилутас»), и войско его было войском беларусов. В нем минимум 95% солдат и и офицеров имели беларуские фамилии на «-ич», что показывают Переписи войска ВКЛ. Притом Радзивилл — главнокомандующий войсками ВКЛ, собравший хоругви из всех городов княжества, включая Могилев.
И вот он привел к Могилеву войско, рекрутированное в том числе из его жителей, — но, оказывается, что это «литовское войско», хотя в нем служат, помимо прочих, могилевчане. По Лобину получается, что жители Могилева должны были — вместе с татарами и мордвой — защищать город от своих же отцов, братьев, сыновей. Но ради чего беларусам убивать беларусов? Ради торжества московского самодержавия? Мне это представляется нелепостью.
Лобин не отрицает, что многие города и села Беларуси московиты уничтожали со всем населением:
«Так, гарнизон и жители Мстиславля оказывали упорное сопротивление армии А. Н. Трубецкого, вследствие чего воевода не мог гарантировать по царскому указу сохранность «домов и достояния от воинского разорения». Город был взят приступом, а его жители были убиты или взяты в плен; т. е. в данном случае действовали законы войны».
Какие такие «законы войны»? С подобным подходом московского историка уничтожение Хатыни немцами тоже можно оправдать «законами войны». Это не «законы войны», а геноцид. В Мстиславле московиты вырезали всех детей, женщин и стариков — какое отношение к войне они имели? И зачем это оправдывать?
Снова хочется спросить: что же это за «братская рука помощи русского народа», если убивают всех жителей города?
Лобин пишет:
«Так, под осажденным Слуцком в 1655 г. А. Н. Трубецкой писал царю: «… деревни, и хлеб, и сено, и всякие конские кормы мы по обе стороны жгли, и людей побивали, и в полон имали, и разоряли совсем без остатку, и по сторонам потому ж жечь и разорять посылали». Но выдранная из контекста цитата создаст впечатление, что перед нами — наглядное свидетельство кровавой политики московского царя».
И — точка на этом. А где же «контекст», из которого якобы «выдрано»? Контекст как раз соответствует цитате. Однако вместо полного цитирования Лобин утверждает, что точно так вели себя «литовцы» (то есть беларусы) и «партизаны». Это примерно то же самое, что и знаменитая «унтер-офицерская вдова», которая якобы «сама себя высекла» в пьесе Гоголя «Ревизор».Еще в качестве причины гибели каждого второго беларуса московский историк находит болезни и голод:
«Наступил голод, который продолжался до уборки хлеба 1657 года, люди ели кошек, собак, всякую падаль, напоследок резали людей и тела их ели, не давали покоя в гробе человеческим трупам; это все я, ничтожный человек, видел собственными глазами», — писал в те годы Ян Цедровский».
Но точно так же в блокадном Ленинграде «люди ели кошек, собак, всякую падаль, напоследок резали людей и тела их ели». В чем разница? Неужели Лобин хочет сказать, что без войны народ в Ленинграде и в Литве сам дошел бы до такого голода? Кто в этом голоде виноват? Относительно Лениграда в СССР имеется четкая оценка — виноваты немцы, окружившие город плотным кольцом своих войск. Почему мы не можем сделать такой же вывод относительно московитов в XVII веке? Снова «двойные стандарты»?
Должен сказать, что весной 2008 года я вступил в переписку с Алексеем Лобиным и подробно обсуждал с ним эту его статью. Он повторил все свои аргументы, и более всего настаивал на том, что «беларусов скосил голод и болезни». В качестве примера приводил эпидемии в Смоленске и в других городах.
Однако я написал Лобину, что если он читал книгу Сагановича, то должен знать статистику потерь ВКЛ по областям — она приведена в книге в таблице 4 (на основе данных из книги В. И. Мелешко «Очерки аграрной истории Восточной Белоруссии (вторая половина XVII—XVIII в. )», Минск, 1975. ). Таблица называется «Потери населения в некоторых беларуских поветах в 1648-1667 гг. ». Больше всего потеряли людей поветы восточной части страны: Полоцкий — 74, 8% населения; Мстиславский — 71, 4%; Оршанский — 69, 3%; Минский — 62, 9%; Витебский — 62, 1%; Речицкий — 61, 2%. А вот на западе потери составили: в Слонимском повете — 18, 9%; в Лидском — 24, 7%; в Гродненском — 33, 9%.
Таблицы наглядно показывают: чем ближе к границе с восточным соседом и к местам боевых действий — тем больше погибших. В Восточной Беларуси, как мы видим, московиты уничтожили либо увели в рабство от двух третей до трех четвертей населения. Вот и вся «болезнь»!
Однако Лобин не признал ошибочность своего объяснения и ответил мне в духе «сам дурак»: мол, беларусы тоже практиковали геноцид в отношении русских — во время смуты и интервенции 1612 года. Фактов, правда, он никаких не привел — потому что их нет. Потому что у нас не было задачи насильно обращать московитов в свою веру и убивать всех, кто откажется. Эту задачу ставил своим войскам только московский царь. Беларусы, как известно, толерантны и веротерпимы — никого никогда не убивали только за то, что люди иной веры. Тем более что сами беларусы — разных вер.
Но вот интересно: если бы беларусы, подобно московитам, все же вырезали бы население Москвы, — объяснял бы Лобин такое избиение фразой «в данном случае действовали законы войны» — как он объясняет зверства своих соплеменников у нас? Сильно сомневаюсь.
И хотя литвинские (беларуские) войска BKЛ во время Смуты, приглашенные боярским правительством Москвы, ее жителей не истребляли, все равно они самые ненавистные враги для россиян. Недавно они даже учредили общенациональный праздник в память о том светлом для них дне, когда Минин и Пожарский изгнали из Кремля его беларуский гарнизон. Не зря ведь именно этот исторический факт они признали самым важным за последние 500 лет!
И здесь мы снова видим «двойные стандарты»: Россия сделала своим главным общенациональным праздником день изгнания беларусов из царской резиденции (а Лобин даже обвиняет беларусов в «геноциде над русскими»), но при этом аналогичную позицию беларусов в отношении московской оккупации 1654—67 гг. российские историки называют «завываниями беларуских националистов». Несоизмеримо такое различие в восприятии: изгнание беларусов из маленького укрепления (разве можно сравнить кремль хотя бы с одним поветом? ) возводят в России в общенациональный КУЛЬТ, а беларусам запрещают что-либо говорить о куда более жуткой российской 13-летней агрессии. Разве это справедливо?
Вот что пишет Лобин о мародерстве московитов в Беларуси:
«Надо сказать, царская администрация всегда реагировала достаточно быстро и жестко. «А деревень бы не жечь, для того что те деревни вам же пригодятся на хлеб и на пристанище; а кто учнет жечь, и тому быть во всяком разорении и в ссылке, а холопу, который сожжет, быть казнену безо всякой пощады». «Послать государеву грамоту к Аристу Новикову… чтоб в селе Толочине и в деревнях крестьян отнюдь никто не имал; а кто учнет имать, и тем быть от государя в великой опале и в жестоком наказаньи, без пощады». Подобных локальных указов достаточно много. Со своими ратниками, нарушившими царский указ, часто особо не церемонились — виновных в разорениях и грабежах били батогами, рвали ноздри, казнили «смертию». Приводимые строчки из царских указов полностью опровергают обвинения белорусских националистов в геноциде, якобы проводимом Алексеем Михайловичем».
Снова неправда. Эти указы касались не беларусов-католиков, не беларусов-униатов и не иудеев, а тех районов, где жители временно приняли веру оккупантов. Но даже там, как видим, московские войска продолжали мародерствовать, что заставляло гневаться «царскую администрацию», ибо разочаровывало обманутое местное население. Поэтому «приводимые строчки из царских указов» не имеют никакого отношения к проблеме геноцида против беларусов. Однако Лобин весьма эмоционален:
«Отмечу, что эти обстоятельства умалчиваются теми «историками» Белоруссии, кто любят горланить о «зверствах московитов»».
«Горланят» они вовсе не о «зверствах московитов», а скорбят по великой трагедии нашего народа и чудовищных людских жертвах — реалиях нашей истории, в которой надо детально разобраться. Это разные вещи. Если наше законное право помнить о трагедии нации и изучать ее московский историк называет словом «горланить», то как раз его излишняя эмоциональность указывает на предвзятость вместо беспристрастности. Точно по таким же причинам турки яростно отрицают массовое истребление ими армян в 1915—1922 годы, даже сажают в тюрьмы любого, кто вспоминает («горланит»! ) об этом. Турки тоже пытаются доказывать, что «армяне сами себя убивали» и «умирали от болезней». Ничего нового.
Прошелся московский историк и по беларуским партизанам:
«Так называемая «третья сила» — «шишы»-партизаны, вопреки представлениям белорусских историков-националистов, не являлись основной силой «в борьбе за независимость». Проблема здесь в слишком простом, однобоком взгляде: на самом деле лесные «шишы» в равной степени нападали и грабили и «своих», и «чужих»».
Это утверждение просто великолепно по своей мерзости. Ведь ныне хорошо известно, что в Великую Отечественную войну беларуские и украинские партизаны тоже «в равной степени грабили и «своих», и «чужих»». Иного выхода у них не было, продукты в лесу не росли, приходилось грабить братьев-крестьян.
Во время войны 1941 — 45 гг. нацистские оккупанты спекулировали на недовольстве народа политикой большевиков. Потребовались два года, чтобы народ понял, что нацисты ничем не лучше комиссаров, даже хуже их. Примерно такая же ситуация сложилась в войне 1654— 67 гг. Потянувшиеся поначалу к московским оккупантам слои населения быстро поняли, что их обманывают. Далее началось общенародное освободительное движение, в принципе мало чем отличающееся от аналогичного в 1943—1944 годах.
Но Алексей Лобин не считает такое изменение настроений порабощенного народа справедливым, он приходит к иным выводам:
«Карательные походы 1659—1660-х гг. Лобанова - Ростовского (Мстиславль, Старый Быхов), А. Барятинского (Рославль) и И. Хованского (Брест) были проведены с целью вернуть «под государеву руку» изменившие города. Нарушение крестоцелования и клятвы на Евангелии в те времена было одним из самых тяжких грехов. Тому, кто «великому государю крест целовал, а потом изменил», полагалась смертная казнь.
Однако снова лукавит Лобин, оправдывая геноцид тем, что наши города «изменили» московскому царю-людоеду. Они ему присягали не добровольно, а под угрозой смерти, присяга эта заключалась в отказе от своей веры и в принятии московской. Тех беларусов, кто отказывался так поступать, ждала смерть — сжигали всех, согнав в католический или униатский храм. И уничтожали не за то, что «государю изменили», а за то, что были верны своей вере, римско-католической либо греко-католической. Ведь царь еще до начала войны приказал истреблять всех иноверцев.
Ибо для тогдашних московитов иноверец — это одновременно враг царя, так как, повторяю, они возводили любого своего царя в ранг богочеловека — даже такого душегуба, как Иван IV. Поэтому отказ от московской веры автоматически являлся отказом от признания царя Москвы своим богом — отсюда и репрессии.
Российские историки намеренно всегда обходят стороной этот вопрос, хотя без его понимания ничего нельзя понять в той войне и в том геноциде. Беларусы потому и пострадали, что были исконно толерантны, благожелательно относились к другим этносам и религиям, а в Московии царил ордынский фундаментализм, не было ни одного еврея (их там убивали за отказ предать иудаизм).
Столкнулись две разные идеологии, одна из которых, московская, была радикальной, формулировалась ясно и просто:
«Латинству не быть, униатам не быть, жидам не быть».
Та война потому и повлекла столь огромные жертвы, что она была тотальной и идеологической, а вовсе не «феодальной».
Напрашивается аналогия установки царя Алексея обращению Гитлера 22 июня 1941 года к своим войскам перед вторжением в СССР: коммунистам не быть, комиссарам не быть, евреям не быть.
«Научная методология» или разная реальность?
Свою статью российский историк кончает так:
«Хаотичный набор отрывочных знаний, отсутствие методологии исторического исследования, доминирование субъективности над объективностью в угоду политическим амбициям, — это, пожалуй, основной набор инструментов националистически озабоченных «историков» Белоруссии. О таких можно сказать радищевскими словами: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Особенно «лаяй»».
Мол, лает Моська на слона. И в то же время она — «чудище», в смысле — «чудовище».
Давайте предположим, что мы согласились с российскими историками насчет «чудища», — и предложили им написать свой учебник истории для беларусов. Раз уж мы ошибаемся, а они лучше нас нашу историю знают. Что же они напишут?
А вот что. Что Беларусь должна во всех вопросах своей внешней и внутренней политики подчиняться России (то есть ныне — концерну «Газпрому» и петербургскому клану), быть ее вассалом[54]. А еще лучше — если она откажется даже от формального суверенитета и войдет в состав России своими шестью областями. Что беларуская нация — это выдумка националистов типа Ермоловича, Грицкевича и Сагановича, других наших историков (равно журналистов, филологов и «агентов влияния, действующих на деньги западных спецслужб»). То есть они со стопроцентной вероятностью на разные лады будут повторять лживые мифы царизма, разве что в более современной упаковке. Вот и выходит, что российская историография никак не соответствует нуждам Беларуского государства, ибо она его вообще отрицает.
Остается лишь удивляться явному противоречию: беларускую нацию российские политики, журналисты, историки обычно называют «братским народом», но как только эта нация родила своих историков, пишущих беларускую историю, — как их за это «дерзкое поползновение» сразу назвали «лающим чудовищем». Однако ни одной нации без своих историков не бывает — хотя москвичи пытаются это оспорить (разумеется, только в отношении соседей, не себя самих).
Создается впечатление, что «братскими народами» российские авторы считают народы республик бывшего СССР только до тех пор, пока они не воссоздают свою Государственность и свою собственную Историю Отечества. С этого рубежа они кажутся россиянам уже совсем не «братскими», хотя все нации без исключения имеют равное право на свою Страну и свою Историю.
Вот вокруг этого права, осуществленного в форме нынешней государственной независимости республик бывшего СССР, идет вся полемика. Независимо от конкретного содержания разных концепций российских историков, все они едины в отрицании права наций на самоопределение в форме суверенных государств. Точнее, с их позиций «правильным» является только такое «самоопределение», когда нация добровольно отказывается от независимости и просит принять ее в состав России. Если же им говорят, что подобный подход — это в «чистом виде» российский империализм, они начинают беситься от возмущения.
Ни одна из 14 республик бывшего СССР не оспаривает право на государственность другой такой же республики. Соответственно, с уважением и пониманием относятся к изучению их учеными своего прошлого, к поискам своих истоков. И только в нынешней Российской Федерации такие поиски называют «националистическими» и «лаем чудовищ». Как им кажется в Москве, они ныне окружены «лаем стаи чудовищ» из 14 республик. Но, полагаю, дело не в соседях. Просто мы и московиты живем теперь в разных плоскостях реальности.
Цена войны 1654—1667годов.
Царский указ ревностно осуществлялся: были сожжены тысячи беларуских деревень, сотни городов, местечек и замков. До сих пор археологи находят среди обрушенных стен католических и униатских храмов груды обугленных человеческих костей (типичная картина — скелет матери, обнимающий скелет ребенка).
Например, царь сам написал гетману Богдану Хмельницкому о том, что при захвате Мстиславля было убито более десяти тысяч человек! В городе Друя погибло все его население, около двух тысяч жителей. В Чечерске московиты убили свыше половины жителей. После сдачи Могилева на милость победителя «милостивые захватчики» вывели из города и зарезали как скот всех местных евреев, от младенцев до седых стариков — свыше двух тысяч человек. В Смоленске евреев не резали, их заперли в деревянных домах и сожгли живьем. Очевидец тех страшных событий, беларуский шляхтич Ян Красинский так описал действия московских войск:
«Сносили, как наводнение, всё перед собой, грабя, сжигая, уничтожая всё, что им попадалось, разграбляя крепости и города, не оставляя в Литве ни одного угла не обобранным. Никогда прежде не чинилось в этих краях большего тиранства… Люд посполитый /простых жителей/ вырезали сразу, а шляхту и магнатов уводили прочь и, подумав, либо вешали, либо сжигали живьем. Из каждого уголка, полного резней, кровь бежала потоками по улицам местечек и городов»…
А всего в этой войне от рук захватчиков, от принесенной ими эпидемии чумы, от голода и холода погибла почти половина населения страны — около 1 млн 200 тысяч (41, 3%). Еще 300 тысяч человек (10, 3%) московиты вывели в свои земли и превратили в рабов.
В результате от довоенных 2, 9 миллионов жителей остался примерно 1 млн 400 тыс. (48, 4%).
Поэтому циничной ложью являются заявления российских историков о том, что будто бы Московия, затевая войны со своим западным соседом, «тянула руку помощи братским и единоверным православным народам беларусов и украинцев, изнывавшим от ига католичества». Во многих документах той поры, а также в записках современников засвидетельствована особая ненависть московитов к униатам. Так, в ходе Виленских переговоров, состоявшихся на втором году войны (в 1655 году), московские послы настойчиво требовали: «уния должна быть уничтожена, ибо она Богу всемогущему грубна». В 1658 году царь приказал Михаилу Шаховскому, своему воеводе в захваченной Вильне:
«Из города Вильны и из иных городов и мест, которые к Вильне близко, униятов всех, кто где живет… высылать вон тотчас, и заказ учинить крепкий, чтобы впредь униятов нигде не приймовали и высылали их вон, чтобы от них в вере каких расколов не было».Одной из самых больших потерь униатской церкви стало разрушение Жировичского униатского монастыря возле Слонима. При этом сгорело много уникальных рукописных и печатных книг, церковных реликвий. Всех монахов, не успевших бежать, московиты убили.
Наглядным примером «братской помощи» от якобы «единоверного русского народа» могут служить события в Бресте, о которых тоже говорилось в предыдущих главах. В январе 1660 года войска князя И. А. Хованского взяли штурмом городской замок и заняли город. Захватчики сначала полностью ограбили его, а потом предали огню, чем обрекли большинство жителей на смерть от холода и голода.
Защитников замка (около двух тысяч человек) они «посекли» (зарубили), тела их бросили в ров без погребения. Это было сделано не просто так, а явилось «специальным мероприятием» оккупантов. В этнографии оно известно под названием «заложные покойники». Термин «заложные» означает «вредоносных» людей, умерших насильственной смертью, а также способ погребения. Их не закапывали в землю, а «закладывали» кольями, ветками, досками, оставляя на поверхности земли.
Суть в том, что тела христиан, похороненные без гробов (или без савана), не могут быть воскрешены после второго пришествия Христа. Вот в чем смысл оставления трупов на поверхности земли: лишить покойников возможности воскреснуть. Церковный закон требует, чтобы всякий христианин был погребен в гробу или в саване и имел крест над могилой как знак для Иисуса при Его возвратении — кто тут покоится. Геноцид московитов носил именно религиозный характер: воеводам царя Алексея Михайловича мало было убить защитников Бреста, они хотели лишить их возможности воскрешения при Конце Света. Такое вот «двойное убийство» — и тела, и души.
Подобных злодеяний никогда не было в отношениях между униатами и католиками. Униатство и католицизм различались только в некоторых вопросах догматики и культа, без всякой политики, тогда как Московская церковь была тесно связана с государством и с обожествленной ею персоной верховного деспота.
Впрочем, и православные жители ВКЛ достаточно быстро увидели, что их участь — не «освобождение от поляков», а превращение в московских рабов, в лучшем случае — систематическое ограбление. Чаша терпения переполнилась. Утром 11 февраля 1661 года восстали жители Могилева во главе со своим бургомистром Язэпом Левановичем. Они застали врасплох и разгромили гарнизон московских оккупантов (более двух тысяч человек), а пленных отправили в Варшаву.
Шел седьмой год войны.
В городе давно не осталось ни одного католика, ни одного униата, ни одного еврея — только православные.
Их «измена» так потрясла патриарха Никона, что он велел предать всех жителей города анафеме (церковному проклятию) во всех церквах Московского государства. Хорош «единоверец»: православных могилевчан отлучил от церкви «в полном составе», включая младенцев, притом «на века вечные их потомков»!
Карательные походы, предпринятые по приказу царя князьями Лобановым-Ростовским, Барятинским, Хованским и другими его сатрапами, ставили целью возвращение «под государеву руку» всех «изменивших» городов. Население, прекрасно уже понимавшее, что его ждет полное истребление, сопротивлялось с величайшим мужеством. Золотыми буквами записаны в беларускую историю оборона Старого Быхова, Ляхович, Слуцка…После 13 лет борьбы, жертв и страданий наши предки изгнали московских захватчиков, отстояли независимость своего национального государства и своей церкви.
У Лобина и у других российских историков я нашел мысль, что уничтожение половины населения ВКЛ в войне 1654—1667 гг. кардинально изменило соотношение сил в Восточной Европе. Дескать, Россия этим «нокаутирующим ударом по Литве» (то есть своим геноцидом) навсегда сломила своего главного исторического соперника в борьбе за власть в регионе. После войны Литва перестала быть «значимой силой» и «значимым соперником» для Москвы.
Действительно. После той войны ВКЛ—Беларусь достигла довоенной численности населения только через 105 лет после окончания боевых действий, утратила практически весь прежний политический, экономический и военный «вес», перестала быть равным Польше субъектом в Речи Посполитой. А это предопределило в последующие десятилетия главенство Польши над нами.
Согласно прогнозам демографов, если бы не та война, то население Беларуси сегодня составляло бы от 25 до 35 млн человек, что одновременно обеспечило бы высокую плотность населения, которая у нас гораздо ниже, чем у соседей. Сравним хотя бы с Польшей: при территории 313 тыс. кв. км ее население составляет 39 млн человек, а население Беларуси при территории 208 тыс. кв. км (то есть, две трети Польши) составляет только 9, 8 млн — четверть от польского.
Страна действительно пришла к полному упадку: фактически почти перестала существовать, исчезли сотни сел, десятки городов и местечек — как, например, город Казимир, недавно открытый археологами. Нигде в Европе, кроме как у нас, не исчезали в ходе войны целые города.
Не менее 300 тысяч беларусов (в основном, ремесленников и крестьян) московиты увели к себе в рабство. Страна лишилась прослойки мастеров, составлявших основу городского населения BKЛ, служивших «фундаментом» экономики и одновременно являвшихся членами зарождавшегося в ВКЛ (благодаря Магдебурге кому праву) гражданского общества. Это тоже стало одной из главных причин катастрофического упадка нашего государства.
Наконец, огромный урон понесло национальное самосознание народа. Лучшая часть нации погибла в войне, выжили в большей части коллаборационисты и те, кто не обладал достаточным патриотизмом, чтобы сопротивляться оккупации. Видимо, именно в тот период у выжившей половины нации претерпела серьезную трансформацию пресловутая толерантность беларусов, которая стала означать не только терпимость к инородцам и иноверцам, но и к оккупантам. Мне кажется, что та половина нации, которая погибла в войне, весьма отличается от половины выжившей. Как и другие нации в любой войне, мы потеряли лучших. В данном случае — лучшую половину нашего народа…
Казимир — потерянный город Беларуси.
В сентябре 2006 года беларуские газеты сообщили о сенсационной находке:
«Оказывается, на территории Светлогорского района на месте деревни Королевская Слобода в XVII веке стоял город Казимир. И не просто город! Он, обладающий Магдебургским правом, имел самоуправление и свой герб».
В августе в деревне Королевская Слобода начались археологические раскопки с целью поиска города Казимира, стоявшего на берегу реки Березина в середине XVII века. Перед экспедицией стояла задача: подтвердить или опровергнуть наличие городского поселения.
Раскопки подтвердили наличие на предполагаемом месте расположения города пласта с различными старинными артефактами — так называемого «культурного» слоя земли. Раскопан культурный слой площадью 153 квадратных метра (маленький участок: 15, 3 х 10 м). Выявлены многочисленные находки: нож с костяной рукояткой, топор, фрагменты посуды середины XVII века и табачных трубок, куски кафеля с рельефным орнаментом (в том числе гербового кафеля), кусочки оконной слюды, стеклянных и фаянсовых изделий, кованые гвозди, подковка для сапога, декоративная накладка на ремень, наконечники стрел арбалета и лука, серьга и монеты. По словам ученых, результаты раскопок позволяют утверждать, что на месте деревни Королевская Слобода-2 некогда в самом деле размещалось городское поселение.
Как сообщила пресса, город нашли практически случайно. В 2001 году доктор исторических наук, профессор кафедры истории Беларуси и политологии Беларуского государственного технологического университета, член Геральдического совета при президенте Сергей Рассадин был приглашен в Варшаву для выступления с докладом. Так как после официальной части осталось еще немного свободного времени, ученый решил посетить Главный архив древних актов, где хранится много документов, относящихся к территории современной Беларуси. В частности, профессора интересовал богатейший Несвижский архив Радзивиллов, который по Рижскому договору 1921 года был передан Польше. Просматривая «Каталог пергаментов Несвижского архива», ученый наткнулся на любопытный документ — грамоту, написанную в 1643 году на польском языке от имени королевы Цецилии Ренаты.
Документ представляет собой лист тонкого пергамента белого цвета. На одной стороне его расположен текст, под ним — изображение герба города. К пергаменту на витом шнуре была привешена печать с королевским гербом. Первоначально черный цвет чернил изменился на рыжий, отдельные слова и буквы не читаются. В первых строках текста говорилось: «привилей городу Казимиру в старостве Бобруйском… » «Я еще раз это перечитал и не поверил своим глазам, — говорит Рассадин. — Ни я, да и, похоже, никто из беларуских историков не знал до сих пор никакого города Казимира на реке Березине в старостве Бобруйском»…
Однако это не совсем так. Например, в издании «Атлас: гісторыя Беларусі, XVI—XVIII стст. » (Минск, 2005) на странице 13 город Казимир обозначен между Бобруйском и Рогачевом, а также указано, что с 1643 года он обладал Магдебургским правом. То есть «теоретически» он уже был известен историкам, но его останки обнаружили только в сентябре 2006 года.
Беларусь с 1589 года входила в состав федеративного государства Речь Посполитая (буквально «Республика», или «Общее дело» — с латыни), которым управляли короли (одновременно они же Великие князья Литовские). В сентябре 1637 года 42-летний король Владислав IV Ваза женился на 26-летней Цецилии Ренате Габсбург (1611—1644), дочери австрийского императора (и императора Священной Римской Империи) Фердинанда II.
А в 1639 году Бобруйское староство перешло во владение польской королевы. Дочь австрийского императора решила заняться созданием здесь территории, благоприятной для развития торговли и производства товаров — слободы, чтобы впоследствии построить на этом месте процветающий город.
«Если дать людям определенные льготы в виде «привилея», они будут лучше работать и возникнет некий центр процветания, — рассказал Сергей Рассадин. — Цецилия Фердинандовна, которой принадлежало Бобруйское староство, решила из местных людей организовать, говоря современным языком, свободную экономическую зону. В XVII веке это называлось слобода (от слова «свобода»). Но поскольку она была королевой, это место было названо Королевской Слободой. Это был своего рода предшественник города Казимир».
По словам Рассадина, слобода развивалась успешно, «свободная экономическая зона» себя оправдала, и вскоре она получила городские права. В 1643 году королева дала «привилей» городу Казимир, по которому он получил Магдебургское право, символом чего являлся городской герб.
Профессор С. Рассадин считает, что город был назван королевой в честь сына Зигмунда-Казимежа, родившегося в 1640 году.
Следует уточнить, что Магдебургское право — это не столько «свободная экономическая зона», сколько Полное муниципальное самоуправление. В средневековой Беларуси (Великом княжестве Литовском) на протяжении четырех веков Магдебургское право обрели почти все более-менее крупные города и местечки (всего около 100).
В каждом городе были ратуша с часами, герб, городские весы. Правил городом Магистрат, состоявший из Рады (с бурмистром и радцами) и Лавы (с войтом и лавниками). Рада ведала имущественными и гражданскими вопросами, Лава — судебными и криминальными[55].
Магдебургское право, по которому 400 лет жила наша страна, — это городское самоуправление, выборность всех ветвей власти и их независимость друг от друга. А в первую очередь — независимость от центральной власти. Кстати, в России никогда не было ни одного города с Магдебургским правом: там существовала «вертикаль власти».
На гербе города Казимир изображен лев с мечом в лапе под звездой, рядом с ним стоит челн. По словам Рассадина, этот герб похож на родовой герб Габсбургов. Кстати, в Гомельской области до 2001 года были известны только четыре исторических герба — городов Гомеля, Мозыря, Речицы и Рогачева. А «львиных» гербов во всей стране было только три — Лиды, Слонима и Городка.
Увы, город Казимир существовал недолго — 12 лет, а потому не успел закрепиться на картах XVII века. В определенном смысле он повторил судьбу человека, именем которого его нарекли. Сын королевы Зигмунд-Казимир прожил всего 16 лет…
Что же случилось с городом Казимир? В своих публикациях историки и журналисты несколько размыто говорят: «Исчез во время войны 1654—1667 гг. между Россией и Речью Посполитой».
Такая же формулировка — просто «исчез», прозвучала и в сюжете канала ОНТ. Однако профессор Сергей Рассадин уточнил, что город был уничтожен войском казачьего полковника Ивана Золотаренко:
«Подтверждением этому может служить донесение атамана Ивана Золотаренко, отправленное русскому царю Алексею Михайловичу 15 июля 1654 года. В нем сообщается о сожженных «особных замках» Речицком, Жлобинском, Стрешинском, Рогачевском и Горвальском. Очевидно, эта же участь постигла и город Казимир»[56].
К сожалению, Казамир — не уникум, а нечто вполне типичное для того времени. Он — только крупица Беларуской Атлантиды, ушедшей в Небытие усилиями восточного соседа.
Если во время Великой Отечественной войны нацисты сожгли у нас около 650 сел со всеми жителями, которых они загоняли в сараи, то в ходе войны 1654— 1667 гг. российские оккупанты сожгли несколько тысяч беларуских сел и деревень, сотни местечек и городов. С той разницей, что население сгоняли не в сараи, а в храмы. Беларуские археологи, раскапывая сожженные селения, фиксируют отсутствие человеческих останков среди жилищ, но в центре поселений, в храмах, находят сотни обугленных скелетов.
Беларусь - партизанка.
Знаменитое беларуское партизанское движение — как традиция ответа агрессии оккупантов — родилось именно в войне 1654— 1667 годов. Огромное возмущение вызывал у беларусов-литвинов религиозный геноцид восточных оккупантов. На оккупированных землях московские власти в 1654—56 гг. запретили все конфессии, кроме Московской церкви, добрая половина «святых» которой — бывшие мурзы Орды, перешедшие на служение Москве, и где присутствует крест с полумесяцем как символ единения ислама и Московской веры.
Указом царя Алексея Михайловича («Уния подлежит уничтожению») священников греко-католической церкви казнили, а прихожан насильно заставляли переходить из православной веры Византии и Киева — в Московское (Ордынское) «православие», «веру схизматиков», для чего сотнями присылали попов из Московии.
К издевательству над чувствами верующих надо добавить массовые грабежи и убийства населения, изнасилования московитами «девок в недорослых летах», вывод сотен тысяч людей в рабство. В ответ все это вполне закономерно вызвало народно-освободительное движение. Уже в июле—августе 1654 года впервые в истории Литвы (Беларуси) на ее территории появились партизаны. Они действовали в северо-восточных и восточных поветах — Витебском, Полоцком, Смоленском, Мстиславском, Могилевском.
Например, в Мстиславском повете активно и успешно действовал отряд Якима Потапова. Уже 18 июля 1654 года Потапов, имевший тогда всего 15 шляхтичей и до 300 крестьян, совершил нападение на московские войска, осаждавшие Мстиславль.
Партизанское движение было не хаотичным, а централизованным. Командиры большинства отрядов установили связь с гетманом ВКЛ Янушом Радзивиллом.
Еще одна аналогия с Великой Отечественной войной — это чудовищная жестокость оккупантов при подавлении партизан: московиты отвечали на выступления беларуских партизан беспощадным террором. Например, когда в стычке возле Мстиславля были захвачены семеро партизан (в том числе одна женщина), их долго мучили («пытали и огнем жгли»), потом одного повесили, а остальных в назидание изувечили:«Бив кнутом нещадно и отрезав у них уши и носы, велели послать… в деревни, чтоб, на то смотря, иным мужикам неповадно было… »Но задушить партизанское движение не удалось — наоборот, оно приняло общенародный характер. Беларусы уходили в леса и болота, где создавали укрепленные лагеря и оттуда нападали на российских оккупантов.
К 1656 году сопротивление охватило, помимо названных выше, еше и Борисовский, Минский, Виленский, Новогрудский поветы, а в 1657 году распространилось даже на Полесье, хотя там московских гарнизонов не было. Минский историк А. Е. Тарас пишет:
«Складывалась ситуация, хорошо знакомая людям XX века: оккупанты господствовали в городах и замках, где стояли их гарнизоны, тогда как в сельской местности «правили бал» партизаны. Так, согласно показаниям воеводы Семена Змеева, летом 1657 года партизаны контролировали практически весь Могилевский повет. Численность отрядов народных мстителей быстро возрастала. Многие имели в своем составе несколько сот человек, отдельные — две-три тысячи и более! Улучшилось вооружение, отчасти за счет трофеев, отчасти — благодаря специальным поставкам, организованным гетманом Радзивиллом»[57].
Соответственно, увеличился их боевой потенциал, размах действий. Например, отряд шляхтича Багровича (около 400 человек) осенью 1657 года попытался захватить город Борисов ! Активно действовал отряд во главе с князем Самуилом Лукомским (500 человек). В Витебском повете лихие налеты осуществляли два конных партизанских отряда — шляхтича Яна Храповицкого и Станислава Шалупина. В них состояли 30 шляхтичей, все остальные были мужики, вооруженные бердышами и рогатинами.
С осени 1658 года на территории северной и восточной Литвы (Беларуси) развернулась полномасштабная война российских войск с беларускими партизанами. Сюда были направлены карательные корпуса воевод Юрия Долгорукого, Григория Козловского, Ивана Лобанова-Ростовского. Борьба не прекращалась до 1659 года.
Когда же началось успешное контрнаступление против московитов войск Стефана Чернецкого и Павла Сапеги, к ним повсюду присоединялись отряды партизан. Например, весной 1662 года к пяти хоругвям королевского войска, вошедшим на территорию Речицкого повета, присоединились шесть хоругвей местных партизан. В Полоцком повете четыре хоругви Речи Посполитой усилились за счет трех партизанских хоругвей. И так было везде.
Весь беларуский народ объединился, защищая свое Отечество от оккупации. Враг, обладавший огромной военной силой, не смог победить беларуский народ — более слабый в военном отношении, но неизмеримо более сильный духом; точно так произошло и в Великой Отечественной войне. Поэтому для беларусов обе эти войны во всем похожи, как близнецы…
Глава 18. БЕЛАРУСКИЕ КАЗАКИ.
В последние годы в беларуских средствах массовой информации появились сообщения о «возрождении беларуского казачества», якобы рожденного в ходе войны 1654—1667 годов. Но существовало ли вообще когда-то беларуское казачество?
Люди, знающие историю Отечества, сообщения о «возрождении» беларуского казачества воспринимают примерно так же, как «возрождение турецких янычар» в Сербии или Болгарии. Ведь казаки на протяжении веков являлись главной силой царизма в подавлении нашей государственности и нашего национального духа. Поэтому понятны опасения: не подрывает ли это «возрождение» устои Беларуского государства? Не станут ли у нас казаки снова реакционной черносотенной силой, нагайками насаждающей российское великодержавие?
Один из генералов молодого беларуского казачества, с которым я подробно беседовал на эту тему, считает, что эти страхи напрасны.
Во-первых, никакого именно беларуского казачества — в этническом смысле — у нас нет. Есть казаки, либо потомки казаков, приехавшие в разные годы из казачьих областей России или Украины, а не беларусы. «Беларускими» они называются только по месту жительства.
Во-вторых, хотя у части их преобладает российский или украинский менталитет (с прохладным отношением к истории Беларуси и всему ее национальному), но большинство давно считают Беларусь своей Родиной — и видят своим призванием служение ей, а не великодержавной России или идущей своим собственным путем Украине.
Однако казачество в Беларуси остается все-таки явлением экзотическим, не местным, поэтому наши журналисты, рассказывая о нем, часто неточны, а то и просто находятся в плену мифов.
10 января 2008 года газета «Кобрин информ» поместила в рубрике «Знай наших! » статью «Кобринские казаки». Ее автор Маргарита Савчук пишет:
«Минувший год был ознаменован тем, что в Кобрине появились казаки, и не заезжие, а свои, местные. Настоящие ли они казаки, откуда их корни и чем они занимаются? »
Далее она приводит историю казачества:
«Истории известны 11 казачьих войск: Донское, Кубанское, Терское, Уральское, Сибирское, Астраханское, Оренбургское, Забайкальское, Семиреченское, Амурское, Уссурийское и три городских полка — Красноярский, Иркутский и Енисейский. У каждого из казачьих войск был свой неприятель, свой план военных действий, свои в песнях воспетые герои. В отличие от Украины, где для зарождения казачества были специфические условия — вольные безлюдные степи и постоянная опасность, Беларусь как край, который жил «по старинке» и издавна заселен оседлыми жителями, не имела собственной казацкой организации. Но 22 июня 1654 года, когда православный шляхтич Константин Юрьевич Поклонский вместе со своими сподвижниками прибыл к царю, Алексей Михайлович подарил ему 40 соболей и 50 рублей, а также чин полковника, и разрешил организовать Белорусский казацкий полк. Эта дата и считается датой рождения белорусского казачества».
Сразу можно отметить: внутренних причин для возникновения в Литве-Беларуси казачества не было, оно было создано только при оккупации ее чужеземным царем. Почему же, в таком случае, не появилось свое финское казачество в Финляндии, захваченной Российской империей? Почему не было польского казачества — в Польше, захваченной Россией?
18 января 2008 года газета «Советская Белоруссия» поместила статью Юрия Жыгамонта, ведущего телевизионного проекта «Путешествия дилетанта», под названием «В поисках утраченного». В ней уважаемый телеведущий писал:
«Все знают об украинских, кубанских казаках, о Запорожской Сечи тоже все слышали. При этом многие и не догадываются, что и у нас в XVII веке была своя автономная казацкая республика. Знакомьтесь: город Чаусы, Могилевская область, Беларусь. Бывшая столица белорусского казачества.
… Началась 13-летняя война Московии с Речью Посполитой. И в 1654-м Чаусы захватили войска русского царя Алексея Михайловича. В русской армии в то время служил белорусский шляхтич Кастусь Поклонский. В самом начале войны русские власти рассчитывали опереться на белорусскую шляхту, пообещав оставить за ней все угодья и добавить земли тем, кто перейдет на сторону царя. Так Чаусы и достались в подарок Кастусю Поклонскому. А он создал там казачий полк. Сюда потянулись крестьяне, горожане, мелкая шляхта — все стремились записаться в Чаусский казачий полк. Не прошло и полгода, как полк насчитывал более 6 тысяч человек.
Само собой, все это Поклонский делал с разрешения царя-батюшки, разъяснив ему, что здесь будет белорусская казачья автономия в составе Российской державы. Но со временем Кастусь начал вести свою политику, не зависимую от русского царя. Автономия превратилась в независимое белорусское казачье государство со столицей в Чаусах.
Царь тут же распорядился арестовать Поклонского. Но тот вместе со своим войском перешел на сторону ВКЛ к Янушу Радзивиллу. Таким хитрым ходом он сохранил белорусским городам независимость, а себе — свободу… И все же как ни стремилась казачья столица остаться независимой, после первого раздела Речи Посполитой в 1772 году Чаусы вошли в состав Российской империи».
Все это неверно. Не были Чаусы никакой «казачьей столицей Литвы» (именно Литвы, а не Беларуси, и говорить следует о «литвинских» или «литовских казаках», а не «беларуских»). О похождениях Поклонского мы поговорим позже, а пока коснемся вопроса — кого вообще считать казаком.
Кто такие казаки?
Начнем с того, что казаки — это этнос, а не сословие. Причем в самой статье «Кобринские казаки» было выделено крупно в рамочке: «Казак — с тюркского языка означает «вольный человек»». (Должен попутно отметить, что сколько существует всяких казачьих атаманов, генералов и полковников — столько же имеется разных, порой самых экзотических представлений о происхождении казаков, то есть они у каждого свои. Чтобы рассказать обо всех, пришлось бы написать отдельную книгу, но сама эта тема — уже не история Беларуси. )
Выскажу лишь некоторые (подчеркиваю — некоторые) представления об истоках казаков. Как считает ряд российских лингвистов и историков, слово «казак» происходит от названия страны Хазария или Козария: так называли жителей этой страны, располагавшейся от Крыма до Северного Кавказа и берегов Каспия. (Видимо, те же истоки у названий Казань и Казахстан, который с 1995 года называется Kazakstan — «страна казаков». )
Хазары-козары были группой кочевых тюркских племен (смешанных частично с сарматами), умело державшихся в седле. Но казаки как воины впервые упоминаются в летописях под 1395 годом, причем Л. Н. Гумилев, как и другие российские историки, считал, что основную часть войска Мамая в Куликовской битве составляли именно казаки (народы Дона и Северного Кавказа).
Украинские казаки формировались в Запорожье (буквально «За порогом Руси») из русифицированных тюрок и беглых русинов, жили по законам тюрок — ведь казацкие обычаи являются тюркскими обычаями Хазарии. Российские же казаки формировались из тюркских племен, присягнувших московским царям. В царской России «казак» означало национальность — причем казаков не считали не только русскими, но даже славянами.
Это не должно удивлять. Например Донское казачье войско (столица — Новочеркасск) — это исторически войско народа черкасов, и в XIX веке донские казаки еще говорили на своем черкасском языке (не путать с черкесским). Историки из числа самих казаков полагают, что казаки происходят от готов (кстати, так думал и Адольф Гитлер, называвший казаков «более высокой расой, чем славяне»). Свою дорусскую историю казацкие историки возводят к великой стране Готланд, существовавшей на Дону в начале I тысячелетия и ранее. Мне эта концепция кажется «сыроватой» уже потому, что в таком случае Хазарию-Козарию следует прежде всего называть прямой наследницей Готланда — но этот тезис историки не принимают (правда, о Хазарии вообще мало сведений сохранилось, это страна-загадка).
После революции казаки стали опорой антисоветского движения, поэтому власти СССР стремились лишить казаков своего лица, своей сути. В первые годы советской власти в паспортах в графе «национальность» казакам так и писали — «казак». Однако в рамках задачи ликвидации казачества такую запись запретили, а все казачество насильно записали «в русских». Именно на этой почве возникло у нынешних казаков массовое заблуждение: они считают себя «русскими» и «славянами», хотя были в прошлом славяноязычными тюрками или — как говорят казацкие историки — готами (а казаки Дальнего Востока — это буряты и монголы).
В годы войны атаман Петр Краснов добивался отделения Казарии от России — с созданием независимой страны казаков. Казаки во время Великой Отечественной войны отличились коллаборационизмом. Так, в июле 1943 года была создана «1 -я казачья кавдивизия Вермахта» под командованием немецкого полковника фон Паннвица, в феврале 1945 года преобразованная в 15-й казачий корпус СС численностью 25 тысяч человек.
Сегодня об этом не принято вспоминать, так как в России увлеклись обвинениями в адрес украинцев: дескать, те служили в СС. На самом деле в дивизию СС «Галичина», сформированную в апреле 1943 года во Львове, было зачислено 19 тысяч человек (причем 3 тысячи ее солдат тут же перебежали к партизанам бандеровской УПА, воевавшей с немцами). А вот 29-я русская дивизия СС (сформированная на базе РОА генерала Власова) имела 20 тысяч солдат. Казаков в СС воевало еще больше — 25 тысяч.
Так что «главными» эсэсовцами с территории СССР были не украинцы. Как равно несправедливы обвинения в том, что только украинцы сегодня «пытаются обелить своих эсэсовцев» — то же самое делают в России. 15-й казачий корпус СС сдался англичанам, а те по просьбе Сталина всех казаков-эсэсовцев отправили в СССР, где их почти всех казнили. Сегодня центральные газеты России с надрывом пишут о злодействе англичан, отдавших «невинных пленных казаков» на расправу Сталину. Пишут, дружно забывая, что эти казаки вообще-то служили в СС. Как гласит пословица, «в чужом глазу соринку вижу, в своем — полено не замечаю»…
И вот в 1990-е годы, после краха СССР, началось возрождение казачества, этот этнос мало-помалу снова обретает свой национальный облик.
Теперь становится понятным, почему в Беларуси никогда не было казаков. Вовсе не потому, что тут народ жил «по старинке», как пишет Маргарита Савчук (я так и не понял, что хотела сказать этой фразой журналистка). А потому, что в Беларуси никогда не было кочевников. Нет кочевников — нет и казаков[58].
Другой важный нюанс заключается в том, что существенную часть денег, вырученных от продажи трофеев, казаки, согласно строгой традиции, отдавали православной церкви. В этом плане Беларусь всегда кардинально отличалась от России и Украины: у нее не было единой религии. Католики и униаты были примерно равны своей численностью, а к ним надо добавить значительную общину иудеев. Неясно, каким христианским храмам следовало бы отдавать трофеи «беларуского казачества»: католическим или униатским? Если в Западной Украине казаки поголовно были униатами, то о существовании католических казаков истории неизвестно. Как видим, даже сама католическая вера препятствовала у нас формированию казачьих войск. Еще труднее представить иудея-казака, отдающего часть награбленного синагоге.
Кроме того, литвины-беларусы, в отличие от казаков Украины и России, никогда не промышляли набегами. Не секрет: главным источником доходов казаков Сечи и Дона (а также крымских татар) являлся разбой в землях соседей. У нас же народ всегда жил только своим трудом, ничего ни у кого не отнимал. История не знает случаев, чтобы наши предки устраивали разбойные набеги на украинцев, поляков, латышей, словаков или московитов. Наш менталитет иной, ему противна сама мысль создавать свое благополучие за счет наворованного у других. Это очень важно, так как, например, Запорожская Сечь в период своего расцвета являлась фактически объединением разбойников, где казак — это «лихой человек», промышляющий разбоем.
Ну и главное: казаки, в отличие от других войск, снаряжались за собственный счет — за что в качестве награды полностью освобождались от налогов. Борис Алмазов[59], внук донского казака и автор книги «Прощайте и здравствуйте, кони! » (1978 г. ), писал:
«Казаки не платили никаких податей и жили значительно богаче, чем русские крестьяне, но в отличие от крестьян должны были служить все поголовно. Если в крестьянских семьях из двух сынов служить шел один, из пяти — двое, то казаки служили все. Причем официально казак считался на службе двадцать лет, из них четыре года служил действительную вдали от дома. В случае войны на службу призывалось все мужское население».
Думаю, теперь читатели поймут, почему Чаусы (регион земледельцев) не были никакой «казачьей столицей Литвы». Казаки в те времена не земледельцы, а вольные кочевники степей (в том числе Запорожья). Поэтому в период феодализма власти в принципе не могли облагать их налогами и податями, как крепостных крестьян или других вассалов (т. е. земледельцев). У властей оставался только один вариант реализации своего главенства над казаками: пусть они подати не платят, но отдают их в виде воинской службы. Везде по степям Украины (где, кстати, были «казацкие татары» или «татарские казаки») и России кочевые племена и стали записывать в «казаков» — по роду их отношений с Властью: так все кочевники (включая бурятов Даурии) стали казаками. Кстати, бурятом был и знаменитый атаман Григорий Семенов, который спрятал не найденное до сих пор «золото Колчака» (точнее — часть этого золота).
Но у нас-то все по-другому! Наши крестьяне были не кочевники, а землевладельцы — и были землей привязаны к своим сеньорам в лице магнатов или шляхты. Понятна ситуация, когда царь Алексей Михайлович стал захватывать Беларусь и отбирать у шляхты ее крестьян. У себя в Московии он беглых крестьян сажал на кол, а тут не только приветствовал такое бегство, но и велел из беглых крестьян создать нечто вроде «беларуского казачьего войска» (якобы аналогичного казачьему войску Золотаренко в составе его армии). Но эта затея длилась недолго (менее полугода) и по своей сути являлась химерой той войны. Ведь в мирное время ни Москва, ни Вильня не собирались освобождать наших крестьян от податей. Они — не кочевники, никуда со своей земли не денутся. Кстати, после окончания той войны все выжившие «казаки Поклонского» вернулись к своим господам, ибо бежали к Поклонскому они сами, а вот их участки земли, хаты, скотина, семьи — все осталось во владениях помещиков.
Так что «на пустом месте» казачье войско создать невозможно, тем более из оседлых крестьян, уже являющихся чьими-то вассалами. Само понятие «беларуское казачество» — это смысловое недоразумение, подобное, например, столь же фантастическому «новгородскому казачеству» или «псковскому». Никакого «беларуского казачества» не существовало и за 122 года нашего пребывания в составе царской России. Даже царизм не нашел нужным и возможным создавать здесь казачество.
В летописях упоминаются многотысячные полки «польских королевских казаков», служивших в армии Стефана Батория. Но это не поляки — а украинские казаки. В Польше тоже не было степей и кочевников, потому не появилось и свое казачество.
Предатель Поклонский.
Теперь разберемся с Поклонским.
Маргарита Савчук пишет как о чем-то нормальном и будничном:
«Но 22 июня 1654 года, когда православный шляхтич Константин Юрьевич Поклонский вместе со своими сподвижниками прибыл к царю, Алексей Михайлович подарил ему 40 соболей и 50 рублей, а также чин полковника, и разрешил организовать Белорусский казацкий полк».
Во-первых, просто полк — никакой не казацкий, ибо набирался он из местного населения, которое никаких казаков не знало, как и их обычаев. А во-вторых — что это за странная подача исторического факта? Можно подумать, царь Алексей Михайлович тут проездом на охоте был, а Поклонский к нему и прибыл с предложением.
На самом деле шла война Московии против Литвы-Беларуси — самая кровавая война за всю нашу историю. От рук московских завоевателей погибла половина нашего населения, были вырезаны жители большинства наших сел и городов. Но, несмотря на чудовищные потери, наш народ, проявивший вершины мужества и героизма, смог отстоять свою независимость. Именно тогда впервые появилось массовое партизанское движение, и с помощью братского польского народа наши предки смогли очистить свою землю от восточных оккупантов.
Эта война, повторяю еще раз, имела характер религиозной тотальной войны на уничтожение. Царь Московии поставил своим войскам задачу убивать всех, кто откажется переходить в московскую веру и почитать отныне царя Московии как своего бога: «Униатам не быть, латинству не быть, жидам не быть». Однако, напомню, в Литве (где жили не беларусы, а литвины) сторонников московской веры практически не было: резко преобладали католики, униаты, иудеи, только 6, 5% населения составляли православные московского толка.
Одним из представителей этого мизерного меньшинства был Могилевский шляхтич Константин Вацлав Поклонский.
Трудно понять логику того, кто придумал назвать этого авантюриста «отцом беларуского казачества». Савчук не указывает, кто это придумал, но все истоки этого заблуждения (как результат простого невежества некоторых товарищей) мне подробно рассказали нашедшие меня после публикаций в газете двое казаков — один из них атаман, другой — генерал. Я не называю их имен по их просьбе, так как внутренние споры в их среде продолжаются по сей день, а также потому, что в принципе не хочу быть вовлечен во внутренние конфликты между «знающими историю казаков» и «придумывающими ее». Из-за чего, собственно, и весь спор. Пусть казаки
сами эти вопросы между собой решают. Однако показательно, что общавшиеся со мной авторитетные представители беларуского казачества считают ошибкой выбор кобринскими казаками Поклонского на роль «отца беларуского казачества», что, как они находят, проистекает «от элементарного незнания истории».
И я тоже так думаю. На мой сторонний взгляд, дело не только в том, что сей шляхтич Поклонский предал свой беларуский народ — и великого князя, которому присягал на верность. Дело еще в том факте, что Поклонский через полгода после измены снова переметнулся на сторону беларусов, изменив уже московскому царю. То есть это предатель в квадрате.
Вот перечень «подвигов» пана Поклонского.
Судя по смутным упоминаниям в источниках, он был ловким политическим бизнесменом: являясь своего рода лидером «партии православных предателей», отрабатывал деньги, которые тайно получал из Москвы для подрывной антиправительственной деятельности. То есть, говоря современным языком, был провокатором, отрабатывающим подачки своих иностранных хозяев.
Когда войска оккупантов вторглись в наши земли, Поклонский вместе с 14 своими единомышленниками тут же ушел к Золотаренко. Тот послал его к Хмельницкому, а гетман — к царю, в чью ставку под Смоленском он прибыл 22 июля 1654 года. Алексей Михайлович подарил ему 40 соболей и 50 рублей (о чем через полгода жалел), объявил полковником и разрешил набирать свой полк. Полк все-таки не казачий, а обыкновенное ополчение, которое не жило по казачьим традициям и законам, ибо не знало таковых ни оно, ни шляхтич Поклонский.
Когда царские войска подошли к Чаусам, Поклонский склонил местных жителей отказаться от сопротивления и принять московскую веру (на этом основании Юрий Жыгамонт и объявил Чаусы «столицей беларуского казачества»).
28 августа 1654 года Поклонский ловкой демагогией убедил жителей Могилева сдаться без борьбы (в дальнейшем жители Могилева вырежут весь русский гарнизон, за что город будет предан анафеме Московской церковью — она с Могилева не снята по сей день). Следуя уговорам Поклонского, католики и униаты Могилева согласились принять Московскую веру и присягнуть московскому царю как своему новому богу. Отказались предать свою веру только местные иудеи.
Следуя приказу царя убивать всех, кто откажется принимать Московскую веру, «казаки» Поклонского вывели за городские стены свыше двух тысяч живших там евреев — мужчин и женщин, стариков и детей, включая младенцев, и зарезали на лугу всех, кто отказался перейти в московское православие. Лишь несколько десятков евреев согласились предать свою веру, а остальных свыше двух тысяч — сии «казаки» зарезали, как скотину, перерезая каждому горло. Поскольку у людей руки были связаны за спиной, делать это было нетрудно. Так у стен Могилева пролились тонны крови могилевчан, отправленных на «массовый убой». В этом случае у палачей руки не «по локоть в крови» были, а с ног до головы они пропитались кровью своих жертв.
Это — главный и единственный «подвиг» «беларуского казачества», ибо далее Поклонский и его «казаки» предали царя.
Канцлером ВКЛ тогда являлся беларус Альбрехт Станислав Радзивилл. И вот перед новым 1655 годом (то есть даже полгода не прошло) канцлер получил письмо от Поклонского. Сей «полковник», абсолютно разочаровавшийся в православных «освободителях» и успевший прославиться тем, что его банда грабила беларусов и насиловала беларуских женщин и девочек, убивала евреев, обещал канцлеру, что предаст московитов и сдаст беларусам Могилев.
13 февраля войска ВКЛ, возглавляемые гетманом ВКЛ Янушом Радзивиллом, подошли к Могилеву. Город обороняли московские «ратные люди», украинские казаки, немцы-наемники и ополченцы-предатели («беларуские казаки») Поклонского. Всего — более 7 тысяч человек с артиллерией. Радзивилл предложил московскому воеводе сдаться, тот отказался. Началась осада.
В ночь на 15 февраля Поклонский предал московитов: с отрядом шляхты и частью своих «казаков» (всего до 400 человек), якобы для внезапной атаки противника, он открыл городские ворота и впустил литовские войска в Луполовскую слободу, где стоял его полк.
На этом кончается история Поклонского как «полковника Московии» и начинается его история как полковника ВКЛ.
Осада кончилась неудачей, и полк Поклонского в конце мая ушел из Могилева к Борисову, где эти «беларуские казаки», дабы себя реабилитировать в глазах правителей ВКЛ, старались как можно больше резать русских оккупантов — да еще и с невероятной жестокостью. Опорным пунктом был избран Борисовский замок.
В итоге в начале июня к Борисову с целью уничтожения «полка» Поклонского прибыл князь Юрий Борятинский с отрядом в 700 человек. В ночь на 10 июня 1655 года «казаки» потерпели поражение, но взять Борисовский замок оккупантам не удалось. На помощь Борятинскому царь отправил воеводу Богдана Хитрова (Хитрово), имевшего 5366 пеших и конных ратников. После его прибытия Борисовский замок был взят 19 июня и сгорел. Остатки полка Поклонского ушли на правый берег Березины и сожгли за собой мост.
Но московиты, согнав окрестных крестьян, быстро восстановили переправу — и уже 24 июня, перейдя реку, Хитров и Борятинский настигли под Смолевичами остатки «беларуского казачества», где полностью его разгромили.
Таким образом, «беларуское казачество» перестало существовать в июне 1655 года, в пух и прах разгромленное русскими войсками. Существовало это «казачество» менее года — и прославилось лишь убийствами и предательством.
Несколько слов о дальнейшей судьбе «отца беларуского казачества» К. Поклонского. До конца года он еще дважды, уже как командир обыкновенного ополчения потерпел поражение от московских войск: под Койданово (ныне Дзержинск) и от казаков Золотаренко под Ошмянами. Это еще раз доказывает: к казакам Поклонский никакого отношения не имел, а наоборот — воевал против них. В конце 1656 — начале 1657 гг. он участвовал в походе на Пруссию под знаменами гетмана ВКЛ Гонсевского. В битве со шведами под Филипповым 22 октября 1656 года попал в плен. Был отпущен через три года. Умер после 1661 года.
Что же касается «подвигов» казаков Московии и Украины в Литве-Беларуси, то это были сущие палачи. Взять хотя бы оккупацию Минска казаками Хитрова: все население города сбежало в леса, опасаясь насилия казаков. В донесениях царю: «те люди тот град Менск покинули, побежав из града, разметав мосты».
А. Е. Тарас пишет в книге «Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой» (с. 699):
«Почти все жители города еще раньше /до начала российской осады/ ушли вглубь территории Литвы. В Минске остались лишь «войт Ивашко Жыдович со товарыши полторасто человек». Местные жители «от казацкого разоренья разбежались неведомо куда».
Ратники и казаки превратили Минский повет в такую пустыню, что даже царь Алексей Михайлович вынужден был в июле /1655/ послать очередной указ князю Черкасскому, в котором он подтвердил свое прежнее требование не жечь оккупированные населенные пункты».
Впрочем, казаки все равно продолжали все сжигать.
А. Е. Тарас замечает:
«Любопытен состав царского гарнизона в Минске на июнь следующего года: 20 конных рейтар и 270 пеших ратников, последние «татары да мордва, русского не знают» (там же).
Хотя все — московской православной веры!
Так было или нет?
Существование в прошлом «беларуского казачества» вроде бы подтверждают такие исследования, как книга Д. Л. Похилевича «Белорусское казачество» (Львов, 1957) и книга В. М. Горобца «Білорусь козацька: Пілковник Іван Нечай та украінські змагання за Південно-Східну Білорусь (1655—1659)» (Киев, 1998).
Но оказывается, авторы этих книг выдают агрессию украинских казаков в беларуские земли за некое «беларуское казачество», ибо везде «зачинателями» его являются пришедшие сюда с территории Украины разбойники, пополнявшие свои банды местным населением.
При этом важнейшим в вопросе является тот факт, что в войне 1654—67 гг. на ее начальном этапе украинские казаки действовали совместно с московскими войсками, уничтожая всех, кто отказывался принимать московскую веру и присягать царю. Поэтому бесчинства казаков Золотаренко и Хмельницкого сегодня украинцы, конечно, стараются скрыть, хотя тогда они воевали именно против беларусов. Кстати говоря, у Гоголя в его «Тарасе Бульбе» все беларусы огульно называются «поляками»: украинские казаки штурмуют именно беларуские города, но населены они почему-то «поляками».
Тут важно понимать менталитет украинцев того времени — и огромную разницу, существовавшую между литвинами (беларусами) и русинами (украинцами).
Изначально Великое княжество Литовское и Русское было создано в династических браках рода прусского короля Миндовга с русскими королями Галиции и Волыни (Королевства Русь). После того, как татаро-монголы захватили Киевщину и другие русинские земли, объединенные войска ВКЛ литвинов и русинов Русь в 1362 году отвоевали, вернув там, как летопись гласит, старую власть русских князей. Поэтому до создания Речи Посполитой русины (украинцы) хоть и были, согласно Статутам ВКЛ, несколько «ущемлены» в правах по сравнению с литвинами (как ущемлены были жемойты, аукштайты и евреи), но в целом испытывали к нам братские чувства, ощущали себя живущими в едином государстве — Великом княжестве Литовском.
Ситуация кардинально изменилась после того, как Иван Грозный в 1563 году оккупировал Полоцк, а у ВКЛ не нашлось достаточно сил, чтобы самостоятельно его освободить и вообще вышвырнуть оккупантов со своей земли. Нашим предкам нужна была польская военная помощь — не только чтобы освободить Полоцк, но чтобы вообще существовать. Ведь Иван «Грозный» уже подчинил Москве Астраханское, Сибирское и Казанское царства, его огромное войско более чем наполовину состояло из татар этих царств.
Поляки понимали, что захват Москвой ВКЛ создает огромную угрозу самой Польше. Но, используя ситуацию, они постарались «нажиться» и вынудили верхушку ВКЛ при создании Речи Посполитой отдать им все земли русинов-украинцев. Так с 1569 года вся Украина оказалась под юрисдикцией Польской Короны.
Фактически вышло, что ВКЛ — дабы с помощью поляков избавиться от московской угрозы и вернуть Полоцк — предало украинцев. В Польше с ними особо не церемонились, настойчиво пытались полонизировать, так как русины по языку и культуре были на порядок ближе к ляхам Кракова, чем литвины-беларусы (дзекающие западные балты). Украинцы ответили полякам национально-освободительной борьбой, а беларусов-литвинов, предавших их, стали считать не просто союзниками ляхов, но предателями.
К тому же в Речи Посполитой беларусы ВКЛ сохраняли атрибуты своей государственности (язык, законы, армию, деньги, самоуправление, канцлеров и прочее), а украинцы в Польше и намека на это не имели.
В итоге поляки через 17 лет помогли нам вернуть Полоцк. Но вот через 100 лет жадность поляков, забравших за это благое деяние Украину и лишивших ее всех государственных и национальных прав, по самой Речи Посполитой ударила с учетверенной силой: теперь уже украинцы восстали против Польши, а московский царь нашел это удачным моментом для разгрома Конфедерации поляков и беларусов. Вместе с многотысячными полками украинских казаков он пошел ликвидировать Речь Посполитую как таковую.
Зная эти события прошлого, можно понять истоки ненависти украинских казаков к Беларуси. На сайте «Всебелорусского объединенного казачества» в разделе «Белорусское казачество в XV—XVII веке» перечисляются налеты казаков со стороны Украины, выдаваемые за «первые следы белорусского казачества». Обращаю внимание, что до создания Речи Посполитой украинские казаки никогда к нам не вторгались. Теперь же эти вторжения являлись частью борьбы Украины за свободу от Польши и желанием привлечь к ней наше население — которое поляки, в отличие от украинцев, не угнетали. На сайте сказано:
«Первое выступление казаков в Белоруссии произошло в 1590 году, отряд под командой Матюши, пополненный местными крестьянами и горожанами, разорял дворы магнатов Хоткевичей и даже взял Быхов. Восстание под руководством Криштофа Косинского (1591—1593 гг. ) тоже нашло отклик в Белоруссии, преимущественно в Могилевском и Минском воеводствах. В 1595 году в Белоруссию пришел казацкий отряд Северина Наливайко, который быстро вырос за счет прилива белорусского населения. Повстанцы взяли Петриков, Слуцк, Могилев, Давид-Городок, Туров, Лахву, Пинск. В 1595 году состоялась Буйничская битва, где две тысячи казаков не дали себя одолеть 18-тысячному войску литовских феодалов».
Однако действия бандита Наливайко в землях ВКЛ — чистой воды агрессия украинского казачества, а «литовские феодалы» в лице тех же Хоткевичей — это самые настоящие беларусы. Ибо никаких иных «литовских феодалов» (в лице жемойтов или аукштайтов) тут никогда не было. Фамилия на «-ич» — «визитная карточка» любого беларуса в России и Украине, где такие фамилии не существовали.
Вообще же демагогия поражает: по мнению авторов сайта, наша страна состояла в XVI веке из «белорусского населения» и «литовских феодалов» — видимо, жемойтских. На самом деле на территории Беларуси никогда не было ни одного феодала жемойта или аукштайта. В самой Жемойтии и Аукштайтии, согласно Переписи Войска ВКЛ, в начале XVI века более 80% шляхты являлась беларусами (с фамилиями на «-ич»), в середине XVI века — около 60%. До XVI века у жемойтов и аукштайтов своей шляхты просто не существовало, а магнатов они и после не заимели. Жемойтией правили магнаты беларусы, поляки, пруссы, даже немцы — но ни один жемойт не был магнатом в своей Жмуди. Поэтому заявления типа «беларуским населением» правили «литовские феодалы» по своей абсурдности равнозначны заявлениям, что, дескать, «украинским населением» правили «цыганские феодалы».
Читаем на сайте:
«Казаки неоднократно приходили в Белоруссию и в последующие годы, способствуя активизации крестьянской борьбы. Известны казачьи выступления в 1613 году на Пинщине и в других восточных волостях. Возникновению их содействовало пребывание здесь казацких отрядов. На крестьянские выступления, поддержанные казаками, жаловалась шляхта на литовских сеймиках в 1615-1617 гг. ».
Однако эти «литовские сеймики» — демократически избранные представительные органы беларуского народа, который тогда назывался литвинами, и речь идет именно о беларуских городах.
На сайте:
«Местное население активно вливалось в казацкие отряды. Мещане Пинска, Мозыря, Бобруйска, Бреста и других городов вместе с казаками и крестьянами мужественно защищались от шляхетских войск».
Это демагогия — ибо «шляхетские войска» и являлись войсками Беларуси, весь их личный состав — беларусы, они учтены в Переписи Войска BKЛ, а оно на 95% состояло из беларусов.
На сайте:
«Зборовский договор Хмельницкого с правительством Речи Посполитой (1649 г. ) привел к временному ослаблению казацкого движения в Белоруссии. Однако хотя казацкие войска в связи с этим были отозваны из Белоруссии, а вдоль левого берега Припяти расставлены заградительные отряды Радзивилла, белорусы не сложили оружия и продолжали бороться против своих угнетателей».
Каких «угнетателей»?!
Канцлер ВКЛ Альбрехт Радзивилл и великий гетман Януш Радзивилл — это беларусы, а не жемойты. В общем, старая басня — мол, беларусы боролись против угнетавших их беларусов. Угнетателями были как раз пришлые из Украины банды, которые грабили и убивали наших предков.
До последнего дня Речи Посполитой (за все 226 лет ее существования! ) у нас не нашлось ни малейшего повода устраивать восстания против братской Польши — и ни одного такого восстания история не знает. Хотя за 122 года пребывания в составе России мы трижды участвовали в антироссийских восстаниях. Уже сам этот факт ярко показывает, кого именно беларусы считали своими национальными угнетателями: Россию, а не Польшу.
О том же писал в 1860-е годы в своей нелегальной газете «Мужицкая правда» и Кастусь Калиновский. Россия не только лишила нас государственности, наших законов и нашей армии, но и разогнала национальное дворянство, поработила крестьянство, запретила нашу униатскую веру и службы на беларуском языке, более того — запретила книгоиздание на нем. Ничего подобного никогда не позволяла себе Польша.
Кстати, эту же ошибку мы видим у всех российских историков: они ставят беларусов в один ряд с украинцами как «жертв польского угнетения». На самом деле беларусы не подвергались национальному гнету со стороны Польши и являлись союзниками поляков в национальном угнетении Украины. В том числе участвовали в подавлении украинских восстаний в Речи Посполитой. Напомню, что войска Януша Радзивилла в августе 1651 года заняли Киев, где жестоко расправились с бунтовщиками.
В советский период этот важный нюанс намеренно прятали, так как он катастрофически мешал пресловутой басне о «братстве трех восточнославянских народов» и «освобождении Россией украинцев и беларусов от польского гнета».
Мой вывод таков: попытки украинского казачества перенести восстание против Польши на нашу территорию не являются доказательством «создания беларуского казачества», так как противоречили национальным интересам ВКЛ-Беларуси и нашего народа литвинов (беларусов), а потому не получили поддержки в народе. Мы не видели себя, подобно украинцам, «угнетенными Польшей», хотя эту идею пытались навязать отряды казаков, постоянно врывавшихся на наши территории и занимавшихся в основном разбоем. Они подбивали к расколу между ВКЛ и Польшей, воевали против нашей армии, грабили наши города и села. Подобные действия не могут являться целью существования «беларуского казачества». Настоящее казачество служит своей стране и ее народу, охраняя их от подобного бандитизма. Так что тут «концы с концами не сходятся».
И второй нюанс, главный: казачество появляется только тогда, когда оно официально оформлено государством. В ВКЛ такого не было. Не существовало «беларуское казачество» и в период российской оккупации 1795—1917 гг. Поэтому всякие ссылки украинских коллег на действия их казацких отрядов на нашей территории, даже с привлечением местного населения, не доказывают создания «беларуского казачества», ибо оно не существовало фактически и юридически. Подтверждать существование «беларуского казачества» должны разрешения на это со стороны властей (ВКЛ, а после 1795 года России), но ни одного такого разрешения нет.
Одно дело — было Казачье войско Донское со столицей в Новочеркасске. Другое дело — когда Юрий Жыгимонт пишет, что Чаусы — якобы столица беларуского казачества. Но разве имелось когда-либо в Российской империи «Казачье войско Чаусское»? Оно в принципе не могло существовать.
Лишь сегодня в Беларуси казачество стало реальностью — и если многие находят это важным, то слава Богу. Но пусть они будут все-таки беларускими казаками по своей сути, а не украинскими или российскими. Пусть говорят на беларуском языке (а не украинском или русском), пусть признают ВКЛ страной своих предков, нашим беларуским государством — и избавятся от фобии по отношению к истинной исторической Литве. Ведь украинские казаки полагают своим истоком Киевскую Русь, российские — Московию, а наши казаки должны искать свои корни в ВКЛ — великом и славном Беларуском государстве (великом даже географически, ибо некогда оно было самым большим в Европе). Это государство родило и Франциска Скорину, и Льва Сапегу, и вообще все основы нашей нации…
Как у российского казака в душе — Россия, так у беларуского казака должна быть в душе одна только Беларусь. Во всяком случае, я так считаю…
В последние годы в беларуских средствах массовой информации появились сообщения о «возрождении беларуского казачества», якобы рожденного в ходе войны 1654—1667 годов. Но существовало ли вообще когда-то беларуское казачество?
Люди, знающие историю Отечества, сообщения о «возрождении» беларуского казачества воспринимают примерно так же, как «возрождение турецких янычар» в Сербии или Болгарии. Ведь казаки на протяжении веков являлись главной силой царизма в подавлении нашей государственности и нашего национального духа. Поэтому понятны опасения: не подрывает ли это «возрождение» устои Беларуского государства? Не станут ли у нас казаки снова реакционной черносотенной силой, нагайками насаждающей российское великодержавие?
Один из генералов молодого беларуского казачества, с которым я подробно беседовал на эту тему, считает, что эти страхи напрасны.
Во-первых, никакого именно беларуского казачества — в этническом смысле — у нас нет. Есть казаки, либо потомки казаков, приехавшие в разные годы из казачьих областей России или Украины, а не беларусы. «Беларускими» они называются только по месту жительства.
Во-вторых, хотя у части их преобладает российский или украинский менталитет (с прохладным отношением к истории Беларуси и всему ее национальному), но большинство давно считают Беларусь своей Родиной — и видят своим призванием служение ей, а не великодержавной России или идущей своим собственным путем Украине.
Однако казачество в Беларуси остается все-таки явлением экзотическим, не местным, поэтому наши журналисты, рассказывая о нем, часто неточны, а то и просто находятся в плену мифов.
10 января 2008 года газета «Кобрин информ» поместила в рубрике «Знай наших! » статью «Кобринские казаки». Ее автор Маргарита Савчук пишет:
«Минувший год был ознаменован тем, что в Кобрине появились казаки, и не заезжие, а свои, местные. Настоящие ли они казаки, откуда их корни и чем они занимаются? »
Далее она приводит историю казачества:
«Истории известны 11 казачьих войск: Донское, Кубанское, Терское, Уральское, Сибирское, Астраханское, Оренбургское, Забайкальское, Семиреченское, Амурское, Уссурийское и три городских полка — Красноярский, Иркутский и Енисейский. У каждого из казачьих войск был свой неприятель, свой план военных действий, свои в песнях воспетые герои. В отличие от Украины, где для зарождения казачества были специфические условия — вольные безлюдные степи и постоянная опасность, Беларусь как край, который жил «по старинке» и издавна заселен оседлыми жителями, не имела собственной казацкой организации. Но 22 июня 1654 года, когда православный шляхтич Константин Юрьевич Поклонский вместе со своими сподвижниками прибыл к царю, Алексей Михайлович подарил ему 40 соболей и 50 рублей, а также чин полковника, и разрешил организовать Белорусский казацкий полк. Эта дата и считается датой рождения белорусского казачества».
Сразу можно отметить: внутренних причин для возникновения в Литве-Беларуси казачества не было, оно было создано только при оккупации ее чужеземным царем. Почему же, в таком случае, не появилось свое финское казачество в Финляндии, захваченной Российской империей? Почему не было польского казачества — в Польше, захваченной Россией?
18 января 2008 года газета «Советская Белоруссия» поместила статью Юрия Жыгамонта, ведущего телевизионного проекта «Путешествия дилетанта», под названием «В поисках утраченного». В ней уважаемый телеведущий писал:
«Все знают об украинских, кубанских казаках, о Запорожской Сечи тоже все слышали. При этом многие и не догадываются, что и у нас в XVII веке была своя автономная казацкая республика. Знакомьтесь: город Чаусы, Могилевская область, Беларусь. Бывшая столица белорусского казачества.
… Началась 13-летняя война Московии с Речью Посполитой. И в 1654-м Чаусы захватили войска русского царя Алексея Михайловича. В русской армии в то время служил белорусский шляхтич Кастусь Поклонский. В самом начале войны русские власти рассчитывали опереться на белорусскую шляхту, пообещав оставить за ней все угодья и добавить земли тем, кто перейдет на сторону царя. Так Чаусы и достались в подарок Кастусю Поклонскому. А он создал там казачий полк. Сюда потянулись крестьяне, горожане, мелкая шляхта — все стремились записаться в Чаусский казачий полк. Не прошло и полгода, как полк насчитывал более 6 тысяч человек.
Само собой, все это Поклонский делал с разрешения царя-батюшки, разъяснив ему, что здесь будет белорусская казачья автономия в составе Российской державы. Но со временем Кастусь начал вести свою политику, не зависимую от русского царя. Автономия превратилась в независимое белорусское казачье государство со столицей в Чаусах.
Царь тут же распорядился арестовать Поклонского. Но тот вместе со своим войском перешел на сторону ВКЛ к Янушу Радзивиллу. Таким хитрым ходом он сохранил белорусским городам независимость, а себе — свободу… И все же как ни стремилась казачья столица остаться независимой, после первого раздела Речи Посполитой в 1772 году Чаусы вошли в состав Российской империи».
Все это неверно. Не были Чаусы никакой «казачьей столицей Литвы» (именно Литвы, а не Беларуси, и говорить следует о «литвинских» или «литовских казаках», а не «беларуских»). О похождениях Поклонского мы поговорим позже, а пока коснемся вопроса — кого вообще считать казаком.
Кто такие казаки?
Начнем с того, что казаки — это этнос, а не сословие. Причем в самой статье «Кобринские казаки» было выделено крупно в рамочке: «Казак — с тюркского языка означает «вольный человек»». (Должен попутно отметить, что сколько существует всяких казачьих атаманов, генералов и полковников — столько же имеется разных, порой самых экзотических представлений о происхождении казаков, то есть они у каждого свои. Чтобы рассказать обо всех, пришлось бы написать отдельную книгу, но сама эта тема — уже не история Беларуси. )
Выскажу лишь некоторые (подчеркиваю — некоторые) представления об истоках казаков. Как считает ряд российских лингвистов и историков, слово «казак» происходит от названия страны Хазария или Козария: так называли жителей этой страны, располагавшейся от Крыма до Северного Кавказа и берегов Каспия. (Видимо, те же истоки у названий Казань и Казахстан, который с 1995 года называется Kazakstan — «страна казаков». )
Хазары-козары были группой кочевых тюркских племен (смешанных частично с сарматами), умело державшихся в седле. Но казаки как воины впервые упоминаются в летописях под 1395 годом, причем Л. Н. Гумилев, как и другие российские историки, считал, что основную часть войска Мамая в Куликовской битве составляли именно казаки (народы Дона и Северного Кавказа).
Украинские казаки формировались в Запорожье (буквально «За порогом Руси») из русифицированных тюрок и беглых русинов, жили по законам тюрок — ведь казацкие обычаи являются тюркскими обычаями Хазарии. Российские же казаки формировались из тюркских племен, присягнувших московским царям. В царской России «казак» означало национальность — причем казаков не считали не только русскими, но даже славянами.
Это не должно удивлять. Например Донское казачье войско (столица — Новочеркасск) — это исторически войско народа черкасов, и в XIX веке донские казаки еще говорили на своем черкасском языке (не путать с черкесским). Историки из числа самих казаков полагают, что казаки происходят от готов (кстати, так думал и Адольф Гитлер, называвший казаков «более высокой расой, чем славяне»). Свою дорусскую историю казацкие историки возводят к великой стране Готланд, существовавшей на Дону в начале I тысячелетия и ранее. Мне эта концепция кажется «сыроватой» уже потому, что в таком случае Хазарию-Козарию следует прежде всего называть прямой наследницей Готланда — но этот тезис историки не принимают (правда, о Хазарии вообще мало сведений сохранилось, это страна-загадка).
После революции казаки стали опорой антисоветского движения, поэтому власти СССР стремились лишить казаков своего лица, своей сути. В первые годы советской власти в паспортах в графе «национальность» казакам так и писали — «казак». Однако в рамках задачи ликвидации казачества такую запись запретили, а все казачество насильно записали «в русских». Именно на этой почве возникло у нынешних казаков массовое заблуждение: они считают себя «русскими» и «славянами», хотя были в прошлом славяноязычными тюрками или — как говорят казацкие историки — готами (а казаки Дальнего Востока — это буряты и монголы).
В годы войны атаман Петр Краснов добивался отделения Казарии от России — с созданием независимой страны казаков. Казаки во время Великой Отечественной войны отличились коллаборационизмом. Так, в июле 1943 года была создана «1 -я казачья кавдивизия Вермахта» под командованием немецкого полковника фон Паннвица, в феврале 1945 года преобразованная в 15-й казачий корпус СС численностью 25 тысяч человек.
Сегодня об этом не принято вспоминать, так как в России увлеклись обвинениями в адрес украинцев: дескать, те служили в СС. На самом деле в дивизию СС «Галичина», сформированную в апреле 1943 года во Львове, было зачислено 19 тысяч человек (причем 3 тысячи ее солдат тут же перебежали к партизанам бандеровской УПА, воевавшей с немцами). А вот 29-я русская дивизия СС (сформированная на базе РОА генерала Власова) имела 20 тысяч солдат. Казаков в СС воевало еще больше — 25 тысяч.
Так что «главными» эсэсовцами с территории СССР были не украинцы. Как равно несправедливы обвинения в том, что только украинцы сегодня «пытаются обелить своих эсэсовцев» — то же самое делают в России. 15-й казачий корпус СС сдался англичанам, а те по просьбе Сталина всех казаков-эсэсовцев отправили в СССР, где их почти всех казнили. Сегодня центральные газеты России с надрывом пишут о злодействе англичан, отдавших «невинных пленных казаков» на расправу Сталину. Пишут, дружно забывая, что эти казаки вообще-то служили в СС. Как гласит пословица, «в чужом глазу соринку вижу, в своем — полено не замечаю»…
И вот в 1990-е годы, после краха СССР, началось возрождение казачества, этот этнос мало-помалу снова обретает свой национальный облик.
Теперь становится понятным, почему в Беларуси никогда не было казаков. Вовсе не потому, что тут народ жил «по старинке», как пишет Маргарита Савчук (я так и не понял, что хотела сказать этой фразой журналистка). А потому, что в Беларуси никогда не было кочевников. Нет кочевников — нет и казаков[58].
Другой важный нюанс заключается в том, что существенную часть денег, вырученных от продажи трофеев, казаки, согласно строгой традиции, отдавали православной церкви. В этом плане Беларусь всегда кардинально отличалась от России и Украины: у нее не было единой религии. Католики и униаты были примерно равны своей численностью, а к ним надо добавить значительную общину иудеев. Неясно, каким христианским храмам следовало бы отдавать трофеи «беларуского казачества»: католическим или униатским? Если в Западной Украине казаки поголовно были униатами, то о существовании католических казаков истории неизвестно. Как видим, даже сама католическая вера препятствовала у нас формированию казачьих войск. Еще труднее представить иудея-казака, отдающего часть награбленного синагоге.
Кроме того, литвины-беларусы, в отличие от казаков Украины и России, никогда не промышляли набегами. Не секрет: главным источником доходов казаков Сечи и Дона (а также крымских татар) являлся разбой в землях соседей. У нас же народ всегда жил только своим трудом, ничего ни у кого не отнимал. История не знает случаев, чтобы наши предки устраивали разбойные набеги на украинцев, поляков, латышей, словаков или московитов. Наш менталитет иной, ему противна сама мысль создавать свое благополучие за счет наворованного у других. Это очень важно, так как, например, Запорожская Сечь в период своего расцвета являлась фактически объединением разбойников, где казак — это «лихой человек», промышляющий разбоем.
Ну и главное: казаки, в отличие от других войск, снаряжались за собственный счет — за что в качестве награды полностью освобождались от налогов. Борис Алмазов[59], внук донского казака и автор книги «Прощайте и здравствуйте, кони! » (1978 г. ), писал:
«Казаки не платили никаких податей и жили значительно богаче, чем русские крестьяне, но в отличие от крестьян должны были служить все поголовно. Если в крестьянских семьях из двух сынов служить шел один, из пяти — двое, то казаки служили все. Причем официально казак считался на службе двадцать лет, из них четыре года служил действительную вдали от дома. В случае войны на службу призывалось все мужское население».
Думаю, теперь читатели поймут, почему Чаусы (регион земледельцев) не были никакой «казачьей столицей Литвы». Казаки в те времена не земледельцы, а вольные кочевники степей (в том числе Запорожья). Поэтому в период феодализма власти в принципе не могли облагать их налогами и податями, как крепостных крестьян или других вассалов (т. е. земледельцев). У властей оставался только один вариант реализации своего главенства над казаками: пусть они подати не платят, но отдают их в виде воинской службы. Везде по степям Украины (где, кстати, были «казацкие татары» или «татарские казаки») и России кочевые племена и стали записывать в «казаков» — по роду их отношений с Властью: так все кочевники (включая бурятов Даурии) стали казаками. Кстати, бурятом был и знаменитый атаман Григорий Семенов, который спрятал не найденное до сих пор «золото Колчака» (точнее — часть этого золота).
Но у нас-то все по-другому! Наши крестьяне были не кочевники, а землевладельцы — и были землей привязаны к своим сеньорам в лице магнатов или шляхты. Понятна ситуация, когда царь Алексей Михайлович стал захватывать Беларусь и отбирать у шляхты ее крестьян. У себя в Московии он беглых крестьян сажал на кол, а тут не только приветствовал такое бегство, но и велел из беглых крестьян создать нечто вроде «беларуского казачьего войска» (якобы аналогичного казачьему войску Золотаренко в составе его армии). Но эта затея длилась недолго (менее полугода) и по своей сути являлась химерой той войны. Ведь в мирное время ни Москва, ни Вильня не собирались освобождать наших крестьян от податей. Они — не кочевники, никуда со своей земли не денутся. Кстати, после окончания той войны все выжившие «казаки Поклонского» вернулись к своим господам, ибо бежали к Поклонскому они сами, а вот их участки земли, хаты, скотина, семьи — все осталось во владениях помещиков.
Так что «на пустом месте» казачье войско создать невозможно, тем более из оседлых крестьян, уже являющихся чьими-то вассалами. Само понятие «беларуское казачество» — это смысловое недоразумение, подобное, например, столь же фантастическому «новгородскому казачеству» или «псковскому». Никакого «беларуского казачества» не существовало и за 122 года нашего пребывания в составе царской России. Даже царизм не нашел нужным и возможным создавать здесь казачество.
В летописях упоминаются многотысячные полки «польских королевских казаков», служивших в армии Стефана Батория. Но это не поляки — а украинские казаки. В Польше тоже не было степей и кочевников, потому не появилось и свое казачество.
Предатель Поклонский.
Теперь разберемся с Поклонским.
Маргарита Савчук пишет как о чем-то нормальном и будничном:
«Но 22 июня 1654 года, когда православный шляхтич Константин Юрьевич Поклонский вместе со своими сподвижниками прибыл к царю, Алексей Михайлович подарил ему 40 соболей и 50 рублей, а также чин полковника, и разрешил организовать Белорусский казацкий полк».
Во-первых, просто полк — никакой не казацкий, ибо набирался он из местного населения, которое никаких казаков не знало, как и их обычаев. А во-вторых — что это за странная подача исторического факта? Можно подумать, царь Алексей Михайлович тут проездом на охоте был, а Поклонский к нему и прибыл с предложением.
На самом деле шла война Московии против Литвы-Беларуси — самая кровавая война за всю нашу историю. От рук московских завоевателей погибла половина нашего населения, были вырезаны жители большинства наших сел и городов. Но, несмотря на чудовищные потери, наш народ, проявивший вершины мужества и героизма, смог отстоять свою независимость. Именно тогда впервые появилось массовое партизанское движение, и с помощью братского польского народа наши предки смогли очистить свою землю от восточных оккупантов.
Эта война, повторяю еще раз, имела характер религиозной тотальной войны на уничтожение. Царь Московии поставил своим войскам задачу убивать всех, кто откажется переходить в московскую веру и почитать отныне царя Московии как своего бога: «Униатам не быть, латинству не быть, жидам не быть». Однако, напомню, в Литве (где жили не беларусы, а литвины) сторонников московской веры практически не было: резко преобладали католики, униаты, иудеи, только 6, 5% населения составляли православные московского толка.
Одним из представителей этого мизерного меньшинства был Могилевский шляхтич Константин Вацлав Поклонский.
Трудно понять логику того, кто придумал назвать этого авантюриста «отцом беларуского казачества». Савчук не указывает, кто это придумал, но все истоки этого заблуждения (как результат простого невежества некоторых товарищей) мне подробно рассказали нашедшие меня после публикаций в газете двое казаков — один из них атаман, другой — генерал. Я не называю их имен по их просьбе, так как внутренние споры в их среде продолжаются по сей день, а также потому, что в принципе не хочу быть вовлечен во внутренние конфликты между «знающими историю казаков» и «придумывающими ее». Из-за чего, собственно, и весь спор. Пусть казаки
сами эти вопросы между собой решают. Однако показательно, что общавшиеся со мной авторитетные представители беларуского казачества считают ошибкой выбор кобринскими казаками Поклонского на роль «отца беларуского казачества», что, как они находят, проистекает «от элементарного незнания истории».
И я тоже так думаю. На мой сторонний взгляд, дело не только в том, что сей шляхтич Поклонский предал свой беларуский народ — и великого князя, которому присягал на верность. Дело еще в том факте, что Поклонский через полгода после измены снова переметнулся на сторону беларусов, изменив уже московскому царю. То есть это предатель в квадрате.
Вот перечень «подвигов» пана Поклонского.
Судя по смутным упоминаниям в источниках, он был ловким политическим бизнесменом: являясь своего рода лидером «партии православных предателей», отрабатывал деньги, которые тайно получал из Москвы для подрывной антиправительственной деятельности. То есть, говоря современным языком, был провокатором, отрабатывающим подачки своих иностранных хозяев.
Когда войска оккупантов вторглись в наши земли, Поклонский вместе с 14 своими единомышленниками тут же ушел к Золотаренко. Тот послал его к Хмельницкому, а гетман — к царю, в чью ставку под Смоленском он прибыл 22 июля 1654 года. Алексей Михайлович подарил ему 40 соболей и 50 рублей (о чем через полгода жалел), объявил полковником и разрешил набирать свой полк. Полк все-таки не казачий, а обыкновенное ополчение, которое не жило по казачьим традициям и законам, ибо не знало таковых ни оно, ни шляхтич Поклонский.
Когда царские войска подошли к Чаусам, Поклонский склонил местных жителей отказаться от сопротивления и принять московскую веру (на этом основании Юрий Жыгамонт и объявил Чаусы «столицей беларуского казачества»).
28 августа 1654 года Поклонский ловкой демагогией убедил жителей Могилева сдаться без борьбы (в дальнейшем жители Могилева вырежут весь русский гарнизон, за что город будет предан анафеме Московской церковью — она с Могилева не снята по сей день). Следуя уговорам Поклонского, католики и униаты Могилева согласились принять Московскую веру и присягнуть московскому царю как своему новому богу. Отказались предать свою веру только местные иудеи.
Следуя приказу царя убивать всех, кто откажется принимать Московскую веру, «казаки» Поклонского вывели за городские стены свыше двух тысяч живших там евреев — мужчин и женщин, стариков и детей, включая младенцев, и зарезали на лугу всех, кто отказался перейти в московское православие. Лишь несколько десятков евреев согласились предать свою веру, а остальных свыше двух тысяч — сии «казаки» зарезали, как скотину, перерезая каждому горло. Поскольку у людей руки были связаны за спиной, делать это было нетрудно. Так у стен Могилева пролились тонны крови могилевчан, отправленных на «массовый убой». В этом случае у палачей руки не «по локоть в крови» были, а с ног до головы они пропитались кровью своих жертв.
Это — главный и единственный «подвиг» «беларуского казачества», ибо далее Поклонский и его «казаки» предали царя.
Канцлером ВКЛ тогда являлся беларус Альбрехт Станислав Радзивилл. И вот перед новым 1655 годом (то есть даже полгода не прошло) канцлер получил письмо от Поклонского. Сей «полковник», абсолютно разочаровавшийся в православных «освободителях» и успевший прославиться тем, что его банда грабила беларусов и насиловала беларуских женщин и девочек, убивала евреев, обещал канцлеру, что предаст московитов и сдаст беларусам Могилев.
13 февраля войска ВКЛ, возглавляемые гетманом ВКЛ Янушом Радзивиллом, подошли к Могилеву. Город обороняли московские «ратные люди», украинские казаки, немцы-наемники и ополченцы-предатели («беларуские казаки») Поклонского. Всего — более 7 тысяч человек с артиллерией. Радзивилл предложил московскому воеводе сдаться, тот отказался. Началась осада.
В ночь на 15 февраля Поклонский предал московитов: с отрядом шляхты и частью своих «казаков» (всего до 400 человек), якобы для внезапной атаки противника, он открыл городские ворота и впустил литовские войска в Луполовскую слободу, где стоял его полк.
На этом кончается история Поклонского как «полковника Московии» и начинается его история как полковника ВКЛ.
Осада кончилась неудачей, и полк Поклонского в конце мая ушел из Могилева к Борисову, где эти «беларуские казаки», дабы себя реабилитировать в глазах правителей ВКЛ, старались как можно больше резать русских оккупантов — да еще и с невероятной жестокостью. Опорным пунктом был избран Борисовский замок.
В итоге в начале июня к Борисову с целью уничтожения «полка» Поклонского прибыл князь Юрий Борятинский с отрядом в 700 человек. В ночь на 10 июня 1655 года «казаки» потерпели поражение, но взять Борисовский замок оккупантам не удалось. На помощь Борятинскому царь отправил воеводу Богдана Хитрова (Хитрово), имевшего 5366 пеших и конных ратников. После его прибытия Борисовский замок был взят 19 июня и сгорел. Остатки полка Поклонского ушли на правый берег Березины и сожгли за собой мост.
Но московиты, согнав окрестных крестьян, быстро восстановили переправу — и уже 24 июня, перейдя реку, Хитров и Борятинский настигли под Смолевичами остатки «беларуского казачества», где полностью его разгромили.
Таким образом, «беларуское казачество» перестало существовать в июне 1655 года, в пух и прах разгромленное русскими войсками. Существовало это «казачество» менее года — и прославилось лишь убийствами и предательством.
Несколько слов о дальнейшей судьбе «отца беларуского казачества» К. Поклонского. До конца года он еще дважды, уже как командир обыкновенного ополчения потерпел поражение от московских войск: под Койданово (ныне Дзержинск) и от казаков Золотаренко под Ошмянами. Это еще раз доказывает: к казакам Поклонский никакого отношения не имел, а наоборот — воевал против них. В конце 1656 — начале 1657 гг. он участвовал в походе на Пруссию под знаменами гетмана ВКЛ Гонсевского. В битве со шведами под Филипповым 22 октября 1656 года попал в плен. Был отпущен через три года. Умер после 1661 года.
Что же касается «подвигов» казаков Московии и Украины в Литве-Беларуси, то это были сущие палачи. Взять хотя бы оккупацию Минска казаками Хитрова: все население города сбежало в леса, опасаясь насилия казаков. В донесениях царю: «те люди тот град Менск покинули, побежав из града, разметав мосты».
А. Е. Тарас пишет в книге «Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой» (с. 699):
«Почти все жители города еще раньше /до начала российской осады/ ушли вглубь территории Литвы. В Минске остались лишь «войт Ивашко Жыдович со товарыши полторасто человек». Местные жители «от казацкого разоренья разбежались неведомо куда».
Ратники и казаки превратили Минский повет в такую пустыню, что даже царь Алексей Михайлович вынужден был в июле /1655/ послать очередной указ князю Черкасскому, в котором он подтвердил свое прежнее требование не жечь оккупированные населенные пункты».
Впрочем, казаки все равно продолжали все сжигать.
А. Е. Тарас замечает:
«Любопытен состав царского гарнизона в Минске на июнь следующего года: 20 конных рейтар и 270 пеших ратников, последние «татары да мордва, русского не знают» (там же).
Хотя все — московской православной веры!
Так было или нет?
Существование в прошлом «беларуского казачества» вроде бы подтверждают такие исследования, как книга Д. Л. Похилевича «Белорусское казачество» (Львов, 1957) и книга В. М. Горобца «Білорусь козацька: Пілковник Іван Нечай та украінські змагання за Південно-Східну Білорусь (1655—1659)» (Киев, 1998).
Но оказывается, авторы этих книг выдают агрессию украинских казаков в беларуские земли за некое «беларуское казачество», ибо везде «зачинателями» его являются пришедшие сюда с территории Украины разбойники, пополнявшие свои банды местным населением.
При этом важнейшим в вопросе является тот факт, что в войне 1654—67 гг. на ее начальном этапе украинские казаки действовали совместно с московскими войсками, уничтожая всех, кто отказывался принимать московскую веру и присягать царю. Поэтому бесчинства казаков Золотаренко и Хмельницкого сегодня украинцы, конечно, стараются скрыть, хотя тогда они воевали именно против беларусов. Кстати говоря, у Гоголя в его «Тарасе Бульбе» все беларусы огульно называются «поляками»: украинские казаки штурмуют именно беларуские города, но населены они почему-то «поляками».
Тут важно понимать менталитет украинцев того времени — и огромную разницу, существовавшую между литвинами (беларусами) и русинами (украинцами).
Изначально Великое княжество Литовское и Русское было создано в династических браках рода прусского короля Миндовга с русскими королями Галиции и Волыни (Королевства Русь). После того, как татаро-монголы захватили Киевщину и другие русинские земли, объединенные войска ВКЛ литвинов и русинов Русь в 1362 году отвоевали, вернув там, как летопись гласит, старую власть русских князей. Поэтому до создания Речи Посполитой русины (украинцы) хоть и были, согласно Статутам ВКЛ, несколько «ущемлены» в правах по сравнению с литвинами (как ущемлены были жемойты, аукштайты и евреи), но в целом испытывали к нам братские чувства, ощущали себя живущими в едином государстве — Великом княжестве Литовском.
Ситуация кардинально изменилась после того, как Иван Грозный в 1563 году оккупировал Полоцк, а у ВКЛ не нашлось достаточно сил, чтобы самостоятельно его освободить и вообще вышвырнуть оккупантов со своей земли. Нашим предкам нужна была польская военная помощь — не только чтобы освободить Полоцк, но чтобы вообще существовать. Ведь Иван «Грозный» уже подчинил Москве Астраханское, Сибирское и Казанское царства, его огромное войско более чем наполовину состояло из татар этих царств.
Поляки понимали, что захват Москвой ВКЛ создает огромную угрозу самой Польше. Но, используя ситуацию, они постарались «нажиться» и вынудили верхушку ВКЛ при создании Речи Посполитой отдать им все земли русинов-украинцев. Так с 1569 года вся Украина оказалась под юрисдикцией Польской Короны.
Фактически вышло, что ВКЛ — дабы с помощью поляков избавиться от московской угрозы и вернуть Полоцк — предало украинцев. В Польше с ними особо не церемонились, настойчиво пытались полонизировать, так как русины по языку и культуре были на порядок ближе к ляхам Кракова, чем литвины-беларусы (дзекающие западные балты). Украинцы ответили полякам национально-освободительной борьбой, а беларусов-литвинов, предавших их, стали считать не просто союзниками ляхов, но предателями.
К тому же в Речи Посполитой беларусы ВКЛ сохраняли атрибуты своей государственности (язык, законы, армию, деньги, самоуправление, канцлеров и прочее), а украинцы в Польше и намека на это не имели.
В итоге поляки через 17 лет помогли нам вернуть Полоцк. Но вот через 100 лет жадность поляков, забравших за это благое деяние Украину и лишивших ее всех государственных и национальных прав, по самой Речи Посполитой ударила с учетверенной силой: теперь уже украинцы восстали против Польши, а московский царь нашел это удачным моментом для разгрома Конфедерации поляков и беларусов. Вместе с многотысячными полками украинских казаков он пошел ликвидировать Речь Посполитую как таковую.
Зная эти события прошлого, можно понять истоки ненависти украинских казаков к Беларуси. На сайте «Всебелорусского объединенного казачества» в разделе «Белорусское казачество в XV—XVII веке» перечисляются налеты казаков со стороны Украины, выдаваемые за «первые следы белорусского казачества». Обращаю внимание, что до создания Речи Посполитой украинские казаки никогда к нам не вторгались. Теперь же эти вторжения являлись частью борьбы Украины за свободу от Польши и желанием привлечь к ней наше население — которое поляки, в отличие от украинцев, не угнетали. На сайте сказано:
«Первое выступление казаков в Белоруссии произошло в 1590 году, отряд под командой Матюши, пополненный местными крестьянами и горожанами, разорял дворы магнатов Хоткевичей и даже взял Быхов. Восстание под руководством Криштофа Косинского (1591—1593 гг. ) тоже нашло отклик в Белоруссии, преимущественно в Могилевском и Минском воеводствах. В 1595 году в Белоруссию пришел казацкий отряд Северина Наливайко, который быстро вырос за счет прилива белорусского населения. Повстанцы взяли Петриков, Слуцк, Могилев, Давид-Городок, Туров, Лахву, Пинск. В 1595 году состоялась Буйничская битва, где две тысячи казаков не дали себя одолеть 18-тысячному войску литовских феодалов».
Однако действия бандита Наливайко в землях ВКЛ — чистой воды агрессия украинского казачества, а «литовские феодалы» в лице тех же Хоткевичей — это самые настоящие беларусы. Ибо никаких иных «литовских феодалов» (в лице жемойтов или аукштайтов) тут никогда не было. Фамилия на «-ич» — «визитная карточка» любого беларуса в России и Украине, где такие фамилии не существовали.
Вообще же демагогия поражает: по мнению авторов сайта, наша страна состояла в XVI веке из «белорусского населения» и «литовских феодалов» — видимо, жемойтских. На самом деле на территории Беларуси никогда не было ни одного феодала жемойта или аукштайта. В самой Жемойтии и Аукштайтии, согласно Переписи Войска ВКЛ, в начале XVI века более 80% шляхты являлась беларусами (с фамилиями на «-ич»), в середине XVI века — около 60%. До XVI века у жемойтов и аукштайтов своей шляхты просто не существовало, а магнатов они и после не заимели. Жемойтией правили магнаты беларусы, поляки, пруссы, даже немцы — но ни один жемойт не был магнатом в своей Жмуди. Поэтому заявления типа «беларуским населением» правили «литовские феодалы» по своей абсурдности равнозначны заявлениям, что, дескать, «украинским населением» правили «цыганские феодалы».
Читаем на сайте:
«Казаки неоднократно приходили в Белоруссию и в последующие годы, способствуя активизации крестьянской борьбы. Известны казачьи выступления в 1613 году на Пинщине и в других восточных волостях. Возникновению их содействовало пребывание здесь казацких отрядов. На крестьянские выступления, поддержанные казаками, жаловалась шляхта на литовских сеймиках в 1615-1617 гг. ».
Однако эти «литовские сеймики» — демократически избранные представительные органы беларуского народа, который тогда назывался литвинами, и речь идет именно о беларуских городах.
На сайте:
«Местное население активно вливалось в казацкие отряды. Мещане Пинска, Мозыря, Бобруйска, Бреста и других городов вместе с казаками и крестьянами мужественно защищались от шляхетских войск».
Это демагогия — ибо «шляхетские войска» и являлись войсками Беларуси, весь их личный состав — беларусы, они учтены в Переписи Войска BKЛ, а оно на 95% состояло из беларусов.
На сайте:
«Зборовский договор Хмельницкого с правительством Речи Посполитой (1649 г. ) привел к временному ослаблению казацкого движения в Белоруссии. Однако хотя казацкие войска в связи с этим были отозваны из Белоруссии, а вдоль левого берега Припяти расставлены заградительные отряды Радзивилла, белорусы не сложили оружия и продолжали бороться против своих угнетателей».
Каких «угнетателей»?!
Канцлер ВКЛ Альбрехт Радзивилл и великий гетман Януш Радзивилл — это беларусы, а не жемойты. В общем, старая басня — мол, беларусы боролись против угнетавших их беларусов. Угнетателями были как раз пришлые из Украины банды, которые грабили и убивали наших предков.
До последнего дня Речи Посполитой (за все 226 лет ее существования! ) у нас не нашлось ни малейшего повода устраивать восстания против братской Польши — и ни одного такого восстания история не знает. Хотя за 122 года пребывания в составе России мы трижды участвовали в антироссийских восстаниях. Уже сам этот факт ярко показывает, кого именно беларусы считали своими национальными угнетателями: Россию, а не Польшу.
О том же писал в 1860-е годы в своей нелегальной газете «Мужицкая правда» и Кастусь Калиновский. Россия не только лишила нас государственности, наших законов и нашей армии, но и разогнала национальное дворянство, поработила крестьянство, запретила нашу униатскую веру и службы на беларуском языке, более того — запретила книгоиздание на нем. Ничего подобного никогда не позволяла себе Польша.
Кстати, эту же ошибку мы видим у всех российских историков: они ставят беларусов в один ряд с украинцами как «жертв польского угнетения». На самом деле беларусы не подвергались национальному гнету со стороны Польши и являлись союзниками поляков в национальном угнетении Украины. В том числе участвовали в подавлении украинских восстаний в Речи Посполитой. Напомню, что войска Януша Радзивилла в августе 1651 года заняли Киев, где жестоко расправились с бунтовщиками.
В советский период этот важный нюанс намеренно прятали, так как он катастрофически мешал пресловутой басне о «братстве трех восточнославянских народов» и «освобождении Россией украинцев и беларусов от польского гнета».
Мой вывод таков: попытки украинского казачества перенести восстание против Польши на нашу территорию не являются доказательством «создания беларуского казачества», так как противоречили национальным интересам ВКЛ-Беларуси и нашего народа литвинов (беларусов), а потому не получили поддержки в народе. Мы не видели себя, подобно украинцам, «угнетенными Польшей», хотя эту идею пытались навязать отряды казаков, постоянно врывавшихся на наши территории и занимавшихся в основном разбоем. Они подбивали к расколу между ВКЛ и Польшей, воевали против нашей армии, грабили наши города и села. Подобные действия не могут являться целью существования «беларуского казачества». Настоящее казачество служит своей стране и ее народу, охраняя их от подобного бандитизма. Так что тут «концы с концами не сходятся».
И второй нюанс, главный: казачество появляется только тогда, когда оно официально оформлено государством. В ВКЛ такого не было. Не существовало «беларуское казачество» и в период российской оккупации 1795—1917 гг. Поэтому всякие ссылки украинских коллег на действия их казацких отрядов на нашей территории, даже с привлечением местного населения, не доказывают создания «беларуского казачества», ибо оно не существовало фактически и юридически. Подтверждать существование «беларуского казачества» должны разрешения на это со стороны властей (ВКЛ, а после 1795 года России), но ни одного такого разрешения нет.
Одно дело — было Казачье войско Донское со столицей в Новочеркасске. Другое дело — когда Юрий Жыгимонт пишет, что Чаусы — якобы столица беларуского казачества. Но разве имелось когда-либо в Российской империи «Казачье войско Чаусское»? Оно в принципе не могло существовать.
Лишь сегодня в Беларуси казачество стало реальностью — и если многие находят это важным, то слава Богу. Но пусть они будут все-таки беларускими казаками по своей сути, а не украинскими или российскими. Пусть говорят на беларуском языке (а не украинском или русском), пусть признают ВКЛ страной своих предков, нашим беларуским государством — и избавятся от фобии по отношению к истинной исторической Литве. Ведь украинские казаки полагают своим истоком Киевскую Русь, российские — Московию, а наши казаки должны искать свои корни в ВКЛ — великом и славном Беларуском государстве (великом даже географически, ибо некогда оно было самым большим в Европе). Это государство родило и Франциска Скорину, и Льва Сапегу, и вообще все основы нашей нации…
Как у российского казака в душе — Россия, так у беларуского казака должна быть в душе одна только Беларусь. Во всяком случае, я так считаю…
Глава 19. ТРАГЕДИЯ ЛИТВЫ.
На протяжении XIX века усилиями царизма исчезла Литва, вместо нее у нас насаждался термин «Белоруссия» — который тоже был вскоре запрещен. И хотя в последнем десятилетии XX века беларуская государственность формально возродилась, последствия двух столетий русификации оказались ужасающими. Без осознания себя как исторической Литвы не может быть по-настоящему суверенной Беларуси сегодня.
Мифы царизма и СССР.
Всю свою историю до российской оккупации 1795 года (примерно 550 лет) наша страна называлась Литвой, а народ — литвинами. Историческую память об этом целенаправленно и жестко вытравливал царизм, а затем партийные идеологи СССР.
Причин две. Во-первых, память о Литве как альтернативном Московии центре объединения земель Восточной Европы подрывала великодержавные российские мифы. В рамках этих мифов была придумана басня о каком-то «древнерусском народе» и «древней Руси», наследницей которой якобы была Российская империя. Эти мифы не только «обосновывали» захват Россией земель Литвы (Беларуси) и Руси (Украины), но одновременно служили задачам внутренней политики. Ведь, согласно мифам, свои основы Россия получила от западных соседей: государственность (от Киевской Руси), православную религию (от Киева), славянское население, которое, по этим мифам, якобы «мигрировало из киевских земель в земли владимирские», населенные финнами.
Эти мифы сегодня разоблачены наукой, но еще совсем недавно они усиленно насаждались, на них выросли несколько поколений советских людей. При Сталине беларусов вообще оградили от изучения истории своего Отечества (не было такого предмета в системе образования БССР), а первый учебник нашей истории, появившийся при Хрущеве (в 1963 г. ) оказался совершенно лживым.
Вторая причина, по которой царские и коммунистические власти пытались предать Литву забвению, заключалась в самой сути Литвы. Уж очень она не походила на ордынскую Московию (Россию), казалась «испорченной западным влиянием». Наши предки жили в сугубо европейском государстве, аналогичном Польше, Словакии, Чехии, Австрии. У нас 400 лет десятки городов и местечек жили по Магдебургскому праву, основанному на выборности всех трех ветвей власти. По своему менталитету и культуре жители этих городов были европейцами, они учились в учебных заведениях европейского типа, жили в условиях религиозной и политической свободы. На Литву-Беларусь полностью распространялось действие первой в Европе и второй в мире (после США) Конституции Речи Посполитой 1791 года, о чем сегодня напоминает, увы, только полуразрушенная стела в городе Глубокое.
Поэтому российский царизм и советский коммунизм вели борьбу не с названием «Литва» как таковым, а с его европейским содержанием. Запрет термина сопровождался водопадом лжи. Дескать, «литовцы угнетали беларусов», хотя литвины и беларусы — это синонимы. Другая ложь — что в составе Речи Посполитой Литва-Беларусь полностью утратила свою государственность. На самом деле ВКЛ сохраняло все атрибуты государственности: свою административную и судебную системы, свои законы — Статуты ВКЛ, свою армию — войско ВКЛ, свою валюту — талер, шелег и грош (последний талер ВКЛ Гродненский монетный двор отчеканил в 1794 году), свой государственный язык (до 1696 года). Все должностные посты в ВКЛ, включая самые высшие (канцлеры, гетманы, подскарбии, каштеляны) занимали местные уроженцы.
Это царизм осуществил национальный геноцид: уничтожил европейскую страну, лишил ее народ своего традиционного названия, своей религии и своего языка.
Начало оккупации.
При первом разделе Речи Посполитой в 1772 году Россия захватила себе восточные земли ВКЛ, которые назвала «Белорусским генерал-губернаторством» (Витебская, Могилевская и Смоленская губернии). Термин «белорусское» тогда еще не имел национального значения, со времен войны 1654—67 гг. московиты так называли местных жителей, присягнувших российским монархам. Как уже отмечено выше, первыми «белорусцами» были украинские казаки — их таким манером называли в Московии после Переяславского договора 1654 года.
В ходе второго и третьего разделов Речи Посполитой (в 1793 и 1795 гг.) Россия оккупировала все остальные земли BKЛ, в том числе Самогитию (нынешнюю Летуву, в царской России она стала Ковенской губернией) и непосредственно Литву — территорию нынешней Центральной и Западной Беларуси вместе с Вильней. Тут царизм учредил «Литовское генерал-губернаторство» (Виленская, Минская и Гродненская, включая область Белостока).
Таким образом, с 1795 года царизм искусственно разделил единый до того этнос литвинов на два якобы разных: на «белорусов» Витебска, Полоцка, Могилева, Смоленска, Гомеля — и на «литовцо-руссов» Минска, Бобруйска, Вильни, Гродно, Бреста. В дальнейшем политика русификации привела к переносу термина «Белоруссия» и на Литовское генерал-губернаторство (историческую Литву). А само название «Литва», ставшее запрещенным у нас, постепенно стало применяться к жемойтам Самогитии (латинский
вариант термина «Жемойтия»), хотя они к Литве никакого отношения не имели.
С самого начала этой оккупации (длившейся 145 лет для восточной части страны и 122 года для западной) политика царизма была направлена на лишение нашего народа не только политических свобод, но и своей национальной специфики. Губернаторами цари назначали исключительно русских, присылаемых из России, тогда как беларусы были принципиально отстранены от власти в своем Отечестве. Еще Екатерина II ввела правило: представителей местного этноса (включая магнатов) не допускать к власти, руководить всеми ее ветвями должны только ставленники из России (в том числе судьи и духовенство).
Откуда столь жесткое отношение, которое не применялось к прочим субъектам империи? Видимо, оно являлось продолжением спора Московии за главенство в этом регионе. На кону фигурировали ранее захваченные и «переваренные» ею республики Новгорода и Пскова, а также Великое княжество Тверское. То есть в историческом контексте высшее руководство России стремилось навсегда ликвидировать наше государство как единственного конкурента на «собирание Руси». Именно этим мы отличались от финнов, латышей или грузин, к существованию которых царизм относился безразлично, ибо они не затрагивали основы российской государственности самим фактом своего существования.
Магнатам и шляхте ВКЛ присяга на верность царице (т. е. России) была поставлена условием сохранения владений. Например, управляющий владениями графа Храптовича писал:
«Нам угрожают /отчуждением/ владениями в случае непринесения присяги в течение месяца, а в присяге сказано, что мы добровольно, без принуждения хотим и надеемся находиться под властью России».
Еще недавно учебники истории СССР рассказывали сказку о том, что царизм якобы протянул беларусам «братскую руку помощи русского народа», «освобождая их от гнета польских и литовских помещиков». Польских помещиков в Беларуси не было, были помещики беларуские, но католического вероисповедания. На практике «освобождение» заключалось в переводе крестьян из категории лично свободных в категорию рабов (так называемых «крепостных»), И это — «освобождение»?!
Более того, стремясь ослабить позиции нашего дворянства (шляхты), царизм передал во владение русским помещикам более четверти беларуских крестьян. Начали Екатерина II и Павел I, которые подарили им около 200 тысяч ревизских (мужских) душ селян. В том числе 15 тысяч душ получил фаворит императрицы князь Потемкин (в районе Кричева), 17 тысяч — генералфельдмаршал граф Румянцев-Задунайский (вокруг Гомеля и в районе Пружан), 12 тысяч — флигель-адъютант Семен Зорич (в районе Шклова), 7 тысяч — генерал-фельдмаршал Суворов (в Кобринском повете) — за подавление восстания против русских оккупантов.
Отныне новые и старые владельцы могли делать с крестьянами то, что прежде было немыслимым в ВКЛ: могли их продавать, переселять в иные места, подвергать телесным наказаниям, разлучать супругов и детей с родителями, а крестьяне не имели права жаловаться на хозяев.
Впервые за 550 лет беларуских мужчин из числа селян и мещан стали призывать в рекруты на 25 лет службы (сначала одного на 200 душ мужского пола, с 1820 года — одного на 125 душ). Там беларусы стали пушечным мясом царского режима.
В 1810 году граф А. А. Аракчеев создал в Климовичском уезде Могилевской губернии первое в империи «военное поселение». Формально это было подразделение территориальных войск (одна рота), совмещавших военную службу с занятием сельским хозяйством, то есть военных баз. Но реально ставилась задача по формированию особой касты военнослужащих, оторванной от народа и предназначенной для борьбы с национально-освободительным движением.
К 1825 году в Могилевской губернии была развернута целая сеть таких поселений (по 60 домов в каждом, 228 нижних чинов), общей численностью в 6 пехотных полков. В те времена 4 роты составляли батальон, 3 батальона — полк. Следовательно, для развертывания шести полков требовались 72 поселения, имевшие не менее 16416 взрослых мужчин-рабов, годных к строевой службе!
«План Огинского».
В 1806 году французские войска заняли часть Польши, которая ранее входила в состав Пруссии, там было создано герцогство Варшавское. Стараясь не допустить поддержку Наполеона «своими» поляками и литвинами, царь Александр I заявил о намерении воссоздать под эгидой России Великое княжество Литовское. По поручению императора в 1811 году князья Огинский, Любецкий и граф Михал Плятер разработали проект «Положения о правлении автономным Великим княжеством Литовским».
В записке Огинского Александру I значилось: «Часть Польши, присоединенная к Российской империи, составляла некогда особое самостоятельное владение — Литву… Жители его исстари… заботились о своем праве и были верны своим монархам, отличались мужеством и любовью к отечеству. Гордые своим происхождением, литвины… сохранили свои обычаи, свой гражданский кодекс, местное управление, свое войско, верховный суд… и даже сойм, который собирался по очереди в Варшаве и Гродно…
Я уверен, что если бы со времени присоединения к России взятых польских земель была из них создана одна провинция, сохранено имя Литвы и оставлены ее давние права, и если бы из нее был создан особый край со своим управлением, или в качестве соединенной и включенной в состав Российской империи державы, то тогда иноземное вторжение проникло бы туда с трудом».
Огинский сравнивал Литву-Беларусь с Грузией — которая вошла в состав России, сохранив себя как державу, а потому была верна России, ее князья верно служили царизму во всех войнах. Здесь же ситуация была иной: царизм ликвидировал государственность ВКЛ, отстранил от власти беларусов, учинил так называемый «разбор шляхты» (перевод из дворянства в другие сословия, вплоть до крестьянского), отдал селян в рабство помещикам. Такого царизм не позволял себе даже по отношению к мелким княжествам Кавказа, Сибири и Средней Азии.
Причину особо жесткого отношения определила еще Екатерина II. Она объяснила своим приближенным, что на протяжении веков Литва являлась главным врагом Росси и, поэтому захват ее означает не переход под юрисдикцию Петербурга, а полную ликвидацию — как источника постоянной угрозы русским. Поэтому неудивительно, что, несмотря на реальную угрозу вторжения Наполеона, проект Огинского был отвергнут.
В свою очередь, почти вся шляхта Литовского и Белорусского генерал-губернаторств (то есть всей нынешней территории Беларуси и части Летувы) приветствовала Наполеона как освободителя и пошла воевать вместе с ним против России. Например, князь Радзивилл за свой счет выставил трехтысячный уланский полк, который первым вступил в Вильню.
Однако и на стороне России литвины-беларусы тоже воевали. Так, гусарские Гродненский (Литовского генерал-губернаторства) и Белорусский (Белорусского генерал-губернаторства) полки входили в состав 1-й армии Барклая де Толли. Солдаты этих полков, как и прочих «литовских» и «белорусских» подразделений носили бело-красные мундиры по цветам бело-красно-белого флага BKЛ, имели «Погоню» на своих флагах и головных уборах. Знаменитая в России женщина-офицер Надежда Дурова служила в 1811 году в Литовском уланском полку, сформированном из западных беларусов и размещенном в Гродно, где она слышала каждый день непонятную ей беларускую речь. Несколько десятков тысяч солдат-рекрутов из Беларуси участвовали на стороне России и в знаменитом Бородинском сражении, сражаясь против своих соплеменников.
При наступлении французов выяснилось, что здешнее население просто жаждало освобождения от русских. Вот что сказано в книге «Минск: исторический очерк», изданной в 1905 году в Санкт-Петербурге: «Все русское население Минска поспешно спасалось бегством… Что же касается поляков /то есть беларусов. — В. Д. /, то они и не думали бежать из города и спокойно, с радостью ожидали французов, видя в них своих будущих освободителей, и те учреждения, где преобладал польский элемент /какова формулировка — элемент! — В. Д. /, никаких мер к отправлению из Минска не предпринимали, а, напротив, приготовились к торжественной встрече французов. По выезде из города русских чиновников поляки /то есть минчане-беларусы. — В. Д. / организовали временный совет для охраны магазинов с провиантом и спокойствия жителей. Председателем совета был избран президент первого департамента минского главного суда Л. Каминский, а членами были президент второго департамента того же суда Ходзько и минский уездный предводитель дворянства И. Монюшко, а также члены городского магистрата. Благодаря заботливости членов этого совета минские магазины не были сожжены и достались неприятелю, который здесь нашел до 7500 пудов муки /120 тонн/, много овса и 1500 фунтов пороха /681 кг/. Кроме того, неприятелем был захвачен также большой запас лазаретного имущества.
Маршал Даву занял Минск 25 июня и был торжественно встречен поляками /в Минске жили беларусы и евреи, а не поляки. — В. Д./. Квартира ему была отведена на Высоком рынке (Соборная площадь) в доме, примыкавшем к костелу. Эта площадь была украшена в то время ратушей, иезуитской коллегией, униатским монастырем и православным собором. В течение двух дней войска корпуса Даву успели придвинуться к Минску и запрудили город, но, впрочем, в Минске оставался только генералитет, а войска расположились в окрестностях. 28 июня было назначено торжественное богослужение в костеле по поводу успехов французских войск и освобождения Минска от русского владычества, после этого богослужения Даву произвел смотр войскам. Первый французский губернатор Минска генерал Барбанегр был переведен в Борисов, а на его место заступил генерал Брониковский.
По мысли Наполеона, Минск должен был играть роль центрального склада провианта и сборного пункта больных, раненых и отставших».
После контрнаступления войск Кутузова осенью 1812 года «смятение населения Минска было ужасно. Поляки и сам Брониковский бежали, не успев захватить ни ценного имущества, ни даже необходимых вещей».
Как видим, согласно имперской логике автора книжки, даже в 1905 году никаких беларусов в Беларуси не существует: есть только «русские» (то есть православные московского толка) и «поляки» (католики и униаты). На самом деле сначала из Минска бежали от французов действительно русские: царская администрация, полиция и попы, которые были сюда присланы из России. А вот с их возвращением бежало от них уже коренное население Минска — который населяли отнюдь не поляки, а беларусы.
Точно так же о событиях войны 1654—67 гг. российские историки пишут, что при приближении к Минску «русских войск» (в действительности — московских) «литовцы» бежали в леса и оставили город пустым. То есть минчан в разное время называют то литовцами, то поляками — в зависимости от политической конъюнктуры российской пропаганды.
А ведь правильно разбежались: автор книжки 1905 года пишет, что русские хотели отомстить минчанам, но по факту их бегства выместили злобу на самом городе. Разрушили в полупустом городе все казенные учреждения, католические и униатские монастыри, разорили мародерством магазины и жилые дома. Автор сообщает, что общие убытки Минска от войны составили 254 тысячи рублей, в том числе за два дня погрома, учиненного в городе, «русскими войсками нанесено было убытков в 118 тысяч рублей» (46, 5%).
В книге:
«В Минске за время кампании было убито и пропало без вести 35 тысяч человек. От разлагавшихся трупов распространялись различные болезни».
Так большой кровью и полным разорением окончилась вторая попытка литвинов-беларусов (после подавленного Суворовым восстания 1794 года) восстановить свою государственность. Позже были предприняты еще две попытки, с еще более катастрофическими для нации последствиями в результате репрессий со стороны восточного оккупанта…
Национальная катастрофа 1831—1841 годов.
Именно колониальное насилие России стало причиной восстания 1830—31 гг. с его знаменитым лозунгом «За нашу и вашу свободу». После подавления восстания царизм предпринял целый комплекс мер по национальному геноциду. Для этого с 1831 по 1848 год работал специальный «Комитет по делам западных губерний», который разрабатывал всяческие меры по подавлению национального самосознания беларусов. Царь Николай I поручил этому комитету принять меры, чтобы «губернии, от Польши присоединенные, приведены были до того порядка, который для управления в иных российских губерниях существует».
Важнейшим мероприятием в указанном царем направлении стало введение в 1831 году российского законодательства в Витебской и Могилевской губерниях и отмена там действия Статута ВКЛ, а с 25 августа 1840 года — также в Минской, Гродненской и Виленской губерниях. В Самогитии, ставшей Ковенской губернией, Статут BKЛ не действовал.
Кроме того, с 1840 года было окончательно запрещено использовать где бы то ни было термин «Литва». До этого он еще оставался в названии Литовско-Виленской губернии (созданной путем слияния Виленской и Слонимской). Отныне «Литва» навсегда исчезла с карты Российской империи как топоним. Вместо этого термина на территорию бывшего Литовского генерал-губернаторства был распространен термин «Белоруссия». Одновременно стал запрещенным и термин «литвин», вместо него насаждался термин «белорусец».
Подводя итоги колониальных усилий за 10 лет (с 1831 по 1841 гг. ) виленский генерал-губернатор Миркович докладывал Николаю I:
«… Твердость и решимость принимаемых мер… заложили твердую основу слиянию этого края с Россией. Десять лет постоянной системы работы двинули уже русскую народность в этих губерниях на полстолетия. Перевод дворянства в однодворцев, уничтожение многих католических соборов, закон, чтобы при свадьбах православных с иноверцами все дети оформлялись как православные, введение русского языка в судопроизводство и образовательные учреждения… ликвидация… Литовского Статута останутся навсегда значимыми памятниками теперешнего царствования».
Все это — значимые памятники геноцида.
До 8% населения Литвы, с 1840 года переименованной в «Беларусь», составляла шляхта. Екатерина II лишила нашу шляхту всех политических прав, распустила поветовые соймики, запретила создание шляхетских союзов. Она же стала сокращать численность нашей шляхты путем «чистки»: из дворянского сословия были изгнаны все, кто не смог предоставить убедительных документов о возведении в дворянское сословие. Неудивительно, что именно малоимущие шляхтичи стали главной силой в восстании 1830—31 годов.
У шляхты, участвовавшей в восстании, царизм конфисковал владения и передал их русским помещикам, прибывшим из внутренних российских губерний. Чтобы предотвратить дальнейшие восстания шляхты как главного носителя национального сознания беларусов, царь Николай I по предложению «Комитета… » издал в 1831 году указ «О разборе дворянства в западных губерниях и о упорядочивании этого рода людей». «Разбор шляхты» заключался фактически в проверке ее лояльности по отношению к оккупационному режиму. Значительную часть шляхты, найденной «неблагонадежной», вместе с семьями выселили в глухие уголки Российской империи. Других лишили дворянства, перевели в мещан, а то и в крестьян. Большую часть сделали однодворцами, лишив владений, которые отдали русским помещикам из России. Одной из жертв репрессий оказался дед Янки Купалы, шляхтич Онуфрий Доминикович Луцевич, которого записали в минского мещанина.
Российские и советские историки объясняли этот произвол царизма тем, что, дескать, у нашей шляхты было «пропольское сознание», а вот у крестьян — «беларуское», поэтому «разбор шляхты» осуществлялся «в интересах беларуского народа». Это наглая ложь! На самом деле в ту пору не то что главным, а единственным носителем национального сознания беларуского народа являлась шляхта (лишь гораздо позже ее роль перешла к национальной интеллигенции). Именно шляхта — образованная, знавшая свою историю и историю своих предков, имевшая духовные и политические идеалы — выражала душу народа.
Беларуские же крестьяне (как и польские, русские, украинские) были в ту эпоху серой массой без каких-либо признаков национального самосознания. Даже в 1920-е годы во время переписи населения в Польше западные беларусы называли себя либо «местными» (тутэйшымі), либо вообще ничего не могли сказать о своей этнической принадлежности, поэтому их записывали «поляками».
Кроме того, именно крестьяне стали объектом этнических экспериментов царизма по превращению их в «русскую народность». А вот национальная шляхта всячески противилась этому, за что ее специально назвали «польской». Ведь в противном случае российским идеологам (в том числе историкам) пришлось бы объяснять, почему Россия боролась с нашей шляхтой в рамках ликвидации именно беларуского, а не польского национального сознания. А это для них крайне неприятно, поскольку речь идет о колониальной политике. Легче выдумывать басни о том, что геноцид и русификация с целью превращения литвинов-беларусов производились «в наших же интересах».
Зачем? Зачем литвинам-беларусам превращаться в «русскую народность»? Что они выиграют, утратив свой язык, свою культуру, свою историю? Это было нужно только Российской империи — чтобы обеспечить угнетение захваченных земель, выплату ими дани в виде грабительских налогов и поставку рекрутов для 47-летней войны на Кавказе, которая пожирала четверть годового бюджета царской России. Все это было в интересах России, но совершенно не в наших интересах.
Оккупационный режим охраняла политическая полиция (прообраз НКВД) — Третье отделение императорской канцелярии и корпуса жандармов по западным губерниям. Оно в обзоре за 1830—1840-е годы сообщало, что жители «белорусских и литовских губерний» ведут себя в основном осторожно, не принимают участия в «злоумышлениях против России». Главные участники смуты — специфическая публика: «Молодые дворяне, экономы, мелкие чиновники и иные нижнего класса люди, которые или еще не умеют ценить выгоду спокойной жизни, или настолько бедны, что в случае беспорядков могут больше приобрести, чем потерять».
То есть уже тогда царизм стремился шантажировать беларусов: связать народ такими экономическими условиями, при которых борьба за свободу и национальное возрождение означала бы лишение средств к существованию, утрату собственности. В таких условиях значительная масса беларусов действительно стала «осторожной» («памяркоўнай»), единственной силой, выступавшей в защиту национальных интересов, остается только молодежь.
Одним из направлений национального геноцида была ликвидация церкви, независимой от российского Святейшего Синода — высшего полицейского учреждения в сфере духовной жизни. В западных областях Беларуси с давних пор преобладала католическая вера, в восточных — греко-православная вера Киева, с 1596 года принявшая унию с польским Костелом. Никогда беларусы не были одной веры с московитами — те откололись от истинного греческого православия еще в 1238 году, при завоевании Ордой.
Первую попытку религиозного насилия предприняла Екатерина II, издав в 1794 году указ о переводе униатов в православие, и часть униатов действительно загнали силой и обманом в Московскую церковь.
Николай I после восстания 1830—31 гг. решил вообще ликвидировать нашу церковь заодно с нашим языком. Для этого в 1835 году был создан специальный секретный «Комитет по униатским делам». Главными методами осуществления проекта стали подкуп и запугивание священников. Несогласные умерли при подозрительных обстоятельствах, а коллаборационисты согласились в 1839 году на ликвидацию униатства и переход под юрисдикцию РПЦ, что юридически оформил указ Николая I.
Этот переход сопровождался разграблением ценностей наших униатских храмов и монастырей, почти поголовной заменой священнослужителей попами, присланными из России, не знающими языка своей паствы, а самое жуткое — массовым сожжением Библий и церковных книг на беларуском языке. Отныне беларусам запретили обращаться к Богу на своем языке, издавать на нем не только Библии, но и вообще любые книги.
Со всей Беларуси свозили в Полоцк религиозные книги на беларуском языке, где их штабелями сжигали на территории епархиального управления. Лишение народа права общаться с Богом на родном языке — это, без всяких оговорок, акт религиозного и национального геноцида.
Правда, с такой оценкой не согласна нынешняя Беларуская православная церковь, остающаяся частью Московской патриархии. Ее священники, ревностно следуя указу Николая I от 1839 года, продолжают в суверенной Беларуси вести службы и обращаться к пастве на русском языке, хотя более 80% этой паствы — беларусы, подавляющее большинство которых при переписи населения назвали родным именно беларуский язык.
Почему нельзя вести службу на нашем языке? Видимо, ответ надо искать в крайне холодном отношении РПЦ и ее филиала БПЦ к нашей истории. Вот наглядный пример. Совсем недавно при строительстве огромного православного храма Всех Святых по улице Калиновского церковные иерархи из Москвы потребовали от властей Минска: переименовать улицу. Ибо, по их разумению, «православный храм не может стоять на улице руководителя восстания против царской России». Царская Россия насаждала у нас православие, а потому враги царизма — в их представлении — автоматически враги православия (тем более что Калиновский агитировал за возвращение униатства)[60].
Минская администрация оказалась в трудном положении, из которого нашла оригинальный выход. Поскольку храм возведен на углу, образованном улицей Калиновского и проездом в микрорайон Уручье, этот проезд назвали улицей Всесвятской, а строению храма присвоили номер первый по данной улице — он же и последний, так как других зданий здесь нет ни с одной, ни с другой стороны дороги.
Аналогично православная церковь усиленно навязывает беларусам в «святые» их палачей — Суворова и генерал-губернатора Муравьева. Потому что оба они из одной «команды», лишившей беларусов государственности и национального своеобразия. Не зря ведь Муравьев заявлял, что для торжества имперских интересов России один собор делает больше, чем десять русских полков[61].
После указа 1839 года царь в 1841 году издал целую серию указов, которые отняли в западных губерниях в его собственность земли и владения духовенства всех конфессий. В России царизм никогда не помышлял отнять у РПЦ ее земли и владения. В России РПЦ Москвы оставалась главным феодалом, у нас же все церковные земли и владения перешли либо в царскую собственность, либо в собственность РПЦ. Земель и владений на территории Беларуси лишились не только униаты и католики, но также иудеи, мусульмане, староверы, протестанты. По замыслу царизма, это должно было подорвать в наших землях экономические основы существования этих конфессий и утвердить одну только имперскую религию.
Запрет термина «Беларусь».
Генерал-губернатор Долгоруков в 1833 году писал Николаю I об управлении Виленской и Гродненской губерниями и Белостокской областью:
«Всюду главенствующий язык государства, как главенствующее вероисповедание… должны иметь перевес над местными говорами отдаленных, приграничных или новоприсоединенных краев. Общее владение главенствующим языком в государстве незаметно сближает разнородные его племена… и наконец сливает все инородные племена в один народ».
Эта концепция не была новой, а лишь повторяла главное правило Орды: сначала разгромить и ограбить какой-нибудь народ, а затем присоединить его к себе к совместным походам против соседей. Именно на этом принципе безмерно росла Орда. Ну а Россия, возникшая на просторах Орды и перенявшая ее менталитет, по самой своей сути была (и остается по сей день) прямым продолжением Орды. Ее базовые принципы — «православие, самодержавие, народность» — это принципы Орды.
Что касается беларуского языка, то царские чиновники по своему невежеству видели в нем лишь диалект польского или русского языков. Хотя беларуский язык — это язык западных балтов, не имеющий общих корней ни с польским, ни с русским языками. Адам Мицкевич писал:
«На беларуском языке… говорят около десяти миллионов человек; это самый богатый и самый чистый говор, он возник давно и глубоко разработан. В период независимости Литвы великие князья использовали его для дипломатической переписки».
В рамках программы национального геноцида к 1860-м годам сформировалась система представлений о литвинах-беларусах, которая получила название «западнорусизм». Ее сторонники отрицали историчность беларусов как самостоятельного и самобытного народа, считали их региональной частью русского этноса. Одним из лидеров «западнорусизма» был М. В. Коялович, который фантазировал об «исстари русском характере края» и в книге «Чтения по истории Западной России» настаивал, что беларусы и украинцы обязаны забыть свои языки, должны начать говорить и думать только по-русски.
Эти взгляды, с одной стороны, питались стремлением царизма ассимилировать беларусов, с другой стороны — опирались на результаты этнических экспериментов царизма. Они сохранились и по сей день. На бытовом уровне они наглядно представлены в снятом в БССР фильме «Белые росы», где некий «старожил» рассказывает потомкам совершенно бредовую басню о том, что, дескать, наши предки называли себя «белыми россами». Однако ни одного человека с такой национальностью не значится ни в одном документе ВКЛ — такого народа никогда не было, как не было и народа «беларусов». До 1840 года наш народ назывался литвинами — чего создатели фильма «Белые росы» не знали, так как они не знали вообще нашей истории.
На научном уровне эти взгляды «западнорусизма» сформулировал профессор Петр Петриков (о нем я говорил в начале книги), который постулировал, что беларусы не имеют никакого отношения к ВКЛ и что история Беларуси должна быть во всех моментах увязана с историей России — через призму российских интересов. Он считал политику царизма в XIX веке по отношению к Литве-Беларуси «положительной», а наши восстания против царизма видел «негативными» для интересов беларусов, так как — дескать — они могли привести к полонизации Беларуси и потере беларусами своего языка. Парадокс в том, что при этом русификацию беларусов он считает «положительным явлением»: то есть суть дела вовсе не в том, что беларусы свой язык потеряют, а в том, чтобы они по-русски стали говорить.
Эти концепции создали у беларусов-обывателей ряд нелепых мифов: например, будто бы «Литва и Польша угнетали беларусов», привили ненависть к князьям ВКЛ и вообще к старой Литве как к чему-то совершенно чужому.
В 1860-е годы значительная часть беларуского общества не разделяла идей «западнорусизма» и стремилась к независимости от России. Национальная интеллигенция разрабатывала беларускую идею, весомый вклад в это внесли Калиновский, беларуские студенты-народники (издатели журнала «Гомон»), создатели первой беларуской партии — Беларуской социалистической громады, редакция газеты «Наша Ніва» и другие.
Третье восстание беларусов против России произошло в 1863—64 годах. Царизм снова его кроваво подавил. В мае 1863 года в Вильню прибыл новый генерал-губернатор Муравьев, который ранее занимал должность губернатора в Могилеве, Гродно, Минске.
Недавно в религиозной передаче «Існасць» на беларуском ТВ представители православия говорили, что Муравьев был «большим другом беларуского народа», так как отнимал храмы у католиков и передавал их православным, за него, дескать, мы — беларусы — молимся в храмах, и вообще его надо сделать святым для беларусов. Но, смею думать, у беларусов не написано на лбу, что они должны непременно быть православными московского толка, а не католиками или протестантами. Мы как раз отличаемся толерантностью, и хорошо знаем, что отнимать храмы у кого бы то ни было — это грех (ибо сказано «Не укради ! »). Еще в той передаче сказали, что Муравьева называют «вешателем» только злопыхатели — мол, никаким вешателем он не был.
Однако это не кто-то обозвал Муравьева вешателем — он сам себя так называл. Прибыв в Вильню, при встрече с местным дворянством на вопрос о том, не родственник ли он декабристу Никите Муравьеву, генерал-губернатор ответил, что он «не из тех Муравьевых, которых вешают, а из тех, которые вешают».
Муравьев организовал не только военно-полицейское подавление восстания, но и неслыханную антипольскую и антикатолическую пропаганду. Мятеж подавлялся чудовищным террором. Села, подозреваемые в поддержке повстанцев, сжигали дотла, имущество жителей отнимали и продавали с торгов, а жителей высылали в глухие районы России. Руководитель восстания 26-летний беларус Кастусь Калиновский был публично повешен на площади в Вильно, а кроме него повесили еще 127 человек. Организатор публичных казней Муравьев всячески стремился подтвердить свои слова, что он из тех Муравьевых, «которые вешают».
В свою последнюю минуту жизни, стоя под виселицей, Калиновский при оглашении судебного приговора, в котором его назвали дворянином, сказал: «У нас нет дворян — все равны». Это были последние слова беларуского героя.
В своих воззваниях к беларускому народу Калиновский писал: «Народ… целым единством иди воевать за свое человеческое и народное право, за свою землю родную». Именно Калиновский сформулировал идею демократического народного государства — ему принадлежат слова, которые так часто повторяют сегодня политики России: «… не народ создан для власти, а власть для народа».
Точное число погибших при подавлении восстания неизвестно. Помимо 128 повешенных (считая и Калиновского), Муравьев около тысячи осудил на каторгу, свыше 12 тысяч сослал в глухие районы России.
Муравьев инициировал очередной «разбор» шляхты. Он запретил шляхте собираться вместе по нескольку человек даже на семейных праздниках. Были изгнаны со службы все чиновники-католики (они занимали кое-где низшие должности), на их место привезли из России русских служащих. Им отдали сотни конфискованных имений. Военное положение в Беларуси сохранялось до 1870 года.
Был закрыт Виленский университет, в очередной виток вошла разнузданная беларусофобия: запрещалось абсолютно все, что имело национальный характер. Вершиной деяний вешателя Муравьева стал запрет терминов «Белоруссия» и «белорусы». Отныне был введен новый термин «Северо-Западный край» (который по сей день используют православные священники, тоскующие по «золотым временам» Муравьева). За употребление термина «Белоруссия» всякий, сказавший или написавший это слово, на первый раз наказывался штрафом. Злостных нарушителей ждало тюремное заключение.
Забавно читать у российских историков, что «Россия всегда тянула руку братской помощи беларусам», сажая при этом беларусов в тюрьму за то, что они посмели произнести название своей Родины. Национальный геноцид дошел до маразма: царизм запретил термин «Белоруссия», который сам же и придумал для замены слова «Литва».
Этот запрет создал еще один барьер в возрождении национального самосознания: теперь приходилось бороться за возвращение термина «Белоруссия», а не «Литва». Наше национальное сознание стало похожим на матрешку: внутри «Северо-Западного края» находится «Беларусь», а внутри Беларуси — «Литва» и история BKЛ. Далеко не все эту «матрешечную структуру» понимали, в том числе создатели Беларуской Народной Республики, продолжавшие отделять беларусов от литвинов, хотя это синонимы.
Попытки национального возрождения.
В 1915 году в Вильне было создано Беларуское товарищество помощи жертвам войны, где ведущую роль играл Вацлав Ластовский. Именно он издал в 1910 году свою знаменитую «Краткую историю Беларуси». Знаменитую, прежде всего тем, что впервые за время российской оккупации беларуский историк рассказывал об истории Беларуси на беларуском языке и с точки зрения Беларуси, а не России.
Однако книга Ластовского (ставшего позже видным политическим деятелем и ученым, он был расстрелян при Сталине, реабилитирован в 1988) — на мой взгляд — содержала немало мифов и натяжек, которые объяснялись и малой изученностью темы, и царской цензурой. Так, род Миндовга Ластовский именует «литовским», хотя Миндовг был королем Пруссии. Под Литвой автор понимал жемойтов и Жемойтию (Самогитию), хотя те Литвой никогда не были. Народ беларусов Ластовский считал «жившим в Литве», хотя никаких «беларусов» в ВКЛ не было, а были литвины, являвшиеся этносом беларусов, титульной нацией Литвы. Одним словом, книга Ластовского закономерно впитала в себя измышления «западнорусизма», причем в главе о XIX веке он — по соображениям цензуры — обошел и три восстания беларусов, и то, как литвинов переименовали в «белоруссов», а потом запретили и это название.
Тогда же, в 1915 году, в Вильне был создан Беларуский народный комитет — именно он во время германской оккупации вернулся к идее возрождения ВКЛ. Комитет выступил с инициативой объединения беларуских (то есть литовских) и жемойтских земель в одно государство с соймом в Вильне. Но в планы Германии не входило создание такого государства, даже в виде автономии, поэтому этот исторический шанс освобождения от России остался нереализованным. В 1916 году родилась идея создания «Соединенных Штатов Европы» в составе Латвии, Летувы, Беларуси и Украины. С данной идеей беларуская делегация во главе с Ластовским выступила на международных конференциях народов России в 1916 году в Стокгольме и Лозанне.
Как показало будущее, такой союз мог бы спасти эти страны от агрессии армии Троцкого. Более того, к нему, перед лицом угрозы со стороны РСФСР, вполне могли присоединиться Польша, Финляндия, Грузия, Армения и Азербайджан. Он неизбежно вступил бы в войну с РСФСР — и, полагаю, победил бы свою бывшую метрополию, где власть большевиков держалась только на терроре и демагогии. Вся история XX века могла пойти иначе — но, увы, предложение беларусов не было принято. В результате РСФСР и Польша пожирали раздробленные осколки Российской империи.
История показала, что беларуский проект Соединенных Штатов Европы 1916 года был спасением для бывших колоний России. Трагедия в том, что этот проект не был реализован — мы не смогли в одиночку противостоять Империи, которая ранее нас всех точно так же по одиночке «собирала»: произошло «собирание номер 2».
Что касается беларуской нации, то ее путь к возрождению оказался гораздо более трудным и долгим, чем у всех соседей. Царизм сумел расколоть беларуский народ на православных (якобы русских) и католиков (якобы поляков), что не оставляло места самому этносу беларусов.
Газета «Наша Ніва», редактором которой был в 1914 году Янка Купала, боролась с этим расколом — вот с чего начиналось наше национальное возрождение. А. И. Луцкевич писал в этом издании, что «пока костел и церковь не сделаются в Беларуси беларускими, народ наш всегда будет делиться на две части». Подчеркиваю: это писала «Наша Ніва» еще в 1914 году!
Руководствуясь этим единственно правильным соображением — с точки зрения интересов Государства и Народа — сегодня президент Украины Виктор Ющенко поставил целью объединение всех православных церквей Украины в единую Украинскую православную церковь. Как известно, эта его идея вызвала дикий вой возмущения в Москве. Еще бы! Московским политикам надо, чтобы народы бывших колоний оставались разобщенными — тогда сохраняется надежда на возвращение их под власть двуглавого орла. Аналогичная задача неизбежно стоит и перед Беларусью, если беларусы хотят сохранить свое Государство и себя как нацию.
О беларуском языке Франтишек Богушевич в сборнике «Дудка беларуская» писал:
«Много было таких народов, что утратили прежде язык свой, так же, как человек перед смертью, у которого язык отнимается, а потом и совсем умерли. Не оставляйте же мовы нашей беларуской, чтобы не умерли! »
Увы, оставили. Государство себя называет «беларуским», но этот язык не используют ни чиновники, ни государственные учреждения. Не говорит на нем и народ. Отношение к некогда красивому языку, испорченному российскими и затем советскими реформами русификации, — пренебрежительное и негативное. Большинство населения боится политиков, говорящих на беларуском языке, а еще больше боится их предложений сделать беларуский язык главным в Беларуси.
Если бы Янка Купала попал из 1914 в 2008 год, то оказался бы у нас в положении какого-нибудь папуаса. Он привык говорить с людьми на своем родном языке, а тут его встретило бы отчуждение и полное неприятие такой «манеры» как «дурного тона», «вычурности» или «деревенщины». Он безмерно радовался бы тому факту, что наконец существует независимое от России и Польши национальное государство — да вот «национальным» назвать его трудно, ибо народ не говорит на своем национальном языке.
Мы, как писал Ф. Богушевич, и есть сегодня те, кто «утратили прежде язык свой, так же, как человек перед смертью, у которого язык отнимается, а потом и совсем умерли». Нет языка — нет нации, нет страны и государственности, нет своих властей.
То же самое утверждал знаменитый русский писатель Константин Паустовский (1892—1968):
«По отношению каждого человека к своему языку можно совершенно точно судить не только о его культурном уровне, но и о его гражданской ценности. Истинная любовь к своей стране немыслима без любви к своему языку. Человек, равнодушный к своему языку, — дикарь. Он вредоносен по самой своей сути, потому что его безразличие к языку объясняется полнейшим безразличием к прошлому, настоящему и будущему своего народа».
Какие точные слова применительно к современным беларусам! Все начинается со своего языка. Нежелание говорить на нем означает нулевую полезность человека как гражданина, ибо без осознания ценности языка нет осознания ценности своей нации и своей страны. Равнодушие к языку означает равнодушие к прошлому своего народа — значит, и к его будущему. Именно к этому стремились авторы концепции «западнорусизма».
Итоги российской оккупации Литвы -Беларуси.
Вся наша история XIX и XX веков показала, что «западнорусизм» — это крайне реакционная и лживая идеология, созданная царизмом исключительно с целью феодального закабаления нашего населения, превращения нас в слуг восточного соседа. Царизм и затем советские власти два века подряд превращали беларусов в дикарский народ, лишенный своего национального облика — ради подавления естественной тяги к свободе и самоуправлению.
Давайте посмотрим, что дал нашему народу пресловутый «западнорусизм», отрицающий нашу память о Литве и навязывающий ложные представления о беларусах как этносе то ли полуукраинском, то ли полурусском.
С российской оккупацией мы утратили свою государственность, сохранявшуюся в конфедеративной Речи Посполитой. Мы лишились права беларусов управлять своей страной (ранее были канцлеры-беларусы, теперь стали русские генерал-губернаторы, ранее были сеймы нашей шляхты — теперь их запретили, 3 мая 1791 года мы приняли вместе с поляками прогрессивную Конституцию — она была запрещена). Мы лишились своей армии (наш народ стал пушечным мясом для царизма). Мы лишились местного самоуправления: в течение 300 лет около 100 городов и местечек Беларуси избирали свою исполнительную, законодательную и судебную власть — все это было запрещено как «ненужное».
Наши крестьяне впервые в своей истории сделались рабами феодалов. Наша исконная национальная вера была запрещена, вместо нее насаждалась религия восточного соседа. Все книги на нашем языке штабелями сжигали «западнорусисты». Наш язык был запрещен и для разговора с Богом и для книгоиздания. Нашу шляхту разогнали как носительницу национального сознания, затем точно так же «западнорусисты» уничтожали нашу национальную интеллигенцию. «Западнорусизм» запретил сначала наши названия «Литва» и «литвины», ввел вместо них «Белоруссию» и «белорусов», а потом запретил и эти фантастические названия, заменив на «Северо-Западный край».
В СССР все противники «западнорусизма» как государственной идеологии большевизма в отношении нас были названы «буржуазными националистами» и физически уничтожены. Как будто только у России есть «монополия» на нечто национальное типа Минина и Пожарского, а у других ее нет — наших «Мининых и Пожарских» русские объявляли «буржуазными националистами».
Как видим, именно «западнорусизм» являлся в течение 200 лет главным тормозом нашего социального и цивилизационного развития. И сегодня в суверенной Беларуси самой главной задачей является борьба с идеологией «западнорусизма». Нам жизненно необходимо вернуться к своим истокам, к нашей Литве.
На протяжении XIX века усилиями царизма исчезла Литва, вместо нее у нас насаждался термин «Белоруссия» — который тоже был вскоре запрещен. И хотя в последнем десятилетии XX века беларуская государственность формально возродилась, последствия двух столетий русификации оказались ужасающими. Без осознания себя как исторической Литвы не может быть по-настоящему суверенной Беларуси сегодня.
Мифы царизма и СССР.
Всю свою историю до российской оккупации 1795 года (примерно 550 лет) наша страна называлась Литвой, а народ — литвинами. Историческую память об этом целенаправленно и жестко вытравливал царизм, а затем партийные идеологи СССР.
Причин две. Во-первых, память о Литве как альтернативном Московии центре объединения земель Восточной Европы подрывала великодержавные российские мифы. В рамках этих мифов была придумана басня о каком-то «древнерусском народе» и «древней Руси», наследницей которой якобы была Российская империя. Эти мифы не только «обосновывали» захват Россией земель Литвы (Беларуси) и Руси (Украины), но одновременно служили задачам внутренней политики. Ведь, согласно мифам, свои основы Россия получила от западных соседей: государственность (от Киевской Руси), православную религию (от Киева), славянское население, которое, по этим мифам, якобы «мигрировало из киевских земель в земли владимирские», населенные финнами.
Эти мифы сегодня разоблачены наукой, но еще совсем недавно они усиленно насаждались, на них выросли несколько поколений советских людей. При Сталине беларусов вообще оградили от изучения истории своего Отечества (не было такого предмета в системе образования БССР), а первый учебник нашей истории, появившийся при Хрущеве (в 1963 г. ) оказался совершенно лживым.
Вторая причина, по которой царские и коммунистические власти пытались предать Литву забвению, заключалась в самой сути Литвы. Уж очень она не походила на ордынскую Московию (Россию), казалась «испорченной западным влиянием». Наши предки жили в сугубо европейском государстве, аналогичном Польше, Словакии, Чехии, Австрии. У нас 400 лет десятки городов и местечек жили по Магдебургскому праву, основанному на выборности всех трех ветвей власти. По своему менталитету и культуре жители этих городов были европейцами, они учились в учебных заведениях европейского типа, жили в условиях религиозной и политической свободы. На Литву-Беларусь полностью распространялось действие первой в Европе и второй в мире (после США) Конституции Речи Посполитой 1791 года, о чем сегодня напоминает, увы, только полуразрушенная стела в городе Глубокое.
Поэтому российский царизм и советский коммунизм вели борьбу не с названием «Литва» как таковым, а с его европейским содержанием. Запрет термина сопровождался водопадом лжи. Дескать, «литовцы угнетали беларусов», хотя литвины и беларусы — это синонимы. Другая ложь — что в составе Речи Посполитой Литва-Беларусь полностью утратила свою государственность. На самом деле ВКЛ сохраняло все атрибуты государственности: свою административную и судебную системы, свои законы — Статуты ВКЛ, свою армию — войско ВКЛ, свою валюту — талер, шелег и грош (последний талер ВКЛ Гродненский монетный двор отчеканил в 1794 году), свой государственный язык (до 1696 года). Все должностные посты в ВКЛ, включая самые высшие (канцлеры, гетманы, подскарбии, каштеляны) занимали местные уроженцы.
Это царизм осуществил национальный геноцид: уничтожил европейскую страну, лишил ее народ своего традиционного названия, своей религии и своего языка.
Начало оккупации.
При первом разделе Речи Посполитой в 1772 году Россия захватила себе восточные земли ВКЛ, которые назвала «Белорусским генерал-губернаторством» (Витебская, Могилевская и Смоленская губернии). Термин «белорусское» тогда еще не имел национального значения, со времен войны 1654—67 гг. московиты так называли местных жителей, присягнувших российским монархам. Как уже отмечено выше, первыми «белорусцами» были украинские казаки — их таким манером называли в Московии после Переяславского договора 1654 года.
В ходе второго и третьего разделов Речи Посполитой (в 1793 и 1795 гг.) Россия оккупировала все остальные земли BKЛ, в том числе Самогитию (нынешнюю Летуву, в царской России она стала Ковенской губернией) и непосредственно Литву — территорию нынешней Центральной и Западной Беларуси вместе с Вильней. Тут царизм учредил «Литовское генерал-губернаторство» (Виленская, Минская и Гродненская, включая область Белостока).
Таким образом, с 1795 года царизм искусственно разделил единый до того этнос литвинов на два якобы разных: на «белорусов» Витебска, Полоцка, Могилева, Смоленска, Гомеля — и на «литовцо-руссов» Минска, Бобруйска, Вильни, Гродно, Бреста. В дальнейшем политика русификации привела к переносу термина «Белоруссия» и на Литовское генерал-губернаторство (историческую Литву). А само название «Литва», ставшее запрещенным у нас, постепенно стало применяться к жемойтам Самогитии (латинский
вариант термина «Жемойтия»), хотя они к Литве никакого отношения не имели.
С самого начала этой оккупации (длившейся 145 лет для восточной части страны и 122 года для западной) политика царизма была направлена на лишение нашего народа не только политических свобод, но и своей национальной специфики. Губернаторами цари назначали исключительно русских, присылаемых из России, тогда как беларусы были принципиально отстранены от власти в своем Отечестве. Еще Екатерина II ввела правило: представителей местного этноса (включая магнатов) не допускать к власти, руководить всеми ее ветвями должны только ставленники из России (в том числе судьи и духовенство).
Откуда столь жесткое отношение, которое не применялось к прочим субъектам империи? Видимо, оно являлось продолжением спора Московии за главенство в этом регионе. На кону фигурировали ранее захваченные и «переваренные» ею республики Новгорода и Пскова, а также Великое княжество Тверское. То есть в историческом контексте высшее руководство России стремилось навсегда ликвидировать наше государство как единственного конкурента на «собирание Руси». Именно этим мы отличались от финнов, латышей или грузин, к существованию которых царизм относился безразлично, ибо они не затрагивали основы российской государственности самим фактом своего существования.
Магнатам и шляхте ВКЛ присяга на верность царице (т. е. России) была поставлена условием сохранения владений. Например, управляющий владениями графа Храптовича писал:
«Нам угрожают /отчуждением/ владениями в случае непринесения присяги в течение месяца, а в присяге сказано, что мы добровольно, без принуждения хотим и надеемся находиться под властью России».
Еще недавно учебники истории СССР рассказывали сказку о том, что царизм якобы протянул беларусам «братскую руку помощи русского народа», «освобождая их от гнета польских и литовских помещиков». Польских помещиков в Беларуси не было, были помещики беларуские, но католического вероисповедания. На практике «освобождение» заключалось в переводе крестьян из категории лично свободных в категорию рабов (так называемых «крепостных»), И это — «освобождение»?!
Более того, стремясь ослабить позиции нашего дворянства (шляхты), царизм передал во владение русским помещикам более четверти беларуских крестьян. Начали Екатерина II и Павел I, которые подарили им около 200 тысяч ревизских (мужских) душ селян. В том числе 15 тысяч душ получил фаворит императрицы князь Потемкин (в районе Кричева), 17 тысяч — генералфельдмаршал граф Румянцев-Задунайский (вокруг Гомеля и в районе Пружан), 12 тысяч — флигель-адъютант Семен Зорич (в районе Шклова), 7 тысяч — генерал-фельдмаршал Суворов (в Кобринском повете) — за подавление восстания против русских оккупантов.
Отныне новые и старые владельцы могли делать с крестьянами то, что прежде было немыслимым в ВКЛ: могли их продавать, переселять в иные места, подвергать телесным наказаниям, разлучать супругов и детей с родителями, а крестьяне не имели права жаловаться на хозяев.
Впервые за 550 лет беларуских мужчин из числа селян и мещан стали призывать в рекруты на 25 лет службы (сначала одного на 200 душ мужского пола, с 1820 года — одного на 125 душ). Там беларусы стали пушечным мясом царского режима.
В 1810 году граф А. А. Аракчеев создал в Климовичском уезде Могилевской губернии первое в империи «военное поселение». Формально это было подразделение территориальных войск (одна рота), совмещавших военную службу с занятием сельским хозяйством, то есть военных баз. Но реально ставилась задача по формированию особой касты военнослужащих, оторванной от народа и предназначенной для борьбы с национально-освободительным движением.
К 1825 году в Могилевской губернии была развернута целая сеть таких поселений (по 60 домов в каждом, 228 нижних чинов), общей численностью в 6 пехотных полков. В те времена 4 роты составляли батальон, 3 батальона — полк. Следовательно, для развертывания шести полков требовались 72 поселения, имевшие не менее 16416 взрослых мужчин-рабов, годных к строевой службе!
«План Огинского».
В 1806 году французские войска заняли часть Польши, которая ранее входила в состав Пруссии, там было создано герцогство Варшавское. Стараясь не допустить поддержку Наполеона «своими» поляками и литвинами, царь Александр I заявил о намерении воссоздать под эгидой России Великое княжество Литовское. По поручению императора в 1811 году князья Огинский, Любецкий и граф Михал Плятер разработали проект «Положения о правлении автономным Великим княжеством Литовским».
В записке Огинского Александру I значилось: «Часть Польши, присоединенная к Российской империи, составляла некогда особое самостоятельное владение — Литву… Жители его исстари… заботились о своем праве и были верны своим монархам, отличались мужеством и любовью к отечеству. Гордые своим происхождением, литвины… сохранили свои обычаи, свой гражданский кодекс, местное управление, свое войско, верховный суд… и даже сойм, который собирался по очереди в Варшаве и Гродно…
Я уверен, что если бы со времени присоединения к России взятых польских земель была из них создана одна провинция, сохранено имя Литвы и оставлены ее давние права, и если бы из нее был создан особый край со своим управлением, или в качестве соединенной и включенной в состав Российской империи державы, то тогда иноземное вторжение проникло бы туда с трудом».
Огинский сравнивал Литву-Беларусь с Грузией — которая вошла в состав России, сохранив себя как державу, а потому была верна России, ее князья верно служили царизму во всех войнах. Здесь же ситуация была иной: царизм ликвидировал государственность ВКЛ, отстранил от власти беларусов, учинил так называемый «разбор шляхты» (перевод из дворянства в другие сословия, вплоть до крестьянского), отдал селян в рабство помещикам. Такого царизм не позволял себе даже по отношению к мелким княжествам Кавказа, Сибири и Средней Азии.
Причину особо жесткого отношения определила еще Екатерина II. Она объяснила своим приближенным, что на протяжении веков Литва являлась главным врагом Росси и, поэтому захват ее означает не переход под юрисдикцию Петербурга, а полную ликвидацию — как источника постоянной угрозы русским. Поэтому неудивительно, что, несмотря на реальную угрозу вторжения Наполеона, проект Огинского был отвергнут.
В свою очередь, почти вся шляхта Литовского и Белорусского генерал-губернаторств (то есть всей нынешней территории Беларуси и части Летувы) приветствовала Наполеона как освободителя и пошла воевать вместе с ним против России. Например, князь Радзивилл за свой счет выставил трехтысячный уланский полк, который первым вступил в Вильню.
Однако и на стороне России литвины-беларусы тоже воевали. Так, гусарские Гродненский (Литовского генерал-губернаторства) и Белорусский (Белорусского генерал-губернаторства) полки входили в состав 1-й армии Барклая де Толли. Солдаты этих полков, как и прочих «литовских» и «белорусских» подразделений носили бело-красные мундиры по цветам бело-красно-белого флага BKЛ, имели «Погоню» на своих флагах и головных уборах. Знаменитая в России женщина-офицер Надежда Дурова служила в 1811 году в Литовском уланском полку, сформированном из западных беларусов и размещенном в Гродно, где она слышала каждый день непонятную ей беларускую речь. Несколько десятков тысяч солдат-рекрутов из Беларуси участвовали на стороне России и в знаменитом Бородинском сражении, сражаясь против своих соплеменников.
При наступлении французов выяснилось, что здешнее население просто жаждало освобождения от русских. Вот что сказано в книге «Минск: исторический очерк», изданной в 1905 году в Санкт-Петербурге: «Все русское население Минска поспешно спасалось бегством… Что же касается поляков /то есть беларусов. — В. Д. /, то они и не думали бежать из города и спокойно, с радостью ожидали французов, видя в них своих будущих освободителей, и те учреждения, где преобладал польский элемент /какова формулировка — элемент! — В. Д. /, никаких мер к отправлению из Минска не предпринимали, а, напротив, приготовились к торжественной встрече французов. По выезде из города русских чиновников поляки /то есть минчане-беларусы. — В. Д. / организовали временный совет для охраны магазинов с провиантом и спокойствия жителей. Председателем совета был избран президент первого департамента минского главного суда Л. Каминский, а членами были президент второго департамента того же суда Ходзько и минский уездный предводитель дворянства И. Монюшко, а также члены городского магистрата. Благодаря заботливости членов этого совета минские магазины не были сожжены и достались неприятелю, который здесь нашел до 7500 пудов муки /120 тонн/, много овса и 1500 фунтов пороха /681 кг/. Кроме того, неприятелем был захвачен также большой запас лазаретного имущества.
Маршал Даву занял Минск 25 июня и был торжественно встречен поляками /в Минске жили беларусы и евреи, а не поляки. — В. Д./. Квартира ему была отведена на Высоком рынке (Соборная площадь) в доме, примыкавшем к костелу. Эта площадь была украшена в то время ратушей, иезуитской коллегией, униатским монастырем и православным собором. В течение двух дней войска корпуса Даву успели придвинуться к Минску и запрудили город, но, впрочем, в Минске оставался только генералитет, а войска расположились в окрестностях. 28 июня было назначено торжественное богослужение в костеле по поводу успехов французских войск и освобождения Минска от русского владычества, после этого богослужения Даву произвел смотр войскам. Первый французский губернатор Минска генерал Барбанегр был переведен в Борисов, а на его место заступил генерал Брониковский.
По мысли Наполеона, Минск должен был играть роль центрального склада провианта и сборного пункта больных, раненых и отставших».
После контрнаступления войск Кутузова осенью 1812 года «смятение населения Минска было ужасно. Поляки и сам Брониковский бежали, не успев захватить ни ценного имущества, ни даже необходимых вещей».
Как видим, согласно имперской логике автора книжки, даже в 1905 году никаких беларусов в Беларуси не существует: есть только «русские» (то есть православные московского толка) и «поляки» (католики и униаты). На самом деле сначала из Минска бежали от французов действительно русские: царская администрация, полиция и попы, которые были сюда присланы из России. А вот с их возвращением бежало от них уже коренное население Минска — который населяли отнюдь не поляки, а беларусы.
Точно так же о событиях войны 1654—67 гг. российские историки пишут, что при приближении к Минску «русских войск» (в действительности — московских) «литовцы» бежали в леса и оставили город пустым. То есть минчан в разное время называют то литовцами, то поляками — в зависимости от политической конъюнктуры российской пропаганды.
А ведь правильно разбежались: автор книжки 1905 года пишет, что русские хотели отомстить минчанам, но по факту их бегства выместили злобу на самом городе. Разрушили в полупустом городе все казенные учреждения, католические и униатские монастыри, разорили мародерством магазины и жилые дома. Автор сообщает, что общие убытки Минска от войны составили 254 тысячи рублей, в том числе за два дня погрома, учиненного в городе, «русскими войсками нанесено было убытков в 118 тысяч рублей» (46, 5%).
В книге:
«В Минске за время кампании было убито и пропало без вести 35 тысяч человек. От разлагавшихся трупов распространялись различные болезни».
Так большой кровью и полным разорением окончилась вторая попытка литвинов-беларусов (после подавленного Суворовым восстания 1794 года) восстановить свою государственность. Позже были предприняты еще две попытки, с еще более катастрофическими для нации последствиями в результате репрессий со стороны восточного оккупанта…
Национальная катастрофа 1831—1841 годов.
Именно колониальное насилие России стало причиной восстания 1830—31 гг. с его знаменитым лозунгом «За нашу и вашу свободу». После подавления восстания царизм предпринял целый комплекс мер по национальному геноциду. Для этого с 1831 по 1848 год работал специальный «Комитет по делам западных губерний», который разрабатывал всяческие меры по подавлению национального самосознания беларусов. Царь Николай I поручил этому комитету принять меры, чтобы «губернии, от Польши присоединенные, приведены были до того порядка, который для управления в иных российских губерниях существует».
Важнейшим мероприятием в указанном царем направлении стало введение в 1831 году российского законодательства в Витебской и Могилевской губерниях и отмена там действия Статута ВКЛ, а с 25 августа 1840 года — также в Минской, Гродненской и Виленской губерниях. В Самогитии, ставшей Ковенской губернией, Статут BKЛ не действовал.
Кроме того, с 1840 года было окончательно запрещено использовать где бы то ни было термин «Литва». До этого он еще оставался в названии Литовско-Виленской губернии (созданной путем слияния Виленской и Слонимской). Отныне «Литва» навсегда исчезла с карты Российской империи как топоним. Вместо этого термина на территорию бывшего Литовского генерал-губернаторства был распространен термин «Белоруссия». Одновременно стал запрещенным и термин «литвин», вместо него насаждался термин «белорусец».
Подводя итоги колониальных усилий за 10 лет (с 1831 по 1841 гг. ) виленский генерал-губернатор Миркович докладывал Николаю I:
«… Твердость и решимость принимаемых мер… заложили твердую основу слиянию этого края с Россией. Десять лет постоянной системы работы двинули уже русскую народность в этих губерниях на полстолетия. Перевод дворянства в однодворцев, уничтожение многих католических соборов, закон, чтобы при свадьбах православных с иноверцами все дети оформлялись как православные, введение русского языка в судопроизводство и образовательные учреждения… ликвидация… Литовского Статута останутся навсегда значимыми памятниками теперешнего царствования».
Все это — значимые памятники геноцида.
До 8% населения Литвы, с 1840 года переименованной в «Беларусь», составляла шляхта. Екатерина II лишила нашу шляхту всех политических прав, распустила поветовые соймики, запретила создание шляхетских союзов. Она же стала сокращать численность нашей шляхты путем «чистки»: из дворянского сословия были изгнаны все, кто не смог предоставить убедительных документов о возведении в дворянское сословие. Неудивительно, что именно малоимущие шляхтичи стали главной силой в восстании 1830—31 годов.
У шляхты, участвовавшей в восстании, царизм конфисковал владения и передал их русским помещикам, прибывшим из внутренних российских губерний. Чтобы предотвратить дальнейшие восстания шляхты как главного носителя национального сознания беларусов, царь Николай I по предложению «Комитета… » издал в 1831 году указ «О разборе дворянства в западных губерниях и о упорядочивании этого рода людей». «Разбор шляхты» заключался фактически в проверке ее лояльности по отношению к оккупационному режиму. Значительную часть шляхты, найденной «неблагонадежной», вместе с семьями выселили в глухие уголки Российской империи. Других лишили дворянства, перевели в мещан, а то и в крестьян. Большую часть сделали однодворцами, лишив владений, которые отдали русским помещикам из России. Одной из жертв репрессий оказался дед Янки Купалы, шляхтич Онуфрий Доминикович Луцевич, которого записали в минского мещанина.
Российские и советские историки объясняли этот произвол царизма тем, что, дескать, у нашей шляхты было «пропольское сознание», а вот у крестьян — «беларуское», поэтому «разбор шляхты» осуществлялся «в интересах беларуского народа». Это наглая ложь! На самом деле в ту пору не то что главным, а единственным носителем национального сознания беларуского народа являлась шляхта (лишь гораздо позже ее роль перешла к национальной интеллигенции). Именно шляхта — образованная, знавшая свою историю и историю своих предков, имевшая духовные и политические идеалы — выражала душу народа.
Беларуские же крестьяне (как и польские, русские, украинские) были в ту эпоху серой массой без каких-либо признаков национального самосознания. Даже в 1920-е годы во время переписи населения в Польше западные беларусы называли себя либо «местными» (тутэйшымі), либо вообще ничего не могли сказать о своей этнической принадлежности, поэтому их записывали «поляками».
Кроме того, именно крестьяне стали объектом этнических экспериментов царизма по превращению их в «русскую народность». А вот национальная шляхта всячески противилась этому, за что ее специально назвали «польской». Ведь в противном случае российским идеологам (в том числе историкам) пришлось бы объяснять, почему Россия боролась с нашей шляхтой в рамках ликвидации именно беларуского, а не польского национального сознания. А это для них крайне неприятно, поскольку речь идет о колониальной политике. Легче выдумывать басни о том, что геноцид и русификация с целью превращения литвинов-беларусов производились «в наших же интересах».
Зачем? Зачем литвинам-беларусам превращаться в «русскую народность»? Что они выиграют, утратив свой язык, свою культуру, свою историю? Это было нужно только Российской империи — чтобы обеспечить угнетение захваченных земель, выплату ими дани в виде грабительских налогов и поставку рекрутов для 47-летней войны на Кавказе, которая пожирала четверть годового бюджета царской России. Все это было в интересах России, но совершенно не в наших интересах.
Оккупационный режим охраняла политическая полиция (прообраз НКВД) — Третье отделение императорской канцелярии и корпуса жандармов по западным губерниям. Оно в обзоре за 1830—1840-е годы сообщало, что жители «белорусских и литовских губерний» ведут себя в основном осторожно, не принимают участия в «злоумышлениях против России». Главные участники смуты — специфическая публика: «Молодые дворяне, экономы, мелкие чиновники и иные нижнего класса люди, которые или еще не умеют ценить выгоду спокойной жизни, или настолько бедны, что в случае беспорядков могут больше приобрести, чем потерять».
То есть уже тогда царизм стремился шантажировать беларусов: связать народ такими экономическими условиями, при которых борьба за свободу и национальное возрождение означала бы лишение средств к существованию, утрату собственности. В таких условиях значительная масса беларусов действительно стала «осторожной» («памяркоўнай»), единственной силой, выступавшей в защиту национальных интересов, остается только молодежь.
Одним из направлений национального геноцида была ликвидация церкви, независимой от российского Святейшего Синода — высшего полицейского учреждения в сфере духовной жизни. В западных областях Беларуси с давних пор преобладала католическая вера, в восточных — греко-православная вера Киева, с 1596 года принявшая унию с польским Костелом. Никогда беларусы не были одной веры с московитами — те откололись от истинного греческого православия еще в 1238 году, при завоевании Ордой.
Первую попытку религиозного насилия предприняла Екатерина II, издав в 1794 году указ о переводе униатов в православие, и часть униатов действительно загнали силой и обманом в Московскую церковь.
Николай I после восстания 1830—31 гг. решил вообще ликвидировать нашу церковь заодно с нашим языком. Для этого в 1835 году был создан специальный секретный «Комитет по униатским делам». Главными методами осуществления проекта стали подкуп и запугивание священников. Несогласные умерли при подозрительных обстоятельствах, а коллаборационисты согласились в 1839 году на ликвидацию униатства и переход под юрисдикцию РПЦ, что юридически оформил указ Николая I.
Этот переход сопровождался разграблением ценностей наших униатских храмов и монастырей, почти поголовной заменой священнослужителей попами, присланными из России, не знающими языка своей паствы, а самое жуткое — массовым сожжением Библий и церковных книг на беларуском языке. Отныне беларусам запретили обращаться к Богу на своем языке, издавать на нем не только Библии, но и вообще любые книги.
Со всей Беларуси свозили в Полоцк религиозные книги на беларуском языке, где их штабелями сжигали на территории епархиального управления. Лишение народа права общаться с Богом на родном языке — это, без всяких оговорок, акт религиозного и национального геноцида.
Правда, с такой оценкой не согласна нынешняя Беларуская православная церковь, остающаяся частью Московской патриархии. Ее священники, ревностно следуя указу Николая I от 1839 года, продолжают в суверенной Беларуси вести службы и обращаться к пастве на русском языке, хотя более 80% этой паствы — беларусы, подавляющее большинство которых при переписи населения назвали родным именно беларуский язык.
Почему нельзя вести службу на нашем языке? Видимо, ответ надо искать в крайне холодном отношении РПЦ и ее филиала БПЦ к нашей истории. Вот наглядный пример. Совсем недавно при строительстве огромного православного храма Всех Святых по улице Калиновского церковные иерархи из Москвы потребовали от властей Минска: переименовать улицу. Ибо, по их разумению, «православный храм не может стоять на улице руководителя восстания против царской России». Царская Россия насаждала у нас православие, а потому враги царизма — в их представлении — автоматически враги православия (тем более что Калиновский агитировал за возвращение униатства)[60].
Минская администрация оказалась в трудном положении, из которого нашла оригинальный выход. Поскольку храм возведен на углу, образованном улицей Калиновского и проездом в микрорайон Уручье, этот проезд назвали улицей Всесвятской, а строению храма присвоили номер первый по данной улице — он же и последний, так как других зданий здесь нет ни с одной, ни с другой стороны дороги.
Аналогично православная церковь усиленно навязывает беларусам в «святые» их палачей — Суворова и генерал-губернатора Муравьева. Потому что оба они из одной «команды», лишившей беларусов государственности и национального своеобразия. Не зря ведь Муравьев заявлял, что для торжества имперских интересов России один собор делает больше, чем десять русских полков[61].
После указа 1839 года царь в 1841 году издал целую серию указов, которые отняли в западных губерниях в его собственность земли и владения духовенства всех конфессий. В России царизм никогда не помышлял отнять у РПЦ ее земли и владения. В России РПЦ Москвы оставалась главным феодалом, у нас же все церковные земли и владения перешли либо в царскую собственность, либо в собственность РПЦ. Земель и владений на территории Беларуси лишились не только униаты и католики, но также иудеи, мусульмане, староверы, протестанты. По замыслу царизма, это должно было подорвать в наших землях экономические основы существования этих конфессий и утвердить одну только имперскую религию.
Запрет термина «Беларусь».
Генерал-губернатор Долгоруков в 1833 году писал Николаю I об управлении Виленской и Гродненской губерниями и Белостокской областью:
«Всюду главенствующий язык государства, как главенствующее вероисповедание… должны иметь перевес над местными говорами отдаленных, приграничных или новоприсоединенных краев. Общее владение главенствующим языком в государстве незаметно сближает разнородные его племена… и наконец сливает все инородные племена в один народ».
Эта концепция не была новой, а лишь повторяла главное правило Орды: сначала разгромить и ограбить какой-нибудь народ, а затем присоединить его к себе к совместным походам против соседей. Именно на этом принципе безмерно росла Орда. Ну а Россия, возникшая на просторах Орды и перенявшая ее менталитет, по самой своей сути была (и остается по сей день) прямым продолжением Орды. Ее базовые принципы — «православие, самодержавие, народность» — это принципы Орды.
Что касается беларуского языка, то царские чиновники по своему невежеству видели в нем лишь диалект польского или русского языков. Хотя беларуский язык — это язык западных балтов, не имеющий общих корней ни с польским, ни с русским языками. Адам Мицкевич писал:
«На беларуском языке… говорят около десяти миллионов человек; это самый богатый и самый чистый говор, он возник давно и глубоко разработан. В период независимости Литвы великие князья использовали его для дипломатической переписки».
В рамках программы национального геноцида к 1860-м годам сформировалась система представлений о литвинах-беларусах, которая получила название «западнорусизм». Ее сторонники отрицали историчность беларусов как самостоятельного и самобытного народа, считали их региональной частью русского этноса. Одним из лидеров «западнорусизма» был М. В. Коялович, который фантазировал об «исстари русском характере края» и в книге «Чтения по истории Западной России» настаивал, что беларусы и украинцы обязаны забыть свои языки, должны начать говорить и думать только по-русски.
Эти взгляды, с одной стороны, питались стремлением царизма ассимилировать беларусов, с другой стороны — опирались на результаты этнических экспериментов царизма. Они сохранились и по сей день. На бытовом уровне они наглядно представлены в снятом в БССР фильме «Белые росы», где некий «старожил» рассказывает потомкам совершенно бредовую басню о том, что, дескать, наши предки называли себя «белыми россами». Однако ни одного человека с такой национальностью не значится ни в одном документе ВКЛ — такого народа никогда не было, как не было и народа «беларусов». До 1840 года наш народ назывался литвинами — чего создатели фильма «Белые росы» не знали, так как они не знали вообще нашей истории.
На научном уровне эти взгляды «западнорусизма» сформулировал профессор Петр Петриков (о нем я говорил в начале книги), который постулировал, что беларусы не имеют никакого отношения к ВКЛ и что история Беларуси должна быть во всех моментах увязана с историей России — через призму российских интересов. Он считал политику царизма в XIX веке по отношению к Литве-Беларуси «положительной», а наши восстания против царизма видел «негативными» для интересов беларусов, так как — дескать — они могли привести к полонизации Беларуси и потере беларусами своего языка. Парадокс в том, что при этом русификацию беларусов он считает «положительным явлением»: то есть суть дела вовсе не в том, что беларусы свой язык потеряют, а в том, чтобы они по-русски стали говорить.
Эти концепции создали у беларусов-обывателей ряд нелепых мифов: например, будто бы «Литва и Польша угнетали беларусов», привили ненависть к князьям ВКЛ и вообще к старой Литве как к чему-то совершенно чужому.
В 1860-е годы значительная часть беларуского общества не разделяла идей «западнорусизма» и стремилась к независимости от России. Национальная интеллигенция разрабатывала беларускую идею, весомый вклад в это внесли Калиновский, беларуские студенты-народники (издатели журнала «Гомон»), создатели первой беларуской партии — Беларуской социалистической громады, редакция газеты «Наша Ніва» и другие.
Третье восстание беларусов против России произошло в 1863—64 годах. Царизм снова его кроваво подавил. В мае 1863 года в Вильню прибыл новый генерал-губернатор Муравьев, который ранее занимал должность губернатора в Могилеве, Гродно, Минске.
Недавно в религиозной передаче «Існасць» на беларуском ТВ представители православия говорили, что Муравьев был «большим другом беларуского народа», так как отнимал храмы у католиков и передавал их православным, за него, дескать, мы — беларусы — молимся в храмах, и вообще его надо сделать святым для беларусов. Но, смею думать, у беларусов не написано на лбу, что они должны непременно быть православными московского толка, а не католиками или протестантами. Мы как раз отличаемся толерантностью, и хорошо знаем, что отнимать храмы у кого бы то ни было — это грех (ибо сказано «Не укради ! »). Еще в той передаче сказали, что Муравьева называют «вешателем» только злопыхатели — мол, никаким вешателем он не был.
Однако это не кто-то обозвал Муравьева вешателем — он сам себя так называл. Прибыв в Вильню, при встрече с местным дворянством на вопрос о том, не родственник ли он декабристу Никите Муравьеву, генерал-губернатор ответил, что он «не из тех Муравьевых, которых вешают, а из тех, которые вешают».
Муравьев организовал не только военно-полицейское подавление восстания, но и неслыханную антипольскую и антикатолическую пропаганду. Мятеж подавлялся чудовищным террором. Села, подозреваемые в поддержке повстанцев, сжигали дотла, имущество жителей отнимали и продавали с торгов, а жителей высылали в глухие районы России. Руководитель восстания 26-летний беларус Кастусь Калиновский был публично повешен на площади в Вильно, а кроме него повесили еще 127 человек. Организатор публичных казней Муравьев всячески стремился подтвердить свои слова, что он из тех Муравьевых, «которые вешают».
В свою последнюю минуту жизни, стоя под виселицей, Калиновский при оглашении судебного приговора, в котором его назвали дворянином, сказал: «У нас нет дворян — все равны». Это были последние слова беларуского героя.
В своих воззваниях к беларускому народу Калиновский писал: «Народ… целым единством иди воевать за свое человеческое и народное право, за свою землю родную». Именно Калиновский сформулировал идею демократического народного государства — ему принадлежат слова, которые так часто повторяют сегодня политики России: «… не народ создан для власти, а власть для народа».
Точное число погибших при подавлении восстания неизвестно. Помимо 128 повешенных (считая и Калиновского), Муравьев около тысячи осудил на каторгу, свыше 12 тысяч сослал в глухие районы России.
Муравьев инициировал очередной «разбор» шляхты. Он запретил шляхте собираться вместе по нескольку человек даже на семейных праздниках. Были изгнаны со службы все чиновники-католики (они занимали кое-где низшие должности), на их место привезли из России русских служащих. Им отдали сотни конфискованных имений. Военное положение в Беларуси сохранялось до 1870 года.
Был закрыт Виленский университет, в очередной виток вошла разнузданная беларусофобия: запрещалось абсолютно все, что имело национальный характер. Вершиной деяний вешателя Муравьева стал запрет терминов «Белоруссия» и «белорусы». Отныне был введен новый термин «Северо-Западный край» (который по сей день используют православные священники, тоскующие по «золотым временам» Муравьева). За употребление термина «Белоруссия» всякий, сказавший или написавший это слово, на первый раз наказывался штрафом. Злостных нарушителей ждало тюремное заключение.
Забавно читать у российских историков, что «Россия всегда тянула руку братской помощи беларусам», сажая при этом беларусов в тюрьму за то, что они посмели произнести название своей Родины. Национальный геноцид дошел до маразма: царизм запретил термин «Белоруссия», который сам же и придумал для замены слова «Литва».
Этот запрет создал еще один барьер в возрождении национального самосознания: теперь приходилось бороться за возвращение термина «Белоруссия», а не «Литва». Наше национальное сознание стало похожим на матрешку: внутри «Северо-Западного края» находится «Беларусь», а внутри Беларуси — «Литва» и история BKЛ. Далеко не все эту «матрешечную структуру» понимали, в том числе создатели Беларуской Народной Республики, продолжавшие отделять беларусов от литвинов, хотя это синонимы.
Попытки национального возрождения.
В 1915 году в Вильне было создано Беларуское товарищество помощи жертвам войны, где ведущую роль играл Вацлав Ластовский. Именно он издал в 1910 году свою знаменитую «Краткую историю Беларуси». Знаменитую, прежде всего тем, что впервые за время российской оккупации беларуский историк рассказывал об истории Беларуси на беларуском языке и с точки зрения Беларуси, а не России.
Однако книга Ластовского (ставшего позже видным политическим деятелем и ученым, он был расстрелян при Сталине, реабилитирован в 1988) — на мой взгляд — содержала немало мифов и натяжек, которые объяснялись и малой изученностью темы, и царской цензурой. Так, род Миндовга Ластовский именует «литовским», хотя Миндовг был королем Пруссии. Под Литвой автор понимал жемойтов и Жемойтию (Самогитию), хотя те Литвой никогда не были. Народ беларусов Ластовский считал «жившим в Литве», хотя никаких «беларусов» в ВКЛ не было, а были литвины, являвшиеся этносом беларусов, титульной нацией Литвы. Одним словом, книга Ластовского закономерно впитала в себя измышления «западнорусизма», причем в главе о XIX веке он — по соображениям цензуры — обошел и три восстания беларусов, и то, как литвинов переименовали в «белоруссов», а потом запретили и это название.
Тогда же, в 1915 году, в Вильне был создан Беларуский народный комитет — именно он во время германской оккупации вернулся к идее возрождения ВКЛ. Комитет выступил с инициативой объединения беларуских (то есть литовских) и жемойтских земель в одно государство с соймом в Вильне. Но в планы Германии не входило создание такого государства, даже в виде автономии, поэтому этот исторический шанс освобождения от России остался нереализованным. В 1916 году родилась идея создания «Соединенных Штатов Европы» в составе Латвии, Летувы, Беларуси и Украины. С данной идеей беларуская делегация во главе с Ластовским выступила на международных конференциях народов России в 1916 году в Стокгольме и Лозанне.
Как показало будущее, такой союз мог бы спасти эти страны от агрессии армии Троцкого. Более того, к нему, перед лицом угрозы со стороны РСФСР, вполне могли присоединиться Польша, Финляндия, Грузия, Армения и Азербайджан. Он неизбежно вступил бы в войну с РСФСР — и, полагаю, победил бы свою бывшую метрополию, где власть большевиков держалась только на терроре и демагогии. Вся история XX века могла пойти иначе — но, увы, предложение беларусов не было принято. В результате РСФСР и Польша пожирали раздробленные осколки Российской империи.
История показала, что беларуский проект Соединенных Штатов Европы 1916 года был спасением для бывших колоний России. Трагедия в том, что этот проект не был реализован — мы не смогли в одиночку противостоять Империи, которая ранее нас всех точно так же по одиночке «собирала»: произошло «собирание номер 2».
Что касается беларуской нации, то ее путь к возрождению оказался гораздо более трудным и долгим, чем у всех соседей. Царизм сумел расколоть беларуский народ на православных (якобы русских) и католиков (якобы поляков), что не оставляло места самому этносу беларусов.
Газета «Наша Ніва», редактором которой был в 1914 году Янка Купала, боролась с этим расколом — вот с чего начиналось наше национальное возрождение. А. И. Луцкевич писал в этом издании, что «пока костел и церковь не сделаются в Беларуси беларускими, народ наш всегда будет делиться на две части». Подчеркиваю: это писала «Наша Ніва» еще в 1914 году!
Руководствуясь этим единственно правильным соображением — с точки зрения интересов Государства и Народа — сегодня президент Украины Виктор Ющенко поставил целью объединение всех православных церквей Украины в единую Украинскую православную церковь. Как известно, эта его идея вызвала дикий вой возмущения в Москве. Еще бы! Московским политикам надо, чтобы народы бывших колоний оставались разобщенными — тогда сохраняется надежда на возвращение их под власть двуглавого орла. Аналогичная задача неизбежно стоит и перед Беларусью, если беларусы хотят сохранить свое Государство и себя как нацию.
О беларуском языке Франтишек Богушевич в сборнике «Дудка беларуская» писал:
«Много было таких народов, что утратили прежде язык свой, так же, как человек перед смертью, у которого язык отнимается, а потом и совсем умерли. Не оставляйте же мовы нашей беларуской, чтобы не умерли! »
Увы, оставили. Государство себя называет «беларуским», но этот язык не используют ни чиновники, ни государственные учреждения. Не говорит на нем и народ. Отношение к некогда красивому языку, испорченному российскими и затем советскими реформами русификации, — пренебрежительное и негативное. Большинство населения боится политиков, говорящих на беларуском языке, а еще больше боится их предложений сделать беларуский язык главным в Беларуси.
Если бы Янка Купала попал из 1914 в 2008 год, то оказался бы у нас в положении какого-нибудь папуаса. Он привык говорить с людьми на своем родном языке, а тут его встретило бы отчуждение и полное неприятие такой «манеры» как «дурного тона», «вычурности» или «деревенщины». Он безмерно радовался бы тому факту, что наконец существует независимое от России и Польши национальное государство — да вот «национальным» назвать его трудно, ибо народ не говорит на своем национальном языке.
Мы, как писал Ф. Богушевич, и есть сегодня те, кто «утратили прежде язык свой, так же, как человек перед смертью, у которого язык отнимается, а потом и совсем умерли». Нет языка — нет нации, нет страны и государственности, нет своих властей.
То же самое утверждал знаменитый русский писатель Константин Паустовский (1892—1968):
«По отношению каждого человека к своему языку можно совершенно точно судить не только о его культурном уровне, но и о его гражданской ценности. Истинная любовь к своей стране немыслима без любви к своему языку. Человек, равнодушный к своему языку, — дикарь. Он вредоносен по самой своей сути, потому что его безразличие к языку объясняется полнейшим безразличием к прошлому, настоящему и будущему своего народа».
Какие точные слова применительно к современным беларусам! Все начинается со своего языка. Нежелание говорить на нем означает нулевую полезность человека как гражданина, ибо без осознания ценности языка нет осознания ценности своей нации и своей страны. Равнодушие к языку означает равнодушие к прошлому своего народа — значит, и к его будущему. Именно к этому стремились авторы концепции «западнорусизма».
Итоги российской оккупации Литвы -Беларуси.
Вся наша история XIX и XX веков показала, что «западнорусизм» — это крайне реакционная и лживая идеология, созданная царизмом исключительно с целью феодального закабаления нашего населения, превращения нас в слуг восточного соседа. Царизм и затем советские власти два века подряд превращали беларусов в дикарский народ, лишенный своего национального облика — ради подавления естественной тяги к свободе и самоуправлению.
Давайте посмотрим, что дал нашему народу пресловутый «западнорусизм», отрицающий нашу память о Литве и навязывающий ложные представления о беларусах как этносе то ли полуукраинском, то ли полурусском.
С российской оккупацией мы утратили свою государственность, сохранявшуюся в конфедеративной Речи Посполитой. Мы лишились права беларусов управлять своей страной (ранее были канцлеры-беларусы, теперь стали русские генерал-губернаторы, ранее были сеймы нашей шляхты — теперь их запретили, 3 мая 1791 года мы приняли вместе с поляками прогрессивную Конституцию — она была запрещена). Мы лишились своей армии (наш народ стал пушечным мясом для царизма). Мы лишились местного самоуправления: в течение 300 лет около 100 городов и местечек Беларуси избирали свою исполнительную, законодательную и судебную власть — все это было запрещено как «ненужное».
Наши крестьяне впервые в своей истории сделались рабами феодалов. Наша исконная национальная вера была запрещена, вместо нее насаждалась религия восточного соседа. Все книги на нашем языке штабелями сжигали «западнорусисты». Наш язык был запрещен и для разговора с Богом и для книгоиздания. Нашу шляхту разогнали как носительницу национального сознания, затем точно так же «западнорусисты» уничтожали нашу национальную интеллигенцию. «Западнорусизм» запретил сначала наши названия «Литва» и «литвины», ввел вместо них «Белоруссию» и «белорусов», а потом запретил и эти фантастические названия, заменив на «Северо-Западный край».
В СССР все противники «западнорусизма» как государственной идеологии большевизма в отношении нас были названы «буржуазными националистами» и физически уничтожены. Как будто только у России есть «монополия» на нечто национальное типа Минина и Пожарского, а у других ее нет — наших «Мининых и Пожарских» русские объявляли «буржуазными националистами».
Как видим, именно «западнорусизм» являлся в течение 200 лет главным тормозом нашего социального и цивилизационного развития. И сегодня в суверенной Беларуси самой главной задачей является борьба с идеологией «западнорусизма». Нам жизненно необходимо вернуться к своим истокам, к нашей Литве.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги