ДАОСИЗМ

Конфуцианство было главной религией, главной социально-общественной системой Китая. Но не единственной. Учение Конфуция не касалось вопросов, мучивших человека во все века и на всех континентах, — бессмертна ли душа, имеется ли загробная жизнь, что с человеком происходит после смерти и т. д. Конфуций говорил: «Мы не знаем, что такое жизнь, как же можем мы знать, что такое смерть».

Определенные представления о духах, о загробной жизни в народе существовали всегда. Но они сдерживались китайской рациональностью и не были главенствующими в обществе. Отцом даосизма считается философ Лао-цзы. Он был современником Конфуция. Собственно, даосизм развивался параллельно конфуцианству на протяжении всей истории Китая, вплоть до наших дней. Но конфуцианство всегда было первым в государстве. Даосизм на эту роль и не претендовал. Тем не менее он оказался живучим.

Философско-религиозное учение даосизм оказало огромное влияние не только на всю культуру Китая, но и на культуру других стран Азии — Вьетнама, Кореи, Японии. Так, японская школа изэн явилась сплавом учения даосов с пришедшим из Индии буддизмом. В основе дальневосточных воинских искусств, таких как кунфу, тейцзи-цюань и другие, лежат идеи даосизма. На них же основаны учения о достижении долголетия и китайская традиционная медицина вообще. Даосизм тесно связан со многими тайными науками: астрологией, алхимией, физиогномикой, магией.

Основы учения даосизма изложены в книге Лао-цзы «Книга пути и благодати» (Дао дэ цзин). В даосизме она занимает такое же место, как Новый завет в христианстве и Коран в исламе.

Лао-цзы жил и творил в VI веке до Р.Х. Это был особый период в истории человечества. Современником Лао-цзы был Конфуций. В год, когда Лао-цзы покинул Китай и направился на Запад (в Индию), родился Будда. В это же время Пифагор творил в греческих полисах Италии. Несколько раньше там, где сходились пути китайской, индийской и средиземноморской цивилизаций, творил великий Заратустра (Зороастра). В это же время проповедовали и пророки Ветхого завета Библии, а также пестовали тайное знание халдейские мудрецы. Несколько позже творили Сократ на западе и Мо-цзы на востоке. Последний проповедовал всеобщую любовь, которая вошла во все религии и истинные учения. Это был звездный час человечества, когда оно подверглось «пассионарному толчку» со стороны Мирового Разума (по Л.Н. Гумилеву). За исторически короткое время были высказаны основные идеи, способные вести за собой человечество. Эти идеи практически определили всю последующую его историю, легли в основу различных религий.

Об основателе даосизма мы знаем очень немного. Лао-цзы означает «старый философ». Его же можно перевести и как «старый ребенок». Всем нам известны дети очень серьезные и чересчур умненькие. Их называют «старичками». Таким, видимо, был и Лао-цзы. На самом деле фамилия философа была «Ли», а имя его «Зи». Он еще использовал псевдоним «Хакуян».

Лао-цзы родился предположительно в 604 году до Р.Х. Его родители жили в селе Кеку-Зин уезда Лей провинции Кук, в королевстве Со, которое находилось недалеко от места, где сейчас находится Пекин. Чем занимались родители Лао-цзы — неизвестно. Фамилию Ли Лао-цзы носил по матери, а в качестве псевдонима он выбрал фамилию отца (Хакуян). Можно не сомневаться в том, что Лао-цзы получил хорошее образование. Об этом свидетельствует тот факт, что он находился на государственной службе (он был хранителем государственной библиотеки — архива). О себе Лао-цзы писал так: «Многие люди богаты, но я не имею ничего, как будто все потерял», а также: «Я раздаю милостыню в великом страхе». Занимаемая им должность давала ему достаточные средства к существованию.

Лао-цзы был женат. Его сын Со служил на военной службе, которую всячески отрицал отец.

Будучи начальником императорского книгохранилища (архива) Лао-цзы имел прекрасную возможность пополнять свои знания, поскольку это было величайшее книгохранилище в Китае. Из книги Лао-цзы «Книга пути и благодати» явствует недовольство философа практической мудростью своего народа. Он имел возможность изучить ее в совершенстве. Служба при императоре раскрыла ему глаза на то, что политика — дело грязное. Эта истина была справедливой и в то время (да и во все времена).

В зрелом возрасте Лао-цзы оставил государственную службу. Он объяснял это тем, что был недоволен течением общественных и политических дел. Лао-цзы удалился в уединение, стал жить в пещере. Для Китая такой поступок был крайне нетипичным. И вообще Лао-цзы во многом был некитайцем. В уединении он посвятил свою жизнь созерцанию и размышлению. В эти годы, проведенные в пещере, он и обдумал и создал основы даосизма — книгу «Книга пути и благодати». В этой книге Лао-цзы писал: «Когда дела увенчаются блестящим успехом и будет приобретено доброе имя, то лучше всего удалиться (в уединение). Вот это-то и есть небесное Дао».

В конце концов Лао-цзы решил покинуть Китай, уйти из страны варваров через западную границу (в Индию). Некоторые востоковеды усматривают в этом символ, который указывает на связь книги Лао-цзы с западом.

Наиболее достоверные сведения о Лао-цзы содержатся в книге «Исторические записки» крупнейшего китайского историографа Сыма Цяня (145—86 годы до Р.Х.). Там сказано следующее: «Некоторые думают, что Лао-цзы жил до 160 лет от роду, другие — до 200 лет, благодаря своей святой жизни, согласной с Дао». О внешности Лао-цзы Сым Цянь говорит так: «Лао-цзы был высокого роста; цвет лица у него был желтый, красивые брови, длинные уши, широкий лоб, редкие и некрасивые зубы, четырехугольный рот с толстыми и безобразными губами».

Учение Лао-цзы (даосизм) принципиально отличается от учения Конфуция. Да, собственно, они и должны отличаться, поскольку касаются совершенно разных объектов, разных областей жизни. Объектом учения Конфуция является земная юдоль. Для Лао-цзы таким объектом являются сияющие просторы духа. Учение Конфуция направлено на то, чтобы коллективную жизнь людей, общества сделать лучше. Лао-цзы, как и Сократ, своими постоянными парадоксами опрокидывал привычный здравый смысл, расшатывал стереотипы обыденного мышления. Он старался вывести человеческую мысль за пределы привычного здравого смысла и открыть ей космические дали. Поэтому надо не противопоставлять Лао-цзы и Конфуция, а понять, что они дополняют друг друга.

Тем не менее на сопоставлении учения Лао-цзы и Конфуция имеет смысл остановиться. И не только потому, что их сопоставляли все прошедшие тысячи лет (благо, они были современниками), а потому, что это позволит лучше понять суть учения Лао-цзы, даосизма.

В древнекитайской книге «Весны и осени господина Люя» содержится такой рассказ-притча: «Некий житель царства Цзинь потерял свой лук, но не стал его искать, объясняя это так: „Человек из Цзин потерял, человек из Цзин нашел — какая разница?!“»

Прослышав об этом, Конфуций сказал: «Надо только опустить слова „из Цзин“ — вот тогда будет правильно!» Когда же услышал об этом Лао-цзы, то сказал: «Надо опустить и слово „человек“ — тогда будет верно!» «Конфуций всегда остается на уровне человеческого, для него это наивысшая возможная ступень, где даже самое отвлеченное и возвышенное из понятий жень изображается иероглифом с ключевым знаком — человек» (жень означает милосердие). Лао-цзы проникает в проблему глубже, он поднимается до чистой идеи, до уровня сверхчеловеческого, космического. В этом случае практически все относительно, и обретение становится тождественно своей потере. Поэтому Лао-цзы и говорил: «О горе! На тебе покоится счастье. О счастье! Ты стоишь на горе».

О встрече Конфуция и Лао-цзы содержатся сведения в разных древних китайских источниках. Так Гэ Хун (250–330 годы) рассказывает, что после встречи с Лао-цзы Конфуций был пристыжен и растерян, поскольку встретился с мышлением более высокого порядка. (Надо иметь в виду, что Гэ Хун был даосом, сторонником Лао-цзы.)

«Я понял, что мысль его подобна птице, парящей в вышине, — признался Конфуций одному из учеников. — Из красноречия своего я сделал самострел, чтобы поразить ее стрелой, но не достал ту птицу и этим лишь умножил его славу. Мысль его, словно изюбрь, словно олень в чащобе. Красноречие мое послало гончих псов, которые преследовали изюбря и оленя по пятам, но не догнали, а только охромели. Мысль его как рыба в омуте глубоком. Из красноречия своего я сделал леску и крючок, чтоб эту рыбу выудить, но даже не поддел, запутал только леску. Мне не угнаться за Драконом, парящим в заоблачном эфире и странствующим по Великой чистоте. Я понял — Лао-цзы подобен этому дракону! От изумления уста мои раскрылись и не могли сомкнуться, язык вдруг вывалился, дух мой был смущен, не ведал, где пребывает…»

В книге Сыма Цяня «Исторические записки» о встрече Конфуция и Лао-цзы сказано так:

«Когда Конфуций находился в Сиу, то он посетил Лао-цзы, чтобы услышать мнение его относительно обрядов. „Обрати внимание на то, — сказал Лао-цзы Конфуцию, — что люди, которые учили народ, умерли, и кости их давно истлели, но слова их доселе существуют. Когда мудрецу благоприятствуют обстоятельства, он будет разъезжать на колесницах, — когда же нет, он будет ходить, нося на голове тяжесть, держась руками за края ее. Я слышал, что опытный купец скрывает свой товар, как будто ничего не имеет. Точно так же, когда мудрец имеет высокую нравственность, то наружность его это не выражает. Ты брось свою мудрость, вместе со всякого рода страстями; оставь свою любовь к прекрасному, вместе с наклонностью к чувственности, потому что они бесполезны для тебя. Вот что я говорю тебе, и больше ничего не скажу“».

Конфуций после встречи с Лао-цзы говорит Своему ученику, что он, Конфуций «…в познании пути подобен червяку в жбане с уксусом — не поднял бы учитель крышку, и я не узнал бы о великой целостности Неба и Земли». Эти слова взяты у Чжу-цзы. Он, конечно, сгустил краски. Конфуций не заслуживает такого уничижения. Тем не менее, может быть, и правильно, что на всех картинках встречающихся Конфуция и Лао-цзы изображают одинаково: старший, убеленный сединами Лао-цзы восседает на возвышении, а перед ним стоит более молодой Конфуций. Это не просто возраст, не просто бытовая сценка. Это символ — старший и младший хозяин и гость. Он должен был отразить иерархию философских ценностей.

Конфуций «работал» непосредственно на общество, а Лао-цзы называл это общество скопищем «священных коров». Государство и милосердие он видит совсем в ином свете.

Основой основ всего, по Лао-цзы, является Дух, Праматерь сущего. Лао-цзы странствует в запредельных сферах. Он всем своим существом устремлен именно в необычное. Лао-цзы рассматривает смерть в неразрывной связи с жизнью. Небытие он ставит выше всяческого бытия. Тогда как Конфуций своим учением старается изменить к лучшему жизнь общества, Лао-цзы вообще чуждался проповеди как таковой. У него было всего три ученика, из которых только один оказался достойным и получил от учителя сверхчувственное знание. Оно состояло в том, что человек был способным видеть и слышать все на свете «без глаз и ушей», «погружался духом в ничто». В книге «Бог, душа, бессмертие» мы показали, что при этом происходит считывание информации непосредственно с информационного поля Вселенной. Учение Лао-цзы было рассчитано не просто на избранных, но на избранных из избранных, то есть на тех, которые способны воспринять Благодать и обрести прозрение, достичь мудрости вечной, а не мирской.

Лао-цзы видит (старается видеть) предметы в многомерном измерении. Он понимает, что здесь на земле мы наблюдаем только тени, а сами объекты мы не видим. Сократ, кстати, также оперировал понятием теней. Он считал, что человека можно уподобить тому, кто сидит у костра в пещере и имеет возможность наблюдать на стене только тени проходящих людей. Это низведение трехмерного пространства к двухмерному. Одно измерение теряется. Все проектируется на одну двухмерную плоскость. Подобно этому, Лао-цзы упрекает Конфуция, который пытается судить о башмаке, когда перед глазами его только след от башмака.

Учение Лао-цзы (даосизм) является глубоко философским. Оно касается сути мировоззрения, устройства Мира, места человека в этом Мире. Философ воспринимал окружающий его мир единым, неделимым, управляемым незыблемыми законами. Он был убежден в том, что в великом и едином Космосе все взаимосвязано и взаимоподобно. Сходным образом устроены Вселенная, государство, человеческое тело. Суть всего одна и та же, поскольку законы Космоса непреложны в любой его точке. Поэтому не имеет значения ни время, ни определенное место в пространстве. Поэтому мудрый человек, познавший хотя бы частично эти законы, должен поступать одинаково в любом месте и в любое время. Поэтому-то и не стареет учение мудреца Лао-цзы и воспринимается не просто как современное, но как передовое. Судите сами. Две с половиной тысячи лет тому назад Лао-цзы понимал, что скопление людей в городах является губительным для человечества. Он считал, что гигантские людские конгломераты (города) надо поделить на мельчайшие составляющие. В местах жизни людей не должны использоваться никакие технические ухищрения. Только в таких условиях, на чистой, девственной природе человек может быть счастлив. Жизнь его будет протекать в гармонии с природой. Тогда пища человека станет снова сладкой, а жизнь — умиротворенной, одежда его станет по-настоящему прекрасной. Нравы и обычаи людей очистятся от взаимной злобы и ожесточения. Они станут радостными и светлыми, как в древности. В таких поселениях оружие будет существовать только для того, чтобы устранить соблазн его применения. Мы не будем говорить о том, насколько это реально для современного общества. Ответ очевиден. К сожалению, человечество если и перейдет к новой цивилизации, законы которой соответствовали бы законам природы, то только через глобальные потрясения и катастрофы. Отдельные из них уже стоят у нашего порога. Это разрушение озонного слоя и СПИД.

Лао-цзы понимал, что эволюция человечества не приводит к истинному прогрессу, а наоборот, уводит человека от гармонии его с природой. Он знал, что это тупиковая ветвь развития (эволюции) человечества. Это только нас переполняет гордость за то, что мы расщепили атом, влезли в генетику, а теперь не знаем, как спастись от своих же открытий. Лао-цзы считал тупиковой такую эволюцию человечества. Люди должны жить в замкнутых сообществах, поскольку развитие вырывает человека из рая и бросает его в мучительную круговерть времени, лишающей его истинного счастья. Оружие, которое создал человек, несет смерть и страдания. Все это делает человека бездушным. Достижения его в конечном счете оказываются иллюзорными, оплата за них слишком большая. Находясь в постоянной вражде со всем и всеми, мы не можем воспитывать своих детей в любви к ближнему, а значит, не можем сделать их счастливыми. Убивая в малых и больших войнах невинных людей, мы не можем обрести душевный покой. Большие города живьем поедают наших граждан, превращая их в наркоманов, бандитов, алкоголиков. Мы проповедуем «добро с кулаками», не отдавая себе отчета в том, что это полный абсурд, что это самообман. В этом самообмане проходит жизнь целых поколений. «Ради сокровищ земли срывают ее горы, ради жемчужин морских замутняют водоемы, а ради спора и многоглаголания губят свое тело». Правильное же поведение человека состоит в том, что «мудрец не стяжает: чем больше делает для других, тем больше имеет; чем больше отдает другим, тем больше ему добавится». Эта цитата из главной книги Лао-цзы «Дао дэ цзин» («Книга пути и благодати»).

Так в чем же состоит правильный путь человека, Путь с большой буквы? Этот Путь — Закон, Дао. Конфуций этот Путь называл Первоначалом, Ян Сюнь именует его Тайной. Дао не только Едино во всей необозримой Вселенной, но и Единственно в своем роде. С Дао начинается «развертка» мира, то есть его эволюция во времени и пространстве. В книге «Бог, душа, бессмертие» мы описали развитие Вселенной после Большого взрыва. Согласно Лао-цзы в самом начале времени Дао породило пределы в пустоте, а пределы пустоты породили Время и Пространство. Затем Время и Пространство породили Изначальный Эфир (Юань ци), который затем разделился на два мировых начала Инь и Янь. Эти два начала породили Небо, Землю и Человека. Затем эта Триада породила всю тьму вещей, существ и явлений. У самого Лао-цзы об этом сказано так: «Одно родило два, два родили три, три родили десять тысяч вещей». Дао, по словам Лао-цзы, «предшествовало Всевышнему Владыке», оно «вечно живет, но само не имеет причины».

В книге «Бог, душа, бессмертие» мы говорили о том, что первоначалом всего во Вселенной является информационно-биологическое поле. В нем заключена вся программа строительства и развития Вселенной. Лао-цзы также считал, что в самом начале, когда не было ни пространства, ни времени, существовало только беспредельное Дао. Это была пустота без каких-либо форм. Можно сказать, что Дао и является этим информационным полем, которое пронизывает всю Вселенную и творит все сущее из небытия.

По даосской философии, все строительство Вселенной разделено на пять этапов. На первом этапе произошел запуск программы, лежащей как бы «на грани небытия и форм». Первый этап называют этапом «Великого изменения», моментом первоимпульса, после которого последовал этап «Великого начала». В это время возникло еще неразделенное, вполне однородное облако мирового эфира (облако праны ци). Эти представления Лао-цзы вполне соответствуют современным представлениям космофизиков об эволюции Вселенной после Большого взрыва. В «Записях о поколениях Владык и государей» говорится, что «Bеликое начало — это когда Изначальное ци только еще прорастает», а в возникшем, «еще не разделенном хаосе мириады вещей и существ, слитые воедино, движутся вместе с Дао».

На следующих этапах идет процесс образования Вселенной. Все происходит в соответствии с программой, заложенной в информационном поле. Можно сказать — в информационном поле Дао. Так Вселенная постепенно материализуется, вычленяется из Хаоса, обретает свои формы, место и функции. При этом мировой эфир получает различную направленность. На этом этапе происходит разделение на плюс и минус, на положительное и отрицательное, на добро и зло. Современный философ об этом пишет так: «Подобно процессам, происходящим во взбаламученном водоеме, где постепенно отстаиваются, разделяются перемешанные в однородную массу ил и вода, процессы космогенеза выносят в верхние сферы Вселенной все светлое, утонченное, чистое, осаждая вниз темное, тяжелое, грубое и грязное. Рождаются Небо и Земля, а с их появлением и весь мировой эфир делится как бы надвое, обретая разный знак: положительный и отрицательный, Свет и Тьму, мужское и женское, мягкое и твердое и т. д. и т. п. Не следует думать, что это число — умозрительное деление, плод отвлеченных построений, диалектическая символика. Инь и Янь не просто антитеза — светлый и темный эфир струился по каналам человеческого тела; смешанный в разных пропорциях, он создавал мужчину и женщину, в разное время года, в разные моменты безостановочного движения Космоса во Вселенной господствовал эфир с различной направленностью». Возникновение Космоса (порядка) означает «овеществление», материализацию Дао. Так возник Великий Предел Вселенной, внутри которого постоянно пульсируют, то расширяясь, то сжимаясь, два рода эфира, Инь и Янь. Так Дао перестало быть просто программой, потенциальной возможностью, а превратилось в материализованную реальность. Дао — это Мировой Закон. Лао-цзы считал, что нет такого места во Вселенной, где бы не присутствовало Дао. Мы добавим, что это возможно благодаря голографическому устройству мира. Что касается информационного поля (Дао), то Лао-цзы о нем писал; «Смотря на него, его не заметишь, прислушиваясь к нему, его не услышишь, касаясь его, его не ощутишь». Поэтому мы не подозреваем о существовании информационного поля, Мирового Разума. Сыма Цынь о нем пишет так: «Великий источник Пути течет с Неба; Небо не меняется, и Путь тоже не меняется». Блаженный Августин писал об этом же: «В другом ли месте течет источник, откуда струится к нам бытие и жизнь? Нет, ты создаешь нас, Господи!»

У-цзы говорит: «Дао есть то, благодаря чему происходит обращение к корню и возвращение к началу». «Мудрец всматривается в его сокровенные пустоты и использует его круговое вращение, — пишет философ Хань Фэй-цзы. — Когда Дао вращается вместе с миром, оно создает жизни долгие, поддерживает успехи длительные». Вращение ассоциировалось с Солнцем. Даосы считали его как бы космическим центром, чувствующим Дао и передающим его импульсы земному миру. На Земле под влиянием этих импульсов происходят перемены и возникают циклы времен.

Согласно даосизму деление на Свет и Тьму, на Инь и Янь, на плюс и минус необходимо было для того, чтобы можно было осуществить движение («то Инь, то Янь»). Через какое-то время (весьма длительное) возник вопрос о достижении совершенства. Для достижения совершенства в мире возник человек. Поэтому он «обладает чувствилищем невидимого и неслышимого, не поддающегося измерению и недоступному осязанию».

Как же человек исполняет свою задачу? Как он получает информацию из информационного поля Дао? В древней книге «Гуань-цзы» сказано: «На небе Дао в Солнце, в человеке оно в сердце». Философ III века до н. э. Сюнь-цзы спрашивает: «Каким образом люди познают Дао?» Сам же он отвечает на этот вопрос так: «С помощью сердца!» В другом месте философ говорит: «Сердце не может не знать Дао». Современная наука говорит о том же, только уточняет, что информационная связь человека с информационным полем Вселенной, с Мировым Разумом происходит через подсознание человека. По учению даосов, сердце человека сочетает в себе движение и покой, наполненность ощущением и самоочищение до полной «пустоты». Сердце обладает способностью единого «раздваивания» на противоположные начала. Собственно, такими же свойствами, если можно так сказать, обладает и Дао, которое является неизменным. Дао пребывает в пустоте и объемлет все сущее. Дао является единым, но оно рождает множественность. В рассказе об отшельнике Цао Го-цзы описывается, как однажды Цао в его уединении посетили бессмертные маги Хань Чжун-ли и Люй Дун-бинь. Они спросили философа даоса, что он делает в горах?

«Единственная цель моего пребывания здесь — пестовать в себе Дао», — отвечал даос.

«Где же находится Дао?» — продолжали спрашивать его гости.

«Дао там!» — указал им на небо Цао Го-цзы.

«А где же небо?» — опять спросили бессмертные, и вместо ответа Цао указал на свое сердце.

«Сердце есть Небо, а Небо есть Дао. Вы проникли в суть вещей!» — улыбнулся ему Чжун-ли.

Из учения даосов следует, что приобщение человека к Дао происходит не посредством усилия воли или мысленного постижения, а наоборот — погружение в глубины инобытия происходит в момент освобождения от видения материального мира, в момент преодоления волнения страстей и при сосредоточении на Едином. Собственно, это и есть медитация. Разумом добиться обмена информацией с Дао нельзя. Этот обмен принадлежит внечувственному опыту. Всякое насилие над естественностью здесь противопоказано.

Духовное врачевание показало неограниченные возможности в излечении людей. И в строгом смысле слова к медитации прибегать при этом не обязательно. Важно отключиться от терзающих вас забот и опасений за свое здоровье и направить свою лодку по воле волн. Собственно это и составляет суть медитации. Ведь формы медитации самые различные. Но в любом случае это — путь внутреннего озарения, приобщение к тому тайному и великому, что лежит за пределами возможностей органов чувств человека, за пределами материального мира. Естественно, что даосы, в том числе и сам Лао-цзы, широко практиковали медитацию. При медитации происходит не только освобождение от материального мира, но и погружение формы — голограммы человека в иные измерения, в информационное поле Вселенной. В V веке до н. э. даосский патриарх Ле-цзы так описал начало и конец своей аскезы:

«С тех пор, как стал я служить учителю и другу, прошло три года, и я изгнал из сердца думы об истинном и ложном, а устам запретил говорить о полезном и вредном. Лишь тогда я удостоился взгляда учителя. Прошло пять лет, и в моем сердце родились новые думы об истинном и ложном, я устами по-новому заговорил о полезном и вредном. Лишь тогда я удостоился улыбки учителя. Прошло семь лет, и я, давая волю своему сердцу, уже не думал ни об истинном, ни о ложном, давая волю своим устам, не говорил ни о полезном, ни о вредном. Лишь тогда учитель позвал меня и усадил рядом с собой на циновке. Прошло девять лет, и, как бы ни принуждал я свое сердце думать, как бы ни принуждал свои уста говорить, уже не ведал, что для меня истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно; я не ведал, что для других истинно, что ложно, что полезно и что вредно, я уже не ведал, что учитель — мой наставник, а тот человек — мой друг. Я перестал отличать внутреннее от внешнего. И тогда мои чувства как бы слились в одно целое: зрение уподобилось слуху, слух — обонянию, обоняние — вкусу. Моя мысль спустилась, а тело освободилось, кости и мускулы сплавились воедино. Я перестал ощущать, на что опирается тело, на что ступает нога, и, следуя за ветром, я начал передвигаться на восток и на запад. Подобный листу с дерева или сухой шелухе, я в конце концов перестал сознавать, ветер ли оседлал меня или я оседлал ветер».

Даосы были убеждены, что на заре человечества движение Дао непосредственно ощущалось человеческим сердцем. Тогда оно не заявляло о себе опосредствованно, длинной чередой событий, явлений и знамений. Этот период прошлого был идеалом Добра, Мудрости и Естественности — Естественность состояла в том, что человек поступал в полном соответствии с законом Дао, с законами природы, с Мировым Разумом. Этого нельзя сказать о поведении человека в последующие времена, а тем более в наше время. Древние китайские философы говорили о временах, «когда в мире было Дао». О плохих временах они говорили: «Когда Дао (Путь) пришло в упадок». Конечно, не само Дао, а его влияние на человека. Собственно, само Дао, сам Путь в строгом смысле этого понятия, пребывает повсюду и постоянно. Но мы далеко не всегда ощущаем его. Современный философ очень удачно сказал: «Человек все реже омывает в его потоке свое сердце, и, соответственно, Добра в мире становится все меньше, а нравы ожесточаются».

Таким образом, учение о Дао является истиной наиболее сокровенной и непостижимой. Но философы-даосы, и прежде всего сам Лао-цзы, рассматривают и практические вопросы сущности Дао, а именно, как Дао проявляет себя в видимом мире. Другими словами, можно сказать: как Абсолют проявляет себя в явлениях окружающего нас мира. Это проявление Дао по-китайски означает Дэ. Таким образом, Дао первично, а Дэ вторично. Первое и второе относятся к разным ступеням раскрытия Абсолюта. Если проводить аналогию с древнегреческой философией, то Дао — это Логос, а Дэ — Эйдос. Конечно, Дэ, как и Дао, принадлежит к миру духовности, но эта духовность уже снизошла в материальный мир, в мир вещей. Можно сказать и более приземленно. Дэ в определенной степени является «вещью для нас». Именно такую трактовку Дэ давали комментаторы учения Лао-цзы еще до новой эры. В соответствии с истинным смыслом учения Лао-цзы мы можем сказать, что Дэ есть информация и энергия программы, заложенной в информационном поле Вселенной, оно есть развертка Вселенной, «детерминированное движение» мира. В то же время Дэ не материально, но оно является потенциалом, возможностью всякой материализации. То, что в Дэ речь идет именно о потенциале, о потенции, о скрытой возможности, свидетельствует и написание слова Дэ в виде иероглифа. Иероглиф Дэ изображает это понятие картинкой, где из глаза произрастает побег некоего растения. Значит, Дэ является символом развития, эволюции, перехода из латентного состояния «вещи для себя» к состоянию «вещи для мира». Это символ выхода из тьмы в мир видимого. Древние индусы сказали бы, что речь идет о мире майи, мире иллюзий.

Собственно, идея Произрастания характерна не только для китайских философских школ древности. Так, в одной из древнейших книг Индии (сапрольном памятнике) «Брахман» «Великим посевом» назван мир, в котором мы живем. Христос неоднократно говорил о посеве и жатве, имея в виду распространение идей своего учения.

Как и в индийских древних религиях имеется идея Мировой души, так же и в древнекитайских философско-религиозных учениях говорится о Мировом духовном семени.

Если духовность Дао — это зерно, то Дэ есть побег, на котором со временем произрастут новые зерна. Дао и Дэ есть некий заряд и потенция будущего развития. В древней «Книге перемен» сказано, что «величайшее Дэ Неба и Земли именуется жизнью». Эта идея прослеживается и в более поздних высказываниях даосов.

Но аналогия между китайским учением и Дао и индийскими учениями на этом не кончается. У даосов мы находим нечто аналогичное карме. Они говорят о возможности накопления энергии Дэ. При этом человек переходит на качественно новый уровень. О различии между Дэ и кармой сказано так: «Хотя плоды Дэ в основном проявляются здесь и сейчас, в то время как карма связана с теорией трансмиграции и ее результаты обычно видны не в этой жизни, а в последующем перерождении».

Переходим к очень важному, самому принципиальному вопросу всех религий и философских систем: откуда берется отрицательное начало, темные силы в мире, который сотворен и управляется единым Богом. Ясно, что Бог в даосизме есть Дао. Так вот, из учения даосов следует, что Дао может проявлять себя как в силах света, так и в силах тьмы, которые идут из одного истока — Великого Единого. Правильнее назвать Богом именно Великого Единого. Это не должно удивлять. В Библии вы найдете эту же мысль. И не только в Ветхом завете, но и в Евангелиях. Вспомните Нагорную проповедь Христа, в которой сказано, что «Солнце всходит одинаково над добрыми и над злыми». Из Ветхого завета Библии вспомните, что жертвы приносили не только Единому Богу, но и богу зла (козел отпущения, которого приносили в жертву этому богу). Эта мысль, прослеживаемая в философских учениях и религиях разных континентов, очень глубокая и соответствует устройству мира: плюс и минус «работают» вместе, одновременно, дополняют друг друга, являются движителем развития не только человечества, но и всей Вселенной.

Все это достаточно трудно воспринимается, как будто служит оправданием зла. Поэтому, видимо, древние авторы в большинстве своем отождествляли энергию Дэ целиком с силами Света, с движением светлого эфира Ян. Они считали, что «жизнь есть сияние Дэ» (Чжуан-цзы). Сам Лао-цзы говорил о Дао как об источнике блага для всего сущего.

В переводе на русский книга Лао-цзы названа «Книга пути и благодати». Путь — это Дао. А Благодать — это Дэ. Благодать, Благо даруется миру Абсолютом. Древние считали, что благодатной духовной энергей Дэ обладают отдельные люди и их планы, селения и даже государства. Наличие Дэ в человеке порождает в нем самые различные нравственные достоинства. Поэтому можно сказать, что Дэ есть Добродетель.

Собственно, противопоставлять Добро и Зло, по учению Лао-цзы, не имеет смысла. Ведь каждое из этих понятий содержит в себе и свою противоположность, то есть Добро содержит в себе зародыши Зла и наоборот. Как сказано в Евангелии: «Нельзя отделить добро от зла, как нельзя отделить день от ночи». Мир состоит из положительного и отрицательного, а положительное не может существовать без отрицательного. В схеме «Великого предела», который и есть наш мир, наибольшая полнота светлого начала Янь уже содержит в себе частичку темного начала Инь, а предельно созревшее Инь содержит в себе зародыш Янь. Вещи достигают своего предела — и переходят в свою противоположность. Красота, ставшая всеобщим достоянием, теряет свою привлекательность, она уже банальна; добро, всеми признанное и вознесенное на пьедестал, рождает ответное зло.

Отсюда следуют далеко идущие практические выводы. Не надо пытаться утвердить на пьедестале добро, стараться непременно сделать всех людей счастливыми, ибо «спутанные в клубок нити счастья и бед не разделить». Зло неискоренимо, оно в процессе установления добра обязательно пробьется в новом обличии. Надо ли искать этому примеры? Вряд ли. Вся теория человечества являет собой такой пример. Прекрасно учение Христа. Но когда отцы церкви поставили его на пьедестал, сколько появилось горя и крови. Именем Христа обманывали, убивали, грабили, наживались за счет истинно верующих. С другими учениями было так же. У Лао-цзы сказано: «Каков зов, таково эхо». Чем больше, мощнее зов добра, тем яростнее будет эхо зла. Поэтому не делите мир на добро и зло, на хорошее и плохое, поскольку навязывать свои суждения другим отнюдь не безопасно. «Не судите и не будете судимы». Но это из Евангелия. То же самое, но другими словами, говорил Лао-цзы. Он считал, что мудрый человек, мудрец не должен играть в подобные игры, возвеличивать одного и низвергать другого. Такие игры пагубны по своей сути. Жизнь мудреца заключена внутри него же. Он поучает безгласно, «от сердца к сердцу». Таким мудрецом был Христос. Он не призывал к борьбе со злом, он своей жизнью, своим присутствием делал мир светлее, добрее. Пребывающий в размышлениях мудрец не бездействует. Ведь мысль материальна. Поэтому находясь в недеянии, мудрец созидает добро. Но делает он это значительно эффектнее тех, кто открыто, насильственно пытается переделать мир и сделать всех счастливыми. «От сердца к сердцу» общался со своими учениками и Будда. При переходе Будды в нирвану его ученик Касьяна понял учителя без слов и, приняв цветок, улыбнулся. В этот момент, как полагают, родилось новое учение изэнь (чань) Буддизма.

Выше мы говорили о контакте человека с информационным полем, с Дао. Чем выше мораль человека, тем этот контакт лучше. Внутренний взор такого человека незамутнен борением страстей и желаний. Его сердце подобно зеркалу вод (связь идет через сердце!), не колеблемому ветрами. Поэтому это зеркало отражает все правильно, без искажения. Такой высокоморальный человек способен овладеть самым недоступным, самым неуловимым. Для такого человека нет преград в получении информации из информационного поля Вселенной, Дао. Он способен опуститься по лестнице времен к первоначальному миру, когда Предвечное Имя еще не прозвучало. Предвечное Имя — это имя Вечного Пути, имя Бога. Мы все время говорим об информации. А для передачи информации очень важно владеть ключом, ключевым словом, именем. Имя богов во всех религиях всегда было сокровенной тайной. Христиане молятся: «Да святится Имя Твое». Мистики говорят, что, зная имя, человек получает власть даже над областью сверхъестественного. Дао же обретает Имя, когда переходит из изначального состояния небытия и Хаоса в состояние Космоса (порядка). С этого момента оно существует в «великом переделе». С этого момента Имя Дао неуничтожимо. У Лао-цзы сказано (стих 1): «Что было без Имени, то стало началом Небес и Земли, обретшее Имя — сделалось матерью всех вещей». Далее сказано: «Вечно бесстрастный зрит недоступное», в то же время: «Кто же вечно во власти страстей — зрит лишь предельное». Это значит, что получаемое из информационного поля знание человека обычного, обуреваемого страстями, который полностью находится во власти желаний, ограничено, предельно. В замутненном зеркале его сердца простирают только размытые очертания сокровенного. Знанию такого человека доступно только бытие, которое вызвано к жизни Именем, только вещи и явления окружающего материального мира. Высшее знание дается не всем. Оно достигается проникновением в Тайну из тайн. Комментатор учения Лао-цзы (III век до н. э.) «Старец с берегов Желтой Реки» говорит: «Тайна из тайн — это значит, что в Небе есть небо. Только проникновение в запредельные сферы может дать истинное знание. Слова не способны передать внечувственный опыт. Сам же внечувственный опыт является единственным способом приблизиться к сути вещей. Слова и понятия не способны передать знание, поскольку оно находится за пределами рационального. Человек же может рассчитывать познать все сущее и то, что не существует, только в том случае, если он проникает до „второго Неба, до тайных сфер“».

Для такого постижения Тайны из тайн необходимо приложить определенное усилие. Об этом сказано: «Умерь свой блеск, смешайся с прахом». Это призыв к самоуничтожению и смирению. Дао подобно воде и стремится занять самое низкое положение в этом мире. Человек, для того, чтобы слиться с Дао, должен поступать так же. Смирению учил Христос. «Кто захочет возвеличиться среди вас, пусть будет слугою для вас».

Погружение в гиперпространство Дао происходит в «измененном состоянии сознания», о чем мы писали в книге «Бог, душа, бессмертие». Речь идет о медитативном и других «альтернативных» состояниях человеческой психики. В таком состоянии происходит вхождение в запредельную сферу. Этим состоянием снимаются все противоречия, которые свойственны бытию. Человек при этом переходит на более высокий уровень и в иное качество. Можно говорить, что он переходит на более высокие уровни того тончайшего аурального свечения, которые видят экстрасенсы, включая китайских даосов и индийских йогов. Медитативное погружение, путеводителем которого стала книга Лао-цзы, описано его комментатором Чунь Ян (Эпоха Мин).

«Острия стрекал притупились сами собой, — так, что я не чувствую ни стрекал, ни мысли об их исчезновении. Путы извне не могут проникнуть вовнутрь — а раз они не проникают, их не надо распутывать, они исчезли сами собой и не выходят наружу, в безмолвие. Как только погрузился в безмолвие, эти тяжи уже не в состоянии возмущать дух мой, тревожить дух мой, разрывать мое сердце, рассеивать мое ци, растрачивать мое семя. И как только прекратились возмущения, тревоги, разделение, рассеяние и ненужные траты, так забрезжил мой природный свет. И лишь когда в моем внутреннем успокоении зародился свет, я смог познать его запредельность, просветиться его тайными законами, углубиться в бездны его, употребить себе на пользу вместилище сосуда. Лишь когда опускаешься на самое дно вместилища, это можно назвать достижением гармонии. И лишь когда человек достигает такой тренировки тела, что оно становится неподвижным и неколебимым как земля, — можно сказать, что он собрал пылинки свои». Далее Чунь Ян описывает погружение на новые уровни. При этом он говорит о том, как во тьме рождаются едва различимые светлые образцы; появляется смутное ощущение потока Дао; возникает видение неведомого младенца. Происходит буквальная материализация слов Лао-цзы: «Я не ведаю, чей он сын». Затем исчезает ощущение собственного «я». Наконец наступает полное растворение в Дао.

Даосы считали, что только милосердие способно оборвать бесконечную цепочку зла. Ничто иное сделать этого не может. Как мы уже говорили, Конфуций считал милосердие наивысшим качеством благородного мужа. Он говорил, что милосердие — это «любовь к другим людям». Это стремление «не делать другим того, чего себе не желаешь».

Даосы рассматривают милосердие Неба и Земли. Мы бы сказали — милосердие естественных законов окружающего нас мира. У китайцев Небо — это Бог, Оно является сердцем. Землю древние китайцы представляли также живой — это кровеносные сосуды. Небо и Земля наделены сознанием и волей. Но милосердие Неба и Земли (Бога) особое. «Возвышаясь над всеми, они равно изливают свою благостыню не только на человека, который всего дороже, но вообще на все сущее, на великое и малое, вплоть до деревьев и трав, до гадов и насекомых. Они как бы по ту сторону добра и зла, хотя только „как бы“ — ведь Дао всегда на стороне добрых. Их высшее милосердие кажется порой бесчеловечным, но это лишь видимость. Таким должен быть и человек, достигший высшей ступени духовного совершенствования, — он бесстрастен и дает свершиться высшей справедливости».

Человек должен стараться поступать так же. Христос никого не отвергал, всем старался помочь. Он говорил, что врач нужен не здоровому, а больному. Он врачевал души людей. Даосисты также Призывают человека следовать Небу и Земле в их милосердии, то есть стать бессмертными. Но тут они в принципе расходятся с Христом. Они считают, что человек должен быть бесстрастным по отношению к своим ближним (добрым и злым). Человек должен не сострадать, а дать возможность проявиться высшему богу, высшему милосердию. Чунь Ян об этом писал так: «Небо и Земля предельно высоки и предельно широки… Их милость и благоволение распространяются на все сущее, в том, что они рождают, пестуют, взращивают и доводят до совершенства мириады своих созданий, и заключается их милосердие. Небо и Земля содержат в себе все сущее, и все сущее ощущает преобразующую и пестующую благость Неба и Земли. Не имеющая форм и следов, она относится к высшей благодати, которая не благодатна, к тому высшему милосердию, которое не милосердно». Именно это и есть предельное милосердие? Благодаря своей «немилосердности» Небо и Земля существуют очень долго… Совершенствующий себя совершенно мудрый человек, подражая «не милосердному Небу, пестует и преобразует только себя одного, но, когда говорят „сто кланов“, это и есть одно тело, это он сам, а не другие. Он — сердце страны, мысль государя, сердце народа. Он недеянием своим преобразует тело и недеянием своим хранит закон. Это-то и есть милосердие. В безмолвии и безвестности, не являя милосердности — так следует совершенномудрый тому внешнему милосердию Неба и Земли, которое „немилосердно“ и совершенствует себя».

Проблема милосердия слишком принципиальна для выявления различия между религиями Востока и Запада. Поэтому мы рассмотрим ее подробнее. Снова обратимся к Чунь Ян: «Как же человеку, совершенствуя себя, не подражать земле и небу?!. Совершенствующий себя с помощью пустоты обретает ее красоту и ее сокровенность — ему незачем домогаться славы, незачем домогаться Пути. И только лишь опустошенность достигает предела, как происходит некое движение. И по мере того, как это движение начинает источать красоту, ты все больше ощущаешь сокровенность происходящего. Это невозможно высказать! Многословие здесь бесполезно. Потому-то красота самопознания, сокровенность встречи с самим собой, тайна сосредоточия в себе до беспросветного забвения и отрешения себя в наипредельной середине наипредельного Пути, вечно существующая истинная и единая прана, благодаря которым ты радуешься Истине Неба — они лучше бесчисленных утрат. Так не есть ли это та нечеловечность, в которой совершенствующий себя совершенно мудрый становится подобен Небу и Земле, не есть ли это сокровенный и тайный закон Пустоты? В немилосердии Земли и Неба их милосердие. О, как сокровенна в своем беспредельном величии, в беспредельной неколебимости эта тайна».

Старец с берегов Желтой Реки (III век до н. э.) говорит об этом же: «Многие заботы вредят духу, многие речи вредят телу. Когда отверзаются уста и вздымается язык, горе и немощи неизбежны. Не лучше ли сосредоточиться на внутренней благодати, пестовать и взращивать духовное Семя и Дух, возлюбить прану — ци и говорить реже?»

Как нам кажется, это и разделяет восточную философию от западной, восточные религии от западных. Христианство и ислам заботятся обо всем обществе, о всех без исключения членах общины. Для них заблудшая овца ценнее той, которая идет правильным путем. Блудный сын заслуживает роскошного, праздничного приема отца — ведь он вернулся наконец к истине. В этих религиях человек важен потому, что он является частью общества, общины, коллектива. И его нельзя бросить голодным, голым, неутешенным. Христос говорил, что принять Его, Его учение — это значит накормить голодного, одеть раздетого, утешить больного и т. д. В этом суть Его учения. И современное христианство, если оно хочет иметь будущее, должно это помнить, а не только заботиться о своих доходах. Как решают эту проблему восточные религии? Ответ приведен выше. Но мы повторим: совершенствующий себя совершенномудрый человек пестует и преобразует только себя одного. Не лучше ли сосредоточиться на внутренней благодати, пестовать и взращивать духовное Семя и Дух. Мы говорим: «Не лучше». Не лучше потому, что все общество, все человечество является единым организмом, оно представляет собой часть живого вещества, которое заполняет Землю. Общество — это не просто сумма граждан, отдельных индивидуумов. Это организм, в котором каждый палец, нога и т. д. не могут жить, вести себя независимо, как им захочется. Каждый человек рождается индивидуальным, со своими способностями, наклонностями, устремлениями, но он только часть сложной системы — общества и поэтому должен, обязан «работать» на общество. Без общества не может быть личности. Истинная личность как раз и проявляется как личность по ее отношению к другим людям, ко всему обществу. Христос и пошел на крест ради общества, ради людей. Он, без сомнения, был совершенномудрым, но нельзя себе представить, чтобы Он ограничился только сосредоточением на пестовании и взращивании духовного Семени и Духа. Зачем взращивать и пестовать Дух, если его не применить для спасения ближних, для облагораживания всего общества?! Зачем всю жизнь медитировать на вершинах гор и пещерах, если это ничего не дает другим людям?

Становится ясным, почему в последнее время восточные учения и религии все больше распространяются на Западе. Западное общество распадается на множество личностей, страдающих в каменных джунглях от одиночества. Организм чахнет, а отдельные его клетки (индивидуумы) при этом не могут быть счастливыми. Они и ищут свое спасение в индивидуализме Востока, в отрыве от реальности, в забытьи.

Сказанное выше не надо воспринимать как отрицание восточных религий. Речь идет об их главном стержне, который отличает их от религий Запада. Но это не значит, что мораль, вытекающая из них, чем-то отличается от морали христиан или мусульман. Лев Толстой в предисловии к переведенной на русский язык книге Лао-цзы в 1913 году писал: «Основа учения Лао-цзы одна и та же, как и основа всех великих, истинных религиозных учений. Она следующая: человек сознает себя прежде всего телесной личностью, отделенной от всего остального и желающей блага только себе одному. Но, прежде того, что каждый человек считает себя Петром, Иваном, Марией, Екатериной, каждый человек сознает себя еще и бестелесным духом, таким же, какой живет во всяком существе и дает жизнь и благо всему миру. Так что человек может жить или той телесной, отдаленной от мира личностью, которая хочет только себе блага, или тем бестелесным духом, который живет в нем и который желает блага всему миру. Человек может жить для тела или для духа. Живи человек для тела — и жить — горе, потому что тело страдает, болеет, умирает. Живи для души — и жизнь — благо, потому что для души нет ни страданий, ни болезней, ни смерти.

И потому для того, чтобы жизнь человека была не горем, а благом, человеку нужно научиться жить не для тела, а для духа. Этому-то и учит Лао-цзы. Он учит тому, как переходить от жизни тела к жизни духа. Учение свое он называет Путем, потому что все учение указывает путь к этому переходу; от этого и все учение Лао-цзы называется „Книга пути и благодати“. Путь этот, по учению Лао-цзы, состоит в том, чтобы не делать ничего, или хоть как можно меньше делать то, чего хочет тело, с тем, чтобы не заглушить того, чего хочет душа, так, чтобы не препятствовать деланием телесных дел возможности проявления в душе человека той силы Неба (так называет Бога Лао-цзы), которая живет во всем.

Часто мысль эта, если только она переведена переводчиком верно, выражена как бы умышленно странно, но везде она, эта мысль, служит основой всего учения.

Мысль эта не только похожа, но совершенно та же, как и та, которая выражена в первом послании Иоанна и лежит в основе христианского учения. По учению Лао-цзы, единственный путь, посредством которого человек соединяется с Богом, есть Дао. Дао же достигается воздержанием от всего лишнего, телесного. То же и по учению, выраженному в первом послании Иоанна. По учению Иоанна, средство соединения человека с Богом есть любовь. Любовь та так же, как и Дао, достигается воздержанием от всего телесного, личного. И как под словом Дао, по учению Лао-цзы, разумеется и путь соединения с Небом и самое небо, так и по учению Иоанна под словом любовь разумеется и любовь и самый Бог (Бог есть любовь). Сущность и того и другого учения в том, что человек может сознавать себя и отделенным и нераздельным, и временным и вечным, и телесным и духовным, и животным и божественным. Для достижения сознания себя духовным и божественным, по Лао-цзы, есть только один путь, который он определяет словом Дао, включающим в себя понятие высшей добродетели. Сознание это достигается свойством, которое знают все люди. Так что сущность учения Лао-цзы та же, что и сущность учения христианского. Сущность и того и другого в проявлении, посредством воздержания от всего телесного, того духовного божественного начала, которое составляет основу жизни человека».

Совершенно очевидно, что Толстой, сопоставляя даосизм и христианство, исходил только из моральных критериев и не вдавался в анализ философских основ учения даосов. Что же касается морали, она, как и мораль, вытекающая из других мировых религий, не противоречит в принципе морали христианства.

Так, Лао-цзы считал, что мудрый человек должен поступать так же, как и Небо и Земля, которые взращивают миллиарды существ, дают им пропитание и заботятся о них. Человек должен поступать так же, если он хочет добра самому себе. Он должен быть милосердным и человеколюбом. Лао-цзы считал, что во Вселенной действует закон воздаяния за добрые дела, за бескорыстие.

Лао-цзы говорит и о том, что «ненасыщенность желаний губит дух, обилие богатств изнуряет тело». В Евангелии сказано: «Не собирайте себе сокровищ на Земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут» и «Как трудно имеющим богатство войти в царствие Божие!» Лао-цзы учит, что надо знать во всем меру. Он говорит: «Знающий меру — богат!» Комментатор учения Лао-цзы об этом говорит так: «Солнце в зените начинает клониться к закату, полная луна убывает, расцвет сменяется увяданием, а радость — печалью». Другими словами, все в мире со временем переходит в свою противоположность.

Учение Лао-цзы четко указывает на правильное отношение человека к своему телу. Чжен это выразил так: «Человек должен только беречь свое тело, но не любить его… Когда возносят моления Дао, преумножают добрые дела, создают заслуги, копят Духовное семя и взращивают Дух, а Дух творит магическое бессмертие — тем самым (воистину) обогащают душу. Но те, кто, алкая славы и почета, утруждают свое Духовное Семя и Мысль, чтобы снискать богатство, пичкают тело роскошными яствами, — это суть возлюбившие тело, они в разладе с Дао».

Представляет интерес суждение даосов о судьбе. Ван Чун (100 год н. э.) говорит об этом так: «Ежели на роду написана бедность, а ты силой и старанием добьешься богатства, то, разбогатевши, умрешь. Ежели на роду написано положение презренное, а ты талантами и способностями достигнешь знатности, то тебя, достигшего знатности, подвергнут оскоплению. Доля и судьба не в силах вместить и удержать богатства и знатности, которых снискали сила и талант. Они подобны сосуду, имеющему предел наполнения».

Что касается человеческой морали, то она во все времена была на очень низком уровне. Об этом мы читаем в Библии, в Коране, в индийских источниках. И там же говорится о золотом веке человечества, когда все было иначе, когда все было в гармонии с законами Бога, с законами Природы. По Библии, это было в раю, пока Адам и Ева не преступили заповедь Господа Бога не вкушать плоды с древа познания добра и зла. Древние китайские источники также упоминают о веке гармонии:

«Во времена Великого Дао дети в семьях были почтительны, в стране можно было наблюдать верность, преданность, милосердие, справедливость и долг. Когда же Великое Дао пришло в упадок и не использовалось, а против жизни ополчилось зло, тогда-то и явилось милосердие, справедливость и долг, дабы передавать Дао из поколения в поколение, явились сыновняя почтительность и родительская забота, дабы пасти и пестовать друг друга, явились верные подданные…» После этого человек лишился абсолютной Истины, а человеческая мораль не способна заменить ее. «Старец» пишет, что истинные моральные нормы может дать только Дао. В присутствии Дао меркнут «сыновняя почтительность и родительская забота, исчезают милосердие, справедливость и долг подобно тому, как становятся неразличимы звезды при ярком свете солнца и луны». Точнее, они не исчезают, а приобретают свой истинный, глубокий смысл. На самом деле человеческая мораль является результатом порчи человечества, заменителем естественных чувств и приобщения к истине. Лао-цзы призывает отбросить придуманную ложную мудрость и жалкое поверхностное знание. Прибавить счастья человеку они не могут. По словам современного философа, Лао-цзы призывает «отказаться от яркого, привлекающего взгляд, но легковесного, временного и несущественного ради неприкрашенной естественности и вечной сущности. Лао-цзы выдвигает всего три требования, однако они стоят многих. Отбросить всю человеческую премудрость, отбросить искусственную нравственность и отказаться от любых корыстных ухищрений — значит уничтожить всякую побудительную мотивацию человеческой активности. Лао-цзы очень точно нащупал три главных двигателя человеческого прогресса, действующие в трех измерениях его существования: жажду материального благополучия, активизирующую процессы производства, накопления и технического усовершенствования, жажду знания, приводящую к появлению науки и в конечном счете — к космической экспансии человечества, и наконец, категории нравственные, категории идеологические, которые включаются там, где почему-либо оказываются недейственными человеческая корысть или человеческая любознательность».

Призыв Лао-цзы отказаться от вульгарного знания заставляет вспомнить слова из Библии: «Кто умножает знание, тот умножает печали». Истинное знание сулит человеку только обращение к вечной первооснове мира, к Дао.

«Дао творит жизнь как награду Добру, творит смерть ради устрашения Зла. Смерть — вот чего страшится человек! Святым правителям и мужам, а также людям суетливым равно ведомы страх смерти и радость жизни, однако же ведут они себя различно. Человек суетный хоть и боится умереть — никак не может поверить в Дао, его тянет творить дурные дела — как же ему избавиться от смерти? А муж святой, страшась смерти, верит в Дао и придерживается Учения, потому что находится в гармонии с жизнью» (Чжан). Подчеркнем — вера в Дао, приобщение к нему, стремление к Добру могут даровать человеку жизнь вечную. О чем также говорится в Библии.

Добро является непременным условием того, чтобы Семена истины могли давать плоды. Чжан об этом писал так: «Уподобим также Семена воде в запруде, тело — запирающей запруду плотине, а добрые дела — источнику. Ежели то, и другое, и третье в наличии, запруда тогда крепка и полноводна. Но ежели сердце не устремлено к Добру, тогда нет запирающей запруду плотины, и вода из нее непременно уйдет. А если добрые деяния не накапливаются, источник засорится и влага непременно высохнет».

«Книга Пути и благодати» состоит из пяти тысяч слов. Ей посвящены три тысячи книг, в которых дается толкование «Книги» Лао-цзы. Мы привели только некоторые из высказываний самых авторитетных комментаторов. Приведем также несколько стихов из «Книги…» Лао-цзы, чтобы дать читателю представление о форме, стиле и особенностях сочинения великого философа.

Стих 2
Самовоспитание

Стоит лишь всем в Поднебесной познать,

что прекрасное прекрасно — и оно уже зло!

Стоит познать, что добро есть добро —

и оно уже не добро!

Ибо существующее и несуществующее

одно другое порождает.

Трудное и легкое

одно другое образует.

Длинное с коротким дают друг другу тело.

Высокое с низким друг к другу тянутся.

Звук и напев друг с другом согласуются.

«До» и «после» друг за другом следуют…

Оттого-то мудрец, пребывая в недеянии,

Творит безмолвное поучение.

Созидает легионы вещей — и их не отвергает.

Рождает, но не владеет,

Творит, но не гордится.

Заслуги растут, но ими он не живет.

А коль скоро ими он не живет,

Они его не покинут.

Стих 3
Успокоение народа

Не возвеличивай мудрых —

И в народе не станет борьбы;

Не дорожи тем, что трудно добыть, —

И в народе не станет воров.

А не будет желанного —

И в сердцах у людей не станет смятения.

Вот целительство мудрого:

Опустошишь их сердца,

Внутренности наполнить,

Смягчить устремления,

Сделать крепким костяк.

Чтобы люди всегда оставались без знания

и без желаний,

Чтоб даже знающий действовать не посмел.

Твори недеяние —

Тогда любой исцелится!

Стих 8
Изменить свою природу

Высшее благо подобно воде —

Приносит пользу мириадам существ,

Ни с кем не соперничая.

Избрав презираемый всеми удел,

Приблизиться к Дао.

В добрых селись местах,

Черпай сердцем из добрых истоков,

С добрым людом общайся,

Истинное и доброе говори,

Доброе правление осуществляй,

Способности добрые развивай,

Действуй во благо времени…

Но лишь не соперничая ни с кем,

Избегнешь печали!

Стих 10
Способность свершать

Вместивши душу небесную и земную,

объявши единое —

Сможешь ли их удержать?!

Перегоняя дух ци до предела смягчения —

Сможешь ли обратиться дитятей?!

Омыв и очистив мистический взор —

Сможешь ли бельма его устранить?

Людей возлюбя, направляя царства —

Сможешь ли пребывать в недеянии?!

Отпирая и запирая Врата Небес —

Сможешь ли женственность соблюсти?!

До белизны прояснив четыре предела —

Сможешь ли неведение сохранить?!

Рождай же и умножай!

Рождать не владея,

Свершать не гордясь,

Растить не начальствуя —

Вот что зовут сокровенного благодатью!

Стих 16
Возвращение к корню

Дойдя до пределов пустот,

Сосредоточусь в недвижимости и покое.

Здесь сотворяются купно мириады вещей,

И я наблюдаю за их возвращением.

Вот вещи роятся —

И каждая снова вернется к своим корням.

Возвращение к корню — это успокоение,

В успокоении — обретение новой судьбы,

В обретении новой судьбы (проявляется) вечность,

В познании вечного — просветление.

Не познавшие вечного,

В ослеплении творят злодеяния,

Познавший же вечное, вмещает его в себя.

Вместивший его — уже не своекорыстен,

Не своекорыстный — это Владыка,

Владыка — есть Небо,

Небо — есть Путь,

А Путь долговечен.

Пусть тело исчезнет — ты не погибнешь!

Стих 18
Мирское истончение

Когда Великое Дао пришло в умаление,

Явились «милосердие», «справедливость» и «долг».

Когда вышли наружу мудрость и знания,

Возникла большая ложь,

Когда между родственниками воцарились раздоры,

Возникли «сыновняя почтительность» и «родительская

забота»,

Когда в стране начались беспорядок и смута,

Явились «верные подданные».

Стих 20
Странный нрав

Отринь ученость — и исчезнут печали!

«Да» и «нет»

Далеко ли отстоят друг от друга?!

Добро и зло.

Во многом ли различны?!

Того, чего люди страшатся, —

Нельзя не страшиться.

Но как далеко им, увы,

До просветления!

Люди веселы и беззаботны,

Словно идут на великий жертвенный пир,

Словно восходят весною на пагоду.

Один лишь я — озеро, что не колышется,

Я, как младенец, еще не ставший дитятей.

О, как истомился — и, кажется, нет возвращения…

Люди во всем имеют избыток.

И лишь я один словно бы все отринул.

Ведь я же — сердце глупца,

В котором Хаос!

Суетным людям все ясно —

Один лишь я темен;

Суетным людям до всего есть дело —

Один лишь я равнодушен.

Безбрежно широк, словно море,

Как ветер, не знаю преград…

У всех людей есть умение —

И только лишь я бестолков, как дикарь.

Один лишь я непохож на других,

Ибо кормилицей своей дорожу!

Стих 21
Опустошение сердца

Обличие могучей благодати

Зависит только от Пути,

А Путь, овеществившись,

Едва лишь различим, едва мерцает…

Но в непроглядности, в мерцании

(Уже) есть Образы,

В мерцании, в непроглядности

(Уже) есть вещи,

В кромешном мраке

Сокрыты Семена.

Те Семена — глубинно-истинны,

В них достоверное.

Издревле и поныне

То Имя не уходит.

Чтоб (можно было) лицезреть Отца всего.

Откуда же мне знать, каков Отец всего?

Благодаря Ему.

Стих 22
Польза смирения

Склонившийся — уцелеет,

Согбенный распрямится,

Глубокое — наполнится,

Ветхое — обновится,

Имеющий мало — обрящет,

Алчущий многого — усомнится.

Потому-то Мудрец, что сосредоточился на Едином,

Есть мерило для мира:

Себя не выставляет —

И потому известен,

Себя не утверждает —

И потому признан,

Сам не нападает —

И потому имеет заслуги,

Собой не кичится —

И потому долговечен.

В мире нет никого, кто бы мог его побороть,

Оттого что он не вступает в борьбу.

Так неужто древнее изречение: «Склонившийся да уцелеет» — суть пустые слова?

Воистину, с ними приходит целокупность.


Были периоды в истории Китая, когда и даосизм играл важную роль в политической жизни. Это были периоды кризисов центральной власти и брожений на местах. В истории известно восстание «желтых повязок». Им руководили даосы. Даосский маг Чжан Цзюэ за короткое время создал большую секту, организованную по-военному и готовую на любые крайние меры против центрального правительства. Это был конец династии Хань, когда все беды сошлись вместе: политический кризис, стихийные бедствия и эпидемии. Начались волнения. Даосы призывали к свержению центральной власти. Взамен старого строя они хотели создать царство Великого Равенства. Руководитель секты даосов Чжан Цзюэ объявил, что 184-й год станет в Китае годом «Желтого Неба». Эта эпоха принесет миру радость и счастье. Она навсегда покончит с эрой «Синего Неба» (существовавшая династия, которая считалась источником зла и несправедливости). Последователи «Желтого Неба» надевали на голову желтые повязки. Поэтому восстание и вошло в историю как восстание «желтых повязок».

Власти опередили восставших и разгромили их. Предводитель даосов погиб, а оставшиеся в живых его последователи бежали на запад. Здесь в приграничных районах действовала другая даосская секта во главе с Чжан Лу. Эта территория превратилась в своего рода даосскую автономию, поскольку центральная власть (династия Хань) рухнула и довольно долго длился период межвластия (III–VI века).

Это государство даосов было устроено по теократическому принципу. Оно было поделено на 24 религиозных общины. Каждую общину возглавлял епископ. Власть епископов передавалась по наследству. В каждой из общин вся власть была в руках наставников — даосов. Во главе государства находился папа-патриарх. Власть его также передавалась по наследству. Последний из этой династии Чжанов папа после 1949 года переехал на Тайвань.

Загрузка...