Тайны смутных эпох

МЕЖДУ ДВУХ ОГНЕЙ

До великой смуты XVII века была, как нам представляется, другая – феодальная. Она во многом определялась подчиненным положением страны, находившейся под ордынским игом. Завоеватели, естественно, препятствовали объединению феодалов.

Со временем внутренние противоречия стали ослабевать и разваливать Орду. Но все-таки она оставалась мощной силой, способной нарушить мирное существование русских княжеств. Так, сын Дмитрия Донского великий князь Василий, продемонстрировав свою независимость от Орды, поплатился за это. Татарский князь Едигей в 1408 году внезапно напал на Московское княжество.

Василий Дмитриевич вынужден был бежать в Кострому. Ордынцы разграбили много городов и сел, но закрепить свою победу, взяв Кремль, так и не смогли. Через три года Василию пришлось смиренно ехать в Орду и просить хана Джелаледдина утвердить за ним московское княжение. Василий выплатил хану немалый выкуп и щедро одарил его вельмож.

Русь, находясь между Востоком и Западом, оказалась в невыгодном положении. Тем более что на Западе обретало силу агрессивное Литовское княжество, формально подчиненное польскому королю. Литовский князь Витовт расширил пределы своих владений, захватив смоленские земли (этому способствовало то, что местный князь Юрий своими злодействами восстановил горожан против себя).

Витовт попытался овладеть Псковом и Новгородом. Но этому воспрепятствовал великий князь Василий. Его женой была дочь Витовта София, но когда речь зашла о богатых новгородских владениях, родственные связи отошли на задний план. Василий Дмитриевич пошел войной против тестя и отстоял свои владения, установив границу с Литвой по реке Угре.

Однако как бы ни было сильно Московское княжество, великими князьями именовались еще несколько местных государей, например, Тверской и Рязанский. Кроме того, было много подчиненных им князей, которые порой тяготились своим зависимым положением и были не прочь обрести самостоятельность или сменить покровителя на более выгодного.

В 1425 году великий князь московский Василий скончался и власть перешла к его малолетнему сыну, тоже Василию, так что реальной правительницей стала София. Великие князья рязанский и тверской, а также князь Пронский, видя ослабление Московского княжества, перешли под власть Витовта. Последний считал, что под его опеку попала и дочь София, и ее сын, будущий Василий II.

Создалась ситуация, при которой обширные русские земли могли реально попасть под власть Литвы. Для этого Витовту не доставало только полной независимости, обрести которую он мог бы, став королем. Но этому воспрепятствовала Польша и римский папа. Усиление Литвы не входило в их планы. Тем более что Витовт проводил продуманную политику, приобретя поддержку некоторых ханов Золотой Орды. В 1421 году чешская делегация предложила ему корону Богемии. Объединенное Богемско-русско-литовское королевство могло стать крупнейшим государством Европы. Если бы это произошло, Россия вряд ли когда-нибудь смогла стать великой державой.

Если представить себе, что под эгидой Литвы началось бы формирование центрально-европейского государства, то ордынские ханы были бы заинтересованы в установлении своей власти над некоторыми другими русскими княжествами. Что стало бы с Северной и Северо-Западной Русью? Если бы здесь не удалось сохранить самостоятельность (что было бы чрезвычайно трудно), то на эти земли, кроме Литвы, претендовали Ливонский орден и Швеция. Поэтому эти земли вряд ли могли оставаться независимыми.

Взглянув на карту Восточной Европы середины ХV века, нетрудно убедиться в том, насколько сложным и даже критическим было положение Великого княжества Московского. На востоке и юге – ханства Казанское, Астраханское, Крымское; на западе – Великое княжество Литовское; на севере – Новгородские земли. Сжатое со всех сторон, разделенное внутри на более или менее обособленные княжества, Московское государство рисковало потерять независимость. Тем более что граница с могущественной Литвой находилась недалеко от Москвы, чуть западнее Можайска.

Ситуацию усугубило завещание Василия I, согласно которому право на княжение передавалось его сыну (ему было 10 лет). Опекунами маленького князя и его матери были назначены Витовт, а также родные и троюродные братья Василия I, за исключением следующего по старшинству брата Юрия. А ведь именно он имел право на опекунство или даже на великокняжеский трон.

Юрий княжил в Звенигороде и Галиче, был богатым и честолюбивым, старался вести свою независимую политику. Он оспорил законность завещания Василия I. Ведь издавна повелось на Руси оставлять княжеский престол следующему по старшинству брату. Его претензии были отклонены боярами и митрополитом. Но он остался при своем мнении и отправился в Галич собирать войско для похода на Москву.

Как пишет Г.В. Вернадский: «Это было началом длительного политического кризиса в Московии, фактически первый и единственный случай междоусобной войны между потомками Ивана Калиты.

Кризис был по форме династическим, а по содержанию политическим… Акция Юрия являлась протестом против подчинения всех князей московскому князю; он искал равенства князей. Другими словами, он предпочитал федеративную организацию Руси позднего киевского типа верховенству великого князя московского над всеми другими князьями».

Разобщение русских княжеств могло не только отодвинуть на долгие сроки объединение их в одно сильное государство, но грозило, как мы уже говорили, исключить вообще такое объединение.

Мир удалось установить благодаря, с одной стороны, увещеваниям митрополита Фотия, призывавшего к единству Руси, а с другой – обещаниям Витовта помочь своей дочери и внуку в борьбе с врагом-родственником.

Оставляя под своим покровительством Москву, Витовт в то же время попытался завоевать северные русские земли. Это был верный план: в случае установления своего господства над ними он имел реальную возможность подчинить своему влиянию и Москву.

В 1426 году он напал на Псков, имея на своей стороне вспомогательное татарское войско. Однако попытка захватить город Опочку оказалась безуспешной. Пришлось довольствоваться выкупом в 1450 рублей. На следующий год он выступил против Новгорода, осадив город Оcтров.

«Гордостью артиллерии Витовта была огромная пушка, – писал Г.В. Вернадский, – отлитая немецким мастером Николасом; она имела имя Галка, и ее тянули сорок лошадей. Первый залп пушки разнес главную башню крепости Остров, но и саму Галку тоже, убив Николаса, а также несколько литовцев, стоявших вокруг. Новгород предложил мир, на который Витовт согласился за выкуп в 10 000 рублей».

Складывается впечатление, что в ту пору многие войны носили, можно сказать, демонстративный характер. Желая подчинить себе те или иные территории, захватчик выступал со своим войском и проводил нечто вроде разведки боем. Если население не оказывало сильного сопротивления, а власти были сговорчивыми, то он устанавливал свое господство. Если же отпор был серьезный, а местные власти готовы были отстаивать свою независимость, захватчик отступал восвояси, довольствуясь выкупами. Иметь в своем подчинении недружественно настроенное население с враждебными местными властителями было рискованно.

Можно сказать, хищник выбирал себе добычу по зубам, не желая испытывать судьбу. Это не похоже на азарт великих завоевателей, готовых рисковать. Тут стратегия направлена прежде всего на то, чтобы избежать поражения, а при возможности одержать верную победу.

Такая стратегия и умелые политические маневры позволили Витовту установить свой протекторат над Тверским, Рязанским и Пронским княжествами. В 1429 году император Сигизмунд, несмотря на возражения поляков, пообещал прислать Витовту королевскую корону.

Литва получила возможность стать полноправным независимым королевством, раскинувшимся от Балтийского до Черного моря и распространяющим свое влияние на значительную часть Центральной и Восточной Европы. Это должно было свершиться в 1430 году. Но тут в ход событий вмешались враждебные силы, а затем и трагическая случайность.

Предоставим слово Г.В. Вернадскому: «В Вильно начались коронационные празднества. Все русские союзники и вассалы Витовта прибыли лично, включая великого князя Московского Василия II и великих князей тверского, рязанского и пронского. Митрополит Фотий тоже счел подобающим приехать… Тевтонский орден и татары тоже прислали своих представителей. К великому разочарованию Витовта и его гостей, корону не доставили: поляки перехватили посланников императора Сигизмунда. Один за другим смущенные гости начали разъезжаться. Две недели спустя Витовт упал с лошади и умер в результате этого несчастного случая. Ему было тогда восемьдесят лет».

Смерть сильного влиятельного государственного деятеля всегда грозит смутой. И на этот раз она началась в Литве. На собрании литовских и ряда русских князей и бояр преемником Витовта выбрали его двоюродного брата Свидригайло, который был популярен в Западной Руси. Поляки не согласились с этим выбором и предложили на великокняжеский трон Литвы брата Витовта Сигизмунда.

Начавшаяся междоусобица давала Золотой Орде шанс захватить русско-литовские земли. Но и в Орде не было единства. Она разделилась на три ханства, одно из которых поддерживало Свидригайло, а другие – Сигизмунда. Война между этими двумя претендентами закончилась победой Сигизмунда. В утешение Свидригайло получил удел, но Литва все-таки оказалась ослабленной. Это обстоятельство существенно подорвало авторитет великого Московского князя, юного Василия II. Ведь он лишился своего покровителя, что было на руку его дяде Юрию Дмитриевичу, великому князю галицкому. Тем более что на его стороне был Свидригайло, женатый на дочери Юрия.

Период этой междоусобицы, охвативший почти тридцатилетие (1425-1453 годы), не принято называть смутным временем. Возможно, потому что такое определение закрепилось за более поздним периодом. Но было бы странно считать, будто на Руси всего лишь однажды наступила смута. Нет, конечно же.

Не исключено, что в ходе междоусобной борьбы ХV века могли произойти такие события, которые изменили бы весь путь развития Руси.

Если бы не произошло раздробления Золотой Орды, то русские княжества стали бы по сути восточными вассалами, а если бы продолжала укрепляться Литва – то западными.

Однако благодаря тому, что и Восток и Запад оказались в тот период ослабленными, России открылся третий – евразийский – путь независимого развития.

Конечно, ревнители принципа «история не терпит сослагательного наклонения» могут напрочь отвергнуть какие-либо иные возможности, кроме тех, которые реализовались. Но тогда им придется признать историю подобием окаменелости, которая покоится в осадочном слое.

Когда мы анализируем уже свершившиеся события и знаем, что за ними последовало, тогда и вправду нет никакого смысла толковать о том, что могло бы произойти. Но можно мысленно перенестись в прошедшее, войти в него, как в текущий исторический процесс. И тогда мы будем иметь полное право судить о возможном будущем, словно мы его не знаем.

В этом нетрудно усмотреть сходство с биографией каждого из нас. Вспомните, сколько раз вам приходилось делать выбор, думая о будущем, о последствиях своего решения. Тогда, в момент выбора, перед вами открывалось несколько возможностей, из которых вы избрали одну.

Исторические процессы некоторые верующие считают заранее предопределенными волей высших сил, Всемирного Разума, Бога. Но скорее всего это суеверие. Предопределенность истории видится лишь в ретроспективе. Однако в любой исторический момент имеется перспектива, причем не как неизбежность, а как вероятность.

Вот об этих вероятностях и можно рассуждать, имея в виду текущую историю – как живую реальность, а не как нечто уже свершившееся. Это позволит нам по достоинству оценивать те или иные исторические события. Ведь порой от выбора зависит: быть или не быть данному государству, данной цивилизации, данному народу.

На наш взгляд, феодальная смута на Руси в XV веке ставила именно такие дилеммы.

МЕЖДОУСОБИЦА

Природные стихийные бедствия обычно стимулируют социальные движения и духовные смуты. Так было и на этот раз. В июле 1425 года распространился на Руси мор, эпидемия черной оспы. Пришел этот мор, как сообщал летописец, «от Немец во Псков, а оттоле в Новгород, тако же доиде и до Москвы и на всю землю Русскую».

Свирепствовал мор и в 1426-м, и в следующем году. Эпидемия сразила почти всех серпуховских удельных князей. Умерли великий князь тверской Иван Михайлович, его сын Александр и внук Юрий. Скончался также ярославский князь Иван Васильевич и еще несколько князей. Количество умерших горожан и крестьян исчислялось многими тысячами.

Подобные эпидемии вообще были характерны для Средневековья. Достаточно вспомнить «черную смерть», опустошившую в XIV веке Западную Европу. Социальная нестабильность, смена жизненного уклада, перенаселенность городов, расширение торгового обмена, миграции населения – самые разные факторы способствовали резкому ухудшению, как мы теперь говорим, экологической обстановки.

В то же время эпидемии и массовые смерти вызывали у людей страх и смятение. Они не могли объяснить, откуда и почему взялась такая напасть, нечем иным, как гневом Божьим за прегрешения, неправедную жизнь. Хотя смерть косила и праведников. Это еще больше усиливало смятение умов.

Настораживает то, что мор пришел «от Немец во Псков».

Дело в том, что этот город вел долгую борьбу с агрессивным германским Ливонским орденом. Псков страдал от «псов-рыцарей» даже больше Новгорода, так как был слабее и находился на самом острие рыцарского наступательного клина. После разгрома под Грюнвальдом в 1410 году славяно-литовским войском, орден переживал трудные времена. Рыцарский натиск на Псковскую республику усилился благодаря ослаблению ее союзника – Великого княжества Московского. Не исключено, что руководители Ливонского ордена содействовали распространению эпидемии на псковские земли.

Как мы уже знаем, ослаблением Москвы попытался воспользоваться великий князь Юрий Галицкий. Благодаря посредничеству митрополита Фотия и авторитету Витовта конфликт был улажен в 1428 году. По заключенному договору дядя отказывался от притязаний на московский трон.

Однако была в договоре двусмысленная фраза: «А жити нам в своей отчине в Москве и в уделах по душовной грамоте… великого князя Дмитрия Ивановича». Но ведь по завещанию Дмитрия Донского наследовать Василию Дмитриевичу должен был, по давней традиции, следующий по старшинству брат. Таким образом, для Юрия Дмитриевича оставалась зацепка: в дальнейшем при благополучно сложившейся ситуации он имел возможность вновь заявить о своих претензиях. Такая возможность представилась в связи со смертью Витовта.

Правда, смерть эта вызывает подозрения. Слишком влиятельные силы – в Польше, Ливонии, на Руси и в Литве, а возможно, и в Риме – были заинтересованы в его устранении. Несмотря на пожилой возраст, он был достаточно крепок, чтобы ездить верхом. Так что его падение и (или) последующая смерть могли быть организованы врагами.

Тайна смерти несостоявшегося короля Литвы остается загадкой. В подобных случаях расследование начинают с того, что выясняют: кому это выгодно? Ответ очевиден: Ватикану. Витовт властвовал над языческим и православным населением своего великого княжества. При его добрых отношениях с Русью нетрудно было предположить, что он будет склоняться к православию. Тем более что позиции Ливонского ордена были ослаблены, а по соседству с католической Польшей, в Чехии, разгоралось антикатолическое движение.

Но, повторим, нет доказательств вины Ватикана в гибели Витовта. Но последующие события подтвердили дальновидность ватиканской политики. В конце концов Литва стала преимущественно католической страной. Это обстоятельство сыграло свою роль значительно позже, в конце XX века, когда Литовская ССР была самой крупной из республик Прибалтики, начавших процесс развала и расчленения Советского Союза. Правда, и на этот раз влияние Ватикана можно лишь предполагать.

Итак, смерть Витовта отозвалась на Руси новой вспышкой смуты. Пятнадцатилетний Василий II нетвердо держал в руках бразды правления Великим княжеством. Да и времена были непростые, требовавшие от руководителя и его советников хитроумных политических маневров.

Юрий Галицкий, вновь предъявив свои претензии на московский престол, потребовал, чтобы состоялся третейский суд, а в качестве судьи выступил бы хан Золотой Орды. Юрий и Василий II отправились в Орду. Преимущество было на стороне Юрия Дмитриевича, потому что его поддерживал крымский хан Тегин Ширин, друг Свидригайло.

Однако главный советник Василия II, московский боярин Иван Всеволожский, сумел повернуть дело так, что преимущество Юрия обернулось ему во вред. Он убедил ордынского хана Улуг-Махмеда, что тройственный союз Юрия, Свидригайло и Ширина подорвет могущество Золотой Орды, переживавшей в ту пору кризис.

Решение ордынского Верховного Суда, одобренное ханом, было в пользу Василия II. Он получил ярлык на великое княжение, Юрию был пожалован, в дополнение к Галичу и Можайску, город Дмитров. Тогда же ханский посол торжественно возвел на великокняжеский престол Василия II в Москве, а не как прежде – во Владимире. С этого момента Москва и официально стала столицей великого княжества.

Но тут начались козни, интриги и конфликты. Василий II обещал боярину Всеволожскому жениться на его дочери. Однако, вернувшись из Орды, он взял в жены княжну Марию Ярославну, представительницу рода князей Серпуховских. Вряд ли это был брак по любви. По-видимому, София, мать великого князя Московского и дочь великого князя Литовского, настояла на выборе княжны, а не боярышни. К тому же Серпухов был надежной опорой Москвы.

Обиженный боярин Всеволожский перешел на сторону Юрия Галицкого. Василий II потерял разумного советчика, а Юрий приобрел ценного сторонника. Уж не по умыслу ли этого боярина произошел случай, ставший поводом для откровенной междоусобной вражды?

На свадьбе Василия II присутствовали сыновья князя Юрия – Василий и Дмитрий Шемяка. На Василии Юрьевиче, как сообщает летописец, был «пояс золот на чепех с камением… Се же пишем того ради, понеже много зла от того ся почало».

Один из московских бояр признал в этом поясе вещь, принадлежавшую еще Дмитрию Донскому. Такой намек на преемственность и причастность к знаменитому предку не стерпела София Витовтовна. Она публично сорвала этот пояс с гостя. Василий Юрьевич вместе с Шемякой, «раззлобившись» (можно добавить – и распоясавшись), тотчас отправились к отцу в Галич. А Юрий Дмитриевич «собрался с всеми людьми своими, хотя ити на великаго князя».

В общем, была бы причина, а повод найдется. Главной же причиной оставались претензии Юрия на московский престол. В истории с поясом, по свидетельству летописца, участвовал боярин Всеволожский, к которому эта вещь, украденная у Дмитрия Донского, перешла по наследству. По-видимому, хитрый боярин не без умысла одарил поясом Василия Юрьевича.

По всей видимости, у Всеволожского были не только личные причины предать Василия II. Он был из «старых» бояр, которые стояли за сохранение прежних феодальных порядков. Вокруг же великого князя группировались «юные» бояре и дворяне, выступавшие за активный курс внешней политики, направленный на укрепление государственной власти и расширение владений Москвы. Это была внутренняя междоусобица, напоминавшая ту, которая произошла в середине 1980-х годов в Политбюро СССР, когда более молодые (относительно, конечно) и агрессивные члены Политбюро подчинили своей власти «консерваторов».

В обоих случаях – и в древности, и в современности – победили более молодые силы. Они опирались на новые, окрепшие и рвущиеся к власти социальные слои. Это содействовало распространению смуты.

Но тут следует сделать оговорку. В прежние времена молодые бояре были за укрепление государственной власти. За ними стоял служивый люд, а также горожане и купцы, заинтересованные в расширении великокняжеских владений, и в связи с этим торговых и культурных связей, установлении надежного порядка в стране и усилении ее военной мощи (гарантирующей национальную безопасность).

В наше время «молодые политбюрократы» опирались на возникшее еще при Хрущеве и окрепшее при Брежневе коррумпированное высшее чиновничество и представителей теневого капитала. Они желали ослабить государственную власть, освободиться от контроля со стороны соответствующих органов и организаций, ориентируясь на буржуазные ценности (прежде всего материальные, хотя лозунги выдвигали, естественно, другие) и стремясь к личному обогащению и безраздельной власти над национальными богатствами и над народом.

Эти антигосударственники одержали победу, ознаменованную распадом сообщества государств народной демократии, а затем и СССР. А в старые времена тоже поначалу победили, можно сказать, антигосударственники, из числа «старых бояр», поддержавших Юрия Галицкого. Иван Всеволожский бежал через Углич и Тверь к Юрию и стал «подговаривати его на великое княжение».

Тут можно и уточнить летописца: никакие особые «подговоры» на этот счет Юрию не были нужны. Он и без того был готов выступить против Василия II. Теперь, заручившись поддержкой и советами Всеволожского, он понял, что медлить нельзя. Захватив москвичей врасплох, Юрий Галицкий со своим войском подошел к городу, угрожая начать штурм. Василий II предпочел сдаться. Юрий вошел в столицу и провозгласил себя великим князем. Василию Васильевичу был предоставлен на княжение город Коломна.

Летописец объясняет поражение Василия II тем, что рать московских горожан перепилась: «Мнози от них пьяни бяху и собой мёд везяху, что пити еще». Но главное, что поход Юрия Галицкого был внезапным, намерения его решительны, а русские люди не желали воевать между собой.

Вроде бы все обошлось миром. Но так только казалось. На стороне Юрия была сила, но не правда. Ведь он вторгся в чужие владения. После этого следовало ожидать перераспределения вотчин, прихода к власти новых людей, тогда как власть прежних бояр и удельных князей оказалась под угрозой.

Серьезное нарушение прежнего порядка – это уже смута. Ее опасность заставила московскую знать двинуться в Коломну, к своему прежнему господину. Это было молчаливое голосование против самозваного великого князя московского в пользу Василия II. Юрий Дмитриевич не ожидал этого. Он остался со своими приближенными и войском во враждебно настроенном городе и в окружении владений, хозяева которых тоже готовы были выступить против него. Поэтому он вынужден был вернуть племяннику великокняжеский престол и возвратился в Галич.

И тут Василий II, обрадованный неожиданной победой, сделал два серьезных промаха. Он приказал ослепить предателя Всеволожского, чем вызвал тайное неодобрение многих влиятельных бояр. Во-вторых, он решил закрепить свой успех, захватив владения своего коварного и неугомонного дяди.

Начались военные сражения. Против армии Василия II выступили не только войско Юрия Галицкого, но и вятичи. Их город пользовался правами автономии в пределах Галицкого княжества, которой они могли лишиться, попав под власть Москвы.

В начале 1434 года Юрий и его сыновья при поддержке вятичей разбили великокняжеское войско, заняли Москву, захватили великокняжескую казну. Василий II бежал в Новгород, но под нажимом бояр, не желавших ссориться с Юрием, переметнулся в Нижний Новгород. Положение его было отчаянным. Новый московский хозяин послал за ним своих сыновей с войском. Но они вынуждены были вернуться с полпути, узнав, что их отец скончался (ему тогда было шестьдесят лет).

Среди его сыновей начались распри. В отсутствие отца они лишались всяких законных прав на великокняжеский престол. Однако старший из них, Василий, по прозвищу Косой, решил объявить себя великим князем. Братья – Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный не поддержали его. Они призвали обратно Василия II.

С этого начался новый этап смуты.

ВАСИЛИЙ, СТАВШИЙ ТЕМНЫМ

Василий Косой выступил на этот раз как откровенный захватчик, не желающий считаться с существующими законами и добивающийся власти силой. Но в то же время это была борьба против верховной власти великого князя Московского, против расширений его владений и установления под его господством Московского царства. Вот почему схватка была долгой и ожесточенной.

Фактически вопрос стоял так: быть Руси единым государством или превратиться в более или менее разобщенные феодальные уделы. Это было выступление против гегемонии Великого княжества Московского. Волнения вышли далеко за пределы центрального региона, охватив Верхнее и Среднее Поволжье. Были попытки втянуть в антимосковскую коалицию Новгород, Тверь, Вологду, Вятку, Устюг.

Но теперь и среди сепаратистов не было единства. Дмитрий Шемяка, узнав о вокняжении в Москве брата Василия Юрьевича, стал союзником Василия II. Причиной такой резкой перемены позиции Шемяки, по-видимому, стало то, что он не только считал незаконными такие притязания брата, но и понимал, что его положение в Москве непрочно. Ведь их отец уже дважды занимал столицу, но удержаться там не смог.

Войско Василия II и Шемяки двинулось к Москве. Василий Юрьевич отступил. Шемяка получил в удел Углич и Ржев.

Побыв недолго в Новгороде, Василий Юрьевич отправился в Кострому, которая вместе с Вяткой была опорой сепаратизма, и начал собирать войско. В январе 1435 года его армия, вторгшаяся в пределы Ярославского княжества, была разбита. Он бежал в Кашинский удел Тверского княжества. Сюда же подошли остатки его войска. Получив подкрепление из Твери, он двинулся на Вологду, рассчитывая завладеть этим важным экономическим пунктом и контролировать торговый путь из центральных русских областей на Север. У Вологды его поджидала засада: часть великокняжеского войска. Но застать Василия Юрьевича врасплох не удалось. Он разбил эту рать и взял в плен нескольких московских воевод. Однако из-за немалых потерь вынужден был вернуться в Кострому.

Здесь к нему на подмогу вновь пришли удалые вятичи. Их поддержка помогла Василию Юрьевичу заключить мирный договор с Василием II и получить в удел Дмитров. Но это был ловкий маневр со стороны мятежного князя. Он двинул свою рать на Устюг Великий, оплот великокняжеской власти на Северной Двине. Устюжане девять недель выдерживали осаду. За это время Василий Юрьевич разорил окрестные волости и села, а взяв город, многих устюжан казнил.

Затем Василий Юрьевич захватил еще один очень важный экономический центр – Вологду. Получив подкрепление в Костроме, он пошел на Москву. На этот раз он потерпел сокрушительное поражение и был взят в плен. Василий II приказал его ослепить.

Эта кара была в традиции Византии и до Василия II на Руси не практиковалась. Столь жестокой мерой князь попытался запугать оппозицию, однако добился противоположного. Общественное мнение – важнейший фактор в период смут – оказалось не на его стороне. И вскоре Василию II пришлось претерпеть ту же самую казнь.

Отдельные отряды Василия Юрьевича Косого (а теперь – Слепого) продолжали воевать с Москвой. Им даже удалось взять в заложники ярославского князя с княгиней, получив за них крупный выкуп. Но все-таки на некоторое время усобица угасла. Для Василия II наступила передышка, которой он не сумел воспользоваться.

Татарские набеги на русские княжества участились. После смерти Едигея – последнего сильного хана Золотой Орды, там усилился сепаратизм. У полукочевых орд, живших главным образом за счет покоренных народов (п apaзитическoe существование), это было обычным явлением. Из Крымского ханства постоянно совершались набеги на русские земли. А за спиной Бахчисарая стоял Стамбул – переименованный турками в Константинополь, – столица евразийской супердержавы того времени.

Хан Еголдай создал свое вассальное княжество южнее Курска. Хан Саид-Ахмад вытеснил с южного Поволжья хана Улуг-Махмеда, который обосновался севернее, на Оке, в городе Бел ё ве.

Василий II послал против него войско под командованием двух Дмитриев, сыновей Юрия Галицкого. Русские одержали победу и потребовали ухода ордынцев из Белёва. Улуг-Махмед возобновил боевые действия и на этот раз остался победителем.

Окрыленный успехом, он направился в 1439 году на Москву. Узнав об этом, Василий II отправился в Кострому – набирать новое войско. Московское ополчение возглавил его тесть, князь Юрий Патрикеевич. Десять дней армия Улуг-Махмеда штурмовала столицу, но вынуждена была отступить, грабя и сжигая русские города и села.

Почувствовав слабость Орды, некоторые татарские феодалы поспешили заручиться поддержкой или Литовского, или Московского великих княжеств. Тем более что противостояние Москвы и Новгорода закончилось военными действиями, во время которых москвичи совместно с псковичами одержали победу, после чего Новгород обязался выплатить Москве огромную по тем временам контрибуцию – 8 тысяч рублей.

Ситуация на Руси осложнялась из-за церковных неурядиц. Православие переживало кризис: Константинопольская патриархия, желая спасти Византию от турецкого завоевания, согласилась на унию с Ватиканом, назначив на Русь митрополитом Исидора. Предполагалось одобрение унии Русской православной церковью. Исидор был торжественно принят в Москве.

Когда Исидор отправился на церковный собор в Италию, Василий II отправил вместе с ним представительную делегацию. В пути Исидор находился очень долго. Например, в Риге, столице Ливонского ордена, он задержался на целых восемь недель. На соборе Исидор принял деятельное участие в заключении унии и подписал ее 5 июня 1439 года.

Двое членов русской делегации бежали из Италии на Русь, чтобы сообщить о политике Исидора. Он же на обратном пути также надолго задержался в Венгрии – форпосте Римской церкви в Юго-Восточной Европе. Действия митрополита свидетельствовали о его тесной связи с Ватиканом. И когда он, вернувшись в Москву 19 марта 1441 года, с амвона кафедрального собора объявил о соединении православной церкви с католической, то был взят «за приставы» и заточен в Чудовом монастыре. Оттуда он бежал в Тверь, где тоже был взят под стражу, но потом отпущен.

Исидор направился в Литву, а потом в Рим. Судя по всему, побег его был осуществлен не без ведома Василия II. Вероятно, он не желал портить отношения с Ватиканом, который приобретал все большее влияние в Литве, в то время как на Руси продолжались междоусобицы, да и Орда давала о себе знать.

В 1445 году сыновья Улуг-Махмеда из Казанского ханства двинулись на Москву. Под Суздалем они разбили русское войско и взяли в плен Василия II. Путь к столице был открыт. В городе началась паника. Однако в этот момент горожане-простолюдины сами взялись за оружие и стали готовиться к обороне, сурово расправляясь с паникерами.

Возможно, это был один из решающих моментов смуты, когда она могла дорого обойтись Москве. Будь ее жители менее решительными, не прояви патриотизма, стали бы они подвластными казанским ханам, а Москва перестала бы быть политическим центром Руси.

Татарские полководцы, узнав о приготовлениях Москвы к обороне, не решились на осаду города и отошли к Нижнему Новгороду.

За Василия II был обещан большой выкуп. Кроме того, татарским феодалам были розданы «кормления» – право на поборы с населения Руси. 17 ноября 1445 года Василий II вернулся в Москву, но был встречен холодно, отчужденно-враждебно. Огромный выкуп лег тяжким бременем на народ.

Волнения москвичей усилились из-за бесчинств татар, прибывших вместе с великим князем для получения выкупа. Этим воспользовался Шемяка, организовав заговор против Василия II, утратившего к этому времени авторитет и значительную долю власти.

Шемяка вовлек в заговор князя можайского Ивана Андреевича и часть других удельных князей. Вошли в антимосковскую коалицию Новгород и Тверское великое княжество. Использовал Шемяка и оружие идеологическое – демагогию.

Свои личные интересы он прикрывал заботой о всенародном благе, заявляя, что выступает «за все люди». Через своих агентов он распространял клевету на Василия II, который якобы обещал передать татарам власть над всей Русью, кроме Тверского великого княжества, которым сам намеревался завладеть.

Клевета была наглой, а пропаганда против мнимого татарского владычества – хитрой уловкой, не имевшей за собой никаких реальных оснований. Золотая Орда была настолько ослаблена, что ее враждующие ханы при всем желании не могли восстановить свою былую власть над Русью.

Но тут сказалась важная особенность «информационной войны»: в ней обычно побеждает наиболее беспринципный, подлый и наглый, для которого самое главное – задеть «больные струны» общественного сознания.

Как тут не обратиться к современности и не вспомнить о победе в идеологическом противостоянии американской пропаганды, а затем и ельцинского курса на захват власти. Тогда множество обывателей в странах народной демократии и в СССР, в особенности из числа служащих и интеллигенции, уверовали в то, что со свержением социализма и установлением капитализма они получат обещанные материальные блага. Для этого, мол, достаточно на первых порах отобрать власть у партгосаппарата и вручить ее вместе с общенародным достоянием олигархам и их ставленникам.

Действительно, олигархи фантастически быстро обогатились, заодно растратив государственную казну, ельцинская Семья превратилась в миллиардерский клан. А народ, как известно, обнищал и стал вымирать с невиданной быстротой. Даже теперь, после двух десятилетий капиталистического «рая», в Польше, например, половина населения полагает, что при социализме им жилось лучше. А ведь если бы поляки продолжали развивать и укреплять социалистическую экономику, то они жили бы теперь не хуже, чем французы или немцы. О Советском Союзе и не приходится говорить: оставаясь сверхдержавой, он, даже по прогнозам авторитетнейших западных экономистов, к 2000 году приблизился бы к США не только по валовому национальному продукту, но и по уровню потребления на душу населения.

…Впрочем, вернемся в XV век. Тогда московское население на некоторое время поддалось на враждебную пропаганду, не уразумев поначалу, что для Руси требуется укрепление центральной великокняжеской власти.

Например, богатые купцы были недовольны не только налоговыми тяготами в счет выкупа, но и тем, что татары, захватив Нижний Новгород, контролировали волжский торговый путь и наносили большой ущерб торговле с Востоком. Но ведь прогнать ордынцев можно было лишь за счет укрепления власти Василия II и Москвы, а не наоборот. Однако под воздействием враждебной агитации и богатые купцы, и влиятельные бояре, не говоря уж о простом народе, сочувствовали заговорщикам.

А Василий II проявил удивительную беспечность. Он отправился в Троице-Сергиеву лавру с малочисленной охраной, не заботясь о настроениях в столице. Войско Дмитрия Шемяки, обосновавшееся в Рузе, внезапным броском вышло к Москве. Местное население не оказало им сопротивления. В Троице-Сергиеву лавру был отправлен крупный отряд под командованием можайского князя, который взял в плен Василия II и доставил в Москву. Здесь великий князь был ослеплен, а затем вместе с женой сослан в Углич.

Шемяку провозгласили великим князем московским. Население присягнуло ему на верность. Многим казалось, что с приходом новой власти начнется пора процветания. Надеялись на то, что поборы будут уменьшены.

Все вышло наоборот (не правда ли, очевидная аналогия с концом XX века?). Шемяка не только захватил великокняжескую казну, но вместе с пришлыми своими приспешниками принялся грабить московских жителей не хуже татар. Новые власти вели себя как завоеватели.

В отличие от замороченного населения конца XX века, тогда, в XV столетии, народ великого княжества Московского быстро осознал, что попал из огня да в полымя. Что вопрос не в том, что сулит некая группа в погоне за властью, а в том, как она выполняет свои обещания. На дела и обращал внимание московский люд.

Кстати заметим, что исторические примеры не подтверждают набившее оскомину утверждение об униженности, покорности и долготерпении русского народа. Во всяком случае, для XV и ХVI веков это вовсе не характерно. Тогда народ быстро сориентировался, поняв, что его обманули.

Центром оппозиции стал Муром, куда сослали сыновей Василия II, в том числе будущего объединителя Руси Ивана Васильевича (Ивана III). Дмитрий Шемяка хотел избавиться от них, но помешал епископ Иона, после ареста Исидора фактически управлявший метрополией.

Часть бояр, оставшихся верными Василию II, которого с той поры называли Темным, организовала заговор с целью его возвращения в Москву. Но заговор был раскрыт, и многие его участники бежали в Литву.

Видя растущее недовольство москвичей, Шемяка постарался заручиться поддержкой церкви. Иона пошел на это, но при условии, что будет освобожден Василий II. Шемяка отдал бывшему великому князю «в отчину» Коломну.

Захватившие власть в Москве «пришельцы» были озабочены собственным обогащением. Они ущемляли права местных бояр и дворян, а купцы возмущались стеснениями в торговле при поощрении их постоянных конкурентов из Новгорода. Увеличивался экономический развал, началась инфляция, в связи с чем были выпущены облегченные серебряные монеты.

Недовольство общества заставило и церковь перейти в оппозицию Шемяке. Из Литвы к Василию II возвратились эмигранты. А главное – его поддержала Тверь. Положение Шемяки в столице стало шатким. Когда в декабре 1446 года он отлучился из Москвы, москвичи открыли ворота столицы небольшому отряду войск Василия II. По-видимому, тайный сговор произошел значительно раньше: дожидались только удобного слу чая.

В феврале 1447 года Василий II Темный торжественно въехал в Кремль. На этот раз – окончательно.

Любопытная деталь. В ту пору, когда на Руси правил великий князь, существовал феодальный строй и ни о какой демократии речи быть не могло (формально она существовала в Новгороде), настроение общества играло огромную роль, в значительной мере определяя выбор того верховного правителя, на стороне которого народ. Для этого не требовались никакие специальные процедуры «демократических выборов», в которых слишком часто побеждает отпетый демагог и прожженный лицемер, наглый лгун и ставленник определенной группы.

Смутное время на Руси обычно завершалось так: после того как народ начинал сознавать, что Отечество в опасности и ему грозит большая беда, он делал свой выбор и твердо выступал з а н е го.

Призвание на великое княжение Василия II стало последним и окончательным выбором.

«Примечательно, – писал Н.И. Костомаров, – что характер княжения Василия Васильевича с тех пор совершенно изменяется. Пользуясь зрением, Василий был самым ничтожным государем; но с тех пор, как он потерял глаза, все остальное его правление отличается твердостью, умом и решительностью. Очевидно, что именем слепого князя управляли умные и деятельные люди. Таковы были бояре: князья Патрикеевы, Ряполовские, Кошкины, Плещеевы, Морозовы, славные воеводы: Стрига-Оболенский и Федор Басенок, но больше всех митрополит Иона».

Согласно Костомарову, получается, будто лишившись зрения, Василий II приобрел «внутреннее видение». Потому что управлял-то все-таки он, а не кто-либо иной – от его имени. В его воле было приблизить к себе таких достойных людей. И такие люди сами шли к нему в услужение.

Ведь не могучим государем был ослепший, низложенный и сосланный в небольшой удел Василий II. Дело тут было не столько в его личном выборе помощников, а в их выборе: пойти на его службу или предпочесть более влиятельного господина.

Не исключено, конечно, что превратности судьбы и страшное наказание – выколотые глаза – оказали влияние на его характер и склад ума. Он стал обдумывать свои действия обстоятельно. Но все-таки главным было то, что изменилось отношение к нему окружающих, его бывших подданных, быстро понявших, что Шемяка обманул их ожидания.

Сказались здоровый и мудрый «инстинкт народа» и его ясное сознание. Пожалуй, народ даже сочувствовал свергнутому великому князю. Шемяка изувечил его, показав себя злодеем. А на Руси, в отличие от Западной Европы, всегда жалели потерпевших. Народ выбирал не того, на чьей стороне сила, а того, на чьей стороне полагал правду.

Победа сепаратистов и ослабление Москвы грозили распадом страны на удельные княжества, которые рисковали попасть под власть соседних государств. Да и Православная церковь с поражением Москвы могла оказаться в тяжелом положении и утратить свое влияние.

Правда, Шемяка и его союзник Иван Можайский попытались создать новую антимосковскую коалицию в составе Можайска, Новгорода, Вятки и Казанского ханства. Иван Можайский даже попытался заручиться поддержкой Литвы.

Желая выиграть время, Шемяка заключил перемирие с Василием Темным. Но при этом отказался возвратить великокняжескую казну. Перемирие было прекращено. Решающее сражение стало неизбежным.

В это время на службу к Василию II пришли татарские царевичи Касим и Якуб.

Касим стал верным и надежным союзником Москвы. Его народ – касимовские татары – стал одним из этнических компонентов России. Эти союзники внесли свой вклад в дело объединения России. (А в 2001 году в Казани татарские националисты сожгли чучело Ивана Грозного!)

Решающее сражение произошло у Галича в 1450 году. Войско Шемяки было разбито; сам он бежал в Новгород.

Так завершилось смутное время. Правда и народ оказались на сто роне Васил ия II, точ нее сказать, на сторо не Великог о княжества Московского, которому суждено было в недалеком будущем стать сердцем объединенной России.

Могло ли быть иначе? Г.В. Вернадский привел на этот счет высказывание немецкого историка первой половины XX века Б. Спулера: «Улуг-Махмед глупо упустил великолепный шанс полностью подчинить Великое московское княжество» (имеется в виду освобождение Василия II и отмена похода на Москву). Вернадский справедливо иронизировал: «На самом деле Улуг-Махмед, по-видимому, лучше понимал ситуацию, чем его советчик двадцатого века. Времена Тохтамыша закончились…» Но дело было не только в ослаблении Золотой Орды. Главное – решимость русского народа, особенно москвичей, защищать свое Отечество.

Вспомним историю Великой Отечественной войны. В 1941 году немецко-фашистские захватчики вторглись в СССР и Красная армия терпела тяжелые поражения, неся огромные потери. Гитлер рассчитывал на то, что советское правительство во главе со Сталиным рухнет, а русский народ покорится более мощному противнику. В этом отношении Улуг-Махмед проявил куда больше проницательности и предусмотрительности.

Когда народ поднимается против иноземного владычества, то покорить его практически невозможно. Татарский хан понимал, что его может ожидать: партизанская война, повсеместные бунты, а потом неизбежное поражение.

Русский народ стал сознавать или чувствовать себя единым этносоциумом. Возможно, он впервые осознал свое достоинство и величие: московский люд сам справился с паникерами и, несмотря на отсутствие руководящих господ, организовал оборону.

До этого в головах людей преобладала смута – не было ясного понимания сути происходящих событий. Общественные симпатии склонялись то в одну, то в другую сторону. По этой причине поочередно побеждали то сторонники централизованной власти, то сепаратисты.

Казалось бы, какая разница простому человеку, кто станет его господином; останется ли он в Великом княжестве или в небольшом удельном княжестве Московском? (Как тут не вспомнить, что еще недавно доводилось слышать мнение о том, что незачем горевать о какой-то великой России – СССР: жилось бы в достатке и уюте пусть и в небольшом Московском царстве-государстве. Так говорили вполне нормальные и весьма образованные русские интеллигенты конца XX века.)

Русские люди XV века поняли, что расчленение на небольшие слабые удельные княжества означает конец Руси независимой и могучей. И это ясное осознание реальности означало преодоление смуты.

ИЗ СМУТЫ – С ЧЕСТЬЮ

В 1453 году произошли два события, повлиявшие на отечественную историю. Турки при поддержке Венецианской республики завладели Константинополем. Христианские кресты над его храмами сменились исламскими полумесяцами. Второй Рим пал.

Ватикан тоже мог праздновать победу. Его духовному сопернику – греческой православной церкви – был нанесен тяжелый удар. Как видим, законы конкуренции свирепствуют и в духовной сфере, даже в церквях, считающих себя христианскими.

Москва, став прямой наследницей Византии, могла теперь претендовать на титул Третьего Рима.

В том же году в новгородской эмиграции скончался неутомимый борец против возвышения Москвы и за сохранение феодальной раздробленности Дмитрий Юрьевич Шемяка. Многие источники подчеркивают, что смерть была насильственной, что он «умре с отравы», «умре напрасно», «даша ему лютого зелия».

Ермолинская летопись указывает, что яд для отравы Шемяки привез из Москвы в Новгород московский дьяк Степан Бородатый. Он якобы подкупил повара Дмитрия Шемяки по прозвищу Поганка, который и преподнес это «зелие» за обедом «в куряти», отчего князь и скончался.

Скорее всего, так предполагали многие современники, поскольку Василий II, главный противник Шемяки, был заинтересован в его устранении.

Однако у нас нет оснований доверять сведениям летописцев, которые ссылаются на «людскую молву». Подобные источники нельзя считать надежными. Слухи слухами, но не исключено, что вызваны они догадками или дезинформацией.

Князь Шемяка оказался в Новгороде в то время, когда городская элита была заинтересована в налаживании отношений с Москвой, победившей в феодальной войне. Строптивый беглец, нашедший пристанище в их городе, был им неудобен и даже опасен. Его присутствие обостряло и без того напряженные отношения между двумя крупнейшими политическими, экономическими и торговыми центрами Руси.

Не исключено, что Шемяка пал жертвой мести. За три года до этого он захватил Великий Устюг. Часть местной знати и купцов сохранила верность Василию II. За это Шемяка «метал» их в реку Сухону, «вяжучи камение великое на шею им». Родственники казненных вполне могли при случае отомстить Шемяке.

Возможно даже и то, что ярый противник Василия II боялся, что будет выдан своему врагу на расправу (а новгородцы вполне могли пойти на такую демонстрацию дружбы), а потому покончил жизнь самоубийством.

Впрочем, вполне вероятна естественная кончина князя или его отравление той самой «курятию». В прежние времена «естественное» отравление обычно толковали как результат происков врагов и отравление нарочитое.

Так или иначе, но эта смерть символизировала, что смута закончилась. Самый непримиримый и последовательный борец против гегемонии Москвы сошел с исторической арены. Теперь удельные князья оказались под властью более сильного Великого князя Московского. Обозначился безусловный центр объединяющейся Руси – Москва.

Сильнейший удар был нанесен удельному порядку (правда, остатки его сохранялись еще длительное время, до царствования Ивана III). Ликвидированы были уделы в Суздальской земле. Подчинилась Василию II свободолюбивая и своевольная Вятка, которая вместе с Галичем была оплотом сепаратизма.

Москва усилила свое влияние и на Северо-Западе Руси, начав борьбу за власть над могучей и богатой боярско-купеческой республикой, «вольным Новгородом».

Псков был вынужден принять московского наместника «ни по псковскому прошению, ни по старине». Ослабла независимость Ярославского и Ростовского княжеств. Только Тверь все еще оставалась серьезным и независимым конкурентом Москве.

Позиция великого князя тверского, Бориса Александровича, в период смуты была непоследовательной. От нейтралитета он перешел к антимосковской позиции, а от нее – к союзу с Москвой. Казалось бы, ситуация для него складывалась благоприятно. Он получал шанс на возвышение и устранение с политической арены Василия II.

По-видимому, дело было в том, что великому князю тверскому приходилось лавировать между «двумя великанами» – Литвой и Москвой. Избавившись от «московского гегемона», он рисковал оказаться под властью Литвы, с которой вынужден был при Витовте сверять свою внешнюю политику и, в частности, участвовать в Литовском походе на Новгород.

Литве подчинилось и великое княжество Рязанское. Увеличивалось давление Литвы на Новгород. Чтобы сохранять независимость своих владений, князь Борис, вероятно, вынужден был иметь сильного союзника в лице Москвы. Он, конечно же, не мог предвидеть дальнейшее укрепление великого княжества Московского и сравнительно быстрого включения в него тверских земель. Это сделает Иван III, который покорит Тверь и депортирует часть ее жителей.

Международные позиции Руси окрепли в немалой степени за счет внутриполитических неурядиц среди ее агрессивных восточных и западных соседей. Не только Литва, но и Ливонский орден переживал упадок, все реже стал беспокоить Псковскую республику и в конце концов счел за благо заключить с ней мирный договор.

Возможно, все эти обстоятельства больше, чем окрепший при слепоте ум Василия II и его опыт – во многом отрицательный – политической борьбы, содействовали его окончательной победе.

Однако в истории редко происходит случайное стечение благоприятных (или неблагоприятных) обстоятельств, не имеющее никакого логического основания. Взгляд на исторический процесс как проявление своеволий отдельных выдающихся личностей или вообще правителей устарел уже в античные времена.

В частных случаях подобные стихийные явления не только возможны, но и неизбежны, подобно тому, как в судьбе человека проявляются не только определенные закономерности, но и непредсказуемые, алогичные события и поступки. Однако следует учитывать, что общественные процессы имеют преимущественно статистический характер, являются составляющими множества разнонаправленных векторов.

Так, при горном обвале или снежной лавине каждая отдельная частичка описывает сложную, порой причудливую траекторию. Но все вместе они двигаются, подчиняясь определенным закономерностям по более или менее простой предсказуемой линии, в соответствии прежде всего с силой гравитации, особенностями рельефа и внутренними свойствами данного массива.

Нечто подобное происходит и с крупными общественными процессами. Отдельные флуктуации в нем сглаживаются и демонстрируют не более чем временные, не слишком значительные отклонения от единой составляющей.

Смутные эпохи, судя по всему, разворачиваются по какой-то внутренней логике и завершаются закономерно, чему подтверждением служат последующие события. То, что мы видим их ретроспективно, может, конечно, создавать определенную иллюзию закономерности. Но когда данная линия развития (или деградации) прослеживается достаточно долго, это уже вряд ли допустимо относить к явлениям случайным.

Московское великое княжество, преодолев непростые перипетии смутного периода, вышло из него с честью. То, что это не было случайным успехом, доказывают последующие события: укрепление Москвы и формирование на ее основе государства Российского.

ПОЧЕМУ ПОБЕДИЛА МОСКВА?

В науке принято избегать вопроса «почему», предпочитая – «как». В истории поиски первопричин чаще всего уводят все дальше в прошлое, порой в доисторические времена, где и вовсе отсутствуют письменные свидетельства, а восстанавливать события приходится по косвенным фактам.

И все-таки попытаемся ответить на вопрос: почему Московское великое княжество вышло из феодальной войны окрепшим, восстановившим и усилившим свои позиции? Это произошло несмотря если не на бездарность, то во всяком случае заурядность Василия II.

По всей вероятности, народу надоели постоянные феодальные междоусобицы, те беспорядки, которые были вызваны произволом тогдашних олигархов – бояр и князей. Лучше уж было терпеть от одного великого князя Московского, чем от целой оравы удельных князей московских, великих князей иных земель и от их удельных князей. Постоянные раздоры и хитрые политические интриги ослабляли каждое русское княжество. В результате возрастала опасность подпасть под власть сильных и агрессивных западных или восточных соседей.

Была еще одна важная причина, способствовавшая окончанию феодальной войны. Феодалы противоборствующих сторон захватывали общинные земли черносошных крестьян, то есть лично свободных крестьян, несших государственные повинности. Такая «экспроприация» в ХV веке шла полным ходом (и была в основном завершена в годы опричнины при Иване Грозном).

Возникали многочисленные отряды «татей», как называли тогда вооружившихся крестьян, вступавших в борьбу с угнетателями. Междоусобицы ложились тяжким бременем и на городской небогатый люд, да и на богатых купцов тоже: ведь они теряли торговые связи. В Москве, Можайске, Серпухове, Новгороде, Пскове происходили народные восстания.

Это пугало все слои феодалов – от мелких дворян до бояр и удельных князей. В одних случаях крестьяне поддерживали своих князей в борьбе против Москвы. В других выступали за московское господство. Беднота Устюга Великого открыла ворота города Шемяке. Его крепкой опорой были жители Вятской земли, где еще были сильны патриархальные порядки, а феодальный гнет был слабее, чем в Московском великом княжестве. В Вятку стекались беглые холопы, готовые сражаться с Москвой. Победа Василия II обернулась для многих из них закабалением.

А крестьяне и горожане Московского великого княжества поддерживали Василия II. Ведь каждый новый приход чужаков приносил им новые тяготы, грабежи, разорение.

В период междоусобиц феодалы начинали чувствовать зыбкость своего положения. Они теперь во многом зависели от более низких социальных слоев. А те в свою очередь начинали осознавать свои политические возможности. Это обстоятельство их тревожило. Борясь друг с другом, они становились слабее, попадая в зависимость от собственных подданных или от чужеземцев или иноверцев.

Важную роль играла авторитетная православная церковь, которая выступала не только за стабильность, но и за объединение отдельных феодальных владений в одно государство. В противном случае страну ждала судьба Византии.

Затянувшаяся смута утомила и господ, и подчиненных. Слабость власти порождала не столько анархию, сколько хаос. И если для воинственных князей ратные «потехи» были занятием привычным и естественным, то для простого люда – крестьян, ремесленников, а также для купцов и торговцев постоянные междоусобицы стали в конце концов невыносимыми. Народ устал от беспорядка. Гарантировать установление мира мог только сильный правитель. Учитывая центральное положение Московского великого княжества, таким правителем с наибольшим успехом мог быть его государь.

Обратим внимание и на возросшее самосознание русского народа. Как и многие славянские племена, восточные славяне были миролюбивыми, не склонными к ожесточенным захватническим войнам. Те, кто предпочитали вольную жизнь, могли поселиться на свободных территориях на севере и юге Русской равнины.

Можно сказать, веками на Руси шел естественный отбор двух основных типов характера: оседлого землепашца или горожанина, занятого своим делом, миролюбивого и спокойного, и вольнолюбивого, анархически настроенного человека. Для такого отбора были благоприятны условия – и природные, и социальные, и политические. В результате в центральном регионе страны оставались главным образом люди, склонные к мирным занятиям, к общественному порядку. Установление такого порядка было связано, как стало ясно в период феодальной смуты, с признанием главного правителя, центральной власти.

Вновь следует подчеркнуть проницательность, чувство самосохранения и политическое чутье, которое продемонстрировал народ. Этот патриотический инстинкт русского народа позволил не только преодолеть негативные последствия смуты, но и превратить этот кризис в предварительный этап перехода в новое состояние общества, к созданию единого государства на Руси. В результате феодальных распрей произошло не разобщение, а объединение отдельных княжеств. Произошло не сразу, но закономерно и последовательно.

…Обратившись к современности, к смуте конца XX века, мы увидим нечто прямо противоположное. Могучая держава без особых катаклизмов была расчленена на большое количество так называемых «независимых государств», из которых все стали несравненно слабей экономически и политически, чем прежде. Скажем, эстонцу в СССР принадлежала – как полноправному гражданину – вся гигантская территория крупнейшей в мире страны от Балтики до Тихого океана. Его права ничем не были ограничены по сравнению с преобладающим русским населением.

Правда, теперь богатый эстонец волен разъезжать по всем странам мира. Но для подавляющего числа населения провинциальный национализм оказался не более чем средством их полного закабаления местными олигархами. То же относится и ко всем «независимым» государствам. Трудящимся – включая интеллигенцию – там теперь живется намного хуже, чем при централизованной власти в единой могучей державе.

Если здраво рассудить, то так оно и должно быть. Несмотря на излишне крупные затраты на оборону страны, единая плановая экономика при нормальной организации имеет явные преимущества перед стихийно развивающимися раздробленными экономиками соседствующих, но разобщенных государств. Тем более что у каждой из них будет недоставать сил для противодействия агрессивным крупным державам.

В то время как США включают в сферу своих экономических интересов огромные регионы по всему земному шару, в то время как европейские страны создают единое экономическое пространство, мощная сверхдержава расчленяется и превращается в весьма непрочное «содружество» экономически слабых государств.

Не вдав аясь в те орети ческ ие об основ ания, сле дует трез во о ценить непреложный факт: совокупный экономический потенциал так называемых независимых государств – бывших союзных республик – в несколько раз ниже того потенциала, которым обладал СССР!

Под фальшивым лозунгом демократизации и национальной независимости произошло невероятное для XX века: переход к феодальной раздробленности – событие прямо противоположное тому, что происходило на Руси в XV веке. Тогда смута предшествовала и определила создание единой могучей державы. Теперь смута привела к распаду великой сверхдержавы и, в частности, к разобщению славянских народов (не говоря уж об отчленении русского этноса).

Это был процесс экономической, политической, военной, культурной и в целом общественной деградации. Если учесть его длительный характер, надо признать, что он был не случаен и не определялся только внешними враждебными силами. У СССР были еще более мощные и агрессивные враги, и он смог с ними справиться. Так что главная причина в том, что принципиально изменился правящий слой, а также социальные слои, прежде всего интеллигенция.

Отчасти это стало следствием сталинской национальной политики, которая была направлена не на подавление национальных культур и национального самосознания даже малых народов, а наоборот, на их сохранение и укрепление. Создав национальные автономии и предоставив там преимущества местному населению (исключение составила только Российская Федерация), создав Совет Национальностей, центральная власть тем самым ослабила свое влияние в регионах. И как только к управлению страной пришла преступная «команда Горбачева», вся структура социалистической системы государств расшаталась, а затем и рухнула. При этом не обошлось и без предательства.

Преодолеть буржуазную потребительскую и паразитическую идеологию не так-то просто. За долгие годы мирной жизни она стала разъедать общественное сознание, поражая прежде всего и преимущественно высшие общественные слои, партийную номенклатуру. Соединившись с национализмом, буржуазная идеология обрела взрывоопасный характер, агрессивный и злобный.

Кто же выгадал от расчленения СССР? Олигархи разного пошиба и «феодальные князья» с националистической окраской. Кто прогадал? Практически все народы и все культуры на этом огромном постсоветском пространстве. И произошло это в результате – помимо всего прочего – утраты значительной частью русского и советского народа реального представления о мире и своего места в нем, утраты глубинного инстинкта самосохранения и национального достоинства, понимания тех преимуществ, которые может предоставить своим гражданам сильное, независимое, экономически и научно-технически развитое государство.

Русские люди XV века если не всегда это ясно осознавали, то глубоко чувствовали. Это и стало одним из важных факторов, способствовавших прекращению феодальной смуты и созданию великого государства.