Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941

Заключение

Итак, анализ событий, происходивших в один из самых драматических периодов европейской истории – конца 30-х – начала 40-х годов – в Центральной и Восточной Европе позволяет прийти к выводу, что крутые виражи во внешней политике, подчас непредсказуемые, ведущих держав, в том числе и Советского Союза, привели к серьезным изменениям в расстановке политических сил, к деформации всей международной обстановки и в конечном итоге – к войне.

«Не было в истории XX столетия обстановки более сложной, запутанной, более отягощенной многочисленными страхами, предчувствиями надвигающейся драмы, чем та, которая сложилась между осенью 1938 и концом лета 1939 г. Не делалось еще за столь короткий срок столько рискованных шагов в политике, столько ошибок, столько неверных прогнозов и вместе с тем не было сказано столько многозначительных слов. Новейшая история не знала такой всеобщей отчужденности, враждебности и подозрительности, такого антиинтеллектуализма в политике, как в период от Мюнхена до начала войны»[802] – так оценивает обстановку того времени известный советский историк и политолог профессор Д. М. Проэктор.

Решающее значение в возникновении именно такой ситуации в международных отношениях, несомненно, имел Мюнхен. Его участники – Германия, Италия, Англия и Франция – несут главную ответственность за то состояние Европы, которое уже давно определяется понятием «предвоенный политический кризис».

Что касается внешней политики Советского Союза, то его руководство во главе со Сталиным на протяжении почти двух десятилетий исходило из тезиса о наличии угрозы со стороны капиталистического окружения. Хотя если иметь в виду наших непосредственных соседей, то никто из них в конце 30-х годов не был готов и не имел намерения воевать против Советского Союза.

В чем же было существо внешнеполитического курса советского руководства и конкретных акций советской дипломатии в 1939– 1941 гг.? Этот вопрос, как никакой другой, и поныне вызывает немало споров, и необходимо признать, что ответ на него связан далеко не с самой светлой страницей нашей истории.

Позиция советского руководства в сложившейся ситуации носила весьма противоречивый, неоднозначный и в стратегическом плане недальновидный характер. В ней сочетались предпринятые еще в середине 30-х годов попытки обуздать агрессора и ограничить его захватнические устремления с явным сговором с ним впоследствии в интересах достижения своих собственных великодержавных целей.

Историческое значение для антифашистских сил в их борьбе за предотвращение второй мировой войны могли бы иметь начавшиеся летом 1939 г. политические и военные переговоры между Англией, Францией и Советским Союзом. Но позиция англо-французских партнеров формировалась под влиянием происходивших в СССР ранее судебных процессов, которые заметно ослабили командный состав Красной Армии, в силу чего, по мнению 3апада, «военная союзоспособность» СССР не заслуживала внимания. Советская дипломатия своей негибкой и неоправданно жесткой позицией также не содействовала успеху переговоров.

В начавшейся вскоре войне советское руководство предприняло ряд таких рискованных шагов, которые приводили к нарушению нейтрального статуса Советского Союза.

Перед своим отъездом «в отпуск» 31 декабря 1939 г. посол Великобритании Сидс заявил Молотову: «Когда мы прервали летом наши переговоры, то я сказал себе, что СССР предпочитает не пакт с нами, а нейтралитет. К сожалению, в печати и даже в официальных выступлениях этот нейтралитет стал находить такое выражение, которое несколько ранит Англию. Так, например, Советский Союз снабжает воюющую Германию»[803].

К сожалению, британский посол был прав. Советский фактор имел тогда активный характер, играл важную, а временами и решающую дестабилизирующую роль в международных отношениях. В 1939 г. советское руководство во главе со Сталиным предало забвению демократические традиции внешней политики СССР, накопленные в 20-х – первой половине 30-х годов, когда Советский Союз разоблачал фашистскую диктатуру, выступал за единство действий демократических сил.

Одним из самых крупных просчетов советского руководства, и прежде всего лично Сталина и Молотова, было заключение ряда договоров с гитлеровской Германией и участие СССР на их основе в разделе Восточной Европы на сферы влияния. Прежде всего это относится к договорам, заключенным 23 августа и 28 сентября 1939 г. Как сами договоры, так и их претворение в жизнь были грубым нарушением императивов международного и советского права. В политическом плане они нанесли непоправимый удар по международному престижу Советского Союза, задержали развертывание массовой освободительной борьбы народов оккупированных Германией стран, затормозили образование единого антифашистского фронта стран и народов, дезориентировали деятельность мирового коммунистического движения, всех друзей СССР за рубежом. В военно-стратегическом плане эти договоренности предоставили возможность Гитлеру захватить почти всю континентальную Европу, не опасаясь удара с Востока. В моральном плане партнеры по переговорам, пытаясь обмануть друг друга, свои народы и мировую общественность, длительное время скрывая от них наличие секретных протоколов, поступали безнравственно. Так же безнравственна была попытка оправдать средства достижения своих великодержавных устремлений благими целями, как поступали Сталин и Молотов в акциях в Польше, в республиках Прибалтики и Финляндии.

Вопреки утверждениям некоторых исследователей, советско-германские договоренности не создали эффективного заслона гитлеровской агрессии против Советского Союза. Наоборот, если до 1939–1940 гг. от Баренцева до Черного моря существовал ряд государств, служивших своеобразным буфером между Германией и СССР, то накануне Великой Отечественной войны возникло непосредственное противостояние их вооруженных сил. С августа 1939 г. до июня 1941 г. наши дела шли от плохих к худшим. Страна растеряла своих возможных союзников в Восточной Европе во имя сближения с Германией. Между тем отношения с ней также развивались не лучшим образом. Престиж советского руководства в глазах мировой демократической общественности особенно пал во время переговоров Молотова с Гитлером и Риббентропом в Берлине осенью 1940 г. В ходе этих переговоров советское руководство даже дало согласие на определенных условиях присоединиться к агрессивному Тройственному пакту.

Особое место в действиях советского руководства в рассматриваемый период занимает его неспровоцированная агрессия против Финляндии. Целью этой агрессии было не столько добиться небольшой передвижки границы в районе Ленинграда, сколько реально включить в свою сферу интересов страну, стратегическое положение которой имело, по мнению Сталина, Молотова и Ворошилова, «жизненно» важное значение для СССР. В военном плане более многочисленные и технически лучше оснащенные советские войска, конечно же, победили мужественно оборонявшуюся финскую армию. Но в морально-политическом отношении Советский Союз потерпел крупное поражение. Перед всем миром «социалистическое» государство предстало как агрессор.

На основе тех же советско-германских договоренностей и при дипломатическом и военном содействии гитлеровской Германии советское руководство присоединило к СССР ряд соседних стран и территорий от Балтийского до Черного моря. Причем мнение народов игнорировалось. Таким путем претворялась в жизнь концепция партийной и советской верхушки о необходимости постепенного увеличения числа советских республик. С точки зрения международного права может быть оправдано лишь возвращение Бессарабии, незаконно оккупированной румынскими войсками в 1918 г.

Никакая сложная международная обстановка того времени не могла служить оправданием того грубого вмешательства во внутренние дела республик Балтии, которое практиковали представители Советского Союза, их ультимативных требований и применения террористических методов в политической борьбе.

У воинственных римлян была в почете формула: «Укорачивай свое оружие, но удлиняй свои границы». Но ведь то был век пики и щита, а не современных гаубиц и межконтинентальных бомбардировщиков. Эту разницу уже показала вторая мировая война и события первых недель Великой Отечественной войны. «Значительно уступавший Красной Армии по численности и сопоставимый с ней по техническому оснащению вермахт всего в несколько дней преодолел территории, из-за обретения которых перед войной велись такие сложные дипломатические игры, стоившие стране морального престижа, обернувшиеся окончательным расколом антифашистских сил» – такую горькую, но справедливую оценку обстановки того времени дал журнал «Международная жизнь» в 1990 г.[804]

Весь трагизм ситуации, сложившейся тогда на присоединенных к СССР территориях, как и позже, с 1944 г., в ряде стран Центральной и Юго-Восточной Европы, состоял в том, что советские люди выполняли крайне противоречивую миссию. Если воины Красной Армии освободили народы этих стран от фашистского ига и создали щит безопасности, хотя, как оказалось, весьма ненадежный, то те, кто шел вслед за регулярными войсками, по воле советских лидеров беспощадно устраняли даже предпосылки для рождения демократических обществ, навязывали народам тоталитарные режимы, развертывали массовый террор, олицетворением которого стала система тюрем и концлагерей. Масштабы этого тоталитаризма были бы меньшими, если бы в данном процессе не участвовали внутренние силы этих областей и стран и прежде всего компартии, которые нередко «плясали быстрее, чем позволяла музыка». За сложившуюся драматическую ситуацию они также должны нести свою долю ответственности.

Один из лидеров партии левых эсеров Мария Спиридонова утверждала, что террор, который применяла ее партия до революции, был средством борьбы угнетенных и стремящихся к свободе масс. Но «красный террор», применявшийся большевиками после того, как они завоевали власть, – это ничем не оправданный террор победителей против своего народа[805]. Действительно, в «терроре победителей», устроенном советскими органами безопасности на присоединенных к СССР территориях, как и вообще во всей стране, решительно не было никакой политической необходимости. Он был порожден волей лично Сталина и его ближайшего окружения, чтобы держать народ в страхе и на нем укреплять свою единоличную власть.

Международное преступление особой тяжести было совершено советскими органами госбезопасности в отношении 15 тыс. польских военнопленных офицеров и полицейских в Катыни, Харькове и в других местах, а руководители сталинской дипломатии сделали все возможное, чтобы дезинформировать по этому вопросу советских людей и мировую общественность. На протяжении более полувека это преступление обременяло отношения между советским и польским народами, было их общей болью. Лишь в последнее время историческая правда восстановлена, что является большим вкладом в нормализацию отношений между нашими соседними странами и народами.

После побед вермахта на Западе весной и летом 1940 г. советские руководители стали осознавать реальную опасность, нависшую над Советским Союзом со стороны Германии, потому что с тех пор Гитлер уже в меньшей мере нуждался в услугах Сталина. На основе принятого «плана Барбаросса» Гитлер предпринял тщательную и всестороннюю подготовку к войне с Советским Союзом, которая, как он считал, станет для него решающим событием на пути к достижению мирового господства. Расчет строился прежде всего на внезапности нападения и на полном разгроме советских вооруженных сил в течение нескольких недель. Руководство СССР со своей стороны также принимало решительные и подчас жестокие меры применительно к своему народу, чтобы во всеоружии встретить врага. Но удалось ему это лишь частично.

22 июня началась Великая Отечественная война советского народа. В первые недели и месяцы войны обнаружились все экономические, политические и дипломатические промахи и просчеты, а также последствия преступлений Сталина и его окружения, имевшие место в предыдущие годы. Лишь благодаря, духу, стойкости и жертвам советских людей враг был изгнан с территории Советского Союза, а затем совместными усилиями с народами антигитлеровской коалиции окончательно разгромлен. На сей раз советский фактор имел решающее значение в спасении человечества от коричневой чумы. Естественно возникает вопрос: почему же в трагической ситуации предвоенных лет Советский Союз не сыграл в международной жизни конструктивной роли в деле предотвращения войны?

К концу 30-х годов в Советском Союзе была построена такая модель «социализма», которая характеризовалась тоталитарными, командно-административными методами руководства. Принятию взвешенных решений в международных делах мешала концепция, исходившая из ложного представления о Советском Союзе как «осажденной крепости». В таком случае для Сталина было естественным рассматривать все окружающие эту «крепость» страны как вражеские.

Могло ли советское руководство, опираясь на подобную концепцию, трезво отличать действительных врагов от мнимых? Могло ли оно реально рассчитывать на понимание со стороны соседних народов и на честное сотрудничество с ними? Разумеется, нет.

В основу философии обеспечения безопасности страны советское руководство положило идею исключительной приоритетности военного могущества, несмотря на то, что само оно постоянно подчеркивало роль экономической мощи, морально-политического единства народа, гибкой и осторожной внешней политики правительства. Более того, Сталин стремился добиться военного паритета не с какой-либо одной страной, а со всем «империалистическим лагерем», хотя ясно было, что это утопия чистейшей воды.

Сталинская внешняя политика в предвоенные годы стала одной из причин неоправданных жертв советских людей. Она и в послевоенные годы, вызывая «синдром страха», представляла собой «бомбу замедленного действия», создавшую наряду с другими факторами кризисные ситуации в ряде стран Восточной Европы, да и в некоторых республиках Советского Союза.

Теперь мы открыто признаем и понимаем причину того, почему особенно в западных областях страны и в Прибалтике не так уж мало советских граждан встречали немецких захватчиков хлебом-солью, почему германскому командованию удалось создать антисоветские воинские формирования, которые по численности не уступали отрядам советских партизан, действовавшим в тылу врага.

Мы также знаем, что для Западной Украины и Прибалтики май 1945 г. еще не означал мира и обретения свободы, а был лишь одним из рубежей братоубийственной гражданской войны, длившейся до 1952 г., принесшей новые страдания и смерть. И все это происходило тогда, когда во всех других странах уже давно умолкли пушки и люди радовались свободе и жизни.

Завершая размышления о событиях предвоенного времени, особенно о таком его стержневом акте, как советско-германский пакт о ненападении, автор не может не прийти к выводу: не будь рокового 23 августа 1939 г., возможно, не было бы и рокового дня 22 июня 1941г.

Начатая в 1985 г. перестройка в области международных отношений привела к окончанию «холодной войны». Большая заслуга в успешном развитии этого процесса принадлежит Советскому Союзу и его дипломатической службе. В 1990 г. произошло объединение Германии, что подвело черту под итогами второй мировой войны, привело к устранению «блокового» мышления, создало исключительно благоприятные условия для мужественного признания ошибок и преступлений прошлого, для трезвого осмысления роли советского фактора в предвоенном политическом кризисе. Сама логика перестроечного процесса в Советском Союзе формирует негативное отношение к советско-германским договоренностям 1939–1941 гг. и другим внешнеполитическим актам сталинского руководства.

В настоящее время внешняя политика Советского Союза вносит свой весомый вклад в реализацию новой формы безопасности. Она направлена на то, чтобы безопасность военная не шла в ущерб экономической и социальной защите населения, ибо государство сильно прежде всего благосостоянием своих граждан.