Недавно опубликованный в «Историческом архиве» журнал посетителей кремлевского кабинета Сталина — увлекательнейшее чтение для специалистов. За именами тех, кто имел счастье (или несчастье) беседовать с Иосифом Виссарионовичем, порой стоят сенсационные находки и неразгаданные тайны мировой истории. Вот, например, 2 января 1940 года Сталин встречался с неким Грюнвальдом, которого публикаторы предположительно определяют как финского генерала Гренвалля, ориентируясь на адъютанта президента Кеконенна генерал-майора Рагнара Гренвалля{142}.[6] Их сомнения можно понять. В тот момент в самом разгаре была «зимняя война» между Финляндией и Советским Союзом, но это не мешает высокопоставленному финскому военному мирно беседовать со Сталиным! А ведь в 1939–1940 годах Гренвалль, еще не получивший генеральского чина, был адъютантом главнокомандующего финской армии маршала барона Карла Густава Маннергейма!
В Финляндии в 1971 году вышла книга бывшего личного радиста и шифровальщика Маннергейма Вилно Тахванайнена «Специальные миссии». Он утверждал, что с 1932 по 1945 год Маннергейм поддерживал секретный радиообмен со Сталиным. И тот факт, что в самый разгар «зимней войны» маннергеймовский адъютант был на приеме у Иосифа Виссарионовича, доказывает, что Тахванайнен писал правду. Ведь для того, чтобы Гренвалль встретился со Сталиным, об этой встрече надо было договориться. А в условиях войны сделать это проще всего было по радио.
Что же обсуждал Гренвалль со Сталиным? Во время беседы присутствовали нарком обороны Ворошилов и начальник Генштаба Шапошников, а в самом конце разговора появился глава правительства и нарком иностранных дел Молотов. Можно предположить, что обсуждался вопрос о заключении перемирия. Не исключено, что под влиянием встречи Гренвалля со Сталиным появились следующие строки в мемуарах Маннергейма: «Кремлю было невыгодно, что у него на севере руки оказались связаны в тот момент, когда перед ним встали новые задачи, предусмотренные советско-германским пактом: оккупация Бессарабии и большевизация прибалтийских стран. С самого начала января 1940 года (выделено мной. — Б.С.) руководство Советского Союза ожидало нападения Германии на Западную Европу, что дало бы ему возможность продолжить свою экспансионистскую политику. Если бы финская война была продолжена, то следовало бы опасаться, что такие планы, направленные против Германии и западных стран, требующие, кроме всего прочего, тщательной подготовки и выбора подходящего момента времени, подверглись бы риску или были бы задержаны и вызвали бы новые, непредвиденные осложнения». Вероятно, встречи в Москве создали у Гренвалля впечатление, что СССР стремится побыстрее закончить финскую войну, чтобы развязать себе руки во время ожидавшегося германского наступления на Западе. Однако договориться о прекращении огня в январе 40-го не удалось.
Но контакты Сталина и Маннергейма, если верить Тахванайнену, не прекратились. Возможно, с ними связана еще одна тайна. Маннергейм в мемуарах описывает историю гибели финского пассажирского самолета «Калева» марки Ю-52, сбитого 14 июня 1940 года во время регулярного рейса из Таллинна в Хельсинки: «Было доказано, что «Калева» сбили два русских истребителя и что русская подводная лодка, курсировавшая в этом районе, овладела всеми грузами, находившимися в самолете. Помимо финского летчика и экипажа лайнера погибли и пассажиры; они были иностранными гражданами и в их числе летел французский дипкурьер, мешок с почтой которого стал также трофеем. Правительство в тех деликатных для Финляндии условиях… сочло за благо не выступать с протестом и не требовать возмещения. В сообщении для публики было сказано, что причина падения самолета осталась невыясненной, и все же действительное положение вещей стало хорошо известно. Это подтвердил спустя пару лет и оказавшийся в плену один из офицеров подводной лодки; по его словам, мешок с диппочтой в открытом море был передан на борт судна, которое тут же было выслано из Кронштадта».
Маннергейм ошибся: самолет был сбит не истребителями, а бомбардировщиками. Бывший флаг-штурман 1-го минно-торпедного авиаполка Балтфлота Герой Советского Союза Петр Ильич Хохлов в 1988 году в мемуарной книге «Над тремя морями» сообщил о геройском подвиге двух бомбардировщиков Ил-4, сбивших финский пассажирский самолет вблизи Таллинна. На одном «Иле» были командир полка Шио Бедзинович Бедзинашвили, сам Хохлов и стрелок сержант Казунов. На втором — командир капитан М.А. Бабушкин, штурман лейтенант Константин Виноградов и стрелок сержант В.А. Лучников. Страна должна знать своих героев!
Петр Ильич утверждал, что «был дан приказ — закрыть бесконтрольный выход иностранных судов и иностранных самолетов из морских портов и с аэродромов Прибалтийских республик… 23 июня 1940 года два наших экипажа во главе с командиром полка полковником Ш.Б. Бедзинашвили вылетели в разведку в северо-западную часть Балтийского моря… Километрах в 3–4 от Талинна я заметил, как с аэродрома Лагсберг взлетел самолет. Он берет курс в сторону Хельсинки… Сближаемся с самолетом Ю-52 без каких-либо опознавательных знаков (неужели не заметили бравые бомберы синюю финскую свастику? — Б.С.). Я открыл астролюк своей кабины, приподнялся и рукой показал пилоту, чтобы разворачивал машину в сторону аэродрома. Но «юнкере» летит прежним курсом да еще увеличивает скорость… Несколько трассирующих очередей проходят впереди кабины «юнкерса», но и это не меняет дела. Мы так близко от преследуемого самолета, что видим через его иллюминаторы пассажиров… их самодовольные физиономии. Нам показывают кулаки, грозят пистолетами (опознавательные знаки не заметили, а самодовольные лица и кулаки разглядели! — Б.С.). После этого самолет-нарушитель (непонятно, что нарушивший. — Б.С.) был сбит.
Мы сделали все по правилам по инструкции. И все же возвращались на аэродром с сожалением о случившемся. В рапортах подробно изложили все обстоятельства, однако были нам упреки: дескать, не сумели принудить «юнкере» к приземлению. Все встало на свои места, когда в поднятом со дна залива фюзеляже обнаружили не только множество материальных ценностей, но и большое количество документов, составляющих государственную тайну… Мы поняли, почему экипаж Ю-52 отказался подчиниться требованию о возвращении на аэродром: ему пришлось бы расплачиваться за шпионаж».
Чувствуется, что Хохлов и его товарищи никаких мук совести за 9 безвинно загубленных жизней не испытывали: приказ есть приказ. Мы пока знаем имена только двух: командира «Калевы» Бо фон Виллебранда и радиста Танно Ланниса. Семь пассажиров, включая французского дипкурьера, остаются безымянными.
Интересно, что Петр Ильич бессознательно сдвинул время инцидента на 9 дней — на 23 июня. Получилось, что самолет вылетел из Таллинна уже после оккупации Эстонии советскими войсками, когда, по словам Хохлова, «эксплуататорские классы» «пытались переправить за океан награбленные капиталы» (правда, Балтийское море — не океан). Однако в действительности самолет сбили 14 июня — как раз в день, когда немцы вошли в Париж. Возможно, Петр Ильич за давностью лет перепутал падение Парижа с капитуляцией Франции, последовавшей 22 июня, и поэтому назвал неправильную дату гибели «Калевы». Думаю, что со сдачей французской столицы и был связан приказ сбить самолет. Вероятно, на борту «Калевы» находился какой-то документ, который не только утратил свою актуальность в связи с крахом французского сопротивления, но и становился очень опасным для Сталина, попади он в чужие руки.
Сталин, как мы помним, собирался использовать в своих целях германское наступление на Западе. Поэтому и финскую войну спешно прекратил, и все войска из Финляндии перебросил к германским границам, и демобилизацию призванных на «зимнюю войну» отложил до 1 июля. Наверное, и польских офицеров весной 40-го расстрелял только потому, что в случае войны с Германией их пришлось бы возвращать союзникам, а возвращать не хотелось. Сталин рассчитывал ударить в спину Гитлера, когда все силы вермахта будут брошены против Франции. Но французы подвели — не выдержали удара.
Может быть, некое послание в Лондон и Париж Сталин отправил через Маннергейма с одним из пассажиров самолета. Смысл этого послания, вероятно, сводился к нехитрой формуле: «Держитесь, друзья, скоро, очень скоро Красная армия вам поможет! Только вы уж по-братски уступите нам Прибалтику и Бессарабию». Как раз 13 июня у Сталина состоялось большое военное совещание. Может быть, на нем было решено, что Франции больше не продержаться, а потому Красной армии выступать в поход еще рано. 14-го же первым докладчиком у Сталина был Берия — скорее всего, сообщил о благополучно сбитом самолете и найденном документе.
Вполне возможно также, что злополучное послание вез французский дипкурьер. 13 июня Молотов встречался с только что прибывшим в Москву послом Франции Эриком Лабонном. Он передал пожелание Парижа «обменяться мнениями о средствах поддержания равновесия сил», нарушенных германским наступлением. Иными словами, Франция просила советской поддержки. Молотов в ответ осведомился, готов ли Париж обсудить бессарабскую проблему, но у Лабонна не было инструкций на сей счет[7]. Не исключено, что оккупацию Бессарабии и Литвы СССР тогда рассматривал как создание плацдармов против Германии. Не случайно первые требования Литве были предъявлены еще 25 мая, а ультиматум о вводе войск последовал 14 июня, на два дня раньше, чем двум другим прибалтийским государствам. Возможно, Молотов передал Лабонну секретное послание французскому правительству. Падение Парижа заставило Сталина срочно уничтожить документ, который ни в коем случае не должен был попасть в руки немцев. В погоню были брошены бомбардировщики — только они с базы на Моонзунд-ских островах успевали перехватить «Калеву».
Окончательно прояснить вопрос могли бы архивы — ФСБ и Президентский. Может, там еще обнаружится тот документ, который привел к гибели финского самолета. Но в любом случае стоило бы не только извиниться за преступление 60-летней давности, но и выплатить компенсации родственникам погибших, равно как давно пора выплатить компенсации и жертвам Катыни.