Ницше как амазонка не мог найти достойной пары и вечно-женственное ему заменила мудрость.
«Мудрость есть женщина – признался базельский отшельник – я хотел бы иметь от нее ребенка».
И так много лет он наслаждался своею мудростью и одиночеством.
И, как поэт, воспел божество весело танцующее на острых ледяных вершинах. Он был поэтом но полюбил отвлеченную мудрость потому что любил одиночество, и бежал от книги (трижды опостылевшей) хотя весь был пропитая ею даже больше, чем одиночеством.
Это был демон дерзкий до головокружения и утешало его лишь одно – божество сотканное из электрических да и нет, легконогое с воздушный станом, предчувствие босоножек Дункан, воплощение танцующей Саломеи – «выше выше подымайте свои ноги!»
И снова то же: ужас ссоры одинокого со всеми и сладкий мир и мир в границах я.
Философские умы издревле были одиноки – и тень Ницше Канта в Шопенгауэра решительно бы потеряла свое значение без одиночества.
В прошлой г. Вл. Эрн утрамбовывая свою речь гносеологическими формулами доказывая что Кант в своем феноменализме – евнух, а его категорич. императив бездейственный.
Но все же тайное умиление не покидало Кенигсбергского отшельника.
А кто знает какие неизъяснимые радости переживал Шопенгауэр любуясь созданной им картиной великой гибели мира, тот поймет многое!
И череп Канта и суровые брови Шопенгауэра и холодные вершины Ницше странно сливаются в одно дополняют друг друга и образуют легкий хоровод пляшущих туманных божеств у которых упруги только ноги…
И никакие весомые девушки лежавшие по бокам и согревавшие старость Шопенгауэра не могли соперничать с ними!..