Тайные пороки академиков

Тель (але стиль) литераторов

Сонный свист!

однообразный, тонкий засасывающий, царство объятое конвульсиями сна – спят сморщенные лбы щеки и волосы спят полинявшие деревья, птица вздрагивая одной ногой повисла в воздухе…

в пустыне улиц подымается дымок ветра и пронизывает свистом уши с одного конца земли до другого… металлические вещи покрылись ржавчиной,

швист швист – кричат двери, но их никто не слышит люди разучились говорить и только по вечерам со сна свистят…

вот только и слышно пронизывающее уши: с – с – с… и еще: ени ени епи… или –

вот еще любимое: тся

поэты бегут глагольных рифм потому что они очень доступны и потому что переполняют стих разными: ел… то… ся… тся… но Пушкин перенес это внутрь и простору для ся и тся стало больше! всего «Евгения Онегина» можно выразить в двух строчная:

Сонный свист торжествует!

Слякость ползет!

но бедный читатель уже в школе так напуган Пушкиным что и пикнуть не смеет и до наших дней «тайна Пушкина» оставалась тайной

вот еще пример:

если сравнить эти строки с 8-ю строчками из «Онегина» – в тоске безумных сожалений и т. д.

то окажется: стиль их выше Пушкинского! в самом деле: на восьми строчках счета мы видим такие редкие и звучные буквы русичей: ы, щ, ф, ю, ж… (и так редки они в романе) вообще тут больше звуков чем у Пушкина и нет ся – ся, те – те и проч.

Тут видим и цифры – что дает зрительное разнообразие. И если стиль писателя определяется количеством слов то должен мериться и количеством букв – буква то же слово (звук форма и образ.). Жидок Пушкин – но таков Лермонтов и все реалисты и символисты:

или:

…бестелесен поцелуй (Ф. Сологуб) – та же околесица и слякотца.

Тошно жить тошно дышать среди этого сопения и сипения.

а они еще поддают: завели аллитерацию чтоб в каждой слове вы уже обязательно встречали какую-нибудь милую парочку

и т. д.

а если даже и звучная буква то будучи повторена 20 раз подряд она становится надоедливой и глухой

символисты знали аллитерацию но неведома ни алфавитация.

В их поэзии (да и в мировой) исключительно сонный ритм салонного танца (раз два три) ритм любви или крепко спящего человека…

Может ли быть что нибудь мертвее и однообразнее?

говоря словами самого Бальмонта…

Даже у итальянцев:

Не было ни одного стиха подобного лихой рубке подобного будетлянскому:

Или еще чистый спондей:

Потому мы и говорим что мы единственные в мире живые люди.

Но… разве мертвецки спящие слышат?…

Рассматривать ли наших поэтов со стороны их идей или с чисто словесной приходим к одному выводу!

Уже указано почему луна умерла, но была и чисто техническая причина: раньше был месяц – золотое сомбреро и луна серебряная раковина или чудная прелестная, гордое чело богини и т. д.

Потом стала медной, а ночь железной.

Но наконец стало дурным тоном говорить о ней в таком тоне и вот читаем: месяц корявый черный (т. е. деревянный), луна как мочевой пузырь (Лафорг) наконец больная и дохлая.

Если эпитеты первого рода уже умерли то второго сразу стремятся туда же!

Нехорошо говорят о луне, но тоже о солнце, о звездах наконец о всей природе, а в том числе и человеке – все эпитеты умерли.

Когда заметили что они не тверды в ногах пробовали их ставить на голову, чтоб не быть смешными сами делали смешное – но это явные признаки конца!

Хлебников пишет про улицу:

Но что означают эти окурки: патроны пули шрапнель и как их представлять – трудно догадаться.

И у других:

Говорят что поэт Батюшков сойдя с ума произносил такие фразы.

Эпитеты трещат и кувыркаются везде.

Прежде в Серпуховской уезде пели:

а теперь

Литература лубок и сумасшедший дом подают друг другу руки!

Но подохли не одни эпитеты, а все слова и крайне чуткий к ним Хлебников уже вместо луна пишет леуна, вместо ночь – ночерь, вместо авиатор —рша, —льтец льтица и даже целые стихи:

Но конечно неологизм не всегда понятен и напр. Брюсов нашел что дебош Хлебникова не хорош ибо похож на французское слово, а оказывается что надо читать его дебош (от дебелый)

то же с рифмой: она теперь непонятна изломана и нелепа:

или:

Поэзия зашла в тупик – и это не выдумка злых будетлян!

Возьмем № журнала за 1915 г. изд. Суворина я там прочтем:

На половину непонятные современному читателю слова!

Чем это хуже Хлебникова?

И если у Суворина так пишут, что же делать либералам?

Писать по «Задушевному Слову»?..

Неологизмов, непонятных, темных неправильных и спорных выражений и слов полно у современной литературы – их много у Ф. Сологуба и Бальмонта, у З. Гиппиус и С. Городецкого (отчасти это было указано выше) –

у Брюсова и Северянина их накопилась такая тьма что пришлось выписывать в объемистый том (А. Шемшурин «футуризм в стихах Брюсова»).

Мы имеем таким образом не личную злую выдумку, не случай и не сумасшествие, – нет это просто современный стиль.

Человек уже видит что бывшие до него слова умерли и пытается подновить вывернуть на изнанку, положить заплатку – чтобы выглядеть богато и нарядно…

Нет, будем откровенны и лучше останемся в одном нижнем чем бродить по Невскому в заплатанном Тришкином кафтане!..

Поэзия зашла в тупик и единственный для нее почетный выход

не употреблять выживших образов эпитетов и слов – перейти к заумному языку:

Совершенно не похоже на умершую литературу!

Ничто тут не стесняет человека и никаких сделок с художественной совестью ненужно!

Не желая творить на допотопном языке тем паче не желаем быть «ни в тех ни в сих» и поем как можем только мы

смелые и задорные:

Плясовая:

Уйдем ли мечтать в пустыню узнав какова она и что там делают уединенные?!.

Но не пойдем и в другую Америку – болтовню о крайней современности как патентованном средстве от всех бед и недугов – эта тема не выше всякой иной!

будем верны слову как таковому и в начнем искусстве исходить из него, извнутри его задач – будем речетворцами

а не смехотворцами!..

А. Крученых.