Тайные слуги

Глава 9 КАЖДЫЙ МОЖЕТ ШПИОНИТЬ, КАЖДЫЙ ДОЛЖЕН ШПИОНИТЬ

С успешным (для Японии) окончанием маньчжурского инцидента завершились первые пятьдесят лет существования японской шпионской службы, созданной по образцу системы шпионажа Штибера. Ее успехи в этой области в условиях превращения Японии в современную державу на манер Запада были столь же примечательными, удивительными и необычными, как и другие ее достижения, а возможно, и большими.

В то время когда Кэндзи Доихара действовал в Маньчжурии и Китае, один европеец попытался дать оценку этому крупнейшему японскому шпиону. Речь идет о немце Рудольфе Гессе, которому предстояло стать личным другом Адольфа Гитлера, занять видное положение среди его приверженцев и получить всемирную известность сначала как загадочного человека, а позже как сумасшедшего. Подобного рода известность стала сопутствовать Гессу после его перелета из Германии в Англию в самом начале второй мировой войны с намерением, как он заявил, положить конец военным действиям.

В 1925 году Гесс поступил в школу геополитики в Мюнхене.

Школа геополитики являлась одним из тех странных проявлений умело запутанного мышления, которое время от времени бросало в Германии семя, пускало ростки и расцветало.

Вскоре после окончания первой мировой войны в Мюнхен прибыл бывший кадровый офицер побежденной немецкой армии. Он приехал туда с чувством особого облегчения, поскольку условия в Германии в то время были настолько плохими, что не только кадровым военным, но и миллионам людей, занятых ранее в промышленности и в других областях хозяйства, трудно было найти работу. Его звали Карл Хаусхофер. Мы уже встречались с ним в начале нашей книги, где Хаусхофер выступал как человек, который помог Геббельсу разрешить затруднения с Руфью Кюн.

Причины, по которым ректор Мюнхенского университета предложил Хаусхоферу должность преподавателя географии, Хаусхоферу были неясны. Но так или иначе предложение было сделано. Хаусхофер спокойно и последовательно обдумал его и прибыл в древнюю столицу Баварии с твердым намерением взяться за новую работу, даже если это означает жить обманом.

Для первого курса Хаусхофер знал предмет достаточно хорошо. Но выступить в качестве преподавателя перед студентами старших курсов он боялся. Долго обманывать юношей невозможно. В этом на собственном опыте убедились многие преподаватели. Еще быстрее оценят знания Хаусхофера его новые коллеги — преподаватели факультета.

Но Карл Хаусхофер не был лишен ума. Попав в затруднительное положение как гражданский служащий, он призвал на помощь храбрость, присущую, ему в годы службы в кайзеровской армии. Хаусхофер решил, что если не сможет долго продержаться в качестве географа, то создаст новый предмет, придумает теорию и терминологию, а затем в меру своих сил начнет популяризировать его.

Размышляя над этим, охваченный внезапным вдохновением, Хаусхофер сформулировал простую и новую для того времени концепцию о связи между географией и политикой. Кратко говоря, содержание его концепции состояло в следующем: внешняя политика страны не определяет ее историю. История страны определяется ее географическим положением. А отсюда географическое положение предопределяет внешнюю политику.

Итак, основное достоинство новой теории, особенно в том виде, в каком она была создана и истолковывалась Хаусхофером, состояло в том, что в ней что-то имелось, хотя сразу трудно было определить это «что-то».

Хаусхоферу исключительно повезло и в том отношении, что лучшего места, чем немецкий университет, где он мог выступить со своей теорией, не было. В своем энтузиазме по изобретению всевозможных «измов» немецкие университеты благодаря обилию профессуры всегда походили на древние Афины.

Хаусхофер не удивился, когда вскоре у него появилось много последователей. Число их росло так быстро, теория принималась так горячо, что Хаусхофер не замедлил покинуть Мюнхенский университет и с группой своих наиболее горячих единомышленников основал школу геополитики.

Рудольф Гесс очень заинтересовался геополитикой, а ее основатель очень заинтересовался Гессом, и они стали близкими друзьями.

В качестве области для изучения Хаусхофер предложил Гессу Японию. Он не только убедил молодого человека в том, что, рекомендуя ему эту особенную страну, поступает правильно, но и дал понять, что Гесс пользуется его особым расположением.

На протяжении многих лет Хаусхофер был настойчивым сторонником союза между Германией и Японией. Он основывал это мнение на уверенности, что Япония рано или поздно расширит сферу своего влияния в Восточной Азии и установит над ней контроль.

Гесс потратил два года на сбор материалов и еще два года на написание работы. Но когда он, наконец, вручил рукопись шефу, удивленный и вначале даже раздраженный Хаусхофер увидел, что его ученик ограничился изучением лишь японского шпионажа. Гесс разбил свою работу на три основные части: история японского шпионажа; массовый шпионаж; цели японского шпионажа.

Согласно утверждениям Гесса японский шпионаж берет свое начало около 1860 года. С того момента, как коммодор Перри заставил японцев открыть свои порты для торговли с иностранцами, перед Японией открылась западная цивилизация. В течение пятидесяти лет японское правительство посылало бесчисленное количество дипломатических, торговых и военно-морских миссий для сбора ценной информации в Европе и Америке. Японцы посылали своих людей под видом учащихся, и перед теми открывались двери крупных промышленных предприятий и арсеналов Старого и Нового света. Предприниматели были вынуждены принимать на работу японцев. Это была своего рода плата за право торговли с Японией. В действительности японские рабочие были хорошо обученными инженерами, которые приезжали, чтобы узнавать промышленные секреты Запада. Экономическим шпионажем занимались также различные японские делегации, студенты и туристы.

Далее Гесс делает обзор становления и развития Японии как мировой державы, формирования и распространения ее экспансионистской политики, а затем излагает цели японского шпионажа. Этими целями, пишет Гесс, было не только раскрытие промышленных и военных секретов, но и проникновение в политические и культурные дела других государств. Он показывает далее, что ничто не оставалось вне сферы деятельности японского шпионажа. Гесс приводит в качестве примера скрупулезной работы японских шпионов выявление ими индивидуальных наклонностей и слабостей ответственных офицеров вооруженных сил и важных работников военной промышленности. Гесс отмечает, что японские агенты стремились определить не только производственную мощность авиационного завода, но и одновременно узнать, какие заводы поставляли ему запасные части и по каким путям эти части доставлялись на завод. Такая информация была необходима, чтобы точно знать, куда подложить бомбу, чтобы ее взрыв был эффективным.

В сфере дипломатической деятельности японские агенты всегда стремились узнать о тайных соглашениях и секретных консульских отчетах. Японцы давно подозревали, что Соединенные Штаты и Великобритания вошли в тайное соглашение против Японии относительно использования баз на Дальнем Востоке.

Во второй части работы Гесс делает вывод, что шпионаж является второй натурой японцев. На протяжении поколений в Японии сложилась внутренняя система массового шпионажа, когда сосед шпионит за соседом[47].

Японские руководители всегда обращались со своим народом, как с детьми. Со времен сёгуната широко использовались сыщики, добровольные и завербованные осведомители. Это обстоятельство, по мнению Гесса, развило в японской нации склонность к шпионажу, которая настолько укоренилась, что японцы занимались им всюду, где представлялся удобный случай, особенно в заграничных поездках. Это вовсе не означает, что каждый японец, находившийся за пределами своей страны, являлся обученным шпионом или агентом японской разведывательной службы. Японцы, конечно, отправлялись путешествовать не только для того, чтобы заниматься шпионажем. Тем не менее, когда японцу представлялась возможность собрать какую бы то ни было информацию, он делал это и передавал ее или японскому консулу или своей полиции по возвращении на родину.

Очень редко можно было встретить японского туриста без фотоаппарата. Вообще говоря, японский турист — наблюдатель по призванию. Но не обладая способностью правильно оценивать наблюдаемое, он собирал много бесполезной информации и даже дезинформации. Все собранное тщательно записывалось в дорожные дневники и в конце концов, попадало к разведке.

По мнению Гесса, самыми способными из японских шпионов-любителей являлись эмигранты. Чтобы добиться доверия, они были не прочь покритиковать свою страну в присутствии иностранцев, если считали, что могут таким путем получить информацию. На самом же деле число японцев, которые действительно плохо думали о своей стране, было настолько мизерным, что о них даже не стоит говорить.

В разведывательных службах различных стран мира давно сложилась традиция — отказываться от провалившегося агента. Японцы никогда не придерживались такой практики. Их дипломатические и консульские представители всегда энергично защищали агентов-неудачников. Вслед за арестом шпиона неизменно следовали негодующие протесты и всегда немедленно давалось поручительство, хотя подобные действия равноценны признанию соучастия в деятельности агентуры.

Донесения как профессиональных агентов, так и агентов-любителей передавались в центральный разведывательный орган в Токио одним из трех следующих способов: через консульства, которые переправляли разведывательную информацию в посольство с курьерами, посольства в свою очередь посылали ее в Японию чаще всего дипломатической почтой; через специальных агентов-курьеров, ездивших под видом людей, якобы совершающих инспекционные поездки; через капитанов японских торговых и пассажирских судов, которым обычно донесения вручались в последнюю минуту перед отплытием в. Японию.

Японский агент имел преимущество перед агентами почти любой другой страны. Немногим иностранцам удавалось изучить трудный японский язык. Это обстоятельство исключало подслушивание. Сложная письменность давала японскому агенту возможность делать записи, не прибегая к кодам.

Поток информации, поступающей от японской агентуры, направлялся в разведывательные органы армии, военно-морского флота и министерства иностранных дел в Токио. Там информация тщательно изучалась, классифицировалась и регистрировалась, а затем представлялась офицерам штаба. Последние, а также начальники разведывательных служб посылали задания агентам за границей с требованием дать сведения по тому или иному определенному объекту.

Гесс сделал серьезный просчет в оценке системы японского шпионажа. Он рассматривал патриотические общества только как шовинистические секретные организации. Вера членов этих обществ в божественную миссию Японии — стать правителем мира, была, по мнению Гесса, настолько же неразумной, насколько и фанатичной. Тем не менее он признавал, что патриотические общества являлись основной движущей силой агрессивности Японии и оказывали на японскую внешнюю политику такое же сильное влияние, как и политические деятели. Гесс сделал несколько поспешных выводов относительно кокурюкай. Некоторые из них были правильны, а некоторые весьма далеки от истины. Члены кокурюкай, по словам Гесса, вербовались главным образом из числа самураев, оставшихся без работы после социальных перемен в стране. Эти самураи были известны под названием ронинов. Ронины тесно сотрудничали с военной разведкой и частично получали поддержку из фондов армии. Экстремистские элементы более молодых клик ронинов, цели которых совпадали с целями обществ, являлись членами того или другого общества.

Среди агентов патриотических обществ, возможно, было некоторое количество ронинов. Однако ими дело не ограничивалось. Мы уже видели, что в число агентов патриотических обществ набирались люди из всех социальных, слоев. Главное, чтобы агенты обладали выдающимся патриотическим рвением и были хорошим материалом, из которого можно сделать шпионов. Это подметил и Гесс, но нельзя найти никаких доказательств какого-либо сотрудничества между патриотическими обществами и военно-морской разведкой. И в самом деле, в их отношениях существовал какой-то холодок, что весьма примечательно.

Многие агенты патриотических обществ на азиатском материке, отмечает Гесс, были выходцами из подонков общества: хорошо вооруженные головорезы, профессиональные убийцы, шантажисты и авантюристы. Таких людей нанимали потому, что патриотические общества для достижения своих целей не брезгали ничем. Хотя эти агенты были тщеславными и наглыми, они в то же время отличались смелостью. Они провоцировали уличные скандалы, драки и другие инциденты, нежелательные для той страны, где эти беспорядки происходили.

Японцы использовали подобные столкновения в качестве предлога для того, чтобы потребовать извинений, а это приводило к потере престижа тех лиц, кто приносил извинения. Подобные инциденты японцы имели и про запас, чтобы в будущем использовать их в качестве предлога для начала военных действий. Гесс изучил тему о японском шпионаже весьма исчерпывающе. Его немецкому уму были понятны и интересны запутанные действия японской шпионской службы, созданной по образцу системы шпионажа Вильгельма Штибера, — детища типичного немецкого мышления, на котором базировалась и продолжает базироваться немецкая шпионская система.

Гесс также признал, насколько далеко ушли у японцы от взятого ими образца, расширив и улучшив его в соответствии со своими специфическими потребностями. Эти потребности, как мы уже видели, продиктованы, во-первых, экспансионистской политикой, определенной третьей догмой государственного синтоизма, и, во-вторых, стремлением обезопасить себя в Азии с тем, чтобы достигнутое ими не было превзойдено или использовано какой-нибудь иностранной державой в ее интересах.

Именно последнее и угрожало японцам в тот ранний период, о котором шла речь выше. Японцы считали, что Россия — это первый и основной противник. Они направляли свои шпионские усилия против России до тех пор, пока противник не был обессилен и таким образом не устранилась непосредственная угроза.

Но, имея дело с Россией не только в Азии, но и в Европе, используя самую многочисленную тайную армию, японцы не забывали и о других потенциальных противниках.

Хотя Россия больше не представляла собой прямую угрозу, японцы не могли чувствовать себя вполне спокойно, пока Китай находился в состоянии упадка. Сама обстановка приглашала любую другую державу вмешаться и навести в Китае порядок[48]. Несколько западных держав, особенно Англия, имели в Китае огромные капиталовложения.

Англичане создали в Гонконге колонию, в которую вложили много миллионов фунтов стерлингов. Они также проявляли огромный интерес к Шанхаю и другим китайским портам. Китай был хорошим потребителем товаров. Японская хлопчатобумажная промышленность уже угрожала интересам огромной хлопчатобумажной промышленности в Ланкашире. Если бы Великобритания увидела, что ее положение на Востоке подрывается беспорядками в Китае, то, как свидетельствует ее прошлый опыт, без всякого колебания установила бы тот или иной контроль над этой страной. Японцы не могли предусмотреть, что Англия проявит в Китае чрезмерную медлительность.

Япония всеми силами стремилась не допустить установления английского контроля над Китаем. Это заставило японцев, занятых устранением угрозы со стороны России, предпринять подготовительные шаги для установления над Китаем своего контроля.

С этой целью в течение первых пятидесяти лет Япония только в Китае создала такую шпионскую организацию, которая по своим размерам с самого начала превосходила всю шпионскую службу любой другой страны. К тому же японцы в любое время могли ее значительно увеличить.

Япония привнесла в свою тайную деятельность в Китае хитрость дьявола и необыкновенную точность. В качестве примера мы можем рассказать о подготовке агента Котаи Кодзуми, отобранного для работы в мусульманских провинциях западной части азиатской России.

Вначале Кодзуми четыре года проучился в Токийской школе иностранных языков и в военной академии. Когда руководители обоих заведений признали его подготовку законченной, его послали к Курбан Али, главе исламского союза в Токио, который до приезда в Японию в течение многих лет занимался подрывной деятельностью.

Курбан Али должен был научить Кодзуми не только безупречному произношению, но и правильным манерам. Прошло еще почти пять лет, прежде чем учитель решил, что его ученик готов к практической деятельности.

Такое безграничное терпение, являющееся одной из выдающихся черт японского шпионажа, может проявить только житель Востока с его особым отношением ко времени. Тщательность, с какой проводилась подготовка агентов, объяснялась опасностью, которая сопровождала их деятельность.

К тому времени, когда Маньчжурия попала, под контроль Японии и стала ее базой на азиатском материке, хаос в Китае усугубился действиями японских агентов. Любыми средствами — подкупом, угрозами, насилием и особенно наркотиками — японцы подчиняли своему влиянию видных китайцев. Скрытно она восстанавливали одного китайского милитариста против другого. С помощью различных манипуляций японские агенты не давали возможности какой-либо одной группе милитаристов, собраться с силами и навести порядок в Китае. Японцы хитро и неустанно подрывали моральные устои людей, насильно прививая им пагубную привычку к наркотикам. Они разрушали нравственные достоинства человека, создавая публичные дома. В то же время, постоянно внушая китайцам, что те обречены на постоянную нужду и бедность, они создавали, атмосферу неуверенности.

Китай занимает обширную территорию, но японцы своей шпионской деятельностью сумели охватить ее всю. Однако при этом они не забывали и о других странах. Японские агенты действовали в Бирме, Сиаме, Индии, Индокитае, Афганистане и Малайе.

Еще в восьмидесятых годах прошлого века японцы поняли, что, для того чтобы стать хозяевами Тихого океана и отплатить за старую. обиду, нанесенную коммодором Перри в 1853 году, они рано или поздно столкнутся с Америкой. Поэтому задолго до окончания XIX века они насадили в Гонолулу своих агентов, которые посылали в Токио еженедельные донесения об американских оборонительных сооружениях и американской деятельности. Шпионская деятельность в этом районе против американцев продолжалась вплоть до нападения на Пирл-Харбор. Не меньшее внимание уделялось и Филиппинам.

Можно с уверенностью сказать, что к концу первых пятидесяти лет своего существования японский шпионаж охватывал половину территории земного шара и в такой степени, что едва ли кто мог точно подсчитать численность обширной армии тайных слуг императора.

Не оставили японцы без внимания и другую половину мира. Во всех странах Европы, в Турции, Египте, Эфиопии, Северной Африке и в районах, омываемых Атлантическим океаном, небольшие ячейки агентов, замыкавшиеся преимущественно на атташе при посольствах и миссиях, зондировали, выявляли и доносили.

Но пока Япония еще не уделяла серьезного внимания Северной и Центральной Америке и богатым нетронутым просторам Голландской Восточной Индии.

Это была фантастическая программа шпионской деятельности, которая покажется еще более фантастической, если принять во внимание, как она расширилась в двадцатые и тридцатые годы нашего века.

Созданная параллельно и одновременно с разведывательными службами двух самых великих держав, шпионская служба Японии низвела английский шпионаж до положения песчинки в пустыне, а шпионаж Соединенных Штатов — призрака, лишенного крови и плоти.

История шпионажа Америки необыкновенна. В ней мы находим объяснение, почему японский шпионаж приобретал все более и более угрожающий характер.

В течение первых ста лет после объявления «Декларации независимости» вся деятельность руководителей американского правительства была направлена на внутреннее развитие страны и не требовала ни шпионов, ни контрразведчиков. Однако в 1898 году Вашингтон неожиданно осознал, что тираническая власть испанцев на Кубе стала предметом внимания американцев и что общественное мнение требует положить конец прежней политике, направленной исключительно на внутренние дела. Война на Кубе продолжалась только четыре месяца и окончилась победой американского оружия. Но одновременно она означала и гораздо большее[49].

С аннексией американцами Гуама, Пуэрто-Рико и Филиппин, а через год Гавайских островов Америка стала колониальной и империалистической державой. Япония в это время старалась нанести сокрушительный удар по России, что и сделала успешно в 1905 году[50].

Укрепление позиций Японии в Маньчжурии и проводимая ею там политика «закрытых дверей» привели к определенному ухудшению японо-американских отношений. Американские меры предосторожности против японцев на Тихоокеанском побережье настолько усугубили положение, что в 1907 году возникла большая угроза войны.

Однако президент Теодор Рузвельт разрядил создавшееся положение, продемонстрировав силу и желание США добиться мирного решения вопроса. С Токио были подписаны два договора: в 1907 и 1908 годах. Японцы неразумно восприняли их как признание Соединенными Штатами особого положения Японии в Маньчжурии. Однако их заблуждение развеялось, когда Вашингтон предложил интернационализировать железные дороги Маньчжурии. Из этого предложения ничего не получилось. Япония подписала договор со своим недавним противником Россией, по которому обе стороны обязались помогать друг другу в защите их интересов[51].

Казалось, первая мировая война и союз Японии с западными державами устранили японскую угрозу по крайней мере на текущий период. Но когда в двадцатых и тридцатых годах японский милитаризм поднялся во весь рост, Америка поняла, что она на очереди. Противоядием японской активности мог бы явиться шпионаж и контршпионаж, которые держали бы деятельность японцев как внутри их страны, так и вне ее под постоянным и строгим наблюдением.

До первой мировой войны Америка не имела контрразведки. Она была создана при вступлении США в войну. В январе 1918 года было решено увеличить ее численность до 750 человек, но перемирие и. демобилизация помешали осуществить это намерение. За период от первой мировой войны до второй американская контрразведка сократилась до такой степени, что вряд ли можно было говорить о ее существовании.

Такое положение продолжалось до июня 1939 года, когда в ответ на непрерывно поступающие сообщения об активной деятельности японских и нацистских шпионов в Панаме, на Гавайях и Филиппинах президент Рузвельт сделал официальное заявление, что все дела, связанные со шпионажем, контршпионажем и саботажем, передаются в ведение федерального бюро расследований, военной разведки и военно-морской разведки.

Начальники этих трех учреждений были обязаны образовать комитет для координации действий. В 1940 году они заключили соглашение, которым определялись обязанности каждого учреждения, причем особое внимание уделялось деятельности за границей. Соглашение было возобновлено в 1942 году.

Известно, что в годы между первой и второй мировыми войнами военная разведка, военно-морская разведка и федеральное бюро расследований продолжали функционировать, но они были настолько неукомплектованы, что не могли справиться со шпионажем в Америке.

Лучшей иллюстрацией ограниченных возможностей довоенного американского шпионажа и контршпионажа явится сравнение бюджетов секретных служб Японии, Великобритании и Америки в тридцатых годах.

В 1934—1935 годах японской секретной службе было ассигновано 13 миллионов 814 тысяч иен, что в переводе на фунты стерлингов по курсу того времени составляло 800 тысяч. В эти же годы Великобритания расходовала на секретную службу 200 тысяч, а Соединенные Штаты — 12,5 тысячи фунтов стерлингов. Эта разница с годами увеличивалась. В 1938—1939 годах Япония выделила на секретную службу 6 миллионов, вся Британская империя — 250 тысяч, а правительство США — 50 тысяч фунтов стерлингов.

Японцы начали серьезно заниматься шпионской деятельностью в Соединенных Штатах с 1927 года. Они развернули свою деятельность в районах, представляющих интерес для американцев и англичан, — на Филиппинах, в Гонконге, Сингапуре и Малайе. Они действовали в Голландской Восточной Индии, Французском Индокитае и Сиаме, затрагивая при этом интересы западных держав. Следует заметить, что все эти районы, являвшиеся объектами продолжительной шпионской деятельности японцев, были захвачены ими во время второй мировой войны.

Японцы продолжали работать по штиберовскому образцу, который на Западе считался давно устаревшим и тяжеловесным. Но если он и устарел, то непрофессионалу покажется странным, почему США, несмотря на обстоятельства, ударились в другую крайность. Об этом свидетельствует не только фактическое отсутствие организованного шпионажа к контршпионажа, но и точка зрения правительства на иностранный шпионаж внутри Америки. Например, в 1939 году максимальное наказание за шпионаж в Соединенных Штатах было смехотворно легким — два года каторжных работ. Позиция властей в отношении шпионажа видна также из следующего факта. В 1938 году федеральный суд предъявил обвинение восемнадцати немецким агентам, четверо из них были осуждены и попали в заключение. Во время суда было установлено, что японская и немецкая секретные службы сотрудничают в Америке. Государственный департамент запретил предавать это дело гласности, боясь международных осложнений. Когда шпионская деятельность японцев в США сделалась предметом внимания, стало ясно, что Америке покровительствовало само провидение.

В конечном итоге исполинская армия японских шпионов все же была разгромлена американской контрразведкой. Но, как мы увидим, США могли бы избежать большей части, ущерба, причиненного им шпионской деятельностью Японии.