Тбилисский Излом, или Кровавое Воскресенье 1989 года

Тбилисское дело. 1991 г.

Второй Съезд народных депутатов Союза собрался в декабре 1989 года. Еще не была отменена ст. 6 Конституции об авангардной роли КПСС, еще республики Прибалтики не ушли из Союза, еще Егор Лигачев был вторым человеком в стране по номенклатурному раскладу – иначе говоря, еще ничто не предвещало близкого краха Системы, которая, несмотря на появившиеся трещины в монолите, казалась незыблемой.

После бурных баталий первого Съезда консервативное большинство партийного руководства (поощряемое нерешительностью и колебаниями Горбачева) готовилось дать бой и отвоевать утраченные позиции на втором Съезде. И нужно признать, что это ему в значительной степени удалось – и подготовка к съезду и сам ход съезда находились под сильнейшим давлением номенклатурного большинства.

Характерно, что если в Верховном Совете для включения в повестку дня будущего съезда вопроса об отмене ст. 6 Конституции не хватило всего 3-х голосов, то на съезде это предложение было отвергнуто большинством депутатов. Не обошлось без сложностей и при включении в повестку дня съезда отчета нашей комиссии о результатах расследования событий в Тбилиси. Лукьянов предлагал перенести отчет на следующий съезд, и лишь наша настойчивость и заранее представленное заключение комиссии обеспечили положительное решение.

Политическая обстановка накануне съезда была тревожной и удушливой. В газетах писали об угрозе военного переворота, и временами казалось, что скромные достижения гласности и демократии могут быть утрачены. Была развернута и кампания вокруг расследования тбилисских событий. Как бы предвосхищая будущее обсуждение этого вопроса на съезде, следователи и прокуроры, участвующие в расследовании, вопреки законодательным запретам и профессиональной этике один за другим выступают на телевидении, по радио, публикуют статьи в журналах и газетах. 13 декабря, на второй день после начала работы съезда, в "Советской России" появляется статья заместителя главного военного прокурора генерала В. Васильева "Следствием установлено", в которой весьма тенденциозно с обвинениями в адрес грузинских экстремистов и попытками опровергнуть еще не обнародованные выводы парламентской комиссии излагается ход событий 9 апреля, их причины и следствия, а также вывод о том, что "решение о "пресечении несанкционированного митинга в Тбилиси являлось обоснованным и необходимым". Налицо стремление обелить партийные и военные власти, замешанные в этом деле, и снять с них вину за гибель невинных людей.

Затем военные следователи полковник Матус и полковник Баграев выступают по телевидению с аналогичными утверждениями. Их статьи появляются в "Военно-историческом журнале" № 1 за 1990 год.

Идет массированная обработка общественного мнения. В день открытия съезда в вестибюле и зале Дворца съездов депутаты в военной форме распространяли листовки следующего содержания:

ТРЕБУЙТЕ ПРАВДЫ О ТБИЛИСИ!

По данным экспертов Организации

Объединенных Наций

тт. Лошадкина И. А., Горбовского А. Д.,

а также множества комиссий

(советских в международных)

НИ НА ОДНОМ ТЕЛЕ

погибших в Тбилиси 9 апреля 1989 года

КОЛОТЫХ, РУБЛЕНЫХ, РАЗМОЗЖЕННЫХ

РАН НЕТ!

Ужасы с окровавленными лопатками – вымышлены.

КЕМ И ЗАЧЕМ?

Огнестрельные ранения мирному населению нанесены оружием невоенного образца!

Эксперты категорически отрицают возможность смерти людей из-за применения химических веществ! Они приводят неопровержимые доказательства того, что:

– специально обученные боевики готовились к сопротивлению;

– в ряде точек боевики опрокинули войска, по их словам, и "устроили кровавую баню".

Итак, невинными жертвами войск названы отряды хорошо подготовленных боевиков.

Люди погибли не от рук военных, а были раздавлены сопротивляющейся толпой.

ТРЕБУЙТЕ ДАННЫХ, ТРЕБУЙТЕ ПРАВДЫ!

Не сказок и инсинуаций, а фактов, аргументов и точных цифр!

Почему не прерывается цепь лжи?

Почему лгут некоторые депутаты?

Почему и кто заинтересован, чтобы всю ответственность свалить на военных?

Почему вдохновители национализма и экстремизма стали героями?

Требуйте показа ленинградской передачи от 8 декабря 1989 года по Центральному телевидению! Требуйте объективных данных, всеобщей гласности расследований, проведенных специалистами! Требуйте фактов, а не измышлений!

ТРЕБУЙТЕ ПРАВДЫ!

Было ясно, что спокойного и делового обсуждения вопроса на съезде не получится. Все говорило о том, что заключению нашей комиссии попытаются дать бой и дезавуировать его.

При обсуждении вопроса о включении в повестку дня тбилисского отчета вдруг возникает предложение заслушать наряду с комиссией и главного военного прокурора о результатах следствия, проводимого по этому делу военной прокуратурой.

Сначала это предложение было сделано одним из депутатов при обсуждении повестки дня съезда в Верховном Совете. Затем его поднимает Лукьянов на заседании комиссии по подготовке съезда. Он вдруг спросил о моем отношении к выступлению на съезде главного военного прокурора. Я ответил, что не вижу в том смысла, поскольку съезд поручал провести расследование своей комиссии, а не прокуратуре, и есть разница между парламентским расследованием и обычным следствием. К тому же, заслушивание Военной прокуратуры может быть расценено как недоверие собственной комиссии, неизбежно вызовет конфликт и обострение ситуации, ведь нам известна позиция Военной прокуратуры, уже обнародованная в печати. Что касается существа дела, то принципиальных возражений нет.

Сначала комиссия, затем Президиум Верховного Совета, а потом и съезд приняли решение заслушать после моего доклада сообщение по тому же вопросу и главного военного прокурора А. Ф. Катусева.

Выступление А. Ф. Катусева свелось к утверждениям о законности и необходимости мер по пресечению митинга, о правильности действий военнослужащих, о том, что представители неформальных организаций готовились к насилию против сил общественного порядка. Главный военный прокурор оправдывал как вызванное необходимостью применение саперных лопаток и слезоточивых газов. В заключение он сделал вывод, что "причиной смерти 18 человек, в том числе женщин, стала только давка". Помимо этих утверждений в речи прокурора содержались и политические выпады, например, такого содержания: "Глубокое возмущение вызывают усилия тех, кто сегодня стремится манипулировать нашими чувствами в своих политических целях для маскировки собственной подстрекательской роли".

Не удивительно, что речь прокурора, встреченная аплодисментами "агрессивно-послушного" номенклатуре большинства депутатов, вызвала возмущение грузинской делегации, которая к концу выступления демонстративно покинула зал. Вслед за нею вышли представители межрегиональной депутатской группы и депутаты от Прибалтики.

После речи прокурора Горбачев немедленно объявил перерыв и встретился с грузинской делегацией, которая заявила, что она отказывается от дальнейшего участия в работе съезда. Горбачеву удалось-таки уговорить грузинских депутатов не делать этого, так как есть заключение комиссии съезда, объективно оценивающее происшедшие события, и именно оно, а не позиция военной прокуратуры, будет положено в основу постановления съезда.

То был один из самых напряженных и опасных моментов в работе форума. Если бы грузинская делегация покинула съезд, а за нею последовали и другие, то это было бы только на руку реакционно настроенной части партийного руководства и генералитета.

Постановление по докладу тбилисской комиссии съезд принял быстро и без особых споров. В нем обращалось внимание на "серьезные просчеты и ошибки, допущенные на всех уровнях общесоюзного и республиканского руководства при принятии и реализации решения о пресечении несанкционированного митинга на площади у Дома правительства, а также на отсутствие четкой законодательной регламентации порядка и практики использования Вооруженных Сил для разрешения внутренних конфликтов". Съезд осудил применение насилия против участников демонстрации 9 апреля 1989 года в Тбилиси и поручил Президиуму Верховного Совета СССР направить предложения нашей комиссии на рассмотрение соответствующих органов. Съезд также проголосовал за показ по первой программе телевидения фильма-хроники тбилисских событий, снятого операторами КГБ.

К сожалению, ни одно из этих решений съезда выполнено не было. Характерна и судьба следствия по тбилисскому делу – оно закончилось ничем. Прокуратуре, в конечном счете, не удалось обнаружить и привлечь к ответственности ни одного вооруженного боевика или экстремиста, о которых говорил в своей речи на съезде военный прокурор, но одновременно ушли от ответственности и те партийные и государственные деятели, а также генералы и офицеры, виновные в убийстве беззащитных людей, которые были поименно названы в заключении парламентской комиссии. Как всегда водилось при коммунистическом режиме – концы в воду…

Спустя год после описываемых событий, 2 марта 1991 г. Прокуратура СССР еще раз вернется к тбилисскому делу, направив членам Верховного Совета СССР информационную записку о результатах расследования уголовного дела в отношении должностных лиц и военнослужащих внутренних войск МВД СССР и Советской Армии, принимавших участие в пресечении несанкционированного митинга в Тбилиси 9 апреля 1989 г. Материал этот был подписан новым генеральным прокурором Н. Трубиным и уведомлял о прекращении уголовного дела в отношении перечисленных выше лиц "за отсутствием в их действиях состава преступления". Документ по архитектонике точно воспроизводит доклад нашей комиссии, а по содержанию оспаривает или опровергает ее выводы. Не утруждая себя какими-либо доказательствами. Военная прокуратура (а ее авторство проглядывается в каждой строчке этого поразительного документа) оправдывает действия союзного и грузинского партийного и государственного руководства ("обоснованно обратилось за помощью в союзные органы", "решение о пресечении несанкционированного митинга являлось обоснованным и необходимым", "защищаясь от нападавших мужчин, воины-десантники, действуя в пределах необходимой обороны, в нескольких случаях применили малые пехотные лопатки", "войска не превысили своих полномочий в ходе выполнения поставленных задач" и т. д., и т. п.).

Когда при чтении этой записки постоянно встречаешь сетования по поводу "пассивности партийных советских и правоохранительных органов", "отсутствия политической оценки событий в парторганизации и трудовых коллективах", кажется, что время для его авторов остановилось, а мы продолжаем жить в "славные" сталинско-брежневские времена.

Не могу не привести целиком ту выдержку из нее, в которой содержится обоснование правомерности решений, принятых по этому делу ЦК КПСС и Бюро ЦК Компартии Грузии: "По действующему законодательству право принятия подобных решений принадлежит государственным, а не партийным органам. Вместе с тем, необходимо принять во внимание, что в силу действовавшей ст. 6 Конституции СССР, закреплявшей приоритетную роль КПСС в обществе, решения партийных органов носили директивный характер. В связи с этим поручение государственным органам принять меры по восстановлению общественного порядка было обоснованным".

А виноваты во всем, по прокурорской логике сталинистского толка, сами жертвы, "либерально, радикально и экстремистски настроенные оппозиционные силы, вставшие на путь открытого противостояния государственным органам".

Попытки исказить истину в тбилисском деле и замолчать или опорочить выводы парламентской комиссии предпринимались после окончания съезда одна за другой. Начать с того, что заключение нашей комиссии официально так и не было полностью опубликовано, заседание съезда, посвященное этому вопросу, по телевидению не транслировалось. В "Известиях" появилось сообщение о выводах комиссии и постановлении съезда, но даже эта неполная публикация потребовала немалых усилий. Пришлось переговорить с Горбачевым, секретарем ЦК КПСС по идеологии В. Медведевым, и только твердая позиция И. Лаптева, бывшего тогда главным редактором, помогла материалу выйти в свет.

Затем неожиданно для всех на февральском Пленуме ЦК КПСС 1990 г. небезызвестный Егор Кузьмич Лигачев вернулся к оценке тбилисских событий. Это выглядело тем более странно, что, давая объяснения парламентской комиссии, Лигачев утверждал, будто никакого заседания Политбюро по Тбилиси, кроме рабочего совещания 7 апреля 1989 года, не было. И вдруг на Пленуме он заявляет прямо противоположное: мол, было заседание, в котором принимали участие и Горбачев, и Рыжков, и Шеварднадзе, и Яковлев, прилетевшие из Лондона.

Я пытался выяснить у Лигачева (но так и не получил прямого ответа), что он имел в виду, говоря о заседании с участием Горбачева и других: протокольную встречу, которая состоялась примерно в 23 часа 30 мин. после возвращения правительственной делегации из Англии, или другое заседание?

А вот какое письмо получил я от Лигачева в октябре 1989 г. (привожу текст полностью):

"Анатолий Александрович! В связи с публикацией выводов грузинской комиссии о событиях 9 апреля в Тбилиси, где дается ссылка на материалы союзной комиссии, счел необходимым направить Вам эту записку.

С уважением, Лигачев.

06.10.89 г.

Председателю комиссии Верховного Совета СССР по расследованию событий 9 апреля 1989 г. в городе Тбилиси тов. Собчаку А. А.

Уважаемый Анатолий Александрович!

На днях познакомился с выводами комиссии Верховного Совета Грузинской ССР по расследованию событий 9 апреля 1989 г. в Тбилиси, опубликованные в республиканской газете "Коммунист" (23 сентября 1989 года).

Считаю необходимым обратить Ваше внимание на следующее. Авторы данного документа многозначительно утверждают, что на совещании, проходившем 7 апреля (текущего года) в ЦК КПСС под председательством Е. Лигачева, "решили удовлетворить просьбу ЦК КП Грузии по оказанию помощи в военной силе". Далее говорится, что это "подтверждается материалами расследования комиссии, утвержденной Съездом народных депутатов СССР". Между тем, насколько мне известно, возглавляемая Вами комиссия результаты своей работы еще не оглашала. Это обстоятельство и побудило меня обратиться лично к Вам.

Хочу подтвердить то, что я говорил на заседании комиссии Верховного совета СССР. Действительно, 7 апреля с. г. в ЦК КПСС с участием членов Политбюро, кандидатов в члены Политбюро, секретарей ЦК состоялся обмен мнениями об обстановке в Грузии.

В конце заседания я обратил внимание на то, что просьба о выделении войск для поддержания общественного порядка и введения комендантского часа не обсуждалась коллективно в республиканских органах Грузии и исходила фактически устно от тов. Патиашвили Д. И. В связи с этим я внес предложение рекомендовать ЦК КП Грузии рассмотреть сложившуюся ситуацию в руководяших республиканских советских и партийных органах: в Президиуме Верховного Совета, Совете Министров, ЦК Компартии. При этом было особо подчеркнуто, что следует действовать политическими методами, усилить работу с участниками митингов и в трудовых коллективах, а не отсиживаться в кабинетах.

Предложения были переданы Секретарями ЦК товарищу Патиашвили Д. И. К сожалению, эти принципиально важные указания ЦК КПСС не отражены в заключениях комиссии.

Вскоре ЦК КП Грузии направил в Москву несколько шифрограмм (их текст был зачитан тов. Лукьяновым А. И. на Съезде народных депутатов СССР). К этому времени, точнее 8 апреля утром, я отбыл в ранее запланированный отпуск.

При обсуждении вопроса 7 апреля было высказано пожелание и обращено внимание руководства МВД и Министерства обороны на необходимость обеспечения готовности сил и средств на случай опасного, угрожающего жизни людей развития событий. Тем самым не повторить ошибок, которые не позволили предотвратить известную трагедию в Сумгаите. К сожалению, наши опасения подтвердились последующими событиями в Абхазии, Фергане, когда пришлось срочно перебрасывать войска из других районов и все-таки не удалось избежать гибели и ранений людей, их горя и страданий.

Хотел бы напомнить, что, по сообщению руководства ЦК КП Грузии, МВД СССР, отделов ЦК КПСС, ситуация в Тбилиси уже в ту пору осложнилась, нарастал опасный экстремизм.

Категорически не могу согласиться с утверждением грузинской комиссии в той же газете, что "события 9 апреля не были тайной для руководства страны, в том числе Лигачева". Руководство страны узнало о трагических событиях после того, как они произошли. Что касается меня, то могу сказать, что узнал об этом из сообщения по телевидению (выделено нами – А. С.).

Строго говоря, до 7 апреля и после этого дня я не принимал участия в рассмотрении вопросов по Грузии.

Таковы факты. Просил бы Вас ознакомить с этой запиской членов комиссии Верховного Совета СССР.

С уважением, Е. Лигачев. 6 октября 1989 года ".

Заканчивая свое выступление на съезде по тбилисскому вопросу, я зачитал эту записку Лигачева и добавил, что "если политический или государственный деятель принимает какое-либо решение, то он несет ответственность независимо от того, где он узнал об этих результатах: находясь в отпуске или в служебном кабинете"…

И это так не понравилось Егору Кузьмичу, что он решил свое возмущение высказать публично, по пословице: "Если не можешь бросить камень, то почему бы не бросить тень?" Для чего опубликовал книжку под названием "Тбилисское дело". В книжке он много пишет обо мне и моей роли:

"Тбилисское дело слишком важно и памятно, незабываемо. Оно, безусловно, войдет в историю. И Собчак – вместе с ним. Войдет как искусный юрист и оратор, обративший свое мастерство на сокрытие истины. Как ловкий и беззастенчивый игрок.

Кстати, лишь впоследствии я узнал, что Собчак вступил в Коммунистическую партию только в 1987 году (здесь Егор Кузьмич ошибся годом – я вступил в партию в 1988), а в 1990-м, как известно, он из партии уже вышел. И этот факт, поразивший меня, но не нуждающийся в комментариях, вполне вписывается в облик того Собчака, за которым тянется "тбилисский след".

Вот уж воистину – с больной головы на здоровую! Чисто по-человечески возмущение Лигачева можно понять и объяснить. Не привыкли они, первые лица партии и государства, к тому, что кто-то смеет обсуждать и осуждать их поступки. Всю жизнь давали директивные "ценные" указания и всегда были правы, независимо от последствий принимаемых решений. А тут кто-то смеет их обсуждать, и самое возмутительное – человек, который и в партии-то без году неделя!

Для меня же кратковременное пребывание в рядах этой партии, связанное с надеждами на обновление жизни, исходившими от Горбачева, из факта падения Берлинской стены, вывода войск из Афганистана, позволило окончательно уяснить простую истину – такая партия к своему реформированию не способна, как и не способна провести настоящие экономические и политические реформы в стране. Партия оторвавшихся от жизни догматиков, готовых на все ради сохранения себя у власти!

Вот главный след, который Лигачев и ему подобные оставили в нашей жизни. И еще другие следы: разворованная государственная казна, доведенная до абсурда и распада экономика, искалеченная психология нескольких поколений советских людей. И наконец, бесконечное насилие, репрессии, преступления против своего народа: от расстрела астраханских рабочих в 1918 году и до убийств ни в чем не повинных женщин и подростков в Тбилиси в 1989-м, в Баку – в 19 9 0-м, в Вильнюсе – в 1991-м.

Что же касается "тбилисского следа" Собчака – то это прежде всего такой простой, но так и не дошедший до сознания Лигачевых вывод: за лозунги, призывы и демонстрации против существующей власти нельзя ни применять насилие, ни тем более убивать.

Последний диалог с Лигачевым на тбилисскую тему состоялся у меня на XXVIII съезде КПСС при обсуждении его кандидатуры на должность заместителя Генерального секретаря.

Я спросил у Лигачева, когда же он говорил правду: давая объяснения нашей комиссии, в которых утверждалось, что никакого заседания Политбюро по Тбилиси не было, или позже на февральском (1990 г.) Пленуме ЦК, где он заявил прямо противоположное?

Стенограмма сохранила стиль и дух этого диалога:

" Лигачев: Анатолий Александрович, я тебе должен ответить на этот вопрос… Собчак: Обязательно!!!

Лигачев: Причем я задам вам вопрос, товарищ Собчак! У меня там в портфеле лежит ваше выступление. Я сейчас хотел бы вот о чем сказать: Лигачев говорил и там и здесь то же самое. В конце концов, я прошу и тех, которые здесь ближе, вместе со мной сказать хоть одно слово, что те решения, которые были приняты, принимались всеми членами Политбюро. Под руководством Михаила Сергеевича Горбачева. В конце концов, Михаил Сергеевич, я прошу… я могу просить как товарищ и коммунист… (Ш у м в з а л е.) И вы извините, я говорил правду, истинную правду… Тогда я говорил о том, что мы, комиссия в составе членов Политбюро, которых было минимум три четверти от общего состава, приняли решение… Единственное мудрое решение… Я до сих пор прав… Я очень сожалею и извиняюсь перед грузинскими товарищами, что у них произошла такая трагедия… Это я говорю по-человечески и глубоко переживаю… Это даже на всю жизнь останется, но мы, члены Политбюро… не причастны к этому чрезвычайно трагическому событию… Мы твердо договорились: решать вопросы политическими методами, мы сказали бывшему руководству Грузии об этом четко и ясно определенно… А вот почему я сказал о Политбюро… На каком же вы основании, Анатолий Александрович, после того, как на втором Съезде народных депутатов доложили более-менее объективно, о чем опубликовано в газете "Известия", разразились интервью?… Никогда, нигде я об этом не говорил, но давайте поговорим в присутствии тысяч людей… Разразились своим интервью через две недели в "Огоньке" и написали… знаете, что написали? Я процитирую, я прошу размножить это дело… что написал товарищ Собчак? Стоило товарищу Горбачеву уехать… Куда вы уезжали, в Англию, что ль, Михаил Сергеевич? (Ш у м и х о х о т в з а л е.) В Англию? Как товарищ Лигачев за плечами его и товарища Рыжкова, который здесь был, понимаете, начал… собрал комиссию (Читатель, очевидно, оценит и невольную проговорку Лигачева. – Прим. А. С.) и организовал вновь заговор… Типа этого… Вот против чего я возражал, вот вы ответьте, почему вы так: с одной стороны, вы одно говорите, с другой – другое! (Ш у м, к р и к и, о в а ц и я.)

Собчак: Я, Егор Кузьмич, не претендую…

Горбачев: Третий микрофон!

Собчак:…на пост заместителя Генерального секретаря.

Горбачев: Егор…

Собчак: Но утверждаю…

Горбачев: Третий микрофон! Третий микрофон!…

Собчак: Но я утверждаю, что…

Горбачев: Я еще раз прошу включить третий микрофон…

Голос за кадром: Выключи микрофон!…

Голос от третьего микрофона: Герасимов, Коми делегация…"

К сожалению, Горбачев прервал этот весьма драматический диалог. А жаль, потому что Лигачев начал развивать уже третью версию: оказывается, решение вводить войска в Грузию принималось не на "совещании в ЦК" и не на "заседании Политбюро", а на некоей "комиссии в составе членов Политбюро, которых было минимум три четверти от общего состава…"

Ответ на свой вопрос я получил не от Лигачева, а от делегатов этого, весьма консервативного по составу съезда: три четверти зала голосовали в тот день против его кандидатуры, тем самым "чертовски желающего поработать" Егора Лигачева сами же товарищи по партии наконец-то, ко всеобщему удовлетворению, отправили на пенсию.

Почему я уделяю так много внимания спору с Е. Лигачевым? Дело тут более чем серьезное, поскольку речь идет о высших руководителях партии и государства и о правдивости тех объяснений, которые они давали парламентской комиссии. Наше законодательство не предусматривает ответственности за дачу ложных объяснений кем-либо комиссии парламента.

Но если речь идет о членах Правительства, которые уличены в несправедливости перед парламентом или его комиссией, то должна наступать ответственность политическая в ее традиционной форме – отставке, уходе с политической арены.

Вопрос о том, было ли заседание Политбюро, посвященное ситуации в Тбилиси, или все ограничилось разговором в депутатской комнате аэропорта Внуково – сегодня уже не имеет принципиального значения. Ушли в прошлое и Политбюро, и сама КПСС, и большинство деятелей, принимавших участие в этих событиях. И если сегодня мы вновь обращаемся к ним, по деталям восстанавливая прошлое, то делаем это исключительно во имя будущего, во имя утверждения подлинной нравственности в нашей жизни.