Театр эллинского искусства

Вместо занавеса

Читатель помнит, наверное, что во введении я отнесся скептически к нашей возможности приблизиться к восприятию эллинами произведений, созданных их художниками. Вопреки этой декларации книга оказалась насыщена выдаваемыми за действительность воображаемыми художественными впечатлениями людей, которые жили в далекой стране две-три тысячи лет тому назад. Изредка спохватываясь, я спрашивал себя, достаточно ли у меня оснований для бесцеремонных попыток вторжения в их духовный мир. Но, найдя какой-нибудь утешительный довод, продолжал в таком же духе.

Воображаемые впечатления эллинов оказались не очень-то четко отделены от моих личных, описывать которые я не стеснялся. Ведь яркость наших художественных впечатлений не зависит от древности произведений. Нередко они трогают нас сильнее, чем то, что создано вчера, в прошлом году, в минувшем столетии. О силе переживаний старинного искусства, как самого что ни на есть современного, известно по волнам увлечения античностью, неоднократно накатывавшимся на Запад.

Всякий раз, когда я разглядывал произведение, сюжет которого ясен по литературным источникам, — а в главах книги, посвященных богам, героям и царям, таких случаев подавляющее большинство, — я убеждался, что позы, жесты, мимика и вообще характер воображаемого поведения персонажей не противоречат смыслу сюжетов. Не могу представить, чтобы для эллинов эти соответствия не были важны. «Если они были чувствительны к таким достоинствам произведений, — рассуждал я, — то мое и их восприятие не разделены непреодолимой пропастью». Этот опыт убедил меня, что вовсе не обязательно превращать окружающий нас мир в Древнюю Грецию и самому облачаться в хитон и гиматий либо раздеваться догола, чтобы приблизиться к восприятию произведений искусства гражданином Афин, Фив или Коринфа.

«Как живой» — высшая похвала художественному произведению со времен Гомера и Гесиода, описавшими кипучую жизнь, изображенную Гефестом на щитах Ахилла и Геракла, и это признание остается высшей похвалой, которой большинство наших современников награждают произведения искусства всех времен и народов. Гераклит, высмеивавший такое отношение к изображениям, судил как философ, обязанный различать изображение и изображаемое. Но зрители не обязаны быть философами. И в далекой Элладе, и нынче они не считают нужным, увидев произведение искусства, анализировать его, чтобы отделить знак от значения и смысла. Устойчивость критерия «как живой» не позволяла мне отнестись к нему с профессионально-снобистским высокомерием, как к проявлению наивного вкуса. Как раз наоборот: рассматривая очередную вазу или скульптуру, я старался смотреть на изображения живых существ наивным взглядом и лишь потом пускать в дело знания.

Однако упругость двадцатипятивекового времени чувствовалась. Оно превращалось в пространство, отделяющее меня от произведений искусства. Мой анимационный взгляд был похож на впечатления зрителя театрального спектакля: он видит людей не существующих, но оживляемых игрой актеров и его воображением. На сцене перед ним не сама жизнь, а как бы жизнь.

Это убеждало меня на протяжении всей работы, что я присутствую на захватывающих спектаклях в «Театре эллинского искусства».