Анна
Я ждала сегодняшнего дня с того момента, как Артур сказал, что уже не один. Пару месяцев назад, когда я запаниковала, увидев машину точь-в-точь как у Филиппа в нашей деревне, мне стало плохо. Вызванное сильным стрессом кровотечение испугало ещё больше. Баба Валя не растерялась, вызвала соседку, а та, в свою очередь, скорую помощь, и всё обошлось. Артур примчался на второй день и не отходил от моей больничной койки пару дней.
Но он тогда был подавлен, и как бы я ни пыталась расспрашивать, он о себе не хотел говорить, а я видела, что с ним что-то происходит. И только потом он признался, что влюблён, и уже счастлив, а сегодня я познакомлюсь с источником его счастья. С тех пор как мы остались одни друг у друга, он делал всё для меня, забыв о своей личной жизни. Я безумно рада, что у него всё хорошо, он заслужил.
Вижу подъезжающий чёрный внедорожник и мчусь ему на встречу. Мчусь, конечно, громкое слово, на седьмом месяце беременности скорее ползёшь. Особенно я, живот у меня огромный, сынок, судя по всему, весь в отца. То полночи пинается, спать не даёт, то затихает.
Машина останавливается у ворот, Артур выходит, и через секунду я оказываюсь в родных объятиях.
– Добрый день, – слышу незнакомый голос.
– Ой, здравствуйте, – отрываюсь от брата и обращаю внимание на рядом стоящего парня.
Высокий, плотное телосложение, весь покрыт татуировками, в ухе серёжка в виде креста, и всем своим видом даёт понять, что парень он жёсткий. Удивлена, честно говоря, Артур у меня парень скромный, и пока в моей голове не складывается, что этих двоих может связывать.
– Я Анна, – протягиваю руку парню и искренне улыбаюсь.
– А я Глеб, – отвечает он, улыбаясь в ответ.
– Анна, это мой…
– Да я поняла, – обрываю брата. – Пойдёмте, я стол уже накрыла, – приглашаю и, не дожидаясь, когда они пойдут за мной, иду в сторону дома.
– Приехали? – шепотом спрашивает баба Валя, как только я захожу.
– Да, – широко улыбаясь, киваю я.
Присели за стол, и она крутилась вокруг гостей, чтобы, не дай бог, те не остались голодными.
– Я пойду к соседке, – говорит бабушка.
– Да вы что, посидите с нами, – пытается остановить её Артур.
– Артурчик, вам поговорить надо, а я пообещала Людке помочь с… помочь ей надо, – махнула рукой и вышла.
– Анна, – взволнованным голосом обращается брат ко мне. – Мы подумали, – смотрит на Глеба. – И решили, что тебе лучше рожать в столице.
– Зачем? Мне и тут хорошо, – я ожидала этого разговора, он мне однажды уже предложил переехать к нему в город. – Соседка наша и кроватку мне подарила, тётя Таня с продуктового обещала коляску, что осталась от её внучки, – привожу слабые аргументы.
– В столице другой уровень, врачи, клиника…
– А тут свежий воздух, и мой врач очень хорошая женщина, – продолжаю стоять на своём.
Я хочу быть ближе к брату, но городская суета, толпа и шум меня пугают. Слишком привыкла к тишине и обстановке, в которой нахожусь в последние месяцы.
– Анна, – Артур оставляет приборы и сцепляет пальцы над столом. – В городе безопаснее, если вдруг что-то случится… В конце концов, там я.
Поднимаю взгляд на него и читаю в его глазах настоящую тревогу.
– Что-то произошло? Почему должно что-то случиться? – смотрю на Глеба и снова на брата.
Они явно что-то скрывают.
– Нет, конечно нет, – поспешно мотает головой Артур. – Я так, к примеру. Тебе разве не хочется в город? Рядом со мной? Как раньше?
И вот тут он меня добивает, гормоны расшевелились, и в уголках глаз собирается влага. Конечно, конечно, я хочу, как раньше, он моя семья, а дом там, где семья. И я знаю, что мне будет спокойно рядом с ним, и что он сделает всё для моего блага. В конце концов, я всегда могу вернуться в деревню.
– Хорошо, – выдыхаю я. – Но не сегодня, мне нужно своему врачу сообщить, медкарту забрать и вещи собрать.
– Отлично, – засиял брат. – Два дня хватит? – спрашивает он.
– Хватит, – широко улыбаюсь скорее от его реакции, чем от самого решения.
– Мы пришлём машину, – первый раз за всё время заговорил Глеб.
Мы просидели до вечера и провели хорошо время, а я познакомилась поближе с парнем моего брата. И когда их провожала, то уже была уверенна – Артур и правда счастлив. Ведь, наблюдая за Глебом, поняла, что он по-настоящему любит моего брата и никому не позволит его обидеть.
Присев на ступеньки дома, я осматривала двор и понимала, что буду скучать, но было и предвкушение перемен. Мне интересно посмотреть на брата в повседневной жизни, увидеть, где он работает, и как изменилась его жизнь. Волнуюсь, конечно, но он будет рядом и всегда защитит. Два дня, кажется, так мало, уже успела подумать, что поторопилась с решением, что нужно больше времени для моральной подготовки.
И как же сильно я пожалела, что не уехала с ними сразу.
***
– Что с моим ребёнком? – спрашиваю я врача, не видя ничего от пелены слёз.
Но она только смотрит на меня жалостливым взглядом и молчит, продолжая толкать вместе с двумя медсёстрами каталку, на которой я лежу. Мои руки в крови, и тянущая боль внизу живота становится острее, все кости ломит, словно меня переехал грузовик.
Почти так и было.
Зелёный свет на светофоре, чёрно-белые полоски под ногами и шум города разрезает визг шин. Не успела и вдохнуть, как проснулась на асфальте с ужасной болью и кровотечением. От шока не понимала ничего, ни как ко мне подошли прохожие, ни как вызвали скорую, и как я оказалась в больнице. Пришла в себя, когда меня переложили с одной каталки на другую.
– Спасите его, – впиваюсь в запястье врача. – Пожалуйста, спасите, – молю её, задыхаясь от рыданий.
– Мы сделаем всё возможное, – говорит женщина в белом халате.
И я ей поверила. Потому что есть добрые люди на этом свете, потому что я не могу потерять моего мальчика. Нам осталось всего ничего до встречи, до того, как я возьму его на руки и посмотрю в его глазки. По-другому не должно быть, он должен видеть белый свет…
Режущая боль обрывает поток мыслей, и я кричу во весь голос.
– Анестезию, быстро! – слышу голос врача, уже чувствуя, как силы покидают меня.
Кладу руки на живот, и там ничего, тишина. Ни ручки, ни ножки, никаких пинаний, и это приводит в дикий ужас. Ком в горле не даёт нормально дышать, от боли не могу и рот открыть, слово сказать. Но и не успеваю. Голова становится тяжелой, перед глазами мутнеет, и я падаю в страшную темноту, ещё не понимая, что страшное меня ждет впереди.
Из жуткой темноты я медленно возвращаюсь в жестокий мир. Глаза едва разлепляются, в горле першит, губы сухие, а всё тело без сил. Инстинктивно обнимаю себя за живот, и только тогда, словно по щелчку пальца, полностью прихожу в себя. Резко поднимаю голову с подушки и, открыв глаза, смотрю вниз.
Живота нет!
– Кто-нибудь! – кричу, срывая голос. – Помогите!
К горлу подкатывает ком, глаза наполняются влагой, сердце грозится выпрыгнуть из груди.
– Девушка, – дверь в палату открывается. – Вам надо лежать, – говорит женщина в белом халате и, впившись в мои плечи, заставляет прилечь.
– Где мой ребёнок? – дрожащим голосом спрашиваю я и снова приподнимаюсь. – Где он? Он должен быть рядом со мной, почему его нет в палате? С ним всё в порядке, он ведь недоношенный? – заваливаю женщину вопросами.
Она смотрит на меня с жалостью и сжимает губы в тонкую линию.
– Почему вы молчите? – внутри всё сжимается от страха. – Он в порядке? Мой мальчик, где он?
– Нам очень жаль, – тихо отвечает.
– Что? Почему вам жаль? – судорожно мотаю головой. – Принесите мне его. Принесите моего ребёнка! – требую я и вырываю капельницу.
– Девушка, – женщина пытается меня остановить. – Вам нельзя вставать.
– Мне нужно к моему ребёнку! Где он? В палате для новорождённых? – игнорирую её попытки вернуть меня на кровать.
– Вы меня не слышите…
– Он ведь голодный, пустите меня к нему…
– Что здесь происходит?! – гремит на всю палату другой женский голос.
– Вы! Я вас помню, – смотрю на врача, что принял меня у скорой помощи. – Вы ведь приняли роды, спасли его. Где мой мальчик?
– Мне очень жаль, ребёнок не выжил…
– Нет, – мотаю головой. – Нет! Нет! Нет! Я вам не верю! Это неправда! Неправда! – кричу охрипшим голосом. – Вы всё врёте…
Ноги слабеют, и я уже падаю на пол, но меня ловят и возвращают на кровать.
– Мы сделали всё возможное, – говорит врач.
– Нет, это невозможно, – мотаю головой, задыхаясь от слёз. – Пожалуйста, скажите, что это неправда, злая шутка, пожалуйста, – смотрю на неё умоляюще.
– Прости, девочка, – с сожалением в голосе.