Глава 8

На концерте певца есть некая фишечка — вывести из зала рандомную девушку, спеть для неё песню и подарить букет цветов. И по самой невероятной случайности этой самой девушкой оказывается Роза.

Радости нет предела, когда к ней подходит один из помощников и приглашает на сцену. А мне приходится стоять у края и внимательно следить за всем.

Реакция зала непредсказуема. Ошалелая и пьяная публика способна на что угодно, если ей дать сигнал. Стадное чувство. По глазам поклонниц вижу, как ненавидят Цветочек. Даже её подруги смотрят с завистью. Так что я начеку и держу руку на пульсе.

Роза спускается со сцены, прижимая к себе огромный букет белых роз, и смотрит на меня посоловелыми глазами. Девчонка в эйфории от такого везения.

По дороге домой она перебирает пальчиками лепестки на цветах. Роза с розами…

— Красивые… Жаль, что придётся выбросить перед домом… — разочарованно вздыхает.

— Почему?

— Волошин не разрешает принимать никакие подарки от других мужчин. Цветы можно только на день рождения или восьмое марта и то от самых близких ЕГО друзей.

— Могу спрятать букет у себя в комнате, будешь приходить, и любоваться, — предлагаю глупость.

— А за это он меня вообще убьёт, — отворачивается к окну.

Мда… Сильно он тебя запугал. Где ж ты оступилась, девочка, что он тебя так крепко за горло держит?

— Я отдам его Елене. Скажу, что от меня. Так лучше будет? — предлагаю ей.

— Лена и так не сдаст. У нас с ней очень хорошие отношения. Всегда помогает и поддерживает, как мама.

— Вот и договорились. Не придётся ничего выбрасывать.

— Спасибо, Тарас… Ты очень хороший… Друг… — запинается.

Дома Роза поднимается к себе в комнату, а я направляюсь прямиком на кухню в поисках вазы. Нахожу, порывшись в шкафчиках.

На холодильнике отрываю стикер, лежащим рядом на столе маркером пишу на бумажке «Для Елены» и втыкаю её между цветов.

Отрубаюсь сразу же, как только моя голова касается подушки. Завтра вылет и надо выспаться за те несколько часов, что остались до подъёма.

Утром, зайдя на кухню, застаю там порхающую Елену в хорошем настроении. Видимо букет ей так его приподнял. Бегает, суетится. Вместе с горничной накрывают стол в столовой для завтрака хозяев.

Цветочек спускается немного заспанной и медлительной. Но увидев меня, встрепенулась, и даже улыбается.

Следом спускается Волошин с кислой миной, ворчит что-то под нос. Понимаю, что ему не нравится предстоящая сегодняшняя поездка.

Так оставайся дома, старый пень! А мы рванём на море.

Они почти позавтракали, когда у входа раздается шум и в столовую влетает взвинченный Волошин младший. Смотрит на меня с высокомерием и презрением.

Думаешь, испугаюсь тебя? Я и не таких ломал. Плакали потом сидели, что они милые пушистые зайчики, которых по неопытности подставили.

— Пап, можно с тобой поговорить? Наедине, — специально цедит по буквам, с отвращением глядя на Розу.

— Пошли в кабинет.

Они поднимаются наверх, а через пару минут накрученный и недовольный Волошин выходит на лестницу и приказным тоном зовёт к себе Розу.

Вот ублюдок! Неужели пришёл папочке нажаловаться?

— Пойти с тобой? — перехватываю её за запястье.

— Шип! — угрожающе сверху.

— Я сама, — натягивает улыбку.

В глазах вижу страх.

Они уходят в кабинет, а меня разрывает на части от тревоги за неё.

Поднимаюсь следом, но путь к кабинету перекрывает громила Кузьма.

— Хозяева сами разберутся. Уходи.

Ага, разберутся! Я что не слышу, как он на неё там орёт.

Спускаюсь по лестнице и сажусь на нижнюю ступеньку. У меня внутри всё кипит и клокочет.

Громкий хлопок дверью. Мимо меня пролетает плачущая Роза, держащаяся рукой за щеку.

— И никакой тебе Доминиканы, шлюха! Дома взаперти будешь сидеть! — выходит на площадку Волошин и кричит ей в след.

Первое желание — подняться и всечь ему от всей души. И я бы так и сделал, если бы больше за Цветочек не волновался. Поэтому двигаюсь за ней.

Она сидит в кухне на стуле спиной ко мне. Рядом со льдом хлопочет Елена и Леся, наша горничная.

— Вот козёл! Опять руку поднял, — причитает Лена. — Чтоб они у тебя отсохли, сволочь! Держи, милая, — подаёт Розе пакет со льдом в полотенце.

Подхожу к ней, сажусь на корточки и пытаюсь оторвать её руку, чтобы увидеть масштаб трагедии. Я же должен знать, насколько сильно мутузить эту старую мразь. Хотя я сейчас и убить готов.

Роза прячет лицо, отворачиваясь в сторону. Ей стыдно. Она же мне тут про любовь плела, а её и нет вовсе. Хотя я сразу не поверил в этот бред.

— Покажи, — шёпотом, чтобы не боялась.

Она покорно отводит руку. Красный кровоподтёк на скуле и щеке, который уже начинает синеть.

— Я его порву! — срываюсь с места.

Но меня тут же ловят шесть женских рук.

Вы чё⁈ Такое прощать нельзя.

— Не надо, Тарас, — умоляет Роза. — Только хуже сделаешь.

— Да, Боря тоже пытался защитить, — соглашается с ней Елена. — И где он⁈

— Тогда поехали в больницу, снимем побои, потом в полицию. Роза, такое нельзя спускать! — не понимаю их логики.

— Она не поможет. Я уже обращалась…

— Значит, поедем туда, где помогут, — достаю из кармана телефон с намерением позвонить брату.

— Нет! — останавливает меня. — Тогда пострадает невинный человек…

— Что за бред? — нервничаю.

— Я тебе всё расскажу, но позже. А сейчас лучше уходи.

Зависаю ещё недолго с надеждой, что она передумает. Пилю взглядом. Но Цветочек качает головой.

Ёб твою мать! Врезаюсь в дверь кулаком на выходе. Женщины подпрыгивают от неожиданности и треска дерева.

Я даже курить не могу, потому что успокаиваться не желаю. Я хочу разнести всё к херам здесь.

Выхожу во двор и набираю Дэна. Вижу, что Роза стоит у окна кухни и наблюдает за мной. Что-то произносит только губами.

«Пожалуйста, не надо…»

— Да, — отвечает брат, и я отворачиваюсь.

— Он её бьёт!

— Кто кого бьёт, Тасс? — не втыкает.

— Ты спишь ещё что ли⁈ Я говорю, что Волошин систематически избивает свою жену, — почти срываюсь на крик.

— Не ори! Не привлекай внимание, — успокаивает меня.

Его голос звучит бодрее.

— Дэн, ты меня вообще слышишь⁈ У неё пол лица сплошной синяк. А я ему даже врезать не могу, потому что вы все меня держите за горло.

— Тасс, мы его за это привлечь не сможем. Ты же знаешь наши законы. Муж учит молодую жену уму разуму. Максимум, что ему грозит — штраф. Если покалечил бы…

— Ты охренел! Я его тогда сам пристрелю к ёбаной матери!

— Я же сказал «если», а не «пусть»! И то он отмажется. Нам нужны стопудовые доказательства, которыми можно его придавить, а не бытовуха. Тасс, мы его год разрабатываем, и он, сука, как вьюн, всегда выскальзывает. И если ты сорвёшь операцию, полкан и тебя не пожалеет, не смотря на то, что ты уже не при погонах. Он тебя по-отечески вздрючит. Ты его знаешь. С нашим батей шутки плохи.

— И что мне делать? Спокойно смотреть, как он её мутузит?

— Не выпускай из вида, будь всегда рядом. Исключи все возможные конфликтные ситуации. Я что тебя должен психологии учить? Лучше меня всё знаешь. Это ты был отличником. Ну и покажи ей пару приёмчиков из самообороны, чтобы в ответ могла всечь. Потискаешь заодно, — посмеивается.

— Я тебе сам всеку! Когда увижу.

— Не кипятись. Усмири пыл. После вашего возвращения поменяемся, и я дальше сам поведу.

— Мы никуда не летим. И ещё… Я не буду с тобой меняться. Сам доведу дело до конца, — решительно заявляю брату.

— Тасс, я не понял. В смысле? Тасс, твою мать! — орёт в трубку.

— Счастливо! — и сбрасываю звонок.

Знаю я тебя. Ради успеха дела забьёшь на Розу. А я не могу этого допустить.

Загрузка...