Темная арена

…Ноги Юрасика в дорогих фирменных «говнодавах» на толстой подошве впечатались в рыжую подмосковную грязь. Юрасик едва удержался в вертикальном положении, в лицо ему ударил сырой холодный ветер. Вокруг было сумрачно и по-осеннему тоскливо. Отдышавшись и оглядевшись, Юрасик понял, что восторги «домашних факиров» по поводу новых возможностей волшебной палочки были сильно преувеличены.

Это был отнюдь не двор соседовского дома, где должен был зябко подремывать его «мерс». Это была непонятная и незнакомая Юрасику деревенская улица, с редкими, потемневшими от старости деревянными домиками. Юрасик оглянулся, с трудом переступая в вязкой грязи. Где-то рядом разразилась отчаянным лаем собака.

«Сколько этому олуху понадобится, чтобы понять, что он не туда меня услал? Хоть бы прибор догадался выключить… Одна надежда на Ленку. Может, сообразит?»

А пока Юрасик стоял на обочине, постаравшись выбраться на островок пожухшей травы, где было не так сыро. Был он в пиджаке и в шерстяной водолазке под ним — не бог весть что для такой погоды. Юрасик вытащил повыше ворот свитера и застегнул пиджак, под который уже забрались покойницкими пальцами струйки холодного воздуха.

Размеренный звук — бу-дык, бу-дык, бу-дык — привлек его внимание, и он оглянулся. Из сизого тумана выезжала повозка, запряженная лошадкой. На телеге сидел мужичонка в брезентовом плаще с капюшоном. Через минуту подвода поравнялась с Юрасиком, и мужик, скомандовав лошадке «Тпру-у!», натянул ременные поводья.

— Вы, товарищ, не из района будете… здрасте?

— Н-нет, — решил не врать без необходимости Юрасик. — Я из Москвы.

— Из Москвы-и-и?

Мужичок ощупал Юрасика недоверчивым взглядом хитрых крестьянских глазок.

«Господи, куда ж меня занесло, если здесь еще «товарищи» на гужевом транспорте не перевелись?! На этот раз точно убью волшебника этого недоучку!! Палку не выключает — ждет, когда я с картой вернусь, придурок».

— Телефон у вас здесь есть? — спросил Юрасик, скорей от тоски.

— У-у, мил-человек, это только в конторе. А дотуда — сами знаете… Может быть, вас до правления доставить?

— Да нет, сейчас за мной… «товарищи» подъедут.

Юрасик решил далеко от места высадки не удаляться, надеясь, что его здесь быстрее найдут.

— А, ну как знаете…

Мужичок поднял капюшон брезентового плаща и чмокнул лошадке. Она с трудом вытащила копыта из грязи и зашагала дальше. Начал накрапывать дождь.

«Ну, помидоры мои тепличные, если я схвачу насморк, вам премий в этом месяце не видать, — совсем озлился Юрасик. — Неужели непонятно, что я так долго к тачке ходить не могу?!!»

Юрасик, неукоснительно замерзая, топтался на обочине, когда кто-то окликнул его — а кого же еще на пустой деревенской улице?

За жидким забором, даже не дощатым, а из каких-то прутьев, в пяти шагах от него стояла женщина, полновато-рыхлая, лет сорока, накрытая клетчатым бело-коричневым платком. Она присматривалась к нему то одним, то другим глазом, как собака.

— А вы к кому? А?

— Да ни к кому, женщина, не беспокойтесь. С друзьями разминулся.

— И вы точно не к нам?

— Да нет, нет, — стараясь быть вежливым, ответил Юрасик. — Сейчас я уеду.

— А вы не от Степана ли будете?

— Да, нет, женщина, не от Степана. Случайно здесь оказался.

Деревенская сделала к нему еще несколько шагов, и, отреагировав на смачное болотное чавканье, Юрасик опустил глаза и увидел, что обута она в серые валенки без голенищ — кажется, они назывались опорками.

«Господ-дя! Да это что ж за дыра? Нищоба-то какая!»

— А что, гражданка, не напомните, как это место называется?

— Это деревня Борисовка, а там за рощей — село Орехово.

«Чего-чего?! — только что не вслух возопил Юрасик. — Это что — Орехово-Борисово? Да что же это?!!»

— А область какая?

Юрасику почему-то хотелось сказать «губерния».

— Московская, какая же еще?

«Вот сейчас спрошу ее, какой сейчас год на дворе, и она меня сдаст… Только вот как и кому — если ближайший телефон в Мытищах?»

— А точно вы не от Степана пришли? — с надеждой проговорила женщина. — Вы б сказали, а?

Женщина шарила по лицу Юрасика глазами, ища там подтверждение, что он все-таки от Степана, но почему-то упорно не хочет в этом сознаваться.

«Она думает, что, если получше попросить, расколюсь. Нужен ей этот Степан!»

Тут Юрасика от размышлений отвлекли другие звуки. По дороге к ним передвигалась та же подвода, только на ней, кроме мужичка в брезентухе, сидел еще кто-то, одетый в длинную темно-синюю шинель.

— Вот он, вот он! — радостно завопил мужичонка, вытягивая шею и показывая на Юрасика кнутом.

Седок, видно, цыкнул на него, и мужичонка втянул голову в плечи.

«А ведь это явно милиционер, а у меня из документов — только кредитка во внутреннем кармане… Заберут… Как пить дать, заберут».

Бежать было бесполезно, да и особенно незачем — хватятся его, наконец, эти недотепы… Сегодня до расстрела дело не дойдет… Хотя кто знает?

— Гражданин, документики! — с ходу заревел милиционер, спрыгивая с подводы и отковыривая замерзшими пальцами клапан кобуры.

«Так, еще две минуты — и спасать будет некого… Интересно, здесь уже есть практика класть задержанных мордой в землю? «Руки на капот!» тут не скомандуешь, конкретно».

Мент, худой и при жидких русых усах, шел на него, уже целясь пистолетом, а возница, вытянув тощую шею, радостно предвкушал скорую погибель Юрасика. Женщина в клетчатом платке исчезла — это Юрасик видел боковым зрением.

— А у меня, товарищ милиционер, не хотите проверить документы? — послышался из-за спины Юрасика озорной девичий голосок.

Медленно, чтобы не спровоцировать мента, Юрасик повернул голову и увидел светлую голову и свитер крупной вязки. Мент слегка опустил ствол, обалдело разглядывая Лену и ее джинсы в обтяжку.

— А у меня что есть! — весело воскликнула Лена и быстрым движением выхватила из-за пазухи большой шифоновый платок. — Ап!

— Д-докум-м…

— И ап! — воскликнула Лена еще раз, набрасывая этот платок Юрасику на голову.

У мента отпала челюсть, и он чуть не выронил пистолет. Юрасик исчез. То есть стоял-то он где стоял, но стал невидим. Он невольно опустил глаза долу, разыскивая себя, и увидел в грязи два глубоких следа от гусениц своих самоходов. Если он двинется с места, то может себя выдать.

— И ап!

Юрасик увидел, что Лена выхватила из рукава другой платок, поменьше, накинула его на себя и так же мгновенно исчезла. Следов она почти не оставила, поскольку стояла на относительно твердом кусочке земли. Милиционер, издавая какие-то утробные звуки, снова воздел ствол и стал, вращая глазами, водить дулом туда-сюда. Краем глаза Юрасик увидел, что возница, так и не слезший с телеги, истово крестится.

— Эй, дядя! — послышался откуда-то с дороги голос Лены. — А ну-ка, укуси!

Мент, все так же гортанно урча, развернулся на голос и спустил курок. Пистолет сухо щелкнул, но выстрела не последовало.

— Ну, что ж ты так! — донеслось откуда-то еще дальше.

Мент остервенело щелкал, уже ни в кого не целясь, а из сизой мороси осеннего вечера слышались задиристые советы Лены почаще чистить оружие.

Но в один прекрасный момент пистолет все-таки выстрелил. Заквохтав, доносчик повалился на телегу, зажав руками уши. Лошадка, явно к канонаде не привычная, всхрапнула, резко сдала назад, и телега увязла совсем.

Мент, обрадовавшись, что механизм заработал, споро израсходовал всю обойму, наугад обстреливая дорогу. Когда выстрелы замолкли, вконец испуганная лошаденка вырвалась из дорожной трясины и, едва не сбив милиционера, рванула вперед и, скользя в колеях, понеслась по деревенской улице.

Конца драмы Юрасик не увидел, потому что его стряхнуло с дороги в темноту, и через секунду он крепко приложился чумазыми башмаками о линолеум в квартире Соседовых. Он быстро скинул с головы шифоновый платок и отшвырнул его в сторону.

— Где этот…?!! — заревел Юрасик так, что брякнули пластмассовые побрякушки на дешевой люстре-«каскаде». — Задушу, урод, руки из задницы!!!

Лена была уже тут, встрепанная, с красными пятнами на лице, и бросилась ему наперерез, схватила за руку, защищая Андрея, который шарахнулся от Юрасика в дальний конец комнаты, рухнул там и забился в угол.

— Юрьпетрович, пожалуйста! Он почти что и не виноват!

— Да-а-а?! А кто меня в Орехово-Кокосово тридцатых годов на хрен услал?!!

— Юрьпетрович, умоляю!

— Чего ж ты-то умоляешь? Ты ж сама из-за этого безрукого под огонь попала!

— Как?! — словно кашлянул дед.

— Так! — откликнулся Юрасик, уступая, однако, Лениным усилиям. — Стреляли в нас. Мужик один меня заложил и мента приволок. — Да и его силы и злость уже были на исходе. — Мы там чуть в НКВД не попали, вот как. Кокнули бы на месте, как британских шпионов.

— А почему британских? — подал голос воспрявший Андрей.

— Потому что костюм на мне британский, сволочь! И молчать там, в углу!

— Кажется, дедушка, наш прибор слегка путает время и расстояние, — осторожно вступила Лена.

— Что ты болтаешь? Это же волшебная палочка, а не машина времени.

— Тем не менее. Мы попали в Орехово-Борисово еще до того, как туда добралась московская окраина. Юрьпетровича пытался арестовать милиционер, одетый в темно-синюю шинель, — ты такую помнишь?

— Нет… И вы это все видели?

— Да своими глазами! Домишки косые, грязь по колено… Ладно, Ленок, теперь я сам у тебя чаю попрошу.

Лена, радуясь, что пик скандала миновал и человеческих жертв не будет, упорхнула на кухню. Юрасик присел на один из двух стульев.

— Чего так долго нас не забирали-то? Если к стенке не поставили, то замерзли бы мы там точно.

— Батарейки сели — хватило только Леночку отправить, — сказал старик Соседов, запахивая мантию и садясь в свое креслице.

— А вот девчонку бы совсем не надо было задействовать. Кто кашу заварил…

— Она сама вызвалась. Женщины рода Соседовых всегда отличались жертвенностью и бесстрашием, — спесиво перебил его дед, воздевая острый подбородок.

«Ага!»

— А этот молодой человек тем временем спустился в палатку за батарейками.

«Надо батареек купить в запас этим недоумкам. А то зависнет мой ангар где-нибудь над Кремлем, и сшибут его зениткой за милую душу».

Эта не очень приятная мысль Юрасика слегка развеселила.

— Ладно, вылазь из угла, скрементатор, — процедил сквозь зубы Юрасик, видя, что Лена несет чайник. — Чаю попьем перед вылетом.

Андрей нехотя поднялся, глядя с опаской скорее на старика, нежели на Юрасика, присел на другой стул.

— Щас немного передохнем, соберемся, и надо выдвигаться на позицию, — сказал Юрасик.

— А… вы не хотите отложить? Ну, там, до завтра? — осторожно спросила Лена, разливая чай по чашкам.

— Думаешь, я в умственной раскоряке из-за всего этого?

Лена прыснула, и Юрасик понял, что сказал что-то остроумное.

— У нас через две недели прогон — не слыхала разве? — продолжил он вполне серьезно. — И проводить его я решил в новом здании. Нам еще туда весь скарб перегонять — все присутствующие в курсе?

Все молчали, словно в знак согласия. Даже фокусник, дуя на горячий чай, не рассердился, хотя предлог был лучше некуда.

— Ладно, я спускаюсь за картой, а вы тут готовьтесь.

Из машины Юрасик забрал не только карту Москвы, но и поросенка. В данной ситуации подарок выглядел вполне естественно — девушку за героический порыв поблагодарить надо, хотя бы символически.

Неустойчивая октябрьская погода заволокла небо рваными тучами, и над городом вставал необыкновенной, порочной красоты багровый закат. Юрасику показалось, что это хороший знак — все-таки его фирменный цвет.

— Ой, какой чушик забавный! — искренне обрадовалась поросенку Лена, когда Юрасик неловко, еще в прихожей, сунул игрушку ей в руки. — Откуда он у вас, а?

— В тире выиграл, — почти что не соврал Юрасик, который действительно неплохо стрелял.

— Да-а?

— За спасение из рук сталинской мафии, — уточнил он дополнительно, чтобы Лена не подумала, будто он за ней ухаживает. — Линейка найдется?

Они, разложив план Москвы, замерили деревянной школьной линеечкой и просчитали расстояние, которое должен был преодолеть ангар.

— Значит, так. Андрей с Георггеоргичем едут к ангару — помнишь, где это?

— П-помню, — сказал Андрей и передернул плечами.

— Оттуда связываешься со мной по мобильнику и осуществляешь акцию. Я на месте контролирую поставку, то есть прибытие това… ангара. Если что — связываемся и оперативно корректируем ситуацию.

— Осуществлять, как вы выразились, акцию, Юрьпетрович, буду я, — надменно выпятив белесую губу, произнес старик.

— Очень на это рассчитываю, — ответил Юрасик и многозначительно поглядел на Андрея.

Тот, пряча глаза, поежился опять.

— Ну что — одеваемся? Время самое то.

— Ага, сейчас по телевизору концерт Баскова — все смотреть будут. Жаль, что я не увижу.

— Почему это не увидишь? Сиди и смотри на доброе здоровье.

— А я разве с вами не еду?

— А зачем? Фокусы — дело мужское. Ты нам не нужна.

— Я дедушке нужна.

— А, ну как знаешь. А на Баскова, если захочешь, я тебя живьем как-нибудь свожу — в порядке компенсации.

— Ладно. Дедуля, ты в чем поедешь?

Наблюдать за переодеванием Юрасику не хотелось, и он двинулся на выход. В прихожей, радуясь, что не забыл, Юрасик сунул Лене в руку полтинник.

— Батареек в запас купи по дороге.

— Да не надо, у меня есть…

— Кто здесь главный?

— Вы.

— Ответ правильный. Присматривай там за обоими. На тебя только и надежда.

Он спустился к машине. Багровый закат потемнел, как свернувшаяся кровь. Надо было поторапливаться.

Пустырь в пойме пересохшей от экологической бескормицы речки мало подходил под застройку, хотя взбесившиеся инвесторы были готовы ставить коробки хоть на трясине. А вот как встанет здесь ангар, если фокуснику удастся-таки перенести его сюда?

«Встань к метро передом, а к лесу задом!» — мысленно скомандовал Юрасик и усмехнулся собственному изысканному острословию.

Он собирался выйти из машины, когда во внутреннем кармане затренькал мобильник.

— Краснов слушает, — веско произнес Юрасик.

— Юрьпетрович, мы подъезжаем. Вы где?

— Я на месте. Ленку мне дай.

— Да? — ответил девичий голосок.

— Ленок, как только дед начнет колдовать, пусть Андрюха мне звякнет, или сама позвони — только обязательно.

— Хорошо. Так мы и сделаем.

— Чтоб я хоть отскочить успел, — прыснул сам себе под нос Юрасик, уже отключившись.

Он погулял около машины минут десять и уже начал терять терпение, когда снова зазвенел телефон.

— Юрьпетрович, — прозвучал в трубке сдавленный голос Андрея. — Георггеоргич приступил к… работе. Вам не слышно?

— Нет, — ответил Юрасик, вроде и слыша, как раздаются вдалеке какие-то возгласы, но это могло быть что угодно.

— Вот… вот… А!! Он исчез! Исчез!!! Целиком! Но на пустыре ангар пока не появлялся.

— У вас как?

— Пока никак, — ответил Юрасик, и вдруг до его слуха дошел тонкий, свистящий звук. — Ладно, пока. Что-то происходит. Я перезвоню, — быстро сказал Юрасик, пряча трубку.

Звук все нарастал. Юрасик отошел от машины и стал озираться по сторонам. Было почти темно, только в отдалении в воздухе повисли цепочки огней ближайшего спального района. Юрасик поднял голову.

Высоко в зените, там, куда еще доставали лучи завалившего за горизонт солнца, реяла алая точка. Точка наливалась красным, как поспевающая ягода, и росла. Юрасику было даже страшно предположить, что это летит его ангар. Звук нарастал, понижаясь в тоне, а точка превращалась в предмет приличных линейных размеров.

«Точно, он летит, родименький», — то ли с ужасом, то ли с ликованием подумал Юрасик.

Он уже различал ребрышки на боку ангара, но тот по-прежнему сиял красным, хотя уже как будто должен был войти в тень Земли.

«Нагрелся от трения в плотных слоях атмосферы, что ли?» — тревожно подумали в ЦУПе у «мерседеса».

Излишний разогрев грозил деформацией в случае жесткой посадки, сообразил технологичный Юрасик. Виделся ангар уже почти в половину натуральной величины, и Юрасик разглядел его серое бетонное брюхо. И только тут Юрасик сообразил, что вся эта громадина летит прямо на него, и не исключено — снайперы дед с Андреем еще те! — свалится ему на голову. Но делать было нечего — Юрасик уже ясно различал ворота на передней части ангара. Звук переместился в басовый регистр, и, прежде чем Юрасик попытался дернуться, ангар с гулким грохотом приземлился в пятнадцати метрах от него, обдал его волной горячего воздуха, слегка подпрыгнул, содрогнулся по всей длине, как ползущая гусеница, и замер. В сумерках было видно, что он продолжает испускать призрачно-алый свет.

Юрасик стоял и разглядывал почти что из ниоткуда взявшийся ангар, непривычно смотревшийся на фоне все больше утопавшего в сырой мгле микрорайона. Затренькал мобильник.

— Ну как?! — послышался отчаянный голос Андрея, видимо уже и не надеявшегося пережить сегодняшний день.

— Все хоккей — приземлился тока-тока. Еще тепленький.

Наверное, Андрей сделал какой-то жест, и издали раздалось «Ура!» Лениным звонким голоском.

— О господи, — выдохнул Андрей.

— М-да, все хорошо… Поблагодари там старика, Ленку и отвези их домой. Завтра я разберусь и дам дальнейшие указания. Лады?

— Лады… А вы на меня больше не сердитесь?

— Нет, — искренне ответил Юрасик. — Но с третьего нашего с тобой общего задания я вернусь один. Принципиально. Усвоил?

— Усвоил, — с облегчением ответил художник. — До свидания?

— Да… Ленке трубку дай.

— Але? — зазвучал в трубке Ленин голос. — Как вы?

— Лучше всех.

— Рада слышать.

— Лен, спроси там у деда — а чего это ангар какой-то красный? Это он его так… запрограммировал? Я-то не против, мне даже нравится, просто интересно.

— Красный? — слегка растерялась девушка.

— Ага. Впотьмах светится.

— Не знаю…

— Но это не так важно. Главное — получилось. И у места стал, как надо. Деду от меня большое спасибо. Я завтра с утречка вам позвоню.

— А вы просто приезжайте.

— А?

— Ну приезжайте, и все.

Юрасик не знал что ответить и даже осекся.

— Ладушки, я подумаю. Сейчас всем отдыхать. Пока.

— До свидания, Юрьпетрович.

«Ну что она меня все Петрович да Петрович, — с легкой досадой подумал Юрасик, выезжая с пустыря. — Что я, старый? Надо ей замечание сделать, тактично».

Домой он добрался быстро, словно паря на крыльях успеха. Даже неприятное приключение с гадом доносчиком и ментом-мазилой почти не вспоминалось — так, пустяковая накладка.

Зайдя в дом, он почувствовал, что там уже не так промозгло холодно, как обычно. Не веря себе, Юрасик пощупал маленький радиатор в прихожей. Тот был ощутимо теплым — значит, его домик подключили к отоплению. Еще немного — и он станет настоящим домом, а не скорлупкой невылупившегося счастья.

Юрасик переоделся и с банкой холодного пива прилег на неразобранную койку перед телевизором.

— Новость последнего часа, — слегка обеспокоенно произнесла ведущая, многозначительно поглядывая на зрителя.

Юрасик подобрался и привстал с подушки.

— Над Москвой зарегистрировано появление неопознанного летающего объекта. Предлагаем вам любительскую видеосъемку, предоставленную очевидцем.

Пошла запись — в полыхающем вечернем небе парила яркая точка, снятая неверной рукой какого-то придурка, которому в этот сырой и холодный вечер не сиделось дома.

— Ученые пока не дали однозначного ответа…

По телефону какой-то спец по летающим тарелкам пробормотал, что это, возможно, было падение отработавшей части ракеты, а Юрасик поперхнулся пивом, глядя, как расплывающаяся при увеличении точка превращается в красноватое пасхальное яичко. Но тут запись оборвалась, а Юрасик, захлебываясь пивом, принялся хохотать, никого не стесняясь — а кого здесь?! — перегнувшись до полу, издавая икающие, дикарские звуки. Знали бы все эти недоумки, что это был торжественный пролет его ангара!.. Да тот немчуренок, что ляпнулся на Красную площадь, просто младенец по сравнению с Юрасиком!

Донельзя веселый, он позволил себе и вторую и третью банку пива, потом выключил телик и заполз под одеяло.

«А ведь если разобраться, цацки-то это опасные, да… Хорошо, пока с ними дедок играется… А если они кому-то не тому достанутся? Врагам Родины, например?»

Юрасик был патриотом, и эта мысль капнула черной, жгучей, как обгоревший воск, копотью на чистое поле его довольства. Но он не успел додумать эту мысль, потому что заснул.

К счастью для всего их предприятия, никаких свидетелей эксперимента, кроме того гуляки с видеокамерой, не нашлось. В воскресенье еще по нескольким программам повторили эти кадры с гордо реющим и ало рдеющим в синем небе НЛА — неопознанным летающим ангаром.

«Кто-то неплохо на мне заработал», — все еще довольный и поэтому не особенно досадующий, подумал Юрасик, глядя утром выпуски новостей по разным программам.

Потом он пошел осматривать свой уже обогретый дом. Комнаты казались гораздо больше, нежели он планировал, наверное, из-за отсутствия мебели. В пятнадцатому декабря все должно быть закончено, и он сможет одновременно отпраздновать и новоселье, и премьеру.

«Еще и сэкономлю», — подумал Юрасик, поймав себя на мысли, что цирковой проект, совершенно неожиданно вторгшийся в его жизнь, осуществился куда быстрее, нежели такая понятная затея, как обустройство дома.

Головной болью были денсредства, которых катастрофически не хватало на достойное завершение проекта. Надо заново оформлять зал — эти гнусные деревянные скамейки, перерезавшие зад пополам, он в новое здание ни под каким видом брать не будет. Гостей на халяву звать, рекламная акция — дикая куча денег… Эта мысль больно и упорно билась в Юрасиковой голове, как сосудик в нарывающем пальце.

«А, да бог с ними, со средствами, — все равно до чего-нибудь додумаюсь, — подумал Юрасик. — Всегда находил решение, и теперь найду. По крайности, продам один из филиалов, что подальше от центра. У меня их как грязи, точек этих… Может, так даже выгодней будет».

От этого пусть промежуточного и не слишком изящного решения Юрасику стало легче, и осмотр дома он закончил почти довольным. Когда спускался к своей комнатенке, он услышал, как там надрывается мобильник.

Это был Круль.

— Ты все-таки взялся за шоу-бизнес, как я слышал?

Он вроде упрекал Юрасика, что тот не сознался в этом, когда его Круль об этом напрямую спрашивал.

— Дык, знаешь, Пашк, это не я за него взялся — это он за меня взялся.

Круль на том конце хихикнул.

— Ага… Старички такие потешные — песок вроде сыплется, а они все в огне! Девчонки, пара штук, тоже вроде деловые, вот я и подумал — если им деньжонок подкинуть, может, они действительно что-нибудь дельное сконструлят?

— Угу… да…

Круль явно что-то соображал.

— Акционироваться не собираешься?

«Прощупывает, можно ли присосаться», — сообразил Юрасик.

— Да нет вроде. Пока своим обхожусь.

— А в дальнейшем?

— Посмотрим — регистрировал я унитарное частное предприятие.

— Как называется? — вроде как из вежливости осведомился Круль.

— «Новый русский цирк», — вынужден был ответить Юрасик и просто воочию увидел, как Пашка спешно записывает его слова, зажав трубку плечом.

«Наверняка проверит, как я регистрирован, соберет сведения, гений, блин, информационно-справочный».

— Ну ты не стесняйся, будут проблемы — с акционерами там, с инвестициями. Мы за минимальную комиссию, на правах старых друзей, подберем проверенных людей, со стабильной репутацией…

«И сроком с конфискацией».

— Спасибо, Паш, учту. Если что — я твой.

— Ну тогда бывай!

— Пока, Пашк, спасибо за звонок.

«Круль хотел сделать вид, что забивает место на будущее обслуживание, клиентуру вербует, а на самом деле прощупывал мои слабые места. Ну хитер… А я что — лыком шит?»

Днем Юрасик вдоволь махал гантелями, смотрел телевизор, отслеживая, не станут ли журналюги докапываться до истинного происхождения НЛА, но телевизионщики к теме охладели, и в дневных новостях красная точка уже на экранах не показывалась. Под вечер Юрасику стало скучно и голодно, и он решил поехать поужинать по-людски и заодно посмотреть, как там его ангар — не улетучился ли так же легко, как и появился.

Получился у Юрасика не то поздний обед, не то ранний ужин, и к ангару он попал еще совсем засветло. С края пустыря, где остановился Юрасик, смотрелся так и оставшийся ало-красным ангар просто потрясающе, особенно на фоне пожухшей бурой луговой травы.

«А ведь еще и территорию обиходить, освещение проводить», — ужаснулся Юрасик, но тут его внимание привлекли какие-то фигурки, копошившиеся у дальнего конца ангара.

«Ну Круль, ну гад… — холодея от злости, подумал Юрасик. — Уже нашел меня здесь, а? Ну ты подумай!»

Чувствуя, как его волевое мужественное лицо сворачивается, словно кислое молоко в нагретой кастрюльке, Юрасик стал осторожно, словно провокаторы могли заметить его на таком расстоянии, выбираться из машины, попутно соображая, как подойти к крулевской банде незаметно и взять хотя бы одного «языка».

Юрасик, прошлепав по грязи с полкилометра, притаился за ребристым боком ангара и прислушался к разговору провокаторов. Голоса, с удивлением услышал Юрасик, были как у подростков, ломкие, с подвизгом.

«Ну, сподобился Круль — с малолетками связался», — презрительно подумал Юрасик, подбираясь для прыжка.

Голоски за углом были беззаботные, перемежались с какими-то шипящими звуками, стуком, чпоканьем открываемых жестянок.

«Ну, мне еще токсикоманов не хватало!» — подумал Юрасик и правым плечом вперед, выбрасывая руку, ломанул на врага.

Он коршуном влетел в стайку весело чирикающих подростков, клекоча, хватая кого попало за что попало. До боли знакомый возглас «Пацаны, атас!» взорвал вечерний воздух, мальчишки порскнули, как воробьишки, а в Юрасиковой когтястой лапе остался один из пацанят, дико извиваясь и крича что-то то ли угрожающее, то ли умоляющее.

Тут только, краем глаза, Юрасик заметил, что красная стенка ангара была расписана самодеятельными рисунками, а на земле валялись несколько использованных баллончиков из-под краски. От удивления Юрасик чуть не выпустил жертву, но вовремя спохватился и только встряхнул парня.

— Не дергайся, блин, не трону! — рявкнул Юрасик, но парень, уже молча, только сосредоточенно сопя, пытался выкрутиться из мертвой хватки Юрасика.

Его приятели, отбежав метров на пятнадцать, сбились в кучку и, стоя на полусогнутых ногах, наблюдали за развитием событий.

— Не дергайся, сказал, у меня к вам дело серьезное, ну!

Парень, видимо устав и решив передохнуть, перестал вырываться, только, похныкивая, тянулся куда-то в сторону.

— Давай так…

Парень лет четырнадцати поднял на него жалкие глаза.

— Я тебя отпущу, и мы поговорим. Я хозяин этого ангара, зовут меня дядя Юра, и у меня к вам всем есть дело. Хорошо?

— Хорошо, — едва слышно ответил парень, но Юрасик сильно сомневался, что он не убежит.

Юрасик действительно отпустил мальчишку, тот отступил от Юрасика на три-четыре шага, утирая нос и поводя плечами, влез обратно в свою куртку, которую почти стащил с него Юрасик.

— Что, разговариваем?

— Ну?

— Не «ну», а «да, дядя Юра».

— Да…

— Так вот… Ты скажи, чтобы ребята подошли… Это их тоже касается — что мне, это потом каждому объяснять?

Парень махнул рукой приятелям подойти, но те не двинулись.

— Ладно, дело ваше.

Парень уже будто расслабился, опустил плечи и откровенно рассматривал Юрасика.

— Этот ангар мой, и я планирую открыть здесь цирк…

— Цирк?! — встрепенулся парень. — Настоящий цирк?

— Настоящий цирк, с лошадями, с клоунами и фокусами, — назидательно проговорил Юрасик.

«Уж фокусов там будет… просто ах».

— Ребята, у нас здесь цирк будет!

«Вот тебе и реклама бесплатная. Прилежащая территория — вся моя».

Стайка дернулась и переместилась на пару шагов поближе.

— В принципе мне нравится ваша работа, и я хочу вас нанять…

— Чи-и-во-о?

— На-нять — как художников-оформителей. Только у меня будут определенные требования.

Парень по-прежнему не особенно понимал, что происходит. Ясно ему было одно: его поймали и отпустили, даже не стукнув как следует.

— Чтобы ваши эти…

— Граффити?

— Пусть граффити… соответствовали тому, что здесь будет цирк. Ну, там все эти как раз клоуны, фонарики, гирлянды — ну понятно… Вы как?

— Ребята! — вместо ответа, закричал парень так, что Юрасик вздрогнул. — Он нам работу предлагает!

— Да, работу, — с достоинством произнес Юрасик. — У меня все по-честному.

…Еще полчаса они с компанией обсуждали условия работы — чей материал, сколько заплатит Юрасик за погонный метр росписи, будут ли они потом ходить в цирк бесплатно и прочее.

«Вот пусть попробует Круль со своей братвой сунуться к моему предприятию — эти пацаны там и днем и ночью ошиваться станут, прямо до премьеры… И сторожа ночного не надо. Вопросы решаются… Я ж знал, что у меня получится. Надо этой Ленке-сестренке поручить их организовать. Занималась же она какими-то железками? Вот пусть этот детсад и пасет».

Ночь прошла без потрясений и пророческих снов, а утром, когда в офисе Юрасик просматривал сводки о работе за первую половину октября, Катя соединила его с мэрией.

То, о чем они начали с ним говорить, он сразу не понял — о каком-то конкурсе на получение гранта. Его основное, торговое предприятие под определение конкурса не подходило, но когда там появились документы на проект «Нового русского цирка», то эти мэрины были просто очарованы… Дама из мэрии, которая беседовала с Юрасиком, так и сказала — «просто очарованы»…

— Да, — неуверенно, боясь сказать что-то лишнее, проговорил Юрасик, — помощь, хотя бы на завершающем этапе, мне бы не повредила… Для того чтобы успеть к зимним каникулам. — «Хоть бы дорогу замостили, спиногрызы налоговые», — подумал Юрасик, напрягся и сказал: — Я бы мог более полно изложить свои пожелания при личной встрече.

— Да-да! В среду вас устроит?..

Потом какое-то время Юрасик сидел в непонятном ему состоянии — это что, вот все так и решилось? Ничего не придумав, Юрасик наказал Кате соединить его с Юркевичем.

Бодренький, картавый говорок прозвучал минут через двадцать.

— Василич, организуй худрука, пару авторитетных сотрудников, не обязательно из пожилых, документы чтобы все были, желательно фото с репетиций. Я понятно выражаюсь?

— Д-да, — пискнул несколько озадаченный Юркевич.

— И к половине третьего среды ко мне в офис для совещания. В четыре нас ждут. Лады?

— Л-лады…

Слегка волнуясь, Юрасик сам набрал телефон Соседовых. Трубку взяла Лена.

— Ленок, я понимаю, что это жестоко, но послезавтра мы всей командой идем в мэрию получать грант на наше увеселительное предприятие, — заерничал Юрасик. — На тебе главная трудность — уговорить деда пойти с нами и вести себя там прилично.

— А что, дедушка себя ведет неприлично? — кажется, обиделась Лена.

— Ну это как сказать. Мы люди простые, а чиновники из мэрии — они балованные. А нам бы эти деньги и помощь были совсем не лишние.

Юрасику совсем не хотелось выглядеть так, будто свободных средств у него почти не осталось, — просто последнего тратить не хочет, что разумно.

— Так что предупреди меня, как у тебя складываются обстоятельства. Если машину надо — я пришлю.

— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать.

Юрасик, приказав Кате отыскать ему вторую Лену, отправился обедать. Лена-сестра позвонила ему сразу. Юрасик, еще пышущий жаром от борщка, поручил ей организовать пацанят на работу по росписи нового цирка.

— Ну, вы знаете, Юрьпетрович, это так далеко от того, что я делала раньше… Не знаю, возьмусь ли я.

«Ну, нравные же эти Соседовы!.. На хромой козе не подъедешь!» — подумал Юрасик, но решил не злиться.

— Да почему ж, Ленок? Ты здорово с мужиками управлялась, насколько я помню. С ребятами, что ли, не справишься? Запиши телефончик их заводилы, зайди к Кате за деньгами на баллоны и давай — руководи. И не затягивай. У меня послезавтра в мэрии встреча, а на следующей неделе — предварительный прогон программы. Сроки, понимаешь ли…

Юрасик положил трубку и глубоко вздохнул, расслабляясь. Он — титан!

«Не остаться бы только в одной тряпке на заднице, как те статуи», — подумал Юрасик скорее весело, чем огорченно.

Переделав все творческие дела, Юрасик смог, наконец, вникнуть в финансовое состояние своего предприятия, и тут-то его, довольного жизнью и собой, ждало большое огорчение. Общий неплохой показатель вышел за счет периферийных точек, а его центральные филиалы, в организацию и рекламу которых были вбуханы немыслимые силы и средства, дали по семьдесят процентов от среднегодовой нормы, что граничило с экономическим крахом.

Юрасик вызвал к себе главного бухгалтера. Тот зашел в кабинет как-то бочком, держа у бедра тоненькую папочку с бумагами.

— Догадываешься, почему я тебя вызвал?

Вопрос был риторический — главбух сам подписывал отчет, прежде чем тот лег на стол Юрасику.

— Да, я провел анализ — у нас появился конкурент, недобросовестно перебивающий нашу клиентуру. Сеть маленьких тонарных магазинчиков торгует тем же примерно ассортиментом по демпинговым ценам и чуть ли не во дворах.

— Нас банкротят? Выживают из центра? — напрямик и грозно, словно главбух сам был замешан в этой авантюре, спросил Юрасик.

— Боюсь, что так.

— Кто?

— Пока неясно. Они приезжают днем, снимают сливки и исчезают. Надо нанимать кого-то, чтобы расследовали это дело.

Юрасик догадывался, кто за этим стоит. «Нехорошо, братаны… Но вы не знаете, с кем связались».

Странно, что обошлось без эксцессов, но циркачи вовремя собрались у Юрасика в офисе, чтобы всем вместе ехать в мэрию. Старик Соседов был в черном костюме и бархатной бабочке. Он обменялся церемонным рукопожатием с Юркевичем, подхалимски при этом захихикавшим. Лена была в черной водолазке и слегка грустна. Юрасик мельком проглядел бумаги, составленные Юркевичем, и приказал грузиться в «ниссан».

Мэрия встретила их ярким светом, при котором лица у всех постарели и побледнели; хмурые охранники долго проверяли их сумки и кейсы. Пропуска, конечно, выписать забыли, и опытный Юрасик порадовался, что привез команду на полчаса раньше.

Дама, заммэрша по культуре, с экзотическим именем Роза Ибрагимовна была слегка ошарашена обилием и разнообразием публики, ввалившейся к ней в кабинет, но прогонять никого не стала.

— Ну, начнем мы, наверное, с представления, как теперь принято говорить, команды, — веско, как он умел, произнес Юрасик. — Я Краснов Юрий Петрович, генеральный директор и генеральный продюсер проекта «Новый русский цирк». Наш коммерческий директор, господин Юркевич…

Заммэрша радостно переводила взгляд с лица на лицо.

— Заслуженный артист республики, корифей жанра… — представил Юрасик старика Соседова.

Тот привстал, слегка поклонился, не сгибая спины и не меняясь в лице, извлек из рукава букет едва распустившихся роз и под общий «ах!» вручил заммэрше. Та взвизгнула, подскочив от неожиданности, схватила букет, укололась и, глуповато-счастливо улыбаясь, заблагодарила. По кабинету разнесся нежно-пряный аромат южного утра, а на полированной столешнице зябко играли капли то ли воды, то ли росы. У Юрасика похолодело внутри, но, к счастью, сюрприз с букетом оказался единственным.

Сомлевшая заммэрша обещала им свою личную поддержку, а Юрасик пригласил ее на первый прогон программы в новое здание. Было ясно, что денег в руки не дадут, но что-то, может, сделают.

Отпустив шофера развезти народ по домам, Юрасик решил пройтись по центру и обдумать ситуацию. Его чутье никогда его не подводило…

Он свернул с Тверской в проулок, сразу очутившись в тихом, грязноватом дворике. По причине не слишком приятной погоды пенсионерские скамейки у подъездов были пусты. Никаких тонаров тоже не было — отсюда их убрали давно, не без давления таких, как Юрасик, солидных предпринимателей — нечего превращать центр столицы в стихийный базар.

И во втором дворике было захолустно и сумрачно. Только в третьем Юрасик заметил стайку местных жителей, кучковавшихся на небольшом пятачке относительного чистого асфальта. Они даже установили что-то вроде очереди, словно пассажиры, знающие, что именно здесь откроются двери подъехавшего автобуса.

Набравшись терпения, Юрасик принялся прохаживаться, всем своим видом показывая, что он дышит свежим воздухом, случайно обнаруженным в двух шагах от загазованного центра. Ждать пришлось недолго. Пенсионеры заволновались, стали переминаться с ноги на ногу, вытягивая шеи. Юрасик увидел, как из арки во дворик неторопливо въехал фургон. Номер на машине был областной. Юрасик вынул ноутбук и занес в него номер вторженца. Юрасик подождал, пока шофер, кышкая на покупателей, подпер ставни-навесы на боку тонара, и долгожданная торговля началась. Юрасик прошел мимо и мельком глянул на витрину — обычная мелочовка, немного копченостей и молочки. Холодильников нет, значит, дожидались прохладной погоды, чтобы рвануть на штурм, хитрецы… Ну нет… Не на того напали. Нам стандартные ходы не нужны…

Юрасик, полной уверенности ради, обошел пару-тройку переулков поблизости и нарыл еще одного конкурента, торговавшего той же пустяковиной. Ну, поднявший меч…

Остаток вечера Юрасик просидел в варьете «Красный купальник», дорогом даже для крутых бизнесменов, поскольку там шла «бесплатная» стриптиз-программа, стоимость которой была втюхана в выпивку и салаты, подававшиеся в наперстках и крышечках от бутылок пепси. Но сегодня Юрасик это заслужил.

Девицы, крутившиеся вокруг шеста, повторяли одни и те же движения и привлекали его взгляд только первые минут двадцать. Потом он опять стал думать о том, как отмотаться от расходов на переоборудование ангара. Мысли свертывались колечком и бегали по кругу, как собаки, от скуки играющие с собственным хвостом. Вечер прошел незаметно, хоть и не очень скучно.

На следующий день, сделав необходимые дела, Юрасик решил проверить, как его послушалась Лена. Катя сказала, что она и какой-то отвязанный подросток забегали взять под отчет денег — значит, по крайней мере, просьбы она его не проигнорировала. Что ж…

Юрасик был готов ко всему, но то, что он увидел, приехав на пустырь, бросило в легкий мандраж. Нет, сам алый ангар стоял как стоял, многозначительно-багрово светясь на фоне пегой травы. Вокруг него обнаружилась куда более бурная, нежели ожидал Юрасик, деятельность.

Прямо у входа в ангар на железяках, воткнутых в грязь, красовался постер, величиной в парус океанской яхты, на котором значилось, что строительство ведет фирма «Купола», значился Юрасик как заказчик, имя генподрядчика и телефон. Неподалеку тарахтел мазутный электрогенератор, из него в распахнутые настежь двери ангара змеино убегали провода. Внутри ангара судорожно вспыхивали голубоватые отблески электросварки, туда-сюда сновали рабочие в зеленых спецовках с рисунком куполов храма Василия Блаженного на груди.

Первой мыслью Юрасика было то, что это самовольный захват. И причем не обошлось без сволочи Круля. Кто-то вселился в его ангар, копошится в утробе его имущества, и попробуй теперь этих глистов выведи… А как же его имя на плакате? Кто разрешил?!!

— Юрьпетрович? — послышался уверенный, деловой голос откуда-то из-под локтя Юрасика.

Он обернулся. На него цепко, весело и внимательно глядел невысокий мужичок в оранжевой каске и в зеленой спецовке с куполами.

— Да, я… — не совсем уверенно произнес Юрасик.

— Роза Ибрагимовна…

«Господи, а это кто еще?!!»

— …сказала, что вы подъедете сегодня-завтра подписать проект.

— Какой проект?

— Проект типовой, так что никаких накладок быть не должно, — словно уговаривая Юрасика, сказал мужичок. — Пройдемте?

От этого слова Юрасику стало неуютно, но, невольно повинуясь жесту мужичка, он пошел за ним к ангару. Внутри кипела работа, щедрыми горстями сыпались искры электросварки, упруго било в уши тюканье металла о металл. Не дав Юрасику оглядеться, мужичок в каске завел его в невесть откуда появившуюся кабинку из волнистого пластика. Там у компьютера сидела девушка в очках, на скамеечке у входа ожидала пара рабочих.

— Владимир Иванович, — с ходу запросил один, поднимаясь.

— Я занят!

— Да мне только накладную подписать, а?

— А Ярошенко где?

— Отъехал на склад.

Владимир Иванович быстро черкнул по бумажке, и оба рабочих моментально исчезли.

— Вам Роза Ибрагимовна, наверное, говорила…

«Да что ж это за Роза-стервоза такая?!!»

— …что наша фирма специализируется на строительстве культовых сооружений, но есть у нас и опыт работы с помещениями для проведения торжеств и представлений. В частности, мы сдали под ключ здания цирка в Новодранске, в Больших Усовцах и Мухотопске.

Строитель мотнул головой на ближайшую стенку, на которой скотчем были приклеены большие фотографии цирков, похожих, но красивых, да. Одна из картинок была даже не фотографией, а календарем за позапрошлый год.

Владимир Иванович посмотрел в лицо Юрасику и, поскольку тот туповато молчал, продолжил:

— Так что, если вы не возражаете…

Он развернул перед ним лист со множеством чертежей, выносок и цифр.

— Подпишите здесь, что согласны с проектом. Проект типовой, так что…

Он опять будто просил разрешить ему работать для Юрасика.

«Ну и подпишу, что согласен, — отстраненно подумал Юрасик. — Это, похоже, не финансовый документ».

Юрасик достал из-за пазухи редко, по особым случаям применяемый «паркер» с золотым пером и аккуратно вывел свою фамилию в окошечке, куда указал ему строитель.

— Первое ноября поставьте, пожалуйста. Чтобы месяц полный был…

Юрасик поставил рядом и число.

— Хотите пронаблюдать ход работ?

— Можно, — ответил Юрасик, подумав, что и от этого худа большого не будет.

Битый час строитель водил его по ангару, причем почти все время Юрасик ходил задрав голову, а Владимир Иванович что-то орал ему на ухо, крутя в воздухе пальцами и говоря непонятные технические слова. Из всего этого Юрасик понял, что все будет сделано очень быстро и необыкновенно хорошо. Юрасику было неясно самое главное — кто за это будет платить? — но спрашивать об этом у строителя было невежливо. Потом они вместе вернулись в закуток с девушкой и картинками, и Владимир Иванович сказал:

— Ну, Роза Ибрагимовна…

«Уй, я щас помру на месте! И эту розу положат мне на гроб!»

— …говорила мне, что вы человек деловой и контактный, так что мы с вами сработаемся.

— Да… А когда можно будет начать… репетировать, обживать, так сказать, новую площадку?

— Да уже дней через десять. В две смены же работаем. Есть у вас вопросы?

«Вопроса у меня два — кто такая Роза Ибрагимовна и кто за этих всех кузнечиков зеленых платить станет?»

Владимир Иванович вопросительно посмотрел на Юрасика.

— Вроде нет… Ну, спасибо вам, Владимир Иванович, рад был пообщаться.

— Проводить вас, Юрьпетрович?

— Нет-нет, работайте. Я сам.

Юрасик забыл, заверченный деловым Владимиром Ивановичем, зачем он сюда шел, и вернулся с полдороги, досадуя на то, что приходится, по рассеянности, два раза месить одну и ту же грязь.

Группку копошащихся у стены подростков он нашел сразу. Стенка ангара была разрисована примерно на треть длины. Ребята оглянулись на жирное чавканье его шагов, перестали пшикать баллончиками и уставились на Юрасика.

— Где ваш старшой? — не утруждаясь приветствием, спросил Юрасик.

— А вам зачем?

— Затем, что надо отвечать, когда взрослые спрашивают.

— А нам здесь разрешили.

— Я в курсе. Это мой ангар.

— Вы дядя Юра Краснов? — оживился один из подростков.

— Юрий Петрович, если быть точным. Так где Валерка?

— А вон они с Леной идут.

Юрасик обернулся и увидел, что к ним быстрым шагом идет Лена-кузина и Валерка, которого он назначил старшим. В руках у каждого было по пластиковому пакету. Подойдя ближе, Лена узнала Юрасика и даже слегка улыбнулась.

— Ну, показывай, Ленок, как идут малярные работы, — решил пошутить Юрасик.

Валерка хихикнул, а Лена сказала прохладно:

— Смотрите сами. Я здесь на общественных началах.

— Это ты зря… Надо подъехать к Юркевичу, оформить договор. Я что, каждому персональное приглашение делать должен?

Они шли вдоль полого уходившей ввысь стены ангара, и Юрасик разглядывал рисунки — клоунские рожи с разинутыми в невероятных улыбках ртами, завязанные в тугие узлы тела гимнастов, шары и факелы, медведи, тигры и обезьяны.

— А чего, — сказал Юрасик, дойдя до конца ангара, где стоял грязный фанерный ящик, а на нем лежала стопочка журналов «Советский цирк» и чья-то куртка, — мне в принципе нравится. Глазастенько так, ярко и по теме. Ты скажи, Ленок, начальнику, Владимир Иванович его зовут, чтобы отвел вам уголок, там погреться, отдохнуть, вещи положить…

— Хорошо. Я сошлюсь на вас.

…Отъезжая от ангара, внутри и снаружи которого бурлила и плескалась через край не совсем понятная ему деятельность, Юрасик вспомнил, что Роза Ибрагимовна — это та заммэрша, что принимала его разношерстное творческое хозяйство.

— У, блин! — облегченно выдохнул Юрасик, нажимая на педаль. — Ведь чуть не помер, пока вспомнил…

Был уже шестой час вечера, и звонить в мэрию с благодарностями этой Розе-мимозе было, наверное, поздно.

«Завтра с утреца позвоню, — подумал Юрасик. — Вот что значит вовремя цветуечки-то тетке преподнести, а?.. Редкий зануда этот дед, а как вовремя подгадал… Учись, Краснов!»

Полулежа в комнатке перед едва пыхтевшим телевизором, Юрасик позвонил Андрею:

— Андрюх, у меня к тебе дело. Собственно, оно касается моего основного бизнеса, но, коли бабки на проект текут оттуда, тебе надо обдумать такую вещь…

И Юрасик изложил Андрею свой несусветный по коварству план вывода из дела непорядочных конкурентов.

Когда Юрасик выпал, уже под вечер, из своего душного кабинета, Андрей сидел и рисовал Катин портрет, а его секретарша конфузливо улыбалась.

Юрасик взял рисунок:

— Похоже… Катьк! Да ты у меня красавица. А я, раньше и не замечал. Ты ему за этот портрет стольник зеленых должна. Знаешь, какой он дорогой художник?

— Я его Катерине Дмитриевне подарю.

На улице было еще довольно светло, и центр кишел народом.

— Вот что, в натуре, друг ситный… Мы сейчас пройдемся по местам нашей будущей боевой славы, поскольку народу слишком много толчется. А когда по ящику начнутся сериалы, мы выйдем с тобой на тропу войны.

— А люди… не пострадают? — опасливо осведомился Андрей.

— А об этом ты должен был позаботиться. Или я тебе вчера не четко все изложил?

— Ну да, я все так и сделал.

За разговорами они дошли до первого вагончика. Юрасик протянул продавцу десятку и попросил жвачки.

— А вы долго еще торговать будете? — осведомился Юрасик как бы между прочим.

— Часов до восьми, — донеслось из тонаровской утробы.

— Так, значит, — сообразил вслух Юрасик, когда они отошли. — Сейчас пройдемся по соседним дворам, выделим объекты. Потом хряпнем по супчику — и на дело.

Когда им принесли на десерт горячий фирменный напиток в больших, широких чашках, Юрасик спросил:

— А что, Андрюха, какой метод воздействия мы с тобой сегодня применять будем? Ты меня вкратце посвяти, чтоб уж я не совсем дуб дубом был.

— Да, Юрьпетрович. Вот, пожалуйста…

Андрей вынул из кейса ту самую, или похожую, расписную картонку, с которыми Юрасик пытался разобраться в фургоне летом.

— А палка-исчезалка? Опять сломалась?

— Нет, палочка цела. Вам ведь нужны стойкие результаты, как я понял?.. Но вы же знаете — как только прибор отключится, эффект исчезнет.

— А здесь?

— Здесь фокусник должен произвести ряд манипуляций, чтобы вернуть все к исходному состоянию.

— И ты это все основательно проработал?

— Думаю, да, Юрьпетрович.

Он раздвинул картонку, и та превратилась в коробку без дна и покрышки. Андрей напрягся, подумал секунду и поставил картонку на Юрасикову чашку с парующим напитком. Он пробубнил что-то нечленораздельное, осторожно снял картонку и уставился на то, что там оказалось.

На столе стояла крошечная, в сантиметр высотой, чашечка с едва заметным рисунком, на соразмерном ей блюдечке и извергала клубочки пара величиной в горошину.

— Ха-а-а, — восторженно произнес Юрасик, — японцев бы сюда… Вот у них бы глазки-то округлились…

Лицо у Андрея было тоже глуповато-счастливое.

— Соотношение один к пятнадцати. Ну, или что-то в этом роде. Я только приблизительно замерял.

Они немного поглядели на кукольную чашечку, и Андрей было дернулся убрать картонку в кейс.

— А ты размеры вернуть не желаешь? Или я должен за три кровных бакса из скорлупки пить?

— Извините, Юрьпетрович, не учел.

Андрей поставил картонку на чашечку и забормотал, делая пассы пальцами. Юрасик привстал, чтобы посмотреть, как будет расти чашка с десертом.

— Ой, нет, нет! Не делайте этого!

— А что?

— А я не знаю что… Вдруг она вам голову уменьшит?.. Или увеличит — представляете, что будет?

Юрасик поспешно сел на место и даже слегка отстранился от стола. Ужин закончился в сосредоточенном молчании.

На улице моросил противный холодный дождь, но благородным разбойникам это было только на руку — меньше свидетелей. В двух шагах от сверкавшей огнями Тверской было темно, как в чернильнице. Разрывали мрак только тусклые лампочки над подъездами, но от этого загнанная в углы тьма казалась еще гуще. Они вышли к первому тонару. Он был закрыт.

— Давай, Андрюх, пробуй.

— Вы уверены?

«Две беды на свете — бабы и интеллигенты, — раздраженно подумал Юрасик. — Все у них не слава богу».

Андрей присел над приоткрытым кейсом и вынул из него что-то похожее на новогоднюю гирлянду.

— Это что еще?

— Ну как… Вы же сказали, какие приблизительно линейные размеры будут у… объекта. Пришлось разрезать несколько картонок, а потом соединить их, чтобы получить достаточно большой контур воздействия. Закиньте этот край на угол… И на другой, а то я не достаю.

— А они, картонки эти, в разрезанном состоянии действовать будут?

— Не знаю, — честно признался художник, копошась во тьме.

— А ты что, не проверял?

— Да ведь не на чем было… Я только про коробку-бездонку у Георггеоргича выспросил, какие заклинания, пассы, а до всего остального сам доходил.

«И я с тобой точно дойду, — как рухнул внутрь самого себя Юрасик. — Ну да ладно, может, и на этот раз обойдется… Не впервой».

Наконец им удалось закинуть картонную гирлянду на угол фургона, и Андрей скомандовал Юрасику отойти в сторону, а сам, откашлявшись, стал колдовать натужным, противным голосом. Юрасик, уже привыкнув к темноте, мог смутно разглядеть, как Андрей, зайдя сбоку фургона, машет руками над кольцом, образованным скрепленными между собой кусками магических коробок. Вдруг раздался громкий чмокающий звук, и картонная гирлянда с шелестом, как карточный домик, обрушилась на землю, потому что исчез сам тонар. Где-то рядом заулюлюкали разбуженные автомобили.

— И-и-х! — почти одновременно взвизгнули оба фокусника и бросились к тому месту, где только что стоял фургон.

Юрасик поднял с земли тонар, почему-то теплый и теперь размером с буханку чернушки. Андрей споренько собирал гирлянду.

— Давайте-ка отсюда, Юрьпетрович, — пробормотал Андрей, забирая кейс.

Они быстро смотались со двора, через арку прошмыгнув в соседний. Здесь было посветлее, и Юрасик рассмотрел копию тонара в масштабе 1:15, которую так и нес в руках. Прямо детская игрушка — колесики крутятся…

— У тебя пакета не найдется? — спросил Юрасик у Андрея, который тоже, цокая языком, разглядывал минимизированный тонар.

— Сейчас поищу, — ответил художник, идя рядом с ним по длинному извилистому переулку.

«Неважно я подготовился, — досадливо подумал Юрасик, — фонарь надо было взять, пакет — добычу складывать, и зонт бы не помешал… Ну ладно, главное, точек пять-шесть убрать. Может, этим придуркам одного намека хватит».

Они дошли до следующего дворика. Фургон стоял под сильным фонарем, поодаль шумно кучковались подростки. Условий для работы не было.

— Пошли. Сюда попозже вернемся.

Во дворе следующего дома было сумрачно и тихо. Тонар мирно посапывал, никем не охраняемый. Андрей дал Юрасику пластиковый пакет, и тот положил в него добычу. Тот как раз встал по длине и ширине, а по высоте таких там могло поместиться штук пять, не меньше.

— Пока полное лукошко не наберем, домой — ни ногой, — полушутя-полусерьезно пробормотал Юрасик, а Андрей вполне серьезно угукнул, перебирая свою гирлянду на сырой скамеечке подле едва различимых кустов.

Они уверенно накинули картонки на тонар, Андрей прокуковал свое заклинание, и второй тонар, чмокнув на прощание, занял место в пакете.

— Теперь все поровнее пойдет, — сдавленно проговорил Андрей, аккуратно складывая картонки.

«Во вкус вошел, супермен-стиратель», — усмехнулся Юрасик.

Дождь моросить перестал, но потянуло ветром. Юрасик заметил, что через бурые тучи проглянуло темно-синее небо в крупных звездах.

В третьем дворе они долго не могли сообразить, как подобраться к тонару так, чтобы их не застукали, — он стоял почти у подъезда. Рядом над дверью висела яркая лампа, тонар был почти полностью в коконе ее света, и манипулировать с ним было равносильно признанию под видеокамерой.

— А, черт, семь бед — один ответ, — в конце концов махнул рукой Юрасик.

Отойдя к детской песочнице, которую он приметил еще по пути сюда, он одним мощным движением отодрал от нее досточку и, рванувшись вперед, разбил ею ненавистный фонарь. Брызнули осколки, искры, стало темно. Андрей охнул.

— Ладно, Андрюх, не огорчайся. Мы им потом в ЖЭК десять, нет, даже двадцать билетов отошлем — в виде компенсации… Ты не стой, ворожи дальше.

Они вместе, уже слаженнее, быстро накинули петлю на шею тонара, Андрей пролопотал заклинания, и третья «буханка» легла в пакет Юрасику.

— Что там происходит? — раздался в темном колодце двора надрывно-скрипучий старушечий голос. — Что вы там делаете? Хулиганы! Я звоню в милицию!

— Это она нам? — испуганно прошептал Андрей, собирая картонки. — Может, хватит на сегодня?

— Нет, — тоже почему-то полушепотом ответил Юрасик. — Не впечатляюще будет выглядеть. Еще парочку!

— А вдруг она действительно в милицию позвонит?

— Хе, если менты станут ездить на каждый вызов!.. — успокоил его Юрасик. — Пошли посмотрим, может, убрались те пацанята.

Действительно, сырой ветер разогнал подростков по домам, но яркий желто-розовый светильник мешал ужасно. Лезть на мачту и колотить его было затруднительно, и поэтому выход был один: готовить диверсию в тени самого фургона, работать слаженно, быстро, а ноги делать незамедлительно.

— Так, работаем, — не дожидаясь, чтобы опять заканючил Андрей, сказал Юрасик, накидывая гирлянду на угол фургона. — Ты разогревайся помаленьку.

Ветер рвал картонки из рук, но Андрей уже начал свои камлания. Юрасик расправил гирлянду и привычно отошел в сторонку. Андрей выдохнул последнее слово, взмахнул руками, делая зверское лицо…

Порыв влажного ветра смахнул обрезки волшебных коробок с крыши тонара, Юрасик услышал знакомый поцелуйный звук… Земля мягко ушла из-под ног. Светильник на бетонной мачте поскользнулся, покачнулся, но удержался на своей единственной ноге и почти сразу же занял исходную позицию.

«Все-таки влипли», — подумал Юрасик, но потом сразу понял, что все в целом прошло нормально, просто в самый момент уменьшения картонки скинуло с крыши, а потом они, как и раньше, упали сами. Но тонар-таки не уменьшился — не успел до падения гирлянды.

— Андрюха, ты где? — позвал Юрасик.

Голос его прозвучал как-то странно — будто через вату. Уши заложило, что ли?

Художник не отзывался. Юрасик сделал пару шагов за тонар, едва не оступился в колдобину, которой не разглядел раньше, и подал голос снова. Ответа также не последовало, Юрасик вернулся на свет и тут же столкнулся с Андреем, который, нелепо размахивая руками, брел ему навстречу.

— Ты чего, Андрюх? Не расстраивайся, сейчас все переделаем… Где картонная тара? Давай…

— Юрьпетрович, Юрьпетрович, — замямлил едва слышно фокусник, — вы что, не понимаете?

— Ну, сорвался трюк — надо переделать, как в цирке положено. Это даже я знаю.

— В-в-в… — загнусавил художник, указывая дрожащей рукой на тонар. — Вы что, не видите?

— Очень даже хорошо вижу. Надо доделать, раз взялись… Уменьшать так уменьшать!

— Да куда ж еще уменьшать-то, Юрьпетрович? — зарыдал художник. — Вы вокруг посмотрите, а?

— А что?

— Да мы же вместе с тонаром уменьшились! В зону минимизационного воздействия попали! Вы думаете — это что?!

Он указал на высокую груду мусора за тонаром, на которую Юрасик прежде внимания не обратил, а теперь принял за накиданную кое-как упаковку из гофрированного картона.

— Это же наша… гирлянда…

У Юрасика подкосились ноги, и он, холодея от ужаса, глянул вокруг. Перестав принимать фургон со жвачкой за меру всех вещей, он увидел, как высоко в темнеющем небе горит светильник, что двор сделался величиной с пустырь, где кипели художественно-монтажные работы; огоньки окон находились на расстоянии кремлевских звезд…

«Это сколько же во мне сейчас росту — сантиметров двенадцать?» — прикинул Юрасик.

Андрея Юрасик обнаружил подвывающим на своем плече и стряхнул его голову.

— И чего ж теперь делать, гусь лапчатый? Давай колдуй все взад, а то нас машиной раздавят или собакой описают, ну!

— Я не могу…

— Чего не можешь? Извилины тоже измельчали, да? Колдуй, тебе говорят!

— Заклинания только запускают действие оборудования… а самого оборудования-то нет…

— Да вот же оно…

Юрасик схватил художника за холодную, вялую руку и протащил его через полуметровые траншеи к груде картонок, а когда они оказались рядом, то решимость его тоже пообмякла. Делать-то с ними что? Андрей трясся, хлюпал носом, а может быть, и плакал.

— Ну ладно, успокойся. Думай, как из положения выходить.

— Не знаю, Юрьпетрович, не знаю я-а-а…

Он действительно заплакал. Юрасик тоже не знал, что делать, но понял, что решать опять придется ему. Он подождал минуту, чтобы художник проревелся и был готов хотя бы слушать. Постепенно стенания затихли.

— Так, кудесник хренов, — веско, истинно по-красновски заговорил Юрасик. — Где эта картонка, целая, недорезанная, которой ты над моей чашкой измывался?

— А? — слегка очнулся художник. — В кейсе была. А что?

— Кейс где?

— Там…

Художник сделал неопределенный жест в темноту.

— Все, хватит хныкать, пошли искать.

— Вы думаете…

— Да, я думаю, если ты не можешь. Или попробуешь все-таки?

Андрей слегка ободрился и двинулся, неловко переступая по гребням вязкой земляной массы, которые, скорее всего, были их собственными следами — из другой, большой жизни.

Кейс, оставленный ими подальше от светового оазиса, они искали минут двадцать и нашли благодаря тому, что неподалеку проехала машина, выхватив его из темноты. Теперь кейс для них был чем-то вроде одноэтажного строения, и бежали они до него минуты три.

— Пошевеливайся, недоучка, — подгонял Юрасик Андрея.

— А что?

— А то, — зло огрызнулся Юрасик, — что найдет его какой-нибудь забулдыга и унесет вместе с твоей единственной надеждой когда-нибудь стать большим и умным. Не рискнешь побороться со взрослым дядей, а?

Наконец они оказались рядом с одноэтажным кейсом. Андрей принялся лихорадочно шарить по карманам.

— Чего шукаешь?

— Ключ…

— Чего-о-о? Ты, ваще, чем думаешь? Твоим ключом сейчас только комарихам аборты делать!

К счастью, ключ и не понадобился — кейс был незаперт, но это не особенно облегчало задачу возвращения в мир нормальных размеров — поднять его крышку таким лилипутикам было проблематично, да и располагалась она высоко. Юрасик почувствовал, что ему стало холодно, и он застегнул пальто, уже скотски грязное.

— Так, — сказал он. — Твоя очередь думать. Сформулируй план-максимум, пожалуйста.

— Вернуть себе изначальные размеры, — безнадежно прошептал Андрей.

— Уже кое-что. А план-минимум слабо?

— Слабо…

— Тогда слушай меня.

Даже впотьмах Юрасик увидел, как блеснули надеждой глазки Андрея за заляпанными стеклами очков-бабочек.

— Подсадишь меня на ручку кейса.

«Вот слышал бы кто-нибудь меня сейчас — сразу в дурдом бы сдал!»

— Я залезу внутрь и попробую выпихнуть эту картонку наружу, а там видно будет. Помнишь, где она лежит?

— Вроде сверху. Сразу под крышкой.

Андрей забормотал что-то о Юрасиковой гениальности, но, подставляя Юрасику свою хиловатую спину в качестве ступеньки, затих от натуги. Юрасик вскарабкался на ручку кейса и сел на нее верхом. Нет, сам он эти громады не сдвинет, точно.

— Давай клешню, гений номер два. Полезешь со мной.

Андрей, ухватившись одной рукой за металлическую петлю, которой ручка крепилась к кейсу, сумел-таки закинуть ногу на ручку и с помощью Юрасика, который изо всех сил тянул его за ворот куртки, лег на рукоятку животом, тяжко дыша.

— Спортом надо больше заниматься, — нравоучительно произнес Юрасик, снова расстегивая пальто, потому что опять стало жарко. — Так, я сейчас проползу в щель…

Кейс был прикрыт неплотно.

— …и попробую приоткрыть крышку. А ты ползи за мной — будем толкать вместе. Только свои «айн, цвай, драй» от перенапряжения не забудь, ладно?

Художник что-то забормотал, но Юрасик его уже не слушал. Просунув в щель между металлическими рейками голову, Юрасик с трудом, лишь слегка приподнимая крышку кейса, прополз внутрь. Там, на ощупь судя, была бумага, теперь ощущавшаяся как листы фанеры, что-то холодно-скользкое — видимо, пластиковые конверты для документов, и какая-то мелочь, коробки, на одну из которых, согнувшись в три погибели, можно было встать на колени.

— Ты идешь? — спросил Юрасик, не ощущая какого-то движения извне.

— Ползу, — сдавленно ответил художник.

— Слабо стараетесь, мамаша, — опять подзудил Юрасик. — Надо тужиться активнее.

Потом, когда Андрей, чертыхаясь, оказался рядом, Юрасик спросил:

— Это что у тебя здесь? Ящики какие-то.

— Да скобки для степлера. Я по дороге купил.

— Надо приподнять крышку и заклинить ее чем-нибудь. Потом выкинем наружу коробку-бездонку и будем думать дальше. Идет?

— Как скажете.

Юрасик пролез вперед, смертельно боясь, соскользнув с барахла, напиханного в художниковом кейсе, очутиться на дне этого сооружения. Оттуда точно не выкарабкаешься — боковина кейса была абсолютно гладкая. Долезши до самого узкого места, он кликнул Андрея:

— Давай так. Ты помельче, значит, пролезешь подальше. Я буду поднимать крышу, как эта, ну…

— Кариатида?

— Ага, а ты будешь толкать…

— Как Сизиф…

— Ага. Правильно понимаешь, Гомер-помер.

Андрей прокарабкался мимо него до самого узкого места под крышкой.

— Ну, чего, готов?

— Сейчас-сейчас… Найду… Ну, я уперся.

— Молодцом!.. На счет «три» — раз, два, три! Толкай!

Юрасик, стоя на коробке со скобками, распрямился и хоть не до конца, но приподнял крышку. Андрей, натужно крякнув в почти полной темноте, толкнул картонку вперед.

— Идет? — почти безнадежно спросил Юрасик.

— Идет, идет! — удивляясь, судя по голосу, самому себе, радостно ответил художник.

— Давай дальше! И… раз, два, три!

Таких толчков было штук пять. Потом, ближе к щели, рычаг стал подлиннее, поэкономичнее, Юрасику сделалось полегче, и, кажется, дело шло к успешному завершению.

— Отдых пять минут, — скомандовал он.

Они оба замерли в совершенно неподходящих для расслабления позах: Юрасик — на корточках на продавленных картонках, а Андрей распластался, пыхтя, на коробке-бездонке.

— Значит, так. Я сейчас подгребу поближе к выходу, постараюсь придержать крышу подольше, а ты уж, будь добр, толкани посильней, может, мы ее выкинем на этот раз.

— Ага, я понял. Тут конверт пластиковый лежит, скользкий, она по нему хорошо пойдет.

— Тем более… Ну давай. На счет «три»!

Юрасик мощно распрямился и, услышав дикарский покрик Андрея «И-и-их!», просто почувствовал, как мимо него проехал сгиб картонки, пробежала мимо, упираясь в ее торец, смутно различимая фигурка. Коробка-бездонка выпала за пределы кейса, за ней по инерции вылетел с отчаянным криком художник. Юрасик, чувствуя, что лопается от натуги, опустил крышку, которая, к удаче, не захлопнулась, поскольку ей не давала какая-то бумага, попавшая в щель.

«Неужели получилось?!» — подумал Юрасик, сидя на корточках и попутно размышляя, как вылезти наружу и не свалиться на дно кейса. Снаружи его уже звал Андрей.

— Юрьпетрович, Юрьпетрович, вы живы?

— Я-то да, а ты?

Юрасик высунул голову наружу. Андрей стоял внизу, потирая бок.

— Да… А что теперь делать?

— Что-что? Будем разворачивать конструкцию. Юрасик осторожно выполз наружу и на удивление легко спрыгнул вниз.

«Это сколько сейчас во мне весу-то?»

— Так, что теперь?

Коробка стоймя теперь была выше поднятой над головой руки.

— Попробуем ее слегка раздвинуть и поднять. Картон не железка, не тяжело. Тяни там на себя, а я здесь подтолкну…

На вес коробка-бездонка теперь была для них как каких же размеров деревянный забор — тяжко, но выполнимо. Главная трудность была уже чисто инженерная — как превратить лежащую картонку в стоячую коробку.

— Значит, так… Ты приподнимаешь нижний край и тянешь его на себя. А я с другой стороны поднимаю и опрокидываю его на тебя.

Манипуляция удалась им с третьей попытки. Коробка, встав вертикально, сделалась похожей на остов корабля.

— И чего дальше? — совсем уже бодро спросил Андрей, предчувствуя скорое преображение.

— Чего? Я полезу внутрь, а ты снаружи будешь меня расколдовывать. Понял?

— А я? Как же я?! Вы же не умеете…

— А я, когда стану большим и сильным, посажу тебя внутрь, и ты расколдуешь сам себя — усвоил?

— Усвоил… Ну, давайте попробуем.

— Не пробовать, а делать надо, пока нас в таком позорном виде не застукали. Так что давай, на колени…

— Зачем?

— А я туда сам залезу, с земли-то? И кто операцию фактически завалил? На колени, смерд!

Андрей покорно подсадил Юрасика на коробку, встал, а тот уже, закинув ногу на шершавый верх бездонки, перевалился в узкий распор коробки, как она, сложившись книжкой, опять повалилась на бок, в сторону от опешившего художника и погребая в себе Юрасика. Андрей, охнув, снова пал на колени и, заглядывая внутрь, запричитал что-то.

— Колдуй, гад! — донеслось из узкого ромба щели.

— Че-чего?!

— Колдуй, говорю! А то как вылезу!

— А по-получится?

— Колдуй, сказано! Должно получиться! Надеяться можно было только на то, что дедовы цацки сработают и в таком, совершенно не свойственном им положении.

Юрасик расслышал, как снаружи бормочет свои прибаутки Андрей, потом его сильно тряхнуло, в голове помутилось, а затем он понял, что лежит на грязном асфальте, рядом с ним Андреев кейс — в масштабе 1:1. Он полежал еще несколько секунд, ощущая, как устало и побито ноет его большое и сильное тело, и принялся подниматься, ловя кружащуюся голову.

— Юрьпетрович, Юрьпетрович! — различил он какой-то далекий, как из телефонной трубки, писк.

В свете далекого фонаря он разглядел рядом с собой игрушечную, почти вдвое меньше подарочного Кена, фигурку Андрея. Тот подпрыгивал и размахивал руками, словно Юрасик пролетал над ним на вертолете.

— Ну чего, Кио? Удалось?

— Удалось, удалось! — ликовала козявка. — Давайте теперь меня…

— Где коробка-то наша, ты, пискля, знаешь?

— Вы на ней си-ди-те-е-е!

— А, извини.

Юрасик тяжело поднялся и снова посмотрел на мир глазами большого человека. Но ему пришлось присесть на корточки, чтобы найти коробку. То, что он увидел, огорчило Юрасика и повергло в ужас кроху художника. Волшебная коробка была по-скотски, накосо, по всему периметру, разорвана, видимо мощным Юрасиковым торсом во время его увеличения.

Юрасик поднял двумя пальцами жалкие, чумазые останки фокуснического оборудования и назидательно потряс им над головой художника. Андрей прикрыл лицо руками и в голос зарыдал. Пользуясь тем, что художник его не видит, Юрасик злорадно ухмыльнулся и от души полюбовался его страданиями.

— Ладно, — сказал Юрасик, — хва ныть. Придумаем чего-нибудь. Залезай.

Юрасик подставил художнику-недомерку ладонь и, распрямившись, опустил его в карман пальто, потом собрал раскиданное имущество, слегка размокшую гирлянду, пакет с мини-тонарами и пошел по направлению к центру. Спина ныла, ноги были бесчувственно-ватными. Куда теперь? Пожалуй, он вернется к офису — там же его машина, и пакет с добычей надо где-то оставить до завтра.

«А который?!» — подумал Юрасик, видя, что центр по-прежнему полон жизни, магазины открыты, суетятся машины. Да сейчас же как минимум два ночи должно быть…

«Это что ж — всего полтора часа, как мы из харчевни вышли?!» — ужаснулся Юрасик, глянув на часы.

Он шел по Тверской к своему офису, с удовольствием шлепая по лужицам, не огорчаясь особенно своим встрепанным видом, глубоко вдыхая холодный воздух, вольно гулявший под распахнутым пальто.

Ночной охранник, видевший Юрасика всего, пару раз, не узнал его, тем более в таком расхристанном виде, и не захотел пускать. Похвалив его за усердие, Юрасик показал ему пропуск с фотографией, которым никогда не пользовался, и прошел к себе.

Запершись в кабинете, он осторожно вынул из кармана мальчика-с-пальчика, посадил (или положил?) обмякшее, как дохлая мышка, тельце на свой огромный стол. Художник был в отделку зареван, испуган и расстроен.

— Помнишь, гений ты на букву «г», что я тебе говорил о нашем с тобой третьем приключении?

— Простите, простите меня, Юрьпетрович! Больше такое не повторится!

— Да, не повторится, это ты точно заметил.

Юрасик сел рядом, положил усталую голову на кулак и принялся внимательно и многозначительно рассматривать стоявшую на полированной столешнице живую куколку.

— Не хотите же вы сказать, уважаемый Юрьпетрович, что вы собираетесь… оставить меня в таком плачевном виде?! — вовсе зашелся художник.

— А чего ж нет-то? Я своему слову хозяин. Тем более — прикольно… Такого зверя даже у самых крутых нет…

Малявка забегал по столу туда-сюда, схватившись за голову, пища что-то жалкое и умоляющее.

— Ладно, хватит.

Художник прекратил беготню.

— Сегодня уже поздно…

Андрей опустил руки по швам, слушая приговор.

— Завтра отвезу тебя к деду — пусть он тебя и увеличивает. Хорошо?

— Хорошо, — покорно склонила голову одна пятнадцатая художника.

— Вот тебе, чтобы ты с голоду не помер.

Юрасик встал, взял из пакета один из тонаров, отодрал ногтями ставни и дверь.

— Тебе провианта на неделю минимум. Туточки и переночуешь.

— Спасибо, — едва слышно пробормотал Андрей.

— Располагайся, будь как дома. — И, пожалев его неожиданно, Юрасик добавил: — Не куксись! Завтра, прямо с ранья, мы тебя вылечим. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи… Свет не выключайте, а, Юрьпетрович?

— Как скажешь, мой маленький.

Юрасик злорадно услыхал, как малявка снова захныкала — ну и поделом ему. Такие напасти на шефа обрушить!

Юрасик надел вместо изгаженного пальто найковскую куртку, с самой весны висевшую в шкафу, запер кабинет на второй замок — чтобы утром уборщица не обнаружила эти чудеса миниатюризации, и поехал домой.

Заснул он сразу, как только накрылся одеялом.

Утром, едва разлепив на настойчивый звон мобильника неподъемные веки, Юрасик понял, что третье путешествие в страну чудес даром для него не прошло. Грудь была заложена, спину ломило. Мыча от боли, которая обнаружилась еще и в руках, ногах, пояснице, далее везде, Юрасик на ощупь нашел мобильник. Звонила Катя. На часах мобильника было без пятнадцати десять. Похоже, он забыл настроить будильник.

— Юрьпетрович, вы не забыли? У вас в десять встреча.

— Кать, я не забыл, я заболел…

— Ой…

Похоже, ее напугал звук его голоса, в котором не слышалось ни единой фирменной стальной нотки.

— Так что распорядись там, встречи дня на три как минимум отмени.

— Да, я это сделаю. У вас кабинет закрыт — это так надо?

«Господи, там же этот карапузик один! Во, блин, и меня втравил, и сам по уши вляпался… А ну как он тоже заболел?»

В голове было дико муторно, горло драло так, будто он вчера пил уксус, а потом еще и подрался с Майком Тайсоном, причем тот победил нокаутом.

— Да, так надо… Кать, значит, так… — Юрасик откашлялся, сосредотачиваясь. — Отзвони Соседовой Лене — знаешь ее, да? Разъясни ситуацию, пошли за ней машину, и пусть приедет сюда. Хорошо?

— Да, поняла. Вам врача не надо вызвать?

— Я сам вызову. Пусть Лена привезет мне — денег возьми для нее в кассе — там аспирина, от температуры и от радикулита чего-нибудь растереть покруче.

— А у вас и радикулит?

— Да, кажется. Здорово продуло.

«Во свезло-то! — продумал Юрасик, откидываясь на продавленную, сыроватую и противно холодную подушку. — И ведь даже позвонить некому, только сотрудникам… Дружная офисная семейка».

Юрасик полежал еще, прислушиваясь к болезненному поскребыванию в горле и за грудиной, пробуя лечь так, чтобы не слишком ныли безбожно растянутые мышцы.

«Чемпионат мира по поднятию крышек кейсов и метанию волшебных коробок завершен. Во всех трех подходах победил ценою собственного здоровья Юрий Краснов, Рублево-Успенское шоссе, Россия. Ура, товарищи!»

Думать не хотелось, на лоб давило, как та крышка, серо-голубое вязкое облако. Может, Юрасик уснул или потерял сознание, только комната, чуть подсиненная светом ноябрьского утра, съехала куда-то в сторону, сползла, как одеяло, в небытие…

…Очнулся он не столько от боли в мышцах, сколько оттого, что ему в лицо плеснули холодной водой. Юрасик с некоторым удивлением обнаружил, что не лежит, а сидит. Глаза по-прежнему не открывались, налитые то ли ртутью, то ли свинцом. Кроме того, почему-то болели зубы.

— Так, гражданин Краснов, мы будем говорить правду? — произнес над ним мужской голос, резко, как пролаял.

— У-у? — попытался заговорить Юрасик, но не смог.

Попытался он и пошевелиться, чтобы утереть с лица капли воды, стекавшие за шиворот, но не смог, потому что руки у него оказались связанными за спиной. Юрасик подергался и, ничего не поняв, решил все-таки открыть глаза и разобраться в ситуации.

Через узенькие щелочки, смотреть в которые можно было только гордо вскинув голову, Юрасик увидел, что находится в небольшой, не больше его собственной, комнатенке, темной и душной, освещаемой одной, но очень яркой настольной лампой, направленной ему в лицо. За лампой смутно маячила фигура человека. Он, сидя, что-то писал. Еще один стоял перед Юрасиком.

«Это что — я брежу от температуры или опять дедовы цацки шалят?» — подумал Юрасик, но эту богатую мысль не дал додумать стоящий над ним мужик.

Он был Юрасикова возраста и одет в какой-то мундир — Юрасику было плохо видно против света.

— Так вы будете по-прежнему отрицать, что передали английской разведке чертежи ряда изобретений оборонного значения?

— Да откуда они у меня, ты чё — сбрендил? Какая на хрен разведка?

— Да английская, какая же?

— У тебя крыша едет, мужик! — сообщил Юрасик своему мучителю.

— Чего? — не понял мужик, мельком подняв глаза к потолку. — Да у меня…

И вместо разъяснения отвесил Юрасику такую оплеуху по физиономии, что зашаталась комната. Когда она встала на место, мужик тоже взял себя в руки, выпрямился и сказал:

— Хорошо, гражданин Краснов. Мы дали вам шанс, вы не захотели им воспользоваться.

Человек за столом, повинуясь жесту мундира, закрыл какую-то серую папку с завязками и молча вышел.

— Хорошенько подумайте, гражданин Краснов. Время у вас будет, — сказал оставшийся. — Правда, не очень много.

Сверля Юрасика ненавидящим взглядом, он нервно застегнул ворот мундира. Юрасик увидел, наконец, что это мундир темно-зеленый, скорее армейский, нежели милиционерский.

«Куда ж это меня занесло?» — подумал Юрасик скорее с интересом, нежели со страхом.

Некоторое время в комнатке было тихо, и Юрасик смог бы обдумать это свое новое положение, если б не яркий свет, пробивавшийся даже сквозь опухшие веки. Болели руки, варварски стянутые веревкой.

«Даже браслетов путевых нет, — презрительно подумал Юрасик. — А туда же — английская, английская!»

Потом сзади послышался шум открываемой двери, шаги, негромко забубнили голоса. Мимо Юрасика, не здороваясь, прошел какой-то мужик в форме, сел за стол и открыл ту самую серую папку, которую десять минут назад закрыл предыдущий. Хотя Юрасик был не уверен, что это новый человек — у этого была такая же, привычно злобная, крысиная морда.

— Здравствуйте, Юрьпетрович, — произнес над его ухом приятный, воркотливо-раскатистый баритон.

С трудом двигая затекшей шеей, Юрасик повернул голову и увидел, что мимо него к столу неторопливо идет высокий мужчина. При его приближении крысеныш за столом вскочил и вытянулся в струнку. Юрасик с невольным трепетом заметил, что у высокого на погонах красуется по одной большой звезде.

«Генерал, что ли?» — оторопело подумал Юрасик.

Высокий, глядя на Юрасика, протянул руку, и крысеныш, суетливо скребанув несколько раз когтями по столу, втиснул в его руку папку.

— Та-а-ак, — сказал «генерал», вольно присаживаясь на уголок стола и заглядывая в бумаги.

«Генерал» сделал едва уловимый жест, и крысенок поспешно плюхнулся на стул, словно держался из последних сил.

— Вижу, разговора со следователем у вас, Юрьпетрович, не получилось.

— Да какой же это разговор — раз, и в морду! — слегка расслабился Юрасик.

«Генерал», вероятно, бить не будет. По крайней мере, сам. Тот пропустил замечание Юрасика и стал читать вслух, словно для самого себя.

— Краснов Юрьпетрович, год и место рождения такие-то… Должность, место работы такие-то… Да, вот главное… «Подозревается в измене родине в форме шпионажа»…

Юрасик даже не стал протестовать — настолько чудовищно было все то, что простенько, через губу, нес этот «генерал». От него, Юрасика, здесь было только имя.

— «…выкрал и передал неустановленному агенту неустановленной иностранной разведки чертежи изобретений оборонного значения, принадлежавших видному советскому изобретателю Соседскому Г. Г.».

— Читать научись, ты!.. Соседов его фамилия, — презрительно поправил Юрасик, но «генерал» проигнорировал и это, продолжая изучать дело Юрасика. — А если «неустановленное», то сначала установи, потом дело заводи.

А то, что это было дело, сомневаться уже не приходилось. «Генерал» проигнорировал и это замечание, только, не отрываясь от чтения, поднял бровь.

— «…получив за это вознаграждение в сумме двухсот пятидесяти английских фунтов стерлингов».

Звезднопогонный захлопнул папку, положил ее на стол и укоризненно глянул на Юрасика.

— Скока-скока?! — поперхнулся Юрасик, невольно наклоняясь вперед, отчего больно резануло в запястьях.

— «В сумме двухсот пятидесяти английских фунтов стерлингов», — по памяти и с достоинством — мол, знай наших! — повторил «генерал».

«Это что ж — я за четыреста баксов продался?!» — внутренне взвился, автоматически переведя фунты в доллары, Юрасик.

— Да ты с кем разговариваешь, сука? — рявкнул он так, что оба чина невольно отпрянули назад.

«Четыреста баксов — моя цена?!»

— Да я тебя сейчас вместе с твоим писарчуком по потолку размажу! Ровно! Тонким слоем! — принялся рваться со стула взбешенный Юрасик.

«Писарчук» дрожащей рукой уже нажимал на столе какую-то кнопку, «генерал» соскочил со стола, а Юрасик титаническим усилием, раздирая в кровь запястья, разорвал веревку и бросился душить «генерала», рыча:

— Да я за такие деньги и жопу от стула не отклячу! Разве только чтобы такую гниду, как ты, придавить! Так это у нас забесплатно!

Позади него — Юрасик слышал это как-то отстранение — в комнату вбегали люди, щелкали затворы, а Юрасик, клекоча, как горный орел, терзал врага, который сумел-таки оторвать от себя его руки и кричал ему почему-то женским голосом:

— Юра, Юра! Успокойтесь, миленький, ну пожалуйста!

Над не на шутку развоевавшимся Юрасиком из серого тумана возникло девичье лицо, губы на нем шевелились, но Юрасик не слышал, что они произносят. Он упал назад на подушку, отдуваясь. Потом он все-таки открыл глаза и рассмотрел, что это лицо Лены Соседовой, обеспокоенное, сморщившееся в готовности заплакать.

— У-ух, Ленок, привет!

— Да-да, это я! — радуясь, что он больше не бредит, подтвердила Лена. — Как вы себя чувствуете?

— Хы! — нашел силы усмехнуться Юрасик. — Извини, погорячился… Представляешь, сон видел — будто мне на Лубянке дело шьют за шпионаж… За четыреста зеленых будто родину продал, а?

— Ничего, это от температуры. Пройдет… Я вам хорошего доктора привезла.

Тут только Юрасик заметил, что в комнатенке находится еще один человек — парень лет тридцати, худой и смуглолицый, с прямыми темными волосами, забранными в хвостик на затылке. Он в упор рассматривал Юрасика непроницаемо черными и блестящими, как пуговицы, глазами.

— Да это ты зря, — попробовал отмахнуться Юрасик, но зашелся в каком-то гнусном, булькающем кашле и с трудом добавил: — Мне бы аспиринчику да растереться.

— Это очень хороший доктор, цирковой. Он любого артиста за пару часов на ноги поставить может. Его Равшан зовут.

— Салам, — прошипел Юрасик, но врач не ответил, потому что открыл свой чемоданчик, стоящий на столике, и рылся там.

«Ох, только бы не уколы!» — подумал Юрасик, с детства боявшийся острых предметов.

Лена сказала, что пойдет поставить чайник, и выпорхнула из комнаты, а Равшан, отвернувшись от Юрасика, что-то протирал спиртом — в комнатенке завоняло поликлиникой.

— Колоть будешь, друг? — безнадежно спросил Юрасик.

— Почти, — ответил Равшан, поворачиваясь к нему, держа в пальцах что-то невидимое.

Через полчаса Юрасик с ног до головы был утыкан тонюсенькими, золотыми, как сказал Равшан, иголками. Особенно досталось ушам и предплечьям, и Юрасик подумал, что он сейчас похож на дикобраза. Золотого… Как из восточной сказки.

— Полежите так полчасочка, — сказал Равшан. — Только не двигайтесь.

— Да куда ж тут…

— И не разговаривайте.

Равшан вышел, а снова отплывший в никуда Юрасик, как сквозь тонкое марево, слышал, как он что-то обсуждает с Леной в коридоре.

«А как я теперь Ленке объясню, что нужно забрать у меня из кабинета этого писклявчика? Она ж подумает, что я опять брежу… А, ладно, она поймет… Знает же, что может быть в нашем деле».

Откуда-то потянуло сладким, малиновым запахом. Юрасик очнулся оттого, что врач осторожно вынимал из него золотые прутики.

— Ленок, ты вот что… — сказал Юрасик, когда девушка, присев рядом, стала, чуть ли не с ложечки, поить его чаем с малиной.

— Может, потом, Юра?

— Нет, нельзя… Ты сейчас поезжай ко мне в офис…

— Ой, ну не надо о делах, а?

— Да слушай ты!

Юрасик поперхнулся чаем, и собиравший свои вещи Равшан оглянулся на них.

— Вот ключ от моего кабинета… Никого не пускай, пока не разберешься… в том, что там найдешь…

— А что… я там найду?

— Ничего страшного, трупов нет. Просто мы с Андрюхой вчера опять напортачили, и надо, чтоб дед немного подработал результат.

По Лениному лицу пробежала тень — она явно не понимала, что происходит, и не знала, верить ли полыхающему малиновым жаром Юрасику.

— Сделаешь?

— Д-да…

— Кабинет не запирай, ключ оставь у Кати.

— Да… Я сейчас поеду, отвезу Равшана, заверну в офис и вернусь к вам…

— Не получится, — усмехнулся Юрасик.

— Почему?

— Тебе из офиса сразу к деду ехать придется. Ну, поймешь там…

— А как же вы?

— Ты мне таблетки привезла?

— Да.

— Вот я буду лежать и лечиться. Свободны, ребята, спасибо всем.

Лена не стала спорить, посмотрела на него задумчиво, накинула куртку, и они с врачом исчезли. Юрасик услышал, как завелась и отошла машина, и решил поспать. Чувствовал он себя получше, но слабым ужасно. Вот лицо-то будет у Ленки, когда она войдет к нему в кабинет и обнаружит там, верно, уже совсем отчаявшегося малютку… Ему стало смешно, но смеяться он не стал, чтобы опять не закашляться.

День прошел в перемежающихся видениях его офисной работы, каких-то обрывков цирковых номеров в черно-белом исполнении с Никулиным в коротких клоунских брючках, но Лубянка не появлялась. Сильно он ее напугал. Нет, ну четыреста баксов ему пришить!.. Юрасик глотал таблетки, пил оставленный Леной в термосе чай с малиной и пытался смотреть телевизор.

Уже ближе к вечеру позвонила Лена. Вежливо, но явно подавляя смех, осведомилась о здоровье и сказала:

— С вами тут хотят поговорить… Только вы не очень ругайтесь, ладно?

— Ладно… Давай. Але?

Конечно, это был Андрей, рассыпавшийся в благодарностях, что даже на одре тяжкой болезни Юрасик о нем не забыл, не бросил…

— Ты сам-то как?

— Не очень, но лежать не буду… Я к вам завтра приеду.

— Лучше делом займись.

— А я по делу и приеду. Надо же роспись заканчивать. У нас же с вами пятнадцатого числа контракт заканчивается.

— Хорошо. Ленке трубочку дашь?

Побормотав, что Юрасик — «титан» и «гигант», Андрей передал трубку Лене.

— Лен, когда завтра ко мне поедешь…

— Завтра Катя к вам повезет Равшана…

— А зачем мне Катя с твоим золотым дикобразом?

— Катя хотела привезти бумаги на подпись, а курс лечения у Равшана — минимум пять сеансов. Иначе даже хуже может стать.

— А, ну тогда ладно… Дед не сильно скандалил?

— Как вам сказать, чтоб вы поверили?

Юрасик просто увидел, как лукаво прищурились Ленины глаза.

— Понял. Главное, все живы. «Но не все здоровы».

Вечер и ночь прошли для Юрасика так же паршиво, как и день. Нос не дышал, голова болела. Оставалось надеяться, что к выходным он поправится настолько, чтобы снова приняться за дела. Он упускал сейчас главное — самому проследить за тем, как развивается интрига с похищенными фургонами. Не позвонишь же, в самом деле, Крулю и не скажешь: «Знаешь, я тут, сам не знаю у кого, топнул пять тонаров с начинкой. Больше не получилось — я как-то измельчал после этого, а потом еще и загрипповал. Вот мне б теперь разузнать, как себя чувствует хозяин?» Или Андрею поручить, когда он завтра подъедет? Такое, впрочем, можно было удумать только очень больной головой…

Утром Юрасика разбудила Катя, привезшая молчаливого Равшана с иголками, сумку с продуктами и файл с документами. Они еще не уезжали, а Юрасик лежал, утыканный, как подушка для иголок, когда появился Андрей.

Он ввалился в комнату и радостно сообщил:

— Здгасте всеб… У бедя тоже дасборг, Юдий Петгович!

— Пасипа, обгадовал, — не растерялся Юрасик, вызвав приступ смеха у Кати и некое подобие улыбки у по-восточному невозмутимого Равшана. — Вот скажу доктору, чтоб он тебе пару золотых в одно место вогнал, будешь у меня знать!

Равшан с готовностью повернулся к Андрею, оценивающе окидывая его взглядом. Но тот, пользуясь тем, что стоял в двери и изловить его было трудно, сослался на срочную творческую работу и убежал наверх дорасписывать зал.

Потом иголки из Юрасика вынули, Катя накромсала бутербродов им с Андреем на обед и вместе с врачом уехала в Москву. В доме стало тихо. Юрасик подремывал, прислушиваясь к тому, что делает Андрей, но из зала никакие звуки не доносились.

К середине дня проголодавшийся и не любивший есть в одиночестве Юрасик встал и натянул треники. На неверных ногах, с протестующей против движения поясницей и слегка дрейфующей на зюйд-зюйд-вест головой, он пошел посмотреть, что делает бывший мальчик-с-пальчик, и пригласить на бутерброды с ветчиной.

Художник не халтурил, нет. Надев что-то похожее на просвинцованный передник врача-рентгенолога, он ловко разрисовывал стены по контурам, которые уже видел Юрасик. Зал уже более чем наполовину был покрыт картиной, изображающей великосветский бал. Андрей поправлял личики у девушек в невесомых платьишках и ордена на мундирах важных старцев, как бы пришедших на праздник к Юрасику. Андрей, не прекращая ловко работать кисточкой, оглянулся в сторону остановившегося в дверях Юрасика.

— Вам не вдедно встабать, Югпетгович?

Юрасик хмыкнул.

— Нос выболтай, «дудожник».

— Вы на бедя еще сегдитесь?

— Пока болею, сержусь. Кончай мулевать, пойдем пожуем, а то мне одному скучно.

Видя, что отходчивый Юрасик уже не сердится, Андрей быстро положил инструмент, снял фартук и пошел за ним следом.

— Андрюх, не в службу, а в дружбу, чайник там поставь, а то меня еще водит.

— Конечно, конечно.

В комнате рядом с той, где когда-то хранилось фокусниково имущество, уже оборудовали вполне приличную кухню, с газовой плитой, обеденным столом и мойкой.

— Там в холодильнике Катя чего-то оставила. Ты не стесняйся.

Они жевали бутерброды, и под чаек Юрасик наконец спросил:

— А как там… с тобой вышло-то? Поведай.

Андрей зябко повел плечами:

— Если б вы могли прочувствовать то, что я пережил за эти сутки в образе… — Он повертел головой, не найдя слов.

— Ну, я это тоже прочувствовал, да и сутки-то ты «в образе» не пробыл. Я сразу Ленку за тобой отправил.

— Да? Но вы представляете, Юрьпетрович, в этом… облике время воспринимается по-другому. Я уже начал думать, что вы про меня забыли, и я просидел там как минимум три дня. Хотя по режиму освещенности это было объективно не так… Вы знаете, что у вас в кабинете мыши водятся?

— Ну да?

— Ага. Такие огромные…

Юрасик прыснул, закашлялся и запил смех чаем.

— А что Лена сказала, когда тебя увидела?

— Да что тут скажешь… Минут пять, наверное, в себя приходила. Потом так хохотать начала, что Катя стала в дверь стучать.

— А Ленка?

— Посадила меня в сумочку, и мы поехали к Георггеоргичу…

— …Лечиться.

— Ага!

— А дед чего?

— Да просто в восторг пришел от результатов, что-то сразу записывать в блокнот бросился, пометки для новой программы делать… Но потом ничего… Нашел что-то среди оборудования, все сделал как положено, чистенько… Мастер!..

— Всех мы с тобой позабавили… Вопрос, как на нашу акцию клиент откликнется. Вот я тут лежу распластанный и ничего узнать не могу.

— А вы телевизор не смотрели? Там в столичных новостях упоминали…

— Ну да?!

— Угу.

— И чего говорят?

— Что у милиции нет версий исчезновения фургонов, кроме конкурентной борьбы.

— Это не страшно.

— А вы собираетесь… возвращать эти?

— Вернем, почему нет? Только пусть придут и попросят.

Дальнейшие расспросы прекратил многозначительный взгляд Юрасика. Андрей решил сменить тему и спросил:

— Юрьпетрович, нравится вам роспись зала?

— Нравится, — честно признался Юрасик. — Даже не хочется мебель ставить. Людики твои — как живые.

— А особой мебели и не надо. Поставим пять-шесть банкеток, посередине — фуршетный стол. Молодые гости плясать будут, пожилые посидят… Очень оригинально. Уверяю вас, такого в Москве ни у кого нет.

Тут на столе рядом с пустыми тарелками заверещал мобильник Юрасика. Он откашлялся, чтобы звучать посолиднее:

— Краснов слушает.

— Юрьпетрович, это Лена…

Кажется, это была Лена-сестра.

— Я никак не могу с вами поговорить. Ваш секретарь все время говорит, что вас нет…

(Юрасик не велел никому рассказывать, что он захворал — нет его, и все, оставьте сообщение.)

— …а Валера с ребятами закончили работу и хотят, чтобы вы ее приняли, ну и соответственно…

Голос у Лены-кузины был недовольный и раздраженный, скорее всего, она дозванивалась до него весь день, а верная Катя стояла, как редут на Бородинском поле.

— Да, ты извини, Лен, но я второй день типа с температурой валяюсь, весь в горчичниках и аспирине «упса». Так что извини, не смогу пока выехать на рабочее место.

— Да?.. — растерялась Лена-кузина. — Извините, ох, а я! Извините… — Она почему-то поспешно бросила трубку.

— Пожалуйста, — ответил Юрасик уже в пустое пространство комнаты.

Андрей за это время убрал остатки пиршества и пошел дорисовывать фигуры. После обеда Юрасика разморило. Он принял таблетки и поглядел на часы. Было половина четвертого.

«Подремлю часик, посмотрю телевизор. Может, скажут что-нибудь про наш рейд».

Но он проспал почти до самого вечера, сквозь сон слышал, как ушел, пожелав здравия, Андрей. Юрасик через щелочки чуть приоткрытых глаз заметил, что за окном стемнело.

Разбудило его негромкое, но настойчивое скребышение во входную дверь. Юрасик проснулся, но открывать не спешил. Постучали еще и еще. Кажется, поодаль тарахтела на холостых оборотах машина. Нечистая совесть Юрасика подсказала ему, что прибыли выяснять отношения хозяева минимизированных тонаров. Разумная часть сознания возразила, что это — полная чушь. Но появление еще кого-то было еще большей чушью.

Юрасик, постанывая, сполз с койки и на цыпочках, не зажигая света, подкрался к двери и прислушался. В дверь снова негромко, но настойчиво постучали, и девичий голосок позвал:

— Юрьпетрович, Юрьпетрович, это Лена! Откройте, пожалуйста!

Юрасик подтянул штаны теплого, шикарного спортивного костюма, который он приспособил для боления, и открыл замок.

На пороге с большой сумкой в руках стояла покрытая голубым пушистым платочком Лена. Как всегда, Юрасик не сразу различил, какая это из двух Лен, но по недоуменно-расстроенному лицу все-таки определил, что это Лена-сестра. Поодаль на дороге виднелось такси с невыключенным мотором.

— Здравствуйте, Юрьпетрович. Можно войти?

— Да заходи, конечно.

— Я сейчас, только такси отпущу. Не стойте на холоде, ладно?

— Как скажешь.

Лена плюхнула сумку Юрасику под ноги и убежала к машине. В не бог весть как работающей голове Юрасика пробежало какое-то воспоминание. Тут вернулась Лена, прикрыла за собой входную дверь и остановилась на пороге комнаты. Юрасик успел слегка разровнять одеяло на койке и теперь, чувствуя, как вытянулась его удивленная физиономия, ждал, что скажет девушка.

— Юрьпетрович, — начала она нервно, — вы не представляете, как мне стыдно за сегодняшнее…

— Ты чё, Лен? Ты сядь, а?

Она сделала маленький шажок вперед.

— Я не представляла, что вы больны, и так резко с вами говорила.

— Да ладно, проехали… Я не велел Кате говорить, что слег… Да ты сядь, сядь.

— Я вам кое-что тут привезла.

Лена выскочила из комнаты, вернулась с сумкой и стала выкладывать на стол пакет с апельсинами, какие-то коробки и банки. Юрасик аж закрутился на месте.

— Ленк, ну ты, ей-богу, — ну зачем это?

— Вы же здесь один…

— Ох, беда мне с вами… Если у меня нет жены, это ведь не значит, что мне стакан воды подать некому… Вчера Лена, сеструха твоя, приезжала, врача с золотыми иголками привезла…

— Лена здесь бывает? — удивилась девушка, замерев с какой-то банкой в руке.

— А почему нет? Я сам ее вызвал, как сотрудника, на задание по нашему проекту. Сегодня Катя приезжала, тоже всего навезла, Андрей весь день работал.

Лена с серьезным видом, даже нахмурившись, слушала Юрасика.

— Что, не надо было мне приезжать?

— Да ну что ты, я очень рад тебя видеть, но тарахтеть вечером в такую даль… Давай я тебе своего шофера вызову с джипом. — Юрасик стал искать мобильник.

— Вы хотите, чтобы я уехала?

— Ну, ночевать здесь пока негде — я сам как живу, ты видишь? Как последнее чмо.

На часах было начало седьмого, шофер еще был в офисе, и Юрасик приказал Саше мчаться к нему. Лена была расстроена еще больше, чем когда приехала. Видимо, она рассчитывала на более радостный прием. Заметив это, Юрасик, через силу резвясь, хотя ему хотелось лечь, предложил:

— Давай с тобой кофе попьем. Только ты сама на кухне разберись, ладно? А я прилягу. Больной я все-таки…

— Хорошо, хорошо! — оживилась Лена и пошла на кухню.

Юрасик лег поверх одеяла, положив руку под голову, гудящую перегруженным трансформатором.

«Во, примчалась, а? С апельсинами… Неужели она тоже меня… того… и к сестре заревновала… Ох, девки, худо вам без мужей… Да и мужику без хорошей жены несладко».

Тендерные философствования Юрасика прервала Лена, принесшая им на блюдечках чашки с горячим кофе. Из картонной коробки (Юрасика слегка передернуло) она извлекла вафельный тортик и нарезала его узенькими полосками, которые очень удобно входили в рот.

— Ловко ты с ними управляешься, — стараясь подбодрить расстроенную девушку, сказал Юрасик.

Лена присела рядом на краешек гостевого стула.

— Я немного буфетчицей в цирке работала — подменяла заболевших.

— А может, ты… — осенило Юрасика. — Ты кем вообще у меня конкретно числишься?

— Никем, — пожала она плечами. — Никем.

— Слушай, а вот это мне не нравится. Я ведь тебе русским языком сказал — подъедь в старое здание и оформись у Юркевича по договору.

— Да кем же я оформлюсь — воспитателем уличных дарований?

— А… ты не возьмешься пока, ну, по хозяйственной части? Ну, все, что не касается самого представления? Вот и буфетное обслуживание, например, оборудование закупить… По этой части у меня еще и конь не валялся, а через полтора месяца премьера. Ты цирк знаешь, с железками какими-то здорово управлялась… Народ организовать умеешь.

— Ну, я не знаю, Юрьпетрович…

«Это что за капризы!»

— Значит, так, — сказал Юрасик, крепко и звонко хлопая себя ладонью по ляжке. — Или ты со мной, или против меня.

— Ну зачем так ставить вопрос…

— А если бы я их по-другому ставил, то у меня бы всего этого… — он покрутил в воздухе пальцем, — не было. И цирк с колен поднимать было бы не на что.

— Я же говорила, что вы — уникальный человек.

— Так что?

— Я… попробую.

— Ты вроде Андрея — попробую, попробую! Делать надо, а не пробовать.

— Хорошо. А… Лена что у вас делает?

— Да деду с Андреем помогает и номер с лошадиным поло готовит.

— Так у нее два номера в вашей программе?

Лена была заметно и неприятно удивлена.

— А что — завидно? — съехидничал раздухарившийся Юрасик. — Так зевать не надо, когда тебе серьезный человек предложение делает.

«Чего-то я не то сказанул», — подумал Юрасик, но Лена так и сидела над пустой чашкой, опустив глаза.

Паузу прервал гудок машины. Не вставая, Юрасик протянул руку и раздвинул рейки жалюзи, глянул на свой полутемный двор и сказал:

— Карета подана, мадам. Вопросы есть?

— Нет.

— Значит, не канителься. Подъезжай к Юркевичу, пусть он тебе должность придумает, и давай, ворочай. Времени в обрез. И звони. Я скоро буду в порядке. Ладушки?

Наконец-то Лена подняла на него глаза и улыбнулась.

— Ладушки. — Она двинулась к выходу.

— Слушай, забери это, а? Я апельсины есть не могу, у меня от них оскомина.

— Я же вам привезла…

— Ну не ем я их!

Юрасик силою впихнул пакет ей в руки, перехватив еще один грустный взгляд, и проводил до дверей. Снаружи, около машины, гулял Саша.

— Здрасть, Юрьпетрович… Вам от Екатерины Дмитриевны…

Он сунул Юрасику файл с бумагами. Юрасик посмотрел, как Лена села в машину, и джип вырулил на дорогу.

— Поболеть не дадут, — довольно пробормотал Юрасик, залезая под одеяло.

Обдирая шкурку со случайно оставшегося на столе апельсина, он включил телевизор. Там шел обзор криминальных новостей.

«Может, про нас скажут?»

Угон пяти тонаров с дешевыми продуктами, которые подвозили буквально под окна пенсионерам, как заявил ведущий, «всколыхнул общественность».

— Будет врать-то, — пробурчал Юрасик, раскусывая очередную дольку.

На экране деловито бегали сыскари, что-то замеряя. Юрасик со странным чувством увидел мельком, кажется, именно тот двор, где они застряли с последним фургоном и уменьшились. Лощеный чин в фуражке с не по уставу, на откровенно фашистский манер задранной тульей пел журналистам, что «это наглое преступление, практически не оставившее следов и свидетелей, тем не менее будет обязательно раскрыто, а ценности возвращены владельцу». Юрасик поперхнулся со смеху апельсиновым соком, закашлялся и переключил программу. Потом он почувствовал, что устал, и от визитеров, и от новостей — ну, поболеть он, на самом деле, не может, что ли? — кинул в себя горсть таблеток и, отключив мобильник, завалился спать, хотя было только девять вечера.

Утром Юрасика разбудил гомон голосов на дворе. Еще мало что соображая, он подтащил свое отлежанное долгим сном тело к окну и слегка раздвинул рейки жалюзи.

Выпал снег, тоненьким слоем прикрывший все вокруг и осветивший окрестности голубовато-слепящим светом. У Юрасика заломило в еще не проснувшихся глазах, но то, что он увидел во дворе, его поразило.

Во дворе у него стояла машина художника, а за ней, подальше, на дороге, стояли две милицейские машины с выключенными мигалками. У самых дверей застыл Андрей, а на него наседал мент в форме, но, похоже, какого-то низкого чина — Юрасику было не видно погон.

По визгливым отбрехиваниям художника Юрасик понял, что тот не хочет пускать ментов внутрь, а менту вынь да положь зайти в дом и проверить, есть ли там Юрасик.

«Молодец, Андрюха, хоть здесь сообразил», — подумал Юрасик.

Юрасик был прописан в их общей со Светкой квартире, где, может, менты уже побывали. Но откуда они знают, что обитает он здесь, в официально не существующем доме? Светка адреса не знает, да и с информацией на их супер-пупер престижный поселок вряд ли даже у органов обстоит хорошо.

«Круль!.. — пронзило Юрасика. — Это он их на меня навел — ведь те, кто летом в трейлер лазили, все про это знали! И теперь этот гад натравил на меня ментов, чтобы отобрать цирк! С экономической стороны подползти не смог — по носопырке получил, а теперь здесь решил достать… Если пустить ментов — или дурь подкинут, или оружие… А пока я буду отмываться, он точно цирк к рукам приберет, а может, и весь остальной бизнес. Хоть бы Андрей их не пустил!»

Ментам удалось сломить сопротивление художника, и Юрасик, прильнув ухом к запертой двери, слышал, как мимо протопали ноги в сапогах. Кто-то подергал ручку двери комнаты Юрасика, но ломать дверь не стали. Удовлетворившись явно нежилым видом дома, менты уехали. Воцарилась тишина — легла на двор поверх свежего снега. Юрасик выждал еще несколько минут и отпер дверь.

Андрей, который был во втором этаже, услыхал хлопанье двери и влетел в прихожую с испуганным и обалделым видом.

— Юрьпетрович? Вы?

— Да, а что?

— А вы знаете, что здесь было?!

— Как не знать — я же все слышал.

— Да?..

— Спасибо, что не сдал.

— А я и сам был уверен, что вас здесь нет.

Андрей все еще не отошел от всей этой заварушки и был слегка неадекватен.

— А что — если б знал, сдал? — развеселился Юрасик.

— Нет, не сдал бы, — улыбнулся Андрей. — Но едва ли смог врать так вдохновенно.

— Ладно, буду знать, какой ты на самом деле врун. Извини, мне надо себя в порядок привезти. Дверь запер?

Равшан с иголками сегодня решил Юрасика не мучить, и утро без этих непрошеных визитеров было бы просто скучным. Немного придя в себя, Юрасик стал пить чай и решил заодно получше расспросить художника. С его дурацкой непосредственностью он мог заметить что-нибудь, что подтолкнуло бы Юрасика к правильному решению.

— Андрюх, ты сильно занят?

— Нет, я еще не начинал… А что?

— Подь сюда.

Не расшторивая на всякий случай окно, они сели к столу.

— Тебе они что сказали — зачем я им был нужен? Как тебе показалось? Бумаги у них были какие-нибудь?

— Нет, вроде просто для беседы. Говорили, что хотят убедиться, что вас нет в доме. Я говорил им, что вы болеете, лежите с температурой…

— А еще?

— Спросили, с какого дня болеете и где сейчас.

— Ну, ты говори, говори…

— Я сказал, что больны вы дня четыре, лежите, и все это время я вас не видел.

«А он не так глуп, как кажется», — подумал Юрасик.

— А как тебе показалось — у них что-то есть на нас?

Андрей надулся как мышь на крупу, подумал и ответил:

— По-моему, они ничего определенного против вас не имели.

— А и не могли иметь. Да? И ты здесь ни при чем и ничего не знаешь.

— Да. Я поработаю? Не терпится закончить.

Прямо из койки Юрасик позвонил обеим Ленам, что сегодня приезжать к нему не надо; Кате велел всем говорить, что находится в частной клинике, где лечит жестокий радикулит. Экстренная связь — по мобильнику.

Юрасик прилег и, прикрыв глаза, стал обдумывать свое положение. Кто под него копает? И что им нужно? Дедовы цацки, которые, если подумать, можно применить не только для цирковых фокусов, что экспериментально доказал Юрасик?

С теми, кто разинул свою поганую пасть на его процветающий бизнес, он бы разобрался крутенько, по-старинному, но вот цацки… Можно себе представить, что с них можно было поиметь, если подойти с умом. Сам-то Юрасик какие деньги сэкономил, перегоняя ангар по воздуху? Может, и «органы» не оставили мысли выяснить, что произошло с ребятами, которых Юрасик шуганул в мир мохнатых лап… Вдруг они вспомнили, где были, те пацаны?.. Что Юрасик тюкнул их волшебной палочкой? Уй, вот вообще было бы не кстати.

Худшим вариантом был бы тот, при котором менты и Круль, сговорившись, порвут Юрасика, как Тузик грелку. Менты возьмут его волшебные, доставшиеся ему по праву цацки, а Круль, в благодарность за сотрудничество, получит его бизнес. Но это вряд ли — слишком уж их Юрасик за умных держит. Хотя лучше переоценить противника, нежели держать его за придурка… Надо было продумать все варианты, включая самые худшие.

Зазвонил мобильник. Юрасик не стал прокашливаться — чтобы действительно звучать как больной. Девчонки сегодня звонить не будут, а другим пусть будет стыдно, что беспокоят его, больного.

— Юрий Петрович? — прозвучал в трубке мягкий, обволакивающий и очень интеллигентный баритон.

— Да, я, — нерешительно ответил Юрасик, зябко поводя плечами.

— Слышу, слышу, что ваш секретарь не преувеличивала, говоря, что вы серьезно больны. Как вы себя чувствуете?

— Да не так уже и плохо. Иду на поправку. А вы… кто?

— Извините, не представился. Это полковник Звонковский. Мы встречались с вами в августе по поводу одного инцидента…

«Значит, это чисто Лубянка. Круль здесь или ни при чем, или эти с ним не в сговоре».

— Нам стали известны кое-какие подробности этого и других происшествий сходного характера. Когда вы сможете подъехать к нам для беседы? Ваше мнение нам было бы очень важно.

— Ну, не раньше чем через неделю… Мои врачи хотят исключить и воспаление легких, и проблемы с почками.

— Сильно простыли? — В голосе полковника слышалось тщательно оттренированное участие.

— Да… и спину потянул.

— Какое-нибудь происшествие?

«Точно, кто-то видел, как мы эти колымаги уменьшали, и стукнул!»

— Да… Машину из грязи доставал, рядом с домом, час, наверное, возился… Не рассчитал силенок.

— Досадно, досадно… А… где вы сейчас, если не секрет?

— В частной клинике в области, не знаю точного адреса, если честно. Друзья силой уложили, с температурой сорок… Говорят, я на людей бросался, бредил…

— Даже так?! Это печально. Вы мне сами позвоните, когда поправитесь, или…

— Лучше вы.

Полковник, опять же очень искренне, поблагодарил его за сотрудничество, и они распрощались.

«Значит, дела обстоят так, — стал размышлять Юрасик, отключив телефон и морщась от ломоты в спине. — После наезда менты доложили, что меня на участке нет. Позвонили Кате и узнали, что я болею. И тут полковник решил сам пощупать, как я — правда хворый или у меня какие-то заморочки».

Возможно, все было не так плохо. Вот только бы пережить эти несколько дней, пока он слаб, а спина и поясница протестуют при каждом движении… Сашку, что ли, для охраны вызвать? И куда деваться, если опять нагрянет ментовка или крутые? Придется сидеть взаперти, без света, чтобы все думали, что он действительно в больнице?

Андрей порисовал часов до пяти и уехал репетировать к деду. В доме утихли даже те немногие звуки, что были. Полежав с открытыми в сгущающийся сумрак глазами, Юрасик задремал.

Разбудил его едва различимый гул за окном. Юрасик вылез из койки, с удовлетворением отметив, что спина и поясница почти не болят, а в голове светло и чисто, осторожно раздвинул реечки жалюзи.

На дороге перед домом, поодаль от тусклого фонаря-времянки, стояла легковушка, и из нее выбирались какие-то люди, судя по моторике, молодые и спортивные.

«Ой, нехорошо-то как! — подумал Юрасик. — Совсем нехорошо. Менты днем приезжают, а это, похоже, какая-то самодеятельность… Я не в форме, в пору тикать… и некуда».

Юрасик осторожно натянул кроссовки и накинул пиджак — на тот случай, если действительно придется спасаться бегством на улицу. В кармане, куда он машинально сунул руку, он нащупал мягкую ткань и вынул… тот самый шифоновый платок-невидимку, которым прятала его Лена в истории с путешествием во времени.

«Ну, Ленк, благодарность в приказе!.. Или женюсь даже!»

Юрасик осторожно отпер дверь и прислушался к тому, что делается снаружи. В прихожую проникали звуки — кто-то осторожно, но настойчиво курочил его дорогой суперсекретный замок. Юрасик довольно широко распахнул двери комнатенки — а пусть заходят — его здесь нет! Но потом вернулся и быстро прикрыл разворошенную постель — его здесь нет уже давно. Платок он, чуть страшась неудачи, накинул себе на голову и… исчез! Вот сейчас он их и выведет на чистую воду…

Наконец громилы справились с замком и осторожно, громоздкой темной массой ввалились в прихожую. Кто-то посветил фонарем в его комнату. Молодой, незнакомый Юрасику голос сказал, довольно громко и уверенно: