20 июня, вторник.
Клиника Найтингейл, Солсбери.
1 час ночи.
Двое полицейских с неподдельным отвращением изучали разбитое стекло «уолсли» и искореженный багажник. Машина одиноко стояла у ворот, куда ее переставил Алан сразу после того, как понял, что если не предпримет срочных действий, то его плечо придется вправлять уже под общим наркозом в ближайшем травмопункте. Он так отчаянно сигналил, словно уже прозвучала труба архангела, зовущая на страшный суд, и на этот рев выбежал ночной охранник. Протероу тихо расплакался, а уже потом Вероника Гордон, женщина с мощными руками и крепкими нервами, вправила сустав. Алан прекрасно понимал, что находился буквально на волосок от гибели.
— Дело уголовное, — наконец, заключил один из полицейских, освещая поврежденный автомобиль фонарем. — Сколько раз он по нему ударил?
— Один, — сразу же ответил Алан, поддерживая локоть левой руки ладонью и не надеясь на бинт, который выполнял роль перевязи. — Багажник я разбил, когда дал задний ход, пытаясь отделаться от преступника. Но меня больше интересует не машина, а тот факт, что он два раза бил по мне.
— И все же, сэр, — уныло произнес полицейский, — похоже, что ваша машина пострадала куда больше, чем вы сами.
— Вы мне напомните попозже, и я вам покажу снимки вывихнутых суставов, сделанные через полчаса после нападения, — сухо предложил доктор, — и попробуйте потом заявить, что машина пострадала больше. — Он провел их внутрь клиники, и они направились к нему в кабинет. Доктор проковылял к столу и осторожно опустился на краешек стула. — Я думаю, вам пришло в голову, что он до сих пор может находиться на территории клиники.
— Эта вероятность ничтожно мала, сэр. Особенно если учесть, какая тщательная проверка была уже проведена.
Наряд полиции, получив экстренный вызов, подъехал через десять минут. После того как доктор Протероу описал все случившееся, начался обыск. Алан пояснил, что он увидел в темноте лицо и, остановившись, вышел проверить, кто же это был. Полиция тут же выдвинула теорию, что человек, попавший на территорию больницы, явно замышлял кражу и собирался проникнуть внутрь, а доктор его спугнул. Тем не менее, тщательная проверка всех окон и дверей не принесла успеха. Нигде не было найдено и малейших следов предполагаемого взлома.
— Мы не можем обвинять в случившемся вашу охрану, сэр, — заявил пожилой полицейский, недовольно хмурясь. — А отсюда следует, что он не слишком близко подходил к больнице и мало о ней знает. Если он решился на кражу со взломом, он не мог предположить, насколько будет трудно проникнуть внутрь. Так вы уверены, что не узнали то лицо? Иначе нам непонятно, почему он решил напасть на вас. Если бы этого не произошло, то и преступления бы не было. Его бы поймали сразу же, как только он попытался бы проникнуть в больницу. Но его там не было, это подтверждает ваш охранник, который дежурил внизу у стола администратора с десяти часов вечера.
— Да, уверен. Понимаете, я вообще потом подумал, что это лицо мне просто померещилось, пока не получил удар кувалдой. Я и предположить не мог, что он успел подобраться так близко ко мне. Я ровным счетом ничего не слышал. Правда, я оставил двигатель включенным, так что практически не мог услышать его шаги.
— Вы не можете предположить, какова была вероятная причина нападения на вас?
Но Алан только отрицательно покачал головой:
— Разве что он знал, что я доктор, и подумал, будто у меня в машине могут быть наркотики. Я об этом все время размышляю, но ничего более путного пока что в голову не приходит. «Завтра у меня будет полно времени, — прикидывал доктор, — чтобы припомнить, было ли то лицо Джинкс, которое он увидел в свете фар, или же это мое воображение заставило увидеть образ Джинкс, который не выходил у меня из головы весь вечер».
— Может быть, это кто-то из ваших бывших пациентов, который мог узнать вашу машину?
— Я об этом как-то не подумал. Но эта версия не годится, потому что о наркотиках я говорю с пациентами сразу же, как только они поступают в клинику. Я ясно даю им понять, что наркотических средств я получаю минимальное количество, и все они находятся вон в том сейфе. — Он кивком указал на металлический шкаф в углу кабинета. — Все они прекрасно знают, что я никогда не вожу с собой в машине такие лекарства.
Один из полицейских присел в кресло и вынул из кармана блокнот:
— Ну, что ж, мне необходимо записать кое-какие подробности. Вы говорите, что он убежал после того, как разбил вам стекло. Значит, у вас было достаточно времени, чтобы запомнить его внешность.
Алан вынул салфетку из коробки, стоящей на столе, и промокнул лицо, на котором до сих пор кровоточили ранки от попавших в кожу осколков стекла:
— Вообще-то, я не слишком хорошо успел его рассмотреть. Я пытался поскорее переключиться на задний ход и уехать, и все это мне приходилось делать одной рукой, поэтому я и сконцентрировался на этом маневре.
— Опишите его, как вы помните, — попросил полицейский.
— Он немного пониже меня, примерно пять футов и десять или одиннадцать дюймов. Скорее всего, среднего телосложения. Во всяком случае, не грузный, это точно. Одет во все черное.
Полицейский ждал, что доктор продолжит свой рассказ, и держал ручку наготове. Но тот молчал, и детективу пришлось поднять голову:
— Понимаете, более подробное описание нам бы очень помогло, сэр. Например, какого цвета, допустим, у него шевелюра?
— Не знаю. Как мне помнится, у него на голове была лыжная шапочка, знаете, такая, с прорезями для глаз и носа. Все, что я увидел, это человека, полностью облаченного во все черное с головы до пят. А в руках у него — здоровенная кувалда.
— Да, все это правильно… Ну, тогда, может быть, вы все же вспомните подробнее, во что именно он был одет? Например, какого покроя была на нем куртка или свитер, или что-то другое?
Алан снова покачал головой:
— Не знаю. — Он заметил, как в глазах полицейского засветилось легкое раздражение и нетерпение.
— Послушайте, — теперь доктор сам начинал злиться. — Было очень темно. Я выхожу из машины, а в следующий момент осознаю, что рядом стоит какой-то ублюдок, который явно хочет пустить меня на фарш. Честно говоря, я как-то не подумал о том, что стоит обратить внимание на его вечерний туалет.
Полицейский подождал еще немного.
— Ну, хорошо. Но когда вы уже сели в машину, а он побежал прятаться, тут-то вы имели возможность разглядеть его?
— Все произошло достаточно быстро. Все, что я могу вам сказать, так это то, что он был одет во все черное.
— Этого не слишком много, чтобы начать расследование, сэр.
— Я знаю! — вспылил доктор.
Наступила неловкая пауза.
— Тем не менее, вы убеждены, что на вас напал мужчина. Почему? Он вам что-нибудь сказал?
— Нет.
— А не мог ли нападавший оказаться женщиной?
— Теоретически мог, но я в это не верю. Все в нем: форма тела, сила, агрессия, — говорило о том, что передо мной мужчина.
— Вы, наверное, не были бы столь категоричны, если бы видели некоторых дамочек, с которыми нам приходится иногда иметь дело, — усмехнулся полицейский. — В наши дни понятие «слабый пол» давно уже устарело.
Алан глубоко вздохнул:
— Послушайте, а не составит для вас труда перенести эти дела на завтрашнее утро? Понимаете, я ужасно устал, да и плечо чертовски болит.
Полицейские переглянулись.
— Не вижу причин отказать вам, — пожал плечами тот, который все это время стоял. — В больнице, как я понял, достаточно безопасно, и к тому же, имея столь неопределенное описание преступника, мы все равно мало что сможем сделать этой ночью. Завтра к вам придет один из наших сотрудников. А вы до тех пор, сэр, составьте список людей, с которыми встречались сегодня, а также тех мест, где успели побывать. — Он вежливо кивнул. — Мне кажется разумным предположение, что человек, возвращавшийся в больницу за полночь, скорее всего, врач, а не пациент или посетитель. Отсюда логично сделать вывод, что ваша теория относительно наркотиков наиболее вероятна.
По дороге к себе Алан остановился у комнаты для отдыха медсестер и сиделок:
— Все в порядке? — поинтересовался он.
В комнате оказалась только Вероника Гордон, которая тут же озабоченно оглядела его окровавленное лицо.
— Вы, по-видимому, решили стать мучеником, — кивнула женщина. — Иначе как можно объяснить тот факт, что вы упорно не разрешаете мне обработать вам эти ссадины и порезы?
— У вас очень тяжелая рука, — заворчал доктор. — Я сам ими займусь попозже, и сделаю это медленно, аккуратно и нежно. Были какие-нибудь происшествия?
— Бог миловал, — отозвалась Вероника довольно грубым тоном. — Что у нас может произойти, когда в здании, напичканном неуравновешенными алкоголиками и наркоманами, среди ночи всех будит шум от шарахающихся по двору полицейских и охранников, которые, к тому же, не слишком церемонятся, когда приходится светить фонарями прямо в окна пациентов. К вашему сведению, мы с Эми просто с ног сбились. Кстати, сейчас она отправилась в палаты. Ее вызвали сразу три пациента незадолго до вашего прихода. — На контрольном пульте, расположенном на столе дежурного, как бы в подтверждение ее слов, тревожно замигала красная лампочка. — Вот видите, еще кому-то неймется. Они у нас такие любопытные! Пойди объясни всем, что тут произошло и отчего поднялась суматоха.
— Как насчет Джинкс Кингсли? Вы проводите получасовые проверки?
Вероника повернула к нему журнал дежурного:
— Крепко спит и видит сны с десяти часов. Между прочим, она — единственный человек, который не доставил нам никаких хлопот. Эми заходила к ней в палату как раз перед тем, как вы начали сигналить. Правда, это посещение еще не отмечено в журнале: мы просто не успели в такой горячке. После этого я еще разок заглядывала к ней, но мисс Кингсли по-прежнему спала. Вы хотите продолжать эти проверки?
— Да, — задумчиво произнес Протероу. — На всякий случай. Мне как-то спокойнее на душе, если я знаю, где находится Джинкс.
Только после ухода доктора Вероника вдруг поняла, что в его словах прозвучали некоторые несоответствия. Она хотела рассказать о своих подозрениях Эми Стэнтон, но тут же позабыла обо всем, так как рванулась по коридору к палате, где, судя по мигавшей на столе лампочке, срочно требовалась помощь медсестры. Если бы этого не произошло, и более того, если бы сама Эми отважилась рассказать Веронике о том, что Джинкс оказалась полностью одетой, миссис Гордон бы не пришлось впоследствии поражаться тому, как круто могли измениться события. Впрочем, эти же мысли не давали покоя и сержанту Фрейзеру.
Желтоватые щеки Джинкс моментально приобрели мертвенно-бледный оттенок, когда она увидела на следующее утро доктора, заглянувшего к ней в палату. Левая рука Протероу висела на перевязи, а все лицо покрывали порезы и царапины.
— Неужели это сделал Адам? — задохнулась она.
Доктор был буквально ошарашен таким предположением. Алан приготовился к любой реакции мисс Кингсли, но только не к такой.
— С какой стати ваш отец стал бы разбивать ветровое стекло моего автомобиля?
— Конечно, он бы так не поступил, — быстро поправила себя Джинкс. — Забудьте о том, что я только что сказала. Глупость какая-то. Так вот в чем дело! Это из-за вас ночью приезжала полиция?
Алан улыбнулся:
— Ну, вот, а мне из достоверных источников стало известно, что вы проспали все на свете и ничего не слышали!
— Правильно.
— Откуда же вы тогда узнали о приезде полицейских?
— Мэтью сообщил. Он заходил ко мне полчаса назад.
Ох уж этот вездесущий всезнайка Мэтью! Похоже, в этой палате он проводил даже больше времени, чем в своей собственной.
— Так он рассказал вам о том, что конкретно произошло? — поинтересовался Алан.
Джинкс отрицательно покачала головой:
— Нет, но он сейчас старается разнюхать, кому что известно.
Джинкс — великая лгунья. Теперь она прекрасно понимала, как важно для нее казаться искренней и правдивой.
— Ясно. — Доктор присел на краешек кровати. — А вы сами ничем не могли ему помочь, поскольку пребывали в полном неведении.
Джинкс некоторое время смотрела доктору в глаза, но потом отвернулась:
— Совершенно верно.
— Полиция полагает, что во всем виноват неизвестный, охотящийся за наркотиками. — Доктор внимательно изучал усталое, измученное лицо Джинкс. — Между прочим, по вашему внешнему виду я не сказал бы, что вы прекрасно спали всю ночь напролет.
Женщина напряженно улыбнулась:
— Вам это кажется из-за того, что у меня бритая голова. Она не добавляет мне привлекательности, а, напротив, делает похожей на обыкновенного заключенного. Правда, волосы и всякие прически — это еще не самое главное в женщине, верно? Так, второстепенная деталь, облицовка, если можно так выразиться.
— Вы замерзли? — вдруг насторожился доктор. — Вы же вся дрожите.
— Это нервы.
— Почему вы нервничаете в моем присутствии, Джинкс?
— Это вовсе не из-за вас.
— Тогда какова причина вашего волнения?
— Не знаю, — спокойно ответила женщина. — Я не помню.
Протероу не мог не рассмеяться:
— Прошлой ночью мне приснился очень смешной и необычный сон про вас, — начал он. — Мне снилось, как будто я стою у самого края утеса, и вдруг какая-то рука аккуратно берет меня за кончик носа, и пытается подвести к обрыву. И вот когда я уже начал падать, то поднял голову и увидел, что это ваша рука, и вы сами при этом добродушно улыбаетесь.
Джинкс нахмурилась:
— Этот сон что-нибудь означает?
Доктор поднялся с кровати:
— Только то, что вы водили меня за нос.
Вместо ночных полицейских к доктору явился детектив Хадден из участка Уилтшира. Это был грубовато-добродушный человек средних лет, который сразу же начал довольно неискренние словесные излияния по поводу полицейской рутины, отчего сразу же стало ясно, что детектив не имеет никакого намерения далее расследовать ночное преступление. К еще большему раздражению Алана, полицейский прихватил с собой свежий номер газеты, содержавший, как верно предположил доктор, подтверждение всему тому, что сообщил ему ранее по телефону Саймон Харрис.
— Честно говоря, сэр, — признался детектив Хадден, опуская свое грузное тело на удобный кожаный диван, — я склонен придерживаться версии о наркомане. Если, конечно, вы за эту ночь не вспомнили чего-нибудь такого, что могло в корне изменить мое мнение. Я надеюсь, вы понимаете, с какой дилеммой приходится иметь дело. Нам было бы проще найти иголку в стоге сена, чем, рыская по всей округе, пытаться поймать человека по данному вами описанию. Как было бы легко работать, если бы вы назвали его имя или если бы он украл что-нибудь. Тогда можно было бы попробовать разыскать его по украденным вещам. Но то, что мы имеем, сэр, равносильно, как я уже говорил, поискам иголки в стогу сена. Надеюсь, вы понимаете меня.
— Значит, когда я составлял список людей, с которыми встречался в течение дня, то просто тратил время впустую? — с раздражением рявкнул Алан. — Я мог бы лишних полчаса полежать в кровати. Это принесло бы мне больше пользы, чем пытаться помочь полиции в расследовании, которое их даже не интересует. — Он схватил лист бумаги с журнального столика и приготовился смять его в комок.
— Я этого не говорил, сэр, — встрепенулся Хадден, протягивая руку за списком. — Разумеется, мы с огромным вниманием отнесемся ко всей предоставленной вами информации. Однако, насколько я понимаю, вы сами не считаете, что нападавший подстерегал именно вас. Выходит, вы теперь придерживаетесь иного мнения?
Алан покачал головой:
— Я только сказал, что не могу себе представить, кому было нужно нападать на меня. Однако я обратил внимание ваших коллег на то, что преступник нанес второй удар тогда, когда я уже заперся в автомобиле. Если бы ему нужны были только наркотики, почему он так быстро сдался и убежал?
Хадден просмотрел список, переданный ему доктором:
— Да все потому, сэр, что такие типы, как правило, действуют крайне нелогично. Надеюсь, вам это хорошо известно. Его мысли были направлены на то, чтобы завладеть тем, что находится у вас в машине, поэтому он разбил ветровое стекло. Между прочим, больницы теряют еженедельно значительную часть своего имущества, оцениваемого в тысячи фунтов. Поэтому рано или поздно должен был появиться такой псих, который посчитал, что вашу клинику тоже можно попробовать ограбить. — Он провел пальцем по какой-то строчке из списка. — «Мистер Кеннеди, адвокат мистера Адама Кингсли», — медленно прочитал Хадден. — Это тот самый председатель компании «Франчайз Холдингз»?
Алан кивнул.
Переход от полного безразличия к возбужденному интересу показался почти шокирующим:
— Могу ли я спросить вас, сэр, зачем он приходил к вам?
— Дочь мистера Кингсли находится в этой клинике.
— Понятно. — Детектив нахмурился. — Но зачем ему понадобилось присылать адвоката? У вас с ним какие-то разногласия?
— Если и да, то мне это неведомо.
— Тогда о чем вы беседовали? И вообще, ваш разговор можно было охарактеризовать, как теплый и дружеский?
— Абсолютно. Мы говорили исключительно о процессе выздоровления мисс Кингсли.
— Но разве это нормально, сэр? Обсуждать состояние здоровья пациентки с адвокатом ее отца?
— Если вам нужно мое мнение, то, разумеется, нет. Но, видите ли, мистер Кингсли — чрезвычайно занятой человек. Возможно, он доверяет своему адвокату, считая, что полученная тем конфиденциальная информация таковой и останется.
Детектив нахмурился так, что брови его соприкоснулись. Все это казалось ему, как, впрочем, и самому доктору, чем-то непостижимым:
— Скажите, а вы встречались с самим мистером Кингсли?
— Нет. Нам приходится поддерживать связь посредством телефонных звонков и факсовых сообщений.
— Значит, вы не можете рассказать мне, что это за человек. В вашем списке есть Фергус Кингсли. Он тоже из этой семьи?
— Младший сын. Единокровный брат мисс Кингсли по отцу.
— Вчерашнее общение с ним также можно назвать доброжелательным?
Алану сразу же вспомнилось, как Фергус крепко ухватил его за руку. Этот эпизод вызывал раздражение, но не более.
— Да, все прошло спокойно.
Детектив Хадден сложил листок и убрал его в карман:
— Вы говорили, что у нападавшего в руке находилась кувалда. Вы уверены в этом?
— Конечно.
— Хорошо. — Хадден поднялся с дивана. — Посмотрим, что мы сможем сделать, сэр.
Алан удивленно приподнял бровь:
— Почему же вы так внезапно изменили свое отношение к расследованию? Еще пару минут назад вы думали о том, как бы побыстрее закрыть его, а теперь рветесь в бой. И какое отношение ко всему этому происшествию имеет семья Кингсли?
Детектив безразлично пожал плечами:
— Видимо, мой внешний вид и манеры просто ввели вас в заблуждение, сэр. Полиция Уилтшира очень серьезно относится ко всем нападениям на людей. Если нам понадобится еще раз побеседовать, мы можем быть уверены, что сумеем связаться с вами? Вы никуда не собираетесь отъезжать в ближайшие несколько дней?
— Нет.
— Благодарю вас за помощь. А теперь мне пора.
Алан проводил его взглядом до двери, и когда Хадден ушел, развернул газету. Статья о Лео и Мег находилась на второй странице. Когда Алан внимательно прочитал ее, ему сразу стало понятно, почему упоминание кувалды и фамилии Кингсли так заинтересовало детектива и побудило его к активности.
Полицейский участок Ромсей-роуд, Винчестер.
10 часов утра.
Через час, в двадцати милях от клиники, в Винчестере, Фрэнк Чивер выслушивал по телефону своего коллегу из Солсбери и улыбался впервые за последние двенадцать часов. Вечер и ночь выдались сумасшедшие. Все началось со звонка из «Таймс». Какой-то рьяный репортер настаивал на том, чтобы старший детектив подтвердил факт опознания тел. После этого телефон уже трезвонил не умолкая. Бесконечные журналисты засыпали полицейского вопросами. Им не терпелось узнать, имеет ли подтекст заметки в «Таймс» реальную основу. Казалось, что сэр Энтони Уолладер весьма ясно дал понять, что обвиняет в преступлении мистера Кингсли и его дочь. Все другие газеты, конечно, не были столь глупы, чтобы повторить ошибку «Таймс» и процитировать ее слово в слово. Тем не менее, они также намекали и на использование кувалды, вспоминая о трагической смерти Лэнди. Не удалось и самому Чиверу остаться непричастным. Его размытые обтекаемые фразы явно можно было объяснить нежеланием старшего детектива сотрудничать с прессой. Некоторые репортеры по-своему трактовали еще одно обвинение Энтони Уолладера, который якобы утверждал, что Кингсли активно использует свои связи с тем, чтобы всячески сдерживать или полностью остановить расследование убийства в своем родном графстве Гемпшир. Таким образом, читателям только оставалось выискивать между строк некий тайный смысл.
У Фрэнка до сих пор пылали уши от выговора, который ему пришлось выслушать от собственного начальника. Шеф полиции критиковал своего подчиненного за то, что тот не сумел своевременно довести всю необходимую информацию до сведения сэра Энтони и миссис Харрис. Правда, Фрэнк попытался оправдаться, заявив, что тело Мег было опознано лишь несколько часов назад, а сэр Энтони весьма своеобразно обвинил полицию Гемпшира в том, что она до сих пор не арестовала мистера Кингсли и его дочь, а также не выдвинула против них никаких официальных претензий. Даже эти аргументы не подействовали на шефа. Фрэнк был обязан с самого начала повнимательней отнестись к действиям и просьбам Уолладера и Харрис, чтобы потом не развилась подобная атмосфера всеобщего недоверия.
— Вам должно было прийти в голову, что эти два семейства непременно начнут действовать сообща. Какого черта вы сразу же не вернулись к Уолладерам после того, как распрощались с Харрисами? Разумеется, они станут подозревать Бог знает что, если мы не будем информировать их о ходе расследования. Сегодня днем я провожу пресс-конференцию, а вы пока что займитесь установлением спокойствия и мира в обоих семействах. Ни у кого не должно остаться ни малейшего сомнения в том, что полиция Гемпшира делает все возможное, отыскивая преступника, соблюдая при этом полную законность, вне зависимости от того, кто может быть замешан в данном преступлении.
Повесив трубку, Фрэнк посмотрел на часы. Через десять минут к нему сюда должны были приехать сэр Энтони вместе с леди Уолладер. Супруги Харрис отказались от приглашения посетить полицейский участок, зато согласились побеседовать со старшим детективом Чивером у себя дома ровно в полдень. Пресс-конференцию назначили на половину четвертого. Вздохнув, Фрэнк снова снял телефонную трубку и велел Мэддоксу срочно явиться к нему в кабинет.
Гэрет прибыл уже через минуту. Ему очень не хотелось раздражать Чивера. Точно так же самому Фрэнку вовсе не улыбалось огорчать своего шефа. И такое четкое выполнение приказов продолжалось здесь с предыдущего вечера. Ни одного лишнего слова, движения или поступка.
— Мне звонили из Солсбери. Вчера на доктора Алана Протероу было совершено нападение на территории клиники Найтингейл. Преступник орудовал кувалдой. Протероу удалось избежать серьезного ранения, так как он сразу включил сирену автомобиля и, таким образом, привлек внимание охраны. Но вот что интересно. Мне сказали, что вчера днем к Протероу приходил адвокат Кингсли. Я хочу, чтобы сейчас ты отправился вместе с Фрейзером в Солсбери, переговорил сначала со старшим детективом Мэйхью и следователем Хадденом, а потом подробно допросил самого доктора Протероу. Мне нужно знать весь распорядок его вчерашнего дня, а также имена всех, с кем он беседовал и о чем. Визит адвоката не может быть банальным совпадением.
Сэр Энтони Уолладер и не думал успокаиваться. Он сразу же объявил всех Кингсли убийцами, напомнил о безразличии и бездействии полицейских, потребовал, чтобы ему объяснили, почему за смерть Рассела Лэнди так никто и не понес наказания. При этом он с уверенностью добавил, что если бы в тот раз полиция расследовала преступление, как полагается, то Мег и Лео сейчас были бы живы. Казалось, он никак не хочет справиться со своим горем. За три дня его гнев возрос до такой степени, что теперь он был готов излить его на любого человека, который, как считал сэр Энтони, был хоть немного повинен в его потере. Леди Уолладер представляла собой полную противоположность своему разбушевавшемуся супругу. Она тихо присела на стул, опустила голову и не произнесла ни слова.
Фрэнк тоже решил помолчать, ожидая, когда буря эмоций стихнет.
— Пожалуйста, примите мои извинения за ту бесчувственность, которая была проявлена мною и моей командой по отношению к вам и вашей супруге, сэр Энтони, — спокойным тоном начал он. — Сложность заключалась в том, что мы никак не могли связаться с родителями Мег. Это произошло, как, наверное вам уже рассказывала сама миссис Харрис, только вчера утром, и сразу после этого было произведено опознание. Судя по всему, я должен был сразу же после этого позвонить вам и сказать о том, что в расследовании произошел сдвиг, но я этого не сделал, о чем глубоко сожалею.
— Самое малое, что вам надо было сделать, это хотя бы прислать своего человека к моей жене, чтобы попытаться успокоить и утешить ее. Почему не было выполнено даже это? Между прочим, преподобный Харрис рассказывал, что к его жене была приставлена сотрудница полиции.
— Мы предлагали такую поддержку, сэр, но если помните, вы сами же отказались от нее, сославшись на то, что присутствие в доме посторонних людей только еще больше расстроит вашу жену.
— Тем не менее, не рассчитывайте на то, что я все вот так и оставлю. Я подаю официальную жалобу и считаю, что вас надо немедленно отстранить от расследования и заменить на другого, более компетентного сотрудника. — В его глазах начали собираться слезы. — Моего сына убили, и какие же действия вами предприняты? Да никаких. Как и тогда, когда был убит Рассел Лэнди.
— Я могу заверить вас, сэр, что за несколько дней, имевшихся в нашем распоряжении, мы все же успели сделать очень многое. Например, мы разыскали лондонский дом вашего сына, где ожидаем обнаружить большую часть личных вещей как Лео, так и Мег. — После этих слов Чивер выдержал многозначительную паузу. — Несколько детективов уже побывали там сегодня утром в сопровождении адвоката вашего сына. Мы также попросили сотрудников французской полиции вскрыть двери в его особняке в Бретани, хотя теперь уже ясно, что Мег и Лео погибли, не успев покинуть Англию. Поэтому мы не слишком рассчитываем на то, что из Франции нам будет сообщено что-то ценное и помогающее расследованию. Существует еще и кондоминимум во Флориде, но и там, скорее всего, обыск дома ничего не даст. — Он снова немного помолчал, делая вид, что не замечает обескураженного лица сэра Энтони, впервые услышавшего правду о финансовом положении собственного сына. — Пока что нам не удалось обнаружить оба его автомобиля. Адвокат Лео уверяет, что, по крайней мере, одна из машин должна находиться в гараже его дома в Челси. Кроме того, он любезно записал нам адрес другого гаража в Камдене, который Лео арендовал вот уже много лет. Мистер Блум согласился пройти туда вместе со следователями после того, как будет закончен обыск дома. В дополнение могу сообщить вам, что у Лео имеются два депозитных сейфа, которые также будут осмотрены, и несколько банковских счетов, которые, возможно, тоже наведут нас на кое-что интересное, как только мы получим к ним доступ. Мне очень жаль, что все эти меры могли быть приняты только сегодня. Дело в том, что имя мистера Блума стало нам известно лишь в воскресенье днем. Мы связались с ним вчера и договорились о встрече сегодняшним утром.
— Но это неслыханно! Это просто возмутительно! — брызгая слюной, взревел сэр Энтони. — Вы должны были немедленно сообщить нам обо всем этом.
— Ставлю вас в известность, что вся информация была подтверждена только вчера поздно вечером, когда мы получили ответ по факсу из офиса мистера Блума. На сбор этих данных пришлось потратить некоторое время из-за запутанного ведения дел вашего сына. — Чивер победно скрестил руки на груди. — Мне очень жаль, что дела обстоят именно таким образом, сэр. Мистер Блум любезно согласился проехать со мной в Гилфорд лишь после обыска дома, принадлежавшего Лео, чтобы он смог самостоятельно прояснить вам ситуацию относительно недвижимости вашего сына. Возможно, я ошибаюсь, но мне показалось, что будет лучше, если все подробности об имуществе Лео вам поведает его адвокат. Похоже, ваш сын владел немалым капиталом, о чем ни вы, ни ваша жена, как я понял из нашего разговора в субботу, никогда не знали.
Леди Уолладер впервые посмотрела на старшего детектива:
— У него когда-то была квартира в Кенсингтоне, но в восемьдесят восьмом году ее пришлось продать, чтобы заплатить долги, — упавшим голосом произнесла она. — Он все потерял на бирже, и потом ему приходилось снимать квартиру в Кью в течение пяти лет, до того самого момента, как он познакомился с Джинкс и переехал к ней.
Фрэнк просмотрел факсовое сообщение, полученное накануне от Блума:
— Вы имеете в виду квартиру на Гарден-роуд?
Леди Уолладер печально кивнула.
— Она до сих пор числится недвижимостью Лео вместе с тремя квартирами в Кью и двумя в Хэмпстеде. Общий список недвижимости, принадлежащей вашему сыну, продолжает домик в Челси на пять спален, который до апреля нынешнего года он сдавал в аренду. При этом Блум был проинструктирован о том, чтобы это здание пустовало уже с апреля сего года. Упомянутая вами квартира в Кенсингтоне пока пустует, но для нее уже подыскиваются клиенты-арендаторы. Две квартиры в Хэмпстеде сдаются в наем. Трехэтажный домик в Кью, перестроенный в коттедж с тремя отдельными квартирами четыре года назад, сдается полностью. Дом в Бретани сдается в туристский сезон при том условии, что он не нужен в данное время самому Лео. Ну, и кондоминимум во Флориде сдается круглый год всем желающим. Кстати, вы не могли бы сейчас припомнить адрес той квартиры, которую снимал ваш сын?
— На Авеню в Кью, — прошептала ошеломленная женщина.
— Кью, Авеню, на Тремейн? — подсказал Чивер.
— Да.
— Он купил этот дом целиком восемь лет назад за двести восемьдесят тысяч фунтов, леди Уолладер. Наверное, вы неправильно интерпретировали понятия вашего сына относительно квартир, сдающихся в наем.
— Нет, он заставил нас считать, что ему приходится очень трудно, что он едва сводит концы с концами, хотя я понимала, что это, должно быть, ложь. Если бы я верила ему, то, наверное, одолжила ему денег, о чем он постоянно просил. — Женщина снова посмотрела на детектива покрасневшими от слез глазами. — Это Джинкс вывела вас на мистера Блума?
— Да, — честно признался Чивер.
— Может ли это означать, что ей уже стало лучше? Я разговаривала с ее мачехой по телефону, и она сообщила мне, будто Джинкс потеряла память. Мне было очень больно слышать это.
— Я понял, что это частичная и временная амнезия, леди Уолладер. Двое моих помощников беседовали с Джинкс в воскресенье, и она не может вспомнить те только события, которые происходили в течение двух недель непосредственно перед несчастным случаем.
— Черт возьми, выгодная позиция! — внезапно рявкнул сэр Энтони. — А вы сознаете, что она может вам просто врать?
Но Фрэнк даже не обратил внимания на его реплику:
— Вам она нравилась, леди Уолладер?
— Да, — кивнула женщина. — Но в последний раз, когда мы встретились, она была очень сердита, и я подумала, что тут не обошлось без какой-нибудь выходки со стороны Лео. Поймите, мистер Чивер, сложно быть объективной, когда речь идет о ваших родных детях. Несмотря на все их грехи и недостатки, вы продолжаете безумно любить их. Вот только недостатки эти не исчезают, и грехи не становятся легче…
Сэр Энтони тут же грубо схватил ее за руку:
— Ты ведешь себя, как предатель, — прошипел он.
Наступила короткая пауза.
— Я же говорю правду, Энтони, — тихо произнесла женщина. — Это вовсе не означает, что я любила Лео меньше. И ты все прекрасно понимаешь. — Она даже не поморщилась, когда ее муж со всей силы вцепился пальцами в ее нежную руку.
— Единственная правда, которая сейчас имеет значение, заключается в том, что твоего сына убили, — продолжал ворчать Уолладер. — Неужели ты хочешь, чтобы убийце удалось безнаказанно улизнуть?
— Нет, — спокойно ответила женщина, взглянув на мужа. — Вот поэтому я считаю, что следователь должен знать правду.
— Сэр Энтони, вы делаете больно собственной супруге, — холодно заметил Чивер.
Осунувшееся лицо безразлично повернулось к детективу.
— Я имею в виду вашу руку, сэр. Мне кажется, пора убрать ее, — сказал Чивер.
Энтони послушно разжал пальцы.
— Расскажите мне о том, почему сердилась Джинкс во время вашей последней встречи?
— Все из-за того, что ей надоели его постоянная ложь и обман, — как бы между прочим, сказала леди Уолладер. — Впрочем, это раздражало всех его девушек. В конце концов, все они понимали, что за очаровательной внешностью и элегантным видом прячется самый настоящий эгоист. — Она мельком взглянула на мужа и продолжала. — Лео ни с кем не мог ничем поделиться, даже в детстве. Если кто-то из ребят брал у него на время игрушку, он приходил в такую ярость, что мы были вынуждены показать его психиатру, и тот обнаружил у него соответствующее расстройство. Врач опечалила нас, объяснив, что ничего не может поделать с нашим ребенком, но, правда, немного обнадежила хотя бы тем, что он должен с возрастом научиться контролировать свою агрессию и лучше управлять собственными эмоциями.
— Так и получилось?
— Наверное. Он перестал прибегать к кулакам, но я не могу сказать, положа руку на сердце, что при этом в душе у него не оставался гнев, если ему приходилось с кем-нибудь чем-то поделиться. Он был таким незрелым мужчиной.
— Мисс Кингсли говорила, что у него имелись свои тайны, и его можно было назвать скрытным. Может быть, он просто держал все внутри себя, считая, что таким образом решает проблему? Вероятно, ему не хотелось показывать кому-либо, что он представляет собой на самом деле.
— Да. — Она кивнула на лежавший рядом факс. — Разумеется, все это так. Мы и не знали, что у него имеется недвижимость. Я предполагала, что у Лео существуют какие-то доходы, но не в таких объемах. Вам может показаться, что мы очень доверчивы, детектив, но жизнь с Лео казалась более спокойной, если ему позволялось иметь свои секреты.
Фрэнк задумался:
— Леди Уолладер, вы считаете, что Джинкс уже надоело поведение Лео. Означает ли это, что она первая решила отменить свадьбу?
За супругу ответил сэр Энтони:
— Нет, — решительно произнес он. — Она вела себя оскорбительно и недостойно по отношению к нам, хотя почему так происходило, видимо, навсегда останется тайной. Но ни разу она не упомянула о том, что не желает больше говорить о свадьбе. Это Лео сказал, когда она немного притихла, что никакого венчания уже не будет.
— Он объяснил причины?
— Да. Он сознался, что у него роман с Мег Харрис, и они собираются пожениться.
— И какова была реакция Джинкс на эти слова?
— Шок. Это, видимо, было последнее, что она ожидала от него услышать, и некоторое время просто смотрела на него, не в силах пошевелиться.
— Вы тоже это помните, леди Уолладер?
— Да, — кивнула женщина. — Она ничего не говорила, но было видно, что такого Джинкс, конечно, от него не ожидала. Я видела, что она сердится, но мне тогда показалось, что она злится даже не столько на Лео, сколько на Мег. Теперь, конечно, трудно судить об этом. Мы все очень расстроились и, скажу честно, когда они ушли, мы с Энтони облегченно вздохнули.
— Когда это произошло?
— Во время дополнительных выходных для всех служащих, в самом конце мая.
Чивер нахмурился:
— Да, судя по имеющимся у нас показаниям, последнее, что помнит Джинкс, это тот день, когда она попрощалась с Лео и уехала к родителям. То есть четвертого июня. Но почему же он оставался в ее доме целую неделю после того, как признался в том, что собирается жениться на ее лучшей подруге?
— Мы не знаем, — растерялся сэр Энтони. — Они уехали от нас, злые друг на друга. Затем в тот же вечер Лео перезвонил нам и сказал, чтобы мы молчали и никому не рассказывали о том, что произошло, пока он не даст нам на это своего разрешения. Он ничего не объяснил, и целых две недели от него не было ни единой весточки. Последний раз он связывался с нами в субботу, одиннадцатого июня. Тогда-то он и поведал о том, что они с Мег уезжают на некоторое время, пока не утихнет шумиха, связанная с несостоявшейся свадьбой. — Он сердито нахмурил косматые брови. — Я признаю, что у Лео были свои недостатки, но для дочери мошенника из Ист-Энда он был неплохой партией. По-моему, она просто не хотела его отпускать. Тогда, в нашем доме, Джинкс внезапно вспылила, о чем позже жалела. Но это лишь мое мнение. А потом она поехала в Фордингбридж, и во время своего отсутствия снова потеряла его. То есть, я хотел сказать вот что. Если она смирилась с тем, что свадьба отменена, то почему тогда, будучи в гостях у родителей, она ни словом не обмолвилась об этом отцу и не предупредила его разослать приглашенным карточки с уведомлением об отмене торжества? Там у нее для этого было достаточно времени. Понимаете, тут какое-то несоответствие.
— Да, — медленно произнес Чивер. — Я вас понял.