Глава третья

На дом опускались сумерки, в скотном дворе раздавалось блеяние устраивавшихся на ночь овец. С плантации трав легкий ветерок доносил в открытое окно сладкий запах лаванды.

Но прелесть тихого вечера не трогала Арианн. Сгорбившись над дубовым столом, она тщетно пыталась проверить счета своего хозяйства. Довольно трудно успешно вести бухгалтерию, когда долгов намного больше, чем поступающей наличности.

Арианн, вздохнув, прервалась, чтобы зажечь свечи: день померк. В комнате, когда-то бывшей спальней матери, замерцал мягкий свет. Здесь, на массивной кровати с розовым пологом, родились она, Габриэль и Мири. И здесь же стоял складной табурет, на котором часто сидели девочки, когда мама причесывала их и заплетала косички.

Арианн уныло огляделась вокруг. В комнате, когда-то выглядевшей такой теплой и полной жизни, ощущался холод даже в разгар лета. С уходом мамы дом как бы лишился сердца.

Теперь все считали, что Арианн заняла место матери и стала Хозяйкой острова Фэр, но сама она чувствовала себя неважной заменой. Протерев уставшие глаза, она вернулась к домашней бухгалтерии, стерла записи с грифельной доски, чтобы начать заново.

Работе очень мешал лежавший на столе предмет: перстень графа де Ренара. Она сняла его, потому что он отвлекал ее от дела. Вроде бы простой кружочек металла, он все же несомненно старее, чем ей поначалу показалось. Когда она протерла его платком, то обнаружила выгравированные на внешней стороне древние рунические знаки, такие же загадочные, как и человек, вручивший ей это кольцо.

Она вновь и вновь возвращалась мыслями к сегодняшней встрече с Ренаром, вспоминала волнующий вкус его губ на своих губах, этот бесцеремонный поцелуй, как бы скрепивший совершенную ими странную сделку.

«Когда вы воспользуетесь перстнем в третий раз, то должны будете признать поражение и сдаться. Выйти за меня замуж».

Странное предложение. Этот человек, должно быть, не в своем уме. Но когда блуждающий взгляд Арианн вернулся к стоявшему перед ней открытому денежному ящику, к кипе неоплаченных счетов, она подумала, что не в своем уме должна быть именно она, высокомерно отвергающая брак с таким могущественным и богатым человеком, как Ренар.

Но как Хозяйка острова Фэр она должна была выбирать мужа со всей ответственностью и осторожностью, если вообще собиралась выйти замуж. Она осталась хранительницей древних рукописей, содержавших могущественные знания, представлявшие опасность в том случае, если попадут в дурные руки. Человек, за которого она вышла бы замуж, должен быть абсолютно честным и надежным, а уклончивость Ренара, его нежелание прямо отвечать на простейший вопрос, очень ее беспокоили. Больше всего в человеке она ценила честность и искренность.

Дед Ренара, старый граф, был властным, безжалостным и коварным, готовым на все ради достижения своих целей. Некоторые черты Ренара давали основание полагать, что он скроен из того же материала.

Но она не могла забыть, как заботливо он рассеял ее опасения насчет Мири. Поразительно добродушно отнесся к краже коня и злой шутке, которую сыграла с ним Габриэль. И вызвал у нее улыбку, когда она изо всех сил старалась быть серьезной.

Арианн решила больше не думать о нем. Но… Она вертела в руках перстень. Эта штука никак не могла быть волшебной, хотя в одном отношении сослужила Ренару хорошую службу. Кольцо притягивало к нему ее мысли. А что будет, если она последует советам Ренара и попробует воспользоваться перстнем?

Сосредоточенно нахмурившись, она поднесла его к пальцу, и тут раздался крик.

Арианн, что ты делаешь?

Арианн вздрогнула и чуть не уронила кольцо, подхватив его на лету. В дверях с сердитым видом стояла Габриэль.

– С этой штукой не шутят. Это может быть опасно.

– Да это всего лишь старое кольцо, Габриэль, – чуть сконфуженно возразила Арианн. Сестра рванулась к ней, пытаясь отобрать кольцо.

Арианн была вынуждена кое-что рассказать Мири и Габриэль о том, что произошло между ней и Ренаром. Узнав, что Арианн вернула графу Геркулеса, Мири потеряла интерес, но Габриэль донимала вопросами, пока не выпытала все о сделке с кольцом.

Тогда она присела на краешек стола и, болтая босыми ногами, принялась разглядывать кольцо. Она уже собралась ложиться спать и надела тонкую полотняную ночную сорочку. По спине рассыпались золотистые волосы. Сейчас она выглядела моложе, больше походила на маленькую сестренку, какую помнила Арианн.

В Бель-Хейвен ложились рано. Свечи стоили дорого, и, как теперь часто жаловалась Габриэль, на острове было нечего делать, кроме как спать. Но, правда, в этот вечер обычная хандра покинула ее, в голубых глазах блеснуло любопытство, она с видом знатока оценивающе поворачивала кольцо со стороны в сторону, надкусила кружок металла и скорчила гримасу.

– Хм! Не знаю, из чего оно сделано, но определенно не золотое. Где, говоришь, граф приобрел эту штуку?

– Где-то во время странствий. У старой цыганки.

– У какой цыганки? В каких странствиях?

– Не знаю, – ответила Арианн, осторожно отодвигая счета, которым грозило быть смятыми задом Габриэль. – Месье граф, говоря по совести, не самый откровенный человек. Он улыбается, шутит, но не сообщает абсолютно ничего.

– А ты не пробовала читать по глазам?

– Конечно, пробовала! Но это было все равно… что пытаться прочесть книгу со склеенными страницами.

Габриэль молча разочарованно переварила эти сведения и вернулась к кольцу. Прищурившись, более внимательно разглядела металлическую полоску.

– Тут какие-то странные знаки. Что это?

– Рунические буквы, – пояснила Арианн. – Очень похожие на многие из тех, что в старых рукописях у нас внизу.

– Можешь перевести, что здесь написано?

– Может быть. Не уверена.

По правде говоря, Арианн почему-то не хотелось браться за это. Габриэль соскочила со стола и принесла ей увеличительное стекло.

Девушка стала разглядывать кольцо через стекло. Сестра смотрела через ее плечо.

– Ну? – нетерпеливо торопила она, пока Арианн напряженно старалась разобраться в письменах.

Наконец Арианн опустила стекло и, поколебавшись, сказала:

– Думаю, переводится так: «Это кольцо связывает тебя со мной сердцем и душой».

Габриэль поджала губы.

– По-моему, звучит как заклинание.

– Не глупи. Всего лишь романтическая надпись. Мама не учила нас верить в такие глупости, как волшебные кольца и талисманы.

– Все равно я по-прежнему считаю, что от него надо избавиться. Брось его в колодец.

Арианн покачала головой:

– Не могу.

– Почему?

– Потому что обещала графу, что, если он оставит меня в покое, буду носить это кольцо.

Габриэль сердито взглянула на нее:

– Обещание, вырванное у тебя угрозами! Почему ты считаешь себя обязанной держать такое обещание?

– Габриэль, это вопрос чести.

Чести, – насмешливо повторила Габриэль. – Это мужское понятие, предлог для того, чтобы убивать друг друга на дуэлях.

– И, тем не менее, я дала слово и не откажусь от него.

– Господи, Арианн! – возмущенно вытаращила глаза Габриэль. – Клянусь, что ты будешь считать себя обязанной играть по-честному и с самим дьяволом, если даже это будет грозить тебе могилой. Или в данном случае, можно сказать, бракосочетанием?

– До этого никогда не дойдет, хотя… возможно, да. Габриэль строго поглядела на нее.

– Арианн Шене! Никогда не говори мне, что намерена уступить и выйти за этого отвратительного человека.

– Думаю, что до этого не дойдет, хотя в наших обстоятельствах, кажется, было бы глупостью отказываться.

Габриэль перегнулась через стол и захватила стопку пергаментных бумаг. Арианн очень не хотелось, чтобы сестры были полностью осведомлены о тяжелых обстоятельствах, в которых они находились, но сейчас она чувствовала себя слишком усталой, чтобы помешать Габриэль рыться в бумагах.

Долги в основном наделал отец, когда оплачивал три галеона для своего грандиозного исследовательского похода. Великого путешествия. В горькие минуты Арианн называла это великим бегством. Бегством от жены, которую предал, и укоризненных взглядов дочерей.

Габриэль дошла до конца стопки и погрустнела. Но скоро собралась, бросила рассыпавшиеся по столу долговые расписки.

– Нет ничего, что мы сами не могли бы сделать. Как насчет снадобья, которое ты пыталась сварить утром? Если бы удалось повысить урожайность наших угодий в Бретани, со временем…

– Как раз времени у нас может не оказаться. – Арианн аккуратно собрала в стопку разбросанные Габриэль бумаги. – Папа отсутствует так долго, что его кредиторы теряют терпение. А если он не вернется, владения в Бретани перейдут к нашему кузену Бернару.

При упоминании Бернара Шене Габриэль скорчила гримасу.

– Этот Бернар – свинья.

– Но он мужского пола, и по закону это дает ему право, особенно потому что папа никогда не считал нужным оставить завещание.

– Арианн, папа еще не объявлен умершим. Так что я не вижу никакой причины идти на благородную жертву и выходить за месье де Чудовище.

– Возможно, Ренар несколько неотесан, но я не стала бы называть его чудовищем, – возразила Арианн.

– Он высокомерный нахал и просто животное и… и что еще хуже – нечестивый Довилль. – Габриэль взяла Арианн за руки и опустилась перед ней на корточки. В серьезном взгляде ее голубых глаз таилась злость. – Ты заслуживаешь самого лучшего мужчину, такого, кто будет тебя боготворить, будет тебе безоговорочно предан. Того же достойна Мири.

Редко бывало, чтобы Габриэль так откровенно выражала свои чувства. Глубоко тронутая заботой сестры, Арианн ласково поправила упавший на ее лоб локон.

– А как насчет тебя, малышка?

По прелестному личику Габриэль пробежала тень, но она быстро собралась и весело рассмеялась.

– Меня? О, я смогу вытерпеть только самого богатого и важного. Никогда не соглашусь на какого-то графа.

– Полагаю, ты предпочтешь герцога.

– Герцога? – Габриэль поднялась и презрительно покачала головой. – Не меньше, чем принца, хотя лучше бы короля.

Арианн не могла не улыбнуться, глядя на принятую сестрой позу величественной самоуверенности.

– Короли, когда женятся, склонны требовать королевских кровей и больших земель в приданое.

– А кто говорит о браке? Всем известно, что лучше быть любовницей. Вот где власть и богатство.

Улыбка Арианн погасла.

– Этим не шутят, Габриэль.

– Арианн, я не шучу. – Мягкие очертания безупречного профиля Габриэль все еще говорили о ее юности и невинности, но в глазах царило выражение, которое так пугало Арианн. – Если у тебя еще остаются сомнения, вспомни о подружке папы.

На Арианн до сих пор тяжелым бременем давили боль и утрата иллюзий, когда обнаружилось, что папа содержал любовницу. Долгое время она всеми силами стремилась смириться с предательством отца, которому раньше верила и которого очень любила.

– Думаю, что большинство мужчин неверны своим женам, – глухо промолвила Арианн, – Но я стараюсь верить, что, в конечном счете, сердцем папы владела мама.

– Это должно было служить ей огромным утешением: владеть его сердцем, в то время как денежки и драгоценности уплывали той женщине в Париж, – задумчиво глядя в окно, съязвила Габриэль. – Париж, – тихо продолжала она, – вот где нам следует жить, вместо того чтобы чахнуть на этом жалком острове.

– Париж – последнее место, куда вообще хотела бы переехать мама.

– Мамы больше нет. – На мгновение голос Габриэль дрогнул. Она встряхнула головой, откинув назад волосы, и задумчиво продолжала: – Здесь, на острове, все так уныло, никаких надежд. Но Париж! Летом в Нотр-Дам будет королевское бракосочетание. Сестра короля Марго выходит замуж за принца Наваррского. Подумать только, какие там пройдут балы, маскарады, торжества. Будь у меня подходящие наряды и драгоценности, уверена, что привлекла бы внимание короля.

– Габриэль! – мягко упрекнула Арианн.

Лицо сестры одновременно выражало непокорность и мольбу.

– Если бы только ты помогла мне попасть в Париж, Эри. Я бы тогда смогла нажить нам состояние. И вам с Мири больше не пришлось бы ни о чем беспокоиться.

– Довольно, Габриэль. Я больше не желаю слышать подобных разговоров. – Арианн принялась запихивать пачки счетов обратно в ящик, надеясь положить конец этой беспокойной беседе.

Но Габриэль упрямо стояла на своем.

– Ты не думаешь, что я могла бы покорить сердце короля, что он целиком оказался бы в моих руках?

– Король Карл полоумный и уже находится кое у кого в руках.

Все знали, что реальная власть во французском королевстве была в руках Екатерины Медичи, королевы-матери. Иногда ее называли Итальянкой или Темной Королевой. Но чаще употребляли слово, которое можно было произносить только еле слышным шепотом, – «Колдунья».

Арианн совсем не желала упоминать о ней, но за Габриэль таких предубеждений не водилось. Она с вызовом подняла голову:

– Не боюсь я Темной Королевы. Она такая же, как мы, еще одна Дочь Земли.

– Но одна из тех, кто посвятил себя не исцелению, а черному колдовству. Это опасная женщина, Габриэль, особенно для тех, кто оспаривает ее власть над королем.

– И все же наша мать одно время была ее подругой.

– Пока не попыталась помешать одному из преступных замыслов Екатерины, и тогда… – Арианн внезапно замолчала, у нее перехватило горло. – И тогда, ты прекрасно знаешь, что она сделала с мамой.

Это напоминание на минуту заставило Габриэль замолчать, но потом она продолжила спор:

– Мама была слишком доброй, слишком благородной и уязвимой. Я не такая. – Она бессильно, будто из нее выпустили воздух, оперлась об оконную раму. – И я не такая, как ты, Арианн, – добавила она подавленно. – Все, на что я гожусь, это околдовывать мужчин. Вот моя единственная магия.

Арианн в смятении смотрела на Габриэль. Сестра старалась казаться такой сильной, такой крепкой. И Арианн подумала, что никогда еще не видела ее такой уязвимой, как в этот момент, и что вызывающее поведение было всего лишь хрупкой маской, скрывающей боль и смятение.

– Все, что ты говоришь, неправда, дорогая, – возразила Арианн. – Только посмотри на свои скульптуры и картины. Ты вдыхаешь жизнь в простой камень, а что ты способна сделать с каплей краски и кусочком холста…

– Все это в прошлом. Я давно уже переросла это.

– Но всего лишь прошлым летом…

Габриэль напряглась, как всегда бывало с ней при малейшем намеке на то, что случилось в июне прошлого года. Крушение иллюзий после открытия определенных истин, касавшихся их отца, того, что он их бросил, смерти матери… все это тяжелым грузом легло на душу и Арианн, и Габриэль.

Но не только это послужило причиной ужасных перемен в характере сестры Арианн. Появление некоего молодого рыцаря, чье сердце оказалось не таким благородным, как его профиль.

Шевалье Дантон посетил их в один прекрасный летний день, представившись другом их кузена Шене. Веселый и обаятельный, Этьен несколько развеял подавленность, царившую в Бель-Хейвен после смерти мамы. Если бы только на Арианн не свалились обязанности Хозяйки острова Фэр, если бы только она более тщательно заглянула в глаза Дантона, прочитала его подлинное существо, вместо того чтобы быть благодарной за то, что он отвлекал Габриэль от печальных дум.

Вместо этого Арианн приняла рыцаря в дом со всеми отличавшими Бель-Хейвен знаками внимания к путнику. Но, когда Дантон, в конечном счете, двинулся дальше, он увез с собой и девичью невинность Габриэль.

После отъезда рыцаря Арианн нашла сестру на скотном дворе. С растрепанными волосами, в порванном платье, с синяками на плече. Она не плакала. Но Арианн, прижимавшая к себе окаменевшую фигурку Габриэль, разрывалась между отчаянием и жаждой мщения. Если когда-нибудь Арианн и испытывала соблазн применить черную магию, то именно тогда. Однако Дантон был уже далеко, вне ее досягаемости.

Ей оставалось только позаботиться о сестре. Габриэль успокоилась, пожалуй, слишком быстро, но отказывалась говорить, что произошло в тот день на скотном дворе. Вот этого молчания, которое слишком затягивалось, и опасалась Арианн.

– Габриэль… – начала, было, она, но сестра отстранилась от нее.

– Нет, Арианн. Я знаю, что ты собираешься сказать, и не хочу говорить об этом.

– Но когда-нибудь придется. Что было с тобой в тот день…

– Ничего не было.

– Когда кому-то… причиняют вред, как тебе, то нельзя исцелиться, если, по крайней мере, не признавать, что тебе причинили вред.

– Никакого вреда мне не причинили.

– Габриэль… – Арианн потянулась к ней, но Габриэль, яростно сверкнув глазами, оттолкнула ее.

– Я знаю, что ты думаешь, но ты ошибаешься. Я не беспомощная жертва мужчин и никогда ею не буду. Дантон совсем не брал меня силой… – Она остановилась, глотая злые слезы. – Выкинь это из головы, Арианн. Я… я его соблазнила, а потом отвергла. А теперь хватит об этом.

Габриэль круто повернулась и выскочила из комнаты, но Арианн успела заметить, как сестра залилась слезами.

– Габриэль! – крикнула вслед Арианн, понимая, что бежать за ней бесполезно.

С детских лет всякий раз, когда кто-то обижал ее, сестру было трудно утешить. Если бы только была здесь мама, она нашла бы способ успокоить Габриэль. Мама никогда не позволяла обижать дочь.

Устало проведя по волосам, Арианн вернулась к ящику со счетами, стала его запирать. Взяла перстень Ренара. Почему-то после перевода надписи ей стало не по себе, но ведь она обещала Ренару носить его. Однако не обещала носить перстень на пальце.

Достав из сундука серебряную цепочку, она надела на нее кольцо и повесила на шею. Тут она услышала позади себя шаги и повернулась, все еще надеясь, что Габриэль передумает и вернется поговорить.

Оказалось, что это Мири. Она холодно поглядела на Арианн, что стало обычным, после того как та сообщила ей, что вернула Геркулеса графу. После смерти матери Мири каждый вечер приходила к Арианн расчесать волосы и заплести косички.

Но сегодня Мири сделала это сама. Волосы были перекинуты через плечо; из нескладной косы, похожей на веревку, которая вот-вот расплетется, торчали золотистые, цвета полной луны пряди. За прошедший год девочка очень вытянулась, так что ночная сорочка стала коротка, доставая только до щиколоток.

Вконец измученная, Арианн с усилием улыбнулась сестре:

– Мирибель! А я думала, что ты уже легла.

– Надо бы, но не могу заснуть. Беспокоюсь о Геркулесе.

Этот дьявол в конском обличье меньше всего волновал Арианн, но она попыталась проявить максимум терпения.

– Мири, с этим уже покончено. С Геркулесом жестоко обращался не только граф. Обещаю, теперь он будет хорошо относиться к нему.

– Ты даже не дала мне попрощаться с ним. Геркулес хотел оставаться у меня и… мне он был нужен.

– У тебя же есть замечательный пони.

– Орешек уже очень стар. Ему трудно добираться до утесов Арго.

– Нечего тебе одной ездить к этим утесам, – одернула сестренку Арианн.

– Но до посещения спящих великанов осталось всего несколько дней, а ты совершенно не помнишь.

Арианн совсем упустила это событие, но такой пустяк не был в числе ее первоочередных забот. По преданию, каменные столбы на отдаленной стороне острова Фэр на самом деле были окаменевшими великанами. Раз в год в полнолуние эти каменные громады обретали человеческий облик.

Если в нужный момент приблизиться к этим столбам, то можно наблюдать пробудившихся великанов. Их, разумеется, никто не видел, но это предание было хорошим предлогом для шумных полуночных прогулок.

– Ведь мы каждый год ездили к великанам, – проговорила Мири. – Как же ты могла забыть?

– У меня в голове более важные вещи, Мирибель. На этот раз великанам придется нас простить.

– Тебе не надо ехать. Я сама поеду…

– Нет, никуда ты не поедешь. После того, что ты натворила сегодня, думаю, что тебе лучше посидеть дома. Чуть побольше займешься учебой.

Глаза Мири выражали бурный протест, но нижняя губа задрожала.

– Ты, Арианн, в последнее время то устала, то к тебе не подойти. А Габриэль думает только о нарядах и прическах. Если бы папа был с нами, он бы не забыл об этой поездке.

Да, вполне вероятно. Луи Шене, как и Мири, был оторванным от жизни фантазером. Мама всегда старалась учить их отличать подлинную магию от чепухи, а папа скорее готов был поверить легендам о спящих великанах или диким россказням об Эльдорадо, что за океаном, где было полно золота.

Арианн закрыла тяжелый ящик и отнесла в шкаф, велев Мири идти спать. Она вконец устала, у нее стучало в висках.

Но Мири хвостиком шла за ней.

– Когда папа вернется, он привезет мне из Бразилии обезьянку и попугая. Он торжественно вплывет в порт на корабле, нагруженном такими сокровищами, что у нас снова будет конюшня, полная прекрасных лошадей, и он никогда не станет запрещать мне ездить, куда я захочу. Если бы папа был здесь…

– Но его нет, – потеряв терпение, оборвала Арианн. – И вернется он, скорее всего, на пустом корабле с порванными парусами. Если вообще вернется.

Арианн пожалела об этих злых словах, как только они вылетели из уст. У Мири сморщилось личико, глаза широко раскрылись.

– Вы с Габриэль теперь больше ни во что не верите. Даже папе.

– Мири, прости, – начала Арианн, но сестренка, разразившись слезами, выскочила за дверь.

Арианн тяжело оперлась о столбик кровати. За считанные минуты она довела до слез обеих сестер. Да и самой было впору опуститься на мамину кровать, зарыться лицом в одеяло и разрыдаться.

Однако ее лишили даже этой малости. Маленькая горничная Бетт сунула голову в дверь – у нее было сообщение.

– Госпожа Арианн, скорее, пожалуйста. Из города со срочным сообщением от матушки аббатисы приехала Шарбонн.

«Этого еще не хватало», – в смятении подумала Арианн, но устало кивнула головой.

– Сейчас буду.

Через несколько минут она спустилась в большой зал к ожидавшей ее Шарбонн. Это была рослая крестьянка, работавшая в огороде, на конюшне и служившая на посылках в женском монастыре Святой Анны, что располагался близ портового городка. Из-за коротко подстриженных молочно-белых волос и мускулистого телосложения ее часто принимали за миловидного парня.

Увидев Арианн, Шарбонн почтительно сняла головной убор.

– Простите за вторжение, госпожа Арианн, но мать-настоятельница просила меня передать вам вот это.

Она передала сложенный лист пергамента, запечатанный символом Святой Анны. Глава монастыря Мари Клэр была давней подругой Евангелины Шене. Тоже будучи Дочерью Земли, она часто советовалась с мамой относительно старинных целебных снадобий и средств.

Арианн сломала печать и прочла несколько строк, написанных изящным беглым почерком Мари Клэр.

«Здесь человек из Парижа, спрашивает тебя. Ни с кем, кроме тебя, не хочет говорить. Убедительно прошу как можно скорее приехать в город».

Арианн нахмурилась. Она никого из Парижа не знала. Но с тех пор как она стала наводить справки за границей, пытаясь разведать что-нибудь об отце, ее стали осаждать бродячие матросы и путешественники, утверждавшие, что у них есть сведения, в надежде получить какое-нибудь вознаграждение.

Она сложила записку:

– Скажите Мари… я хочу сказать, матери-настоятельнице, что утром увижусь с этим месье.

К ее удивлению, Шарбонн горячо затрясла головой.

– О нет, госпожа, так не годится. Его может там уже не быть.

– Где же он тогда в это время будет?

– На небесах или в аду, смотря как распорядятся с этим беднягой.

– Что?! – воскликнула Арианн.

Шарбонн наклонилась поближе и прошептала:

– Он помирает, госпожа. Прострелен навылет.

Загрузка...