Темная лошадка

14

Джилл Морон стояла перед дешевым зеркалом в полный рост, в одних узеньких трусиках-стрингах, кружевном черном лифчике и макияже. Она поворачивалась то так, то этак, принимая разные позы: cтыдливую, игривую, обольстительную. Обольстительная понравилась ей больше всего – она очень шла к лифчику.

Лифчик был мал на пару размеров, врезался в бока, но зато делал чуть больше малозаметные груди, что, по мнению Джилл, было хорошо. Они выпирали из чашек лифчика, будто у моделей «Плейбоя». Джилл легко представляла себе, как Джейд зарывается лицом в ее бюст.

Трусики тоже были маловаты. Тоненькие тесемки впивались в жирные бедра. Пышная растительность на лобке торчала во все стороны из-под черного кружевного треугольничка. Джилл изогнулась и посмотрела на свой голый зад – белый, широкий, весь в ямочках. Ей не понравилось, как забивается между ягодиц узкая полоска трусов, но она решила, что к этому надо привыкать. Стринги – это сексуально. Мужики западают на стринги. Жаль только, что эта стерва Эрин такая костлявая. Будь трусы нормального человеческого размера, может, не было бы так неудобно.

А впрочем, ладно. Бесплатно же! Да и потом, Джилл почему-то заводило то, что белье чужое. Она заняла место Эрин – в конюшне, в жизни вообще. Эрин больше нет, и теперь Джилл Морон будет королевой! Но все же по-прежнему в тени Пэрис Монтгомери. Этой сучки.

Вспомнив о Пэрис, Джилл нахмурилась. Пэрис она ненавидела. Ненавидела ее улыбку, ее большие глаза, ее светлые волосы. Ненавидела даже сильней, чем Эрин. Вместе они были как две первые школьные красавицы: слишком крутые для дружбы с простушками вроде Джилл, со своими тайными шуточками и паскудными взглядами. Теперь по крайней мере одну терпеть уже не надо. Но остается Пэрис.

Мужики из-за Пэрис с ума сходят. Она вертит ими как хочет. И никто как будто не замечает, что она просто дура. Думают, она интересная, умная и милая! Никакая она не милая! Когда рядом нет какого-нибудь мужика, она властная, стервозная и подлая. Вечно со своими гадкими шуточками: дескать, Джилл слишком много ест, Джилл надо делать зарядку, Джилл не умеет одеваться со вкусом…

Она оглядела себя в зеркале с головы до пят – и вдруг увидела ровно то, что видела Пэрис Монтгомери. Не обольстительную женщину в сексуальном белье, а бесформенную толстуху с маленькими поросячьими глазками и кислым, унылым ртом. Заплывшие жиром плечи, толстые ноги; тело, которое она так ненавидела, что часто мечтала, как возьмет нож и отхватит лишние куски. Жалкое и уродливое, в краденом, тесном не по размеру белье…

Из глаз у Джилл потекли слезы, лицо пошло красными пятнами. Не виновата она, что толстая! Мать не следила за нею в детстве, так что ж теперь делать, если она уже привыкла питаться неправильно? И что спортом не занимается, тоже не виновата. К концу дня она ужасно устает, хоть эта стерва Пэрис вечно упрекает ее в недостаточном старании.

А какой смысл ради Пэрис стараться? Пэрис лишний раз не похвалит, да и не приплатит, так что, если Джилл делает меньше, чем ей нужно, это не ее вина, а Пэрис. И еще она не виновата, если нет у нее красивых тряпок. Она на них не зарабатывает. Чтобы добыть хорошую вещь, приходится воровать из магазина. А она достойна не меньшего, чем иные прочие – даже большего, учитывая, как злы к ней люди!

«Ну ничего, я еще покажу Пэрис Монтгомери, – думала Джилл, роясь в куче сваленных на незастеленную кровать тряпок. – Я еще займу место Пэрис Монтгомери, как заняла место Эрин!»

Джилл всегда считала, что наездницей она может быть не хуже Пэрис, вот только пусть ей дадут шанс. У нее никогда не было хорошей лошади, в этом все дело. Отец купил ей эту дешевую клячу Аппалузу. Чего на ней добьешься? Как-то Джилл написала брату матери – вдруг он купит ей настоящую скаковую лошадь? Отказать не должен, он богатый. Что ему какие-то семьдесят-восемьдесят тысяч долларов? Но ответа так и не дождалась. Скупердяй несчастный!

Она и ему тоже покажет. Она всем покажет. Разбогатеет, будет работать с самыми лучшими лошадьми, поедет на Олимпиаду. Все давно обдумано. Только нужна передышка, и она уже знает, как ее добиться.

Джилл вытащила из кучи брошенной Эрин одежды белую прозрачную блузку в обтяжку. Вещи Эрин она уже считала своими. Почему бы нет? Если кто-то их оставил за ненадобностью, это не воровство. Блузка тянулась, но все равно полочки разъезжались, и петли трещали. Джилл расстегнула верхние три, выставив напоказ свои прелести и черный лифчик. Помогло. Очень вышло сексуально. Бритни Спирс, например, только так и одевается: крохотные кофточки и штаны с поясом на бедрах. И вообще, мужики, в том числе Дон, с нее глаз не сводят.

Джилл зарылась во вторую кучу вещей – свою собственную – и выудила бордовую мини-юбочку, украденную из «Уол-Март». Все равно уцененная. Магазин не разорится. Извиваясь, втягивая изо всех сил живот, она с трудом натянула юбку. Под ней четко проглядывали впившиеся в бедра тесемки трусиков, но Джилл решила, что так даже лучше. Очень маняще.

Наряд довершили большие серьги кольцами из принадлежавшей Эрин горсти побрякушек и несколько украденных в «Блумингдейл» браслетов. Джил втиснулась в босоножки на высокой платформе, схватила сумку и вышла из квартиры. Она им всем покажет, и начнет сегодня же вечером!

Лэндри сидел за столом, чувствуя себя полным придурком, и тупо листал страницы на экране компьютера. Пятница, вечер, и вот чем он вынужден заниматься.

«Это все Эстес виновата!» – мрачно думал он. Весь день думал, твердил про себя как мантру. Впилась, как заноза под кожу, и бередит. Это из-за нее он торчит на службе и читает байки из старых газет.

Общая комната почти опустела – только двое-трое ребят из ночной смены перебирали бумажки. Смена Лэндри уже закончилась, и все четверо его напарников давно свалили домой к подружкам, или к женам с детьми, или сидели в излюбленном баре, выпивали и злословили, как и положено полицейским после работы. Лэндри же маялся перед монитором, пытаясь найти что-нибудь на этих лошадников.

Ни у Джейда, ни у его помощницы судимостей и приводов не оказалось. Девицу-конюха, которая якобы трахалась с Джейдом в ту ночь, пару раз забирали за магазинные кражи и один раз – за вождение в нетрезвом виде. Правильно он решил, что она та еще штучка! Ни на грош не поверил, что она была ночью в четверг с Джейдом, просто решила обеспечить шефу алиби. Интересно, почему? Может, она знала, что Джейд приложил руку к происшествию в конюшне Майкла Берна? А может, она сама по его приказу выпустила оттуда лошадей и, предоставляя Джейду алиби, заботилась и о себе тоже? Джейд слишком умен, чтобы самому так подставляться. Если б девчонку поймали, всегда мог бы отпереться: что затевает дурочка, знать не знал. И объяснил бы ее старания неуклюжей попыткой заслужить похвалу.

Разумеется, Майкл Берн уверен в причастности Джейда к этому делу. Сегодня вечером во время разговора чуть не разрыдался, прямо давился ненавистью, обвинял Джейда во всех своих неудачах. Как там говорила Пэрис Монтгомери? Что Берн винит Джейда во всем, кроме собственной бездарности. Видимо, этот Берн считает Джейда Антихристом, ответственным за все зло в лошадном бизнесе.

И, возможно, не так уж ошибается…

Эстес рассказывала Лэндри о прошлом Джейда в свой первый приход. О том, как он убивал лошадей ради выплат по страховке. И ни разу никто его за это не тронул. Джейд ускользал от любых наказаний, как угорь.

Обман страховых компаний, убийство лошадей – что может знать об этом Эрин Сибрайт? Где она, черт побери, и почему нельзя ее спросить?

Он уже позвонил сегодня днем в полицию Окалы, чтобы там тоже искали девушку, и оповестил все правоохранительные службы округа Палм-Бич, чтобы дороги патрулировали в усиленном режиме. Скорее всего, Эрин рванула из города за новой работой или новым парнем, но, если вдруг нет, проверить не вредно.

И если кто-нибудь спросит, какого черта ему все это нужно, он ответит, что во всем виновата Эстес!

Отхлебнув кофе, Лэндри нажал пару клавиш и снова открыл двухлетней давности газетный отчет о захвате братьев Голем. Сегодня он уже читал его, знал содержание и точно знал, на какой абзац упадет взгляд: тот, где рассказывалось, как следователь из отдела по борьбе с наркотиками Елена Эстес повисла на дверце джипа Билли Голема, а потом свалилась под колеса. Ее пятьдесят ярдов волоком протащило по бульвару Окичоби, а потом она была госпитализирована в критическом состоянии.

Интересно, что ее побудило запрыгнуть на подножку джипа и пытаться вырвать руль у Билли Голема?

Следаки по наркотикам! Ковбои чертовы, все как один!

Прошло два года. Любопытно, чем занималась она все это время, почему теперь вышла из тени? И чего ради их с Эстес пути пересеклись именно сейчас?

Ему на хрен не нужны неприятности и проблемы, которые всегда при ней! Но Лэндри знал, что они уже здесь. Он заглотнул наживку. И теперь занимается этим делом.

А все из-за Эстес!

Джилл выбежала за дверь клуба «Игроки», отдуваясь и всхлипывая, размазывая по щекам слезы, сопли и черные потеки туши. Вытерла рукой нос, отлепила от глаз намокшую прядь волос.

Охранники посторонились, молча поглядели на нее, но ничего не сказали. Не спросили, не подогнать ли ко входу ее машину. По лицу, гады, видят: нет у нее такой машины, какую можно было бы поставить сюда на стоянку. Здесь стоят машины красивых людей – богатых и стройных.

– Чего пялитесь?! – огрызнулась Джилл.

Они переглядывались, ухмыляясь.

– Пошли к черту! – выкрикнула она и, плача, побежала по тротуару к другой стоянке.

По дороге Джилл оступилась на неудобной высокой платформе и подвернула ногу. Падая, она выронила украденную у «Наймана и Маркуса» бисерную сумочку, и ее содержимое разлетелось по тротуару.

– Проклятье!

Ползая на четвереньках, она сломала ноготь, подгребая к себе патрончик с помадой и пачку презервативов. Это явилось последней каплей. Слюни, слезы, сопли текли по лицу ручьем. Джилл свернулась клубочком и надрывно скулила по-собачьи. Она уродина! Одежда у нее уродская! Даже плачет она по-уродски…

Боль набухала внутри, как нарыв, и снова прорывалась потоками слез. Почему?! Этот вопрос она задавала себе миллион раз за жизнь. Почему именно ей выпало быть жирной, некрасивой, никому не нравящейся и уж тем более никем не любимой? Это нечестно! Почему она должна столько трудиться, чтобы переделать себя, когда стервам вроде Эрин и Пэрис все достается задаром?

Она вытерла лицо белым кружевным рукавом, собрала барахлишко в сумку и поднялась на ноги. Элегантная пожилая чета, вышедшая из «Ягуара», смотрела на нее с ужасом. Джилл показала им средний палец. Дама ахнула, мужчина покровительственно обнял ее за плечи и повел к клубу.

Джилл отперла машину, швырнула на пассажирское сиденье сумочку и вещи. Плюхнулась за руль, хлопнула дверцей и снова разревелась.

Ее хитрый план! Ее неотразимая обольстительность! Идиотка, каким только местом она думала?!

Джилл пришла в «Игроки», зная, что Джейд будет там; он пригласит ее выпить, она с ним начнет флиртовать и даст понять, что отмазала его перед тем легавым. Он, конечно, будет благодарен ей за верность и поражен ее смекалкой. А потом они поедут к нему и будут трахаться до изнеможения (план устранения Пэрис, пункт первый).

Но все сразу пошло наперекосяк, потому что весь этот дурацкий мир против нее! Когда она пришла, Джейда еще не было, и метрдотель смерил ее таким взглядом, как будто принял за дешевую проститутку. А официантка и бармен шушукались и хихикали, пока она сидела за столиком и, как полная идиотка, пила кока-колу, потому что на спиртное ей денег не хватило. А потом приперся этот говнюк Ван Зандт, полупьяный, и пригласил ее к себе за столик.

Нахал! Она ведь слышала все гадости, которые он о ней говорит. А он думает, что можно вдруг притвориться милым и любезным – и беспрепятственно залезть ей под юбку. Первые пятнадцать минут глаз с бюста не сводил. А когда она сказала, что ждет другого, имел наглость оскорбиться. Она и вообще в жизни не легла бы с таким стариком! Ну и что же, что он ей купил два коктейля? Это еще не значит, что теперь она обязана ублажать его!

А потом наконец появился Джейд. И взглянул на нее с таким отвращением, что ей захотелось разбиться вдребезги, как стекляшка. Злые слова до сих пор звенели у нее в ушах, словно Джейд кричал, хотя на самом деле он просто ее попросил выйти с ним в коридор и там говорил почти шепотом.

– Ты о чем думала, когда пришла сюда в таком виде? – прошипел он. – Ты у меня работаешь и должна прилично вести себя на людях!

– Но я только…

– Я не хочу, чтобы в связи с моей конюшней звучало выражение уличная девка!

Джилл задохнулась, будто он дал ей пощечину. Тут-то в коридор вышел Майкл Берн. Краем глаза она видела, как он притворяется, что звонит по телефону, а на самом деле следит за ними.

– Я т-только хотела тебя увидеть, – пробормотала Джилл. Слова застревали у нее в горле, к глазам подступали слезы. – Я х-хотела сказать тебе о…

– Да что с тобой?! Думаешь, ты вправе приходить сюда и портить мне вечер?

– Н-но я д-должна сказать… Я знаю про Звездного…

– Если тебе надо о чем-то со мной поговорить, мы сделаем это в конюшне, в рабочее время.

– Н-но…

– У вас все в порядке? – встрял Майкл Берн, как будто его кто-то приглашал. Недоносок конопатый!

– Вас, Майкл, это не касается, – отрезал Джейд.

– Юная леди чем-то расстроена?

Но Джилл прекрасно знала, что плевать ему, расстроена она или нет. Он смотрел на нее так же, как все мужики сегодня вечером: как будто она торгует собой, и пора бы сбавить цену.

Она бросила на него злобный взгляд сквозь мутную пелену слез.

– Катись! Ты нам не нужен – ни здесь, ни в другом месте!

Берн пожал плечами.

– Вы бы, Джейд, решали свои личные вопросы без свидетелей, – жеманно произнес он. – Как-то это непрофессионально, знаете ли.

Джейд выждал, пока Берн свалит, и снова набросился на Джилл.

– Убирайся! Убирайся, пока не опозорила меня еще больше! Поговорим завтра, прямо с утра. Если только я смогу на тебя смотреть.

Лучше бы взял нож и зарезал! Боль от его слов терзала Джилл сильнее ножа.

А впрочем, ну его к черту! Дон Джейд ей не отец, чтобы указывать, как одеваться, куда ходить, куда не ходить. А ведь она могла бы быть ему партнером – в постели и вообще. Она была бы верной и преданной. Все бы для него делала. Но он недостоин ее верности и преданности! Пусть теперь его предают, пусть всадят нож в спину – поделом ему! Он заслуживает всего, что с ним случится!

Пока Джилл сидела в машине, в ее мозгу начала медленно оформляться мысль. Нечего ей мириться с тем, что с ней обращаются, как с грязью. Нечего терпеть оскорбления. Работу она себе найдет в любой конюшне, какую пожелает. А Джейда к черту!

Она вырулила со стоянки, свернула влево, к Южному берегу, и поехала к ипподрому, не обращая внимания на машину, которая следовала за ней.