Глава 17

Торин когда-то думал, что самая сильная его вина в том, что он действовал как влюбленный, разжигая и удовлетворяя свои темневшие желания. Он ошибался.

Вот это настоящее чувство вины.

Я могу быть самым тупым ребенком в классе. Видимо, каждый урок по моей голове должны стучать молотком.

Не прикасаться своей кожей к коже женщины… жизненный путь без сожалений стал бы таким простым и ясным. Но вновь и вновь он проваливает это испытание.

Теперь все, что Торин мог делать, заботится о нуждах Кили. И все же, как и прежде, это ни в коей мере не компенсирует то, чему он позволил случиться.

Идиот!

Он ясно осознал, как докатился до такого. Торин разозлился на Гадеса, приревновав к поцелую, и эмоции смяли его оборону в считанные секунды. Неважное оправдание. Определенно недостаточно хорошее. Но тогда ничего другого и не надо было.

Потребность поставить свою метку на Кили поглотила его. Заклеймить также, как тогда в хижине. Он хотел связаться с ней самым примитивным способом, чтобы другие знали, кому принадлежит эта женщина. Хотел, чтобы она желала его сильнее остальных. И, возможно, так и было. Но это конечно продолжалось недолго. Ее сожаление стало очевидным еще до болезни.

Мы никогда не сделаем это снова.

Слова преследовали его.

Он использовал травяные мази, принесенные Люциеном, для обработки открытых ран Кили, где слезла кожа, и залил лекарство ей в горло, затем убедился, что она отмокает в ванне с овсянкой. Кили постоянно бредила. Сегодня он прошел новый круг ада, когда она начала метаться по кровати, оставляя кровавые пятна на простынях.

— Помоги мне понять, — сказал Люциен, вышагивая в другом конце комнаты. — Ты прикасался к ней раньше? И после того как она вылечилась, дотронулся до нее снова, добровольно, понимая, что случится? Что ее жизнь разрушится навсегда?

Болезнь смеялся к его голове.

Он всего лишь бешеная собака, помнишь? Его время придет.

Но чувство вины закапывало Торина все глубже и глубже в яму отчаяния.

— Она не носитель. Кили болеет и выздоравливает. Но не становится переносчиком заболеваний.

— Торин…

— Я люблю тебя, чувак, но мои взаимоотношения с Кили тебя не касаются.

— Именно, — настаивал Люциен. — Я знаю тебя. Изучал несколько веков. Наблюдал, как каждый раз ты скатываешься, когда касаешься кого-то и смотришь за их… и других… смертью.

— Она не умирает! — Торин ударил кулаком по матрасу.

Тот отпружинил, и Кили застонала.

— Прости, принцесса. — Он погладил ее рукой в перчатке по волосам, стараясь не запутать их. — Мне так жаль.

Ее веки приподнялись, открывая тусклый и лихорадочный взгляд, смотрящий в никуда.

— Когда они вырастут снова? Мне нужно, чтобы они отросли.

— Что принцесса? Что должно вновь отрасти? — Торина убивало то, как она выглядит. Раньше она отказывалась спать в его присутствии, поскольку это сделало бы ее уязвимой. А теперь? Кили стала такой же беззащитной, как младенец.

Из-за меня.

Он никогда не простит себя.

— Мои руки. Мне нужны мои руки. — Слезы покатились по ее щекам.

Я заставил Кили плакать.

— Твои руки на месте, принцесса. Честно.

— Придется отрезать ноги в следующий раз. Нужно избавиться от кандалов. Мои руки, — закончила она, свернулась клубком и заревела.

Его взгляд метнулся к Люциену, но он быстро отвернулся, не желая видеть отражение ужаса в глазах друга. Кили заковали в той тюрьме, но каким-то образом она нашла в себе силы удалить сначала руки, а затем ноги, чтобы освободиться.

Но она все еще в ловушке.

Вновь выросшее сердце плакало в его груди. Болезнь бился в животе. Торин должен был отпустить ее, но не сделал этого. Больше он не останется с ней, «защищая». Больше не станет играть с искушением… играть с ней.

На кону стояли жизни. Камео. Виолы. Бадена. Всех, кого по-настоящему любил. Но на другой чаше весов, угроза жизни Кили.

Если вторая чаша перевесит, она выиграет. Без вопросов. Никаких шансов поровну.

Это оказалось большим откровением, но нельзя позволять себе копаться слишком глубоко. Почему же мысль о том, чтобы потерять ее, заставляет его ощущать, будто все глубже погружается в океан кислоты и внизу ждет только смерть. По правде говоря? Его чувства не имеют значения. Торин должен поступить как лучше для нее. На этот раз. Прошлое Кили наполнено болью и сожалением. Нельзя, чтобы ее будущее оказалось таким же.

Он прижался к прохладной стене, его колени согнулись угрожающе. Глаза жгло, но он сосредоточился на Люциене.

— Иди домой. Звони мне каждый день. Я сообщу, когда ей станет лучше. Затем… Оставлю ее. — Доказано, что на него нельзя положиться, когда Кили рядом. Один её взгляд, и он её уже хотел. Она попросила его о поцелуе и прикосновении… он дал ей все. Черт возьми, ей даже не нужно просить… ей стоит просто приблизиться к нему, и он потянется к ней.

Торин забыл о последствиях. Или они перестали иметь значение. Или и то и другое. Это так эгоистично с его стороны и так жестоко.

Больше такого не повторится.

Торин станет холодным и расчетливым. Но покончит с этим.

— Я прослежу, чтобы она не последовала за мной.

С начала их отношений шел обратный отсчет. И наконец-то он обнулился. Торин просто приложил к этому руку.

Нахмурившись, Люциен смотрел на него.

— Нам она нужна. Камео…

— Меня это не волнует! — прорычал он. Торин совершил ошибку, рассказав о силе Кили, и теперь его друг жаждет ее использовать. — Мы найдём другой способ.

Тишина.

Торин сполз вниз по стене. Он больше никогда не увидит, как у нее меняется цвет. Никогда не увидит, как она превращается из Феи Драже в Летнюю Барби. Никогда снова не заговорит или посмеется с ней. Не подержит ее в руках.

Я хочу держать ее.

Что если они найдут Утреннюю Звезду в день выздоровления Кили? А если поиски провалятся? Что если они найдут ее через двадцать лет?

А если он сам найдет Утреннюю Звезду и вернется к Кили здоровым, полноценным мужчиной?

Больше никаких если. Их сотрудничество закончилось. Сегодня.

Он рассмотрел это решение со всех сторон и не нашел недостатков. Ее жизнь важнее его счастья, и на этом все.

Однажды она сможет даже поблагодарить его за это.

— Торин, — мягко позвал Люциен, но Торин не заслужил такую доброту.

Он поднял руку.

— Не надо. Просто… позвони. Увидимся, когда она исцелится.

Сначала Люциен никак не отреагировал. Затем неохотно кивнул.

— До встречи.


***

Кили почувствовала напряжение в комнате, прежде чем открыла глаза. Она подскочила, готовая к бою. Тот факт, что никто не нависал над ней, собираясь напасть, удивлял.

По привычке она проверила руки и ноги, убеждаясь, что ее не заковали в кандалы во время сна.

Где я? Что происходит?

Торин! Он пододвинул стул к кровати. Его светлые волосы торчали во все стороны, будто он проводил пальцами по волосам вновь и вновь. Глубокие морщины залегли вокруг глаз… и словно тяжелый гранит его взгляд пристально наблюдал за ней. Он надел футболку с надписью «Она идеально подходит тебе. Решайся, — сказал Алкоголь» и новую пару черных кожаных штанов.

Торин встретился с ней взглядом и сделал долгий… облегченный?… вдох. Цвет вернулся к его бледному лицу и, казалось, с плеч сняли тяжелый груз. Он выпрямился.

Затем потянулся к ней, но остановился.

— Ты выжила, — сказала Торин с грубостью, которой она никогда не слышала от него. — Снова.

Правда?

Да. Все верно. Она страшно, страшно болела.

— Я не уверен как, — добавил он.

Ее огромная сила, конечно, помогла, но должно быть что-то еще. Вроде… него. Торин. Потоки силы текли по их связи и поддерживали ее.

Скажи ему.

Пока рано.

Он снял перчатки и положил их на бедра. На обеих руках надеты кольца. Почти на каждом пальце. Большинство из них просто серебряные ободы. На нескольких красовались синие камни. Торин также нацепил три разных ожерелья, с отличными кулонами.

— Зачем ты надел эти украшения? — спросила она.

— Люциен принес мои вещи.

Это и есть настоящий Торин. Мне нравится. Очень.

Ее охватила дрожь от восторга.

— Ну и… чем ты так расстроен?

— Ты болела восемь дней. Твое сердце дважды останавливалось. Я делал искусственное дыхание. — Он горько рассмеялся. — У меня хорошо получилось. Только сломал тебе одно ребро.

Опасная тема. Стоит соблюдать осторожность.

— Ну, как видишь, я в порядке.

— Это хорошо. — Он обратил внимание на окно по ту сторону кровати. — Наши отношения всегда строились на выборе, Кили. Сразиться или простить. Прикоснуться или нет. Остаться вместе, рискуя всем, или разойтись. Наши отношения всегда будут строиться на выборе.

— Я…

— Я не закончил.

Хотя ее сердце колотилось, она оставалась спокойной.

— Это не справедливо по отношению к тебе, — продолжил Торин. — Тебе приходится жертвовать своим здоровьем, чтобы быть со мной… именно поэтому я прекращаю наше сотрудничество.

Торин хотел порвать… с ней?

— Нет. — Она покачала головой.

— Это произойдет, неважно согласна ты или нет. Ваше Величество.

Так по-деловому, так холодно. Будто их будущее счастье не поставлено на карту.

Возможно его нет. Но ее да.

— Не делай этого, Торин, — попросила Кили.

— Как я уже сказал, это произойдет. Вступает в силу немедленно, — объявил он, сжав край стула. — Ты не знаешь, как ужасно идти так долго без того, в ком нуждаюсь больше всего… и когда наконец-то находишь, приходиться наблюдать, как человек страдает из-за меня.

Он заботится обо мне.

Он заботится!

— Мы расстаемся, — продолжил он. — Мы должны расстаться.

— Ты просто сдашься? Отбросишь меня будто я не важнее мусора? После всего через что мы прошли?

— Ты не мусор, — заорал Торин, и она поняла, что обидела его. — Ты…

Во взгляде, который он бросил на нее, читались собственнический инстинкт и дикость, которых не показывал раньше. Но затем он покачал головой, и черты его лица разгладились.

— Так будет лучше.

— Кому лучше? Точно не мне.

— Именно тебе. — Затем продолжил, — я найду друзей без тебя. Спасу дух Бадена без тебя. Найду ларец без тебя, — добавил он, будто ей нужны эти уточнения. — Я ничего тебе не должен.

— Что на счет Утренней Звезды? — он не может этого сделать. Я не могу позволить ему.

— Если… когда… я заполучу ее, ну… — Он взмахнул рукой, выражая раздражение.

Ну, что?

— До этого, ты поместишь меня в коробку ожидания, — бросил он. — Считай это прощальным подарком.

Забыть о нем? Возможно навсегда? Он не мог… Это не выход… как бы…

Озарение!

Она поняла, что Торин заботился о ней. Ее благополучие значило для него больше, чем поиски его друзей и ларца.

Теплые солнечные лучи окутали ее душу, и в тот же миг свет пролился сквозь окна.

Ей стала понятна причина, по которой он снял перчатки. Торин не доверяет себе рядом с ней. Он думал что без защиты на руках, не поддастся искушению и не притронется к ней.

— Ты поняла? — настаивал он.

Нельзя танцевать. Нельзя петь.

— Да, — подтвердила Кили, не в силах сдержать улыбку. — Сделаю.

Напомнив ей медведя, который мечется в клетке, он зарычал:

— Уверена?

— Абсолютно.

— Ты не выглядишь покладистой.

— А как я выгляжу?

— Довольной, — сказал он и нахмурился. — Черт. Это не имеет значения. — Он достал телефон из кармана и набрал номер. — Я готов.

Люциен появился через несколько секунд. Торин встал и подошел к другу.

— Идите, мальчики. — Она помахала им. — Я присоединюсь к вам в ближайшее время.

Торин зарычал на нее.

— Мы расстаемся. Ты сказала, что поняла это.

— Я этого не говорила… да и не поняла что должна понять.

— Тогда что?

Ты мой, а я твоя. Мы будем вместе. Она сделала это. Покорила его сердце, как и намеревалась. Не полностью, пока нет, но почти.

На сегодня и этого достаточно.

— Я скажу тебе позже, — сказала Кили, взглянув на Люциена. — Когда мы останемся одни.

— Кили, — зарычал Торин.

— Очаровашка, — пропела она. — Доверься мне. Ты же не хочешь, чтобы я рассказала свои домыслы твоим друзьям. — Возможно, сам не желаешь услышать их. Я важна для тебя. Незаменима.

Необходима.

Люциен рассмеялся.

— Ты напоминаешь мне Анью.

Она свесила ноги с кровати. Торин одел ее в футболку с надписью «Только одно из этих утверждений правда — Гидеон никогда не лжет», которая доходила до середины бедра.

— Ты никогда не говорил мне. Кто такая Анья?

— Моя… — В его разноцветных глазах читалась сосредоточенность, а в уголках появились морщинки. — Я не знаю как объяснить наши с ней взаимоотношения. Она моя девушка. Мой ангел.

— Она не ангел. — Торин взглянул на Кили. — Пока ее ни с кем нельзя сравнить, кого я знаю.

Кили растрепала волосы.

— Комплименты проложат тебе дорогу повсюду.

Его глаза сузились.

— Анья сумасшедшая, которая на протяжении всех своих отношениях с Люциеном планирует свадьбу, которая не произойдет. Она его анти невеста. Но это не имеет значение. Ты не встретишься с ней, поскольку останешься здесь.

Она послала ему воздушный поцелуй.

— Скоро увидимся.

— Никогда не увидимся.

— Так… пять минут? Или предпочитаешь десять?

— Никогда. — Нахмурившись, он переместился вместе с Люциеном.

Какой великолепный день!

Кили помчалась в ванную, почистила зубы и помыла волосы, затем поискала чистые футболку и штаны, которые Торин оставил для нее. Не в этот раз.

Она переместилась в пещеру и обнаружила, что Гадес действительно вернул ее платья. Кили выбрала одно с кольчужными рукавами и корсетом, включающим в себя сваленную кожу и конские волосы, закрепленные на талии. Черные кожаные штаны обтянули ее ноги, платье в пол расширялось на бедрах, а шлейф волочился по полу.

Она заплела волосы наверху, позволяя остальным упасть золотыми волнами, затем закрепила корону со стальными шипами и алмазами.

С высоко поднятой головой Кили переместилась к Торину… и очутилась внутри крепости.

В фойе стены были сделаны из блестящего белого мрамора с золотыми прожилками. На них закреплены красивые светильники, чередующиеся с портретами… конечно… Повелителей и их женщин. Блестящие люстры висели над головой, и черный ониксовый пол с вкрапленными бриллиантами мерцал под ногами. Это восхитительное место. Именно такое она всегда хотела для себя. Богато, но по-домашнему. Роскошно, но уютно.

Торин стоял около Люциена и хмурился, смотря на портрет солдата, одетого в черное, руки которого обнимали женщину, одетую в платье из тонкого бархата и кружев, головной убор из перьев обрамлял ее нежное лицо.

Не такая милая как моя.

— Привет, Торин, — окликнула Кили.

Его яростный взгляд метнулся к ней, затем он осмотрел ее один раз, второй, третий, и его зрачки расширялись все сильнее… не оставляя без внимания все нужные места.

Она медленно повернулась, позволив ему рассмотреть ее со всех сторон.

— Ты показал мне настоящего себя. Теперь я продемонстрирую, какова на самом деле.

— Ты… Просто нет слов… — Торин подошел ближе, но Люциен положил руку на плечо, останавливая его.

Кили подавила раздражение.

— Не смей даже пытаться прогнать меня. Я остаюсь, — бросила она. — Закончим на этом.


***

Торин делал вид, что изучает портрет Кейна и Жозефины, в то время пока рев возражения угрожал вырваться… он просто отказался от Кили, скоро она даже не вспомнит о нём.

Нужно преодолеть это. Я мужчина, а не ребенок лишенный соски.

Когда Кили появилась сбоку от него, он почувствовал медово-ягодный аромат прежде, чем повернулся к ней… и волна похоти накрыла его так резко, что удивительно, как Торин удержался на ногах.

Посмотрел на нее. Так чертовски великолепна в своем платье.

Болезнь издала низкий, гортанный рык, напоминая о его проступках.

— Кили, ты должна уйти. Я серьезно.

— Серьезность ничего не изменит, — ответила она.

— Если ты останешься, я не принесу тебе ничего кроме горя и боли.

— Не драматизируй. Ты уже принес мне больше, чем горе и боль.

— Ты имеешь ввиду холеру? Оспу?

Ее взгляд на секунду задержался на Люциене, затем она вздернула подбородок.

— Наслаждение.

Вторая волна похоти. Он подарил ей наслаждение, удовлетворяя так, как никто другой. Кили не покидала его постель разочарованной.

— Действительно, — пробормотал Торин.

Будто они и не обсуждали жизнь и погибель их отношений, она указала на портрет двух людей, которых он не знал. Темноволосый мужчина и женщина с коротко подстриженными волосами такими черными, что они казались синими.

— Это Атлас и Ника. Я познакомилась с ним, когда он спал со всеми подряд. Никогда не встречалась с ней, но по донесениям моих шпионов, она злее чем… что самое гнусное в этом мире?

— Ты? — услужливо подсказал Торин.

Она кивнула.

— Злее чем я.

Он вздохнул, поскольку ожидал, что его комментарий разозлит ее, и она умчится в бешенстве.

Кили же осталась на месте, игнорируя его предупреждение.

Он не должен радоваться огромной волне облегчения, накрывшей его.

— Атлас и Ника нашли нас несколько недель назад, — сказал Люциен. — Анья знала Нику, и они тусовались вдвоем. Поэтому я сегодня вновь прятал труп.

Торин скучал так сильно.

Смех раздался из кухни, и сердце Торина сжалось в груди. Музыка лилась из гостиной, сопровождаясь топотом маленьких ножек.

— Проходите, — сказал Люциен.

Звук и скорость шагов нарастали, и вскоре мальчик и девочка появились в поле зрения. Они остановились и уставились на него.

— Кто-то принес детей в крепость? — спросил Торин.

— Я не ребенок, — отрезал мальчик.

— Конечно, конечно. — Торин поднял ладони в пораженческом жесте.

— Я уверен, ты помнишь Урбана и Ивер, — сказал Люциен. — Они, эм, подросли.

Не может быть. Просто не может быть.

— Я отсутствовал всего несколько месяцев. — Когда он уходил, Урбан и Ивер были младенцами.

— Мэддокс и Эшлин совершили ошибку, попросив Анью присмотреть за детьми, — ответил Люциен. — Моя дорогая женщина поместила детей в Клеть Принуждения и попросила их немного подрасти.

— Чувак. — Любой заключенный в Клети должен повиноваться ее владельцу, неважно что приказали. Анья нынешний владелец. — Мэддокс сильно разъярился?

— Он? Не сильно. А вот Эшлин… — Люциен вздрогнул.

У Урбана были такие же темные волосы и серьезные фиалковые глаза, как он и помнил. А у Ивер те же медово-светлые кудри и мерцающие карие глаза. И хотя эти двое выглядели как обычные дети, одетые в запачканные футболки и шорты, они источали неестественную энергию, от которой покалывало кожу Торина.

— Привет, — сказал он. — Я твой дядя Торин.

— Нет. — Урбан скрестил руки на груди. — Ты нарушитель границ.

Ой.

— Какие взрослые слова для такого маленького мальчика, — сказала Кили, сюсюкая. — Ты такой милый, что я позволю называть себя тетя Королева доктор Кили. Можешь выражать свою благодарность.

— Доктор? — спросил Торин.

— У меня есть степень доктора философии, сарказма и забавных способов совершить убийство.

Лед покрывал кожу Урбана, пока он переводил взгляд с Торина на Кили и обратно.

— Я никак не собираюсь называть вас, леди. Вы мне не нравитесь.

Огненные колючки вспыхнули на коже Ивер.

— Ага. Вы незнакомцы, а незнакомцы враги. Мы причиняем врагам боль.

— Дети, — раздался голос. — Кому вы бросаете вызов на этот раз?

Мэддокс, хранитель Насилия, спустился по лестнице, выражение его лица было таким же мягким как долбаные облака. Затем его взгляд упал на Торина, и он резко остановился.

— Торин?

Он кивнул, и его грудь сжалась.

— Единственный и неповторимый.

— Но, пааапааа. — Ивер надула губки, с этой способностью она скорее всего родилась… слишком профессионально для кого-то столь юного. — Мы никогда никому не причиняли боль, а Уильям обещал, что у нас скоро появится шанс нанести серьезные повреждения, пока мы не сказали маме. Ну наконец-то наступило это скоро, и мы не скажем маме. Честно.

Мэддокс утомленно вздохнул и пробормотал:

— Я с Уильяма кожу живьем сдеру.

— Торин! — позвал знакомый голос. — Ты здесь! — Послышался звук шагов, и затем Анья, второстепенная богиня Анархии, вылетела из-за угла, практически перепрыгнув детей… и остановившись только тогда, когда ее взгляд упал на Кили. Она, казалось, захлебнулась собственными словами и попятилась. — Красная Королева! Нет, нет, нет. Люциен! Ты сказал, я цитирую, что Торин с великолепной блондинкой. Почему не упомянул тот факт, что она мой заклятый враг?

— Кто? Я? — Кили указала на себя.

Очевидно, еще одна жертва коробки ожидания.

— Будто ты могла забыть. Моя подруга назвала тебя Смурфеттой, — сказала Анья, положив руки на бедра. — Ты заставила ее встать на колени перед тобой, прежде чем отрезала кусок плоти. Ох, и назвала себя Кровавой Мэри.

— Ну, тогда она отделалась легким испугом, — сказала Кили, подняв подбородок. — Я слушаю твою благодарность.

— А несколько лет спустя ты заставила Зевса отдать всю королевскую казну. Налог, как ты сказала, за то, что не убила всех, кого он любил… только половину.

— Это я помню. Он просто напал на моего жениха.

— Да, короля преисподней!

Мэддокс заслонил собой детей, словно щитом.

— Так она действительно враг? — спросила Ивер взволнованно.

— Да, — закричала Анья одновременно с Торином: — Нет!

Анья продолжила:

— Нужно увести детей из крепости, прежде чем она съест их сердца на ужин, а на десерт — спинной мозг!

— Эй! — Кили хмуро посмотрела на нее. — Я ела органы, которые вырывала, всего восемь раз, и только доказывая свою точку зрения.

Торин потер переносицу.

— Никто не смеет угрожать моим органам! — Ивер протянула руку и огненный шар появился над ее ладонью.

Маленькая девочка бросила огонь изо всех сил. Торин встал перед Кили. Никто, даже ребенок, не имеет права причинять боль моей женщине. Принцесса просто обошла его и схватила шар, прежде чем он успел подпалить его.

Не моя женщина. Перестань так думать.

— Играем в салки? Хорошо. Я готова. — Кили встала рядом с Торином и метнула пламя обратно девочке, которая поймала его с выражением крайнего шока.

Урбан вытянул руку, и чуть выше ладони образовался ледяной шар. Затем бросил его, и Кили поймала его с такой же легкостью.

Только этот растаял в ее захвате прежде, чем она могла кинуть его обратно.

— Упс. Моя вина. Я сегодня лето, а не зима.

— Кто, — начал Мэддокс мрачно, — такая Красная Королева?

— Я. — Кили сделал безупречный реверанс. — Я знаю, знаю. Ты горд своим знакомством со мной и вряд ли сможешь сдержать волнение, но сделай все возможное, чтобы остаться спокойным. Считаю, приступы подобострастного обожания смутят… других.

Мэддокс моргнул.

Торин пытался не улыбнуться.

Послышался топот ног. Затем золотистая Эшлин, синеволосый Гидеон и заметно беременная Скарлет выбежали из-за угла. В разных концов дома стали подходить другие. Молчаливый Амун и его возлюбленная Хайди. Темноволосый Рейес и светленькая Даника. Решительный Сабин и вспыльчивая Гвен. Дерзкий Страйдер и рыжеволосая бестия Кайя. Заново покрытый татуировками Аэрон, его любимая жена Оливия и их вроде как удочеренная Легион.

В последний раз, когда Торин видел ее… бывший демон, превратившийся в настоящую девушку, а-ля Буратино… она была избита, только что спасенная из плена и пыток. За время его отсутствия ее скорее всего вылечили. К щекам вернулся румянец, а темные глаза искрились.

Люциен подошел в Анье и нашептывал слова на ушко. Пока он это делал, появились Парис и Сиенна.

Для воссоединения не хватало только Кейна, Камео и Виолы.

При виде Торина на лицах друзей возникали разные эмоции. Восторг, смущение, удивление и конечно беспокойство Аньи. Оно начинало раздражать его. Кили следовало поприветствовать, несмотря ни на что, также как и он с радостью встречал возлюбленных каждого в этой семье.

— Хорошо, что ты вернулся, мой друг, — сказал Сабин, хранитель демона Сомнения.

— Кто эта малышка? — спросил Страйдер, хранитель Поражения. — Она… гм.

Кайя ударила его локтем в живот.

Хоть столько всего поменялось за эту недолгую разлуку, это не повод расслабляться. Торин так хотел подойти к каждому и обнять. Но никто не обрадуется его прикосновению, даже если на нем надета защита. Кили единственная, которая когда-либо могла рискнуть всем ради него.

Он протянул руку и положил на талию девушки… не смог сопротивляться, выражая этим поддержку, благодарность и, конечно, желание.

Кили смущенно посмотрела на него.

Торин пожал плечами, потому что не знал что сказать.

— Что происходит? — потребовал ответа Аэрон. — Что на счет Красной Королевы?

— Я собираюсь вмазать ей по лицу с разворота! — заговорила Анья. — Или посмотрю, как кто-то другой сделает это. Кто-нибудь? Ну кто-нибудь?

— Хватит! — Или я не отвечаю за свои действия. Хотя Кили сохраняла спокойствие, даже выглядела скучающей, теплый дождь забарабанил по окнам. Ей неприятно. — У нее есть имя, и вы будете его использовать. К ней нужно относиться с уважением все время. Тот, кто оскорбит Кили, ответит передо мной… и я обещаю, что причиню боль.

— Ну, она мне уже нравится, — сказала Кайя. — Тот, кто заставил Анью писаться в штаны от страха, должно быть офигенный.

— Я не писалась! — закричала Анья и мрачно добавила, — всего лишь чуть-чуть.

— Торин, — резко сказал Люциен. — Если Кили сделала вещи, о которых упомянула Анья…

— Ох, я сделала. — Беспардонно вставила Кили. — Это и еще многое другое. Намного хуже.

— Тогда она не может остаться здесь. Дети…

— Пожалуйста. Вы искренне верите, что я хочу остаться в этой лачуге? — Кили подошла к ближайшему окну и выглянула. — Я никогда не слышала ничего смешнее.

Сердце Торина болело за нее. Отвергнутая родителями. Проданная Гадесом за бочонок виски. Она жаждала признания. И Торин даст ей это. Возможно, лучшего она сама бы себе не пожелала. Из-за Болезни он не участвовал ни в одной битве, ни одном празднике. Он был частью жизни друзей, но эту часть нужно отбросить, иначе так и будет смотреть, но не возьмет в руки. Его жизнь должна наполниться хоть каким-то смыслом.

Ярость поднялась.

— Если она уйдет, то и я тоже. Без вариантов.

Ее вздох эхом раздался во внезапной тишине. Меньше часа назад, Торин пытался избавиться от нее, но здесь он пообещал остаться на ее стороне. Кили могут удивить его рассуждения, и у него нет ни одного вразумительного объяснения.

Сабин и Люциен долго общались без слов, затем шагнули вперед.

— Оставайся, — сказал Сабин, кивая.

— Мы только что вновь обрели тебя — сказал Аэрон. — И не можем потерять сейчас.

— Тогда никто не угрожает Кили. — Торин метнул взгляд на Анью. — Я серьезно.

— Хорошо, — разозлилась богиня. — Я прослежу, чтобы вы никогда не услышали мои слова.

Ой ли?

— Вы могли увидеть Красную Королеву в действии, но Люциен сказал вам, что она способна на большее? Она может найти Камео и Виолу. Вернуть Бадена. — Торин сделал паузу, убеждаясь, что все внимание обращено на него. — Кили может найти Ларец Пандоры. — Также Утреннюю Звезду. Но он снова утаил эту новость. Планировал провести небольшие исследования. — Тем не менее, я попрошу, чтобы она ничего из этого не делала, если ее обидят. В моем присутствии или нет.

Опустилась тишина, изумление стало почти осязаемым.

Бум! Вся крепость затряслась. Пыль посыпалась с балок.

Бум! Бум!

Он сосредоточился на Кили. Проблемы с ее характером? Но она не обращала на него и его друзей никакого внимания, просто смотрела на улицу.

— Что происходит? — спросила Эшлин с дрожью в голосе. Она схватила дочь и притянула сына к себе.

Кили прижала руки к стеклу и сказала:

— Думаю… на нас напали.


Переводчик: Shottik

Редактор: natali1875

Загрузка...