Темнодушие. Темница Прокси

Глава 5. Корпус

Дни тянулись чередой. С территории Управления Катарину уже не выпускали. Ее поселили в малом здании: верхний этаж занимала небольшая ведомственная гостиница, постояльцы которой не задавали друг другу лишних вопросов. Да и о собственных делах они не распространялись. Подобная деликатность временных соседей была очень кстати: Катарина всеми силами уклонялась от мыслей о собственной судьбе, о своем неоднозначном статусе на чужой территории. О том, что видела слишком много, чтобы ее отпустили.

Впрочем, мракоборцы не позволяли ей унывать в заполнившей сознание пустоте. В том же здании было и что–то вроде центра психологической помощи. Как поняла Катарина, специалисты Центра обучали эсперов контролю разума и чувств, учили, как не поддаваться подавляющей воле Врага. Еще они проводили тестирование и терапию для побывавших в Бездне. Разведчица пыталась познакомиться с несколькими «одногруппниками», претендующими на работу в боевых группах, но те рассказывали лишь о своих повседневных или семейных делах: один дачу уже пятый год все не достроит; другая разводится с мужем, но теперь… ты же понимаешь, Кать, детей придется оставить ему. Они никогда не говорили о самом важном. Она — тоже не говорила.

От инструкторов Центра она все же узнала немного об эсперах. Оказалось, что лишь малая часть порченных Тьмой служила в Корпусе — так называлась большая структура, куда входило и 13‑е Управление. Большинство же эсперов жили «на свободе»: после выявления их подвергали тестированию и рассортировывали по подходящим группам. Сообщества эти были тематическими: религиозные общины, магические ковены, оккультные секты и многое другое. Были у мракоборцев и собственные церковные приходы и даже свои монастыри. Насколько поняла девушка, все эти «кружки по интересам» действовали по уставам, кодексам и писаниям, что были составлены Корпусом на основе своего свода инструкций. А лидеры групп отчитывались перед мракоборцами.

— Но как удается поддерживать секретность, если эсперов так много? — спрашивала Катарина своего «ментора» Дениса Павловича, психолога–инструктора.

— А все очень просто, — отвечал тот. — Вы сами когда–нибудь говорили о своем состоянии вслух или письменно?

Катарина собиралась было ответить отрицательно, но что–то вдруг заставило ее прикусить язык.

— Молчите? — улыбнулся Денис Павлович. — Вот и все молчат. Точно не известно, воля то Врага, или побочный эффект облучения, но эсперы патологически стыдливы во всем, что касается их недуга. Этот блок, впрочем, не абсолютный, но преодолеть его сложно.

— И как можно организовать и держать под контролем эсперов в таких условиях? — удивилась Катарина.

— Ролевыми играми, — ответил психолог. — Не все участники групп верят в предложенные им доктрины. Но все они рады, что не требующая признания, но подходящая им по мировоззрению доктрина вообще предложена!

— Это лишь значит, что они будут себе на уме, — возразила Катарина.

— Отнюдь. Все равно, многие вскоре принимают легенду и соглашаются с правилами. А в случае остальных помогает, скажем так, лабильность человеческой психики.

— А как быть с обычными людьми? — не унималась разведчица.

— «Сливы» случаются. Но настолько… экстравагантная информация легко тонет в информационном мусоре, — ответил психолог. — А сотрудники хорошо осведомлены, что случается с предателями и паникерами.

— И что же?

— Это закрытая информация. — нахмурился Денис Павлович. — Их… штрафуют — вот и все что я могу сказать.

На связь с Мартином выйти не удавалось. Мракоборцы лишь разводили руками, говорили, что будут искать его. Зато, удалось связаться с его заместителем в «Велке»: Катарина послушно сказала в веб–камеру то, что ей приказали сотрудники Управления. У нее ведь была разработанная Мартином легенда о якобы переговорах насчет совместных учений разведгрупп «Велки» и Управления. Ей еще дома временами казалось, что это просто наспех придуманный неправдоподобный бред, в который ни за что не поверят ни начальство Мартина, ни безопасники. Может, поэтому он и замолчал?

Были и неплохие обстоятельства: Аниратак уже много дней вела себя смирно, будто обычное отражение. Осторожные вопросы мракоборцам — она действительно никому не собиралась рассказывать о галлюцинациях, хотя теперь и знала, что они «легальны» — позволили узнать, что после участия в прорыве у эсперов часто бывает период «релаксации». Взор Врага как будто становится замыленным на некоторое время. Но, если не обманываться необоснованным оптимизмом, это значило, что очередная атака Тьмы придется на трудный период в жизни, когда мракоборцы решат, что с нею делать… И что же с нею будет?

Алёна несколько раз в день приходила проведать ее. Катарина старалась больше не раздражаться. Что бы не случилось с сопровождающей, пока спецназ пробивался к ней через сомнища монстров — это не сломало ее внутренний стержень. Она все еще оставалась мракоборцем. И это заслуживало уважения.

Спала Катарина хорошо. Воспоминания о походе в Тюрьму иногда казались неправдоподобными, будто ее преследует тень страшного, подробного сна. Но, вставая по вечерам под горячий душ, она вновь чувствовала засевшие в ребрах, суставах, позвоночнике осколки неземного льда. Наверное, Бездна со временем помиловала бы Катарину, отпустила. Но вот тьма не отпускает тех, чью душу попробовала на вкус.

А утром четвертого дня после похода в Тюрьму в ее комнату, держась за дверной косяк, втащился капитан Ковальский.

В первый момент Катарина и не поняла, что это за чучело мешает ей переваривать завтрак. Потом же она чуть не прыснула: облик капитана вызывал не столько ужас, сколько улыбку — настолько он был исполосован тем нелепым туземным антисептиком, зелёнкой. Ее пятна и полоски усеивали лицо, где оно не было залеплено пластырем. Шею капитана поддерживал медицинский корсет. Бронежилета не было: под новым плащом виднелись заляпанная мазями рубашка да неровные хвосты бинтов. К удивлению Катарины, его лицо выглядело не хуже, чем у некоторых ее академских сокурсников после драк в барах. Наверняка, медики усеяли его швами, но «выбитый» глаз оказался всего лишь немного заплывшим, а «оторванное» лицо сидело на своем месте и даже сохранило способность к мимике, насколько можно было разглядеть сквозь куски лейкопластыря.

У страха глаза велики, решила разведчица. Судить о медицине могут только врачи. Из человека может вытечь пара капель крови — и он умрет. Человек может выглядеть, как побывавший в мясорубке — но на четвертый день ходит и что–то замышляет.

— Йоу, подружка, — попытался улыбнуться Кощей. — Как дела?

— Каком к верху, — вспомнила разведчица дурацкую присказку. — Скучаю, слушаю душеспасительные проповеди.

— А я как раз пришел развеять твою скуку, — заверил капитан. — Поднимемся ко мне? Разговор, по твоему собственному выражению, конфиденциальный.

Она без возражений пошла за неспешно ковыляющим капитаном.

— Колено отбил, — пояснил он, обернувшись. — Вот хотел тогда наколенники взять, да поленился. Ну и ладно, соломки не хватит всюду застелить.

Катарине потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить эту местную поговорку.

— Ну, ваши–то бойцы на солому не бедны. Едва ли не саперного класса броня! Где столько богатырей набрали?

— Тридцать три богатыря… и Кощей, — пробормотал капитан невпопад.

Путь оказался не близким. Пришлось пройти насквозь оба корпуса, поплутать по малопосещаемым коридорам и пробраться на совсем заброшенную заднюю лестницу.

Катарину аж передернуло от нахлынувших воспоминаний, но в оконца на лестничных площадках она видела знакомый двор Управления. И солнце улыбалось ей с неба, будто не видело, что душа разведчицы поражена порчей. Солнце. Нужно бы найти ту девицу, Штерн. Ковальский говорил, она умеет вправлять мозги.

Они поднялись на несколько этажей вверх. Катарина вновь насторожилась: забыла считать пролеты, а ведь с этим Кощеем нужно держать ушки на макушке. Верхний пролет вывел путников на пустую пыльную площадку. Узкое окно располагалось выше роста разведчицы, но солнечный свет бил под правильным углом. Катарина заглянула в промежуток между пролетами, желая прикинуть количество этажей.

— Нам сюда, — позвал Ковальский, указывая на обшарпанную деревянную дверь. Замок был выломан, дверь удерживала только тряпочка, продетая в сквозную дыру.

Катарина была готова поклясться, что этой двери не было несколько секунд назад.

Ковальский потянул за тряпочку, распахнул дверь, и девушка увидела короткий темный коридор, в конце которого, за занавеской из усеянных бусинами веревочек была освещенная комната.

Катарина посмотрела на узкое окно лестницы: свет бил с юга–востока. Заглянула в кощееву «квартиру»: как будто солнце светит с противоположной стороны.

— Пойдем, пойдем, — подбодрил ее Ковальский. — В моей берлоге безопасно… для хороших девочек.

Они прошли коридорчик и попали в квадратную в плане комнату с высоченным пирамидальным потолком из гофрированного железа.

«Башня?» — задумалась девушка.

Башенки, действительно, венчали крышу главного здания Управления, но были маленькими, декоративными. Полноценная комната не поместилась бы ни в одну из них.

Катарина осмотрела жилище Ковальского.

Да… аскетизму капитана позавидовали бы даже святые подвижники. За исключением брошенного в угол матраса, поверх которого валялся ворох пледов, в комнате не было практически ничего: стул, табуретка, подставка для обуви, которую капитан использовал в качестве чайного уголка. Рядом стояла бутыль воды да валялись ноутбук и стопка книг. Украшением комнаты служило своеобразное панно из нескольких дешевых гобеленов и полусотни фотографий. Единственный источник света — латунная лампа, закрепленная на стене над матрасом. Где он хранит вещи? Катарина оглянулась в коридор и разглядела будто бы дверцы шкафа–купе и дверь в санузел.

В стене напротив матраса было высокое, завешенное полупрозрачными шторами окно. Свет действительно бил с запада, против правильного положения солнца.

Катарина подошла к окну и отодвинула край шторы. Ей пришлось поставить ладонь козырьком, чтобы разглядеть, что там, внизу.

А внизу был город. Внизу был другой мир. Шпили, пилоны, башенки готических соборов и ротонд усеивали все пространство, насколько хватало глаз. В лабиринте узких улиц чужого города ничего нельзя было рассмотреть: бьющее в лицо предзакатное солнце глубокими тенями скрадывало все детали.

— Эхореальность, — констатировала девушка.

— Не бойся, — успокоил капитан. — В моем логове, да еще и в моем присутствии, тебе даже безопаснее, чем в мире смертных.

— Там кто–нибудь живет?

— Иногда я вижу силуэты рыцарей и крылатых тварей, но я никогда не спускался к ним, — ответил капитан.

— Откуда ты вообще это взял… — пробормотала разведчица. — За такой вид из окна твоя комната ушла бы как целый пентхаус в престижном районе.

— Кто–то оставил в комнате отдыха диск с игрой, — объяснил Ковальский. — Мне понравилось. Там все также как у нас, там все тоже по пизде.

Катарина поморщилась и отпустила штору. Капитан, шипя сквозь зубы, умастился на матрасе и принялся греметь жестяными банками на «чайной» подставке.

— Ох, скорее бы сдохнуть… Заварочный чайник лень мыть, я прямо в кружках заварю.

Катарина изучила корешки книг у матраса, те, что могла видеть:

"«Занимательная ядерная физика», в самом низу стопки лежит — это он под влиянием Штерн. «Записки о Галльской войне», хм… центурион хренов. «Путешествие к Арктуру» — судя по обложке, фантастика. Перед сном читает, потому и кладет наверх».

Через несколько минут капитан поставил пару дымящихся кружек на табурет, будто на столик. Катарина уселась на стул по другую сторону.

— Угостить тебя особо нечем, — огорчился Ковальский, погремел еще банками. — О, есть шоколадная конфета и несколько овсяных печенюшек.

Табуретку украсило блюдце с одинокой конфетой и скромной горкой позапрошлогоднего, судя по виду, печенья.

— Не стесняйся, — подбодрил капитан, пытаясь отхлебнуть кипятка, не замочив при этом ни кусков пластыря, ни клочков бинта.

Странное дело. Она так ждала этой встречи! Даже мысленно беседовала с Кощеем перед сном. Хотела сказать все, что думает, рассказать о своих переживаниях. Попросить совета у боевого товарища.

Но теперь, сидя перед ним, она поняла, что ни хочет ни говорить с ним, ни видеть капитана вообще. А его сраное печенье… она бы лучше из рук грязного бродяги его приняла.

Внезапно, ей стало стыдно за свои мысли и едва не до слез обидно за капитана.

Ничем он не заслужил такого отвращения и небрежения. Он был единственным, кто ей помогал, кто ей все объяснял. Это же все тьма! От эсперов смердит вторичным излучением — и они начинают ненавидеть друг друга, или, хотя бы, чувствовать неприязнь и раздражение. Как если бы они все страдали метеоризмом, с горькой усмешкой подумала разведчица. А кощеев первозданный мрак еще неприятнее. Если предположить, что на его, как командира, долю выпадали и трудные решения — неудивительно, что о нем даже говорить не хотят.

Катарина потянулась за конфетой. Ломать зубы о печенье она все же не хотела, а обмакивать в чай — не любила. Вкус чая портится.

А чай оказался хорошим. Как минимум, лучшим из тех, что можно купить в супермаркете.

— Я вот чего не понимаю, — решила она начать беседу. — На что вам эсперы в отрядах? Ты же говорил, что темной силой нельзя пользоваться?

— Я от своих слов не отказываюсь, — ответил капитан. — Просто, статистический анализ выявил несколько лазеек, которые позволяют зачерпнуть немного энергии, если очень нужно.

— Например? — заинтересовалась девушка.

— Например, сродство очень слабо растет, если делать что–то не для себя, а для других, — стал объяснять Ковальский. — Допустим, подпитывать оружие солдат или усиливать их щиты.

— А, — поняла разведчица. — Вот, почему ваши бойцы без патронов ходят.

— Да, баланс по закрытию прорыва четвертого уровня выходит таким, как если бы эспер самостоятельно пару монстров прикончил, — подтвердил Ковальский. — На пятом уровне уже нужна ротация эсперов.

— А еще что?

— Еще, Враг сбивается с фокуса, если вслед за одним эспером «поколдует» другой, — ответил капитан.

— То есть, сначала они по–очереди используют тьму, а потом заменяются подкреплением?

— Пример так, — попытался кивнуть Ковальский. — Про психологические практики и прочие медитации ты уже и сама знаешь. Есть еще пустотные аккумуляторы, которые небольшой ценой позволяют израсходовать много энергии Бездны. Но это для мазохистов, или отчаянных.

— Да–да, облитерация… кавитация, я помню, — покивала Катарина. — И это все?

— Нет. Есть еще способы и вовсе немного обратить проклятие, но это запрещено делать без особого разрешения, — ответил капитан.

— Почему же?

— Потому, что за такими умниками потом приходит какая–нибудь инквизиция, вроде вашей «Велки», — ухмыльнулся Кощей.

— Мраккультисты, — поняла разведчица. Теперь она вспомнила, что сослуживцы иногда шутили: мол, врываясь к сектантам, кричали «инквизиция».

— В том числе, — подтвердил Кощей. — Но ты не должна обманываться. Что ни делай, как строго ни следуй разработанной методологии, а баланс все равно все время не в нашу пользу. Это еще если не учитывать, что под влиянием всяких психологических аберраций люди могут терять стабильность и начинать «темнеть» с огромной скоростью.

— И сколько живут эсперы? — спросила Катарина.

— По–разному. Зависит от психотипа… и от множества других факторов. Но, в среднем, от полугода — если не занимаются в группах — до пяти лет. Есть неустойчивые, которые воображают себя колдунами и ведьмами, и начинают мстить всему миру за… за большие счета по ЖКХ, например. Они «возносятся» за несколько месяцев. Есть очень уравновешенные, которые могут противостоять Врагу и десять лет, и больше. Психопаты тоже живут долго. Особенно, лидеры тоталитарных сект. Никому не желаю туда попадать, — покачал головой капитан. — Лидеры сект — настоящие вампиры.

— Ясно… — в Центре Катарине никто не говорил о сроках. С ее–то раздражительностью, вряд ли она протянет долго. С другой стороны, до декабря прошлого года она, как раз–таки, отличалась завидным спокойствием… — То есть, Враг использует наш мир как кормушку? Но тогда ему не выгодно нас уничтожать! Почему ты говорил, что нам… кхм… трындец? Ты про свой Корпус?

— Нет, я про весь мир, а то и про Вселенную, — скривился Ковальский.

— Подробнее, пожалуйста.

— Не очень–то верно думать о Враге, как о чем–то разумном, — пояснил капитан. — Это — самая голодная, жадная и тупая мразь из всех, что только можно представить. Оно просто жрет, засирает вторичным мраком Землю, снова жрет… и так, пока…

— Пока не съест всех? Но не все люди — эсперы! — возразила Катарина.

— Во–первых, точно не известно. Во–вторых, есть тревожные звоночки со стороны фундаментальной науки. Вся эта черная шмагия как бы нарушает нашу «симуляцию». Некая тонкая структура реальности понемногу искажается. Штерн некогда и работала в группе, что нашла признаки искажения. Тогда они приняли это просто за новую информацию, которая может дать ключ от этой их высоколобой «Теории Всего». Но теперь наблюдения показывают, что структура реальности разрушается ускоряющимися темпами.

— Сколько осталось? — без единой эмоции спросила Катарина.

— По разным моделям — от одиннадцати до тринадцати лет. Таким образом, Враг всего за сорок лет может погубить целый мир — если учесть уже прошедший срок в тридцать лет с начала вторжения.

— На что это будет похоже?

— Говорят, что–то вроде фазового перехода вакуума… Штерн мне объясняла… Стабильное состояние вакуума изменится на более низкое по энергии. Смертная материя больше не сможет существовать. Это будет как расширяющаяся сфера абсолютного уничтожения, — капитан хмурил брови, пытаясь подобрать слова.

На секунду Катарина попыталась представить это: гудят самолеты, шумят машины, толпы людей обтекают ее на знакомой с детства улице. И через мгновение она стоит в беспамятстве на песчаной тропинке среди ничего. И некуда уже возвращаться…

— Другая модель, впрочем, предполагает, что кусок околоземного пространства просто оторвет от Вселенной и распотрошит в клочья. В пространстве разойдутся мощные гравитационные волны, но реальность продолжит существовать. Просто, уже без нас, — продолжил капитан.

— Шило на мыло, — поморщилась Катарина.

— У DARKA уже есть такие бомбы, я тебе еще не рассказывал? Раздобыть бы парочку… Слушай! А давай, мы им тебя продадим за бомбы! — рассмеялся Ковальский.

— Иди ты… — отмахнулась девушка. — Кому я нужна.

Капитан вдруг погрустнел:

— Но миру в том виде, каким мы его знаем, конец придет еще раньше. Восемь–десять лет — и зачистка с помощью ОМП. В подземных бункерах будет несложно с помощью детекторов эха контролировать появление эсперов.

— Нет людей — нет проблем? — разум Катарины просто отказывался всерьез воспринимать пророчества Кощея.

Тот привалился к стене.

— У меня для тебя есть более приземленные, но не менее плохие новости, — сказал он. — Есть информация про твоего кавалера.

— Про Мартина? — забеспокоилась Катарина.

— Да. Попытка укрыть тебя на нашей территории вышла ему боком.

— Он отправил меня за помощью, — нахмурилась Катарина.

— Нет, он отправил тебя к нам, чтобы ты не попала в руки Агентства, — возразил Ковальский.

— Что за Агентство?

— DARKA же! Наши заокеанские коллеги, — объяснил капитан. — Они контролируют северо–западную часть мира по обе стороны океана. Мы — Корпус мракоборцев — распоряжаемся северо–восточной.

Катарина потрясла головой:

— Что с Мартином?

— Разведка говорит, что его держат в загородном доме, но проверить пока не смогли, — ответил Ковальский.

— И зачем я той дарке? — спросила девушка.

— Ассимилированная мраком материя — редкий артефакт. Считай, миниатюрный Катализатор, работающий по программе. Слабый источник мрака, которым, гипотетически, можно пользоваться независимо от Врага. А знаешь, что еще бывает редким?

— Что?

— Те, кто долго контактируют со своим Катализатором, — сказал капитан. — DARKA далеко продвинулось в изучении пустотной техники. «Волшебные палочки» и методы управления ними — для них сладкий пирожок.

— Это все еще не объясняет, почему Мартин пытался укрыть меня, — возразила девушка.

— Все дело в несколько разном подходе организаций, — ответил Ковальский. — Корпус опирается на свое экспедиционно–боевое крыло — 13‑е Управление. Это армия, усиленная эсперами. Но «даркийцы» не основывают свою силу на случайных, в общем–то, людях. Им не нужен один суперэспер с личным Катализатором. Им нужна воспроизводимая технология ассимиляции и управления ассимилированной материей.

— Подожди… И что? — не поняла Катарина.

— А то, что тебя не будут учить пользоваться подарком сектантов, — жестко сказал капитан. — Тебя просто распилят на клетки. И это очень в духе Агентства. Говорят, изначально их технология производства детекторов эха была основана на гипофизах эсперов. Лишь второе поколение пошло уже на небарионной материи, что мы им продаем.

— Вот, какие они плохие, и какие вы — хорошие! — саркастично заметила девушка.

Капитан покачал головой:

— Никто не хороший, никто не плохой. Мы все просто пытаемся выжить. На своей территории DARKA заботится об эсперах ничем не хуже, чем мы — о своих. Опять же, их экзерсисы в духе Отряда 731[1] весьма блекнут на фоне наших экспериментов над Ретрансляторами… Да мы и маньяков–то не сразу нашли достаточное количество, чтобы без палева экспериментировать на них.

— То есть, я из огня да в полымя попала, да? — спросила разведчица.

— Понимаешь… Да в твоей–то ситуации, какая вообще разница? — усмехнулся капитан. — Пойми, я не предлагаю тебе выбирать между плохим и хорошим.

— А что предлагаешь?

Капитан посерьезнел, посмотрел на нее своими темными глазами.

— Я предлагаю тебе выбрать способ смерти, — сказал он. — Можешь подчиниться Агентству и сгинуть в их лабораториях — это, наверняка, принесет много пользы человечеству, без шуток. Можешь остаться на нашей территории и доживать свой срок. Мы подыщем тебе подходящее сообщество эсперов в любом городе. Может, если генералу это будет нужно, и Мартина твоего выцарапаем — но это не точно.

Капитан помолчал.

— Но мы ведь знаем, что это все не для тебя. У тебя душа воина! Ты не уйдешь покорно в мрак ночной.

Ковальский сел прямо, поставил кружку на табурет.

— Если останешься со мной, то у тебя будет шанс найти свой конец среди громовых раскатов, в атомном огне… когда я пойду войной на Второго Прокси.

— И присоединиться к тем, на барельефе?

— Да, — подтвердил капитан. — Тёмные ангелы — страшные враги. Они в одиночку стоят целой армии, даже армии мракоборцев, но и просто найти их — проблема.

— Ты что–нибудь узнал о Втором? — спросила Катарина, просто чтобы отвлечься от тяжелых мыслей.

— Да. Ни одному слову Прокси нельзя верить. Но излучение имплантата — вроде ключа, который запустил в темном разуме узницы цепочку автоматических мыслей. А я и подслушал.

— Так что же?

— Она не назвала примет, которые привели бы меня ко Второму ангелу. Но она не смогла скрыть от меня, что ей известен контакт Второго среди людей.

— Кто–то помогает посланцам Тьмы? — нахмурилась Катарина.

— Люди — это всего лишь люди. Дьяволопоклонники есть и среди эсперов, — пожал плечами капитан.

— И кто тот помощник?

— Как я понял, один из ученых–администраторов DARKA, — ответил Ковальский.

— Спрут запустил щупальца в самое сердце?

— Надеюсь, нет, — сказал капитан. — У нас есть подозреваемый, похожий на тот образ, что выдала Прокси. Он засел где–то в недрах секретных лабораторий Агентства.

— Хм… — у Катарины появилось поганое предчувствие.

Улыбка капитана была особенно зловещей из–за швов на одной стороне лица:

— Ты все верно поняла: я хочу, чтобы ты отправилась в Агентство!

— Ты с ума сошел? Сначала стращал меня кровавыми эскулапами, а теперь хочешь, чтобы я сама к ним в руки пошла? — Катарина начинала злиться.

— Совершенно верно. Сегодня с тобой свяжется руководство «Велки», отзовет домой, — объяснял капитан. — Ты подчинишься. Вероятно, утром ты уже будешь лететь спецрейсом за океан, к вашим настоящим хозяевам.

— И в чем твой план? — девушка решила хотя бы выслушать до конца.

— Я просто дам тебе темный маячок, — ответил Ковальский. — Если ты его активируешь, я приду за тобой. И приведу друзей. Лучше всего, если ты позовешь нас с базы DARKA: мы не знаем расположения их лабораторий. Вот и узнаем. Потрясем их компьютерную сеть. Возьмем в плен кого–нибудь из ученых или администраторов. Возможно, это поможет найти след предателя. Или…

— Или?

— Или он сам тебя найдет, услыхав о твоем имплантате, — Ковальский вновь с шипением откинулся назад.

— Хреновый план, — вынесла свой вердикт Катарина.

— Почему же? Все очень демократично, — возразил капитан. — Вечером у тебя будет выбор, уехать или остаться. Когда познакомишься с сотрудниками Агентства, у тебя будет второй выбор: активировать ли маячок. Возможно, ты сможешь договориться с ними о более лояльном к тебе отношении. Тогда целых два темных артефакта станут неплохим вступительным взносом за доступ в мир мракоборцев.

— А они сами не найдут твой маяк? — усомнилась Катарина.

— Вряд ли. Их детекторы не отличают источники первичного излучения друг от друга, — успокоил Ковальский.

Эх, думала Катарина, вот же угораздило вляпаться! Сидит напротив, чертов психопат, оплел ее своей паутиной интриг. И, главное, как ловко он ей мозги парил: сначала запугал своими наваждениями про пожирание Тьмой; сейчас вот и вовсе степень эпичности до космического апокалипсиса задрал. Ну, а его интриги… «Де–мок–ра-тич–но» — мысленно передразнила она. И вот кругом–то якобы акулы, верить некому, а он один такой хороший в развевающемся плаще стои́т…

Нет, нет. Он и вправду психопат, манипулятор. Одержимый. Кто еще смог бы после таких ранений на ноги вскочить — и сразу в бой? И, если задуматься, а был ли хоть малейший элемент случайности во время их путешествия в Бездне? Он вел ее за руку, как психопомп[2] — и это даже не метафора. Он составил сценарий, он все контролировал. Он управлял ее перерождением. Он показал ей то, что хотел показать. Запутал, сломал, подчинил… Уж не нарочно ли он дал ей прикоснуться к посланнице Врага? И какого врага она наживет, если не подчинится Кощею?

Какую–то секунду все это ей представлялось очевидным; потом ясность понимания померкла. Катарина закрыла глаза и сжала виски, пытаясь восстановить картину нечаянного инсайта, снова воспринять его, как атом знания. Ускользнуло… Но у нее еще будет время — целых два выбора.

Она открыла глаза и обнаружила, что в комнате как будто стало темнее. Катарина бросила взгляд в сторону окна.

— Вечереет, — сказал Ковальский. — Здесь время суток, как правило, не совпадает с реальным.

Катарина посмотрела на солнечную полоску на полу. Только сейчас она обратила внимание на то, что за все время, что она здесь находится, Солнце не сдвинулось ни на градус. Матрас хозяина комнаты лежал в вечной тени, где яркий свет не мешал отдыхать.

— Здесь всегда предзакатный час, настоящей ночи не бывает, — пояснил капитан. — Зато Солнце регулярно и надолго уединяется за какой–то невидимой луной. Как раз хватает времени поспать.

Катарина подошла к окну и раздвинула шторы. Фаза полного затмения еще не наступила, и солнечный свет все еще был слишком ярок. Она никогда не видела затмений, так что рискнула бросить взгляд на истончающийся серп, достав из нарукавного кармана зеркальные «авиаторы» и на всякий случай прищурив глаза. Было довольно занятно увидеть Солнце ущербным, но куда более интересным ей показался раскинувшийся под темнеющим небом пейзаж. Освещенность сейчас больше подходила позднему вечеру, но Солнце стояло довольно высоко, и этому поддельному закату не хватало красных красок. Тени лежали неправильно — слишком короткие. Затменное светило для быстрого взгляда исподлобья уже не выглядело серпом — пожалуй, это больше походило на то, как если бы некая хилая звездочка самовольно заняла королевское место.

Наверно, ее разуму нужно было отвлечься, переключиться со всех этих мракоборческих дел на что–то постороннее и, в общем–то, бессмысленное. Во всяком случае, скользя взглядом по крышам города, что не был построен людьми, но самим мирозданием, она вдруг получила будто бы предвестие понимания, начала думать начало некой мысли — до того страшной мысли, что ее разум замер в оцепенении. Лишь одна толком не облеченная в слова недомыслишка (скорее даже, импульс), лихорадочно металась у нее в голове: уноси отсюда ноги, увеличивай дистанцию, не медли.

Возможно, Ковальский ждал какого–то ответа, но Катарина ничего не сказала. Она вообще больше ни слова ему не сказала в тот день. И даже не бросила на капитана прощального взгляда. Хватит и того, что ее прошибло холодным потом от одного только его бледного силуэта в сгущающихся тенях на периферии зрения.

Ее вымышленная рациональная субличность в этот раз умыла руки, лишь швырнув в нее скупой горстью рекомендаций и спрятавшись под монстростойким одеялком бездумья.

«Если станешь тратить время на то, чтобы нагнуться и поставить кружку — твоя крыша рухнет.»

«Если бросишь кружку на пол, звон керамики разобьет твое сердце.»

«Если побежишь, Он может последовать за тобой.»

До боли в пальцах сжав злополучную кружку, Катарина изобразила прощальный кивок, причем, в сторону двери, ведь ноги уже развернули ее, и деланно–спокойно преодолела без малого тысячу световых лет, отделявших ее от спасения.

Лишь оказавшись в гулкой пустоте лестничной клетки и услыхав за собой глухой стук закрывшейся двери, она, наконец, отпустила мысли.

Это как же она раньше не догадалась? Ну, это объяснимо. Получив столько мистических откровений за короткий срок, немудрено и за всю оставшуюся жизнь не догадаться.

Мы не говорим о Кощее — так ей отвечали, и теперь она поняла, почему.

«Те, кто мог бы произвести такой имплантат… Я дам тебе темный маяк…»

«Я не пользуюсь силой Врага — у меня собственный источник первозданной тьмы, я все делаю сам.»

Ее небольшого опыта взаимодействия с концентрированным первичным излучением хватило, дабы увериться, что люди и тьма — вещи несовместимые. Всего несколько секунд облучения не в полную силу со стороны Кощея — и от тебя не остается ничего, кроме сгустка боли и отчаяния.

И в ее случае это была лишь учебная демонстрация, вспышка; он лишь приподнял заслонку на своем дьявольском фонаре, потратив большую часть силы на маскировку от Врага.

Но на него эта сила действует постоянно. Что за чуждый, нечеловеческий разум гнездится в его голове, если в этих мертвящих лучах он может хотя бы изображать подобие человечности: членораздельно говорить, разбираться в сортах чая, читать чужие эмоции, листать в телефоне ленту с котами? Почему он вообще продолжает существовать, если концентрированный мрак должен был в одно мгновение сожрать саму его суть?

" — Кого вы держите в Тюрьме?

— Прокси.

— Кто это, Прокси?

— Тёмный ангел.»

— А ты тогда кто? — спросила Катарина, обернувшись, но двери позади уже не было.

----

[1] «их экзерсисы в духе Отряда 731» — специальный отряд японских вооружённых сил, занимался исследованиями в области биологического оружия, опыты производились на живых людях (военнопленных, похищенных).

[2] «Он вел ее за руку, как психопомп» — от греч. ψυχοπομπός — «проводник душ».