Темные удовольствия

Беккет

17 ЛЕТ

Я вытряхнул маленькую белую таблетку из оранжевой бутылочки, которую дала мне Колетт, и проглотил ее. Мне нужно было синтетическое спокойствие, которое приносили таблетки. Я не любил принимать какие-либо препараты. Конечно, курение травки и выпивка были обычным делом для любого старшеклассника, но если бы было что-то большее, это повлияло бы на мою ясность ума.

Именно по этой причине Колетт начала давать их мне. Постепенное запудривание юного разума неуместностью, призванной внушить стыд и вину, в конце концов возымело эффект. Изощренные способы, которыми Колетт заманивала меня в ловушку и заставляла чувствовать себя беспомощным и бояться сказать правду, были мастерскими. Только став старше, я начал бороться с ее играми разума. Она долгое время держала надо мной угрозу разбить сердце моего отца, прежде чем я решил дать ей отпор.

С тех пор я говорил ей «нет». В отместку она стала водить меня по своим подругам, как правило, когда они были пьяны и в настроении распустить руки.

Конечно, некоторые парни удивились бы, что я жалуюсь, получая удовольствие от пум-домохозяек³ с их подтянутыми телами, но мне было плевать на их мнение. Эти женщины вызывали у меня отвращение своей искусственной загорелой кожей и острыми наманикюренными ногтями. Я ненавидел запах их приторных духов и безэмоциональные ботоксные лица.

Я бы убил их всех, если бы у меня был шанс, но тогда я потерял бы смысл жизни.

На льду все это исчезало, и я был свободен. Я крушил и сжигал свои эмоции на протяжении игр, впечатывая игроков в борта, и это делало меня только лучше. Это была игра, созданная для выражения моей ярости на весь мир, и я хотел играть в нее вечно.

Так что я не стал убивать их, хотя они фактически умоляли меня об этом. Какой сюрприз: отчаянным домохозяйкам из Хэйд-Харбора нравилось, когда их душили и оставляли синяки. Я вымещал на них свою жестокость, и им нравилось. Это только усугубляло мою ненависть к себе. Я причинял им боль, а они умоляли о большем. Мои моральные устои и понимание мира были сформированы под влиянием испорченной мачехи и ее кучки хищниц. Я знал это и, наконец, достаточно собрался с мыслями, чтобы покончить со всем.

Сегодня вечером это закончится.

Я услышал, как подъехала машина отца, а затем хлопнула дверь. Я сидел у открытого окна, позволяя холодному зимнему воздуху обдувать мое тело. Это вызывало холодное онемение, как раз то, что мне нравилось. Я встал и схватил маленькую блестящую флешку, о которой слишком долго думал. Каждый раз, когда дело касалось Колетт, она оказывалась хитрее, чем я ожидал, и мой подростковый ум не мог за ней угнаться, до сих пор.

Я спустился вниз.

Сорен только что вошел в свой кабинет. Я постучал и вошел.

— Беккет, какой сюрприз. Разве у тебя сегодня нет тренировки?

— Она по средам, — напомнил я ему. Вряд ли стоило рассчитывать на то, что он в курсе. Его никогда не было дома.

За годы, прошедшие после смерти матери, мои отношения с отцом постепенно сошли на нет, превратившись в отношения между коллегами или знакомыми. Он не хотел быть в Клифф Поинте или видеть мальчика, который напоминал ему о женщине, которую он когда-то любил. Я понимал это. Но когда он отдалился, то оставил меня на милость Колетт. Суровая правда всколыхнула во мне гнев и обиду. Мой отец позволил всему этому случиться. Сегодня я дам ему один шанс все исправить, прежде чем вычеркнуть из своей жизни навсегда.

— Я должен тебе кое-что показать.

Он рассеянно махнул рукой в мою сторону, продолжая печатать на своем телефоне.

— Давай.

Его ноутбук был уже открыт, поэтому я вставил флешку и нажал воспроизведение видео, а затем отошел к другой стороне стола. Я не хотел смотреть. Я не мог этого вынести. Вот и все. Мой худший, самый постыдный секрет был выставлен на всеобщее обозрение отцу. Я чувствовал беспокойство, несмотря на принятое успокоительное.

Сорен взглянул на экран и нахмурился. Он наклонился и стал наблюдать, выражение его лица стало сосредоточенным.

— Кто это? — спросил он через мгновение.

Вероятно, на экране проигрывалось только начало всего отснятого материала, так что я сделал предположение.

— Подруга Колетт, Рейчел Эванстон. Это было в прошлом году.

Мой отец долго молчал. Я видел момент, когда запись сменилась на другую насильницу. Он выпрямился и захлопнул ноутбук.

— Я увидел достаточно. — Он посмотрел на меня с нечитаемым выражением лица. — Похоже, ты неплохо повеселился под моей крышей, молодой человек.

— Что?

— Я говорил тебе не встречаться с девушками твоего возраста из-за потенциальных проблем с прессой. Ты нашел креативное решение дилеммы, но это может закончится так же плохо, если кто-нибудь из их мужей узнает об этом.

— Я… я не хотел делать ничего из этого, — медленно произнес я.

Сорен усмехнулся.

— Твоя эрекция говорит об обратном, — отметил он.

Я покраснел, горячий, невыносимый стыд заполнил меня и выплеснулся наружу.

— Я… я ничего не мог с этим поделать. Мне было всего шестнадцать, папа, на случай, если ты забыл. Мне было шестнадцать, а они все ровесницы Колетт.

— Многие парни твоего возраста были бы рады, если бы горячая женщина постарше ввела их в мир искушения. Считай, что тебе повезло, и прекрати это прямо сейчас. Мне не нужно, чтобы кто-то из друзей по загородному клубу приходил ко мне с требованием объяснить, почему мой сын трахает его жену, даже если ты больше и сильнее.

В тоне отца звучала тошнотворная нотка гордости. Как будто он был впечатлен тем, что я так вырос и стал физически устрашающим. Ему нравилась мысль, что его сын в свои шестнадцать лет уже ничем не уступал взрослым мужчинам.

Я почувствовал тошноту, стыд и огромное разочарование. Последнее было ярким острым камнем в моей груди, впивающимся в сердце.

— Знаешь, Колетт была первой. Это все её рук дело.

Эта фраза заставила Сорена замереть. Заботливое выражение его лица сменилось раздражением.

— Следи за тем, что говоришь о моей жене, — предупредил он.

— Нет. Я не буду следить за тем, что говорю. Тебя должно больше волновать то, что твоя жена изменяла тебе… то, что она сделала со мной.

Мы с отцом уставились друг на друга. Между нами тянулось многолетнее расстояние, а также все обиды и упреки, которые мы сваливали друг на друга. Но он должен был поверить мне, верно? Он должен был.

— Я же говорила тебе, что он это скажет, — раздался позади меня слишком знакомый холодный, жестокий голос.

Колетт проскользнула в комнату, а я был так сосредоточен на отце, что не заметил этого.

Сорен кивнул.

— Да, ты была права.

Она прошла мимо меня, стуча каблуками по полу и вызывая во мне ужас. Меня приучили ненавидеть этот звук. Бояться его.

Колетт подошла к отцу и накрыла его руку своей.

— Это нормальная реакция на то, что тебя поймали на связях с замужними женщинами.

— Наверное, да. — Сорен вздохнул и ущипнул себя за переносицу, как будто весь этот разговор был слишком утомительным и ненужным.

Он уже принял решение, и я не мог его переубедить. У меня были видеозаписи с подругами-идиотками Колетт, но не с ней самой. Она была слишком умна для этого. Она всегда избегала моей комнаты, и я не интересовал ее в течении последнего года. Теперь я был слишком стар для нее.

Она ухмыльнулась мне. Мое сердце упало. Все было кончено. Колетт победила.

— Что она тебе сказала? — полюбопытствовал я.

— Правду. Тебя застукали, когда ты развлекался с ее подругами, и ты придумал себе стратегию защиты. Я понимаю, Беккет. Я бы на твоем месте поступил так же, если бы меня окружали красивые взрослые женщины. Но сейчас это должно прекратиться, сын. Как я уже сказал, это не намного лучше, чем если бы ты дурачился с кем-то из своего класса и об этом стало известно. Просто притормози на время.

— Притормози на время? — оцепенело повторил я, бездумно кивая головой, в то время как моё сердце разрывалось. — Притормози на время, — еще раз повторил я и отвернулся. Я не мог вынести ни злорадного выражения лица Колетт, ни ужасного, пренебрежительного, безразличного взгляда отца.

Я вышел в коридор, эмоции, которые я обычно подавлял, угрожали захлестнуть меня. Пошатываясь, я добрался до кресла, того самого, за которым Ева пряталась много лет назад. Тогда я и представить себе не мог, насколько невыносимой станет моя жизнь в этих стенах.

— Ты действительно думал, что это сработает? Сорен — мой муж, Бек. Он всегда будет на моей стороне. — Колетт последовала за мной.

Я уставился на нее с тупой ненавистью.

Она приблизилась, и на секунду меня затопила чистая ярость.

— Не подходи ко мне, мать твою.

Она остановилась и снисходительно улыбнулась, прислонившись к стене вместо этого. Прошло много времени с тех пор, как я был парализован страхом и беспомощен в ее присутствии. Став старше и сильнее, я снова смог контролировать свою жизнь. Это было единственное, что помогало мне не сдаваться и давало силы переживать ночи, когда чувство вины и стыда за прошлое угрожало завладеть моим разумом.

— Как ты узнала, что я пойду к нему?

— Потому что я знаю тебя, Бек. В любом случае, тебе следует держать рот на замке… Думаю, ты еще недостаточно умен, чтобы понять, что никто не будет относиться к тебе так же, если узнает правду. Ты сломлен, Бек. Тебя уже не спасти. Ты никому и никогда не будешь нужен.

С этим последним жестоким уколом моя мачеха повернулась и направилась обратно в кабинет отца, закрыв за собой дверь.

Ты сломлен, Бек. Тебя уже не спасти. Ты никому и никогда не будешь нужен.

Я достал из кармана пузырек и вытряхнул еще одну таблетку. Принимать слишком много было опасно. Я мог привыкнуть к ним и стать зависимым от оцепенения.

В кабинете отца Колетт рассмеялась, и этот звенящий звук прошелся по моим нервам.

Я взял таблетку и разломил ее между зубами, наслаждаясь жгучей горечью.

Пусть будет оцепенение. Я не мог вынести ничего другого.