Тёмные Звёзды: Дары грома

G. Друзья или враги

Патерион – Красная столица

3570 миль к востоку от Синей столицы

– Ингира прелестна, – вздохнул Гиан Севастен, наследник Красного царя, мечтательно вскинув янтарные глаза к голубому небу над парковой аллеей, обрамлённому кронами гинкго. – Когда мы с ней впервые встретились, она ещё не прошла девичье посвящение, а я едва научился верховой езде. Нам, детям, отвели Меделиц – милый старый дворец в тени лип на берегу, над долиной… При встрече всё было чинно – поклоны, церемонные фразы, братские объятия и поцелуи, но потом… Представь – прискакала на пони, в брючном костюме и кожаной тарханской шляпе с подогнутыми вверх с боков полями. Её гордость и заносчивость были невероятны! Мы постоянно ссорились. Она драчунья, быстрая на руку – истинная амазонка… Братец Церес хохотал, когда Ингира тузила меня. Потом мы пили кофе с плюшками… Надеюсь, теперь она остепенилась?

Его спутником и собеседником на извилистых аллеях дворцового парка был княжич Варланд, жених Лазоревой девы Запада – блондин, на полтора вершка выше Гиана и заметно шире в плечах, он шёл мягкими и длинными лосиными шагами, одетый в выходной мундир премьер-майора «чёрных рысей». Если прогулочный наряд Красного принца выглядел по-придворному обычно – бордовые сафьяновые сапожки с тиснёным позолоченным рисунком, узкие каштановые штаны, лёгкий шёлковый камзол светло-вишнёвого цвета, изукрашенный растительным орнаментом, и почти невесомый сиреневый плащ-мантия, – то Варланд рядом с ним смотрелся как командир телохранителей. Не вглядываясь, великорослого княжича легко было потерять на фоне парка – форма цвета «испуганной лесной девы» неуловимо мерцала, сливаясь с любой зеленью, от свежей листвы до пожухшей травы. Вдобавок – лихо заломленный берет, более приличный горцу или рыбаку, вместо фуражки или шляпы. Даже знаменитый «княжий хвост» желтоволосых варваров Варланд спрятал под беретом. Осталось намазать лицо илом и тиной, чтобы стать невидимым.

По союзному договору он вёл свой полк на помощь синему корпусу «охотников за звёздами». Велемина – обширное, но небогатое княжество, послать на войну десятки тысяч солдат отец Варланда не мог, но поддержать дружеских соседей – святой долг самодержца. И нанести визит правящей семье – тоже.

На Красной половине желтоволосых «сосновых людей» знали и уважали. Пять лет прошло от воцарения государя Яннара – тогда грохотали орудия, в спешке пылили самоходки, извергая из труб чёрный дым, скорым маршем шли красно-бурые солдатские колонны, скакали эскадроны, соловьи в рощах умолкли, испуганные стрёкотом картечниц, а вдоль дорог Пригорья вырастали глаголи, и вороньё кричало над висящими телами сепаратистов. Страшно и быстро мстил Яннар за родителей, взорванных заговорщиками. За Ганьскими горами страна медного змия начала было бряцать оружием – ганьцы от «тёмных звёзд» не пострадали и не воевали с дьяволами, почему б не урвать часть земель Красного царства, истощённого звёздной войной?.. Тут сказала слово хмурая лесная Велемина – ночью «чёрные рыси» напали на ганьцев, стоявших биваком, устроив сонному войску раскосых резню и праздник огнемётов. Вёл «рысей» молодой Варланд.

В этот раз генштаб направил полк ночных головорезов далеко в объезд Патериона, и Варланду пришлось завернуть в Красную столицу лишь с десятком приближённых обер-офицеров.

«Не обидно ли ему? – думал Гиан Севастен, время от времени искоса поглядывая на немногословного принца-союзника. – Я бы принял его более почётно, чем распорядился отец. Тонкая политика порою портит отношения сильнее, чем война… Наверняка он понял, что мы ему не доверяем из-за Цереса и его связей с синими. То-то Варланд не сменил мундира, даже портупею не снял. И в берете!.. Будто через час на поезд».

Сам Гиан был без головного убора – волнистые белокурые волосы ниспадали ему на плечи, скрывая золотую фибулу плаща. Открытое приветливое лицо его, тёплая улыбка – он умел показать себя светлым принцем, желанным и любимым. Пожалуй, если бы Варланд надел красно-имперское платье и распустил «княжий хвост», он тоже вызвал бы шквал томных вздохов у девиц и дам Востока. Разве что взгляд его желтовато-зелёных глаз был слишком твёрд – даже жёсток, – для милого принца. Да и медальное лицо чересчур сурово.

«Должно быть, Ингира решила – «Вот он, мужчина, которому я покорюсь». Если она стала мягче, чем была… Что же у них там твориться в Руэне?!.. Дева Небесная, ясная Радуга, как жаль, что ушло наше детство!.. Кто мог подумать там, за кофе с плюшками, что через десяток лет весельчак Церес, игравший в жмурки с фрейлинами в тёмной комнате, решит поднять синий стяг над Патерионом и взять Эриту в жёны… И теперь мы должны плести интриги, как раньше в детской плели нитяные «узоры на пальцах». А Варланд с Ингирой уже помолвлены. Чей он теперь союзник?..»

– Инге очень мила, – скупо, сдержанно улыбнулся княжич.

Неожиданно доброе выражение его глаз напомнило Гиану лицо матери, Парисии. По древнему обычаю Красные и Синие цари брали жён из великого княжества Фонтес, «кузницы королев», хранящей кровь Галориса Дракона, но отец был бы недостоин своего пламенного имени, если бы покорялся и смирялся; он поступил иначе – высмотрел, выманил и обольстил желтоволосую княжну-южанку. Чуть не дошло до лишения права наследовать! И стал бы Яннар князем-наместником окраинной провинции – но, как гласят тайные сплетни, ведомые лишь избранным, отыскалась старинная хартия. Согласно ей, кровь осиянных в Парисии была – от беглецов-мятежников из Фонтеса.

«Теперь-то шепнуть не посмеют, что мать – из варваров. – Гиан горделиво пригладил свои кудри, матушкин дар. – Кровь к крови, как у драконов принято!..»

Хотя Эри ярче пошла в Галоридов – волосы темней, глаза огнистые.

«Закон драконов – крепче смерти. Неудивительно, что Церес захотел Эриту. Голос крови! Но империя… Пустить сюда синих, с их акцентом, с их порядками, их высокомерием… Немыслимо».

– Я рад, что Ингира выздоровела, – продолжил беседу Гиан. – Наведаешься к ней после боёв? Полагаю, Инге вернётся покровительствовать своим больницам… Полк можно отпустить домой, устроить себе душевное свидание.

– Не только свидание, – молвил Варланд. – Мои «рыси» скучают, как в зверинце, им нужно стоящее дело, запах битвы. Падение звезды – двадцатого зоревика на западе; корпус под началом Купола уже в пути… даже красноармейцы увязались с ним. Уважаю таких сорвиголов. Схватка – она как маковое зелье… Я спешу соединиться с войском штабс-генерала. Если проедем через Руэн, покажем себя.

Молчаливый таёжный лось знал толк в том, что торгаши зовут рекламой, а герои – доброй славой. Зрелище молодецкого полка – из варварской страны, но отлично экипированного, сплошь отборные бойцы, – очень кстати в те дни, когда империя содрогается от ударов «тёмных звёзд», а люди растеряны и подавлены бедствиями. Пусть порадуются тому, что империя не одинока, что все сыны Грома – в едином строю. Заодно Дангеро полюбуется на будущего зятя с его бравым войском…

«И что дальше? – В Гиане проснулся коварный восточный правитель. – Все железные дороги на запад ведут через Эренду, не так ли? А там, на острове Кюн, томится другой мой высокородный собрат, Церес. Полк подмоги?.. Хотя, что Варланд сможет – вдали от родины, с единственным полком против империи!..»

Но Гиан тотчас одёрнул пренебрежительно-лёгкую мысль – как порхающую моль прихлопнул. Опасно недооценивать княжича.

«Этот – сможет. Он одержал верх над ганьцами, а у них был десятикратный перевес. Вдобавок, кинет клич: «За Цереса, за синих Галоридов!» – и готово дело. Бунт, переворот во всей красе… Прелестно! Надо бы предостеречь герцога Лебена…»

– Желаю успеха! Купол будет рад такому пополнению. Опытный полк – на вес золота…

Из переплетения аллей принцы вышли к миниатюрному одноэтажному дворцу в красном стиле – синевато-серебристый пологий купол, коренастые колонны, кирпичное узорочье стен с белыми швами, подобные статуям гвардейцы у подъезда, открытые окна задёрнуты бледно-лиловыми гардинами.

– Зайдём к отцу?.. После обеда он читает почту, но нас примет без доклада.

– Охотно!

Но стоило им приблизиться, как из-за гардин донёсся приглушенный, но отчётливый голос разгневанного Яннара – резкий, сильный, почти звенящий:

– Гром в душу, дьяволы небесные!.. Пропасть адова, да чтоб его пополам разразило, старого козла!.. Что он, умом сгнил или виском ударился – такие фортеля выкидывать?!.. С кем связался! кому поклониться вздумал!?.. Чёртов седой придурок!

– Лучше отложим аудиенцию, отец не в духе, , – не теряя достоинства и не изменяя походки, Гиан мигом взял Варланда под локоть и повлёк от дворца.

– Само собой, – понимающе кивнул вожак «чёрных рысей», про себя думая – кого так яростно костерит царь Яннар?.. Если министра или губернатора, то недолго им быть в должности.

«Надо сохранить дружбу с ним, – тем временем рассчитывал в уме Гиан. – Как?..»

Поначалу читка корреспонденции не предвещала беды. Вести с ганьского пограничья, из разорённой Делинги, рапорты жандармского оцепления в Эстее… Выслушав очередное послание, Яннар диктовал ответ для телеграфа или приказ для передачи по медиа-связи.

Свой вклад – как мёд в соты, – внесла разведка, осведомляя государя о положении дел на Синей половине. Там перемещались войска, готовясь к новым высадкам дьяволов. После эстейского триумфа народ приободрился, корпус Купола встречали цветами и провожали с оркестром, желая новых побед. В Эрендине, несмотря на усилившийся ветер, завершали сборку астраля «Авангард-4», на который возлагалось много надежд в исследованиях заоблачного пространства.

– Слишком большая шутиха, чтобы восторгаться ею, – заметил Яннар. – За те же деньги можно построить десять броненосных рейдеров. Что ещё нового? я вижу, у тебя осталась пара писем.

– Мой базилевс, – секретарь-хламидий достал очередную депешу, – секретная почта с синей стороны запаздывает на день-два. Логофет вещунов сообщил, что в эфире появилась неизвестная доселе стойкая аномалия – к западу от Руэна эфир почти непроницаем из-за кружащейся тьмы. Медиа-связь до Синей столицы едва работает, дальше – нет. По крайней мере, пансион Гестель доступен, оттуда пришёл ответ.

Жестом Яннар приказал: «Читай». Аномалия в эфире? откуда такая напасть?.. Лишь птицы-грозы, Божьи дочки, могут темнить эфир треском своих разрядов, но не дольше, чем на сутки. Гроза небывалой силы надвигается?..

«Ваше Красное Величество, дирижабль «Морской Бык» благополучно прибыл в Гуш 27 хлебника. Из-за атмосферных помех уже третий день у меня нет вестей от экспедиции Карамо. Как только я узнаю что-либо новое, немедленно поставлю Вас в известность. С нижайшим почтением – граф Бертон Тор-Майда».

– Если бы я не знал графа и кавалера как бесстрашных офицеров и заслуженных учёных, – промолвил Яннар. – я бы счёл их заговорщиками или сумасбродами. Отправить царевну за море по воздуху, потерять связь с дирижаблем…

Свою дочь он знал хорошо, и в том, что она настояла на участии в полёте, не сомневался. Настоящая юная ведьма. Первая депеша об её отъезде – куцая телеграфная шифровка от разведчика, – на миг бросила Яннара в оторопь: «Как это – улетела? своим ходом?! Кто позволил?!» Следом подоспел отчёт Бертона – ах, всё-таки на дирижабле и под опекой Карамо. Тогда на душе Яннара улеглось: «В конце концов, я этого хотел – чтобы Эри повидала Мир. Если силой навязывать ей затворничество, добра не будет – вскипит сердцем, убежит, натворит глупостей. С кадетом уже целовалась; хватит своевольных приключений!»

– При первой почте от графа – бегом ко мне на доклад. Дальше!

– Из Этергота, от тайного наблюдателя, обозначенного литерой Г. Помечено позавчерашним днём.

Хм, домашние новости Дангеро!.. причём от «Г», приближенного к императорской особе… Что-то у Синего дракона нелады месяц за месяцем – то сынок на престол посягнёт, то дочурка сядет под арест.

«Можно подумать, у меня всё в порядке, – унял Яннар мимолётную иронию. – Гиан нечто своё интригует, собирает в замке офицеров – не то просто гульба, не то по настольному макету Красной половины будущие войны размечает, не то попытка Цереса ему покоя не даёт… Дочь улетела, не сказавшись и не испросив родительского благословения. Один младший радует – пока не вырос».

– Ну-с, что пишет «Г»?

«Сегодня, 28 хлебника, Синий государь принял делегацию Лозы. Старейшина лозовиков обещал посвятить его в сокровенные таинства своего лжеучения, если Дангеро примет сан «доброго отжимателя». Государь не дал им прямого ответа, но обещал позже вернуться к этой беседе».

– Дай сюда! – взметнувшись из кресла, вскричал Яннар. – Бумагу… мне!

Хламидий поспешил вручить ему депешу и отодвинулся на шаг. Красный царь взрывался редко, но уж если он разражался гневом, лучше держаться чуть поодаль. На столе – мраморное пресс-папье, другие тяжёлые мелочи. Вдруг как угодишь под горячую руку?..

Часто дыша, чуть приоткрыв рот, Яннар вчитывался в строки донесения, не веря своим глазам. Всё точно. Так и есть, как прочитано. В завершение «Г» просил инструкций на случай, если…

– Чтобы Галорид… потомок Дракона… своей волей в Лозу записался? изменил Грому?! – таки схватив пресс-папье, Яннар с размаха шарахнул изящной вещью об пол. Полетели каменные осколки, в навощённом паркете красного дерева появилась кривая выбоина.

– Наследный царь – добрый выжиматель!.. не было и не будет! Лучше в гроб живьём, чем в Лозу!.. Ах, стервецы винные, чем они этого селадона опоили? что посулили? Куда «Г» смотрел, зачем он вообще к царю приставлен?!.. Таинства? на луну выть – их таинство, кривым ножом грязь под ногтями ковырять, фартуком срам прикрывать! Ишь, цепкие лозы – обвили, согнули, нашли слабину… усики виноградные… я им усики-то пообрываю!

Переведя дух, распалённый Яннар продолжал:

– Гром в душу, дьяволы небесные!.. Пропасть адова, да чтоб его пополам разразило, старого козла!.. Что он, умом сгнил или виском ударился – такие фортеля выкидывать?!.. С кем связался! кому поклониться вздумал!?..

– Мой базилевс, – тихо, мягко заговорил секретарь, из предосторожности преклонив колени и нагнув голову, – во имя царства я должен сказать, что картель…

– Одно слово о кредите – и ты отправишься на ганьскую границу. Золотарём в самый грязный, вшивый гарнизон.

– Прикажете писать ответ к «Г»? – уклонился хламидий от заманчивой перспективы.

– Не сейчас. – Яннар понемногу остывал. Подойдя к окну, отслонил гардину, выглянул в спокойный зелёный парк. – Взгляни-ка в календарь – нет ли сейчас у Лозы каких праздников?

– Секунду, мой базилевс… – бесшумно поднявшись, секретарь проворно принялся листать заветную книжку пометок на все случаи жизни. С лунным календарём Лозы всегда путаница, их даты не запомнишь. – Дни сбора урожая при молодом серпе луны.

– Да, серпа им как раз не хватает… орденского, настоящего… – Яннар в задумчивости перебирал холёными сильными пальцами по подоконнику. – Составь поздравление здешним общинам – пышно, цветисто, не упоминая их богиню. Как гражданам. Дарую право назвать партию вина этого года «государевым» без обложения налогом. И корону на этикетке… сто… нет, пятьдесят тысяч бутылок. Пусть порадуются.

Когда он повернулся, секретарь увидел на его тёмно-огненных губах тонкую улыбку – ту улыбку властителей Красного Востока, за которой кроется нечто гораздо худшее, чем ссылка в грязный гарнизон.

«После обеденного часа, – строчила Лисси в путевом дневнике, – на дирижабле заниматься совершенно нечем, только стоять на смотровой площадке и любоваться видом сверху. Сине-зелёное море как живое, оно зеркально блестит и переливается мириадами волн; облачка летят, будто обрывки нежной кисеи или клочки ваты. Вдали заметны острова, похожие на горки жжёного сахара или неровные медовые лепёшки, рядом с ними волны бушуют и пенятся. Я уже не боюсь высоты».

«Все мы ждём не дождёмся, когда можно будет примерить обновы перед БОЛЬШИМ зеркалом».

«Касабури и Сарго ушли с кондуктором-такелажником на корму, чтобы посмотреть, как устроены механизмы управления рулями. Мне усатый такелажник отказал в осмотре под надуманным предлогом: «Для девиц эти устройства слишком сложные» и ещё прибавил: «Вы и так знаете, барышня, как по небу порхать, вам техника ни к чему». Он сказал это без улыбки, вполне корректно, но совершенно ясно, что в глазах экипажа мы «лунные В». Только благодаря нашей молодости и покровительству мужчин из экспедиции почти никто не косится на нас как на опасных волшебниц. Опять-таки, многие видели, как мы в Селище ходили в церковь к ранней литургии».

«Поначалу, стоило мне лишь подумать об этом гигантском воздушном корабле, который невесомо скользит по ветру вместе с облаками – и я ощущала себя крошечной как мышка, затаившаяся в недрах огромного дома, в какой-нибудь норке. Это восторг и смятение перед лицом величия, которые порой испытываешь при виде восходящего солнца или бездонного звёздного неба. Смех замирает на устах, а слёзы – в глазах, едва представишь себе, в средоточии каких могучих сил находишься: громада корабля, мощь моторов… А теперь мне так славно! такое уютное чувство, словно я нежусь, окружённая заботой матушки и нянюшки. Или будто я ещё не рождена, и мне только предстоит выйти в жизнь. Это со мною не впервые, оно даже снилось раньше. Батюшка говорил, что античные философы считали это снами о первых днях, когда мировой кокон раскрылся под ударом Грома-и-Молота, и люди ступили на землю. Они, древние, верили, что кокон, как яйцо, снесла птица Феникс, живущая в Хаосе, и отправила яйцо вдаль по волнам безвременья, чтобы родиться вновь. Такого быть не может, этого нет в Святом Писании. Но сны всё-таки бывают».

«Мы собрались в моей каюте, сразу стало почти некуда ступить. У нас произошло чрезвычайное событие. Пока мы обедали, негодница Анчутка скушала свои вялые средние ножки – без остатка, вместе с костями. Ужас!».

– Свинья эдакая, как ты умудрилась-то? – дивилась Лара, сидя на корточках и осторожно исследуя пальцем кожу вокруг раны, оставшейся на месте пропавшей ноги. За неполные две трети часа – столько Анчутка была без присмотра, – ямки в теле покрылись струпом, и корки уже начали отваливаться, обнажая розовую молодую кожицу. По уму, каюта должна быть залита кровищей – но ни следа нигде! только куски засохшей ржаво-красной пены, большей частью растоптанные девчонками впопыхах.

– Дрянь! Пата, ты дрянь! – в слезах стенала Хайта, обняв смущённую любимицу за шею. – Не превращайся больше, не надо!.. Она становится другая! Уааа…

– Спасибо, что не на глазах, – забравшись на кровать с ногами, вздохнула Эри. – Как её теперь выводить в общество? Все на борту помнят, сколько было ног. Надо заранее условиться, что мы станем отвечать на вопросы…

– Да, и пятен на ней заметно меньше, – отметила Лис, оторвавшись от своих записок. – Надо её сфотографировать, пока вся не стала однотонная.

– Её скоро не узнаешь, – закончив с боками, Лара хлопнула пату по заду. – Золотой против полтины, что хвост короче стал. Шея!.. шея у свиньи, вы кто-нибудь такое видели? а тут, похоже, талия наметилась. Как это зовётся – э-во-лю-ци-я?..

– Трансформация, – уточнила Эрита. – Но с какой скоростью, боже… Хайта, что будет дальше?

Златовласка зарыдала, уткнувшись носом в свиное ухо. Не зная, как её утешить, пата нежно урчала и лизалась, моргая верхней парой глаз. Нижняя пара уже еле шевелила облезлыми вспухшими веками – углы нижних глазных щелей начали срастаться, а сами глаза потускнели и сморщились.

– Хайта, лапушка, не плачь, – присела погладить её и Лисена. – Это естественный процесс… наверное. Давайте думать, как нам быть с Анчуткой!

– Одеть на неё панталоны, – мрачно поднялась Лара, отыскивая глазами, обо что вытереться. – Когда она встанет на задние лапы…

– Ятэна! ятэна! – взвилась Хайта, от волнения перейдя на язык шахт. – Так нельзя! Она не должна…

– Это всегда бывает с патами? – Лара напряжённо оглядывала свиную тушу, в которой слабо, смутно, но уже явственно проступали очертания человеческого туловища… словно кто-то невидимый, разочаровавшись в прежней форме, неумело и смело лепил из этой живой массы нечто новое, сминая плоть и кости.

– Она слишком долго с нами, – стала объяснять Хайта, помогая себе жестикуляцией. – Она подражает, повторяет нас… как зеркало. Слова, голос, движение…

– Картерета бы сюда. – Эрита потянулась. – Пусть бы повторил лекцию о разумных машинах.

Испуганная Хайта вновь облапила преображавшуюся свинку – «Не отдам!»

– Не надо профессора! он живорез!

– Кого же именно она копирует? – Лисси внутренне содрогнулась, представив, что однажды утром увидит рядом своё аляповатое инопланетное подобие… с пятачком, ушами-лопухами и языком до пола.

Хайта замялась.

– Не кого… а вообще. Она видит, что человеку жить удобней… что девушек уважают.

– Эту страшилу? – подбоченившись, Лара скептически хмыкнула. – Ей до девушки как до Фаранге вплавь.

– Зачем ты её подзадориваешь?!..

Не успел разговор перерасти в спор, как в дверь деликатно постучали.

– Анчутка, брысь под койку! – вмиг распорядилась Лара грозным полушёпотом, показав пате кулак. Остальные в руководстве не нуждались – Эрита тотчас надела и застегнула куртку, неуловимо быстро скользнула ногами в ботинки, чинно села, Лисси оказалась за столиком, а злая и заплаканная Хайта – под столиком, прикрытая от двери своей юной хозяйкой и свисавшей скатертью. Представить невозможно, чтоб толстушка поместилась там – ан нет, сложилась втрое и, вроде, дышать перестала, хоть с собакой её ищи. Мастерица играть в прятки.

– Кто там? – хозяйским голосом спросила Эри.

– Прошу прощения, барышни – от кавалера Карамо, – ответили из-за двери. – Его благородие зовёт к себе ан Динц, по делу.

– Локация! – радостно ахнув, Лара бросилась влезать в крутку авиатора. – Три часа летим, уже пора!.. Ждите с новостями! я сейчас вычислю, где ещё один ключ лежит. Это тайна – только для сестёр девичьего пояса… Тссс!

Батя учил Ларинку, словно наследника по ремеслу: «Если кровля ладится легко, как песенка поётся – гляди в оба, подвох будет».

Так и случилось при локации, от которой Лара никаких заминок не предвидела. До каюты кавалера добежала – в один вдох, чуть над полом не летела: «Это мы враз – половинки сложим, ко лбу прижмём, деву ключа спросим, она всё лучом покажет!»

Тот вечный голос, что заточён в ключе, отозвался и указал. На карту легла новая линия, пересеклась с первой – получился узкий угол, вроде клинка-стилета. Как стрелка компаса, он упирался остриём в гористый район на границе между Церковным Краем и Святой Землёй, где ни дорог, ни селений.

– Совпадает, – едва дыша, в упоении шептал над ухом Карамо. – Почти строго на север от гробницы в Девине, за горами, «где говор быстрых ручьёв и птиц неумолчное пенье, в жарких дебрях дикарей», – по обыкновению книжника он тотчас подыскал старинную цитату. – Зал с наклонными стенами и постамент с нисходящим сиянием… Вы видели это сейчас, ан Ларита?

– Н-н-нет… – промямлила она. Сегодня голубой луч-указатель тонул в туманно-серой мгле, скрывавшей даль, а буревое вращение тьмы сменилось медленными, почти беззвучными волнами полумрака, будто гудящий центр там, в Кивите, примолк и работал вполсилы.

Но её смутило не это.

Рядом был медиум.

Лара почуяла его, едва приникнув к металлу ключа. Присутствие вещуна возникло на краю зрячего слуха как помеха; в первые мгновения она сочла его наводкой от каркаса дирижабля, но затем поняла – он живой, он на борту, поблизости. Плотно занятая локацией, она не могла рассмотреть его как следует; вдобавок он держал медиатор не на голове.

«Но я же одна здесь вещунья?.. Огонёк уплыл – тогда кто это?.. Вейский шпион? Или…»

Вся радость предвкушения – «Тра-ля-ля, о-ля-ля, лёгкая локация!» – куда-то сгинула, взамен возникла тёмная тревога, ожидание неведомо чего – добра ли, худа?.. Второй раз к ключу прикладываться?.. плох для поиска, надо обруч. Или шлем взять у Карамо…

А возбуждённый кавалер ходил взад-вперёд по каюте, будто отыскивал в ней пятый угол, и говорил сам с собой:

– Да! да!.. я почти уверен – это «храм бури». Святилище Ветра… каких-нибудь шесть-семь часов лёта от Скалистого Мыса… почти рукой подать! Определённо, девушки в экспедиции – к счастью!

«Можно мне шлем?» – изготовилась спросить Ларита, но тут некстати квакнул, открываясь, клапан переговорной трубы, и кавалер метнулся к нему:

– Я! слушаю!.. куда? хорошо, буду. – Он повернулся к Ларе. – Срочно вызывают в рубку управления. Ума не приложу, зачем я там понадобился… Ан Ларита, пока наши дела закончены. Продолжим после ужина, когда пролетим ещё миль триста. Если третий замер укажет в ту же точку… тогда сомнений не останется!

Домогаться шлема стало неуместно, а в чужой каюте остаться – против приличий. Лара ещё потопталась там, пока кавалер убирал карту и куски ключа, потом вышла. Торопясь в рубку, Карамо поспешно направился к трапу, и она осталась одна в коридоре, ведущем по правому борту от столовой к носовой части.

Он – кто бы он ни был, – находился где-то за изгибом коридора, слабо освещённого редкими жёлтыми лампами. Касаясь ключа, Лара ощущала егоименно там, в стороне стыковочного узла.

– Эй, – нерешительно позвала она, сделав несколько робких шагов. – Кто ты?..

Ей запомнилась неясная фигура, вроде тени, неподвижно стоящая за фанерной стеной, потом медленно идущая… повернувшая за угол. Затаившаяся. Как призрак, который почти набрался решимости выйти к людям, но ещё таится в сумраке.

Походка, осанка – мужские. Но не вейские. Вейцы держатся иначе. Значит, свой, имперский?.. Такой тонкий безликий силуэт…

«Наверно, надо было закричать, позвать матросов… Почему я о нём не сказала Карамо?..»

Во рту пересохло от волнения, сердце колотилось, но Лара потихоньку шла вперёд. Какая тут смелость?.. бывает, и от страха идут навстречу опасности… может, как раз чтобы страх рассеять, увидеть, что жуткая тень – просто пень, а огонёк загробный – не свечка в костлявой руке, лишь жучок-светлячок…

– Выходи, – сказала она громче, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Святыми Ларами клянусь, я тебе зла не сделаю. И ты поклянись…

– Клянусь, Ласточка, – одев обруч, ответил он сквозь стены, сквозь железные стержни каркаса. Тут она окончательно его узнала и поняла, отчего так бесстрашно (то есть, труся, едва не стуча зубами) шла ему навстречу. Потому что с самого начала где-то в глубине души знала, кто он.

Юнкер!

В том же наряде иноземного торгового агента, каким он явился ей у церкви Лавана в квартале оптовых купцов.

Без улыбки, с какой-то горькой гримасой на бледном тонком лице, Ларион быстро вышел к ней и приветственно махнул шляпой. Необшитый обруч мерцал на его челе как диадема опального принца в изгнании.

– Как ты… сюда пролез? – забыв страх, ощетинилась она, по-маминому уперев руки в боки. – Зачем, а?

– К отцу. – Он нервно дёрнул губами, сейчас куда более яркими, чем когда она его обкуренного застукала.

– Кавалер отлучился.

– Знаю. Я подожду его… в каюте.

– Ты это плохо придумал. Давай, я подготовлю кавалера? поговорю с ним… Я не хочу, чтобы вы подрались. Отдай мне револьвер.

Ларион, напружиненный как перед схваткой, сжал губы и отрицательно поводил головой, потом встряхнул волосами, нехорошо усмехнулся:

– Прости, Ласточка, что я лгу тебе. Видишь, какой я плохой сын?.. Ты гораздо лучше меня. Ты счастливая – у тебя есть отец и мать… а я даже не знаю, кем рождён. Но я узнаю. Бог ответит мне, когда я спрошу.

– Ты… – ошеломлённая догадкой, Лара метнулась глазами в сторону каюты кавалера. Слова Карамо эхом повторились в её голове: «Ключ позволяет лично обратиться к Богу».

– Да.

– Не смей… это кража!

– Кавалер не смутился взять добычу воровки. Он ведь смолчал о том, откуда взялась новая часть? да?.. Я так и думал. Значит, мы с ним на равных.

– Ларион, ну, пожалуйста! – взмолилась Лара, схватив Юнкера за рукав. – Я же клятву дала… и ты тоже! Хочешь, я тебе ту колыбельную спою, всю, целиком? только не делай этого…

Казалось, он скрипнул зубами, чтоб не поддаться на уговоры, а взгляд его, устремлённый на Лару, был полон боли и нежности, однако когда Лара украдкой взялась за рукоять револьвера и тихо-тихо потянула оружие из-за кушака, Юнкер мягко перехватил её руку:

– Если призвала Ларов – держи слово. Я должен… я обещал собирать ключ, и исполню это.

Но Лара продолжала торопливо убеждать:

– Один ты не сможешь. И для кого? для фаранцев?.. а твой отец ради всех громовников старается!

– Он сам не ведает, на кого работает, – туманно ответил Юнкер, отводя глаза. – Может, знал бы – перешёл бы на мою сторону…

– …так вы с ним никогда не помиритесь!

– И не жажду. Нам только стреляться с тридцати шагов осталось. Отпусти меня, Ласточка.

Разжав пальцы, она позволила ему идти дальше по коридору – и Ларион устремился к каюте, как молния, – а сама в отчаянии зажала рот ладонями, чтобы не закричать случайно: «Караул!»

Как же так?! Красивый парень, светлый кровей, обхождение знает… медиум! и с отцом в смертной ссоре! язычникам служит! что его так исковеркало?.. Ясно что – беззаконная любовь отцовская. Нельзя детей как попало родить, одно горе и муки от этого, будто проклятие.

Её целиком захватило смятение, душа словно вихрем кружилась – и Лара стала ощущать себя прозрачной. Эфирный ветер дул сквозь неё. То же случалось с ней раньше – когда расстрел по приговору принца не случился, когда после приезда мамы Руты поняла, что отделилась от семьи, и нет возврата, – и сейчас, словно тогда, потолок и стены сделались стеклянными, стала видна нижняя палуба, лестничные шахты, трубы и кабели над головой, даже командная гондола…

Бези, умница, советовала: «Если разволнуешься, закрой глаза и сосчитай до ста. Тогда оно пролетит мимо». Но это надо, надо видеть… иначе случиться что-нибудь непоправимое.

Ларион спешно складывал части ключа в кожаный кошель с завязками, чтобы упрятать под жемчужно-серыми сюртуком и приторочить там шнурком… Вот он принялся рыться в саквояжах Карамо, сейчас доберётся до карты… А там, у Лис, где собрались Тёмные Звёзды, забеспокоилась пата, стала рваться в дверь…

– Беги, – сказала она Лариону. – Беги, тебя услышали!

– Что? – вскинулся он.

– Ключ шуршит в твоих руках.

– Да что с нею происходит? – недоумевала Эри, оглядывая растревоженную пату. Анчутка то скулила, то ластилась к Хайте, то толкала рылом в дверь и рычала. Златовласка оттягивала зверину за поводок, цыкала на неё сердито, даже хлестнула пару раз, но тварь не унималась. Да и сама Хайта стала какая-то взъерошенная, озиралась, будто прислушиваясь.

Наконец, Анчутка рванула изо всех сил, распахнутая дверь хлопнула, и Хайта чудом удержалась на ногах, вылетая вслед за патой с криком: «Канииийку!» За ними кинулись и Лис с Эритой:

– Стой, куда ты?!

Ветром пронеслись они с левого борта в правый коридор, а тут…

За миг до их появления Юнкер скороговоркой, в упор спросил Лариту:

– Поможешь мне?

– Как? – пискнула она с трепетом.

– Будь моей заложницей. Не по-настоящему, клянусь честью. Только выиграть время.

– Ага, – кивнула Лара впопыхах, и Ларион левой рукой обнял её сзади за плечи, правой выхватывая револьвер.

Сроду Лару не обнимали парни. Наедине – чаще всего под одеялом, – она воображала, как это будет впервые. Вот он подходит и преклоняет колено… дарит цветы – ну, как положено. Потом встаёт, а она поднимает вуаль… обязательно вуаль, на свидание надо с вуалью. Берёт её за плечи и… и…

Иногда всё сбывается слишком быстро, чтобы поверить и обрадоваться. И совсем не так, как мечталось. Ларион притиснул её к себе, она ощущала спиной его сильное тело, даже кошель с ключом. Перед ней, мерах в трёх, рычала и выбрасывала язык-меч хищно прижавшаяся к полу пата, поводок в руках Хайты дрожал как струна, а позади неё вопили принцесса с графинькой, суматошно взмахивая руками:

– Отпустите её сейчас же!

– На помощь! кто-нибудь, помогите! Тут вооружённый бандит!

– Уберите собаку! – кричал Юнкер, пятясь вместе с Ларитой к стыковочному узлу. – Я буду стрелять!

– Это не собака! – всхлипнув от жалости к себе и Лариону, еле слышно провещала Лара. – Они бегут сюда, матросы!..

Точно – позади девчонок возникли, загалдели, заметались люди экипажа. Пока Юнкер отступил мер на шесть, в их руках уже появились карабины; девчонок неделикатно сграбастали и отпихали в тыл, а Хайта оттащила пату, пока бедную не запинали и не угостили прикладом. Вперёд вырвался – как успел со своим ревматизмом? – разъярённый, немного встрёпанный Карамо.

– Ты?! – воззрился он на сына с изумлением и гневом. – Что тебе нужно?!

– Отойдите все назад. Назад, я сказал!.. или я за себя не отвечаю! – Кожу на виске Лариты придавило дуло револьвера. – Не бойся. Никогда, – провещал он только для неё. Она со стоном, умоляюще уставилась на кавалера полными слёз глазами: «Кранты, теперь уж точно не помирятся!»

– Дайте мне уйти, тогда я её отпущу, – твёрдо проговорил Юнкер.

Карамо поднял ладонь, обращаясь к матросам, унтерам и кондукторам:

– Спокойно! Пусть идёт. Опустить оружие. Отступить на пять шагов…

Сердито бурча, экипажные повиновались. Всем – даже Ларе, – было ясно как божий гром, что идти чужому некуда. Дирижабль в воздухе, внизу пятьсот мер пустоты и необъятное море. Как бы он ни пробрался сюда, обратной дороги нет.

Разжав объятия, Юнкер кинулся по коридору, на бегу стволом разбивая лампы. Пока оцепеневшая Лара стояла на пути погони, он успел удалиться, потом её оттолкнули с дороги, и она оказалась в других объятиях, о которых, может быть, тоже втайне грезила – в руках Карамо:

– Вы целы? всё в порядке? бедная моя, вы совсем бледны…

– Я… ничего, я… – лепетала Ларита, следя за Ларионом.

– Вам надо прилечь. Откуда он здесь появился?

– Я не… – Лара поняла, что пора лгать, пока не записали в сообщники. – Отошла на галерею, посмотреть, и тут он… из каюты как выскочит…

– Из… – Карамо порывисто оглянулся, – …моей?

– Ага…

– Взять живьём! – закричал кавалер, бросаясь к каюте. – Позаботьтесь о барышне!

Заявление барышни «Я всех боюсь, никто не подходите, охраняйте меня!» сработало как приказ. Кондуктор с оружием встал у двери, Лара сжалась в пустой каютке, сдавив виски пальцами и наблюдая – кто и где находится. Пока волнение ей позволяло видеть через стены – лишь бы это не угасло! – она могла руководить Ларионом.

Милым, злосчастным Ларионом!

– Они заходят к тебе сзади, по шахте.

– Спасибо, Ласточка… как ты это делаешь?

– Не спрашивай. Дурак. Ты пропал, понимаешь? Карамо приказал схватить тебя.

– Я им не достанусь.

– Может, лучше сдаться?..

– Ни за что!

– А куда ты денешься?

– Не знаю, – выдохнул он обречённо.

Через эфир до Лары донеслись выстрелы. О, если б зажмуриться, не видеть!.. Но зрение показывало ей, как пороховые газы пламенем вырываются из дула, как пригибаются матросы, прячась от пуль Юнкера.

– Дурак! дурак! Ларион, вернись, пожалуйста, не лазь туда!.. там, наверху, картечница стоит!..

Он выбрался через дверь стыковочного узла и теперь лез снаружи по тканевой оболочке «Морского Быка», как паучок, цепляясь руками за тросы носового усиления. На скорости ветер сдул с него щегольскую шляпу, волосы развевались, прижатые лишь медиа-обручем. Над ним – только небо, под ним – лишь серебристая тонкая кожа «Быка», а внизу – гудящая пустота бездны.

– Если успеешь взобраться на хребет… в оболочке есть большая шахта, закрыта мембраной – там стоит летучая лодка. Такой дирижаблик, вроде поплавка.

– Ласточка, я тебе благодарен всем сердцем, но… они уже в пулемётном гнезде. Знаешь, я… я никогда не встречал такую девушку, как ты.

– Заткнись! – Лара поняла, что вот-вот разревёться.

– Ты добрая как ангел. Я буду помнить тебя – на громовом небе, в тёмном царстве, – куда попаду… Не хочу, чтобы ключ достался моему отцу. Лучше бы я отдал его тебе. Чёрт, не знаю, что мне делать!.. Жаль, что не дослушал колыбельную – её пела мать… Я помню, как во сне…

– Вернись, Ларион! вернись!..

– Незачем. У меня никого нет.

– Я! Есть я! Я тебя…

Она не успела договорить, когда в эфир лучом вторгся чужой голос, строгий и властный, идущий издалека с севера:

– Прыгай.

– Ты! уйди отсюда! куда ты его толкаешь?!– вскипела Лара. Стоило ей послать свой гнев в эфир, как невидимый медиум ударил по ней, словно из пушки. Она поперхнулась словами, её замутило – ещё удар, и в обморок. Ну, силища!..

В груди так больно сжалось, будто тисками сдавило. Лару дёрнуло от спазма судорожной икоты. Собравшись, она попыталась выполнить приём, подсказанный Юнкером: «Поставь стену в уме. Представь себе толстое стекло». Помогло не очень – от мощи заслонилась, но вещать на силача не могла.

– Прыгай,– повторил тот.

– Я разобьюсь! – воскликнул Ларион.

– Прыгай и верь мне. Сейчас!

– Не-е-е-т! – закричала Лара, сняв барьер, но Ларион разжал руки и заскользил по оболочке. Миг – он сорвался с круглого бока дирижабля и, трепыхаясь, как тряпичная кукла, полетел вниз, к зеркальному морю.

Вот тогда Лара – сильно, насколько могла, – захотела не видеть. Наверное, она кричала, раз кондуктор заглянул в каюту.

Но она успела заметить то, чего не сумела понять – стремительно летящее тело, похожее на птицу величиной с человека, поднырнуло под падающего вниз Лариона, подхватило его и унесло в северную сторону.